Лао-Цзы. (перевод - Лисевич И.С.) - Книга Пути и Благодати

Комментарий
ПРИМЕЧАНИЯ

Источниками для настоящих примечаний к книге Лао-Си "Тао-Те-Кинг" послужили, главным образом, следующие книги: Д. П. Конисси. Философия Лаоси. "Вопросы филос. и психол.", книги XVIII и XXIII. - "Тао-Те-Кинг" Лаоси. Перев. его же, Ibid, кн. XXIII. - В. Васильев. Религия востока: конфуцианство, буддизм и даосизм. Спб. 1873 г. - архим. Хрисанф. Религии древнего мира. Том I. Спб. 1873 г. - Георгиевский. Принципы жизни Китая. Спб. - Stanislas Julien. Lao-Tzeu Tao-te-King. Paris, 1842 г. - Вл. Соловьев. Китай и Европа. Собр. соч., т. VI. изд. 1912 г. - Изречения Лао-Тзе, избранные Л. Н. Толстым. М. 1911 г. - Лаот-зе. Книга пути. Перевод К. Бальмонта в сборнике "Зовы древности". Спб. 1908 г. и некотор. друг, сочинения справочного характера.

О жизни Лао-Си

Жизнеописание Лао-Си может занять несколько томов или уместиться в нескольких строках, смотря по тому, примем ли мы за жизнеописание народный миф о Лао-Си или те несколько сухих и отрывочных сведений, с великим трудом добытых синологами, да и то не совершенно достоверных. Если мы примем последнее, из огромной народной книги о Лао-Си для нас останется одна страница; при более строгом отношении - одна строка из страницы, при еще более строгом - одно слово из строки - имя Лао-Си. Но и это имя окажется не именем: Лао-Си - значит "престарелый философ" - следовательно, есть только прозвище, данное Лао-Си; следующее прозвание Лао-Си - "Хакуян" - также не имя: это только псевдоним философа, принятый им по обычаю китайских ученых: наконец, мы узнаем, что фамилия его была "Ли", а имя "Зи".
Объем наименее оспариваемых и наиболее научно-устойчивых сведений о Лао-Си крайне невелик.

Год рождения Лао-Си неизвестен; его относят к началу VI века до Р. X. Хронология всемирной истории, принятая в современной Японии, принимает за год рождения Лао-Си - 604; этот же год указывает и известный синолог Julien. Главнейшим и единственным по достоверности источником для жизнеописания Лао-Си является китайский историк Сымацянь, автор "Исторических повествований", сочувственно относящийся к таосизму. Сведения, заимствованные из Сымацяня, а также и из других китайских источников, приводятся здесь по переводу с китайского, сделанному Д. П. Конисси. Родители Лао-Си жили в селе Кеку-Зин, уезда Лей, провинции Ку, в королевстве Со, лежавшем близ современного Пекина.

Ремесло родителей Лао-Си неизвестно. Его имя - Зи, фамилия - Ли. Есть известие, что фамилию Ли философ носил по матери, а свой псевдоним Хакуян - по отцу. Неизвестно, какое образование получил Лао-Си; но тот факт, что в дальнейшем Лао-Си был на государственной службе, для поступления на которую необходимо было сдать трудные экзамены, показывает, что Лао-Си и в детстве получил некоторое образование.

На некоторые черты жизни Лао-Си есть весьма смутные указания в самой его книге "Тао-Те-Кинг".
Можно думать, что он был очень небогат, прост, скромен, нетребователен. "Многие люди богаты, - говорит он в XX гл., - но я не имею ничего, как будто все потерял". "Я раздаю милостыню в великом страхе" (гл. LIII). Занимая официальное место, Лао-Си, очевидно, был вполне обеспечен; лишь последнее признание о милостыне объясняет нам другое признание: "Я не имею ничего".

Лао-Си был женат: Сымацянь сообщает о сыне философа, Со, служившем в военной службе, столь отрицаемой Лао-Си.

Лао-Си был начальником императорского книгохранилища (или государственного архива).
Неизвестно ничего более о служебной деятельности философа. Несомненно лишь то, что этот постоянно свободный доступ в величайшее книгохранилище в Китае дал Лао-Си возможность в совершенстве узнать всю письменность Китая. Можно думать, что самое недовольство философа практической мудростью своего народа было порождено именно совершенным знанием этой мудрости. С другой стороны, пребывание в самом центре политической жизни страны внушило Лао-Си критическое отношение к тем ее формам, в которые она выливалась в современном ему Китае.

У историка Сымацяня сохранено известие о свидании Лао-Си с Конфуцием. Впервые в этом свидании обнаружились две силы китайского ми-росознания: та, которая сделала Китай Китаем, и та, которая дала ему только мудрую книгу, совершенно им не понятую: сила срединного "Конфуцианства", и бессилие Лао-Си, про которого Вл. С. Соловьев сказал, что он "единственное исключение" из "не великого" народа, в котором "не было и великих людей".

Свидание это имеет долю исторического вероятия (Конфуций родился, по преданию, в 551 году; стало быть, в старости Лао-Си мог его видеть); если б оно и не имело этой доли, оно символически было бы неизбежно.

"Когда Конфуций находился в Сиу, - пишет Сымацянь, - то он посетил Лао-Си, чтобы услышать мнение его относительно обрядов".

"Обрати внимание на то, - сказал Лао-Си Конфуцию, - что люди, которые учили народ, умерли, и кости их уже давно истлели, но слова их доселе существуют. Когда мудрецу благоприятствуют обстоятельства, он будет разъезжать на колесницах, - когда же нет, он будет ходить, нося на голове тяжесть, держась руками за края ее".

"Я слышал, что опытный купец скрывает свой товар, как будто ничего не имеет. Точно так же, когда мудрец имеет высокую нравственность, то наружность его этого не выражает. Ты брось свою гордость, вместе со всякого рода страстями; оставь свою любовь к прекрасному, вместе с наклонностью к чувственности, потому что они бесполезны для тебя".

"Вот что я говорю тебе, и больше ничего не скажу".

Удалившись от нашего мудреца, Конфуций сказал своим ученикам: "Я знаю, что птицы умеют летать, - рыбы умеют плавать в воде и животные умеют бегать. Также знаю, что бегущих можно остановить тенетами, плавающих - сетями, а летающих - силками. Но что касается дракона, то я не знаю ничего. Он несется на облаках и поднимается на небо".

"Я сегодня увидел Лао-Си. Не дракон ли он?"

Определяя сущность религиозного сознания китайцев, арх. Хрисанф говорит: "Все священные или авторитетные книги Китая - по преимуществу содержания нравственно-практического. Но ни одно из заключенных в них нравственных правил не возвышается над обычными, естественными требованиями так называемой житейской мудрости, житейского расчета". Именно обладателем такой мудрости предстал пред Лао-Си Конфуций и в лице его как бы сам Китай предстал пред Лао-Си; выслушал его почтительно, назвал его драконом - и ничему не научился от него. Судьба Лао-Си была совершенно такая же в Китае: его выслушали, не только назвали драконом, но и обожествили, и все же, как от Конфуция в повествовании историка, ушел Лао-Си от Китая на запад, к варварам.

Лао-Си оставил государственную службу, недовольный течением общественных и политических дел, и удалился в уединение - поступок, единственный, может быть, во всей истории Китая до Лао-Си. Он посвятил свою жизнь созерцанию и размышлению; поселился в уединенной пещере и там-то, по преданию, обдумал свою книгу. Об уединении Лао-Си писал в ней: "Когда дела увенчаются блестящим успехом и будет приобретено доброе имя, то лучше всего удалиться (в уединение). Вот это-то и есть небесное Тао" (IX).

Наконец он вознамерился покинуть Китай совершенно. Он решил уйти в страны варваров, через западную границу. Это указание на отше-ствие Лао-Си на запад чрезвычайно важно: оно, по свидетельству проф. Васильева, "как бы указывает на связь книги Лао-Си с западом". Запад отнимает Лао-Си у Китая и из-за китайских стен конфуцианской и всекитайской "средины и постоянства" уводит к западному богостроительству - буддийскому и чуть ли не к еще более нам близкому: "В новейшее время, - пишет проф. Васильев, - в дошедшей до нас книге (Лао-Си. - С. Д.) отыскали уже имя Иеговы; оно, хотя и переписанное китайскими иероглифами, которым дают соответственное языку толкование, поражает уже тем, что китайский язык собственно не употребляет для названия больше двух иероглифов (а здесь три), да и идея, выражаемая ими, также подходит к западным понятиям о Божестве, совершенно прежде неизвестным на востоке" (op. cit., 76 - 77).

Как бы то ни было, аскетическое устремление Лао-Си к уединению, молчанию и созерцанию, - есть отрицание, по существу, всего китайского религиозного сознания и действования. Китаец, по определению нашего известного синолога Георгиевского, относящегося к духовному строю жизни Китая с большим сочувствием, "это конфуцианец в теории (всего чаще) и на практике (почти всегда), это человек, полагающий цель своей жизни в личном земном благоденствии и пользующийся для достижения цели сыновним благочестием, как средством основным, обусловливающим все другие средства" (стр. 459). С этой точки зрения, очевидно, не было более некитайского китайца, чем Лао-Си с его "уходом" из Китая для искания возможности желаемой им совершенной аскезы.

По преданию, сообщаемому Сымацянем, направляясь на запад, Лао-Си достиг горного прохода, находившегося на границе империи. Там его встретил начальник пограничной стражи Ин-Ки (или Ин-Си), бывший глубоким почитателем философа. Полагая, что Лао-Си хочет исчезнуть навсегда, Ин-Ки сказал ему: "Философ! Ужели ты думаешь скрыться? Если так, то прошу - изложи сначала свое учение для нашего наставления". В ответ на это Лао-Си написал свою книгу "Тао-Те-Кинг". По китайскому исчислению, в этот именно год родился Сиддарта Будда.

Это предание о создании "Тао-Те-Кинга" недостоверно: совершенно очевидно, что книга Лао-Си, пестрая по составу, не цельная даже по главам, написана в разное время и есть сборник афоризмов, составлявшихся по разным случаям и при различных обстоятельствах.

О жизни Лао-Си в его уединении неизвестно ничего. Сымацянь пишет лишь: "Некоторые думают, что Лао-Си жил до 160 лет от роду, другие - до 200 лет, благодаря своей святой жизни, согласной с Тао". Древние китайские изображения Лао-Си рисуют его уезжающим на запад на быке; его изображают при этом с большой бородой - признак, что философ, уезжая, уже достиг 60-летнего возраста, так как лишь с этого возраста китайцам разрешалось ношение бороды. О внешности Лао-Си существует апокрифическое свидетельство в истории Сымацяня: "Лао-Си был высокого роста; цвет лица у него был желтый, красивые брови, длинные уши, широкий лоб, редкие и некрасивые зубы, четырехугольный рот с толстыми и безобразными губами".

Вокруг этого остова сведений о философе Лао-Си образовался миф о великом и всемогущем мудреце Лао-Си. От Лао-Си ведет свое начало даосизм (или таосизм), распространенное в Китае в простом народе вероучение. "Даосизм есть самый разнородный состав всякого рода верований и приемов, не имеющих между собою ничего общего, даже не старавшихся обобщиться посредством какой-нибудь системы. У всех у них одного общего только имя, да то, что все они согласно признают своим учителем Лао-Цзы", - говорит о таосизме китайский писатель Ма-Дуань-Лин.

Чрезвычайно метко указывает, однако, проф. Васильев то общее, что есть у всех этих действительно противоречивых и взаимно исключающих друг друга учений, именуемых таосизмом: "Общая связь всех разнородных систем даосизма заключается в их протесте против конфуцианства, в принятии именно того, что не согласно с этим учением, в соединении под одно знамя всех недовольных".

Таосизм, при всех его противоречиях и нелепостях, есть выход к совсем иному религиозному сознанию или состоянию, чем мертвый позитивизм китайщины; горный проход, уводивший Лао-Си из Китая на запад, оставлен им в его книге; в тао-сизме этот проход загроможден и завален множеством камней и камешков, но это все-таки некоторый проход. С этой точки зрения даосская легенда о Лао-Си примечательна своими обращениями к западу и внекитайскими толкованиями Лао-Си. Она начинается с рассказа о превращениях Лао-Си, о преждесуществованиях мудреца и этим самым разбивает тупое спокойствие китайского представления о существовании человека в конечных пределах рождения и смерти.

"Этот Лаоузюнь (Лао-Си), - повествует даосская легенда, - родился сам собою прежде великого несуществования; он не имеет причины; его нельзя определить существованием вселенной; катясь вместе с великим Дао, он создает вселенную, разливает дыхание во всех странах; он ниспускается, как государственный учитель, во все времена, хотя люди и не знают более того, что при династии Чжоу он снова воплотился в фамилии Ли и родился из левого бока" (как и Будда). Он "высочайший старый властитель". Начало его воплощений нельзя познать. "Первое перерождение полагается за полторы тысячи лет до нашей эры, когда Лао-узюнь, отделив святой воздух, поместил его во чреве прекраснейшей яшмовой девицы, где он и пробыл 81 год (почему и родился с белыми волосами и назван старым). Он родился из левого бока под деревом Ли (каштан) и, указав на него, сказал: оно будет моей фамилией; голова у него была белая, лицо желтое, уши длинные, глаза большие, окладистая борода, широкая шея, редкие зубы, квадратный рот, на ладонях крест". (Перевод проф. Васильева с китайс.) По другому преданию, сообщаемому арх. Хрисанфом, "мать его зачала не от мужа, но от опустившейся на нее звезды, и 80 лет носила во чреве таинственный плод соединения земли с небом, пока не родила своего "седого младенца".

Странствуя в колеснице, запряженной черным быком, на запад, Лао-Си в одно из странствий, утверждают даосы, "оплодотворил спящую мать Шакия-Муни, отчего и родился Будда" - в год создания "Тао-Те-Кинга". Лао-Си посещал Индию и Тибет. Он был всеведущ, приобретя всеведение подвигом молчания, уединения и созерцания. "Он указал средства, как добывать девять сортов пилюль, восемь камней, яшмовый напиток, золотую слюну, как покорять демонов и распоряжаться ими, питать природу, не есть хлеба, принимать превращения".

Император, желая видеть Лао-Си и не добившись свидания с ним, сам поехал к нему и, увидя, что он не кланяется, сказал: "Ты хотя и праведный, но мой подданный, от меня зависит богатство и знатность". Тогда Лао-Си, поднявшись на сто саженей на воздух, сказал: "Теперь, когда я вверху не на небе, в средине (на воздухе) не похож на человека, внизу не касаюсь земли, - что значат твои, государь, награды". Император, познав его мудрость и величие, слез с носилок и поклонился ему. Так - по легенде - величайший носитель святыни китаизма - Император склонился пред мудрым Лао-Си.

Величайшее знание, данное Лао-Си даосам, верным своим, - знание бессмертия, путь к практическому достижению бессмертия. В даосских системах есть все: мифология, астрология, космология, теогония, магия, медицина, практическая аскеза (напр., приемы дыхания, практика созерцаний и проч.), но все это только для того, чтоб овладеть бессмертием тут же, на земле, чтобы вознестись на небо "для принятия должности на небе". Эта жажда почти осязаемого бессмертия есть то, что, может быть, наиболее презираемо китайцами в даосизме, так как нет ничего более чуждого китайцу и китаизму, как какая бы то ни было идея бессмертия (если, разумеется, не подменивать бессмертия дурной бесконечностью смерти и рождения - столь почитаемой в Китае). "Будущего для китайца нет, тем более будущего за пределами этого мира. Замечательно, что китаец, скептически относясь к вопросу о будущей жизни человека, вместе с тем не рассуждает и о будущем всего мира или о конце вселенной. В его религиозной доктрине нет эсхатологии, нет слова о конце мира, как нет слова и о его начале. Он знает только факт бытия вселенной. О том, что выходит за пределы действительности, он не хочет знать. Это человек факта и тихого, спокойного, но постоянного материального труда" (арх. Хрисанф).

Даосские легенды Лао-Си показывают с достаточной убедительностью, что и китайский "человек факта" не избежал жажды бессмертия "ну, хоть маленького, малюсенького" (Достоевский). В этом смысле, как ни груб и ни пестр по своему составу даосизм, он - все-таки детище того единственного из китайцев, которому тяжело стало остаться китайцем до конца и который бежал из Китая на запретный запад к какой-то новой религиозной действительности.

Драконом взлетающим, а не покоящимся на божественной середине, назвал Конфуций - Китай седого младенца Лао-Си, и этот дракон есть единственный за тысячелетнюю историю Китая, который хотел возлететь к небу. Существуют самые противоречивые толкования учения Лао-Си. Вл. С. Соловьев признавал Лао-Си "величайшим и, может быть, единственным умозрительным философом желтой расы" (Соч., VI, 118), утверждая, что, по Лао-Си, "истинное начало всего есть абсолютное безразличие", что "абсолютная пустота или безразличие, как умозрительный принцип, и отрицание жизни, знания и прогресса, как необходимый практический вывод" составляют самое существо учения Лао-Си. В противоположность Вл. Соловьеву арх. Хрисанф утверждал, что "божество Лао-Цзы есть мировая субстанция в пантеистическом смысле", что Лао-Си призывает к бессмертию, приобретаемому мудростью через усвоение божественного элемента в природе (1,161).

Автор статьи о Лао-Си в русском философском журнале, Д.П. Конисси, утверждает, что, "признавая Тао бесконечным и чистейшим духом, Лао-Си приходит к логически необходимому выводу, что оно существо высочайшее и абсолютное", что "метафизическая система Лао-Си представляет собою последовательное и цельное учение о едином Верховном Существе, подобное тому, до которого возвысилась греческая философия в эпоху своего расцвета" (Воп. Фил. и Пс, XXIII, 375-76). Всецело оставляя это утверждение на ответственности Д.П. Конисси, мы отметим лишь некоторые черты какого-то гераклитизма у Лао-Си:

"Вообще вещи идут вперед или назад! воют или дуют; сильны или слабы; несутся или же останавливаются на одном месте" (XXIX). "Я как будто несусь, но не знаю, куда и где остановлюсь. Я один темен, но люди света просвещены. Я один страдаю душевно; волнуюсь, как море; блуждаю и не знаю, где остановиться (XX). Л.Н. Толстой, в последние годы жизни вновь заинтересовавшийся учением Лао-Си, утверждал, что "сущность учения Лао-Тзе есть та же, как и сущность учения христианского" (в книжке: Лао-Тзе. Избранные мысли. Изд. Посредника, М. 1911 г., стр. 10-11). Это утверждение Л. Н. Толстого, а также и другое его утверждение, что основная мысль учения Лао-Си "не только похожа, но совершенно та же, как и та, которая выражена в 1-м послании Иоанна" (стр. 9), - является ошибочным. Первое послание апостола Иоанна, действительно выражающее основу христианского учения, с неоспоримой ясностью выводит заповедь о любви из учения об Иисусе Христе, Сыне Божием; "Любовь познали мы в том, что Он (т. е. Христос) положил за нас душу свою" (3,16); оно утверждает далее Троичность Божества; "Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух, и сии три суть едино" (5,7); наконец, самую любовь послание ставит в теснейшую связь с Богочеловечеством Христа и сыновством людей Богу; "Всякий верующий, что Иисус есть Христос, от Бога рожденный, и всяк, любящий родившего, любит рожденного от Него.

Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога" (5,1-2). Идеи Богосыновства, Бо-гочеловечества, искупительной жертвы и любви христианской, вытекающей из этих основных утверждений послания Иоанна, совершенно чужды Лао-Си, как и другим китайским учениям. Понятия, выражаемого словом "любовь", в учении Лао-Си нет вовсе: оттого это слово не встречается в переводах Конисси и Васильева, сделанных с китайского. Учение Лао-Си содержит подлинное, опытное указание на внутренний религиозный путь (который Лао-Си обозначает словом Тало), в его учении есть несомненно сильное начало аскетизма, несвойственного другим китайским учениям (как это указано архим. Хрисанфом), но, при всей своей возвышенности, чистоте и религиозной значительности путь Лао-Си не есть путь христианский. Наука китаеведения, сравнительная история религий и богословие одинаково заставляют утверждать это с полной очевидностью. Но при всех разноречиях в понимании учения Лао-Си одно совершенно несомненно:

это глубокое различие духовного пути Лао-Си от пути всех до единого китайских мыслителей. Путь Лао-Си - внутреннее углубление, отшельничество, пещера (имеющая особое мистериальное значение во всех арийских религиях), молчание, созерцание, аскеза - путь буддийский, христианский (разумеется, со стороны чисто внешней, форм, а не сущностей), но совершенно не китайский. Арх. Хрисанф, разбирающий учение Лао-Си с точки зрения христианской, чрезвычайно удачно и глубокомысленно отмечает это разительнейшее отличие Лао-Си от всех других китайских религиозных мыслителей: "мир есть проявление Дао - в его неистинной, низшей форме бытия. Истинное бытие, следовательно, состоит в отрешении от этого ничтожного, действительного бытия, в забвении интересов настоящей жизни, в приближении посредством созерцания к жизни самого "Дао". С таким понятием о божестве и происхождении из него мира у Лао-цзы связывается аскетизм, так чуждый китайскому духу, и созерцательность, так мало понятная для национальных мудрецов Китая. Этот аскетизм и есть путь к соединению с вечным Дао. Человек сосредоточенный освобождается из-под власти мира и становится одно с "Дао"; с этою последнею мыслью о соединении с "Дао" связано учение об откровениях, получаемых от вечного разума".

Из завершенного, обнесенного великой стеной "не хочу знать далее" китайского мира, от позитивной середины, торжествующего факта и чувственной данности Лао-Си хочет уйти горным проходом созерцания, уединения, молчания и аскезы. В этом проходе открывается нам истинный Лао-Си - единственный дракон, хотевший взлететь к небу.

Понятие Тао у Лао-Си

Центральное место в учении Лао-Си занимает понятие "Таб" (или "Даб", по другому произношению). Из "Таб" выводит Лао-Си всю свою космогонию, метафизику, этику, даже политику; последователи Лао-Си, даосы, выводят из Таб всю свою мифологию, астрологию, магию, даже медицину.

"В буквальном переводе с китайского слова "Таб" (или То, До) обозначает понятия: "путь", "повиновение", "слово" или "говорить" - в общеупотребительном языке, "истина" или то, что непременно должно быть так, а не иначе - в философском смысле; оно же означает императивный долг - в этическом смысле" (Конисси XXIII, 263). До Лао-Си это слово употреблялось лишь в двух значениях: 1) путь или дорога и 2) императив - в этическом смысле. Слово Тао - употребляется и в системах конфуцианства. Лао-Си дал этому слову в своем учении совершенно особый смысл, установить который в точных и определенных терминах крайне трудно.

В космогоническом смысле, напр., в XLII главе, где о Таб говорится, как о "произведшем одно, одно - два, два - три, а три - все вещи", понятие Тао Лао-Си является, надо думать, тождествен-- ным с таким же понятием у Конфуция: в этом смыс-"- ле Таб, по прекрасному определению Вл. С. Соловьева, - есть "единая безусловная потенция природы", проявляемая в мире двумя силами "инь и ян" (см. о них главу XLII). Но даже в чисто космогоническом смысле Лао-Си не довольствуется этим значением для Тао: Тао - творец всего сущего, а не только природа, неизменная по существу, но выделяющая из себя силы и творения - таков смысл главы Ll-й.

Из всех китайских философов лишь один Лао-Си не принял мира, как факта, подлежащего объяснению только в пределах этого факта и исходя из конкретности этого существования мира, доступного чувствам: Лао-Си один шел умозрительным путем. Поэтому Тао - постигается умозрительно, и в собственном своем бытии оно есть "чистейший дух" (гл. VI).

По определениям самого Лао-Си, Тао - "бесконечная глубина" (IV), "неуловимо, как блеск света" (XXI), "бесконечно" (XIV), "не имеет имени, но люди его называют Тао" (XXV, XXXII, LXI), "неистощимо" (IV), "чисто", "предвечно", "непостижимо" (XXI), "бестелесно", "самобытно" (XXV), и т. д.

Тао - бесконечно: но есть "бытие, которое существует раньше, нежели небо и земля", оно "не знает переворота" (XXV). "О, бесконечное! нельзя назвать его именем!" (XIV). "Тао пусто, но когда его употребляют, то, кажется, оно неистощимо" (IV).

Тао - есть чистейший дух: "чистейший дух бессмертен" (VI), "он будет существовать без конца" (VI).
Как бесконечное и чистейше-духовное, Тао есть существо высочайшее и абсолютное: "невозможно даже вообразить, что существует что-нибудь выше его".

Тао - абсолютно и едино (гл. VI, X), самобытно (XXV), беспредельно (XXXIV), всемогуще (LXXШ), вневременно, вечно (XXXII).

Таким образом, все эти свойства Тао, изобличающие его природу, могут быть сводимы к одному: Тао есть Верховное Существо.

К Тао сводится вся этика и политика Лао-Си: "живущий по Тао равен Тао", говорит он (XXIII). Поэтому в понятии Тао заключено не только представление о некоем Высшем Начале, но и о пути к нему, о соучастии в Тао: отсюда и самое слово Тао значит путь.

В представлении даосов Тао есть Все: "Что такое дао? нить пустоты и несуществования, корень творения, основание духовного, начало неба и земли; нет ничего вне его, нет ничего такого сокровенного, которое бы не заключалось в нем" (Из даосских писаний, приводимых у Васильева, стр. 81).

"Даосийцы ищут: в Дао тайну вечной и блаженной жизни; неизменной и всеобъемлющей, - нечто вроде философского камня или жизненного эликсира" (Соловьев, VI, 140).

Пребывание в Тао есть пребывание в совершенстве и блаженстве (в сфере нравственной), в вечности и бессмертии (в сфере метафизической) - таков прямой смысл учения самого Лао-Си у Тао.

По учению даосов, пребывающий в Тао приобретает еще власть над природой и становится вечным, - или вечностью нестареющего тела, или вечностью переселения души в другие существа. В конце же концов является вечность совершенного возвращения в Тао, в самобытие.

ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ ГЛАВАМ
ПЕРВАЯ КНИГА

Г л а в а I. "То, что не имеет...; то, что имеет имя - есть мать всех вещей". Буквально не мать, а самка. В переводе St. Juliena - la femelle (p. 21).

"Эти оба происходят из одного и того же начала, но только носят разное название". Значение этого афоризма Д. П. Конисси объясняет так: "Существо, не имеющее имени, и существо, имеющее имя, - произошли из одного и того же начала - Тао".

Г л а в а IV. "О, как чисто!., предшествовало ли первому царю". - По объяснению переводчика: царю неба.
Г л а в а V. "Они поступают со всеми вещами, как с соломенной собакой" - Объяснение Д. П. Конисси: "Соломенная собака - это кукла собаки, сделанная из соломы. Она, по словам толкователя Лао-Си Хаку-Геку-сен, употреблялась при жертвоприношении. Когда окончится обряд приношения, то китайцы бросают ее и топчут ногами. Здесь это выражение употреблено в смысле "ничтожества". - Соломенная кукла собаки заменила какой-либо живой реальный предмет жертвоприношений: свидетельство, что во времена Лао-Си натуральные жертвы уже заменялись символическими.

Афоризм первый этой главы в переводе проф. Васильева читается так: "небо и земля не имеют человеколюбия" (стр. 77).

Г л а в а VI. "Непостижимой матерью (самкой) - "1а femelle" mysterieuse" у St. Julierva (p.21).
Глава VII. "Причина того, что небо и земля вечны, заключается в том, что они существуют не для самих себя". - Лао-Си признает временное существование вселенной. Вселенная не вечна. "Ни небо, ни земля, - говорит он, - вечно существовать не могут". Мир существует только благодаря Тао: в Тао - причина долгого существования мира; " однако Тао, образовавший мир, сделал это не для него самого. "Процветающая вещь легко стареет", - говорит Лао-Си о мире. См. главы XXIII и LV.

"Он (т. с. святой муж) оставляет свое тело..." По переводу проф. Васильева этот и следующий афоризмы читаются так: "Когда святой муж небрежет о своем теле, то его тело выступает вперед, и он может достигнуть долголетия. Когда он не думает о собственной пользе, то может совершить собственную пользу" (стр. 78).

Г л а в а IX. Афоризмы третий, четвертый, пятый, по переводу проф. Васильева: "дом, наполненный золотом и драгоценными камнями, нельзя сберечь; богатство и знатность возбуждают гордость и влекут за собою вину (несчастие); небесный путь требует, чтоб доблести отступали вслед за телом" (стр. 78).

ГлаваХ. "Кто хочет открыть небесные врата, тот должен быть, как самка". - Объяснение переводчика: "Открыть небесные врата" - значит достигнуть Тао или нравственного совершенства. Отсюда смысл этого афоризма таков: желающий достигнуть нравственного совершенства должен быть смиренным, как самка смиренна перед самцом".

Глава XIII. "Почесть от сильных мира... как к совершенно призрачной". - Буквально: "достойной удивления".

Глава XV. "Исполняющий Тао не желает быть наполненным", - т.е. удовлетворенным.
Глава XVIII. "Когда великое Тао..." По толкованию Д. П. Конисси, "тут Лао-Си иронически называет "великим Тао" и мудростью те учения, которые известны под названием "Учения блаженнейших царей". - "Учение блаженнейших царей" есть древнее китайское учение. О нем же говорит Лао-Си в двух первых афоризмах XIX главы ("Когда уничтожено будет учение..."). Об этих древнейших учениях царей синолог проф. Васильев, выясняя их отношения к конфуцианству, говорит следующее: "Конфуцианство самостоятельно дошло до мысли, что только то хорошо, что сохраняет на себе тип древности; только в древнее время были хорошие образцы, совершенные люди. Не считая еще их ни богами, ни святыми, конфуцианство выставляет в пример нравственности и самого лучшего управления таких государей, каковы были: Яо, Шунь, Ваны: Тан, Вэнь и У; при этих царях все было хорошо устроено; каждое изречение их, даже простое восклицание, ' есть комментарий на всю жизнь, закон для будущих веков" (Васильев, Религии Востока, стр/ 17). Конфуцианство, явившееся реакцией против учения Лао-Си, приписывало величайшее значение "учению блаженнейших царей"; Лао-Си, обратно, восставал против этих "комментариев на всю жизнь". Уже при ученике Конфуция, Мен-цзы, государи Яо и Шунь были признаны полубогами.

"Когда шесть ближайших родственников". - По объяснению переводчика: "6 степеней родовых линий". Вся эта глава переведена проф. Васильевым: "Когда великое Тао потеряно, тогда уже является человеколюбие и истина; разум и благоразумие вытекают из великой лжи; когда нарушается гармония в родстве, тогда только является почтительность сыновняя и любовь родительская; когда государство возмущено, тогда только являются преданные престолу чиновники (стр. 77).

"Великое Тао", упоминаемое в этой и следующей главах, есть мнимое, ложное Тао и, как такое, оно противоположно истинному Тао, которому посвящена вся книга Лао-Си и великие последствия от следования которому изложены Лао-Си в XXXIII главе, поэтому потеря этого "великого Тао" - есть благо, потеря истинного Тао - великое зло (глава XXXII).

Глава XIX. К афоризмам первому и второму: "Когда оставлены святость и мудрость"... и "когда оставлены человеколюбие и справедливость". Переводчик относит и эти выражения (святость, мудрость, человеколюбие, справедливость) к отвергаемому Лао-Си "Учению блаженнейших царей". О нем см. примеч. к XVIII главе.

Глава XX. "Я один отличаюсь от других тем, что люблю питаться у матери". - Т. е. у матери всех вещей - у самки, у Тао. См. I главу и особенно Vl-ю.

Глава XXVIII. "Кто знает... и остается в невежестве". - Буквальный перевод: в незнании.
Глава XXIX. "Вообще вещи идут вперед или назад: воюют или дуют". - В тексте St. Julien а: греют или охлаждают.

Глава XXX. "Когда вещь дойдет до полноты своего развития". Букв.: силы.
Глава XXXII. "Когда цари и князья заботятся о защите (своей страны), то сама природа сделается помощницей их". Букв.: вещь.
"Когда небо совокупится... чего человек не в состоянии устроить". - По буквальному переводу: заставить творить.

ВТОРАЯ КНИГА

Глава XXXVIII. "Отсюда, когда потеряно Тао". - Сокращенный перевод этого и следующего афоризма у проф. Васильева: "Когда потерян путь (дао), являются доблести (д э), потеряны доблести, - является человеколюбие, истина, церемонии... Церемонии же имеют самое ничтожное значение в преданности и верности, напротив, он - глава беспорядка" (стр. 77). Ввиду важности этого места приводим его еще в переводе с английского, редактированном Л. Н. Толстым (Изб. мысли Лао-Си, М., 1911 г.): "Если потеряно Тао, то остается добродетель; потеряна добродетель, остается человеколюбие; потеряно человеколюбие, остается справедливость; потеряна справедливость, остается приличие. Приличие - это только подобие правды и источник смут". Это же место имеется в переводе К. Д. Бальмонта, в книге "Зовы древности". Спб., 1908 г., стр. 138.

Место это противоположно по смыслу сказанному об исчезновении мнимого "великого Тао" в главе XVIII и XIX.

Г л а в а XL. "Все вещи произошли от бытия (что), и бытие от небытия (ничто)". См. примечание первое к XLII главе.

Глава XLII. "Тао произвело одно, одно - два, два - три, а три - все вещи".

Глава LXI. В переводе с англ. под ред. Л. Н. Толстого читаем: "Когда высшие ученые узнают о Тао, они старательно исполняют его. Когда средние ученые узнают о Тао, они то соблюдают, то теряют его. Когда низшие ученые узнают о Тао, они смеются над ним. Если бы они не смеялись над ним, оно бы не заслуживало имени Тао".

Глава XLII. "Один - это нечетное число, а два - четное. Соединение четного с нечетным обнимает все многообразие чисел. - О происхождении вещества наш философ учит следующим образом: Тао "произвело одно и т. д.". Это значит, что Тао создало единое, т.е. несложное, которое не есть еще видимое, осязаемое вещество и есть небытие. Так как небытие - отрицание бытия - заключает в себе элемент отрицаемого, то из него же произошел и весь видимый мир.

О верности нашего понимания вышеприведенного изречения Лао-Си свидетельствует следующая мысль его. "Все вещи, - говорит он, - произошли из бытия, и бытие - из небытия" (XL глава, последний афоризм). (Д. Конисси. Философия Лао-Си. Вопр. фил. и псих., XXIII, 377). См. также замечания о космогонии Лао-Си выше, в заметке "Понятие Тао".

"Всякая вещь носит на себе инь и заключает в себе ян".

Понятия инь и ян присущи не только учению Лао-Си, но и всей философии Китая. В наиболее общем своем значении инь и ян есть две противоположные силы, выделяемые единым космическим целым - природой, как данностью. Как уже было отмечено, у китайцев нет представления о начале мира, как акте творческого процесса со стороны некоего Творца: поэтому, по свидетельству архим. Хрисан-фа, перевод первой главы книги Бытия на китайский язык невозможен. Сила ян есть сила активная или мужская, инь - пассивная или женская. Первичной, изначальной реализацией или воплощением силы ян, по китайскому воззрению, явилось небо, силы инь - земля. Дальнейшие воплощения этих двух сил бесконечно разнообразны. Отсюда - утверждение Лао-Си: "всякая вещь носит в себе инь и заключает ян". См. замечания об этом у Вл. Соловьева, т. VI, стр. 108. В системе воззрений Лао-Си, по свидетельству исследователя (Д. П. Конисси.

Философия Лао-Си, XXIII, 377-8), учение об ян и инь занимает следующее место: "Первоначальное вещество, или материя, находилось в хаотическом состоянии" (Гл. XXV. "Вещество произошло из хаоса").

Эта хаотическая масса, по мнению Лао-Си, заключала в себе две противоположных силы: "инь" и "ян". Посредством этих двух сил вся хаотическая масса была приведена в движение, во время которого легкое поднялось наверх, а тяжелое погрузилось вниз (гл. XXVI). Благодаря этому движению хаотическая масса материи пришла в порядок. Достигшая порядка материя и есть вселенная со всей ее сложностью и разнообразием (гл. XXXIX). Такой сложный процесс происхождения действительности не мог совершиться сам собой. Творцом всего этого Лао-Си признает Тао".

В учениях даосов силы "инь" и "ян" подчинены началу "дэ" (достоинство): "Что такое Д' э? То, что получено небом и землею, то, из чего получают силы инь и ян" (Васильев, 82). Учение о "инь" и "ян" имеет некоторый параллелизм с буддийским учением о трех ян' ах.

Г л а в а LI. "Жизнь имеет 13 ступеней своего развития..." (а также к 2-м следующим афоризмам). Объяснение Д. П. Конисси: "13 - это символическое число. Оно, по словам толкователя Лао-Си Хану-Гёку-Сен, взято из области астрономии. Луна после своего появления через 13 дней достигает своей полноты; после полнолуния через 13 дней она совсем исчезает. Приводя это число дней, Лао-Си, очевидно, хотел указать на то, что всякое существо развивается до известной границы, и когда оно достигнет полноты развития, то начинает ослабевать и наконец совсем уничтожается". Сравн., напр., предпоследний афоризм XXX главы.

Глава LVII. "Когда в стране нет (еще) беспорядка, (тогда) следует им овладеть". - По объяснению переводчика, заключительная часть афоризма по смыслу значит: "принять меры к его предотвращению".
"Когда в государстве... число преступников увеличится". - Букв, воров.