Нострадамус Мишель

Центурия
IX

Все письма - призыв к коренным переменам,
Бурэ, переводчик, их взял со стола, -
И здесь демагог с краснобаем тому набьют цену,
Кто множество благ всем своим обещал.
Скорее, скорее, скорей уходите!
Из Монт Авентайна разносится зов,
Колонья с семьей!- С Аримини и с Прато бегите!
Здесь жизнь насыщают страданья и кровь.
Ведь из ничего вспыхнут бури в Равенне,
Бунт сильных пятнадцати душит Форнез,
А в Риме пожары и кровь благоденствия сменят,
Ведь два двухголовых уродца окрест.
Великое ничто..
Могущество двум дано выборной властью,
Изгнанник отброшен в позорную тень.
Разграблен весь дом и повсюду несчастья,
И в нови колышется пасмурный день.
Русские комментаторы Нострадамуса склонны усматривать в этом катрене предчувствие борьбы между Сталиным и Троцким
Из третьих рядов он продвинется в первый,
Опорой ему станет сброд, а не знать.
Тиран оккупирует Пизу и Люкку, наверно,
Громила с низов мог людей усмирять.
Полки англичан наполняют Кайену,
И здесь аквитанцы присвоили власть.
Ну как, лангедок, хороши перемены?
Вот барбокситанцем намерены звать.
Злой дух обитает в старинной гробнице.
Открывший - захлопни ж, захлопни скорей!
Но поздно, и бедствию дали разлиться,
И лучших оно не щадит королей.
Никто не уйдет от возмездия свыше,
Сам Бог покарает волчат и волков.
Отца принц убил, и потомки об этом услышат.
Цени ж Тайнописцев минувших веков!
Мистический свет виден в храме Весталок,
Останки колонн точно мачты затопших судов.
Тень девочки с лампой в руках пробежала.
Низмесцы! Разлив сокрушает ваш кров!
Весталки, как известно, должны быть девственницами, пока продолжается их служение и подчинение языческим ритуалам.

Провинившихся, особенно уличенных в прелюбодеянии, тяжко наказывали, вплоть до того, что живьем зарывали в землю вместе с наполненным горючим веществом лампой, куском хлеба и кружкой воды. В южной Франции и в Италии, где немало развалин языческих храмов, есть легенды о загадочном свете в развалинах храмах весталок и призрачных фигурах, которые держат зажженные лампы
в руках. Появление призрака и видимый в руинах свет - не к добру: будет наводнение или неурожай.
Монах и монашка у трупа ребенка.
Чье тельце стекольщик случайно нашел...
К военному лагерю с Фойкса проложены тропм
Готовься Тулуза принять эту боль.
На смерть осужден был совсем невиновный,
И зрелище казни пьянило людей.
Потом здесь чума разжигала жаровни,
И судьи бежали отсюда скорей.
Кому серебро этих статуй вернули?
Диана с Меркурием видят озерное дно.
Рыбешки над старым сосудом блеснули,
И золото в нем никому не сдано.
Бежали они из темницы салонской.
Свирепый болонец, моденские два.
Костер с Буранкоза открыл их тряпье и обноски,
И ночью всех видно у скользкого рва.
Готов для преступников чан над Равенной,
Чан с медом, с оливковым маслом, с вином.
Живьем в нем кипеть будет всякий повинный:
Семерка предстанет в Бордо пред судом.
Это жестокий род казни, применявшийся е древней Франции. Осужденных живьем кипятят в оливковом масле с примесью меда и вина.
Парпан не сумеет помочь кардиналу.
Куда же. куда непокорным бежать?
Три мирных и немощных пять устояли.
Бургонский прелат может их поддержать.
"Блеск молний одобрят лихие созвездья,
Тот блеск омрачит центр Майенских лесов.
Кровь с листьев стекает на зверя из бездны.
Великие люди похожи на псов.
Страна не сорвется в глубокую бездну.
Решительный Франко друзей созовет.
Пускай неприязнь дипломатов исчезнет:
Испания силой традиций живет .
Один их катренов ..Центурий", который для апологетов -неопровержимое доказательство пророческой силы Нострадамуса, а
для скептиков - один из немногих счастливейших и редчайших совпадений. Это, по мнению скептиков, стрела, наугад пущенная в
будущее и совершенно случайно попавшая в цель.
Что ж! Новый король любит кровопролитье,
И умер для Франции век золотой.
Вы третьего сына Нероном Креста назовите,
И он воссоздаст Форнерон дорогой.
Некоторые комментаторы Нострадамуса указывают, что Карл IX был третьим сыном Генриха II, и усматривают в этом катрене еще одно
предчувствие Варфоломеевской ночи.
О славе империи знают фламандцы.
Дофин сделал лилии частью Нанси.
Уйдя с лучших мест, трудно с болью расстаться,
Под гнетом препятствий сам Монморанси.
Он ночью идет сквозь леса возле Рейна,
А камень белеет в Волторте-Херне,
Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,
Где вольные люди и храмы в огне.
В этом катрене усматривают пророческое предвидение Варенских злоключений Людовика XVI.
С собора Блуа виден мост чрез Луару,
Король и прелат 'встретят зло на мосту.
У Лонских болот воевали недаром.
Раз все духовенство отсюда сметут.
Придворным здесь надобен вкрадчивый шепот:
Король был в соборе вблизи от дворца,
А Альба с Мантором, ступив на садовые тропы.
Кинжалом и словом пронзают сердца.
Недаром обрушилась кровля у дома.
С продавленным черепом сын короля.
Молитва отцу не приходит на помощь,
И праздничный блеск не полюбит земля.
Их двое, детей королевского дома.
Карета бежит от дворца под скалой,
Поездку сады монастырские помнят.
Где плод недозрелый качался с листвой.
Известье летит из Испании птицей,
Крылом задевая куст роз у моста...
Быстрее, чем мысль, эта весть разлетится:
Безирс для погони еще не устал.
Уход его глуп: нет серьезной причины.
Наверно, что папа ему угрожал.
Люблю освежающий ветр в Пиомбино.
И стены в Вультрее в зеленых плащах.
Достигший высот изменяет дофину.
Мост сломан, и ветер повалит забор.
Но старый Текон в тех делах неповинен,
И герцогу стелет в знак дружбы ковер.
Встречай Геную и Сицилию пушечным громом!
Летит над Иллирией рой парусов.
Не видишь: с Венеции и Масильона
Противник с венгерцем схватиться готов.
Да! Он Сен-Квентин никому не уступит,
И он же с упорством захватит Каллас,
Дома, корабли у Шарье испугаются крови и трупов,
Так новый порядок встречают у нас.
Пуолская гавань и Сент-Николас видны с борта,
Корабль норманов качал фанатичный залив.
"Алла!" - слышен крик с Византийского порта,
Кадиз и испанцы крестов не сдали.
Земля на куски раскололась от взрывов,
В развалинах будут Кассич и Сент-Джордж,
Есть бреши в соборе у края обрыва,
И Пасха идет сквозь жестокость и ложь.
Порфирий! Сквозь время плывут манускрипты,
Подобно словесным большим кораблям.
Твой череп истлел, но твои паруса не забыты,
И мысль не догнать даже будущим дням.
Порфирий (239-305) - философ неоплатоник, автор работ о Пифагоре и Плотике, возможно, оказавший решающее влияние на творчество Нострадамуса
Он будет сильней европейских монархов.
Его называют французской грозой,
Италия сбита великой нападкой,
И Рим Геркулесской схвачен рукой.
Свершилось - один пятистам его предал.
Нарбонн! И ты, иСолк! Чем зажечь фонари?
Ведь явь станет хуже кровавого бреда,
Монархия в зареве штурмов горит.
Это один из самых загадочных и самых поразительных катренов всех "Центурий" Мишеля Нострадамуса. Скептикам трудно поверить, что это не мистификация, а бесспорно, оригинальный напечатанный в XVI веке текст. Граф Нарбонн был военным министром Людовика XVI, он сумел предотвратить революцию. Его современник Солк сыграл предательскую роль в отношении Людовика XVI и королевы. Пятьсот марсельцев помогли свергнуть власть короля.
Теперь победителям роз не кидают,
К бесславию шел белокурый отряд,
В полях Македонских успех Фердинанда бросает,
И он с мирмидонцем сцепиться не рад.
Юнцы короля оттеснили от трона.
Он гибнет - топор занесен с высоты.
Сигнал светит с мачт: берегись беззаконий,
Три брата друг другу - враги и скоты .
Апологеты ..Центурий' полагают, что здесь провидчески изображена казнь Людовика XVI На месте казни, перед тем как ему отрубили
голову, Людовик спросил что слышно нового об экспедиции Лаперуза
..Кругом! Шагом марш! всем мостам с ветряками,
Теченью реки и дворцам на Тулузском пути.
Декабрь дал приказ и взмахнул ветровыми руками.
Бассейн всей Гаронны крутящимся диском летит.
В поэтическом отношении это четверостишье, пожалуй, наиболее творчегги смелое во всех "Центуриях"
Французов, поди, будут ждать у Ажана,
Подсобник г Нарбоина беспечностью пьян,
Теперь англичане, рашельцы с Бордо выступают по плану.
Енатьян! И ты пострадаешь от ран!
Гляди: в Арбизеле. в Гревари так лихо.
Савонна взята штурмовою волной.
За старой стеной над дворцом - бой и дикие крики.
Их слышит Гвиара, Шарье и Гасконь.
Летит в Сен-Квентин шум листвы Баурлиса.
Фламандцы в Абее идут под удар.
Путь к миру гвардейскою шпагой пронизан,
Двух юных сынов ждет нежданный угар.
Да! Герцог теперь уже занял Карпентрез,
И черный берет его с красным пером,
Вот Генрих Великий царит в Авиньоне под ветром,
И в римском посланьи оплакан был шторм.
К Тунису откатится варвар разбитый.
Мы вместе: Монако, Сицилия, вся Генуя,
С Венецией флот снарядим знаменитый:
Не быть полумесяцу в наших краях
В бою - измаэлиты и крузодеры,
В огне паруса десяти кораблей.
Неверные и христиане - в неистовом споре.
Но в небе теперь над мечетью светлей.
Скорее беги из проклятой Женевы,
Где золото станет железной звездой.
Оттуда на землю лучи устремятся из гнева,
И небо подаст нам свой знак пред враждой.
К чему ему истина в важных вопросах?
Он ложью свои исправляет дела.
Законы и совесть он вовсе отбросил.
В Париж и Пьемонт злая скорбь забрела.
Он в мантии красно" идет по Тулузе:
Не грешников - жертвы ища средь людей.
Тень тыкв в огородах над камерой пыток не сузят,
И новые казни предвидят везде
Проекты реформ составлялись напрасно,
Раз голову слову снес переворот,
Смещенный монарх пред судьбою опасной Ворота дворца бурей крутит и рвет.
Шатается город у вод океана,
Дома валит с ног сумасшедшей волной,
Разбиты суда и мосты ураганом.
И ветер смеется над ранней весной.
Война и мятеж множат груды развалин,
К Антверпену движутся Кент и Брюссель,
Английский король к эшафоту отправлен.
От соли с вином будет Лондон хмелеть.
Большим демагогом был хитрый Мендозус.
Став демоном многих горячих юнцов.
Здесь варварство мечет напрасные грозы, -
Норларис - теперь - не отрада отцов.
Опасен для красных рост сект и религий:
Ударами плети не выстроишь мир!
Никто не спасется от дьявольской лиги.
Лишь демон земной приглашен был на пир.
Жизнь делит всю землю на две половины.
Одна будет с миром, другая с войной,
В крови захлебнется и зверь, и невинный.
Кому же вся Франция ближе душой?
Горели живьем три пажа в трех каминах,
Их юный король приказал умертвить.
Будь счастлив, Живущий вдали, неповинный,
Свои же безумцу спешат отомстить.
Они в Корсибон прибывают с почетом. Равенна!
Ликует ограбивший даму в порту.
Посол Лиссабона! Морские пучины разверсты.
Засекшие в скалах душ семьдесят с места сметут.
Их лагерь раскинулся под Наудамом.
Оставлен в Майстах их выцветший флаг.
Ведь более тысячи на два разделятся стана.
Но только стан первый второму не враг.
Король прибыл в Друкс, чтобы вместо покоя
Оставить незыблемым прежний закон.
Ворота срывались с петель, трон был смят и расколот.
И кровь короля станет шелком знамен.
Три красных давно поджидали француза,
Заметив брег левый напротив Витри,
Жив черный, но красным распорото пузо,
И брит был обрадован светом зари.
Да, красный Ник связан с нелегкою жизнью,
И знал, что в Ферне будет схвачен Видам, Великий Люк счет предъявляет отчизне.
И зависть Бургундию бритам отдаст.
Даомация в страхе почуяв пролитие крови,
И варвар сражается в черном углу.
Раз дрогнул Турин. Измаил наготове.
Спасетель Португалия преданных слуг?
Грабитель морских побережных владений
И в новых народах теряет друзей.
Мессинско-мальтийский союз не ржавеет.
Не терпит обид от чужих якорей.
Октябрь в день третий - под знаком великих событий.
Возвышены будут Ругон, Мандрагора, Оппи Мертинанс,
Теперь Черногорье весь мир сотрясает открытьем,
И многое грязным предстанет для нас.
Опять потрясения вызовут войны,
И бедствия выветрят дух перемен.
Не зря же Нарбонн и Байон беспокойны.
Им больно от горя, страданий, измен.
Вторжянцы пройдут Пиринейск.ие горы,
Противиться в марта не сможет Нарбонн.
Здесь жизни сгорают как дождь метеоров,
Над морем и сушей разносится стон.
Зеленые мысли вредны для реформы.
Раз плод не дозрел - не срывайте его.
Потомков никчемные сдвиги не кормят,
И ложное благо не даст ничего.
Предвижу реформы и честную дружбу.
Меч, вложенный в ножны - не самообман.
Поместья, поля и сады делу мира послужат,
Закон станет другом залеченных ран.
У врат у скалы их до сотен сойдется,
И видны ворота с Дизерских вершин,
В Шато с мест других удалец к удальцу подберется,
Друг Рима с крестом ты, крепись и держись!
Когда заговорщики шли из Аймара,
Солдаты таились в Ликийском лесу,
Савону и Рону знобило недаром.
От крови, от страха наш трон не спасут.
Две трети их стран изувечены градом,
Италия с Веной поникли разбитой главой.
Над Брессом и выше Вайли - кладовые кровавого ада.
Град создан гренобльцем и введен был в бой.
В этом катрене Нострадамус, по всей вероятности, предвидит появление реактивных снарядов, что вяжется с последующим катреном.
Какое оружие скрыто в рэкете.
Которую мчит крыловидный огонь?
Латинское небо рвет северный ветер,
И взорван грозою был венский покой.
Святыни им видимы будут у Трикса,
Но их осквернять не осмелятся днем.
Каркассон! Будь рад, что немилость продлится,
С эторжением справятся долгим путем.
Все церкви и все синагоги зачахнут:
Исчезнут обряды в две тысячи сто пятьдесятом году
И Крест, и Давидовы звезды истлевшею славой запахнут.
Но милость небес люди в новом найдут.
Из-за подобного рода катренов католическая церковь в восьмидесятых годах прошлого века осудила увлечение Нострадамусом. Но очень похоже на правду, что обрядовая, ритуальная сторона всех религий - христианской, иудейской, магометанской - клонится к закату. И действительно, похоже на то, что первое столетие XXI века станет началом конца обрядовой религиозности. Но. по мнению Нострадамуса, неизбежная гибель обрядов и ритуалов не означает гибели человечности и любви, которые неизбежно станут живительным источником новой эры. Ведь "знание без веры односторонне, а вера без знания неполноценна.
Тюрбан голубой завладеет всем Фойксом Пред тем, как Сатурн совершит оборот,
А белый тюрбан спорит с Турцией громко,
А звезлы на мачты судов созовет.
Марс. Меркурий и Сол.
Убийца тайком покидает град Ферстод,
Чернеет на пашне заколотый бык.
Здесь плащ Артемиды взметается облаком дерзким,
И перел вулканов к погибшим приник.
С прибрежной волной будут ладить французы. Амбрасия с Трасией хлынут в Прованс,
Законы и нравы их здесь они сгрузят,
Чтоб след свой надолго оставить у нас.
Беда, коли мир куплен страхом и кровью.
Два русла зажаты в железной руке.
Жестокость и злобу Нерон сделал новью.
Но был Кальвероном убит на реке.
Правитель чужой восседает на троне,
И к смерти идут королева и сын.
Зато конкубину злой рок не затронет,
Раз сам победитель красой ее сыт.
Гречанка казалась античной богиней.
Успех ее цвел средь дуэлей и ссор,
Однако в Испании власть ее сгинет,
В темнице ждет казни пленительный взор"
Коварный галерным командовал флотом,
Стремясь подавить и протест, и мятеж.
Уловки слабее взбесившихся глоток:
"Хватай командира... Души его... Режь!...,
Пожалуй, во вред себе действовал герцог.
Сильнейшего друга куда-то сослав,
Деспотии в Пизе и Люкке с ним бились совместно,
А трезвый дикарь виноград собирал.
Спасайся уловкой, раз чуешь засаду.
Король пред врагами на трех сторонах.
Измена в Лонгине была хуже ада,
И слезы повисли росой на стеблях.
Обрушатся воды на град осажденный,
И новые бедствия с ними придут,
И все же доволен был страж удивленный:
Внезапной атакой людей не убьют
Мир - в язвах и трещинах землетрясений.
Созвездья ломают хребты городам,
Дворцы и мечети стоят на коленях.
Безбожник идет по Христовым следам.
Полюбит мятеж серый мрамор гробницы.
Мысль главы медуз на толпу наведет.
Дух мести в бесправие нищих вселится
И злобою трон на куски разнесет.
Гасконь, Лангедок быстро пройдены ими.
Ажанцы держали Арманд и Реаль.
Фоценцы дерутся и новой короны не примут,
И бой под Сент-Полом уже грохотал.
К Шартрезу прорвутся Бурже и Ла Рейнцы,
Антониев мост будет видеть привал.
Семерка за мир, ибо схватка бесцельна,
И скорби Париж осажденный встречал.
Да, храм от Туфонского леса отрезан,
И был в Монтлехерне унижен прелат.
"Мой герб на монете, Держи, не побрезгуй.
Чеканю их сам", - ему герцог сказал.
Речь идет о распрях между церковью и знатью. Печатая деньги ценность которых невелика герцог, тем не менее берет верх над церковью.
Калас и Аррас пособят Терроане,
Когда же придут и порядок, и мир,
Отряд с Аллоброкса спустился к Роане,
Но марш убежденных был все-таки сир.
Семь лет улыбалась Филиппу фоотуна,
Но варвары счастье пронзили стрелой
Расцвет уничтожен смятением бурным.
Что ждет Огмиона с ослабшей душой?
Вождь сызнова бредит немецким величьем:
Решетки тюрьмы не задержат идеи.
У Венгрии будет иное обличье
Но мощь не построишь на крови людей.
Страдают от мора Коринф и Никополь
Зараза идет в Македонию, в Крым
Мрачат Амфиполис и плачи и ропот.
Яд трупный на улицах трудно отмыть.
И вот к Новеграду правитель стремится,
В бараний хозяева скручены рог.
Из тюрем вернут палача и убийцу,
Чтоб кровь просочилась в державный чертог.
Перекладывав этот катрен к девятой Центурии на русский язык я склонен принять толкование русских дореволюционных астрологов, хотя их точка зрения и оспаривается Нострадамус жил в XVI веке. И слухи о том как Иван Грозный или может быть, еще раньше Иван Третий покарал Новгород Великий, могли коснуться слуха саломского предсказателя Ведь Иван Грозный камня на камне не оставил от былой новгородской вольности, после того как Иван Третий потряс эту вольность. Во всяком случаи в Центуриях надо видеть Нострадамуса - историка, Нострадамуса - футуролога и Нострадамуса - современника изображаемых событии.
Флот делят на три боеносные части
Вторая найдет поораженья и скорбь,
С Полей Елисейских доносятся плачи
Часть первая мстит за безмачтовый гроб
Враг правильный путь выбирает из форта
И вот к бастиону повозки спешат
Буржеские стены нашествием стерты
Побитый злодей Геркулесу не рад.
Один пропадет беззащитный корабль,
Но слабость утратит союз кораблей.
Штурм слаб, Братислава! Здесь враг не пограбит,
И к варварам Любек притянут сильней.
В мундирах солдат побережья Арама.
И армию новый ведет человек,
Потухнет в Милане военное пламя.
Вождь в клетке железной окончит свой зек.
Не верьте, что враг не войдет в этот город,
И герцог напрасно не ведал тревог.
Уловкой врата отпираются скоро,
И кровь на мечах так порадует рок.
Отступник к чужим поневоле подался,
И вынужден сдаться наш вождь в Молите,
Но есть смельчаки, что намерены драться,
К суду тех, кто с ними идти не хотел.
Сек всех осаждающих северный ветер.
Им трудно пробиться сквозь бури и мрак.
Дождь хлещет их плечи струящейся плетью,
И исповедь хуже сражений и драк.
Пожар корабли претворяет в руины,
И пламя в ночи спорит с светом дневным,
В военных уловках два флота повинны.
Победа сокрыта туманом густым.