Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Советско-польские войны

Юлия Матюхина
Фавориты правителей России

Предисловие. Феномен фаворитизма

Фаворитизм (от франц. favoritism – «благосклонность») – один из интереснейших феноменов мировой истории.

Явление фаворитизма теснейшим образом связано с особенностями человеческой психологии. Разделяя людей на своих и чужих, на симпатичных и неприятных, на близких и неблизких, мы подсознательно проявляем благосклонность к первым и стараемся отдалить от себя вторых. Своим мы всегда рады, их решения кажутся нам более правильными, а поступки – более справедливыми и благородными, чем решения и поступки чужих. С симпатичными нам людьми мы более приветливы и вежливы, более сердечны и благожелательны. Мы не всегда можем внятно объяснить, почему один человек вызывает у нас доверие, тогда как другой в лучшем случае оставляет нас равнодушными. Каждый день мы сталкиваемся с мелким бытовым фаворитизмом, не замечая его или не связывая с этим явлением, о котором когда-то слышали на уроках истории.

Обычно, описывая какой-либо феномен, указывают время его зарождения, расцвета и упадка; называют предпосылки его возникновения.

Уникальность фаворитизма заключается в том, что он в той или иной форме существовал всегда. Вернее, с тех незапамятных времен, когда среди людей одной группы (семьи, общины, племени) стали выделяться лидеры.

Если уж следовать традиции и устанавливать истоки описываемого явления, можно сказать, что фаворитизм зародился в тот момент, когда некоему отцу пришло в голову разделить своих сыновей на верных и ненадежных. Верные, преданные воспринимались как опора и преемники. Им позволялось и прощалось много больше, чем вторым, ненадежным, которые автоматически попадали в разряд подозрительных и даже опасных.

Развивалось общество, развивался и фаворитизм. Из-под крыши семейного дома он перекочевал во дворцы, где обитает и по сей день.

Сегодня феномен фаворитизма подвергается всестороннему изучению. Его пытаются осмыслить и объяснить представители самых разных наук: истории, психологии, социологии, культурологии, политологии.

Ученые умы определили фаворитизм как социокультурное явление, широко распространенное при дворах правителей эпохи абсолютизма. Фавориты, как правило, пользуются особым расположением своего покровителя и часто благодаря его поддержке получают огромные власть, привилегии, деньги. Монархи вовсе не стараются скрыть свою симпатию к фаворитам. Напротив, они одаривают своих любимцев драгоценностями, поместьями, земельными наделами, жалуют им звания, титулы, ордена и прочие высокие государственные награды – словом, всячески стараются подчеркнуть особое положение этих людей. Таким образом правители пытаются купить преданность своих приближенных. Однако в душе каждого монарха таится страх того, что фаворит рано или поздно предаст его.

Страхом, подозрительностью, если хотите, ревностью правителей и обусловливается периодическая смена фаворитов. Судьба многих из них – это череда бесконечных взлетов и падений.

Фаворитизм вовсе не обязательно должен быть связан с любовными, эротическими отношениями между покровителем и его протеже. Скажем, фаворитами Александра I были его друзья: граф П. А. Строганов, граф В. П. Кочубей, князь А. Чарторыйский и Н. Н. Новосильцев. Вместе с государем они составляли так называемый «негласный комитет» минипарламент, пронизанный демократическим духом.

При Иване IV Грозном сложилась особая форма фаворитизма – опричнина. Опричники совмещали в себе роли советников, телохранителей, друзей и наперсников царя.

Но, конечно, чаще фаворитами становились любовники или любовницы правителей.

Назначая своих фаворитов на ключевые посты в государстве, монархи передавали им часть своих полномочий. История знает немало случаев, когда фаворит фактически играл роль всевластного государя, в то время как законный правитель развлекался, проводил время за пирами, охотой, балами, нисколько не интересуясь судьбой страны. И тогда участь государства полностью зависела от личности фаворита. Если волей случая на вершине власти оказывался человек мудрый, талантливый, честный и принципиальный, фаворитизм становился для страны огромным благом, спасая ее от недалекого монарха, не желавшего или не умевшего должным образом управлять государственной машиной. Если же единственным достоинством фаворита была безграничная собачья преданность монарху-самодуру, такие правления оборачивались злом для народа и государства и зачастую оканчивались трагически.

Так или иначе деятельность любого правителя, в том числе и фаворита, не может оцениваться однозначно – положительно или негативно.

Часто фигуры фаворитов связывают с определенными мифами, созданными при их жизни или после нее. Отличить мифы от реальности бывает непросто даже видным ученым.

Но тем увлекательнее становится тема фаворитизма в мировой истории. Не случайно же личности людей, волею судьбы оказавшихся у власти, не перестают притягивать внимание не только ученых, но и простых читателей.

Овеянные тайнами и легендами, окруженные ореолом недосказанности, неоднозначные и противоречивые, фавориты в меру своих сил и способностей творили Историю. О таких людях и пойдет речь в этой книге.

Глава 1. Фавориты и фаворитки киевских и московских князей

Фавориты Рюрика: Олег, Аскольд и Дир

История знает несколько версий происхождения киевских князей. Предпочтение отдается классической летописной истории о «призвании варягов». Согласно древним летописям варяги, скандинавские племенные вожди, были предводителями русских дружин в военное время. Одним из таких предводителей называют Рюрика, сына норвежского короля и Умилы – дочери новгородского старейшины Гостомысла. Призванный новгородским народом на княжение, Рюрик пришел со своей дружиной в район Ладожского озера и согласно летописи стал править в Новгороде с 862 г., а его дружинники – в других городах русской земли.

Следует сказать, что варяги находились в привилегированном положении: во время похода им полагалась большая доля добычи, с ними советовался князь, в то время как дружинники-славяне выполняли остальную работу. Иноземцев защищал и закон, по которому за убийство или оскорбление варяга полагался большой штраф. Историки объясняют это тем, что, будучи варягами по происхождению, киевские князья комплектовали дружину преимущественно из своих дальних родственников. Дополнительное количество воинов набирали из русичей. Термина «фаворит» тогда еще не существовало, но летописный термин «отроки-други», с которым князь обращался к своим старшим дружинникам (варягам), как нельзя лучше характеризует их приближенное положение. Для русских, младших дружинников, существовали иные термины: «гриди», «дети молодшие» и др. Фаворитами в смысле приближения к князю становились преимущественно ближайшие родственники (родные и двоюродные братья, жены, дядья) либо самые сильные, умные или хитрые дружинники. То есть внимание высокой особы можно было завоевать, обладая родственными связями с ней и (или) выдающимися личными качествами. Такие люди занимали привилегированное положение, становились сотрапезниками князя, пользовались его доверием. Они могли стать советниками, воеводами, отправлялись в завоевательские походы – собирать для князя дань в «своей и чужой земле». Так, пришедшие вместе с Рюриком Аскольд и Дир были отправлены им в поход на Константинополь. Представители киевского князя в таких случаях имели полномочия от его имени и от имени управляемого им народа заключать с византийскими императорами договора о сотрудничестве и ненападении. Разумеется, только лучшие из лучших могли выполнить эту миссию, те, которым князь доверял, как себе.

Поскольку в те времена власть и безопасность князя зависели от его личных качеств и верности его людей, фавориты назначались управителями подвластных ему городов или правителями при малолетних детях умершего князя, как например Олег.

Судьба приближенных Рюрика – Олега, Аскольда и Дира, также правивших в землях Киевской Руси, – наиболее полно отражена русскими летописями и дает некоторое представление об истоках русского фаворитизма. Жизнь в Древней Руси не была безоблачной, и кровавая борьба за власть, интриги и конфликты между «пришлой» и «местной знатью» тогда также имели место, как и много веков спустя, – при Иване Грозном или первых Романовых.

Олег (? – 912)

Олег, родственник и дружинник Рюрика, прибыл вместе с ним на Ладожское озеро. Год его рождения неизвестен. Но известно, что князь приблизил его к себе и имя Олега упоминается в дворцовых книгах византийских императоров вместе с «конунгом славян» и его племянниками Игорем и Яканом, а также другими варягами из «ближнего круга». Олег отличался завидным здоровьем, богатырской силой и ловкостью – этот былинный образ подкрепляется археологическими находками. Известно, что двуручный меч весил около 25 кг, а в бою им надо было умело орудовать. Боевая секира викингов могла весить и 15, и 20 кг, а если добавить к этому доспехи, пусть кожаные, но окованные железом, шлем и металлические поножи (специальные голенища, защищавшие ноги воина от щиколотки до колена), то выяснится, что рядовой дружинник должен был носить на себе как минимум 40 – 50 кг практически постоянно. Дружинник обязан быть выносливым, от него к тому же требовались воинская смекалка и безоговорочная преданность князю. Именно таким и должен быть будущий новгородский или киевский князь – поистине «первый среди равных».

Почему Рюрик не отправил Олега в поход на Константинополь вместо Аскольда и Дира, для историков является загадкой. Возможно, в начале его правления опытные дружинники Аскольд и Дир пользовались у него большим доверием. Возможно, военное мастерство Олега требовалось на не слишком гостеприимной новгородской земле – подробности остаются неизвестными. Скорее всего, в период первого константинопольского похода Олег был, по понятиям того времени, слишком молодым и не зарекомендовал себя таким искусным дипломатом, как, например, Аскольд. Возможно, что эта неприязнь к «обошедшим его на полкорпуса» Аскольду и Диру не давала ему покоя все годы правления Рюрика и в конечном итоге и стала истинной причиной гибели киевских правителей. Версия о том, что «вечно второй» Олег тяготился своим подчиненным положением, может быть признана спорной. Тем не менее его активное участие в константинопольских походах, подавлении новгородского восстания Вадима и решительная борьба с кочевниками указывают на характер агрессивный и деятельный. То, что Олег с общего согласия назвал себя представителем княжеского рода, свидетельствует об имевшихся у него определенных правах на престол или вассальное правление и амбициях, оставленных без внимания как самим Рюриком, так и новгородской аристократией.

До захвата Киева согласно летописи Олег предпринял военные набеги на территории любечских и смоленских славян. Эти атаки оказались успешными, так же как и вторжение в Киев, и весьма укрепили положение Олега среди дружины как «первого среди прочих». «Ознакомительные» набеги русичей на Константинополь в 860-х гг. становятся во время его правления почти традицией. Подчинив Киеву ближайших соседей – радимичей, древлян и северян, Олег не только расширил подвластную территорию, но и существенно пополнил киевскую казну. С непокорными тиверцами и уличами он воевал неустанно в течение всего своего правления. Правда, осадившие столицу Киевской Руси угры стали исключением из общего правила. Их не только не удалось победить, но даже пришлось заплатить им выкуп, и только после этого они убрались восвояси.

Интересно, что не имевшему серьезных конкурентов в киевских землях Олегу невероятно везло. Его мечту о самостоятельном княжении можно считать сбывшейся. Более того, в 907 и 911 гг. он совершил два победоносных похода на Константинополь. И от своего имени в кругу своих дружинников он подписал с византийским императором договор о контрибуции и дальнейшем сотрудничестве.

Конечно, указанное в летописи число воинов Олега (80 000 человек) кажется современным историкам фантастическим, но не подлежит сомнению, что его армия была действительно велика и устрашающе боеспособна.

В связи с этим хрестоматийный рассказ об «Олеговой хитрости» представляется характерной иллюстрацией его тактической смекалки и воинской доблести. Перегородившие акваторию порта металлическими цепями греки также проявили военную хитрость и рассчитывали надолго избавиться от алчных завоевателей. Но приказавший за одну ночь донести корабли на руках до ворот Константинополя Олег совершил настоящую «психическую атаку», против которой византийцы не устояли. И главным приобретением Киевской Руси в этом походе стала не столько огромная дань, сколько заключение договора, разрешавшего русским купцам торговать без уплаты пошлины и таможенных сборов (за счет чего регулярно и пополнялась казна Византии). Это было признаком экономической стратегии, пусть и в начальном варианте. В мирном соглашении от 911 г. Олег именуется «великим князем». Этот договор «о вечном мире и ненападении» также имел большое дипломатическое значение, высоко поднявшее престиж Киевской Руси за рубежом.

По одной летописной версии, Олег скончался в 912 г., по другой – в 922 г. Все источники упоминают поэтическую версию гибели Олега «от своего коня», но приписывают ей вполне прозаическую причину – отравление змеиным ядом. Тем не менее в общем-то чуждый мистики, проницательный и достаточно прагматичный варяг в былинах XII – XIV вв. отождествляется с непобедимым князем-колдуном Волхом Всеславьевичем, что свидетельствует о том почтении, которое испытывали соплеменники к его выдающимся уму и физической силе.

Аскольд (? – 882) и Дир (? – 882)

Аскольд и Дир согласно летописным данным являлись дружинниками Рюрика. И хотя история первых киевских князей имеет множество разночтений, доподлинно известно, что они не были его родственниками, но пользовались большим доверием новгородского князя. Именно их он послал во главе завоевательского похода на Константинополь в 864 – 866 гг. (примерная датировка летописью). Согласно одной из версий буря помешала Аскольду и Диру добраться до византийской столицы, и, убоявшись княжеского гнева, они решили не возвращаться в Новгород, а сами стать князьями в земле полян. В те времена поляне не имели своих князей, сообщает летописец, но платили дань хазарам и терпели от них притеснения. Аскольд и Дир предложили полянам защиту в обмен на тот «взнос», который прежде доставался хазарам, и стали править.

По другой версии, они с самого начала не собирались нападать на Константинополь, так как Аскольд якобы уже был христианином. И с самого начала, отправляясь в поход, они надеялись стать независимыми князьями, а не «служить под началом». В дворцовой книге византийских императоров среди совершивших поход варягов и русов их имена не упоминаются, а это значит, что до Константинополя они не дошли. В Киеве народ под их властью жил мирно и спокойно и был доволен своими правителями.

Против этой версии говорит отсутствие каких-либо репрессивных мер со стороны Рюрика по отношению к своим «боярам», нарушившим приказ.

Известно, что в Новгороде местная власть не была довольна правлением варягов. В летописях упоминается восстание Вадима (очевидно, представителя аристократии русичей), убитого по приказу Рюрика. После подавления восстания часть новгородской знати бежала на киевскую землю под защиту Аскольда и Дира, и это очень возмутило Рюрика и его воевод, одним из которых был знаменитый Олег.

Польские летописные хроники считают и Аскольда, и Дира младшими родственниками Рюрика, которые имели прав на киевский престол значительно меньше, чем сын Рюрика Игорь и другой его родственник – Олег. Поэтому их убийство Олегом осталось безнаказанным, так как послужило возмездием за самовластие.

Неклассические летописи, например Иоакимовская, известная только в пересказе историка XVIII в. В. Татищева, утверждают, что Аскольд и Дир княжили не одновременно, но один после другого, причем Аскольд был варяжским князем, а Дир – славянским, и имя его переводилось, как «зверь». Подобные сведения можно почерпнуть и в заметках арабских путешественников раннего Средневековья, но эта версия остается спорной.

Все источники сходятся на том, что после смерти Рюрика (в 879 г.) мирному существованию киевских князей угрожал другой фаворит Рюрика – Олег, постепенно сосредоточивший в своих руках власть и влияние в новгородских землях. Через три года Олег, ставший регентом-соправителем при малолетнем Игоре, появился у ворот Киева. Согласно летописным источникам богатая киевская земля привлекала его уже давно, а удобное расположение города вблизи от известных торговых путей служило стимулом для объединения новгородских и киевских земель под своим началом. Разумеется, свои интересы Олег отождествлял с интересами семьи Рюрика. Ради этого ему казались приемлемыми любые средства: выманив обманом Аскольда и Дира из-за городских стен, он предательски убил их в присутствии своей дружины и юного князя.

О мире и спокойствии, царивших тогда в киевских землях, говорит и тот факт, что Аскольд и Дир вышли к Олегу безоружными и не имея под одеждой даже легких доспехов, что облегчило задачу Олега. Подобная бесхитростность, стоившая им жизни, объясняется их уверенностью в собственной безопасности и тем влиянием, которым они пользовались на подвластной им территории.

Перед тем как казнить безоружных киевских правителей, Олег объявил, что карает их по праву, так как они, будучи не княжеского рода, захватили власть в городе и окрестностях. Власть, как объяснил Олег (по словам летописца), должна принадлежать потомственным князьям, т. е. Игорю или ему, Олегу. Интересно, что ни дружинники, ни киевский народ не вступились за Аскольда и Дира, а это доказывает, что аргументы Олега они сочли правильными. После чего некто Ольма, которого разные источники считают то дружинником Аскольда, то местным купцом, похоронил убитых. Причем над могилой Аскольда воздвигли церковь, а над могилой Дира – нет. Историки видят в этом обоснование того, что Аскольд к тому времени уже был крещен в христианство (называют даже данное ему имя Николай), а Дир оставался язычником, как и многие другие рядовые варяги и киевские князья.

Фавориты Игоря Старого: Прекраса (Ольга), Свенельд

Сын Рюрика Игорь Старый, как его иногда называют, буквально вырос на руках своего «дядьки» и соправителя Олега и стал самостоятельным киевским князем только после его смерти. Если верить летописным свидетельствам, то в 882 г. ему было 3 или 4 года. Игорь получил киевский престол по наследному праву, но вопреки околоисторическому расхожему мнению никогда не находился в чьей-либо тени. Все уже было решено за него еще до начала его правления. Личную власть в Киеве он получил согласно летописной традиции уже взрослым человеком, и от него требовалось только поддерживать сложившийся порядок. Когда через несколько десятилетий после смерти Олега Игорь на правах «друга-захватчика» посетит Константинополь (в 941 г.), то услышит от византийского императора предложение «взять ту дань, что обычно брал Олег, с добавлением».

Это значит, что ужас, который наводили дружинники Олега на византийцев, был настолько силен, что сохранился и много лет спустя после его визита. Кроме того, сам Игорь зарекомендовал себя настолько хорошим воином, что даже непомерная «плата за мир», навязанная Олегом в качестве обязательного условия дружбы и сотрудничества, не казалась императору слишком высокой. Постоянно воюя с хазарами, византийцами и буртасами, Игорь практически не бывал дома и нуждался в надежной опоре, верных людях, которые могли бы «присмотреть» за государством в его отсутствие и собрать необходимую дань с подвластных народов. Эти же люди после его гибели, вызванной непомерной жадностью, а точнее, вынужденной погоней за средствами, и должны были встать у руля Киевской Руси до совершеннолетия его малолетнего сына Святослава.

Такими надежными сподвижниками стали самые близкие для Игоря люди – жена Ольга и ее брат (по другим источникам, младший дядя) Свенельд, служивший у него воеводой. Не слишком давно покоренные соседние племена бунтовали.

Постоянные войны, которые вел Игорь Старый, требовали материальных и человеческих ресурсов. Это вынуждало князя идти на поводу у дружины и не могло закончиться хорошо.

Поэтому политика, проводимая доверенными лицами киевского правителя, с одной стороны, укрепляла их личную власть, а с другой стороны, должна была привести и к укреплению государства в целом.

Прекраса (Ольга) (894 – 969)

Верная спутница киевского князя, известная из источников под именем княгини Ольги, происходила из города Пскова, из уважаемой, но небогатой варяжской семьи. Источники упоминают, что с Игорем Ольга познакомилась у реки, где она, переодетая в мужскую одежду, была перевозчиком. Называют и славянское имя девушки – Прекраса, которое, возможно, являлось обычным для тех времен прозвищем. Былинный образ девицы-богатырши, с одной стороны, говорит о недюжинной предприимчивости будущей княгини и некоторой авантюристической жилке в ее характере. С другой стороны, показывает сложное материальное положение ее семьи, в которой дочь не имела возможности «сидеть в тереме за прялкой», а должна была помогать родным зарабатывать на жизнь. Конечно, это свидетельствует и о превосходной физической подготовке, и об умении постоять за себя (в случае необходимости).

Некоторые источники утверждают, что Ольга происходила не из варяжского рода, а из семьи болгарских правителей. Эти сведения, хотя и разделяются частью исследователей, но на самом деле могут также говорить только о наличии славянского компонента в ее родословной. По одним летописям, свадьба Игоря и Ольги произошла в 903 г., по другим – много позднее; известно только, что одним из сватов выступал знаменитый Олег, высоко оценивший ум, красоту и проницательность княжеской невесты. Известно, что, кроме будущего киевского князя Святослава, у Игоря Старого и Ольги были еще несколько детей. Некоторые данные указывают на то, что у Игоря было несколько жен (по языческой традиции), но Ольгу он любил больше всех, и именно она оставалась в качестве местоблюстительницы управлять государством, когда Игорь пропадал в бесчисленных завоевательских походах.

Имя Ольги упоминается в дворцовых книгах византийских императоров, которые перечисляют европейских правителей того времени. Русско-византийский договор 944 г. называет Ольгу «правительницей русов» и владычицей их земель. Это показывает, каким влиянием пользовалась Ольга как в русской земле, так и в Византии. Через год после своего появления в Византии Игорь трагически погиб от рук древлян. Сама гибель его, связанная в источнике с алчностью русского князя, обусловлена постоянным ведением завоевательских и оборонительных походов, которые осуществлял Игорь. Более того, он был, как представляется ряду исследователей, вынужден идти на поводу у дружины, требовавшей дополнительных средств, и поэтому отправился к древлянам за повторной данью. Дружина обеспечивала князю и государству безопасность и регулярный сбор налогов с покоренных земель. Взамен этого она ожидала привилегий и дополнительного, увеличенного содержания, иначе, «возроптав», по норманнскому обычаю могла уйти к тому, кто предоставил бы ей лучшие условия. Разумеется, древляне не видели иного выхода, кроме физического устранения князя. Кроме того, в этом воинственном и сильном народе еще сильна была память о прежних вольностях, и потому его вождями был придуман беспроигрышный ход: к убитой горем Ольге, оставшейся с малолетним сыном на руках, прислали древлянских старейшин-сватов с требованием выйти замуж за древлянского князя Мала. Был ли древлянский вождь лично повинен в гибели киевского князя, об этом источник умалчивает. В случае согласия Ольги (или киевских старейшин) как полагали древляне, их народ получил бы независимость и власть над всей территорией Киевской Руси. Ольга и ее советники по заслугам оценили древлянскую хитрость. Убийц князя Игоря следовало наказать, да так, чтобы надолго отбить и у них, и у любых других «сепаратистов» желание противостоять власти киевских правителей. Отсюда и берет начало легенда о «кровожадности Ольги». Нет, это была хорошо спланированная акция по устрашению, намного превосходившая тот ущерб, который нанесли древляне Киевской Руси. Кроме того, так как во время этих карательных операций погибли практически все древлянские старейшины (т. е. лучшие и умнейшие представители этого народа), в древлянской земле буквально не осталось тех, кто в дальнейшем смог бы придумать и осуществить какой-либо достойный по силе и хитрости акт возмездия. Это было целенаправленное уничтожение самых авторитетных и достойных соперников, а оставшиеся, частично обращенные в рабство, были слишком слабы и напуганы для того, чтобы задумываться о мести. Ряд исследователей считают, что первая месть Ольги (захоронение в ладье древлянских послов) имеет свой исток в древнем норманнском погребальном обряде и явно доказывает варяжское происхождение правительницы Киева. Ее иноземное происхождение выдает и полное пренебрежение к родовым законам гостеприимства в трех основных случаях легендарной мести: убийства сватов, посланных древлянами, в ладье и бане, а также на поминальной тризне по Игорю, когда захмелевшие безоружные гости были перебиты киевскими дружинниками. После этих жестоких, но решительных поступков авторитет первой русской княгини вознесся на небывалую высоту. То, что ей безоговорочно повиновалась дружина Игоря, является свидетельством признания Ольги полноправной преемницей киевского князя. Она заслужила почет и уважение и как верная жена, отомстившая за любимого мужа, и как государственная деятельница, остроумным и надежным, но крайне бесчеловечным способом избавившая государство от мятежников.

Летопись сообщает, что через год, в 946 г., Ольга лично возглавила поход на древлян, с тем чтобы окончательно подчинить Киеву их мятежную землю. Некоторые исследователи связывают это с ритуальным годичным поминовением убитого князя Игоря.

После своего сокрушительного поражения в бою уцелевшая древлянская аристократия затворилась в своей столице, приготовившись выдержать долгую осаду. Тем временем Ольга использовала предоставившуюся возможность для того, чтобы пройти «вдоль и поперек» древлянскую землю. Властью своей она установила единые для всей киевской земли правила сбора дани и налогов и сформировала административные округа с преданными ей людьми, тем самым показав свою справедливость. Основанные ею села и крепости (погосты) служили укреплению государства и развитию торговли, а сборы, получаемые с них, пополняли ее личную казну. В источниках не указано, что репрессии киевской княгини затронули простых древлян, охотников, рыболовов и землепашцев. Гнев ее касался представителей родовой аристократии, хранившей верность докняжеской независимости. По возвращении из этого похода Ольга предприняла еще одну попытку взять приступом столицу древлян – город-крепость Искоростень. Но здесь ее ждала неудача. А долгая осада измотала бы утомленных походом дружинников и не факт, что закончилась бы их легкой победой. Отступить же после стольких затраченных усилий Ольга не могла. Военная хитрость и холодный расчет в очередной раз сослужили ей хорошую службу. Считается, что приведенный в летописи пример о взятой с древлян дани в виде живых птиц первоначально использовался еще древнегреческими историками. В таком случае начитанность Ольги имела еще и практическое значение. Превращенные в живые зажигательные снаряды, птицы ринулись в город, сея разрушения и панику среди его жителей. Деревянная крепость древлян выгорела за считанные часы. Это стало полным поражением мятежного народа и триумфом киевской княгини, с богатой добычей и толпой пленных вернувшейся из опасного похода.

Следующие три года Ольга провела в «устроении» своего государства. Летопись упоминает каменные города, церкви и терема, построенные княгиней в разных частях страны. История ее жизни является примером подчинения личного интереса государственному, личного счастья – благополучию страны. Рано возмужавший сын ее Святослав словно бы наследовал судьбу своего отца, проводя в походах свое основное время. Управлять Киевским государством приходилось княгине Ольге. Но государственные интересы требовали не только сохранять и приумножать имеющиеся ресурсы, но и достойно представлять державу за рубежом. Христианские правители Европы не могли не презирать государство язычников и соответственно рассматривать его как более или менее легкую добычу, рассчитывая на покорение дикого и неграмотного народа, жившего на зависть богато и спокойно. Успешный государь того времени, равный среди равных, должен был быть христианином. Ольга и ее советники это понимали. Киевская княгиня, по некоторым данным, уже к тому времени была христианкой. Об этом в том числе свидетельствуют и наличие в ее свите священника Григория, упомянутого в византийской дворцовой книге, и постройка ею церквей, и богатые дары церкви Святого Николая, возведенной над могилой убитого Олегом Аскольда. Было ли принятие Ольгой христианской веры делом глубоко личным – для водворения мира в душе или исключительно политическим, сказать трудно. Но определенно известны ее попытки обратить «к истинной вере» собственного сына Свято слава. Попытки эти не увенчались успехом. Удачливый и бесстрашный воин, он только отмахивался от ее уговоров и был по-своему прав: его закаленная в боях дружина состояла из неисправимых язычников. Уже позднее чуть не погибли послы епископа Адальберта, призванные в страну для того, чтобы распространить христианство в Киевской Руси. Поэтому политический акт принятия общепризнанной в Европе веры Ольга взяла на себя. С этой целью в 955 г. состоялась ее поездка в Константинополь, организованная для того, чтобы закрепить международный авторитет Киевской Руси.

Немногие знают, что в те времена новообращенному государю-христианину или рыцарю полагались богатые подарки (в случае Ольги – от византийского императора) и прощение грехов как прошлых, так и будущих (речь не шла о тяжких преступлениях). Кроме того, им были обеспечены покровительство и помощь европейских государей и византийского императора.

Поскольку с Византией еще со времен Рюрика и Олега отношения у Киевской Руси были весьма неоднозначными, наладить их под благовидным предлогом крещения великой княгини представлялось весьма уместным. К слову сказать, византийский император давно подумывал о присоединении к своей державе, постоянно нуждавшейся в дополнительных источниках дохода, богатого Киевского княжества, в которое столько раз уходила немалая доля его казны. Недвусмысленное предложение о браке (уже который раз по расчету и против ее воли) Ольге помогла отклонить врожденная хитрость. На ее родовом гербе можно было бы написать: «Соглашайся, но поступай по-своему». Этот основополагающий дипломатический принцип лег в основу ее государственной стратегии. Тем более, что при византийском дворе положение почетного гостя порой легко нивелировалось до участи знатного пленника, заложника, а то и узника. И далеко не каждый знатный посетитель, вошедший в императорский дворец, выходил оттуда на следующий день (если вообще выходил). Предложение Ольги о предварительном крещении император воспринял как ничего не значащую уступку и даже вызвался сам быть крестным отцом прелестной язычницы. Их будущее бракосочетание сулило ему немалые выгоды, а дальнейшая судьба киевской княгини мало кого волновала. Она могла навеки исчезнуть на женской половине императорского дворца, могла быть незаметно пострижена в монахини; имелись и не столь гуманные варианты, весьма распространенные в те времена. Но Ольга по достоинству оценила факт публичности крещения и последующего сватовства императора и постаралась максимально использовать это. Ведь на пышном торжестве крещения присутствовали посланники европейских государей, высшие церковные иерархи, цвет аристократии цивилизованных стран. И когда обнадеженный предстоящей женитьбой император Византии, богато наградив новообращенную крестницу дарами и комплиментами, предложил ей свои руку и сердце, ничуть не сомневаясь в положительном ответе (в силу тех или иных причин), то со знаменитым остроумием ему ответили, что с дочерью, даже крестной, брак быть заключен не может. Это противно всем религиозным и человеческим законам. Такого коварного удара император не ожидал. Но культура средневекового публичного диспута требовала от него «сохранить лицо» в присутствии стольких важных особ, и император был вынужден подчиниться обычаю. Ольга благополучно вернулась домой, в очередной раз отстояв престиж и независимость своего государства. И только византийский летописец отметил ее «неблагодарность».

После этого Ольга спокойно прожила еще тринадцать лет. В ее жизни не было больших потрясений. Она по-прежнему занималась укреплением и устроением Киевской Руси, а ее сын Святослав, как когда-то муж Игорь, пропадал в походах, оставив на нее малолетних детей и державу.

В 961 г. она осуществила еще одну безуспешную попытку пригласить в Киев христианских миссионеров. Однако время для крещения Руси еще не наступило. Разногласия в вопросах веры и стремление расширить пределы государственных границ побудили Святослава поселиться отдельно, оставив столицу, и его новой резиденцией стал город Переяславец. Поглощенный войной с болгарами, он едва успел прогнать осадившие однажды Киев печенежские орды. Ольга и дети Святослава затворились в Киеве, приготовившись выдержать осаду. Это потрясение тяжело сказалось на здоровье княгини, и она оставила сына в Киеве, предчувствуя печальный исход своей болезни. Ольга скончалась летом 969 г. и была похоронена любящим сыном по христианскому обряду. Исторические памятники великой княгине находятся во Пскове, который она повелела украсить каменными строениями, в белорусском городе Коростене и Киеве. Псковская набережная и старинный мост в этом же городе до сих пор носят ее имя.

Свенельд (? – 980)

Воевода Свенельд, безусловно, был фаворитом киевского князя Игоря, настолько сильным было его влияние и при этом правителе, и при его преемниках – князьях Святославе и Ярополке. Согласно историческим источникам Свенельд, варяг по рождению, приходился родственником княгине Ольге и в полной мере воспользовался предоставленным ему правом оказывать влияние на ее супруга. В ранней истории Киевской Руси имя Свенельда практически не встречается. Во время правления Олега Свенельд, по-видимому, участвует в походах против мятежных соседей киевлян – древлян и уличей. Поскольку летопись изображает его прославленным воеводой, фаворит князя должен был по устоявшейся традиции быть настоящим богатырем и при этом обладать недюжинной боевой смекалкой. Воеводу Икмора, вместе с которым Свенельд в 941 г. участвовал в походе на Константинополь, византийская летопись рисует именно таким. Свенельд пользовался большим доверием Игоря, для которого он собирал полюдье среди непокорных древлян. Судя по тому, что у воеводы была своя дружина (т. е. он сам содержал ее), его авторитет был не ниже, чем у киевского князя, а среди своей дружины – безусловно, выше. Так, своих ратников согласно летописи Свенельд обеспечил так, что они были одеты лучше, чем воины Игоря, и оружие у них было выше классом.

Конечно, выполняя волю киевского князя, и фаворит, и его дружина не забывали о личной пользе и, скорее всего, вели себя как захватчики на чужой территории, не брезгуя порой и откровенным грабежом.

Игорь ничего не спросил со Свенельда, а предпочел второй раз взять дань с одних и тех же древлян, чтобы не ссориться с фаворитом и сохранить свой престиж в личном войске. Это свидетельствует, по мнению исследователей, как о высоком авторитете Свенельда, так и о том, что древлянская земля не была отдана ему в «кормление», иначе миролюбивый киевский князь нашел бы другой источник дохода для своей дружины. В то время основным источником пополнения княжеской казны были полюдье и завоевательские походы; древляне были одним из немногих подвластных племен Киевской Руси, и с помощью этой «золотой жилы» и обеспечивал себя фаворит. Игоря и Свенельда связывали не только государственные интересы. Это было своего рода боевое братство, так как верный воевода сопровождал князя во всех крупных походах: на Византию в 941 г., в Закавказье в 943 – 944 гг. и на усмирение древлянских племен в 944 г. Правда, во время «второго побора» Игоря Свенельд уже достиг Киева и не мог находиться рядом с князем в момент его гибели. Тем не менее именно фаворита некоторые историки считают косвенно повинным в гибели киевского князя. Развивая эту мысль, можно предположить, что после смерти Олега Игорь был единственным, кто стоял между государственной властью и Свенельдом. После гибели Игоря верный воевода и воспитатель малолетнего Святослава Асмуд возникают рядом с княгиней Ольгой. Они сопровождают ее во время наказания древлян, в византийской поездке. Можно предположить, что именно благодаря Свенельду и Асмуду молодой Святослав постигал воинское мастерство. Воевода сопутствует молодому князю во всех походах (на хазар, ясов и касогов, болгар), выступает его верным помощником и советчиком. Он является воспитателем малолетних сыновей киевского правителя – Ярополка, Олега-младшего и Владимира, отдавая предпочтение Ярополку как будущему наследнику первой руки. Тем не менее, сопровождая Святослава в его последнем походе на греков в 971 г., из которого киевский князь уже не вернется, фаворит предупреждает его об опасности выбранного пути возвращения и оставляет своего воспитанника и повелителя, отправившись другой дорогой и благополучно достигнув Киева. Святослав, как известно, потеряв в бою значительную часть воинов, погиб в битве с печенегами. Трон в Киеве занимает его старший сын Ярополк, а при нем – его бессменный «дядька» Свенельд. Ведущую роль при киевских князьях фаворит распространяет и на своих сыновей – Люта и Мстишу. Лют, пользуясь влиянием своего уважаемого отца, по-прежнему продолжает охотиться на бывших древлянских территориях, несмотря на то что они по завещанию Святослава отданы во владение его сыну – Олегу-младшему. И всем это видится в порядке вещей. Во всяком случае недовольных голосов не было слышно. Можно объяснить привилегированное положение воеводы Свенельда его беспримерными удачливостью и чутьем, военной смекалкой и практической хваткой, умением оказаться в нужном месте в нужное время и др. Историки объясняют это проще – молодое Киевское государство во многом несло на себе отпечаток былых родовых и семейных традиций. И отношения среди варяжской аристократии, князя и его воевод во многом носили патриархальный характер, а не строились по иерархическому принципу «хозяина и слуги». Пребывание представителей элиты на данной территории носило условно-временный характер, особенно в первом – втором поколениях.

Старшие по возрасту воеводы, бывшие к тому же дальними родственниками князя, как бы опекали его, направляли его политику, пусть и не без выгоды для себя, в необходимое русло. Их сыновья росли вмес те с молодым князем, в их отношениях присутствовали некий дух товарищества и в то же время чувство соперничества.

Но четвертое поколение князей выросло однако в условиях более или менее сформировавшейся иерархии, когда каждая данная территория уже принадлежала им по наследству, и они требовали от своих сверстников-товарищей и дружинников соблюдения положенной субординации. Поэтому Олег-младший, сын Святослава, застигнув Люта охотящимся на своей древлянской земле, убил его за проявленную дерзость. И с подобным ничего сделать было нельзя. Наступило новое время со своими законами, и к этому следовало привыкнуть. Свенельд же не оставил убийство сына безнаказанным. Не в его правилах было отступать от устоявшихся традиций. И дело не в том, что Люту негде было охотиться. Издавна Свенельд считал себя вправе вольно чувствовать себя на княжеских землях, так как он и его дружина обеспечили эту территорию князьям. И за пренебрежение к этим принципам Олег жестоко поплатился. С коварством испытанного воина Свенельд развязал братоубийственную войну, натравив на Олега его родного брата Ярополка, как гласит летопись, в 977 г. Он хорошо знал цену братской любви русских князей. Это при нем согласно летописи язычник Святослав казнил за христианскую веру своего единокровного брата Глеба. И Олег погиб от руки своего брата Ярополка. Прямой вины Свенельда и в этом случае не наблюдается. Известно, что молодой Святославич упал с коня в ров и погиб в нем во время нападения Ярополка. Но «рука Свенельда» направляла Ярополка во время братоубийственной схватки. Фаворит остался доволен: его сын был отомщен равной «ценой крови», что, в принципе, тогда было немыслимо. Через некоторое время упоминания о Свенельде окончательно исчезают из исторических документов. Скорее всего, он умер через несколько лет – примерно в 980-х гг. Второй его сын также не фигурирует в источниках. Не обладая воинской доблестью, авторитетом и хитростью отца, он растворился в числе рядовых дружинников, ничем не проявив себя с государственной точки зрения.

Фаворит Ольги: Святослав (? – 972)

Известно, что у Игоря Старого было несколько жен. Но только Ольга стала самой любимой и уважаемой им и вошла в историю как первая русская княгиня. Ее первенцем, наследником правителей Киевской Руси, был Святослав. По характеру, да, скорее всего, и по внешнему виду он очень походил на отца. Ему Ольга отдала свою материнскую любовь и именно с ним связывала свои честолюбивые надежды. Он был ее защитником, надеждой и опорой в трудные минуты, о нем беспокоилась княгиня, когда молодой князь пропадал в завоевательских походах, оставив государство в надежных материнских руках. Летопись условно относит рождение Святослава к 941 – 942 гг. Он родился перед поездкой Игоря в Константинополь и воспитывался на руках того самого Свенельда и Асмуда.

Сохранилось летописное упоминание о первом сражении Святослава: взятый Ольгой в 945 г. в «поход возмездия» на древлян, мальчик сидел на коне у воеводы Асмуда и по его наущению первым бросил во врагов копье, подав пример остальным дружинникам. Так же и отец его Игорь сидел некогда на руках у Олега, добывшего для него Киевское княжество. Согласно летописным данным Асмуд был уже пожилым воеводой, который еще с Олегом ходил в византийские походы, и имя его упоминается в императорской дворцовой книге. Это был своего рода «честный свидетель», исправно выполнявший поставленные задачи, но лишенный в отличие от Свенельда особой предприимчивости. Во всяком случае именно он научил Святослава всей воинской премудрости, которой обладал, в том числе умению обращаться с оружием всех видов и борцовскому искусству. Известно, что легкий на подъем киевский князь был неприхотлив в еде, большую часть дня мог провести в седле и в походе ограничивался тем, что поддерживал силы водой и слегка поджаренными полосками любого мяса. Это сохраняло его здоровье лучше любого знахаря, так же как и подчеркнутая несколькими источниками личная опрятность. Как и большинство дружинников, Асмуд и Свенельд были язычниками, таким же стал и Святослав. Никакие уговоры матери на него не действовали, так как дружина была гарантией его силы и мощи государства, а ее кодекс вои на с христианскими правилами и обрядами ничего общего не имел. Та же система ценностей, унаследованная от отца и языческих предков, сделала Святослава и сторонником многоженства. В те времена это было естественно, а многочисленные походы предоставляли широкие возможности для пополнения женской половины дворца. Ольга не вмешивалась в личную жизнь сына. Наверное, духовно ей был ближе старший сын Ярополк, мать которого была пленной греческой монахиней. Именно он и унаследовал киевский трон. О других детях Святослава она также заботилась, но они ее мало интересовали, кроме, пожалуй, Владимира – сына ее ключницы Малуши. Уделом его стал Новгород – историческая родина Рюриковичей. Но это отдельная история. Сам же Святослав дни свои проводил в «седле и походе». Внешность его приближенно описывают византийские источники – был он среднего роста, жилист и широкоплеч. Хмурые голубые глаза под густыми бровями и знак царского рода – прядь волос на гладко выбритой голове – довершали образ киевского князя. Озабоченность Святослава состоянием дел была понятна. В общем территория государства была «устроена». Одни вятичи из соседей-славян оставались непокорными киевскому князю. Неукротимый нрав гнал его расширять пределы государства, и присоединение этих хазарских данников стало стимулом для его дальнейших походов. Борьба продолжалась несколько лет. В 965 – 968 гг. походы киевского князя следуют один за другим. Так, захват вятских земель спровоцировал борьбу с Хазарским каганатом, располагавшимся на Волге. Там Святослав разграбил столицу волжских булгар Семендер, а затем отправился в Закавказье – покорять племена яссов и касогов. Одолев, как гласит летопись, в честной борьбе касожского правителя Редедю, Святослав добавил данные земли к списку своих побед, но не остановился на этом.

Исследователь Лев Гумилев называл людей такого склада пассионариями, но со стороны иногда казалось, что киевскому князю все равно «кого воевать», лишь бы не заниматься государственными делами на родине. Такой же упрек высказал ему и летописец.

Объяснялось это, скорее всего, не столько беспокойной натурой самого Святослава, сколько необходимостью постоянно расширять и укреплять государственные границы соответственно поговорке «Волка ноги кормят». Источники и вслед за ними некоторые исследователи считают, что по материнской линии Святослав имел отношение к болгарскому королевскому дому и его интерес к Дунайской Болгарии не случаен. Издавна воинственные болгары досаждали Византии – «заклятому другу» киевских князей. А мобильного Святослава уговорить на еще один военный поход ничего не стоило. Примерно так и поступил очередной византийский император Никифор, посуливший Святославу помощь материальную и военную. Его союзники, угры и печенеги, славились агрессивностью и способностью воевать на чьей угодно стороне, лишь бы хорошо платили. Не таков был киевский князь. Историки называют его «первым рыцарем» Киевской Руси. Кодекс воина, требовавший постоянно находиться в походе, он довел до крайности, честно предупреждая противников перед началом боя: «Иду на вы». Эта хрестоматийная фраза является не просто иллюстрацией его прямого открытого характера. Она свидетельствует и о бескомпромиссности молодого князя, и о чрезмерной самоуверенности, честности, неискушенности в делах большой политики, что в конечном итоге и стало причиной его гибели. По мнению исследователей, искусно подогревая притязания Святослава на болгарский престол, византийский император рассчитывал решить сразу две проблемы: ослабить распоясавшихся болгар и устранить при благоприятной возможности Святослава, внушавшего немалые опасения своей чрезмерной активностью. Поход Святослава оказался победоносным. Киевский князь триумфально занял ряд городов, но не остановился на этом, а решил превратить всю Болгарию в свое родовое владение. Озабоченный император Византии понял, что со своими расчетами он явно поторопился. Нанятые им печенеги, недавние сторонники Святослава, осадили Киев в 968 г.; и князь, бросив болгарские владения, отправился выручать запершихся в Киеве мать и свое потомство. В этой связи некоторые исследователи считают, что город Переяславль (Переяславец), новая вотчина Святослава, был основан им с целью сделать его столицей нового княжества: объединенных Киевской Руси и болгарских территорий. Отвлекающий маневр императора Византии не удался. Его преемник Иоанн Цимский (Цимисхий) смотрел на вещи гораздо проще: нет человека – нет и проблемы. Поэтому, договорившись с болгарами о сопротивлении Святославу, он принялся терпеливо ждать и не ошибся. В Киеве Святослав нашел захворавшую княгиню и понял, что государственные дела требуют его личного внимания. Но он никогда не был к ним особенно близок и, словно задержавшись во времени, продолжал вести жизнь кочевого норманнского князя.

К этому же периоду документы, найденные в архиве русского историка В. Н. Татищева, относят и убийство Святославом своего брата Глеба (возможно, сына Игоря от другой жены) за исповедование христианства. Другими историческими документами этот случай не подтвержден, но можно предположить, что за конфликтом веры стоял конфликт власти.

Святослав отсутствовал слишком долго, чтобы среди сыновей Игоря от других жен не возникло стремления захватить управление государством в свои руки. Распределив по удельным городам своих малолетних сыновей, в 971 г. киевский князь снова появился в болгарских землях. Ему противостояло уже объединенное войско болгар и византийцев. Сторонники нового правителя в Болгарии, привлеченные дарованными им привилегиями, пытались поддержать Святослава, но безуспешно. Киевский князь не ожидал такого поворота событий. В кровопролитной битве он потерял много воинов, в том числе легендарного Икмора, бывшего боевым товарищем еще его отца. Более того, отступивший под натиском неприятеля Святослав был в течение трех месяцев осажден императорскими войсками в крепости Доростол. Ему пришлось подписать вынужденный мирный договор с греками и отправиться восвояси. Верный Свенельд предупредил Святослава об опасности нападения кочевников, но киевский князь привык возвращаться морским путем и переубедить его было нельзя. Удостоверившись однако, что привлеченные лицемерным византийским императором печенеги караулили русское войско у днепровских порогов, Святослав решил переждать до весны. Водный путь таким образом был закрыт, а посуху двигаться ему показалось долго. В его войске было много больных и раненых. Свенельд отправился другим маршрутом и, как выяснилось впоследствии, благополучно достиг Киева. Святослав дождался весны, теряя воинов в результате начавшейся бескормицы, и предпринял отчаянную попытку прорваться к днепровским порогам. Сменяющиеся засады печенегов не упустили такого удачного шанса. Святослав был убит примерно в 972 г., и Киевская Русь потеряла еще одного князя. В какой-то степени он разделил судьбу своего отца, так как, оставив ради походов Родину, по словам летописцев, бесследно сгинул в чужой земле.

Фаворитка Святослава: Малуша (940 – 971 (978))

По примеру Игоря у Святослава было несколько жен (историки насчитывают до шести). Но любимой, самой верной, матерью его сына – будущего князя Владимира, собирателя земли русской, всегда оставалась Малуша. Она не играла ведущей роли в государственной политике, да это было и невозможно при княгине Ольге, а потом и при ее рано возмужавшем сыне. Источники называют Малушу дочерью Малка Любечанина, который был слугой княгини в городе Любече. Сама Малуша служила у Ольги ключницей, и в ее ведении было все огромное дворцовое хозяйство киевской княгини. Уже это говорит о большом доверии к Малуше и о ее недюжинных способностях в домоводстве и грамотности, так как без знания арифметики экономия невозможна, об умении разбираться в тогдашней «рыночной конъюнктуре» и об отличной памяти. Как таковая должность ключницы не считалась оскорбительной – у киевских князей в слугах и помощниках должны были находиться знатные люди. Это были привилегированные должности, а не рабская повинность. Некоторые сведения можно почерпнуть из второстепенных летописных сводов, в которых Малушу называют Малфрид и приписывают ей смешанное славяно-варяжское происхождение. То, что ее родной брат Добрыня – будущий воевода у киевского князя Владимира – носил чисто славянское имя, также вполне допустимо. Сам князь Святослав является тому примером. Как бы там ни было, но Святослав сошелся с Малушей без материнского благословения, и хотя из всех его сыновей именно рожденному от Малуши Владимиру суждено было обрести историческую славу и продолжить династию, он в глазах Ольги и ее двора долгое время оставался нелегитимным наследником. Другое дело – его вечный соперник Ярополк, сын «грекини», как пишут источники. С глаз долой, в деревенскую глушь отправила рассерженная Ольга провинившуюся ключницу. Не такой невесты хотела она своему единственному сыну! Согласно летописям там же, в селе Будутино, и родился Владимир примерно в 960 г. Как Святослав примирился с матерью и уговорил ее вернуть в Киев свою опальную фаворитку, остается загадкой до сих пор. Видно, он действительно любил Малушу и опекал ее, хотя и государственные интересы, и нежные чувства (а иначе бы он забыл ее и оставил все, как есть) мирно уживались у Святослава с любовью к остальным представительницам прекрасного пола. В киевском дворце был расквартирован весь «гарем» Святослава – его жены, наложницы и дети.

Неисправимый язычник и многоженец, киевский князь был сыном своей эпохи, и новая династическая иерархия, основанная на принципах законности, преемственности и (преимущественно) единобрачия пока с трудом побеждала царивший вокруг него языческий хаос.

При жизни княгиня Ольга заботилась обо всех наследниках своего сына, но потом судьбу фаворитки надо было решать окончательно. При первой возможности Малуша была отправлена в Новгород, а вместе с ней и Владимир – примерно в 970 г. Так Владимир стал законным новгородским князем, а Малуша – его соправительницей, «невенчанной княгиней». Чувство вины, кроткий нрав или покорность судьбе привели Малушу к тому, что сведений о ней сохранилось крайне мало. Неизвестно, осталась ли она в Новгороде или переехала в спокойную сельскую местность. На ее гербе можно было начертать старинное изречение «Живи незаметно». Тем не менее, судя по тому, что она и ее брат Добрыня сумели воспитать из княжеского отпрыска великого правителя, Малуша была достойной женщиной, в которой удачно сочетались доброта, наблюдательность и практичность. Первые найденные в Новгороде деревянные мостовые ориентировочно принадлежат к 970-м гг. и свидетельствуют о достаточно развитом городском благоустройстве. После утверждения Владимира на киевском престоле в 978 г. имя Малуши также не упоминается, что некоторыми исследователями трактуется как свидетельство смерти относительно молодой женщины в период между 971 и 978 г. – возможно, от болезни.

Фаворит Владимира Святого: Добрыня (годы жизни неизвестны)

Добрыня был соргласно преданию сыном Малка Любечанина и родным братом Малуши – фаворитки князя Святослава. Времени его рождения и смерти история не сохранила. Но известно, что он был воспитателем маленького князя, его наставником в воинской доблести и советчиком в государственных делах. Добрыня был дружинником Святослава. Он тяжело переживал отстраненность сестры от официальной дворцовой жизни и поэтому с радостью отправился в Новгород вслед за юным князем. Согласно некоторым данным он, неуверенный в том, какой удел достанется его племяннику, посоветовал Святославу отправить Владимира подальше от Киева (в Новгород), а приехавшим новгородским старейшинам – просить к себе малолетнего князя.

В это время Ярополку уже достался Киев, а Олегу-младшему – зажиточные древлянские земли. Расположенный в стороне Новгород являлся «отчиной» потомков первых киевских князей и вместе с тем – постоянным источником смуты и народного своеволия. Отсутствие в летописи сведений о бунтах во время правления там Владимира и его воеводы и советника Добрыни можно считать признаком успешной политики невмешательства, которую проводил молодой князь. Через несколько лет после смерти Святослава возникли смута и братоубийственная война между его детьми, в которой погиб Олег. Согласно летописи по совету Добрыни Владимир примерно в 977 – 978 гг. уехал к норвежскому правителю Хакону, опасаясь за свою жизнь. Добрыня внушил молодому князю, что следует бороться за киевский престол. Поэтому в течение двух лет Владимир и Добрыня набирали в Скандинавии войско для того, чтобы защитить Новгород и прогнать Ярополка. По возвращении воевода рассчитывал, что Владимир, по-прежнему самостоятельный новгородский князь, заметно улучшит свою судьбу династическим браком. С этой целью Добрыня присматривал ему выгодных невест. Так, по его совету Владимир заслал сватов к полоцкой княжне Рогнеде варяжского происхождения. Свое нравная Рогнеда, к которой уже посватался Ярополк, смертельно оскорбила Добрыню и его сестру Малушу, назвав молодого новгородского князя «сыном служанки». Логично предположить, что сказанное Рогнедой было ею не раз слышано от родителей и их влиятельных гостей. Даже если в этих словах и была доля истины, ей определенно не следовало так поступать. После таких речей послы смиренно удалились, ничем не выдав своего возмущения, а взбешенный Добрыня все усилия направил на то, чтобы убедить князя завоевать полоцкие земли и отомстить самоуверенной княжне.

По распоряжению воеводы варяги захватили Полоцк, высокомерная княжна стала рядовой наложницей Владимира, а ее родители погибли от руки палача. Продолжая эту линию, Владимир захватил Киев, а скрывшийся от него Ярополк был убит варяжскими наемниками. Так, ориентировочно в 980 г. Владимир стал киевским князем благодаря предприимчивости и военной мудрости своего дяди-советника. И уже ничто не напоминало в нем юношу, в страхе бежавшего к норвежцам за помощью. Честь Добрыни и его сестры, матери великого князя, была восстановлена в полной мере. Помогавшие Владимиру варяжские наемники, по некоторым данным, были отправлены в Византию, и таким образом свидетелей хитроумия Добрыни не осталось. Сам же воевода скромно удовлетворился должностью новгородского наместника (посадника), сосредоточив в своих руках все экономические и политические ресурсы этого богатого города.

Примерно в 985 г. согласно историческим источникам Добрыня участвовал в болгарском походе киевского князя, что свидетельствует о его хорошем физическом состоянии, а двумя годами ранее помогал ему покорять племена вятичей, радимичей и ятвягов.

Скорее всего, Добрыня был язычником и так же воспитал Владимира. По некоторым данным, во время его службы в Новгороде имели место ритуальные человеческие жертвы. В связи с этим в православных Святцах впоследствии появился день поминовения мучеников Федора Варяга и его отца, новгородских жителей, протестовавших против этого обычая и принесенных в жертву разъяренной толпой. Впрочем, эта чудовищная практика, скорее всего, была повсеместной, только в жертву обычно приносили военнопленных. Известно, что Добрыня поддержал идеологическую реформу киевского князя и также обустроил в Новгороде храмовый комплекс славянских языческих божеств, причем «Перунов идол» был поставлен им на берегу реки, так же как и в Киеве. Активное участие принял Добрыня и в крещении Руси, также видя в нем средство укрепления государственной власти. В этом деле его соратниками выступили верные новгородцы: тысяцкие Путята и Воробей, активно подавлявшие сопротивление языческих жрецов и их сторонников. Есть сведения, что в Новгороде проводились своего рода религиозные диспуты между поклонниками старой и новой веры, до тех пор пока они не стали бесполезными. И тогда крещение Руси стало добровольно-принудительным. Далее судьба Добрыни остается слабо освещенной в летописных источниках. Известно, что у него был сын Константин, также ставший в 1017 г. посадником, который верой и правдой служил сыну князя Владимира Ярославу. Так институт российского фаворитизма, передаваемый в рамках одной семьи «от отца к сыну» постепенно обретал наследственные черты.

Фаворит Ивана II Красного: А. Хвост (? – 1357)

В отличие от фаворитов государей Киевской Руси доверенные лица московских князей, бояре и тысяцкие, не обязательно обладали могучей силой и воинской доблестью. Заметный «государственный» ум также был бы им явной помехой. Но у приближенных великого князя Ивана II Красного уже были наработаны те черты, которые в дальнейшем станут шлифоваться следующими поколениями фаворитов российских государей: доведенная до совершенства хитрость, способность к искусным интригам и стремление любой ценой заслужить доверие и расположение князя. Они не порывались руководить государством, им нужна была власть для устройства своих финансово-экономических дел. Служилое московское боярство вполне осознавало себя слугами великого князя и поэтому в массе своей философски относилось к надобностям государства, все же предпочитая решать свои проблемы за его счет. Князь Иван Красный заслужил прозвище «кроткого государя». Современники считали его слабовольным и безынициативным. Несмотря на то что Иван II снискал определенное положение в Орде, власть его вполне не признавали ни рязанские, ни новгородские, ни суздальские подданные, тверские и муромские владетели хозяйничали в его землях, а политический авторитет князя не подвергался сомнению по причине полного отсутствия такового. Большое значение Иван II придавал церковным делам, да и в повседневной жизни внимательно прислушивался к советам своего епископа Алексея. Он вернул в Москву всех опальных бояр и мятежников, которых изгнал из нее его старший брат Симеон Гордый, и в общении с ними представал, скорее, частным лицом, чем повелителем и самодержцем. Некоторым из таких «возвращенцев» удалось расположить к себе «тихого и милостивого» царя и вполне укрепить свое положение за время его правления, например в их числе был боярин Алексей Хвост.

Этот фаворит московского князя происходил из старинного боярского рода. Алексей Хвост был сыном Петра Босоволкова-Хвоста, служившего еще Ивану Калите. Так как Москва в равных долях принадлежала трем сыновьям великого князя Ивана – Симеону Гордому, Ивану II и Андрею, то на правах старшинства преимущество получил Симеон, а его братья, по терминологии тех лет – «князья-совладельцы», обязывались признавать его первенство, получая право на треть всех доходов и создание личных администраций в своих округах Москвы. Урегулировать возникавшие территориальные и административные споры должен был назначаемый великим князем тысяцкий. При Иване Калите эту должность занимал некий П. Вельяминов. В его руках, кроме того, сосредоточилось управление налогами, доходами городского населения, переписью, распределением повинностей, судом над жителями города, торговлей и созданием ополчения.

В административных документах тех лет тысяцкий перечисляется сразу после братьев великого князя, что свидетельствует о его огромном влиянии при формальном подчинении главе московского государства.

Алексей Хвост сразу оценил те возможности, которые предоставляло сотрудничество с князем, его братьями и боярами, с одной стороны, и рядовыми горожанами и купечеством – с другой. При умелом подходе и благоприятных обстоятельствах можно было организовать своего рода оппозицию и принудить великого князя считаться как с боярами, так и с городским населением. Именно поэтому должность тысяцкого замыкала на себе интересы сразу нескольких политических групп и была ключом ко всем сферам городской жизни и хозяйства. Просто так сменить тысяцкого было невозможно – это было событием в политической жизни.

В доверие к князю Симеону Гордому Алексей Хвост выбился еще в 1340-х гг., когда был послан к его невесте, тверской княжне Марии, в качестве сопровождающего. Но честолюбивого Алексея не устраивало существовавшее положение дел. Должность тысяцкого была «оккупирована» Вельяминовыми – также пользуясь расположением великого князя, этот пост занял сын Протасия Василий. Правда, можно было добиться поддержки младших князей – Ивана Красного и Андрея, с их помощью убрать Василия и самому занять эту должность. Алексей затеял деятельную интригу, подробности которой не полностью отражены в дошедших до нас исторических текстах. Известно, что, заручившись поддержкой части московских служилых бояр и купечества, он стал оказывать молодым князьям разнообразные услуги, особое предпочтение оказывая Ивану (как следующему по старшинству). Подобная его активность не осталась незамеченной великим князем Симеоном. «Смутьяна» подвергли строгому допросу и вместе с женой и детьми пожизненно выслали из Москвы, а его имущество конфисковали и передали во владение князю Ивану Красному. При этом у заподозренных в интригах княжеских братьев взяли письменные обязательства не помогать боярину-изгнаннику и его семье, не возвращать ему полученного имущества и довести до властей сведения о его местонахождении в случае бегства.

Значение «боярской смуты» было так велико, что, по воспоминаниям современников, Иван II принес умирающему старшему брату «страшную клятву» не пускать Хвоста обратно в Москву. Но после смерти Симеона никакие обстоятельства не могли удержать ловкого боярина вдали от столицы. Более того, изгнанный за «воровство и смуту» опальный фаворит имел твердое намерение вернуть себе доброе имя и достигнуть поставленной цели. Он не сомневался в том, что его заслуги не забыты новым московским правителем. Алексей Хвост не ошибся. Он был амнистирован в числе первых и среди других бывших изгнанников вернулся в Москву. После доверительного разговора с князем боярин Хвост добился желаемого. Ему была пожалована должность тысяцкого, и более того, по его просьбе особым указом московский князь сделал ее наследственной. Это свидетельствовало о том, каким доверием в глазах царя пользовался бывший изгнанник. С того времени авторитет Вельяминовых резко снизился, сторонниками нового тысяцкого им высказывалось оскорбительное недоверие, а князь Иван просто пренебрегал ими. Всем заправлял его новый любимец – тысяцкий Алексей. Хвост торжествовал. Он достиг того, о чем мечтал, но при этом не утратил народной приязни. Более того, преследования и лишения, которым он подвергся при предыдущем князе, только подняли его авторитет как «заступника горожан и купцов».

Справедливости ради следует сказать, что, по свидетельству современников, А. Хвост немало сделал для благоустройства города, искоренения преступности и правильного распределения повинностей и сборов. Должность обязывала соответствовать, и правление Ивана Красного осталось в истории как «тихие годы», потому что важные вопросы городского хозяйства решались своевременно. Но было бы ошибкой думать, что любимцы прежнего князя, бояре Вельяминовы, смирились со своим положением. Сын бывшего тысяцкого, его родственники и сторонники, «большие бояре», недовольные бездействием князя и значительной властью Алексея, составили заговор. В результате зимой 1357 г. могущественный фаворит был убит под покровом ночи, а труп его оказался на Красной площади как бы в назидание всем его сторонникам. В то же время замешанные в преступлении бояре со всеми семьями выехали в мятежную Рязань, боясь справедливого возмездия. Непосредственные исполнители Вельяминовы-Воронцовы отправились в Орду, чтобы там переждать гнев великого князя. Удивительно, но заметных репрессий не последовало. Народ горевал о своем любимце, недруги торжествовали, а московский государь всецело предался делам религиозным, как будто ничего не произошло. Наверное, его тоже тяготили непомерная активность и популярность бывшего фаворита. Поистине нет груза тяжелее благодарности. Более того, через год Иван Красный объявил амнистию виновным боярам, и они постепенно вернулись в Москву. Из Вельяминовых приехали только Михаил и Василий Вельяминовы-Воронцовы, больше доверявшие княжеской милости. Их никто не собирался наказывать, но полностью реабилитироваться им удалось лишь после смерти великого князя. Иван II Красный только на 2 года пережил своего фаворита.

Фаворит Дмитрия Донского: В. Вельяминов

В отличие от своего отца, московского князя Ивана II Красного, Дмитрий Донской был активным политиком. Его княжение пришлось на сложное время: самовластие удельных князей, опасность со стороны Литвы и ордынское господство.

В классической историографии образ Дмитрия предстает как портрет «доброго правителя», покровителя русских земель и борца с игом монгольских захватчиков. Но фактически его политика была гораздо более многогранной.

Процесс объединения русских земель вокруг Московского княжества не зря назывался «примучиванием», так как сопровождался интригами, подкупом ордынских чиновников и «изведением» тверских, суздальских и иных князей из их отцовских уделов. Полезные для государства дела далеко не всегда решались благовидными способами. И в этом процессе основную роль играли сам московский князь и его фавориты, которые должны были отличаться наблюдательностью, хитростью, исполнительностью и известной долей беспринципности при безусловной личной преданности повелителю. В случае обнаружения их преступлений «в чужой стороне» фаворитам грозила неминуемая гибель, предваряемая жестокими пытками. И при подобном обороте дела, конечно, они были обязаны сообщить минимум порочащих князя сведений. Таким требованиям в полной мере соответствовал боярин Василий Вельяминов, потомственный тысяцкий.

История не сохранила точной даты рождения фаворита Дмитрия Донского – Василия Вельяминова. Ориентировочно исследователи называют 1320-е гг., так как в 1341 г. он в числе «молодых Вельяминовых» подписывает одну из грамот князя Симеона. Его дед и отец (тоже Василий) занимали этот пост при московских князьях Иване Калите и Симеоне Гордом. Сам будущий фаворит был замечен князем Симеоном и несколько раз упоминался в его грамотах как «свидетель честный». Обеспеченное будущее было гарантировано Василию, если бы не вмешалась судьба. Симеон скоропостижно скончался, и московский престол занял его брат – безынициативный и легко внушаемый Иван II Красный. Когда князь Иван в благодарность за оказанные некогда услуги назначил тысяцким А. Хвоста, до этого безуспешно пытавшегося обойти Вельяминовых, то злопамятный фаворит сделал все, чтобы вызвать у своего повелителя недоверие к старинным соперникам. Некоторое время Вельяминовы терпели это унижение, но организованный ими заговор оказался успешным. Как говорили сами Вельяминовы, «для одного человека такой власти слишком много». После убийства Хвоста Василий, а также его отец, бывший тысяцкий, и дядя, которых молва называла организаторами преступления, бежали в Рязань, а затем в Орду «живота своего ради». После объявленной Иваном II амнистии отец и дядя Василия вернулись в Москву, а сам он, которого ряд исследователей считают непосредственным исполнителем убийства тысяцкого А. Хвоста, остался в Орде. Вернулся он в Москву только после смерти московского государя и постарался войти в доверие к его преемнику – князю Дмитрию Донскому. Ловкость, смелость, граничащая с нахальством, и беспримерная услужливость Василия Вельяминова нашли понимание и поддержку у князя Дмитрия, понимавшего, что без таких помощников его планы не будут в полной мере успешными. Василий становится любимым приближенным князя, поверенным его замыслов и, на деле доказав свою верность, облекается особым доверием. Об этом говорит и то, что сразу после восшествия на престол Дмитрий особым указом возвращает из опалы Вельяминовых и их родственников, а Василия назначает тысяцким. Теперь Вельяминовы восторжествовали. Власть и деньги, проходившие через их руки на протяжении нескольких поколений, снова принадлежали их роду. Василий с блеском выполняет поручения князя, ездит по его делам в Орду, участвует в борьбе Дмитрия против тверских владетелей – старых соперников московских государей. Связи, налаженные в Орде, помогли ему найти общий язык с ханскими послами и интриговать против тверского князя Михаила Александровича. Василий даже присутствовал на свадьбе Дмитрия Донского в числе гостей со стороны жениха. Его жена была крестной матерью одного из сыновей князя Дмитрия, а старший сын Иван также наследовал бы должность тысяцкого, если бы московский государь был в этом заинтересован. Именно Василию, по ряду данных, принадлежит идея заставить удельных московских князей постоянно жить в столице, а не в своих родовых усадьбах, являясь по первому зову пред очи великого князя. Это ослабляло прежнее самостоятельное положение удельных князей и формально закрепляло их второстепенное положение по отношению к московскому государю. Родовые уделы при помощи хитро составленных грамот переходили в руки Дмитрия Донского и его преемников, а наследники прежних владельцев добровольно передавали имущество в попечение великому князю или постепенно исчезали (например, умирали в молодом возрасте, не оставив потомства).

Другой характерной особенностью было то, что, постоянно проживая в Москве, бывшие самостоятельные владетели начинали остро нуждаться в деньгах и попадали в прямую зависимость от казенной денежной выдачи или расположения князя Дмитрия и его фаворита.

По воспоминаниям современников, Вельяминов был сухощав и обладал достаточно приятной наружностью. Василий был суровым отцом и воспитал сыновей в безоговорочном подчинении. Он был уверен, что их ожидает такая же блестящая будущность. Скончался Василий Вельяминов в 1374 г., перед смертью по обычаю того времени постригшись в монахи. После его смерти князь Дмитрий Донской отменил должность тысяцкого «за ненадобностью» и передал городскую власть в компетенцию своей администрации. Слишком большая власть была сосредоточена, по его мнению, в руках одного человека. Старший сын Вельяминова Иван, волей князя лишенный той должности, на которой годами сидели его отец, дед и прадед, обидевшись на князя, бежал в Тверское княжество. Потомственный фаворит, он не мог понять причин такой «немилости», из-за которой лишился привилегий и доходов, на которые заранее рассчитывал. Но в отличие от отца Иван не учитывал изменившихся политических реалий. Московскому князю не нужны были лишние свидетели его политической деятельности, а вести городские дела он вполне мог поручить своим слугам, например казначею. По историческим данным, Дмитрий пытался вернуть неблагодарного Ивана, а тот, боясь вероятных репрессий, в 1378 г. «подослал к нему попа со злыми зельями», чтобы отравить. Судя по тому, что попа сослали, а Ивана, выловив как беглого преступника, с позором казнили в Москве, возможно, вина его была не столь безоговорочной. По свидетельству современников, это была одна из первых публичных казней в столице и объектом ее стал человек такого уровня и известности, как сын бывшего фаворита великого князя. Интересно, что родной брат казненного Ивана Николай продолжал пользоваться доверием князя и даже был женат на сестре его жены, хотя и не входил в число известных любимцев правителя.

Фаворит Василия I: И. Кошкин

Сын Дмитрия Донского, великий московский князь Василий I, по характеру совсем не походил на своего проницательного и дальновидного отца. Скорее, по замечанию исследователей, в нем проявился характер деда – Ивана II Красного. Так же как и он, Василий I отличался мягким нравом, «тихим обращением» и предпочитал передоверять государственные дела ближайшему любимцу. В 11-летнем возрасте пребывание в Орде в качестве представителя отца, находившегося в тяжбе с тверским князем Михаилом, обернулось для Василия почетным заключением. Причиной тому стал долг в 8000 рублей золотом, который Дмитрий Донской «позабыл» уплатить, надеясь на расположение хана. Статус заложника был, вероятно, отягчен плохим обращением, из-за чего Василий через 2 года бежал в Литву. Литовский князь Витовт в то время имел намерение наладить добрососедские отношения с Московским княжеством и сосватал за Василия свою дочь Софью, с почетом отправив будущего зятя домой. Покладистый характер московского князя виден и из завещания Дмитрия Донского, который наказывал ему, уже достигшему двадцатилетнего возраста, «слушаться бояр своих». Получив из Орды ярлык на великое владимирское княжение, он опять-таки ничем особым себя не проявил и только в религиозном вопросе под влиянием тестя склонялся к сближению с литовскими католиками.

Благодаря тому, что московские князья хорошо платили, их положение среди коррумпированной ордынской администрации было весьма устойчивым.

Только щедрые пожертвования и боярская дипломатия помогли безынициативному Василию наладить отношения с новгородским князем, получить подтверждение права на московское княжение и присоединить к своим владениям бывшие новгородские территории на Волге и в районе Двины.

Подобные действия осуществлялись с помощью московского боярина Федора Кошки и новгородца Айфала Никитина. Они и их сторонники, привлеченные княжескими привилегиями, служили еще Дмитрию Донскому. Сообразительные бояре взяли власть в свои руки, фактически поручив Василию выполнять их распоряжения и осуществлять представительские функции. Характер Василия проявился лишь после присоединения новгородских территорий, когда они подверглись поборам в пользу московского князя. Войска, введенные им в окрестности Торжка и Вологды, послужили дополнительным средством убеждения. «Ласковый и кроткий» московский князь не готов был и пальцем пошевелить, если дело требовало значительных усилий и могло нарушить его личный покой. Достаточно было того, что он исправно платил Орде. Так, Василий I не принял под свою защиту смоленцев и псковичей, пытавшихся выйти из-под «литовской руки» его тестя. Более того, он помог Витовту разорить рязанские земли без всякой выгоды для себя и своего государства. И это несмотря на то, что вероломный литовец уже обдумывал договор с ордынцами против московского князя! Более того, в завещании Василий I просил Витовта позаботиться о своих малолетних детях. Прежние же соратники мало интересовали московского князя, как только надобность в их услугах переставала быть острой. Всего более, как пишут современники, скучающему от бездеятельности Василию нравились модные новинки и забавные редкости, имевшие практическое значение. Так, по ряду данных, у него было несколько иностранных механических игрушек (в их числе металлическая позолоченная птица, которая могла хлопать крыльями), а в 1404 г. он приобрел уличные часы с боем, итальянской работы и разместил их на специально устроенной башне.

Заслужить стойкое расположение московского государя мог человек проницательный, хитрый и льстивый до неприличия, беспринципность которого могла бы сравниться разве что с равнодушием и эгоизмом московского князя.

Таким человеком оказался Иван Кошка (Кошкин) – сын боярина Федора, человека «большого ума».

Фаворит московского князя Иван Кошкин от отца своего Федора унаследовал приятную внешность и «ласковое обхождение». Кошкины (по другой версии, Кобылины) довольно давно служили московским государям, но среди обилия при дворе безземельных свойственников великого князя, политических беженцев и бывших удельных князей были не слишком заметны. Дмитрию Донскому и молодому Василию I советы боярина Федора и его знакомства в Орде помогали справляться с трудностями управления. Рассудительный Кошкин-старший умел извлечь выгоду практически из любой ситуации и в то же время найти общий язык с самыми разными людьми. Заботясь о государственной пользе, он не забывал и о личной выгоде. Так, некоторая часть якобы отправляемых в Орду денег, по ряду данных, оседала не только в княжеских сундуках, но и в личном поставце боярина, окованном тяжелыми железными полосами.

Дочь свою Анну искушенный в дипломатии Федор выдал за сына тверского князя Михаила. Это, с одной стороны, было чисто политическим ходом, а с другой – обеспечивало крепкий тыл, что было очень важно при непостоянном нраве московского государя.

В отличие от стратегически мыслившего отца Иван не пользовался популярностью ни среди боярства, ни у городского населения. С детства он воспринял торжествовавший при дворе дух вероломства и обмана. Лицемерие было политической нормой в то время, но неповоротливое тугодумие большинства бояр раздражало Ивана, равно как и заносчивость титулованных родственников царя, которые «на птичьих правах» обитали в столице. Среди этой знатной толпы Кошкины одни были лишены титулов, и только заслуги боярина Федора позволяли им занимать достойное по делам, но не подобавшее по значимости положение. Мягкотелость и себялюбие московского правителя волей-неволей наводили на мысль о скором забвении прежних заслуг и ненадежности придворного счастья. И хотя молодой Иван исправно служил еще Дмитрию Донскому и даже упоминался в его завещании, новый правитель не спешил облагодетельствовать его за беспорочную службу.

По ряду данных, Василий I был приверженцем нетрадиционной сексуальной ориентации, и в том числе на этом пристрастии основывалось его особое расположение к Кошкину-младшему и презрение к последнему современников.

Тем не менее князь Василий сделал Ивана своим казначеем, доверил ему подписывать свои документы личного свойства и упомянул в своем завещании. Более того, влияние Кошкина росло с каждым днем, и его советам, по свидетельствам очевидцев, князь следовал даже в быту. Цель фаворита была достигнута. В руках Кошкина сосредоточились немалые средства и по установленной традиции стали потихоньку оседать уже в его личной казне. При этом лукавый фаворит в мелочах потакал великому князю и, зная о его пристрастии к иностранным диковинкам, всячески содействовал ему. Дорогие безделушки ищут даже в Орде, и причина этого не остается тайной. Но пока Московское княжество остается добросовестным плательщиком дани, ордынские ханы предпочитают не замечать, кто стоит за спиной великого князя. Правда, личный авторитет Ивана Кошкина заметно падает и в Орде. Но внутренние смуты поглощают внимание ее властителей, и на какое-то время они выпускают из виду Московское государство.

Тем временем унаследовавший от отца презрение к корыстным правителям ослабевшей ордынской империи Иван обретает еще большую самостоятельность. Он считает, что занятые распрями между собой ханы и их наследники вполне обойдутся без выплаты регулярной дани, тем более, что этим средствам всегда можно найти более достойное применение. Вокруг Кошкина образуется группка сторонников из числа молодых боярских сыновей и поддерживает все его начинания. При этом дань регулярно собирается с населения, и именно на часть этих денег, по имеющимся данным, и производится покупка знаменитых башенных часов.

В отличие от отца, полагавшего, что худой мир с Ордой лучше доброй ссоры, Иван не считает нужным соблюдать подобные условности, вполне уверенный в своей безнаказанности. Отсутствие напоминаний от ордынской администрации он считает подтверждением своей правоты. Предупреждений со стороны старых бояр, помнивших еще его отца, о недопустимости такой политики Кошкин предпочитает не слушать. Еще менее это интересует Василия I. Расплата последовала через несколько лет.

Большое войско знаменитого монгольского правителя и полководца Едигея в 1408 г. неожиданно появилось в Подмосковье, по дороге разорив рязанские земли. Об уровне предусмотрительности руководства московской администрации, организации обороны княжества, ополчения и разведки свидетельствует то, что о продвижении огромного отряда (более тысячи человек) никто даже не сообщил. Да и посольство в Орду не направлялось великим князем уже несколько лет. Разумеется, Василий I оставил столицу и вместе с «ближним кругом», женой и детьми затворился в Костроме, ожидая, когда все успокоится. В осажденной Москве остались почти вся Боярская дума, родственники князя, в том числе его дядя Владимир. Они придумывали, как откупиться от захватчиков, и собирали средства. Из-за внезапности происходившего не было сделано даже попытки создать ополчение. Среди москвичей началась паника.

Остановившийся в Коломенском Едигей отправил перепуганному Василию послание, в котором, не стесняясь в выражениях, объяснил причину своего появления и потребовал от московского князя выплаты задержанной дани. Кроме того, в письме он посоветовал Василию не отступать от прежних соглашений и не слушать лицемерного фаворита, который из-за своей жадности навлек карательную экспедицию на собственную родину. Едигей был достаточно прагматичен. Он не питал иллюзий относительно славянской покорности, но его вполне устраивала политика прежних бояр, в том числе Кошкина-старшего. Недальновидный и нечистый на руку выскочка, по мнению ордынца, не подходил на роль советника московского князя. Как отреагировал Василий I, остается загадкой. Судя по тому, что до самой смерти Кошкин сохранял значительное положение, и на этот раз фаворит сумел избежать княжеского гнева. Москвичи откупились от Едигея уплатой 3000 рублей, а в качестве компенсации за невыплаченную дань Едигей разграбил подавляющее большинство городов Московского княжества, сжигая их почти дотла и разоряя поля и посевы. Причем он потратил на это всего несколько недель, после чего ордынский «карающий меч» отправился восвояси. Василий вернулся в Москву. Начавшийся в стране голод объяснили растерянному народу вероломством и происками Орды. Как записано во многих церковных хрониках тех лет, именно для этого ордынцы уничтожили посевы и городские хлебные запасы и изъяли ценности и денежные средства.

Тем не менее жизнь потекла своим чередом. Иван Кошкин сделал правильные выводы из произошедшего. Худой мир был действительно лучше доброй ссоры, во всяком случае тогда. Правда, через несколько лет новгородские князья решили воспользоваться опалой москвичей и вернуть территории, отнятые у них Василием I. Для этого они собрались в Орду. Надеясь на то, что произошедшая у монголов смена власти поможет ему выиграть дело, с ними отправился и тверской князь Иван с такими же претензиями. Но Иван Кошкин, узнавший об этом через доверенных лиц, уже сопровождал князя Василия I в ханскую ставку. Он убедил московского государя в необходимости личной поездки, так как опасался за свою безопасность. Кроме того, ему было важно поднять в Орде свой личный престиж. Новый хан Керимберды положительно воспринял московское посольство, щедро подкрепленное деньгами и подарками. По ордынской привычке он выслушал и князей-соперников из Твери и Нижнего Новгорода, также приехавших не с пустыми руками, но больше надеявшихся на моральные доводы и пошатнувшееся положение москвичей. Хан четыре года принимал по очереди обе стороны, но деньги московского князя оказались убедительнее – их было больше. Проигравшие князья, подчиняясь указу, подписанному еще Дмитрием Донским, приехали в столицу на постоянное место жительства. Их имущество осталось под юрисдикцией великого князя. После этого Иван Кошкин и далее оставался в княжеской милости.

По мнению историков, фаворит скончался в конце 1420-х гг., так как после 1425 г. его имя больше не упоминается в документах. Дети его также занимали высокое положение, правда, не в первых рядах.

Один из его сыновей – боярин Захарья основал род Захарьиных-Юрьевых и являлся предком династии Романовых, российских самодержцев. Так потомство фаворитов продолжало поддерживать кормившую их империю. Внучатая племянница И. Кошкина стала супругой великого князя Василия II. Почему-то потомки фаворита предпочитали называться по-другому, и номинально фамилия Кошкиных после Захарьи в дворцовых книгах не упоминается.

Фаворит Василия II: И. Всеволожский

В отличие от своего не слишком инициативного отца Василий II Темный был более активен политически, и к этому его готовила сама жизнь. Василий в 1425 г. вступил на московский престол еще ребенком. К тому времени условиями беспроблемного правления московских князей были не только зависимость от ордынского ярлыка на великое княжение, но и расположение литовского князя Витовта, приходившегося Василию II дедом с материнской стороны. Согласно завещанию Василия I Витовт считался распорядителем Московского государства при малолетних князьях. Более того, формальным соправителем юного Василия II был также и его родной дядя Юрий – младший сын Дмитрия Донского. На правах «трети» ему принадлежали часть Москвы и доходы с нее, имелась у него и своя администрация. Правда, судебные тяжбы на всей городской территории разрешались вмешательством тогдашнего митрополита Фотия и великого князя, а за его малолетством – регента Витовта. Такая ограниченность в действиях не устраивала князя Юрия. Он решил доказать свои исключительные права на московское великое княжение и с этой целью принялся искать в старых документах юридические основания своих претензий. Сначала ему повезло: в завещании отца, Дмитрия Донского, он нашел упоминание о возможных своих правах на московский престол. Но возникший было у князя энтузиазм охладил Витовт, который с помощью преданного ему митрополита оставил Юрия в прежних правах. Регент «уговорил» соправителя не прибегать для достижения своей цели к военному вмешательству и физическому воздействию на малолетнего князя. Формальную лазейку для скандального родственника все-таки оставили – если бы ордынские власти решили вмешаться и пожаловать Юрию ярлык на московское великое княжение. В этом случае Витовт обещал подчиниться и от имени малолетнего князя признать главенство нового правителя. Таким образом, Юрий в течение трех лет управлял своей частью согласно договору, а тем временем хитроумный литвин добился у родного внука признания зависимости от Литвы новгородских и псковских земель. Затем, угрожая военным вмешательством, Витовт заставил Юрия уступить ему все свои территории, кроме Галицкого и Вятского округов, и письменно подтвердить отсутствие любых претензий на московское великое княжение. Кроме того, князь Юрий обязывался не принимать политических беглецов и изменников из великокняжеской части Москвы и с подвластных Василию земель. Некоторые исследователи видят в этом заботу о целостности Московского государства, а ряд других склоняются к тому, что с помощью подобных мер Витовт ослаблял и того и другого правителя, усиливая при этом самостоятельность Литвы. Есть мнение, что таким способом литовский князь хотел вбить надежный клин между московским государем и его соправителем и беспрепятственно ограничить последнего чужими руками. Самоуправство литовского князя не нравилось русским боярам, но они были бессильны в сложившихся обстоятельствах. Чем бы это кончилось, неизвестно, но через два года Витовт неожиданно скончался и новым литовским князем стал его младший брат Свидригайло. Двадцать лет назад он, оставшись «без места» на родине, искал помощи у московского государя Василия I и был пожалован от него городом Владимиром, частью Коломенского округа и рядом других земель. Во время нашествия ордынского хана Едигея Свидригайло бросил свою новую родину и бежал обратно в Литву. Нравом он был, как пишут летописцы, «великодушен, но непостоянен», а его жена, тверская княжна Анна, была сестрой жены князя Юрия. Благодаря такому родству политика Литвы по отношению к Москве круто переменилась. Юрий начал предъявлять исключительные права на московский престол и, ободренный литовской поддержкой, собирался ехать в Орду за ярлыком. Заступиться за молодого московского государя было некому. Ничего бы не пожалел князь Василий для верного помощника, но судьба не спешила ему улыбнуться. Тем не менее спасение было рядом. Боярин Иван Всеволожский, бывший хозяин смоленских земель, решил выручить 15-лет него князя. Василий II, пребывавший в полной растерянности, испытал к Всеволожскому чувство огромной признательности.

До сих пор историки теряются в догадках, как могла бы сложиться судьба Московского государства без участия Всеволожского.

Благодарность великого князя продлилась три года. В дальнейшем Василий II проявил свое умение править в неожиданной для предшествовавших властителей манере: он не полагался на «незаменимых» помощников, предпочитая сам брать на себя ответственность, особенно никого не выделяя и ни к кому не испытывая благодарности. В его деятельности были и неудачи (упущенная в 1338 г. возможность заключить выгодный мирный договор с ордынским ханом Улумахметом через год обернулась набегом последнего на Москву и разорением ее окрестностей), и трагедии (так, его ослепили в 1446 г. в отместку за аналогичное действие, совершенное ранее по его приказу с восставшим на него двоюродным братом Василием Косым), и беспримерные удачи государственного масштаба (присоединение к Московскому княжеству можайских, рязанских и новгородских земель в 1450-х гг.). Причиной всего этого можно считать политику московского государя, но у ее истоков стоял великокняжеский фаворит Иван Всеволожский, история возвеличивания и падения которого растянулась по времени почти на 10 лет.

Среди московского боярства Иван Всеволожский, потомок старинного смоленского рода, стоял особняком. Он находился в родстве со знаменитыми Вельяминовыми, был женат на родной сестре последнего тысяцкого Василия, и часть доходов из городской казны, по слухам, не миновала его сундуков. По словам современников, раньше в богатстве и знатности с ним могли соперничать немногие бояре из числа приближенных к царю, но к моменту, о котором идет речь, положение его начало ослабевать. Старшие дочери Всеволожского, удачно вышедшие замуж за молодых тверских князей, к тому времени уже овдовели. Поэтому мудрый боярин Иван решил поддержать права на великое княжение молодого князя Василия II, а в обмен на это выдать за него свою младшую дочь, тем самым укрепив свой слегка пошатнувшийся статус. Иван справедливо рассчитывал на то, что благодарный князь не станет отказываться от бракосочетания. По тем временам Иван Всеволожский был не только юридически подкован, но и весьма красноречив. Пока князь Юрий надеялся на законную силу своих притязаний на великое княжение, Всеволожский успел тайно съездить в Орду – и не с пустыми руками.

Ранней весной 1431 г. и молодой князь, и его соправитель отправились к ордынскому хану за окончательным решением вопроса о престолонаследии. Связанный родственными узами с литовским королем, Юрий был уверен в своей победе. Ведь на его стороне, как он считал, было подлинное завещание Дмитрия Донского – его отца. На первом выступлении в Орде казалось, что его права непоколебимы, но неожиданно боярин Всеволожский убедительно доказал, что «старые бумаги» не имеют юридической силы, так как порядок престолонаследия, закрепившийся в течение нескольких поколений московских государей, явно важнее, чем какая-то неточность, на туманное толкование которой ссылался князь Юрий. Пламенную речь Всеволожский подкрепил прямым обращением к хану, льстиво заверяя его в покорности Василия II и «уповая на ордынскую волю» в решении этого вопроса. По заведенному обычаю молодой московский князь и его соправитель судились целый год. Хан исправно выслушивал доводы и того и другого, при этом аргументы Василия II подкреплялись звонкой монетой и богатыми дарами в количестве неизмеримо большем, чем у их соперника.

Князь Юрий надеялся на силу закона и литовскую помощь, а боярин Всеволожский – на могущество денег и умелых речей. Ведь в случае выигрыша он согласно устному договору становился тестем самого московского государя.

Влияние боярина в Москве росло прямо пропорционально слухам об успешности его миссии, ловко поддерживаемым самим Всеволожским и его сторонниками. И его бурная деятельность увенчалась успехом. Впервые в русской государственной практике не слишком перспективное изначально дело было выиграно и московский государь Василий II был утвержден на великое княжение в присутствии ордынских послов. В качестве «утешительного приза» проигравшему соправителю был отдан в «кормление» город Дмитров. Но и этому подарку с ордынского стола пришлось недолго радоваться. Торжествующий Василий и его сторонники, в числе которых был и будущий тесть, устроили так, что Юрий потерял права на этот город менее чем через год. Всеволожские готовились к свадьбе. Но тут оживились родственники Василия, в том числе и его мать – княгиня Софья Витовтовна. Сыграв свою роль, Всеволожский, по ее мнению, должен был уступить место более знатным сватам. Свою дочь за великого князя мечтали выдать тверские владетели. Кстати, она приходилась двоюродной внучкой известному фавориту прошлого Ивану Кошкину. Как и положено в дворцовой политике, о свадьбе Василия и тверской княжны слишком предприимчивый боярин узнал в числе последних. Его даже пригласили на свадьбу, состоявшуюся примерно через год после того, как он своей хитростью и умением добыл для несовершеннолетнего Василия ярлык на великое княжение. Невозможно описать разочарование боярина, который должен был присутствовать на этой свадьбе так же, как и его недавний оппонент князь Юрий с сыновьями Василием и Дмитрием Шемякой, но хуже был разыгравшийся за этим скандал. На Василии Юрьевиче, носившем не слишком лестное прозвище Косой, мать-княгиня Софья увидела красивый старинный пояс. Как пишут летописцы, «был он собран из цепей золотых и богато украшен самоцветными камнями». Это произведение искусства, как выяснилось, еще Дмитрий Донской перед свадьбой через доверенных бояр Вельяминовых подарил своей невесте. Пояс должен был перейти как свадебный подарок и княгине Софье. Но Вельяминовы подменили пояс на менее ценный. Тот, который достался матери князя Василия, по ее словам, был похож на медную подделку. А настоящий пояс достался женатому на родственнице Вельяминовых Василию Косому. Разбушевавшаяся княгиня, не гнушаясь рукоприкладством, сорвала пояс с Василия Косого на глазах у всех собравшихся гостей. Напрасно пытался Всеволожский, женатый на сестре Вельяминова, разъяснить, что поясов было два и именно тот, который нужно, и достался княжеской невесте. Не вовремя напомнивший о себе боярин, возжелавший было не по чину стать княжеским тестем, получил указание «знать свое место» и не надеяться на благодарность за те услуги, которые он, как и всякий слуга, по долгу обязан оказывать великому князю. Василий II скромно помалкивал. Он ни звуком не выразился в пользу бывшего своего любимца. Ведь дело было сделано – князь получил заветный ярлык, а портить будущие семейные отношения из-за каких-то прошлых заслуг фаворита было не в его правилах. Этого честолюбивый боярин вынести не мог. Его мечты рушились на глазах, гордость была уязвлена, а верно служить и дальше неблагодарному князю он считал ниже своего достоинства. В «резких словах» боярин высказал свое мнение по поводу неблагодарности правителей, играющих жизнью, имуществом и чувствами своих преданных сторонников. Более того, прямо на свадьбе Иван Всеволожский воспользовался своим правом поступить на службу к другому повелителю и перешел на сторону князя-соправителя Юрия и его сыновей. Вместе со своими землями и имуществом Иван «отъехал» к давнему сопернику Василия II. Приняв его, Юрий нарушил давний закон – не принимать московских беглецов – и поставил себя в положение прямой войны с великим князем. Юрия поддержали сыновья, бывшие на свадьбе, – Василий и Дмитрий, которые, прервав торжество, отправились собирать войско против московского князя. Советником у Юрия стал все тот же Всеволожский.

Неизвестно, сожалел ли великий князь Василий II о своем решении, но он вступил в боевые действия, хотя к такого рода войне подготовлен не был. Он терпел поражение за поражением, однако не желал мириться с вероломным боярином, который забыл, что такое княжеская милость и немало поправил свое материальное положение со времени той памятной поездки в Орду. Весной того же года очередное поражение Василия обернулось для него полным фиаско – его войска были полностью разбиты недалеко от Москвы, и надеявшийся скрыться в Костроме князь бежал с поля боя. Юрий и его сыновья взяли в плен московского государя. Он был готов на любые уступки: по итогам подписанных им мирных договоров в его владении оставались лишь окрестности Коломенского. Боярин Всеволожский был отомщен. Все время, пока шли военные действия, он стремился восстановить против Василия II всех окрестных князей; правда, не каждый из них стремился его слушать. Более того, некоторые просто указывали бывшему фавориту на дверь, так как прекрасно понимали его цели. Да и врагов за период своего успеха он сумел нажить достаточно. Но быстрая победа вскружила головы сыновьям князя Юрия. Каждый из них в обход всех мыслимых законов и правил уже мечтал стать великим князем. Опасаясь, что его дети в междоусобной борьбе дойдут до братоубийства или посягнут на его жизнь, Юрий принял, как ему казалось, соломоново решение – формально оставить великое княжение Василию II при удельной самостоятельности остальных князей. Поначалу Василий Косой и Дмитрий Шемяка пытались протестовать против отцовской воли, но вооруженное наступление воинских частей Юрия «убедило» непокорных сыновей в родительской правоте.

Некоторые исследователи утверждают, что принять такое странное решение рекомендовал Юрию его новый советник Всеволожский. Видя, что разногласия соправителя и его сыновей не позволят им долго удерживать власть, он сыграл на руку великому князю Василию в надежде, что тот поймет, какого помощника он лишился.

В начале 1434 г. произошли несколько событий, неожиданных как для Василия II, так и для большинства его сторонников. Князь Юрий занял Москву и завладел всем имуществом великого князя, его семейства и сторонников. Он быстро нашел общий язык с горожанами, купцами и посадским людом. Бывший московский князь Василий II был вытеснен в Новгород, где узнал о том, что Юрий внезапно умер, по слухам, став жертвой отравления. Одни исследователи называют виновным в этом Василия II, другие – старшего сына Юрия, Василия Косого, обиженного на отца из-за московского престола. Несмотря на то что все недовольные Юрием и его сыновьями стекались к Василию II, он вряд ли бы вновь рискнул претендовать на московский трон так скоро. Но ему помог случай. Василий Косой объявил себя великим князем московским, но его братья Дмитрий Шемяка, Дмитрий Красный и Иван не поддержали самозванца. Наоборот, они и их сторонники примкнули к бывшему московскому князю. Напрасно боярин Всеволожский отговаривал неразумных князей, указывая им на вероломство и неблагодарность Василия II. Лишенные возможности занять великокняжеский престол братья помогли московскому князю вернуться в столицу. В следующем году войска Василия Косого были окончательно, как казалось, разбиты. Его заставили подписать мирный договор, по которому он полностью признавал главенство Василия II. Братья-соглашатели были награждены дарами и вотчинами. Судьба Ивана Всеволожского оказалась под угрозой. Его предали все сторонники, и бывший боярин напрасно искал сочувствия у звенигородских, угличских и тверских владетелей. «Смутьяна» никто не желал принимать. Страна требовала мира и восстановления порушенного хозяйства, а опальный фаворит уже никого не интересовал. Василию II не составило труда изловить своего бывшего советника. По ряду исторических данных, Всеволожского сначала ослепили, а затем казнили «за измену и воровство». Немалое имущество боярина отправилось в личную казну московского князя, а в следующем, 1436 г., Василий II с классической жестокостью расправился и с Косым, неосторожно выступившим против него снова. Успехи великого князя вселяли в него надежду, что никакие «верные помощники» ему уже больше не понадобятся.

Фавориты Ивана III: И. Патрикеев, С. Ряполовский

Сын Василия II, московский государь Иван III, был назначен соправителем отца еще при его жизни. От Василия II он унаследовал не только объединительные государственные тенденции, но и стратегическое умение выждать благоприятный момент и неожиданно нанести решающий удар. Другим личным качеством нового великого князя, также перешедшим к нему от родителя, было стойкое внутреннее пренебрежение к таким классическим духовным ценностям, как родственные чувства, благодарность за оказанные услуги и верность данному слову. Эти «смешные пережитки» раннего Средневековья не должны были отвлекать московского государя от необходимости уничтожить любое инакомыслие и независимость как в мыслях своих подданных, так и на самом деле, фактически. С завидным постоянством Иван III прибирает к рукам удельные княжества, в том числе и принадлежащие его родным братьям и племянникам, искореняет вечевую самостоятельность Пскова и Новгорода, которую те сохранили еще со времен киевских князей, и с помощью военных походов сокращает территорию Литвы, которой теперь руководит его зять Александр.

Все эти стратегически важные действия хитрый и прагматичный московский князь ведет под идеологическим прикрытием государственной объединительной идеи, борьбы за права православного населения (в Литве) или под предлогом наказания изменников.

При этом Иван III регулярно принимает к себе на службу «отъездчиков» с любых территорий: литовских служилых князей, крымских царевичей и др. На руку ему было и то, что стабильно развивавшееся великое Княжество Московское в то время имело заметный авторитет как за рубежом, так и, естественно, в российских пределах. Можно сказать, что Иван III крался на цыпочках, но большими шагами и очень уверенно. В результате непрестанных усобиц и опять-таки не без помощи московских князей старинные противники (Литва, Орда, оставшиеся удельные княжества) давно потеряли прежнюю силу. Все перебежчики оттуда по старинному закону продолжали переходить под «государеву руку» со своими землями, слугами и разнообразным имуществом. Так, из Литвы в числе других пришельцев прибыли ко двору Ивана III служилые бояре И. Воротынский и И. Бельский. Провинившийся в чем-то беглец мог неожиданно попасть в заключение, а его имущество доставалось осторожному и неторопливому великому князю. Эту политику ему помогали проводить верные слуги из числа доверенных бояр. В 1470 – 1480-х гг. были сломлены многолетние вольности Новгорода, Пскова, Вятки и Твери. Особенностью правления Ивана III было «опутывание рублем» своих вчера еще независимых городов и подданных. Так, Новгород подвергся контрибуции почти в 16 000 рублей, лишился права собственного суда (теперь по всем судебным вопросам новгородцев вызывали в Москву); причем несправедливости, чинимые московскими боярами, приставами и служилыми людьми даже не рассматривались. Великим князем в свою пользу были почти наполовину секвестированы земли новгородских, псковских и тверских владетелей и монастырей (с правом местного самоуправления выбирать, кого именно лишить «излишков территорий»). Главами местных выборных органов власти стали назначаемые великим князем наместники. Поэтому в созданных князем невыносимых условиях все больше местных бояр и их детей отправлялись служить в столицу. Другим любимым средством «ротации кадров» у Ивана III было выселение «житных людей». Согласно исследованиям это были зажиточные семьи детей бояр и купцов, десятками враз снимаемые с мест и отправляемые на жительство в Москву или иные земли. На их места, в дома и на участки прибывали «верные люди» московского князя, заслужившие такое поощрение и наблюдавшие за порядком на территориях. Так, из того же Новгорода менее чем за год были выселены около 8000 семейств. Впрочем, даже многолетняя верная служба или родственные узы мало что значили для великого князя. Единственной целью Ивана III было уничтожение удельных княжеств, остававшихся оплотом формальной самостоятельности. Ради достижения этого московский князь не гнушался ничем. Так, ярославские и ростовские князья, нуждавшиеся в деньгах, попросту продали воспользовавшемуся их бедственным положением Ивану свои «права и наделы». Другие князья, испугавшись преследований, бежали в Литву, и их наделы достались московскому государю без какой-либо борьбы. Часто использовался Иваном III и прием добровольно-принудительного завещания, когда удельные князья-наследники либо «отписывали» ему свои родовые имения, либо неожиданно умирали. Изобретение этого юридического казуса современники приписывали боярам Патрикеевым, пользовавшимся расположением великого князя.

В изменившихся исторических реалиях недостаточно было просто, пользуясь военной силой или хитростью, отнять у соперника требуемое имущество. Необходимо было это обосновать, чтобы вновь приобретенные права не подверглись сомнению со стороны как российской юридической мысли, так и европейской общественности того времени. Согласно введенному московским государем закону «выморочные» наделы не распределялись между родственниками, как раньше, а становились собственностью великого князя. Таким образом вотчины родных его братьев – Андрея Гаряя, заключенного им в тюрьму и скончавшегося от лишений, Бориса (и его неожиданно погибшего старшего сына) – попали в собственность Ивана III. Вологодские земли Андрея-меньшого, другого брата Ивана, после его смерти также перешли в собственность великого князя, так как Андрей умер в возрасте 29 лет «холостым и бездетным», при этом оставшись должным ему более 25 000 рублей. Применявшаяся Иваном политика двойных стандартов в целом согласовывалась с образом его как благодетельного российского государя – объединителя земель и защитника угнетенных Ордой и Литвой православных.

К чести московского князя следует сказать, что проводимая им политика способствовала укреплению Российского государства. Достигнутая в тот период независимость от Орды, территориальные приобретения в виде бывших литовских городов и подчинение Москве Казани позволили говорить об исключительном статусе Московского княжества.

После захвата турками Константинополя и женитьбы Ивана III вторым браком на дочери последнего византийского повелителя мысли московского князя все больше занимала идея об исключительном положении государя в российском обществе, наметившейся преемственности между Византией и Москвой как в смысле императорского титула, так и в покровительственной роли последней для православия. Если особое положение Московского княжества среди европейских государств того времени всемерно поддерживалось боярской средой, то обособление великого князя от своих ближайших советников и «верных людей» воспринималось ими очень непросто. Превращение вчерашних фаворитов в «холопов», зависевших от личной воли и капризов самодержца, не устраивало родовитых аристократов, привыкших считать себя «столпами отечества». Тем более, что эти по-восточному раболепские идеи исходили от второй жены московского князя. И в подобном случае вчерашние помощники становились тайными врагами. Такими оказались и преданные фавориты Ивана III – И. Патрикеев и С. Ряполовский.

Иван Юрьевич Патрикеев (1419 – 1499)

Князь Иван Патрикеев, родовитый боярин двора Ивана III, происходил из древнего рода турово-пинских князей, предком которых был внук знаменитого литовского князя Гедимина. Потомки бывших неприятелей московских князей с успехом служили отцу Ивана III – Василию II и даже попытались породниться с великокняжеским домом. Так, сестра Ивана Патрикеева, по некоторым данным, была замужем за младшим братом великого князя – Андреем-меньшим. Сам боярин Патрикеев был у Ивана III воеводой и пользовался у него большим доверием, насколько это было возможно при характере великого князя. От московского государя получил он в пожалование более 30 деревень с окрестностями. Жил Иван Патрикеев богато, но строго. Известно, что был он благочестив и имел вспыльчивый, но отходчивый характер, детей держал в строгости. В быту князь Патрикеев предпочитал максимальный комфорт – так, именно у него останавливался Иван III во время ремонта своих покоев. Влияние фаворита было настолько сильно, что его заступничеством пользовались Андрей Гаряй и Борис, родные братья московского государя, разгневанного на них за их провинности. Как говорят, мудрый боярин сохранил жизнь Андрею-меньшому и другим князьям-сонаследникам, научив их «отписать» по завещанию родовые уделы всевластному брату. Известно, что, гордясь своим происхождением и следованием обычаям, Патрикеев не поддержал женитьбы Ивана III на «византийской бесприданнице», чей формальный титул и герб, по его мнению, были бесполезны, а ее политика привела к расколу в обществе. Действительно, после того как боярская знать разделилась на две части: сторонников перемен и приверженцев старых традиций, – формальной причиной этого стала двойственная позиция московского князя. До своей женитьбы на цесаревне Зое наследником Ивана III должен был стать Дмитрий, отпрыск его умершего сына-соправителя и наследника Ивана Молодого и его жены – молдавской княжны Елены. После скоропостижной смерти Ивана (по слухам, он был отравлен людьми византийской цесаревны) Иван III назначил своим преемником Дмитрия. Патрикеевы и другие приверженцы былых традиций поддерживали Ивана Молодого и Дмитрия, выступая за сохранение старого обычая, согласно которому государственная власть переходила от отца к старшему сыну. Сторонники перемен выступали в защиту второй жены московского князя – княгини Софьи и ее сына Василия III. По их мнению, происходившему от понятия о неограниченной власти государя, Иван III имел право встать выше обычая и даровать царство произвольно, в данном случае брату умершего наследника – Василию III. Поддержка бояр-новаторов не была бескорыстной. По свидетельству современников, княгиня Софья, не уверенная в своем положении, похищала ценности из казны великого князя и раздавала своим родственникам и сторонникам. Так, ее сестра и брат получили в подарок фамильные украшения из сокровищницы московских государей, в том числе те, которые принадлежали матери и бабушке Ивана III. Недовольные бояре-традиционалисты во главе с Патрикеевым поставили своей целью изобличить «иностранную авантюристку». Сначала им удалось привлечь заинтересованное внимание Ивана III. Против сторонников княгини Софьи был организован процесс по новому Судебнику. Изменников казнили, Софью и молодого князя Василия строго допрашивали. Княгиня созналась в присвоении драгоценностей, оправдываясь тем, что многое «временно взяла, но по небрежности потеряла». Был казнен ее личный врач, подозревавшийся в отравлении Ивана Молодого и попытке отравления его брата Дмитрия и малолетнего сына. Княгиню Софью и ее сына Василия заточили в дворцовых покоях, а княжича Дмитрия Ивановича торжественно венчали на царство.

Так великокняжеская власть стала переходной ступенью к неограниченной монархии. Сторонники «законной» традиции престолонаследия могли быть довольны.

Иван Патрикеев как один из главных разоблачителей заговора мог считать, что достиг наивысшего положения в обществе. К нему благоволил великий князь, и его не оставляла своими милостями царская невестка Елена – мать наследника Дмитрия. Но тем и отличается придворная жизнь от незыблемого закона, что в ней возможны неожиданные повороты. Опальной Софье удалось снова войти в доверие к московскому государю. Неведомо, какими слезами и мольбами она смогла склонить на свою сторону Ивана III, но настроение его снова переменилось, и на вчерашних сподвижников и спасителей он стал смотреть, как на заговорщиков и изменников. Софье удалось оговорить невестку великого князя Елену и ее сторонников. По уверениям византийской интриганки, Елена добивалась личной власти и оклеветала ради этого и Софью, и ее сына. Иван III подозревал в измене всякого, кто попытался бы ограничить его личную власть, вкус к которой он почувствовал уже давно. Кроме того, великий князь явно тяготился присутствием рядом с собой «старых бояр», из-за своих прошлых заслуг полагавших себя вправе решать, как именно должен поступать московский государь. Поэтому участь фаворита была предопределена. Других инакомыслящих ждала строгая кара. Разумеется, Иван III знал истинную цену аргументам Софьи, но за свою безопасность был вполне спокоен, а вот очаги неповиновения должен был подавить жестко – для всеобщего устрашения. Теперь прежние любимцы попали в опалу. Невестка великого князя Елена и ее сын были высланы из столицы и остатки дней провели в заточении; многие бояре, участвовавшие в разоблачении «заговора Софьи», были казнены, а их имущество перешло в собственность Ивана III. Вообще «охота на ведьм» часто давала московскому князю возможность пополнить казну, не упустил он случая и на этот раз. Незавидная участь ждала и бывшего фаворита, и все его семейство. К счастью, им удалось остаться в живых и «отделаться» всего-то монастырским постригом и конфискацией имущества. Свою роль сыграло и заступничество духовенства, которому благочестивый князь регулярно делал солидные пожертвования. В тишине монастырской кельи у бывшего фаворита было достаточно времени, чтобы обдумать суетность светских притязаний и вероломство сильных мира сего. С того времени фамилия Патрикеевых исчезает из упоминаний в дворцовых ведомостях. Сын Ивана Патрикеева, «князь-монах» Вассиан Косой, надолго пережил своего отца и стал видным церковным деятелем. Впоследствии он сумел привлечь внимание преемника Ивана III – Василия III – и долгое время оказывать на него влияние. Внукам Ивана Патрикеева было отказано в праве носить его фамилию. Они получили другое прозвище с тем, чтобы даже имя опального фаворита никогда не было услышано в дворцовых коридорах.

Семен Ряполовский (годы жизни неизвестны)

Фаворит великого князя Семен Ряполовский происходил из старинного знатного рода. Еще отец его, князь Иван, рука об руку с отцом московского государя Василием II сражался с его соперниками – сыновьями Юрия Галичского. Более того, когда удачливый Дмитрий Шемяка заточил малолетних детей плененного Василия в муромской крепости, именно Иван Ряполовский вынудил его отпустить княжичей к отцу. Семен Ряполовский с детства понимал знатность своего происхождения, был воспитан в духе верности долгу и традициям. При дворе он также пользовался большим влиянием, но был сторонником крайней линии бояр-оппозиционеров. Ряполовскому не нравились пышные многоступенчатые церемонии, византийская субординация и чуждый славянской традиции герб, украшавший царские регалии. В этих нововведениях, принятых с подачи княгини Софьи, видел он стремление иноземной принцессы, оставшейся «без места», и ее никчемной свиты – авантюристов без гроша, но с громкими именами, прибрать к рукам великого князя, окружить его плотным кольцом и за пустить алчные руки в столетиями копившуюся сокровищницу московских государей. Причем, когда низводились старинные вольности других городов и удельных князей, бояр-приближенных это устраивало – главное, чтобы их не забывал великий князь. Но со времени второй женитьбы великого князя все резко изменилось. Благодаря усилиям иноземных проныр старинные боярские привилегии постепенно ограничивались и сходили на нет.

При новой иерархии все слуги были равны, только один светоч допускался – князь Иван III, остальные были не более, чем его тенью, орудием в его руках.

Это крайне раздражало гордого боярина. В стремлении изобличить княгиню и изгнать ее с политической сцены Ряполовский не останавливался ни перед чем. По некоторым данным, это его люди уличили княгиню Софью в занятиях ворожбой, что по тем временам было крайне тяжелым обвинением. Простой человек за такие действия мог легко поплатиться жизнью. При этом Семен достаточно хорошо относился к матери малолетнего князя Дмитрия, несмотря на ее иноземное происхождение. Все-таки мать княгини Елены была из рода киевских князей. Даже на то, что Елена покровительствовала сектантам-вольнодумцам, которых называли «жидовствующими», князь Ряполовский смотрел достаточно снисходительно, считая все это несерьезным заблуждением. Однако в придворной жизни подчас именно мелочи играют важную роль. Своим высокомерием князь Семен нажил себе немало врагов из числа «худородных» дьяков – сторонников княгини Софьи, которые питались с ее стола и в обмен на подачки готовы были превозносить, как он считал, любые действия «византийской бесприданницы». Для них, при боярском засилье не имевших возможности подняться на самый верх административной пирамиды, действительно все слуги, знатные и незнатные, были равны, и только личный каприз не ограниченного ничем самовластителя мог в одну секунду вознести любого из них через все барьеры к чинам и имениям. Этого не понимал князь Семен, считая, что для царя, как для потомственного Рюриковича, старая знать еще не потеряла своей родовой ценности. Но для великого князя сладкий яд безграничной власти был гораздо ценнее нелепых обветшалых заблуждений о «боярском совете и согласии». Гораздо удобнее руководить толпой «безгласных и согласных», знающих свое место слуг, чем судить и рядить самодовольных аристократов, теряя драгоценное время. Князь Семен со своим упорным стремлением сохранить старые порядки и громогласной защитой былого коллегиального начала был, таким образом, обречен. По мнению исследователей, свою негативную роль в этом сыграла и история с расхищением княжеской казны. Конечно, Иван III не был доволен пропажей драгоценностей, и самовольство Софьи его неприятно поразило, но более того возмутило его отношение бояр к его личной, великого князя сокровищнице, как к какой-то общественной собственности. Он, самодержец и духовный наследник византийских императоров, сам волен распоряжаться своим и родительским имуществом и отчета в том никому давать не обязан! Поэтому, хотя формальная уступка со стороны великого князя общественному мнению и была сделана, и виновных (и попавших под горячую руку) дьяков судили и казнили, «чернокнижница и расхитительница» Софья с сыном остались в пределах дворца, пусть и под домашним арестом. Сыграло свою роль и то, что лестью и подарками вторая жена Ивана III склонила на свою сторону тех церковных иерархов, которые призывали бороться с еретиками. По несчастливому совпадению именно с ними у резкого на слова Ряполовского были личные счеты. Он, видите ли, считал, что прошлые заслуги и внимание государя дают ему право говорить все, что он считает нужным. Поэтому, как только Софье удалось вернуть расположение великого князя, участь ее противников была окончательно решена. И заслуживший личную ненависть княгини С. Ряполовский был казнен как изменник, еретик и государственный преступник, а другие «разоблачители» также поплатились – кто меньше, кто больше.

После казни бывшего фаворита прежние любимцы великого князя – Елена и внук Дмитрий – были подвергнуты заточению, а несколькими годами позже был помазан на царство по византийскому образцу сын Софьи – молодой князь Василий. Но об этом бывшему фавориту было уже не суждено узнать.

Фавориты Елены Глинской: С. Бельский, Иван и Федор Овчина Телепневы

Князь Василий III от отца Ивана III унаследовал политику решительного собирания русских земель. По характеру в отличие от отца Василий был, скорее, слабовольным, мягким и нерешительным, но если дело касалось личного или государственного интереса, то, по словам современников, князь умел быть жестким и непреклонным. От матери, княгини Софьи, ему достались такие качества, как настойчивость в достижении выбранной цели, стремление подчинить непокорных подданных и, кроме того, тайный страх того, что родовитая боярская знать лелеет надежду расправиться с ним. Поэтому Василий во внутренней и внешней политике продолжал те традиции, какие он застал еще ребенком: в который раз усмирял Казанское ханство, в то же время принимая ко двору служилых татарских принцев и щедро одаряя их, стремился потеснить Литву и Ливонию, переселял на новые места новгородцев и псковичей, одновременно расселяя преданных москвичей в «неблагонадежные земли» с целью их укрепления. При Василии III вотчины бездетных князей (Углич, Калуга, Стародуб и др.) на правах выморочных наделов отошли к Московскому княжеству, а Новгород-Северский был присоединен благодаря заточению его владельца и конфискации его имущества. Родных своих братьев, Юрия и Андрея, великий князь не любил и боялся, стремясь с помощью договоров и «подписных грамот» ограничить самостоятельность и их самих, и преданных им людей.

Василий III едва терпел, по словам современников, родовитых бояр, советуясь с ними для проформы, нежели для пользы дела, и его вспыльчивость и самонадеянность не способствовали взаимопониманию.

На московского князя большое влияние оказывали доверенные ему лица, и чем больше они вызывали отторжения у бояр-советников, тем сильнее Василий к ним благоволил. Так, дьяки и подьячие «мелкого чина» или вышедшие из непокорной Твери вызывали у него такое расположение, что, по ряду свидетельств, данные им личные полномочия едва ли не превышали те, что по чину полагались ближним боярам. И хотя, повинуясь традиции, на все видные места в войске и княжеской администрации Василию III приходилось назначать представителей «злоумышленного» боярства, по словам современников, князь не раз признавался, что его дворецкий и другие слуги гораздо больше подходят для этих должностей.

По этим же причинам он приблизил к себе и родственников своей второй жены Елены – князей Василия, Ивана и Михаила Глинских. Выходцы из Литвы, обладавшие большим честолюбием, несметными богатствами и властью, в Европе они участвовали в междоусобных распрях и в конце концов были изгнаны польской знатью. Таким образом, потеряв все, они оказались в Москве, заслужили расположение великого князя, считавшего их преданными сторонниками, и заняли высокие посты в войсковой администрации. Дочь Василия Глинского Елена пользовалась большим доверием великого князя и, став его супругой, получила почти неограниченный доступ к государственной власти. Ее появление на политической сцене было неоднозначно встречено Боярской думой. Но, в совершенстве владея дворцовой дипломатией, бывшая литовская княжна ловко сталкивала между собой различные группировки боярский кланов, приближала одних и отдаляла других от великого князя московского, и с ее влиянием нельзя было не считаться.

После смерти Василия III Елена Глинская, как видно из завещания великого князя, из-за малолетства Ивана IV исполняла обязанности регентши, но при этом наделялась неслыханными прежде полномочиями. К примеру, к ней с докладом должны были приходить представители Боярской думы, что было прерогативой действующего государя. Во внутренней политике она с удовольствием продолжала традиции Василия III, умело сочетая их с личными целями. Так, менее чем за три года с начала ее правления были брошены в заточение родные братья ее мужа, князья Юрий и Андрей, а их уделы перешли под «московскую руку». Ее отец, князь Василий Глинский-Темный, братья Юрий и Михаил и дядья пользовались ее покровительством. Более того, они не только стремились играть главную роль в московской администрации, но и получили в «кормление» богатые вотчины, а также навлекли на себя ненависть всего народа тем, что «умножили поборы и грабежи». Тем не менее они не были в полной мере фаворитами Елены. Одинокая и молодая вдова, облеченная громадной властью, нуждалась в личном женском счастье и считала себя вправе устраивать его по своему вкусу, не оглядываясь ни на чье мнение. Из неполных исторических данных известно, что ее фаворитами были Семен Бельский и братья Федор и Иван Овчина Телепневы. Особенное влияние на нее приобрел последний. Как говорят, ради него Елена даже уморила в заточении родного дядю Михаила, до того пользовавшегося у нее неограниченным доверием и влиянием.

Семен Бельский (годы жизни неизвестны)

Первый фаворит Елены Глинской – князь Семен Бельский происходил, по легендам, от литовского князя Гедимина, вернее, от обрусевшего потомка его – князя Олелько (Владимира). Внук Олелько – князь Федор, отец будущего фаворита, в 1482 г. поднял неудачный мятеж против польского короля Казимира и, спасаясь от неминуемой казни, бежал в Москву еще при Иване III. Старший Бельский вытерпел от московского князя и милость, и опалу, и ссылку в Галич, но в итоге оправдался от всех наветов и даже стал родственником великого князя, так как женился на его племяннице – рязанской княжне Анне. Бельский-старший служил воеводой, участвовал в казанском походе, а его красивый и рослый сын повсюду сопровождал уже немолодого отца.

Как и когда именно завязались отношения Елены с Семеном Бельским, неизвестно. Но согласно ряду данных он был произведен правительницей в бояре, а после возвращения из казанского похода был пожалован должностью коломенского воеводы.

Тем не менее согласно поговорке «свято место пусто не бывает», и влияние Семена на правительницу стало падать. Возле нее все большую значимость стали обретать братья Телепневы, особенно Иван. Попытка Семена вернуть свое прежнее положение была встречена литовской кокеткой со смехом, а вот его соперник решил всерьез избавиться от бывшего поклонника, прибегнув для этого к надежному старинному средству – оговору. Бельский и его брат Иван были обвинены в государственной измене, в подготовке заговора князя Юрия Дмитровского. Семен и его друг И. Ляцкой, как когда-то их предки, с помощью подкупленного тюремщика бежали, спасаясь от мучительной казни. Потерявший все Бельский отправился к польскому королю Сигизмунду I, получил от него богатые имения и был удостоен должности воеводы. Чтобы отблагодарить нового покровителя, Семен опустился до предательства и участвовал в военных действиях против русских. Никто не любит предателей, гласит народная мудрость, но все пользуются их услугами. Поэтому после поражения поляков Бельского обвинили в измене, и он снова бежал – на этот раз в Константинополь. Согласно хроникам в 1537 г. Бельский появился при дворе крымского хана, чтобы побудить его воевать с Россией. Одновременно Семен обратился к прежней своей любимой Елене Глинской с покаянным письмом и предложением искупить свою вину. Но место фаворита в сердце княгини было прочно занято Иваном Телепневым. И то, чего хотел Иван, говорят, хотела и Елена.

Телепнев решил заманить Бельского в Москву и там казнить, но по несчастливой (или напротив) случайности Семен по пути был похищен кочевым ногайским князем для выкупа. Крымский хан спас своего любимца и советника.

Узнав, что в Москве его ждала западня, Бельский, пылая местью, снова натравил хана на русских, уверяя его в слабости московского ополчения. Но когда первая стычка с русскими закончилась неудачей, войско хана отправилось назад в Крым, а вместе с ним – и бывший фаворит, связанный по рукам и ногам. Дальнейшая судьба Семена Бельского в точности не известна, но, как говорят, он был казнен за «предательство и неблагодарность».

Федор Овчина Телепнев (годы жизни неизвестны)

Фаворит Елены Глинской – князь Федор Телепнев-Оболенский по прозвищу Овчина был воеводой в Северской земле. Немногословный и статный, он приглянулся Елене еще при жизни его супруги, но их редкие встречи вскоре были прекращены. В отличие от своего брата Ивана не устоявший перед чарами Елены Федор был крайне богобоязнен и, как говорят, любил свою жену. В 1534 г. Федор попал в литовский плен и только спустя три года был выкуплен Еленой. Вернувшись в Москву, он зажил уединенно, и дальнейших вестей о нем история не сохранила.

Иван Овчина Телепнев (? – 1539)

Фаворит княгини Елены Глинской – князь Иван Овчина Телепнев был выходцем из служилых боярских людей. Обедневший род их имел мало шансов быстро подняться, если бы не дальновидность и практичность Ивана. Через сестру свою Аграфену, служившую в свите великой княгини и пользовавшуюся ее расположением, Телепнев вошел в доверие к Елене и в отличие от своего брата Федора сумел быстро распорядиться своим «выстраданным» счастьем. Вслед за положением фаворита перед Иваном распахнулись двери в «командирскую рубку» княжеской администрации. Постепенно ему удалось избавиться от всех более счастливых соперников, а поддержка политики Елены соответствовала и его личным целям. Иван ненавидел и презирал чванливое старинное боярство, а оно отвечало ему откровенным пренебрежением. За это аристократы жестоко поплатились, и в первую очередь бояре Шуйские, которые подверглись жестоким репрессиям, а их имущество – конфискации. Та же судьба ждала и ложно обвиненного в заговоре брата князя Василия III – Юрия Дмитровского. Он был казнен за измену, а вместе с ним пострадал и бывший соперник за внимание Елены Семен Бельский. Правда, Бельскому удалось бежать, но все имущество изменников было конфисковано в пользу московской казны, которой самовластно распоряжался Иван Телепнев.

Дядя московского князя Андрей Старицкий также безуспешно пытался бороться с Еленой и Телепневым. В связи с этим Елена официально объявила ему опалу, а Телепнев, наоборот, притворясь расположенным к нему, старался выяснить, что замышляет князь Андрей. Попытку князя пробиться в Литву подавили в зародыше. Телепневу «за сочувствие к изменнику» было сделано формальное внушение, а «смутьяна» князя Андрея подвергли заточению и конфискации имущества.

За верную службу княгине Ивана ненавидел весь двор. Елена, напротив, осыпала фаворита милостями, и он был назначен ее главным советником и конюшим боярином.

После смерти Елены весной 1538 г. дни фаворита были сочтены. По слухам, княгиню отравили бояре-оппозиционеры Шуйские. Как пишут очевидцы, на седьмой день после ее смерти Иван Телепнев и его сестра были схвачены и заточены. Бывший фаворит умер в темнице от голода, как и погубленный им дядя Елены – давний его противник князь Михаил Глинский. Аграфена Телепнева была пострижена в монахини и сослана в Каргополь – замаливать грехи брата. Начиналась новая эпоха – время Ивана IV.

Глава 2. Фавориты Ивана Грозного и его сына Федора

Фавориты князя Ивана IV Грозного открывают новую страницу в истории русского фаворитизма. Политика возвышения низших дворянских чинов, дьяков и приказных, которую проводили и его отец Василий III, и мать, княгиня Елена Глинская, в правление Ивана дошла до своей крайней точки.

Другая крайность – унижение «кичливого» боярства – также взяла верх над будущим московским самодержцем. Еще его отец приказывал боярам ездить на воинскую службу и сидеть в думе «без мест», т. е. не учитывая, чей род древнее. Княгиня Елена и ее фавориты, не задумываясь, отправляли заносчивых княжеских советников в монастырь и на плаху. От чего государство только выигрывало – в казне прибывало средств, а в палатах становилось просторнее.

Верноподданные дьяки только поддерживали угнетение своих извечных контролеров и притеснителей, не желавших принимать новый порядок и считавших ниже своего достоинства становиться в общую шеренгу разномастных охотников за государевой милостью. Старинные уделы становились рядовой провинцией московского княжества, боярские дети выселялись на глухие окраины и понемногу нищали, становились приживалами при более удачливых «худородных» любимцах, постепенно исчезая с лица земли, если только личные качества и счастливый случай не возносили их снова пред государевы очи.

Угасли многие знаменитые и старинные боярские роды, но и оставалось их немало, а когда приходил их час, они истребляли своих соперников так же жестоко, как когда-то их. Одним из таких стал клан Шуйских. Всячески униженные и разгромленные бывшие любимцы великого князя Василия III немало претерпели от фаворитов княгини Глинской – Семена Бельского и особенно Ивана Овчины Телепнева. Тем не менее пришел и их час.

По некоторым данным, приложив руку к скоропостижной гибели Елены, Шуйские захватили регентство при малолетних князьях Иване и Юрии, бесконтрольно распоряжаясь государственной казной и личным имуществом своих повелителей. Они молниеносно и жестоко расправились с бывшими фаворитами «польской ведьмы», после чего словно решили доказать всем, что управы на них не найти.

Временщики, словно предчувствуя скорый конец, не знали границ в своем самодурстве и притязаниях: увеличили поборы, отнимали имущество у горожан, проводя дни в чудовищных разгулах – княжеский дворец превратился в вертеп Шуйских. По признанию самого Ивана IV, они скверно обращались и с ним, и с его братом: плохо одевали, унижали, заставляя присутствовать на своих застольях, не давали достаточно еды и пр.

Много позже Иван Грозный, написавший чуть ли не полсотни писем, вошедших в российскую историографию, ни словом не обмолвился о своей матери, несмотря на то что был достаточно взрослым (8 лет) и хорошо ее помнил. Видимо, те воспоминания, которые хранились в его памяти, были не слишком лестными для великой княгини.

После двух лет торжества узурпаторов в боярской среде началось брожение, а заговор против них возглавил князь Иван Бельский, освобожденный Шуйскими в надежде на его благодарность. Старое правило «враг моего врага – мой лучший друг и боевой товарищ» не всегда срабатывало в дворцовой среде. Пострадавший от Телепневых Бельский горел желанием восстановить справедливость, но поплатился за это жизнью. Сторонники «новых бояр» были более многочисленными.

Особенно усердствовал в крайностях князь Андрей Шуйский, но молодой государь запоминал все методы своих «воспитателей» с целью применить их в благоприятный момент. Так, в 1543 г. Иван IV приказал растерзать собаками своего давнего обидчика, князя Андрея Шуйского, и этим показал всесильному клану, что их время кончилось. Тем не менее, у своих «воспитателей» московский правитель научился мгновенному переходу от беспорядочной разнузданности к смиренному раболепию, что регулярно происходило во время присутственных мероприятий и приема послов.

С раннего возраста, таким образом, лицемерие, стремление любой ценой достичь цели, неконтролируемая своевольная жестокость и глубокая обида на внешний мир, питаемые подозрительностью, не только стали оборотной стороной натуры Ивана Грозного, но и вольно или невольно поддерживались в нем окружающими его боярами и всем укладом средневековой русской жизни.

С устранением Шуйских власть перешла к дядьям царя Глинским, уничтожавшим конкурентов с помощью ссылок и жестоких казней и поощрявших жестокие и разгульные инстинкты молодого государя. В дворцовой библиотеке Иван IV из книг и рукописей выписывал все, что могло обосновать его прирожденную автократическую власть перед боярской «вольницей». Уснащать свои эпистолы яркими фрагментами чужих мыслей и образов затем вошло у него в привычку, так как пытливому уму легко давались цитаты, правда, не всегда точные. Впрочем, постоянное талантливое компилирование и создало российскому самодержцу репутацию образованнейшего человека своей эпохи.

В то время столкновения с боярами и воспоминания о несчастливом детстве создали в воображении Ивана IV образ «непризнанного государя, не нашедшего покоя в своей стране и окруженного неблагодарными льстецами, заговорщиками и обманщиками». Этот образ коронованный тиран во второй половине своего правления настолько полюбил, что поверил в его реальность, и, по мнению исследователей, фантастическая жестокость репрессий и поздней опричнины была продиктована именно подобным самовнушением.

Неизвестно, был ли Грозный искренне верующим, но несомненно, что мрачный религиозный фанатизм «удачно» наложился у него на византийскую идею «кесаря – духовного пастыря».

Как «божий помазанник» и последний в Европе православный государь он не держал отчета перед духовной властью, одновременно чувствуя в себе право казнить и миловать всех по своему усмотрению. Исследователи утверждают, что дополнительное большое значение в царствование Ивана IV обрели эсхатологические идеи «конца мира», когда наступающие «последние времена» сообщали повседневным событиям мрачный трагизм и отчаянную безысходность.

Что касается политики, то вначале великий князь был последователем идей своего отца. Не видя опоры в боярских кругах и презирая «приказное сословие» за неискренность и продажность, он ловко пользовался противостоянием этих группировок для достижения своих целей. Поскольку дьяки, зачастую вышедшие из самых низов дворянства или из далекой глубинки, поддерживали любую идею правителя, Иван IV не устоял перед таким легким соблазном. Как настоящий самодержец он предпочел презираемых рабов напыщенным и ограниченным советникам, поэтому большинство его любимцев не отличались высокими моральными качествами, принадлежали к небогатым семьям, и, вознесенные в годы опричнины, в ней же нашли и свою погибель.

Признанные в эпоху Избранной рады А. Адашев, Сильвестр и другие талантливые и образованные люди не являлись фаворитами как таковыми, поскольку были только распорядителями избранного курса. Иван IV уважал их за личный духовный и моральный авторитет, но терпел, пока они «наводили порядок» в расстроенном боярским самовластьем государстве. Когда же почва была подготовлена, Иван IV перешел к воплощению своих давних автократических идей в действительность, а помогали ему в этом совершенно другие люди.

С 1547 г. духовным советником государя на время стал митрополит Макарий, поклонник идеи национального величия московского княжества и Русской земли в целом. В это время были созваны церковные соборы, на которых канонизировали всех тех местных угодников, о которых удалось собрать сведения и жития, отредактированные митрополитом.

В том же году Иван Грозный торжественно венчался на царство. Этот шаг был продиктован осуществлением теории Третьего Рима, а через 15 лет царский титул утвердил патриарх Константинополя. Примерно через месяц после коронации Иван IV женился на Анастасии Захарьиной из старого боярского рода Кошкиных. К этой, по воспоминаниям современников, кроткой и милосердной красавице великий князь и самодержец сохранил сильную привязанность в течение всего их брака (около 15 лет).

Возле царя образовался ближний круг из братьев царицы, влиятельность которого до конца еще не изучена, но пожар в Москве и народный бунт против Глинских окончательно уничтожили придворное значение этого клана.

Новое время вместе с усилением царской власти принесло и непосредственную личную ответственность самодержца за проводимые им реформы. При этом, как считается, благодаря влиянию Анастасии Захарьиной (и ее родственников) был поднят вопрос об организации земского самоуправления и регулярности земских соборов.

В тот период, до 1561 г., планировались и решались все вопросы о будущем оставшейся удельной аристократии, самостоятельности духовенства, подотчетности казне монастырского и помещичьего землевладений, внутренней дисциплине и нравах народа и священнослужителей, народном образовании и др. Личное участие царя в соборах сообщало определенную судьбоносность (или театральность) проводимым реформам.

Осуждение времени «боярского правления» включало в себя и обвинение временщиков прошлого в государственном неблагоустройстве, алчных поборах и народных притеснениях. Так, Иван IV даже принес публичное покаяние за все вольно или невольно совершенные «прегрешения», чтобы править «с чистого листа». Назначенные из разных сословий «неложные судьи» в специальных приказах должны были в назначенные сроки разобрать поданные обвинения от простых людей и холопов в грабежах и несправедливых поборах. Однако уже тогда подозрительность Ивана Грозного выразилась в его запрещении рассматривать записки, содержавшие «алчные слезы бедняка, желавшего путем навета обогатиться».

Проводились новые реформы: был отредактирован Судебник Ивана III с целью обеспечения истинного правосудия, введено земское самоуправление, указом от 1556 г. прежние «кормления» превращались в денежное довольствие служилым людям, принят ряд других упорядочивающих мер.

Внешняя политика Ивана IV того периода ознаменовалась решением вопросов национальной безопасности. Для развития русских колоний и торговли по Волге был предпринят ряд казанских походов, проведено усмирение непокорных племен башкир, ногаев и астраханцев, успешно закончившихся только к 1556 г. Активная политика на западном направлении развивалась в русле борьбы с Ливонским орденом и поддержки в пику ему протестантских городов Эстляндии, Ливонии и Курляндии.

Во втором периоде своего правления московский царь более озаботился решением внутренних вопросов (опричниной и др.), поэтому страна лишилась завоеваний, достигнутых на западных границах. Проведенные репрессии в значительных масштабах навредили государственной экономике и лишили государя многих талантливых военачальников, что и привело к неудачам в войнах с Польшей и Швецией в течение в 1570 – начале 1580-х гг.

Замужество Марии, племянницы государя, с датским принцем Магнусом в 1573 г. не поправило положения, а наоборот, только усугубило его, несмотря на значительное приданое в виде вассальных ливонских территорий. Более того, вызванное половинчатой политикой Ивана IV на западном фронте усиление Польши привело к агрессии со стороны крымского хана, как говорят, получавшего от поляков денежное содержание. Во всех неудачах, естественно, были обвинены «изменники и предатели» из ближнего круга, что вызвало новую волну доносов, оговоров и карательных санкций.

Однако первой ласточкой будущих столкновений на почве боярского «самоуправства» стала тяжелая болезнь Ивана IV в 1553 г. Было составлено завещание, созваны бояре для торжественной присяги его сыну Дмитрию. В целом естественная процедура, помимо формального одобрения, вызвала резкое возмущение части придворных, испытывавших зависть к исключительному положению Захарьиных – родственников царицы. Иные отказывались присягать, так и говоря, что не против царевича, но против его опекунов Захарьиных, которым достанется место у трона.

В дворцовой среде уже до того шли несмолкающие разговоры о передаче власти князю Владимиру Старицкому, двоюродному брату Ивана IV. Воодушевленный этими словами князь Владимир, по свидетельству современников, отказался от присяги и стал готовиться к «заслуженному» выходу из политического небытия. Находившийся в состоянии полубеспамятства московский государь слышал эти «неблагонадежные» разговоры и впоследствии не раз припоминал опальным придворным, что именно навлекло на них наказание.

Наиболее сообразительные бояре уже после скандала с присягой пытались скрыться в соседних землях. Так, согласно ряду документов, уже в следующем году поимка «политического беженца», князя Никиты Ростовского, разоблачила наличие оппозиционной группировки в окружении царя. Оговоренные при дознании Никитой бояре, по его словам, ненавидели как жену Ивана IV Анастасию за пренебрежение к их «роду и заслугам», так и ее родичей, завладевших вниманием царя. «Искавшие их погубить» заговорщики пытались наладить контакты с Литвой и рядом европейских государей или даже с Римским Папой.

Впоследствии в письмах к А. Курбскому Иван IV упрекал бояр в ненависти к своей первой жене, которую они, по его словам, сравнивали с языческими царицами. Считалось, что ее погубили Сильвестр и Алексей Адашев. Противоречивые исторические свидетельства называют различных виновников, но доподлинно известно, что смерть Анастасии в 1561 г. тяжело отразилась на неустойчивом душевном состоянии царя и была одним из обстоятельств, оправдывавших впоследствии его борьбу с боярством и возникновение опричнины.

Пока же Иван IV спешил тем не менее начать новый этап в своей жизни и в августе того же года по просьбе митрополита вступил в новый брак. При этом он искал невесту непременно из чужих земель и поэтому женился на черкесской княжне Марии (Кученей) и наполнил двор ее родственниками.

Подозревая, что любимая Анастасия была отравлена боярами-княжатами, Иван IV затеял ряд мероприятий, направленных против остатков былой удельной самостоятельности. Так, в 1561 г. он взял у самых известных и родовитых бояр письменное обязательство «о неотъезде в Литву и иные места» и связал их взаимным поручительством, а в следующем году издал указ о княжеских вотчинах, разрешивший наследование только прямым потомкам мужского пола. При отсутствии таковых имения и земли считались выморочными и переходили в личную собственность московского государя. Этим Иван IV фактически только продолжил традиции, заложенные его дедом и отцом. И даже кровавый разгром Новгорода и Пскова, произошедший впоследствии, был, возможно, инспирирован не столько жадностью и бесстыдством опричников, сколько стал логическим завершением традиций прошлого, только в откровенно первобытной и чудовищной автократической форме.

Далее процесс только усугубился – многочисленные казни и ссылки без суда, сопровождавшиеся конфискацией имений репрессированных, привели к прямому предательству части ближних советников московского царя «живота ради». Так, в 1564 г. прямо с поля боя бежал в Литву старинный фаворит Ивана IV, князь Андрей Курбский, многократно обласканный государем. В оправдание своего поступка он отправил бывшему покровителю письмо, в котором обвинил его в беспримерной жестокости, преследовании «верных» и протекции «иноверцам».

Курбский, как говорят, тайно принявший католичество, от стаивал свое право «отъезда» не как нарушение данной им присяги, но как освященное временем право свободного вассала и преданного советника оставить вероломного и жестокого сюзерена.

Письмо, написанное в духе классической европейской публицистики, наполнено цитатами из Отцов церкви и ссылками на исторические хроники и является, по-видимому, выражением не только точки зрения бояр-оппозиционеров, но и мнения европейской общественности, осведомленной о «дикости» московских нравов и поддерживавшей всякое проявление недовольства в противовес достаточно прочному положению русского государства на международной политической арене.

Именно как выражение европейского мнения, водившего пером беглеца, и воспринял московский царь его послание и, как считают многие ученые, только поэтому на него ответил. В лице Курбского Иван IV видел своих «друзей-противников», повелителей европейских держав. С ними он вел полемику, отстаивая свое право на единоличную власть, не связанную никакими отчетами и условностями. Самооправдание двигало Иваном Грозным, когда он в качестве причины репрессий указывал на сепаратизм и «измену» бояр, погубивших его жену и мечтавших устранить его, законного самодержца, от всякого руководства страной, желавших бесконтрольно совершать поборы в его землях, присвоить отцовскую казну и др.

Отлично сознавая справедливость упреков Курбского и в то же время логичность своих объяснений и притязаний, он совершил тогда беспрецедентный демонстративный поступок для получения себе дополнительных полномочий. Такие жесты повторялись в дальнейшем несколько раз и, по мнению большинства историков, ничего, кроме психологической манипуляции общественным сознанием, в своей основе не имели.

В начале декабря 1564 г. Иван IV с семьей покинул столицу, оставив лишенный власти город в смятении и неизвестности. Никто не знает причин и целей отъезда, некоторые называют богомольное паломничество, но не могут сказать о сроках его окончания. Вместе с государем отправился весь его штат: ближние любимцы и доверенные лица, дьяки, охрана. Были увезены дворцовая и личная казна, иконы и реликвии. После посещения ряда монастырей остановившийся в Александровской слободе Иван IV направил в столицу две «своеручные грамоты».

Согласно имеющимся сведениям первая упрекала оставшихся в Москве придворных в «измене, алчности и лиходействе», а духовенство – в соучастии и поощрении чинимый боярами преступлений. Сообщалось, что «разгневанный и опечаленный» царь на произвол судьбы оставил свое государство и решил обосноваться «где Бог ему укажет», так как он не хуже прочих беглецов и изменников, беспрепятственно отпускаемых им в другие земли.

Во втором послании, адресованном жителям Москвы, говорилось частично то же, что и в первом, но добавлялось, что теснимый самовластными боярами царь оставляет их на собственное усмотрение «жить по совести», что на мирных граждан он «гнева не имеет» и в дальнейшем собирается принять схиму.

Разумеется, этот демарш вызвал прямо противоположную реакцию народа и самого боярства. Московские горожане, напуганные произведенным скандалом, отправили в слободу делегацию с просьбой к самодержцу вернуться к «верноподданным рабам своим» и поступать в дальнейшем, как ему будет угодно. Цель была достигнута. Чтобы закрепить успех, монарх согласился вернуться при условии предоставления ему неограниченных полномочий. С получением согласия и на это он предупредил о своем дальнейшем намерении в целях государственной безопасности и сохранения своей жизни жестоко карать предателей и заговорщиков, забирать себе их имущество и лишать их как привилегий, так и самой жизни.

Одно из интересных толкований смысла опричнины заключается в формальном и фактическом противопоставлении самого царя и его круга всему остальному государству и его жителям без различия сословий. Это касалось и вопросов собственности, и соблюдения законов.

Так, всех бояр, их имущество и все княжество в целом приписали к «земщине» – огосударствленной собственности. Блюсти ее и должны были бояре, которым отныне запрещался свободный доступ к государю и которые дела свои должны были вести с его доверенными лицами.

В личную собственность царя («опричнину») забирали конфискованные у высланных и казненных бояр города, деревни и свободные земли. Доход с них шел в пользу Ивана IV и создавал дополнительный финансовый резерв для нужд его двора и «избранной тысячи» безгранично преданных охранников-головорезов, наделенных исключительными полномочиями. Для того чтобы разместить это количество людей, был специально возведен особый дворец в виде роскошной казармы или комплекса монастырских келий с «залом собраний», вместительными подвалами, оборудованными для производства дознания, суда и казни, с закрытым внутренним двором и «садом» (парком) для отдыха.

Однако в опричные попали не только конфискованные земли, но и некоторые кварталы в Москве и даже отдельные улицы. В случае «провинности» города или территории Иван IV объявлял свое особое право разместить на их землях свою тысячу-дружину с тем, чтобы она «чинили правеж» согласно тяжести вины.

Разумеется, даже если впоследствии волна казней и конфискаций и вышла из-под контроля, московский царь заранее осознавал тяжесть взятых на себя обязательств и ответственность за произведенные действия. Однако не боязнь погубить невинных беспокоила его и не европейское общественное мнение. Самодержец страшился мести угнетенного им без различия сословий народа, ввергнутого специально развязанным террором в постоянный страх.

По мнению исследователей, Иван IV небезосновательно считал постоянное пребывание подданных «земщины» в паническом ужасе, ожидании новых напрасных казней и зависимости от капризов монарха лучшим средством от заговоров и покушений. Повязанные общими преступлениями опричники-любимцы надеялись на милость государя за свою «исправность» и оставались в полнейшем неведении относительно своей дальнейшей судьбы, а их менее удачливые, но избежавшие наказания соперники могли, следуя логике, уличить последних в ослушании царской воли, участвовать в их наказании и тем заслужить расположение самодержца.

Размах разгула репрессий был таков, что даже видавшие виды иностранные наемники и бывшие европейские пираты, привлеченные Иваном IV в число опричников, спешили побыстрее набить карманы и убраться на голодную родину, неуверенные в своей завтрашней судьбе на службе у московского царя.

О преднамеренности репрессий свидетельствует и тайное обращение в 1566 г. Ивана IV к английской королеве Елизавете о предоставлении политического убежища в Англии для себя и своей семьи в случае вынужденного бегства из страны «по причине неблагодарности народа и опасной смуты». С этой же целью – отвести от себя возмущение, направив его на подставное лицо, почти через 10 лет с титулом великого князя всея Руси на руководство православной страной им будет посажен знаменитый касимовский царевич Симеон Бекбулатович, а сам Иван в демонстративно самоуничижительных грамотах к нему будет титуловать себя обычным «князем московским Иванцом Васильевым». Однако уже в следующем году, когда опасность минует, царевич Симеон будет разжалован в тверские князья.

Организация опричной дружины как вариация завоевательского похода царя-воина походила на трагифарс, потому что страна-то была не чужая, а уже много лет принадлежала московскому правителю и его предкам. Сам образец правления, как считают ученые, был списан со средневековых полувоенных орденов типа тамплиеров или иоаннитов, подчинявшихся внутреннему регламенту и своим особым целям.

Отсюда и требование безграничной преданности самодержцу-руководителю, демонстративное пренебрежение обязательными для всех религиозными заповедями, нравственными принципами и житейскими традициями, всеобщая слежка и доносительство, закрытые пиры и «молебны», переходившие в исступленное богохульство и чудовищные немотивированные казни. При всем этом пребывавший в состоянии одержимости заговорами Иван IV в своем завещании искренне изображал себя непонятым «скитальцем и грешником, погрязшим во мраке», насколько позволяло его изломанное сознание.

Не только письмами и поминальными синодиками, распространявшимися по монастырям, но и официальными указами определяются фантастические свирепости по отношению не только к конкретным лицам, но и к рядовым гражданам, попавшим в зависимость от распоясавшихся опричников царя. Уже упоминавшийся новгородский погром 1570 г. произошел по причине подозрения горожан в измене, в результате чего был захвачен и весь путь от Москвы. Тогдашние описи новгородских мест одинаково объясняют запустение сел и деревень или появлением литовских войск, или приходом «людей государевых». В результате исправной работы царских дознавателей лишились головы не только представители городской администрации и местного самоуправления, но и такие знаменитые опричники-любимцы, как отец и сын Басмановы и др. В общем русле был казнен как заговорщик и двоюродный брат государя Владимир Старицкий.

Все неудачи тогда объяснялись изменой и небрежением, а в успехах виделось укрывательство «злоумышления». Например, успешное отражение в 1572 г. князем Михаилом Воротынским крымского набега у местечка Лопасни послужило причиной к жестоким казням, первой жертвой которых стал сам недавний победитель. Подобные бесчинства княжеской администрации повлекли за собой крайний упадок и морального авторитета церкви. Иерархи либо из страха мирились с творившимися бесчинствами, либо, как митрополит Афанасий, отказывались от сана, не желая способствовать опричнине.

Занявший активную позицию игумен Филипп принялся вступаться за репрессированных и их семьи, терпевшие позор и грабежи от царских любимцев, и обвинять Ивана IV в потворстве разбойникам и преступлении им всех законов и правил. Случились несколько громких столкновений его с перешедшими всякий предел опричниками, и в результате он попал в опалу. Враги Филиппа торжествовали, но он, удаленный в Никольский монастырь, все еще служил. Однажды во время крестного хода Филипп увидел опричника в церковном облачении и выругал его. Иван IV был взбешен тем, что вслух осуждают его верных слуг и сторонников. Когда Филипп указал на виновного, оказалось, что та одежда была уже снята. Тогда над Филиппом был устроен суд, и Пафнутий, суздальский архиепископ и глава созданной комиссии по расследованию «преступлений» Филиппа, лестью и обещаниями богатых даров склонил соловецкого игумена Паисия и его монахов дать показания против опального игумена.

Расправа была обставлена театрально: Филиппа заставили служить в церкви, и во время службы он был схвачен опричниками прямо у алтаря, а на другой день торжественно лишен сана и заточен в Тверском монастыре. В декабре 1569 г. во время карательного похода Ивана IV на опальный Новгород непокорный игумен был лично, и, как говорят, с особым удовольствием задушен Малютой.

В 1569 г. умерла царица Мария Темрюковна, по позднейшим слухам, отравленная тем же Скуратовым, что дало царю повод к новым репрессиям. При этом Иван IV вопреки церковным законам продолжал снова вступать в браки, заставляя церковный собор каждый раз давать ему официальное разрешение. Так, в 1571 г. он женился на дочери новгородского купца Марфе Собакиной, умершей через месяц. В следующем году его выбор пал на Анну Колтовскую, постриженную через два года в монахини ради очередного брака с Анной Васильчиковой, которую постигла та же судьба.

За следующие 6 лет Иван IV успел, как тогда говорили, вступить в сожительство с Василисой Мелентьевой и несколькими другими женщинами. Все его браки обставлялись с чрезвычайной пышностью, ради них собирали благородных боярышень и купеческих дочек со всей страны.

Толпы красавиц, дочиста отмытых от тогдашней косметики и сверкавших от многокилограммовых фамильных украшений, представали в каждом крупном городе перед комиссией. Счастливицы, попавшие в финальный список, в количестве нескольких сотен оказывались во дворце, где и происходили смотрины. Многие родители были готовы заплатить немалые деньги за то, чтобы их дочь оказалась в заветном списке «царских невест».

Некоторые исследователи считают, что такая частая смена жен не была проявлением безудержного сластолюбия монарха. В этом они видят стремление стареющего Ивана IV обзавестись законным наследником мужского пола.

Другую точку зрения отражают те из них, которые видят в жизненном пути московского государя отражение свойственных средневековой Европе процессов и повторение судьбы английского монарха Генриха VIII. Этот правитель, сочетавший в себе стратегический ум, жестокость, эгоизм и звериную хитрость, также объединил в своих руках светскую и духовную власть, «утопил в крови» своих противников и прославился неоднократными бракосочетаниями. В чем по-своему выразилось его пренебрежение к церковным законам, обязывавшим монарха к моногамии и только в крайнем случае разрешавшим второй брак. Династические и личные интересы обоих властителей менялись сообразно требованиям момента и приводили к регулярному нарушению установленных правил.

Как бы там ни было, в 1580 г. Иван IV вступил в последний, седьмой брак с Марией Нагой, от которой у него через два года родился знаменитый сын Дмитрий. К тому времени старший сын тирана Иван был уже убит отцом в случайно вспыхнувшей ссоре. Его жена, перед тем избитая посохом свекра, трагически потеряла ребенка, и единственным наследником Московского государства стал один «недееспособный» Федор. После смерти Ивана IV разгорелась борьба сторонников малолетнего Дмитрия со своими противниками, в которой победил клан сторонников Федора (Годуновы и др.). Марию с ребенком сослали в Углич, и начался новый этап русской государственности.

Преемник Ивана Грозного, его сын Федор, был человеком, по мнению современников, «бездеятельным и слабоумным». Он больше любил церковную службу и разные развлечения, чем участие в процессе государственного управления. Уважения к Федору со стороны преданных домострою и еще помнивших самовластие Ивана IV придворных и боярской оппозиции не добавляла беззаветная и «странная» на тогдашний взгляд любовь молодого царя к жене, так и не родившей наследника-сына, а потому все равно что бесплодной в глазах общественности. Другим его пристрастием называли в отличие от отца соколиную охоту и другие подобные «тихие игры».

Правда, внутренний режим в стране был тогда существенно смягчен. Так, Иван Грозный при всей его неуравновешенности многое сделал для создания системы политического сыска: опрос о благонадежности начинался для прибывшего в страну уже с таможни, а тайные проверки продолжались еще месяц. После чего новому гражданину выдавали «подъемные» и участок земли для постройки дома и открытия дела, причем иностранцам обеспечивались большие привилегии. Однако уличенный в преступлениях иностранец, если он не входил в опричнину, имел большой шанс пострадать так же, как и рядовой житель.

При Федоре же у российских граждан появилась большая свобода передвижений, но о привилегиях иностранцам особо не заботились, исключая узких специалистов (медиков, оружейников, ювелиров). Пожалованы царем были «разнообразные искусники» – механики, изготовлявшие редкие диковинки, кулинары и художники, специалисты по разведению и обучению ловчих птиц и собак.

Вся власть при Федоре незаметно перешла в руки его любимца Бориса Годунова. Фаворит, брат жены царя Ирины, и был, как отмечают летописцы, настоящим российским самодержцем, поэтому все события царствования Федора непосредственно связаны с именем Бориса, его доверенного лица, и представляют собой торжество личных идей и стремлений царского шурина.

В начале января 1598 г., после смерти не оставившего потомства Федора, незаметно прекратилась и династия Рюриковичей. Правление Годунова и его сторонников снизило престиж самодержавной власти и расчистило дорогу междоусобицам боярской оппозиции. В отсутствие продуманной внешней и внутренней политики и контроля над государственным хозяйством возникла логически подготовленная эпоха безвластия, получившая название Смутного времени.

Андрей Курбский (1528 – 1583)

Фаворит государя Ивана IV и будущий оппозиционер и беглец князь Андрей Курбский родился в октябре 1528 г. и был сыном выходцев из Литвы. Подобно многим просвещенным боярским детям он получил хорошее для того времени образование: знал грамоту и разные стили письма, несколько иностранных языков, математику, философию и астрономию, привлекал, как говорят, слегка слащавой красотой и имел хорошие манеры, т. е. был любезен, остроумен и услужлив. При этом обладал хорошей воинской подготовкой, о чем свидетельствует то, что уже в 20-летнем возрасте Андрей участвовал в Первом казанском походе, а затем был пронским воеводой.

Присущий Курбскому дар литературного слова вполне проявился в его письмах и переводах из Отцов церкви, греческих философов и исторических хроник, которые он изящно компилировал с собственными рассуждениями.

Элегантный фрондер, он слегка кокетничал своей образованностью, так же как и Иван IV – преувеличенным самоуничижением. При этом в числе своих учителей красноречия он называл известного религиозного деятеля, философа и публициста Максима Грека, что было затруднено хронологически и является, скорее всего, красивой фразой. Исследователи полагают, что, когда Курбский начинал служить при дворе, Грек был уже достаточно стар и потрясен свалившейся на него опалой, так что учить Андрея красноречию и житейской мудрости он не имел возможности.

Зато согласно сохранившимся данным Максима Грека хорошо знал родственник Андрея со стороны матери Василий Тучков. Он-то и оказал на Курбского упомянутое образовательное воздействие, познакомив его не только с трудами Грека, но и с его жизненной философией.

Высшая аристократия того времени в Московском княжестве обладала по большей части стойким иммунитетом к наукам вследствие поголовной необразованности, а также гордым презрением к таким бесполезным занятиям, как чтение, литературные диспуты или философские умозаключения. В какой-то степени верное мнение, считавшее светскую беседу пустым времяпрепровождением, делало «интеллектуалов» типа Курбского чужеродными элементами в общей массе придворных, немногословно и деловито обсуждавших такие насущные проблемы, как виды на урожай, войну и «государеву милость». Однако именно эта особенность и сблизила Андрея и молодого самодержца, жадно стремившегося к знаниям и душевной беседе. При этом если Иван IV простодушно восхищался многообразием «премудрости», то Курбский шел дальше и пренебрежение к «бесполезным светским знаниям» и книгам, считал не менее, чем еретические омерзительным заблуждением.

Более всего Андрей ценил Библию и комментарии к ней Отцов церкви. Нравились ему и светские книги по философии, этике, физике и астрономии. Будучи воеводой в Юрьеве, он имел, по его словам, более десятка книг – по тем временам это целая библиотека.

По мнению Курбского, все государственные бедствия происходят от пренебрежения к учению. Он не любил монахов – «стяжателей и сочинителей басен». И хотя признавал, что в Литве и Польше образованный человек более уважаем, тем не менее гордился, что русские сильны «прочностью веры» в отличие от многообразия протестантских и католических сект, а язык русский лишен засоренности иноземными словами.

Курбский мрачно смотрел на свое время, видя в нем «век звериный», и в этом он также близок Грозному. По своим политическим воззрениям он примыкал к оппозиционной группе бояр-княжат, отстаивая их право быть советниками царя. Государственный ум Курбского можно считать основательным, хотя и суеверным: он верил, например, что при осаде Казани татарские колдуньи «наводили дождь» на русское войско. В этом отношении московский князь значительно превосходил его, хотя также признавался, что Сильвестр вошел к нему в доверие с помощью «детских страшил», выдуманных знамений и историй. Не уступал Иван IV Курбскому и в знании истории церкви и Византии, но менее его был начитан в Отцах церкви и отставал в умении связно излагать свои мысли, да и язык его посланий подчас слишком экспрессивен.

Мнения историков о Курбском как о политическом деятеле подчас противоположны. Одни исследователи видят в нем консерватора с большим самомнением, сторонника боярской независимости и противника монархии. Измена его в таком случае объясняется страхом и стремлением к выгоде, а его дальнейшее поведение в Литве выглядит проявлением разнузданного боярского самовластия. Другие считают, что Андрей Курбский – умный, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне справедливости. Так как полемика Грозного и Курбского еще недостаточно исследована, то и окончательное решение о его исторической роли пока не вынесено.

Из сочинений Курбского до нас дошли «История князя Московского», четыре письма к Ивану IV и около 20 – к другим лицам, переводы из Иоанна Дамаскина, сочинений Василия Великого, Дионисия Ареопагита и Григория Богослова. Кроме того, в одно из его писем к Грозному вставлены крупные отрывки из Цицерона.

Огромную роль, по мнению Курбского, в организации опричнины сыграл Вассиан Топорков – епископ Коломенский, племянник и сторонник Иосифа Волоцкого, союзник митрополита Даниила. Противник тех церковных и боярских слоев, к которым принадлежали «нестяжатели» и Курбский, Вассиан имел большое влияние еще в царствование Василия III, так что даже перед смертью царь советовался о делах именно с Вассианом и митрополитом Даниилом.

В 1542 г. после водворения бояр Шуйских Вассиан вынужден был оставить кафедру и уехать в Песношский монастырь, но сохранил при этом свое политическое значение. Выздоровев после болезни, но пребывая в печали из-за разногласий в боярской среде, в 1553 г. царь вместе с близкими лицами посетил Вассиана в монастыре. Зная, что епископ был доверенным лицом его отца Василия III, Иван спросил у него совета о дальнейших способах царствования. Присутствовавший при этом Курбский замечает, что Вассиан посоветовал самодержцу удалить от себя всех «умных людей», чтобы «все иметь в своих руках… и не быть никому послушным».

По мнению некоторых исследователей, содержание этого разговора является выдумкой, хоть и во многом соответствует фактическим обстоятельствам дела, поэтому весь рассказ в целом стал хрестоматийным. Историки считают, что разговор с Вассианом действительно мог оказать влияние на московского князя, хотя Курбский усматривает в нем единственную причину чудовищных перемен в дальнейшей государственной жизни.

Во время Казанского похода Курбский командовал правым флангом всей армии и проявил замечательную храбрость, а через два года он разбил восставших черемисов, за что был титулован боярином. В это время он стал одним из самых близких к царю людей.

Когда начались неудачи в Ливонии, Грозный поставил во главе ливонского войска Курбского, который вскоре одержал над рыцарями и поляками ряд побед, после чего стал воеводой в Юрьеве (Дерпте). В это время уже начались преследования, казни его сторонников и побеги в Литву опальных бояр. Хотя за Курбским никакой вины не имелось, он считал, что и ему грозит смертельная опасность за высказанное сочувствие к наказанным.

Польский король Сигизмунд и литовские магнаты писали Курбскому, уговаривая его перейти на их сторону и обещая ласковый прием. По какой-то причине в 1562 г. сражение под городом Невель было проиграно, но и после этого Курбский продолжал служить в Юрьеве. Иван IV письменно упрекал его за неудачу, но не приписывал ее измене. Это доказывает то безграничное доверие, которое царь испытывал к своему ближнему боярину.

Тем не менее Курбский был уверен в близкой опасности и решил бежать в 1563 г. (по другим сведениям, в 1564 г.) в Литву. Со своим верным холопом, татарином Василием Шабановым, и целой толпой московских слуг Курбский перешел на службу к Сигизмунду и был пожалован от него несколькими имениями, в том числе городом Ковелем. Андрей управлял полученным имуществом через своих слуг-москвичей. Осенью следующего года он участвовал в боевых действиях уже против России.

После бегства А. Курбского разорение, заточение и гибель стали участью близких к нему людей (забили кольями мать, жену и сына, казнили братьев – «княжат ярославских»), о чем он писал Грозному. В то время Курбский жил примерно в 20 км от города Ковеля, в местечке Миляновичи. Изучив документы по многочисленным судебным процессам, которые дошли до наших дней, исследователи выяснили, что образованный боярин и царский фаворит быстро подружился с польско-литовскими магнатами и панами, захватывал чужие имения, а посланцев короля поливал непристойной бранью. Однако его прощали: а бывало и так, что его люди, надеясь на защиту Курбского, успешно вымогали деньги у евреев-ростовщиков.

В 1571 г. Курбский женился на богатой вдове Е. Козинской, дочери князя Голшанского, но, разведясь с ней и оставив себе часть приданого, в 1579 г. в третий раз женился на дочери бедного шляхтича Семашко. С ней, по свидетельствам очевидцев, он был очень счастлив и имел двух детей (дочь и сына).

В 1583 г. Курбский скончался, а так как вскоре умер и его друг и сторонник князь Константин Острожский, то польское правительство начало отбирать его имения у беззащитной вдовы и сына Дмитрия. Под конец у них отсудили и Ковель. Сын Андрея, Дмитрий Курбский, впоследствии получил часть отобранного имущества, так как принял католичество.

Богдан Яковлевич Бельский (? – 1611)

Богдан Яковлевич Бельский – боярин, русский государственный деятель второй половины XVI – начала XVII вв., племянник Малюты Скуратова.

Бельский принадлежал к небогатому и не слишком знатному роду. Опричнина дала ему, как и многим представителям зарождавшегося дворянства, шанс сделать блестящую карьеру на государственной службе. Не последнюю роль сыграло и родство Бельского с Малютой Скуратовым, ближайшим сподвижником и доверенным лицом Ивана Грозного.

В 1573 г. Скуратов погибает и место царского фаворита занимает Богдан Бельский. Ему на тот момент исполнилось чуть более двадцати лет, он был молод, амбициозен, напорист и, конечно, безраздельно предан царю.

Богдан Бельский обладал несомненным талантом военачальника, который ярко проявился во время похода в Северную Ливонию. Русские войска тогда сумели подчинить практически всю территорию современной Латвии.

В 1581 г. создается Аптекарский приказ, главой которого становится Бельский.

Аптекарский приказ можно считать предшественником министерства здравоохранения.

На взгляд современного человека, такое назначение может показаться не слишком престижным. Однако не следует забывать, что в те времена одним из основных инструментов политической борьбы был яд. Передача этого «инструмента» в руки Бельского показывала высочайшую степень доверия к нему со стороны Ивана Грозного. Речь шла не только о политических убийствах. Сам царь был уже слаб здоровьем и видел в верном Бельском своего защитника.

Вскоре Бельский получил еще одно назначение. Он стал главой сыскного ведомства, и его власть над противниками стала почти безграничной.

В 1584 г. умер Иван Грозный. Обстоятельства смерти царя до сих пор вызывают споры. А некоторые современники Грозного полагали, что царя отравил сам Бельский, вступивший в сговор с Борисом Годуновым.

Иван Грозный умер за игрой в шахматы с Богданом Бельским.

Даже если Бельский по наущению Годунова действительно убил царя, это было его крупной политической ошибкой. Преемником Грозного стал его недееспособный сын Федор, женатый на сестре Бориса Годунова, а следовательно, фактическим правителем оказался именно он. Ближайший же сподвижник покойного царя – Бельский являлся в глазах людей олицетворением опричнины. Боярская дума с подачи Годунова потребовала выслать Богдана Бельского из Москвы.

Однако он не собирался так просто сдаваться. В апреле 1584 г. он попытался совершить государственный переворот, провозгласив царем малолетнего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия. Бельский рассчитывал стать при нем единоличным регентом. Увы, его попытка не вызвала поддержки народа. Услышав про заговор, 20 000 москвичей пришли к Кремлю и потребовали, чтобы к ним вышел царь Федор, живой и невредимый. Понимая, что его план провалился, Бельский прекратил сопротивление.

При Иване Грозном Бельского ожидала бы неминуемая смерть, но времена изменились: мятежника удалили из Москвы, назначив воеводой в Нижний Новгород. Царевича Дмитрия отправили в Углич, где он впоследствии погиб при загадочных обстоятельствах.

Борис Годунов опасался, что у опального Бельского появится желание снова ввязаться в политическую борьбу, поэтому будущий царь сделал все, чтобы назначение в Нижний Новгород выглядело не позорной ссылкой, а отправкой на заслуженный отдых.

В 1585 г. Бельский обосновался в своей вотчине под Вязьмой и, казалось, навсегда ушел из большой политики. Однако в 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий. Годунов, ставший первым претендентом на престол, почувствовал себя в безопасности и разрешил Бельскому возвратиться в столицу. В течение следующих семи лет Бельский участвовал во многих важнейших делах государства, но оставался на вторых ролях.

В 1598 г., со смертью царя Федора – последнего из Рюриковичей, выяснилось, что Годунов рано списал Бельского со счетов. Бывший опричник сумел организовать в Боярской думе коалицию, выступившую против избрания царем Бориса Годунова. Ответные меры не заставили долго ждать себя. Годунов под предлогом военной угрозы, якобы исходившей от неких сил, выдворил оппозицию из Москвы в приграничный Серпухов. Когда мятежные бояре вернулись в столицу, все уже было кончено: новым царем Руси стал Борис Годунов.

Он не был сторонником кровавых репрессий, предпочитая устранять своих политических конкурентов постепенно и менее прямолинейно. Поэтому кара настигла Бельского лишь в 1600 г. По ложному доносу он был обвинен в подготовке убийства царя, лишен всех чинов, должностей и имущества. Бельского подвергли позорной казни: вырвали клок бороды – и отправили под арест.

Народная молва, недолюбливавшая Бориса Годунова, превратила ссыльного Бельского в мученика, борца за справедливость.

В 1605 г., после смерти Бориса Годунова, последовало триумфальное возвращение Бельского уже в качестве сподвижника «чудесным образом спасшегося царевича Дмитрия», известного нам как Лжедмитрий I. Бельский становится членом Государственного совета и снова приобретает огромное влияние.

Через месяц его ожидал новый провал. По поручению новоиспеченного царя Бельский попытался устранить князей Шуйских, но этому воспротивилась Боярская дума. Лжедмитрий вынужден был выслать Бельского из Москвы.

В 1606 г., после убийства Лжедмитрия I, новый царь Василий Шуйский назначил Бельского вторым воеводой в Казань, где умудренному опытом политическому «зубру» пришлось служить под началом молодого и незнатного В. П. Морозова. Этим месть Шуйского не ограничилась: Бельскому, стороннику Лжедмитрия, было поручено бороться с многочисленными самозванцами, то и дело появлявшимися в Казани.

Свою участь Бельский принял с неожиданным смирением. Он добросовестно выполнял возложенные на него обязанности.

В 1610 г. Василий Шуйский отрекся от престола, а царем стал Лжедмитрий II. Перед казанскими боярами встал нелегкий выбор: присягать новому «чудесно спасшемуся царевичу» или польскому королевичу Владиславу? Большинство отдавало предпочтение первому варианту. Бельский с выбором не спешил.

В январе 1611 г. в Казань приехал некий А. Евдокимов. Он поведал о бесчинствах, которые творили польские интервенты, и призвал людей на борьбу с захватчиками. Бельский сразу откликнулся на этот призыв. Интриган и эгоистичный политик неожиданно показал себя искренним патриотом. По иронии судьбы эта самоотверженность стала причиной его гибели. Бояре во главе с Морозовым убедили народ присягнуть Лжедмитрию, а Бельского выставили изменником. Разъяренная толпа затащила его на высокую кремлевскую башню и сбросила оттуда вниз.

Н. М. Карамзин так писал о Богдане Бельском: «Служил шести царям, не служа ни Отечеству, ни добродетели: ... лукавил, изменял… и погиб в лучший час своей государственной жизни как страдалец за достоинство народа российского!»

Через три дня Лжедмитрий II был убит. Поняв опасность своего положения, казанские бояре поспешили реабилитировать Бельского и похоронить с почестями.

Для членов ополчения, собранного Кузьмой Мининым и Д. М. Пожарским, Богдан Бельский стал своего рода героем, борцом за свободу Отечества. Его останки были перенесены в Ярославль и захоронены на территории Спасо-Преображенского монастыря.

Малюта Скуратов (? – 1573)

Русский государственный, военный и политический деятель XVI в., думный дворянин, фаворит царя Ивана IV Грозного, Малюта Скуратов является воплощением мрачного и жестокого периода опричнины. В нашей истории это одна из самых зловещих и загадочных фигур. Ему приписывали нечеловеческие зверства, расправы над целыми городами, убийства тысяч и тысяч людей. Народная молва породила множество мифов, связанных с деятельностью Скуратова и его личностью. Имя Малюты Скуратова стало нарицательным для обозначения безжалостного палача, бездушного убийцы, беспрекословно выполняющего самые жестокие приказы своего хозяина. Думается, сейчас уже невозможно отличить вымысел от правды и однозначно разграничить реального Малюту Скуратова и его образ, порожденный народным сознанием. Загадочными остаются мотивы его действий: обладал ли он от природы садистской натурой, получавшей наслаждение от мучений своих жертв, или выступал всего лишь орудием Ивана Грозного, безвольной марионеткой в руках царя, а может, Скуратов был просто беспринципным карьеристом, ради богатства и власти готовым любыми средствами угождать своему господину?

Настоящее имя Малюты Скуратова – Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский. Прозвище Малюта он получил за маленький рост. Фамилия образована от прозвища отца (Скуратов – буквально «сын Скурата»), обозначавшего в те времена вытертую некачественную кожу.

Скуратов был выходцем из среды небогатого провинциального дворянства, поэтому изначально он вряд ли мог рассчитывать на какие-либо серьезные карьерные достижения. По службе он продвигался медленно, должности занимал скромные, постоянно находился на вторых ролях. Первые упоминания о Григории Бельском появляются в 1567 г. в разрядных книгах, куда записывали имена всех «служилых людей» с указанием общих сведений об их службе. Согласно данным этих книг Скуратов участвовал в походах в Ливонию и занимал в опричном войске должность сотенного головы низшего ранга.

Имя Малюты Скуратова прочно ассоциируется с опричниной. Однако вопреки расхожему мнению Малюта вовсе не являлся одним из ее создателей. Первоначально он занимал весьма скромное место в системе опричнины: был принят на службу на пост параклисиарха (пономаря), т. е. находился в самом низу опричной иерархии.

Все изменилось, когда Иван Грозный развернул политику кровавого террора против своих противников, истинных и мнимых. По приказу царя, которому везде мерещились заговоры, опричники совершали налеты на дома неугодных царю бояр, воевод, дьяков, похищали их жен и дочерей для ублажения оргий Грозного и его приближенных. Скуратов с особым рвением выполнял приказы царя и очень скоро обратил на себя его внимание.

Грозный сделал его одним из своих ближайших подручных. Малюта пользовался большим доверием царя, насколько понятие «доверие» вообще применимо к фигуре Грозного. В частности, именно Скуратову царь поручил организацию убийств князя В. А. Старицкого и митрополита Филиппа, а также расправу над жителями непокорного Новгорода. Полный же список жертв Малюты Скуратова вряд ли когда-нибудь удастся установить.

Согласно одной из легенд Малюта утопил юную княжну Марию Долгорукую, у которой Иван Грозный якобы обнаружил «отсутствие девства».

В 1569 г. Иван Грозный заподозрил своего двоюродного брата князя Владимира Андреевича Старицкого в подготовке государственного переворота. Старицкий, в жилах которого текла кровь Рюриковичей, был реальным претендентом на престол и мог объединить вокруг себя недовольных бояр. Прямых доказательств существования заговора у Грозного не было, поэтому царь поручил Малюте Скуратову сфабриковать дело против Старицкого. Любимый опричник царя блестяще справился с заданием. Неожиданно нашелся человек, царский повар Молява, признавшийся, что князь Старицкий заплатил ему за убийство Грозного; обнаружились и улики: деньги (плата за преступление) и яд. Сам ключевой свидетель и якобы исполнитель задуманного убийства до конца расследования, разумеется, не дожил. А 9 октября 1569 г. князь Владимир Старицкий по приказу царя был казнен. Приговор зачитывал сам Малюта Скуратов.

В приговоре, который Скуратов зачитал князю Старицкому перед казнью, говорилось следующее: «Царь считает его не братом, но врагом, ибо может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление».

В том же году Скуратов по приказу Грозного убил митрополита Филиппа. Устранение опального священника не потребовало такой длительной и изобретательной подготовки, как обвинение и казнь князя Старицкого. Все произошло быстро. Но сами обстоятельства дела были чудовищными, хотя и показательными для эпохи правления Ивана Грозного. Царь с войском ехал в Новгород, чтобы учинить расправу над его жителями. Его путь лежал через Тверь, где пребывал в заточении бывший митрополит Московский и всея Руси Филипп, отправленный туда в 1568 г. самим же Грозным. Крайне религиозный царь испросил благословения священнослужителя на погромы в Новгороде. Филипп благословения не дал. По приказу разгневанного царя Малюта Скуратов задушил митрополита подушкой.

В конце 1569 г. царь получил сведения об очередном заговоре. Якобы жители Новгорода во главе с новгородским архиепископом Пименом решили присягнуть литовскому королю, а Ивана Грозного замыслили убить. В Новгород незамедлительно была отправлена карательная экспедиция, которую конечно же возглавил преданный царю Малюта Скуратов. 2 января 1570 г. армия опричников ворвалась в город и устроила там неслыханный по своей жестокости погром. Были убиты и замучены более 10 000 человек.

Почти сразу после новгородского погрома началось следствие над руководителями опричнины Афанасием Вяземским, Алексеем и Федором Басмановыми и др. По приговору 116 человек были замучены насмерть. Малюта Скуратов лично участвовал в казни своих бывших сподвижников.

В 1570 г. Скуратов стал думным дворянином. Примерно в то же время Грозный поручил ему ведение ответственных дипломатических переговоров с Крымом и Литвой.

В 1571 г. Скуратов вел дело о набеге хана Давлет-Гирея и сожжении в ходе него Москвы. Виновными были объявлены глава Опричной думы князь Михаил Черкасский и трое опричных воевод. Всех их казнили.

В 1571 г. Иван Грозный женился на Марфе Собакиной, дальней родственнице Малюты Скуратова. Сам Малюта был на свадьбе дружкой.

Во время Шведских походов 1572 г. Скуратов получил должность дворового воеводы и командовал государевым полком.

1 января 1573 г. Малюта Скуратов лично возглавил штурм ливонской крепости Вейсенштейн (современная Пайде) и был убит в бою.

Похоронили Скуратова в Иосифо-Волоколамском монастыре. Царским приказом вдове Малюты была назначена пожизненная пенсия, что было совершенно нетипично для того времени. Место главного фаворита Ивана Грозного занял племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский.

Афанасий Нагой (? – 1593)

Фаворит царя Ивана IV, боярин Афанасий Нагой, был потомком старинного рода тверских дворян. Согласно летописным хроникам его предок Семен Нага отправился в 1495 г. из Твери на московскую службу и был боярином у великого князя Ивана III. Сыновья его и внуки также достигли боярского звания, а правнуки Федор Немой и Афанасий находились в звании ловчих «московского пути».

Федор Нагой был деятельным участником большинства политических интриг того времени. Он имел значительное влияние при дворе Ивана Грозного и постоянно переходил из одной боярской группировки в другую. Возможно, следствием такой жизненной позиции и стала его сравнительно ранняя смерть в 1558 г. Заботиться о его жене и детях пришлось брату Афанасию, который отличался крайне взвешенным характером.

Он рано понял два основных правила, обеспечивавших выживание и благополучие при дворе московских князей: надеяться только на себя и выполнять волю государя, в чем бы она ни выражалась. Это помогло ему приблизиться к Ивану IV, завоевать его доверие и не только не погибнуть во время опричнины, но и сохранить свое влиятельное положение. Афанасий стал одним из любимых опричников русского царя. К его чести следует сказать, что он не был такой одиозной фигурой, как, например, Алексей Басманов, обладал дипломатическим складом ума и сопровождал царя во многих его походах. Так, Афанасий выступал русским послом перед крымским ханом, что свидетельствует о его таланте и том доверии, которым он пользовался у московского государя.

С 1573 г. он стал ближним советником Ивана и получил чин думного дворянина. Следует сказать, что московский царь обладал крайне неуравновешенным характером – вчерашние любимцы и их семьи запросто могли угодить в ссылку или поплатиться жизнью за неосторожное слово или по наговору завистников. Упрочить положение своего рода Нагому помогло то обстоятельство, что Иван был крайне озабочен рождением здорового царского наследника.

Среди исследователей существует мнение, что он «истребил» свое го сына Ивана потому, что стал подозревать его в измене. Иван-младший, по словам современников, был точной копией отца – такой же свирепый и непредсказуемый тиран. Грозному не нравилось своеволие сына, выбиравшего в жены дочерей бояр-оппозиционеров. Две жены Ивана-младшего были пострижены в монастырь, а третья, Елена Шереметьева, после побоев, нанесенных ей самодержцем, не смогла больше иметь детей. Не факт, что меткое попадание царского посоха, окованного металлом, в висок наследника было случайным.

Как бы там ни было, а бесконечные женитьбы Ивана IV с последующей опалой и на самих невест, и на их родственников грозили перейти в маниакальное пристрастие. В Москве потихоньку говорили, что все более неуправляемый государь страдает «душевной болезнью». Внешне он тоже чудовищно изменился: у Ивана IV пучками выпадали волосы, он сильно похудел, а его кожа приобрела землисто-зеленый оттенок. Он все чаще гневался на ближний круг, уничтожая вчерашних соратников с той же яростью, с какой истреблял «земских» изменников.

Оценивший всю опасность Афанасий Нагой решил нанести упреждающий удар и выдать за самодержца свою красавицу-племянницу Марию, жившую на его иждивении после смерти отца – Федора Немого. Уже на первом «свидании», устроенном хитроумным советником, царю понравилась рослая красивая боярышня с длинной косой. Сама же «царская невеста» упала в обморок при виде государя – настолько он оказался непривлекателен. Тем не менее свадьбу сыграли, и Мария родила наследника – царевича Дмитрия. Миссия была выполнена, и ловкий боярин Афанасий занял положение «царского тестя». Власть, какой стали пользоваться Нагие с того времени, была сравнима разве что с властью временщиков Басмановых.

Афанасий Нагой, по ряду данных, умер после 1591 г., постригшись в монахи под именем Алексея.

Царица Мария с сыном была отправлена в Углич, а после гибели наследника пострижена в монастырь под именем Марфы, но получила право жить в той обители, «какая будет ей по нраву». Ее родственники после смерти царевича Дмитрия потеряли прежнее влияние.

Марии впоследствии пришлось участвовать в фарсе «узаконения» Лжедмитрия I, как она объясняла, под страхом смерти. Историки, опираясь на источники, считают, что она, как и ее дядя Афанасий, использовала благоприятный момент и отказалась поддерживать самозванца, когда он стал терять свои позиции. Инокиня Марфа скончалась в 1612 г.

Остальные потомки Афанасия Нагого в течение XVI – XVII вв. занимали должности бояр и стольников, но постепенно сошли с исторической сцены.

Федор Трубецкой (? – 1541)

Предками одного из любимых опричников царя Ивана IV, боярина Федора Трубецкого, были литовские князья и потомки Гедимина, которые выехали к московским государям в середине XV в. и были служилыми удельными князьями. Наиболее известными из них стали опричники – братья-воеводы Федор и Никита Трубецкие.

Старший, Федор, быстро стал любимцем царя за свои молчаливость и безграничную преданность. Его влияние было не таким заметным, как у некоторых других фаворитов, но достаточно прочным – он сумел не только возвыситься сам, но и укрепить положение брата Никиты. В качестве воеводы Федор участвовал в Ливонской войне и в отражении нападений крымских татар. О масштабах его влияния может свидетельствовать тот факт, что в отсутствие царя, часто отправлявшегося в военные и карательные походы, именно боярин Федор оставался в Москве правителем, следил за состоянием казны и занимался благоустройством.

Он сумел пользоваться влиянием и многих правителей после Грозного. Благодаря своеобразному складу ума Федор заслужил интерес всех государей, при которых состоял советником, принимал участие во многих дипломатических переговорах. По некоторым данным, в 1603 г. именно Федор и его родственники должны были организовать заключение брака между Ксенией Годуновой и датским принцем Иоанном.

Обладая политическим чутьем и умением держаться подальше от опасных интриг, он играл видную роль при дворах Ивана IV Грозного, его сына Федора и Бориса Годунова.

Любопытно, но, как и многие видные опричники, Ф. Трубецкой был втайне религиозен, в вечерних молитвах «отводя грех» за свидетельство и участие в репрессиях.

Истинным виновником кровопролитий и злоупотреблений он искренне считал царя Ивана, оставаясь простым исполнителем приказаний. Поэтому совесть Федора оставалась спокойной, хотя известно, что он регулярно жертвовал церкви богатые дары и денежные вклады, а незадолго до смерти, в 1602 г., постригся в монахи под именем Феодосия.

Его брат, боярин Никита (Косой) Трубецкой, был талантливым вои ном и отличился в сражениях со шведами, отбив у них Выборг. Во время Смуты, в 1604 г., он был одним из воевод войска, посланного против отрядов Лжедмитрия I, и участвовал в обороне Новгорода-Северского. Тем не менее, оценив силу сторонников самозванца, князь Никита стал одним из его приближенных, а после его разоблачения и гибели непотопляемый царедворец поддержал кандидатуру Василия Шуйского на русский престол. Он пользовался большим влиянием во время «Семибоярщины». Перед смертью, в 1608 г., Никита Трубецкой постригся в монахи под именем Ионы.

Внук Федора, боярин Андрей – последний представитель старшей ветви Трубецких – также был воеводой. Уже в 1574 г. он командовал вторым отрядом войск под Серпуховым и отличился недюжинным талантом стратега. Впоследствии во время сражений с поляками Андрей освободил Псков, а затем с успехом участвовал в войне со шведами в 1590 г. В мирное время князь Андрей, как тогда говорили, «сидел» воеводой в Туле, Смоленске и Новгороде. Известно, что после свержения В. Шуйского Андрей был лишен всех привилегий и неожиданно скончался.

Василий Зюзин (даты рождения и смерти неизвестны)

Фаворит Ивана IV, окольничий Василий Зюзин, происходил из «худородных» обедневших дворян и был принят ко двору во второй половине опричнины, когда гнев московского государя уже коснулся части прежних любимцев, но жажда крови еще не была утолена полностью.

Хитрый, беспринципный, но в то же время обладавший достаточной военной подготовкой, В. Зюзин – «опричник первой тысячи» – особенно прославился в первом походе на Новгород в 1567 г.

Заслужив своей «исполнительностью» благоволение московского государя, Василий стал его «ближним человеком» и «безгласным собеседником». Его влияние было, скорее, неформальным – при дворе были и более яркие фигуры, например Басмановы, Трубецкие и др. Однако молчаливая поддержка, которую Ивану IV оказывали такие «верные столпы», также щедро оплачивалась из казны государя.

Сопровождая царя, Василий участвовал в знаменитом походе 1570 г. против крымского хана. Награжденный через 2 года за преданность званием думного дворянина, Зюзин продолжил пользоваться большим влиянием при дворе. В 1578 г. он участвовал в другом походе, «в немецкую землю», и проявил там в том числе и таланты дипломата-переговорщика. Известно, что логический склад ума и природная хитрость вкупе с наблюдательностью помогли Василию в беседах с иностранными послами, предполагавшими чрезвычайно осторожных и искусных речей. Так, согласно историческим источникам в 1582 г. именно Василий Зюзин в числе немногих доверенных лиц имел продолжительный разговор «без свидетелей» с представителем Папы Римского, иезуитом Антонием Поссевином.

В течение некоторого времени Василий Зюзин был наместником в Суздале, но далее сведения о его жизни из дворцовых реестров исчезают.

Семен Нагой (даты рождения и смерти неизвестны)

Свойственник и фаворит царя Ивана Грозного, знатный боярин и талантливый воевода Семен Нагой впервые упоминается в Разрядной дворцовой книге в 1547 г. Он как двоюродный брат Анастасии Захарьиной, царской невесты, был почетным гостем на свадьбе государя и сидел на особом месте, что отражено в Реестре дворца. По мнению некоторых исследователей, именно Семен Нагой был идейным вдохновителем противников Избранной рады и побуждал московского государя в своих реформах опираться на бедных и «худородных» дворян в расчете на их верность и признательность за возвышение. В 1551 г. он упоминается в «Московской росписи боярских детей», а без малого через 10 лет Семена назначают рыльским воеводой. Близость к государю предусмотрительный боярин успешно поддерживал при помощи двух нехитрых правил: время от времени напоминал Ивану IV о своем родстве с покойной царицей Анастасией и без необходимости не показывался царю на глаза. Это помогло ему без особых потерь пережить и расцвет, и закат опричнины. При этом рыльский воевода в нужный момент проявлял и свои военные таланты. Так, в 1570 г., уже являясь наместником, именно Семен первым проинформировал царя о выступлении крымских татар в район Южной Руси и принял активное участие в боевых действиях. В следующем году, получив повышение, он был назначен вторым осадным воеводой в московском «земском дворе», а затем принял участие в Ливонском походе. Но надежда на расположение московского государя должна была в дальнейшем подкрепиться аргументом более основательным, чем родство с прежней царицей и эпизодические ратные подвиги. Вместе с другими представителями клана Нагих Семен продвигает в качестве очередной царской невесты свою племянницу Марию. И ему это вполне удается. Как и 34 года назад, боярин Семен снова присутствует на царской свадьбе. Его карьера резко идет в гору, он снова приобретает вес и влия ние при дворе. Но ситуация изменилась противоположным образом сразу после смерти Ивана IV.

Возвышение Годуновых и ссылка царицы Марии в Углич стали предвестниками опалы С. Нагого, так как к нему очень враждебно был настроен сам Борис Годунов.

Втянутый в следствие по делу царевича Дмитрия заинтересованным в ниспровержении фаворита боярином Василием Шуйским князь Семен был сослан в одну из своих вотчин – городок Васильсурск. Далее точных сведений о его жизни не сохранилось. По одной из версий, после 1591 г. опальный боярин оказался в казематах одного из городов Поволжья. Там он более 10 лет влачил жизнь тайного узника и скончался от руки подосланного Шуйскими убийцы приблизительно в 1606 г. Другие исследователи считают, что С. Нагой был освобожден из ссылки Лжедмитрием I, вынужденным искать опоры в противниках прежних правителей. Не поддерживая самозванца полностью, бывший фаворит Ивана IV лишился защиты и покровительства и погиб от рук его сторонников.

Василий Воейков (даты рождения и смерти неизвестны)

Предки Василия Воейкова, фаворита государя Ивана IV согласно преданию появились при дворе московских князей еще в 1384 г. Одним из них считается служилый дворянин Прокопий (Воейко) Войтегов, выходец из Пруссии. Его сыновья Михаил и Степан стали боярами, а их многочисленные потомки служили стольниками, воеводами, послами, думными дворянами и приказными дьяками. Сам фаворит особенно выдвинулся во время опричнины. Его непререкаемые покорность и преданность как нельзя лучше подошли новой концепции «идеального придворного». Разумная осторожность и имеющиеся способности к военному делу привели Василия на пост осадного воеводы в местечке Новосилье. Согласно дворцовым реестрам несколько раз он был одарен деньгами из казны московского государя. Воейкову удалось сохранить золотую середину и, не добившись больших почестей, в то же время не угодить и в черный список царя Ивана IV. Дети его обладали серьезными военными и дипломатическими способностями и за исполнительность и патриотизм пользовались уважением не только у стареющего государя, но и у его преемников. Так, сын фаворита Иван долгое время был воеводой в городе Великие Луки; Ефим назначался воеводой в Тулу, а затем послом в Польшу; Матвей был назначен воеводой в город Торопец. Из внуков фаворита наиболее известны воевода Андрей, покоритель сибирского хана Кучума, и его родной брат инок Сергей (Серапион), прославившийся как отважный защитник Троице-Сергиевой лавры от войск Лжедмитрия II в 1609 – 1610 гг.

Никита (? – 1611) и Андрей (? – 1598) Щелкаловы

Фавориты Ивана IV Андрей и Никита (Василий) Щелкаловы были влиятельными думскими дьяками в царствование Ивана IV и Бориса Годунова. Имя Андрея Щелкалова впервые упоминается в 1550 г., когда он был записан в так называемую Разрядную книгу, где считался «поддатней у рынд».

Низкое звание не смущало честолюбивого Андрея, вышедшего из обедневших дворян. Мечтой его было попасть в разрядные дьяки и там обрести «безопасное и хлебное место». Андрей не отказывался ни от каких поручений и исправно выполнял все приказания и службы, к которым его привлекали. Назначенный в 1560 г. приставом при польских послах, он быстро возрос по карьерной лестнице. Так, через 3 года он стал младшим дьяком, а затем, после участия в земском соборе и ведения его документации, постепенно обрел настолько большой вес при дворе и обратил на себя внимание государя, что был назначен главой так называемой Разрядной избы и Посольского приказа. В этом качестве в 1581 г. Андрей Щелкалов согласно историческим источникам вел некоторые важные переговоры с представителем Папы Римского Антонием Поссевином, а уже через два года – с посланником английской королевы Елизаветы Иеремией Боусом.

И. Боус и другие иностранные дипломаты в своих мемуарах пишут о том, что Андрей Щелкалов немало злоупотреблял царским доверием, составляя за некую мзду подложные грамоты различным боярам. Этим удачливый дьяк снискал себе огромное влияние в противоречивой боярской среде, так что даже иностранцы вынуждены были сначала обращаться за протекцией к нему, а затем к царю.

Все преемники Ивана IV – и царь Федор, и Борис Годунов – высоко ценили Андрея Щелкалова за его нестандартный ум и дипломатическую ловкость.

Однако по собственной вине фаворит вышел из доверия и его положение пошатнулось. Дело в том, что Андрей Щелкалов, не довольствуясь имевшейся властью, решил воспользоваться ею для участия в политических интригах. По некоторым данным, он имел прямое отношение к оппозиционной борьбе против клана Годуновых и к замыслам бояр-западников возвести на престол после смерти царя Федора кого-то из иностранных королей или принцев.

В конце концов могущественного царедворца настигла заслуженная опала. Однако путем хитрых комбинаций его звание думного посольского дьяка в 1594 г. было передано его брату – более сдержанному и аполитичному Василию, так что важная должность осталась при семье. Должность же Василия досталась родственнику Щелкаловых, дьяку Сопуну Абрамову.

Тем не менее со слов современников известно, что Андрей достиг такого влияния, какого не имели дьяки ни до, ни после него. Умер Андрей Щелкалов около 1598 г., приняв монашескую схиму под именем Феодосия.

Его брат Василий, по данным современников, уступал брату и в уме, и в ловкости. Однако его послужной список с самого начала был богат и разнообразен. Начав с незаметной должности подьячего в одном из многочисленных приказов, будущий фаворит был назначен дьяком в Стрелецком приказе, а затем ему поручили руководить Разбойной избой. Сильно продвинувшись на этом поприще, деловой и целеустремленный Василий привлек к себе благожелательное внимание Ивана IV.

Уже в 1566 г. он был назван среди участников земского собора, а в следующем году отправился в качестве одного из послов к польскому королю Сигизмунду для заключения мирного договора. Предприимчивый ум, услужливость, осторожность и другие полезные при дворе личные качества помогли хитрому дьяку получить не только расположение, но и стойкое доверие государя. Василий успешно справился с руководством Посольским приказом, а затем – и такими важными участками дворцовой канцелярии, как Нижегородская четверть и Казанский дворец. Далее талантливый и угодливый дьяк по приказу государя был направлен руководить Разрядной избой, а впоследствии стал печатником с правом одновременного руководства Посольским приказом.

Незнатное происхождение не помешало Василию получить значительное влияние при дворе. Современники говорили, что от него с братом зависела внешняя политика русского государства.

Интересно, что иностранные купцы и ремесленники в письмах на родину крайне негативно отзывались о Василии из-за того, что он стремился к уничтожению торговых привилегий иностранных купцов. Некоторые из этих писем, будучи перлюстрированы и изъяты предприимчивым дьяком, осели в архиве Посольского приказа.

Василий охотно исполнял дипломатические поручения и достиг на этом направлении немалых высот. Например, в январе 1567 г. он участвовал в обмене пленными между Литвой и Россией. За свои успехи ловкий дьяк в следующем году был поощрен изъятым из конфискованных опричниной земель поместьем казненного дьяка Ивана Висковатого с правом доли для брата Андрея, а через три года в дар от Ивана IV Василием Щелкаловым было получено село Михайловское с окрестностями, причем в личное пользование.

В течение пяти лет, с 1570 по 1575 г., Василий руководил Разрядным приказом, затем его на этом посту сменил другой фаворит – Андрей Шерефединов. Во время третьей свадьбы Ивана IV в 1571 г. Василий занимался свадебными списками, а затем числился еще и среди земских дьяков как особо доверенное лицо. После чего он стал помощником брата по управлению Посольским приказом, но в приемах послов начал участвовать значительно раньше – уже с 1560 г., когда ему выпала честь принимать ногайского мирзу Акбалта.

С 1571 г. Василий участвовал почти во всех приемах послов и переговорах с ними, чаще в качестве помощника брата, но иногда действуя самостоятельно согласно распоряжению государя. До того момента, как получить должность думного дьяка, Василий общался с послами Турции, Дании, а в эстонскую войну 1572 – 1573 гг. сопровождал Ивана IV в Новгород, Ливонию и Эстляндию на переговоры относительно условий, при которых московский государь согласился бы принять литовско-польскую корону.

В начале декабря 1574 г. Василий Щелкалов отослал приставов в Тверь для встречи послов. В 1577 г. он принимал шведского посла, посланцев крымского хана и ногайского посла Уразу. Причем согласно мнению современников он и после своей отставки не прерывал прежних дипломатических отношений.

Звание думного разрядного дьяка было ему даровано в 1579 г. впервые в русской истории, хотя функции, связанные с этим званием, раньше выполнялись простыми дьяками. С того времени Василий активно участвовал в разбирательствах по местническим судебным искам. Однако назначение почетным докладчиком в Боярской думе по всем делам Разрядного приказа совсем не помешало ему продолжать свою деятельность. За последующие годы его имя вновь постоянно встречается при приемах послов и переговорах с ними, хотя возможно, что он участвовал в них уже не как простой посольский дьяк, а именно как думный разрядный.

Смерть Ивана Грозного, вступление на престол царя Федора и укрепление власти царского шурина Бориса Годунова только упрочили положение ловкого фаворита – он сумел стать одним из ближайших друзей Бориса, насколько это было возможно, и пользовался его расположением.

В 1587 г., после смерти польского короля Стефана, Василий со Степаном Годуновым и князем Федором Троекуровым были посланы в Варшаву для ведения переговоров с Польским сеймом. Они были обязаны познакомить выборных от сейма шляхтичей с теми условиями, на которых заявивший о своих правах царь Федор согласился бы править Польшей. Отлично начавшиеся переговоры зашли затем в тупик, так как ответным условием поляки выдвинули переход русского государя в католичество, а после избрания на польский престол Сигизмунда были и вовсе прекращены.

Одним из самых важных своих достижений, по словам современников, Василий Щелкалов считал заключение мира между Россией и Литвой сроком на 15 лет.

Постоянно находясь в курсе событий, Василий Щелкалов принял участие и в расследовании знаменитого убийства царевича Дмитрия. Он отследил в этом происшествии руку Годунова, но, как и подобает лукавому царедворцу, придержал эту информацию для того, чтобы заслужить признательность Бориса, поэтому летом 1591 г. итоги расследования, проведенного князем В. Шуйским, Василий оглашал нужным образом. Таким путем ему удалось еще немало лет пользоваться доверием и приязнью Годунова.

В его ведении сосредоточились все дела с иностранными державами, внешняя дипломатическая переписка и встречи с посланниками. В то время имя Василия Щелкалова постоянно упоминалось в документах Посольского приказа: то он вместе с царем Федором принимает послов императора Священной Римской империи, то в сопровождении знатнейших бояр встречает австрийского бургграфа в 1597 г. Влияние его было огромно, и прошлый опыт только способствовал его упрочению. Так, согласно историческим источникам Василий до середины 1601 г. состоял думным посольским дьяком, произносил пышные речи и подписывал документы государственного значения.

Однако уже в начале июня того же года в реестрах указано, что на его должность в Посольском приказе назначен некто Афанасий Власьев. Причина такого удаления от дел до сих пор досконально не выяснена. Исследователи считают, что неудовольствие правителя вызвало поведение распоясавшегося фаворита. Так, в конце зимы 1598 г. стало известно о пострижении в монахини жены умершего Федора, царицы Ирины. Воспользовавшийся этим временщик стал призывать бояр и столпившихся около Кремля людей присягать Боярской думе, а не лично Годунову. Не мудрено, что, когда Борис Годунов достиг полноты власти и стал мстить своим врагам, он не оставил в стороне и «смутьяна» Щелкалова.

Как сообщают источники, Василий Щелкалов за все время своего искусного дьячества еще больше своего брата Андрея был обвинен в искажении родословных знатных людей, произвольном изменении местнического распорядка и пристрастном составлении списков административных назначений, причем не только при Годунове.

Так, ранее, в 1599 г., была обнаружена грамота, самовольно выданная Василием князю Ивану Долгорукову еще в 1585 г. Пострадавший, боярин Иван Плещеев, обратился лично к царю Федору и потребовал справедливости. Во время расследования Василий объяснил, что грамоту подписал по ошибке в числе прочих, поданных плохо видевшим и малограмотным служкой. Удивительно, но и на этот раз все сошло ему с рук. Вообще, глядя на его послужной список, можно сделать вывод, что Василий, как и его брат Андрей, ни разу не пострадал за свои злоупотребления по службе. Во всяком случае в официальных документах об этом не упоминается.

Вместе с братом Андреем Василий Щелкалов терпеть не мог иностранных купцов и всячески их притеснял. Особенно доставалось англичанам. Тем не менее при Годунове, известном своим протекционизмом по отношению к иностранцам, и особенно медикам, которые во множестве являлись устраиваться на русскую службу благодаря неслыханно высоким гонорарам, ему пришлось с этим считаться.

Однако и тут «патриот» Василий Щелкалов изыскивал любые пути сократить количество «иностранных нахлебников». Так, историк Н. М. Карамзин в своих заметках повествует о том, как Василий Щелкалов экзаменовал одного такого кандидата, английского доктора Виллиса: дьяк интересовался, по каким правилам тот работает, и спрашивал также, почему он не взял с собой книги и лекарственные тинктуры и порошки. Источник сообщает, что когда Виллис ответил, что для него в лечении больного одинаково важны и пульс, и уровни жидкостей в теле пациента, что книги ему не нужны, а лекарства должен изготовить местный аптекарь, то пришедший в ярость Василий приказал «изгнать шарлатана» и выслать за пределы государства на родину, а в ведомости отметить его совершенную негодность. Правда, некоторые историки видят в этом не заботу о здоровье царя Бориса, а стремление то ли сделать по-своему, экономя причитающиеся иностранцам «кормовые деньги», то ли лишить часто хворавшего царя «объективной» медицинской помощи под благовидным предлогом.

Через некоторое время Василий был «пойман и руган» Годуновым за то, что искажал родословные записи ближних бояр и влиял на местнический распорядок, произвольно составляя списки административных назначений. За это в 1601 г. он подвергся опале и избавился от нее только при появлении в Москве Лжедмитрия I, который и одарил его званием окольничего. Современники считали, что в тот период Василий прежней выдающейся роли при дворе уже не играл. Говорят, что самозванец по какой-то странной прихоти видел в Щелкалове своего заступника перед оппозиционно настроенными боярами.

В Шереметьевском боярском списке сохранились указания на то, что в звании окольничего Василий оставался и при Василии Шуйском. Некоторое влияние у него все же оставалось, о чем свидетельствуют выдававшиеся ему периодически «жалованные листы». Так, осенью 1610 г. Василию за былые заслуги была дана наградная грамота на владение селами Дубровка, Рождественка и Громово «с деревнями» в Дорогобужском и Мещерском уездах.

Примерно в конце 1610 г. Василий Щелкалов скончался, его дети и племянники постепенно утратили влияние и не пользовались в придворном обществе и десятой долей того веса, которым обладал Василий. Так, уже его сын Иван всеми современниками почитался за «пошлого мужа»; не обладая талантами своего отца, он не способен был и перенять у него какие-либо методы «придворной дипломатии».

Михаил Безнин (даты рождения и смерти неизвестны)

Фаворит государя Ивана IV, опричник Михаил Безнин происходил из старинного рода служилых дворян и сразу обратил на себя высочайшее внимание своими военными талантами, а также тем, что сторонился местнических споров, которых московский царь терпеть не мог.

Безнин быстро получил титул воеводы и думного дворянина. Его значительный послужной список свидетельствует о военных достижениях Михаила, а также о его редком в то время прямодушии и исполнительности. Исследователи считают, что он был одним из виднейших воевод периода Ливонской войны 1558 – 1583 гг. Можно сказать, что постоянное участие в походах помогло Безнину приобрести большой вес при дворе, сделало его своеобразным экспертом по внешней политике на западном направлении, а также позволило избежать участия в кровавых придворных интригах.

У некоторых исследователей можно встретить такую точку зрения, что Безнин специально стремился оказаться подальше от «государева двора», как всякий истинный патриот служа «не столько царю, сколько державе».

Невозможно представить его ограниченным и примитивным солдафоном, так как в противном случае он легко стал бы жертвой интриг, затевавшихся менее талантливыми, но более честолюбивыми придворными Ивана IV. Однако и в активной закулисной борьбе того времени имя Безнина согласно имеющимся документам практически не всплывает. Среди великого множества интриганов и карьеристов, в основном составлявших свиту московского государя, он одним из немногих предстает не столько кровавым карателем и пособником тирана, сколько добросовестным солдатом, соблюдавшим некий нейтралитет. Возможно, за эту осторожную политику царь и приблизил его, одарив своим вниманием.

Так, в начале 1560-х гг. Михаил служил десятым головой и командовал большим полком под руководством князя И. Бельского, а через несколько лет, в 1569 г., его уже назначили вторым тульским воеводой в составе большого полка. Спустя четыре года полководец участвовал во взятии города Пайде, в котором затем получил должность наместника. Помимо этого, Михаил Безнин лично участвовал в походах на Дерпт и Калугу, а в 1577 г. в качестве главнокомандующего передового полка, принял капитуляцию городов Невгин и Колывань.

За успехи в военных действиях в следующем году Безнин был назначен воеводой в городе Кексгольме, а затем в качестве воеводы передового полка из усмиренного Новгорода Великого отправился в ливонский поход. Уверенный в талантах военачальника и стратега, а также в его преданности и благонадежности, государь направлял Безнина туда, где возникала опасность мятежа или требовалась тактическая хитрость, например третьим воеводой в Зубцов.

После смерти Ивана IV военные заслуги Михаила Безнина также были востребованы и новыми правителями. Например, в 1582 г. он в качестве третьего воеводы участвовал в сражениях со шведами, а через два года у реки Оки организовал блестящий отпор объединенному войску крымских татар. Военные способности Михаила проявились в дальнейшем не только на полях сражений, но и за столом переговоров. Так, в 1586 г. в составе посольства он был направлен в Польшу для заключения мирного договора и достиг немалых успехов на этом поприще.

Вскоре после этого прославленный воевода вышел в отставку и затворился в одном из волоколамских монастырей. Согласно историческим данным он служил на скромной, но ответственной должности келаря. В его руках были все монастырское хозяйство, прием пожертвований, заготовка продуктов на зиму и благоустройство территории обители.

Долгими зимними месяцами в прошлом бравый боярин, а ныне смиренный инок не сидел сложа руки, а проводил дни в хлопотах и заботах, вечерами для души составляя что-то вроде мемуаров. Одним из плодов этой деятельности стала «Хроника», в которой описываются события 1580 – 1590 гг.

Борис Годунов (1552 – 1605)

Борис Годунов, будущий фаворит государя Ивана Грозного, родился примерно в 1551 г. Предком его согласно исторической традиции был ордынский мурза Чет, слуга московского правителя Ивана Калиты, в крещении названный Захарией. От него пошли знатные бояре Сабуровы, в конце XV в. занявшие достойное место при дворе московских государей благодаря родству с великим князем Василием III. Известно, что его первая жена Соломонида была родом из их семьи. Бедные родственники Сабуровых, Годуновы, прославились только во время опричнины. Борис, фаворит московского царя, служил при дворе рындой. В его обязанности во время походов входило содержание в порядке и исправности царского лука со стрелами.

Долгое время подвергаясь презрению как со стороны родовитых бояр, так и со стороны богатых родичей, Годунов поставил цель – выдвинуться в царские любимцы; если возможно, самому захватить власть и удержать ее в своих руках. Печальный конец многих бывших фаворитов, в том числе Басмановых, только укрепил его природную сдержанность и дипломатичность.

Злые языки того времени уже тогда называли Бориса «тайновидцем» и «отравителем». Он не пользовался любовью у сослуживцев именно в силу скрытности и пристрастия к доносам. Ловко используя предоставившиеся возможности, Годунов участвует в свадьбе Ивана Грозного на Марфе Собакиной, приходившейся дальней родственницей всесильному фавориту царя Малюте Скуратову. Через некоторое время он сватается к дочери Малюты, Марии, в том же 1571 г. становится его зятем и на этой почве завязывает близкую дружбу с двоюродным братом Скуратова – Богданом Бельским, также фаворитом Ивана IV. Вне всякого сомнения, это был настоящий брак по расчету: хитрость и властолюбие Бориса сочетались при его женитьбе со связями, недюжинной волей и обширным познаниями в изготовлении ядов Марии Скуратовой. Стремление угодить всемогущему самодержцу предусмотрительный фаворит сочетал с обходительностью и начитанностью, чем завоевал симпатию и младшего царского сына Федора. Повышение следует за повышением: в 1578 г. Борис назначается кравчим (чашничим) с жалованьем около 10 000 рублей в год. Для того времени это была большая сумма, так как обычный боярин получал в среднем в несколько раз меньше. Через 2 года самодержец позволил своему сыну Федору взять в жены сестру Бориса Годунова, скромную красавицу Ирину. Вслед за этим фаворит был незамедлительно пожалован в бояре, а его жалованье снова увеличилось. Теперь пришло время действовать. Известно, что наследником самодержца считался старший сын Ивана IV, носивший то же имя и полностью повторивший неукротимый и жестокий характер отца. Привередливый царь несколько раз вмешивался в его брачные дела, пока не остановился на Елене Шереметьевой. Федор, младший сын, самим отцом считался слабоумным и не способным к управлению государством. Это было общеизвестным фактом и в придворной среде. Поэтому, возможно, Иван IV с такой легкостью отнесся к выбору им невесты. То, что в следующем году в жизни российского царя случились сразу две трагедии: от его руки погиб старший сын Иван, а сноха Елена потеряла ребенка, – некоторые исследователи напрямую связывают со скоропалительной женитьбой царевича Федора на Ирине Годуновой, а точнее, – с интригами Бориса. Известно, что в последние годы жизни Иван IV стал агрессивен и неуправляем. Припадки неконтролируемого гнева сменялись периодами слабости и беспамятства. По свидетельству современников, в Москве шептались, что царя околдовали или «опоили зельем», и виновными в этом считали Бориса Годунова, Богдана Бельского и придворного врача-иноземца И. Эйлофа (или Ж. Нилофа). Если учесть, что в останках Грозного и его старшего сына учеными засвидетельствовано присутствие мышьяка и ртути, в своем количестве превосходящее норму более чем в 80 раз, то становится понятным, почему после общеизвестного удара посохом царский сын и наследник умер только через 7 (или 10) дней. Все это время иноземный медик пытался поставить царевича на ноги особым снадобьем, которое предназначено было совсем не для того. В эту же схему укладывается и большая практика в изготовлении ядов супруги Годунова, Марии Скуратовой, по словам современников, «отравившей людей больше, чем насчитывалось дней в году». За отсутствием основного наследника очередь переходила к «болезному» царевичу Федору, который в любой мелочи привык прислушиваться к мнению своего шурина. Таким образом, участь старшего наследника, а впоследствии и самого самодержца была решена хитроумным и целеустремленным фаворитом и его сторонниками. Внешне Годунов стремился противопоставить себя вспыльчивому и жестокому государю и, по словам очевидцев, старался быть со всеми ласковым и приветливым. Есть свидетельство, что в роковой день Борис заступился за царевича Ивана и был избит взбешенным до беспамятства Грозным настолько, что проболел несколько дней. Так ли это происходило на самом деле, остается только гадать. Некоторые исследователи предполагают, что, придя домой, лукавый царедворец усугубил полученные травмы и слег. Его расчет оправдался: противники Бориса донесли государю, что фаворит только притворяется больным. Пришедший в себя и находившийся под гнетущим впечатлением от содеянного Иван IV лично навестил больного, узнал от него «всю правду» и жестоко покарал клеветников.

После смерти Грозного влияние Годунова только усилилось, так как царь Федор ничего не делал без его совета.

Постепенно Борис, оказавшийся во главе сильной боярской партии, в основном состоявшей из Романовых и их сторонников, начал расправляться со своими извечными противниками (боярами Шуйскими, Головиными и Колычевыми), в течение нескольких лет боровшимися против него. Так, уже в конце 1584 г. опала постигла Головиных, а в следующем году был насильственно пострижен в монахи их сторонник князь Мстиславский. Во главе оппозиции остались только Шуйские, которые в итоге были сосланы, а поддерживавший их митрополит Дионисий смещен и заменен преданным Борису престарелым ростовский архиепископом Иовом. Сторонники Шуйских были заточены, находились в ссылке или погибли от яда. В результате Борис достиг такой власти, какой, по словам современников, не имел до него ни один фаворит. Вся московская администрация замыкалась на Борисе: он вел дипломатическую переписку и вместе со своим сыном, малолетним Федором, принимал иностранных послов. Постановления Боярской думы 1588 – 1589 гг. позволили ему официально вести внешнюю политику государства от своего имени. К чести этого «серого кардинала» тогдашней российской действительности следует сказать, что вводимые им изменения поначалу во многом способствовали установлению положительного имиджа страны в глазах иностранных государств. Так как Годунов по характеру не был воином, он привык добиваться желаемого при помощи искусно срежиссированных обстоятельств. И поэтому внешняя политика Московского государства во время правления Бориса отличалась по большей части мирным направлением, а войны старались вести только в случае их беспроигрышного исхода. Так, война со Швецией в 1590 г. началась при условии отсутствия у нее польской поддержки. При этом были возвращены потерянные еще при Иване IV города Ивангород, Ям, Корела, Копорье, а затем получена половина Лапландии. Врагами оставались поляки и турки, а худой мир с крымскими татарами считался лучше доброй ссоры. По отношению к национальным рубежам и окраинам бывший фаворит вел себя как усмиритель кочевников и строитель городов. Так, на родовых территориях черемисов и ногаев были построены города, населенные русскими казаками и солдатами (Уржум, Царев-Борисов, Самара, Саратов, Уральск и Царицын). В Астрахани, Курске, Воронеже, Осколе и Белгороде в 1589 – 1590-х гг. воздвигли каменные крепости, а в Сибири были построены города-остроги Тюмень, Сургут, Тобольск, Нарым, Березов, в которые были заселены колонисты из северо-восточной части страны. Отделение московского патриаршества от киевского имело своей целью дальнейшее обособление «столичной церкви» и интеллектуально-духовной элиты того времени и подчинение их сильной светской власти. В области внутренней политики Годунов помогал служилым людям, отстраняя знать и холопов как крайность и пережиток прошлого. Уже созданное закрепление крестьянства становилось средством обеспечения для помещиков-вотчинников. В 1591 – 1592 гг. произошли события, имевшие непосредственное отношение к дальнейшей судьбе фаворита и всего Российского государства: загадочная гибель в Угличе царевича Дмитрия, сына Ивана IV и Марии Нагой, сильный пожар в Москве, нашествие крымского хана Казы-Гирея и смерть в младенческом возрасте единственной дочери царя Федора и царицы Ирины. Для суеверного московского обывателя все эти знамения означали виновность Годунова в тяжких преступлениях на пути его к власти. Для Бориса эти события стали последними рубежами перед достижением заветной цели. Царь Федор скончался бездетным в 1598 г. И с того времени прекратилась династия Рюриковичей на российском престоле. Страшась безвластия и смуты, патриарх и Боярская дума присягнули на верность царице Ирине, но она неожиданно постриглась в монахини и удалилась от дел. Беспрецедентная ситуация, когда формально государственные документы подписывались именем царицы, а фактически страной управляли Боярская дума и патриарх, продолжалась более месяца и, по мнению большинства исследователей, была тщательно инспирирована Борисом, заручавшимся поддержкой всех слоев общества на предмет своего избрания московским правителем. В пользу этого, кроме родства с государем, говорили его «разумное и кроткое» правление и афишируемая сторонниками Годуновых аналогия с «золотым античным веком».

Многолетнее пребывание у вершины пирамиды власти помогло фавориту и его семье «освоить» несчитанные государственные финансы и органично встроило их в структуру московской администрации.

Но соборное начало российской государственности, нетерпимо относившееся к худородным претендентам на российский престол, требовало коллегиальной санкции, иначе говоря, созыва Земского собора. Имидж спасителя, скромно отказывавшегося от предлагаемой чести и буквально против воли помазанного на царство, по словам некоторых современников, репетировался Годуновым уже заранее. С великим трудом, а точнее, с великим мастерством актера фаворит согласился на титул самодержца. При этом заранее подобранные кандидатуры конкурентов, естественно, не имели такой популярности у «группы поддержки». Названные вслух сторонниками Годунова Федор Колычев (Романов), Богдан Бельский и другие претенденты отвергались и подлежали «строгой присяге» с письменным обязательством «не желать царства». Торжественный въезд Годунова и его родственников в царские палаты был обставлен с неслыханной пышностью. Новый государь устраивал щедрые банкеты для бедных дворян, купцов, посадских и служилых людей, и они уверовали в его избранность и «счастье». Каждый надеялся на необыкновенное вознаграждение и повышение в чине. Годунов без счета раздавал милостыню, обещал каждому помощь и покровительство. По свидетельству современников, вначале и вправду было все хорошо: стрельцам заплатили двойное жалованье, были освобождены арестанты из тюрем, купцы и мастеровые могли сбывать свои товары, не облагаемые налогами, в течение 2 лет, а крестьяне и ясачные инородцы на целый год освобождались от податей. Естественная преемственность власти от Федора к Борису прошла как должное, так как политика не изменилась. В принципе, мечта фаворита сбылась, и он не хотел серьезно менять политику страны. Так, дозволенный Годуновым в 1601 г. переход крестьян к другому владельцу затронул только мелких собственников, но даже и в такой урезанной форме не касался Московской земли. При этом Борис не переоценивал отсталость русского населения по сравнению с народами Западной Европы и осознавал благотворность науки для развития Российского государства. Как говорят, ему хотелось устроить в Москве высшую школу, где преподавали бы иностранцы. Именно он решил послать нескольких юношей учиться в Западную Европу (в Германию, Англию, Францию и Австрию). Борис организовывал посольства в Любек для приглашения на царскую службу высококвалифицированных специалистов: врачей, мастеровых и др. Иностранные торговцы пользовались подчеркнутым покровительством Бориса, а из ливонских немцев был сформирован особый отряд царской гвардии. При Борисе состояли около десятка иностранных медиков, получавших немыслимое по тем временам вознаграждение. Немцам позволили соорудить в Москве лютеранскую церковь. Есть данные о том, что многие русские, желая не отличаться по внешности от иностранцев и тем самым угодить царю, стали тщательно брить бороды. Однако порой чрезмерное благоволение Бориса к иностранцам вызывало даже неприятие этого среди русских людей. От российских самодержцев Борис перенял идею присоединения Ливонии, но он стремился добиться этого дипломатическими средствами и поэтому ничего не достиг. Полным фиаско завершилась российская политика и в Закавказье: русские войска потерпели ряд поражений а столкновениях с могущественными турками и персами. В торговой сфере были налажены отношения с ганзейскими городами, а в Сибири выстроены города-крепости Верхотурье, Томск и Мангазея, сочетавшие в себе черты острога и торговой фактории. Годунов, человек от природы мнительный, не мог встать выше личных счетов с остальными боярами. Не утешало его и всенародное избрание. Это беспокойство на первых порах нашло отражение в присяжной росписи, затем очередь дошла до опал и доносов.

Старинное боярство считало себя ущемленным вследствие усиления худородных семей и при избрании Бориса на царство не скрывало своего отношения к этому.

Годунов постоянно подозревал оппозиционные настроения и интриги со стороны ненавистных ему соперников. Именно поэтому он запретил жениться Ивану Мстиславскому и Василию Шуйскому, которые по знатности родов могли осознавать свое право на престол. Поддерживали подозрительность царя и усиливающиеся слухи, что царевич Дмитрий избежал рук убийц. По свидетельству современников, у Годунова началась бессонница, он стал мрачен и угрюм. Следующей жертвой подозрительности Бориса стал его верный сторонник Богдан Бельский, который по его поручению строил город Борисов. О его щедрости к стрельцам и строителям ходили легенды. Свою роль сыграли и сказанные на пиру неосторожные слова: «Борис царь на Москве, а я – в Борисове». По доносу Бельский был вызван в Москву, подвергнут допросу и пыткам и сослан в один из отдаленных городов. Доносчики за свою службу получили поместья и звания «детей боярских». В 1601 г. по аналогичному доносу пострадали сторонники Годунова – бояре Романовы и их родственники. Старший из братьев – Федор, красавец, щеголь и широко образованный человек – был пострижен в монахи под именем Филарета и сослан в Сийский монастырь. Жену его также постригли под именем Марфы и сослали в Заонежье, а их сына Михаила, будущего царя, с малолетним братом – на Белоозеро, в старинную вотчину Рюриковичей. К растущей напряженности, вызванной тайными арестами, пытками и казнями, с 1601 г. присоединились 3 подряд неурожайных года, чума и противоестественные метеорологические знамения. В стране начался голод, были даже случаи каннибализма. Купцы и бояре придерживали хлеб, цены на который взлетели более чем в 20 раз. То же самое делали и некоторые монастыри. Стали говорить о «несчастливом царе». Годунов пытался справиться с ситуацией, раздавая на царском подворье деньги и продукты. Эти действия только усилили бедствия, так как голодающие во множестве повалили в столицу, умирая по пути на улицах и на дорогах. Чума ширилась, так как трупы некому было убирать. Толпы разбойников и переодетых в них детей боярских наводнили окрестности Москвы, подкарауливая прохожих и грабя усадьбы. Многочисленные мошенники из числа приказных, членов их семей и даже представителей знатных фамилий переодевались в лохмотья и по несколько раз в день выстаивали очереди за «гуманитарной помощью» на царском подворье, оттесняя бедняков, а то и отнимая у них полученное. И хотя урожаем 1604 г. был остановлен голод, но не прекратились разбои. Крупные банды и их соединения состояли в основном из холопов, отпущенных господами на волю во время голода, казаков и беглых преступников. Отряды атамана Хлопка Косолапа вплотную подошли к столице, но после упорных боев были побеждены регулярными воинскими частями и ополченцами. Неприятной неожиданностью для многих москвичей стали упорные слухи о том, что в Литве появился человек, называвший себя царевичем Дмитрием. Положение Бориса ухудшалось.

Политика «мягкого» террора, проводимая Борисом в течение ряда лет, лишила его последней опоры в среде бояр и вызвала страх и недоверие среди посадских людей и крестьян.

Стрельцы как класс служилых людей не сформировались окончательно подобно иностранным наемникам и разовые щедрые пожалования со стороны государя принимали как должное, считая его обязанным «откупаться» за низкое происхождение. Осенью 1604 г. Лжедмитрий I уже вступил в пределы Московского государства, находя повсюду приверженцев. Временные поражения не поколебали упорства самозванца и его сторонников. Неожиданно в середине апреля 1605 г. Борис Годунов скоропостижно скончался, приняв по заведенному обычаю монашеский сан. Страна была на пороге новых перемен. Столичные жители сначала присягнули сыну Бориса – Федору, которому отец постарался дать возможно лучшее воспитание, но молодой царь вместе с матерью погиб насильственной смертью от рук бывших фаворитов Ивана IV – А. Шерефединова и М. Молчанова. Сестра Бориса Ксения после долгих мытарств была пострижена в монахини, и некогда величественный род Годуновых навсегда прекратил свое существование.

Никита Юрьев (? – 1586)

После смерти московского государя Ивана IV при его сыне Федоре и советнике Годунове поначалу большое значение получила боярская группировка из родственников первой жены Грозного – Анастасии Захарьиной. Этот клан, происходивший от бояр Кошкиных, фактически «оккупировал» все наиболее крупные и стратегически важные посты в управлении государством и городской администрации. Огромные финансовые средства бесконтрольно вращались в этой среде, оседая и концентрируясь вокруг нескольких ключевых фигур. Одной из таких влиятельных персон был Никита Юрьев, родной дядя царя Федора по материнской линии. Поддерживали Никиту родовитые князья Иван Мстиславский и Иван Шуйский, уже прославившийся успешной защитой Пскова от войск польского короля Стефана Батория.

В борьбе за престолонаследие, развернувшейся после смерти Ивана IV, их противником был фаворит Грозного Богдан Бельский, которому была поручена опека над младшим сыном царя Дмитрием.

В ходе начавшейся борьбы, опасаясь интриг против малолетнего царевича, Никита Юрьев и его сторонники отправили Дмитрия с матерью и ее родственниками Нагими в их вотчину Углич. Следующими шагами в борьбе против остававшихся при дворе сторонников Дмитрия стали искоренение их и ссылки по ничтожным поводам. Так, какое-то случайное высказывание, направленное против Бельского, послужило поводом к почетной его ссылке воеводой в Нижний Новгород. Укрепление положения Годуновых еще не стало отрицательно сказываться на влиянии фаворита, и хотя Борис был уже осыпан милостями, получил звания конюшего, ближнего великого боярина и наместника царств Казанского и Астраханского, в ведении боярина Никиты все еще оставались земли по реке Волге и в московских уездах, различные казенные сборы, и его голос по-прежнему был в числе решающих в Боярской думе. Но понемногу позиции Юрьева стали слабеть, причем не без помощи клана Годуновых. Летом 1584 г. фаворит опасно заболел, а в следующем году скончался от неизвестной хвори. Некоторые исследователи подозревают, что Никита Юрьев был отравлен по поручению Бориса. Тем не менее вопреки подозрениям он доверил попечению Годунова своих детей и взял с него клятву быть в «вечной дружбе» с Романовыми. Разумеется, об этом не могло быть и речи, когда Борис выдвинулся на первый план и приобрел в государстве решающий голос. Но пока для этого время еще не пришло.

Василий (1552 – 1612) и Дмитрий (1560 – 1612) Шуйские

Старинные родословия показывают Шуйских верными слугами московских государей. Так, внук предка князей Шуйских, суздальского князя Юрия, Василий (Бледный) при московском князе Иване III был наместником во Пскове, а в 1478 – 1480 гг. – в Нижнем Новгороде. Затем он состоял начальником войска в Казанском походе 1487 г. Брат его, воевода Иван Большой (Скопа), стал родоначальником рода Скопиных-Шуйских. Старший внук Василия, боярин Иван Плетень, был выдающимся боевым воеводой. Младший брат его, Андрей, служил в Нижнем Новгороде, где согласно источникам допускал «измену». Правительница Елена Глинская по доносу заточила его в каземат, откуда он был освобожден Иваном IV и назначен боярином и псковским наместником в 1540 г. Захватив вместе со своими родственниками высшую власть, Андрей своими злоупотреблениями, разгулом и пьянством так разозлил молодого московского князя, что тот приказал затравить его собаками. Но на семью Андрея это не навлекло гибельных последствий. Напротив, его внуки Василий, будущий царь, и Дмитрий Шуйские стали фаворитами Ивана IV, а затем и его сына Федора. Фаворит царевича Федора, Василий Шуйский, с 1584 г. стал боярином. В 1587 г. он участвовал в дворцовой борьбе против Бориса Годунова и был подвергнут преследованиям. Проницательный и беспринципный, Василий Шуйский был вскоре прощен и в мае 1591 г. возглавил правительственную следственную комиссию по делу о смерти царевича Дмитрия в Угличе, объявившую причиной гибели «падучую болезнь» царевича. Ряд исследователей считают это временной уступкой со стороны Шуйского по отношению к действительным виновникам гибели Дмитрия – Годунову и Бельскому. В начале 1605 г. Василий Шуйский активно участвует в военных действиях против Лжедмитрия I, но после смерти Бориса Годунова возвращается в Москву.

Вечно второй в придворной камарилье, ловкий интриган Шуйский ждал только случая, чтобы взять реванш.

В июне 1605 г. он без колебаний переходит на сторону Лжедмитрия I и успевает заручиться его расположением и поддержкой. Но от «царевича Дмитрия», погрязшего в долгах и распутстве, получить выгоду могли разве что его польские сторонники и иностранные наемники. Значительная часть русских бояр, сторонников Лжедмитрия, разочаровалась в нем, видя его равнодушие к проблемам страны, накопившимся при Годунове, и наблюдая безжалостный грабеж и притеснения со стороны поляков и литовцев. Всеобщую ненависть у консолидирующихся противников самозванца вызывали перебежчики из числа придворных фаворитов Годунова. Недовольный своим положением при новом правителе и опасавшийся мести со стороны патриотов, Василий уже осенью возглавил заговор против «царевича», был приговорен к смертной казни, затем помилован и сослан, а в конце 1605 г. снова возвращен ко двору. В мае следующего года, опираясь на дворцовую и церковную аристократию, мелкопоместных дворян центральных уездов и крупное купечество, неугомонный Василий Шуйский снова возглавил заговор против Лжедмитрия I – и на этот раз успешно. В ходе народного восстания 17 мая 1606 г. Лжедмитрий I был убит заговорщиками. Через 2 дня клика сторонников Василия Шуйского «выкрикнула» его царем, как пишут источники. Василий Шуйский впервые в истории самодержавия дал «крестоцеловальную роспись», ограничивавшую его власть. Но алчность и самоуправство его сторонников конечно же не способствовали тому, чтобы «народному царю» удержаться на троне. Поэтому 17 июля 1610 г. частью боярства и московского дворянства Василий Шуйский был низложен и насильственно пострижен в монахи. Осенью 1610 г. он был выдан польскому гетману С. Жолкевскому, который в октябре вывез его в Смоленск, а затем в Польшу. Скончался бывший фаворит в заключении в Гостынском замке. Другой фаворит царевича Федора, Дмитрий Шуйский, начал службу в 1577 г., постоянно сопровождал будущего государя во всех походах и поездках. В 1586 г. он был сослан и назначен каргопольским воеводой за интриги против Годунова, но в следующем году помирился с ним и даже женился на его свояченице Екатерине, младшей дочери Малюты Скуратова. После чего Дмитрий был прощен и в 1591 г. получил звание ближнего боярина. При появлении самозванца Борис Годунов послал против него войска под управлением Дмитрия Шуйского, которые однако были разбиты. По воцарении Лжедмитрий I сослал его в заточение вместе с братьями, но потом помиловал и даже приблизил к себе. Пользуясь доверием самозванца, Дмитрий тем не менее в 1606 г. участвовал в заговоре против него. После вступления на престол Василия Шуйского он стал главным воеводой, но особых талантов на этом поприще не проявил. Дмитрий не раз терпел поражения от поляков, в то время как его молодой племянник Михаил Скопин-Шуйский одерживал победу за победой и пользовался всеобщей любовью. Дмитрий попробовал оклеветать Михаила перед царем, но неудачно и стал всеобщим посмешищем. Вопрос следовало решать по-иному. После пышного банкета в доме Дмитрия Шуйского приглашенный в качестве почетного гостя и родственника Михаил Скопин-Шуйский неожиданно занемог и скончался. Проницательные москвичи приписали это действию яда, данного блестящему полководцу Дмитрием Шуйским и его женой. В войсках против него началось сильное возмущение, что в итоге привело к поражению москвичей во время сражения с поляками при Клушине в 1610 г. Дмитрий Шуйский был взят в почетный плен гетманом С. Жолкевским и отправлен в Варшаву. Считается, что он, не оставив потомства, скончался в польском плену в 1613 г. (по другим сведениям – в 1638 г.).

Дмитрий Хворостинин (? – 1591)

Князь Дмитрий Хворостинин, фаворит Ивана Грозного, начал службу в звании стольника. Он обладал большими военными талантами, что не раз доказал, участвуя в походах вместе с московским государем. Несмотря на то что его возвышение пришлось на период опричнины, князь Дмитрий прославился как военный стратег и выдающийся полководец. До 1563 г. он служил воеводой в приволжских городах, а затем вместе с князем Михаилом Глинским участвовал в походе против литовцев. Он со своим подразделением освободил Полоцк и по праву был отмечен государем за беспримерную храбрость. В следующем году Дмитрий одержал завидную победу над крымскими татарами, осаждавшими Калугу и Болхов. За указанные подвиги он был щедро награжден и приобрел звание второго воеводы. В этом чине в сопровождении большого полка фаворит государя участвовал в Ливонском походе, во время которого принудил к сдаче город Оберпален, занятый многочисленным шведским гарнизоном. После начала в 1582 г. войны со шведами князь Дмитрий снова одержал решительную победу над ними около местечка Лялицы в Водской пятине. За это он был назначен первым воеводой и пожалован «наградной бляхой».

Известно, что многие подвиги Хворостинина не были учтены в дворцовой канцелярии, как указано в росписи, «из-за местничества воевод».

Своим непримиримым характером и большими талантами он нажил себе немало недоброжелателей, но даже в их среде пользовался безоговорочным уважением. Расположением государя фаворит не злоупотреблял, предпочитая делом доказывать преданность Отечеству. В деле усмирения непокорных национальных окраин большая заслуга также принадлежит именно этому фавориту Ивана IV. Так, в 1583 – 1584 гг. он решительно подавил неожиданный мятеж среди луговых черемисов и казанских татар. За что был пожалован в бояре. Государь назначил его рязанским наместником и обязал охранять украинскую границу от татарских набегов. Последним большим сражением стареющего полководца стала битва у города Нарвы в 1590 г. Тогда фаворит в чине главнокомандующего всеми русскими войсками одержал блестящую победу над шведскими рейтарами, в 2 раза превосходившими по численности русскую армию, и добился уступки городов Копорье, Ям и Иван город. Известно, что в следующем году знаменитый полководец скончался, приняв перед смертью монашество под именем Дионисия. Он прожил славную жизнь и оставил своим потомкам громкое имя. Сын его Иван, получив блестящее по тем временам образование, стал фаворитом Лжедмитрия I, но это уже совсем другая история.

Иван Туренин (? – 1597)

Князь Иван Туренин, фаворит Ивана IV, происходил из старинного рода князей Оболенских-Телепней (Телепневых), любимцев Елены Глинской. Предком Турениных был потомок Рюрика, князь Борис (Туреня) Оболенский, вяземский государев наместник. Сын его Самсон служил при дворе московских государей окольничьим и, по словам очевидцев, отличался наблюдательностью и расторопностью. Внук Бориса князь Иван получил отменное воинское образование. Он также начинал службу окольничьим, но прославился как воевода в царствование Ивана IV и его сына Федора.

Возвысившись в годы опричнины, князь Туренин отличался от большинства фаворитов московского государя основательностью и отсутствием страсти к дворцовым интригам.

Его послужной список – это наградной лист солдата и одновременно перечень его побед. Так, в 1575 – 1576 гг. князь Иван служил воеводой в Копье. Затем Туренин участвовал в походе из Пскова в Ливонию, а потом «стоял в Тарусе» с передовым полком в звании второго воеводы. В 1581 г. он служил наместником в Юрьеве (Дерпте), а в следующем году – в Муроме и Торопце. Князь Иван славился доброжелательным отношением к солдатам и, по свидетельству современников, большое значение придавал правильной организации военного быта, своевременному подвозу продовольствия и наличию боеприпасов. Поэтому пользовался большим уважением во всех слоях общества. Как предполагают исследователи, он слегка утрировал свою отстраненность от придворных интриг, чтобы избежать оговоров, притворялся этаким «медведем и увальнем». Вместе с другим фаворитом московского государя, талантливым полководцем Дмитрием Хворостининым, князь Туренин зимой 1589 – 1590 гг. брал с передовым полком Копорье у шведов. В последующие 3 года заслуженный военачальник находился в звании воеводы в Коломне и Туле. В 1594 г. Туренин был назначен первым воеводой в Новгород, где и скончался через 3 года. Сыновья фаворита Самсон и Василий (Жар) были стольниками и воеводами в Астрахани и Смоленске. Как ни странно, внуки князя Туренина Михаил и Иван остались рядовыми окольничьими и, не обладая военными талантами своих отцов, большой роли в управлении государством не сыграли.

Григорий Борисов-Бороздин (даты рождения и смерти неизвестны)

Родоначальником Борисовых-Бороздиных считается служилый дворянин «из немец» Борис Борисов, вотчину которого в Муромском уезде получили в 1537 г. его взрослые сыновья – Василий, Нечай и Михаил. Они служили окольничьими при дворе московских государей. Внук Бориса, окольничий Григорий Борисов-Бороздин, выдвинулся в годы опричнины как «обладатель твердой руки и крепкой памяти». Он участвовал в Ливонских походах Ивана IV и добился расположения самодержца за молчаливую надежность и рассудительность.

Известно, что имя Григория встречается в одной из памятных наградных росписей самодержца среди имен других «неприметных любимцев».

Не осталось сведений о причастности Борисова-Бороздина к кровавым репрессиям Ивана IV, но известно, что он в числе других достиг чина думного дворянина и его рассудительность помогла ему уцелеть не только в годы правления Ивана IV, но и при его преемниках, а также сохранить пожалованное имущество. По свидетельству современников, Григорий умел не только пользоваться предоставившейся возможностью, но и найти общий язык с каждым преемником московского государя. Он отличался заботой о родственниках и сумел пристроить каждого на неприметное, но удобное место. Известно, что и он, и его семья не пострадали во времена правления Лжедмитрия I и сумели найти взаимопонимание с Василием Шуйским. Поместья Бороздина в Муромском уезде были еще при его жизни разделены им между четырьмя сыновьями, которые впоследствии стали сторонниками Романовых и влились в число придворных нового государя.

Иван Крюк-Колычев (? – 1608)

Предком фаворита Ивана IV, боярина Ивана Крюка-Колычева, считался выходец «из немец» служилый боярин Андрей Кобыла, являвшийся также предком Романовых. Известно, что в 1347 г. московский князь Симеон Гордый посылал Андрея в Тверь в составе почетного эскорта для своей невесты.

В XIV в., когда многие московские бояре стали искать своих предков среди западного польско-литовского шляхетства и прусских баронов, возникло предположение о приезде А. Кобылы на службу к Ивану Калите из Пруссии.

Доморощенные «родословцы» даже превратили Андрея в обрусевшего магната Гланда Камбилла. В последнее время ряд исследователей высказывается за происхождение А. Кобылы из новгородских дворян. Таким образом, Колычевы, старинный русский дворянский род, приходились родственниками боярам Кошкиным и Захарьиным. Сам фаворит Ивана IV, Иван Крюк-Колычев, выдвинулся в конце опричнины «за расторопность, честность и бойкость речи». Известно, что, обладая определенными военными способностями, он в 1580 г. служил воеводой в Старой Руссе. За исправную службу Иван получил чин окольничего «с платьем». Особенной славы Крюк-Колычев не приобрел, так как его затянули закулисные дворцовые интриги. В междоусобной борьбе его клан всегда был на стороне более родовитых бояр – Шуйских и Милославских. Через 2 года, когда глухая вражда между Годуновыми и Шуйскими закончилась торжеством Бориса, Колычевы как сторонники проигравшей партии были заключены в новгородские и поволжские тюрьмы. Будучи помилован Годуновым, Иван проживал в своем поместье – подальше от двора с его интригами. Победа Лжедмитрия I дала ему надежду на возврат старых порядков. Самозванец объявил амнистию опальным боярам и собрал их в столице в свой импровизированный «двор», обещая награды, чины и покровительство. Обещания остались невыполненными, и Иван Колычев примкнул к прежним покровителям. Увенчавшийся успехом заговор Шуйского и падение Лжедмитрия привели его к званию воеводы. Казалось, на этом можно и остановиться. Но фаворита погубило стремление держаться ближе к сильнейшему. Известно, что он пользовался доверием народного любимца – полководца Михаила Скопина-Шуйского. Они вместе сражались с отрядами И. Болотникова в декабре 1606 г. и успешно вылавливали шайки разбойников и каторжников в подмосковных лесах. После этих операций Иван Колычев стал ближним боярином и дворецким царя Василия Шуйского. Увлеченный победами, Колычев потерял осторожность и забыл, что страдавший болезненной ревностью к чужим успехам Шуйский в каждом выдающемся деятеле видел угрозу личной безопасности.

Шуйский блестяще усвоил урок опричнины: «Да не будет вокруг государя людей умнее его».

Поэтому, когда в октябре 1607 г. Иван Крюк-Колычев взял город Тулу, где отсиживались мятежники, захватил в плен и Болотникова, и очередного самозванца Илейку, это стало началом его конца. С утонченной жестокостью Шуйский осыпал милостями своего верного сторонника и любимца, не дав тому заподозрить перемену своего расположения. В это время был подготовлен донос о государственной измене, и через несколько месяцев боярин был арестован по обвинению в попытке «убить царя Василия и занять его место». Ни о чем не подозревавший Иван Колычев решительно отпирался от предъявленных обвинений, что, естественно, расценивалось как злостное упорство. Ивана пытали, но в записях допроса нет доказательств заговора, что исследователями напрямую расценивается как произвол Шуйского, любой ценой решившего избавиться от неосмотрительного фаворита. Иван Крюк-Колычев был публично казнен на Лобном месте в 1608 г., разделив историческую судьбу многих «государевых любимцев».

Иван Головин (1682 – 1708)

Иван Головин, фаворит Ивана Грозного, был представителем старинного дворянского рода. Основателем его являлся Стефан Ховра, уроженец Византии, грек, по его признанию, состоявший в родстве с императорской фамилией Комниных. Так это или нет, пока доказательств не представлено, но известно, что по прибытии в Москву Ховра «снабжал деньгами князей и бояр московских», давая их под внушительные проценты. Его правнук Иван Голова, крестник великого князя московского, благодаря прозвищу стал основателем фамилии.

Известно, что более 300 лет Головины поддерживали деньгами московский Симонов монастырь, на их средства были построены монастырская ограда, колокольня и новая церковь.

Головины и их родственники то ли в силу религиозности, то ли заботясь о будущем жертвовали церкви значительные земельные и денежные дары, строили в Москве дворцы и часовни и приобрели большое влияние среди общества и церковной элиты. Сам фаворит государя, Иван (Большой), был старшим из десяти детей окольничего Петра Головина от брака с дворянской дочерью Анной Поджогиной, получил домашнее образование и начал придворную карьеру в должности «стряпчего с платьем». Он быстро дослужился до звания окольничего, но придворная жизнь ему рано наскучила. Ивана прельщала военная карьера, и вскоре он получил звание воеводы. В 1555 г. его передовой полк под Зарайском защищал российские рубежи от крымских татар. Далее Иван Головин участвует во всех походах Ивана IV, согласно поговорке двигаясь медленно, но верно. То ли скромность, то ли другие причины привели к тому, что имя Головина мало фигурирует в дворцовых росписях. Известно, что в 1580 г. он служил вторым воеводой передового полка в Калуге, а затем был переведен в большой полк. В придворной борьбе Головины, гордившиеся «древностью и чистотой крови», поддерживали Шуйских. Не удивительно, что в начале правления Бориса Годунова они вместе с Шуйскими и их сторонниками сразу попали в опалу и были сосланы в разные города и веси. Фаворит отделался довольно легко по сравнению с другими: был сослан воеводой в заштатный Свияжск. И он, и его родные смогли вернуться в столицу только при Лжедмитрии I и занять подобающее положение в Боярской думе. При Шуйском положение Ивана Головина только упрочилось – сказались щедрые финансовые вливания семьи в казну «народного самодержца». Скончался фаворит в 1612 г., оставив свое значительное богатство сыновьям Александру и Ивану.

Глава 3. Фавориты и фаворитка Смутного времени

История фаворитизма Смутного времени существенно отличается от всех прочих эпох. Дело в том, что на всех правителях этого недолгого периода лежит печать мимолетного успеха, как бы ни были громки их заявления и убедительны на первый взгляд аргументы. Это был период не только «торжества междоусобной и классовой борьбы», как писали в советских учебниках, обострения социально-экономических противоречий, голода, моровых болезней и интервенции, но и время великих авантюристов и полководцев, несбыточных надежд и громких обещаний, эфемерных правителей, сильных страстей и глубокого патриотизма.

Вслед за большинством историков можно сказать, что портреты фаворитов являются своеобразным отражением их покровителей и в какой-то мере – зеркалом всей эпохи. И за краткий миг славы и торжества многим из них пришлось заплатить преждевременной гибелью или долгими годами забвения.

Фавориты Лжедмитрия I

Известно, что, несмотря на множество исследований, исторический портрет Лжедмитрия I до сих пор весьма противоречив. Согласно общим сведениям, полученным из современных источников, галицкий мелкопоместный дворянин Юшка (Юрий) Отрепьев приходился дальним родственником боярам Романовым, у которых его овдовевшая мать обреталась с малолетним сыном «в задних горницах» в качестве приживалки. Об отце его, Богдане, практически ничего не известно. Жизнь будущего самозванца протекала среди челяди и соответствовавших его положению ценностей и удовольствий. Знатная родня не признавала отрока-безотцовщину, а родственники победнее сами не могли ему ничего предложить. Согласно свидетельству современников Юрий рано пристрастился к вину и картам. Проворовавшись, он был изгнан со двора и служил в «военных холопах» у князя Бориса Черкасского. Там он снова провинился и от наказания бежал в монастырь, постригшись под именем инока Григория.

Считается, что некоторое время молодой Отрепьев провел, переходя из монастыря в монастырь, перебиваясь милостыней и подачками. Он был неплохо образован, имел прекрасный почерк и обладал великолепной памятью.

Есть сведения, что настоятель Чудова монастыря патриарх Иов приходился беглому холопу дальним родственником. По слезной мольбе матери он взял Григория к себе келейником и писцом. В этом монастыре Отрепьев прожил сравнительно долго. Свидетели вспоминают, что работать он не любил, зато беспрестанно шутил и паясничал. Другой отличительной чертой Григория была его чрезмерная любознательность относительно всего, связанного с убийством царевича Дмитрия. Он выпытывал любые подробности, касавшиеся его внешнего вида, быта и обстоятельств гибели. Как говорят, на вопрос о причинах своего интереса Григорий со смехом отвечал, что у него имеется право «быть царем в Москве». Сомнительная шутка дошла до ушей правителя Годунова, и любопытный юноша заслужил немедленную высылку в дальний Кириллов монастырь. По счастливому для него совпадению присланный за ним дьяк оказался дальним родственником родной тетки Григория. Поэтому Отрепьев успел бежать в Галич, а затем в Муром. После нескольких лет скитаний в 1601 г. он поступил на службу к князю Константину Острожскому, некоторое время посещал иезуитскую школу. А затем будущий самозванец стал слугой магната Адама Вишневецкого, которому и рассказал историю о своем «царском» происхождении и «чудесном» спасении. Известно, что самозванец хорошо говорил и писал по-русски и очень плохо знал польский и латинский языки, обязательные для всех жителей Литвы и Польши. Доподлинно не известно, был ли Отрепьев «истинно польским продуктом» – достойным поводом для интервенции, являлся ли эмиссаром бояр Захарьиных-Романовых, снова возмечтавших стать у руля страны, или же безвестный авантюрист пытался вести свою игру, в очередной раз воспользовавшись удачно сложившимися обстоятельствами. В любом случае он обладал определенным вдохновением, даром перевоплощения и желанием возвыситься над теми, кто унижал его всю жизнь. У него не было документов и свидетелей. Тем не менее и магнат Вишневецкий, и воевода Юрий Мнишек из Сандомира поверили самозванцу и также решили воспользоваться благоприятным случаем. Следуя советам своих польских сторонников, Лжедмитрий I рассчитывал через иезуитов склонить на свою сторону и короля Сигизмунда, обещая в обмен на помощь Смоленск и Северскую землю, а также «ввести на Москве католичество». Папский нунций в Кракове, кардинал Рангони, посулил самозванцу содействие и более 30 000 золотых денежной помощи (этими словами впоследствии все и ограничилось.) Отрепьев принял католичество и, вернувшись обратно из Кракова в Москву, посватался к давно полюбившейся ему Марине Мнишек уже как будущий глава Московского государства. Это непредсказуемое время как нельзя лучше характеризуется брачным договором между безвестным авантюристом и дочерью родовитого, пусть и погрязшего в долгах воеводы. В нем самозванец обещал невесте «не стеснять ее в вере» и отдать в качестве свадебного подарка в бессрочное владение Новгород и Псков даже в случае отсутствия у них в будущем детей, после чего счастливый тесть собрал для Лжедмитрия войско из польских авантюристов, казаков и беглых преступников (всего менее 10 000 человек). Во главе этого «сборного полка» самозванец осенью 1604 г. перешел границу московского княжества. Оплата ждала «контрактников» по завершении мероприятия. Самое удивительное, что множество пограничных городов сдавались полякам без боя, а их гарнизоны присоединялись к повстанцам. Дольше всех продержался Новгород-Северский, где воеводой служил сын знаменитого опричника Петр Басманов. Московская армия в 4 раза превосходила силы мятежников, но на стороне последних были человеческий и социальный фактор: харизматичный лидер, обвинявший в преступлениях нелюбимого народом царя Бориса; медлительность далеких от большой политики воевод и личный опыт большинства солдат и горожан, считавших Годунова жестоким и коварным душегубом и испытавших при нем чуму и голод. Даже дезертирство большей части польских наемников, не получивших обещанных денег, не навредило самозванцу. Он фактически даже сэкономил, так как вслед за этим в его ряды влились не только перешедшие на его сторону казаки, но и пятидесятитысячное московское войско под командованием Петра Басманова, призванное осадить мятежный Путивль. Лжедмитрий снова воспользовался сложившейся ситуацией: в середине апреля 1606 г. неожиданно скончался Борис Годунов, и воевода Басманов дальновидно перешел на сторону сильнейшего. Уже в начале лета состоялся торжественный въезд самозванца в столицу, в которой его эмиссары из числа бывших опричников уже расправились с семьей бывшего правителя и подготовили народное мнение к смене власти. Старица Марфа, мать погибшего царевича, движимая противоречивыми чувствами, официально признала в нем своего сына. Немногие недоброжелатели, и в их числе Василий Шуйский, были публично приговорены к смертной казни, а затем сосланы или амнистированы. Другие из числа сторонников Годунова погибли от рук восставших, а их имущество было разворовано. Новый правитель стремился при помощи незначительных популярных реформ показать свою кротость и доступность для всех. В совет при нем было введено высшее духовенство; кроме того, самозванец вдвое увеличил жалованье стрельцам, запретил разыскивать убежавших во время голода крестьян и считать детей холопов также холопами. Он потребовал от европейских государей и Папы Римского признать себя императором, отказался вводить в Москве католичество (он так и не получил обещанных денег, да и народный бунт в таком случае не заставил бы себя долго ждать).

В принципе, народ и горожане относились к самозванцу довольно терпимо, особенно после того как были разграблены палаты сторонников Годуновых. Ситуацию портила общая незавершенность картины.

Окружавшие нового царя высокомерные иноземцы с презрением относились к московскому стародавнему быту и православной вере, откровенно нарушая посты и попирая приличия. Они вели себя как захватчики во вражеском городе, грабя купцов и горожан, творя всевозможные бесчинства. Не имевший у них авторитета Лжедмитрий вместе с ними погряз в разнузданном пьянстве, откровенно пренебрегая исторически сложившимися традициями. И если памятные многим кутежи Ивана IV все же периодически прерывались богомольем, то это было понятно и знакомо, а постоянный разгул вновь обретенного царя в компании иноземцев был оскорбителен для национального самосознания. На этом фоне даже предпочтение царской четой европейской ванны («лоханки») душной, но привычной русской бане казался греховным отклонением. Для польских интервентов самозванец (истинный или ложный – неважно) был их детищем, поэтому ни о каком его авторитете и речи не велось. Более того, поляки так и не получили никаких денег, поскольку казна была пуста. И поэтому они считали себя вправе взять самим «в счет долга» в этом «краю дикарей» то, что могло сгодиться. Этими противоречиями, пока еще не слишком очевидными, с блеском воспользовался Василий Шуйский, так неосмотрительно прощенный новым государем. Он снова собрал вокруг себя боярскую оппозицию, одновременно в течение нескольких месяцев потакая всем капризам и прихотям самозванца. Вокруг Шуйского сгруппировались и консерваторы – ревнители замшелой старины, и возмущенные патриоты, и религиозные деятели, раздраженные вольнодумством Лжедмитрия. (К слову сказать, увлеченность Шуйского астрологией и колдовскими обрядами вовсе не мешала ему найти общий язык с иерархами церкви.) По свидетельству современников, он обладал завидным умением в случае необходимости убеждать самых разных людей. Помогло мятежникам и то, что на свадьбу самозванца и Марины в Москву в начале мая 1606 г. съехалось множество иностранцев, поражавших своей наглостью горожан. Подготовительная работа была проведена и со старицей Марфой. Инокиню возмутило решение Лжедмитрия извлечь из церкви и перезахоронить за ее оградой останки погибшего царевича. Наконец все было готово, и в середине мая мятежники пробрались во дворец, как полагают, подкупив начальника стражи или воспользовавшись его небрежностью. Их сообщники на улицах города склонили москвичей к бунту против иноземцев, замышлявших «убить царя и насадить католичество». Во дворце началась паника. Заговорщики убивали телохранителей Лжедмитрия I и искали его по всем помещениям. Пытавшийся спастись бегством самозванец был настигнут и убит мятежниками и преданными им стрельцами. В городе в это время расправлялись с его сторонниками. В итоге народу объявили о ложности притязаний самозванца, и общественное мнение было успокоено. Историческая справедливость восторжествовала. Не имевший истинной поддержки ни у своих польских покровителей, ни среди русской аристократии и горожан самозванец не сумел найти себе надежных сторонников, а привлеченные к нему своекорыстными интересами немногочисленные фавориты за редким исключением не смогли или не захотели в нужный момент прийти к нему на помощь.

Петр Басманов (1568 – 1606)

Петр Басманов, любимец Лжедмитрия I, был потомственным фаворитом. Его отец, печально известный опричник Федор, был убит по приказу Ивана IV, а мать, дочь дворянина И. А. Желябужского, выдали повторно замуж за Василия Голицына, представителя старинного боярского рода. Как вспоминал сам Петр, отчим воспитывал их с братом, как своих детей, – одевал и кормил, но ничего не дал для души.

После объявленной царем Федором амнистии Петр стал служить при дворе и быстро достиг звания стольника, а затем и воеводы.

Петр Басманов отличался честолюбием, унаследованным им от предков. Он строил крепости, участвовал в военных походах, словом, стремился подняться как можно выше. Наградой ему стало звание окольничего.

Посланный вместе со своим полком на защиту Чернигова от Лжедмитрия I Петр уже в пути узнал, что горожане открыли ворота мятежникам и что гарнизон перешел на сторону противника. Армия Басманова затворилась в Новгороде-Северском и приготовилась выдержать длительную осаду. Эмиссары повстанцев проникли и в Новгород, сея ропот и смуту. Войска Лжедмитрия осадили город, среди его жителей началась паника. Местный воевода оказался не способен поддерживать дисциплину, и тогда взявший на себя его полномочия Басманов восстановил порядок и контроль над ресурсами и боеприпасами. Более того, военные таланты Петра помогли осажденным отбить все атаки самозванца и пресечь в городе пораженческие настроения.

В конце 1604 г. удачная военная операция под руководством Басманова вынудила мятежников отступить, а затем подошли полки подкрепления. Правитель Годунов вызвал победителя в столицу и щедро одарил его. Как свидетельствуют современники, Петра торжественно встречали родовитые бояре, для него были поданы собственные сани государя, богато украшенные золотом, красным бархатом и собольим мехом. Лично из рук самодержца Басманов принял огромное сверкающее блюдо, по византийскому обычаю наполненное золотыми монетами. Отдельно в знак поощрения полагалось получить несколько десятков серебряных кувшинов и кубков, инкрустированных драгоценностями, и 2000 рублей деньгами. Кроме того, Петра ждали богатая вотчина и звание думного боярина. Казалось, это был предел мечтаний. Но только после смерти Годунова Басманов получил должность главнокомандующего российскими войсками и еще раз заставил самозванца изведать горечь поражения.

После присяги новому царю Федору Годунову Басманов, апеллируя к прошлым заслугам, решил добиться назначения главным советником государя (с сохранением должности командующего). Однако крайне влиятельный боярин, дядя царя Семен Годунов устроил на это место своего зятя – князя Андрея (Хрипуна) Телятевского. А вчерашнего триумфатора Басманова назначили вторым воеводой и отправили подальше от двора освобождать город Кромы. Жажда мести захлестнула Петра, и он замыслил измену. Она свершилась неожиданно. Перешедший на сторону мятежников без единого выстрела Басманов открыл Лжедмитрию I дорогу в столицу.

Лжедмитрий оказался более внимательным к слабостям своих приближенных, чем Годуновы. Он осыпал всяческими милостями своего неожиданного сторонника. Влияние Басманова при дворе было весьма велико, а презрение горожан его не беспокоило. В благодарность за это Петр Басманов не покинул самозванца во время мятежа Василия Шуйского и практически оставался его единственным защитником до самого конца. Именно он более 10 минут защищал от заговорщиков дверь в покои Лжедмитрия, пока тот тщетно искал второй выход. Только тогда, когда Басманов был убит стрельцами, самозванец оказался схвачен.

Останки Петра Басманова были выставлены на Лобном месте в течение нескольких дней, пока его сводный брат Иван Голицын, по иронии судьбы участвовавший в заговоре В. Шуйского, не выпросил у нового царя разрешения похоронить их. После гибели фаворита у него не осталось потомства, и фамилия Басмановых постепенно сошла с исторической сцены.

Иван Голицын (1731 – 1797)

Еще один фаворит самозванца, князь Иван Голицын, приходился Петру Басманову сводным братом. Он начал службу окольничим, а затем был назначен воеводой передового полка в Новгороде Великом.

Также обладая военными талантами, но отличаясь большей коммуникабельностью, чем его сводный брат, Иван Голицын пользовался заметным расположением как правителя Бориса Годунова, так и боярина Василия Шуйского.

Голицын участвовал в войне со Швецией, встречал послов крымского хана, выполнял другие ответственные поручения. Вместе с братом П. Басмановым Иван также был послан на борьбу с засевшим в Путивле самозванцем.

Голицын не был обижен на Годунова и присягнул его сыну, но он хорошо понимал, что молодой царь обречен. Клановость, местничество и несогласие среди бояр довершили то, что началось с промахов, допущенных прежним правителем, и осуществленных им репрессий. Поэтому Иван своевременно переметнулся на сторону сильнейшего. Более того, он возглавил отправленную в Путивль делегацию перешедших на сторону самозванца воевод и других дворян и боярских детей из разных областей и городов. Аргументируя свою лояльность, Иван ссылался на погрешности в тексте присяги царевичу Федору Годунову и ругал правителя Бориса площадной бранью, во всех красках расписывая его пороки.

При этом предусмотрительный фаворит убеждал самозванца в своей преданности и обещал ему хоть сейчас привести к присяге московские полки и добыть законный престол.

Сдавшись перед напором талантливого демагога, Лжедмитрий не устоял. Он приблизил Голицына к себе, сделал его дворовым воеводой и даже свидетелем на своей свадьбе с Мариной.

Заручившись полным расположением самозванца, коварный князь Иван немедленно примкнул к организованному в обстановке строжайшей секретности заговору Василия Шуйского на случай, если тот увенчается успехом. Политическое чутье, никогда не подводившее Голицына, на этот раз подсказало ему, что запутавшийся в противоречиях Лжедмитрий обречен и его казнь или позорное бегство – только вопрос времени. Именно он проводил «переговоры» со старицей Марфой. С ее слов, Иван доходчиво объяснил стрельцам и обществу «всю правду» про то, как безжалостный еретик и колдун заставил пожилую монахиню под страхом пыток и казни признать его своим сыном и царевичем.

Следующий государь, Василий Шуйский, по достоинству оценил талант Голицына и наградил его званием боярина и воеводы. Вместе с братом царя, не слишком талантливым полководцем Дмитрием Шуйским, Иван Голицын преследовал отряды повстанцев И. Болотникова от Серпухова до Калуги, у которой армия московского государя потерпела поражение.

При Романовых князь Иван стал видным членом Боярской думы, но без права решающего голоса. Со временем он преисполнился важности, говорил и ходил очень медленно, искренне считая себя чрезвычайно важной в государстве персоной. Уже будучи назначенным главным судьей во Владимирском приказе, князь Иван обиделся на молодых князей Шуйского и Трубецкого и проигнорировал свадьбу государя Михаила, на которую те тоже были приглашены. За это много возомнивший о себе фаворит был сослан в Пермь (или Вятку), где и умер через 3 года, в 1627 г.

Михаил Салтыков (? – 1621)

Сторонник Лжедмитрия II Михаил (Кривой) Салтыков происходил из русского дворянского рода Салтыковых. Согласно легенде предком их являлся некий «сын дворянский» Михаил Салтык Прушанин, который прибыл «из немец» с многочисленной свитой примерно в середине XII в. Считается, что прозвище отца-основателя рода по-старославянски означает «лад, эталон». Будущий фаворит самозванца достиг боярского звания еще при Борисе Годунове. Имея много родственников в Польше, Михаил активно участвовал в русско-польских переговорах.

Являясь активным участником заговора против Лжедмитрия I, Салтыков надеялся на восхождение по карьерной лестнице. Но правительство Василия Шуйского выслало его из столицы без объяснения причин.

Будучи поставлен воеводой в заштатный Орешек, Михаил в 1609 г. отправился в лагерь Лжедмитрия II, «тушинского вора», и возглавил там группу знатных бояр и дворян, проводивших пропольскую политику. Заручившись доверием самозванца и став чем-то вроде посредника между русской аристократией и польским королем Сигизмундом III, в следующем году Салтыков возглавил особое посольство в Смоленск, заключившее договор об избрании королевича Владислава русским самодержцем. Известно, что в посольство, кроме Салтыкова, входили его сын Иван, известный дьяк Иван Грамотин, бывший опричник и подручный Лжедмитрия I Михаил Молчанов. В начале 1610 г. российское посольство было в торжественной обстановке представлено польскому королю, и Грамотин и Салтыков от имени «думы, двора и всех людей» объявили, что москвичи хотят иметь королем Владислава при условии, что он «прибавит таких прав и вольностей, …каких прежде не было». Со своей стороны, послы также предъявили «писанные кондиции», существенно ограничивавшие власть нового короля, как непременное условие. Их суть довольно стандартна: свобода исповедания и обязательность православного вероисповедания, сохранение законов и податей в прежнем размере, отмена смертной казни без земского суда, понижение и повышение в чине сообразно заслугам. Особенно любопытно требование свободы ездить в другие «христианские государства», кроме языческих, и запрет отнимать у путешественников имения и дворы за это. Осенью того же года Салтыков стал помощником польского коменданта в Москве А. Гонсевского. В октябре следующего года он руководил (вместе с князем Ю. Трубецким) русским посольством в Польшу с требованием присылки новых воинов и отпуска Владислава в Москву. Обратно в Россию после этого Михаил Салтыков уже не вернулся. От Сигизмунда III ему достались во время воеводства в Смоленске обширные поля и благоустроенные имения. Скончался ловкий фаворит в 1618 г. (по другой версии – в 1621 г.).

Василий Масальский-Рубец (? – 1611)

Сложно сказать, чьим в действительности фаворитом был неуклонный блюститель собственных интересов Василий Масальский-Рубец. На рубеже XVI – XVII веков он верой и правдой служил Борису Годунову, был строителем сибирского города Мангазеи и засечным воеводой. Оказался обласканным Борисом и не имел врагов среди Шуйских. Тем не менее посланный в 1604 г. в Путивль в качестве осадного воеводы знаменитый Масальский-Рубец без колебаний перешел на сторону самозванца, став его дворецким и ближайшим советником. Именно князь Василий явился инициатором физического устранения царицы Марии и молодого правителя Федора Годуновых. При этом, как говорят современники, с особым цинизмом он сохранил жизнь молодой царевне Ксении именно для того, чтобы ей пришлось испытать участь наложницы безродного авантюриста Лжедмитрия.

Самозванец облек своего фаворита особым доверием. Как сейчас говорят, в его обязанности входило организовывать кутежи нового царя и заниматься его досугом.

Из-за князя Василия все слои населения старались спрятать или услать подальше своих дочерей, предварительно вымазав их сажей до неузнаваемости.

Обладая достаточно представительным видом, Василий Масальский присутствует на многих протокольных мероприятиях самозванца. Кроме того, в 1606 г. В. Рубец-Масальский вместе с боярином М. Нагим в качестве почетного эскорта встречает невесту самозванца Марину Мнишек и ее отца Юрия у русской границы.

После казни самозванца и восшествия на престол Василия Шуйского Масальский был отправлен воеводой в Корелу. Но как человек ненадежный Василий скоро был отозван обратно в столицу.

В 1608 г. В. Масальский снова перешел на сторону Лжедмитрия II, которого предал через 2 года.

Известно, что в русском посольстве к польскому королю Сигизмунду III для переговоров об избрании Владислава московским государем князь Василий был вторым послом. С конца 1610 г. он был полномочным представителем Сигизмунда III в Москве и скончался в следующем году от неустановленной болезни.

Фавориты Василия Шуйского

Известно, что выбор нового царя с легкой руки Бориса Годунова предстояло совершить Земскому собору. Расчет Годунова оказался беспроигрышным, так как на его стороне были патриарх и бояре-консерваторы, большинство служилых и посадских людей, боявшихся перемен и смуты. Сложнее была ситуация у его преемников. Тогда, когда пришлось короноваться Василию Шуйскому, его «группа поддержки» состояла из малочисленной, но решительной партии в столице и Новгороде. В уездах Восточной России он был известен мало, а псковичи отлично помнили алчность и распущенность его деда, князя Андрея, бывшего там наместником во время детства Ивана IV. Поэтому Шуйский не мог решиться на приговор Земского собора, который не был бы для него полностью благоприятным. Иные «смутьяны» призывали выбрать нового патриарха, которого и поставить во главе «временного правительства» до избрания нового государя. Но Шуйский и его сторонники считали, что «царь нужнее патриарха». В присяжной росписи, данной боярам, новый царь обещал «бояр и торговых людей … не казнить и у семейств их имений не отнимать», что, скорее всего, было в обычае в те жестокие времена. О земских реформах в тексте не упоминается. Зато убедительно доказывается происхождение бояр Шуйских и их предка князя Александра Невского от римских Цезаря и Августа, а также от самого Рюрика.

К выборам Василий Шуйский подготовился основательно. В особой посланной по городам грамоте он писал, что его «слезно просили на престол митрополиты, архиепископы, епископы и весь освященный собор», а также бояре и дети боярские, дворяне и остальные люди Российского государства.

Вслед за грамотою царя была отправлена грамота от московских бояр, дворян и детей боярских, которая в очередной раз объясняла, что царевич Дмитрий умер и погребен в Угличе, а престол обманом занял расстрига Гришка Отрепьев. От матери царевича, старицы Марфы, шла следующая покаянная грамота, в которой она сознавалась, что «из страха» признала самозванца. Как ни странно, немедленно распространились слухи о чудесном спасении царевича. Вопреки им на глазах огромной толпы с большим торжеством перенесли останки погибшего Дмитрия из Углича в Москву, после чего его причислили к лику святых. Те, на кого ранее опирался Василий, или бросали его, переметнувшись к его противникам, или начинали вести свою игру. Так, бывший соратник Шуйского Михаил Молчанов, один из убийц Федора Годунова и его матери, скрылся в Литве, по дороге распуская слух, что царевич избежал смерти, а вместо него убили другого человека. В Чернигове то же самое делал князь Андрей Телятевский. По всем городам и уездам зароптали посадские люди, крестьяне и казаки. У мелкопоместных дворян и детей боярских откровенно проявилась зависть к стольникам и окольничим, у мелких ремесленников и торговцев – к богатым купцам-оптовикам. В Москве стали находить подметные письма, призывавшие народ восстать против Шуйского. Василий счел эти письма делом ущемленных им дворцовых дьяков и приказал сличить почерки. Естественно, виновных не нашли, а дьяки затаили злобу. В пределах Смоленской, Калужской и Орловской губерний около 15 городов взбунтовались против царя Василия, а в Нижегородской губернии возмутилась мордва. В 1608 г. новый самозванец, Лжедмитрий II двинулся к Москве и расположился лагерем в селе Тушине, откуда и пошло его именование «тушинским вором». Со временем в его лагерь прибыли польские воеводы и под давлением обстоятельств признавшая его своим спасенным мужем Марина Мнишек. Положение Шуйского становилось все опаснее, и поэтому шведский король Карл IX предложил свою помощь. Для переговоров по этому поводу в Новгород, куда должны были прибыть шведские посланники, отправился молодой полководец и родственник царя Михаил Скопин-Шуйский. Тем временем в псковских окрестностях появился тушинский воевода и стал приводить жителей к присяге. Население обратилось к законному воеводе Шереметьеву, но он как бы во имя безопасности приказал присягать Лжедмитрию II. Как считают ученые, это было сделано хитроумным воеводой для того, чтобы впоследствии иметь предлог обирать людей «в наказание за измену». Союз со шведами, заключенный М. Скопиным-Шуйским, вызвал социальный взрыв, так как в том регионе шведов, как и немцев, исторически считали врагами. Василий Шуйский предложил столичным жителям покинуть город до наступления осады. Москвичи приняли это предложение за проверку их верности и дружно присягнули Шуйскому. Тем не менее на следующий день в Тушино толпой отправились представители всех сословий. Все шли с надеждой на возвышение и милость, но действительность отстояла от их мечтаний довольно далеко. Встреченные ими жители городов, где располагались тушинцы, жаловались на грабежи и казни. Русские перебежчики, служившие самозванцу, при этом проявляли себя особенным зверством.

Как явление времени появились так называемые «перелеты», которые сначала служили тушинцам, затем Шуйским, а потом снова тушинцам и далее без конца. Некоторые семьи нарочно делились: одни их члены были на стороне Лжедмитрия II, другие – Василия Шуйского, чтобы не проиграть в случае торжества того или другого.

В начале зимы 1609 г. против Шуйского был организован заговор с целью его низложения и избрания нового царя. Последовавшая вскоре смерть М. Скопина-Шуйского стала большой проблемой для царя. Его открыто обвиняли в убийстве. Тем временем Лжедмитрий II и Марина бежали в Калугу, а в тушинском лагере остались только русские перебежчики. Безмолвствовавший ранее народ сочувствовал боярам-оппозиционерам и общественным деятелям типа братьев Ляпуновых. Кончилось все тем, что в середине июля 1610 г. царь Василий Шуйский против воли был пострижен в монахи, а затем выдан полякам. Современники полагают, что произошло это потому, что Василий по характеру был «скуп и упрям, …о войске не заботился, …приближал наушников и к волхованию был прилежен». Несчастлив и подозрителен был царь, горьки были и судьбы его фаворитов.

Михаил Скопин-Шуйский (1568 – 1610)

Выдающийся полководец, племянник «выборного царя» Василия Шуйского, Михаил Скопин-Шуйский родился в 1586 г. в боярской семье Василия Скопина-Шуйского и Елены Татаевой. Современники отмечали, что Михаил отличался высоким ростом, прекрасной наружностью и «острым и благородным» умом. По свидетельству современников, он не был заносчив перед низшими, отличался скромностью и не был замечен в доносительстве с целью продвижения по службе.

Молодой Скопин-Шуйский получил неплохое домашнее образование и стал придворным у Бориса Годунова. В 1604 г. Михаил заслужил звание стольника.

Первый самозванец также не обошел молодого красавца своей милостью. В 1605 г. он был назначен «великим мечником», или почетным телохранителем.

После восшествия на престол Василия Шуйского Михаил заслужил звание воеводы. С этого момента начинают серьезно проявляться его военные таланты. Так, Михаил причинил значительный урон отрядам И. Болотникова под Москвой и Тулой в 1607 г. За это он был награжден званием боярина. В 1608 г. молодой военачальник был послан к шведскому королю Карлу IX для заключения союза против поляков. Он сумел договориться о помощи России в борьбе с Лжедмитрием II. В следующем году он с русско-шведским войском выступил на выручку столице, которую осадил Лжедмитрий II. Планы союзников были различны: шведы предлагали осаду и постепенное взятие всех мятежных городов; Михаил, напротив, настаивал на быстром походе к столице и занятии только стратегически важных пунктов. В этом смысле он проявил и дальновидность политика, и предусмотрительность полководца. Занятие городов наемниками могло повести к тому, что в случае неуплаты жалованья шведскому войску занятые города остались бы в подданстве их короля. Поразив в сражениях под Торжком, Тверью и Дмитровом отряды приверженцев самозванца, Скопин-Шуйский снял блокаду с Москвы. Помогло освобождению столицы и то, что объявивший войну Москве польский король Сигизмунд III позвал поляков, служивших в Тушине, служить под «коронными знаменами» против России. Самороспуск Тушина дал затем возможность Скопину-Шуйскому беспрепятственно вступить в Москву в марте 1610 г. Царь Василий Шуйский и вся столица торжественно встречали своего освободителя. По общему убеждению, имя князя Михаила было именем героя, которому предстояло окончательно очистить Московское государство от поляков и мятежников. Более того, группировка рязанских дворян, во главе которой стояли братья Прокопий и Захар Ляпуновы, выступила за замену царя Василия Шуйского молодым и удачливым полководцем Михаилом Скопиным-Шуйским, что и стало причиной того, что талантливый полководец вызвал опасения у царя как возможный претендент на престол. Поэтому последовавшая уже в апреле того же года неожиданная смерть М. Скопина-Шуйского от странной болезни, начавшейся после торжественного пира, вызвала пересуды о том, что молодой военачальник был отравлен вином, поднесенным собственной теткой, дочерью М. Ску ратова-Бельского. Князь был похоронен на территории Кремля с большими почестями и при огромном скоплении скорбящего народа.

Екатерина Буйносова-Ростовская (? – 1626)

Молодая фаворитка Василия Шуйского, дочь боярина Петра Буйносова-Ростовского, до замужества звалась Марией. Ей суждено было стать последней любовью престарелого царя. Существенная разница в возрасте между женихом и невестой для того времени была вполне обычным делом.

Современники вспоминают, что искушенного царя больше всего привлекали в девушке живой и пытливый ум и своенравный характер. Хотя и внешне Мария Буйносова считалась одной из первых красавиц Москвы.

Рано овдовевший царь, связанный ранее запретом Годунова на повторный брак, понял, что нашел свое счастье. По словам современников, он часто разговаривал с невестой о государственных делах, делился своими мыслями, что для суровых теремных нравов было просто неслыханно. Мария успокаивала опечаленного государя, а иногда ей удавалось рассмешить его. Василий Шуйский женился на ней 17 января 1608 г., причем по старинному обычаю невесте сменили имя, и она стала Екатериной. Скорее всего, они были счастливы в браке.

Подробностей история не сохранила. Известно, что через полтора года Василий Шуйский был низложен. Его увезли в Польшу, откуда он так и не вернулся. Екатерине не позволили с ним проститься. Более того, согласно грустной традиции ее, как и многих цариц до или после нее, также ждал монашеский клобук. Екатерина была против воли увезена в Ивановский монастырь и там пострижена под именем Елены. Скончалась царица-инокиня летом 1625 г.

Фавориты Лжедмитрия II

Фавориты Лжедмитрия II состояли из авантюристов всех мастей, бывших любимцев прежних правителей, недовольных своим положением. Он пользовался их услугами, но не ценил их, так как сам авторитета не имел, а власть его была крайне непрочна и поддерживалась общим смятением и случайными победами его воевод и гетманов.

Само появление Лжедмитрия II представляет загадку для историков. Настоящее имя самозванца окутано тайной, а сведения о нем крайне отрывочны.

Известно, что вслед за гибелью Лжедмитрия I в столице и уездах стали распространяться слухи, что ему удалось спастись от заговорщиков-бояр. Меры, принятые царем Василием Шуйским для их прекращения, не имели успеха. Слухи поддерживались и распространялись некоторыми видными лицами, близкими к убитому, например бежавшим в Польшу М. Молчановым и черниговским князем Андреем Телятевским. Под знаменами последнего стали собираться отряды для защиты прав свергнутого «царевича» и похода на Москву.

Летом 1607 г. появился человек, называвший себя спасенным царевичем Дмитрием. Сведения о его происхождении настолько противоречивы, что можно только по отрывочным данным сделать вывод, что он был из духовного сословия. Первым наиболее достоверным фактом биографии самозванца является задержание его по подозрению в шпионстве в польском городке Пропойске. Там, назвавшись скрывающимся от мести Шуйского родственником погибшего царевича Дмитрия, он выпросил себе пропуск на Русь. Явившись в июне 1607 г. в Стародуб, он распускал по округе слухи о счастливом воскрешении царевича Дмитрия, а затем сам объявил себя им и был сразу торжественно признан народом. Ближайшие города опять перешли на сторону нового царя. Один из поверивших даже пришел в лагерь Шуйского под Тулой с обличением царя Василия в похищении престола.

Грамоты нового самозванца и слухи о нем быстро распространялись по России и Польше, и в его лагерь стали собираться люди – поляки, казаки, часть бояр и мелкопоместных дворян. Как говорили, для большинства собравшихся он был только символом, во имя которого следовало добиваться тех или иных личных целей, а при неудаче или неприятности его можно было легко оставить, затем снова вернуться.

В сентябре насчитывавшая до 3000 человек армия самозванца двинулась к Оке, очевидно, на помощь Болотникову. Сдача Тулы войскам Шуйского заставила его отойти на юго-запад. Царь Василий поспешил в столицу праздновать освобождение Тулы и победу над самозванцем.

Лжедмитрий II собрался с силами и в ноябре снова двинулся к Оке. Одно войско Шуйского побеждали за другим, и летом самозванец был уже под Москвой и расположился лагерем на северо-западе от столицы, в Тушино, так как взять Москву ему не удалось. Сложились в лагере самозванца и свой «двор», и своя «боярская дума», были устроены приказы, в том числе «панский», «стрелецкий» и «сыскных дел», во главе которых стояли дьяки И. Чичерин, И. Грамотин и др.

Находился там и патриарх, от имени которого рассылались «грамоты по духовным делам». Это был митрополит ростовский Филарет (известный как Федор Никитич Романов), захваченный в плен поляками, но у самозванца пользовавшийся почетом и уважением.

Под властью самозванца оказалась обширная территория, но ему не удалось перекрыть дороги на столицу и изолировать ее полностью. Злоупотребления и поборы воевод самозванца, грабивших население больше, чем московские сборщики податей, переполнили чашу народного терпения, и к концу 1608 г. в приволжских и заволжских краях началось восстание против самозванца. Оно было поддержано двигавшимся от Новгорода русско-шведским отрядом М. Скопина-Шуйского и другими военными соединениями.

Лжедмитрий II терпел поражение за поражением, его сторонники, видя бесперспективность похода, быстро покидали его. Таким образом, второй самозванец стал жертвой несогласованности в собственном лагере.

Он сделал попытку «возмутить» жителей столицы. Но вместо самозванца москвичи присягнули Владиславу, и «царевич» вернулся в занятую им Калугу, где «в пьянстве и охоте» проводил свои дни. Общение с ним служило поводом для осуждения некоторых видных бояр, но не более. Известно, что зимой 1610 г. Лжедмитрий II был убит на охоте татарином П. Урусовым, мстившим за казнь касимовского царя Удуг-Мухаммеда.

Михаил Молчанов (? – 1611)

Родоначальником дворян Молчановых, по их семейному преданию, считался литовец Индрис, который в середине XIV в. прибыл служить черниговскому князю Мстиславу и после крещения получил имя Леонтий. Потомки его были ростовскими боярами, а затем перешли на службу к московским князьям. Близкие родственники Молчановых, Грязные, в 1566 г. одними из первых вошли в состав опричной «тысячи», а подручный знаменитого Малюты Скуратова Василий Грязной не только прославился алчностью и жестокостью, но и увлек за собой свою многочисленную родню. После ликвидации опричнины Молчановы надолго исчезли из дворцовых реестров. Сам фаворит свою карьеру начал при дворе Бориса Годунова. Известно, что в 1601 г. его в числе двух сотен придворных недорослей пожаловали чином стольника.

Как считают исследователи, беспринципный и непримечательный Михаил Молчанов смог войти в доверие к суеверному Годунову благодаря своему интересу к ереси и чернокнижию.

После участия в убийстве сына и вдовы царя Бориса он стал особо близок к самозванцу, участвовал в его разгульных кутежах, но вовремя бежал после смерти Лжедмитрия I, распространяя слухи о воскрешении «царевича» и даже иногда выдавая себя за него. Он убедил, по некоторым данным, в этом даже И. Болотникова, назначив его своим воеводой. В начале 1609 г. Молчанов оказался в Москве, интриговал против царя, а после неудачного, не приведшего к низложению Шуйского мятежа 25 февраля отправился к тушинскому самозванцу, был у него окольничим и играл видную роль в «тушинской думе». После бегства Лжедмитрия II в Калугу фаворит вместе с другими видными придворными самозванца отправился в Смоленск просить королевича Владислава на русский престол. Известно, что погиб М. Молчанов в 1611 г.

Иван Хворостинин (? – 1625)

Фаворит самозванца Лжедмитрия I Иван Хворостинин (Старковский) родился примерно в 1590 г. Он происходил из древнего княжеского рода, в числе его ближайших родственников был знаменитый полководец Дмитрий Хворостинин. Это был светский щеголь, франт, избалованный женским вниманием в силу своих природной красоты и хороших манер. Благодаря особому покровительству распутного Лжедмитрия I был окольничим и затем кравчим при его дворе, участвовал во всех кутежах, прославился невоздержанностью, любовью к вину и мясным деликатесам. Уцелев во время гибели своего покровителя, Иван долго отсиживался в своем имении, не скрывая своего сожаления о «прекрасном прошлом». Это не могло остаться без внимания бдительного московского государя. По приказу Василия Шуйского Хворостинин был отозван и послан на покаяние в Волоколамский монастырь за свою близость к самозванцу, невоздержанность и ересь. Известно, что после свержения Шуйского Хворостинин примкнул ко второму ополчению и участвовал в освобождении Москвы от поляков. В первые годы правления царя Михаила Романова Хворостинин служил вполне успешно. В 1611 г. бывший фаворит был послан воеводой в Мценск, а в следующем году направлен со сторожевыми полками в Новосилье. В дворцовых книгах есть сведения, что в 1616 г. он дослужился до боярина и присутствовал при приеме английского посла, чему способствовало знание им иностранных языков. Некоторые военные таланты князь Иван проявил в 1618 г. в качестве переяславского воеводы и за это был награжден «серебряным кубком и шубой в 160 рублей».

Дальнейшие сведения о его судьбе отрывочны. В характере князя происходят негативные перемены. Вследствие тайного фрондерства и недовольства «дикарской и унылой» московской жизнью он, избрав форму религиозного протеста, стал открыто увлекаться католичеством, завел у себя в доме «латинские книги и образа». По приказанию царя и патриарха был произведен обыск, запрещенные книги были изъяты и с Хворостинина взято обязательство «ереси не перенимать». Несмотря на предупреждение, бывший фаворит не успокоился: своим крестьянам он запрещал ходить в церковь, в письмах ругал москвичей и столичные порядки, хотел продать свои вотчины и уехать в Литву. Эти демарши послужили поводом к окончательной ссылке опального князя Ивана Хворостинина. В 1623 г. он был отправлен в Кирилло-Белозерский монастырь, где должен был жить под надзором «крепкого старца», не выходя из монастыря и не имея свиданий с родственниками.

Современники почти единогласно считали князя желчным, высокомерным и неприятным в общении человеком, не соблюдающим религиозных традиций и невоздержанным «в мясоедстве и винопитии».

В монастыре Иван составил сочинение о Смутном времени – «Словеса дней и царей и святителей московских, еже есть в России». В нем пышным высокопарным слогом дано изложение событий от правления Годунова до освобождения Москвы князем Д. М. Пожарским. В своем трактате Хворостинин обвиняет Бориса Годунова в алчности и жестокости по отношению к себе, считает себя защитником «непонятого» Лжедмитрия I, чернит В. Шуйского, называя его «волхвователем», и весьма прославляет патриарха Гермогена. По мнению историков, здесь он более всего старался оправдать свое поведение при самозванце и заявить о своем патриотизме. Другое написанное в заточении произведение Хворостинина, «Изложение на еретики-злохульники», также служило оправданием от обвинений его в католичестве и должно было показать князя истинным приверженцем православия. В феврале 1625 г. бывший фаворит скончался, не оставив потомства и приняв перед смертью монашеский постриг под именем Иосифа.

Глава 4. Фавориты и фаворитка Петра Великого

Федор Юрьевич Ромодановский (1640 – 1717)

Федор Юрьевич Ромодановский – князь, видный государственный деятель, глава политической полиции. Его имя не так хорошо известно, как, скажем, имена Малюты Скуратова или А. Х. Бенкендорфа, хотя между этими историческими фигурами, их личностями и ролями, которые они играли при своих правителях, прослеживается определенное сходство.

Ф. Ю. Ромодановский происходил из очень древнего и знатного рода. Его отец был приближенным царя Алексея Михайловича, так что князь Федор с самого детства был знаком с придворными обычаями и нравами.

В середине 1680-х гг. царь Петр ввел Ромодановского в свой ближний круг и даже присвоил ему звание «генералиссимуса потешных войск». С этого времени и до самой своей смерти князь Федор станет играть одну из ключевых ролей в Российском государстве.

Звание «генералиссимуса потешных войск» находилось вне принятой системы офицерских чинов. Ф. Ю. Ромодановский стал первым, кому государь официально присвоил его.

Потешные войска представляли собой прообраз личной гвардии императора. Несмотря на крайне «несерьезное» название, потешные войска представляли собой, как бы мы сейчас сказали, элиту вооруженных сил того времени. Юношей, среди которых был и сам царевич Петр, обучали здесь военному мастерству, воспитывали в них храбрость, находчивость, боевой дух. Позднее потешные полки составили основу регулярной армии России. Зная это, легко понять, почему звание «генералиссимуса потешных войск», которого Петр удостоил Ромодановского, считалось знаком высокого царского доверия.

По легенде, царь-реформатор, желавший, чтобы его подданные одевались на европейский манер, лично обрил Ромодановскому бороду и обрубил традиционно длинные полы и рукава его кафтана.

С 1686 г. Ромодановский становится бессменным главой Преображенского приказа, ведавшего политическим сыском. Этот пост сосредоточивал в его руках огромную власть. Ромодановский, будучи талантливым администратором и организатором, отличался однако отменной жестокостью. Несмотря на то что в те времена пытки как метод допроса были в порядке вещей, современники приходили в ужас от безжалостности князя Федора.

Петр I же ценил Ромодановского прежде всего за преданность и умение контролировать любую ситуацию.

В 1689 г. Петр I доверил князю надзор за своей сестрой – мятежной царевной Софьей.

В 1697 г., отправляясь за границу, царь фактически доверил Ромодановскому управление государством, наделив его широчайшими полномочиями.

Специально для Ромодановского Петр I придумал титул князя-кесаря. Перед своим отъездом царь приказал князю Федору «править Москву, и всем боярем и судьям прилежать до него, Ромодановского, и к нему съезжаться всем и советовать, когда он похочет».

Ромодановский оправдал доверие царя. Он усмирил Стрелецкое восстание, вспыхнувшее в 1698 г. в отсутствие Петра I.

До конца своих дней князь Федор верно служил первому российскому императору, хотя и не всегда разделял его взгляды. Так, известно, что Ромодановский не одобрял женитьбу Петра I на Екатерине.

Ф. Ю. Ромодановский умер в 1717 г. и был похоронен в Александро-Невском монастыре.

Александр Данилович Меншиков (1672 – 1729)

Александр Данилович Меншиков – один из ближайших соратников Петра I, государственный и военный деятель.

Меншикова можно с полным правом назвать сыном его времени, потому что только в ту эпоху бурных реформ, разрушения давних традиций и установления новых порядков мог появиться такой человек. Незаурядный и противоречивый, уличный торговец, ставший генералиссимусом и светлейшим князем, талантливый полководец и корыстолюбивый взяточник, Меншиков достиг высочайших вершин власти и закончил свою жизнь в ссылке.

Происхождение Меншикова туманно. Считается, что он был выходцем из крестьян, торговал на улице пирожками, был взят в слуги Ф. Я. Лефортом, а затем бойкого молодого человека заметил Петр и принял к себе денщиком. Вскоре А. Д. Меншиков стал одним из ближайших соратников царя, его помощником и единомышленником.

Меншиков был разносторонне одаренным человеком, обладал талантами военачальника и администратора. Его карьера стремительно набирала обороты, победа следовала за победой, награда – за наградой.

С 1693 г. Меншиков служил бомбардиром Преображенского полка. Он неотлучно следовал за царем, сопровождая его во всех путешествиях и походах. И в Азовских походах 1695 – 1696 гг., и во время Великого посольства 1697 – 1698 гг. Меншиков находился при Петре. Однако долгое время положение его при дворе было полуофициальным. Лишь в 1699 г., после смерти Лефорта, положение Меншикова окончательно утвердилось.

В 1702 г. Меншиков становится губернатором Нотебурга, в 1703 г. – губернатором Ингерманландии. В том же году он основал Олонецкую верфь. Меншиков принимал активное участие в строительстве Петербурга и Кронштадта.

В 1702 г. безродный Меншиков получил титул графа, а в 1707 г. заслужил право именоваться светлейшим князем.

Велики были и военные заслуги Меншикова. В 1703 – 1704 гг. он проявил себя при взятии Нарвы и Ниеншанца, в 1705 г. руководил русской армией в Литве во время войны со шведами. Неоценима заслуга Меншикова и в Полтавской битве. Он сумел предугадать действия противника и хитроумным маневром обеспечил преимущество наших войск. За победу в Полтавской битве Петр произвел своего верного соратника в фельдмаршалы.

С 1709 по 1713 г. Меншиков руководил войсками в Польше, Курляндии, Померании. В 1714 г. царь доверил ему управление территориями Прибалтики, отошедшими к России согласно мирному договору со Швецией.

В 1714 г. А. Д. Меншиков стал первым русским членом Лондонского королевского общества. Письмо об этом светлейшему князю было написано лично И. Ньютоном.

Между тем Меншиков не желал довольствоваться теми богатствами и титулами, которые давала ему верная служба государю. Имея в руках огромную власть, Меншиков злоупотреблял своим положением, брал взятки, совершал хищения. Многочисленные жалобы на него доходили до Петра, но царь проявлял снисхождение к своему фавориту. Там, где любому другому на его месте грозила бы в лучшем случае тюрьма, Меншиков отделывался денежными штрафами и временной царской немилостью.

После смерти Петра I Меншиков, заручившись поддержкой гвардии, возвел на престол жену покойного царя Екатерину. С 1725 по 1727 г. Меншиков фактически управлял страной. Екатерина полностью доверяла светлейшему князю. Чтобы упрочить свое положение, Меншиков уговорил Екатерину дать согласие на брак его дочери Марии с внуком Петра I – наследником российского престола, будущим императором Петром II. В этом случае Меншиков после смерти Екатерины стал бы регентом при несовершеннолетнем царе. Его планам, увы, не суждено было сбыться. В 1727 г. Екатерина I скончалась. Меншикову не удалось сохранить контроль над Петром II. Юноша попал под влияние князей Долгоруких. В результате их происков Меншиков был обвинен в измене и расхищении казны. Его имущество было конфисковано, а самого Меншикова лишили всех званий и титулов и вместе с семьей сослали в Березов, где он и умер через 2 года. Ранее него умерла несостоявшаяся супруга императора Мария. Двое других детей Меншикова были восстановлены в правах и возвращены из ссылки императрицей Анной Иоанновной.

Анна Ивановна Монс (1672 – 1714)

Анна Ивановна Монс (настоящее имя – Анна Маргрета фон Монсон) долгое время была фавориткой Петра I. Их отношения длились около 10 лет: с 1691 г. (по другим сведениям – с 1692 г.) до 1704 г.

Анна была младшей дочерью Иоганна Георга Монса, немецкого иммигранта, жившего в подмосковной Немецкой слободе. По свидетельствам современников, Анна отличалась редкой красотой. К сожалению, проверить достоверность этих сведений невозможно: ни одного портрета Анны Монс не сохранилось.

Знакомству царя с Анной способствовал один из ближайших соратников Петра – Ф. Я. Лефорт. Российский самодержец сразу влюбился в красавицу-немку. Анна была постоянной гостьей на царских пирах, однако их роман всячески скрывался. Тех, кто осмеливался заикнуться об отношениях Петра и Анны, ждало суровое наказание.

25 августа 1698 г. Петр вернулся из Великого посольства и сразу же поехал к Анне. Всего через 10 дней, 3 сентября, царь сослал свою жену Евдокию Федоровну (в девичестве Лопухину) в Суздальский монастырь.

Москвичи крайне не любили Анну Монс, справедливо считая ее виновницей разрыва между Петром I и Евдокией Федоровной. В народе ей дали презрительное прозвище «кукуйская царица» по названию Немецкой слободы – Кукуй.

26 января 1699 г. царь лично присутствовал в доме Монсов на праздновании двадцатисемилетия Анны.

Петр I осыпал свою возлюбленную подарками. В частности, известно, что царь преподнес ей свой миниатюрный портрет, украшенный алмазами на сумму в 1000 рублей. Анна также получала ежегодный пансион в 708 рублей. На казенные деньги в Немецкой слободе для семьи Монс был выстроен каменный дом. Помимо всего прочего, семья Анны пользовалась множеством привилегий.

В январе 1703 г. Петр пожаловал своей фаворитке Дудинскую волость в Козельском уезде и в том же году решил открыто сожительствовать с Анной. Дело вполне могло дойти до свадьбы.

Между тем Анна Монс была более чем сдержанна в проявлении ответных чувств. До нашего времени дошла обширная переписка Анны и Петра, которая велась на немецком, голландском и реже – русском языках. В посланиях Анны за все 10 лет едва ли найдется намек на сколько-нибудь сильную страсть. Существуют даже сведения, что Анна питала к царю неприязнь, доходившую до отвращения, и никакие подарки и преимущества положения царской фаворитки не могли заставить ее перебороть это чувство.

Конец таким странным отношениям положила роковая случайность. В апреле 1703 г. погиб саксонский посланник в России Ф. Кенигсек. Среди его вещей были обнаружены любовные письма Анны и ее медальон. Судя по датировке, письма относились к периоду пребывания царя за границей с Великим посольством. Измены Петр простить не мог. В 1704 г. Анну взяли под строгий домашний арест.

Через год после разрыва с Анной Монс у Петра I завязались романтические отношения с Мартой Скавронской – будущей императрицей Екатериной I.

Спас Анну прусский посланник Георг Иоганн фон Кейзерлинг, мечтавший жениться на бывшей царской фаворитке. В 1706 г. он добился снятия ареста. В том же году Анну обвинили в ворожбе, конфисковали ее дом, но в 1707 г. дело закрыли, а в 1710 г. Петр I наконец дал разрешение на брак Анны Монс и Кейзерлинга. Свадьба состоялась в 1711 г. в Немецкой слободе, а через несколько месяцев по дороге в Берлин Кейзерлинг скоропостижно скончался. Три года Анна судилась с родственниками мужа за его имение в Курляндии. В 1714 г. суд вынес решение в ее пользу. Анна готова была выйти замуж за пленного капитана шведской армии Карла фон Миллера. Но ее планам не суждено было сбыться: бывшая царская фаворитка скончалась от скоротечной чахотки.

Тихон Никитич Стрешнев (1644 – 1719)

Тихон Никитич Стрешнев – государственный деятель, боярин, воспитатель Петра I, впоследствии сенатор и московский губернатор.

В 1666 г. он получил придворный чин стряпчего, т. е. дворцового слуги. В 1672 г. вместе с князем Б. А. Голицыным был назначен дядькой (воспитателем) маленького царевича Петра.

Петр I очень уважительно относился к своему наставнику. Показателен следующий факт. Вспыльчивый, ненавидящий компромиссы Петр I был неумолим в желании европеизировать Россию. Длинные боярские бороды, типичный символ старой Руси, царь сбривал собственноручно. Однако для Стрешнева Петр сделал исключение, «за испытанную преданность» сохранив ему бороду.

В личном общении и даже в письмах Петр I часто называл Т. Н. Стрешнева «отцом».

Стрешнев быстро делал карьеру, новые назначения следовали одно за другим.

В 1682 г. он становится окольничим (второй после боярина чин в Боярской думе), а уже в 1688 г. его производят в бояре.

В 1690 г. Стрешнев становится главой Разрядного приказа – высшего органа военного управления.

В 1697 г. Петр I отправляется за границу с Великим посольством, доверив управление государством князю Ф. Ю. Ромодановскому. В помощь ему царь оставил Л. А. Нарышкина, П. И. Прозоровского и, конечно, обоих своих наставников – Б. А. Голицына и Т. Н. Стрешнева.

Стрешнев был одним из тех, кто во время московского пожара 1698 г. спас святыни из Успенского собора Кремля.

В 1701 г. Стрешнев стал руководить Воинским морским приказом, далее – Разрядным приказом.

Имя Т. Н. Стрешнева связано со многими нововведениями царя.

В 1708 г. Петр учредил новую единицу административно-территориального деления – губернию. Стрешнев был назначен первым московским губернатором.

В 1711 г., когда был создан высший орган государственной и законодательной власти – Сенат, Стрешнев стал сенатором.

Личному воспитателю Петр доверил и суд над своим родным сыном. Стрешнев был одним из главных судей на процессе 1718 г. по делу царевича Алексея. Загадочное, полное неясностей и противоречий, это дело являет собой еще один яркий пример расправы не в меру подозрительного царя над своим сыном и наследником. Подобное русская история уже видела во времена Ивана Грозного.

В 1719 г., через год после завершения процесса над царевичем, Стрешнев умер. Похоронен он в Александро-Невском монастыре.

Борис Алексеевич Голицын (1654 – 1714)

Борис Алексеевич Голицын принадлежал к княжескому роду Гедиминовичей – правящей династии Великого княжества Литовского. С 1676 г. служил у брата будущего царя Петра I – царевича Федора Алексеевича – комнатным стольником, т. е. прислуживал ему за едой. Как и Т. Н. Стрешнев, Б. А. Голицын состоял при царевиче Петре дядькой.

После смерти в 1682 г. царя Федора Алексеевича Голицын стал одним из инициаторов провозглашения Петра Алексеевича первым царем. Позже Голицын поддерживал политику европеизации России, которую проводил его воспитанник.

В 1683 г. Голицын был назначен воеводой и наместником Казанского и Астраханского царств. С 1683 по 1713 г. он руководил приказом Казанского дворца. Под его властью находилось практически все Поволжье. Одновременно (1683 – 1700 гг.) он возглавлял Иноземный приказ.

Деятельность Б. А. Голицына на государственных постах порождала противоречивые отклики. В основном о нем отзывались как о мудром, но нечистом на руку человеке. Князь Б. И. Куракин писал, что Голицын «разорил вверенную ему область взятками». Самого же воспитателя будущего царя Петра Куракин характеризовал так: «Человек ума великого, а особливо остроты, но к делам неприлежной, понеже любил забавы, а особливо склонен был к питию».

В 1689 г. Голицын поддержал Петра I в его борьбе за власть со своей сестрой Софьей Алексеевной, возглавив пропетровскую коалицию. Во многом благодаря советам опытного Голицына Петру I удалось в конце концов заставить царевну Софью сдаться.

В Азовском походе 1695 г. Голицын командовал «низовой конницей». Князь также входил в кумпанство – товарищество добровольцев, созданное из землевладельцев для участия в строительстве и оснащении кораблей.

Отправляясь в Великое посольство (1697 – 1698 гг.), Петр I назначил Голицына одним из соправителей государства. В 1698 г. князь принимал участие в подавлении Стрелецкого восстания и розыске мятежников.

В 1700 г. после поражения русских войск под Нарвой (знаменитая «Нарвская конфузия») Голицын по приказу Петра занялся набором и формированием 10 новых драгунских полков.

Примерно в то же время в отношениях Петра и Голицына возникает напряжение. До царя дошли сведения о многочисленных хищениях и взятках, которыми Голицын практически довел до разорения вверенные ему земли.

Последней каплей, переполнившей чашу царского терпения, послужила неудача Голицына в усмирении Астрахани. В 1705 г. там вспыхнул бунт: астраханские стрельцы и обычные горожане убили около 300 представителей власти и намеревались двинуться на Москву. Царю пришло донесение от Голицына, в котором сообщалось о происшедшем. По тону письма было понятно: князь перестал контролировать ситуацию, он находится в панике и не имеет понятия, что делать дальше. Петр I немедленно отстранил Голицына от должности, не посчитавшись с его прежними заслугами.

Получив донесение Голицына об астраханском бунте, Петр с раздражением сказал: «Князь Борис сумасбродным письмом зело нас в сумнение привел».

Впрочем, личным расположением Петра князь пользовался до конца своих дней.

Князь Б. А. Голицын умер 18 октября 1714 г. во Фролищевом монастыре: за несколько месяцев до своей кончины он постригся в монахи.

Родион Христофорович Баур (Боур) (1667 – 1717)

Родион Христофорович Баур – один из выдающихся военных деятелей Петровской эпохи.

Баур принадлежал к семье шведских дворян, эмигрировавших в Германию. Во время Северной войны между Россией и Швецией Баур в чине ротмистра воевал на стороне шведов. Надо отметить, что судьба Баура была достаточно счастливой. Он не знал неожиданных взлетов и горьких падений; его карьера, полная героических побед, развивалась по восходящей. Финал его жизни был достойным и мирным.

Однако в судьбе Баура был один момент, который с полным правом можно назвать поворотным. В ноябре 1700 г., во время Нарвской битвы, вопреки всякой логике и здравому смыслу Баур перешел на сторону потерпевшей сокрушительное поражение русской армии. После этого он был принят Петром I на военную службу. Баур получил чин полковника и стал командовать драгунским полком.

Непосредственным начальником Р. Х. Баура был один из талантливейших полководцев того времени Б. П. Шереметев.

В июле 1702 г. Баур участвовал в битве у Гуммельсгофа, в результате которой был разгромлен корпус генерал-майора Густава Вильгельма фон Шлиппенбаха. Это сражение имело большое значение для России и стало ступенькой на пути ко взятию Дерпта.

В ходе Северной войны летучий драгунский корпус Баура участвовал еще в ряде сражений, в которых молодой военачальник проявил свои незаурядные воинские способности.

Во время курляндской кампании 1705 – 1706 гг. Баур вместе со своими подразделениями оказался временно отрезанным от основных сил армии и в течение нескольких месяцев вынужден был находиться на «ничейной» территории, периодически вступая в схватки с отрядами оказавшегося в сходном положении генерал-майора Карла Густава Левенгаупта. За это время Баур набрался опыта, научился действовать самостоятельно, единолично принимать ответственные решения.

С 1706 г. корпус Бура вновь присоединился к главным силам русской армии и проявил деятельное участие в польской кампании.

В 1708 г. Баура перебросили на западную границу России для защиты ее от вторжения шведских войск. Под его командованием находились 5000 солдат и офицеров. Баур со своими людьми должен был отслеживать все передвижения шведов.

В том же году в битве при деревне Лесная подразделения Баура способствовали разгрому сил Левенгаупта, что в значительной степени ослабило шведское войско.

Отмечая полководческий талант Р. Х. Баура, современники называли его «богом русской кавалерии».

В Полтавской битве 1708 г. Баур вынужден был принять командование над русской кавалерией вместо раненого генерал-поручика К. Э. Рене. Баур прекрасно справился с возложенными на него обязанностями. После поражение шведов он со своей кавалерией успешно преследовал остатки войск неприятеля.

В 1709 – 1710 гг. Баур осуществлял осаду Риги, окончившуюся победой русской армии.

В последующие годы Баур участвовал во множестве битв, в которых неизменно демонстрировал отвагу, боевой дух и умелые тактические действия. В частности, во многом благодаря ему были взяты остров Эзель, город Ревель (современный Таллин), а также проведены успешные операции во время померанской кампании.

Последний год своей жизни Р. Х. Баур провел на Украине, командуя дивизией. Умер он в 1717 г.

Андрей Андреевич Виниус (1641 – 1717)

Андрей Андреевич Виниус – чиновник, государственный деятель, первый русский почтмейстер.

Он был сыном голландского купца, переселившегося в Россию в период правления Михаила Федоровича. В России Виниус-старший женился на русской женщине, так что их сын в совершенстве владел двумя языками: русским и голландским.

Под руководством Андрея Андреевича Виниуса Петр I изучал латинский язык.

В 1664 г. Виниус устроился переводчиком в Посольский приказ. В 1672 – 1674 гг. он с дипломатическими поручениями посетил Францию, Испанию и Англию. Когда Виниус вернулся из-за границы, он был произведен в дворяне.

С 1675 по 1693 г. Виниус возглавлял Почтовый приказ. Он сделал очень многое для развития русской почты. Главные его усилия были направлены на улучшение работы международных почтовых линий (так называемой Заморской, или Рижской, почты). Основанная в 1665 г. Рижская почта существовала уже 10 лет. При Виниусе началось бурное развитие этого ведомства, были предприняты меры, направленные на повышение эффективности работы почты. Виниус заключил ряд международных соглашений, касавшихся доставки русской почты за рубеж. В 1667 г. была основана новая линия – Виленская почта, пролегавшая от Москвы через Смоленск в Вильну.

В 1693 г. Виниус передал все дела Почтового приказа своему сыну, а сам возглавил Аптекарский приказ.

Хотя с 1693 г. А. А. Виниус официально уже не состоял на службе в Почтовом приказе, он продолжал помогать развитию русской почты. Так, в 1698 г. при его активном содействии была организована регулярная доставка писем в Сибирь.

В 1700 г., после «Нарвской конфузии», Петр I назначил Виниуса главой Артиллерийского приказа. Битва под Нарвой показала неготовность русской артиллерии эффективно противостоять врагу. По поручению царя Виниус организовал переплавку церковных колоколов. Благодаря этим непопулярным среди народа и духовенства действиям на вооружение российской армии поступили несколько сотен пушек, что в дальнейшем обеспечило не одну блестящую победу русских войск.

В 1703 г. Виниус был обвинен в хищениях и задержке снабжения армии. Его отстранили от государственной службы. Чтобы избежать наказания, Виниус подкупил А. Д. Меншикова. «Светлейший» принял деньги, дал Виниусу оправдательный документ и рассказал обо всем царю. В итоге Виниус был бит кнутом и приговорен к выплате штрафа в размере 7000 рублей.

В 1706 г. он перебрался в Голландию, но через два года Петр I простил беглеца и Виниус вернулся в Россию. Умер он в 1717 г. в Петербурге.

Борис Петрович Шереметев (1652 – 1719)

Борис Петрович Шереметев – потомок древнего боярского рода, дипломат, военный деятель.

С 1665 г. он начал свою службу при дворе. В 1679 г. получил должность товарища (т. е. заместителя) воеводы Большого полка. В 1681 г. последовало новое назначение: Шереметев стал тамбовским воеводой. Карьера его развивалась стремительно. В 1687 г. он сражался против крымских татар, в 1689 г. участвовал в Крымских походах В. В. Голицына. Преуспел Шереметев и на дипломатическом поприще. С 1684 по 1686 г. он в числе других русских дипломатов представлял свою страну на переговорах о заключении «Вечного мира» с Речью Посполитой (современной Польшей).

По делам службы Шереметев постоянно пребывал вдали от столицы, поэтому ему не довелось участвовать в борьбе за власть между сторонниками царевны Софьи и Петра I.

Во время Азовских походов 1695 – 1696 гг. Шереметев командовал войсками, действовавшими на Днепре.

В 1697 – 1699 гг. по поручению Петра I Шереметев отправился с длительной дипломатической миссией в Европу. Он побывал в Польше, Австрии, Италии и на острове Мальта.

Иностранцы, знавшие Шереметева, называли его «самым вежливым и наиболее культурным человеком в стране», «украшением России».

В битве под Нарвой (1700 г.) Шереметев командовал конницей. В 1701 г. он был произведен в генерал-фельдмаршалы, воевал в Прибалтике. Это время ознаменовано блестящими победами реформированной русской армии (1701 г. – Эрестфер, 1702 г. – Гуммельсгоф, 1703 г. – Копорье, 1704 г. – Дерпт).

Стиль командования Шереметева отличался осторожностью, продуманностью, подробной проработкой плана и четкой организацией военных действий.

Именно Шереметев в 1705 – 1706 гг. подавил астраханский бунт, вызвавший панику Б. А. Голицына. За это царь удостоил полководца графским титулом. Шереметев стал первым в России графом.

Перу Б. П. Шереметева принадлежит один из первых воинских уставов регулярной армии России – «Уложение или право воинского поведения генералов, средних и меньших чинов и рядовых солдат».

В 1711 г. Шереметев участвовал в крайне тяжелом и неудачном для русской армии Прутском походе. Поражение России дорого обошлось первому русскому графу. Согласно Прутскому мирному договору в качестве заложника у турок остался сын Шереметева Михаил. Домой он так и не вернулся: через три года, возвращаясь из плена, Михаил Шереметев умер в дороге.

В 1712 г. уставший от суеты военной жизни Б. П. Шереметев заявил о своем желании уйти в монастырь. Но Петр имел на его счет другие планы. Он женил Шереметева на молодой А. П. Нарышкиной. Впоследствии у них родились четверо детей.

В 1715 – 1717 гг. Шереметев командовал военным корпусом в Померании и Мекленбурге. Возвратившись на родину, он тяжело заболел и в 1719 г. скончался.

Похоронили графа Шереметева в Александро-Невской лавре.

Глава 5. Фавориты и фаворитка Елизаветы и Петра III

В царствование императрицы Елизаветы и Петра III институт фаворитизма приобретает свои классические черты. Фавориты должны были отличаться прекрасными внешними данными, «кротким и любезным нравом» согласно устойчивому выражению той эпохи и уметь ненавязчиво, но преданно находиться в тени. Тактичный фаворит вовремя исчезал из придворной жизни, как только ему находилась замена помоложе. В качестве компенсации он получал поместья, высокие звания и щедрое денежное вознаграждение вдобавок к уже полученным подаркам. Современники замечали, что искренняя привязанность делала уже бывшего фаворита преданным другом и советчиком государя (или государыни).

Специфика придворной жизни была такова, что в новых почитателях и любимцах недостатка не наблюдалось. Новый претендент на внимание царствующей особы мог завоевать ее симпатию не только внешними данными, но и личными качествами: бойкостью нрава, сильным характером или красивым голосом.

В Елизаветинскую эпоху дальновидные красавцы, пользуясь расположением императрицы, «устраивали» при дворе судьбу своих родственников и друзей. Так образовывались целые придворные кланы, связанные родственными, деловыми и дружескими узами. В свою очередь, фаворитки Петра III не всегда соответствовали канонам красоты того времени. Они не должны были интересоваться политикой. Им следовало легким и веселым нравом отвлекать повелителя от утомительных забот дворцовой жизни. Самая сумасбродная идея государя с живостью поддерживалась и воплощалась ими. Идеальная фаворитка сочетала в себе прекрасные внешние данные, легкость характера, остроумие и чувствительность. Классический фаворитизм давал ощущение живого человеческого общения, которого многие самодержцы были лишены в династическом браке. Что не сопровождалось никакими долгосрочными обязательствами, наоборот, в этом театре действующие лица постоянно менялись. Характер монарха диктовал придворную моду. Так, в неписаные обязанности фаворитов Елизаветы входило не только развлекать государыню, но и поддерживать ее начинания и идеи. Наградой могли быть не только имения, но и внеочередной генеральский чин, редко – драгоценности или крупная сумма денег. В некоторых случаях за фаворита-игрока из царской казны оплачивались карточные долги, достигавшие порой 40 000 рублей.

Александр Борисович Бутурлин (1694 – 1767)

Один из первых официальных фаворитов Елизаветы, Александр Бутурлин родился в 1694 г. В 1716 – 1720 гг. «дворянский недоросль», а на самом деле талантливый юноша обучался в Морской академии. После ее окончания ловкий и расторопный гардемарин приглянулся Петру I и поступил к нему в денщики. Красивый, ловкий и статный, Александр пользовался большим успехом у женщин. Некоторые в числе его «симпатий» называют и императрицу Екатерину I.

Бутурлин сопровождал царя в Шведском и Персидском походах. Отличаясь большой сообразительностью и ловкостью в исполнении щекотливых и секретных поручений, он очень быстро заслужил доверие не только Петра I, но и Екатерины I.

Она пожаловала Александру звание гоф-юнкера, затем присвоила чин камер-юнкера и наконец назначила камергером будущей императрицы, а пока еще цесаревны Елизаветы. Любвеобильная цесаревна и до того одаряла своей благосклонностью многих особ, но все они и в подметки не годились ее обаятельному камергеру. Вихрь «любезных приключений» увлек принцессу настолько, что она перестала вспоминать все свои остальные привязанности и увлечения сердца. Петр II, будучи очарован веселым и образованным придворным, наградил Бутурлина званием кавалера ордена Святого Александра Невского. Затем Александра назначили генерал-майором и произвели в чин унтер-лейтенанта Кавалергардского полка. Злые языки того времени в письмах и мемуарах высказывали предположение, что будущая императрица награждала своей благосклонностью и Петра II и что именно ее влиянию Александр обязан столь внезапно пролившемуся на него золотому дождю милостей и привилегий. Тем не менее Бутурлин имел при дворе большое влияние. Его принимал император, им была очарована цесаревна. И у более стойкого человека могла закружиться голова. Формальная ссора с фаворитом Петра II, молодым князем Иваном Долгоруким, резко изменила судьбу Александра. Бутурлину «отказывают от двора» и направляют в действующую армию, точнее, в ее украинское расположение. Елизавета очень переживала разлуку с «сердечным другом» и, по словам современников, часто беспричинно плакала. Правда, это продолжалось не слишком долго. В 1731 – 1733 гг. бывший фаворит отважно защищал восточные границы империи от кочевников. За безупречную службу и рвение он через два года был назначен губернатором Смоленска. Далее, в 1738 – 1739 гг., под руководством фельдмаршала Б. К. Миниха Бутурлин служит в армии, воюет против турок, а по возвращении с театра военных действий снова вступает в должность смоленского губернатора. Правительница Анна Леопольдовна, которая ценила его личные качества, произвела Бутурлина в генерал-лейтенанты, а затем Елизавета, уже будучи императрицей, назначила его главным правителем Украины. Испытав благосклонность Елизаветы, Бутурлин во время войны со Швецией руководил войсками в Великих Луках, Эстляндии и Лифляндии. За умелое командование был пожалован званием генерал-аншефа и в 1742 г. назначен сенатором. Другие молодые придворные заняли его место у ног императрицы, но она по-прежнему благоволила к своей прежней симпатии. Александр был назначен московским генерал-губернатором. Милости сыплются на него, как из рога изобилия, – в 1747 г. Бутурлину присваивают звание генерал-адъютанта, а через 2 года он становится подполковником лейб-гвардии Преображенского полка. Но и это не предел. В 1756 г. Александра награждают фельдмаршальским жезлом «с повелением присутствовать в конференции министров». Кроме того, в 1760 г. А. Бутурлин получил графский титул. Большего, казалось бы, не добиться и даже пожелать нельзя. Отменно любезный светский лев, изысканный щеголь, Александр Бутурлин вновь блистает при дворе, вызывая всеобщие зависть и восхищение. В это время в Европе идет Семилетняя война. Главнокомандующий русской армии С. Салтыков тяжело болен. Оставшаяся без руководства армия, выражаясь тогдашним языком, «терпит неурядицы и расстройство». Бутурлина призывают на место Салтыкова. Но ни он сам, ни императрица не принимают во внимание, что обстоятельства существенно изменились, а его «военный гений» 20-летней давности более годится для кабинетных упражнений, нежели для изменившихся тактических реалий.

Бутурлин во время Шведской войны проявил себя как талантливый военачальник, неплохой администратор и представительный сановник. Но как полководец был излишне осторожен.

Кроме того, он умудрился поссориться с Э. Г. Лаудоном, командующим союзными австрийскими войсками. Обидчивый и злопамятный австриец делал все возможное, чтобы досадить «русскому выскочке». Все это не могло не играть на руку прусскому императору Фридриху, который не раз выгодно пользовался несогласованностью действий русского командования и союзных войск. Вызванный разгневанной императрицей для объяснений в Петербург А. Бутурлин еще с дороги слал депеши, объяснявшие его медлительность и нерасторопность «не трусостью, но заботой о жизни солдатской». Пока он ехал, императрица уже скончалась, а вступивший на престол император Петр III (ярый поклонник Фридриха) полностью простил раскаявшегося фельдмаршала и снова сделал его московским генерал-губернатором.

Взошедшая следом на трон императрица Екатерина II не только не отправила заслуженного фаворита в отставку, но и наградила за служебное рвение драгоценной шпагой, осыпанной бриллиантами и рубинами. Прожил Александр Бутурлин 73 года и умер, окруженный всеобщим вниманием.

Сергей Григорьевич Строганов (1794 – 1882)

Еще один фаворит Елизаветы, барон Сергей Строганов (Строгонов) родился в 1707 г. Он был красив, невероятно обаятелен и хорошо образован. Благодаря воспитанию и тонкому вкусу Строганов был настоящим ценителем искусства, увлеченным коллекционером и меценатом. А в силу своих личных качеств, по достоинству оцененных императрицей, Сергей играл значительную роль при дворе в Елизаветинскую эпоху. Надо сказать, что в отличие от других фаворитов Елизаветинской поры С. Строганов происходил не из обедневшего старинного рода, а из молодой поросли «птенцов гнезда Петрова». Отец его, Григорий Александрович, владелец и наследник знаменитых пермских соляных промыслов и мануфактур, был в их купеческом роду тем, кто, имея личное дворянство, был «последним именитым человеком без титула». Всем его сыновьям в 1712 г. специальным указом Петра I было даровано баронское звание. Более того, хотя личные заслуги и весомый материальный статус позволяли им занимать высокие посты при государе, Сергей и его братья не считали зазорным заниматься государственной службой. Благосклонность императрицы лишь помогала Строганову развивать семейное дело и «устраивать судьбу» своих близких. При этом он, как и все члены его семьи, был настоящим филантропом, помогал бедным, больным и обездоленным. Когда старший брат Сергея Александр женился на княжне Шереметьевой, на свадебном торжестве в качестве почетного гостя присутствовал сам император Петр I со всем своим семейством. Племянницы фаворита по его протекции вышли замуж за князей М. М. Голицына и Б. Г. Шаховского. Личный особняк на Невском проспекте Сергей Григорьевич выстроил по проекту знаменитого архитектора и скульптора Ф. Растрелли и устроил в нем великолепную «галерею муз», в которой разместил свое собрание картин и скульптур. В 1740-х гг. в семейном деле Строгановых (соляном производстве) произошли неприятные изменения. Основные доходы от этого промысла формировались благодаря государственному заказу, а конечным пунктом доставки служили казенные склады в Нижнем Новгороде. Эта работа требовала участия огромного количества людей, что решалось благодаря использованию труда беглых крестьян, каторжников и бродяг, не имевших документов. По признанию самого Сергея, число людей, обслуживавших их семейные соляные промыслы, доходило порой до 100 000 человек, причем паспортов из них не имели более половины.

Императорский вердикт от 1742 г. положил конец «золотому веку строгановских варниц». Согласно этому закону их владельцы больше не могли принимать на работу людей, не имевших отпечатанных документов. Рукописные «приписные свидетельства» же в расчет не принимались.

Направленный на борьбу с бродяжничеством, разбоем и бегством крестьян указ самым чувствительным образом ударил по семейному бизнесу Строгановых. В практически не заселенной Сибири их соляные копи, лишенные рабочих рук, были неизбежно обречены на закрытие. Строгановы, используя влияние Сергея, стремились добиться для себя исключительных привилегий. Они даже были согласны на то, чтобы внести «отступные» в любом размере, – при благоприятных условиях это все равно бы себя оправдало. Но ум императрицы Елизаветы занимали уже совсем другие вопросы. Да и ее личным вниманием пользовались уже совершенно иные люди – А. Разумовский, а впоследствии – И. Шувалов. Нет, она, конечно, не забыла собственных прошлых симпатий, но не хотела забивать свою государственную голову этим скучным вопросом. Сергей и его братья попытались было спасти положение, предложив казне за приемлемую сумму выкупить их соляные промыслы. Однако на бюрократические проволочки ушло около 5 лет. Копи Строгановых находились довольно далеко, их было трудно обслуживать, а перевозка продукции обходилась слишком дорого. Не убыточные в прямом смысле слова, они тем не менее были не очень рентабельными. В то же время в полную силу начали разрабатываться эльтонские соляные промыслы в степях Нижнего Поволжья. Соль эта была качественнее и обходилась дешевле как по себестоимости, так и в отношении ее транспортировки. Поэтому под благовидным предлогом Строгановым отказали в рассмотрении их вопроса. В результате им пришлось закрыть более 2/3 своих предприятий. В итоге личный доход Сергея Строганова сильно упал по сравнению с прошлым. Но императрица не обошла его своей милостью. Ему были пожалованы звание генерал-лейтенанта и определенная денежная сумма. Конечно, он уже не мог жить с прежним размахом, но продолжал широко заниматься благотворительностью. В народе его личность получила своеобразное определение: «око слепых, нога хромых и всеобщий друг». Умер Сергей Строганов в 1756 г., оплаканный друзьями и теми, кому он покровительствовал. По словам современников, своему сыну Александру он оставил громкое имя, дворцы, несметные сокровища в форме обширных коллекций предметов искусства и более 1 млн рублей неоплаченных долгов в виде векселей. Единственный сын Сергея Григорьевича – Александр (1733 – 1811) также прославился как широко образованный человек, благотворитель-филантроп и покровитель деятелей искусства. Он, как и его отец, обладал приятной наружностью, был учтив, остроумен и получил прекрасное образование, много ездил по Европе. Александр был назначен «собеседником» стареющей императрицы Елизаветы. Первым браком он был женат на Анне, дочери канцлера Михаила Воронцова, но тем не менее поддержал Екатерину II во время известных событий, предшествовавших ее вступлению на трон.

Пимен Васильевич Лялин (? – 1754)

По свидетельству современников, Пимен Лялин был мужчиной видным, громадного роста и с отлично развитой мускулатурой. Выходец из старинного, но обедневшего дворянского рода, он служил камер-юнкером у герцога Шлезвиг-Гольштейнского Ф. Лимбургского, а затем и у самой цесаревны Елизаветы. По другим сведениям, он служил в должности фурьера – не слишком высокий чин, который тем не менее давал право находиться при царском дворе или при штабе гоф-маршала. Дочери Петра I всегда нравились красавцы-богатыри – о ее легком, веселом и любвеобильном нраве уже тогда ходили легенды, в которых истина нередко соседствовала с самым чудовищным вымыслом. По некоторым данным, Пимен Васильевич Лялин был выходцем из старинного рода новгородских дворян. Он служил гребцом на прогулочной лодке, в которой час то каталась цесаревна Елизавета. Именно Лялин и развеял как-то хандру будущей императрицы. По свидетельству очевидцев, ему удивительно шла матросская форма, а приятный голос и свободная манера держаться производили крайне приятное впечатление.

В окружении императрицы Пимен Лялин считался «человеком случайным» – он не был богат и родовит, не имел влиятельных знакомых. При дворе его не считали опасным вольнодумцем, но и в простачках он не ходил.

Бравый вид камер-юнкера и его товарищей даже побудил всесильного оберкамергера Э. И. Бирона, ценившего хорошую выправку, увеличить сумму, отпускавшуюся цесаревне на содержание ее двора. Красота и галантность Пимена Лялина привлекали внимание многих придворных дам, а окружавшие вельможи тихо завидовали его нежданному кратковременному счастью. Став фаворитом Елизаветы, Пимен получил чин камергера и звание подполковника. В дополнение к почетному званию Лялину были пожалованы поместья во Владимирской губернии. Со временем он стал кавалером ордена Александра Невского. Получив отставку на романтическом фронте, Пимен Лялин некоторое время находился на государственной службе. По ряду данных, он занимался розыском беглых крестьян и успел составить о себе всеобщее мнение, как о человеке исполнительном, добросовестном, хотя и несколько суровом. Впоследствии Пимен Васильевич вышел в отставку, женился и поселился с супругой Дарьей Матвеевной в пожалованном ему когда-то имении. Еще при жизни императрицы его именем были названы дом и переулок в Москве. До 1960 г. в архитектурных планах г. Москвы можно было найти так называемую Лялину площадку, название которой имело прямое отношение к бывшему фавориту Елизаветы. После возвращения из ссылки прежнего фаворита императрицы Алексея Шубина Лялин больше не появлялся при дворе. Он посвятил себя частной жизни. По словам современников, Лялин сильно переживал отставку от сердца Елизаветы и не мог видеть своего счастливого соперника. Умер Пимен Васильевич Лялин в 1754 г., не оставив после себя наследников мужского пола.

Алексей Яковлевич Шубин (? – 1765)

Этот фаворит цесаревны также происходил из старинного дворянского рода и до поступления на службу проживал в знаменитой Александровской слободе. Алексей Шубин хорошо знал Елизавету, так как служил в Семеновском полку ординарцем для личных поручений. Еще до провозглашения Елизаветы императрицей этот статный весельчак с галантными манерами стал, по ряду сведений, прапорщиком лейб-гвардии Семеновского полка. Затем плененные взаимной страстью гвардеец и цесаревна некоторое время провели в родных местах Шубина – в Александровской слободе. Там Елизавета, казалось, совершенно забыла о своем высоком происхождении и государственном предназначении – водила хороводы с сельскими красавицами, играла в салочки и участвовала в костюмированных вечеринках, ночи напролет проводя в прогулках с «сердечным другом». Именно от него Елизавета узнала, как великолепно она выглядит в облегающем офицерском мундире. Картина знаменитого художника того времени Г. К. Гроота «Конный портрет Елизаветы с арапчонком» дает представление о том, как это было на самом деле, но не в состоянии передать бойкого очарования молодой цесаревны. Елизавета не была ловкой интриганкой. Она была беззаботна, ленива и мечтательна, часто из-за нерешительности откладывала завершение важных дел, порой долго колебалась.

Елизавета часто влюблялась, и всякий раз – безоглядно и пылко. Ее не готовили для государственных дел, а для выгодного замужества было достаточно знать светское обращение, уметь поддержать беседу по-французски и отлично танцевать.

Танцевала цесаревна превосходно. Именно этим же умением и покорил ее Алексей Шубин, по словам современников. С другой стороны, легкость и беззаботность нрава, так же как и чрезмерная любвеобильность, сыграли в дальнейшем на руку Елизавете – ее просто невозможно было вообразить вдохновительницей какого-нибудь дворцового заговора. При «большом» дворе к взбалмошной цесаревне относились с легким пренебрежением. Но в ней текла кровь великого реформатора Петра I, и Шубин, по свидетельствам той эпохи, регулярно напоминал ей об этом. Именно с его легкой руки увеселения Елизаветы плавно перешли из дворцового мирка в среду военную – она окружила себя гвардейцами, запросто общалась с ними, крестила у них детей и тем самым как бы становилась им сродни. «Солдатская матушка» – это звание, вульгарное с точки зрения на благородство происхождения, но такое ласковое и теплое, говорило о том, что в памятной авантюре 1741 г. гвардейцы-преображенцы поддержали не только дочь царя Петра, несправедливо обойденную властью, но и «родную», близкую им по духу цесаревну, которая всегда поймет и поможет. Но это в будущем. А пока Елизавета предпочитала веселиться, петь народные песни, угощать подружек-крестьянок орехами и пряниками, и ее чело не было омрачено мыслями о власти. На всю жизнь она сохранила вкус к народным песням, костюмированным балам, маскарадам и офицерским мундирам. Современники считали, что к живой и веселой Елизавете был неравнодушен сам всесильный временщик Э. И. Бирон. Императрица Анна Иоанновна сквозь пальцы смотрела на увлечение своего фаворита. Правда, если бы она заподозрила что-то серьезное, не сносить бы головы и «курляндскому конюху», и самой цесаревне. Бирон с тевтонской методичностью не позволял кому-либо задержаться в сердце Елизаветы слишком надолго. И по этому счастливый молодой соперник был отправлен подальше от двора и его соблазнов. Шубин был командирован сначала в Ревель, а затем на Камчатку – во исполнение повеления Анны Иоанновны он должен был жениться на коренной местной жительнице и поселиться в ее стойбище без права возвращения в столицу. Местонахождение Алексея Шубина было надежно засекречено. Елизавета была безутешна. Конечно, она не отказывала себе в чувственных радостях, но, как только представилась возможность, употребила все силы на розыск пропавшего «галанта». Алексея Шубина искали 2 года и обнаружили только в 1741 г. Ни он сам, ни местные жители не знали, что в России уже другая императрица – Елизавета Петровна. Шубина с почетом привезли в Москву и в качестве компенсации за моральный ущерб произвели в генерал-майоры. Затем последовал и чин майора лейб-гвардии Семеновского полка. Елизавета щедро наградила прежнего «сердечного друга» богатыми имениями в Нижегородской и Ярославской (по другим сведениям – во Владимирской) губерниях и орденом Александра Невского. Получив звание генерал-поручика, Алексей Шубин через год вышел в отставку и поселился в своем имении. Елизавета, дочь Петра I, царственно пренебрегала просвещением, а проще сказать, была не слишком образованна. Тем не менее едва ли не единственные в ее жизни стихи были написаны ею в разлуке с опальным гвардейцем. Она так и не смогла забыть это увлечение юности.

Василий Иванович Чулков (1709 – 1775)

В отличие от большинства фаворитов императрицы Елизаветы Василий Иванович (по другим сведениям – Васильевич) Чулков, несмотря на непритязательную фамилию, происходил из старинного именитого рода. Предком его считался выходец из Германии (или Литвы) Радша, поступивший на службу к русским князьям еще в конце XII в. Праправнук его Григорий получил прозвище Чулок, и все его потомки стали именоваться Чулковыми.

Родственник Василия Ивановича, Климент Чулков, при императоре Петре I был стольником, а затем руководил оружейными заводами в Туле. В родовых дворянских книгах того времени можно встретить указание, что прадед Василия, Иван, жил в Москве и был награжден имением в 1619 г.

Сам фаворит императрицы родился в 1709 г. Современники считали его человеком без особых дарований: он не умел нравиться, не был особенно образован и остроумен, не обладал выдающимися ростом и фигурой и, как тогда говорили, «был слишком прост». При этом Василий обладал покладистым и спокойным нравом и приятной внешностью. Щеголем он никогда не был, но отличался повышенной опрятностью, что в те времена вызывало удивление. Среди особенностей характера Чулкова придворные мемуаристы отмечали немногословность, умение быть «всегда под рукой», острый слух и бесшумную «кошачью» походку. При дворе цесаревны находилось место людям с разнообразными способностями. Василий с 1739 г. получил должность придворного истопника. Под его ответственностью находились все печи и камины, заготовка дров, чистка дымоходов и другие сферы дворцового печного хозяйства. Своей немногословностью и ненавязчивостью Чулков постепенно заслужил доверие императрицы. Его незатейливый мягкий «домашний» облик служил ей отдушиной среди неискренности и показного блеска придворных. Известно, что опасавшаяся за свою жизнь и свободу, имевшая многочисленных недоброжелателей при дворе императрицы Анны цесаревна страдала ночными кошмарами. По словам придворных фрейлин, она «часто просыпалась и кричала во сне». Здесь и пригодился ей верный Чулков, бессменно дежуривший у дверей опочивальни и приходивший к ней по первому ее зову. За верную службу в конце февраля 1742 г. Василий Чулков был удостоен камер-юнкерского звания. Через год он получил должность метр-де-гардероба. С этого момента он постоянно находился около покоев императрицы днем, а ночью располагался на специальном топчане прямо в комнате возле дверей. По свидетельству современников, за годы подобного дежурства у Чулкова выработалась «профессиональная бессонница» – он совсем не мог спать ночью, а днем чутко дремал в особом кресле рядом с опочивальней императрицы. Со временем превратившись из «друга сердечного» в верного помощника, Василий Чулков получил в дар от Елизаветы имение Архангельское. В 1751 г. ему был пожалован титул действительного камергера, а через год он был удостоен ордена Святой Анны. В исторических данных не отмечено, чтобы Василий Иванович злоупотреблял своим особым положением при императрице. Разумеется, он пользовался ее исключительным доверием и был вхож к ней в любое время, что означало его огромное влияние при дворе. Известно, что многие вельможи пытались заручиться его расположением при решении личных вопросов. В 1756 г. Василия Чулкова наградили орденом Святого Александра Невского. Через четыре года ему было присвоено звание генерал-поручика, а весной 1762 г. он был отставлен от службы в звании генерал-аншефа. Скончался Василий Иванович в собственном имении в 1775 г.

Арман Лесток (1692 – 1767)

Этот непревзойденный мастер закулисных интриг, граф, государственный деятель, придворный медик и фаворит родился в 1692 г. Герман (или Арман – на французский манер) Лесток оставил во Франции старинное, но обедневшее поместье с портретами своих именитых предков и отправился искать счастья при дворах европейских государей. Заслужив там репутацию «аптекаря и хирурга», Лесток в 1713 г. появился при дворе Петра I. Отличаясь щегольством, обходительностью и приятной внешностью, Арман очаровал буквально всех и приобрел расположение самого императора. Он был неплохим медиком, но гораздо больше – повесой и беззастенчиво пользовался вниманием женщин. При этом постоянно сидел без денег и был известен как завзятый кутила. Петр I закрывал глаза на шалости своего аптекаря, оплачивал его карточные долги, но это не могло длиться вечно. Пробыв примерно семь лет при русском дворе, Лесток так и не научился осознавать грань ему дозволенного и в результате был отправлен в казанскую ссылку с формулировкой «за обольщение дочери знатной персоны».

После смерти императора Петра Екатерина I, по некоторым сведениям, также одаривавшая Лестока своей благосклонностью, вернула провинившегося фаворита ко двору и снова сделала его придворным хирургом.

Неунывающий интриган, авантюрист и повеса, Лесток заслужил безусловную симпатию опальной цесаревны. Он всегда был в курсе последних сплетен, знал, где можно раздобыть денег, и близко общался с посланниками европейских держав при русском дворе. К Елизавете Арман Лесток был вхож в любое время и, по словам современников, «весьма с ней фамильярен». Со временем из «сердечного друга» он превратился в доверенное лицо, востребованное более по своим профессиональным качествам, нежели по личным. Именно к нему часто обращалась цесаревна с просьбой прописать снадобье от «любовных недугов», происходивших от ее новых «симпатий». Лесток не был ревнив или мстителен, удачно совмещая европейское пренебрежение к условностям с истинно русской ленью. Ему нельзя было отказать в известном политическом чутье. Именно поэтому, не довольствуясь сложившимся положением вещей, он деятельно вмешивался в закулисные дворцовые интриги. Являясь по сути одним из вдохновителей дворцовой авантюры 1741 г., он до самого последнего момента только обнадеживал и подталкивал цесаревну к активным действиям, обещая ей поддержку европейских посланников и их королевских домов. Окончательный же выбор был за самой Елизаветой, и когда наступил благоприятный момент, Лесток не преминул им воспользоваться. За свои неоценимые услуги лейб-медик после благополучного исхода дворцовой авантюры получил неограниченный доступ в покои императрицы, оплату всех своих долгов и материальные пожалования. Кроме того, предприимчивый Лесток обрел возможность большого влияния на государственные дела. Многие придворные пользовались его протекцией при решении личных вопросов, за что, по свидетельству современников, выкладывали немалые суммы. По слухам, этому Лесток научился еще у Екатерины I. Известно, что жена Петра не гнушалась за свое ходатайство перед самодержавным супругом или передачу в нужный момент особой челобитной брать с сановников гонорар в виде комиссии со «стоимости дела» и аккуратно откладывала полученные деньги впрок. Собранные за годы супружества средства она размещала в двух европейских банках, и только ее скандальная связь с камергером Виллемом Монсом положила конец этой идиллии. Разгневанный Петр I арестовал счета неверной жены и конфисковал их содержимое. Говорят, что лейб-медик был причастен к приключению императрицы и от неминуемой расправы его спасло только чудо. Влияние Лестока при дворе было настолько велико, что буквально все стремились заручиться его поддержкой. Суровый вице-канцлер А. Бестужев-Рюмин вынужден был находить с ним общий язык, хотя и считал лейб-медика тайным агентом иностранных держав. Время показало, что вице-канцлер был прав. Классическая галльская веселость сочеталась у Армана Лестока с истинно немецкой практичностью. Понимая, что прежние заслуги забываются, а сегодняшний почет не может длиться вечно, Лесток вел свою дипломатическую игру с иностранными посланниками и их государями. Профранцузская политика, к которой он склонял императрицу, имела простое объяснение: историческая родина выплачивала фавориту пенсию, которую он исправно получал, не довольствуясь придворным жалованьем и различными побочными доходами. Такое двуличие возмутило принципиального Бестужева, и он окружил Лестока пристальным вниманием, не имевшим ничего общего с личным расположением. Из добытых им сведений явствовало, что означенный лейб-медик, кроме того, интриговал в пользу Пруссии, в результате чего получил от нее титул графа и пенсию. Возмущению канцлера не было предела. Но императрицу это, казалось, не особенно волновало, и только в 1745 г. Бестужев получил прямые улики служебной неверности фаворита. Предъявленная им императрице изъятая у А. Лестока переписка с представителем Франции маркизом Жаком Шетарди привела к опале Лестока и высылке маркиза за пределы страны. К измене Лестока Бестужев отнесся, как к личному делу. Он по-прежнему собирал компрометирующие материалы на вероломного фаворита, и через три года его усилия вновь увенчались успехом: допущенная в секретной переписке неосторожность привела лейб-медика к аресту и обвинению в государственной измене. Бестужев торжествовал. Императрица, если это было необходимо, умела отличать личное от государственного. Тайная канцелярия, в застенки которой был брошен А. Лесток, прямым ходом вела к смертному приговору. Но милостью императрицы Арман и на этот раз избежал жестокой казни. Опального фаворита заточили в крепостные казематы, а в 1753 г. отправили в ссылку в Великий Устюг. Только распоряжение императора Петра III, сменившего Елизавету на российском престоле, освободило ссыльного лейб-медика. Император, большой поклонник Пруссии, любезно вернул злополучному фавориту отнятые за его провинности имущество и звания. Умер Арман Лесток в 1767 г. В петербургской топонимике фамилия Лесток увековечена в названиях Лештукова моста (через Фонтанку) и одноименного переулка рядом с театром имени Г. Товстоногова. Это объясняется тем, что придворный лейб-медик имел в свое время в том районе пожалованные ему участки земли.

Алексей Григорьевич Разумовский (1709 – 1771)

Будущий фаворит, а по другим сведениям – тайный супруг Елизаветы, Алексей Розум родился в 1709 г. в семье малороссийского казака Григория Яковлевича и Натальи Демьяновны Розум в селе Лемеши на Черниговщине. Смолоду он был пастухом и не получил никакого образования, но выучился грамоте и духовному пению у дьячка соседнего села Чемер. Алексей обладал прекрасным голосом и пел в церковном хоре. Его услышал полковник Федор Вишневецкий, который в 1731 г. по поручению императрицы Анны Иоанновны набирал певчих для ее придворного хора.

По иным сведениям, Вишневецкий выполнял личные поручения Анны Иоанновны в Венгрии и, возвращаясь оттуда, был просто очарован прекрасным голосом молодого казака.

Под именем Алексея Григорьева молодого Розума зачислили в придворный хор певчим. Его приятный голос, обходительные манеры и крайне привлекательный внешний вид не могли оставить равнодушной цесаревну Елизавету. При посредничестве государственного деятеля К. Левенвольде, как свидетельствуют современники, Разумовского определили в придворные бандуристы цесаревны, а затем он стал гоф-интендантом (управляющим двора ее высочества). И получил полный контроль над ее землями и доходами. Следующей ступенью к власти стало звание камер-юнкера. Это событие положительно отразилось на судьбе родных Алексея: его мать открыла в родном селе корчму и удачно выдала замуж своих дочерей. Разумовский носил шлейф государыни, на правах особо доверенного лица выполнял различные ее поручения. То, что он, будучи обласкан высокими привилегиями, продолжал оставаться человеком честным, справедливым и чуждым интриг, вызывало расположение к нему большинства придворных. При короновании Елизаветы Петровны (25 апреля 1742 г.) Разумовский был назначен обер-егермейстером и награжден орденом Андрея Первозванного, имениями в Малороссии и Московской губернии. Ему принадлежали также несколько домов в Санкт-Петербурге и Москве (в том числе Аничков дворец). Алексей не получил никакого образования, но из своей врожденной дипломатичности и склонности к людям ученым окружил себя людьми незаурядными и талантливыми. В их число входили переводчик и адъюнкт Академии наук Г. Теплов, математик и переводчик В. Ададуров, поэт, писатель и большой поклонник театра И. Елагин и поэт, баснописец и автор театральных пьес А. Сумароков. По некоторым данным, в ноябре 1742 г. в селе Перово под Москвой состоялось тайное венчание Елизаветы Петровны и Разумовского. Согласно другим сведениям этому морганатическому браку способствовал всесильный канцлер А. Бестужев-Рюмин. С того момента Разумовский негласно считался супругом императрицы и стал пользоваться еще большим почетом и влиянием при дворе. Покои его были смежными с апартаментами государыни. По свидетельству современников, императрица лично ухаживала за Разумовским, когда он болел, часто обедала с ним в его комнатах. К чести Алексея Григорьевича нужно сказать, что он при этом всегда хорошо относился к своей семье и землякам. Мать Разумовского, Наталья Демьяновна, и его близкие были привезены в Москву, где их сначала разместили в великолепном дворце, а затем специально для них выстроили загородный дом в малороссийском стиле. Тем не менее столичная жизнь пришлась не по вкусу пожилой женщине и она вернулась домой. Семья ее пользовалась всеобщей любовью как при дворе императрицы, так и на родине в Лемешах, где они слыли как «люди благонравные и незлобивые». Разумовский стал законодателем придворной моды на все малороссийское. Была создана украинская капелла из певцов и певиц, которые участвовали не только в церковных песнопениях, но и в театральных постановках. Кроме того, стала крайне популярна итальянская опера, которую Разумовский очень любил.

По словам современников, иногда дворцовые залы напоминали вестибюль театра – всюду только и говорили, что о новых итальянских пьесах, актерах итальянской труппы и «всяческих интермеццо».

Несмотря на то что Разумовский предпочитал не вмешиваться в политику, именно через него пытались действовать вельможи, стремившиеся заручиться благосклонностью Елизаветы. Влияние Разумовского на императрицу использовал в своих многоходовых придворных комбинациях и хитроумный канцлер Бестужев-Рюмин. Крайне решителен был Разумовский в тех случаях, когда покровительство императрицы требовалось духовенству или украинскому народу, его землякам. Тронутая его участием к ним, Елизавета посетила Малороссию летом 1744 г. и получила там великолепный и весьма радушный прием. Часть пути до Киева согласно данному ею обету она прошла пешком, по свидетельствам современников. Утверждали, что поездку в Малороссию царица предприняла для того, чтобы лично познакомиться со всей родней Разумовского, и поэтому некоторое время прожила в его доме в городе Козельце. Родная сестра Алексея, Вера, вышла замуж за полковника малороссийской армии Е. Дарагана. Ей был пожалован дом в Петербурге, а ее дети и племянники воспитывались за казенный счет за границей. Малороссийские казаки подали через Разумовского просьбу о восстановлении гетманства на Украине, и в результате оно было санкционировано государыней. Гетманом стал брат фаворита Кирилл Разумовский. Впрочем, Кирилл понимал, что историческое значение гетманства уже миновало, и формально передал дела Сенату. В 1744 г. Разумовскому был присвоен титул графа Римской империи. В документах указывалось, что Разумовские происходят от польского шляхтича Романа Рожинского и соответственно являются потомственными дворянами. Вскоре и Алексей, и Кирилл Разумовские были пожалованы титулами графов, но уже Российской империи. После этого совершенно естественно Алексей Разумовский стал фельдмаршалом. В ноябре 1745 г. А. Разумовский был произведен в капитан-лейтенанты лейб-компании. Он получил землю и мызы, принадлежавшие ранее знаменитому петровскому временщику А. Д. Меншикову. В 1748 г. Алексей Разумовский стал подполковником конной гвардии. Он сохранил исключительное положение при дворе, хотя в последние годы жизни императрицы место ее фаворита занял генерал-адъютант Иван Шувалов. Разумовский тем не менее продолжал оставаться ее доверенным лицом и другом-советчиком. После смерти императрицы Разумовский жил в своем доме в Москве. Незадолго до своей кончины, по свидетельству графа М. И. Воронцова, Разумовский сжег все документы о своем браке с Елизаветой, предварительно зачитав их вслух. Тем самым он подтвердил свое высокое положение и обезопасил себя от возможного преследования со стороны императрицы Екатерины II. Та назвала его «самоотверженным и почтенным стариком» и больше к этому вопросу не возвращалась.

С тайным браком императрицы Елизаветы Петровны и Разумовского связана также история про воспитывавшихся за рубежом их детей – князей Таракановых. Одним из свидетельств этого считают то, что заботливый дядюшка, Алексей Григорьевич, пестовал за границей (в Швейцарии) своих малолетних племянников с фамилиями Дараган (Дарагановы), Закревские и Стрешенцовы. Сведения о благородном происхождении детей распространял их гувернер Дидель. Существуют еще несколько версий о потомках Елизаветы и Разумовского. Так, в Европе в последней четверти XVIII в. объявилась авантюристка, называвшая себя то принцессой Елизаветой, дочерью императрицы и Разумовского, то султаншей Алиной (Али-Эмете), Элеонорой, княжной Владимирской и Азовской и сестрой Емельяна Пугачева. Необоснованные претензии на российский престол привели ее к заключению в Петропавловскую крепость. Даже при жизни Разумовского распространялись слухи, что все дети его и Елизаветы были еще в юном возрасте навечно определены в монастырь. Такие домыслы приходили из разных городов России. Так, в нижегородской слободе Пучеж долгое время проживала некая Варвара Мироновна Назарьева, которую местные жители считали дочерью императрицы и Разумовского. Она прожила инокиней при Пушавинской церкви до 1839 г., пользуясь всеобщим почетом и уважением.

Подобные предания сложились и при монастырях городов Арзамаса, Уфы, Нижнего Новгорода, Екатеринбурга и Костромы.

Княжной Таракановой считали и безымянную монахиню-отшельницу московского Никитского монастыря. Она все свое время проводила в келье и не посещала общие церковные службы. В начале XX в. был известен старинный портрет некой старицы Досифеи, монахини Иоанно-Предтеченского монастыря в Москве. На портрете сохранилась надпись латинскими буквами «Княжна Августа Тараканова, в монашестве Досифея». Предание связывало имя старицы Досифеи с императрицей Елизаветой и Алексеем Разумовским. Утверждали, что нареченная в младенчестве Августой девочка примерно в 1750 г. была вывезена в Европу, где проживала инкогнито до 1785 г. По распоряжению Екатерины II ее вернули в Россию и определили под строгий монастырский надзор. Затворница Досифея была женщиной образованной, знала несколько иностранных языков. На ее содержание отпускались значительные суммы, которые она тратила на благотворительность. До самой смерти императрицы около кельи Досифеи находился специально назначенный часовой. Рассказывали также о двух сестрах-близнецах Таракановых, которые будто бы с самого рождения воспитывались в Италии. По приказу Екатерины II, устранявшей любых претендентов на российский трон, сестер должны были тайно утопить. Как гласит легенда, в одну из них неожиданно влюбился граф Орлов и девушка осталась жива. Ее вывезли в Россию и заточили в один из московских монастырей. Находившийся при дворе Екатерины II cаксонский дипломат Георг фон Гельбиг писал, что, «хотя считается, что у Елизаветы и Разумовского было восемь человек детей (Закревских), скорее всего, у Елизаветы был один ребенок от Разумовского (А. В. Закревский) и дочь от И. Шувалова». Сам Алексей Григорьевич Разумовский от такой молвы отмежевывался и ни разу не подтвердил (но и не опроверг) подобных разговоров. По наиболее верным историческим сведениям, единственный ребенок Елизаветы и Алексея Разумовского – девочка, названная Августой; вскоре после рождения она была вывезена на воспитание в Германию, а затем ее следы затерялись. Скорее всего, она никогда больше не видела своих родителей. Все неисчислимое имущество графа Разумовского после его смерти перешло к его брату К. Г. Разумовскому в 1771 г.

Иван Иванович Шувалов (1727 – 1797)

Последний фаворит императрицы Елизаветы, дипломат, меценат, коллекционер, основатель Московского университета и Петербургской академии художеств, Иван Шувалов родился в обедневшей дворянской семье в 1727 г. Он получил домашнее образование, смолоду тяготел к наукам и всему прекрасному, знал несколько иностранных языков и отличался приятной внешностью и добрым нравом. Шувалов начал придворную службу в качестве пажа в 1742 г. Уже в 1749 г. благодаря протекции братьев, участников дворцового переворота 1741 г., Иван получил звание камер-юнкера. Вскоре он стал фаворитом государыни. С возрастом Елизавете наскучили бравые богатыри и ее взор устремился на тех, кто в равной степени обладал покладистостью и светским лоском. Все его современники пишут, что Шувалов был хорош собой, отличался мягким обаянием, был весьма приятен в общении, обходителен, вежлив и внимателен. Друзья отмечали в нем незаурядный ум, скрываемый под «завесою кроткого нрава». Умение поддержать беседу, тонкое остроумие, наблюдательность и ироничность делали Ивана Шувалова, кроме всего прочего, и незаменимым собеседником. Пользуясь своим большим влиянием, он частенько озвучивал Сенату и знатным сановникам именные указы императрицы Елизаветы. Протекции Шувалова нередко искали в затруднительных случаях, когда требовалось особенное расположение государыни. Как правило, через него подавались просьбы и доклады на ее имя.

Было известно, что Шувалов абсолютно бескорыстен и держится со всеми мягко и ровно вне зависимости от чинов и званий. Благодаря этому у него практически не было врагов, а недоброжелатели лишь подсмеивались над его добродушием и расточительностью.

Со временем у него обнаружился тонкий вкус ценителя живописи и других предметов искусства. Шувалов неплохо разбирался в драгоценностях и, по свидетельству современников, мог безошибочно назвать истинную цену любого ювелирного изделия или указать на некоторые детали огранки. Императрица ничего не жалела для объекта своей последней страсти. В конце правления Елизавета Петровна сделала его генерал-адъютантом и членом конференции (своего рода государственного совета при императрице). Тем не менее И. Шувалов отказался и от звания графа, и от земельных пожалований. Не принял он и предложения императрицы отчеканить специальную медаль в его честь. Осторожный и вдумчивый, Шувалов имел значительное влияние при дворе. У него был свой взгляд на внутреннюю и внешнюю политику России. Так, перу Ивана Шувалова принадлежит проект «фундаментальных законов» о положении дворянства. Он помогал развитию российских науки и искусства, оказывал покровительство ученым, поэтам и художникам. Кроме того, Шувалов поддерживал многие начинания и изобретения М. В. Ломоносова, лично содействовал изобретению им особой мозаики и его опытам по изучению природного электричества. За что был неоднократно воспет в ломоносовских одах как меценат и покровитель российского просвещения. Иван Шувалов совместно с М. Ломоносовым разработал план-проект Московского университета (1775 г.) и добился открытия при нем двух гимназий для представителей всех сословий. Он же стал и первым его куратором и попечителем. Также он организовал университетскую типографию, в которой печатал созданную им же газету «Московские ведомости». Шувалов направлял на учебу за границу способных юношей, чтобы у России были свои изобретатели, математики, художники, скульпторы и химики. Он приглашал в страну знаменитых иностранных ученых (химиков, ботаников, юристов) и их последователей, чтобы они читали лекции российским студентам и создавали методическую базу для отечественной педагогики. Отличники-студенты становились профессорами и деканами, руководили кафедрами, развивая науку и воспитывая себе достойную смену (среди них были С. Г. Зыбелин, П. Д. Вениаминов, С. Е. Десницкий и др.). Не без шуваловского влияния преподавание в России стало осуществляться на родном языке, а до того лекции читались в основном на латинском. При его покровительстве в империи в 1756 г. был основан первый публичный театр. Казанская гимназия, также основанная им, стала оплотом просвещения и либеральных умонастроений. Благодаря попечительству Шувалова в 1757 г. была создана Академия художеств. Лучшие ученики Академии были командированы за границу для «улучшения творческого вкуса и подражания знаменитым образцам». Шувалов был президентом и покровителем Академии до 1763 г., пока на престол не вступила Екатерина II, низвергнувшая прежних кумиров. После воцарения Екатерины II И. Шувалов оказался в негласной опале. С 1763 по 1777 г. он находился за границей в официальном отпуске «по болезни». На самом деле в это время Иван Шувалов тайно выполнял ряд дипломатических поручений российского правительства. Одним из таких поручений была замена А. Дурини, нунция Папы Римского в Варшаве, на российского сторонника – кардинала Грампи. Пребывая в «почетном изгнании», Шувалов помогал находившимся на чужбине соотечественникам (поэтам, художникам, ученым и изобретателям). Он был большим патриотом и лично содействовал появлению «Истории Российской империи при Петре I», собственноручно написанной Вольтером. Находясь за границей, Шувалов одновременно занимался составлением и приобретением крупной коллекции произведений искусства. Впоследствии он передал свою коллекцию Академии художеств и Эрмитажу. Кроме того, Иван Шувалов собрал и отправил в Россию изготовленные по его заказу для Академии формы-отливки самых известных статуй Неаполя, Рима, Венеции и Флоренции. Вернувшегося в Россию в 1777 г. Ивана Шувалова встретил целый шквал посвященных ему и опубликованных в печати хвалебных од и стихотворений. Наиболее известное из них – «Послание» Г. Р. Державина. Официально не принимая активного участия в политической жизни страны, он стал любимым собеседником императрицы Екатерины II. Она даже определила ему должность обер-камергера, что означало полное прощение и признание былых заслуг. Знаменитая княгиня Е. Р. Дашкова совместно с Шуваловым издавала альманах «Собеседник любителей российского слова». В его гостеприимном доме часто собиралось избранное общество, в которое входили сенатор А. П. Храповицкий, писатели и государственные деятели А. Н. Оленин и А. С. Шишков, П. В. Завадовский, поэт Г. Державин. Шувалов очень высоко ценил произведения Державина и многое сделал для их популяризации. Знаменитый переводчик Гомера Ермил Костров переводил «Илиаду», проживая в доме Шувалова, где ему были созданы все условия для продуктивной работы. Многим обязаны Ивану Ивановичу и поэт М. М. Херасков, общественный деятель и комедиограф Д. И. Фонвизин, просветитель П. И. Богданович. «Покровитель муз» Шувалов почти не оставил никакого личного творческого наследия. До нашего времени дошли лишь принадлежащие его перу переводы и несколько приписываемых ему стихотворений, опубликованных анонимно или под чужой фамилией. Умер И. Шувалов в 1797 г., оплаканный всеми просвещенными людьми того времени.

Елизавета Романовна Воронцова (1739 – 1792)

Судьба блистательной фаворитки Петра III была полна взлетов и падений. Казалось, превратности судьбы изначально перешли к ней по наследству, как переходят фамильные бриллианты или громкий титул. Отец будущей камер-фрейлины, Роман Воронцов, в чине сержанта служил под началом брата знаменитого фаворита Анны Иоанновны подполковника Густава Бирона и был на хорошем счету. В 1735 г. Р. Воронцов женился на 17-летней Марфе Сурминой, дочери богатого костромского дворянина.

Как гласит семейное предание, когда-то Марфу в числе десяти других девушек привезли во дворец грозной Анны Иоанновны – показывать народные танцы. От страха перед императрицей «танцовщицы» упали в обморок, и это спасло их от монаршего гнева.

После непродолжительного брака с князем И. М. Долгоруким Марфа вернулась домой, к родителям – супруг во хмелю бывал буен и драчлив, и терпеть это не было никакой возможности. Благодаря хорошему приданому скандальную историю удалось замять скорой свадьбой с сержантом Воронцовым. Единственная наследница и женщина «редкой доброты», Марфа Ивановна все капиталы предоставила в распоряжение супруга и его родственников. При дворе она подружилась с цесаревной Елизаветой и часто одалживала ей значительные суммы. Положение будущей императрицы при Анне Иоанновне было финансово нелегким, и о возврате денег можно было даже и не помышлять. Зато цесаревна относилась к Воронцовым, как к близким друзьям, час то бывала в их доме и стала крестной матерью их старшей дочери Марии в 1738 г. В следующем году Р. Воронцов получил звание прапорщика, а супруга порадовала его рождением дочери. Девочку назвали Елизаветой, но она совсем не походила на свою венценосную покровительницу. Будущая фаворитка росла слабым и болезненным ребенком. Родители особо не занимались ее воспитанием – мать была поглощена рождением и выхаживанием последующих детей: младшей дочери Екатерины (будущей княгини Дашковой) и двух сыновей – Александра и Семена. Отец, в свою очередь, принимал активное участие в подготовке известных событий 1741 г., чем заслужил немалую признательность ставшей благодаря и его стараниям императрицей Елизаветы Петровны. Во всяком случае именно ему, вчерашнему подпоручику, доверила она сопровождать до Риги свергнутую брауншвейгскую фамилию – бывшую правительницу Анну Леопольдовну и ее семью. За верную службу и получил Роман Воронцов свое первое придворное звание камер-юнкера. По иронии судьбы, когда Воронцов присутствовал вместе с другими придворными на церемонии бракосочетания великих князя и княжны Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны, умерла его жена, оставив пятерых детей. Детей камер-юнкера пристроили в надежные руки. Дочерей Марию и Елизавету императрица определила ко двору: старшую Марию, симпатичную скромницу, сделала своей фрейлиной, а некрасивую и перенесшую оспу Елизавету сделала фрейлиной великой княжны Екатерины Алексеевны. Остальных детей разобрали родственники. В исторической мемуаристике часто поднимался вопрос, хорошим ли отцом был Роман Илларионович Воронцов? Да, известно, что детей его учили иностранным языкам, географии и танцам, они посещали французскую оперу. Он хотел сделать из них государственных деятелей, полезных Отечеству. Разумеется, это касалось сыновей.

Роман Воронцов много сделал для державы. Он весь ушел в дела общественные – благо, и средства имелись, и свободное время.

Старшего сына своего, Александра, он в 1758 г. отправил на учебу в аристократическую школу в Версале. Там обучались дети самых родовитых французских сановников. Второй сын Романа Илларионовича, Семен, должен был в дальнейшем заняться управлением отцовскими имениями (от Подмосковья до Тобольска и Астрахани). Дружеские отношения императрицы с семьей Р. Воронцова сохранились на всем протяжении ее царствования. Она даже стала крестной матерью внучки Романа Илларионовича, которая родилась у его дочери Марии. Письма ее к родственникам были полны радости и удовольствия от высочайшей милости. О средней дочери (будущей фаворитке) в них ни словом не упоминалось. О маленькой фрейлине все забыли. Кстати, то, что ее зачислили в придворный штат 8 – 10 лет от роду, было по тем временам неслыханной милостью. Обычно на эту службу поступали дворянки вдвое старше. Фрейлины посменно дежурили при императрице, круглосуточно находясь возле нее и выполняя разные мелкие поручения. Жалованье им определили по 200 – 400 рублей, а заслуженным – по 600 рублей, двум камер-фрейлинам – по 1000 рублей в год. Интересно, не подтолкнула ли судьба юной фрейлины Воронцовой императрицу утвердить при дворе внутреннее положение, согласно которому малолетним фрейлинам-сиротам с 30 мая 1752 г. содержание повышалось со 100 до 200 рублей в год? Покидали фрейлины придворную службу после выхода замуж. Императрица награждала невесту приданым (денежной суммой, драгоценностями, платьем и постельным бельем на сумму от 15 000 до 30 000 рублей), а также именной иконой святого – покровителя новобрачной. За весь период Елизаветинской эпохи только две фрейлины были уволены без содержания, как бы теперь сказали, «за несоответствие занимаемой должности». И только четыре замужних дамы (подруги и родственницы императрицы) в виде исключения были «по совместительству» фрейлинами и получали денежное довольствие. В строгие каноны красоты той эпохи совершенно не вписывались простоватая внешность девушки, ее смуглая кожа с ярким румянцем, «простонародная» живость в глазах и нарочито угловатые манеры. Через несколько лет явная симпатия, выказываемая фрейлине Воронцовой великим князем Петром Федоровичем, вызвала смятение в светском обществе. Императрица Елизавета дала ей прозвище Госпожа Помпадур, а придворные статс-дамы – Романовна. Судя по всему, подобные насмешки Воронцову не слишком волновали, а Романовной называл ее и сам Петр III. Они познакомились, когда Петру было 27, а Елизавете – 15 лет. У них было много общего: не слишком любимые в детстве, порывистые и вспыльчивые, будущий император и фрейлина питали одинаковую страсть к военным мундирам, карточной игре, табаку и хорошему бургундскому вину.

Неординарная красота Елизаветы также отвечала своеобразным вкусам великого князя – он часто влюблялся в женщин с болезненной внешностью или несчастной судьбой.

Обладая значительной разницей в возрасте, и Елизавета, и Петр хорошо понимали друг друга, так как мыслили общими категориями. Она всегда поддерживала Петра; он находил у нее и понимание, и утешение. Некоторым казалось, что Елизавета не просто участвует в забавах будущего императора, а как бы опекает его. Параллельно императорскому роману развивалась и внутриполитическая линия – отец и дядя фаворитки активно стремились узаконить необходимые дворянству вольности (экономические привилегии, беспрепятственный выезд за границу, освобождение от военной службы и др.), вопрос о которых встал еще во время правления Елизаветы Петровны. Дворянские привилегии, разработанные придворной комиссией под руководством Р. Воронцова при императрице Елизавете, тогда не получили поддержку в Сенате. Но Воронцовы не отказались от борьбы за свою программу. Уже догадываясь о скорой кончине императрицы, Роман Воронцов сознательно затягивал доработку Положений о дворянстве, так как надеялся, что их одобрит преемник Елизаветы. Он рассчитывал на то расположение, которым одаривал его дочь великий князь, а впоследствии император Петр III. С восшествием на престол Петра Воронцовы получают все новые почести и награды. После коронации Петр III назначает блистательную Елизавету Воронцову камер-фрейлиной и отводит ей в Зимнем дворце комнаты рядом со своими апартаментами. Император – частый гость и в доме канцлера, и в доме Романа Илларионовича Воронцова. Он крестный отец его младшей дочери Екатерины Романовны, а со старшей дочерью Елизаветой (его фавориткой) он собирается обвенчаться и отправить свою жену Екатерину II в монастырь. В день торжества мира с Пруссией Петр III награждает Елизавету Романовну Воронцову орденом Святой Екатерины: такой чести, как правило, удостаивались только члены царской семьи. Придворная клика стремится засвидетельствовать ей свое почтение, но и Петр III, и Елизавета Воронцова не восторгаются их показным раболепием. Более того, они не считают нужным скрывать детали своих отношений и демонстративно пренебрегают хорошими манерами и правилами приличия в присутствии не только царедворцев, но и самой императрицы Екатерины. Можно встретить мнение исследователей, что императору Петру Федоровичу просто не дали развернуться на арене российской политики могущественные противники из клана Екатерины. Действительно, краткое правление императора было наполнено событиями противоречивыми и интригующими. Первыми шагами императора всероссийского Петра III были ликвидация Тайной канцелярии и издание Манифеста о вольности дворянской, что, по свидетельству современников, было прямым следствием влияния Романа Воронцова и его дочери Елизаветы. Эти указы прогрессивным дворянством были встречены с восторгом и благодарностью и сильно укрепили позиции в общем-то нелюбимого обществом «голштинца». Все это серьезно беспокоило Екатерину II и ее «группу поддержки», которые рассчитывали, что смещение непопулярного императора произойдет легко и быстро. На руку екатерининской партии сыграл тот факт, что у Петра III не было собственной программы реформ. Его политические и экономические преобразования были столь же хаотичны и непоследовательны, как и все остальные действия.

Петр III в жизни руководствовался в основном эмоциями, а в политике – чужими законодательными идеями.

Поэтому Воронцовы (Роман и его брат Михаил) и постарались максимально использовать свое влияние для реализации именно тех близких им проектов, которые разрабатывались еще в эпоху Елизаветы, но не были ею одобрены. Этим-то и объясняется принятие первых манифестов и указов, столь положительно воспринятых дворянским обществом. Указы, созданные ближним кругом и под его влиянием принятые молодым государем, во многом сформировали принятый в некоторых исторических кругах образ Петра III как перспективного реформатора, беспокоившегося о благе России. В этом же свете о Елизавете Воронцовой складывается впечатление, как о достойной сопернице императрицы Екатерины, своеобразной государственной музе, вдохновлявшей Петра III на многие реформы. Со своей стороны, современники, хотя и подтверждают огромное влияние Елизаветы на великого князя и императора, говорят об инертности ее в делах политических. Ей нравилось демонстрировать свою власть публично – на балах и куртагах, на парадных обедах и в узком ближнем кругу. Доброе сердце мешало ей, как говорят, подтолкнуть Петра III к расправе с нелюбимой и неверной женой и занять более достойное положение и при дворе, и в государстве. Она уступила разработку политических интриг своим ближайшим родственникам, которые теперь наперебой гордились ее «взлетом» и «блестящей» участью. Правда, отношения с сестрами у Елизаветы Воронцовой сложились не очень хорошо. Особенно младшая, Екатерина (Дашкова), будучи фрейлиной императрицы и питая к ней искренние дружеские чувства, всячески защищала свою государыню и откровенно третировала разлучницу Елизавету. Екатерина II, сама оставаясь в тени, всячески поощряла порывистую фрейлину, напичканную просветительскими идеями. Да и самому императору не один раз пришлось услышать от Екатерины пламенные выступления в защиту семьи и брака, искренней любви, не отягченной супружеской изменой. На каком-то из балов, по воспоминаниям самой Дашковой, он даже заступился перед ней за «честную простушку» Елизавету, добавив, что «сестрам лучше держаться вместе, а не идти на поводу у разного рода умников». Его совет по достоинству не оценили. Сферой, где Петр проявил больше самостоятельности, оказалась внешняя политика. Здесь его действия были отражением собственных пристрастий и амбиций и совсем не соответствовали стратегическим интересам страны. Например, его мирный договор с Пруссией, спасший ее от полного поражения: согласно этому документу были освобождены все прусские пленные и возвращены все занятые до этого русскими войсками территории. Более того, Петр III открыто выражал свое преклонение перед Фридрихом II, носил прусский мундир с орденом Черного орла и весьма гордился званием генерал-майора прусской армии. По словам современников, будучи во хмелю (а это случалось нередко), великий князь (а затем император) часто признавался, что во время русско-прусской войны в личной переписке сообщал обожаемому им Фридриху II все известные ему секретные сведения военного характера. Разумеется, подобное поведение не добавляло Петру сторонников при его дворе. На этом фоне довольно странно выглядела врученная всем европейским послам в феврале 1762 г. декларация, призывавшая к установлению в Европе всеобщего мира и отказу от всех завоеваний Семилетней войны. Но есть мнение, что на самом деле Петр III собирался в союзе с Пруссией напасть на Данию, развязав тем самым очередную войну в Европе. Сама идея новой войны в союзе с прежним противником (Пруссией) была воспринята в стране весьма негативно, особенно в гвардии, которую Петр собирался даже вывести из Петербурга. Он не любил русских военных (считая их вечным источником всякой смуты и разгильдяйства), равно как и придворных сановников с их показной покорностью. Петр подозревал, что в душе они презирают и ненавидят его, и по-мальчишески дразнил их, чувствуя собственную безнаказанность. Одним из любимых развлечений императора было заставить почтенных сенаторов прыгать на одной ноге, предварительно до беспамятства накачав их вином и табаком. По некоторым данным, Елизавета Воронцова, хотя и не присутствовала лично при таких увеселениях, весьма их одобряла как бы в отместку за прошлые обиды. Другая влиятельная часть российского общества – духовенство – также была крайне недовольна новым императором. Петр III презирал чуждые ему религиозные традиции и обряды и не считал нужным это скрывать. Свою коронованную супругу, которая выстаивала службы и старательно учила русский язык, он считал банальной лицемеркой.

Император нередко, по словам современников, оскорблял национальное достоинство православных прихожан или позволял себе громко превозносить достоинства прусской армии во время религиозной церемонии.

Более того, в перспективе он планировал произвести религиозную реформу, которую, как он считал, не до конца завершил Петр I, – секвестировать церковные земли, уменьшить количество икон в храмах и ввести обряд богослужения по протестантскому образцу. Пока же молодой император в пику официальным церковным иерархам всячески покровительствовал старообрядцам, считая их «русскими протестантами». Все эти нарочитость, эмоциональная неустойчивость и откровенное прусофильство оскорбляли патриотические и религиозные чувства не только двора, но и гвардии, и прогрессивно мысливших сторонников Екатерины II. В отличие от нее Елизавета Воронцова не интересовалась большой политикой, но славилась свободомыслием и, судя по всему, была не слишком набожна. Иначе, возможно, она бы предупредила императора о том, что его положение становится все более шатким. Она закрывала глаза на мимолетные интрижки Петра с другими фрейлинами, на досуге устраивая «соперницам» беспощадные разборки с применением площадной брани и тумаков. В мемуарах современников Елизавета Воронцова упоминается как «официальная фаворитка» императора и постоянная участница его забав и развлечений. Но для них не было секретом, что Петр III, не скрывая своих чувств к ней, откровенно пренебрегал законной супругой вопреки заявлениям последней. Более того, ряд иностранных послов в Санкт-Петербурге сообщали в дипломатической почте, как о не подлежавшем сомнению факте, о намерении императора отправить супругу в монастырь и жениться на камер-фрейлине Воронцовой. 9 июня 1762 г. во время обеда Петр III публично оскорбил Екатерину и отдал распоряжение о ее аресте, и только вмешательство принца Георга Голштинского, дяди императора, спасло Екатерину от заточения.

Вульгарное поведение Петра, который руководствовался только своими эмоциями, стало катализатором того, что переворот, произошедший 28 июня 1762 г. и возведший на престол Екатерину II, был закономерен и трагически неотвратим.

Во время переворота Воронцовы вместе с остальным двором Петра III находились в Ораниенбауме. Утром 28 июня все придворное общество направилось на празднование Дня святых Петра и Павла в Петергоф, где располагалась императрица Екатерина II. Ее неожиданное отсутствие вызвало тревогу и беспокойство. Н. С. Трубецкой, канцлер М. С. Воронцов и А. И. Шувалов отправились в Петербург – привезти точные сведения. Петр III согласно их воспоминаниям впадал попеременно то в гнев, то в панику. По его распоряжению граф Роман Воронцов и секретарь Дмитрий Волков пишут именные указы и воззвания к армии и народу. Петр подписывает их прямо на поручне канального шлюза. Елизавета Воронцова пытается его успокоить, но безрезультатно: желание «стереть в порошок» изменницу сменяется у императора пониманием того, что ни армия, ни двор, ни народ его не поддержат. Его отчаяние переходит в уныние и пассивность. В это время Екатерина II, сопровождаемая гвардейцами, прибыла к Казанскому собору в Петербурге. Сюда же по ее приказанию доставили и малолетнего цесаревича Павла. Состоялось торжественное провозглашение Екатерины самодержавной императрицей, а Павла – наследником. Гвардия, двор и духовенство приняли присягу новой императрице. Среди сановников мелькали лица тех, кто покинул теперь уже бывшего императора как бы затем, чтобы привезти ему свежие новости. Ряды сподвижников Петра редели с каждым часом. Тем не менее среди гвардейцев нашлись офицеры, отказавшиеся нарушить присягу, данную императору Петру III. Среди них оказался и Семен Воронцов – младший брат бывшей фаворитки, который был немедленно арестован. Не помогло и вмешательство знаменитой Екатерины Дашковой, его родной сестры. Именно этот эпизод, по словам современников, и заставил Екатерину II впоследствии написать кому-то из вельмож: «Девица Дашкова сильно скомпрометирована своей родней. С большим трудом удавалось мне скрывать от нее большую часть приготовлений к моей победе...» Петр III после долгих колебаний по совету фельдмаршала Миниха решил отплыть в Кронштадт, но в это время кронштадтский гарнизон перешел на сторону Екатерины II и наследника Павла. Петр вернулся в Петергоф, куда в 5 ч утра уже прибыли гвардейцы из Петербурга под началом поручика Алексея Орлова. Вместе с бывшим императором была арестована и Елизавета Воронцова. Как говорят, вначале от Петра требовали отречения от престола в обмен на немедленную высылку на родину в Голштинию его и всех его многочисленных родственников, ссылаясь при этом на нереализованное распоряжение императрицы Елизаветы Петровны. Петр ответил отказом и заявил, что желает разговаривать лично с Екатериной. Елизавета Воронцова со слезами умоляла Петра согласиться и позволить ей сопровождать его в Голштинию. Кажется, она начала понимать, что для Петра эта авантюра добром не кончится. Но император (теперь уже бывший) был непреклонен. Он еще надеялся договориться по-хорошему с отвергнутой им супругой, взывая, как он считал, к ее здравому смыслу. Наконец в 11 ч появилась Екатерина II: в мундире, верхом на коне, в сопровождении Екатерины Романовны Дашковой и конных гвардейцев. Она выглядела торжествующей, хотя, по словам близких соратников, до конца не была уверена в своей победе. Но молчание и бездействие Петра утвердили ее в правильности выбранного пути. Морально сломленный Петр III подписал отречение от престола и почти сразу же под конвоем был отправлен во дворец в Ропше (где вскоре и погиб загадочным образом). Для Елизаветы Воронцовой рушился мир. По словам очевидцев, ее пришлось буквально силой отрывать от бывшего императора – так крепки были их последние объятия. Когда за Петром захлопнулась дверь, Елизавета также под конвоем отправилась в отцовский дом в Петербурге. Младшая сестра Екатерина, к которой императрица благоволила, пыталась облегчить ее участь: ослабить надзор и скрасить тяжесть заточения. Правда, эти усилия не смогли полностью растопить лед в их отношениях. Старших Воронцовых она уже оттолкнула от себя тем, что не без ее участия разрушилось временное «счастье» сестры. Тем не менее опала Воронцовых длилась недолго, что дало возможность злым языкам утверждать, что Роман Илларионович и его брат в последние месяцы правления императора Петра III вели двойную игру, втайне добиваясь расположения будущей императрицы. Другие видели в этом заступничество Екатерины Дашковой. Как бы то ни было, уже 7 июля 1762 г. канцлер Михаил Воронцов сообщил в письме своему племяннику Александру Романовичу, что их семья снова допущена ко двору. Согласно лично составленному Екатериной II списку сенаторов на ее коронации в Москве 22 сентября 1762 г. должны были присутствовать и братья Воронцовы: Иван, Михаил и Роман – отец бывшей фаворитки.

Хотя Воронцовы еще продолжали занимать ключевые посты в Сенате, но в дальнейшем их влияние при дворе уменьшилось.

Роман Илларионович увлекся экономическим преобразованием сельского хозяйства, выписывал из Европы сельскохозяйственные машины и семена перспективных культур (льна, горчицы, рапса и др.). Распространению передовых сельскохозяйственных идей он содействовал, будучи членом Вольного экономического общества и наместником Тамбовской и Владимирской губерний, где его кипучая энергия нашла достойное применение. Дочь его Елизавета была негласно выслана в Москву с указанием «жить в тишине и не привлекая внимания». Для этого через секретаря своего, И. Елагина, Екатерина II купила для нее дом в Москве на свои личные деньги, проявив удивительную широту взглядов и заботу о бывшей сопернице. Можно предположить, что простота и открытость (или тонкая дипломатичность) бывшей камер-фрейлины немало способствовали этому. Как говорят, чтобы не дать дальнейшего хода слухам и окончательно отстранить от общественной жизни некогда могущественную конкурентку, императрица Екатерина II взялась лично устроить и семейную жизнь опальной Воронцовой. В 1765 г. Елизавета Романовна вышла замуж за А. И. Полянского и переехала в Санкт-Петербург, где прожила вдали от света до конца своих дней. Не появляясь при дворе официально, она бывала на частных приемах, где ее видели беседующей с наперсницей Екатерины II – могущественной графиней, «пробир-фрейлиной» А. Ф. Протасовой. У Елизаветы Романовны и А. Полянского были двое детей. Дочь Анна, вышедшая впоследствии замуж за барона де Огер, получила в дар от императрицы Екатерины несколько поместий и была призвана в качестве фрейлины ко двору. Сын Александр, крестной матерью которого также была сама императрица, занимался государственной деятельностью, служил в Сенате и окончательно загладил вину своей опальной матери. Дожила Елизавета Воронцова до 1810 г.

Глава 6. Фавориты Екатерины Великой

Сергей Васильевич Салтыков (1726 – 1765)

Сергей Васильевич Салтыков – дипломат, русский посланник в Гамбурге, Дрездене и Париже. В 1750 г. Сергей Васильевич женился на Матрене Павлове Балк, фрейлине императрицы Елизаветы. Через два года он уже занимал видное место при дворе. Салтыкову тогда было всего 26 лет.

Карьерному росту Салтыкова способствовало также то, что его мать, Марья Алексеевна, пользовалась расположением императрицы. При этом, конечно, нельзя отрицать и личных способностей и талантов Салтыкова. Веселый легкий характер, общительность сделали красавца Салтыкова душой общества. Он стал близким другом великой княгини Екатерины (будущей императрицы Екатерины II) и ее мужа Петра Федоровича, у которого к тому же служил камергером.

В 1753 г. из-за придворных интриг Салтыков был вынужден временно удалиться в Москву.

Салтыков выступал посредником между Екатериной и канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым.

20 сентября 1754 г. Екатерина родила сына – великого князя Павла Петровича. Появления наследника ждали уже 9 лет. Салтыков был отправлен к шведскому двору, чтобы сообщить это радостное известие. Поездка за границу, которая планировалась как временная, растянулась на много лет. Из Швеции Салтыков был отправлен русским представителем в Гамбург.

В 1755 г. Салтыков по дороге в Гамбург посетил Польшу. Благодаря рекомендациям Екатерины он был принят при дворе с большим почтением.

В июле 1755 г. Салтыков приехал в Гамбург. Екатерина продолжала вести с ним переписку. Дипломатическая карьера Салтыкова продолжала развиваться, однако, проводя почти все время в Европе, он не обладал сколь-нибудь заметным влиянием при дворе российских императоров. Салтыкову были свойственны легкомысленность, ветреность, расточительность. Вместе с тем он был предан Екатерине. Дошедшие до него слухи об угрозе ареста великой княгини искренне взволновали российского посланника.

В 1762 г., совершив дворцовый переворот и заняв престол, теперь уже императрица Екатерина II назначила Салтыкова полномочным министром и отправила его с дипломатической миссией в Париж. Указом Сената Салтыкову были выданы на дорогу 10 000 рублей. Однако уже в 1763 г. его перевели в Регенсбург: в Париже он не только не справился со своими обязанностями, но и наделал много долгов.

Назначение в Регенсбург было очевидным доказательством недовольства императрицы дипломатической деятельностью Салтыкова. Об этом свидетельствуют следующие слова Екатерины: «Для меня особливо теперь все равно, Салтыков ли или Симулин, понеже с саксонским двором ныне менее дел будет, как прежде ожидать надлежало, а кто умнее, тому книги в руки».

О дальнейшей судьбе Салтыкова известно мало. Умер он в 1765 г.

Григорий Григорьевич Орлов (1734 – 1783)

Григорий Григорьевич Орлов – государственный и военный деятель, фаворит Екатерины II, за которого императрица даже хотела выйти замуж.

Орлов бы выходцем из дворян. Учился он в Сухопутном шляхетском корпусе, где качество образования оставляло желать лучшего.

Орлов участвовал в Семилетней войне, в которой показал себя мужественным воином. В сражении при Цорндольфе Орлов был трижды ранен, но так и не покинул поле боя.

Григорий Орлов отличался физической силой и красотой.

Прибыв в Петербург, Орлов стал служить в артиллерии. Он пользовался чрезвычайной популярностью: его ценили за отвагу и решительность. Именно Орлов был одним из инициаторов и главным исполнителем дворцового переворота в мае 1762 г., приведшего к отречению Петра III и воцарению его жены. В благодарность Екатерина присвоила ему звание генерал-майора, сделала его действительным камергером и наградила орденом Святого Александра Невского, а позже – орденом Андрея Первозванного. Этим милости императрицы не ограничились. В день ее коронации всем Орловым были пожалованы графские титулы, а Григорий был назначен генерал-адъютантом. Императрица одаривала своего фаворита деньгами и земельными наделами, в частности Орлов получил имения Ропша и Гатчина.

С 1762 по 1765 г. он являлся генерал-директором инженеров, шефом кавалергардов, генерал-аншефом и наконец – командующим артиллерией русской армии (генерал-фельдцейхмейстером).

Екатерина была искренне влюблена в Григория Орлова и даже хотела выйти за него замуж, но значительная разница в их социальном положении стала непреодолимым препятствием к их браку.

Существует версия, что Екатерину отговорил от брака с Григорием Орловым граф Н. И. Панин, заметивший ей как-то: «Приказание императрицы для нас закон, но кто же станет повиноваться графине Орловой?»

Хорошо осознавая пробелы в своем образовании, Орлов все время стремился их восполнить. Он интересовался естественными науками, покровительствовал ученым и писателям. Благодаря Орлову до нас дошли бумаги М. В. Ломоносова: граф тщательно проследил, чтобы после смерти ученого его записи были собраны и сохранены. Орлов способствовал знакомству Екатерины II с Д. И. Фонвизиным. Вместе с Р. И. Воронцовым и И. И. Таубертом Орлов организовал Патриотическое общество, позже переименованное в Экономическое и окончательно – в Вольно-экономическое. Целью общества было «распространение в народе полезных и нужных к земледелию и домостроительству знаний». Президентом этого общества стал сам Г. Орлов. Один из предложенных им для рассмотрения членам Экономического общества был немаловажный вопрос о предоставлении крестьянам права на частную собственность.

Григорий Орлов поддерживал все либеральные начинания Екатерины II. Например, он выступал за смягчение крепостного права.

В 1771 г. Г. Орлов по приказу императрицы усмирил чумной бунт в Москве.

В время русско-турецкой войны Орлов был отправлен полномочным послом в Фокшаны. Екатерина поручила своему фавориту вести переговоры о мире. Они затягивались. Между тем ситуация при российском дворе кардинально менялась: в отсутствие Орлова Екатерина сблизилась с А. И. Васильчиковым, а с 1774 г. все заметнее становилось влияние на нее Г. А. Потемкина. Орлов, оставив все дела, поспешил в Петербург, но императрица запретила ему въезд в столицу. Прежний любимец остался в Гатчине. Разрыв Орлова и Екатерины произошел достаточно мирно. Императрица не лишила своего бывшего любовника богатств и званий, однако его влиянию при дворе пришел конец.

В 1776 г. Г. Орлов женился на своей двоюродной сестре Е. Н. Зиновьевой. Совет при императрице признал этот брак незаконным из-за того, что супруги находились в близком родстве. Однако Екатерина отменила это решение и даже назначила Е. Н. Орлову статс-дамой.

Совет императрицы постановил развести Г. Орлова и Е. Зиновьеву и заточить обоих супругов в монастырь. Екатерина это решение не утвердила.

В 1755 г. Г. Орлов вышел в отставку. Они с женой проводили много времени в Западной Европе, периодически возвращаясь на родину.

В 1781 г. Зиновьева скончалась. Смерть обожаемой супруги стала для Орлова огромным ударом, от которого он так и не сумел отправиться. Граф впал в тихое помешательство и окончил свои дни в личном подмосковном имении в 1783 г.

Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский (1737 – 1807)

Алексей Григорьевич Орлов – брат Г. Г. Орлова, талантливый военный деятель.

Как и его брат Григорий Орлов, Алексей был одним из главных участников дворцового переворота 1762 г. В награду от занявшей престол Екатерины он получил земли с крепостными, деньги и звание генерал-майора. Как и другим представителям рода Орловых, ему был пожалован титул графа.

Современники отзывались об А. Орлове как о человеке вспыльчивом, честолюбивом, горячем, но вместе с тем крайне честном и прямом.

Алексей Орлов никогда не занимал важных постов в правительстве, однако благодаря хорошим личным отношениям с императрицей пользовался влиянием при дворе и участвовал в решении вопросов государственной важности.

В 1765 г. А. Орлов отправился на юг России с секретной миссией: предотвратить готовившееся восстание казаков и татар.

Русско-турецкая война 1768 – 1774 гг. дала возможность в полной мере раскрыться полководческому таланту А. Орлова. В первые два года войны он командовал эскадрой. Орловым был разработан план военно-морской экспедиции против турок в Средиземное море. В 1770 г. за блестяще проведенное сражение у Наварина и Чесмы он получил титул князя Чесменского.

Чтобы увековечить победу русской армии при Чесме, была отчеканена медаль с портретом графа Алексея Орлова. Он был изображен на ней в образе древнеримского бога войны Марса.

В 1774 – 1775 гг. Екатерина доверила А. Орлову крайне деликатное поручение. Граф должен был вывезти из Италии княжну Е. Тараканову, выдававшую себя за дочь покойной императрицы Елизаветы.

В 1775 г. А. Орлов вышел в отставку и занялся хозяйством. Одной из причин его ухода стало возвышение Г. А. Потемкина.

Не найдя общего языка с новым императором Павлом I, А. Орлов уехал за границу. В Россию он вернулся лишь в 1801 г., когда к власти пришел Александр I. В 1806 – 1807 гг. А. Орлов активно участвовал в организации земских ополчений. Умер граф Алексей Орлов в 1807 г. в Москве.

Александр Семенович Васильчиков (1746 – 1803 (по другим данным – 1813))

Александр Семенович Васильчиков являет собой редкий образец человека, который, внезапно получив в свои руки рычаги власти, не захотел воспользоваться ими в собственных интересах. Васильчиков принадлежал к древнему знатному роду. С 1765 г. являлся корнетом лейб-гвардии Конного полка. В 1772 г. Васильчиков служил в Царском Селе и часто стоял в караулах. По стечению обстоятельств как раз в это время фаворит Екатерины II граф Григорий Орлов был в отъезде: находился с дипломатической миссией в Фокшанах. Оставшаяся в одиночестве императрица обратила внимание на молодого караульного. Вскоре Васильчиков получил в презент золотую табакерку – якобы «за содержание караулов». Далее последовали и другие подарки. Карьера Васильчикова резко пошла в гору. В августе 1772 г. он становится камер-юнкером, в сентябре – камергером.

Васильчиков занял место Г. Орлова не только в сердце императрицы. Во дворце он поселился в комнатах, которые раньше занимал граф. Зная вспыльчивый характер Орлова, Екатерина приказала поставить караул у дверей покоев нового фаворита.

Германский посол в письме к Фридриху II описал реакцию дворцовой прислуги на смену фаворита: «Лакеи и горничные императрицы были озабочены и недовольны, ибо любили Орлова и он им покровительствовал».

Как уже отмечалось, Васильчиков не злоупотреблял свалившейся на него властью, своим положением пользовался мало. Екатерине это нравилось, и она щедро одаривала своего скромного фаворита. Васильчиков получил от императрицы 100 000 рублей, драгоценности на общую сумму в 50 000 рублей, а также 7000 душ крепостных крестьян. Для него даже был куплен дом В. Глазова на Дворцовой площади. Однако в 1774 г. Васильчиков потерял расположение Екатерины и дом был выкуплен у него в казну за 10 000 рублей.

Екатерина привыкла видеть рядом с собой сильных мужчин. Васильчиков же не обладал ни хваткой, ни политическими или административными талантами. Екатерина предпочла ему Г. А. Потемкина.

После удаление от двора Васильчиков жил в Москве. По приказу императрицы ему выплачивалась пенсия в 20 000 рублей. Бывший фаворит получил также 50 000 рублей на устройство дома в Москве.

В последние годы Васильчиков увлекался коллекционированием произведений западноевропейской живописи и скульптуры.

Петр Васильевич Завадовский (1739 – 1812)

Петр Васильевич Завадовский известен как первый министр народного просвещение России. Завадовский учился в Иезуитском училище и Киевской духовной академии. С 1760 г. служил в Малороссийской коллегии. Генерал-губернатор Малороссии граф П. А. Румянцев обратил внимание на талантливого молодого человека. Он сделал Завадовского правителем своей секретной канцелярии и доверял ему важнейшие поручения.

В 1768 – 1774 гг. Завадовский участвовал в Русско-турецкой войне, в ходе которой отличился в битвах при Ларге и Кагуле. В 1774 г. в соавторстве с С. Р. Воронцовым он составил текст Кючук-Кайнарджийского мирного договора. В 1775 г. Завадовский вместе с П. А. Румянцевым прибыл в Петербург, где познакомился с Екатериной II. С этого времени он стал ее фаворитом, сменив Г. А. Потемкина. Императрица подарила своему любимцу земли в Черниговской и Могилевской губерниях. Через два года Екатерина утратила привязанность к Завадовскому. В качестве прощального подарка он получил 1800 крепостных душ в Малороссии и 2000 – в Польше. Тем не менее Завадовский продолжал принимать участие в государственных делах, благодаря чему в 1780 г. стал сенатором, а в 1794 г. получил графский титул. Завадовский занимал ряд ответственных должностей: был управляющим Санкт-Петербургским дворянством и городским заемным банком, председателем комиссии законов.

П. В. Завадовский руководил постройкой Исаакиевского собора.

С 1782 г. Завадовский занял пост первоприсутствующего в Комиссии для устройства народных училищ. Работа Комиссии оказалась достаточно успешной и эффективной. В результате была проведена школьная реформа: создана система учебных заведений (малых и главных народных училищ), преподавание в которых велось по единой методике и учебным планам.

В 1799 г. император Павел I отправил Завадовского в отставку. Бывший фаворит Екатерины уехал в свое имение, откуда вернул его новый император Александр I. Завадовский стал членом Непременного совета и председателем Комиссии о составлении законов.

Завадовский выступал за расширение полномочий Сената и в 1801 г. составил проект его реформы, согласно которому решения этой высшей исполнительной и судебной инстанции не подлежали обжалованию. Сенаторы также должны были следить, чтобы вновь принятые законы не противоречили уже существующим.

В 1802 г. Завадовский был назначен министром народного просвещения. В этой должности он успешно проработал до 1810 г., проведя ряд важных преобразований. Были учреждены учебные округа, открыто множество народных и уездных школ, а также губернских гимназий, были основаны университеты в Казани, Дерпте, Харькове, Вильно. Согласно Университетскому уставу 1804 г. университеты обладали широкой автономией.

Чтобы привлечь молодых дворян в университеты, Завадовский ввел для их выпускников льготы при поступлении на военную службу.

В 1804 г. в Санкт-Петербурге был открыт Главный педагогический институт – первое учебное заведение, готовившее профессиональных учителей. В том же году был принят Устав о цензуре – один из наиболее либеральных цензурных уставов за всю историю Российского государства. Вопросы цензуры передавались в ведение Главного правления училищ. В 1810 г. Завадовский стал председателем департамента законов Государственного совета, однако в 1812 г. Павел Васильевич скончался.

Семен Гаврилович Зорич (1743 (по другим данным – 1745) – 1799)

Семен Гаврилович Зорич – военный, протеже Г. А. Потемкина, фаворит Екатерины II. Семен Гаврилович принадлежал к сербскому роду Наранджичей, был усыновлен русским офицером Максимом Зоричем и еще в детстве привезен в Россию.

Поступил здесь на военную службу. С 1769 по 1770 г. Зорич возглавлял передовые российские части в Русско-турецкой войне. В 1770 г. отличился в битве у реки Прут, а через 2 месяца попал в турецкий плен, в котором провел 5 лет.

В 1775 г. Зорич вернулся в Россию и был принят на службу в качестве адъютанта Г. А. Потемкина. Через Потемкина Зорич познакомился с самой императрицей. Вскоре он получил орден Святого Георгия 4-й степени.

В 1777 г. Екатерина, недавно разорвавшая отношения с П. В. Завадовским, обратила внимание на Зорича. Он получил должность флигель-адъютанта императрицы, а уже через месяц был произведен в генерал-майоры и стал шефом Ахтырского гусарского полка.

Отношения Зорича с Екатериной длились недолго. Уже в мае 1778 г. он был удален от двора. Екатерина была недовольна его неуемным пристрастием к азартным играм. К отстранению Зорича был причастен и Потемкин. Светлейшего князя не устраивало, что Зорич пренебрегал его интересами, а ведь именно Потемкин способствовал сближению того с императрицей.

С Зоричем, как и с большинством своих бывших фаворитов, Екатерина поддерживала дружеские отношения. Он получил крупное денежное вознаграждение, а также 7000 душ крепостных и земли в местечке Шклове. Позднее императрица периодически бывала в гостях у своего бывшего фаворита.

В своем имении Зорич основал Шкловское благородное училище, а также крепостной театр, который пользовался довольно широкой известностью.

Павел I вновь призвал Зорича на службу, произвел его в генерал-лейтенанты и поставил командовать Изюмским полком. Однако Зорич так и не сумел разобраться в запутанных финансовых делах вверенного ему полка и в 1797 г. вышел в отставку.

К концу жизни Зорич испытывал материальные затруднения. Крупный пожар в Шклове, стерший с лица земли училище, не только больно ударил по кошельку бывшего фаворита императрицы, но и подорвал его здоровье. С. Г. Зорич умер в 1799 г. В 1801 г. воспитанники его училища были переведены в Москву и образовали Первый московский кадетский корпус.

Платон Александрович Зубов (1767 – 1822)

Платон Александрович Зубов – князь, генерал-фельдцейхмейстер, один из самых мрачных фаворитов Екатерины II.

Зубов принадлежал к старинной дворянской фамилии. Систематического образования он не получил, хотя неплохо владел французским языком и занимался музыкой.

С 1789 г. при содействии Н. И. Салтыкова Зубов стал фаворитом Екатерины II. У Салтыкова в этом альянсе был свой интерес. В борьбе за власть с Г. А. Потемкиным он рассчитывал тем самым подорвать положение противника, сделав фаворитом императрицы своего протеже. Красавец Зубов идеально подходил на эту роль. Лишь много позже Салтыков осознал свою ошибку. Зубов не блистал ни умом, ни талантами, зато обладал непомерным тщеславием. Пока был жив Потемкин, он оставался в тени и почти не вмешивался в дела государства. До поры до времени Зубов довольствовался материальными выгодами, которые давало ему положение фаворита. От императрицы он получил 100 000 рублей, а чуть позже был назначен флигель-адъютантом. В 1791 г. Зубов стал шефом Кавалергардского корпуса.

Он также способствовал карьерному продвижению своих братьев – В. А. и Н. А. Зубовых. Вместе они плели интриги против Г. А. Потемкина, надеясь пошатнуть его власть при дворе. В конечном итоге им это удалось. Со смертью светлейшего князя преграды на пути Зубова исчезли. Он стал ближайшим фаворитом и советником Екатерины, от него теперь во многом зависели направления внутренней и внешней политики России. Зубов настаивал на тесном сотрудничество с Пруссией и Швецией, поддерживал свергнутую в результате революции 1789 г. французскую королевскую династию, а также французских эмигрантов; одновременно Зубов не доверял Великобритании и занял по отношению к ней «угрожающую» позицию. Внутри России Зубов проводил жесткую охранительную политику: всякий намек на вольнодумство сурово карался, в стране процветали шпионаж, доносительство, была внедрена практика перлюстрации писем, ужесточена цензура.

В 1792 г. Зубов был назначен таврическим генерал-губернатором, а также занял должность генерал-фельдцейхмейстера.

В 1795 г. Екатерина даровала своему фавориту несколько поместий в Курляндии и Шавельскую экономию на территории, полученной от Польши. Шавельская экономия принесла Зубову более 13 600 крепостных душ и 100 000 рублей дохода. В конце 1795 г. Зубов стал шефом Кадетского корпуса. В 1796 г. он был уполномочен вести польские и персидские дела. Зубов решал вопрос об устройстве польских губерний и герцогства Курляндского. В то же время Екатерина назначила его командующим Черноморским флотом. При этом Зубов был неподвластен Адмиралтейств-коллегии. Помимо всего прочего, в ведении Зубова находились Одесский порт, дипломатическая переписка, составление нового устава Сената, а также заселение Таврической губернии.

Один из современников так отозвался о нем: «Все ползало у ног Зубова, он один стоял и потому считал себя великим».

Власть Зубова была почти безграничной. Однако отсутствие способностей к государственному управлению и недостаток элементарной воспитанности давали о себе знать. Например, в 1795 г. Зубов входил в состав российской дипломатической делегации, участвовавшей в переговорах по поводу Третьего раздела Польши. Действия Зубова едва не привели к разрыву отношений между Россией и Пруссией. Екатерине пришлось лично улаживать этот конфликт. В том же году по инициативе Зубова началась абсурдная кампания по захвату черноморских проливов путем похода против Персии. Война требовала огромных денежных вложений, а сам план кампании был крайне непродуманным. Бессмысленная война была прекращена с приходом к власти Павла I.

Надо отметить, что Зубов был сторонником возведения на престол Александра I в обход его отца Павла Петровича. Занявший после смерти Екатерины царский трон Павел не забыл этого. Зубов был удален от двора. Павел пытался найти в бумагах бывшего фаворита матери компрометирующие материалы, которые доказывали бы участие Зубова в заговоре против императора, но усилия оказались тщетными. Зубову даже удалось сохранить почти все свои посты. Более того, ему поручили должность инспектора артиллерии. Однако новое назначение оказалось ловушкой: уже через месяц за неудовлетворительное состояние артиллерии Зубов был приговорен к выплате штрафа в размере 50 000 рублей; правда, в июле 1797 г. этот долг был прощен. Между тем первый камень был брошен. С февраля 1797 г. за Зубовым установили тайный надзор, а в мае 1800 г. на его владимирские имения был наложен арест. В конце 1800 г. Зубову их вернули, самого же назначили шефом Первого кадетского корпуса.

В 1801 г. Зубов принял участие в дворцовом перевороте, в результате которого Павел I был убит, а престол занял его сын Александр. При Александре I Зубов был членом Непременного совета и Комиссии по устройству Новороссийского края. 1802 г. Зубов провел за границей, в 1803 г. вернулся в Россию, но почти не покидал Москвы. Он был чрезвычайно богат, имел более 30 000 душ крепостных. Со своими крестьянами обращался жестоко, за что получал нарекания от Александра. Хотя большинство современников Зубова и ученых-историков сходятся на том, что он был недалеким, малообразованным, грубым и тщеславным самодуром, нельзя не отметить и ряд светлых моментов в биографии этого человека. В 1804 г. Зубов предложил проект устройства губернских военных корпусов для воспитания детей дворян. Проект был одобрен Александром I. Во время войны 1812 г. Зубов поддержал решение М. И. Кутузова о вынужденной сдаче Москвы Наполеону.

Законных детей у Зубова не было: его единственная дочь умерла малолетней. Однако у Зубова были несколько побочных детей, о будущем которых он позаботился, оставив каждому из них в наследство 1 млн рублей ассигнациями. Последние годы жизни Зубов провел в своих литовских имениях. Умер он в 1822 г.

Григорий Александрович Потемкин (1739 – 1791)

Григорий Александрович Потемкин – известный государственный и военный деятель эпохи Екатерины Великой. Как историческая личность Потемкин привлекает к себе пристальное внимание исследователей. Следует отметить, что единства в оценке Григория Александровича у историков нет. Так, для одних его имя ассоциируется с периодом расцвета России (конца XVIII в.), другие берут под сомнение его достижения как полководца и дипломата. С одной стороны, Потемкина ставят в один ряд с Екатериной Великой в плане того, что он способствовал укреплению России и ее признанию многими ведущими странам Европы. Особенно подчеркивается роль Потемкина в основании Черноморского флота и присоединении к России Крыма. По мнению других ученых, Потемкин – личность довольно заурядная, не лишенная ряда недостатков, главные из которых – лень и нежелание доводить начатое дело до конца. Тем не менее можно утверждать, что князь Г. А. Потемкин – личность неординарная, возможно, именно в силу своих противоречивых черт.

13 сентября 1739 г. в семье мелкопоместного дворянина родился будущий покоритель Крыма и полноправный правитель Юга Григорий Александрови Потемкин. Его отец – Александр Васильевич Потемкин – был военным, вышедшим в отставку в чине полковника. Детство Григория Александровича прошло в селе Чижово Смоленской губернии. После смерти Александра Васильевича (Григорию тогда было 7 лет) его вдова – Дарья Васильевна – увезла сына в Москву, надеясь, что там он получит хорошее образование. Ее старания увенчались успехом – Потемкин стал учиться в частной школе Иоганна Филиппа Литке, которая находилась в Немецкой слободе.

После окончания школы Потемкин поступил в университет – это произошло в 1756 г. Но университет так и остался неоконченным – его отчислили по причине плохого посещения занятий, несмотря на то что он был одним из лучших студентов.

Существуют сведения, что в июле 1757 г. университет посетила императрица Елизавета. Способный студент Потемкин был представлен ей лично. Но даже и это обстоятельство не помогло Григорию.

Внезапно Потемкин охладел к занятиям и увлекся военной службой. Возможно, уже в эти годы у него стала формироваться такая отрицательная черта, как частая смена деятельности. После ухода из университета Григорий поступает на действительную военную службу. Петр III, который стал править Россией после Елизаветы, произвел Потемкина в вахмистры. Однако при Петре Григорий прослужил совсем недолго. В результате заговора, который устроили сановники, недовольные внутриполитическими действиями Петра, а также его политикой, которую он проводил на международной арене, на престол взошла Екатерина II.

Основной ошибкой Петра III (что и послужило причиной заговора) было то, что он неожиданно для всех заключил мирный договор с Пруссией – с государством, которое буквально накануне подписания акта воевало с Россией. Особенно негодовал бывший канцлер А. П. Бестужев, который считал, что для России более выгоден союз с Австрией и Англией.

Григорий Потемкин не был в числе тех, кто готовил заговор против императора Петра, однако очевидно, что ему в нем отводилась определенная роль – в случае нужды предоставить Екатерине военную помощь. Новая императрица после своего восшествия на престол возвела Потемкина в чин камер-юнкера и пожаловала 400 душ крепостных крестьян.

В начальный период царствования Екатерины Потемкин совмещал военную службу с государственной. Екатерина хотя и отметила усердие и преданность Потемкина, тем не менее не спешила предлагать ему высокие государственные посты. В послужном списке Григория были должность помощника обер-прокурора Синода (1763 г.), а также членство в комиссии по опекунству (1767 г.). Следует отметить, что государственная деятельность мало интересовала Потемкина. Зато когда началась Русско-турецкая война (1769 г.), Потемкин под началом графа П. А. Румянцева-Задунайского разбил турецкие войска под Хотином, при Кагуле и Ларге.

П. А. Румянцев-Задунайский был сыном выдающегося военачальника и дипломата, одного из сподвижников Петра Великого – А. И. Румянцева. Унаследовав от отца полководческий талант, П. А. Румянцев-Задунайский воспитал знаменитого А. В. Суворова.

Известно, что уже тогда Потемкин вынашивал план по присоединению к России Крымского ханства. Этот проект он представил Екатерине во время аудиенции зимой 1770 г. Тогда же Григорий Александрович получил право личной переписки с Екатериной, а не через ее канцелярию. Возможно, этот год стал началом близких отношений между Потемкиным и Екатериной.

Когда в 1990-е гг. была опубликована переписка Потемкина и императрицы, стало ясно, что Григорий Александровия был не только приближенным и доверенным лицом Екатерины. Не случайно его называли тайным супругом императрицы, хотя брак между ними, даже тайный, не был заключен. На чем же основывалось это предположение? Прежде всего на данных самой переписки, которая носила очень доверительный, если не сказать, интимный характер. Как явствует из переписки, Екатерина очень тревожилась по поводу того, то Григорий Александрович по роду своей деятельности (начальника действующей армии) постоянно подвергается опасности.

В одном из писем Екатерина практически умоляет своего возлюбленного соблюдать осторожность и беречь свое здоровье. Тут же императрица дает советы, как справиться с той или иной болезнью, если она приключится.

Неординарные отношения Потемкина и Екатерины подтверждаются и бурным карьерным ростом Потемкина. Сначала он становится генерал-адъютантом и подполковником Преображенского полка (1774 г.), а затем – членом Государственного совета при высочайшем императорском дворе. Такое доверие Екатерина оказывала только избранным.

Приблизив к себе Потемкина, Екатерина наделила его исключительными полномочиями, и Григорий Александрович полностью оправдал доверие императрицы. Теперь он со рвением принялся за государственные дела.

Надо сказать, Екатерина обладала удивительной прозорливостью, которая позволяла ей «вычислять» нужных государству деятелей. За время ее долгого нахождения на престоле (34 года) ее избранники проявляли себя как видные полководцы, талантливые хозяйственники-администраторы, дипломаты и т. д. Пожалуй, одному лишь Потемкину удалось сочетать в себе все эти качества.

Прежде всего Потемкин принялся воплощать в жизнь идею присоединения к России Крымского полуострова. Он добился того, что татары, проживавшие в Крыму, сами обратились к Екатерине с письмом, в котором просили принять их в российское подданство, что и было сделано российской императрицей в 1783 г. Достоинства Потемкина как дипломата в этом вопросе неоспоримы, ведь он сделал невозможное: татары, доверявшие только туркам-единоверцам, вдруг обратили свой взор к России. Получив в свое распоряжение новую территорию, Потемкин принялся наводить порядок в хозяйственно-экономической сфере. Вскоре там появились новые отрасли сельского хозяйства, стала развиваться морская торговля, полным ходом шло строительство городов и кораблей. Когда в 1787 г. Екатерина и сопровождавший ее австрийский император Иосиф II увидели плоды деятельности Потемкина, это произвело на царственных особ большое впечатление.

Путешествие императрицы и ее достаточно большой свиты, состоявшей из европейских послов, проходило эффектно и помпезно. Выстроенные деревянные дворцы, предназначенные для отдыха императрицы, в сочетании с необычной, подчас экзотической южной природой выглядели ярко и зрелищно.

Личность князя Григория Александровича Потемкина достаточно противоречива, и это нашло свое отражение в высказываниях о нем людей, живших с ним в одно время. Так, князь М. М. Щербатов видит в Потемкине лишь отрицательные качества. Характеристика графа Сегюра выглядит более объективно, поскольку он наряду с негативными чертами отмечает и заслуживавшие положительной оценки. Нет единого мнения и в отношении внешности Потемкина. Практически все современники отмечают высокий рост князя, его стать. Что же касается черт лица, то одни считали их привлекательными, даже красивыми; на других он производил отталкивающее впечатление, не в последнюю очередь из-за крючковатого носа.

Многие современники считали, что в Потемкине были соединены два разных человека – добрый и злой, грубый и нежный. Даже недруги Потемкина были вынуждены признать его ум. Так, князь Н. А. Орлов не раз говорил, что «Потемкин умен, как черт». Григорий Александрович на самом деле являл собой смесь пороков и добродетелей. Он мог, напившись, преследовать фрейлину (и никто, даже сама Екатерина, не смел защитить ее). Но он мог устроить и такие феерически роскошные праздники (выложив при этом и свои собственные средства), что о них подчас складывали легенды. Он обладал поистине магнетической силой, притягивая своей решимостью и безграничной силой характера. И в то же время на него периодически находила меланхолия – он мог часами лежать на диване, грызя ногти.

Уже в то время существовало большое количество баек о странностях князя. Например, ему приписывали появление в высшем свете без надлежащего костюма, которое повергло в шок всех присутствовавших. Молва также наделила Потемкина вкусами невероятного гурмана.

Но более всего нареканий вызывал образ жизни Потемкина – на широкую ногу. В связи с этим Григория Александровича считали растратчиком. Как видим, обвинений было более чем достаточно. Однако большая их часть была рождена недоброжелательным отношением к нему придворного общества, которое не могло простить князю его надменности и высокомерия. Другой причиной недовольства сановников было отношение к Потемкину со стороны Екатерины – ее безграничное к нему доверие.

Существует свидетельство, что Потемкин более благоволил к низшим воинским чинам, чем к окружавшим его придворным. Кроме того, Григорий Александрович мог реализовать любой свой проект, поскольку не видел разницы между своими собственными средствами и государственными. Это тоже вызывало зависть.

Современные историки исследуют другие аспекты деятельности Потемкина. И здесь нет единого мнения. Одни считают, что князь планомерно истреблял татар, не щадил их религиозных чувств, продолжая порой военные действия в священное для мусульман время намаза. Другие чересчур идеализируют князя. Думается, что истина где-то посередине. В любом случае заслуга князя Потемкина в деле присоединения к России Крымского полуострова – причем не насильственным, а мирным путем – неоспорима.

Глава 7. Фавориты и фаворитки Павла I

Иван Павлович Кутайсов (1759 – 1834)

Иван Павлович Кутайсов – царедворец эпохи правления Павла I. Детские годы его остались неизвестными, так как он появился на свет в Турции, звали его Кутаем. В десятилетнем возрасте он попал в плен к русским войскам во время взятия крепости Бендеры. Его за достаточно большую сумму выкупил генерал Н. В. Репнин и отправил в подарок императрице Екатерине Великой. По прибытии ко двору Кутая нарекли Иваном и дали фамилию Кутайсов. Рос будущий царедворец при дворе великого князя Павла Петровича, служа ему личным камердинером и брадобреем. Общаясь с будущим императором, Иван смог добиться значительного влияния на наследника престола. Когда Павел Петрович стал правителем Российской империи, он произвел своего камердинера сначала в бароны, а потом и в графы. И. П. Кутайсов был награжден орденами Святой Анны, Святого Александра Невского, Святого Иоанна Иерусалимского, Святого Андрея Первозванного. Кроме того, император даровал ему крупные земельные наделы, которые находились главным образом в Курляндии, и крепостных – более 5000 душ.

Несколько раз Павел I охладевал к своему фавориту, однако это нисколько не сказалось ни на влиянии Кутайсова на двор и императора, ни на его карьере и финансовом благополучии.

По вошествии Павла I на престол И. П. Кутайсов сделал очень быструю и успешную карьеру, что вызывало зависть у остальных придворных. В окружении императора его недолюбливали практически все и награждали весьма неблагозвучными характеристиками, зачастую обвиняли в жадности, любви к богатству и прочих пороках. Часть той ненависти, которая досталась императору, перешла и на самого И. П. Кутайсова. Вполне естественно, что он после убийства Павла Петровича отошел от дел и был вынужден уехать из Санкт-Петербурга.

Достаточно часто будируется легенда, по которой следует, что за день до убийства Павла Петровича И. П. Кутайсов получил письмо, в котором неизвестный предупреждал его о готовящемся покушении, но он поленился вскрыть конверт, из-за чего ему не удалось спасти своего благодетеля. Сразу же после того как 11 марта 1801 г. произошел государственный переворот, И. П. Кутайсов сбежал из Михайловского замка, но некоторое время спустя его все же поймали и взяли под арест. Чуть позже его освободили, и он уехал в Европу, где прожил несколько лет.

После возвращения в Россию Кутайсов обосновался в подмосковном имении Рождествено. В 1810 – 1823 гг. он выстроил здесь новую усадьбу и храм Рождества Христова.

Право рыбной ловли на Волге, которое было даровано И. П. Кутайсову, отобрал у него в пользу государства новый российский император Александр I Благословенный, однако все свое остальное имущество бывший фаворит сумел сохранить.

В отставке Иван Павлович увлекся сельским хозяйством, а зимой время от времени выезжал в Москву и Петербург на балы.

Кутайсов очень привязался к своему имению и через некоторое время начал его основательное переустройство. Вскоре в этом имении появился памятник деревянного русского зодчества. По воспоминаниям архимандрита Кавелина, в своей усадьбе Кутайсов собрал достаточно большую библиотеку редких книг, кроме которых, в ней содержались к тому же личные архивы самого графа И. П. Кутайсова, а позже к ним был присоединен и архив князя А. Н. Голицына.

Возведенный графом архитектурный ансамбль хорошо вписывался в английский парк, который был разбит на холмистом участке. В парке было много аллей, тропинок и беседок. К главному дому усадьбы вела липовая аллея, которая по сторонам была украшена вазами из белого мрамора.

На склоне обрывистого оврага был устроен романтический грот, выполненный в итальянском духе. У входа стояли стрельчатые арки из кирпича с прослойками из натурального камня.

На основной композиционной оси усадьбы по приказу И. П. Кутайсова был выстроен храм во имя Рождества Христова, в котором имелись приделы Рождества святого Иоанна Предтечи и святых апостолов Петра и Павла. В правом приделе этого храма находились гробницы супругов Кутайсовых.

Наиболее интересной из них являлась гробница самого И. П. Кутайсова. Одна из ее сторон была снабжена гербом в овале с девизом, причем этот герб был полностью выполнен из бронзы, а с другой стороны находился горельеф, изображавший голову Иисуса Христа в терновом венце.

Супругой И. П. Кутайсова была графиня Анна Петровна Кутайсова (в девичестве – Резвая), которая происходила из семьи «именитых граждан» Петербурга. В браке у них родились четверо детей – двое сыновей и двое дочерей.

Анна Петровна была глубоко верующей женщиной. В усадьбу Рождествено достаточно часто заезжал ее брат, генерал-майор артиллерии Д. П. Резвой, который был сподвижником А. В. Суворова и М. И. Кутузова. Именно по его пути последовал младший сын И. П. Кутайсова, Александр Иванович, павший в сражении на Бородинском поле. Мария Кутайсова (дочь фаворита) вышла замуж за графа В. Ф. Васильева, а Надежда стала женой князя А. Ф. Голицына, которого впоследствии произвели в тайные советники.

Павел Иванович Кутайсов, старший из сыновей, сумел добиться тех же государственных чинов, что и отец. Он дослужился до обергофмейстера в 1834 г., стал действительным тайным советником, кроме того, входил в Верховный уголовный суд, который занимался делом декабристов. П. И. Кутайсов был также известен благодаря своей общественной деятельности: состоял в правлении императорских театров, комитете по возведению Исаакиевского собора в Петербурге, был председателем Общества поощрения художников.

Екатерина Ивановна Нелидова (1756 – 1839)

Екатерина Ивановна Нелидова – дочь поручика И. Д. Нелидова – во время правления Павла I была одной из его фавориток. В 1765 – 1775 гг. училась в Смольном институте. Окончила его с золотой медалью «второй величины» и была награждена вензелем Екатерины Великой.

Роста она была небольшого и привлекательной наружностью не отличалась. Князь Ю. В. Долгоруков говорил про нее: «Девушка умная, но лицом отменно дурна, благородной осанки, но короткого роста».

Но Е. И. Нелидова выгодно выделялась среди однокурсниц своей грациозностью, музыкальным и актерским дарования, веселым нравом и остроумием. Она принимала участие в спектакле «Служанка-госпожа», поставленном по пьесе Дж. Перголези, и играла молодую служанку Сербину, которая с помощью целого ряда уловок и хитростей смогла вынудить своего господина жениться на ней. Многие столичные газеты написали о спектакле восторженные отзывы, игра Нелидовой была также отмечена.

В 1776 г. ее приставили в качестве фрейлины к великой княгине Наталье Алексеевне, которая год спустя скончалась. Тогда Нелидову назначили фрейлиной к великой княгине Марии Федоровне. Благодаря своему острому уму и веселому характеру она достаточно быстро смогла сблизиться со своей покровительницей и стала особенно близка с великим князем Павлом Петровичем. Из-за этого по столице поползли нелестные слухи о ней. Для их прекращения она в 1792 г. обратилась к императрице, не поставив в известность будущего правителя, с просьбой даровать разрешение поселиться в Смольном монастыре, где она и стала жить, начиная с 1793 г. Когда Павел Петрович взошел на престол, она вновь появилась при императорском дворе в статусе камер-фрейлины, обеспечивавшем ей главенствующее место. Она имела очень сильное влияние на императора, а это привело к тому, что большинство придворных мест и руководящих должностей в государстве было занято ее родственниками или близкими друзьями (Куракиной, Нелидовым, Плещеевым и др.). Неоднократно она защищала от нападок императора невиновных, в некоторых случаях ей приходилось заступаться перед ним и за саму императрицу. Нелидова успела отговорить Павла Петровича от отмены в Российской империи ордена Святого Георгия Победоносца. Поскольку придворные льстецы не имели возможности восторгаться ее красотой, они воспевали ее «миловидность движений» и то, как она великолепно танцует. Нелидова всегда отличалась бескорыстием – она никогда не принимала никаких подарков, отказываясь даже от даров императора. В 1798 г. у Павла Петровича вспыхнула страсть к А. П. Лопухиной. После ее переезда в Санкт-Петербург Е. И. Нелидова приняла решение вновь удалиться в Смольный монастырь. Вместе с ней от своих постов были вынуждены отказаться ее многочисленные друзья и родственники. Даже императрице пришлось на некоторое время отойти от управления благотворительными домами и прочими учреждениями подобного рода. В скором времени Нелидова испытала на себе немилость императора, который был крайне недоволен тем, что она попыталась заступиться за императрицу, которую Павел Петрович намеревался отправить на постоянное жительство в Холмогоры. После этого российский император приказал Нелидовой покинуть Петербург, и до самой смерти императора бывшая фаворитка проживала в замке Лоде, который находился близ Ревеля.

В 1801 г. после государственного переворота она возвратилась в петербургский Смольный монастырь, где продолжала оказывать помощь императрице Марии Федоровне в управлении благотворительными домами. Умерла Е. И. Нелидова в 1839 г. и была похоронена на Охтинском кладбище в Санкт-Петербурге.

Анна Петровна Лопухина (1777 – 1805)

Анна Петровна Лопухина была одной из любимиц Павла Петровича. Она родилась в семье сенатора Петра Васильевича Лопухина, которому впоследствии был пожалован титул светлейшего князя вместе с чином председателя Государственного совета – 8 ноября 1777 г. Ее мать умерла, когда Анне было всего 3 года, поэтому ее воспитывала мачеха Екатерина Николаевна Лопухина (Шетнева), которая была не слишком хорошо образованной и не придерживалась строгих нравов. В 1798 г. Павел I приехал в Москву по государственным делам и на одном из балов обратил внимание на Анну Петровну Лопухину.

По мнению современников, девушка имела красивые темные волосы и прекрасный цвет лица. Ее глаза характеризовали как выразительные, а вся ее внешность отличалась кротостью и меланхоличностью.

Ей удалось произвести весьма сильное впечатление на императора, и этим решила воспользоваться придворная группировка, во главе которой стоял князь И. П. Кутайсов. Его сторонники были крайне враждебно настроены по отношению к императрице Марии Федоровне и фаворитке Павла I Е. И. Нелидовой, они стремились заменить последнюю своей ставленницей. Поэтому императору и представили молодую девушку, которая к тому же была сильно в него влюблена, что еще более разжигало чувства Павла Петровича по отношению к Анне Лопухиной. Постепенно началась подготовка к переезду семейства Лопухиных в Северную столицу. Когда Мария Федоровна узнала об этом, то написала Анне Петровне письмо, в котором просила ее остаться в Москве. Императору донесли об этом, и он был крайне недоволен действиями императрицы. Несмотря на все препятствия, осенью 1798 г. Лопухины все же переехали в Санкт-Петербург. Отец Анны Петровны сразу же после того, как стал жить в столице, получил чин генерал-прокурора, а на следующий год ему было пожаловано княжеское достоинство с титулом светлости. Мачеха очень быстро была произведена в статс-дамы, а сама Анна Петровна в сентябре 1798 г. была назначена камер-фрейлиной. В декабре того же года ее произвели в кавалерственные дамы Большого креста державного ордена Святого Иоанна Иерусалимского, а в феврале следующего года она стала кавалерственной дамой Большого креста ордена Святой великомученицы Екатерины. По своей натуре Лопухина была очень тактичной и скромной девушкой, поэтому старалась держаться в стороне от всех интриг, которые плелись при императорском дворе. Своим влиянием на императора она пользовалась лишь для того, чтобы он пощадил попавших к нему в немилость людей или наградил кого-то по заслугам. Зачастую она не убеждала его, а просто начинала плакать до тех пор, пока не добивалась того, что ей было нужно. Павел Петрович не скрывал своих чувств к Лопухиной: в ее честь назывались корабли, ее имя было на знаменах гвардии. Император абсолютно искренне привязался к девушке и в ее обществе находил отдохновение от своих царственных забот. Его чувство стало настолько глубоким, что он был готов не препятствовать ее браку с любимым человеком, которого она, возможно, встретит на своем жизненном пути. Некоторое время спустя Анна Пет ровна призналась императору, что влюблена в друга своего детства князя Павла Гавриловича Гагарина, который в то время находился в Италии в действующей армии А. В. Суворова. По признаниям самой Лопухиной, которые она сделала своему брату, она открылась в своих чувствах императору для того, чтобы защитить себя от слишком бурных проявлений его симпатии. Павел Петрович тут же вызвал Гагарина из армии обратно в Петербург, а по приезде щедро наградил его и начал устраивать брак с Лопухиной. 11 января 1800 г. Анна Петровна как камер-фрейлина выразила свою благодарность Марии Федоровне за то, что та разрешила ей выйти замуж, а уже в феврале Лопухина и Гагарин поженились. Несмотря на это, чувства императора к своей фаворитке нисколько не изменились даже после ее замужества. Лопухиной удалось сохранить свое высокое положение вплоть до смерти Павла Петровича в 1801 г. Александр I назначил Гагарина посланником при дворе в Сардинии, поэтому супруги два года прожили в Италии. По возвращении в Россию Анна Петровна заболела чахоткой, от которой в скором времени и умерла.

Евгений Вюртембергский (1787 – 1857)

Евгений Вюртембергский (полное имя – Евгений Фридрих Карл Павел Людвиг фон Вюртемберг) был русским военачальником, принимал деятельное участие в Отечественной войне 1812 г. Появился на свет в 1787 г. в Эльсе (Германия) в семье герцога Евгения Фридриха Вюртембергского. Приходился племянником Марии Федоровне, жене Павла Петровича, и был двоюродным братом будущего императора. На службе в русской армии находился с 1797 г., причем начал служить в звании полковника гвардии. Этот чин он смог получить благодаря покровительству Павла I.

Император с очень теплыми чувствами относился к Евгению и неоднократно шутил над Александром Петровичем, говоря, что сделает герцога Вюртембергского императором.

Интересно, что фаворитка Павла А. П. Лопухина была осведомлена о готовившемся государственном перевороте. Однако она не решалась сказать об этом Павлу, но просила передать эти сведения через Евгения. Впервые в России он оказался в 1801 г., приехав в гости к императору. Сражался с наполеоновскими войсками в 1806 – 1807 гг. Именно к этому времени относится его участие в своем первом сражении, которое произошло под Пултуском (на реке Нареве). В этом бою выступал в качестве адъютанта графа Л. Л. Беннигсена. В феврале 1807 г. в одном из сражений ему удалось отличиться, в результате чего Евгений был награжден орденом Святого Георгия 4-го класса. Когда Русско-прусско-французская война 1806 – 1807 гг. закончилась, он составил записку «О Наполеоне и образе ведения войны против него». В 1811 г. его повысили до должности командира 4-ой пехотной дивизии Первой западной армии. Именно в этой должности он вступил в Отечественную войну 1812 г., в ходе которой ему удалось отличиться в сражениях под Смоленском и на Бородинском поле. Его наградили орденом Святого Георгия 3-го класса и присвоили звание генерал-лейтенанта. Начиная с октября 1812 г., ему было поручено командовать вторым пехотным корпусом, который принимал участие в сражениях под Вязьмой и поселком Красным. В сражениях 1813 г. Евгению удалось отличиться в боях под Калишем, Лютценом, Бауценом и Дрезденом. Когда русская армия под натиском французских войск была вынуждена отступить в Богемию, Е. Вюртембергский командовал десятитысячным соединением, которому в итоге удалось сдержать атаку противника, который в три раза превосходил его по численности. В Кульмской битве (Богемия) его подчиненные вновь вынуждены были сражаться против превосходящих сил противника. Евгению удалось отличиться и в Лейпцигском сражении, за участие в котором он был награжден орденом Святого Георгия 2-го класса. В военной кампании 1814 г. войска принца бились в сражениях при Бар-сюр-Об и Арси. Именно его отряды первыми вошли в Париж, после чего его произвели в генералы от инфантерии.

Е. Вюртембергского заслуженно считают одним из наиболее талантливых дивизионных и корпусных военачальников в русской армии эпохи наполеоновских войн.

В ходе восстания на Сенатской площади в декабре 1825 г. Е. Вюртембергский весь день находился рядом с новым императором, Николаем Павловичем, и осуществлял оборону Сената. В качестве командира корпуса Евгений Вюртембергский принимал участие в Русско-турецкой войне 1828 – 1829 гг., основные сражения которой происходили на Балканах. При штурме турецкого лагеря на высоте Куртепе в сентябре 1828 г. он получил первое ранение. Когда пала Варна, Е. Вюртембергский вышел в отставку и уехал на родину в Эльс, где и провел свои последние годы.

Глава 8. Фавориты и фаворитка Александра I

Михаил Михайлович Сперанский (1772 – 1839)

Михаил Михайлович Сперанский – русский государственный и политический деятель, реформатор. Сын бедного священника, Сперанский сделал головокружительную карьеру.

Маленького Михаила читать научил его слепой дед. В 1790 г. Сперанский с отличием окончил семинарию.

Уже в том возрасте проявились незаурядные способности мальчика: феноменальная память, стремление к освоению иностранных языков, красноречие, языковое чутье и умение внятно и красиво выражать свои мысли.

В семинарии Михаил получил фамилию Сперанский. Она была образована от латинского слова sperare – «надеяться» – и указывала на выдающиеся способности ученика и надежды, которые в связи с этим на него возлагались.

После семинарии юный Сперанский был без экзаменов принят в Александро-Невскую академию в Петербурге. В силу своего происхождения он не мог рассчитывать на многое: должен был стать городским священником либо преподавать в Духовной академии. Сперанский выбрал второй путь и поначалу смиренно следовал ему. В 1792 г. по окончании обучения он был принят в академию на должность преподавателя математики, физики и красноречия. В 1795 г. Сперанский стал начальником (или префектом) семинарии. В эти годы он написал учебник красноречия и ряд философских статей, из которых к публикации приняли только одну – «О силе, основе и естестве». Однако Сперанский отчетливо понимал, что его недюжинные способности остаются невостребованными. Он стал задумываться о светской карьере. Подобные планы для сына бедного священника были в то время чистейшей воды авантюрой. Тем не менее Сперанский решился сойти с пути, уготованного ему предопределенностью социальной иерархии. В 1797 г. он оставил работу в академии и перешел на государственную службу в чине титулярного советника (IX из XIV классов «Табели о рангах»). Сперанскому повезло. На него обратил внимание генерал-прокурор Сената А. Б. Куракин – приближенный императора Павла I.

А. Б. Куракин отметил в Сперанском цепкий ум и удивительную способность в кратчайшие сроки составить любую нужную бумагу.

Куракин перевел Сперанского к себе на службу, предоставив должность экспедитора и чин коллежского советника (VI класс по «Табели о рангах»). Вскоре Куракина сняли с должности. На его место пришел П. В. Лопухин, которого сменил А. А. Беклешов. Затем и Беклешова отправили в отставку, назначив генерал-прокурором П. Х. Обольянинова. Сперанскому вновь повезло: перестановки наверху не коснулись лично его, кроме того, все четверо начальников по достоинству оценили его таланты.

Помимо работы в Сенате, Сперанский выполнял обязанности секретаря комиссии по снабжению столицы продовольствием, которую возглавлял сын Павла I великий князь Александр. Так состоялось знакомство Сперанского с будущим императором.

В 1801 г. Александр I назначил Сперанского статс-секретарем и повысил его до чина действительного тайного советника (IV класс по «Табели о рангах»). Сперанский был привлечен к работе Негласного комитета, занимавшегося разработкой реформ, в частности министерской. На первых порах в обязанности Сперанского входили только составление и редактура документов.

Сперанского можно считать отцом русской бюрократической системы XIX – начала XX вв. Поработал он и над языком официальных документов. Канцелярские штампы, использовавшиеся в деловых бумагах того времени, были архаичными. Сперанский стал создавать новые канцеляризмы, приближенные к современному ему языку.

В качестве составителя и редактора Сперанский принимал участие в разработке ряда указов, отменявших непопулярные решения покойного Павла I. Была восстановлена Жалованная грамота дворянству и городам; отменено телесное наказание духовенства, ликвидирована Тайная экспедиция, занимавшаяся политическим сыском и судом; был разрешен ввоз печатной продукции из-за границы и восстановлены частные типографии.

В 1802 г. по приказу Александра был образован Государственный совет – высший законосовещательный орган Российской империи. Начальником Экспедиции гражданских и духовных дел Александр назначил Сперанского. С появлением министерств Сперанский стал правителем канцелярии Министерства внутренних дел. В 1802 – 1807 гг. Сперанский участвовал в подготовке и осуществлении ряда важных реформ и либеральных нововведений. В их числе Указ о вольных хлебопашцах, усовершенствования в медицинской и почтовой сферах.

В 1807 г. Александр сделал Сперанского своим статс-секретарем и поручил ему разработку проекта обширных реформ, которые должны были затрагивать все сферы государственной и общественной жизни страны.

В основе реформ Сперанского лежал принцип разделения власти на три ветви: законодательную (Государственная дума), исполнительную (Кабинет министров) и судебную (Сенат). Сперанский также предлагал разделить власть на местную и центральную, расширив полномочия первой и снизив таким образом нагрузку на центр.

По поводу состояния дел в России М. М. Сперанский писал: «Ни в каком государстве политические слова не противоречат столько вещам, как в России... Я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только по отношению ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов».

Авторству Сперанского принадлежал и проект отмены крепостного права. Понимая невозможность в один день ликвидировать его, Сперанский видел решение проблемы в постепенном изменении всей системы управления страной и перестройке сословного деления. По его замыслу, в результате таких изменений крепостное право должно было отмереть само собой за ненадобностью. На бумаге реформы Сперанского выглядели вполне логичными и продуманными. Александр одобрил этот проект и даже начал осуществлять небольшую часть предложенных реформ. Из претворенных в жизнь идей Сперанского можно назвать финляндскую конституцию (которая предположительно являлась «пробой пера», экспериментом перед введением конституции в Российской империи); освобождение крестьян в Лифляндии, основание Царскосельского лицея, реформу духовно-учебных заведений, таможенный тариф.

Проектов было великое множество. Однако Отечественная война 1812 г. нарушила планы Сперанского. Великий реформатор никогда не скрывал своего восхищения фигурой Наполеона. В 1808 г. Сперанский сопровождал Александра I на встречу с Бонапартом и лично познакомился со своим кумиром. Это знакомство дорого обошлось Сперанскому.

Наполеон по достоинству оценил ум Сперанского. Имеются сведения, что он назвал Сперанского «единственной светлою головою в России» и в шутку предложил Александру I отпустить Сперанского на службу к французам в обмен на какое-нибудь немецкое княжество.

Вокруг него всегда было много завистников, считавших, что безродный выскочка не заслуживает таких власти и влияния. В 1812 г. в результате разнообразных интриг Сперанский был обвинен в измене, арестован, лишен всех должностей и сослан в Нижний Новгород. В 1816 г. его вернули из ссылки и назначили губернатором Пензы, а в 1819 г. – генерал-губернатором Сибири с поручением провести там ревизию. Наделенный даром руководителя, он и в Сибири нашел приложение своим талантам. В 1821 г. Сперанский вернулся в Петербург с результатами ревизии и проектом Уложения Сибири. Сперанский вновь стал пользоваться императорским расположением, его наградили и назначили членом Государственного совета и начальником Комиссии о гражданском уложении.

Сперанский продолжал свою деятельность и при Николае I. Однако наученный горьким опытом, он уже вел себя сдержаннее и не выступал с такими же радикальными инициативами, как прежде. Сперанский упорядочил и систематизировал существующие российские законы, создав Полное собрание законов и Свод законов.

Вместе с тем Сперанский-реформатор не сдался. Он просто поменял тактику. Николай I назначил его преподавателем юридических дисциплин для наследника престола – будущего императора Александра II. В результате во многих реформах, которые в период своего царствования провел Александр II, во многом угадываются проекты плана, задуманного Сперанским еще в начале XIX в.

Адам Ежи Чарторыйский (1770 – 1861)

Строго говоря, Адам Чарторыйский не мог называться фаворитом императора Александра I, хотя, несомненно, оказывал на него большое влияние на протяжении почти 15 лет. Адам Чарторыйский родился в 1770 г. Мать его, Изабелла Флеминг, была дочерью саксонского дворянина, а отцом являлся знатный магнат А. Чарторыйский, двоюродный брат польского короля С. Понятовского. К слову сказать, родители Адама состояли между собою в дальнем родстве. Подобное обстоятельство, как считали тогда, могло быть причиной мятежного характера молодого Адама. Современники намекают, что настоящим отцом александровского фаворита могли быть и король Польши Понятовский, и представитель Екатерины II в Варшаве – генерал и князь Н. А. Репнин. Родители Адама с размахом занимались благотворительностью, покровительствовали деятелям искусства, собирали коллекции картин, старинных книг и археологических редкостей – словом, вели светский образ жизни. При этом они были большими патриотами и тяжело переживали зависимость Польши от Российской империи. Своим детям они привили дух независимости и свободы, сделали их широко образованными и по-европейски мыслящими людьми. И Адам, и его брат Константин много путешествовали по Европе, на несколько лет задержавшись в Великобритании для изучения английского права. Восстание Т. Костюшко, направленное против русского владычества в Польше, было сигналом для обоих братьев к их истинному предназначению. Отныне независимость Польши стала для них смыслом жизни, но примкнуть к повстанцам им так и не удалось. Более того, за причастность к восстанию богатейшие родительские поместья были арестованы разгневанной Екатериной II и отобраны в пользу российской короны. Правда, затем смягчившаяся императрица, которая всегда была более политиком, нежели просто женщиной, объявила, что вернет конфискованное имущество, если Адам и его брат прибудут к императорскому двору «с визитом доброй воли». Добровольно-принудительное присутствие в Петербурге означало статус почетного заложника, полную зависимость от капризов государыни и совсем не гарантировало возврат родового имущества. Тем не менее в 1795 г., через несколько лет после восстания, Адам приезжает в Петербург, и его романтическая мрачность и экзальтированность вызывают интерес у цесаревича Александра. Воспитанный в духе французских просветителей, Александр не мог не сочувствовать молодому Чарторыйскому, оказавшемуся в чужой стране на положении знатного пленника, его тоске по угнетенной родине. Чарторыйский легко вошел в ближний круг друзей императора, и молодые вольнодумцы с чувством обсуждали достоинства английской конституционной монархии перед российским абсолютизмом. Их свободолюбивые беседы не стали тайной для подозрительного императора Павла, которому решительно не нравился польский «заговорщик». Не имея действительных доказательств «вероломства» Адама, император отправил его в почетную ссылку на остров Сардиния в качестве российского посланника. После гибели Павла I сменивший его Александр, казалось, был полон решимости даровать России свободу и конституцию. Поэтому отозванный им с дипломатической службы Адам в 1801 г. снова возгорелся желанием воплотить в жизнь свои либеральные надежды и устремления. «Тайный комитет» из друзей юности, организованный императором, был облечен его исключительным доверием и должен был привести российскую монархию в соответствие с европейскими правовыми нормами. Так как только просвещенный народ мог по достоинству оценить грядущие преобразования, одной из важнейших задач либерального монарха было воспитать своих подданных. В связи с этим Адам Чарторыйский в 1803 г. назначается попечителем учебного округа в Вильно и всячески способствует развитию в нем культуры и образования. Он так и останется куратором местного университета до той поры, пока обнаружение в округе тайных обществ декабристского толка (филоматов) не вынудит его подать в отставку. Одновременно Адам служит помощником канцлера М. И. Воронцова, из-за длительной болезни которого Чарторыйскому приходится выполнять все больше поручений государственной важности. Через год Адам становится министром иностранных дел. За два года пребывания на этом посту он постарался сделать все, что мог, для свободы родной Польши.

Сама идея союзнической ассоциации с Австрией и Англией и объявление войны Наполеону были делом рук А. Чарторыйского, составившего исключительный по смелости проект территориального передела Европы. В результате полностью восстанавливалось бы объединенное польско-литовское государство, хотя и под российским протекторатом. То, что этот план стратегически являлся несколько преждевременным, а на практике не велось планомерной подготовки к началу боевых операций, обучение солдат было недостаточным, как и снабжение войсковых частей необходимыми материалами, наконец отсутствие согласованности в действиях союзников – все это не беспокоило молодого реформатора. «Маленькая победоносная война» должна была обеспечить суверенитет родине Чарторыйского, и он использовал представившуюся ему возможность. Перед началом войны Александр I посетил родовой замок Адама в Пулавах, беседовал с его семьей. С его стороны это был жест приязни, не более того, но местные жители понимали это иначе. Польская общественность восприняла визит императора с одобрением, близким к ликованию. Патриоты Царства Польского увидели в этом посещении доказательство того, что близок момент осуществления всех доселе несбыточных мечтаний и чаяний. Дружественные России настроения были сильны как никогда. На императора Александра возлагались большие надежды по урегулированию вечного вопроса о польском суверенитете. Казалось, этот исторический момент совсем близок. Неожиданное поражение русской армии при Аустерлице снизило накал патриотических страстей и в России, и в Польше. Как следствие, для придворных императора не осталось незамеченным личное недовольство Александра I и самим Адамом, и его несвоевременным проектом. Насколько горячо молодой император теоретически поддерживал утопические планы Чарторыйского, чтобы стяжать себе лавры победителя Наполеона и освободителя Европы, настолько резко он осудил их поспешность и неподготовленность. Император был разочарован в своем прежде непогрешимом советнике. Он не без помощи недоброжелателей Чарторыйского начал подозревать только личный интерес с его стороны. Политическое влияние А. Чарторыйского заметно ослабло. К нему больше не прислушивались в Иностранной коллегии. Более того, уже в начале 1807 г. Адам вынужден был оставить службу в Министерстве иностранных дел. Правда, император по-прежнему принимал Адама во дворце и с удовольствием выслушивал его советы, но не собирался применять их на практике. Он ясно дал понять, что пылкие диалоги остались в прошлом. Вместо горячего реформатора перед Адамом предстал рассудительный молодой самодержец.

Крайне разочарованный Чарторыйский в 1810 г. навсегда покинул Северную столицу и посвятил себя просветительской работе в Виленском учебном округе, попечителем которого по-прежнему состоял. Тем не менее переписка между ним и императором продолжалась. Это было вполне в духе потомка Екатерины II – вести просвещенный диалог на почтительном расстоянии. В письмах Александр I выражал свое расположение к Адаму и его близким, вспоминал сентиментальные моменты их знакомства и дружбы и как бы между прочим интересовался, какими средствами можно преодолеть заинтересованность польского общества в победе Наполеона в грядущей войне. Непостоянные соседи, разочаровавшись в российском покровительстве, теперь уже видели своим освободителем французского императора. Трудный ход Отечественной войны 1812 г. многому научил императора Александра. Можно сказать, что он возмужал как руководитель и с удовольствием прислушивался к тем голосам, которые называли его «гарантом мирового спокойствия». Он очень много ездил по Европе, и вновь поверивший в свою счастливую звезду Адам сопровождал его. Эта возобновившаяся близость к императору снова укрепила политический вес А. Чарторыйского и подняла его престиж как в самой Польше, так и среди европейских государственных кабинетов.

С новой силой Адам берется за проект создания суверенного Царства Польского. С завидными упорством и дипломатичностью преодолевает он возникшие в 1815 г. на Венском конгрессе разногласия между европейскими державами относительно организации польских территорий. Формальное подчинение России сопровождалось в его планах насчет Польши такими неслыханными свободами, как собственная конституция, выборные сейм и правительство, создание польских вооруженных сил. В России о подобных переменах еще и не мечтали. Соглашаясь с проектом, Александр был намерен опробовать на польской территории конституционное правление и добиться благодарности мятежного польского народа. Польская общественность видела в Чарторыйском народного героя, а представители свободомыслящей интеллигенции и аристократии только его считали достойным титула наместника Польши. На деле все обернулось иначе. Это звание получил преданный императору бывший генерал-губернатор герцогства Варшавского В. Ланской. Затем в связи с назначением Ланского членом Государственного совета наместником стал князь И. Зайончек – бывший активист восстания Т. Костюшко, а потом участник наполеоновских войн, захваченный в плен в ходе войны 1812 г. Получив от императора Александра прощение и титул, Зайончек стал его горячим сторонником и безоговорочно поддерживал все действия российского самодержца. Адаму достались титул сенатора-воеводы и членство в административном совете. Чарторыйский был лишен возможности принимать деятельное участие в административной работе новых структур управления Польшей, но по-прежнему пытался вносить какие-то дополнения в постановления и законы, писал многочисленные доклады на имя императора, стремясь занять прежнее положение. Александр I явно стремился отдалиться от прежнего фаворита, причинявшего своей активностью слишком много неудобств. А. Чарторыйский никак не хотел «знать свое место» в давно изменившейся иерархии ценностей российского самодержца, объясняя его резкое охлаждение к нему временным неудовольствием и государственными заботами. Большим ударом стало для Адама расследование по делу Вольного общества филоматов, тайно действовавшего в 1817 – 1823 гг. на территории подконтрольного ему учебного округа. Разумеется, польское студенчество, интеллигенция и образованные офицеры всегда были склонны к некоторой оппозиции существующему режиму. Эти настроения только укрепились, когда стало ясно, что преобразований, дарованных русским правительством, явно недостаточно. Связи ряда кружков филоматов с обществами декабристского толка в России придали их деятельности значение антимонархического заговора и чуть ли не государственной измены. А император Александр I ощутил себя обманутым в лучших чувствах. Неблагодарные поляки получили столько прав и свобод, сколько и не снилось благонамеренным русским либералам, и все еще недовольны! Поистине они приняли его преждевременное великодушие за слабость характера. По словам современников, император был крайне разгневан. Предпринятые по итогам следствия меры уничтожили в умах поляков всякую надежду на свободу под имперским флагом. Более 100 человек были арестованы и подвергнуты тюремному заключению, монастырскому заточению или ссылке. Это окончательно подорвало доверие Адама к режиму российского самодержца, при котором внутри мягкого пряника всегда был спрятан стальной крючок. Тем более, что расследование проводил бывший товарищ по «Тайному комитету», а ныне соперник и недоброжелатель Н. Н. Новосильцев, благодаря интригам которого Чарторыйский и лишился доверия императора Александра. Итоги расследования были исключительно неблагоприятны лично для Адама. Обвиненный в неблагонадежности, он был вынужден в 1823 г. уйти с поста попечителя учебного округа и отстраниться от всякой общественной деятельности.

До момента нового польского восстания осенью 1830 г. Чарторыйский, по словам современников, не имел былой политической и общественной значимости ни в Польше, ни в России, где его воспринимали как заговорщика и врага империи. В то же время на родине некоторые считали его потерпевшим крах ставленником императора. Подвергнув себя добровольному «внутреннему изгнанию», Адам практически затворился в родовом имении Пулавы и посвятил свой досуг занятиям искусством, филологическим изысканиям и воспитанию детей. Еще в 1817 г. Адам женился на 18-летней графине Анне Сапега, принадлежавшей к роду великих гетманов литовских. В браке у него было трое детей. Кроме того, современники считают именно Адама Чарторыйского истинным отцом Марии дочери императрицы Елизаветы (жены Александра I). Как утверждают придворные очевидцы, девочка, умершая во младенчестве, как две капли воды походила на Адама. В этом обстоятельстве некоторые историки и поныне видят причину глубокого охлаждения императора Александра к своей законной супруге и ее дальнейшей бездетности.

Интересно, что дед Анны Сапега, в свою очередь, был фаворитом русской императрицы Екатерины I, а впоследствии – мужем ее племянницы С. Скавронской. Ловкий авантюрист после смерти Екатерины немедленно продал все имущество жены (сумма составила более 2 млн рублей) и вернулся в Литву. Эти миллионы и положили начало баснословным богатствам гетмана и его потомков.

Считается, что женитьба на молодой графине, приходившейся к тому же дальней родственницей русским монархам, сильно поправила как материальное состояние Адама Чарторыйского, так и его положение в обществе. Но он все время тяготился вынужденной бездеятельностью. Поэтому весть о начале восстания воспринял как сигнал к долгожданному действию. Уже в самом начале движения Адам Чарторыйский был выбран членом административного совета польского правительства. Новые события вдохнули в его жизнь прежний смысл. Его общественный статус снова поднялся, и в декабре 1830 г. он стал председателем Временного правительства Польши, а затем в течение 6 месяцев являлся президентом Национального правительства. Разногласия в среде патриотов и несогласованность их действий больно ранили самолюбие Адама, так как он считал, что досадные мелочи могут погубить великую идею. С подавлением восстания, ликвидацией конституции и автономии надежды А. Чарторыйского на свободу Польши угасли окончательно. Он эмигрировал в Европу и после двухлетних скитаний возглавил парижское крыло партии консерваторов в эмиграции. В доме Чарторыйского было организовано так называемое «Товарищество 3-го мая», более известное как «Отель Ламбер». Консерваторы считали его будущим королем Царства Польского.

Еще более 20 лет «мятежный Адам» поддерживал все антирусские начинания стран Западной Европы, оказывал большую помощь революционным кружкам и движениям освободительного толка. Он предполагал, что поражение России приведет к успеху Польши и ее самостоятельности. Известно, что во время Крымской войны Чарторыйский активно содействовал организации в Турции польских военных частей. Парижский мир, подписанный весной 1856 г., полностью опрокинул его надежду на независимость Польши. Адам Чарторыйский навсегда оставил занятия политикой, сохранив только звание президента литературно-исторического общества польских эмигрантов. Скончался Адам Чарторыйский в 1861 г.

Николай Николаевич Новосильцев (1761 – 1838)

Верный сторонник и преданный фаворит Александра I, Николай Новосильцев родился в 1761 г. Как гласит семейное предание, он был сыном Марии, сестры графа А. Строганова, родившимся до ее брака с Н. Н. Новосильцевым. Поэтому, хотя Николай и носил фамилию отца, но воспитывался в доме дяди. Новосильцев получил блестящее образование, затем последовательно служил в армии и в Иностранной коллегии (в 1786 г.). Молодой Николай Новосильцев принял участие в войне со Швецией (1788 – 1790 гг.), где проявил себя отчаянным храбрецом. В военных действиях осторожность и медлительность были ему не свойственны. Так, он был отмечен среди участников сражения у пролива Бьерке-Зунд и в знак отличия назначен ординарцем командующего гребным флотом России. На этом его военные подвиги не закончились. Благодаря исключительной смелости, проявленной Николаем во время схватки у группы островов Мусала, уже в августе 1789 г. он получил звание полковника. После окончания войны на несколько лет Новосильцева затягивают обычные армейские будни. В это время он был представлен ко двору цесаревича Александра. Затем долг защитника отечества обернулся для Новосильцева другой стороной: он принял деятельное участие в подавлении знаменитого восстания за независимость польского генерала Т. Костюшко. При этом Новосильцев, которому не исполнилось еще и тридцати, проявил себя не как заурядный каратель, но, скорее, как хитроумный дипломат-переговорщик и умелый администратор. Уже тогда он подумывал о карьере в сфере государственного управления, но в силу некоторых обстоятельств для него это оказалось невозможным. Выход нашелся сам собой. Николай ушел с воинской службы, которая уже начала его тяготить, и снова появился при дворе цесаревича. Там он присутствовал при беседах будущего императора с его свободомыслящими молодыми друзьями из ближнего круга. Основным кредом Новосильцева тогда и на будущее стала благонамеренность, а врожденная дипломатичность позволила находить общий язык с представителями различных политических и философских воззрений: сторонником освобождения Польши А. Чарторыйским, умеренным вольнодумцем Ф. Лагарпом и пылким якобинцем П. Строгановым. Своим друзьям он казался слишком осторожным, но вдумчивый и внимательный Николай приобрел симпатию будущего императора именно своей надежной, лишенной крайностей позицией, внушающей доверие. Из этого равновесия умеренных свобод и патерналистского надзора впоследствии и образовалась государственная идеология «охранительного патриотизма». Вызывали уважение и стремление Николая фиксировать на бумаге отдельные проекты будущих реформ (для того чтобы вернуться к ним впоследствии), и безусловная поддержка идей цесаревича, всякий раз – с соответствующим разумным обоснованием. Но императору Павлу не нравился маленький кружок «юных заговорщиков». Врожденная подозрительность заставляла его видеть заговоры там, где их не было. Поэтому образовавшийся «Негласный комитет» был быстро расформирован, а его члены разосланы: Чарторыйский – послом в Сардинию, Строганов – в имение отца под «домашний арест».

Почувствовав неудовольствие императора Павла, Новосильцев быстро сориентировался и выехал за границу. Там Николай начал вести жизнь образованного русского аристократа: путешествовал по Европе, штудировал книги по медицинскому делу и математике, посещал лекции университетских профессоров. Затем Новосильцев на несколько лет поселился с образовательными целями в Великобритании, где его внимание привлекли традиционное английское право и особенности конституционного правления. Николаю импонировало истинно европейское сочетание свобод и правопорядка, но он был далек от мысли о государственном переустройстве в Российской империи. Он надеялся на лучшее, а пока жадно, как губка, впитывал новые сведения и делал выводы из собственных наблюдений. Новосильцев не ошибся в своих надеждах. Он снова оказался полезным. После гибели Павла I молодой император, еще не вполне оправившись от потрясших его впечатлений, повелел Николаю прибыть в его распоряжение. Новосильцева назначили чиновником по особым поручениям, и это стало первым шагом к его государственной карьере и дальнейшему благоденствию. Исследователи спорят о том, как могли уживаться в одном человеке герой войны и беззастенчивый интриган, реформатор, автор проекта конституции и сторонник жесткой цензуры. Ответ, как представляется, лежит на поверхности. Как известно, Николай не нуждался в деньгах, но в силу определенной сомнительности его происхождения высокого карьерного взлета ему ждать не приходилось. Надеяться нужно было на личные качества и счастливый случай. Поэтому представившуюся возможность закрепиться на вершине власти он не упустил. А дальше постарался удержаться на ней единственным доступным способом: предугадывая и ревностно исполняя желания монарха. Принцип охранительного патернализма как нельзя лучше этому соответствовал, а до поры можно было поддерживать вслед за молодым императором занимавшие его либерально-просветительские идеи. В такой манере поведения его современники видели сходство Н. Н. Новосильцева с С. С. Уваровым – другим фаворитом александровской поры. По словам А. С. Пушкина, Уваров, чей отец был ординарцем Г. А. Потемкина (фаворита Екатерины II), «оставаясь человеком начитанным и умным, сочетал в себе образованность с крайним низкопоклонством и двуличием». Фактически либеральные идеи юности служили и тому, и другому не более, чем пропуском к безбедному существованию. Именно этим и объясняются постоянные интриги, при помощи которых А. Чарторыйский был скомпрометирован в глазах императора Александра I. Речь шла не только о конфликте идей, но и о месте под солнцем. А Александру I, несмотря на молодость, прошедшему хорошую школу «дворцовой дипломатии», требовались для успешного руководства страной не столько глубокомысленные друзья, сколько талантливые и преданные исполнители. Но все это будет в дальнейшем. А пока молодой и исполнительный чиновник Новосильцев стремительно завоевывал доверие императора своим умом, начитанностью и расторопностью. За короткий срок по распоряжению государя Николай изучил множество документов, касающихся новых реформ: относительно сельского хозяйства, торговых отношений, развития казенных предприятий. Искусство и культура, учреждение печатных изданий, народное образование и управление делами религий также входили в круг его рассмотрения. Кроме того, отдельные предложения в налоговом законодательстве принадлежали авторству Новосильцева. Созданный по его предложению «Тайный комитет» только упрочил положение Николая при дворе императора. Он вносил на рассмотрение государя и других членов комитета разработанные им предложения относительно реформы финансовой системы в Эстляндии и Лифляндии. То же самое касалось и предварительного проекта освобождения крестьян этих территорий. Кроме того, Новосильцев создал регламент обязанностей и полномочий нового Сената и составил Положение о министерствах.

Император полностью доверял Николаю. Комнаты нового фаворита располагались недалеко от апартаментов Александра I, и Николай был вхож к нему в любое время. Бурная деятельность Новосильцева не ограничивалась законотворчеством. В дальнейшем он сопровождал императора в путешествиях по Европе и к тому же являлся товарищем министра юстиции, президентом Академии наук, членом законодательной комиссии и попечителем Петербургского учебного округа практически одновременно. Разносторонняя деятельность успешно сочеталась у Новосильцева с тягой к неформальным обществам. Так, он состоял в масонской ложе и еще являлся соучредителем «Вольного общества любителей русской словесности, наук и художеств». Философский подход к истинности и своевременности задуманных преобразований соседствовал у Новосильцева с уместной практичностью. Так, в 1804 г., почувствовав некоторое охлаждение императора по отношению к нему, Николай выехал за границу, где выполнил множество секретных дипломатических поручений. Именно его, как и другого фаворита Александра – Дмитрия Балашова, по словам современников, можно было считать стоявшим у истоков продуманной системы тайной полиции в Российской империи. До того момента работа российских представителей Иностранной коллегии за рубежом, секретных агентов, дознавателей и розыскников между собой не была тщательно согласована, не всегда осуществлялся и своевременный контроль над исполнением поручений.

В Европе, по свидетельству очевидцев, он пребывал в перманентном состоянии уныния и чрезвычайной гордости. В это время он пристрастился к спиртному и, как тогда говорили, «к низменным увеселениям». Эти пороки сохранились у него до конца жизни. Тем не менее разгульное времяпрепровождение не оказывало влияния на успешность возложенных на Новосильцева дипломатических поручений. Так, в 1805 г. он с блеском заключил договор о сотрудничестве с Англией. Окрыленный успехом, в следующем году он был командирован к Бонапарту с аналогичной миссией. По не зависящим от него причинам она сорвалась – Наполеон успел объявить войну России прежде, чем дипломат добрался до французской столицы. Следующие три года реабилитировавший себя Новосильцев снова безотлучно находился возле государя, выполняя его распоряжения. На этом посту он успел прославиться как учредитель цензуры, призванной пресекать неблагонадежные сочинения и общественные настроения и поощрять только те, которые явно содействуют укреплению монархии. И с того же времени широко распространенный ранее в печати эзопов язык стал официально преследоваться. Закрыт был «за несвоевременностью» вопрос об освобождении крестьян. Любопытно, что от авторов географических и этнографических сочинений, например о быте турецкой или африканской деревни, требовали подписной лист о том, «что описанные в книге безобразия и неустройства действительно происходят в Турции, а не в пределах нашей империи». Показательно, как менялись ведомственные инструкции цензоров в тот период. Поскольку официальная оценка в то время, например, личности Наполеона в силу разных причин варьировалась от добродушно-нейтральной до резко негативной, так же разительно отличались и пропущенные в печать сочинения о нем и цензорские рецензии на них. Более того, стало «доброй традицией» строго наказывать провинившихся не уместной оценкой цензоров, даже если она совсем недавно полностью соответствовала официальной точке зрения.

Во время Отечественной войны 1812 г. Николай снова трудится на дипломатическом поприще. Его усилия достойно вознаграждены по завершении военных действий – с 1813 г. он становится главным распорядителем финансов во вновь учрежденном герцогстве Варшавском и руководит его временной администрацией в чине вице-президента. Оставив руководство территорией, названной Царством Польским, В. С. Ланскому, а затем И. Зайончеку, Новосильцев получает в свое распоряжение Комитет по учебной части. Наконец на протяжении 10 лет (до 1831 г.) Николай находится в непосредственном распоряжении наместника Польши – великого князя Константина. Закономерно, что, начав свою карьеру в Польше с усмирения освободительного движения, Новосильцев и завершил ее в роли гонителя свободомыслия.

По словам современников, он настолько ревностно искоренял всякое неповиновение и инакомыслие, что даже ускорил тем самым вспышку восстания.

Отдельно в этой связи стоит упомянуть закрытое расследование деятельности философских кружков так называемых «филоматов-филаретов», разгромившее свободомыслящую польскую интеллигенцию. Как считали современники, этот процесс был затеян Новосильцевым во многом для того, чтобы политически дискредитировать А. Чарторыйского и убрать его с должности попечителя Виленского учебного округа. Этот закрытый процесс превратил многих безобидных до того вольнодумцев в закоренелых диссидентов и создал им славу народных героев Польши и мучеников за идею.

Парадоксально, но в 1820-х гг. по поручению императора Н. Новосильцев пишет проект новой конституции для Российской империи. Двухпалатная система управления, свобода слова и собраний, зависимость монарха от решений «русского сейма» не слишком сообразовались с образом угодливого реакционера. Но тем не менее это так. Особым разделом в той конституции стоял крестьянский вопрос. Эту часть документа со знанием дела подготавливал другой фаворит императора – А. А. Аракчеев.

За многолетнюю беспорочную службу в 1831 г. Н. Новосильцева удостоили должности члена императорского Госсовета. В дальнейшем он стал председателем этого органа и руководил Кабинетом министров.

По свидетельствам очевидцев, когда ему напоминали о либеральных проектах юности, он только посмеивался. Служебное рвение Новосильцева было достойно вознаграждено в 1835 г., когда он был торжественно возведен в графское звание. Он не был женат и не оставил потомства. Скончался Н. Новосильцев в 1836 г. Его деловые бумаги, личная переписка и другие документы, так же как и большая библиотека, на 3/4 сгорели во время польского восстания в 1831 г. Оставшаяся часть архива была спасена его племянником и сохранилась до наших дней.

Павел Александрович Строганов (1774 – 1817)

Павел Александрович Строганов – русский государственный и военный деятель, друг детства Александра I. Родился в Париже в 1774 г. и до 7-летнего возраста жил во Франции, поэтому в детские годы плохо говорил на родном языке.

Павел Строганов был крестником великого князя Павла Петровича – будущего императора Павла I.

В формировании личности Павла Строганова большую роль сыграл его наставник и учитель Жильбер Ром. Это был волевой и целеустремленный, энциклопедически образованный, но бедный интеллектуал, который, несмотря на бедственное финансовое положение, из гордости долгое время не хотел идти в учителя к богатым мира сего. Тем не менее в конце концов он согласился, загоревшись желанием воспитать сына состоятельного человека, применив просветительские теории воспитания. К тому же Рома привлекала национальность его потенциального ученика: он считал Россию «дикой», т. е. в понимании того времени «не испорченной цивилизацией» страной.

Однако ситуация внезапно усложнилась: мать Павла сбежала с другим мужчиной, оставив сына на попечение мужа. Объяснить маленькому мальчику, почему его мама бросила его, было трудно. Жильбер, искренне привязавшийся к своему воспитаннику, не мог решиться сказать правду и причинить ребенку страдания. Чтобы Павел случайно обо всем не узнал, Ром отправился с ним в путешествие по России.

Наставник считал, что образование обязано включать знакомство с родной страной и родным языком. Кроме того, длительное путешествие закалило Павла физически и способствовало его нравственному развитию: он узнал свою страну изнутри, познакомился с живым языком и подлинной российской действительностью.

Для завершения образования Жильбер повез Павла в Европу. Большое влияние на юношу оказала Швейцария – жители этого маленького государства с республиканской формой правления стали для него примером истинного патриотизма, а восхитительные пейзажи навсегда запечатлелись в душе Павла. Финальной точкой путешествия Жильбера и его ученика стал Париж, где они угодили в гущу революционных событий. Ром примкнул к якобинцам и, кинувшись в пучину революции, увлек за собой и своего молодого подопечного. Павел слушал выступления революционных деятелей, а по некоторым сведениям, даже участвовал в штурме Бастилии.

Слухи о революционных связях Павла дошли до его отца Александра Сергеевича Строганова, который пришел в ярость от таких новостей. Он считал, что Жильбер не имел права втягивать своего ученика в революционное движение, и, выплатив Жильберу причитавшуюся ему за работу сумму, велел ему отправить Павла обратно в Россию. Противиться воли отца Павел не посмел, к тому же в это время вышел указ Екатерины II, предписывавший всем русским покинуть революционную Францию.

В 1795 г. Жильбер Ром был осужден как якобинец. Вместе со свои ми единомышленниками он совершил самоубийство, заколовшись тайно принесенным в тюремную камеру кинжалом.

Павел Строганов вернулся в Россию. Екатерина II, недовольная его поведением в Париже, повелела ему не покидать московского имения Строгановых. Лишь незадолго до своей смерти императрица позволила молодому человеку вернуться в Петербург.

На родине способности Павла оказались невостребованными. Возможно, именно чувство заброшенности и собственной ненужности, сблизило его с великим князем Александром Павловичем, а потому с 1796 г. Павел Строганов вошел в круг фаворитов Александра.

В 1798 г. Строганов стал действительным камергером. Именно с воцарения Александра I началось стремительное развитие карьеры Павла Строганова.

В 1801 г. он стал инициатором создания «Негласного комитета» – неофициального совещательного органа. По замыслу в «Негласном комитете» должны были царить демократические порядки, а император наравне со своими друзьями, членами комитета, – участвовать в обсуждении проектов будущих реформ. В 1802 г. Строганов получил чин тайного советника и должность товарища министра внутренних дел. В военную кампанию 1805 г. он находился при императоре, занимаясь текущими дипломатическими делами. В 1806 г. Александр послал Павла Александровича в Лондон для ведения переговоров о создании совместной коалиции против Франции. А в 1807 г. Строганов был освобожден от должности товарища министра внутренних дел и назначен сенатором. Эти перемены заставили его отойти от политики и заняться карьерой военного. Ради этого он поступил волонтером в действующую армию, где ему было поручено командование казачьим полком. Строганов сумел проявить себя и как талантливый военный деятель. После окончания кампании он в чине генерал-майора был официально принят на военную службу и награжден орденом Святого Георгия 3-й степени за отвагу, проявленную в битве на реке Алле 24 мая 1807 г. против французских войск. Строганов тогда находился при легких войсках под командованием генерал-лейтенанта М. И. Платова. Вместе со своими отрядами он переправился через Аллу и ударил неприятелю в тыл, перехватив вражеский обоз и взяв в плен более 500 человек. В декабре 1807 г. Павел Александрович стал генерал-майором, а уже в январе 1808 г. был направлен в лейб-гвардии Измайловский полк. В 1808 – 1809 гг. он участвовал в войне со Швецией.

Во время русско-шведской войны Строганов участвовал в переправе на Аландские острова, осуществленной русскими войсками под командованием генерала П. И. Багратиона.

В 1809 – 1811 гг., находясь в Дунайской армии, Строганов принимал участие в военных действиях против турок, где вновь проявил отвагу и незаурядные военные способности. В мае 1809 г. Павел Александрович был назначен командиром лейб-гренадерского полка, а также бригадным начальником 1-й гренадерской дивизии, а в сентябре 1811 г. стал генерал-адъютантом.

В Отечественную войну 1812 г. Строганов командовал 1-й гренадерской дивизией, в Бородинском сражении ему пришлось заменить раненого генерала Н. А. Тучкова и возглавить 3-й пехотный корпус. За проявленное мужество в октябре 1812 г. он получил звание генерал-лейтенанта. Павел Александрович участвовал также в сражениях при Тарутине, Малоярославце и Красном. Строганов участвовал и в Битве народов 1813 г. под Лейпцигом, за что был награжден орденом Святого Александра Невского, и руководил штурмом крепости Штаде близ Гамбурга. В 1814 г. он воевал на территории Франции, находясь в войсках генерала Ф. Ф. Винцингероде, сражался при Шампобере, Монмирале, Вошане. В апреле того же года Строганов получил орден Святого Георгия 2-й степени, а в сентября принял командование 2-й гвардейской пехотной дивизией.

В 1814 г. в битве при Краоне на глазах Павла Строганова погиб его единственный сын Александр. Участвовавший во Французской революции и закаленный не в одном сражении, Павел Александрович не смог пережить личной трагедии – смерть сына сломила его.

Через три года, в 1817 г., Павел Александрович Строганов скончался и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры Петербурга.

Петр Петрович Долгоруков (1777 – 1806)

Петр Петрович Долгоруков – второй сын генерала от инфантерии князя Петра Петровича Долгорукова. В царствование Екатерины II Долгоруков-старший занимал должность московского губернатора и женился на княгине Анастасии Симоновне (в девичестве – Лаптевой) женщине умной и образованной, а потому супруги Долгоруковы считали крайне важным дать своим сыновьям хорошее образование. Как и большинство дворян того времени, Петр Долгоруков-младший был зачислен на военную службу еще в детстве. Пока ребенок рос, «рос» и его военный чин, так что к 15 годам (1792 г.) мальчик уже стал капитаном Московского гренадерского полка. В 1793 г. его повысили до премьер-майора и назначили адъютантом генерал-аншефа Ю. В. Долгорукова, приходившегося мальчику двоюродным дядей. В 1795 г. Петра Долгорукова в звании подполковника перевели в гарнизонный полк генерал-лейтенанта Н. П. Архарова, а через 2 года повысили до полковника. Полк Архарова все это время находился в Москве, поэтому офицеры могли наслаждаться прелестями светской жизни, особо не тяготясь своими служебными обязанностями. Однако молодому горячему Пет ру не по душе было прозябать в Москве – он жаждал реальных дел. Молодой человек написал императору Павлу I прошение с ходатайством о переводе его на действительную военную службу, однако оно было отклонено. Петр рискнул вторично направить прошение императору, но и эта попытка не увенчалась успехом. Письмо было возвращено с повелением впредь не беспокоить государя подобными просьбами. В отчаянии Петр решил сделать «ход конем»: он направил еще одно прошение, но на сей раз не императору, а его наследнику, великому князю Александру Павловичу, и тому удалось склонить отца к изменению его решения. В итоге в сентябре 1798 г. Петр Долгоруков был назначен комендантом Смоленска, также ему было присвоено звание генерал-майора. Молодой человек оправдал оказанное ему доверие. За 3 месяца службы он привел в порядок запущенные дела и отправил донесение о преданности смоленского дворянства престолу. Своей успешной деятельностью на посту коменданта Долгоруков не мог не обратить на себя внимания императора, и в декабре 1798 г. Павел произвел 21-лет него молодого человека в генерал-адъютанты. Приехав в Петербург и лично познакомившись с государем, Долгоруков еще больше понравился тому своей смелостью и прямотой.

На отца Петра Долгорукова был сделан ложный донос, и император Павел предложил своему новому генерал-адъютанту выбрать наказание для людей, оклеветавших его отца. «Накажите их презрением, ваше величество», – ответил князь. Павел, восхищенный его благородством, воскликнул: «Вот Долгорукова кровь!»

В 1799 – 1801 гг. Петр Долгоруков близко сошелся с будущим императором Александром I. Доподлинно неизвестно, какую роль он играл в дворцовом перевороте 1801 г., но его имя в числе заговорщиков упоминается только в воспоминаниях А. Ф. Коцебу, что ставит достоверность этой информации под сомнение.

Так или иначе с воцарением Александра I Петр Долгорукий становится одним из первых лиц в государстве. В 1802 г. император отправил его проверяющим в Виленскую и Гродненскую губернии, которые возглавлял генерал-лейтенант Л. Л. Беннигсен. Долгоруков остался доволен положением дел в губерниях и после его доклада Беннигсена произвели в генералы от кавалерии. В том же году Александр послал Долгорукова в Берлин к прусскому королю, чтобы договориться о дальнейшей встрече обоих монархов. Поручение было секретным, и Петр Петрович блестяще справился с возложенной на него миссией. Он произвел благоприятное впечатление на королевскую семью, вопрос о встрече правителей обоих государств был быстро улажен, после чего Долгоруков вернулся в Петербург. 20 мая 1802 г. Александр отправился в Пруссию, где и встретился с королем Фридрихом Вильгельмом. Сопровождавшая российского императора свита до последнего момента не знала истинной цели путешествия. После возвращения из Пруссии Александр дал Долгорукову новое задание. Князь отправился в Финляндию. В это время между Россией и Швецией как раз назревал острый конфликт из-за финляндских границ. Ситуация складывалась напряженная, и разрыв отношений между двумя державами казался неизбежным. Долгоруков сумел уладить дело и предотвратить такой неблагоприятный исход. Следующие два года Долгоруков провел в Петербурге. Уже в это время князь разрабатывал план борьбы с Наполеоном. Однако замыслы Долгорукова противоречили внешнеполитической линии, которую проводил другой фаворит Александра I – польский князь А. Чарторыйский. Последнего поддерживали Н. Н. Новосильцев, П. А. Строганов и В. П. Кочубей. Тем не менее Долгоруков не побоялся выступить против них. В конце концов для ведения переговоров с Пруссией Александр выбрал именно Петра Петровича.

Существует такая легенда, что однажды за царским столом Петр Долгоруков открыто высказал А. Чарторыйскому следующее: «Вы рассуждаете, милостивый государь, как польский князь, а я рассуждаю, как русский». Чарторыйский не нашел, что возразить, и молчал до конца обеда.

По приезде в Берлин П. Долгоруков был ласково встречен королем Фридрихом Вильгельмом и королевой Луизой. Перед Петром Петровичем стояла задача убедить короля пропустить русские войска, которые спешили на помощь Австрии в борьбе с Наполеоном, через свою территорию. Первоначально Фридрих был против, но Долгорукову удалось склонить его на свою сторону. Решающим аргументом стало известие о нарушении французскими войсками нейтралитета прусских владений в Анспахе.

Узнав об удачном исходе переговоров, Александр I поспешил в Берлин, а затем в Ольмюц, где его ожидал австрийский император. 16 октября 1805 г. произошел небольшой военный инцидент у Вишау, окончившийся победой антинаполеоновских сил. Этот маленький успех вдохновил молодых и неопытных военачальников коалиции. Воинственные и самонадеянные, они требовали немедленных решительных действий. Проигнорировав советы осторожного М. И. Кутузова, они предпочли следовать плану атаки, разработанному австрийским полковником Ф. Вейротером. Среди виновников аустерлицкого провала был и Петр Долгоруков. Предыдущие военные успехи вскружили молодому князю голову. Александр же, довольный действиями своего фаворита, все больше прислушивался к его мнению, пренебрегая советами Кутузова. Несмотря на то что многие приближенные настаивали на кандидатуре генерал-адъютанта Ф. Ф. Винцингероде, император решил послать для ведения последних переговоров с Наполеоном перед Аустерлицкой битвой Петра Долгорукова. Любимец императора вел себя с Наполеоном крайне дерзко и вызывающе, и самоуверенность погубила его. Долгоруков не сумел трезво оценить ситуацию и поддался ура-патриотическим настроениям. Его донесение о прошедших переговорах было крайне легкомысленным и необъективным, но именно оно сыграло роковую роль, утвердив союзников в решении атаковать войска Наполеона на следующий день. Аустрелицкая битва окончилась полным разгромом антинаполеоновских сил.

Надо отметить, что Петр Долгоруков лично участвовал в сражении в колонне войск князя П. И. Багратиона и проявил отвагу и мужество, за что в феврале 1806 г. был награжден золотой шпагой «За храбрость». Современники не без основания обвиняли молодого князя в провале Аустерлицкой битвы, в ответ на что Долгоруков составил две оправдательные записки на французском языке. На следующий день после Аустерлица Александр послал Долгорукова в Берлин, чтобы сообщить королю подробности прошедшей битвы и продолжить переговоры о скреплении союза между Россией и Пруссией. В течение месяца, с декабря 1805 г. по январь 1806 г., Александр получал от князя донесения о происходившем в Пруссии. Возможно, аустрелицкий провал несколько остудил пыл Петра Долгорукова. Об этом можно судить даже по характеру его донесений: четких, ясных, в достаточной мере объективных. Он докладывал о впечатлении, произведенном в Берлине рассказом о подробностях Аустрелицкого сражения, о нерешительности и сомнениях короля, о борьбе между графом К. А. Гарденбергом и графом Х. А. Гаугвицом, завершившейся победой последнего. Долгорукову также удалось узнать о тайном договоре графа Гаугвица с Наполеоном, согласно которому Франция и Пруссия получали принадлежавший Англии Ганновер.

В середине февраля 1806 г. Долгоруков вернулся в Петербург, а уже осенью император отправил его на юг в армию генерала И. И. Михельсона, которая должна была начать боевые действия против Турции. Такое назначение свидетельствовало об охлаждении Александра к своему фавориту. Дело в том, что центр событий в это время находился в армии Л. Л. Беннигсена, сражавшейся с наполеоновскими войсками. Отправка в армию Михельсона означала если не опалу, то во всяком случае утрату прежнего доверия со стороны императора.

Мнения современников о том, что произошло дальше, расходятся. Есть сведения о том, что самоуверенность Долгорукова снова сыграла с ним злую шутку. Старику Михельсону не понравилась чрезмерная активность молодого князя и его привычка вмешиваться во все дела, и генерал пригрозил принять против Долгорукова самые суровые меры. По другим свидетельствам, князя вернул сам император из-за разгрома Пруссии и новых осложнений в отношениях с Наполеоном.

Долгоруков проделал обратный путь в рекордно короткий срок, на перекладных. В самый день приезда он получил аудиенцию у императора. Разговор продолжался долго и, по всей видимости, был не очень приятным. Изнеможение и большое нервное напряжение усугубили лихорадку, подхваченную Долгоруким еще по дороге с юга. Доктора поставили диагноз: гнилая горячка на тифозной почве. Помочь князю врачи не смогли.

Через неделю, 8 декабря 1806 г., Петр Долгоруков скончался в возрасте 29 лет. Похоронен он в Благовещенском соборе Александро-Невской лавры.

Карл Васильевич Нессельроде (1780 – 1862)

Карл Васильевич Нессельроде – государственный деятель, министр иностранных дел. Родился в семье российского посланника в Лиссабоне и гимназическое образование получил в Пруссии. Как и его мать, Карл был протестантом и до конца жизни так и не научился правильно говорить по-русски. Еще в младенчестве он был записан мичманом в русский флот.

В 1796 г. Карл окончил Берлинскую академию и приехал в Петербург. Царствовавший тогда Павел I направил его служить на флот, затем перевел в армию, а в 1799 г. Нессельроде получил чин полковника. Однако ни на флоте, ни в армии он не проявил особых способностей и вскоре был отправлен в отставку.

Карьерные неудачи на военном поприще не заставили Нессельроде отказаться от государственной службы, и он решил попробовать себя в роли дипломата. С 1801 г. уже при новом императоре он служил чиновником русских миссий в Берлине, Гааге, Париже.

После дворцового переворота 1801 г., окончившегося убийством Павла I, Нессельроде был отправлен в Вюртемберг, чтобы известить местного герцога о вступлении на престол Александра I.

Во время службы в Германии Нессельроде познакомился с австрийским дипломатом Клементом Венцелем Лотаром фон Меттернихом. С той поры и до конца жизни Меттерних оставался для Карла кумиром, эталоном дипломата, образцом для подражания. Нессельроде всегда прислушивался к советам своего учителя, а тот, разумеется, использовал его слепое поклонение в собственных целях. Именно со времени знакомства с Меттернихом главной целью дальнейших политических действий Нессельроде стало тесное сближение с Австрией.

В 1807 г. Карл Васильевич был направлен в Тильзит под начало русских уполномоченных князей Д. И. Лобанова и А. Б. Куракина. Вскоре он был назначен советником посольства в Париже, где вновь встретился с Меттернихом, служившим австрийским послом во Франции. Депеши Нессельроде, которые он составлял для русского посла Толстого, писались под влиянием Меттерниха, поэтому в них он крайне недоброжелательно отзывался о Франции, подготавливая почву для будущего союза России и Австрии.

В 1810 г. Нессельроде по собственному желанию был отозван в Россию. События последних лет привели к заметному ухудшению отношений между Россией и Францией. Профранцузские настроения среди русского дворянства уже ослабели, а потому Карл Васильевич со своей ненавистью ко Франции пришелся как раз кстати. Александр I принял его очень ласково и назначил статс-секретарем. Император также пожелал, чтобы в случае войны Нессельроде сопровождал его и отвечал за политическую переписку государя.

В 1812 г. Нессельроде женился на дочери министра финансов Д. А. Гурьева, имевшего большое влияние при дворе, тем самым упрочив свое положение императорского любимца.

С 1812 по 1815 г. Карл Нессельроде находился при Александре I. Перед началом войны с Наполеоном он твердо продолжал придерживаться про австрийской позиции, в то время как канцлер граф Н. П. Румянцев советовал Александру не доверять Австрии и спровоцировать внутри этого государства восстание славян. Александр прислушался к мнению Нессельроде.

После победы над наполеоновскими войсками на территории России, когда М. И. Кутузов советовал выйти из войны, Нессельроде теперь уже вместе с Румянцевым настоял на продолжении боевых действий на территории Германии, чтобы окончательно уничтожить французское могущество. И вновь Александр принял сторону Карла Васильевича.

В 1815 г. Нессельроде присутствовал на Венском конгрессе. В это же время обнаружилось наличие тайного договора между Францией и Австрией против России. Это несколько подорвало его позиции, ведь он всегда видел в Австрии верного союзника своей страны.

В 1816 г. Карл Нессельроде стал управляющим Иностранной коллегии, однако в противовес ему император поручил ведение внешней политики графу И. А. Каподистрии – человеку умному, незаурядному, чьи взгляды на внешнюю политику России в корне отличались от воззрений Нессельроде. В роли арбитра в противостоянии двух министров выступал сам Александр I. При этом симпатии императора все же склонялись в сторону Карла Васильевича (именно его он брал с собой на конгрессы в Аахен, Троппау, Лайбах, Верону). В 1822 г. граф Каподистрия был отстранен от занимаемой должности и вся полнота власти перешла в руки Нессельроде, который, несмотря на конфузию 1815 г., продолжал придерживаться линии сближения с Австрией.

Приход к власти в 1825 г. Николая I также не поколебал его позиций. В 1830 г. в Карлсбаде Нессельроде вновь встретился со своим кумиром Меттернихом. Тот отчитал российского министра за оказание поддержки греческому восстанию. По свидетельству самого австрийца, Нессельроде признал справедливость его упреков.

В 1844 г. Карл Васильевич занял пост государственного канцлера. Чтобы проиллюстрировать методы, с помощью которых Нессельроде вел дела, можно привести такой пример. В 1843 г. адмирал и дипломат Е. В. Путятин предложил Николаю I план экспедиции к восточным морским границам России с Китаем и Японией. Император одобрил проект и приказал снарядить корвет «Менелай». Перед мореплавателями ставились две задачи: наладить торговые отношения с Японией и Китаем, а также осмотреть лиман и устье реки Амур, которые считались в то время недоступными. Проект вызвал горячие протесты Нессельроде, который опасался, что экспедиция спровоцирует разрыв отношений с Китаем и вызовет недовольство европейских стран, особенно Англии. Предлогом для ее отмены стала дороговизна всего предприятия. Министр финансов Е. Ф. Канкрин подсчитал, что на снаряжение понадобятся 250 000 рублей, и поддержал Нессельроде. Экспедиция Путятина была отменена. Тем не менее, чтобы не навлечь на себя гнев Николая I, царедворцы придумали следующую хитрость. К устью Амура был отправлен крошечный бриг «Константин» под командованием поручика Н. В. Гаврилова. Экспедиция была наисекретнейшей и снаряжалась с огромными предосторожностями. Гаврилов честно написал в отчетном донесении, что в тех условиях у него просто не было возможности должным образом выполнить возложенную на него задачу. Однако формально экспедиция состоялась, и Нессельроде доложил Николаю, что его приказание выполнено. По данным Гаврилова, Сахалин – это, как и предполагалось ранее, полуостров, Амур недоступен с моря, а посему не имеет для России никакого значения. В итоге Особый комитет, председателем которого был все тот же Карл Нессельроде, постановил признать Амурский бассейн владениями Китая и навсегда отказаться от всех притязаний на эту территорию. Только в 1849 г. экспедиция под командованием Г. Н. Невельского окончательно доказала то, о чем давно уже знали японцы: Сахалин – это остров.

В 1849 г. Нессельроде склонил Николая I вмешаться в дела Австрии и помочь в усмирении венгерского восстания. Крымская война также была развязана не без участия министра иностранных дел. В 1856 г. Карл Васильевич был отправлен в отставку Александром II.

На протяжении всей своей жизни Карл Нессельроде был ярым противником всякого свободомыслия, вообще любого свободного стремления не только в России, но и во всем мире. Неоднократно он высказывался за ужесточение цензуры. Кроме того, он был сторонником крепостного права в России, считая, что оно полезно как для помещиков, так и для крестьян. Незадолго до реформы 1861 г. Карл Васильевич высказывал опасения, что отмена крепостного права разрушит патриархальный уклад русского быта.

Александр Николаевич Голицын (1773 – 1844)

Александр Николаевич Голицын – князь, русский государственный деятель, министр народного просвещения – родился в 1773 г. При Екатерине II он был зачислен в пажи, и, находясь с детских лет при дворе, достаточно тесно сошелся с внуками императрицы – великими князьями Александром и Константином. Он был постоянным участником их детских игр, а позже приобрел славу галантного остроумного кавалера. Однако воцарение Павла I на время прервало его бурно начинавшуюся карьеру придворного: император выслал Голицына из Петербурга.

Александр I возвратил своего друга детства из ссылки, и в 1802 г. Голицын был назначен обер-прокурором Сената, а в 1803 г. возглавил Святейший синод и получил должность статс-секретаря.

В 1808 г. Александр Николаевич был в числе государственных деятелей, сопровождавших Александра I в Эрфурт на встречу с Наполеоном. В 1810 г. к его обязанностям прибавилась еще одна – он стал главноуправляющим иностранными исповеданиями, сохранив прежние должности в Сенате и Синоде. В том же году он вошел в состав Государственного совета.

При знакомстве с биографией Голицына может возникнуть ощущение, что на самом деле под этим именем существовали два разных человека. Молодой Голицын был типичным вольнодумцем рубежа XVIII – XIX вв. Жизнерадостный, веселый, несколько легкомысленный, он не особенно интересовался общественной деятельностью, предпочитая жить в свое удовольствие. Вопросы религии также мало его увлекали.

Назначение на пост обер-прокурора Синода стало для Александра Николаевича неожиданностью. По всей видимости, Александру I просто был нужен на этой должности свой человек, поэтому характер и предпочтения будущего обер-прокурора в расчет не принимались. Однако с годами в Голицыне произошла серьезная перемена – он стал все больше погружаться в мистико-религиозные учения, а благочестие стало для него главным признаком истинного просвещения.

В 1816 г. Голицын был назначен министром народного просвещения. Годом позже это ведомство было объединено с министерством духовных дел. Новое учреждение опять-таки возглавил Александр Николаевич, правда, при этом император освободил его от должности обер-прокурора.

А. С. Пушкин написал на Александра Голицына эпиграмму, в которой недвусмысленно намекал на его нетрадиционную сексуальную ориентацию. Эта эпиграмма начинается словами «Вот Хвостовой покровитель…»

Взгляды и убеждения Голицына отразились на системе школьного образования. Во главу угла ставилось благочестие, образование оказывалось в прямой зависимости от религии, усилилась цензура. Литературные произведения подвергались придирчивому рассмотрению на предмет наличия признаков инакомыслия и нарушения пресловутого благочестия.

В 1813 г. в России было создано Библейское общество, деятельность которого широко развернулась в годы работы Александра Голицына министром просвещения. Целью Российского Библейского общества было создание переводов Библии и отдельных книг Ветхого и Нового Заветов на русский язык и другие языки народов Российской империи для дальнейшего распространения их на территории государства.

Библейское общество считалось христианской внеконфессиональной организацией. Оно установило тесные связи с Лондонским Библейским обществом, со многими деятелями которого Голицын был знаком лично. Среди прочих можно назвать Джона Веннинга – богатого негоцианта, крупного мецената, устраивавшего в России благотворительные учреждения по английскому образцу. Еще одним знакомым Александра Николаевича был Джордж Борро – известный английский путешественник, который специально приехал в Россию, чтобы в рамках деятельности Библейского общества перевести Священное Писание на маньчжурский язык. Борро стал также первым переводчиком произведений А. С. Пушкина на английский.

Уже упомянутое увлечение Голицына мистицизмом и различными религиозными учениями вызывало неприятие деятелей православной церкви. Распространялись упорные слухи о гомосексуальных предпочтениях князя Голицына и о его сожительстве с В. Н. Бантышом-Каменским. В конце концов император вынужден был отправить Голицы на в отставку, оставив за ним лишь должность главноначальствующего над почтовым департаментом.

Хотя князь и потерял свое влияние при дворе, он сохранил личную привязанность Александра I. Император даже посвятил его в проблему престолонаследия, которая держалась в тайне.

При Николае I Голицын вернулся на государственную службу и в 1839 – 1841 гг. исполнял обязанности председателя общих собраний, а также являлся президентом «Человеколюбивого общества» и участвовал в делах «Попечительного о тюрьмах общества».

В 1843 г. Голицын уехал в Крым, где и умер в 1844 г.

Сергей Семенович Уваров (1786 – 1855)

Сергей Семенович Уваров – русский государственный деятель, министр просвещения и автор так называемой «теории официальной народности» – происходил из старинного дворянского рода. Его отец служил адъютантом у Г. А. Потемкина, а крестной матерью мальчика была сама императрица Екатерина II.

Отец Сергея умер, когда ему было 2 года. Мать, плохо разбиравшаяся в хозяйственных делах, растратила все небольшое наследство, оставшееся от мужа. Сама едва сводя концы с концами, она решила отдать обоих сыновей на воспитание своей сестре – жене князя Б. И. Куракина. Положение нахлебника, живущего из милости в доме родственников, не могло не сказаться на характере Сергея. Понимая, что в жизни он может рассчитывать только на себя, мальчик стал усердно учиться. Любовь к наукам сохранилась у него до конца жизни. Он получил хорошее домашнее образование, а в 1801–1803 гг. посещал лекции в Геттингенском университете в Германии.

Сергей Уваров владел 7 языками – как новыми, так и древними, а также слыл знатоком истории.

В 1801 г. юный Уваров поступил на службу юнкером в Коллегию иностранных дел. На тот момент ему исполнилось 15 лет.

В 1806 г. Сергей стал дипломатом в русском посольстве в Вене, а в 1809 г. был направлен секретарем посольства в Париж. За границей он подружился со многими видными учеными и литераторами той поры, в частности с И. Гете и В. Гумбольдтом. Обладая литературным талантом, Уваров и сам писал труды по филологии и античности. Здесь ему пригодились способности к иностранным языкам – его работы были написаны на французском и немецком.

Окончательное разорение семьи Уваровых положило конец многообещающей дипломатической карьере Сергея Семеновича. В 1810 г. для поправки финансовых дел он по расчету женился на дочери тогдашнего министра просвещения А. К. Разумовского. Этот выгодный брак также помог ему получить место попечителя Петербургского учебного округа и чин действительного статского советника.

В 1811 г. Сергей Уваров был избран почетным членом Петербургской (Императорской) академии наук, а с 1818 по 1855 г. пребывал в должности ее президента. За 37 лет своего президентства он коренным образом перестроил структуру Академии, а разработанная им система сохраняется и в наши дни.

Заступая на пост президента, Сергей Семенович обратился к своим коллегам с речью, в которой отразились его либеральные воззрения того времени. Позже его убеждения изменились кардинальным образом. Именно эту перемену мировоззрения Уварова имел в виду литератор Н. И. Греч, когда писал, что за ту речь 1818 г. он впоследствии «сам себя посадил бы в крепость». Однако пока Сергей Семенович Уваров оставался убежденным либералом и другом просвещения.

В 1815 г. по инициативе Уварова было создано литературное общество «Арзамас», объединившее многих великих русских писателей. Так, в нем состояли, например, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, Н. М. Карамзин, А. И. Тургенев.

М. М. Сперанский называл Уварова «первым русским образованным человеком».

В 1816 г. Уваров, как ранее отмечалось, получил должность попечителя Петербургского учебного округа. Все это время он продолжал заниматься научной и литературной деятельностью и получил известность как автор научных трудов «Об элевзинских мистериях», «Император Александр и Бонапарт», написанных на французском языке, а также ряда сочинений по античной культуре.

В 1821 г. в Российской империи произошли серьезные изменения. Александр I окончательно отошел от своих первоначальных прогрессивных устремлений, отказался от либеральных реформ, а место его ближайшего соратника занял А. А. Аракчеев, на советы которого император и стал опираться в выборе политического курса. Либерал Уваров был уволен с поста попечителя Петербургского учебного округа. По другим сведениям, он ушел в отставку добровольно, чтобы продемонстрировать свое несогласие с новым положением дел.

Так или иначе, очень скоро Сергей Семенович захотел продолжить свою карьеру. Не имея других вариантов, он согласился занять должность директора департамента мануфактур и внутренней торговли, а также заемного и коммерческого банков. В сфере финансов он разбирался плохо, поэтому основную ставку делал на то, что начальство оценит его преданность и благонадежность, а не на какие-либо реальные заслуги. Таким образом, в прошлом убежденный либерал Уваров перешел в лагерь консерваторов и охранителей существующего порядка.

С приходом к власти Николая I карьера Сергея Семеновича вновь пошла в гору. В 1826 г. он стал сенатором и членом Государственного совета, а в 1831 г. в одной из служебных записок высказал мысль о необходимости просвещения крепостных крестьян до отмены крепостного права. Эта идея была близка Николаю I.

В 1831 г. С. С. Уваров перевел на французский язык оду А. С. Пушкина «Клеветникам России».

В 1832 г. Уваров был назначен товарищем министра просвещения. К тому же периоду относится рождение «теории официальной народности», выдвинутой им и с энтузиазмом подхваченной николаевским правительством. Согласно этой теории, во избежание распространения всякого свободомыслия, юношество надлежало воспитывать «с теплою верою в истинно русские хранительные начала Православия, Самодержавия и Народности, составляющие последний якорь нашего спасения». Эти три принципа, по замыслу Уварова, должны были лечь и в основу всех сфер жизни Российской империи.

Довольно сложно дать однозначную оценку значению «уваровской триады» и той роли, которую она сыграла в истории России. С одной стороны, Сергей Семенович стремился утвердить мысль об уникальности и самобытности путей развития России, так как ориентацию на западный образец он считал губительной для своего Отечества. С другой стороны, воплощение принципов православия, самодержавия и народности привело к ужесточению цензуры, преследованию всяких проявлений независимости и открытости мышления – той самой уникальности, за которую так ратовал сам Уваров.

В 1833 г. Сергей Семенович стал министром народного просвещения и председателем Главного управления цензуры. На этих постах он мог без труда воплощать в жизнь свою теорию. В 1846 г. император удостоил его графского титула.

В 1849 г. Сергей Семенович Уваров ушел в отставку, а в 1855 г. скончался в Москве.

Александр Дмитриевич Балашов (1770 – 1837)

Александр Дмитриевич Балашов (или Балашев) – российский государственный и военный деятель, сын сенатора. Александр Балашов учился в Пажеском корпусе и в 1791 г. в звании поручика поступил в лейб-гвардии Измайловский полк. Однако служба в гвардии требовала значительных финансовых затрат. Поэтому в 1795 г. Балашов перевелся в Астраханский гренадерский полк. К этому времени он уже дослужился до чина подполковника.

В 1797 г. Балашов руководил формированием Казанского гарнизонного полка, а в 1798 г. получил звание полковника. Уже через год, в 1799 г., Александр снова получил повышение: был произведен в генерал-майоры. Тогда же последовало новое назначение: Балашов стал исполнять обязанности коменданта Омской крепости и шефа Омского гарнизона. Однако вскоре у него произошел конфликт с генерал-прокурором, из-за чего в январе 1800 г. Александр Дмитриевич был отправлен в отставку.

Долго прозябать без дела ему не пришлось. 19 ноября 1800 г. Балашова вернули на службу и вскоре назначили ревельским военным губернатором и шефом Ревельского гарнизонного полка. Два года спустя его снова уволили в отпуск, а затем направили состоять при армии. Карьера Александра Балашова и дальше продолжала развиваться по схожему сценарию: назначение следовало одно за другим, чередуясь с отставками и краткими паузами.

В августе 1804 г. Александр Дмитриевич – шеф Троицкого мушкетерского полка, в ноябре того же года последовала отставка, а уже в декабре он получил должность московского обер-полицмейстера. В ноябре 1807 г. Балашов стал генерал-кригс-комиссаром, а менее чем через полгода, в марте 1808 г., его назначают петербургским обер-полицмейстером. Находясь в этой должности, он познакомился с императором. Александр I оценил его способности и впоследствии всегда оказывал ему покровительство.

В 1809 г. Балашов стал петербургским военным губернатором, а также получил звание генерал-лейтенанта. На посту губернатора он сделал очень многое: разделил Санкт-Петербург на 12 административных единиц, расширил территорию города за счет образования Нарвской части. По указанию Александра Дмитриевича берега реки Мойки были обрамлены гранитом. В годы его губернаторства был освящен Казанский собор, основаны Институт корпуса инженеров путей сообщения и Царскосельский лицей, открылось здание Биржи.

С учреждением в 1810 г. Государственного совета он стал его членом. С того же года начал совмещать должность военного губернатора с обязанностями министра полиции. Весной 1812 г. Балашов лично произвел арест М. М. Сперанского. По какой-то причине это стало одним из самых известных «деяний» петербургского губернатора. Вскоре после ареста Сперанского Александр I освободил Балашова от должностей губернатора и министра полиции, чтобы взять его с собой в Вильно.

13 июня 1812 г. император вызвал к себе Александра Дмитриевича и приказал как можно скорее доставить письмо Наполеону. Пробыв в дороге всю ночь, Балашов уже на рассвете достиг французских аванпостов. Ему не сразу удалось получить аудиенцию у Бонапарта, сначала с российским парламентером беседовали И. Мюрат и Л. Даву. Лишь 18 июня его принял сам Наполеон.

В переданном через Балашова письме Александр I предлагал Бонапарту немедленно покинуть пределы Российской империи и считать военное вторжение простым недоразумением. Наполеон в довольно дерзкой форме отверг предложение Александра, и 22 июня 1812 г. Балашов уехал с ответным письмом к своему императору.

Существует легенда, что в завершение беседы с Балашовым Наполеон иронично поинтересовался, какая дорога на Москву ближайшая. «Карл XII шел через Полтаву», – ответил Балашов, намекая на знаменитую Полтавскую битву, в ходе которой войска Петра I разгромили армию шведского императора, до той поры казавшуюся непобедимой, остановив вторжение шведов в Россию.

Балашов был в числе подписавших письмо Александру I с просьбой покинуть действующую армию и скрыться в столице. Он же сопровождал императора до Москвы и Петербурга, а после Бородинского сражения Александр Дмитриевич ездил в Москву, чтобы оценить масштаб разрушений.

С 1813 г. он участвовал в военных действиях против наполеоновской армии. Когда исход войны был уже ясен, Балашова прочили в генерал-губернаторы Парижа. Однако как раз в это время Александр несколько охладел к своему бывшему фавориту и о блестящем назначении пришлось забыть.

В 1816 г. Александр направил Балашова в Неаполь, поручив ему заключение мирного договора с Мюратом. А в 1817 г. Александр Дмитриевич служил при дипломатической миссии в Вюртемберге. С 1819 г. начинается новый виток его карьеры. Император назначил Александра Дмитриевича министром полиции, а после упразднения этого министерства сделал генерал-губернатором Орловской, Тульской, Рязанской, Тамбовской и Воронежской губерний.

Здесь Балашов пытался осуществить ряд реформ, предусмотренных Государственной уставной грамотой. Особое внимание Александр Дмитриевич уделял развитию народного просвещения, повышению эффективности делопроизводства и сбора налогов. В 1823 г. с согласия Александра I Балашов поставил в Рязанской губернии своего рода эксперимент по изменению способа управления – был создан губернский совет чиновников, который со временем должен был стать местным представительным органом самоуправления. Однако в 1825 г. к власти пришел Николай I, и эксперимент спешно свернули. В 1828 г. была ликвидирована и сама должность генерал-губернатора.

В 1826 г. Балашов был членом Верховного уголовного суда, разбиравшего дело декабристов.

После отставки в 1828 г. Александр Дмитриевич фактически отошел от государственных дел, хотя в течение последующих лет получил еще два назначения: в 1830 г. стал членом Сената, а в 1832 г. вошел в состав Военного совета.

В 1834 г. Балашов ушел в отставку по состоянию здоровья. В течение 1834 – 1837 гг. он несколько раз ездил за границу на лечение. Скончался Александр Дмитриевич в мае 1837 г. в Кронштадте и был похоронен в усыпальнице церкви Святого Покрова села Покровского.

Алексей Андреевич Аракчеев (1769 – 1834)

Алексей Андреевич Аракчеев – личность в российской истории весьма неоднозначная, хотя и одиозная. В советских учебниках он именовался ни больше ни меньше, как непременно «крепостником», «временщиком», «крайним реакционером», «врагом реформ и просвещения». Хотя бытовало, да и до сих пор живуче утверждение, что Аракчеев был малообразованным «истинно русским неученым дворянином» (как именовал его историк Н. А. Троицкий). Образование он тем не менее получил в одном из самых блестящих военно-учебных заведений того времени – Петербургском артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе. Мало того, он сумел пройти 7-летний курс обучения за 4 года, получив на выпускном вечере вызолоченную медаль за прилежание в учебе. Алексей Аракчеев в числе немногих выпускников был оставлен в корпусе в качестве преподавателя математики и артиллерии в звании поручика. Вряд ли даже сейчас кто-нибудь решится назвать его неучем.

А жизнь будущего графа Аракчеева начиналась совсем не просто. Родился он в 1769 г. в деревне Гарусово Вышневолоцкого уезда Тверской губернии в семье потомственного военного. И хотя род Аракчеевых славился храбростью и усердием в воинской службе, был он тем не менее обедневшим настолько, что отцу будущего генерала пришлось буквально по рублю собирать необходимые 200 целковых на образование старшего сына, выпросив три из них даже у митрополита. Поговаривали, что Андрей Андреевич ради будущности своего сына бросился в ноги директору артиллерийского кадетского корпуса, а тот сжалился, и принял Алексея на учебу.

Аракчеев настолько преуспел на преподавательском поприще, что впоследствии был рекомендован как способный офицер графу Н. Салтыкову, президенту Военной коллегии, а тот протежировал его поступление помощником к великому князю – наследнику престола Павлу. В то время будущий император создавал в Гатчине свои войска «для экзерциций», и Аракчеев быстро перенял навыки прусской системы обучения войск, перед которой благоговел князь-наследник. Павел, взойдя на трон, не забыл своего преданного клеврета: Аракчеев был пожалован чином генерал-майора, орденом Святой Анны 1-й степени, вотчиной Грузино в Новгородской губернии и постом коменданта Петербурга. В отличие от своего патрона, частенько менявшего милость на гнев, и наоборот, Алексей Аракчеев, получив графский титул и начертав на гербе свой девиз «Без лести предан», хранил верность своим хозяевам буквально до гроба. И в этой почти собачьей преданности не было ничего наносного или фальшивого. Меньше всего Аракчеева можно было заподозрить в своекорыстии. Примечателен факт: когда Павел I подарил генералу собственный портрет в рамке, усыпанной драгоценными камнями, Аракчеев портрет оставил себе, а рамку вернул.

Для Павла Аракчеев был незаменим: он помог провести ряд мероприятий, которые помогли модернизировать организацию артиллерии и всей русской армии, причем в средствах для достижения этих целей не стеснялся, чем снискал себе нелестную славу. «Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, – говорил генерал, – да что делать?» Говорят, что перед самой смертью Павел в очередной раз сменил гнев на милость, отозвав Аракчеева из ссылки, однако тот был задержан на въезде в Петербург по распоряжению самого графа Палена и не успел спасти своего патрона от неминуемого покушения. Также ходили слухи, что Павел буквально «завещал» Аракчеева престолонаследнику Александру.

Император Александр I по молодости и наивности поначалу немного посмеивался над Аракчеевым, чуточку презирал его, но потом обнаружил, что просто не может без него обходиться. В 1803 г. назначенный инспектором всей артиллерии генерал Аракчеев активно внедрял новую ее организацию и развивал систему ее снабжения. Эти нововведения весьма пригодились в военной кампании 1805 г., когда он сумел моментально наладить доставку в армию артиллерийских боеприпасов. После той кампании он сосредоточил свое внимание на подготовке артиллерийских кадров и даже составил «Наставление батарейным командирам», пригодившееся в совершенствовании тактики русской артиллерии в дальнейших сражениях начала ХIХ в.

В 1808 – 1810 гг. военный министр Аракчеев принимал деятельное участие в проведении военных реформ, что укрепило русскую армию в подготовке к Отечественной войне 1812 г. Особенные перемены были заметны именно в артиллерии, которая была выделена в отдельный род войск, составленный из рот и бригад; введена система экзаменов, учебных занятий и боевых стрельб, отрегулирована материальная часть, создан научно-технический отдел при артиллерийском управлении, начато издание «Артиллерийского журнала». Однако и тщеславие не было чуждо кристально честному Аракчееву. Так, разобиженный на то, то создание Государственного совета состоялось без всякого его участия, он в январе 1810 г. отпросился с поста военного министра, объясняя свой демарш тем, что время-де требует «более просвещенных министров». Усовестивившись, император назначил верного Алексея Андреевича в Государственный совет председателем департамента военных дел.

Во время Отечественной войны 1812 г. генералу Аракчееву дел хватало: он постоянно занимался вопросами подготовки резервов для армии и снабжения ее продовольствием. Когда император в декабре 1812 г. собрался выехать к армии, он взял с собою Аракчеева и уже не отпускал его от себя до окончания военных действий в Европе. По окончании военной кампании 1812 г. Александр I даже вознамерился присвоить любимому верноподданному звание генерал-фельдмаршала, но Аракчеев скромно отказался, посчитав такую честь для себя слишком высокой.

Почему-то основным деянием генерала Аракчеева принято считать пресловутые военные поселения, возникшие после войны 1812 г. Крепостное ярмо, удесятеренное тяжестью солдатчины и казарменной регламентацией быта, явилось для солдат-победителей воистину «царской милостью». Ибо автором этого «ужаса аракчеевщины» был никак не Алексей Андреевич, а его патрон – император Александр I, который любил появляться в имении Аракчеева Грузине без предупреждения – как снег на голову. И каждый раз поражался необыкновенному, своеобразно гигиеническому порядку, царившему на улице села. Все в Грузине было выстроено по немецкому порядку: вылизанные двухэтажные домики на две семьи, чудесно выметенные дороги, никаких пьяных или бездельников на улице. И император загорелся благой, как ему казалось, идеей солдатских поселений. Суть их сводилась к тому, чтобы солдаты не только несли службу, но и занимались земледелием. И все это по приказу: когда пахать, когда сеять, когда фрунтовой и всякой другой военной подготовкой заниматься… Аракчеев, исключительно при помощи палок да побоев наводивший идеальный порядок в своей вотчине, моментально понял всю тщету и бесполезность царских мечтаний. Но, будучи ревностным служакой, не привыкшим обсуждать приказы начальства, тут же взялся за дело. В Новгородской губернии возникли требуемые военные поселения, чтобы государь имел возможность полюбоваться на сбывшуюся свою мечту. В реальности несчастным крестьянам в солдатской форме строго предписывалось все на свете: не только как и когда заниматься земледелием, но даже сколько и каких горшков иметь в доме, как и куда их ставить. Не мудрено, что солдат-пахарь вскоре волком взвыл от такой царской «милости». Одно за другим последовали крестьянские выступления, которые жестоко подавлялись.

Военные поселения просуществовали вплоть до смерти Александра I, а потом незаметно сошли на нет. К 1815 г. могущество всесильного графа Аракчеева стало столь безоговорочным, что его по праву считали чуть ли не первым лицом в государстве. Ни один чиновный вельможа не мог рассчитывать на аудиенцию у императора, если на то не было разрешения сиятельнейшего Алексея Андреевича. Приемная в его доме начинала заполняться с четырех утра. Министры и другие сановники томились в ожидании по нескольку часов. Но тут из Грузино пришла весть, которая буквально подкосила всесильного графа: ночью дворовые люди зарезали многолетнюю любовницу Аракчеева – некую Настасью Минкину, бабу необъятной толщины и такой же необъятной злобности. С детства ненавидевшая односельчан, эта дочка конюха, завоевав благорасположение барина, порола их за самые невинные промахи. Особой «любовью» Минкиной пользовались дворовые девки, с которыми она обращалась особенно люто – одной даже обезобразила лицо с помощью щипцов для завивки волос. Аракчеев, сраженный вестью о кончине любовницы, в делах, скорее, стал похож на сомнамбулу – ни к чему не проявлял должного интереса. Даже когда провокатор И. Шервуд доложил ему о готовящемся заговоре, он и пальцем не пошевелил для того, чтобы предотвратить декабрьское (1825 г.) восстание на Сенатской площади. Тем более, что обожаемый император Александр к тому времени уже ушел в мир иной, еще больше разбив сердце своего преданного вассала.

Аракчеев изо всех сил старался так же верно служить новопомазанному императору Николаю I, как служил его отцу и брату, но пик его политической активности уже прошел. Теперь он занимался тем, что возводил в собственном имении мемориал памяти любимого императора Александра. Когда здравствующий император Николай I пожаловал Аракчееву 50 000 рублей на лечение, граф распорядился щедрым подарком по-своему: учредил пять стипендий имени Александра I при Павловском институте по воспитанию дворянских дочерей в Новгородской губернии. Такую же сумму он завещал на написание полной и достоверной книги о жизни и деятельности почившего в бозе императора, которую следовало издать через 100 лет (к 1925 г.). К тому времени, по подсчетам самого Аракчеева, капитал должен был превысить 800 000 рублей. Этот поступок лишний раз доказывает, насколько Аракчеев был уверен в правильности своего курса и не боялся суда потомков. Накануне своей смерти граф внес в казну 300 000 рублей, на проценты с которых должны были постоянно учиться 12 воспитанников Новгородского кадетского корпуса. После кончины Аракчеева в 1834 г. Николай I особым указом передал имение Грузино и все деньги, оставшиеся после смерти графа, в распоряжение того же Новгородского кадетского корпуса, который стал именоваться аракчеевским. В него же перекочевала значительная часть богатейшей библиотеки генерала, насчитывавшей 15 000 томов, в том числе и на иностранных языках, и его архива.

Мария Алексеевна Нарышкина (1762 – 1822)

Мария Алексеевна Нарышкина – выпускница Смольного института, любимая фрейлина Екатерины II, статс-дама, член Женского патриотического общества. Мария Алексеевна была младшей дочерью адмирала Алексея Наумовича Синявина. В 1767 г., в возрасте 5 лет, ее отдали в Смольный институт благородных девиц. В течение 12 лет Мария Алексеевна воспитывалась в институте, получая в нем все необходимые знания и умения, без которых в то время не могла обойтись ни одна знатная дама. В 1779 г. ее обучение окончилось, а в декабре 1781 г. Мария стала фрейлиной императрицы Екатерины II. Вскоре она вышла замуж за Александра Львовича Нарышкина, который впоследствии стал камергером. В 1799 г. Нарышкин получил должность главного директора императорских театров и проработал на этом посту до 1819 г.

В течение долгого времени супруги Нарышкины находились в числе самых близких к императорскому двору лиц. Капризы сменявшихся властителей государства обошли их стороной, что было нетипично для того периода, сопровождавшегося частой сменой фаворитов. Нарышкины смогли сохранить привилегированное положение при трех монархах: Екатерине II, Павле I и Александре I.

Нарышкины вели роскошный образ жизни, их дом всегда был полон гостей, все высшее общество столицы бывало на балах и приемах, проводившихся в доме Нарышкиных.

Графиня В. Н. Головина вспоминала: «Дом Нарышкина вообще отличался тем, что его ежедневно посещало самое пестрое общество. Хозяин был доволен главным образом многолюдством гостей, хотя бы это и был разный сброд».

В 1799 г. Мария Алексеевна была награждена орденом Святой Екатерины Малого креста – специальной наградой для княгинь и дам высшего света. В январе 1808 г. Нарышкина стала статс-дамой.

В 1812 г. Мария Алексеевна в числе первых вступила в Женское патриотическое общество. Это благотворительное общество было создано женой Александра I императрицей Елизаветой Алексеевной, чтобы помочь пострадавшим во время войны с Наполеоном. В военные годы множество детей осталось без попечения родителей. По инициативе Женского патриотического общества для них было создано Училище сирот для детей штаб– и обер-офицеров (с 1822 г. – Патриотический институт). В 1816 г. было также организовано женское учебное заведение – Дом трудолюбия (позже переименованное в Елизаветинское училище). С 1816 г. сфера деятельности Женского патриотического общества заметно расширилась. Дамы помогали инвалидам, старикам, вдовам, сиротам и семействам, кормильцы которых погибли в войне 1812 г. Петербург был условно поделен на несколько секторов, каждый из которых взяла под свою опеку одна из дам – членов Общества. У попечительниц было по одной помощнице и одной собирательнице взносов.

Мария Алексеевна Нарышкина была в числе постоянных членов Женского патриотического общества и многое осуществила на ниве благотворительности.

Семья Нарышкиных вызывала у современников не только восхищение, но и зависть. До нас дошли самые противоречивые отзывы о Марии Алексеевне и ее муже. Например, известный русский мемуарист Ф. Ф. Вигель считал Нарышкину дамой, наделенной «благородными чувствами, бережливостью, аристократической гордостью и крутым нравом». Другой мемуарист и государственный деятель – Ф. В. Ростопчин имел о семье Нарышкиных совершенно иное мнение: «Она и ее муж умело скрывают свою душу, на самом деле это люди ложной скромности и честности...»

В 1815 г. Мария Алексеевна и ее муж сопровождали императорскую чету на Венский конгресс, после чего на несколько лет обосновались за границей. Образ жизни, который Нарышкины вели во Флоренции, поражал воображение иностранцев своей роскошью.

Мария Александровна умерла в декабре 1822 г. в Петербурге и была похоронена в Александро-Невской лавре.

Глава 9. Фавориты Николая I

Александр Христофорович Бенкендорф (1783 – 1844)

«Главнейший» жандарм России, как его окрестили неблагодарные потомки, А. Х. Бенкендорф происходил из семьи потомственных прибалтийских военных и благодаря немалым дворцовым связям родных о своей будущей карьере мог вообще не беспокоиться. В 15 лет юный Бенкендорф получил чин унтер-офицера в элитном тогда лейб-гвардейском Семеновском полку. Так же стремительно произошло его производство в поручики, и в этом звании он начал службу флигель-адъютантом у императора Павла I. Не желая постоянно находиться при царственной особе, молодой Бенкендорф в 1803 г. отпросился не куда-нибудь в благополучную Европу, а на Кавказ, где не прекращались перманентные войны с местным горским населением. Там он показал себя молодцом, а за конную атаку при штурме крепости Ганжи был награжден престижными орденами Святой Анны и Святого Владимира. С Кавказа Бенкендорф прямиком направился на прусскую кампанию и к 1807 г. был уже произведен в полковники. По молодости Александр Христофорович, казалось, воевал беспрерывно и к моменту наполеоновского вторжения успел отличиться и в русско-турецких войнах. В 1811 г. возглавив два полка, Бенкендорф предпринял атаку из крепости Ловчи на крепость Рущук через территорию врага, что принесло ему, кроме славы, орден Георгия 4-ой степени. В начале Отечественной войны 1812 г. Александр Христофорович командовал авангардом отряда, который под его началом 27 июля совершил великолепную атаку в сражении при Велиже. Во время преследования наполеоновских соединений он отличался неоднократно, взяв в плен трех вражеских генералов и более 6 000 солдат. За выдающиеся военные заслуги был награжден золотой саблей с алмазами. У Бенкендорфа, помимо отечественных наград, имелись несколько иностранных; даже шпаг за храбрость в его арсенале оказалось целых 3. Звание генерал-майора венчало его воинскую службу.

Самое странное, что генералу Бенкендорфу не сопутствовала вполне заслуженная им героическая слава ни при его жизни, ни после смерти.

В знаменитой галерее героев 1812 г. портрет Бенкендорфа вызывал недоумение. А началось все с того, что Бенкендорф, радея за порядок в воинских частях, слишком озаботился непозволительно вольнолюбивым отношением молодого поколения к революционным событиям, происходившим тогда в Испании, и даже приказал одному из командиров составить на этот счет подробную докладную. Тот быть доносчиком отказался наотрез и даже указал генералу на дверь. Происшествие это обрело широкую огласку, и на Бенкендорфа стали смотреть косо. А тут еще солдаты Семеновского полка подняли бунт, протестуя против беспримерных притеснений, творившихся в полку со стороны старших офицеров, а правительство, и в первую очередь умный Бенкендорф, поняли, насколько шатка опора, на которой стоит царская власть. В тот момент Бенкендорф составил аналитическую записку на высочайшее имя, доложив о тайных обществах, существовавших тогда в России (в частности, о «Союзе благоденствия»), высказав идею создания в империи специального органа, который должен не только держать в поле зрения витающие в обществе настроения, но и препятствовать противоправной деятельности. Записка эта была воспринята не только современниками, но и потомками как прямой донос, хотя ничего, кроме искреннего радения за судьбу государства, в сути своей не имела. Даже император Александр I отнесся к ней именно как к доносу и отстранил ее автора от командования Гвардейским штабом. Это была не только явная монаршия немилость, но и несправедливость. Небывалое наводнение, захватившее Петербург ужасной ноябрьской ночью 1824 г., еще раз выявило беспримерную храбрость генерала Бенкендорфа. Он бросился в воду и вплавь добрался до спасательного катера, успев до рассвета выручить множество тонущих сограждан. Растрогавшись, император пожаловал своему подданному бриллиантовую табакерку. После смерти правителя последовали известные события 14 декабря 1825 г. То, что потом было опоэтизировано историками и поэтами, на самом деле описывалось очевидцами, как исчадие ада. Сенатская площадь и все, что происходило в те дни за ее пределами, внушали горожанам ужас анархии и беспредела. Но декабристы оказались в меньшинстве, и беспорядки удалось быстро ликвидировать. Но долго еще после этих событий Александр Христофорович горевал о судьбе сосланных декабристов, обвиняя во всем неповоротливость правительства, которое допусти это выступление. Новый император Николай I оказался прозорливее предшественника. Поговаривали, что якобы утром 14 декабря он сказал Бенкендорфу: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но по крайней мере мы умрем, исполнив наш долг». Этот памятный день изменил не только историю России, но и судьбу Бенкендорфа. Его аналитическая записка, легкомысленно засунутая ранее под сукно старшим братом, была извлечена Николаем I на белый свет и изучена внимательнейшим образом. Он страстно не желал повторения декабрьских событий, а план Бенкендорфа был по сути проектом создания в государстве политической полиции. Предстояло налаживать политический сыск, добывание нужной информации, профилактику оппозиционных по отношению к правительству действий. Кто же конкретно призван был заниматься этими недостойными, на передовой взгляд интеллигенции, делами? И Бенкендорф, не дрогнув, ответил: жандармы. В начале 1826 г. он представил императору «Проект об устройстве высшей полиции», и в том же году в корпусе жандармов уже служили более 4000 человек. Кстати, силой в него никого не волокли; напротив, существовал даже конкурс для отбора. Солдат в жандармы отбирали только грамотных, а офицеры должны были быть непременно дворянами и с отменными рекомендациями. Царь лично придумал эмблему корпуса – белоснежный платок для утирания слез обиженных и страждущих. Сам Александр Христофорович прекрасно понимал, насколько двусмысленно его положение, и необъятная власть его как шефа жандармов отнюдь не радовала.

В рабочем кабинете Бенкендорфа в его имении в Фалле хранился деревянный фрагмент гроба Александра I, а на стене прямо перед глазами – акварель К. И. Кольмана «Бунт на Сенатской площади». Тот день Александр Христофорович не забывал до конца жизни.

Он и по жизни был самым настоящим фаталистом. Если уж кому и должно разгребать авгиевы конюшни, то почему не ему? Если уж жениться, то по первому велению сердца; если уж умереть, то не в своей постели… Граф Александр Христофорович Бенкендорф и умер необычно – в бушующем море, на корабле, который доставил на берег только его холодный труп.

Модест Андреевич Корф (1800 – 1876)

Модест Андреевич Корф – русский государственный деятель и историк. Он родился в семье курляндца и русской. В 11-летнем возрасте ребенка отдали в Царскосельский лицей. Модест учился в нем 7 лет (с 1811 по 1817 г.). Именно эти годы и явились определяющими в формировании жизненных устоев М. А. Корфа. Модест был одним из лучших среди учащихся первого лицейского выпуска.

Юный Модест Корф, естественно, был знаком с А. С. Пушкиным, однако он не был его близким другом. Время от времени они встречались на праздниках, посвященных лицейским годовщинам.

В 1817 г., после окончания учебы, М. Корф поступил на службу в Министерство юстиции в качестве титулярного советника. Одновременно он пробует себя на литературном поприще – задатки к этому виду деятельности проявились у Модеста еще в лицейские годы. Свои сочинения Корф опубликовал в печатном органе под названием «Соревнователь просвещения и благотворения».

В 1820 г. Модеста Андреевича перевели на службу в Министерство финансов. В этом ведомстве ему поручили ряд ответственных дел, которые он успешно выполнил. Чуть позже Корф познакомился с М. М. Сперанским – ближайшим советником Александра I. На многие годы Корфа и Сперанского связали не только деловые, но и дружеские отношения.

На умного и добросовестного чиновника обратили внимание – в 1831 г. он стал исполнять обязанности управляющего Комитетом министров. Три года спустя (в 1834 г.) М. А. Корф становится государственным секретарем. В этой должности он проработал достаточно долгое время – пятнадцать лет.

В 1849 г. в жизни М. А. Корфа происходит важное событие – его назначают директором Императорской публичной библиотеки.

М. А. Корф давно мечтал стать главой Императорской библиотеки, которая по существу была главным книгохранилищем страны. Исследователи сходятся во мнении, что с приходом Корфа на пост директора библиотека обрела новый облик.

Еще в годы учебы в лицее М. А. Корф отличался блестящими знаниями, эрудицией и высокими интеллектуальными способностями. Хорошие организаторские навыки в сочетании с отмеченными чертами позволили Корфу переустроить библиотеку. Прежде всего он создал новое отделение, в которое вошли книги о России на иностранных языках. Отделение рукописей пополнилось церковно-славянскими образцами изданий, был также приведен в порядок каталог библиотеки. При М. А. Корфе она стала более демократичной – читатель любого сословия мог пользоваться фондами библиотеки. С подчиненными директора также связывали демократичные отношения.

М. А. Корф возглавлял библиотеку с 1849 по 1861 г. По его словам, эта работа приносила ему моральное удовлетворение. Однако в 1861 г. он оставил пост директора и почти до конца своих дней возглавлял департамент законов Государственного совета. В этот период М. А. Корф достаточно активно участвовал в подготовке реформ 1860-х г.

Следует подчеркнуть, что М. А. Корф проявил себя не только как государственный деятель. Он также являлся автором научно-популярных книг и статей. Особо следует отметить известную работу Модеста Андреевича о М. М. Сперанском. Книгу о нем М. А. Корф писал на протяжении почти 20 лет. Еще при его жизни этот труд высоко оценили современники: книга была удостоена Демидовской премии. Вместе с В. В. Стасовым М. А. Корф написал историю Брауншвейгского семейства. Знаменательно, что Александр II поручил М. А. Корфу создать и возглавить комиссию для сбора материалов и написания истории царствования Николая I. Наконец М. А. Корф был одним из основателей Русского исторического общества. В 1876 г. М. А. Корф умер. Похоронен он был не Никольском кладбище Александро-Невской Лавры.

Иван Иванович Дибич Забалканский (Иоганн Карл Фридрих Антон) (1785 – 1831)

Иван Иванович Дибич Забалканский – известный российский военачальник, один из ближайших сподвижников Александра I. Дибич родился в прусском поместье Гросс-Лейпе в семье прусского офицера, который в 1798 г. перешел на службу в русскую армию. Окончив кадетский корпус в Берлине, Дибич в 1801 г. начал службу прапорщиком в лейб-гвардии Семеновском полку. Через 4 года начались сначала Русско-австро-французская (1805 г.), а затем Русско-прусско-французская (1806 – 1807 гг.) войны. На поле боя Дибич показал свою воинскую доблесть, решительность и отвагу. Особенно велики были его заслуги в Аустерлицком и Фридландском сражениях. В качестве награды за выдающуюся военную доблесть в 1805 г. он получил золотую шпагу с выгравированной на ней надписью «За храбрость».

В 1812 г. во время войны с Наполеоном Дибич был обер-квартирмейстером первого пехотного корпуса, который защищал Санкт-Петербург. Когда в 1813 – 1814 гг. начались заграничные походы русской армии, Иван Иванович стал генерал-квартирмейстером в армии генерала от кавалерии П. Х. Витгенштейна, а год спустя – начальником штаба Первой российской армии. Пик военной карьеры Дибича приходится на 1820-е гг. В 1821 г. его приблизил к себе Александр I. Иван Иванович был в числе лиц, которые сопровождали императора на Лайбахский конгресс. В 1823 – 1824 гг. Дибич становится членом Государственного совета и начальником Главного штаба, а также управляющим квартирмейстерской частью.

Следующие этапы его военной карьеры таковы: в 1825 г. под руководством Дибича проводятся аресты декабристов, а в 1827 г. император Александр посылает Ивана Ивановича на Кавказ в качестве своего доверенного лица, чтобы разобраться в причине конфликта между А. П. Ермоловым и И. Ф. Паскевичем – русскими генералами.

В 1828 г. между Турцией и Россией началась война. Сначала Дибич находился при главнокомандующем П. Х. Витгенштейне, а с начала следующего, 1829 г., сам стал главнокомандующим русской армией. Положительный исход Русско-турецкой войны во многом определили личный героизм Дибича и его прекрасное знание военного дела. Иван Иванович выиграл битву при Кулевче, захватил крепость турков Силистрию и почти вплотную подошел к Стамбулу, совершив переход через Балканы.

За выдающиеся заслуги в Русско-турецкой войне И. И. Дибич стал именоваться Забалканским. В тот же период (1827 г.) Дибич был пожалован графским титулом. Последняя акция, которую Дибич совершил на посту военачальника, было подавление в 1830 г. Польского восстания. В 1831 г. И. И. Дибич заболел холерой и скончался в Польше. Сначала он был похоронен недалеко от города Лодзи, а в 1831 г. его прах перезахоронили на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге. Среди наград И. И. Дибича – ордена Святого Георгия всех степеней, Святого Александра Невского и Андрея Первозванного.

Алексей Федорович Орлов (1787 – 1861)

Алексей Федорович Орлов – один из самых крупных государственных деятелей эпохи Николая I. Родители Орлова в браке не состоя ли. Отцом Алексея Федоровича был генерал-аншеф Ф. Г. Орлов, матерью – полковница Т. Ф. Ярославова.

Сначала Алексея учили дома, он получил хорошее образование. Затем Орлов продолжил учебу в пансионе аббата Николя. В 14 лет Орлов стал служить в Коллегии иностранных дел. Видимо, тяга к военному делу пересилила, поскольку в 1864 г. Алексей поступил на службу в лейб-гвардии Гусарский полк на должность юнкера. В дальнейшем его произвели в корнеты.

Военная карьера Орлова достаточно богата событиями и наградами. Так, он участвовал в войнах с Францией 1805 и 1806 – 1807 гг., сражался в период войны 1812 г.

Во время Отечественной войны 1812 г. А. Ф. Орлов показал себя храбрым воином. В Бородинском сражении он был тяжело ранен (врачи насчитали у него семь ранений), лишь чудом ему удалось выжить.

Особенно ярко Орлов проявил себя в битвах под Витебском, Смоленском, Липецком, Бауценом и Дрезденом. В итоге А Ф. Орлов стал генералом от кавалерии, как тогда говорили – «полным» генералом.

Карьерный рост А. Ф. Орлова начался с 1816 г., когда он был назначен флигель-адъютантом при Александре I, а через 4 года – генерал-адъютантом. 14 декабря 1825 г. Орлов совершил поступок, который определил его дальнейшую жизнь в правительственных кругах: он и его воинская часть пришли на выручку к Николаю I одними из первых, чтобы поддержать его. Далее он с оружием руках защищал Николая от мятежников.

Император на всю жизнь запомнил услугу, которую оказал ему А. Ф. Орлов, проявив по отношению к нему свою лояльность. В награду за свою преданность он стал пользоваться особым доверием и дружбой Николая I.

А. Ф. Орлов проявил себя не только как храбрый военачальник, но и как знающий и искусный дипломат. Так, во многом благодаря его усилиям в 1829 г. был подписан Адрианопольский мирный договор с Турцией. Не раз после этого успеха император привлекал А. Ф. Орлова к выполнению различных дипломатических миссий и поручений.

В 1844 г. умер шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии – А. Х. Бенкендорф. А. Ф. Орлов занял этот пост и стал командующим Главной императорской квартирой. Следует подчеркнуть, что А. Ф. Орлов был не только наделен неограниченными полномочиями и пользовался исключительным доверием императора, но и являлся еще самым точным исполнителем его приказов.

В период правления сына Николая – Алекандра II – А. Ф. Орлов (сначала он был попечителем Александра) возглавлял русскую делегацию на Парижском конгрессе. На нем были подведены итоги Крымской войны, и здесь так же ярко проявилось дипломатическое искусство А. Ф. Орлова. Впоследствии он занимал самые высокие посты в правительстве: возглавлял Государственный совет и Комитет министров, был председателем Кавказского и Сибирского комитетов.

Почти 10 лет А. Ф. Орлов был болен, но несмотря на болезнь, продолжал службу. В январе 1861 г. он подал в отставку. Искренне любивший его император тяжело переживал смерть Орлова, который скончался в мае 1861 г.

Деятельность А. Ф. Орлова была у всех на виду – о нем немало писали и говорили еще при его жизни. А. С. Пушкин посвятил ему целое послание, подчеркнув такие его качества, как «пылкую душу» и «просвещенный ум». М. А. Корф отрицательно относился к А. Ф. Орлову, поэтому и отмечал его холодность, себялюбие, «непонимание никакого дела» и леность. В. А. Сологуб писал, что «в старости ум его ослабел, память ему изменяла, тем не менее все относились к нему с почтением».

Александр Сергеевич Меншиков (1787 – 1869)

Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков – русский военный и государственный деятель. Он поступил на военную службу, когда ему исполнилось двадцать два года (в 1809 г.), и вскоре стал занимать штабные должности. С 1815 г. А. С. Меншиков вошел в круг приближенных императора Александра I. Он сопровождал царя во всех заграничных поездках, пользовался большим его доверием. В 1817 г. Александр назначил его исполняющим обязанности генерал-квартирмейстером.

Когда А. С. Меншикову исполнилось тридцать лет, он стал генерал-адъютантом, а через шестнадцать лет – адмиралом. Помимо военной службы, Меншиков пробовал себя на дипломатическом поприще. Так, в 1823 г. его перевели в дипломатическое ведомство. Но, по-видимому, особых успехов добиться ему здесь не удалось, поскольку уже через год его отправили в отставку.

В 1827 г. Николай I назначил А. С. Меншикова начальником Главного морского штаба и членом Кабинета министров. С 1830 г. Александр Сергеевич стал членом Государственного совета, а год спустя начал выполнять обязанности генерал-губернатора Финляндии. Накануне Крымской войны (1853 – 1856 гг.) Меншиков возглавлял дипломатическую миссию в Константинополе. В самый разгар войны он был назначен главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Крыму.

Об А. С. Меншикове у исследователей-историков сложилось нелестное мнение. Во-первых, он считается бездарным полководцем – проиграл сражения при Альме и Инкермане. Во-вторых, будучи руководителем морского ведомства, Меншиков тормозил развитие военно-морского флота, его технический прогресс и боевую подготовку. Скорее всего, по этой причине в 1855 г. он был отстранен от командования и назначен генерал-губернатором Кронштадта. На этой должности он пробыл всего год, после чего последовала его отставка.

Последние годы жизни Меншиков провел в Москве. Он был награжден высшими российскими орденами, такими как орден Святого Александра Невского, орден Святого Владимира 1-ой степени и т. д. Скончался Александр Сергеевич в 82 года.

Глава 10. Фавориты и фаворитка Александра II

Александр Владимирович Адлерберг (1818 – 1888)

Александр Владимирович Адлерберг – российский государственный деятель, один из фаворитов Александра II. Александр Владимирович родился в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Его отцом был Владимир Федорович (Эдуард Фердинанд Вольдемар) Адлерберг – представитель шведского дворянского рода.

Владимир Федорович Адлерберг окончил Пажеский корпус, был участником войны 1812 г. Он показал себя храбрым бойцом в Бородинском сражении, а также в Лютценской и Баузенской битвах.

Александр Владимрович Адлерберг, как и его отец, и брат – Николай Владимирович, окончил в 1836 г. Пажеский корпус. В том же году стал близким другом великого князя Александра Николаевича. Он сопровождал его почти во всех поездках, а также на балах и светских раутах. Когда Александр принял титул императора, Адлерберг стал одним из его самых преданных сановников.

В 1841 и 1850 гг. Адлерберг принимал участие в военных действиях на Кавказе. В 1847 г. он получил графский титул. В 1855 г. Александр Владимирович стал генерал-адъютантом и с того же года в течение 6 лет занимал должность управляющего делами Императорской Главной квартиры. В дальнейшем Адлерберг назначается командующим Императорской главной квартирой. На этом посту он прослужил двадцать лет (с 1861 по 1881 г.).

Помимо воинских должностей, Адлерберг занимался делами книгопечатания и цензуры. Так, с 1859 г. Александр Владимирович являлся членом Комитета по делам книгопечатания, а с 1860 г. – главным управляющим цензурой. В 1876 г. Адлерберг получил звание почетного члена Петербургской Академии наук.

Кроме того, Адлерберг в период с 1860 по 1880 г. был членом Государственного и Военного советов, а также министром Императорского двора и уделов и канцлером российских орденов. В отставку Александр Владимирович вышел в 1881 г. Среди его многочисленных наград (их насчитывается около 55, включая и иностранные) – ордена Андрея Первозванного, Александра Невского, Владимира 1-ой степени и др. Умер Александр Владимирович в Петербурге.

Екатерина Михайловна Долгорукая-Юрьевская (1847 – 1922)

Екатерина Михайловна Долгорукая-Юрьевская является представительницей древнего княжеского рода. Родилась она в Москве. По словам современников, Екатерина не слыла неотразимой красавицей, но отличалась благородством манер, умела себя преподнести, была очень женственной и чувственной. Особенно пленяли темные ее глаза, напоминавшие глаза газели.

Впервые Екатерина Михайловна встретилась с императором, когда ей исполнилось 10 лет. Это произошло во время прогулки в саду. Могла ли тогда эта девочка подумать, что всего через 8 лет самодержец России признается ей в любви? Надо сказать, что император с той поры пристально наблюдал за семьей Долгоруких. Когда умер ее отец, Александр позаботился об осиротевших сестрах Екатерины. Их и саму Екатерину приняли в Институт благородных девиц. Император часто навещал девочек, преподносил им подарки.

Когда Екатерине исполнилось 17 лет, ее пригласили ко двору. Так она стала фрейлиной императрицы Марии Александровны. С того времени Александр стал уделять внимание Екатерине как женщине. Он часто прогуливался с ней под руку по аллеям парка и однажды, когда юная фрейлина была меньше всего к этому готова, сказал, что любит ее.

Император Александр был старше Екатерины на 30 лет. По мнению исследователей, его чувство к девушке не было похоже на прежние многочисленные и кратковременные романы. Существовало еще одно обстоятельство – супруга императора была серьезно больна чахоткой и не могла удовлетворять любовный пыл Александра.

Екатерина была смущена признанием царя и сказала, что не готова дать ответ. Кроме того, девушка не знала, как ей вести себя теперь с императрицей. В конце концов Екатерина ответила на его чувство, но отказалась от службы при императрице и отошла от двора. Тем не менее отношения между фрейлиной и императором были замечены в высшем свете, и он отнюдь не благосклонно отнесся к влюбленным.

Имеются сведения, что Александр и Екатерина долго боролись со своими чувствами. Они даже расставались друг с другом на несколько месяцев (по некоторым данным, чуть ли не на полгода) в надежде на то, что их страсть пройдет, все уляжется. Но все их старания были тщетны.

Почти через год после того памятного дня, когда Александр, преклонив колено, открыл Екатерине свое сердце, она стала его любовницей. Сначала они тайно встречались в дальних комнатах Зимнего дворца. Когда Александр делал вид, что уезжает в Крым или за границу якобы по государственным делам, он неизменно брал с собой в эти поездки Екатерину. Спустя какое-то время она совершенно неожиданно для всех переехала в Зимний дворец вместе со своими и Александра детьми – дочерьми Ольгой и Екатериной и сыном Георгием. Законные дети императора и высшее общество третировали Екатерину Михайловну, но она, казалось, не замечала всех козней, направленных против нее и ее детей.

Когда скончалась императрица Мария Александровна (это произошло в конце мая 1880 г.), спустя 40 дней Александр тайно обвенчался с Екатериной при тайных же свидетелях.

В день венчания с Екатериной Михайловной император Александр, по словам князя В. В. Барятинского, воскликнул: «Четырнадцать лет я ожидал этого дня, я боюсь моего счастья! Только бы Бог не лишил меня его слишком рано». Однако недаром мрачные предчувствия одолевали императора. Его счастье в законном браке с молодой и красивой Екатериной Михайловной было недолгим.

В день своего бракосочетания Александр издал указ правительствующему Сенату, в котором было обнародовано и само бракосочетание и предписание присвоить Екатерине Михайловне Долгорукой титул светлейшей княгини Юрьевской, а их детей наделить правами законных.

Указ, как и сам брак, сначала был тайным. Лишь позже о нем узнали и законные дети Александра, и высший свет. В замыслах Александра было провозгласить Екатерину Михайловну императрицей, завершить намеченные государственные преобразования, после чего передать престол Александру III и уехать в Ниццу с новой семьей. Однако террористический акт, повлекший смерть императора, перечеркнул эти планы.

Очевидцы рассказывают, что перед тем, как тело императора было перенесено из дворца в Петропавловский собор, Екатерина Михайловна остригла свои длинные роскошные волосы и положила их к рукам своего погибшего мужа. Сын Александра не разрешил Екатерине и ее детям оставаться во дворце. Тогда княгиня Юрьевская, взяв нательный крест мужа и его семейные иконы, увезла детей во Францию. Она жила то в Париже, то в Ницце на средства, которые на ее имя заранее перевел император. Эти суммы были достаточно внушительными – более 3 млн рублей. Княгиня Юрьевская прожила 74 года и, как считают исследователи, осталась верна памяти своего царственного супруга.

Петр Александрович Валуев (1815 – 1890)

Граф Петр Александрович Валуев – российский государственный деятель, публицист и почетный член Академии наук России. П. А. Валуев родился в Москве в дворянской семье. Родители дали Петру прекрасное домашнее образование. На протяжении своей долгой жизни П. А. Валуев занимал самые разнообразные государственные посты. Свою деятельность он начал в 1831 г., поступив на службу в канцелярию московского военного генерал-губернатора. Через два года Петр Александрович был переведен в Собственную Его Императорского Величества канцелярию. На этой должности его служба продолжалась почти 10 лет. В 1-ом и 2-ом отделениях канцелярии Валуев под руководством ближайшего советника императора Александра II – М. М. Сперанского занимался кодификацией законов. Помимо государственной службы, Валуев интересовался литературой и поэзией.

В 1838 г. П. А. Валуев был членом оппозиционного кружка дворцовой молодежи, который получил название «Кружок 16-ти». В него входил и М. Ю. Лермонтов.

С 1845 по 1853 г. Валуев служил чиновником для особых поручений при генерал-губернаторе Лифляндской, Эстляндской и Курляндской губерний Е. А. Головине. В 1853 г. Петр Александрович сам становится губернатором Курляндской губернии и занимает этот пост в течение 5 лет. Затем Валуев был директором 2-го и 3-го департаментов Министерства государственных имуществ (в 1858 – 1861 гг.), министром внутренних дел (с 1861 по 1868 г.) и членом Государственного совета (в 1868 г.).

До своего выхода в отставку в 1881 г. Валуев возглавлял Особое совещание для изыскания мер к лучшей охране спокойствия и безопасности, а также был председателем Кабинета министров и Кавказского кабинета.

Реформаторская деятельность Валуева началась в период подготовки крестьянской реформы 1861 г. Тогда министр государственных имуществ граф Михаил Николаевич Муравьев поручил Валуеву разработать проект реформы и представить его в Главный кабинет по крестьянскому делу.

Следует отметить, что Петр Александрович придерживался того мнения, что крестьян необходимо освободить без земли. Кроме того, он был против введения института мировых посредников. Валуев критиковал систему за ее громоздкость и неповоротливость, а также призывал к свободе слова и совести.

Помимо руководства проведением крестьянской реформы, Валуев также занимался разработкой земской реформы в 1864 г. Годом ранее Петр Александрович представил императору проект по привлечению выборных от земств и городов к работе Государственного совета, но Александр этот проект отверг. В вопросе об автономных образованиях Валуев был за сохранение привилегий Великого княжества Финляндского в составе России и считал необходимым предоставить культурную автономию Царству Польскому. Следует отметить, что Валуев отрицательно отнесся к проводившейся в Царстве Польском политике насильственного насаждения русских обычаев и веры. Он также был против попытки ограничить автономию прибалтийских губерний.

Необходимо отметить усилия Петра Александровича по созданию двух комиссий, которые работали под его руководством. Первая комиссия, созданная для исследования положения крестьян и уровня сельскохозяйственного производства в России, осуществляла свою деятельность с 1872 по 1782 г.

Чиновники, побывавшие в различных районах страны, составили и отправили в комиссию около 1000 отчетов, которые выявили нехватку рабочей силы, тяжелое положение крестьян, их слабые знания в области агрономии.

Вторая комиссия была создана в 1874 г. для подготовки законопроекта о наемном труде. Комиссией обсуждались разработанные Валуевым законопроекты – «Положение о наемных рабочих», «Правила о найме прислуги» и ряд других.

Наряду с государственной и реформаторской деятельностью заслуживают внимания и публицистические труды Валуева. Сюда входят его записки «Дума русского во второй половине 1885 года» (с критикой неэффективной государственно-административной системы и доказательством необходимости демократических свобод) и «Мысли невоенного о наших военных силах». Последняя была подана лично императору Александру. В ней рассматривалась идея введения всесословной воинской повинности.

В сфере периодической печати Валуев организовал правительственные газеты «Северная почта» и «Отголоски», в которые сам писал статьи. В 1865 г. под руководством Петра Александровича были разработаны «Временные правила о печати». Кроме того, Валуев являлся автором повестей и романов из жизни высшего света, а также стихотворений лирического и религиозно-мистического содержания. Особо следует отметить дневники Валуева, которые представляют собой путеводитель по истории внутренней политики России 1850 – 1870-х гг. Личная библиотека Петра Александровича насчитывала более 3000 томов, значительную часть которых составляли политико-экономические и статистические труды. Внушителен и список государственных наград П. А. Валуева. Среди них – ордена Святого Александра Невского, Святого Владимира 1-ой степени, Святого Андрея Первозванного и др.

4 октября 1881 г. Валуева отправили в отставку, но сохранили ему звание члена Государственного совета. Так закончилась государственная деятельность П. А. Валуева.

Дмитрий Алексеевич Милютин (1816 – 1912)

Дмитрий Алексеевич Милютин – русский государственный и военный деятель. Родителями Д. А. Милютина были обедневшие дворяне. Получив первоначальное образование дома, Дмитрий затем был отдан в Благородный пансион, который существовал при Московском университете. По окончании его в 1833 г. Милютин стал военным. Воинская служба стала профессией Дмитрия Алексеевича, поскольку затем он продолжил образование в Императорской военной академии. По окончании ее в 1836 г. Милютин получил назначение в Генеральный штаб. С 1839 по 1845 г. Дмитрий Алексеевич проходил службу в войсках Кавказской линии и Черноморья. Два года (с 1843 по 1845 г.) Милютин исполнял обязанности обер-квартирмейстера.

Более 10 лет (с 1845 по 1856 г.) Милютин преподавал в Военной академии такие дисциплины, как военная география и военная статистика.

В 1856 г. Д. А. Милютин получил назначение в комиссию «для улучшения по военной части». Проведя определенную работу в этом направлении, Милютин предоставил в комиссию записку, в которой изложил свою точку зрения по коренной реорганизации армии.

В 1856 – 1859 гг. Милютин являлся начальником главного штаба Кавказской армии. С 1860 г. началась реформаторская деятельность Дмитрия Алексеевича. Касалась она, естественно, военной сферы. Милютин считал, что русская армия должна стать массовой. Военные реформы проводились в 1860 – 1970-х гг. В этот период Дмитрий Алексеевич занимал сначала пост заместителя военного министра, а затем – в 1861 г. – стал главой этого военного ведомства.

Что касается политических воззрений Милютина, то он тяготел к умеренному либерализму.

В сфере рассмотрения злободневного тогда крестьянского вопроса Дмитрий Алексеевич полагал, что в нем необходимо пойти на определенные уступки (особенно это касалось земельных наделов), чтобы обеспечить лояльность крестьянства по отношению к государству.

Будучи сторонником буржуазных преобразований, Милютин превратил печатный орган военного министерства – газету «Русский инвалид» – в рупор либеральных идей. Во время Русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. Дмитрий Алексеевич проявил себя грамотным стратегом. Когда были предприняты 3 неудачные попытки штурма Плевны и в итоге большинство членов Военного совета высказались за отход русских войск, Милютин настоял на том, чтобы осадить данный город. Это решение оказалось верным и своевременным, поскольку в результате осады наши войска овладели Плевной. В 1878 г. Милютину был пожалован графский титул.

Начиная с 1878 г., император Александр II настолько приблизил к себе Милютина, что тот получил практически неограниченную власть в сфере руководства внешней политикой страны. Политическая деятельность Дмитрия Алексеевича продолжилась также и в начальном периоде правления Александра III.

Когда Александр III только начал править страной, в политических верхах обострилась борьба между либерально настроенными сановниками и консерваторами-реакционерами. Д. А. Милютин тогда объединился с М. Т. Лорис-Меликовым и А. А. Абазой (другими высшими политическими чинами) в борьбе против К. П. Победоноцева и его сторонников, которые как раз и представляли собой оплот консерватизма.

В 1881 г. Милютин вышел в отставку и поселился в своем имении Симеиз, в котором прожил до конца своих дней. Скончался Д. А. Милютин в 1912 г. После него остался богатейший архив, который в настоящее время находится в библиотеке имени В. И. Ленина, в отделе рукописей.

Глава 11. Фавориты Александра III

Владимир Петрович Мещерский (1839 – 1914)

Князь В. П. Мещерский представляет собой одну из самых известных личностей второй половины XIX в. Его имя упоминается практически в любых мемуарах или научных исследованиях, которые относятся к упомянутой эпохе. Являясь издателем и редактором журнала «Гражданин», Мещерский, кроме того, выпускал газеты, а также был известен как автор светских романов. Помимо статей в периодической печати, литературное наследие Мещерского включает в себя 3 тома мемуаров и публицистики.

Исследователи считают Мещерского достаточно видной фигурой позапрошлого века. Литературная деятельность и почти полувековое руководство журналом «Гражданин» сочетались с государственной службой. За свою долгую жизнь князь приобрел уважение в правительственных кругах, занимал крупные государственные должности, был знаком со многими известными людьми того времени. Даже выйдя в отставку в конце 1870-х гг., Мещерский продолжал оказывать влияние на политическую жизнь России. Наконец Мещерский был близким другом Александра III, пользовался его исключительным к себе расположением. В последние годы своей жизни князь тесно общался с Николаем II. Родословная князей Мещерских начинается с XIII в. Бабушка Владимира Петровича по матери – Екатерина Андреевна Карамзина-Колыванова – являлась сводной сестрой знаменитого поэта и литературного критика П. А. Вяземского. Мать Владимира Петровича – Екатерина Николаевна – была дочерью известного русского историка Н. М. Карамзина. Екатерина Николаевна сохранила семейные предания и память об отце.

Нередко семью Мещерских называли «Мещерские-Карамзины», поскольку квартиры и семьи Екатерины Николаевны и ее матери – вдовы Н. М. Карамзина – располагались в одном доме.

Интересно отметить, что и Екатерина Николаевна, и Екатерина Андреевна были хозяйками светских салонов. Первая – политического салона с частыми спорами по поводу политических вопросов или правительственных распоряжений; вторая – литературного салона, в котором собирались самые видные петербургские литераторы. Естественно, что уже с самых ранних лет В. П. Мещерский впитал дух политики и литературы своей эпохи. Достаточно назвать такие известные фамилии, как И. С. Тургенев, П. А. Плетнев, Ф. И. Тютчев, П. А. Валуев, Ю. Ф. Самарин, П. А. Вяземский – все они были частыми гостями в доме Мещерских.

В 11-летнем возрасте В. П. Мещерский поступил в Императорское училище правоведения, окончив его через 7 лет.

Императорское училище правоведения основал принц П. Г. Ольденбургский в 1835 г. для подготовки кадров в канцелярии судов. Позже выпускники этого училища становились чиновниками новой судебной системы.

После окончания училища В. П. Мещерский получил чин титулярного советника и должность младшего помощника секретаря в 5-ом департаменте Сената. Эта должность находилась в самом низу иерархической лестницы и в силу вменяемых ею обязанностей была формальной и скучной. Побыв некоторое время младшим помощником секретаря, Мещерский получил затем должность стряпчего полицейских дел в Рождественской части Петербурга.

Следует отметить, что многочисленные знакомые семьи, а также родственные связи часто помогали Мещерскому занимать хорошие и выгодные государственные должности. Помогли они и тогда, когда князь решил создать собственный печатный орган – журнал «Гражданин».

Должность стряпчего как представителя правосудия и защитника арестованных предполагала борьбу со взяточничеством и соблюдение законности во время ведения следствия. По своему характеру Мещерский как нельзя лучше подходил для выполнения данной работы – у него были сила воли и преданность делу, которому он служил. Твердо следуя законам, князь не раз вызывал недовольство своего начальства. Однажды Мещерский проигнорировал приказ отправиться домой к купцу С. Т. Овсянникову для снятия показаний, поскольку это принижало его статус – с подобной целью ездили только к высокопоставленным лицам.

Следующей ступенью в карьере князя стала должность чиновника особых поручений для командировок по России. В этом Мещерскому помог П. А. Валуев, который в 1861 гг. стал министром внутренних дел. Вояжи Мещерского по стране способствовали тому, что он с полным правом мог заявить, что знает возможности и потребности России не понаслышке. В начале 1860-х гг. Мещерский познакомился с К. П. Победоносцевым, М. Н. Катковым, московским митрополитом Филаретом и С. Г. Строгановым.

Мещерский особенно ценил и уважал М. Н. Каткова и С. Г. Строганова. Последний был одним из наиболее образованных и прогрессивных государственных деятелей той эпохи.

Через одну из своих родственниц Мещерский познакомился с императорской семьей. Вскоре он стал лучшим другом и советчиком будущего наследника российского престола Александра III. Это произошло в 1865 г., когда скончался старший брат Александра – Николай. В этот период Александру как никогда нужна была поддержка, и он нашел ее в лице деятельного, опытного и умеющего отстаивать свои убеждения Мещерского. Лишь князю Александр доверял свой дневник, они также вместе совершали прогулки. Нередко Мещерский помогал Александру в его занятиях по государственному праву и финансам (первый предмет преподавал К. П. Победоносцев, второй – Ф. Г. Тернер).

Мещерский и Александр часто заходили друг к другу в гости, нередко будущий император какое-то время мог подремать на диване у Мещерского.

Будущий правитель России поверял Мещерскому свои сердечные тайны. Так, одно время он был влюблен в княжну Марию Мещерскую и собирался на ней жениться, пожертвовав престолом. Сам В. П. Мещерский считал княжну недалекой и тщеславной и всячески отговаривал Александра от этого необдуманного шага. Из-за этого на короткое время в их дружбе возникло некоторое отчуждение. Однако вскоре Александр женился на датской принцессе Дагмар и был благодарен князю, признав его правоту.

В. П. Мещерский понимал, что он стоит перед выбором: дружба с Александром и чисто личные отношения с ним или же общение как с будущим императором огромной страны. Об этом Мещерский написал Александру в одном из писем. Мещерский выбрал отношения, которые существуют между подчиненным и правителем. Он понимал, что Александр еще не подготовлен к роли самодержца и поставил перед собой цель сделать его таковым. Мещерский писал Александру письма, записки, вел с ним долгие беседы. Князь решил устраивать в своем доме вечера и приглашать на них наследника и видных реформаторов для того, чтобы будущий император был в курсе всего происходящего в стране. На первом таком вечере, который состоялся в 1866 г. 19 февраля, присутствовали преподаватели Александра – К. П. Победоносцев, С. М. Соловьев, И. Е. Андреевский. Через два года эти собрания стали посещать многие известные люди того времени.

Кроме самого князя и Александра с его адъютантами, на вечерах «за чашкой чая» собирались И. С. Аксаков, М. Н. Катков, Г. П. Галаган, Н. А. Качалов, граф А. К. Толстой, князья В. А. Черкасский, Д. А. Оболенский, С. В. Урусов и др.

Образовавшийся кружок Мещерский назвал кружком «людей правды и дела». Он считал, что именно здесь будут заложены основы политических взглядов Александра.

Постепенно в отношениях между Мещерским и Александром появилось отчуждение. Вследствие этого и само нахождение Владимира Петровича при дворе стало неустойчивым. Однако такое положение дел спровоцировал сам Мещерский. Князь считал, что его указаниям все и вся должны полностью и беспрекословно подчиняться. Дело дошло до того, что Мещерский прямо и открыто заявил о своем несогласии с политикой, проводимой Александром II – отцом будущего наследника престола. Первый подобный выпад против действующего монарха произошел в середине 1860-х гг.

Граф С. Д. Шереметев – адъютант Александра III – свидетельствовал, что к началу 1870-х гг. Мещерский и его сторонники выработали свою собственную доктрину относительно будущего политического устройства России.

Естественно, что Александр III не мог допустить столь нелояльное отношение князя к своему отцу. Кроме того, некоторые черты характера Владимира Петровича – его резкость в высказываниях, импульсивность поведения, мнительность и ревностное отношение к наследнику престола – также постепенно настраивали Александра против своего наставника. Разрыв отношений между Мещерским и Александром произошел весной 1873 г. Его инициатором стал Александр, который заявил Владимиру Петровичу, что не хочет с ним больше видеться. Однако их общение еще какое-то время продолжалось – правда, только в письменной форме. Мещерский писал Александру (хотя гораздо реже, чем раньше) и иногда получал от него ответы. Мещерский неоднократно просил у Александра личной аудиенции, но встречал твердый отказ со стороны наследника трона.

По словам С. Ю. Витте, Мещерский умел, что называется, влезть в душу. Возможно, этого его качества и опасался Александр III, чтобы снова не попасть под влияние своего бывшего наставника.

После разрыва личных отношений с Александром Мещерского сняли с должности заведующего ремесленным училищем, которое после смерти брата Александра – Николая – находилось под его патронажем. Отстранение произошло внезапно и без каких-либо доводов, несмотря на то что князь очень активно работал на этом посту несколько лет. Ему не разрешили остаться в этом учебном заведении даже просто как члену попечительского совета, что сразу же породило домыслы о финансовых махинациях князя.

Он тяжело переживал разрыв отношений с Александром III. Именно в тот трудный для него период князь начал издавать политический и литературный журнал «Гражданин». Этот печатный орган начал свое существование с января 1872 г. В высших кругах новое начинание Мещерского вызвало по меньшей мере непонимание. Тон, в котором Александр II говорил о детище князя, был насмешливым и пренебрежительным. Царь дал понять Мещерскому, что, с его точки зрения, издание подобного журнала – дело в высшей степени ненужное и бесполезное. Такое отношение царя имело свое объяснение. В то время газеты и журналы с их нередкой тенденциозностью и некорректностью воспринимались как нечто сиюминутное и ненастоящее по сравнению с прозой и поэзией. Кроме того, в этой сфере деятельности был исключен быстрый карьерный рост. Однако для Мещерского и его приверженцев (консервативно настроенных литераторов) именно такое издание – спокойное, веротерпимое и традиционное – было крайне необходимо. Поскольку в то время преобладали либеральные периодические издания, печататься в них консерваторам было крайне трудно.

Одно время братья Достоевские, а также М. П. Погодин и И. С. Аксаков пытались выпустить журнал подобного рода, но он просуществовал очень недолго.

Как уже было отмечено, Мещерский оставался на посту издателя и редактора журнала «Гражданин» 42 года – вплоть до своей кончины. Необходимо отметить, что, несмотря на разрыв, Александр III дважды субсидировал журнал Мещерского, причем во второй раз на помощь «Гражданину» пошли средства, выделенные на женское образование.

Следует также подчеркнуть, что, хотя Александра III и раздражали навязчивость и бесцеремонность Мещерского (которые тот, кстати, и не отрицал), но именно эти качества давали императору при общении с ним ощущение равенства и легкости, которого он не находил при контактах с другими. Парадоксально, но факт – порой именно фамильярность Мещерского притягивала к нему Александра III.

В. П. Мещерский до последних дней своей жизни сохранил азарт и верность своим взглядам. Он был одним из последних адептов карамзинской традиции русского консерватизма. С его кончиной эта доктрина уступила место черносотенной модели (имеются в виду такие погромно-монархические организации по борьбе с революционным движением, как «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела»). Николай II назвал В. П. Мещерского «неутомимым борцом за сохранение исторических устоев для развития Русского государства». После революции 1905 г. значение Владимира Петровича как советника царя стало падать. В последние годы жизни Мещерский в своих сборниках переключился на темы внешней политики, но и в этом направлении не получил успеха.

Константин Петрович Победоносцев (1827 – 1907)

К. П. Победоносцев вошел в историю как крупный государственный деятель и автор историко-юридических трудов. Эпоха Победоносцева – это время контрреформ во всех сферах общественной жизни: экономике, образовании, печати. Имевший исключительное влияние на Александра III, Победоносцев являлся вдохновителем этих «преобразований». Очень емкую характеристику Победоносцеву в этом плане дал А. Блок: «Победоносцев бросал камень в науку, свободолюбие, молодую Россию. Еще очень жив в самом обществе дух старого дьявола».

К. П. Победоносцев был 11-ым ребенком в семье профессора российской словесности Московского университета Петра Васильевича Победоносцева, по словам И. А. Гончарова, «человека старого века».

Дед К. П. Победоносцева был священником в Звенигородском уезде, а затем – настоятелем церкви Святого Георгия в Москве. Таким образом, Петр Васильевич происходил из духовного звания. Впоследствии он закончил Духовную академию.

В 1846 г. К. П. Победоносцев закончил Петербургское училище правоведения. Он был прилежен в учебе, тих, послушен и очень любил читать. В школьные годы Победоносцев дружил с И. А. Аксаковым и князем А. Д. Оболенским.

Государственную службу Победоносцев начал в Москве, в 8-ом департаменте Сената. В 1864 г. в социальных настроениях Победоносцева происходит перелом – его все больше привлекают идеи консерватизма. Победоносцев считал, что только сильная государственная власть является источником самосохранения общества.

Сравнивая западную парламентскую демократию и российскую самодержавную государственность, он пришел к выводу, что только последняя может обеспечить спокойствие и благо страны. Недостаток западных демократий Победоносцев видел в их постоянном обсуждении, толковании и изменении государственных законов в интересах определенных лиц и в зависимости от особенностей той или иной эпохи. Вместе с тем интересы эти, как правило, сиюминутны и могут идти вразрез с потребностями народа. Законы же российского самодержавия, освященные церковью, незыблемы. Согласно доктрине Победоносцева истинное содержание закона определяет народ. Первоначально закон не облечен в слова, только государство дает ему письменную формулировку и оно же контролирует его исполнение.

Победоносцев указывал, что основное преимущество государственного устройства России перед западными странами в том, что у нас законы никем не оспариваются, что власть заботится о своем народе и охраняет его спокойствие и наконец в своем законотворчестве учитывает реалии народной жизни.

Таким образом, по существу Победоносцев не признавал никакой реформаторской деятельности, считая, что первостепенное значение имеют только жизненные потребности, а все изменения лишь следуют за ними. Взгляды Победоносцева органично вплелись в контрреформаторскую политику, которую проводило правительство Александра III.

В 1865 г. Победоносцев становится личным преподавателем по гражданскому праву великого князя Александра Александровича – будущего наследника российского престола.

Помимо К. П. Победоносцева, преподавателями Александра были С. М. Соловьев, Ф.И. Буслаев, Я. К. Грот – профессора Московского и Петербургского университетов, а также генерал М. И. Драгомиров, преподававший военное дело.

Между Александром и Победоносцевым установились доверительные отношения. Многое в этом плане зависело от самого Константина Петровича, который обладал умением тактично дать нужный совет своему воспитаннику. По существу Победоносцев определял круг чтения Александра и вскоре стал его секретарем, возложив на себя обязанность составлять заявления и писать официальные письма. Вместе с тем Победоносцев был невысокого мнения о способностях к наукам своего воспитанника. Существует запись в дневнике Победоносцева, датированная 1865 г.: «Сегодня после первых занятий с цесаревичем Александром я попробовал спрашивать великого князя о пройденном, чтобы посмотреть, что у него в голове осталось. Не осталось ничего, и бедность сведений, или, лучше сказать, бедность идей, удивительная». Надо полагать, эта оценка им Александра была объективной, поскольку К. П. Победоносцев был расположен к своему воспитаннику.

С другой стороны, будущий наследник престола не очень церемонился со своим наставником. Александр мог не выполнить домашнее задание, мог вообще отменить урок без объяснения причины. Так, например, однажды он написал Победоносцеву: «Я прошу Вас сегодня ко мне не заходить, так как я решительно не успел приготовить к сегодняшнему дню».

Интересно отметить, что Победоносцев был в свое время наставником старшего брата Александра – Николая, и в нем его раздражали либеральные фразы, особенно по поводу конституции.

Как бы то ни было, воздействие Победоносцева на Александра было достаточно велико и способствовало его успешному карьерному росту. Так, в 1880 г. он назначается обер-прокурором Синода (этот пост он занимал до 1905 г.), получает также ценные подарки. Вскоре Победоносцев становится тайным советником, ему вручают орден. В дальнейшем влияние Победоносцева на Александра все более и более усиливается. Они одинаково воспринимают положение в стране (будь то Русско-турецкая война 1877 г. или взрывы народовольцев в Зимнем дворце). Победоносцев стремится буквально все держать под контролем. Еще более прочными стали его позиции после опубликования Манифеста 28 апреля 1881 г., который декларировал неизменность самодержавия и послужил толчком к смене правительства. Теперь Победоносцев выступает уже в качестве ближайшего советника Александра III. Императору импонируют твердость убеждений Победоносцева, его острый ум и образованность.

Однажды, когда Александр высказал свою точку зрения и получил от Победоносцева подтверждение своей правоты, у императора невольно вырвалась фраза: «Это, правда, странно, как мы сходимся мыслью».

В свою очередь, Победоносцев восторженно отзывается об Александре. В письме к Е. Ф. Тютчевой Победоносцев пишет: «Что бы то ни было, нельзя не любить этого человека». К. П. Победоносцев считает его «намерения – понять простые чувства русского человека – чистыми и ясными».

Однако к середине 1880-х гг. дружба императора и Победоносцева постепенно сходит на нет. Возможно, Александр уже больше не нуждался в наставнике; кроме того, его супруга Мария Федоровна относилась к обер-прокурору Синода довольно неприязненно. Ее раздражали сухость и аскетизм Победоносцева, который, появляясь на балах, одним своим видом разрушал непринужденность и веселье.

Как-то раз Победоносцев с осуждением сказал Е. Ф. Тютчевой, что богатые туалеты фрейлин стоят столько же, сколько чиновники его ведомства получают за год.

Тем не менее на посту обер-прокурора Синода Победоносцев оставался до 1905 г., почти до самой своей кончины.

До конца своих дней Победоносцев сохранил остроту своего язвительного ума, блестящую память и эрудицию. Однако следует признать, что в конце своего жизненного пути он лишился политической гибкости: настойчивость и красноречие перед правителем, которые были у него в начале карьеры, к закату жизни превратились в упрямство. Он неоднократно повторял, что счастлив и могуч будет тот народ, у которого «вера и привычки к повиновению будут сильнее, чем у других».

Сергей Васильевич Зубатов (1864 – 1917)

Сергей Васильевич Зубатов вошел в историю как достаточно известный деятель российского политического сыска. Он родился в семье военного, его отец был обер-офицером. С. Зубатов поступил в Московскую гимназию, но, проучившись 5 лет, не закончил ее. Далее работал в Московской дворянской опеке в качестве клерка. Четыре года (с1882 по 1886 г.) Зубатов прослужил телеграфистом на станциях Московского телеграфа. По всей видимости, С. Зубатов еще в ранние годы вступил в партию «Народная воля». Когда в 1886 г. ему было предъявлено обвинение в принадлежности к этой запрещенной правительством партии и предложено сотрудничество с Московским охранным отделением, Зубатов стал осведомителем. Результатами его деятельности в качестве секретного агента стали уничтожение 3 подпольных типографий этой организации, арест ряда членов «Народной воли», среди которых были такие известные личности, как М. Р. Гоц и И. И. Фондаминский.

Народовольцы давно подозревали, что в их среду внедрился предатель, но выявить его не могли. В 1888 г. Зубатов сам вышел из «Народной воли», опасаясь разоблачения.

В 1889 г. Зубатову было предложено возглавить работу агентурной сети Московского охранного отделения в качестве заведующего. В 1896 г. Зубатов становится начальником этого отделения. В данной должности он выступил с рядом инициатив. Так, в 1894 г. при его участии был создан так называемый летучий отряд наблюдательных агентов. В обязанности этого отряда входила слежка за революционными деятелями по всей России. Другим новшеством было введение систематической регистрации арестованных и их фотографирования. Зубатов разработал и внедрил в практику правила шифровки секретных агентов. Сергей Васильевич лично арестовал членов «Рабочего союза» и Русско-кавказского кружка в Москве, Северного союза социалистов-революционеров в Томске и членов Первого съезда РСДРП в Минске. Кроме арестов, были уничтожены типографии социал-революционеров в Томске и «Народной воли» в поселке Лахта (около Санкт-Петербурга). Аресты лидеров социал-революционеров в Томске и «Народной воли» продолжались с 1895 по 1897 г. В 1896 г. С. Зубатов стал надворным советником.

Сближение Зубатова с царской семьей происходит, скорее всего, в 1989 г., когда он разработал программу борьбы с российским революционным движением. Эту программу одобрили и поддержали московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, а также обер-полицеймейстер Москвы Д. Ф. Трепов.

Революционеры окрестили программу Зубатова «полицейским социализмом». Она также получила название «зубатовщина» по имени ее создателя.

Основная идея Зубатова в борьбе против российского рабочего движения заключалась в создании во всех городах страны рабочих организаций, которые контролировались бы полицией. Создавая свою программу, Зубатов полагал, что революционеры и их организации представляют опасность лишь тогда, когда соединяются с массовым рабочим движением. Стоит только политической полиции улучшить положение рабочих и устранить конфликты с предпринимателями, как связь рабочих с революционерами будет разрушена.

С этой целью Зубатов предложил организовать союзы рабочих, лидеры которых станут представлять их интересы перед работодателями, а также создать систему взаимопомощи рабочим и внедрить агентов охранки в союзы для выявления революционных агитаторов.

В 1901 г. по инициативе Зубатова в Москве возникает общество вспомоществования рабочим в механическом производстве, позже подобные общества появились и в других городах. В том же году Зубатов помог организовать Еврейскую независимую рабочую партию. Годом позже эта партия провела свой первый легальный съезд в Минске.

Создание Еврейской независимой рабочей партии преследовало ту же цель, что и легальные отраслевые рабочие корпорации, – отвлечение рабочих от политической борьбы.

Следует отметить, что 1901 г. был насыщен инициативами Зубатова – помимо уже названных, он решил организовать «наблюдательные отделения», действующие на постоянной основе в тех городах, в которых революционное движение стало особенно развито. Были выявлены 14 таких населенных пунктов.

Эти положения программы Зубатова позже стали основой полицейской реформы, которую провел государственный деятель В. К. Плеве.

В 1902 г. Зубатов был одним из организаторов массовой манифестации рабочих в честь 41-ой годовщины отмены крепостного права, которая проходила у памятника Александру II. В октябре 1902 г. Зубатов был назначен заведующим Особым отделом департамента полиции. Казалось, что карьерный рост налицо, тем более, что опять же с подачи Зубатова было создано Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга. Однако созданные по инициативе Зубатова рабочие организации то и дело конфликтовали с работодателями, постоянно возникали волнения и беспорядки. В связи с этим в адрес Зубатова был выражен протест министром финансов С. Ю. Витте и главноуправляющим торговым плаванием и портами великим князем Александром Михайловичем. В 1903 г. Зубатов вышел в отставку.

Исследователи считают, что повод к своей отставке дал сам Зубатов – он разгласил государственную тайну, сообщив Г. И. Шаевичу (председателю Одесского союза машиностроительных рабочих) о том, что Николай II сказал Плеве: богатого еврейства не распускать, а давать жить бедноте.

Сначала Зубатову запретили жить в Москве и Санкт-Петербурге, но через год эти ограничения были сняты. Более того, в 1904 г. П. Д. Святополк-Мирский – новый министр внутренних дел – вновь пригласил Зубатова на службу в полицию, но получил отказ на свое предложение. Сначала Зубатов жил во Владимире, а в 1910 г. вернулся в Москву.

До последних дней он остался верен идее сохранения не ограниченной монархии. Некоторое время его статьи публиковались в верноподданическом журнале «Гражданин», который выпускал В. П. Мещерский. Когда Зубатов узнал об отречении Николая II от престола и об отказе великого князя Михаила Александровича принять власть, он покончил с собой, застрелившись.

Сергей Юльевич Витте (1849 – 1915)

Сергей Юльевич Витте является весьма заметной фигурой в русском обществе конца XIX – начала XX вв. Это крупный политический и государственный деятель, инициатор многих важных для России начинаний. Витте известен и своей реформаторской деятельностью, главное место в которой занимает разработка основных положений столыпинских аграрных преобразований.

С. Ю. Витте является автором «Воспоминаний» в 3 томах.

Интересно, что рукопись «Воспоминаний» автор хранил за границей, распорядившись опубликовать ее после своей кончины.

«Воспоминания» были изданы в 3 редакциях: в 1922 г. в Германии, в 1960 г. – в Москве и в 2003 г. – в Санкт-Петербурге. Несмотря на то что, по свидетельству историков, некоторые описанные события и характеристики политических оппонентов С. Ю. Витте не соответствуют действительности, «Воспоминания» реально отражают российскую политическую жизнь конца XIX – начала XX вв.

Витте – кавалер орденов Святого Александра Невского, Святого Владимира 1-ой степени, французского ордена Почетного легиона и др.

С. Ю. Витте родился в Тифлисе в дворянской семье. В 1870 г. он окончил Одесский университет, получив степень кандидата физико-математических наук. Ему предлагали преподавательскую работу, но он от нее отказался, выбрав службу на Одесской железной дороге.

Эксплуатация Одесской железной дороги началась в 1877 г. Годом позже она вошла в акционерное общество Юго-западных железных дорог.

В 1886 г. С. Ю. Витте стал управляющим Одесской железной дороги. В этом качестве он добивался больших результатов. Так, он наладил организацию мобильной переброски войск и военных грузов на фронт, когда Россия воевала с Турцией (1877 – 1878 гг.) За это С. Ю. Витте получил благодарность от Александра III. Затем, Витте принял участие в работе Особой высшей комиссии, которая занималась исследованием железнодорожного строительства в России.

В 1883 г. С. Ю. Витте написал книгу «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов», в которой научно обосновал разработки железнодорожных тарифов. Кроме того, С. Ю. Витте явился одним из главных составителей Общего устава железных дорог, который был принят в 1885 г. В 1889 г. Сергея Юльевича назначили директором Департамента железнодорожных дел и председателем комитета Министерства финансов. В этом назначении немалую роль сыграл тогдашний покровитель Витте – министр финансов И. А. Вышнеградский.

В юности С. Ю. Витте придерживался консервативных взглядов. Политические убеждения Сергея сложились под влиянием его дяди – славянофила и публициста Р. А. Фадеева. Как и его родственник, Витте считал, что у России – свой, особый путь развития.

После того как народовольцы убили Александра II, он предложил создать в противовес «Народной воле» монархическую конспиративную организацию «Священная дружина». Предполагалось, что члены этой организации будут проводить такие же террористические акты, как и народовольцы.

«Священная дружина» была создана в 1881 г., однако сам Витте был только инициатором ее создания, непосредственного участия в ее деятельности он не принимал.

В целом С. Ю. Витте был за неограниченное самодержавие, поскольку считал, что только такая власть является залогом существования великой Российской империи. Когда в правительственных кругах возник проект введения земства в западных районах России, Витте предостерегал Николая II (в специально поданной на его имя записке), что это может привести к конституции, которая в целом будет иметь негативные последствия для государственного режима.

Следует отметить, что политические взгляды Витте не остались незыблемы. Так, в 1880-х гг. он изучил идеи Ф. Листа и выступил и пропагандой теории немецкого экономиста в своей книге «Национальная экономика и Фридрих Лист». Тогда же он пришел к выводу, что для России неизбежен капиталистический путь развития. Однако он считал, что используя пример промышленного Запада, необходимо учитывать и национальные особенности страны, в частности сильную самодержавную власть. В этом случае народное хозяйство будет успешно развиваться, поскольку, по убеждению Витте, власть способна произвести коренные преобразования в интересах всего населения.

В феврале 1892 г. С. Ю. Витте стал управляющим Министерства путей сообщения. Спустя год его назначают министром финансов (в этой должности Витте оставался до 1903 г.). В тот период он как министр пользуется полной поддержкой Александра III (таким же неограниченным доверием Витте пользовался и у Николая II в первые годы его царствования). Будучи министром финансов, Витте продолжал курировать Министерство путей сообщения. Железные дороги Витте считал очень важной отраслью народного хозяйства страны, сравнивая их с кровеносной системой организма.

За то время, которое Витте провел на посту министра финансов, были построены более 27 000 км железнодорожных путей, а в государственную собственность приобретены около 15 000 км.

Одной из главных задач развития российских путей сообщения Витте считал строительство Транссибирской магистрали. Сергей Юльевич полагал, что с ее помощью будет освоена Сибирь. Немаловажным было, по мнению Витте, и то обстоятельство, что мировая транзитная торговля станет проходить через Россию, минуя Суэцкий канал.

Строительство магистрали потребовало огромных средств, но Витте не только сумел профинансировать этот проект, но и завершил его гораздо раньше намеченного плана. Далее Витте сумел на выгодных для России условиях получить от Китая концессию на строительство Китайско-Восточной железной дороги.

Считая развитие отечественной промышленности самой главной задачей, Витте способствовал росту целого ряда отраслей (например, химической, машиностроительной, металлургической), создавая для них выгодные условия и предоставляя ряд льгот. Он понимал, что для поднятия отечественной промышленности необходимо привлечение иностранного капитала и всячески способствовал этому. Очень многое Витте сделал для урегулирования таможенных пошлин: добился права увеличить ставки таможенных тарифов для тех стран, которые чинили препятствия российскому экспорту. В 1891 г. он запретил ввоз иностранных товаров, в частности германских.

Для того чтобы обеспечить народное хозяйство специалистами, по инициативе Витте были открыты политехнические институты в Киеве и Санкт-Петербурге, а также ряд коммерческих училищ. По предложению Витте был создан Учетно-ссудный банк Персии и Русско-китайский банк, используя которые, Витте сумел проложить дорогу российским товарам на рынки Азии.

Витте считал необходимым обеспечение экономического контроля над Маньчжурией. Это послужило началом его конфликта с В. К. Плеве и А. М. Безобразовым – государственными деятелями, которые предлагали установить господство в Северо-Восточном Китае и Корее.

Другие важные преобразования Витте провел в финансовой сфере. В 1895 – 1897 гг. был введен золотой монометаллизм и увеличены налоги. В 1895 – 1902 гг. им была осуществлена винная монополия. Витте также разместил государственные займы на иностранных рынках.

Современники полагали, что не в последнюю очередь благодаря размещению государственных займов за границей была произведена реконструкция железных дорог. Бытовало мнение, что строительство российских железных дорог финансировали немецкие домохозяйки.

В сфере социальных отношений Витте выступил инициатором закона об отмене круговой поруки в сельской общине. В 1905 г. были опубликованы его «Записки по крестьянскому делу», в которых он подчеркивал, что община – это непреодолимое препятствие на пути улучшения земледельческой культуры.

У С. Ю. Витте было немало противников, которые инкриминировали ему проведение антидворцовой политики, неправильную расстановку приоритетов (например, развитие промышленности в ущерб сельскому хозяйству), обвинили в росте внешних долгов.

В борьбе со своими противниками Витте часто использовал прессу. Так, его позиции поддерживали газеты «Русские ведомости» и «Биржевые ведомости», а также ряд периодических изданий за границей.

Оппонентам Витте удалось добиться своего. Николай II лишил его своей поддержки и сместил с поста министра финансов. В 1903 г. Витте был назначен председателем Кабинета министров. Однако Николай II продолжал оказывать ему доверие, правда уже не такое, как прежде. Император послал Витте во главе российской делегации на переговоры с Японией о заключении мира. В награду за заключение Портсмутского мира Витте получил титул графа.

Противники Витте дали ему прозвище – «граф Полусахалинский», так как Япония по мирному договору получила южную часть острова Сахалин.

Витте в целом лояльно отнесся к Октябрьской революции, отметив в записке к императору, что «государственная власть должна быть готова вступить на путь конституции». Витте выступил за гражданскую свободу, созыв законодательного народного представительства и создание объединенного правительства. При его непосредственном участии был подготовлен Манифест 17 октября 1905 г. Тогда же Витте был назначен председателем реформированного Совета министров. Когда было создано объединенное правительство, С. Ю. Витте оказался между двух огней: правые назвали его скрытым пособником революции, а левых не устраивала, как они считали, его «охранительная» политика.

Увидев, что антиправительственные выступления не прекращаются, Витте послал карательные отряды для разгрома Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. В 1906 г., когда в Думе большинство составили депутаты левой фракции, Витте подал в отставку, поскольку не видел возможности совместной работы с ними. В 1907 г. на него было совершено покушение террористами «Союза русского народа», но он остался в живых. С 1911 по 1915 г. С. Ю. Витте занимал пост председателя Кабинета финансов. В 1915 г. Сергей Юльевич умер в Петрограде от опухоли мозга.

Глава 12. Фавориты и фаворитка Николая II

Дмитрий Федорович Трепов (1855 – 1906)

Дмитрий Федорович Трепов – представитель известной в русском обществе конца XIX – начала XX вв. семьи. Его отец – генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов – в 1870-х гг. занимал пост санкт-петербургского обер-полицеймейстера. На него не раз совершали покушения террористы из «Народной воли».

В 1878 г. народовольцы за жестокое обращение с политзаключенными приговорили Ф. Ф.Трепова к смерти. Теракт поручили провести В. Засулич. Ф. Ф. Трепов получил ранение.

Брат Дмитрия Федоровича Александр в 1916 г. занимал пост председателя Совета министров Российской империи. Д. Ф. Трепов окончил Пажеский корпус, затем служил в Конногвардейском полку, который находился под покровительством Николая II. В 1896 – 1905 гг. Д. Ф. Трепов был московским обер-полицеймейстером. В промежутке с января по октябрь 1905 г. Дмитрий Федорович жил в Санкт-Петербурге, являясь его генерал-губернатором. В последний год перед своей кончиной он занимал пост дворцового коменданта. По мнению историков-исследователей, Д. Ф. Трепов стал политиком, специально к этому не готовясь. Император приблизил его к себе в годы Первой русской революции, наделив властными полномочиями. Однако Трепов лишь ненадолго стал одним из самых влиятельных людей страны. Современники и более поздние исследователи называли его «диктатором столицы», «временщиком», «общепризнанным вождем дворцовой камарильи». Император Николай считал Трепова единственным из своих слуг, на которого он мог «совершенно положиться». Смысл своей государственной деятельности Д. Ф. Трепов видел в служении России и государю. Им он и служил преданно и последовательно, жестко отстаивая интересы монархии и порядок. Поэтому в историю он вошел как консерватор по убеждениям и последовательный реакционер. Министр финансов С. Ю. Витте считал Трепова «вахмистром по воспитанию и погромщиком по убеждению». В. И. Ленин писал, что Трепов был «одним из ненавидимых Россией слуг царизма». Общественное мнение позиционировало Трепова как главного виновника трагедии на Ходынском поле и одного из лидеров «консервативной партии» в окружении императора. Д. Ф. Трепов являлся не только фаворитом царя, он был также близок к его дяде – великому князю Сергею Александровичу. Можно сказать, что с этого знакомства и началось восхождение Трепова по карьерной лестнице.

Великий князь Сергей Александрович в 1892 – 1905 гг. занимал пост московского генерал-губернатора. В конце 1905 г. он погиб в результате взрыва, который устроил террорист И. Каляев около Кремля.

Знакомство с великим князем Сергеем Александровичем стало для Трепова тем счастливым случаем, благодаря которому он попал во власть. Их связывали и долгая совместная служба в Москве, и теплые личные отношения, и близкие по своей сути убеждения. Они сходились во мнении, какими мерами нужно поддерживать порядок в России.

Следующий этап службы Трепова приходится на период после Кровавого воскресенья. В его обязанности входила борьба с революционерами, рабочими забастовками, крестьянскими волнениями и солдатскими бунтами. На Трепова полностью возлагалась ответственность за те жесткие меры, репрессии и жертвы, посредством которых усмирялись эти стихийные выступления. 14 октября 1905 г., в разгар общероссийской политической стачки, Трепов отдал приказ «холостых залпов не давать, патронов не жалеть». Эти слова представляют собой квинтэссенцию правительственной политики того времени. Однако близкие к Трепову люди считали, что подобное заявление носило в большей степени превентивный и декларативный характер. Сам же он, надо полагать, осознавал негативные последствия этих слов для себя лично. И хотя ни в январе 1905 г., ни в октябре того же года (до принятия Манифеста 17 октября) не было пролито ни капли крови, Трепов вошел в историю как «генерал-патронов-не-жалеть». Ему также приписывали организацию черносотенных погромов.

Считается, что Трепов был крайне ограниченным человеком. Однако, помимо репрессивной роли (на это указывают почти все историки), он выступал и с реформаторскими инициативами, которые говорят о его политическом реализме и беспристрастности при оценке ситуации в империи. Трепов понимал, что «на штыке» усидеть невозможно. Он считал, что для реформ нужно сначала успокоение. Трепов, как никто иной, владел информацией о положении дел в стране и лучше других понимал невозможность осуществления в тех условиях силового варианта управления. В числе ряда сановников императора он настаивал на принятии Манифеста 17 октября, на создании Совета министров и реформировании Государственного совета. И вместе с тем он подчеркивал вынужденность этих мер, их охранительный характер и потенциальную опасность для самодержавия. Трепов положительно отнесся к аграрному проекту кадетов, планам С. Ю. Витте по принудительному отчуждению части помещичьих земель.

Имеются сведения, что Д. Ф. Трепов намеревался отторгнуть 50 % собственной земли для того, чтобы предохранить оставшуюся половину от самовольного захвата ее крестьянами.

Некоторое охлаждение в его отношениях с императором началось с лета 1906 г. На это повлияло то, что он, возможно, переоценил степень своего влияния на Николая. Так, Трепов по личной инициативе в июне 1906 г. провел переговоры с лидерами либералов о создании «министерства доверия». Эти переговоры не были санкционированы царем. Трепов считал к тому же преждевременным и неконструктивным план консервативной группировки, существовавшей в верхах (к ней, в частности, принадлежал видный политик П. А. Столыпин), распустить Государственную Думу. Когда Трепов лишился политического влияния, на него не раз совершали покушения. Здоровье его уже было подорвано. 2 сентября 1906 г. Д. Трепов скоропостижно скончался от сердечного приступа. Император, несмотря на существовавшие между ними разногласия, записал в своем дневнике: «Тяжелая потеря вернейшего человека».

Жерар Венсан Анкосс Папюс (1865 – 1916)

Жерар Венсан Анкосс Папюс – личность настолько же примечательная, насколько и загадочная. Он был известен как великий маг и оккультист, обладавший безграничными способностями. Его родителями были французский химик и испанская цыганка. Уже в юности у Жерара проявился интерес к мистике, каббале и гаданию по картам Таро (последнее он, скорее всего, унаследовал от матери, которая в совершенстве владела техникой гадания). В 17 лет Жерар был посвящен в члены ордена мартинистов.

Орден мартинистов – тайная организация, которая была основана в XVIII в. Мартинесом де Паскуалле и Луи де Сен-Мартеном.

Посвящение произошло без излишнего ажиотажа, что Жерара несколько разочаровало, поскольку он ждал пышного ритуала, о котором читал в литературе о деятельности ордена. Ему просто возложили на голову особый масонский крест, и тогда же Жерар получил имя Папюс, т. е. «врач». Будучи студентом медицинского факультета, Жерар загорелся идеей создать новый орден мартинистов, в который бы вошли нынешние разрозненные члены этого некогда многочисленного и могущественного братства. Его поддержал однокурсник Огюст Шабосо. И вот однажды (это произошло на очередном собрании «братьев») Папюс сделал заявление, что нашел рукописи де Паскуалле, в которых были описаны его знаменитые ритуалы. Рукописи де Паскуалле считались безвозвратно пропавшими. Тот же, кто знал их секреты, считался обладателем безграничной магической силы и мог наделять ею других. Возможно, Папюс и нашел истинные рукописи, а вероятно и то, что это были фальшивки. Тем не менее в 1888 г. он основал новый орден мартинистов и стал его Великим магистром. Кроме него, членами ордена были Станислав де Гюайте, Жозеф Пеладан, Поль Адам, Морис Баре – все достаточно известные личности (П. Адам, например, был крупным писателем).

Следует отметить, что Папюс не остановился лишь на ордене мартинистов. Чуть ли не каждый год он вступал в новые ордена и ложи. Так, он стал членом Теософического общества розенкрейцеров.

В этот период он пишет свои знаменитые труды – «Методологические вопросы практической магии», «Каббала», «Основы оккультного учения». Папюс закончил медицинский факультет и, защитив диссертацию по «оккультной анатомии», получил ученую степень доктора медицины. Однако в качестве практического врача он не пользовался такой же известностью, как в сфере оккультизма, где его способности проявились в полной мере. Существуют данные, что к Папюсу за помощью обратился министр колоний страны Антуан Гийен, которого собирались отправить в отставку. Папюс произвел над Гийеном обряд посвящения в рыцари ордена, после чего попросил духов помочь ему.

Обряд посвящения Папюс осуществлял в полном объеме, и длился он около 5 ч подряд. Антураж помещения, в котором происходило это действо, был тоже соответствующим – темная комната, стол, застеленный белым холстом, и на нем развернутый на восток алтарь.

Сначала Гийен был уже и не рад тому, что дал втянуть себя в подобное (как он считал) шарлатанство. Однако на последовавшем затем заседании министр произнес столь пламенную и убедительную речь, что вопрос о его отставке отпал сам собой. С той поры некоторые лица правительственной верхушки тоже вступили в орден мартинистов. Однако как врач Папюс часто терпел неудачи. Одна из первых была связана с его будущей женой – дочерью парижского фабриканта Матильдой д’Аржанс. Она пришла к Папюсу на прием в госпиталь, в котором тот работал после окончания медицинского факультета. Матильда увидела крупного, несколько грузного мужчину с пышной шевелюрой и неподвижным взглядом. Девушка пожаловалась на экзему, которая поразила ее ноги. Папюс некоторое время созерцал пациентку, а затем заявил, что болезнь наслали духи, и вручил ей амулеты. «Лечение» Папюса не помогло. Матильду тогда вылечил некий доктор Филипп – житель Лиона. Когда Матильда и Папюс совершенно случайно встретились спустя какое-то время, от экземы не осталось и следа. В 1895 г. они поженились. Спустя два года Папюс опять потерпел фиаско как врач – он не смог спасти своего собрата по ордену Станислава де Гюайта, который умер от передозировки кокаина. Не помогли ни призывания ангелов-защитников, ни магический круг с охранными символами. После этого многие стали называть Папюса шарлатаном. На собрании ложи европейских стран было решено распространить мартинизм в России. При определении кандидата для выполнения этой миссии выбор пал на Папюса, и в 1895 г. он посвятил в рыцари ордена В. В. Муравьева-Амурского, который был военным атташе России в Париже. Через пять лет В. Муравьев свел Папюса с великим князем Петром Николаевичем, его супругой Милицей и ее сестрой Анастасией. Последняя попросила Папюса приоткрыть завесу над будущим дома Романовых. Папюс стал гадать на картах Таро. Выяснилось, что над Россией нависла угроза. Правда, как показало гадание, в какой-то степени ее можно было уменьшить. С русским императором Николаем II и его супругой Папюс познакомился в Компьене (Франция). Император пригласил Папюса в Россию в качестве личного гостя. Вместе с Папюсом в Санкт-Петербург в 1901 г. прибыл и тот самый доктор Филипп, который вылечил Матильду.

Существуют сведения, что Папюс и Николай долгое время проводили в уединенных беседах. Очевидно, что в результате этого общения Николай и его мать, а также великие князья Николай Николаевич и Петр Николаевич вступили в орден мартинистов. В Санкт-Петербурге Папюс был свидетелем того, что Филипп был востребован как врач. О нем распространялись восторженные отзывы. Императрица рассказывала, что Филипп вылечил одну из ее дочерей от оспы, ее саму – от почечных колик, а племянника библиотекаря Зимнего дворца – от грозившей тому ампутации ноги. Папюс недоумевал, ведь он знал, что Филипп – по происхождению крестьянин – даже не завершил медицинского образования. Как-то раз император предложил Филиппу и Папюсу пройти испытание по постановке диагнозов больным в Петербургском военном госпитале. Комиссия петербургских медицинских светил, в которую входил знаменитый В. М. Бехтерев (тоже, кстати, мартинист), сверяла постав ленные французскими гостями диагнозы с написанным в истории болезни. Филипп не допустил ни единой ошибки, Папюс же оказался прав лишь в половине случаев.

Позже Папюс узнал, что Филипп является обладателем ряда почетных дипломов за «медицинские и гуманитарные заслуги». Эти дипломы были вручены ему университетом Цинциннати, Королевской академией в Риме, Марсельской академией и др.

Когда Папюс и Филипп возвратились на родину, первый принял решение стать учеником Филиппа. Тот ограничился лишь тремя фразами: «Чистота сердца и чистота молитвы. Больше ничего не надо. Никаких пассов и заклинаний».

Вскоре Филипп преподал Папюсу еще один урок. Когда смертельно заболела дочь Филиппа – Виктория, он сказал, что может спасти ее, но тогда потеряет дар исцелять других людей. Папюс был потрясен тем, как Филипп отнесся к своей дочери. Тогда тот пояснил свою мысль, сказав: «Забудь о себе. И будь готов к жертве». Через какое-то время после этого случая, видимо, осознав сказанное, Папюс никогда больше не ошибался в лечении больных. Большую часть своих доходов он стал отдавать французскому Красному Кресту (раньше это и в голову ему не могло прийти). Малоимущих пациентов он лечил бесплатно. 2 августа 1905 г. Папюса снова пригласили в Россию. По просьбе императора Николая он вызвал дух его отца – Александра III с тем, чтобы спросить его о грядущих событиях. Они не предвещали ничего хорошего, и тогда Папюс произнес заклинания, которые могли бы защитить Романовых. Однако он предупредил императорскую чету, что заклинания будут действовать до той поры, пока жив сам Папюс. Императрица в благодарность преподнесла магу золотой ковш, украшенный драгоценными камнями. Что стало с подарком дальше, неизвестно. Возможно, Папюс пожертвовал его на благотворительность.

В последний (третий по счету) раз Папюс был в России в 1906 г., когда гадал на картах об исходе войны с Германией. Жерар тогда не советовал Николаю общаться с Григорием Распутиным. Папюс после встречи с русским императором возвратился во Францию. Вскоре в его семье произошло несчастье – единственный сын Филипп (рождения которого они с Матильдой так долго ждали), названный так в честь месье Филиппа, порезался ножом. У семилетнего ребенка началось заражение крови. Папюс мог поступить по примеру своего учителя Филиппа, который пожертвовал своей дочерью. Однако Жерар не стал рисковать жизнью единственного сына. Он вылечил его, но с того времени заболел сам. Кроме того, исчез его целительский дар. Папюс заболел туберкулезом, когда ушел на фронт в 1916 г. Там он помогал всем, не делая различий между «своими» и «врагами». Вернувшись домой, накануне своей смерти Папюс сказал Матильде: «Месье Филипп отзывает меня». Папюс умер 25 октября 1916 г. Так закончилась жизнь великого мага.

Матильда Феликсовна Кшесинская (1872 – 1971)

Матильда Феликсовна Кшесинская, полячка по национальности, выросла в артистической среде. Ее воспитание было свободным, раскованным, лишенным каких бы то ни было предрассудков. Матильда смело распоряжалась собой и своим временем. Ей нравились развлечения, светские рауты и балы. Матильду часто замечали в обществе мужчин, которые осыпали ее комплиментами и подарками. Однако при всей свойственной ей любвеобильности главной ее страстью был танец – балет. Она была предана ему до самозабвения, самой заветной ее мечтой было стать примой. И это ей удалось. Благодаря своему характеру, силе воли, упорству и трудолюбию Матильда стала балериной с виртуозной техникой, в совершенстве исполнявшей 32 фуэте. Помимо непревзойденной техники, Кшесинская обладала и драматическим даром. Матильда и будущий наследник российского престола Николай познакомились в марте 1890 г., когда балерина заканчивала Петербургское театральное училище.

Историки считают, что сам Александр III, отец Николая, познакомил сына с балериной на выпускном балу. Николаю тогда было 22 года, а Мале – так звали ее близкие – 18 лет.

Между ними начался головокружительный роман, несмотря на то что они понимали, что свадебного торжества не будет. Прежде всего потому, что Николай как наследник престола не мог распоряжаться ни своими чувствами, ни своей судьбой. Его жизнь с раннего детства была подчинена соблюдению строгого дворцового этикета. Император Александр строго следил за тем, чтобы сын следовал его правилам, не позволял вольностей своим подчиненным и умел владеть собой. Следует отметить, что сам Николай к женскому обществу относился довольно равнодушно. Он гораздо увереннее чувствовал себя среди военных (впрочем, он и должен был им стать), где царили кураж, шампанское и карты. Кроме того, иногда он предпочитал в одиночку побродить по лесу с ружьем. Было у Николая и еще одно увлечение – театр, он с удовольствием посещал оперу и балет. Николай очень любил музыку П. И. Чайковского. По многу раз будущий император слушал «Пиковую даму», «Евгения Онегина», «Иоланту», смотрел «Спящую красавицу» и «Щелкунчика».

Надо сказать, что и его отец, император Александр, тоже был большим любителем театра. Несомненно, что и сам Александр, и его супруга Мария Федоровна признавали Матильду лишь в качестве временного увлечения сына, поскольку в жены ему заранее была предназначена немецкая принцесса Алиса Гессенская. Но в 22 года о женитьбе думать было еще рано: император Александр хотел, чтобы его сын Николай прошел воинскую службу, поездил по миру, закалил свой характер. Поэтому против временной связи с Кшесинской возражений не было. Однако Николай не на шутку влюбился в Матильду – приму Петербургского театра, постоянно стремился к предмету своего обожания. Когда роман Николая с Матильдой только начинался, их встречи были не очень частыми. Через полгода после знакомства (это была осень 1890 г.) Николай отправился в кругосветное путешествие. Матильда между тем по-прежнему блистала в обществе, часто появляясь на балах и приемах. Почти год длилось путешествие Николая. Когда он возвратился в Россию, они снова начали встречаться. Николай преподносил балерине дорогие украшения, которые Матильда, будучи практичной женщиной, с восторгом принимала.

Интересен тот факт, что на людях (на балу, за кулисами и т. д.), несмотря на то что практически все столичное общество знало о романе Матильды и Николая, наследник трона никак не выказывал своих чувств. Сама же Кшесинская, наоборот, не делала тайны из их встреч.

Своего апогея роман Николая и балерины достиг в 1892 г. Николай стал бывать у Матильды дома почти каждый день, часто оставаясь до утра. В его дневнике этого периода встречаются записи об их встречах: «В 12 час. отправился к М. К., у которой оставался до 4 час. Хорошо поболтали, посмеялись и повозились». «Закусывали в 7 1/2 час., как раз в то время начиналась «Спящая красавица», и думы мои были там, так как главным действующим лицом являлась М. К.» Записи Николая достаточно скупы. В противовес им дневник Матильды более откровенен: «Ники меня поразил. Передо мной сидел не влюбленный в меня, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви. Летом он сам неоднократно в письмах и разговорах напоминал насчет близкого знакомства, а теперь вдруг говорил совершенно обратное...» Исследователи до сего дня не могут прийти к выводу, на самом ли деле между Матильдой и Николаем была интимная связь. Это остается загадкой. Известно, что Николай приобрел для балерины небольшой особняк на Английском проспекте, где и происходили их встречи. Матильда пользовалась своим положением «царственной возлюбленной» – это давало ей в театре определенные выгоды.

Ходили слухи, что Матильда делала намеки относительно того, что может стать супругой наследника трона.

Когда роман между Николаем и Матильдой оброс в высшем обществе слухами и сплетнями до такой степени, что стало уже неприлично, император Александр счел нужным положить ему конец. Однако отношения оборвались не сразу. Какое-то время Николай переставал посещать Матильду, потом встречи вновь возобновлялись. И лишь в начале 1894 г. Николай признался Матильде, что женится на принцессе.

Театральные очевидцы тех событий утверждали, что балерина очень тяжело переживала разрыв с царевичем. Лишь преданность своей профессии – танцу – смягчала ее переживания.

После завершения романа с Николаем Матильда была фавориткой великого князя Сергея Михайловича (считалось, что сам Николай просил князя опекать балерину). В 1921 г. Матильда вышла замуж за великого князя Андрея Владимировича. У них родился сын Владимир. После революции Кшесинская эмигрировала во Францию и жила в Париже. Там она много танцевала и основала свою балетную школу. После ее смерти в 1971 г. остались многотомные воспоминания.

Григорий Ефимович Распутин (Новых) (1864 – 1916)

Распутина по праву считают одним из самых знаменитых авантюристов мира. О его личности создано множество легенд. Еще больше он породил самых невероятных слухов, сплетен и домыслов. Исследователям бывает трудно, а подчас и невозможно определить, где правда, а где – фантазия. Несомненно одно (и в этом мнении сходятся все его современники, те, кто близко с ним общался): Г. Распутин обладал сильным гипнотическим воздействием на окружающих. Родина Распутина – село Покровское Тюменского уезда Тобольской губернии. Григорий родился в семье зажиточного крестьянина Ефима Новых. Однако Ефим был горьким пьяницей, и вскоре все его хозяйство пошло с молотка. Григорий также чуть ли не с малолетства вел разгульную и распутную жизнь, отсюда и его прозвище – Распутин, которое позже стало фамилией. Распутин недолго прожил в родном селе. В Тобольске, где подвизался служащим, он женился на служанке Прасковье. От этого брака родились две дочери и сын. Вскоре Распутин с семьей вернулся в Покровское, где Григорий некоторое время занимался сельским хозяйством, чтобы содержать семью. Однако наличие семьи не мешало ему по-прежнему пьянствовать, воровать (однажды его поймали на краже лошадей) и развлекаться с женщинами.

Жена Распутина знала о его загулах, но относилась к ним на редкость спокойно, считая, что Григория «хватит на всех».

Примерно к 30 годам Распутин резко изменил свой образ жизни. Считается, что однажды, когда он пахал свое поле, ему было видение. Тогда он совершил паломничество в Грецию. Через два года вернулся домой. С той поры пьянство и другие неблаговидные поступки были забыты: Распутин усердно молился за здоровье своих од но сельчан, стоя на коленях у их изголовья.

Когда прошел слух, что бывший вор и пьяница стал божьим человеком, покровский священник, почувствовав в Распутине конкурента, стал обвинять его в ереси. Распутину пришлось уйти из деревни.

В 1903 г. Распутин прибыл в Санкт-Петербург. Еще до его появления в столице о нем распространился слух как о грешнике, который раскаялся. Распутина приняли высшие духовные лица – отец Иоанн Кронштадтский, архимандрит Феофан, епископ Гермоген. Интересно отметить, что со всеми названными лицами Распутин общался, как с равными себе. Поэтому священники увидели в нем истинного старца, посланного свыше. Помимо духовных лиц, в столице Распутину покровительствовали две великие княжны – Милица и Анастасия (дочери короля Николая I Черногорского). Они были замужем за двоюродными братьями Николая II. Черногорские сестры увлекались мистическими учениями, их салоны были одними из самых модных в Санкт-Петербурге.

1 ноября 1905 г. Распутина познакомили с Николаем II. В Царское Село Григория привезла великая княжна Милица. В дневнике Николая II по этому поводу существует следующая запись: «Мы познакомились с божьим человеком Григорием из Тобольской губернии». Позже появилась запись: «Григорий приехал в 6 часов 45 минут. Он видел детей и беседовал с нами до 7 часов 45 минут». Постепенно Распутин становится во дворце желанным гостем. По вечерам он рассказывал царевичу Алексею русские народные сказки, истории о своих путешествиях и приключениях. Нередко его слушателями становились и сам император с супругой. Исследователи считают, что единственной причиной, по которой Распутина принимали во дворце, была его способность облегчать мучения Алексея, который страдал гемофилией. Сэр Бернерд Пэйрс прямо пишет об этом: «Именно болезнь мальчика привела Распутина во дворец. Какова же была природа влияния Распутина на царскую семью? Основой всему этому, несомненно, было то, что он мог доставить облегчение мальчику, и не было никаких других причин». Некоторые считали, что Распутин при лечении использовал свой гипнотический дар, другие – что силу своих молитв. Как бы то ни было, но ребенку становилось легче, даже если Распутин разговаривал с ним по телефону. Помимо лечения царевича, Распутин занимался и другими делами. Он пользовался огромным, просто фантастическим успехом у светских дам. Скорее всего, для пресытившихся столичных особ сибирский мужик с грубыми, порой неприличными манерами и выражениями был своего рода экзотическим развлечением.

Распутин был широкоплечим и мускулистым, с длинными волосами на прямой пробор. Сначала он носил простые холщовые рубашки, которые затем сменились шелковыми блузами, бархатными штанами и сафьяновыми сапогами.

Имеются сведения, что Распутин пытался обольстить младшую сестру императора – великую княжну Ольгу Александровну. Позже сами женщины, которые поддались обаянию Распутина, приходили с раскаянием на исповедь к Феофану. Он предпринял первое расследование относительно деятельности Распутина и сообщил императрице о ее заблуждениях насчет Григория. Александра Федоровна ничего не захотела слушать, она свято верила, что, пока Распутин находится рядом с царской семьей, им (а особенно Алексею) ничего не угрожает. Николай II, хотя и был подвержен влиянию Распутина, но в гораздо меньшей степени, чем его супруга. В Григории император видел представителя народа, с которым хотел сблизиться (во всяком случае он вынашивал такую идею), и теперь ему представилась такая возможность. Как-то раз в разговоре со своим офицером охраны император заметил, что «Распутин просто добрый, религиозный, прямодушный русский человек. Когда тревоги или сомнения одолевают меня, я люблю поговорить с ним и неизменно чувствую себя потом спокойно». Постепенно Распутин настроил против себя высший свет столицы до такой степени, что в 1911 г. министр внутренних дел П. А. Столыпин приказал Григорию покинуть Санкт-Петербург. На это решение повлияло беспардонное поведение Распутина, который снова взялся за старое: устраивал пьяные оргии у себя в доме, вмешивался в политику, указывал, кого назначить на ту или иную должность.

По настоянию Распутина император сместил своего дядю – великого князя Николая Николаевича Романова с поста верховного главнокомандующего во время Первой мировой войны. Григорий таким образом решил устранить великого князя, поскольку тот считал его авантюристом и не раз говорил об этом своему племяннику.

Дело дошло до того, что Санкт-Петербург наполнился самыми невероятными слухами, оскорблявшими честь и достоинства царской семьи. Так, в печати появились поддельные письма императрицы к Распутину (якобы Григорий отдал их сначала монаху Илиодору – своему другу, которому импонировал религиозный фанатизм «старца»). Впоследствии Илиодор из друга превратился во врага Григория, когда последний чуть ли не открыто продолжал свои сексуальные похождения; однажды Распутин похвалился Илиодору, что ласкал императрицу перед ее дочерьми. Лжеписьма были полны грязных намеков на любовную связь Распутина с Александрой Федоровной. Николай был возмущен до глубины души, однако императрица, движимая страхом за жизнь царевича Алексея, потребовала наказать врагов Распутина – разогнать Думу и закрыть газеты. с 1911 по 1916 г. Распутин имел самое большое влияние на царскую семью. Для того чтобы упрочить свое воздействие на Александру Федоровну, Григорий шантажировал ее тем, что (по его словам) если государь и его семья отдалятся от него, то царевич Алексей и корона будут потеряны. Николай был вынужден подчиняться просьбам супруги, которые нередко касались теперь уже не только назначений на ответственные государственные посты, но и были прямым вмешательством в военные планы империи.

Распутин дошел до того, что диктовал императору время и место нанесения военных ударов. Свой диктат Григорий объяснял тем, что якобы во сне к нему приходили видения относительно военной стратегии, которые он считал пророческими.

Особенно рьяно Распутин вмешивался в военные дела во время наступления русской армии в 1916 г. Григорию предлагали большие взятки, в частности премьер-министр А. Трепов, за то, чтобы он перестал вмешиваться в государственные дела. Однако «старцу» все это богатство было ни к чему – он и так обладал почти неограниченной властью. Между тем кутежи в доме Распутина достигли просто немыслимых масштабов. Американский посол Мэрай писал, что «легендарный разврат императора Тиберия на острове Капри становится после этого умеренным и банальным». Когда все средства лишить Распутина влияния на всех и вся (а особенно на царскую семью) были исчерпаны, высшее общество страны (великие князья и депутаты Думы) решило устранить его физически.

Распутин, чувствуя, что над ним сгущаются тучи, передал императрице письмо, в котором сообщал, что если его убийцей будет кто-либо из родственников императора, то царская семья умрет в течение двух лет.

В заговоре против Распутина приняли участие великий князь Дмитрий Павлович, депутат Госдумы В. М. Пуришкевич и князь Феликс Юсупов. Избавиться от Распутина было определено во дворце Юсупова на Мойке. Чтобы заманить Григория к себе домой, Юсупов намекнул ему, что на вечере будет присутствовать его красавица-жена Ирина. Григорий согласился. Заговорщики угостили Распутина пирожками, начиненными цианистым калием, но отрава не подействовала (существовало предположение, что это был обычный порошок, который выдали за отраву). Тогда Юсупов выстрелил в Григория, но лишь тяжело ранил его. Но и раненным Григорий пытался уйти от своих убийц, и сделать это ему почти удалось. В него стреляли четыре раза, били в висок и в конце концов, связав руки, утопили в проруби.

Когда тело Распутина вытащили из воды, оказалось, что у него еще хватило сил развязать веревку.

Распутина похоронили в императорском парке. Императрица в своем письме, которое она положила на грудь Распутину, просила Друга (так она называла Григория) дать ей благословение и помнить о них «с высоты своих святых молитв». Распутинщина явилась внешним отражением кризиса в стране. Судьба Распутина выявила главные противоречия той эпохи. Все поражает в этой личности: и его феноменальные магнетизм и гипноз, и его отличные актерские данные, и удивительные выносливость и живучесть организма (за четыре года до убийства его тяжело ранила в живот Хиония Гусева, которую подослал Илиодор, но тогда Распутину удалось выжить). Не каждый мог выдержать и такие безумные кутежи, которые устраивал Распутин. Что же касается его воздействия на окружающих, то все они, будь то сильные мира сего или простые люди, испытывали на себе его или благосклонность, или безграничное отвращение. И это при всем том, что Распутин был поразительно безграмотен! Однако его записки на клочках бумаги с крестиком вверху и рекомендациями имели поистине волшебное действие – прошение всякий раз имело положительный результат. За хлопоты ему платили огромные суммы, но он был к ним равнодушен. Власть – вот что имело для него значение. О Распутине ходили самые невероятные слухи. Например, его считали немецким шпионом, однако сомнительно, что это могло быть, поскольку Распутин с недоверием относился к иностранцам. Относительно гипнотических способностей Распутина известно, что он успешно лечил не только царевича Алексея. Когда фрейлина императрицы Анна Вырубова попала в железнодорожную катастрофу и хирурги сочли ее состояние безнадежным, Распутин, проведя с ней гипнотический сеанс, уверенно утверждал, что она останется жить. Так и случилось. Нельзя не отметить и то обстоятельство, что Распутин, даже терпя временные поражения из-за тех козней, которые чинили ему враги, вновь и вновь добивался власти, причем любыми способами, и в итоге оказывался победителем. При всей своей противоречивости Григорий Распутин и по сей день остается одной из самых загадочных фигур конца XIX – начала XX вв.

Глава 13. Фавориты и фаворитка первых советских вождей

Инесса Арманд (Стеффен) (1874 – 1920) – фаворитка В. И. Ленина

Инесса Арманд вошла в историю как деятель российского и международного революционного движения. Она была участницей революции 1905 г., годом раньше вступив в партию большевиков. В дальнейшем Арманд неоднократно участвовала в международных социалистических конференциях. Несмотря на то что ее имя не было под запретом, многие подробности ее жизни так и остались неизвестны. Очевидно, сыграл свою роль тот факт, что биография И. Арманд выходила за рамки традиционной схемы партийной жизни. Инесса Арманд (урожденная Стеффен) родилась в Париже в семье артистов французских театров. Семейство Стеффен имело родственников, проживавших в России, и когда умер отец И. Арманд, мать отправила ее в Москву – к бабушке и тетке. Последняя преподавала французский язык детям богатого промышленника Е. Арманда.

Е. Арманд дал своим детям блестящее домашнее образование. Воспитывавшаяся вместе с ними Инесса знала несколько иностранных языков, превосходно играла на фортепиано.

Когда Инессе исполнилось 18 лет, старший сын Арманда Александр стал ее мужем. У Инессы и Александра родились четверо детей. Однако спокойная и обеспеченная жизнь не привлекала И. Арманд. У нее было горячее желание нести знания в народные массы, заниматься просветительством. С этой целью она открыла школу для крестьянских детей. Позже И. Арманд стали интересовать революционные идеи. У брата мужа Инессы и его друзей были знакомые среди социал-демократов. Через них И. Арманд устанавливает контакты с эсерами, изучает запрещенную литературу, постигает азы подпольной работы.

Зимой 1904 г. И. Арманд вместе с детьми уезжает в Швейцарию. Там она знакомится с В. И. Лениным, с того же момента порывает с партией эсеров и становится на путь большевизма. В партии большевиков И. Арманд исполняла обязанности связной, вела большую пропагандистскую работу. За революционную деятельность через год ее подвергли аресту. Благодаря амнистии для политзаключенных, объявленной 17 октября 1905 г., И. Арманд удается избежать суда. Чтобы не быть арестованной вновь, она, выйдя из тюрьмы, переходит на нелегальное положение.

Однако вскоре снова попадает в руки царской охранки. На этот раз состоялся суд, который приговорил ее к ссылке в Архангельскую губернию. Через год И. Арманд удается оттуда бежать. Она возвращается в Москву, какое-то время живет там нелегально. Затем по поддельным документам И. Арманд уезжает во Францию.

В Париже И. Арманд вновь встречается с Лениным. В это время, по мнению ряда историков, у них возникают близкие отношения. Многие исследователи утверждают, что по-настоящему Ленин любил только И. Арманд.

По приезде во Францию И. Арманд поселилась в пригороде Парижа – Лонжюмо. Ее дом практически стал пансионатом для российских большевиков, приезжавших во Францию. Ленин предложил Инессе организовать для них нечто вроде университета.

И. Арманд с радостью откликалась на многие предложения Ленина. Так, даже вначале по своей собственной инициативе она стала давать русским революционерам уроки французского языка и преподавать литературу. Кроме того, И. Арманд стала активно выступать в печати. В 1912 г. она возвращается в Россию, но спустя несколько месяцев снова оказывается в тюрьме. Ее муж вносит залог, после чего И. Арманд освобождают и она уезжает к Ленину в Краков. После Кракова они живут в Париже. Там И. Арманд возглавляет легальное революционное издание под названием «Работница». Типография, в которой оно печаталось, находилась во Франции, оттуда «Работницу» переправляли в Россию. В 1914 г. в Бельгии состоялся съезд Второго интернационала. Поскольку И. Арманд свободно разговаривала на французском языке, ее делегировали на эту встречу для переговоров с лидерами движения. В Бельгии И. Арманд достигла многого: достаточно сказать, что результатом ее деятельности стала консолидация всех сил и политических партий. Можно также отметить, что это было хорошей подготовкой для создания Третьего интернационала, в основе которого лежала большевистская программа. После Бельгии путь И. Арманд лежал в Швейцарию. В планах революционерки – созыв международной женской конференции. Конференция состоялась, однако большинство делегаток не поддержали ни лозунги коммунистов, ни их программу.

В 1915 г. в Циммервальде (Швейцария) состоялась международная социалистическая конференция, которая выступила против Первой мировой войны. В работе конференции приняли участие делегаты от Швейцарии, Франции, Германии, Польши, России и других стран.

Примерно такая же ситуация сложилась и на молодежной конференции, которая состоялась почти сразу же после женской. Далее И. Арманд возвращается в Париж. Там она занимается большевистской агитацией в среде французских социалистов. Вокруг нее группируются сочувствующие идеям Циммервальдской конференции. Ленин организовал на ней левую циммервальдскую фракцию и выдвинул политические лозунги, однако в манифест конференции они не вошли.

После победы большевиков в 1917 г И. Арманд приезжает в Россию и вместе с товарищами по партии ведет большую общественно-политическую работу. Прежде всего она пропагандирует «Апрельские тезисы» Ленина, а также посещает рабочие собрания, выступая там с докладами. Помимо этого, ее избирают депутатом Московской городской думы. И. Арманд также пишет статьи на политические темы в ряде газет. Следует отметить, что более всего И. Арманд привлекала агитационная работа.

Поэтому, когда ее избрали членом ВЦИК и назначили председателем Московского губернского совета народного хозяйства, И. Арманд недолго оставалась на этих постах.

В 1919 г. И. Арманд покидает Россию, чтобы помочь пленным русским солдатам возвратиться домой из Польши. Эта миссия осуществлялась под эгидой Красного Креста, и Арманд приняла в ней самое деятельное участие. После окончания миссии она вновь прибывает в Россию, где ее назначают заведующей женским отделом ЦК партии. По инициативе И. Арманд был создан журнал «Коммунистка». Кроме того, она пишет статьи, которые регулярно выходят в свет в центральном органе большевистской печати – газете «Правда».

Напряженная политическая деятельность И. Арманд не могла не сказаться на состоянии ее здоровья. После проведения в июне 1921 г. в Москве международной женской конференции во время Второго конгресса Коминтерна И. Арманд подчиняется воле врачей и выезжает в Кисловодск для лечения в санатории. Однако по дороге туда она заболевает холерой. В сентябре 1920 г. И. Арманд скончалась. Ее похоронили на Красной площади.

Яков Григорьевич Блюмкин (1898 – 1929) – фаворит Л. Д. Троцкого

Биография Я. Блюмкина, изобилующая пестрыми фактами, позволяет назвать его авантюристом, но авантюристом бесстрашным и убежденным в своей правоте. Чего стоит, например, его восклицание перед расстрелом: «Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий! Да здравствует мировая революция!» Более того, узнав о своем приговоре, Я. Блюмкин был больше озабочен тем, напечатают ли это известие в «Правде» или нет. Кроме того, в его биографии немало и не менее оригинальных фактов: проживание под вымышленной фамилией, приписывание себе членства в Компартии Ирана и многое другое в том же духе. Помимо авантюрных черт, Я. Блюмкину были присущи карьеризм и склонность к стяжательству (хотя это в той или иной степени было характерно для многих членов РКПб). Доказательство тому – участие Я. Блюмкина в экспроприации Госбанка Одессы и в Энзелийской операции. Однако у авантюриста Я. Блюмкина была одна очень сильная привязанность: его кумиром был Л. Д. Троцкий. Яков Григорьевич Блюмкин родился в марте 1900 г. в Одессе в бедной еврейской семье, в которой, кроме него, были еще пятеро детей. Его отец был мелким коммерческим служащим. Когда в 1906 г. его не стало, семья осталась практически без средств к существованию. Тем не менее мать Я. Блюмкина сделала все возможное, чтобы сын получил образование. В восемь лет Яков стал посещать начальное духовное училище. Летом с целью пополнения семейного бюджета он работал рассыльным в магазине. После окончания училища Я. Блюмкин поступил в электротехническую контору Карла Фрака, а затем – в художественную мастерскую Г. Ингера. Примерно в то же время он начал интересоваться политикой, увлекшись идеями революционного народничества. Тогда же проявились его литературные наклонности.

Первые стихи Я. Блюмкина были напечатаны в журнале «Колосья», детской газете «Гудок» и в маститом издании «Одесский листок».

После Февральской революции Я. Блюмкин становится агитатором от партии эсеров. Он выступает с речами на разных предприятиях, совершает ряд поездок. Так, Блюмкин выезжал в Харьков для установления контактов с харьковской организацией эсеров. В Симбирск и Алатырь он приезжал агитировать голосовать за партию эсеров. Кроме того, Блюмкин с оружием в руках боролся за установление советской власти в Одессе, добровольно вступив в матросский «Железный отряд» при штабе 6-ой армии Румынского фронта. Там Я. Блюмкин был избран комиссаром, участвовал в боях с войсками Центральной рады. Позже он вошел в Военный совет армии сначала как комиссар, потом стал помощником начальника штаба и наконец – самим начальником штаба. Параллельно с военной деятельностью Блюмкин участвовал в ряде коммерческих операций, одной из которых была экспроприация денег в Государственном банке Славянска. Тогда Я. Блюмкин самовольно взял огромную сумму. Об этом стало известно командующему армией П. С. Лазареву. Яков предложил ему взятку в 10 000 рублей, но командующий отказался и потребовал вернуть захваченное. Существуют сведения, что под страхом трибунала Я. Блюмкин вернул деньги, однако только 3,5 млрд рублей. Куда делись остальные 500 000, так и осталось тайной.

В мае 1918 г. Я. Блюмкин приехал в Москву. Его направили в ВЧК, где поручили организовать отдел по борьбе с международным шпионажем. Он подобрал себе штат и стал искать способы проникновения в германское посольство. Однако вовсе не разведывательная деятельность немцев интересовала Я. Блюмкина. Его целью стала подготовка убийства немецкого посла В. Мирбаха.

Работа в ВЧК сформировала из Я. Блюмкина в крайней степени самонадеянного человека. Он просто упивался своей властью и считал себя вправе решать судьбу арестованных.

Когда в гостинице «Эли» покончила с собой шведская актриса П. Линдстрем, Я. Блюмкин допросил родственника посла Мирбаха графа Роберта Мирбаха (военнопленного австрийской армии), обвинил его в шпионаже против России и предложил в обмен на освобождение из-под стражи работать на ВЧК. Граф согласился. Завербованного родственника германского посла предполагалось использовать для получения сведений, представлявших интерес для чекистов. Параллельно разрабатывался план убийства посла Мирбаха.

Я. Блюмкин и его однопартиец – эсер Николай Андреев – приехали в германское посольство. Вызванный по их требованию Мирбах в течение получаса слушал рассказ о своем племяннике. Затем Блюмкин выстрелил в Мирбаха, но только ранил его. Андреев бросил бомбу, но она не взорвалась. Лишь после повторного броска бомбы Я. Блюмкиным цель была достигнута. Блюмкину удалось бежать из здания германского посольства и укрыться в отряде левого эсера Д. Попова. Прибывший через несколько часов председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский приказал выдать Я. Блюмкина, но эсеры отказались это сделать. Я. Блюмкин был настолько уверен в своей правоте – в том, что поступил исторически оправданно, что даже сам хотел своего ареста и просил привести Ф. Дзержинского в лазарет (там он находился вследствие полученного во время покушения в посольстве ранения). Тогда ревтрибунал заочно приговорил Я. Блюмкина и Н. Андреева к тюремному заключению сроком на 3 года. Однако Я. Блюмкин сбежал из больницы, где, кстати, назвался чужим именем. Какое-то время он жил в Москве, потом – в Рыбинске.

В Кимрах он работал (опять же под чужим именем) в местном комиссариате земледелия. Наконец подпольный ЦК левых эсеров направил его в Петроград. Там он занимался в основном литературной деятельностью – написанием книги о политических событиях, свидетелем которых был сам.

В ноябре 1918 г. Я. Блюмкин приехал в Украину для того, чтобы организовать убийство гетмана П. Скоропадского. Попутно Блюмкин принял участие в устранении главнокомандующего немецкими войсками в Малороссии генерала Г. Эйхгорна. В 1919 г. Яков добровольно явился в Москву для пересмотра своего приговора по делу Мирбаха.

Блюмкина особенно возмущало то, что Ленин назвал его «негодяем», в то время как сам он считал себя одним из преданнейших революционных бойцов.

В связи с этим была создана особая следственная комиссия. 16 мая 1919 г. Президиум ВЦИК постановил амнистировать Я. Блюмкина. Чуть позже он порвал с эсерами и вступил в РКПб. Это произошло в 1921 г. Тогда же он поступил в качестве слушателя в Военную академию РККА. И наконец он снова вернулся в ЧК. Ему, как и прежде, нравилось чувствовать свою исключительность, власть, иметь благодаря этому возможности для личного обогащения. Самолюбию Я. Блюмкина льстило то, что некоторые известные личности были многим обязаны именно ему. Так, Сергей Есенин в 1920 г. (18 октября) был арестован чекистами на квартире поэта Александра Кусикова. Есенину было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности. Из тюрьмы ему помог выбраться Яков Блюмкин. Он лично поручился за Есенина: дал за своей подписью письменное обязательство в том, что поэт явится в суд по первому требованию. Как знать, возможно Яков проникся уважением к известному поэту.

В 1920 г. начинается сотрудничество Я. Блюмкина с Л. Д. Троцким. Сначала Яков стал секретарем наркома обороны. В его обязанности входили: подбор материалов и статей, редактирование, составление собрания сочинений Л. Троцкого, написание к ним предисловий. Помимо подобной литературной деятельности (стать писателем было мечтой Блюмкина еще с юности, одно время он даже работал над книгой о Ф. Дзержинском), Яков вел переговоры по поручению Троцкого, а также выполнял боевые задания.

Биограф Л. Троцкого И. Дойчер характеризовал Блюмкина как человека, безгранично преданного Троцкому, как его верного соратника.

Л. Троцкий дорожил своим молодым сотрудником, ценил такое его качество, как храбрость, и часто поручал ему проведение ответственных операций. Так, в апреле 1923 г. Я. Блюмкин был задействован в спецоперациях в Германии. В 1925 г., когда затею с германской революцией не удалось претворить в жизнь, Я. Блюмкин некоторое время работал в Наркомторге в качестве начальника организации торговли, а также председателем нескольких комиссий. В 1926 г. в качестве представителя ОГПУ неутомимого Якова направили в Монгольскую Республику. Одновременно он исполнял обязанности резидента в соседних с Монголией странах – Тибете и Китае (некоторых его районах). Например, в гоминьдановской армии генерала Фын Юйсяна Блюмкин был советником по разведке и контрразведке.

За границей Я. Блюмкин часто работал под прикрытием, занимая должность торгового представителя. Вероятно, сказался опыт в этой сфере, приобретенный ранее. Однако в советском разведуправлении не были довольны деятельностью Я. Блюмкина в Монголии, поэтому в ноябре 1927 г. Яков был отозван на родину, в Москву. Отдохнув несколько месяцев в Гаграх, Блюмкин отправился на северо-запад Индии в качестве организатора подпольной работы: по разработанному Л. Троцким плану Яков должен был подготовить народное восстание индийцев против англичан. В этом предприятии должны были быть задействованы армии С. М. Буденного и М. Н. Тухачевского. Но в марте 1929 г. индийские рабочие организации были разгромлены и план Троцкого сорвался.

В феврале 1929 г. Л. Троцкий был объявлен советским правительством контрреволюционером и выслан из России. Совершенно случайно Блюмкин встретил в Константинополе сына Троцкого (в этот город Яков был отправлен после индийского вояжа). Яков испытал шок, узнав о высылке своего кумира (кстати, Блюмкин не скрывал своего сочувственного отношения к Троцкому, когда тот и Радек были признаны оппозиционерами). Следует отметить, что руководство настолько ценило Блюмкина как высококлассного шпиона, что простило ему его лояльность по отношению к опальному Троцкому и оставило в ГПУ на своем посту.

Находясь в Константинополе, Блюмкин вместе с Троцким разработал план по налаживанию его конспиративной связи с Россией. Яков пробыл в Константинополе около 1,5 месяцев, затем уехал в Индию в связи с Мирутским процессом – судом над лидерами индийского рабочего движения, пытавшимися свергнуть английских колонизаторов. В начале октября 1929 г. Блюмкин вернулся в Москву. О его прибытии чекистов известил сотрудник журнала «Чудак» Б. Левин, который, по-видимому, являлся осведомителем ЧК. По свидетельству Левина, Я. Блюмкин вел себя очень нервозно.

Перед своим арестом он находился во взвинченном состоянии, все время пытался изменить свою внешность: постригся и сбрил усы, просил привезти ему новую одежду. Он послал подругу хозяйки квартиры в район Казанского вокзала, где ей передали для Блюмкина чемодан, набитый долларами. Скорее всего, Блюмкин пытался скрыться: часть денег он переложил в портфель, другую часть рассовал по карманам. Нервничая, Яков постоянно перезаряжал револьвер. Блюмкина арестовали на квартире некоей Р. В. Идельсон. На суде Я. Блюмкину предъявили обвинение в попытке восстановления запрещенной троцкистской организации, нелегальном провозе оружия и в связях с контрреволюционером Л. Троцким. Большинством голосов Я. Г. Блюмкин был приговорен к смертной казни. 3 ноября 1929 г. он был расстрелян.

Николай Иванович Бухарин (1888 – 1938) – любимец партии

Н. И. Бухарин – известный русский ученый-экономист и политик. Он занимал видное место в большевистской партийной иерархии, являясь членом Исполкома Коминтерна и Политбюро ЦК ВКП(б). В начале своей политической деятельности Н. Бухарин придерживался взглядов левых коммунистов, по многим вопросам критиковал В. И. Ленина. Впоследствии Бухарин возглавил правый блок, в который, кроме него, входили А. И. Рыков и М. П. Томский. Тогда же Бухарин стал поддерживать Ленина по основным вопросам экономической политики, восторженно отозвался о его труде «Государство и революция». В разные периоды своей жизни Бухарин руководил редакциями таких газет, как «Новый мир», «Социал-демократ», «Спартак», «Правда».

Николай Иванович Бухарин родился 27 сентября (9 октября) 1888 г. в Москве в семье школьного учителя. С детства его интересы были весьма разносторонними. Он знал наизусть стихи Г. Гейне, увлекался живописью. В партию большевиков вступил в 17-летнем возрасте. Затем были два ареста, ссылки в Архангельск и Онегу, побег за границу – в Ганновер – в 1911 г. За границей – вновь аресты в разных странах.

В эмиграции Н. Бухарин (он жил в Германии, Австро-Венгрии, Дании, Швейцарии, Норвегии, Америке) продолжил экономическое образование, которое начал еще в Московском университете. Его перу принадлежат несколько трудов по экономике, в том числе и «Политическая экономика рантье».

Известие о Февральской революции в России застало Н. Бухарина в Америке. Оттуда через Японию он вернулся в Россию. В Москве Бухарин примкнул к большевикам во главе с В. И. Лениным. Л. Д. Троцкий говорил, что в характере Бухарина было нечто детское, и это делало его, по признанию Ленина, любимцем партии. Мягкий, как воск (по выражению Владимира Ильича), Бухарин был влюблен в Ленина и привязан к нему, как ребенок к отцу. Острота взаимной полемики никогда не нарушала их дружеских отношений. Среди остальных большевиков Бухарин был одним из самых молодых (ему тогда было 29 лет).

Н. Бухарин отличался красноречием, простотой и непосредственностью. Однажды на заседание Политбюро ЦК ВКП(б) поступило какое-то хорошее известие. Пришедший в восторг Бухарин не удержался и, по-ребячески встав на диван головой, какое-то время находился в таком положении.

С яркой эмоциональной речью Бухарин выступил на заседании Учредительного собрания в 1918 г. Он сказал, что собрание разделилось на два непримиримых лагеря. Этот водораздел проходит по линии – за социализм или против. Одни говорят о социализме, который будет лет через 200 делаться нашими внуками. Мы, отметил Бухарин, говорим о живом социализме, о котором хотим не только говорить, но который хотим осуществлять. Ему рукоплескали. В 1919 г. Бухарин вместе с экономистом Е. Преображенским выпустил книгу «Азбука коммунизма». В ней в доступной форме освещались основные идеи коммунизма. По «Азбуке» училась вся партийная молодежь. Имя Бухарина стало известно всей России.

В книге «Экономика переходного периода», которую он написал в 1920 г., Бухарин защищал военный коммунизм. Он был убежден, что «военный коммунизм» как экономическая политика является вынужденной только Гражданской войной и временной мерой. Поэтому принуждение в виде продразверстки, а также карательные акции вполне оправданны сложившейся ситуацией. Позднее взгляды Н. Бухарина изменились; кроме того, когда произошел поворот к нэпу, его книга оказалась весьма кстати для разоблачения крайностей военного коммунизма. Постепенно Бухарин стал одним из союзников Сталина в его борьбе с политическими противниками. В 1925 г. Николай Иванович выдвинул известный тезис: «Обогащайтесь! Всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать – обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство» (журнал «Большевик», 1925). Тогда же он написал, что страна, в том числе крестьянство, будет медленно врастать в социализм через кулачество. Эти слова послужили основанием для названия теории «врастанием кулака в социализм». За подобные идеи Бухарина резко осуждала левая оппозиция. В 1926 г. он заявил: «Встаньте перед партией со склоненной головой и скажите: «Простите нас, ибо мы погрешили против самой сути ленинизма. По-честному скажите: «Троцкий ошибался... Почему у власти нет мужества выгнать и сказать, что это – ошибка?» Сталин воскликнул тогда: «Здорово Бухарин, здорово! Не говорит, а режет!» До 1925 г. Бухарин и Сталин были не только политическими союзниками, но и довольно близкими друзьями. Как-то Сталин сказал Бухарину: «Мы с тобой, Николай, как Гималаи, остальные – ничтожество». Позднее все изменилось. Бухарин назвал Сталина Чингисханом и в разговоре со своим недавним противником Л. Б. Каменевым признался, что согласился бы даже на убийство Сталина: «Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее, чем все наши разногласия с вами. Он перережет нам горло». Когда в 1927 г. Бухарин и его сторонники уступили сталинскому давлению и проголосовали за исключение из партии лидеров новой оппозиции (Троцкого, Зиновьева, Каменева и др.), то в высшем политическом руководстве исчез сложившийся после смерти Ленина баланс сил. Сталин и его соратники стали господствовать на политическом Олимпе, постепенно изживая внутрипартийную демократию. Так установилось сталинское самовластие. Все это опиралось на командно-бюрократическую систему управления. Бухаринская политика была последовательным применением и развитием принципов ленинского нэпа. В борьбе политических направлений того времени вариант Бухарина отличался наибольшей теоретической продуманностью и целостностью. Это была попытка построения общей модели экономического, социального и политического развития советского общества на пути к социализму.

Накануне XV съезда партии Бухарин выступил с обоснованием нового курса политики партии. В своем выступлении он говорил о том, что необходимо ускорить реконструкцию народного хозяйства, опираясь на новую экономическую политику.

Зимой 1927 – 1928 гг. произошел хлебозаготовительный кризис. Анализ происхождения и путей его преодоления был в центре внимания апрельского и июльского Пленумов ЦК ВКП(б) 1928 г. На заседаниях этого руководящего органа партии диаметрально противоположные точки зрения Сталина и Бухарина выявились особенно отчетливо.

Сталин объяснял кризис хлебозаготовок выступлениями выросшего и окрепшего в условиях нэпа кулачества. Здесь он проводил параллели с «Шахтинским делом» (первым сфабрикованным процессом над «вредителями»), которое, по его мнению, являлось свидетельством выступления против советской власти технической интеллигенции. Сталин воспринимал ее как агентуру международного капитала.

Сталин считал, что все трудности создавали враги: «Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем врагов внешних. Об этом нельзя забывать... ни на одну минуту». («Правда», 1928, 18 апреля). Сталинский метод устранения этих проблем был предельно прост: нещадно искоренять внутренних врагов, и прежде всего кулаков.

Сталин постоянно подчеркивал, что одним из важных моментов настоящего времени является постоянное обострение классовой борьбы. Когда Н. Бухарин анализировал те же явления, он делал акцент на недостатках и ошибках в деятельности властей: «Мы знаем, что главнейшие рычаги хозяйственного воздействия находятся в наших руках, и владение этими рычагами делает нас непобедимыми с точки зрения внутренних отношений, если только мы не будем делать крупных ошибок. Кулак же представляет опасную силу в первую очередь постольку, поскольку он использует наши ошибки». («Правда». 1928, 19 апреля).

Уроки зимы 1928 г. Бухарин видел в том, что она выявила недостатки, лежавшие в сфере управления обществом. Они проявились в широком применении чрезвычайных мер, т. е. грубого насилия по отношению прежде всего к кулацким и зажиточным крестьянским хозяйствам (держателям хлеба). Вместе с тем пострадали и те крестьяне, которых можно было отнести к середнякам. Таким образом, новая экономическая политика дала сбой в таком ключевом звене, как экономические отношения между городом и деревней.

Бухарин предложил альтернативу: линию на совершенствование работы партии и государства в противовес насилию и административно-волевым методам. Он упрекнул Сталина в том, что тот и его сторонники переоценивают возможность воздействия на основные массы крестьянства путем буржуазных отношений. Что же касается способов решения проблем хлебозаготовительного кризиса, то Бухарин считал, что целесообразнее использовать некоторую часть валюты для закупки хлеба за границей, чем идти на чрезвычайные меры, которые могут спровоцировать сопротивление крестьянства и породить нарастающую ожесточенность в его взаимоотношениях с государством.

Точку зрения Бухарина разделяли и некоторые государственные деятели. Это, например, А. И. Рыков – председатель СНК СССР, председатель Президиума ВЦСПС М. П. Томский и Н. А. Угланов – кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Осенью 1928 г. Бухарин опубликовал в «Правде» (он являлся главным редактором этой газеты) «Заметки экономиста».

Н. Бухарин критиковал намерения увеличить сверх ранее согласованных размеров налоги, эмиссию, перекачку средств в тяжелую промышленность из других отраслей народного хозяйства при помощи ножниц в ценах.

Бухарин видел источники средств в максимальном сокращении всех непроизводительных расходов, которые были поистине огромны, и в повышении производительности народного труда. Главной формой взаимодействия растущей индустрии с мелкотоварным хозяйством Бухарин считал кооперацию. В противовес Бухарину Сталин нашел сибирский метод хлебозаготовок. В середине января 1928 г. он выехал в Сибирь для изучения причин продолжавшегося хлебозаготовительного кризиса. Это была случайная поездка, так как один из ранее назначенных ответственных работников заболел и вместо него туда решил отправиться Сталин. Эта единственная его поездка в Сибирь привела к озлоблению: он плохо знал деревню, не любил ее и крайне редко бывал в ней.

Сибирский метод хлебозаготовок заключался в индивидуальном способе обложения: беднота от него освобождалась, а кулаки обкладывались усиленно. Но на практике понятие «кулак» трактовалось расширенно, а это было отступлением от ленинской теории и практики союза рабочего класса с крестьянством. В порядке общественного принуждения зажиточные держатели хлеба были обязаны сдавать его по твердым ценам. В случае отказа к ним применялась статья Уголовного кодекса РСФСР, направленная против спекулянтов и дававшая право на обыск, конфискацию и арест. 25 % конфискованного хлеба раздавались бедноте в порядке ссуды. В экономическом плане это способствовало ее поддержке, в социальном же привело к поляризации сил в деревне: держателей хлеба изолировали от беднейшей части сельского населения. При этом допускались большие злоупотребления: повальные обыски, изъятие у крестьян не только излишка, но и семенного зерна. К концу 1920-х гг. соотношение кулаков, бедноты и середняков в деревне изменилось. Большую часть составляли средние слои крестьянства – их насчитывалось более 60 %, бедняки составляли около 34 %, и только 6 % приходились на долю кулаков и зажиточных. Это обстоятельство признавал и сам Сталин, когда говорил, что большая часть хлеба не у кулака, а у середняка. (Сталин, Соч., т. II, c. 42 – 43).

Бухарин обвинил Сталина в том, что сибирский метод заготовок есть не что иное, как ликвидация нэпа, отступление от линии ХV съезда партии. В ответ Сталин заявил, что необходимо признать допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс, как одного из средств сломить сопротивление кулачества и взять у него максимально хлебные излишки, необходимые для того, чтобы обойтись без импорта хлеба и сохранить валюту для развития индустрии. (Сталин, Соч., т. 12, с. 62) Этот аргумент Сталина было трудно опровергнуть: ведь здесь было упоминание о временности чрезвычайных мер, которые к тому же поддерживали массы. Здесь и повторение терминологии военного коммунизма: сломить сопротивление кулачества, взять у него излишки. А военно-коммунистическая идеология еще не изжила себя среди определенной части членов партии. Слова же о сохранении валюты для развития индустрии характеризовали Сталина как рачительного хозяина. В конечном счете сторонники Бухарина согласились со Сталиным. Однако чрезвычайные меры были продлены и в 1929 г., рыночные отношения продолжали сворачиваться. Тогда сторонники Бухарина заявили, что чрезвычайные меры толкнули середнячество в сторону кулака (КПСС в резолюциях, М., 1984, т 5, с. 49). Сам Бухарин считал, что ожесточенность крестьянства во взаимоотношениях с государством является следствием просчетов в работе центрального и местного аппаратов, а не результатом неизбежности обострения классовой борьбы. Однако позиция Бухарина и его сторонников вновь не получила поддержки. Сталину удалось приклеить группе Бухарина ярлык защитников кулачества. Итак, вместе со Сталиным и его сторонниками Н. Бухарин по существу уничтожил группу Троцкий – Каменев – Зиновьев.

После их ухода с политической сцены Н. Бухарин стал пользоваться большим авторитетом в Политбюро ЦК ВКП(б). Этот период пришелся на 1925 – 1927 гг. В следующем, 1928 г. Сталин обвинил Н. Бухарина в правом уклоне. В противовес этому Бухарин предупредил партию о серьезном отходе Сталина от многих ленинских принципов (речь Н. Бухарина «Политическое завещание Ленина», 24 января 1929 г.). Состоявший в Политбюро пять лет Н. Бухарин 12 ноября 1929 г. был выведен из его состава. Тогда же он перестал быть и редактором «Правды». 2 – 13 марта 1938 г. прошел судебный процесс над Н. Бухариным. Его приговорили к смертной казни. Прошение о помиловании было отклонено, приговор приведен в исполнение. В 1988 г. Н. И. Бухарина посмертно реабилитировали.

Глава 14. Фавориты Иосифа Сталина

Лаврентий Павлович Берия (1899 – 1953)

Лаврентий Павлович Берия – советский государственный и партийный деятель, соратник И. В. Сталина, один из инициаторов массовых репрессий – родился в селе Мерхеули близ Сухуми в бедной крестьянской семье.

В 1915 г. Берия окончил высшее начальное Сухумское училище, а в 1917 г. – среднее механико-строительное училище в Баку и получил диплом по специальности «Техник-архитектор». Берия всегда преуспевал в учебе, особенно легко ему давались точные науки.

Существуют сведения, что 2 типовых здания на площади Гагарина в Москве были построены по проекту Берии.

В 1919 г. он вступил в большевистскую партию. Впрочем, сведения об этом периоде его жизни довольно противоречивы. По официальным документам, Берия вступил в партию еще в 1917 г. и служил техником-практикантом в армии на Румынском фронте. По другим данным, он уклонился от службы, за взятку добыв справку об инвалидности, а в партию вступил в 1919 г. Также существуют данные, что в 1918 – 1919 гг. Берия работал одновременно на четыре разведки: советскую, английскую, турецкую и мусаватистскую. Однако не понятно, был ли он двойным агентом по заданию ЧК или действительно пытался усидеть сразу на четырех стульях.

В 1920-е гг. Лаврентий Берия занимал ряд ответственных постов в ЧК ГПУ (Чрезвычайной комиссии Главного политического управления). В 1920 г. его назначили заместителем начальника ЧК Грузии, с августа по октябрь 1920 г. он работал управляющим делами ЦК КП(б) Азербайджана, с октября 1920 г. по февраль 1921 г. служил ответственным секретарем ЧК по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих в Баку. В течение следующего года Лаврентий Павлович становится заместителем начальника, а потом и начальником секретно-политического отдела и заместителем председателя Азербайджанского ЧК. В 1922 г. он получил назначение на должность начальника секретно-оперативной части и заместителя председателя Грузинской ЧК.

В 1924 г. в Грузии вспыхнуло восстание, в подавлении которого участвовал и Берия. С несогласными жестоко расправились, были убиты более 5 000 человек, а Лаврентий Берия вскоре был награжден орденом Красного Знамени.

Со Сталиным он впервые встретился где-то в 1929 – 1930 гг. Вождь тогда лечился в Цхалтубо, а Берия обеспечивал его охрану. С 1931 г. Лаврентий Павлович примкнул к ближайшему окружению Сталина и в том же году был назначен первым секретарем ЦК КП(б) Грузии и секретарем Закавказского крайкома.

Летом 1933 г. Сталин отдыхал в Абхазии. Там на него было совершено покушение. Вождя спас Берия, прикрыв его собой. Впрочем, нападавший был убит на месте и в этой истории осталось много неясностей. Тем не менее Сталин не мог не оценить самоотверженности Лаврентия Берии.

В 1934 г. Берия становится членом ЦК ВКП(б), а в 1935 г. он сделал очень хитрый и расчетливый ход – опубликовал книгу «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», в которой обосновывалась и развивалась теория «двух вождей». Ловко подтасовав факты, Лаврентий Берия доказывал, что Ленин и Сталин одновременно и независимо друг от друга создали два центра коммунистической партии. Ленин стоял во главе партии в Петербурге, а Сталин – в Закавказье.

Эту идею еще в 1924 г. пытался провести сам «отец всех народов», но в то время еще был силен авторитет Л. Д. Троцкого, а Сталин не имел особого веса в партии. Теория «двух вождей» тогда так и осталась теорией. Ее время пришло в 1930-е гг.

В 1938 г. завершилась первая волна репрессий, которую проводил в жизнь нарком внутренних дел Н. И. Ежов. Марионетка в руках Сталина, он сыграл свою роль и теперь стал не нужен, а потому вождь решил заменить Ежова более умным и хитрым Берией, который лично собрал компромат на своего предшественника. Ежов был расстрелян. Немедленно была проведена и чистка рядов НКВД: Берия избавился от ставленников Ежова, заменив их своими людьми.

В 1939 г. из лагерей были освобождены 223 600 человек, из колоний – 103 800 Однако эта амнистия была не более чем демонстрацией, временным послаблением перед очередной, еще более кровавой волной репрессий. Вскоре последовали новые аресты и казни. Почти сразу были арестованы более 200 000 человек. Показной характер амнистий подтверждается также тем фактом, что еще в январе 1939 г. Сталин подписал указ, разрешавший применять к арестованным пытки и избиения.

Перед Великой Отечественной войной Берия курировал органы внешней разведки. Многочисленные сообщения советских разведчиков о том, что Гитлер готовится напасть на СССР, он игнорировал. Едва ли он не понимал серьезности угрозы, однако знал, что Сталин просто не желает верить в возможность войны и скорее сочтет донесения разведчиков дезинформацией, чем признается в собственных ошибках и некомпетентности. Берия докладывал Сталину то, что вождь хотел от него услышать.

В докладной записке Сталину от 21 июня 1941 г. Берия писал: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезами» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра... То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков. <…>Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!..» На следующий день началась война.

В период Великой Отечественной войны Лаврентий Берия продолжал занимать руководящие должности. Он организовал отряды Смерш и заградительные отряды НКВД, которым было приказано стрелять в отступающих и сдающихся в плен. Также он отвечал за публичные смертные казни на фронте и в тылу.

В 1945 г. Берия получил звание маршала Советского Союза, а с 1946 г. ему было поручено курировать сверхсекретное Первое главное управление – группу И. В. Курчатова, которая занималась разработкой атомной бомбы.

До начала 1950-х гг. в ведении Лаврентии Берии продолжало оставаться проведение массовых репрессий. Однако к тому времени болезненно подозрительный Сталин начал сомневаться и в верности своего подручного. В 1948 г. министру госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе был поручен сбор компромата на Берию, последовали аресты многих его ставленников. Самого Берию перед встречами со Сталиным было приказано обыскивать.

Почувствовав опасность, Берия сделал упреждающий ход: предоставил Сталину компромат на его верных помощников начальника охраны Н. С. Власика и секретаря А. Н. Поскребышева. 20 лет безупречной службы не спасли их: Сталин отдал своих подручных под суд.

Смерть Сталина в 1953 г. прервала это противостояние. В высших партийных кругах началась борьба за власть. В результате в июле 1953 г. на заседании Президиума ЦК КПСС Берия был арестован. В декабре того же года его расстреляли.

Николай Иванович Ежов (1895 – 1940)

Николай Иванович Ежов – советский государственный и партийный деятель, нарком внутренних дел – родился в Петербурге в семье литейщика в 1895 г. Он окончил 1-й класс начального училища, позже, в 1927 г., посещал курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), а с 14 лет работал – был учеником портного, слесарем, рабочим на кроватной фабрике и на Путиловском заводе.

В 1915 г. Николай Ежов был призван в армию, через год уволен из-за ранения. В конце 1916 г. он вернулся на фронт, служил в 3-м запасном пехотном полку и в 5-х артиллерийских мастерских Северного фронта. В мае 1917 г. вступил в РСДРП(б) (большевистское крыло Российской социал-демократической рабочей партии).

В ноябре 1917 г. Ежов командовал красногвардейским отрядом, а в 1918 – 1919 гг. возглавлял клуб коммунистов на заводе Волотина. Также в 1919 г. он вступил в ряды Красной армии, служил секретарем парткома военного подрайона в Саратове. Во время Гражданской войны Ежов был военным комиссаром нескольких красноармейских частей.

С 1921 г. Николая Ивановича перевели на партийную работу, и с марта 1922 г. он занимал должность секретаря Марийского обкома РКП(б), а с октября стал секретарем Семипалатинского губкома, затем заведующим отделом Татарского обкома, секретарем Казахского крайкома ВКП(б).

В это время на территории Средней Азии возникло басмачество – национальное движение, ставившее целью борьбу с советской властью и изгнание большевиков. Ежов руководил подавлением басмачества в Казахстане.

В 1927 г. Николая Ежова переводят в Москву. Во время внутрипартийной борьбы 1920 – 1930-х гг. он всегда поддерживал Сталина и теперь был вознагражден за это. Он довольно быстро пошел вверх по служебной лестнице: в 1927 г. стал заместителем заведующего учетно-распределительным отделом ЦК ВКП(б), в 1929 – 1930 гг. – наркомом земледелия СССР, участвовал в коллективизации и раскулачивании. С ноября 1930 г. он – заведующий распределительным отделом, отделом кадров, промышленным отделом ЦК ВКП(б).

В 1933 г. Сталин назначил Ежова председателем Центральной комиссии по чистке партии, а в 1935 г. он стал секретарем ЦК ВКП(б).

Ежов был свидетелем казни Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева. Пули, которыми они были расстреляны, он сохранил у себя как сувениры.

В 1936 г. был осужден и расстрелян нарком внутренних дел СССР Г. Г. Ягода. На его место Сталин назначил Николая Ежова. По указанию вождя новый нарком провел чистку ставленников Ягоды – почти все они были арестованы и расстреляны. Через год Ежова избрали депутатом Верховного Совета СССР.

В 1937 – 1938 гг. Николай Иванович с благословения Сталина развернул массовые репрессии. «Врагов народа», подозревавшихся в контрреволюционной деятельности, и просто «неудобных» для Сталина людей безжалостно уничтожали. Для вынесения смертного приговора было достаточно соответствующей записи следователя.

Были проведены так называемые чистки руководящего партийного, хозяйственного, административного и военного составов. В результате были убиты или заключены в концлагеря люди, имевшие немалый опыт работы, – те, которые могли хотя бы немного нормализовать положение в стране. Например, репрессии среди военных больно отозвались во время Великой Отечественной войны: среди высшего военного командования почти не осталось тех, кто имел практический опыт организации и ведения боевых действий.

Под руководством Ежова были сфабрикованы тысячи дел, проведены крупнейшие фальсифицированные показательные политические процессы. 1937 – 1938 гг. позже окрестили «ежовщиной». Наклеив на репрессии этот ярлык, пропагандисты пытались целиком переложить вину за них со Сталина на Ежова. Однако, по воспоминаниям современников, Николай Иванович был, скорее, куклой, исполнителем воли вождя, в глубине души и сам осознававший ужас своих поступков и собственную никчемность.

Ежова ждала судьба его предшественника Г. Г. Ягоды. В 1939 г. он был арестован по доносу начальника управления НКВД по Ивановской области В. П. Журавлева. Среди предъявленных ему обвинений значились подготовка терактов против Сталина и гомосексуализм. Опасаясь пыток, на допросе Ежов признал себя виновным по всем пунктам, однако на суде он отрицал все, кроме гомосексуализма.

4 февраля 1940 г. Николай Иванович Ежов был расстрелян.

Лев Захарович Мехлис (1889 – 1953)

По происхождению Лев Захарович Мехлис – одессит. На свет он появился в 1889 г. Работать начал примерно с 14 лет и даже давал частные уроки. Когда началась Первая мировая война, был призван в ряды Вооруженных сил Российской империи. В 1918 г. Мехлис примкнул к партии большевиков, а в 1919 г. его вновь мобилизовали, но в это время он уже стал комиссаром.

Во время Гражданской войны сложно переоценить роль комиссаров. Они были наделены практически неограниченными полномочиями, но при этом за все несли персональную ответственность. Они не знали пощады и жалости ни к кому, в том числе и к себе.

Подобным комиссаром стал и Лев Мехлис. Он зачастую вступал в конфликтные отношения с командирами, с подозрением относился к опытным военспецам бывшей царской армии. Кроме того, часто менял офицерский состав, везде создавал ячейки партии. Нужно отдать должное ему как комиссару: он никогда не боялся солдат и в экстремальных ситуациях был способен проявить необходимые инициативу и энергию, не опасаясь дальнейших последствий. При этом Мехлис всегда лично вел своих подчиненных в атаку, не прячась за солдатскими спинами. В ходе боев против армии генерала П. Н. Врангеля состоялась первая встреча Мехлиса с И. В. Сталиным, который по достоинству оценил таланты комиссара.

В 1921 г. благодаря покровительству Сталина Мехлиса назначили управляющим административной инспекцией Красной армии. В 1922 г. Мехлис стал помощником секретаря и заведующим бюро Секретариата ЦК ВКП(б). В то время он исполнял обязанности личного секретаря самого Сталина. Примерно к тому же периоду относится и начало борьбы за власть в партии. Для Мехлиса выбор стороны «баррикад» был очевиден. Секретариат будущего вождя очень многое сделал для того, чтобы в стране возник культ его личности. В связи с этим можно с уверенностью сказать, что Мехлис был одним из основателей будущего культа личности Сталина.

В 1926 г. было принято решение отправить Мехлиса на учебные курсы при Коммунистической академии; когда он их прошел, его определили в Институт красной профессуры. Тогда же им было сделано важное «открытие»: именно Мехлис довел до сведения ЦК ВКП(б) то, что на самом деле только Сталин – единственный достойный преемник товарища Ленина. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) по достоинству оценил сделанное «открытие»: уже в мае 1930 г. Мехлис стал одним из редакторов газеты «Правда», а спустя всего год его назначили главным редактором центральной партийной газеты. После этого назначения «Правда» превратилась в сталинский рупор. В 1935 г. он был удостоен степени доктора экономических наук. На следующем, XVII съезде ВКП(б) Мехлиса избрали кандидатом в члены ЦК, а в октябре 1937 г. он стал членом Центрального комитета партии.

Несколько месяцев спустя, в самом начале 1938 г., его сделали начальником Политического управления Красной армии и заместителем народного комиссара обороны СССР. На XVIII съезде партии он выступил с речью, которая полностью характеризовала его политическую позицию. В частности, прозвучала знаковая фраза: «Врагов и изменников будем уничтожать, как бешеных собак». Именно под его непосредственным руководством была осуществлена чистка военных кадров, которую он провел на Дальнем Востоке.

Однако сам Мехлис никогда не был кабинетным работником и во всех вооруженных конфликтах принимал личное участие. В 1940 г. ему был поручен Народный комиссариат государственного контроля СССР. Когда началась Великая Отечественная война, его опять переводят в армию. Свою службу он снова начал с репрессий: сперва расправился со всем командованием Западного фронта, в том числе и с генералом Д. Г. Павловым. Не удивительно, что многие именно с Мехлисом связывали объявление наших пленных солдат «врагами народа».

В 1942 г. его перевели в Крым. Этот полуостров сразу же после начала Великой Отечественной войны стал занимать в планах фашистских захватчиков важное место.

Высшие военные чины Третьего рейха намечали использовать Крымский полуостров в качестве основного плацдарма, на котором, по их задумке, должны были базироваться немецкие войска перед переброской их на Кавказ и к нефтяным месторождениям Баку.

В свою очередь, советское командование понимало, что располагающиеся на полуострове вражеские войска смогут представлять собой непосредственную угрозу фланговой и тыловой частям группы армий «Юг»; к тому же Крым позволял установить тотальное господство в водах Черного моря. Именно поэтому борьба за эти территории началась с первых дней Великой Отечественной войны и проходила с переменным успехом.

Сложилась достаточно непростая ситуация. Для того чтобы укрепить руководство фронтом, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о направлении в Крым своего полномочного представителя Л. З. Мехлиса.

После своего приезда в действующую армию он в течение всего 2 дней смог оценить всю тяжесть сложившейся ситуации, о чем не замедлил доложить Сталину. Ознакомившись с положением дел, Мехлис объявил приказ, в котором указывались фамилии командиров, чьи действия привели в итоге к сложившейся ситуации, к потере личного состава и отступлению. Все они впоследствии попали под военный трибунал.

Для привлечения пристального внимания к сложившейся ситуации Мехлис издал по всему фронту приказы, в которых командиры обязывались устранить все имевшиеся недочеты в течение 2 дней.

Лев Захарович продолжал действовать в свойственной ему манере – напористо и энергично, он в полной мере использовал свои возможности как заместителя народного комиссара обороны, так и представителя Ставки Верховного Главнокомандования. Все усилия Мехлиса были направлены на то, чтобы как можно быстрее организовать наступление советских войск в Крыму. Именно для этого его направил сюда Сталин.

27 февраля 1942 г. была предпринята еще одна попытка наступления советских войск, которая вновь оказалась неудачной, хотя наше численное превосходство было подавляющим: 13 советских дивизий против всего 3 вражеских.

За те два месяца, которые Мехлис провел на Крымском фронте, ему не удалось сколь-нибудь значительно изменить обстановку на этом направлении. Он полагался главным образом на численность войск и на энтузиазм солдат. При этом недостаточно внимания уделял тщательной подготовке наступательных операций. У него это заменялось энергичным нажимом или приказом, зачастую он необоснованно менял командные и политические кадры.

Крымский фронт вскоре был признан одним из наиболее значимых, однако подготовка его с целью осуществления наступательных операций практически не проводилась. Ставка возлагала большие надежды на Мехлиса, но особых успехов ему пока не удалось добиться.

Окончание сражений на Крымском фронте пришлось на 8 – 21 мая 1942 г. Это событие получило название Керченской оборонительной операции.

Пока готовилось новое наступление, командование войсками, в которое входил и представитель Ставки Верховного Главнокомандования Мехлис, не сумело загодя раскрыть планы врага и своевременно на них отреагировать.

7 – 8 мая гитлеровцы пошли в наступление, в результате которого обе линии обороны Советской армии были прорваны и германские войска углубились за линию фронта на 10 км. Когда Мехлис докладывал о сложившейся обстановке Верховному главнокомандующему, он жаловался на то, что немцам удалось полностью захватить воздух. В ответной телеграмме Сталин не стал сдерживать гнева и обрушился с градом критики на своего любимчика.

Все командование Крымского фронта находилось в состоянии полной растерянности, что в значительной степени облегчало задачу германских войск. Несмотря на все предпринятые меры, на Крымском фронте наметился полный провал. В скором времени наши войска были полностью деморализованы и их отступление переросло в паническое бегство. Крым был полностью захвачен фашистами. В руках Советской армии остался только Севастополь.

Практически сразу после этого последовала директива Ставки Верховного Главнокомандования, в соответствии с которой Мехлис отбыл в Москву. Последовал за этим и приказ Сталина, по которому Мехлиса сняли с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политического управления Красной армии, а также понизили в должности до звания корпусного комиссара; к тому же был жестоко наказан почти весь командный состав армий, находившихся на Крымском фронте. Однако сам Мехлис сумел избежать более серьезного наказания и даже был оставлен в составе Оргбюро ЦК ВКП(б).

По воспоминаниям современников, у них иногда складывалось такое впечатление, будто он сознательно ищет смерти. И для этого были субъективные причины, так как на Великой Отечественной войне Мехлис потерял своего единственного сына Леонида.

За свою отвагу Мехлис был удостоен четырех орденов Ленина, ордена Красного Знамени и полководческого ордена Кутузова 1-й степени. В 1944 г. ему, одному из немногих политработников, было присвоено звание генерал-полковника.

Все эти факты позволяют дать общее понятие о том, какую роль сыграл Л. З. Мехлис в истории СССР. После окончания войны он был назначен министром государственного контроля СССР. На данном посту он в меру своих возможностей вел борьбу со взяточничеством и воровством, причем сам в подобных действиях ни разу не был замечен и вел достаточно скромный образ жизни. Однако в 1950 г. его свалил инсульт, и он вынужден был уйти на пенсию.

На Мехлиса неоднократно писали жалобы и доносы, которые Генеральный секретарь ЦК партии оставлял без внимания, в шутку заявляя, что сам побаивается своего подчиненного. Когда Лев Захарович умер, Сталин приказал замуровать его прах в Кремлевской стене, а сам пережил его всего на месяц. Упрекать в чем-либо Мехлиса проблематично, так как он был истинным представителем партийно-бюрократической системы в нашей стране, беззаветно преданным своему вождю-покровителю.

Иосиф Родионович Апанасенко (1890 – 1943)

Иосиф Родионович Апанасенко, служивший советским военачальником в ранге генерала армии, родился в 1890 г. в селе Митрофановское Ставропольской губернии в семье небогатого крестьянина. В Российскую императорскую армию его призвали в 1911 г. Первоначально он проходил обучение в городе Хасавюрте, принимал участие в Первой мировой войне. За свои заслуги был удостоен звания прапорщика, а ближе к окончанию мировой войны стал уже командиром пулеметной роты. В конце 1917 г. его выбрали председателем Совета и Военно-революционного комитета в родном селе. В мае следующего года он создал свой партизанский отряд, который на Ставрополье вел бои с белогвардейцами. Осенью 1918 г. его назначили командиром бригады 2-ой ставропольской пехотной дивизии, а чуть позже Апанасенко был переведен в 1-ую кавалерийскую дивизию ставропольских партизан, где тоже стал командиром. Несколько месяцев спустя дивизия была переименована в кавалерийскую и вошла в состав войск С. М. Буденного, чуть позже став одной из дивизий 1-ой Конной армии. Части, которыми командовал И. Р. Апанасенко, показали себя с наилучшей стороны во многих сражениях Гражданской войны – в боях за Воронеж, Ростов-на-Дону, станицу Егорлыкскую, за Львов и некоторых других.

В 1923 г. будущий генерал окончил обучение на Высших академических курсах РККА, затем прошел курсы усовершенствования высшего командного состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе (в 1928 г.), а в 1932 г. окончил саму Военную академию имени М. В. Фрунзе.

После завершения Гражданской войны продолжал трудиться на посту командира дивизии, кроме того, служил начальником Ставропольской губернской милиции. В октябре 1923 – мае 1924 г. работал смоленским губернским военным комиссаром. С 1924 по 1929 г. Апанасенко командовал 5-ой кавалерийской дивизией, а начиная с 1929 г., – 4-ой ленинградской кавалерийской дивизией. В ноябре 1932 г. его перевели в Среднеазиатский военный округ, где ему было поручено командование 4-ым кавалерийским корпусом. На этой должности он находился до сентября 1935 г., когда Сталин назначил его заместителем командующего войсками Белорусского военного округа по кавалерии. Эту должность он совмещал с постом инспектора кавалерии того же округа. В феврале 1938 г. его повысили до командующего войсками Среднеазиатского военного округа. 4 июня 1940 г. ему было присвоено звание генерал-полковника. В 1941 г. прошла XVIII партийная конференция ВКП(б), на которой Апанасенко был выдвинут кандидатом в члены ЦК ВКП(б).

Начиная с 1938 г., обстановка на востоке Советского Союза становилась все более напряженной. Японская армия осуществила оккупацию китайской провинции Маньчжурия, а затем начала готовиться к захвату других китайских провинций; также планы командования японской армии не исключали вторжения на территорию СССР. Сформированная на Дальнем Востоке Квантунская армия империалистической Японии постоянно нарушала границы Советского государства.

После того как произошли несколько значительных провокаций со стороны японских войск, Сталин принял решение об объединении Дальневосточного военного округа и Особой краснознаменной дальневосточной армии в Дальневосточный фронт, что было реализовано в том же 1938 г. Уже в конце лета того года в районе озера Хасан произошли столкновения с японскими войсками. Первые же бои оказались тяжелыми, с большим количеством жертв с обеих сторон. Советской армии удалось отбросить неприятеля, но даже при подобном исходе Сталин все равно остался недоволен таким результатом боевой операции, так как японская армия не была полностью разгромлена; к тому же его не устроил показатель людских потерь, так как он рассчитывал на значительно меньшее количество убитых.

Поэтому он решил организовать массовые чистки среди командного состава Дальневосточного фронта. К примеру, маршал В. К. Блюхер, который был командующим фронтом, по личному приказу Сталина был сначала арестован, а в ноябре 1938 г. расстрелян.

В начале мая 1939 г. многочисленная группировка Квантунской армии перешла границу Монголии, которая была союзницей Советского Союза. Крупные столкновения японцев с нашей армией произошли в районе реки Халкин-Гол. Боевые действия в этом регионе шли на протяжении нескольких месяцев. В итоге командованию Красной армии удалось окружить и разгромить неприятельские войска. Несмотря на это, боевые действия по просьбе японцев были прекращены лишь осенью 1939 г. Сталин пошел на такой шаг, потому что в то время в Европе уже была развязана Вторая мировая война и ему не хотелось, чтобы советские войска были массово сосредоточены на Дальнем Востоке. Однако, невзирая на то что основное внимание в 1940 и в начале 1941 г. наше командование уделяло ситуации в Западной Европе, были предприняты меры, способствовавшие укреплению обороны и на востоке страны.

К середине 1941 г. на Дальневосточном фронте дислоцировались несколько десятков танковых, артиллерийских и авиационных дивизий, суммарная численность военнослужащих которых достигала 700 000 человек.

Укрепление позиций Красной армии на Дальнем Востоке сопровождалось многочисленными перемещениями руководящих кадров и репрессиями. К примеру, генерал армии Г. К. Жуков, командовавший боевыми действиями у реки Халкин-Гол, был в начале февраля 1943 г. переведен в Москву, где ему было поручено руководство Генеральным штабом. Еще в январе 1941 г. был репрессирован генерал-полковник Г. М. Штерн, который сменил расстрелянного Блюхера на посту командующего Дальневосточным фронтом. Новым командующим был назначен генерал-полковник И. Р. Апанасенко, который был знаком Сталину еще со времен Гражданской войны. Его перевели на этот участок обороны из Ташкента, где он руководил Среднеазиатским военным округом. Первоначально вождь вызвал Апанасенко в Москву, где объявил ему о своем решении, а также присвоил ему звание генерала армии. Сталин впоследствии еще неоднократно встречался с ним и доверял ему как талантливому военачальнику, но, несмотря на это, его имя осталось практически никому не известным за пределами его родного Ставропольского края. Советские историки, перечисляя полководцев Великой Отечественной войны, не упоминают его имя, хотя генерал Апанасенко был одним из виднейших военачальников того времени.

Командный состав Дальневосточного фронта с тревогой воспринял весть о новом назначении Сталина. Вместе с Апанасенко на этот рубеж обороны прибыло значительное количество новых командиров высшего звена управления фронтом, которых он отбирал лично. Это привело к тому, что ему удалось собрать вокруг себя сильных и компетентных военачальников, знающих свое дело.

Когда генерал начал знакомиться с положением дел на фронте, он сразу обратил внимание на то, что возле Транссибирской железнодорожной магистрали отсутствует автомобильная дорога, которая шла бы параллельно железной. Этот существенный недостаток делал войска Дальневосточного фронта чересчур уязвимыми для противника, так как местами железная дорога проходила весьма близко к китайской и монгольской границам. Японским диверсантам достаточно было взорвать несколько мостов и обрушить пару тоннелей, чтобы армии фронта остались без материально-технического обеспечения и возможности маневрировать. Апанасенко тут же отдал приказ о начале строительства автомобильной дороги, протяженность которой по плану должна была составить около 1000 км, причем строить ее обязаны были не только специальные фронтовые инженерные подразделения, но и жители прилегающих поселений. Срок для этой работы генерал установил очень малый – всего 5 месяцев. Несмотря на тяжелые погодные условия, его приказ был выполнен в точности, и дорога от Хабаровска до станции Куйбышевка-Восточная была полностью готова к 1 сентября 1941 г.

Как только Апанасенко возглавил Дальневосточный фронт, он тут же начал принимать решительные меры, касавшиеся его укрепления. В это время среди командования армии империалистической Японии шло бурное обсуждение по поводу основных направлений и главной цели экспансии в отношении Советского Союза. Планы были достаточно грандиозными, однако порядок и последовательность их осуществления оставались предметом горячих споров. Уже в 1930-х гг. в японском обществе возобладали милитаристские настроения, поэтому в государстве были созданы многочисленные и хорошо оснащенные армия и флот, строились боевые самолеты; кроме того, пристальное внимание уделялось сооружению авианосцев. Однако в японском правительстве не было явно выраженного лидера, какими являлись, например, Б. Муссолини в Италии и А. Гитлер в Германии. Император вместе со своей семьей, командование армии и флота, а также дипломаты не всегда сходились во мнении относительно одного и того же вопроса. Поэтому большинство проблем разрешалось с помощью обсуждений и консультаций, которые проходили практически постоянно в Совете старейшин при императоре. Начиная с 1940 г., в Совет старейшин было решено включать всех бывших премьеров. Положительной стороной этого стало разрешение проблемы преемственности власти, однако были и негативные моменты, которые особенно остро проявлялись в трудных ситуациях.

Направление вооруженной и политической экспансии Германии и Японии было определено еще в 1936 г. после заключения так называемого Антикоминтерновского пакта, к которому на следующий год присоединилась и Италия. В этом документе прямо говорилось о том, что агрессия будет направляться против Советского Союза, а также Коммунистического интернационала. Кроме того, был заключен целый ряд тайных соглашений, которые предусматривали разного рода поддержку и сотрудничество этих стран в случае вступления одной из них в войну.

Такая политика фашистской Германии полностью устраивала как Францию, так и Великобританию, которые не только не стали мешать ей вооружаться, но и во многом даже помогали в этом.

Политика невмешательства и умиротворения агрессора привела к тому, что германским дипломатам был сделан ряд существенных уступок, в результате которых Гитлеру удалось присоединить к своим владениям Австрию и Судетскую область, а в Испании установилась диктатура Ф. Франко.

Гитлер не спешил со вторжением на территорию Советского Союза, а Япония была гораздо активнее в этом отношении. Помимо Квантунской армии, расположенной на Маньчжурском плацдарме, она посте пенно начала подготавливать и Курильско-Сахалинский плацдарм, на котором, по донесениям советских разведчиков, происходило развертывание сразу нескольких дивизий.

Сталин и правители других стран, на которые тоже могла напасть Германия, начинали понимать, что война неизбежна, поэтому советские генеральные принялись в спешном порядке просчитывать различные варианты развития событий. Одним из наиболее вероятных было нападение Германии на Польшу и Прибалтийские республики, после чего фашистские войска вышли бы к границам СССР, а затем последовало бы нападение и на советские земли. Одновременно с этим Япония также должна была напасть на СССР на Дальнем Востоке. Примерно на такое развитие событий надеялись во Франции и Великобритании; кроме того, подобные планы были уже почти согласованы между Берлином и Токио.

Однако ситуация резко поменялась в течение нескольких дней, когда между Германией и СССР был заключен договор о ненападении – пакт Молотова – Риббентропа. Переговоры и заключение этого договора произошли в столь короткий срок, что у Японии не было времени каким бы то ни было образом сообщить Германии о своих планах относительно него, хотя такое было предусмотрено заключенными между этими странами соглашениями. Японское правительство во главе с премьер-министром К. Хиранумо было вынуждено уйти в отставку, предварительно отправив в Берлин ноту протеста. В этом документе говорилось о том, что договор с Советским Союзом абсолютно противоречит протоколу, относящемуся к Антикоминтерновскому пакту. Япония была настолько растеряна, что в течение года в ней сменились еще два кабинета министров. 22 июля 1940 г. Совет старейшин назначил новым главой правительства принца Ф. Коноэ. Вторжение фашистских войск во Францию и серьезное поражение, которое потерпел британский экспедиционный корпус летом 1940 г., также стали полной неожиданностью для Японии. На юго-востоке Азии остались обширные колонии Франции, которые после ее капитуляции стали фактически «бесхозными». Японские войска приступили к их оккупации и захватили эти территории в начале 1941 г. Помимо того, в достаточно затруднительном положении оказались и многие британские колонии, находившиеся в этом регионе, – Индия, Бирма, Сингапур, Гонконг, Малайзия и Цейлон. Для милитаристской Японии, которая к тому времени уже имела достаточно многочисленную армию и вела боевые действия в провинциях Китая, эти территории были крайне важными. Захват же советского Дальнего Востока командованию японской армии представлялся более трудной задачей. В связи с этим в конце 1940 г. японский посол в Москве передал советскому правительству предложение о заключении пакта о ненападении между СССР и Японией. Начались переговоры, но они шли более вяло, чем между СССР и Германией во время заключения пакта Молотова – Риббентропа.

Перед принятием окончательного решения правительство Японии отправило в Европу для переговоров с Италией и Германией министра иностранных дел И. Мацуоко. Этот дипломат был крайне влиятельным в правящих кругах европейских государств. Именно он в 1933 г. представлял Японию в Лиге Наций, а в 1936 г., уже будучи министром иностранных дел, поставил свою подпись под Антикоминтерновским пактом. Мацуоко отправился в Европу на поезде 12 марта 1941 г. через территорию Советского Союза. В Москве внимательно следили за передвижениями японского министра. 25 марта он уже был в столице Советского Союза, где его пригласили в Кремль. Там он в течение 2 ч беседовал со Сталиным и Молотовым. Новость о состоявшейся встрече крайне встревожила германское правительство, однако министр иностранных дел Японии заверил германского посла в Москве графа Ф. Шуленбурга, что обо всех подробностях состоявшейся беседы он расскажет И. Риббентропу. В Берлине Мацуоко был уже 27 марта, где провел ряд встреч с Риббентропом, после чего его принял сам Гитлер. Японский министр получил полное представление о том, какая ситуация сложилась в Европе к тому моменту. К марту 1941 г. Германия смогла подчинить себе практически всю Западную Европу, был уже решен вопрос о нападении на Советский Союз, поэтому проводилась всесторонняя подготовка к блицкригу. Он, по расчетам германского командования, должен был стать триумфом немецкого оружия и арийской расы. Гитлер с Риббентропом были настолько уверены в успехе предстоящей кампании, что не стали просить Японию о помощи в войне против Советского государства. Однако руководство нацистской Германии через Мацуоко попросило японское командование рассмотреть вопрос о начале войны с Англией, в качестве приоритета определив нападение японцев на великобританский Сингапур. По мнению Гитлера, если атаковать английские владения на землях Азии, то в Европе Великобритания также не сможет продержаться в течение длительного времени, поэтому ее можно будет одолеть еще до конца 1941 г.

Уже после окончания Второй мировой войны на Международном судебном процессе в Нюрнберге, на котором судили главных японских военных преступников, стали известны результаты и подробности японо-германских переговоров, состоявшихся весной 1941 г.

Уже на первой встрече с Мацуоко Риббентроп передал ему информацию о том, что пакт, заключенный с Советским Союзом, есть не что иное, как тактическая хитрость, причем этот договор можно нарушить в любой момент. Риббентроп сказал Мацуоко: «Германия уверена, что русская кампания закончится абсолютной победой германского оружия и полным разгромом русской армии и русского государства. Фюрер убежден, что в случае действий против Советского Союза через несколько месяцев от великой русской державы не останется ничего».

В апреле, возвращаясь из Италии, Мацуоко вновь приехал в Берлин, где снова встретился с Гитлером и Риббентропом. В беседе с ними он высказал свое сожаление по поводу того, что в Японии отсутствует единство в руководстве, однако восточное государство постарается не упустить своего шанса. Он от имени японского правительства выразил готовность атаковать врага в случае необходимости. Риббентроп посоветовал японскому министру иностранных дел на обратном пути не останавливаться в Москве и не вести там никаких переговоров, но у Мацуоко на этот счет были свои инструкции.

В столице Советского Союза его ждала достаточно теплая встреча. Японский министр провел здесь около недели, несколько раз за это время встретившись с Молотовым и Сталиным. Этот факт вызвал серьез ные опасения как в Берлине, так и в Лондоне, однако 13 апреля 1941 г. Мацуоко сообщил послу Германии в Москве, что между Японией и СССР будет в этот день подписан пакт о нейтралитете. Сталин остался очень доволен подписанием этого документа.

Японское правительство достаточно бурно и подробно обсуждало все обстоятельства визита Мацуоко в Европу. К тому времени японские войска уже были готовы атаковать азиатские колонии Великобритании, однако их сдерживала позиция Соединенных Штатов. В тот период в Вашингтоне велись секретные американо-японские переговоры, однако в итоге они зашли в тупик, так как требования американского правительства оказались абсолютно неприемлемыми для японцев. Тогда в Токио постепенно начал складываться план внезапного и мощного удара по США, которые в 1941 г. не представлялись никому хотя сколько-нибудь серьезным противником, так как к тому времени не обладали многочисленной сухопутной армией. Однако у Соединенных Штатов был значительный военно-морской флот, базировавшийся сразу в двух океанах: Атлантическом и Тихом, – причем большинство кораблей американского флота размещались на Гавайских островах в Перл-Харборе.

Нападение гитлеровской армии на Советский Союз не стало неожиданностью для Японии. В день начала Великой Отечественной войны в Токио было проведено совещание правительства, на котором проходило обсуждение дальнейшего плана действий японских вооруженных сил. План нападения на Дальний Восток было решено отложить до тех пор, пока германские войска не добьются значительных успехов в европейской части Советского Союза. Несколько недель спустя после этого совещания было принято решение придерживаться заключенного с СССР пакта о нейтралитете, а все силы бросить на продвижение японских вооруженных сил на юг. Были и сторонники немедленного нападения на советские земли, в числе которых оказался и Мацуоко, однако они не получили достаточной поддержки.

Гитлеру не удалось за несколько недель покорить СССР, и германские войска были остановлены под Ленинградом и Москвой. В Японии внимательно следили за развитием событий. Вновь начались разговоры по поводу необходимости немедленного нападения на советские территории, однако в октябре 1941 г. правительство принца Коноэ было отправлено в отставку, а его место занял генерал Хидеки Тодзио, которому удалось довольно быстро склонить императора к тому, что Япония должна атаковать военно-морскую базу США в Перл-Харборе. Для этого японский флот стал снаряжать несколько авианосцев. Планировалось, что разгром американского флота совпадет со взятием Москвы и Ленинграда, но этому не суждено было сбыться.

С Дальневосточного фронта еще в июле – августе 1941 г. к западной границе СССР были переброшены сразу несколько стрелковых бригад, однако это была небольшая часть войск, дислоцировавшихся на Дальнем Востоке. Сталин очень опасался, что начнется война на два фронта; к тому же он регулярно получал информацию о том, что Квантунская армия постоянно увеличивает свою численность. Были получены сведения, что японцы готовят к переброске в Маньчжурию несколько тысяч железнодорожников, что свидетельствовало о том, что они готовы взять под свой контроль Транссибирскую магистраль.

Наступление гитлеровских войск под Москвой встретило упорное сопротивление, но на ряде участков фронта германские части сумели прорвать оборону и значительно продвинуться на восток. Это привело к тому, что многие советские дивизии попали в окружение под Вязьмой. Дорога на Москву была прикрыта слабо обученными советскими частями, а также несколькими дивизиями ополчения.

Начиная с середины октября 1941 г., из Москвы стали эвакуировать жителей, причем практически все министерства были переведены в Куйбышев.

Несмотря на то что от советского разведчика Р. Зорге поступали сведения, в которых сообщалось, что Япония пока не собирается атаковать советские земли, ситуация могла резко измениться в случае взятия гитлеровцами Москвы. На Западном фронте в это время уже принимали участие в боях дивизии, переброшенные туда с Урала, из Западной Сибири, Средней Азии и Казахстана, хотя на Дальнем Востоке находились большое число обученных солдат и значительное количество военной техники.

Предложения о переброске части этих войск возникали не только в самой Москве, но и на Дальнем Востоке. К примеру, 10 октября 1941 г. первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г. А. Барков отправил Сталину письмо, в котором предлагал отправить для обороны Москвы около 10 дивизий Дальневосточного фронта: «Наши дальневосточные рубежи охраняет огромная армия, численно доходящая до миллиона обученных и натренированных бойцов. Большую часть этой армии можно экстренными маршрутами перебросить на решающие участки Западного и Южного фронтов, оставив на Дальнем Востоке только необходимый минимум прикрытия, авиацию и части Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Военное руководство Дальневосточного фронта будет, очевидно, возражать против этого предложения, да и сам я прекрасно понимаю, что здесь имеется большой риск – спровоцировать Японию на военное выступление. Но без риска в войне обойтись нельзя, ибо, если мы потерпим поражение на западных фронтах, одному Дальнему Востоку не устоять. При таком положении нас могут разбить по частям».

Однако еще до получения письма Баркова Сталин своим приказом вызвал с Дальневосточного фронта Апанасенко и командующего Тихоокеанским флотом И. С. Юмашева, а также первого секретаря Приморского крайкома ВКП(б) Н. М. Пегова. Первая их встреча со Сталиным состоялась 12 октября. После долгой беседы ни одного окончательного решения не было принято. Обстановка под Москвой продолжала ухудшаться с каждым днем, и спустя несколько дней после беседы Сталин позвонил Апанасенко и спросил у него, какое количество войск он мог бы перебросить на Западный фронт в конце октября – начале ноября. Апанасенко ответил ему на это, что в состоянии отправить на защиту столицы до 20 стрелковых дивизий и 7 танковых соединений, если позволит количество железнодорожных вагонов. Переброска личного состава и боевой техники началась в тот же день. Ее контролировал лично Апанасенко. В ноябре 1941 г. дивизии, переброшенные с Дальнего Востока, уже вели боевые действия против фашистских захватчиков, а также проводили подготовку к решительному наступлению, которое началось 6 декабря. Эти свежие и хорошо подготовленные дивизии в значительной мере помогли советским войскам сдержать натиск неприятеля под Москвой.

Когда И. Р. Апанасенко отправлял с Дальневосточного фронта дивизии на запад, он очень рисковал. В связи с этим он отважился на отчаянный поступок, на который на его месте рискнул бы не каждый командующий. Он задумал на те позиции, где ранее находились отправленные на запад дивизии, поставить новые войска под теми же номерами. Это решение было весьма смелым, так как подобные формирования армии в то время были запрещены самым строгим образом, поэтому органы снабжения не выделяли на новые части ни оружия, ни провизии, ни боеприпасов. В Ставке Верховного Главнокомандования не могли не знать о подобных действиях Апанасенко, однако там никак не отреагировали на его поступки. По воспоминаниям бывшего начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР генерала М. А. Моисеева, у Ставки не было достаточного количества материальных ресурсов, необходимых для снаряжения новых боевых соединений. Фактически Апанасенко предоставили право самостоятельно решать проблему со снабжением сформированных им дивизий и корпусов.

Он начал искать выход из этой затруднительной ситуации, значительно увеличив подготовку новобранцев. Призывники прибывали на Дальневосточный фронт даже из столицы Советского Союза. Непосредственно в своем военном округе генерал отдал приказ призывать в армию даже мужчин 50 – 55 лет, т. е. практически всех, кто мог держать оружие. Он имел право на такой приказ, так как по условиям военного времени именно в его руках была сосредоточена вся полнота власти в прилегающих областях и его распоряжениям вынуждены были подчиняться руководящие работники всех уровней, в том числе секретари обкомов и крайкомов. С помощью партийных работников Апанасенко сумел наладить на Дальневосточном фронте собственное военное производство. Учебные винтовки стали переделывать в боевые, производился ремонт орудий, начался выпуск минометов, мин, снарядов, прочих боеприпасов, радиостанций. Кроме того, был создан необходимый парк автотранспорта, создавались конные корпуса. Апанасенко отправил некоторых своих подчиненных в гулаговские лагеря Колымы и Дальнего Востока с целью найти там офицеров, подвергшихся репрессиям в 1937 – 1938 гг., и вернуть их в строй. Со стороны начальников лагерей и руководства НКВД это вызывало массу протестов.

На Апанасенко жаловались Л. П. Берии и Сталину, однако Верховный главнокомандующий в эти месяцы не вмешивался в деятельность генерала и все жалобы оставлял без внимания, так как Апанасенко пользовался у Генерального секретаря партии практически неограниченным доверием.

На Дальнем Востоке еще при Блюхере была образована целая система «военных совхозов». При Апанасенко она была значительно расширена, благодаря чему оказалось возможным решить вопрос нормального снабжения войск продовольствием. В этих совхозах наряду с гражданскими трудились и военные.

Зимой 1941 – 1942 гг. Япония не развязала агрессию против Советского Союза, но это было связано не только с тем, что японские войска были задействованы на других фронтах, ведь Квантунская армия продолжала увеличивать свою численность. Планировалось, что она начнет активные действия после того, как германские войска сумеют одержать решающие победы в сражениях на западе, а также при условии значительного сокращения численности Советской армии на Дальневосточном фронте с 30 до 15 дивизий, а военной техники – на две трети. Однако никакого видимого сокращения численности войск не происходило, хотя, по данным фашистской разведки, дивизии, переброшенные с Дальнего Востока, уже вели бои на западе Советского Союза. Данные японских разведчиков противоречили германским сведениям, так как из их донесений следовало, что все советские дивизии продолжают находиться на своих местах, проводя постоянные учения. После окончания войны были обнаружены многие документы, которые свидетельствовали о подготовке Квантунской армии ко вторжению на территорию СССР; кроме того, в них содержались планы дальнейшего освоения захваченных земель. К примеру, в документе под названием «План управления территориями в сфере сопроцветания Великой Восточной Азии», который был создан военным министерством Японии совместно с министерством колоний в 1942 г., отмечалось: «Приморье должно быть присоединено к Японии, районы, прилегающие к Маньчжурской империи, должны быть включены в сферу влияния этой страны, а Транссибирская железная дорога должна быть отдана под полный контроль Японии и Германии, причем Омск будет пунктом разграничения между ними».

В ходе осени и зимы 1941 г. германское командование ни разу не обратилось к Японии за помощью в борьбе с советскими войсками. Однако уже год спустя, осенью 1942 г., Германия была крайне заинтересована в прямой поддержке ее Квантунской армией. Согласно немецким данным на Дальневосточном фронте у Советского Союза не должно было остаться ни одного боеспособного соединения. К тому времени Германия уже развязала войну с Соединенными Штатами, топя их корабли на всех морях, однако Япония этого не делала, так как американские корабли шли в дальневосточные порты под советскими флагами. Согласно данным японской разведки группировка войск, дислоцировавшихся на Дальневосточном фронте, не только не стала слабее, но и значительно усилилась.

Под непосредственным наблюдением генерала Апанасенко на фронте постоянно совершенствовались оборонительные укрепления, велось непрерывное строительство новых инженерных сооружений. Если в середине 1941 г. на этом участке батальонные районы обороны по длине фронта составляли 3 – 4 км и в глубину – 2 км, то уже к концу 1942 г. на всем протяжении фронта была подготовлена многоступенчатая оборона на значительную глубину. Особое внимание уделялось противотанковой обороне и подготовке дополнительных оборонительных рубежей на легкодоступных направлениях. Кроме того, укреплялась оборона главных городов Дальнего Востока – Хабаровска, Владивостока, Благовещенска. Под четким руководством Апанасенко фронт стал чуть ли не крепостью, поэтому нападение японских вооруженных сил не стало бы для командования фронта обескураживающей неожиданностью. Для победы на Дальнем Востоке у Квантунской армии, которая к тому времени была значительно растянута вдоль нашей границы, не было достаточного количества резервов, к тому же военная мощь ее не была настолько сильной. В связи с этим даже осенью 1942 г., когда германские войска смогли добиться значительных успехов в сражениях с Советской армией, Япония продолжала сохранять нейтралитет по отношению к Советскому Союзу. При этом руководство японской армии удерживал от нападения не столько заключенный с СССР пакт о нейтралитете, сколько мощная группировка советских войск, дислоцировавшихся на Дальневосточном фронте. В этом японцы неоднократно убеждались, так как нередко подразделения Квантунской армии нарушали советскую границу и вели настоящую разведку боем.

Ставка и Генеральный штаб в первые месяцы 1943 г. продолжали забирать части Дальневосточного фронта на запад, причем отправлялись туда те дивизии, которые были образованы Апанасенко по собственной инициативе и находились на советско-китайской границе. Однако и в этом случае генерал не оголил наши позиции, а приступил к формированию дивизий третьей очереди – теперь ему было гораздо проще это делать.

Ставка не могла перебрасывать дивизии с одинаковыми номерами, поэтому главнокомандованию пришлось де-факто признать правомерными все самостоятельные поступки Апанасенко. Всем новым дальневосточным дивизиям и полкам были присвоены собственные номера и выданы знамена; кроме того, все заново сформированные дивизии были поставлены на центральное довольствие.

Очередная встреча Апанасенко со Сталиным произошла в октябре 1942 г., после чего вождь еще неоднократно вызывал к себе генерала, который обстоятельно докладывал ему о ситуации на Дальневосточном фронте. Помимо того, он просил направить его в действующую армию, в распоряжение одного из фронтов. Лишь 25 апреля 1943 г. ему поступил приказ сдать все дела на Дальневосточном фронте и прибыть в Москву в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Однако новое назначение Апанасенко задерживалось, тогда он решил напомнить о себе Сталину в письме: «Я ваш солдат, товарищ Сталин. Вы знаете, что с Дальнего Востока мы послали на запад немало стрелковых дивизий, отлично выученных и вооруженных, а также артиллерийских и авиаполков. Вместо отправленных я тотчас старался сформировать и быстро обучить новые. Докладываю, что войска Дальневосточного фронта оставляю крепко боеспособными. Хозяйство тоже хорошо подготовлено. Промышленность и сельское хозяйство Приморского и Хабаровского краев выглядят неплохо. Ругать не будут». Ближе к концу мая 1943 г. Сталин назначил Апанасенко заместителем командующего войсками Воронежского фронта генерала Н. Ф. Ватутина. На новом посту он находился всего три месяца. 5 августа в ходе Курской битвы И. Р. Апанасенко получил смертельное ранение. По его просьбе он был похоронен в Ставрополе.

Сергей Миронович Киров (1886 – 1934)

Сергей Миронович Киров (Костриков) был одним из виднейших деятелей послереволюционной России и одним из ближайших друзей И. В. Сталина. Работал первым секретарем Ленинградского областного комитета ВКП(б), по совместительству был членом Политбюро ЦК ВКП(б).

Сергей Миронович Костриков появился на свет в городе Уржум Вятской губернии в 1886 г. Его родители незадолго до рождения сына переехали сюда из Пермской губернии. В 1894 г. Сергей и две его сестры, Анна и Лиза, остались сиротами – их отец ушел из семьи, а мать в скором времени умерла. Девочек взяла к себе бабушка, а Сергей был отправлен в приют.

Он закончил Уржумское приходское, а потом и городское училище. В учебе проявил себя очень способным – его неоднократно награждали грамотами и книгами. Осенью 1901 г. он решил уехать в Казань, где поступил в низшее механико-техническое промышленное училище. Обучение проходил за счет земства и попечительского фонда городского училища города Уржума. Сделано это было по просьбе воспитателей приюта и преподавателей училища. Спустя 3 года он окончил Казанское училище, причем по итогам экзаменов он оказался одним из 5 лучших выпускников. За это ему полагалась награда 1-ой степени.

В том же году его взяли на работу в городскую управу города Томска в качестве чертежника. Там он продолжил свое образование, посту пив на подготовительные курсы Томского технологического института.

Именно с Томском связано начало революционной деятельности Кирова. Здесь он в 1904 г. вступил в местную ячейку РСДРП, где ему был дан псевдоним Серж. В 1905 г. Сергей первый раз в своей жизни принял участие в демонстрации, за что его арестовала полиция. Когда он вышел из-под стражи, то начал командовать боевыми дружинами.

В июле 1905 г. на Томской партийной конференции было принято решение об избрании Кострикова в члены Томского комитета РСДРП. Уже в октябре того же года ему удалось организовать забастовку на достаточно крупной железнодорожной станции Тайга. В июле 1906 г. его вновь арестовали. В томской тюрьме он провел полтора года. После освобождения Сергей Костриков полностью посвятил себя революционной деятельности, вел подпольную работу в Иркутске и Новониколаевске.

В 1909 г. впервые приехал во Владикавказ, где начал работать в северокавказской кадетской газете «Терек» под псевдонимом Сергей Миронов. Кроме того, здесь началось его увлечение театром: он стал писать рецензии на спектакли, принимал участие в любительских постановках; занимался альпинизмом. Ему не была чужда и литература, особенно творчество Л. Н. Толстого.

Во Владикавказе он познакомился со своей будущей женой Марией Львовной Маркус. Из Владикавказа он последний раз послал своим сестрам открытку. Здесь его еще раз арестовали и по этапу отправили в Томск. На суде, который состоялся в марте 1912 г., ему был вынесен оправдательный приговор. По окончании судебного процесса он вернулся во Владикавказ.

Псевдоним Киров появляется в апреле 1912 г., когда в газете «Терек», с которой С. Костриков не прекращал сотрудничество, вышла статья «Поперек дороги» за подписью С. Киров. Именно под этим именем он и вошел в историю.

По официальной версии, бытовавшей в советские времена, политическая позиция Кирова была всегда одинаковой – большевик, однако некоторые новые исследования в этой области полностью опровергают это мнение. Киров достаточно долгое время колебался в плане выбора своей политической платформы, например сочувственно относился к меньшевикам, выражал поддержку Временному правительству. Об этом он прямо писал в своих статьях. Лишь после того, как произошла Октябрьская революция 1917 г., он примкнул к партии большевиков. Один из современников Кирова, Ю. П. Бутягин, бывший большевиком с 1902 г., рассказывал, что партийный билет друг Сталина получил только в 1919 г., а в 1917 г. еще был меньшевиком.

Однако отсутствие партбилета не помешало ему продвигаться по карьерной лестнице на партийной службе. Уже весной 1918 г. его выбрали в члены Терского областного Совета, а в июле 1918 г. он принял участие в V Всероссийском съезде Советов, попав на него по гостевому билету. В ноябре того же года он стал полноправным делегатом VI Всероссийского съезда Советов.

В феврале 1919 г. он избирается председателем временного революционного комитета в Астрахани, где под его руководством было подавлено контрреволюционное выступление. В то время в городе были расстреляны протестовавшие рабочие, которых поддержало много красноармейцев. Весной того же года по приказу Кирова расстреливают крестный ход. По его же распоряжению были сначала арестованы, а потом расстреляны астраханский митрополит Митрофан и епископ Леонтий. В том же году Кирова включают в члены реввоенсовета XI армии.

В следующем году в составе этой армии он вступает в Баку, принимает участие в подписании мирного соглашения с Польшей, которое состоялось в Риге, входит в Кавказское бюро ЦК ВКП(б). В августе 1920 г. он оказал поддержку Л. П. Берии, благодаря которой того было решено освободить из мест заключения. Впоследствии последнего назначили управляющим делами ЦК КП(б) Азербайджана.

В 1921 г. на X съезде ВКП(б) Кирова выдвигают кандидатом в члены ЦК. В это же время его назначают первым секретарем ЦК КП(б) Азербайджана. В ЦК ВКП(б) он попал 2 года спустя.

В 1926 г. Кирова избрали первым секретарем Ленинградского губернского комитета (обкома) и секретарем Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б). В то же время ЦК партии направляет его в Ленинград для подавления оппозиции Г. Е. Зиновьева. Он посещает заводские собрания, на которых выступает с речами. За один день он произнес их более 180 раз.

В 1928 г. произошло его знакомство с М. Горьким, которому Киров начинает оказывать поддержку в издании его книг. Именно по приказу Кирова в Ленинграде уничтожают большую часть храмов. По его распоряжению Академия наук переезжает из Ленинграда в Москву. Его же инициатива произвести паспортизацию советских граждан была поддержана в ЦК ВКП(б). В ходе нее из Ленинграда были выселены тысячи бывших дворян.

При его участии была образована комиссия Академии наук СССР, которая занималась исследованием ресурсов Кольского полуострова. Кроме того, в его ведении находились строительство горнодобывающих комбинатов, размещавшихся на Кольском полуострове, Беломорско-Балтийского канала, а также СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения ОГПУ. Много внимания Киров уделял и промышленному развитию Северо-Западного округа. В августе 1932 г. был принят разработанный совместно со Сталиным Закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной собственности».

В начале 1934 г. С. М. Киров получил орден Ленина, который был вручен ему за заслуги в деле восстановления и реконструкции нефтяной промышленности. В том же году его избрали секретарем ЦК ВКП(б). И. Сталин предложил Кирову перейти на работу в Москву, но тот предпочел остаться в Ленинграде. Вечером 1 декабря 1934 г. в Смольном, где в то время находились Ленинградский горком и обком ВКП(б), прогремел выстрел Л. В. Николаева, которым Киров был убит на месте. Спустя всего несколько часов после кончины политика было сделано официальное заявление, в котором говорилось, что С. М. Киров стал жертвой врагов Советского Союза. После этого события начались массовые репрессии, которые были направлены против партийных и хозяйственных лидеров СССР, – началась так называемая ежовщина.

Со Сталиным Киров познакомился еще в 1917 г., когда в составе закавказской делегации прибыл в Москву на II Всероссийский съезд Советов. В то время Сталин уже был членом Политбюро ЦК ВКП(б), на деле же являясь одним из правителей молодого Советского государства. Киров ему понравился сразу как честный и открытый человек. В мае 1918 г. Сталин передал ему рекомендательное письмо, в котором говорилось, что его предъявитель заслуживает «полного доверия». Еще больше они сблизились после окончания Гражданской войны. Киров лично докладывал Сталину о том, как обстоят дела на местах.

На Х съезде партии, который прошел в 1921 г., Кирова по предложению И. Сталина выдвинули кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Дело в том, что Сталину нужны были такие люди, как Киров, которые оказывали бы ему всестороннюю поддержку, в том числе и в обеспечении тотального контроля.

Другим другом вождя был Серго Орджоникидзе (к нему хорошо относился и сам Ленин), который также возвысился с помощью Сталина, став в итоге членом Политбюро и народным комиссаром тяжелой промышленности, к тому времени ставшей одной из основных отраслей экономики. Вплоть до 1932 г. Киров находился в тени Сталина и Орджоникидзе, которые оба были выходцами с Кавказа и давно состоя ли в партии, к тому же они находились в Москве, а Киров появлялся в столице лишь временами, так как основным местом его работы все же был Ленинград.

Ситуация резко изменилась в 1932 г., когда самоубийством покончила с жизнью супруга Сталина Надежда Аллилуева. По одной из существующих версий, вождь сам ее застрелил. Отношения между ними всегда были непростыми: она была очень умной женщиной и осознавала то, что ее муж виноват в истреблении русского крестьянства, на нем лежит вина за голод, который продолжался целых 3 года (с 1930 по 1933 г.) и очень жестоко отозвался в Поволжье и на Украине.

Смерть жены стала для Сталина сильным ударом. В тот момент и появился Киров, который всегда был искренним и заботливым человеком. Сталин потянулся к своему давнему другу. Теперь каждый раз, когда Киров приезжал в Москву, он останавливался на квартире у Сталина, который стал доверять ему некоторые свои тайны.

Когда Сергей Миронович ездил на охоту в Лугу или под Ленинград, то он каждый раз присылал своему другу охотничьи трофеи. Если Сталин уезжал отдыхать на море, то он непременно пытался взять с собой Кирова. Но тем не менее зачастую на заседаниях Политбюро тот высказывался вразрез с общим мнением и даже с мнением самого Сталина, но до конфликтных ситуаций между ними не доходило.

Летом 1934 г. Киров почти полтора месяца провел на даче вождя в Сочи. Там они обсуждали конспект будущего учебника по истории СССР, вносили в него свои замечания. Между ними к тому времени установились крепкие дружеские отношения.

Во времена Н. С. Хрущева возникла версия, по которой к убийству Кирова якобы был причастен Сталин. Однако эта гипотеза может быть подвергнута критике. Вождь не хотел смерти своего друга. В самом начале 1935 г. Сталин планировал перевести его на службу в Москву, а Ленинградскую партийную организацию должен был возглавить А. А. Жданов, который был очень удобен для руководства СССР. Именно при нем Сталин намеревался произвести чистку города от сторонников Г. Е. Зиновьева, а через них планировал подобраться и к самому Зиновьеву. Списки людей, подлежавших аресту, были уже составлены, но Киров почему-то не спешил сажать их всех в тюрьму, поэтому Сталин и принял решение заменить его на Жданова; к тому же в 1934 г. еще не начался массовый террор и репрессии направлялись главным образом против классовых врагов.

Киров всегда действовал одним и тем же методом – «в интересах пролетариев», достаточно быстро устраняя возникавшие проблемы. К примеру, для разрешения жилищного вопроса в Ленинграде, который обострился из-за того, что численность рабочих резко возросла за счет приезжих, он отдал приказ о выселении из города «недобитых классово чуждых элементов непролетарского происхождения». Если учесть, что Ленинград несколько раз уже подвергался подобным чисткам, то эта акция отразилась в основном на интеллигентах гуманитарной направленности, так как считалось, что они не приносят пользы. Их просто погрузили в вагоны и отправили на восток.

Обстоятельства, при которых погиб С. М. Киров, являются весьма загадочными и не поддаются объяснению и по сей день. Однако версия, по которой Сталин был причастен к убийству своего друга, все же имеет право на существование.

Придерживающиеся этой версии полагают, что поводом для устранения Кирова стал случай, произошедший на XVII съезде ВКП(б), который проходил в январе 1934 г. – менее чем за год до смерти Кирова. На нем многие делегаты начали задумываться о том, что пришло время выполнить волю Ленина, который никогда не хотел видеть Сталина на посту Генерального секретаря. В проекте было смещение вождя, а на его место планировалось поставить Кирова. Согласно проведенным на съезде выборам Киров победил, но Сталин при активном содействии Л. М. Кагановича сумел сфальсифицировать эти выборы, и в протоколе по итогам голосования были указаны совершенно другие результаты, выгодные вождю. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не мог оставить в живых этого человека, так как он представлял реальную угрозу его власти. Сразу после того, как Киров был убит, Сталин выехал в Ленинград и взял следствие под свой личный контроль, сам проводил допрос Николаева. После завершения расследования и расстрела Николаева Сталин принялся устранять делегатов XVII съезда ВКП(б) – особенно это коснулось счетной комиссии, в том числе и ее председателя В. П. Затонского. Были убиты и все люди, которые могли быть невольными свидетелями гибели Кирова, включая ленинградских партийных работников, которые, помимо всего прочего, были его сторонниками.

Имеются косвенные доказательства того, что С. Орджоникидзе наверняка знал или догадывался, что на Кирова готовится покушение. В конце ноября, когда Киров приехал по своим делам в Москву, он остановился у Орджоникидзе в его квартире, находившейся в Кремле. Вечером 30 ноября он должен был вернуться в Ленинград, но Серго всячески пытался удержать его.

Валерий Павлович Чкалов (1904 – 1938)

Кроме авиазаводов и летных школ, что вполне естественно, в честь Валерия Чкалова названы планета, город, остров, горы в Антарктиде, минерал, улицы в городах России и США. Это свидетельство не только его заслуг как летчика-новатора, совершившего два рекордных перелета, но и знаков народной любви к нему.

20 – 22 июля 1936 г. Валерий Чкалов (командир), Георгий Байдуков и Александр Беляков на советском самолете АНТ-25 совершили беспосадочный перелет протяженностью 9374 км из Москвы через Северный Ледовитый океан и Петропавловск-Камчатский на остров Удд в Сахалинском заливе Охотского моря. 18 – 20 июня 1937 г. этот же экипаж пролетел без посадки 8504 км из Москвы через Северный полюс в США.

Конечно, имя Чкалова стало широко известным после пролета его под Троицким мостом на Неве, и это была слава сродни есенинской – еще один яркий хулиган… от авиации. В какой-то степени Чкалов после смерти поэта стал олицетворением русского парня – бесшабашного и талантливого.

Кульминацией стали 2 события. Первое – выступление Чкалова на воздушном параде 8 ноября 1927 г. перед членами правительства, когда пилот продемонстрировал все свое мастерство, в том числе и пикирование, когда он всего в 50 м от высокопоставленных зрителей резко перевел самолет ввысь, избежав, казалось, неминуемой катастрофы. Второе – авария 1928 г., когда Валерий Павлович, показывая своим подчиненным, как надо пролетать между столбов, не заметил провисшего провода. В итоге пострадали несколько пилотов. Чкалова за это посадили в тюрьму, но по настоянию командующего советской авиацией П. И. Баранова его отпустили.

Тогда Валерию Павловичу пришлось в суде отстаивать право летчика на поиск и риск. Вот отрывок из его кассационной жалобы от 31 октября 1928 г.: «На мой взгляд, тенденция к максимальной осторожности в полетах… неверна, в особенности в истребительной авиации. Летчик-истребитель должен быть смелым, с безусловным отсутствием боязни и осторожности в полетах. В противном случае в воздушном бою с противником летчик, привыкший осторожно летать, больше будет думать о самолете, чем о противнике, в результате чего, безусловно, будет сбит противником… Я …понимаю нашу бедность, необходимость сохранения материальной части, дорогостоящего самолета. Но в то же время не допускаю мысли о необходимости за счет сохранения ее ухудшить боеподготовку летчика-истребителя, учитывая и то обстоятельство, что будущая борьба с противником будет неравной с точки зрения разности качества самолетов. А эта точка зрения квалифицируется некоторыми как хулиганство, недисциплинированность». (Чкалов оказался провидцем. В начале Великой Отечественной отставание нашей авиации от немецкой было большим, и как считают специалисты, именно плохая боеподготовка наших летчиков из-за недостаточного числа полетов – экономили! – оказалась главной причиной этого).

Такой точки зрения придерживались многие в ВВС СССР, в том числе и Я. И. Алкснис – новый шеф ВВС, который и вернул в 1930 г. уволенного в 1928 г. в запас Чкалова в военную авиацию. Теперь он стал летчиком-испытателем: сперва в НИИ ВВС, а с 1933 г. и до конца жизни – при авиазаводе № 39, где базировалось конструкторское бюро Н. Н. Поликарпова – лучшего конструктора истребителей в СССР. Чкалов испытал многие знаменитые поликарповские истребители – И-14, И-15, И-16, – составившие основу истребительной авиации Красной армии в предвоенные годы. Но до встречи со Сталиным 2 мая 1935 г., Чкалов был известен все еще как воздушный хулиган – именно так его и отрекомендовал нарком обороны К. Е. Ворошилов, представляя летчика Сталину. Но Сталин отрезал – разберемся, хулиган ли он. Вождю, естественно, было хорошо понятно, что перед ним стоит великий летчик, к моменту их знакомства испытавший уже десятки машин. Во время той встречи Сталин посоветовал пилоту, который всегда старался сохранить самолет во время испытаний, даже при угрозе аварии, беречь себя и в критической ситуации выбрасываться с парашютом: «Запомните, ваша жизнь нам дороже любой машины». Игорь Валерьевич, сын летчика, вспоминает, что эти слова многое значили для отца, – в тот день Чкалов пришел домой радостный и, обняв жену с сыном, сказал ей: «Слышала бы ты, что мне сейчас сказал Сталин!» Через несколько дней вместе с Поликарповым Чкалов был награжден орденом Ленина – 1-ой правительственной наградой летчика.

Летчик М. Л. Галлай: «Чкалова любили. Причем любили больше всего не за его общепризнанную отвагу. И даже не за летное мастерство или заслуги в деле развития воздушного флота… Его любили за человечность, за остро развитое чувство товарищества, за большую, щедрую к людям душу».

После прогремевших на весь мир перелетов 1936 и 1937 гг., Чкалов становится известным каждому. Его зовут на митинги, соревнования, в школы, на заводы, на встречи с творческой интеллигенцией. У общительного и открытого Чкалова появляются новые друзья – известные писатели, актеры и музыканты, которым всегда рады в хлебосольном доме летчика.

«Сталин требует его присутствия на всех торжественных мероприятиях в Кремле, где Чкалов выступает следом за самим вождем – великая честь! Сталин обнимает, целует Чкалова на глазах у всех. Глава страны мог в любое время позвонить летчику; они нередко переходят на «ты», Чкалов мог спорить со Сталиным, возражать ему, если был с чем-то не согласен...» – вспоминает Игорь Валерьевич. Очевидцы рассказывают, что после возлияний выпивший Чкалов мог и нагрубить вождю, но все ему сходило с рук.

Орден Ленина, полученный в 1935 г., стал, по словам жены пилота Ольги Эразмовны, вымученной наградой. В 1936 г. за свой перелет Чкалов, Байдуков и Беляков получили звание Героя Советского Союза и по второму ордену Ленина, в 1937 г. за перелет через Северный полюс, командир был награжден орденом Красного Знамени… Последнее воинское звание Валерия Павловича – комбриг, по-нынешнему: генерал-майор – в 34 года! Но друг Чкалова и тоже знаменитый летчик А. К. Серов стал комбригом в 28 лет. Выступает Серов тоже вслед за Сталиным, но ведь и слава Чкалова уступает, наверно, только сталинской, а любовь народа к своему герою, может, и не меньше… Так, что выходит, Чкалов по праву занимает свое заслуженное место? Думается, дело здесь в… авиации. По мнению историков, авиация в то время «…была призвана вселять в души людей чувство гордости, восторга и преклонения перед почти сверхъестественным могуществом советской власти, установившей господство над воздухом» (Е. Л. Желтова). И естественно, яркие ее представители автоматически становились известными людьми, а если у летчика, как у Чкалова, были выдающиеся человеческие качества, он становился всеобщим любимцем, и грех вождям было не заигрывать с ним, получая тем самым дополнительные политические баллы… Впрочем, некоторые, например упомянутый нами Александр Серов, безусловно, переживали резкий взлет в своей карьере.

Дети летчика Игорь и Валерия утверждают, что их отец приходил в ужас от того, что пропадали его друзья и знакомые, и пользуясь своей вхожестью в Кремль, он сумел защитить некоторых из несчастных…Под подушкой летчик хранил пистолет, надеясь, видимо, что, если его придут арестовывать, он успеет застрелиться. Игорь Валерьевич пишет, что Чкалов присутствовал в 1938 г. на процессе по делу Рыкова – Бухарина и высказал прокурору Вышинскому и лично Сталину свои сомнения по поводу виновности обвиняемых. Сталин впервые грубо оборвал Чкалова, сказав, что, мол, мы сами знаем, что делаем, порекомендовав пилоту лучше заниматься своим делом. Поняв, что спорить дальше невозможно, Чкалов повернулся и вышел из кабинета вождя, громко хлопнув дверью… Впрочем, затем Сталин извинился. Вскоре, вспоминает сын летчика, «вождь снова вызвал Валерия Павловича к себе и предложил от имени Политбюро перейти тому на государственную работу и стать …наркомом внутренних дел (замом будет Л. П. Берия) и наркомом водного транспорта. Чкалов опешил, а потом ответил, что его государственная работа – облетывать самолеты. И как раз сейчас советской авиации позарез нужен новый истребитель, который заменит устаревающий И-16 (на войне в Испании, которая в то время была в разгаре, он стал проигрывать немецкому «Мессершмитту-109Е»). Но Сталин стал настаивать. В итоге сошлись на том, что после того как в конце 1938 г. Чкалов закончит испытания нового истребителя И-280, они вернутся к этому вопросу. Но 8 декабря 1938 г. наркомом внутренних дел стал Л. П. Берия, а через неделю Чкалова не стало.»

Насколько известно, в архивах не сохранилось документов, подтверждающих слова сына Чкалова, но можно не сомневаться, что это правда. Зачем Сталину был нужен на посту главы НКВД летчик, абсолютно непонятно, ведь ясно, что Чкалов благодаря своему врожденному чувству справедливости будет защищать невиновных. Возможно, Сталин хотел просто прикрыться Чкаловым, а реально всем бы управлял Берия? Но честный Чкалов вряд ли стал бы манкировать своими прямыми обязанностями.

15 декабря 1938 г. Чкалов поднял в первый полет И-280, но посадить его не смог – у самолета отказал мотор. Через 2 ч после катастрофы Чкалов скончался. Как выяснила комиссия, созданная после трагедии, машина совершенно не была готова к полетам, в ней имелась масса дефектов и недоработок, плюс 15 декабря был сильный мороз, и в такую погоду не стоило начинать испытания. Кроме того, оказалось, что техники специально застопорили шасси в открытом положении и это помешало летчику совершить аварийную посадку. Виновными были признаны Поликарпов, директор завода М. А. Усачев и другие работники предприятия, которые давали добро на первый полет. В 1955 г. была создана вторая комиссия по расследованию катастрофы, и она тоже признала главной причиной отказ мотора из-за мороза и дефектов, а также обвинила Чкалова, который пошел на неоправданный риск, решившись взлететь на неподготовленной машине. Хотя его огромный опыт должен был подсказать ему этого не делать.

Сейчас же, после раскрытия всех архивов, стало известно, что еще 12 декабря Берия направил письмо Сталину, в котором сообщил, что И-280 имеет массу недоработок и поэтому взлет на нем грозит аварией. Но предупреждение Берии осталось без ответа. Дочь Валерия считает, что это было молчаливым согласием руководства страны на убийство героя. Обнаружилось и другое. Оказалось, что кто-то снял с мотора жалюзи, возможно, именно из-за этого и заглох мотор. Выяснилось также, что вскоре после крушения самолета таинственным образом погибли ведущий инженер по проекту И-280 Н. В. Лазарев и начальник главка Баляйкин, тоже отвечавший за работу над И-280. Все это и многое другое позволяет утверждать, что Чкалова убили, специально подстроив катастрофу. Кто эти люди и по каким мотивам совершили преступление остается только гадать. Сталин? Которого, может быть, все больше раздражал независимый и честный летчик. Берия? Который боялся сильного конкурента на посту наркома НКВД. Или иностранная разведка? (А. Серов как-то сказал 11-летнему Игорю Чкалову, что думает по этому поводу: катастрофу подстроили немцы, сорвав тем самым испытания перспективного самолета, нужного армии). Вопросы без ответов. Впрочем, может быть, и прав современный исследователь Н. Н. Непомнящий, считающий, что катастрофа – стечение трагических обстоятельств. И пролети самолет со Чкаловым на 500 м дальше, советские ВВС получили бы прекрасную машину накануне страшной войны. Как мы помним из кассационной жалобы, Чкалов предвидел ее еще в 1928 г.

Никита Сергеевич Хрущев (1894 – 1971)

Никита Сергеевич Хрущев – советский государственный и партийный деятель, первый секретарь ЦК КПСС с 1953 по 1964 г. Родился в семье крестьянина в селе Калиновка Курской Губернии в 1894 г. Зимой маленький Никита ходил в школу, а во время летних каникул работал пастухом.

В 1908 г., переехав на Успенский рудник (село Успенка), Никита устроился на завод учеником слесаря, позже работал слесарем в шахте. Как шахтер он не подлежал призыву в 1914 г. После Октябрьской революции 1917 г. Хрущев стал председателем профкома местного профсоюза металлистов горнорудной промышленности. В 1918 г. вступил в РКП(б), в рядах Красной армии занимался политработой, показал себя смелым и способным комиссаром.

В 1920 г. Хрущев вернулся в Донбасс, продолжал заниматься партийной работой. В 1921 г. он был назначен вторым секретарем Московского горкома партии. С этого момента его карьера быстро пошла в гору.

В 1929 г. Никита Сергеевич прошел курс обучения в Промышленной академии в Москве, где готовили кадры для партийно-промышленного руководства.

В 1931 – 1932 гг. он последовательно менял должности первого секретаря Бауманского района Москвы, первого секретаря ее Краснопресненского района, второго секретаря Московского горкома партии, а к 1935 г. дорос до первого секретаря Московского обкома партии.

Хрущев не был инициатором или организатором массовых репрессий, однако, как и большинство партийных функционеров того времени, молча подписывал расстрельные списки, не пытаясь встать на защиту невинно осужденных. В 1939 г. Хрущев стал первым секретарем ЦК КП(б) Украины. В Великую Отечественную войну он входил в состав Военных советов Юго-Западного направления, а также Юго-Западного, Сталинградского, Южного, Воронежского и 1-го Украинского фронтов. В 1943 г. Хрущев получил звание генерал-лейтенанта. В 1949 г. Никита Сергеевич перебрался в Москву, где занял должность первого секретаря Московского обкома и горкома партии, а в 1953 г. после смерти Сталина организовал арест и расстрел Л. П. Берии. В итоге Хрущев сумел выиграть борьбу за власть и стать первым секретарем ЦК КПСС, т. е. правителем страны.

В 1956 г. на закрытом заседании XX съезда КПСС Хрущев выступил со знаменитым докладом «О культе личности и его последствиях», в котором изобличил кровавый сталинский режим. Годы правления Хрущева вошли в русскую историю как «оттепель».

Впервые слово «оттепель» как наименование периода правления Хрущева было использовано писателем И. Г. Эренбургом.

Это было время великих надежд, душевного подъема, чувства близкой свободы и одновременно период необдуманных решений, эксцентричных поступков, самодурства правящей верхушки. В 1957 г. Хрущев выдвинул лозунг: «Догнать и перегнать Америку по производству мяса и молочных продуктов за два – три года». У страны, силы которой были подорваны людоедским правлением Сталина и Великой Отечественной войной, просто не было шансов воплотить этот лозунг в жизнь. Однако руководящие чины, привыкшие во всем угождать правителю, вопреки здравому смыслу пытались исполнить указание Хрущева. Такие потуги только усугубляли ситуацию. Болезненно ударила по сельскому хозяйству и знаменитая кукурузная эпопея, когда по желанию Хрущева кукурузу пытались насаживать в абсолютно непригодных для нее районах страны. Вместе с тем нельзя забывать и о достижениях того периода. В 1957 г. нами был запущен первый искусственный спутник Земли, а в 1961 г. в космос впервые полетел советский человек. При Хрущеве крестьяне наконец-то получили паспорта и стали полноценными гражданами, интенсивно строились жилые дома, была проведена пенсионная реформа, пересмотрен Уголовный кодекс. Противоречивость правления Хрущева можно ярко продемонстрировать на примере из истории литературы. При Хрущеве были развернуты гонения на Б. Л. Пастернака за его роман «Доктор Живаго», но в то же время А. И. Солженицын смог опубликовать «Один день Ивана Денисовича».

В 1964 г. в результате внутрипартийного заговора Хрущев был смещен со своей должности и отправлен на пенсию. Последние годы жизни Никита Сергеевич провел вдали от большой политики. У него появилось время обдумать и переоценить предшествовавшие годы, в итоге размышления эти нашли отражение в его мемуарах.

Умер Никита Сергеевич Хрущев в 1971 г. в Москве.

Глава 15. Фавориты и фаворитка Никиты Хрущева

В годы правления Н. С. Хрущева фаворитами становятся люди, безусловно, обладающие талантом администратора. Хорошие исполнители и преданные сторонники могли рассчитывать на значительный пост, высокий уровень жизни и безоблачное будущее для всех членов своей семьи. Безупречное партийное прошлое и хороший послужной список тем не менее совсем не гарантировали вечную улыбку фортуны. Как правило, любимцу прощались отдельные перегибы и нарушения в порученной сфере, но непочтительное высказывание о покровителе могло запросто стоить ему карьеры, причем личные заслуги в таком случае не учитывались. Насколько тяжело это было перенести, свидетельствует судьба фаворитки Никиты Сергеевича Екатерины Фурцевой. Вынужденное одиночество и лишение (пусть и относительное) материальных благ – только вершина айсберга, цена которого – человеческая жизнь.

Анастас Иванович Микоян (1895 – 1978)

Фаворит Н. С. Хрущева, видный партийный деятель, нарком пищевой промышленности и министр торговли, Анастас Иванович Микоян попал в обойму власти еще при жизни В. И. Ленина и ушел в отставку только в годы брежневского руководства. Родился он 13 ноября 1895 г. в селе Санаин Тифлисской губернии в скромной семье сельского плотника.

Окончив сельскую школу, молодой Анастас поступил в Нерсесяновскую духовную семинарию в Тифлисе – одно из лучших учебных заведений в Закавказье, куда принимались дети представителей всех сословий. Духовная семинария давала шанс мальчикам из беднейших слоев населения получить классическое образование и занять достойное место в жизни, а господствовавшие в ней просветительские и либеральные идеи помогли сформироваться многим деятелям искусства и культуры (писателям, поэтам, художникам).

Именно духовные семинарии дали России множество революционеров, среди которых Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов и И. В. Сталин. Именно в стенах этих учебных заведений в то время можно было найти почти всю марксистскую литературу.

В конце 1914 г. А. Микоян записался добровольцем в армянскую дружину и несколько месяцев участвовал в боевых действиях на Турецком фронте, после чего жестокие приступы малярии вынудили его оставить службу и в 1916 г. вернуться в Тифлис.

Возвращение домой ознаменовалось для Микояна двумя событиями: он поступил в духовную академию в г. Эчмиадзин и стал членом партии большевиков. В Эчмиадзине его стараниями был организован первый Совет солдатских депутатов. Следующие 2 года Анастас занимался партийной агитацией на родине и в Баку, стал редактором газет «Социал-демократ» и «Известия Бакинского Совета», в то же время продвигаясь по партийной линии. В Бакинский Совет входило множество разных партий (большевики, эсеры, меньшевики, дашнаки и др.). Численный перевес со стороны большевиков привел к созданию весной 1918 г. Совета Народных Комиссаров во главе с Чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа Степаном Шаумяном. По его поручению Анастас вместе с боевой дружиной организовал сопротивление наступавшим на город турецким войскам.

Будучи членом Президиума Бакинского комитета РСДРП, Микоян весной 1918 г. командовал отрядом ополченцев, а затем занял пост комиссара в Третьей бригаде Красной армии. После начала Гражданской войны практически вся Закаспийская область была оккупирована англичанами, а административная власть в этом регионе перешла к партии правых эсеров и националистов. Баку был осажден турецкими военными частями. В этой ситуации эсеры и меньшевики решили пригласить в Баку английские войска (так как в Первой мировой войне англичане воевали против Турции) и создать коалиционное правительство из всех партий. Предложение было принято большинством голосов. Англичане вошли в город и заставили турецкие отряды отступить. Новая власть (диктатура Центрокаспия) арестовала большинство участников прежней Бакинской коммуны – А. Микояна в это время в городе не было. Тем не менее в начале осени началось новое наступление турецких войск, и англичане оставили Баку. Ополченцы не могли противостоять многочисленной турецкой армии, и в городе началась паника. При содействии Микояна арестованных большевиков во главе с Шаумяном удалось освободить из тюрьмы и отправить в занятую Красной армией Астрахань на пароходе «Туркмен» вместе с другими эвакуированными. По пути находившиеся на борту меньшевики и английские офицеры подняли бунт и привели корабль в оккупированный англичанами Красноводск. Правые эсеры, которые взяли власть в этом городе, снова посадили в тюрьму всех большевиков. На основании списков арестованных, опубликованных газетами Баку, и документов на тюремное довольствие, обнаруженных у заключенных, власти отделили 26 человек, вывезли их из Красноводска и расстреляли. В их числе были не только Степан Шаумян, видные большевики и народные комиссары, но и левые эсеры, беспартийные, служащие. Так возникла история о 26 расстрелянных бакинских комиссарах. Анастас Микоян остался в живых благодаря тому, что его фамилии не нашли ни в одном документе. По той же причине уцелели и некоторые видные большевики – С. Канделаки, Э. Гигоян и др. Они вернулись в Баку только весной 1919 г., и Микоян возглавил подпольную ячейку большевиков. Осенью 1919 г. он приехал в Москву с докладом о положении дел на Кавказе. Тогда же Анастас лично познакомился с В. И. Лениным, Г. К. Орджоникидзе, М. В. Фрунзе, И. В. Сталиным и при их содействии был избран во ВЦИК. Весной 1920 г. в Баку была провозглашена Советская власть, но Микоян по распоряжению Моск вы отправился на партийную работу в Нижегородский губернский комитет. Ситуация в регионе была на грани взрыва: в городе размещались 50 000 солдат, не получавших продовольствия и обмундирования. Предприятия не действовали, рабочие месяцами не получали зарплату, положение крестьян было критическим. Микоян проявил себя как решительный агитатор и был введен в состав бюро губкома. Двадцатипятилетний юноша как руководитель губернии встречался с Лениным, участвовал во всех съездах Советов и партии большевиков. В следующем году Микояна избрали в состав Центрального комитета РКП(б).

Уже тогда дипломатичность Микояна позволила ему близко общаться с И. В. Сталиным и выполнять его секретные поручения. Он постоянно выступал на стороне последнего в борьбе с внутрипартийной левой оппозицией. За это время Сталин вполне оценил энергию Анастаса, его кавказское происхождение и личную преданность.

По рекомендации Сталина Микоян возглавил Северо-Кавказский краевой комитет. Под его руководством находились Терская и Кубанская казачьи области, территории казачьего войска Донского, Астраханской, Ставропольской и Черноморской губерний и 7 национальных округов. Проблемы края заключались не только в разобщенности общества после Гражданской войны, но и в удручающем состоянии экономики региона. На территории многонационального Северного Кавказа до тех пор скрывались участвовавшие в боях отряды казаков и националистов. Анастас сумел организовать работу так, что регион начал быстро восстанавливать народное хозяйство и превращаться в житницу молодой Советской Республики. Для установления общего языка между властью и местным населением Микоян добился для богатых крестьян и торговцев предоставления избирательных прав и экономических свобод. Для прекращения партизанской войны в крае несколько раз объявлялась амнистия. При этом крайком разрешил и горцам, и казакам носить холодное оружие. Более того, относительно казачества Микоян придерживался политики патронирования: им разрешалось сохранить старинный уклад, одежду; изменения не коснулись и казачьего самоуправления и бюджета. В выступлениях и публикациях в печати Микоян призывал коммунистов и молодежь уважать традиции разных народов и не разрушать культовые сооружения. Казаков в числе специальных подразделений включали в состав частей Красной армии, всячески поощряли их спортивные состязания и конную подготовку. В условиях нэпа развивались кооперация и сельское хозяйство. В то время Кавказ снова стал всероссийской здравницей: развивалась структура черноморских курортов, отдельной строкой в бюджете проходила модернизация города-курорта Минеральные Воды. Продуманная политика закрепила за Микояном имидж опытного администратора и верного партийца. Летом 1926 г. вместе с Г. К. Орджоникидзе, С. М. Кировым и Л. М. Кагановичем Анастас стал кандидатом в члены Политбюро ЦК.

После назначения Л. Б. Каменева послом в Италию на его должность наркома внешней и внутренней торговли был назначен Анастас Микоян – самый молодой нарком и член Политбюро ЦК. Период первых пятилеток связан с еще одной ролью Микояна – посредника при продаже национальных ценностей Российской империи, хранившихся в Эрмитаже и других музеях. Эти картины известных европейских мастеров (Рембрандта, Рубенса, Тициана и др.), драгоценности, старинные рукописи, инкрустированная мебель, фарфор и другие предметы искусства принадлежали членам императорской семьи, высшей знати или были конфискованы у населения во время революции. Советской Республике не хватало валюты, чтобы оплатить купленное за рубежом промышленное оборудование. У кого-то из государственных деятелей возникла мысль о продаже за границу реквизированных ценностей. Из-за протестов представителей русской эмиграции аукционы, проведенные в Германии и Франции, были неудачны – возможно, имели место злоупотребления как с той, так и с другой стороны. Микояну удалось заключить ряд успешных сделок, по некоторым данным, на сумму более 100 000 долларов. Самые крупные сделки были подписаны с известным английским нефтяным магнатом армянского происхождения Г. Гульбенкяном и американскими бизнесменами. Одним из них был миллиардер Э. Меллон – бывший министр финансов США. В меньших масштабах эти продажи происходили до 1936 г. (по другим сведениям, до 1932 г.). Микояну было всего 30 лет, но он уже напряженно работал над тем, чтобы поставить торговлю на службу социалистическому строительству. Это было особенно важно, так как в 1926 – 1927 гг. экономический кризис охватил и промышленность, и сельское хозяйство.

Исполнительная власть испытывала большие трудности в хлебозаготовках. Микоян решительно предложил получить нужный горожанам хлеб без карательных санкций, а путем временной переброски дефицитного товара с городских рынков в крестьянские деревни и кооперативы.

К Микояну в названном вопросе присоединились и некоторые члены Политбюро (А. И. Рыков, Н. И. Бухарин и др.). В ЦК партии эти советы сочли слишком умеренными, и Сталин, курировавший данную проблему, отдал предпочтение печально известной политике жесткой коллективизации и ликвидации кулачества. Микоян проявил политическую гибкость и принял сторону И. В. Сталина. Так он поступал и в дальнейшем: правильные административные решения удивительным образом сочетались у него с принятием и выполнением указаний руководящего звена, невзирая на их неразумность и неоправданность. К началу 1930 г. система торговли в стране пришла в упадок, а хлебозаготовки приняли регулярный характер. Закупочные цены давно не соответствовали себестоимости сельскохозяйственной продукции, в результате бумажные деньги быстро обесценились, наступила инфляция. Не очень помогло и введение карточек на товары первой необходимости и продовольственных пайков. В стране начался голод, а товарно-денежные отношения между городом и деревней вернулись к натуральному обмену. Наркомат внешней и внутренней торговли был переименован в Наркомат снабжения СССР, и Анастас Микоян стал «главным снабженцем страны». Вопреки желанию вождя он отказался сменить заболевшего В. Р. Менжинского на посту председателя ОГПУ, так как не хотел участвовать в партийных чистках и разоблачениях «врагов народа». Несмотря на то что Микоян непосредственно не участвовал в коллективизации и принудительных заготовках 1930 – 1933 гг., ему пришлось дать согласие на арест многих беспартийных специалистов в своей отрасли. Из чувства самосохранения он не выступал против подобных мер, всегда в итоге соглашаясь с руководящей линией.

В 1934 – 1935 гг., после завершения экономического кризиса, стали видны результаты внедрения передовых технологий и вложения громадного человеческого труда в промышленность и сельское хозяйство. Наряду со стратегически важным машиностроением развивались легкая и пищевая промышленность. В 1934 г. в СССР был создан отдельный Наркомат пищевой промышленности, которым теперь и руководил Микоян. Однако, хотя продовольствия стало много и оно было натуральным, плохо было развито производство полуфабрикатов для домашнего приготовления, промышленных консервов, плодоовощных заготовок. Не существовало и единой системы общественного питания.

После революции возникла кампания по освобождению городских женщин от домашнего труда. Приготовление пищи дома отменялось и планировалось в каждом городе устроить гигантские фабрики-кухни, а в каждом микрорайоне – столовые для разогревания и употребления готовых блюд. Подразумевалось, что свободное время женщины должны были направить на ударный труд на благо социалистической родины или на самообразование.

Время показало несостоятельность этих планов, но Анастас Микоян решил извлечь из утопических идей максимальную пользу. Во время второй пятилетки под его руководством быстро развивались такие отрасли пищевой промышленности, как производство консервов, сахара, конфет и шоколада, разнообразного печенья и другой готовой выпечки, колбас и сосисок, полуфабрикатов для жаренья (особенно котлет), жиров. Много времени уделял он и развитию табачной промышленности, для чего предпринял длительную поездку в США.

Именно Микоян помог быстрому развитию технологий «искусственного холода», производства продуктов быстрой и глубокой заморозки в СССР, явился настоящим энтузиастом производства разных видов мороженого, так как очень его любил. По словам современников, близко знавших Анастаса Ивановича, построение коммунизма было для него не так значимо, как производство разнообразных сортов мороженого и других десертов.

В подчинении Микояна находилась вся ликероводочная промышленность страны. Он был сторонником традиции «культурного пития», т. е. считал качественные спиртные напитки непременным условием праздничного застолья, но приветствовал их умеренное употребление для веселья, в хорошей компании.

Анастас Иванович поощрял развитие радио– и киноиндустрии, так как полагал, что это помогает людям культурно развиваться и ведет к повышению общей культуры быта, а значит, и культуры питания. Именно поэтому в конце 1930-х гг. по его инициативе в СССР была издана первая советская поваренная книга «О вкусной и здоровой пище». В отличие от дореволюционных изданий в ней было необходимое сочетание разнообразных рецептов для повседневного и праздничного столов, меню комплексных обедов, блюд национальной кухни народов союзных республик. Каждый рецепт был проверен в специальном Институте питания, так как в «правильном» рецепте должны были присутствовать оптимальные по тем временам сочетания продуктов, их количества и необходимой питательной ценности готового блюда. В дореволюционных сборниках, предназначенных в основном для аристократии, для приготовления требовалось слишком много продуктов, причем не все они были порой доступны.

В кризисные 1920-е гг. большое внимание уделялось низкой себестоимости готового блюда – оно должно было быть очень дешевым и более-менее сытным, на его вкусовые качества большого внимания не обращали.

Книга Микояна стала первым опытом популярной энциклопедии для широкой аудитории, в которой богатый ассортимент рецептов отличался доступностью приготовления и хорошими вкусовыми качествами блюд. По традиции к каждому из разделов в качестве эпиграфа было подобрано одно из высказываний И. В. Сталина. Книга выдержала мно жество переизданий.

Микоян стал одним из создателей и так называемых «рыбных дней». В эти дни, начиная с сентября 1932 г., в столовых и других предприятиях общественного питания подавали только рыбные и овощные блюда, что объяснялось борьбой с недостатком белков в рационе, вызванным спадом производства мяса.

По свидетельству современников, Микоян обычно был спокоен, а как руководитель – сдержан и вежлив с подчиненными. Рядовых посетителей он угощал апельсинами из большой вазы на своем столе. Находясь же в плохом настроении, он мог швырнуть в лицо своим служащим поданные на подпись документы (как и Л. М. Каганович).

После избрания членом Политбюро ЦК (в 1935 г.) Анастас Иванович работал еще больше. В результате через 2 года он получил должность заместителя председателя Совета Народных Комиссаров. В то время по всей стране проходили «большие чистки» в партийных и государственных органах. Хотя Микоян и не проявлял в поисках «врагов народа» такой активности, как, например, Л. М. Каганович, но он не мог вообще уклониться от участия в карательных акциях – при Сталине каждый из наркомов обязан был допустить аресты определенного количества работников всех уровней в своей отрасли («лимит на чистку»). Также на него повлияла не только природная осторожность, но и судьба его друга Г. К. Орджоникидзе, который протестовал против арестов своих подчиненных и по указанию Сталина был доведен до самоубийства в начале 1937 г. Свою роль сыграла и угроза Сталина уличить Микояна в предательстве товарищей по Бакинской коммуне (С. Шаумяна и других бакинских комиссаров). Таким образом, подпись Микояна оказалась и на документах, решивших участь Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, и в осенних протоколах чистки партийных органов в Армении, куда Анастас Иванович выезжал вместе с Г. М. Маленковым в 1937 г. В то время в городах и сельских районах были арестованы и расстреляны несколько тысяч неповинных людей: партийных работников и госслужащих.

Подписывая обвинительные документы и выступая на собраниях с соответствующими речами, Микоян отдавал себе отчет в истинном положении дел и как мог старался его исправить. Он, по свидетельствам современников, обещал «при первой возможности» помочь в освобождении некоторых арестованных, оказывал материальную поддержку их родственникам, помогал устроиться на работу или вернуться из ссылки. Так, он помог избежать ареста И. Х. Баграмяну, будущему маршалу, а в то время курсанту Академии Генерального штаба.

В 1939 – 1940 гг. Микоян, будучи наркомом внешней торговли, вел переговоры с немецкими экономическими делегациями и следил за выполнением договоров по поставкам оборудования и сырья. При этом немецкая сторона уже в конце 1930-х гг. не выполняла в полной мере своих обязательств, ссылаясь на технические неувязки. В свою очередь, Микоян добросовестно обеспечивал поставки сырья и продовольствия в Германию вплоть до середины июня 1941 г.

После начала войны обязанности Анастаса Ивановича резко изменились – он был назначен руководителем специального комитета по продовольственно-вещевому снабжению воинских частей, а через год вошел в Государственный Комитет Обороны, что означало высшую власть в стране в военное время.

На посту главного армейского снабженца Микоян проявил себя настолько хорошо, что в сложном 1943 г. был удостоен звания Героя Соцтруда. После решительного перелома в ходе военных действий советские части перешли в наступление, а Анастас Иванович (в составе соответствующего комитета) занялся восстановлением разрушенного народного хозяйства на бывших оккупированных территориях.

В самом начале войны были депортированы немцы Поволжья, многие народности Северного Кавказа и крымские татары. Справедливости ради надо упомянуть, что в большинстве подобных случаев Анастас Микоян стремился по возможности смягчить суровые приговоры в отличие от других членов Политбюро и Государственного Комитета Обороны страны.

Так, тотальное выселение чеченцев и ингушей с Северного Кавказа планировалось на начало февраля 1943 г. А. Микоян сумел убедить И. В. Сталина, К. Е. Ворошилова, Л. П. Берию и Н. С. Хрущева отложить депортацию по крайней мере до тех пор, пока Северный Кавказ не будет полностью очищен от немецких захватчиков. К этому мнению присоединился и Л. М. Каганович. Основным аргументом Микояна было то, что тотальная депортация за 24 ч повредит международному престижу страны.

С наступлением мирного времени трудовая вахта Анастаса Ивановича продолжилась на посту главы Министерства внешней торговли. При этом он по-прежнему занимал пост заместителя председателя Сов мина СССР. Объективность и взвешенность решений Микояна стали причиной того, что именно ему было поручено разбираться в последствиях так называемого «Ленинградского дела».

Предпосылками возникновения этого вопроса были, с одной стороны, внутрипартийная закулисная борьба, а с другой – усиливавшаяся самостоятельность Н. А. Вознесенского, председателя Госплана СССР, и его сторонников: ленинградцев А. А. Кузнецова, М. И. Родионова и других руководителей, – а также многочисленные должностные нарушения с их стороны. Репрессии затронули не только самих обвиняемых, но и их родственников, знакомых, рядовых партийных работников, служащих, деятелей науки, культуры и искусства – ленинградцев по происхождению.

Репрессии конца 1940-х – начала 1950-х гг., поиски шпионов и «врагов народа» затронули не только внутреннюю политику СССР, но и страны социалистического блока, например Югославию. Пострадала и семья самого Анастаса Ивановича – его сыновья, Вано и Сергей, были арестованы и отправлены в ссылку.

Неизвестно, насколько далеко зашли бы «партийные чистки», но в истории этого периода наступили благотворные перемены, связанные со смертью И. В. Сталина. Немедленно были секвестированы аппараты президиума Центрального комитета партии, секретариата ЦК и Совмина СССР. В официальных докладах руководители партии и правительства перечислялись не по алфавитному принципу, а в порядке значимости и роли во внешней и внутренней политике страны. Со стороны это выглядело примерно так: Маленков, Молотов, Берия, Каганович, Хрущев, Ворошилов, Булганин и Микоян. В любом случае место в первой десятке внутрипартийной иерархии способствовало только укреплению положения Микояна, равно как и его отстраненность от развернувшейся клановой борьбы за власть. Тем не менее он всегда был в курсе событий и основных моментов закулисной игры, которая велась бывшими соратниками «отца народов».

Так, Н. С. Хрущев настолько доверял Анастасу Ивановичу, что сообщил ему о своем плане ареста Л. П. Берии, правда, уже перед началом заседания ЦК партии. Вопреки надеждам Хрущева Микоян занял выжидательную позицию, не сообщив, «против» он или «за». Сомневались в верности Микояна Г. М. Маленков и Н. А. Булганин. Однако, когда на заседании Президиума ЦК партии Берии было выражено недоверие и поставлен вопрос о его отставке, Микоян также решительно поддержал Хрущева, воздержавшись однако от конкретных оценок работы Берии и решения его дальнейшей судьбы.

После этого Микоян стал ближайшим помощником Хрущева, карьера которого все круче возносилась на политический олимп. Анастас Иванович помог реабилитации бездоказательно репрессированных ранее сотрудников министерств и ведомств, деятелей культуры и искусства, старых большевиков. Многие из них заняли ответственные посты в государственном управлении и партийных структурах. Эту категорию так и называют – «хрущевские зэка».

В то же время Микоян встречался с родственниками погибших в годы репрессий сослуживцев, помогал им материально, устраивал им путевки в санатории и др. Ему же было поручено подготовить поездку делегации членов советского правительства в Югославию, чтобы наладить взаимоотношения с руководством этой страны, подготовив его к подписанию договора о дружбе.

Антисталинский доклад Н. С. Хрущева многие представители высших эшелонов власти считали преждевременным, опасаясь, что население еще не готово пусть и к частичному признанию ошибок прежнего руководства, из-за чего могли возникнуть бунты и неприятие партии вообще. Микоян опосредованно поддержал Хрущева, раскритиковав ряд внешнеполитических просчетов Сталина и его экономическую систему. При этом он выразил горячее сочувствие жертвам репрессий 1930-х гг.

При содействии Микояна были организованы более сотни комитетов и комиссий, которые должны были реабилитировать политзаключенных, обвиненных в подрыве государственного строя и формировании антисоветских настроений, членов семей «врагов народа», арестованных и сосланных «за сочувствие», бывших фронтовиков и военнопленных, репрессированных в конце войны и после нее. Однако Микоян не был бы самим собой, если бы не попытался сочетать несочетаемое: пересмотр дел политзаключенных он ухитрялся совмещать с пропагандой осторожности и умеренности по отношению к политическому наследию бывшего вождя.

Во внешней политике участие Анастаса Ивановича прослеживается в известных событиях в Польше и Венгрии в 1956 г. Политический кризис в этих странах привел к почти полной замене руководящего и партийного состава, созданию новой системы управления и в то же время показал, что старую гвардию рано списывать со счетов. Кроме Микояна, в этом принимали активное участие Г. К. Жуков и М. А. Суслов – будущая правая рука Л. И. Брежнева.

Революционная Куба встречала Анастаса Ивановича как народного героя – он был первым советским руководителем, посетившим остров Свободы. Несмотря на плотный рабочий график, Микоян нашел время навестить Э. Хемингуэя, проживавшего в то время на Кубе, и побеседовал с ним о его произведениях.

Нередко Хрущев привлекал Микояна к разрешению идеологических вопросов. В частности, ему было поручено разобраться в деле академика А. М. Деборина, обвиненного в возрождении меньшевизма.

Во внутренней политике Микоян действовал в соответствии с указаниями Хрущева. Начало 1960-х гг. было в этом отношении непростым. Например, возвращение депортированных чеченцев и ингушей в родные места встретило жесткое противодействие со стороны поселившихся там ранее по распоряжению Сталина русских и украинцев. Микоян достойным образом успокоил возникший конфликт, грозивший перейти в массовые вооруженные столкновения на национальной почве. Следует вообще заметить, что там, где ему лично пре доставлялась свобода выбора средств, он предпочитал, скорее, мирное решение ситуации.

Тем большим диссонансом выглядит на этом фоне конфликт в Новочеркасске, возникший в результате плохого снабжения продовольствием. Одновременное повышение цен на товары первой необходимости накалило обстановку до предела. По существу мирная демонстрация рабочих была жестко ликвидирована с помощью армейских частей. По ряду сведений, более 100 человек погибли и получили ранения, еще больше было арестовано. Находившийся в Новочеркасске вместе с Ф. Р. Козловым и М. А. Сусловым Анастас Иванович фактически устранился от принятия ответственного решения. Вину за стрельбу по демонстрантам Микоян возлагал на Ф. Р. Козлова и М. А. Суслова, заявляя, что лично он считал возможным провести переговоры с представителями рабочих.

Будучи негласным посредником между Н. Хрущевым, Ф. Кастро и Д. Кеннеди во время развития Карибского кризиса, Микоян все силы отдавал работе. Он показал себя как талантливый дипломат и не только заслужил личное уважение лидеров Кубы и США, но и смог исправить сложившуюся щекотливую ситуацию. При этом ему пришлось пережить смерть жены Ашхен, которая прожила с ним почти 50 лет. На ее похоронах в Москве Микоян не смог присутствовать по служебным обстоятельствам, поэтому проводить ее в последний путь пришли сыновья и внуки, а также Артем – младший брат Анастаса Ивановича, генерал, разработчик сверхзвуковых истребителей. В то время Микоян находился в составе специальной делегации в США на переговорах с Д. Кеннеди. По стечению обстоятельств через год он будет в составе делегации на похоронах Кеннеди, убитого снайпером в Далласе.

После избрания Л. И. Брежнева на пост 2-го секретаря ЦК КПСС в 1964 г. Микоян занял должность председателя Президиума Верховного Совета и подписал Указ о смещении Н. С. Хрущева с поста Председателя Совета Министров СССР. Первым секретарем ЦК КПСС стал Л. И. Брежнев, а главой Советского правительства – А. Н. Косыгин.

Против антихрущевской коалиции Микоян возражать не стал. Однако на октябрьском Пленуме ЦК 1951 г. Анастас Иванович упоминал не только недостатки бывшего главы государства, но и его заслуги в разоблачении культа личности, во внешней и внутренней политике. Тем не менее уже в следующем году в связи с юбилеем Победы в Великой Отечественной войне имя Сталина стало упоминаться все чаще. Микоян, в целом соглашаясь с существующей практикой, указывал на то, что реабилитация «тирана и деспота», пусть даже и частичная, может вызвать народное возмущение и повредить престижу СССР в глазах мировой общественности.

Молодая часть сторонников Брежнева торопилась избавиться от «хрущевского наследия» в высших эшелонах власти. Самым подходящим поводом была бы отставка по возрасту. А. И. Микоян был ненамного старше остальных сторонников Брежнева, но не стал противоречить негласно утвержденному решению.

Для того чтобы «подсластить пилюлю», был устроен великолепный правительственный банкет. В торжественной обстановке Анастасу Ивановичу вручили 6-й орден Ленина. При этом он сохранил членство в Президиуме Верховного Совета СССР и статус депутата. За период с 1966 по 1971 г. Микоян дважды избирался в члены Центрального комитета КПСС. Тем не менее в состав Политбюро ему больше войти не удалось.

В последние годы жизни Микоян все меньше внимания уделял государственным делам. Анастас Иванович был похоронен на Новодевичьем кладбище, что можно считать признаком некоторой опалы. Его имя присвоено Московскому мясокомбинату (фирма «Микомс», затем – фирма «Микоян») и Институту табака и махорки.

Иван Александрович Серов (1905 – 1990)

Одна из крупнейших фигур в отечественной разведке, Иван Серов родился в деревне Афимовское Вологодской губернии. Отец его был сельским урядником и после революции, по некоторым данным, бежал, оставив семью. Этот факт Иваном Серовым по понятным причинам не афишировался.

В 1923 – 1926 гг. Серов был председателем Заможского сельсовета Вологодской губернии и тогда же вступил в ВКП(б). С 1928 г. он служил в РККА и быстро продвигался по карьерной лестнице – командир взвода, командир батареи, начальник штаба артиллерийского полка. Уже тогда его хитрость, беспощадность и практический ум заслужили внимание руководства.

Серов понимал, что специальное образование дает «путевку в жизнь» гораздо быстрее, чем обычные трудовые будни, и поэтому много учился: в Ленинградской технической школе, прошел курсы красных командиров, был слушателем Военно-инженерной академии, а в 1939 г. – и Военной академии имени М. В. Фрунзе.

В январе 1939 г. Иван Серов был переведен в распоряжение НКВД СССР и почти через месяц стал сначала заместителем начальника, а затем начальником Главного управления рабоче-крестьянской милиции. До сентября 1939 г. он последовательно занимал должности начальника 2-го (секретно-политического) отдела и заместителя начальника Главного управления государственной безопасности. Уже в начале сентября Иван Серов был назначен наркомом внутренних дел Украины, где познакомился с Н. С. Хрущевым, – с этого момента его личная преданность обрела достойного покровителя.

Все это время Серов имел непосредственное отношение к массовым репрессиям, проводимым в тот период. Этот талантливый исполнитель государственного заказа на истребление «врагов народа» лично причастен к депортации тысяч людей из Западной Украины. За успешную работу в феврале 1941 г., после создания Наркомата государственной безопасности, Серова вызывали в Москву, и в начале февраля он стал первым заместителем наркома.

Он успешно растет и по партийной линии. С 1941 г. Серов – кандидат в члены ЦК КПСС. С началом Великой Отечественной войны НКГБ и НКВД снова объединились, и Серов в июле 1941 г. становится заместителем наркома нового ведомства. Во время войны под его руководством находятся милиция, управление по делам военнопленных и интернированных, пожарная служба, силы противовоздушной обороны, 1-й (учетный) спецотдел, штаб истребительных батальонов, тюремное управление и управление государственными архивами. Следует признать, что во вверенных ему ведомствах работа была налажена на высоком уровне.

Серов принимал активное участие в организации национальных депортаций в 1944 г. (чеченцев, ингушей, немцев Поволжья, калмыков и крымских татар). За это он был награжден орденом Суворова 1-й степени и орденом Красного Знамени. Одновременно в январе – июне 1945 гг. Иван Серов был заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом и уполномоченным НКВД на фронте.

В 1944 г. Серов служил в должности советника НКВД при Министерстве общественной безопасности Польши, руководил арестами командиров Армии Крайовой. В июне 1945 – ноябре 1946 г. он также был заместителем начальника советского военного командования на территории освобожденной Германии. Здесь он организовал систему госбезопасности, «тайную полицию» советской оккупации (будущую штази ГДР) и провел серию арестов опасных для И. В. Сталина деятелей Компартии Германии.

Работа Ивана Серова была разносторонней. По словам А. Шепилова, именно Серов, «занимая в свое время пост заместителя наркома внутренних дел, организовал для А. Г. Маленкова секретную партийную тюрьму». Назначенный в конце войны на должность заместителя руководителя советской военной администрации в Германии, Серов, по его же словам, вывез оттуда в 50 железнодорожных эшелонах немыслимое количество материальных и культурных ценностей (антикварную мебель, фарфор, хрусталь, столовое серебро, картины, ковры и оружие).

Эти вещи в основном были собственностью немецких аристократов или захвачены гитлеровцами на оккупированных территориях. Значительная часть имущества состояла из конфискованных нацистами вещей арестованных и потом принадлежала начальникам концентрационных лагерей. Большинство из этого осталось в квартирах высокопоставленных партийных руководителей и их непосредственных подчиненных. По некоторым сведениям, по распоряжению Серова в мае 1945 г. через пакгаузы спецзавода № 2 ХОЗУ НКВД в летнюю резиденцию Л. П. Берии в поселке Семеновская Отрада (Подмосковье) проследовали фрагменты знаменитой Янтарной комнаты, похищенной немцами во время войны.

Подчиненные И. Серова также участвовали в «распределении» трофейных ценностей, но в значительно меньших размерах. Впоследствии они подтвердили весь размах действий «Ивана Грозного», как прозвали Серова жители Польши и Германии. По их словам, этот представитель военного командования не брезговал не только мехами, гобеленами и столовым серебром, но и постельным бельем, люстрами, каминами и велосипедными звонками. Более того, он разыскал бывшего владельца оружейных заводов И. П. Зауэра, создал ему условия для возобновления производства и организовал выпуск ружей класса «люкс» с соответствующими отделкой и инкрустациями для высших партийных и военных функционеров.

Другими деяниями бравого генерала стали присвоение огромных сумм рейхсмарок, поступивших в его распоряжение для служебного пользования, уничтожение части официальной документации (описи, расходные листы) на трофейное имущество и деньги и вывоз с территории Германии золотой короны с бриллиантами (семейного наследия бельгийского короля). Этим действиям попытался противостоять член Военного совета Группы оккупационных войск в Германии генерал К. Ф. Телегин, но был немедленно арестован и заключен на 10 лет.

С весны 1947 г. Серов получил должность первого заместителя наркома внутренних дел СССР. Ему непосредственно подчинялись Главное управление по борьбе с бандитизмом, пограничные войска, милиция, отдел правительственной связи, отдел контрразведки, учетно-статистический и шифровальный спецотделы. На этой должности он прославился интригами, с помощью которых устранял своих противников. Так, Серов постоянно направлял записки на имя И. В. Сталина с обвинениями в адрес В. С. Абакумова. Последний был вынужден искать покровительства у Л. П. Берии, но безуспешно.

После смерти Сталина Серов не только сохранил должность и звание, но был повышен до первого заместителя министра МВД, а в марте 1954 г. стал первым председателем КГБ при Совете Министров СССР. В 1956 – 1961 гг. он становится членом Центрального комитета КПСС, пользуется неограниченной властью и без условным доверием Н. С. Хрущева, обеспечивая ему политическую и физическую безопасность. В 1951 – 1950 гг. и в 1958 – 1962 гг. Иван Серов был депутатом Верховного Совета СССР.

Во время волнений в Венгрии в 1956 г. Серов выезжал туда для руководства органами государственной безопасности. На месте он незамедлительно организовал массовые аресты и высылку в Сибирь более 5 000 человек. Во время попытки внутрипартийной группы Л. М. Кагановича, В. М. Молотова, Г. М. Маленкова и других добиться отстранения Хрущева от власти Иван Серов фактически спас положение, организовав доставку в Москву на военных вертолетах более 100 преданных и благонадежных членов ЦК, которые поддержали Хрущева и смогли сорвать «антипартийный заговор».

Разумеется, до бесконечности это продолжаться не могло, и постепенно вокруг Серова начали сгущаться тучи. Его противники завели речь о присвоенных им военных трофеях. Однако более опасным для карьеры всесильного сторонника Хрущева оказался компромат, старательно собранный на него новым главой МВД Н. П. Дудоровым. Озабоченный проблемами во вверенном ему ведомстве и всевластием Серова, он лично доложил Хрущеву, что его верный фаворит имеет серьезное пятно в биографии. Он обнародовал неслыханный по тем временам факт – отец председателя КГБ СССР, конный урядник Александр Серов, служил при царском режиме старшим офицером Кадомской политической тюрьмы под Вологдой. В этой тюрьме в тяжелых условиях содержались многие революционеры и политзаключенные. Сокрытие этих подробностей покачнуло положение Серова, но не настолько, насколько этого хотелось бы его противникам.

Многолетняя дружба с Н. С. Хрущевым на этот раз спасла его не только от разжалования и тюрьмы, но и от партийного взыскания. Бельгийскую корону, по словам очевидцев, без лишнего шума вернули ее истинным владельцам, а председатель КГБ И. Серов в конце 1958 г. был назначен начальником Главного разведывательного управления Генштаба (ГРУ). По словам некоторых коллег, в ГРУ он ничем особенным не отличился. Вместе с тем именно он считается одним из изобретателей техники тонкой дезинформации, когда настоящие секреты маскируются созданными специально, отвлекающими противника от главного. Не на пользу Серову впоследствии пошло и покровительство знаменитому перебежчику полковнику О. В. Пеньковскому, завербованному американской разведкой. В феврале 1963 г. после разоблачения «иностранного шпиона полковника ГРУ О. В. Пеньковского», Иван Серов «за потерю политической бдительности и недостойные поступки» был снят со всех постов, понижен в звании до генерал-майора, а также лишен звания Героя Советского Союза и ордена Ленина. Тогда же он был отправлен помощником командующего по учебным заведениям в Туркестанском и Приволжском военных округах.

В апреле 1965 г. внутрипартийные противники И. Серова добились того, что решением Комиссии партийного контроля при Центральном Комитете партии его исключили из партийных рядов с формулировкой «за нарушения социалистической законности и использование служебного положения в личных целях». Еще раз припомнили Серову и трофейные ценности, осевшие в кабинетах и роскошных особняках высших партийных функционеров, представителей генералитета и других высших эшелонов власти.

Служебное расследование привело к тому, что в сентябре того же года Иван Серов вышел в отставку «по болезни» и был отправлен на пенсию. Высокое положение и компромат, собранный им на некоторых государственных чиновников, послужили ему надежной защитой. Тем не менее принудительный выход в отставку и перенесенные нервные потрясения отрицательно повлияли на состояние его здоровья. Кроме того, его смещение послужило прецедентом для ряда подобных действий в дальнейшей истории СССР.

Иван Серов умер в Москве в начале июля 1990 г. Демократические преобразования в России и реабилитация репрессированных сталинским режимом заключенных и «политически неблагонадежных народов» привели к тому, что посмертно, через год, Серов был лишен ордена Суворова 1-й степени, который получил в 1944 г. за руководство выселением кавказских народов.

По аналогичным причинам в 1995 г. президент Польской Республики Лех Валенса лишил И. Серова присвоенного ему ранее национального польского ордена «Виртути милитари» 4-й степени. Карьера Ивана Серова закатилась вместе с карьерой покровительствовавшего ему Н. С. Хрущева, а возмездие, казалось, преследовало его и после смерти.

Фрол Романович Козлов (1908 – 1965)

Фаворит Хрущева, «второй человек в государстве», как любил он себя называть, Фрол Романович Козлов родился в деревне Лощилино Касимовского уезда Рязанской губернии (ныне Касимовский район Рязанской области) 5 августа 1908 г. в крестьянской семье. В молодости он работал на фабрике «Красный текстильщик» в городе Касимове, а в 1926 – 1928 гг. выдвинулся на комсомольской работе.

В 1928 г. Фрол становится учащимся рабфака, затем студентом Ленинградского политехнического института. Далее энергичный и цепкий Фрол Козлов быстро поднимается по карьерной лестнице – становится инженером, начальником смены и в течение 3 лет достигает должности секретаря парткома, парторга ЦК ВКП(б) на металлургическом заводе в Ижевске. С 1940 г. он занимает должность секретаря Ижевского горкома ВКП(б) Удмуртской АССР, а в 1944 г. – ответственного организатора, инспектора Управления кадров в аппарате ЦК ВКП(б).

Все его коллеги отмечали недюжинную хватку Фрола Романовича и хорошее знание им хозяйственного материала, при этом он всегда поддерживал генеральную линию партии и был сторонником жестких репрессивных методов устранения инакомыслящих. В 1947 – 1949 гг. он занимал должность второго секретаря Куйбышевского обкома ВКП(б), откуда в 1949 г. его забирают в Ленинград, где он трудился в должности парторга ЦК ВКП(б) на Кировском заводе.

Упорно растущего по карьерной лестнице «верного партийца» замечает руководство, которому импонируют несгибаемая преданность Козлова, его практичный крестьянский ум, упорство в достижении цели и которое забавляет его грубая лесть по отношению к вышестоящим. Современники говорят, что Фрол Романович не чуждался интриг во внутрипартийной борьбе и любил заранее обговорить решающие вопросы, хотя во многих случаях действовал спонтанно. С января 1950 г. он уже первый секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), а с февраля 1952 г. – второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б).

Этот головокружительный рост объяснялся личными качествами Козлова. Вместе с В. М. Андриановым, присланным из аппарата ЦК ВКП(б) на пост первого секретаря Ленинградского обкома, Фрол Романович успешно провел жесткую чистку партийных кадров, выдвинутых А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым. С ноября 1953 г. Козлов уже занимает должность первого секретаря Ленинградского обкома КПСС.

Произошедшая в 1954 г. реабилитация жертв так называемого «Ленинградского дела» чуть было не повлекла за собой арест Ф. Козлова и В. Андрианова. Слишком много свидетелей, незаслуженно подвергшихся репрессиям, дали свои показания против этих партийных функционеров. Только снисхождение Н. С. Хрущева к своему «верному соратнику» спасло Козлова от заслуженного наказания.

Ф. Козлов развернул активную деятельность по выполнению требований, изложенных в письме ЦК КПСС к партийным организациям «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов» от 19 декабря 1956 г. Он регулярно направлял в ЦК КПСС отчеты о лицах, исключенных из партии и комсомола и выселенных из Ленинграда, и требовал увеличить лимиты на выявление «врагов народа» среди руководителей всех уровней.

В декабре 1957 – марте 1958 г. Фрол Козлов занял пост Председателя Совета Министров РСФСР. Оставаясь сторонником репрессивных мер, именно он отменил публикацию материалов, реабилитирующих жертв политических процессов 1936 – 1938 гг., хотя документ уже был подписан Н. М. Шверником, А. Н. Шелепиным и Р. А. Руденко. В марте 1958 – мае 1960 г. он уже 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР, а в мае 1960 – ноябре 1964 г. – секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам. Здесь он проявил себя как не вполне дальновидный политик, усугубив многие разногласия, в том числе и со странами – членами СЭВ. При этом Фрол Романович активно вмешивался и во внутреннюю политику страны: возражал против «преждевременной» публикации материалов о репрессиях 1930-х гг., выступал против реабилитации Н. И. Бухарина и других деятелей партии и культуры. По словам современников, уже в то время он претендовал на главную роль в партии и стране, предлагая, например, А. И. Микояну «свести Хрущева на показную роль и все решать за его спиной».

По свидетельству А. И. Микояна, Н. С. Хрущев, уважая в Козлове хорошего хозяйственника, видел своего преемника только в нем. Фрол Романович же, по словам коллег, явно копировал Никиту Сергеевича даже в мелочах и соперничал с Н. Г. Игнатовым, тоже замахнувшимся на роль лидера. На XXII съезде КПСС в 1961 г. Фрол Козлов убедил главу государства преследовать не только «зарвавшегося» Н. Г. Игнатова, но и его протеже Е. А. Фурцеву и А. Б. Аристова, недавно появившихся в Секретариате Центрального комитета партии. Никита Сергеевич прислушался к этому совету и вывел Фурцеву и Аристова из состава Президиума ЦК.

В 1962 г. во время массовых беспорядков в Новочеркасске Ф. Р. Козлов и А. И. Микоян были направлены туда, причем именно Козлов явился сторонником жесткого подавления рабочего выступления. Впоследствии, уже в начале 1990-х гг., Военная прокуратура России признала Козлова виновным в несанкционированном применении оружия по отношению к мирной демонстрации. В ответ Фрол Романович оправдывался тем, что забастовщики могли взять приступом горком партии. В результате от полученных ранений, по ряду данных, в общей сложности пострадали около 100 человек, 16 из которых погибли. Впоследствии Военная прокуратура признала уголовное дело о событиях в Новочеркасске закрытым в связи со смертью основных фигурантов дела (Н. С. Хрущева, Ф. Р. Козлова, А. И. Микояна и др.).

После того как Хрущев отбыл на отдых в Крым, Козлов остался «исполняющим обязанности» и временно курировал внутреннюю и внешнюю политику страны. Он завизировал поздравления к 1-му Мая, опубликованные в газете «Правда», и при этом допустил несколько серьезных по тем временам идеологических ошибок в тексте. Противники Козлова не замедлили преподнести это главе государства как вопиющую халатность. С того времени его безграничная популярность у Хрущева заметно пошла на убыль.

По словам современников, Ф. Козлов был не слишком образован, но был самолюбив, изворотлив и склонен к хвастовству. В общении с вышестоящими функционерами и подчиненными не брезговал такими качествами, как лесть и высокомерие. Он всерьез считал себя единственным преемником Н. С. Хрущева и любил об этом намекнуть в узком кругу. Со временем всесильный временщик начал докучать не только коллегам-конкурентам, но и самому Никите Сергеевичу. Козлов неоднократно получал от Хрущева порицания в грубой форме, что переживал очень тяжело. Возможно, именно следствием этого стал перенесенный им в 1963 г. инсульт. В результате должность 2-го секретаря Центрального комитета партии перешла к Л. И. Брежневу.

Отправленный в середине ноября 1964 г. в отставку «по состоянию здоровья» Фрол Козлов стал персональным пенсионером союзного значения. К тому моменту он имел звание Героя Соцтруда, был удостоен 4 орденов Ленина и 2 орденов Трудового Красного Знамени, орденов Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды. Скончался Фрол Романович Козлов 30 января 1965 г. и был похоронен в Кремлевской стене на Красной площади в Москве.

Екатерина Алексеевна Фурцева (1910 – 1974)

Екатерина Алексеевна Фурцева была секретарем ЦК КПСС, членом Президиума ЦК, секретарем Московского горкома партии и в течение 14 лет – министром культуры. Нельзя сказать, что она была фавориткой Н. С. Хрущева, но современники приписывают им близкие отношения.

В годы ее руководства успешно развивались литература и искусство, наладился постоянный взаимный обмен художественными ценностями с европейскими странами. Она поддерживала молодых и талантливых деятелей культуры и оберегала от слишком ретивых партийных функционеров новый театр «Современник».

Товарищи по партии называли Е. А. Фурцеву «Мальвиной» за голубые глаза, светлые волосы и любимый синий цвет в одежде.

Екатерина родилась в конце ноября 1910 г. в небольшом городке Вышний Волочок Тверской области. Ее отец, потомственный рабочий, погиб в Первую мировую войну на Петроградском фронте, оставив жену и двоих детей. Матрена Николаевна, мать Екатерины, работала на ткацкой фабрике, была абсолютно неграмотна, но сумела стать депутатом городского Совета.

За активность и напор Екатерина была принята в комсомол досрочно. Сыграла свою роль и «правильная» пролетарская анкета. Отучившись в школе рабочей молодежи, Екатерина освоила профессию ткачихи и с 1928 г. работала ею на фабрике «Большевичка» в Вышнем Волочке.

Затем по комсомольскому распределению она попала в Курскую область, где возглавила районный комитет комсомола. Направленная переводом в Крым, Екатерина Фурцева быстро возглавила орготдел обкома комсомола в городе Феодосии, стала членом его бюро. В Крыму Фурцева активно занималась общественной деятельностью, участвовала в художественной самодеятельности. В Коктебеле она познакомилась с будущим творцом отечественной космонавтики С. П. Королевым и увлеклась планерным спортом.

Фурцеву рекомендовали на Высшие академические курсы «Аэрофлота», списки слушателей которых утверждали в Москве. Отучившись в Ленинградской области 3 года, Екатерина по служебному направлению отправилась в Саратов, где работала в комсомольском политотделе авиационного техникума. Руководил политотделом бравый донской казак Петр Иванович Битков, инструктор летного звена. В свободное время Фурцева рассказывала ему о работе в Крыму, о своих спортивных достижениях. Они хорошо понимали друг друга, и Екатерина не заметила, как этот роман занял прочное место в ее жизни. Вскоре Екатерина и Петр поженились, несмотря на неодобрении матери Фурцевой.

Когда П. И. Битков был направлен в Москву на работу в Управление «Аэрофлота», Екатерина последовала за ним. В то время в отделе студенческой молодежи при Центральном комитете комсомола освободилось место инструктора. Фурцева устроилась на эту должность, которая дала ей возможность сразу поступить в Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, не имея даже аттестата о среднем образовании.

Екатерина окончила институт перед самой войной, получив специальность инженера, поступила в аспирантуру, была секретарем парткома института. Ей нравилось быть в гуще событий и продвигаться по карьерной лестнице, пусть даже на общественной работе. С первых дней войны ее муж ушел на фронт, а Екатерину, бывшую беременной, эвакуировали вместе с институтом в Куйбышев, где она стала работать инструктором горкома партии.

Незадолго до рождения дочери Екатерина рассталась с мужем, сообщившим, что на фронте он встретил другую женщину и в семью больше не вернется.

Второй бурный роман в жизни Екатерины Фурцевой возник на службе во Фрунзенском райкоме партии г. Москвы. Объектом любви будущего министра культуры стал первый секретарь этого райкома Петр Богуславский – красивый, умный, обаятельный мужчина.

После смещения Богуславского Фурцева по работе тесно общалась с Н. С. Хрущевым, и, по словам современников, у них возник непродолжительный роман. Именно Никита Сергеевич выдвинул перспективную сотрудницу на должность 2-го секретаря Московского горкома партии. В поле деятельности Екатерины оказались административная сфера управления, а также наука и искусство (с соответствующим идеологическим подтекстом). Курируя архитектурный отдел, она санкционировала реконструкцию и строительство очагов культуры (театров, кинозалов, дворцов спорта, парков отдыха). Так, своим появлением ей обязаны Театр имени В. Маяковского, Театр имени Моссовета и Театр оперетты.

Фурцева не ограничивалась только «культпросветом». Во время «Ленинградского дела» она провела решительную чистку основных вузов Москвы от работавших в них ленинградцев. Так, из аспирантуры Московского государственного педагогического института была отчислена аспирантка М. Литвинова, жена опального Н. А. Вознесенского. Кроме того, через несколько дней были уволены директор этого института, заведующий кафедрой советской литературы, на которой трудилась аспирантка, и даже заведующая канцелярией, оформлявшая документы жене «врага народа». Далее был освобожден от работы секретарь партбюро института, принимавший у нее партийные взносы, при этом ему не дали защитить диссертацию. Потом наступил черед друзей и знакомых М. Литвиновой, которых набралось 11 человек: преподавателей, аспирантов и просто приятелей.

По словам современников, работавших с ними в то время, Фурцева и Хрущев были единым целым. Говоря спортивным языком, у них были общая команда и общая цель – они составляли план нового развития страны.

По воспоминаниям работников аппарата, как только Фурцева приходила на работу, она сразу направлялась в кабинет Хрущева. Возможно, всего лишь, чтобы рассказать, какие мероприятия планирует провести, какие планы осуществить. Разумеется, для большинства очевидцев со стороны это выглядело как банальный роман. Личная преданность Фурцевой Хрущеву была очевидной и не подлежала сомнению. Когда Екатерина только попала в коридоры власти, все сразу стали обсуждать ее предполагаемый роман с Никитой Хрущевым, а после того как она стала поддерживать все его начинания, никто не сомневался, что между ними что-то было.

Однако роман близился к завершению. При содействии Хрущева Екатерина познакомилась с дипломатом Н. П. Фирюбиным, который внешне не произвел на нее большого впечатления. Впоследствии Николай Павлович стал заместителем министра иностранных дел СССР. На тот момент у него были жена и двое детей, но он без колебаний оставил семью в 1951 г., когда ушел с партийной работы в Моссовет. Тайные встречи Фирюбина и Фурцевой породили множество домыслов.

По словам дочери Фурцевой, Светланы, Фирюбин руководствовался исключительно карьерными интересами, когда начал ухаживать за ее матерью. Он рассчитывал на служебный рост благодаря протекции Хрущева и, как показала практика, не ошибся.

С 29 марта 1954 г. Фурцева стала первым секретарем МГК КПСС. Н. С. Хрущев подчинил столичную парторганизацию непосредственно ЦК КПСС, и Екатерина Фурцева стала его человеком. Следует сказать, что расположение к ней главы государства она использовала и для решения важных государственных задач, о которых Хрущев подчас не задумывался. Так, в записке в ЦК КПСС и Совет Министров СССР она поддержала предложение академика А. Н. Бакулева и кардиохирурга Б. В. Петровского о строительстве крупных кардиоцентров в Москве и обеспечении их новейшим оборудованием.

Под ее контролем осуществлялись разработка генерального плана строительства клинического городка для Академии медицинских наук СССР, клиники для 2-го медицинского института, возводились стадион в Лужниках, памятник Юрию Долгорукому, цирк на проспекте Вернадского и еще 10 цирков по стране, строительство музыкального детского театра, Хореографического училища Большого театра, Библиотеки иностранной литературы, Картинной галереи на Крымском валу, хранилища Библиотеки имени Ленина в Химках.

Фурцева любила блистать на партийных пленумах, а ее манера выступления была нетрадиционной: выучив все наизусть, она почти не заглядывала в написанный текст, создавая полную иллюзию экспромта. В 1957 г. она ввела в практику работы МГК проведение в Лужниках (или в Колонном зале Дома союзов) приветственных митингов трудящихся, посвященных возвращению Н. С. Хрущева из зарубежных поездок.

Во время внутрипартийного кризиса в июне 1957 г. Фурцева активно выступила в Президиуме ЦК КПСС на стороне фактически смещенного Н. С. Хрущева, чем помогла его победе над сторонниками сталинской линии. Она спасла Хрущева от заговора, она верила в него, рисковала должностью, благополучием, жизнью.

Екатерина Фурцева вошла в состав комиссии по делам реабилитации военнопленных и занималась проектом строительства мемориала на Поклонной горе. В начале 1960-х гг. она побывала с визитом дружбы в Индии и Непале. Оказавшись на выставке Святослава Рериха, Екатерина Алексеевна пригласила художника в СССР с персональной выставкой, а потом занималась наследием Рерихов.

Власть и большие возможности вскружили ей голову, и тогда же в телефонном разговоре с А. А. Аристовым она критически отозвалась о Хрущеве. Разумеется, Никите Сергеевичу незамедлительно стало известно содержание их беседы. Разгневанный Хрущев на следующем Пленуме ЦК освободил ее от должности секретаря ЦК КПСС. Следующим шагом Хрущева было решение не включать сторонников Н. Г. Игнатова (в которую входила и Фурцева) в состав Президиума ЦК КПСС. По воспоминаниям А. И. Микояна, он также поддержал это предложение, хотя ему было очень жаль Фурцеву.

С 1960 по 1974 г. Фурцева работала министром культуры СССР. На XXII съезде КПСС в октябре 1961 г. М. А. Шолохов сказал о ней, что писатели давно мечтали о таком обаятельном и умном министре. Однако затем он ловко высмеял основные положения ее выступления (призыв к молодым писателям отправиться на «стройки коммунизма»). На этом съезде Фурцева не была избрана секретарем ЦК, но членом ЦК осталась. Вернувшись домой, от отчаяния она вскрыла себе вены. Прибывшие врачи застали ее в тяжелом состоянии, но смогли спасти. В знак протеста Фурцева не явилась на заключительное заседание съезда.

В кулуарах много говорили о ее «выходке». На следующий день она была представлена Хрущевым для вывода из состава ЦК КПСС «в опросном порядке», но в последний момент Н. С. Хрущев изменил свое решение и проект подготовленного документа не прошел.

В начале марта 1962 г. Фурцева была вызвана на заседание Президиума ЦК, где от нее в резкой форме потребовали объяснений почему она не явилась на заключительное заседание съезда. Вызвали и ее мужа Н. Фирюбина, к тому времени – заместителя министра иностранных дел, избранного на том же съезде кандидатом в члены ЦК. На Президиуме ее и мужа резко критиковали. Фурцева признала свои ошибки и обещала сделать соответствующие выводы. После этого она стала более замкнутой и недоверчивой.

Как министр культуры Фурцева организовывала неформальные встречи творческой интеллигенции с членами Президиума ЦК КПСС, отчего и пошли слухи о том, что в последние годы жизни она была неравнодушна к спиртному.

В ее семье начались скандалы, она часто ссорилась с мужем, который, по словам ее подруг, был ей по-прежнему неверен. В прежней семье у Фирюбина уже росла внучка, а с Екатериной общих детей у них не было. Со Светланой, дочерью Фурцевой от первого брака, Николай Фирюбин так и не нашел общего языка.

Строптивым министром заинтересовались контрольные службы. Так, КПК при ЦК КПСС объявил ей выговор за «использование служебного положения в корыстных целях». Поводом к этому послужило приобретение за копеечную цену строительных материалов, выделенных на реконструкцию Большого театра, для постройки личной дачи. Дачу отобрали, но 25 000 рублей, которые она внесла за строительство, ей все же возвратили.

Фурцева любила искусство, ей нравилось делать дорогие подарки и устраивать масштабные выставки. На 70-летие Н. С. Хрущева в апреле 1964 г. она подарила ему одну из трех в мире полных коллекций всех марок, выпущенных в СССР. Точную стоимость этого подарка не могут назвать даже знатоки филателии. Кроме того, она подарила американскому ценителю искусства миллионеру Арманду Хаммеру знаменитую картину «Черный квадрат» К. Малевича, с которым дружила. После этого в личном разговоре с Хаммером она упомянула, что в России 42 картины Рембрандта и ни одной работы Гойи, тогда миллионер привез ей картину последнего.

Именно Фурцевой Москва обязана тем, что целую неделю там экспонировалась «Джоконда» гениального Леонардо да Винчи. Е. Фурцева лично договорилась с французским послом, чтобы знаменитую картину задержали по пути из Японии в Париж, и добилась, чтобы военные сделали для нее уникальную защитную капсулу.

Часто Екатерина Алексеевна оказывала неоценимую помощь артис там и музыкантам. Святослав Рихтер, знаменитый пианист, вспоминал, что ему запретили отправиться в Западную Германию на похороны матери из-за того, что она уехала на Запад с отступавшими немцами. Благодаря Екатерине Фурцевой он получил разрешение. Сыну скульптора Льва Кербеля она нашла редкое и действенное лекарство, добилась квартиры для режиссера Юрия Любимова. Известный Театр на Таганке был построен по ее просьбе, обращенной к М. А. Суслову. Концерты знаменитых иностранных артистов, постройка учреждений культуры, защита архитектурных памятников, открытие фестивалей, создание кинофильмов – все это не обходилось без ее участия. Одно время Фурцева курировала даже создание «хрущевских микрорайонов».

Не обладая специальными знаниями, она имела целый штат консультантов (профессоров и доцентов), которым доверяла и с которыми постоянно советовалась по различным вопросам.

За границей она также пользовалась широкой известностью. Так, Екатерине Алексеевне подарила свою фотографию с шутливой надписью «Екатерине от Елизаветы» бельгийская королева. По ее просьбе знаменитый художник Марк Шагал передал Пушкинскому музею 75 своих литографий. Фурцева дружила со знаменитой певицей Марией Калласс. На одном из приемов она лично познакомилась с обаятельным итальянцем Антонио Гирингелли – директором знаменитого итальянского театра «Ла Скала». А. Гирингелли был уже много лет заочно влюблен в Фурцеву, собирал ее фотографии и заказывал по ним ее художественные портреты, но он боялся заговорить с ней о своих чувствах, услышать ее отказ и поэтому долгие годы его любовь оставалась платонической. Конечно, Фурцева понимала, что эта любовь ничего хорошего ей не сулит, а потому она должна была держать свою привязанность втайне. Интересно то, что даже влюбленности Антонио Гирингелли Екатерина Алексеевна придала государственный оттенок – с того времени советские оперные певцы стажировались в его театре.

Долгое время Фурцева была депутатом Верховного Совета СССР – должность министра соответствовала этому. В 1962 г. по инициативе Хрущева ее решили «наказать» за строптивость и не выдвинули кандидатом в депутаты. Только после смещения Хрущева Фурцеву в 1966 г. снова «вернули» в депутаты. Она продолжала одеваться по последней моде, следить за фигурой, соблюдала диету, занималась бегом и даже как-то сделала хирургическую коррекцию лица, что тогда было новым словом в медицине. Она всегда считала, что не имеет морального права плохо выглядеть среди творческой интеллигенции.

Екатерина Алексеевна была очень одинока всю жизнь, но работа не давала ей об этом думать. Вернее, она старалась отвлечь себя работой от неустроенности собственной жизни, и горький вкус власти ей приходилось ощущать постоянно, особенно по вечерам.

Последние годы Фурцева провела в одиночестве. В ее доме почти никто не бывал, у дочери сложилась своя счастливая семья, у Фирюбина – связь с другой женщиной.

Скончалась Екатерина Фурцева 24 октября 1974 г., по официальным данным, от сердечной недостаточности. По некоторым сведениям, она могла принять цианистый калий после возвращения с банкета в честь юбилея Малого театра. Перед этим из ее рабочего кабинета без объяснений убрали внутренний правительственный телефон («вертушку»). Это был первый звонок. В тот же день на приеме в итальянском посольстве Фурцева поссорилась с мужем, который и до того порой вел себя вызывающе – принижал ее заслуги, в грубой форме напоминал о провинциальном происхождении и не слишком юном возрасте. В поисках отдушины Фурцева приехала к дочери, но вид домашнего тепла, уюта и семейного счастья только обострил ее чувство собственной ненужности. Когда Екатерина Алексеевна прибыла на служебную дачу, комендант неожиданно заявил ей, что «она должна освободить помещение в течение 24 часов», так как Фурцевой заинтересовались ОБХСС и некоторые другие компетентные органы. Пришлось возвращаться домой. По странному совпадению, незадолго до смерти она говорила подругам, что «хочет умереть министром». Похоронена Е. А. Фурцева на Новодевичьем кладбище в Москве.

Ровно через неделю после смерти Екатерины Фурцевой ее муж Николай Фирюбин, с которым они прожили вместе 20 лет, женился на другой женщине. Петр Битков, первый муж Екатерины, с которым они были в разводе много лет, пережил ее всего лишь на несколько дней и умер от инфаркта.

Иллюстрации

Усыпальница рода Годуновых в Троице-Сергиевой лавре, Сергиев Посад

Борис Годунов (1552–1605)

Казанская шапка, середина XVI в.

Иван IV Грозный (1530–1584)

Собор Василия Блаженного, Красная площадь, Москва

Изображение опричника XVII в.

Дом Малюты Скуратова на Берсеневке, Москва

Малюта Скуратов (?–1573)

Герб рода Шереметевых

Борис Шереметев (1652–1719)

Большая императорская корона

Петр I (1672–1725)

Медный всадник, Санкт-Петербург (памятник Петру I)

Ораниенбаум, Большой меншиковский дворец

Меншиковский дворец, Санкт-Петербург

Александр Меншиков (1673–1729)

Елизавета I (1709–1761)

Старое здание Московского университета на Моховой

Иван Шувалов (1727–1897)

Академия художеств, Санкт-Петербург

Елизавета Воронцова (1739–1792)

Александро-Невская лавра (здесь на Лазаревском кладбище похоронена Е. Воронцова)

Ораниенбаум, дворец Петра III

Петр III (1728–1762)

Екатерининский дворец, Царское село

Екатерина II (1729–1796)

Памятная монета, выпущенная в честь коронации Екатерины II

Григорий Орлов (1734–1783)

Гатчинский дворец Г. Орлова

Григорий Потемкин (1739–1791)

Герб рода Зубовых

Платон Зубов (1767–1822)

Таврический дворец, Санкт-Петербург

Иван Кутайсов (1759–1834)

Церковь Рождества Христова в Рождествене

Михайловский замок, Санкт-Петербург

Павел I (1754–1801)

ВоскресенскийСмольный собор, Санкт-Петербург

Екатерина Нелидова (1769–1834)

Знак ордена Св. Екатерины (знак Малого креста)

Герб графа Сперанского

Михаил Сперанский (1772–1839)

Александр I (1777–1825)

Арка Главного штаба, Санкт-Петербург

Проект и книга о военных поселениях Аракчеева

Алексей Аракчеев (1769–1834)

Особняк Е. Долгорукой, Санкт-Петербург

Смольный институт, Санкт-Петербург

Екатерина Долгорукая-Юрьевская (1847–1922)

Александр II (1818–1881)

Храм Спас на Крови, место гибели императора, Санкт-Петербург

Особняк Д. Милютина, интерьер

Дмитрий Милютин (1816–1912)

Фельдмаршальский жезл

Вид на Дворцовую площадь

Дмитрий Трепов (1855–1906)

Выпускной жетон Пажеского кадетского корпуса

Икона на годовщину убийства Николая II и его семьи

Александровский дворец, Царское село (резиденция Николая II)

Николай II (1868–1918)

Матильда Кшесинская (1872–1971)

Мариинский театр, Санкт-Петербург

Оглавление

Предисловие. Феномен фаворитизма

Глава 1. Фавориты и фаворитки киевских и московских князей

  Фавориты Рюрика: Олег, Аскольд и Дир

    Олег (? – 912)

    Аскольд (? – 882) и Дир (? – 882)

  Фавориты Игоря Старого: Прекраса (Ольга), Свенельд

    Прекраса (Ольга) (894 – 969)

    Свенельд (? – 980)

  Фаворит Ольги: Святослав (? – 972)

  Фаворитка Святослава: Малуша (940 – 971 (978))

  Фаворит Владимира Святого: Добрыня (годы жизни неизвестны)

  Фаворит Ивана II Красного: А. Хвост (? – 1357)

  Фаворит Дмитрия Донского: В. Вельяминов

  Фаворит Василия I: И. Кошкин

  Фаворит Василия II: И. Всеволожский

  Фавориты Ивана III: И. Патрикеев, С. Ряполовский

    Иван Юрьевич Патрикеев (1419 – 1499)

    Семен Ряполовский (годы жизни неизвестны)

  Фавориты Елены Глинской: С. Бельский, Иван и Федор Овчина Телепневы

    Семен Бельский (годы жизни неизвестны)

    Федор Овчина Телепнев (годы жизни неизвестны)

    Иван Овчина Телепнев (? – 1539)

Глава 2. Фавориты Ивана Грозного и его сына Федора

  Андрей Курбский (1528 – 1583)

  Богдан Яковлевич Бельский (? – 1611)

  Малюта Скуратов (? – 1573)

  Афанасий Нагой (? – 1593)

  Федор Трубецкой (? – 1541)

  Василий Зюзин (даты рождения и смерти неизвестны)

  Семен Нагой (даты рождения и смерти неизвестны)

  Василий Воейков (даты рождения и смерти неизвестны)

  Никита (? – 1611) и Андрей (? – 1598) Щелкаловы

  Михаил Безнин (даты рождения и смерти неизвестны)

  Борис Годунов (1552 – 1605)

  Никита Юрьев (? – 1586)

  Василий (1552 – 1612) и Дмитрий (1560 – 1612) Шуйские

  Дмитрий Хворостинин (? – 1591)

  Иван Туренин (? – 1597)

  Григорий Борисов-Бороздин (даты рождения и смерти неизвестны)

  Иван Крюк-Колычев (? – 1608)

  Иван Головин (1682 – 1708)

Глава 3. Фавориты и фаворитка Смутного времени

  Фавориты Лжедмитрия I

  Петр Басманов (1568 – 1606)

  Иван Голицын (1731 – 1797)

  Михаил Салтыков (? – 1621)

  Василий Масальский-Рубец (? – 1611)

  Фавориты Василия Шуйского

  Михаил Скопин-Шуйский (1568 – 1610)

  Екатерина Буйносова-Ростовская (? – 1626)

  Фавориты Лжедмитрия II

  Михаил Молчанов (? – 1611)

  Иван Хворостинин (? – 1625)

Глава 4. Фавориты и фаворитка Петра Великого

  Федор Юрьевич Ромодановский (1640 – 1717)

  Александр Данилович Меншиков (1672 – 1729)

  Анна Ивановна Монс (1672 – 1714)

  Тихон Никитич Стрешнев (1644 – 1719)

  Борис Алексеевич Голицын (1654 – 1714)

  Родион Христофорович Баур (Боур) (1667 – 1717)

  Андрей Андреевич Виниус (1641 – 1717)

  Борис Петрович Шереметев (1652 – 1719)

Глава 5. Фавориты и фаворитка Елизаветы и Петра III

  Александр Борисович Бутурлин (1694 – 1767)

  Сергей Григорьевич Строганов (1794 – 1882)

  Пимен Васильевич Лялин (? – 1754)

  Алексей Яковлевич Шубин (? – 1765)

  Василий Иванович Чулков (1709 – 1775)

  Арман Лесток (1692 – 1767)

  Алексей Григорьевич Разумовский (1709 – 1771)

  Иван Иванович Шувалов (1727 – 1797)

  Елизавета Романовна Воронцова (1739 – 1792)

Глава 6. Фавориты Екатерины Великой

  Сергей Васильевич Салтыков (1726 – 1765)

  Григорий Григорьевич Орлов (1734 – 1783)

  Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский (1737 – 1807)

  Александр Семенович Васильчиков (1746 – 1803 (по другим данным – 1813))

  Петр Васильевич Завадовский (1739 – 1812)

  Семен Гаврилович Зорич (1743 (по другим данным – 1745) – 1799)

  Платон Александрович Зубов (1767 – 1822)

  Григорий Александрович Потемкин (1739 – 1791)

Глава 7. Фавориты и фаворитки Павла I

  Иван Павлович Кутайсов (1759 – 1834)

  Екатерина Ивановна Нелидова (1756 – 1839)

  Анна Петровна Лопухина (1777 – 1805)

  Евгений Вюртембергский (1787 – 1857)

Глава 8. Фавориты и фаворитка Александра I

  Михаил Михайлович Сперанский (1772 – 1839)

  Адам Ежи Чарторыйский (1770 – 1861)

  Николай Николаевич Новосильцев (1761 – 1838)

  Павел Александрович Строганов (1774 – 1817)

  Петр Петрович Долгоруков (1777 – 1806)

  Карл Васильевич Нессельроде (1780 – 1862)

  Александр Николаевич Голицын (1773 – 1844)

  Сергей Семенович Уваров (1786 – 1855)

  Александр Дмитриевич Балашов (1770 – 1837)

  Алексей Андреевич Аракчеев (1769 – 1834)

  Мария Алексеевна Нарышкина (1762 – 1822)

Глава 9. Фавориты Николая I

  Александр Христофорович Бенкендорф (1783 – 1844)

  Модест Андреевич Корф (1800 – 1876)

  Иван Иванович Дибич Забалканский (Иоганн Карл Фридрих Антон) (1785 – 1831)

  Алексей Федорович Орлов (1787 – 1861)

  Александр Сергеевич Меншиков (1787 – 1869)

Глава 10. Фавориты и фаворитка Александра II

  Александр Владимирович Адлерберг (1818 – 1888)

  Екатерина Михайловна Долгорукая-Юрьевская (1847 – 1922)

  Петр Александрович Валуев (1815 – 1890)

  Дмитрий Алексеевич Милютин (1816 – 1912)

Глава 11. Фавориты Александра III

  Владимир Петрович Мещерский (1839 – 1914)

  Константин Петрович Победоносцев (1827 – 1907)

  Сергей Васильевич Зубатов (1864 – 1917)

  Сергей Юльевич Витте (1849 – 1915)

Глава 12. Фавориты и фаворитка Николая II

  Дмитрий Федорович Трепов (1855 – 1906)

  Жерар Венсан Анкосс Папюс (1865 – 1916)

  Матильда Феликсовна Кшесинская (1872 – 1971)

  Григорий Ефимович Распутин (Новых) (1864 – 1916)

Глава 13. Фавориты и фаворитка первых советских вождей

  Инесса Арманд (Стеффен) (1874 – 1920) – фаворитка В. И. Ленина

  Яков Григорьевич Блюмкин (1898 – 1929) – фаворит Л. Д. Троцкого

  Николай Иванович Бухарин (1888 – 1938) – любимец партии

Глава 14. Фавориты Иосифа Сталина

  Лаврентий Павлович Берия (1899 – 1953)

  Николай Иванович Ежов (1895 – 1940)

  Лев Захарович Мехлис (1889 – 1953)

  Иосиф Родионович Апанасенко (1890 – 1943)

  Сергей Миронович Киров (1886 – 1934)

  Валерий Павлович Чкалов (1904 – 1938)

  Никита Сергеевич Хрущев (1894 – 1971)

Глава 15. Фавориты и фаворитка Никиты Хрущева

  Анастас Иванович Микоян (1895 – 1978)

  Иван Александрович Серов (1905 – 1990)

  Фрол Романович Козлов (1908 – 1965)

  Екатерина Алексеевна Фурцева (1910 – 1974)

Иллюстрации

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно