Электронная библиотека


Кураев Андрей - "Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир"  

 

Виновно ли христианство в экологическом кризисе?

Говорят, что сатана лишен дара творчества: он все время предлагает одни и те же искушения. Но зато у него есть немалое число активнейших помощников из числа людей. И оттого в болоте человеческого богоборчества время от времени всплывают новые пузыри, содержащие прежде незнакомые запахи.
В последней трети XX века на рынке антихристианских услуг появился новый товар: теперь христианство модно обвинять не за его отсталость, не за его противодействие научно-техническому прогрессу, а, напротив, за то, что именно христианство, оказывается, и породило этот самый прогресс и все проблемы, с ним связанные.
Вот вполне типичный текст, перепевающий эту тему: "Христианство внеэкологично и поэтому допускает чисто утилитарный подход к природе. Европа Нового времени осуществила скрытые в христианстве потенции в том смысле, что показала рациональность существования бездушной природы"367.
Да, христианство полагает, что мир устроен рационально, что его пронизывают законы, данные Творческим Разумом.
При этом христианство полагает, что человек в состоянии постичь эти законы и даже призван к этому усилию: "И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем" (Эккл. 1,13).
Но именно знание законов мироздания, внутренних мировых взаимосвязей и может оказать помощь в разрешении экологического кризиса, может заранее предупредить о намечающихся тупиках.
Там же, где упор делается на эмоции и "голосование сердцем", кризис наступает гораздо быстрее и неотвратимее.
Да, христианство считает, что у природы нет души.
Индусы и другие язычники считают иначе - но самые страшные экологические катастрофы (вроде взрыва на химическом заводе в Бхопале) происходят именно в странах "третьего мира".
Дело в том, что для корректного обращения с про-мышенными технологиями надо иметь склад мышления, соответствующий этой технологии, то есть - научный, то есть - западный склад мышления, для которого наблюдения за показаниями приборов важнее, чем медитации о духах соседней реки. Без этого созвучия - точно так же, как восточные техники медитации ломают психику европейцам, так же и люди Востока ломают технику Запада.
Вообще же верить в некую особую экологичность восточного склада жизни можно только, никогда на Востоке не побывав. Неужто экологична такая, например, картинка: "Отправились к Гангу посмотреть праздник - женщины моются и купаются, чтобы выйти замуж. Но молились и купались все - мужчины, женщины, дети, среди них один прокаженный. Они не только сами моются, но и стирают свое грязное тряпье, полощут рот, пьют воду, справляют свои телесные нужды - и все в одной и той же воде, невыразимо грязной"368?
Да, христианство выделило человека из природы, поставило его выше остальных живых и тем более неживых существ.
Означает ли это, что тем самым христианство превратило человека в безответственного хищника? -Наоборот. Только то положение и может осмысляться как ответственное, которое является свободным и властным.
Ответственным может быть только управитель, который совмещает определенную независимость от того, что вверено ему как его ответственность, и властную способность использовать эту свою свободу для того, чтобы влиять на событие, происходящие в сфере его ответственности.
Чтобы человек ощутил свою ответственность за судьбы всего мира - он должен ощутить свое отличие от всех остальных частиц этого мира. Волки не несут ответственность за судьбы вселенной. Мухи и жирафы не ответственны за пути эволюции экологических систем саванн. Ребенок не несет ответственность за судьбу всей семьи. Отец, муж, старший брат могут считаться ответственными именно потому, что они - другие, и в этом отношении отделены от других, ведомых, членов семьи.
Если человек лишь часть природы, в принципе ничем не отличная от остальных ее частей, - то на нем не может лежать ответственность за мир. Более того, если смотреть на природу глазами язычника, -то от человека вообще всерьез мало что зависит: ведь за каждым природным феноменом скрываются дух и воля этого духа. Любой дух выше человека и значимее его в иерархии бытия. Значит - спрос не с человека, а с духа. Если высохла река, - то тут не вина человека, вырубившего леса по ее берегам, а вина русалок, которые не справились со своими обязанностями или оскорбились малым количеством жертвоприношений, посвящаемых им, или просто решили перебраться в иное место плавания...
В оккультизме не человек, а скорее "планетарный логос" будет нести ответственность за Землю, а иной дух, по имени "эгрегор", будет отвечать за судьбы народа и страны.
Христианство очень жестко увязывает судьбы мира, природы и человека. Если бы человек был лишь частью природы, то его судьба зависела бы от путей всего целого. Но в христианстве утверждается, что судьбы мира зависят от выбора человека: "Проклята земля за тебя... терния и волчцы произрастит она тебе" (Быт. 3,17-18); "Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее... вся тварь совокупно стенает и мучится доныне" (Рим. 8,20-22).
За грехи первобытного человечества потоп пришел на землю и смел с нее прежнюю жизнь. Но пока на земле есть праведники - грех богоотступников не может до конца искорежить лицо творения: "И видел я иного Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живаго. И воскликнул он громким голосом к четырем Ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего" (Откр. 7,2-3).
Христианство говорит: "Ты другой, чем мир, и потому на тебе больше ответственности и за себя, и за окружающий тебя мир. И эта ответственность -перед Тем, Кто выше и тебя, и мира".
Наиболее неприятна экологическим антихристианам строчка из начала библейского повествования:
"И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" (Быт. 1,28).
Этот текст отделяет человека от животных, превозносит его над ними, и, более того, отношения между человеком и живым миром формулирует в терминах господства: "Владычествуйте".
Прежде чем перейти к размышлениям о том, действительно ли именно из этих древних библейских слов истекает нынешний экологический кризис, стоит обратить внимание на то, что эти слова действительно древние. Это - Ветхий Завет. Его священнейшая часть - Пятикнижие Моисеево. Тора. Это означает, что если уж кого и обвинять в экологическом кризисе, так это иудеев: вот, мол, к чему привел ваш Танах, ваша Тора, ваш Моисей... Но разве кто-то дерзнет так сказать нынешним владыкам прессы? И вот оказывается, что за слова, впервые сказанные иудеями, несут ответственность христиане, но никак не евреи.
Столь избирательное толкование Библии означает, что экологические неоязычники не столько занимаются честным поиском причин экологических проблем, сколько участвуют в растянувшейся на столетия широкой антихристианской кампании...
Когда очень хочется бросить комок грязи в Христа - годится любой материал (а редакция придираться не будет: редактора всего "цивилизованного" мира всюду выискивают призраки антисемитизма, а антихристианские мифы и издевки допускается изготовлять в промышленных количествах (Новосибирская либеральная газетка, например, на православную Пасху 2000 года поместила материал с заголовком: "После встречи на Пасху с Марией Магдалиной у старого распутника императора Тиберия покраснело даже яйцо"369. В этом же номере была и другая статья на религиозную тематику, выдержанная в совершенно иной, благоговейно-уважительной интонации. Ее длинный заголовок отражал ее сюжет и выводы: "В дни праздника Песах, одного из важнейших праздников иудаизма, стройка синагоги в Новосибирске оказалась под угрозой консервации".)). И вот уже читаем: "Бог здесь (в Новом Завете) безжалостен и дает пример тем, кто боится увидеть в нравственном отношении к природе суеверие. Христос засушил дерево -- это свидетельствует о неэкологическом образе природы и человека в Новом Завете"370.
И в самом деле, в Евангелии описывается, как Христос иссушил дерево (смоковницу). Но это - единственное живое существо, лишенное жизни Христом (Творцом всяческой жизни).
В любом же языческом культе (как, впрочем, и в иудейском ветхозаветном) в регулярных жертвоприношениях убиваются тысячи животных.
По свидетельству еврейского историка I века Иосифа Флавия, на Пасху заколалось 265 тысяч агнцев... Так что же не слышно дерзновенных певцов "Гринпи-са", смело обличающих антиэкологические традиции иудаизма?! Да, сегодня иудеи не приносят таких жертв - ибо ждут восстановления Иерусалимского Храма. Священные чаши и ножи для жертвоприношений уже изготовлены в Израиле и ждут часа, чтобы снова творить ритуалы двухтысячелетней давности. Так отчего же проект восстановления Иерусалимского иудейского Храма не был подвергнут экологической экспертизе? Отчего дамы, протестующие против изделий из натурального меха и ношения дубленок, не возвышают своего гласа против планов воссоздания ветхозаветного культа?
Смоковницу Христу и христианам простить не могут (и даже просто понять не хотят), а языческие и иудейские кровавые жертвоприношения и всесожжения готовы посчитать частью вполне экологического мировоззрения...
Этот очевидно двойной стандарт означает, что отнюдь не "философские исследования" ведут господа, подобные Иоселиани, а банальную антихристианскую пропаганду, которая по велению "духа времени" вместо атеистической вдруг стала языческой.
Теперь вернемся к тому ветхозаветному тексту, который неоязычники полагают экологически вредным.
Мир Библии действительно иерархичен: человек выше животных. Животные выше растений ("А всем зверям... дал Я всю зелень травную в пищу." - Быт. 1,30).
Но человек - не высшая инстанция власти; человек не самоуправен. Человек выше мира.
Но выше человека - Бог. Тот библейский Бог, Который сверхмирен, Который не является ни космосом, ни "биоэнергоинформационным полем Вселенной", но Который есть просто Творец и для вселенной, и для всех ее полей и зверей.
Бог ставит человека как Своего наместника выше мира и говорит: "Я дал тебе это преимущество над миром ради того, чтобы ты мог работать с ним, меняя в этой работе и себя самого, и тот мир, который ты будешь преображать своим трудом". - "И взял Господь Бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его" (Быт. 2,15).
Более того, этот труд возделывания мира человек должен совершать перед лицом Бога: "Господь Бог образовал из земли всех животных... и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их" (Быт. 2,19).
Человек сдает экзамен перед лицом Бога: сможет ли он вместо кличек дать имена?
Сможет ли он увидеть во всей остальной твари те смыслы, которые видит в ней Творец, или нафантазирует что-то свое, уродующее и Божий замысел, и сам человеческий ум, и мир, который этот искаженный ум будет подминать под себя?
Не свои замыслы должен человек проецировать в мир и навязывать миру, а, вслушиваясь в волю Бо-жию (распознаваемую, в частности, через голос совести), должен воплощать волю Бога в своем, человеческом мире.
Человек не может самовольно распоряжаться в мире, не может все свои действия и проекты согласовывать лишь со своими желаниями, но должен стремиться исполнить волю Божию, которая не может состоять в истреблении части Его творения.
Итак, человек не хозяин мира, а арендатор в нем. И ему предстоит дать ответ перед истинным Владыкой (вспомним притчу о талантах): "Бог соизволил рабам Своим - - человекам - повелевать..." (святитель Иоанн Златоуст)371.
Если же человек нарушит волю Владыки, - то его судьба окажется печальнее судьбы животных: "Христианское понимание человека отличается от античного прежде всего тем, что человек не чувствует себя органической частью, моментом космоса; он вырван из космической, природной жизни, и поставлен вне ее; по замыслу Бога, он выше космоса, должен быть его господином; но в силу своего грехопадения его положение господина пошатнулось, и хотя он не утратил и не может утратить своего сверхприродного статуса, но в своем испорченном состоянии он полностью зависит от Божественной милости. Без веры в Бога и без помощи Божественной благодати человек оказывается, согласно христианскому учению, гораздо ниже того, чем он был в язычестве: у него нет больше того твердого статуса - быть высшим в ряду природных существ, какой ему давала языческая античность; зато с верой он сразу оказывается далеко за пределами всего природно-косми-ческого: он непосредственно связан живыми личными узами с Творцом всего природного. И отношение человека к Творцу в христианстве совсем иное, чем отношение неоплатоников к Единому: личный Бог предполагает личное же к Себе отношение"372.
И лишь когда атеистическое Просвещение устранило идею Божия Суда из европейской массовой культуры, лишь тогда человек начал чувствовать себя самодержцем, ни перед кем не отвечающим за свои поступки, от которых страдают те, кто не может подать на него в уголовный или гражданский суд. Обвинять христиан в грехе атеистов все же странно-Христианская проповедь напоминала: "Хранение совести многоразлично: ибо человек должен сохранять ее в отношении к Богу, к ближнему и к вещам... Хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы обращаться бережно с какою-либо вещию, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь, а если увидим что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, хотя бы оно было и ничтожно, но поднять и положить на свое место...
Часто иной мог бы довольствоваться одной подушкой, а он ищет большой постели; или имеет власяницу, но хочет переменить ее и приобрести другую новую или более красивую, по тщеславию или от уныния" (авва Дорофей)373* (Впрочем: "Слышал я о некоем брате, что когда приходил он в келью к кому-нибудь и видел ее-неприбранною, то говорил в себе: "Блажен сей брат, что отложил заботу обо всем земном и так весь свой ум устремил горе, что не находит времени и келью свою привести в порядок". А если приходил к другому и видел келью прибранною, то опять говорил в себе: "Как чиста душа сего брата, так и келья его чиста"" (авва Дорофей)374.).
Вот именно: от уныния и началась гонка за вещами и модами в расхристанном мире - вместо радости о душевной чистоте и о Боге пришло уныние. Человек не может выносить самого себя, ему скучно с самим собой, он тоскует наедине с собой - и глушит это неосознанное отчаяние от себя самого** ("Пусть кто-нибудь придет, и я затворю его в темную келью, и пускай он хоть только три дня не ест, не пьет, не спит, ни с кем не беседует, не поет псалмов, не молится и отнюдь не вспоминает о Боге. И тогда он узнает, что будут в нем делать страсти" (авва Дорофей)375.) в бесконечных поверхностных контактах с другими людьми, и это бегство от себя к другим овнешняет самого человека, и он отождествляет себя со своими вещами и социальными ролями, масками, отзывами... И от уныния моднится, от уныния упивается. От уныния расширяет потребление...
Да, христианство привило человеку жажду движения, стремление выйти за пределы своего наличного бытия.
В античной мысли движение воспринималось как нечто худшее, нежели покой; конечное ощущалось как более совершенное, нежели бесконечное. Когда в греческой философии появилась идея бесконечного ("апейрон"), она сразу же была противопоставлена идее космоса как законченного, ограниченного и устроенного начала - в отличие и от первично-беспредельного первого фазиса бытия. Беспредельность стояла на границе бытия и небытия, была скорее небытием и во всяком случае источником страха для грека. "Зло есть свойство беспредельного, а добро -определенного (или ограниченного)", - приводит Аристотель пифагорейское изречение (Аристотель. Никомахова этика. 2,5,1106в) ("Вспомним категории пифагорейцев: предел - беспредельное, единое - многое; мужское - женское, свет - тьма, хорошее - дурное... Еще более определенным является отношение к беспредельному у элеатов: оно сведено к статусу небытия. Беспредельное у Платона, как и у пифагорейцев, соответствует множественному, движущемуся, темному, одним словом, дурному. У Аристотеля, наконец, все материальное тоже делимо, множественно и т.д., а нематериальное - это неделимое (целое). В этом смысле можно сказать, что у греков бесконечность в подавляющем большинстве случаев воспринималась и осознавалась как нечто дурное, как "дурная бесконечность" (Гегель). Ей противопоставлялся предел, единое, "целое" как нечто оформляющее, завершающее, благодаря чему хаос беспредельного превращался в космос. Можно, пожалуй, сказать, что понятие, противоположное "бесконечному" - а именно "конечное" (как имеющее конец - предел, завершение), есть понятие ценностно более высокое для греческого сознания. "В том, как греки видели и оформляли свой космос, можно заметить отсутствие чувства бесконечного. В своем образе мира они держались конечного, зримого, завершенного..." (немецкий исследователь В.Шаде-вальдт)"376.).
Но христианство принесло в мир идею движения -как исторического (идея линейного развертывания истории вместо циклического воспроизведения), так и онтологического: человек должен превзойти то состояние, в котором он вошел в мир ("Ныне Божий человеки стали выше первого Адама. Силою Духа человек становится выше его, потому что делается обиженным." - преподобный Макарий Египетский377).
Человек создан из небытия и тем не менее должен стать совершенным, "как... Отец ваш Небесный" (Мф. 5,48). Ошеломительная дистанция между происхождением человека, его нынешним положением и конечным предназначением есть призыв к движению. И движение, а также жажда приобщиться к Большему, которой это движение мотивируется ("блаженны алчущие" - Мф. 5,6), в христианстве воспринимаются положительно: "Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе" (Флп. 3,13-14).
Кроме того, христианство сделало Бесконечность атрибутом Бога. "Христианская теология уже самим своим учением о трансцендентном Боге, Боге, находящемся за пределами космоса, разрушала примат предела и требовала пересмотра греческой "системы мыслительных координат". Все конечное было объявлено творением Бога, тварью, не имеющей своего источника и своей цели в самом себе. Трансцендентность христианского Бога, его внеприродность, его личный характер предполагали рассмотрение его в совершенно новых категориях - категориях воли и могущества... Для христианской теологии то, что имеет предел, - это конечное, а оно наделено более низким статусом, чем бесконечное, т. е. Бог"378.
В результате "на протяжении XIII-XIV вв. идет неуклонная работа по расшатыванию главного предубеждения, лежавшего в основе всей античной науки (и античного мировоззрения), а именно предубеждения против бесконечности как позитивного начала"379.
Но если бесконечность стала оцениваться позитивно, то и стремление к Бесконечности тоже стало осмысляться благосклонно.
А благословение на стремление к бесконечной цели есть благословение бесконечному движению. В этом контексте можно сказать, что христианство действительно привило западному человечеству беспокойство и жажду большего.
Казалось бы, отсюда логично заключить, что именно в результате такого развития и появилась западная жажда все большего и большего потребления и расширения своего жизненного пространства, что в конце концов и обернулось экологическим кризисом...
Но эта логика страдает одним изъяном: она напрямую связывает христианскую проповедь с нынешним кризисом, забывая, что их отношения опосредованы кризисом самого христианства.
По мере секуляризации западной мысли и жизни в эпоху Возрождения все менее привлекательным становится Мир Горний.
Но искания и энергии, пробужденные еще прежде, не исчезают, а оборачиваются на поиски в мире дольнем. Не случайно эпоха кризиса, эпоха Ренессанса (т.е. возрождения язычества) завершается "великими географическими открытиями".
Начинается эпоха империализма. Идеологическая история XVIII-XIX веков, веков индустриализации, проходит под знаменами отнюдь не христианства, а "просвещения" (синоним масонского "иллюминат-ства") и атеизма.
Христианство не учило безбрежно расширять свои потребности, не призывало эксплуатировать земли и народы.
Именно общество, решительно объявившее о своем "светском" характере, и стало обществом, столкнувшимся с экологическим кризисом.
В православных монастырях, даже активно ведущих свою экономику, "экологический кризис" почему-то не прописался.
Разве христианство породило учебники "научного коммунизма"?
Христианство учило сдерживать свои потребности, владеть собой и уметь уступать, уметь поститься, уметь ограничиваться малым.
Но иначе смотрели на мир наши оппоненты и гонители: "Коммунизм несовместим с аскетизмом. Коммунизм утверждает на земле высшую справедливость, основывая ее на прочном и непрерывном экономическом процветании"380.
Не блаженный Августин и не преподобный Серафим Саровский утверждали, будто "история промышленности является раскрытой книгой человеческих сущностных сил"; не святые отцы представляли "промышленность как экзотерическое раскрытие человеческих сущностных сил"381. Не Иоанн Кронштадтский, а Ленин усмотрел в "законе возрастания потребностей" движущую силу мировой истории, а в развитии производства "высший критерий общественного прогресса"382...
А впервые лозунг о покорении природы выдвинул немецкий философ Фихте. Откройте любой учебник истории философии и посмотрите - есть ли основания считать Фихте христианином...
Удивительна "зеленая" логика: сначала "вольнодумцы" несколько столетий положили на то, чтобы ограничить влияние христианства, а затем возникший в результате их собственной деятельности кризис объявляют порождением именно христианской цивилизации!
Слышу, слышу я настойчивый голос из зала: "Да еще Макс Вебер доказал!..."
Да, многие слышали о знаменитой книге Вебера "Протестантская этика и дух капитализма", но немногие ее действительно читали.
Я же обращу внимание на три тезиса этой книги.
Первый: капитализм при своем рождении и распространении, согласно Веберу, постоянно наталкивался на сопротивление людей традиционного склада мышления.
"Предприниматель, повышая расценки, пытается заинтересовать рабочих в увеличении производительности их труда. Однако тут возникают неожиданные трудности. В ряде случаев повышение расценок влечет за собой не рост, а снижение производительности труда, так как рабочие реагируют на повышение заработной платы уменьшением, а не увеличением дневной выработки... Увеличение заработка привлекало его меньше, чем облегчение работы; он не спрашивал: сколько я смогу заработать за день, увеличив до максимума производительность моего труда; вопрос ставился по-иному: сколько мне надо работать для того, чтобы заработать те же 2,5 марки, которые я получал до сих пор и которые удовлетворяли мои традиционные потребности. Приведенный пример может служить иллюстрацией того строя мышления, который мы именуем "традиционализмом": человек "по своей природе" не склонен зарабатывать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни. Повсюду, где современный капитализм пытался повысить "производительность" труда путем увеличения его интенсивности, он наталкивался на лейтмотив докапиталистического отношения к труду"383, и в итоге предприниматели порой предпочитали понуждать рабочих к более интенсивной работе путем снижения расценок...
Где распространялся капитализм в интересующую Вебера эпоху? - В христианских странах.
Какая, значит, традиция воспитывала людей так, что они оказывают глухое сопротивление капитализации?
Так породило христианство капитализм или скорее сопротивлялось ему?
Второе обстоятельство: при анализе тех христианских проповедей, которые призывали к достижению максимального финансового и карьерного успеха Ве-бер обратился к весьма специфической группе проповедников. Речь у него идет о кальвинистах и, отчасти, лютеранах.
Своеобразие этих групп состояло в том, что они были фаталистами: у человека нет свободы. У человека нет возможности выбрать свой жизненный путь и его вечный итог. Бог еще до создания мира решил, кого Он спасет, а кого отправит в погибель... Поскольку же человек, с одной стороны, ничего не может сделать для своего спасения, а, с другой, не может жить, пребывая в неизвестности о самом главном, он, естественно, ищет способы удостовериться в своей принадлежности к избранным. И тут богословы говорят ему: если Бог тебя спас, значит Он тебя любит, а если Он тебя любит, то Он должен проявить Свое благорасположение к тебе еще в этой жизни, и это благорасположение будет заметно и для тебя, и для других; оно будет проявляться в твоем житейском преуспеянии. Соответственно, потребность в жизненном успехе и стяжании богатства обрела религиозную мотивацию, а наличие такой религиозной мотивации способствовало распространению "капиталистического духа"...
Нетрудно заметить, что эта логика, хотя и была озвучена христианскими проповедниками, глубочайшим образом противоречит тому, что возвещало традиционное христианство.
В Православии всегда считалось, что Бог скорее с бедными, чем с богатыми. Христос - там, где боль, а не там, где шумный успех. "У Христа - у креста", - гласит русская поговорка. И ей вторит цветаевская строчка: "Значит - Бог в мои двери - раз дом сгорел..."
И если на "теологии процветания" действительно лежит часть вины за дух стяжательства, охвативший западный мир, то не стоит вину за это извращение христианства перекладывать на само христианство. По крайней мере, Православие не принимало участия в этом процессе.
И третье замечание по поводу книги Вебера. Автор сам отмечает, что описанный им материал весьма локален: он ограничен и в социальном пространстве, и во времени: "Люди, преисполненные "капиталистического духа", теперь (книга написана в 1905 году - А.К.) если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к Церкви"384.
Итак, фактом является то, что одна из христианских сект однажды поддержала дух накопительства. Но этот дух встретил сопротивление традиционно-христианского общества в начале своей истории и сам стал откровенно враждебен или равнодушен к христианству в пору своей зрелости...
В этих условиях обвинять христианство в том, что оно породило капитализм и вытекающий из него экологический кризис, все равно, что обвинять Русскую Церковь в том, что она устроила революцию 1905 года, на том основании, что в рядах эсеров был поп Гапон...
В заключение вернемся к тем библейским, на этот раз уже новозаветным текстам, которые так нервируют "зеленых".
Забыв и о повелении Христа помогать животным, попавшим в беду (см.: Мф. 12,11) и о том, что животные прежде людей поклонились родившемуся Спасителю, и о том, что во время сорокадневного Своего молитвенного подвига Христос, оставив людей, "был со зверями" (Мк. 1,13), язычествующие экологисты во всем Евангелии видят лишь проклятую смоковницу и потопленнных свиней...
Да, Иисус проклял смоковницу, лишил жизни дерево.
А был ли в традиционном обществе хоть один мужчина, который никогда не лишал жизни ни одного дерева?
Почему срубить дерево для постройки дома или корабля, храма или колодца ради корыстной материально-житейской пользы можно, а ради нравственного урока людям - нельзя? ""Боже мой! Нам так жаль бедную смоковницу!" Ну не лицемерие ли это!
Это нам-то, которые все купаемся в крови и злобе... Это мы-то вступаемся за невинное дерево... Почему же тогда уж не винить Христа и в том, что он мял траву, рвал колосья хлеба, ел плоды? Чем, в самом деле, все это виновато?" - епископ Михаил (Гриба-новский)385.
Проклятие смоковницы Христом - это притча в действии.
Неужели для пробуждения покаяния в людях, в целом народе, народе Израиля, нельзя пожертвовать одним деревом?
Позеленевшие головы язычествующих экологов знают, как возразить: "Но Иисус дал дурной пример христианам! Поэтому они так безжалостно вырубают леса!* (Обратный пример из истории христианства: старец Амфило-хий, подвизавшийся на острове Патмос (f в 1970 г.) крестьянам в качестве епитимьи на исповеди давал повеление посадить дерево. "В засушливые летние месяцы он сам обходил остров, поливая молодые деревья. Его пример и воздействие удивительно преобразили Патмос: там, где на фотографиях начала нынешнего столетия, запечатлевших холмы возле пещеры Откровения, мы видим только голые и бесплодные склоны, сегодня буйствует лесная чаща" (епископ Каллист Диоклийский)386.)
Ладно, опять напомню, что этот грех был практикуем людьми задолго до христианства. Например, леса на Кипре весьма основательно повывели сами язычники еще в дохристианскую пору...
А теперь насчет "примера". Действительно, христиане призваны подражать Христу. Очень многое в церковной традиции старается с максимальной точностью воспроизвести все подробности земной жизни Иисуса. Он 40 дней постился в пустыне - и наш Великий Пост длится столько же... Он в день Крещения погрузился в воды южного Иордана - и православные в этот день готовы нырнуть даже под лед... Христос въехал в Святой град на ослике... И на Руси в Вербное воскресенье Патриарха, в данный момент являющего собою образ Христа, вводили в Кремль... Вот только ослов на Руси не водилось. Но выход из положения нашли: лошади, на которой ехал Патриарх (ведомой под уздцы царем), привязывали ослиные уши...
Но есть ли в церковном предании праздник, посвященный чуду проклятия смоковницы?
Есть ли ритуал торжественной рубки деревьев или их проклятия? - Нет.
В церковном предании из этого евангельского деяния выводятся совершенно иные уроки.
"Что означает неразумно, как то представляется на внешний взгляд, иссушенная смоковница, упоминаемая в Евангелии (см.: Мф. 21,18-21; Мк. 11,12-14)? Что за неумеренность голода, не вовремя ищущего плода? И к чему проклятие бесчувственного предмета? - Бог первоначально воспитывал природу человеческую через Закон. Затем же Он, став Человеком, явно пришел, восприняв плоть, и направил естество человеческое к нематериальному служению в духе, и, конечно, Он не желал, чтобы, в то время как Истина открылась в жизни, тень Истины, образом которой служит смоковница, имела бы власть. Потому-то Священное Писание и гласит: "Возвращаясь из Вифании в Иерусалим" (см.: Мк. 11,12), то есть после образного и теневого пришествия Своего, сокровенного в законе, Бог Слово снова приходит к естеству человеческому через плоть. Ибо так следует понимать слова: "Возвращаясь, увидел при дороге смоковницу, листья только имеющую" (см.: Мф. 21,18-19; Мк. 11,13). То есть, разумеется, заключенное в тенях и образах телесное служение закона, лежащее, как на пути, на неустойчивом и мимолетном предании и состоящее из одних преходящих образов и установлений. Увидев это служение, подобно смоковнице обильно и затейливо украшенное, словно листьями, внешними покровами телесных соблюдений закона, и не найдя плода, то есть правды, Он проклял его как не питающее Слово Божие. Более того, Он приказал, чтобы истина более не скрывалась под владычеством образов закона, - что и случилось, как показал ход вещей, когда совершенно высохло законное велелепие, имевшее свое бытие только в одних внешних формах. Ибо было неразумным и неблаговременным, чтобы после того, как явно обнаружилась истина плодов правды, служение закону обманчиво возбуждало аппетит тех, кто совершает путь настоящей жизни, побуждая их оставить съедобное благоплодие Слова. Поэтому [Священное Писание] и гласит: "Не время было собирания смокв" (Мк. 11,13), то есть время, в которое властвовал над естеством человеческим закон, не было временем плодов правды, но изображало, как тень, плоды правды и как бы указывало на будущую спасительную для всех божественную благодать" (преподобный Максим Исповедник)387.
"Для чего смоковница проклята?..
Чтобы и ученики, и иудеи знали, что Он хотя и мог иссушить, подобно смоковнице, Своих распина-телей, однако же добровольно предает Себя на распятие, и не иссушает их, то Он и не захотел показать этого над людьми, но явил опыт Своего правосудия над растением" (святитель Иоанн Златоуст. Толкование на Евангелие от Матфея. 67,1).
Более склонный, нежели другие толкователи Писания, к буквальному пониманию текста, святитель Иоанн Златоуст оспаривает распространенное мнение (выражаемое и в приведенных словах преподобного Максима): "Напрасно некоторые говорят, будто под смоковницею изображается закон. Плодом закона была вера; и этот плод уже принес, и время собирать этот плод уже наступило. Нивы, сказано, поспели уже к жатве".
Разные понимания евангельского повествования о смоковнице были в церковной традиции.
Но никогда не было из нее сделано вывода о том, что надлежит нам безжалостно и безнравственно относиться к природе.
То же можно сказать и о вызывающем слезы неоязычников потоплении гадаринских свиней.
Во-первых, в церковной традиции нет обычая ритуально резать свиней. При совершении чина экзор-цизма ("отчитки", освобождения человека от демонической власти) священник не загоняет свиней в ближайший пруд. Как нет в Православии чина проклятия деревьев, так не зафиксированы и стада свиней, сопровождающие экзорцистов.
Во-вторых, уже само разведение свиней на Святой Земле было нарушением закона.
В-третьих, через гибель этих свиней освободилась человеческая душа.
Что все-таки выше? Что дороже? * (Рискуя вызвать еще и неудовольствие искусствоведов, не могу все же скрыть слова английского христианского писателя Честертона, вложенные им в уста отца Брауна: "Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется"388.)
Вам не нравится христианство с его антропоцентризмом?
Что ж, посмотрите на альтернативу, в которой между жизнью человека и животного разницы нет: "В великом индийском эпосе вы можете прочесть, как одна мать, вся семья которой, состоявшая из сыновей-воинов, была убита в бою, жаловалась Кришне, что хотя она обладала тйким духовным зрением, что могла видеть на пятьдесят воплощений назад, все же нигде она не нашла у себя такого греха, который мог бы повлечь за собой такую страшную карму, и Кришна ответил ей: "Если бы ты могла заглянуть назад в свое пятьдесят первое воплощение, как могу я, то ты увидела бы, что сама со страстной жестокостью убила столько же муравьев, сколько у тебя теперь было сыновей""389.
Итак, вопрос о христианстве, язычестве и экологическом мышлении вновь и вновь обращается к главному: что есть человек? Каково место человека в иерархии бытия? Есть ли эта иерархия или все одинаково?
Евангельский ответ ясен: "Сколько же лучше человек овцы!" (Мф. 12,12); "Взгляните на птиц небесных... Вы не гораздо ли лучше их?" (Мф. 6,26).
Еще десять лет назад христианство обвиняли за то, что оно унижает человека, обзывая его "рабом Божиим".
Сейчас мода велит обличать христианство за то, что оно слишком возвышает человека, отказываясь считать его рабом стихий* ("Итак, отношение христиан к природе распадается на два момента. Первый. Утверждение теологической значимости всех живых существ, которые почитаются лишь только потому, что они живые существа. Второй. Теоцентризм дополняется антропоцентризмом, согласно которому вполне обоснованным становится безжалостное отношение к природе" (А.Иоселиани)390.).
Лихорадочная смена обвинений доказывает только одно: мир, обвиняющий Церковь в противоположных и взаимоисключающих грехах перед человечеством, просто нездоров.
Гриппующему больному кажется, что в комнате то слишком холодно, то невыносимо жарко. А в комнате просто нормальная температура. Нормальная экологическая обстановка.

 

Был ли Иисус в Индии?

Христа отправили в ссылку. Его сослали в Гималаи, в Шамбалу - куда подальше, лишь бы не пустить Его на порог своего дома и своего сердца.
Я говорю не о событиях двадцативековой давности, а о том, что происходит сегодня, в нашей России.
Не хочется человеку жить по Евангелию.
Но сказать честно (хотя бы самому себе): "Мне Евангелие мешает, я не буду жить по его заповедям", - значит лишиться толики интеллектуальной и культурной респектабельности.
Поэтому создается более сложный механизм проти-воевангельской самозащиты: "Христа я уважаю, но Евангелиям не верю, потому что это слишком церковные книги. Говорят ("наука доказала"), что церковные Евангелия - это поздние и искаженные книги, в которых уже утрачен подлинный эзотеризм Учения Иисуса. Христос, говорят, на самом деле был в Индии (то ли в годы Своей юности, то ли после распятия), и там Он научился подлинной мудрости. Мудрость эта не записана и туманна. Но несомненно, она состояла именно в том, что лично мне нравится именно сегодня".
Таким образом реальные слова Христа, записанные в реальных и древних христианских источниках, отстраняются - - ради того, чтобы представить Христа благоволящим оккультно-интеллектуальным модам современности.
Ведь если от Него осталось лишь молчание и бессвязные обрывки легенд, то это молчание можно истолковать как знак согласия с чем угодно.
А угодно мне, чтобы Христос был согласен именно со мною.
Так Христа, пришедшего, чтобы Новым Заветом рассеять магию язычества, пытаются представить покровителем возродившегося ветхого оккультизма.
Так Христос, пришедший обновить и обжечь человеческую совесть, трансформируется в магический талисман из пушкинской сказки. "Свет мой, зеркальце, скажи, я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?"
Евангелия от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна в ответ на этот вопрос ясно скажут: "Нет!"
Ну что ж - на чердак их, таких упрямых! Все эти Евангелия молчат о первых 30 годах жизни Христа.
Это молчание неудивительно: античные историки вообще не считали нужным рассказывать о детских годах своих героев.
Плутарх в "Сравнительных жизнеописаниях" так начинает повествование о Цезаре: "Когда Сулла захватил власть, он не смог побудить Цезаря к разводу с Корнелией". Как видим, о детстве Цезаря просто ни слова. Было ли детство Цезаря таинственно? Секретно? Неизвестно? Провел ли он детские годы в гималайском ашраме? Да нет - просто античная литература не умеет описывать "негероическое", бессобытийное время.
Но Евангелия - это и не биография. Это не портрет Христа и не рассказ о Его жизни.
Это икона. И рассказ о Его служении. О том, что Господь сделал "нас ради человек и нашего ради спасения".
В этом отличие подлинных Евангелий от апокрифов: Христос не творит бессмысленных чудес, Он не делает ничего просто шокирующего* ("В апокрифах речь идет о подлинно индийских мираклях - не о чуде, которое как бы дано в обстоятельстве и которое должно возвысить, вразумить или послужить к достижению веры, а о чуде "неслыханном", имеющем целью вызвать изумление слушающего или читающего"891.).
В каноне все чудеса Христа центрированы вокруг главного: оживления нашей человеческой природы.
Рассказы о второстепенном отвлекли бы от главного. Человек, увлеченный проповедями и чудесами, умножающимися из года в год, не заметил бы главного чуда: Жертвы и Воскресения.
И именно у апостола Иоанна - человека, который пишет самое мистическое Евангелие, человека, который много лет жил под одной крышей с матерью Иисуса и больше кого бы то ни было мог знать о годах молодости Спасителя, - меньше, чем у остальных, уделено внимания допасхальным событиям.
Есть своя духовная педагогика в том, что иудеям была неизвестна могила Моисея, и в том, что сам Моисей не смог войти в землю обетованную (иначе мог бы возникнуть культ Моисея, в лучах которого померкла бы память о Том, Кто дал Моисея Израилю).
Есть своя педагогика и в том, что апостолы молчат о годах, предшествующих Голгофе. В глазах апостолов Христос - это Тот, Кто дает людям, а не Тот, Кто берет от людей. Поскольку до начала Своего открытого служения Христос не раскрывает тайны Своего возрастания среди людей ("Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти." - 1 Тим. 3,16), то и Евангелисты не стали "подсматривать".
Но именно то основание, по которому апостолы не говорили о молодости Христа, делает этот период Его жизни чрезвычайно привлекательным для оккультистов.
Апостолы не говорят о ранних годах, "ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1 Кор. 2,2). Апостолы поглощены мистерией Креста - и говорят только о ней.
Оккультисты не любят Крест. Он им непонятен -и потому они готовы писать свои "евангелия", в которых распятие оказывается всего лишь традиционным сюжетным завершением, неизбежным жестом. Чтобы не оставаться вблизи завершающей Голгофы, теософы убегают в юность Христа.
Оккультисты не хотят быть христианами, они не хотят слушать ясных слов Христа о Его служении. Христос Учащий им не мил, поэтому они норовят сделать Христа своим соучеником, норовят Самого Христа усадить на колени у ног "Единственно Великого" Будды.
И вот "могилу Христа" показывают то в Кашмире, то в Японии, а Его Самого объявляют то учеником египетских магов, то выучеником магов тибетских, то питомцем магов японских. И люди готовы верить всему - лишь бы не свидетельству апостолов. Учительница Рерихов Елена Блаватская (а после нее - Анна Безант) уверяла, что Христос родился во II веке до Рождества Христова, а рёриховский ученик Эндрю Томас (Томашевский) не менее безапелляционно уверял, что Христос родился в III веке после Рождества Христова.
Никаких аргументов никто из них не привел -но по законам жанра этого и не требуется: пропаганда есть пропаганда. Главное - подорвать доверие к церковной традиции, а затем уже можно будет приступить к реализации великого призыва основателя "Аум Сенрикё": "Превратим Россию в Шамбалу!" Пропаганда ведется столь упоительно, что никаким критическим возражениям даже не разрешают быть.
Н.Рерих инструктирует, что "если почтенный мусульманин будет утверждать, что могила Христа находится в Шринагаре, вы не станете сурово перечить ему"392.
А я - стану. Ибо промолчать - означает согласиться с тем, что Христос не умер на Голгофе, что Он лишь потерял там сознание, а потом встал из могилы и пошел в Индию, где и умер от старости и уже не воскрес, но был окончательно упокоен в азиатской земле...
Аллергия на Евангелие появилась у европейцев в XIX веке - вместе с марксизмом, дарвинизмом, ницшеанством и спиритизмом. Тогда и начали появляться слухи о "невероятных приключениях Иисуса в Индии".
Ни одна из легенд о восточных путешествиях Христа не фиксируется ранее XIX века. Уже одно это обстоятельство заставляет прохладно относиться к этим легендам. Кроме того, все подобные легенды строились по общей схеме: кто-то где-то видел "одну древнюю рукопись", которую никому впоследствии увидеть и проверить так и не удавалось.
Иногда же правщики Евангелия обходились вовсе без "новооткрытых источников", а опирались просто на свое желание.
Например, легенда о том, что Христос после распятия ушел в Кашмир и спокойно умер там спустя несколько десятилетий, обязана своим происхождением основателю мусульманской секты "ахмадийя" Мирзе Гуляму Ахмаду Кадиани. Эту идею он начал распространять в 1889 году, используя ее для привития ученикам идеи о том, что он является: а) мусульманским пророком Махди; б) Мессией; в) новым воплощением Кришны. По его словам, ожидать Второго пришествия Христа бессмысленно: Он не воскрес, Он умер навсегда, а те пророчества Библии, которые говорят о Царстве Христа, о приходе Мессии, относятся не к Иисусу из Назарета, а к Мирзе Гуляму Ахмаду. Именно последователи этой секты позднее показывали Николаю Рериху "могилу Христа" в Кашмире.
Фантазии насчет пребывания Иисуса в Индии независимо от мусульманских сектантов восходят к книге Н.А. Нотовича393. Сам Нотович не знал ни санскрита, ни пали, ни даже тибетского и, по его словам, записал рассказ со слов толмача394, "за что, - по замечанию В. Кожевникова, - его постигла жестокая, но вполне заслуженная казнь со стороны ученой критики"395. Кроме того, Нотовичу принадлежит не только запись, но и композиция опубликованного им текста396.
Его рассказ оказался ничем не подтвержден. "Основная слабость публикации Н.Нотовича и многочисленных последующих авторов заключается в том, что никто из них не располагает документами, подтверждающими их версии. Поиски многочисленных исследователей в монастыре Хемис в Ладакхе не дали результатов", - пишет автор, симпатизирующий Рерихам397. Интересно, что сам Н.Рерих отрицал, что он видел рукопись, говорящую о пребывании Христа в Индии ("Время от времени ко мне доходят нелепые слухи о том, что будто бы среди наших хождений по Азии мною открыт какой-то подлинный документ, чуть ли не от времени Христа. Не знаю, кому нужно и с какой целью выдумывать эту версию", - цитирует Л. Чертков первое, американское издание рёриховского "Сердца Азии"398.)".
Да и вообще никакие свидетельства, наблюдения, зарисовки, мысли из книги Нотовича не вошли в востоковедческий научный обиход. О его книге скорее слышали (нежели читали) оккультисты и восприняли из нее одну идею: существуют легенды о жизни Христа на Востоке.
Конечно, современный человек выработал удивительное умение судить о книгах, не прочитав их, равно как и умение авторитетно ссылаться на непрочитанные книги.
Вот и оккультисты при случае ссылаются на "Тибетское евангелие" Нотовича.
Но верят ли они ему сами?
Давайте просто сравним то учение, которое приписывается Иисусу в книжке Нотовича, с теми доктринами, которые исповедуют теософы.
Итак - ставим вопрос: чему научился "Исса" в Тибете? В каких отношениях находятся его проповедь и оккультизм?
"Исса отвергал божественное происхождение Вед и Пуран"399 (Нотович Н.А. Неизвестная жизнь Иисуса Христа. Тибетское сказание. 5,12). Он протестует как против индуизма, так и против зороастризма. Язычникам он возвещает: "Существует же только Он Единый, Который хочет и творит; Он существует от вечности, бытию Его нет конца, Ему нет ничего подобного ни в небесах, ни на земле" (там же, 5,16). Миссия Иисуса в том, "чтобы напомнить о Едином и Нераздельном Творце, милосердие Которого бесконечно и безгранично" (там же, 1,3-4).
Понятно, что это совсем не Брама, ограниченный временем, и это не пантеистическое Единое, которое ничего не хочет и ничего не творит; и это совсем не рёриховское "космическое электричество", не знающее никакого "милосердия".
Эти слова "Исса" говорит после того, как уже прошел обучение у браминов. Но за годы обучения у буддистов понимание Бога не меняется: "Человек должен ждать великой милости, которую дарует ему Бог по Своему решению" (там же, 7,8). А ведь оккультисты учат, что их "карма" не знает прощения и милости...
"Человек - ничто пред Вечным Судией, как и животное пред человеком" (там же, 6,14). А ведь оккультисты учат, что человек и есть бог...
Наконец, "Исса" отрицает переселение душ, утверждая, что Бог "никогда не унизит свое чадо, заставляя его душу переселяться, как в чистилище, в тело животного" (там же, 6,11).
Что же в таком случае могут почерпнуть оккультисты из книги Нотовича? - Ничего.
В лучшем случае им придется сказать: ""Жизнь Иссы" неправильно излагает учение "Посвященного Иисуса", но нам важно не содержание книги, не содержание "речей Иисуса", а ее сюжетная канва: книга, исказившая учение Иисуса, все же донесла до нас историческую весть о том, что Он был в Индии".
Но, пожалуй, даже такого утешения не получить оккультистам из книги Нотовича.
Дело в том, что исторические реалии, упоминаемые в этой книге, в большинстве своем искажены до невероятия: оказывается, Израиль не сам приходит в Египет, а египтяне нападают на его плодородные земли и обращают в рабство (там же, 2,1-2). Нам сообщают, что Моисей был коренным египтянином, родным сыном фараона, а отнюдь не евреем (там же, 2,7). После исхода Моисей приводит израильтян в землю обетованную и там дает им законы (там же, 2,17) - хотя, согласно Библии, Моисей умер, не войдя в Палестину. Крохотное государство Израиль объявляется "самым могущественным на всей земле" (там же, 2,19)
Римляне, захватив Палестину, "разрушают храмы" (там же, 3,9) - хотя Храм в Израиле был только один.
Наконец, именно Пилат, а не синедрион оказывается инициатором казни Христа, и именно священники, а не Пилат "умывают руки, говоря: мы неповинны в смерти праведника" (там же, 13,25). Иудейские первосвященники ходатайствуют за Иисуса перед Пилатом: "Мы не примем на головы свои тяжкого греха осуждения невинного Праведника. Поступай так, как знаешь". Потрясенный горем, народ во множестве стекался ко гробу невинной жертвы. Пилат, опасаясь народного восстания, приказал вынуть тайно из гроба тело "Иссы" и похоронить его в другом месте. И пошла молва, что гроб его опустел и тело воскрешено и перенесено на небеса. Поскольку почитание "Иссы" в народе ширилось - потому римляне и разрушили Иерусалим. Оказывается, не за неверие во Христа пал Иерусалим, а наоборот - римляне мстили евреям за то, что они полюбили Иисуса...
Тут уже нельзя не согласиться с тем, что "Нотович пустил в ход всю изобретательность своей пылкой фантазии, столь вообще свойственной семитическим выходцам с Востока"399.
Ради согласия с версией Нотовича придется разойтись не только с древнехристианским преданием, но и объявить лжецом иудейского историка Иосифа Флавия, который так и не понял причин описанного им римского вторжения в Иудею.
Придется и талмудических мудрецов счесть клеветниками на свой собственный народ (ибо талмудические тексты вполне однозначно инициативу гонений на Христа приписывают именно еврейским старейшинам)400.
Но - с Тибета виднее...
Не стоит удивляться столь странному перекраиванию библейских событий. Просто автор этой "кройки и шитья" был не силен в знании евангельских текстов. В своем предисловии к книге Нотович, указывая на бедность евангельских свидетельств о детстве Христа, приводит следующую цитату: "Младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю" (Лк. 1,80). "Легковесность "научного багажа" г. Нотовича сказалась здесь особенно наглядно, так как приведенные слова евангелиста Луки относятся вовсе не к Иисусу Христу, как он ошибочно полагает, а к Иоанну Крестителю"401.
Впрочем, исправляя одно, Нотович почему-то не исправляет другое. В публикуемой им рукописи имена Иисуса и Моисея искажены ("Исса", "Мосса"). Это вполне логично: при переводах с языка на язык звучание и написание имен меняется. Странно другое: то, что Нотович забыл изменить другие имена. И имя Понтия Пилата осталось неизменным при переводе с еврейского языка (по версии Нотовича еврейские купцы рассказываали в Индии о событиях вокруг "Иссы") на палийский и с палийского языка на тибетский.
На Западе бум вокруг книжки Нотовича (бум понятный: ведь Нотович заявил, что "Тибетское евангелие" написано через три или четыре года после смерти Христа - в отличие от канонических Евангелий, "которые были составлены в различные эпохи и в период гораздо более поздний"402) кончился довольно скоро: "Притихли шумные восторги атеистической оргии, молчит и сам г. Нотович, "оставивший за собой право доказать" историческую подлинность этих мнимобуддийских хроник...
Такой, столь неблагоприятный для Нотовича, поворот общественного мнения начался собственно с опубликования результатов исследований и розысков, добытых западноевропейскими учеными, и в особенности таким колоссом ориентализма, каким в глазах всего цивилизованного мира является Макс Мюллер.
Последний собрал самые точные сведения о том самом буддийском монастыре, в котором будто бы хранятся таинственные рукописи, открытые Ното-вичем, и в котором будто бы Нотович проживал долгое время со своею переломленною ногою и пользовался медицинскою помощью "махатм". И что же оказалось? Оказалось: 1) что никакого русского путешественника в этом монастыре не было; 2) что в течение последних 50 лет (настолько хватает памяти буддийских монахов-старожилов) там никого не было с переломленною ногою; и 3) что там нет и никогда не было никакого манускрипта, относящегося к жизни Иисуса Христа, и никто не знает, чтобы был таковой где-либо в другом месте во всем Тибете и во всей Индии"403.
В России были известны критические отзывы на его брошюру священника Евгения Аквилонова ("несомненный подлог"404), Т.Буткевича405 и уже цитированный выше отклик Н. Стеллецкого.
В защиту Нотовича выступил некий "архимандрит Хр.". Его аргументы в пользу апокрифа не были опубликованы. Однако я полагаю, что они были не слишком серьезны.
Сомнения в религиоведческой компетентности "архимандрита Хр." во мне посеяла такая его сентенция: "Во всех этих записях рассказы носят колоритный характер понятий буддистов, что видно, например, из конца второго манускрипта, где находится такая фраза: "Исса - человек, благословенный Богом и лучший из всех; его-то великий Брама избрал, чтобы воплотить в него свой дух, который отделился от Высшего Существа на время, назначенное судьбой""406.
Вот именно буддист как раз и не мог бы написать что-либо подобное. Идея Брамы не интересует буддистов, и, кстати, Брама пантеистического индуизма также не слишком интересуется людьми и не "благословляет" их.
Но имя для якобы православного защитника Но-товича было избрано расчетливо: оно не могло не вызвать ассоциаций с самым известным православным историком религии XIX века - архимандритом Хрисанфом (Ретивцевым).
Казалось бы, - апокриф, столь фантастичный в своих деталях, вряд ли может возбуждать доверие и к тому, что является в нем главным. Главное же его утверждение - "Иисус был в Индии". Тем не менее ему верят, даже если ради этого приходится занимать позицию "верую, ибо абсурдно": "Я не сомневаюсь, вернее, знаю, что Христос был в Индии, но ученые-востоковеды, поддержанные представлениями церкви, яро отрицают эту возможность"407 ("знания" свои Е. Рерих получила не в индийских или европейских востоковедческих архивах, а на спиритических сеансах, когда ей являлись "владыки Шамбалы* ("У нас был дивный сеанс. Н.К. <Рерих> нарисовал знак чаши, змеи и перстня в круге. Этот знак для того, чтобы узнавать по нему и ответному знаку других членов в других странах. После того, как все писали, мы сидели в темноте и стол очень быстро кружился... Замечательные стуки в столе, разные ритмы, движения!.. Вечером была Беседа, потом изумительные манифестации ритма стола и его левитации... Вечером у нас был дивный сеанс. Велено было вызвать маму для видений, и она приехала. После сеанса мы остались сидеть в темноте, и Е.И. <Рерих> рассказала, какие поразительные физические явления сопровождали их первые лондонские сеансы. На головы сидящих падал дождь спичек, монеты, носовые платки, по комнате летали металлические предметы, ковры срывались с места и летали над головой, столик сам двигался, всем были даны монеты-талисманы. Давалось дивное Учение, было проявление громадной силы. Был у них один сильный сеанс, где им были продемонстрированы разные животные. Они все сидели на диване, в темноте, и слышали, как по комнате прошла собака и била хвостом по полу, прогалопировала лошадь, прошел слон и хоботом дотронулся до шкафа, прошла корова, летали птицы и царапали клювами о вещи, все звуки были поразительно отчетливы"408.)).
Но предположим, что текст Нотовича - не выдумка. Предположим, что действительно есть предания о пребывании Христа в Индии. Предположим даже, что предания эти родом не из XIX века, а из I тысячелетия.
Но даже это не будет поводом для торжества псевдоиндийского оккультизма над христианством. Ведь из факта наличия преданий не следует факт самого путешествия.
Индийские апокрифы могут быть порождением естественного для всякого народа желания прописать святыню у себя.
Русские предания поселили апостола Андрея на границе с Финляндией - на Валааме. Русские духовные стихи поют о том, как "идет Господь наш Иисус Христос по Святой Руси во град Иерусалим". И рядовой русский прихожанин порой неколебимо убежден в том, что святитель Николай Чудотворец - исконный русак, и далеко не каждый христианин осведомлен о том, что апостолы вообще-то были евреями...
Так же и восточным народам, слышавшим о Христе (пусть даже и не принимавшим полностью Его учение), хотелось найти нечто общее между Его жизнью и их духовной родиной. Мусульманские сектанты показывают "гробницу Христа" в Шринагаре и "могилу Божией Матери" около Кашгара. "Знаменательно слушать, как местный индус повествует, как Христос проповедовал у небольшого водоема недалеко от базара под большим, уже не существующим деревом"409.
Возникновение таких легенд есть факт, свидетельствующий об отношении индусов ко Христу и о том, что индусам хотелось бы верить в пребывание Христа на их родине, но никак не о том, что Христос Сам был в Индии.
Есть реальный факт миграции религиозных сюжетов (Например, для сюжета о чудесном строительстве дворца для царя, присутствующего в апокрифических Деяниях Фомы, индолог С. Ольденбург находит индийские параллели и видит в нем индийские влияния410. Такие, чисто морализирующие назидательные сказания Церковь спокойно берет себе - отметая эзотерическую космологию. В минейное житие этот рассказ вошел (см. Жития за 6 октября).). Распространение рассказов о том или ином религиозном деятеле не требует его собственного визита в тот регион, где заново раздается весть о нем.
Историки полагают, что для византийской "Повести о Варлааме и Иоасафе" (неверно атрибутированной преподобному Иоанну Дамаскину) и для жизнеописания Будды "общим прототипом послужили популярные на Востоке рассказы о царе и его праведном сыне, входившие в состав нравоучительных сборников... Они имеют общий источник добуд-дийского происхожения"411 * ("У царевича Иоасафа нет ничего индийского, кроме названия его царства. Повесть обнаруживает знакомство ее автора с Египтом, Грецией, но в ней нет ни одного индийского названия города или реки, ни одного индийского божества, нет ни слова о брахманах, а о местонахождении самой Индии памятник дает смутное представление, называя ее Эфиопией"412. ).
Но как из Будды не стоит делать христианина, точно так же из наличия весьма поздних восточных легенд о Христе не следует, что Иисус был индуистом.
"Тибетская легенда о Христе" могла быть создана самими христианами (причем далеко не апостольского века). Н.Рерих высказывает предположение, что легенда о странствиях Христа в Индии может быть несторианской413 (несториане - христианские еретики, бежавшие из Византии в Персию и дальше в Индию).
Вновь и вновь напомню: это можно только предполагать; научно доказать подлинность опубликованного Нотовичем текста и его хоть какую-то древность невозможно.
Но вполне можно предположить, что в среде индийских христиан могли возникать предания, связывающие Христа и их страну. Эти легенды (если они были: пока в научной среде ничего о них не известно) носили, вероятно, миссионерский характер - это могли быть попытки индийских христиан доказать своим инаковерующим согражданам, что вера их Учителя вобрала в себя мудрость всех остальных религиозных школ и даже превзошла их. И браминов, и буддистов, и зороастрийцев слушал Иисус и всех их превзошел в своей мудрости и любви к людям...
Христология этого текста разработана весьма мало, но в ней нет ничего такого, с чем не согласились бы именно несториане (по представлению крайних не-сториан, нет ипостасного тождества Бога Сына и Иисуса; Божественность Христа сказывается лишь в том, что Его человеческая воля вполне подчинена воле Божественной).
Но если этот текст действительно восходит к не-сторианам, то мы становимся свидетелями интереснейшей историко-религиозной коллизии. Текст, который был аргументом христиан в их полемике с буддизмом, сегодня становится антихристианским аргументом у необуддистов.
Кроме того, надо иметь в виду, что Индия, в отличие от монотеистических религий Ближнего Востока, не знает понятия "ложной веры" - - она стремится любую веру встроить в свою универсальную систему, при этом разве что поставив ее на определенный иерархический уровень истинности.
Схватки между религиями в Индии кончаются тем, что новый проповедник должен обратить в свою веру не людей, но богов - богов-покровителей своих оппонентов.
Будда проповедует брахманистским божествам, обращает их в свою веру и тем самым в глазах буддистов становится продолжателем ведической традиции.
Затем веданта обратила Будду в свою веру, сделав его аватарой, - и тем самым смогла инкорпорировать буддизм в лоно традиционного индуизма.
Интереснейший пример посмертного обращения лидера оппонирующей школы дают кришнаиты: "В девятнадцатом и двадцатом воплощениях Господь явился в семье Вршни (династии Йаду) как Господь Баларама и Господь Кришна. Своим приходом Он избавил мир от бремени. Затем, в начале Кали-юги, чтобы обмануть тех, кто враждебно относится к последователям религии, Господь явился в провинции Гайа как Господь Будда, сын Айджаны... Проповедуя, он утверждал, что не верит догмам Вед... Он обманул атеистов, следовавших его принципам, потому что они не верили в Бога, но зато безоговорочно верили в Господа Будду, который сам был врпло-щением Бога... Формально философию Господа Будды относят к атеистическим философиям, так как она не признает Верховного Господа и отвергает авторитет Вед. На самом же деле Господь замаскировал Свои намерения. Господь Будда - воплощение Бога и, следовательно, изначальный учитель ведического знания. Поэтому он не может отвергать философию Вед. Но он сделал вид, что отвергает ее, потому что демоны, ссылаясь на Веды, пытались оправдать убийство коров"414.
Так атеист Будда, при жизни боровшийся даже с пантеизмом, посмертно был "обращен" в теизм.
Формально обратная, но по сути точно такая же процедура была проделана в индийском религиозном сознании и с Иисусом. Из теиста Его желают превратить в буддиста, - чтобы иметь возможность и этого, столь необычного, Учителя числить в списке почитаемых духов.
Однако буддисту негоже считать, что Будда был аватарой Вишну, равно и христианину не надо с восторгом принимать рассказки об "Иисусе-буддисте".
Точно так же из наличия весьма поздних (по сравнению с каноническими Евангелиями) (В апокрифе Нотовича содержится, например, явная полемика с каноническими текстами: оказывается, иудейские священники требовали у Пилата сохранить жизнь Иисусу, но Пилат настоял на смерти.... Однако если такая перверсия есть, то, значит, уже было с чем полемизировать.) восточных легенд о Христе не следует, что Иисус действительно был индуистом.
Любой исторический феномен надо прежде всего объяснять из его ближайшего контекста.
Если мы встречаем похожую мысль у Пушкина, Державина и в Упанишадах, логичнее предположить, что Пушкин испытал влияние Державина, нежели Упанишад.
Так и при обсуждении новозаветных сюжетов естественно было бы искать их прообразы рядом с ними - в Ветхом Завете, а не в той культуре, которая была радикально чужда и незнакома палестинцам.
Да, буддийские джатаки, рассказывающие о том, как Будда в своих прежних жизнях жертвовал собою для спасения других (вплоть до того, что поил умирающих путешественников своей кровью), похожи на евангельские описания голгофской Жертвы.
Но во-первых, эти джатаки имеют весьма позднее происхождение (это поздний буддизм махаяны) и, возможно, сами сложились не без влияния христианства.
Во-вторых, собственно еврейская религиозная традиция знала несомненно более древнее пророчество, с поистине фотографической точностью описывающее Голгофу. Это - 53-я глава Книги пророка Исайи* (*"Как многие изумлялись, смотря на Тебя, - столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его - паче сынов человеческих! Так многие народы приведет Он в изумление; цари закроют пред Ним уста свои... [Господи!] кто поверил слышанному от нас... Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит... за преступления народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис. 52,14 - 53,9).)...
Знали ли евангелисты джатаки - вопрос более чем дискуссионный. А то, что они знали Книгу пророка Исайи, - несомненно.
Иисус плотно укоренен в реалиях Палестины и в мировоззрении Ветхого Завета. Если что-либо в Его проповеди можно объяснить не из Него Самого, а с помощью "влияний" и "заимствований", то эти "влияния" вполне исчерпываются миром Ветхого Завета и предновозаветной раввинистической литературы.
Да, Новый Завет совсем не есть просто продолжение Ветхого или комментарий к нему.
Но в том, что отличает Новый Завет от веры Пророков, нет ничего такого, что можно было бы объяснить влиянием буддизма (Страстное желание обратить Иисуса в буддизм заставляет Бла-ватскую провозглашать буддийскими даже те евангельские слова, которые ей вполне ненавистны. Обычно любая проповедь покаяния и прощения грехов вызывает у оккультистов раздражение. И вдруг в главке, "доказывающей" буддизм Христа, читаем: "Иисус, когда исцелял больных, неизменно произносил: "Твои грехи тебе прощены". Это чисто буддийская доктрина"415. Впрочем, еще более интересно сообщение Блаватской о том, что "Иисус принадлежал к франкмасонству тех дней"416.).
Христос не знает никакой автоматической и бездушной "кармы". Он говорит об Отце, Который желает простить людей.
Вопрос о "влияниях" может быть разрешен чисто научным путем - путем анализа языка Христа и Евангелий.
Если человек многие годы учился в некоей философско-религиозной школе, то затем он всегда будет мыслить именно на языке этой школы. Даже проповедуя на ином языке, он будет использовать усвоенную им школьную терминологию, и его речь будет насыщена соответствующими кальками.
Посмотрите, как полна русская церковная речь греческими словами, русифицированными по правилам русского языка, но с оставленными греческими корнями (алтарь, иконостас, литургия...).
Как много в русской церковной речи буквальных калек из греческой богословской терминологии (Богородица, целомудрие). Как много в ней калькированных грамматических структур, свойственных греческому языку, но не свойственных русскому или старославянскому ("за превосходящую Твою благость")...
Посмотрите, как много заимствований из английского в современном политическом или техническом языке...
Так же вот, если бы Иисус провел в Индии свои детские и юношеские годы, то есть те годы, когда человек наиболее восприимчив к различным влияниям, то Его речь была бы насыщена заимствованиями и кальками из языка индийской философии.
Современная филология хорошо умеет распознавать, на каком языке был создан тот или иной текст, переводом с какого языка он является.
Филологи при изучении Библии быстро замечают "гебраизмы" в греческой речи апостолов (то есть выражения, естественные для еврейского языка, но не свойственные греческому).
Небольшой пример работы современных филологов с текстом Евангелия. В тексте Евангелия от Матфея 28 раз встречается вводное выражение IOTOU - "и вот", которое имеет соответствие в иврите (сакральном языке Библии), но не имеет аналога в арамейском (разговорном языке Палестины). При этом в Евангелии от Марка это выражение не встречается ни разу.
Сравним:
"И вот, явились им Моисей и Илия" (Мф. 17,3). - "И явился им Илия с Моисеем" (Мк. 9,4).
"И вот, завеса в храме раздралась" (Мф. 27,51). -"И завеса в храме раздралась" (Мк. 15,38).
"И вот, принесли к нему расслабленного" (Мф. 9,2). - "И пришли к Нему с расслабленным" (Мк. 2,з)...
Напротив, в параллельных текстах Мф. 9,25 - Мк. 5,42; Мф. 26,47 - Мк. 14,43; Мф. 27,1 - Мк. 15,1 в Евангелии от Марка появляется словечко "тотчас" ("немедленно"), отсутствующее у Матфея (всего у Марка оно встречается 41 раз), являясь своего рода логической частицей, организующей текст. В этой функции греческое слово еивш имеет свой аналог в арамейском языке, но не имеет его в иврите.
Эти и другие наблюдения над текстами Евангелия заставляют с доверием отнестись к сообщению блаженного Иеронима (V в.) о том, что первоначально Евангелие от Матфея было написано на иврите и лишь позднее оно было переведено на греческий (прежде претерпев перевод на арамейский язык, каковой уже и был использован Марком; в свою очередь, при позднейшем переводе Евангелия от Матфея на греческий язык переводчик уже пользовался прежде составленным греческим текстом Евангелия от Марка)417.
Но кто может привести хоть один пример "санск-ритизма" в речи апостолов и в речи Христа?
При обсуждении этого вопроса стоит обратить внимание и на то, сколь бережно апостолы сохраняли язык своего Учителя.
В Евангелиях Иисус 82 раза называет Себя "Сыном Человеческим". Но в проповеди апостолов это именование Иисуса встречается лишь единожды (Деян. 7,56 - проповедь апостола Стефана перед иудеями).
Дело в том, что иудеи, знакомые с книгой пророка Даниила (Дан. 7,13), где "Сын Человеческий" оказывается мессианским титулом, и с позднейшей апокрифической литературой (так называемые Книги Еноха) слышали в этом словосочетании высокий смысл: Сын Человеческий - это Судия и Спаситель последних времен, Христос, эсхатологическая надежда Израиля.
Но греки, незнакомые с этой литературой, в словосочетании "Сын Человеческий" могли воспринять не возвышающий, а только занижающий смысл: просто человек. Поэтому при перенесении своей проповеди за пределы синагоги апостолы стали именовать Христа "Сыном Божиим".
Но что показательно: в своей собственной речи именуя Христа "Сыном Божиим", при передаче слов самого Иисуса апостолы сохраняли Его преимущественное самоименование - "Сын Человеческий".
Несмотря на то, что грекоязычная "Церковь уже во времена апостола Павла избегала титула "Сын Человеческий", он твердо закрепился в Евангелиях. При этом примечательно, что во всех четырех Евангелиях он встречается исключительно в устах Иисуса. В этом отношении предание очень последовательно. Титул "Сын Человеческий" не встречается ни в одной первохристианской вероисповедной формуле. Никогда к Иисусу так не обращаются в молитве. Ни в одном из Евангелий этот титул не используется в высказываниях об Иисусе. В речениях же Иисуса он, напротив, твердо закрепился. Чем объясняется, что община из-за боязни неверного понимания с ранних времен избегает титула "Сын Человеческий", ни разу не использует его в вероисповедании - и одновременно с этим передает его как единственное самоназвание Иисуса? Есть только один ответ: в предании этот титул с самого начала был укоренен в словах Иисуса; поэтому он и был неприкосновенным, никто не осмеливался его устранить"418.
Если апостолы столь бережны в обращении со словами своего Наставника, - то и Он бы, наверное, столь же бережно хранил слова, характерные для той школы, в которой Он якобы воспитывался.
Так где же следы санскрита и индийской философии в лексиконе Иисуса?
Десятки терминов из религиозного лексикона Индии кочуют сегодня по миру ("карма" остается "кармой" и в русских, и в английских книгах).
Но речь Христа свободна от йоговского жаргона.
Более того - речь Христа не несет в себе и следов влияния греческой культуры.
Можно обсуждать вопрос о влиянии греческой философии Логоса на богословие апостола Иоанна Богослова. Но ни один греческий философский термин или аргумент не нашел места в проповеди самого Христа.
Апостол Павел неоднократно цитирует греческих авторов. Но Иисус этого не делает ни разу - ни явно, ни скрыто. Он даже не спорит с греческими философскими школами (хотя следы полемики с кумран-скими ессеями в Его проповеди улавливают) (* Полемические слова Христа: "Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и, не вытащит?" (Мф. 12,и) понятны при сопоставлении с учением ессеев: "Пусть никто не помогает отелу скотины в день субботы. И если она упадет в ров или яму, пусть не вытаскивает ее в субботу" (Дамасский документ. 11ДЗ-14)419.
Другие слова Христа: "У вас же и волосы на голове все сочтены" (Мф. 10,30) также стали более исторически понятны при обретении рукописей Мертвого моря: это полемика с практикой кум-ранской общины, устав которой (тот же самый Дамасский документ, фрагмент 4QDa 9-11) предписывал при кожном заболевании брить голову, чтобы священник мог подсчитать количество волос и таким образом узнать причину недомогания420.
).
Чтобы установить факт влияния традиции А на традицию В, нужно:
1) вычленить общие фрагменты этих традиций;
2) показать, что это общее характерно именно для традиции А и не характерно для традиций С, D, Е...;
3) показать, что это общее не может быть объяснено внутренними условиями развития и логикой самой традиции В;
4) показать, что традиция В не могла в ходе независимого развития прийти к тем выводам, что роднят ее с традицией А;
5) показать, что общие фрагменты являются общими только для традиций А и В и не роднят их с остальными традициями;
6) показать, что эти общие фрагменты в традиции
А появились и зафиксированы ранее, чем в традиции В ("Такие первостепенные для сторонников "буддийских корней" сюжеты, как благословение женщиной Матери будущего Спасителя мира, хождение по водам, умножение хлеба (комментарий к джатакам "Джатакаттхакатха"), две медяшки девушки, оказавшиеся более ценными, чем жертвы богатых ("Кальпанамандитика" Кумаралаты), рассказ о "блудном сыне" ("Саддхармапундарика") появляются в древнеиндийской литературе позднее времени составления новозаветных текстов... Учитывая, что буддийский комментарий к Джатакам появляется не ранее V века по Рождеству Христову, а рассматриваемый эпизод (хождения по водам - А.К.) действительно значительно напоминает евангельский, трудно отказаться от мысли, что перед нами определенная "литературная пародия", выражающая полемику с новозаветным повествованием" (В.Шохин)421.);
7) показать, какими путями традиция А могла
стать известной и оказывающей влияние на тради
цию В (Мне не раз доводилось слышать предположения, что на моих взглядах сказывается влияние такого-то или такого-то писателя .- и при этом назывались имена философов, ни одной книги которых я, к сожалению, не читал... У филологов давно уже принято при изучении творчества писателя обращать внимание на его домашнюю библиотеку и "круг чтения". Из того, что писатель X жил раньше писателя Y не следует влияние первого на второго - если не установлено, что Y читал X.):
8) показать, что традиция В была достаточно от
крыта, чтобы допустить влияние на себя в том слу
чае, когда такое влияние со стороны традиции А было
возможным ("В отличие от политеистических традиций, сама религиозная структура которых позволяла им без всяких затруднений заимствовать друг у друга элементы пантеизма и религиозные идеи, монотеистическая библейская религия никак не склонна была идти на какие-либо "метафизические" встречи с иноверием, и даже в иерусалимской христианской общине вопрос о миссионерском обращении язычников был решен далеко не сразу" (В.Шохин)422.).
Или, проще говоря: представьте, что в 12 часов я посмотрел в окно и заметил, что идет дождь... Спустя полчаса на другом конце города другой человек тоже сказал, что идет дождь. Можно, конечно, предположить, что эти два схожих суждения находятся в причинно-следственной связи друг с другом. Можно предположить, что я в течение прошедшего получаса позвонил этому второму человеку и сказал, что идет дождь. Но все же из сходства наших фраз опрометчиво было бы делать вывод, будто именно я оказал влияние на мировоззрение второго человека. Просто наблюдали мы одно и то же: дождь шел и над моим домом, и над его.
Вот так же и при сопоставлении религий и культур: есть определенные константы во внутренней жизни человека, которые обретаются самыми разными людьми независимо друг от друга.
Например, не нужно предполагать текстуально-культурное влияние одной религии на другую, если мы видим, что в них обеих есть призывы к аскезе и даже безбрачию. Просто любой человек, всерьез идущий по пути очищения своей души, однажды понимает, что ему надо контролировать свои чувства и по возможности не впускать страсти и заботы в свое сердце. Православная монашеская традиция весьма малоавторитетна для Блаватской. Но тем не менее на эту тему она высказывается так же, как и православные монахи: "Употребление алкоголя, говядины, некоторых других сортов мяса, также как и супружеские отношения, препятствуют духовному развитию"423.
Вот так же и при обретении какого-либо сходства между индийскими религиозными школами и Евангелием не стоит сразу говорить о "влиянии". И там и там люди верили в Бога и говорили о Нем. Не потому, что они "влияли" друг на друга. А просто потому, что не были атеистами.
Говорить же о содержательных "влияниях" буддизма на христианство можно лишь при тщательном игнорировании того обстоятельства, что эти "две сотериологии находятся в отношении принципиального взаимоисключения, суть коего, если выразить его совсем кратко, в том, что в христианской "медицине" болезнь человечества мыслится как происшедшее на заре его истории искажение начально здорового состояния, которое восстанавливается Бого-че-ловеческой синергией и завершается оббжением человеческой личности, тогда как в буддийской болезнь мыслится безначальной, а исцеление предполагается быть достижимым через демонтирование самого личностного самосознания индивида, иными словами - через ликвидацию самого пациента. Нельзя, конечно, оспаривать то, что подобная терапия является действительно радикальным средством устранения болезни (даже безначальной), но в обычной жизни терапевт, предлагающий подобную "ударную дозу", вряд ли вызвал бы встречный энтузиазм и самого безнадежного больного...Нравственные действия осмысляются в христианстве в контексте восстановления поврежденной человеческой личности, а в буддизме рассматриваются как средство избавления адепта от неблагих факторов существования путем поэтапной деструкции его индивидуально-личностного сознания. "Любовь к ближнему" невозможна там, где нет самого ближнего" (В.Шохин)424 (Последний свой тезис индолог иллюстрирует цитатой из "Аш-тасахасрика-праджняпарамиты", 1: "Так Бодхисаттва ведет неизмеримые и неисчислимые существа к освобождению. И все же нет никого, кто освобоясдается, и того, через кого он ведется ко спасению".).
Если Иисус был в Индии и был воспитан ею - то отчего же в Его проповеди не нашла никакого отражения фундаментальная черта индийского образа мысли и жизни - идея кастового членения? ( В Индии были касты профессиональных воров; вообще преступники составляли до одной десятой части населения425.)
Мы действительно очень мало знаем о тридцати годах жизни Христа.
Но то, что мы знаем о последующей истории христианства, помогает нам исключить гипотезу об обучении Иисуса в Индии.
Ибо если Иисус был научен всей мудрости индийской, - то почему же Индия затем не приняла Его учеников, отторгла Евангелие?
Если на индийских дрожжах взошло евангельское тесто, - то отчего же Индия вот уже столько столетий подряд отвращает свой лик от этой трапезы?
И если Иисус - это мост между Индией и Западом, то отчего же этот мост рухнул так быстро, что уже в начале III века Климент Александрийский говорит, что "брамины" и "гимнософисты" (индийские йоги) - "люди невежественные и нечестивые, практикующие воздержание неразумное" (Климент Александрийский. Строматы 3,7)? (Кстати, из этого же места труда Климента следует, что ему известно о вере индусов в "возрождение души".)
И почему в V веке блаженный Августин говорит о "мрачных пустынях Индии" (блаженный Августин. О граде Божием. 14,17) и индийских йогов не числит среди граждан Небесного Града, но причисляет их к жителям града греха, сурово говоря, что они "по человеку живут, а не по Богу" (там же, 15,20)?
Отчего влияние Индии на Европу задержалось на девятнадцать веков, если сама основа европейской духовности имеет индийское происхождение?
Итак, с научной доказательностью говорить об обучении Иисуса в Индии невозможно.
Но не научный, а религиозный интерес движет теософами.
Теософский уравнительно-религиозный азарт не признает за Новым Заветом права на новизну: Хри-стос-де не имел права сказать ничего нового, Он должен был лишь повторять то, чему и в прежние столетия учили восточные учителя.
Теософы отправляют Христа на учебу в Индию лишь для того, чтобы оправдать собственное нежелание учиться у Самого Христа.
Миф о путешествии Христа в Шамбалу нужен им, чтобы истолковать христианство в качестве бокового и не слишком удачного ответвления тибетского тантризма.
Христос объявляется учеником магов - чтобы не было никаких нравственных препон для собственных магических упражнений.
Вот отличие нынешнего времени от прошлых веков: тогда грех назывался грехом. Христианин грешил, но не называл Христа грешником.
Сегодня же людям мало самим впасть в мистический блуд - в свой свальный грех они хотят вовлечь и Спасителя. Мало самим поселиться в "Шамбале" - там обязательно надо прописать и Христа...
Миф о том, что Христос учился в Индии, нужен для того, чтобы успешнее строить миссионерский бизнес в Европе и России: мол, и вам, христианам, надо пойти по стопам своего Учителя и вместо православных книг покупать книжки по "диагностике кармы".
Сенсационные публикации о том, что найдены следы путешествий Христа по Востоку, следует рассматривать как обычные рекламные клипы. От клипа требуется яркость, но от него не требуется аргументированность и доказательность. От него даже не требуется быть правдивым: "Из нашего теста лапша для всяких ушей хороша!" Говорят, именно так звучит древняя эзотерическая мудрость, начертанная в подземельях Шамбалы перстом Будды. Я лично ее там видел. Но другим ее не показывают. Уж больно большой это секрет для ма-а-аленькой такой компании " посвященных ".
...Да. Забыл сказать: Будда-то на самом деле (как гласят очень тайные предания в очень удаленных православных монастырях) был учеником Израиль...

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Яндекс.Метрика

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru