Осипов Валерий Данилович - "Единый язык человечества"

ОБ ЭТОЙ КНИГЕ

Эта книга содержит ряд очерков о происхождении слов русского, английского, арабского и некоторых других языков. Каждый из них - это ступенька на лестнице, ведущей к пониманию того, что такое человеческий язык и каким он был в самом отдаленном прошлом. Читателю предлагается спуститься по этой лестнице в глубь тысячелетий, взглянуть на слово как на исторический документ, как на драгоценную крупицу общечеловеческого опыта.

Чтобы путешествие не оказалось слишком обременительным, автор постарался не сушить свою речь специальными терминами, а даже, напротив, разбавил ее полушутливыми словечками, возложив на них задачу передавать самые серьезные понятия. Таким образом, в книге нашлось место шуткам и анекдотам, если они подходили для иллюстрации того или иного утверждения.

В книге автор пытается провести мысль: не стоит слишком уж переоценивать самобытность каждого национального языка. В сущности, каждый язык естественно продолжает другой язык. В наших языках есть не только "свое" и "чужое", но и общее, доставшееся нам от первопредков. Все мы дети Адама и Евы, все мы потомки Ноя. Если бы автор был не русским арабистом, а, скажем, английским японистом, то и тогда он отстаивал бы все ту же мысль, но только на других примерах, на другом языковом материале.

Каждая книга - это исповедь автора перед читателями, а исповедь предполагает повествование от первого лица. В слове "я", употребленном автором, нет и намека на "ячество", выпячивание самого себя, В нем попытка стать чуточку ближе к читателю.

В этой книге гораздо больше примеров, чем авторских рассуждений. Пример зачастую лучше правила. Он яснее и доходчивее.

Еще одна особенность книги состоит в том, что ее можно читать где угодно: в электричке и в самолете, дома и на работе, причем начиная с любого места в начале, середине или в конце. В ней так много всего разного, что как минимум что-нибудь забавное отыщется и на ваш вкус.

Это не учебник, не трактат. Скорее, информация для размышления, зарубки на дереве, которые каждый волен трактовать по-своему. Волен соглашаться или не соглашаться с мнением автора, которое он утаивать не стал.

Глава 1
ДВА ЯЗЫКА У ЧЕЛОВЕКА И ОДИН У ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
О ЕДИНСТВЕ ЯЗЫКОВ ВООБЩЕ

У человека сразу два языка. Один во рту. Это распознаватель вкуса. Другой в мозгу. Последний - распознаватель речи. Язык в мозгу напоминает коллекцию магнитофонных записей, хранилище кассет.

Чтобы пленки зазвучали, нужен магнитофон. Записи в мозгу озвучивает плотная мышца во рту. Ей помогают другие органы речи. Способ речеобразования един для всех языков мира: языковые единицы (знаки из набора знаков, хранящихся в памяти) служат образцами, формами для отливки речевых единиц, из которых выстраивается речевой поток. Организованное множество речевых единиц образует связный текст примерно так, как мозаичную картину создает организованное множество разноцветных камешков.

Ребенок рождается только с одним языком, тем, что во рту, и с чистым, как лист белой бумаги, мозгом. Окружающие люди изо дня в день раздражают его звуковыми сигналами. Их следы остаются в памяти. Они-то и образуют тропинку, ведущую к произношению слов. Язык в мозгу не образуется сам по себе, словно зубы. Его нужно взращивать, начиная с подготовки почвы, посева первых зерен. И окружающие ребенка люди делают это, засеивая его память звуковыми образами, оттисками знаковых единиц. Что посеешь, то и пожнешь.

С кем поведется ребенок, от того и наберется речевых привычек, которые станут его вторым "я", одеждой его мыслей и чувств. Русский ребенок заговорит по-русски только в русскоязычном окружении. Окажись он в арабоязычной среде - и его родным языком стал бы арабский. Невинный младенец, честный и душевно чистый, еще не научившийся притворяться, уже в совершенстве владеет языком наших первопредков. Этот язык в него вложил сам Творец. Еще не овладев и зачатками логической речи, малыш прекрасно понимает интонацию речи взрослых.

Он будет улыбаться, услышав ласковую речь, а может и расплакаться, уловив суровые нотки в голосе. Смысла слов он еще не постиг, а вот в их звучании уже разбирается. Когда взрослые лгут ребенку (у взрослых это называется "шутить") и произносят самые суровые слова приветливым, ласковым голосом, то ребенок радуется. В ответ же на ласковые слова, но произнесенные злым голосом, ребенок может испугаться и расплакаться.

Для взрослых это забава. Им кажется, что так они выявляют неразвитость, несовершенство младенца. На самом же деле так они показывают собственную неразвитость и испорченность. Так шутить зло и глупо.

Устами младенцев продолжает говорить истина даже тогда, когда младенцы не подают голоса. Вместо голоса говорят губы (уста) на немом и беззвучном языке телодвижений, то растягиваясь в широкую улыбку, то сжимаясь в трубочку от расстройства.

Маленький ребенок показывает нам, взрослым, каким было человечество в младенческий период своего развития, когда оно пользовалось языком естественно выраженных эмоций еще до того, как обрело дар логической речи. Точнее, до того, как человек перешел на выработанную им самим систему общения, базирующуюся на использовании условных искусственных знаков (слов).

Язык человеческого общения не природный, не божественный, а благоприобретенный от других людей. С этой точки зрения все люди говорят на одном и том же языке привычек, перенятых от ближайшего окружения. В основе человеческого языка лежит один и тот же принцип общения через сотрясение воздуха, через звуки, облик которых формируется главным образом при помощи датчика вкуса. Символом языка любого народа мог бы стать змеиный язык. Его основание коренится глубоко в голове и управляется мозгом, а конец раздвоен. Так же раздвоено и назначение человеческого языка во рту: быть распознавателем вкуса и органом речи одновременно.

Все остальные сходства и различия между языками человеческого общения менее существенны, второстепенны. Это уже мелочи, однако такие, на которые принято обращать повышенное внимание, поскольку их много и они всегда на виду. Они как надоедливая мошкара, от которой негде скрыться. Они очевидны, но очевидное - не то же самое, что истинное. Солнце со всей очевидностью восходит и заходит над Землей, однако научная истина состоит в том, что не Солнце вращается вокруг Земли, а как раз наоборот: Земля вокруг Солнца.

Все мы жильцы одной коммунальной квартиры под названием "планета Земля". Нас объединяет одно Солнце, одно небо, одна суша. И одна "кухня", из которой вышли наши языки. Говорить мы учимся друг от друга. Чтобы служить общению, язык должен быть общим, а таким он становится через общение.

Невозможно проживать одновременно повсюду, а потому люди интенсивнее общаются с теми, кто поближе, с близкими, родственниками. Поэтому с детства познанный язык, первые слова которого мы узнаем от матери, именуется родным.

Как отдельный человек учится языку от других людей, так и отдельный народ учится общечеловеческому языку у других народов. Прежде всего у тех, кто оказался рядом, с кем свела историческая судьба.

Языковое родство - не то же самое, что родство по крови. Строго говоря, оно и не родство вовсе, а результат действия пословицы "С кем поведешься, от того и наберешься". Его еще называют "законом соленого огурца", ведь всякий огурец принимает вкус того рассола, в котором находится. Анализ языка не стоит путать с анализом крови, хотя и язык может многое прояснить о происхождении человека или
народа.

Мы привыкли различать языки: русский, арабский, английский и другие. Между тем научная истина состоит в том, что все люди на Земле говорят на одном и том же языке. Это далеко не всем кажется очевидным, а потому требует пояснений. Начнем с понятия множественности языков. Сколько же их на Земле? Этого никто не знает. И с точностью никогда не сможет подсчитать, поскольку сама грань между языками, диалектами, говорами и наречиями очень зыбкая, условная. Всегда можно найти наречия, говоры, диалекты, соединяющие в себе черты двух разных языков.

Если такие переходные языковые формы не лежат на поверхности сегодня, то это не означает, что их не было вчера. Они отыскиваются нередко среди так называемых мертвых языков. Итальянский и французский, например, выросли из древней латыни, хотя каждый на своей почве. Мостиком между греческим и славянскими языками вполне мог быть древнемакедонский язык.

Граница между "своим" и "чужим" внутри языка тоже нечеткая, расплывчатая, проницаемая, словно между шеей и плечом. Отделить свое от чужого в языке - совсем не то же самое, что раздеться, отделив одежду от тела. Граница между одеждой и телом существует - это мертвая материя и живой организм. А вот грань между действующими словами живого языка нащупать не удается. Что еще совсем недавно было чужим, становится привычным, своим. Иноязычные слова входят в обиход, усваиваются. Откуда бы ни пришло слово, оно обкатывается, шлифуется миллионами уст, притирается к другим словам настолько, что становится родным.

Его не вырезать из живой речи. Оно уже усвоено языковым организмом, как пищеварительная система усваивает съедобный заморский плод. Его не удалишь из словаря, как английский галстук с русской шеи. Каждый привык различать моря и океаны, но никто не скажет точно, где кончаются воды одного моря и начинаются воды другого. Природа не терпит скачков, резких переходов. Так же и в языках. В любом из них отыщутся чужие вкрапления. Исследователь с нормальным научным подходом всячески избегает роли судьи, делящего языковое имущество на "свое" и "чужое", уклоняется от спекулятивных рассуждений на эту тему, неизбежно выливающихся в политические дрязги о том, какой народ величественнее.

Человеческий язык в любой точке планеты - это мой язык. Языки разных народов - всего лишь грани единого бриллианта. Отблески Божественной истины сверкают в каждой его грани, какой бы народ ни выступал в роли главного гранильщика. Языки разных народов - общее достояние, как воздух, как воды Мирового океана. Шрамы на теле Земли, называемые государственными границами, нанесены не Природой, а людьми, еще не научившимися жить по законам Природы, единой человеческой семьей. "Межи да грани - ссоры да брани" - гласит поговорка. Условность государственных границ понимает даже птица: "Журавль межи не знает, а через ступает". Объективный, непредвзятый исследователь, сравнивающий между собой разные языки, на деле сравнивает свое со своим. Выявляя различия, он ни на мгновение не забывает о том общем, что сделало возможным само сопоставление.

Мы привычно делим время на годы. Год 1200-й и год 2000-й - для нас два совершенно разных года: так много перемен произошло между этими датами. В Москве не осталось ни одного здания из далекого 1200-го. Однако никаких естественных границ между годами нет. Год 2000-й постепенно вылупился из предшествовавших годов, как цыпленок из яйца. Не было перерывов и скачков между годами, а лишь плавный переход, перетекание одного года в другой. Есть одна непрерывная последовательность изменений, именуемая нами временем.

Язык, как и время, не существует сам по себе. Они неотделимы от человека. Оба из разряда человеческих привычек: подмечать изменения (ощущение времени) и выражать звуками свои чувства и мысли (язык). Между языками нет естественных границ. Межей да граней ровно столько, сколько возводят их люди между собой. Государственные границы, разное вероисповедание, склад характера (тоже привычки!) образуют между людьми то, что принято называть языковым барьером.

Не будь этих рукотворных межей, языки перетекали бы один в другой плавно, незаметно. Еще более плавно, чем русский язык перетекает в белорусский, белорусский - в польский, польский - в немецкий, немецкий - в английский и т. д. Всякий раз, когда мы сталкиваемся с непонятной нам речью, мы считаем, что человек говорит на другом языке, и смотрим на этот язык как на отдельное образование, а не как на одно из звеньев в общечеловеческой цепочке. Это проще, чем устанавливать хитрые сцепления звеньев и по ним добираться от непонятного для нас языка к понятному, устанавливать их связи и преемственность.

Такой упрощенческий, бытовой подход разрывает единую общечеловеческую языковую материю на отдельные лоскутки и клочки.
Вихрь единой планетарной жизни увлекает языки мира в стремительный хоровод общения. Один язык берет за руку другой. Кто крепче, кто послабее. Развитие (изменение) всех языков идет в одну и ту же сторону простоты и удобства общения. Словно партнеры по хороводу, все языки вращаются в эту сторону, стараясь не отставать друг от друга.

Сегодня язык не такой, каким он был вчера, а завтра будет не таким, как сегодня. Цепочка состояний, изменений и превращений тянется в глубь веков. Плавно, без разрывов. Один год перетекает в другой, один век сменяется другим, новым. Конец одного всегда выступает началом другого. Всю эту длинную цепочку исторических состояний языка мы с полным основанием называем своим языком, языком своих предков и пращуров. И если нет чего-либо в нашем современном родном языке, то это вовсе не означает, что не было раньше или не будет позже.

В основе общечеловеческого языка лежит принцип общения через звуки. Именно этот способ оказался наиболее удобным для всех людей, гораздо удобнее, чем общение при помощи жестов, запахов или предметов. Выбор языка как органа общения осуществила сама Природа, сотворившая человека именно таким, вписавшая его в этот мир, связавшая его с окружающим миром каждым телодвижением, каждым вздохом. Человеку оставалось только подчиниться мудрому велению Творца. Подчинились все без исключения. Все люди, все народы. Никто не сделался телепатом, не изобрел иного, отличного от других людей способа общения. Звучащая речь стала фундаментом, на котором выросли другие этажи: письменная речь, ее смешанные зрительно-звуковые виды.

Из основополагающего, принципиального единства языков вытекают все многочисленные случаи сходств и совпадений, к рассмотрению которых мы переходим. Начнем с названия языка как способа облачать мысли и чувства в звуковые одеяния. При его выборе многие народы отдали предпочтение слову, которое послужило названием их органа вкуса - язык. Плотная мышца во рту, которую можно рассмотреть, пощупать, и привычки, отпечатавшиеся где-то глубоко в мозгу, скрытые от нашего непосредственного наблюдения, такие разные, такие непохожие и тем не менее оказавшиеся тезками в речи многих народов.

Одним языком лижут и пробуют на вкус, а с помощью другого выражают мысли, выстраивая звуки в единый поток, несущий мысли от человека к человеку. Главным преобразователем этого потока выступает все та же мышца во рту. И пользуясь этим своим главенством, орган вкуса навязал свое имя программе преобразования мыслей в звуки. Словно подписи в международном документе, удостоверяющем принципиальное единство языков мира, стоят такие слова, как

o ЯЗЫК (от имени русского языка),
o ЛИСАН (от имени арабского языка),
o ТАНГ (от имени английского языка),
o ЛАНГ (от имени французского языка).

Каждое из приведенных слов связывает орган вкуса с системой знаков. И что из того, что арабы чаще называют эту систему словом "люга", а англичане - "лэнгвидж". Это уже частности, которые общей картины не меняют.

Внутри любого национального языкового тела скрывается одинаковый по устройству остов. Его можно сравнить с человеческим скелетом. Сколько людей проходит перед нашими глазами! С разными фигурами, лицами, цветом кожи, в разных одеждах. А костный каркас у всех устроен одинаково: то же количество костей, то же предназначение каждой из них. В своей повседневности мы не заглядываем очень уж глубоко, обычно даже не срываем покровов из одежды, не говоря уже о покровах из плоти. Дарим своим знакомым фотографии, а не рентгеновские снимки.

Специалист же проникает своим тренированным зрением сквозь множество внешних личин, доходя до самой сути вещей. Для языковеда с достаточно широким кругозором нет принципиальной разницы между русским и арабским языком, как для врача нет принципиальной разницы, чей орган вкуса он исследует - негра или китайца. Попробуем же взглянуть на слова-звезды сквозь телескоп языкознания!

Трудно поверить, что русский и китайский, арабский и индонезийский, японский и суахили могут быть местными формами, отражениями одного и того же общечеловеческого языка. Уж очень мало общего между ними на первый взгляд. Тем не менее это такой же факт, как и то, что новорожденный младенец на пожелтевшей фотографии и старец преклонного возраста, в которого превратился этот младенец через "каких-то" 80 лет, - один и тот же человек.

В последнем случае нам помогает наблюдение за постепенностью перехода человека из одного возрастного состояния в другое. Домашний альбом помогает восстановить, как младенец превращался в розовощекого карапуза, тот - в худенького мальчика, потом в стройного юношу, мускулистого, сильного мужчину, пожилого человека с лысиной и животиком и, наконец, в сухонького старичка с палочкой в руке. В сущности, общих, объединяющих черт между младенцем и старцем наберется не так уж и много.

Вычленяя "разные", "самостоятельные" языки, мы игнорируем постепенность перетекания языка в язык, одного языкового состояния в другое. Мы слишком заняты или слишком нелюбопытны, чтобы проследить, как один язык развивался во времени, превращаясь в другой, мало похожий на него, чтобы вспомнить все промежуточные, переходные его формы, территориальные и временные. Очевидное (очам видное), подмеченное внешним зрением, необходимо проверять зрением внутренним, умозрительно (умом узрить), соединяя познавательные возможности зрения с теми же возможностями ума. Доверяй увиденному глазом, но проверяй его познанным мозгом.

"Зрячий человек не тот, кто видит гору, а тот, кто видит, что за горой".

КАК ЭТО БЫЛО (гипотеза о том, как человек
обрел свой язык)

Язык появился одновременно с человеком. И было в нем сначала немного слов, да и те совсем коротенькие и "неразумные". Наступит, бывало, человек на острый камень босой ногой и вскрикнет от боли: "Ой!" (или "Аи!" или "Уй!", в зависимости от местности или от впечатления от камня). Захочет вспугнуть мамонта и крикнет ему: "У!", да так, что у самого мурашки по коже забегают.

Весь этот набор простейших звуков-вскриков напоминал одну-единственную кассету с коротенькой записью, вроде той, что прилагается к магнитофону для проверки его работоспособности. Фонотеку же приходится составлять самому владельцу магнитофона. Так и первочеловек не удовлетворился набором звуков, дарованных ему Творцом, а принялся видоизменять и совершенствовать их, накапливать свою личную речевую "фонотеку".

Своему первому звуковому языку человечество училось у единой матери - Природы. Первыми учителями звукового языка стали звуки окружающего мира: голоса зверей и птиц, раскаты грома и вой ветра, плеск волн и шелест листьев на деревьях. Когда начальный этап подражания, "попугайничанья" прошел, то на роль учителей выдвинулись почти исключительно люди из числа ближайшего окружения. Люди стали обучать языку людей.

Членораздельная звучащая речь развилась у человека из одних и тех же естественных нечленораздельных звуков, таких, как плач, смех, стон, кряхтение, сопение, кашель, чихание, пыхтение, чмоканье, всхлипы, вздохи, "ахи" и "охи". У животных такая речь развиться не могла из-за несовершенства их мозга. Да и она была бы им ни к чему. Собаке, например, вполне хватает лая, рычания и скулежа в сочетании с набором поз и вилянием хвоста. Нет потребности - нет и языка. Спрос рождает предложение не только на базаре.

Набор членораздельных единиц (слов) складывался под влиянием тех условий, в которых народ оказался. На одних больше повлиял шум морского прибоя и вой ветра, на других - шелест листьев в лесу. Различия в питании сказались на строении челюстей, а значит, и на произношении. Отсюда и многообразие звукового состава различных языков.

ЧТО ТАКОЕ СЛОВО

Вслед за многими исследователями я понимаю под словом основную единицу языка и речи. Как и для них, для меня слово - двусторонняя сущность. Есть в нем форма, есть в нем и содержание. Мне почему-то кажется, что содержание, смысл, значение - в слове самое важное, как содержание в книге, как содержимое в бутылке. Звучанию, словоформе я придаю гораздо меньше значения, как коробке, в которой хранятся спички. Спички важнее, их и без коробки при желании можно зажечь. О подошву ботинка, например.

Схематически я изображаю слово так (рис. 1).
Надеюсь, что эта схема не показалась вам слишком сложной. Мне бы хотелось использовать ее и в дальнейших рассуждениях.

Что же касается внешней оболочки слова, его словоформы, то тут я очерчиваю ее границы (звучания, написания) там, где

заканчивается "порция" смысла. Словосочетание "железная дорога" - для меня одно слово, хотя и пишется как два. Словосочетание "во что бы то ни стало" - тоже одно слово.

Каждый знает, что слово есть, но никто не знает, что есть слово. Такое привычное, такое обычное понятие, как "слово", оказалось не по зубам ученым, которые так и не смогли дать четкое и вразумительное ему определение. А без этого значение его остается неопределенным, туманным, расплывчатым и ускользающим от сознания.

Понятие "слово" не схватишь налету, так как оно само постоянно "в полете", в развитии. В обычной речи под "словом" тоже можно подразумевать многое. Это и единица речи, и сама речь (как в выражении "дар слова"). Это и публичное выступление ("приветственное слово", "заключительное слово", "последнее слово подсудимого"), и право на такое выступление, высказывание ("предоставить слово", "лишить слова", "свобода слова"). Это и мнение ("сказать свое веское слово"), и обещание ("дать слово", "сдержать слово"). Если кто-то произнес "одним словом...", то это вовсе не значит, что он им обойдется. Здесь наверняка будет задействовано нечто большее. Просто так принято говорить.

Человек - существо половинчатое: полубог-полуживотное. Ногами он упирается в землю, а головой - в небо. И чем выше он ростом, чем выше уровень его знаний, тем больше к небесам устремлена его голова, его мысли и чувства. Земное, приземленное и даже низменное сосредоточивается ниже пояса, а небесное, космическое, возвышенное избирает своей "штаб-квартирой" какой-либо из органов, расположенных выше пояса: солнечное сплетение, сердце, мозг...

Столь же половинчато и .слово. Оно божественно по своей сути, по своему образно-мысленному содержанию и в то же время сильно заземлено по своей форме, представляющей собой сотрясение воздуха или след на твердой поверхности (письмо).

Внутреннее наполнение слова едино для всех людей. Оно от Бога. Оно есть дар Божий, Божественная истина, раскрывшаяся человеку, крупица опыта, знания, чего не скажешь про "упаковку" этой крупицы, "тару" для сокровища мысли. Эта "упаковка" грубома-териальная, сработанная самим человеком в меру своего умения. Ей присущи все недостатки, характерные для несовершенного человека. Отсюда громоздкость и труднопроизносимость многих словесных конструкций, да и межнациональная разноликость слов, если понимать под словами материальные знаки, "оболочки" мысленно-чувственных образов.

Важным доказательством единства языка всех людей планеты служит переводимость слова, предложения и текста. Любое чувство, любая мысль, выраженная средствами одного языка, в принципе, может быть передана средствами другого. А все потому, что чувственно-мыслительная подоплека всех языков едина.

Другое дело, что переводу зачастую далековато до совершенства оригинала. По словам Сервантеса, "перевод подобен фламандскому ковру с изнанки: рисунок еще виден, но краски уже не те". Трудно себе представить перевод стихов Пушкина, Лермонтова, Тютчева, который звучал бы так же выразительно на японском, китайском, языке хауса. Нельзя же от копии требовать того, чтобы она была ничуть не хуже оригинала. Слава богу, что это все-таки копия, а не слабая тень от предмета. Важно другое: понять чувства и мысли одного человека при желании и достаточной подготовке может и другой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Так или иначе, но он сможет передать те же чувства и мысли, но уже словами родного языка. Приемов и наработок в переводческом деле множество.

Слово имеет свое происхождение от выражения слать. Это мыслительное послание, с которым человек обращается к человеку, а космос - к человечеству. Не случайно под словом понимается не только цепочка букв между двумя пробелами, но и "речь", "способность говорить" ("дар слова"), "разговор, беседа", "публичное выступление, речь" ("приветственное слово"), "повествование, рассказ" ("Слово о полку Игореве") "право на высказывание своего мнения", "мнение", "обещание".

Дать точное, исчерпывающее определение тому, что такое слово, современное языкознание не в состоянии. Да и вряд ли это вообще возможно. Слово - это Божественная тайна, промысел Божий. Слово и есть Бог, а Бога познать до конца невозможно.

Множество Иоаннов знает история. В их именах немудрено запутаться. Но есть среди них Иоанн, великий апостол, любимый ученик Христа, мудрец, пророк, автор Евангелия и Апокалипсиса. Его недаром прозвали Богословом. Он был первым человеком, приравнявшим слово к Богу (отсюда и "Богослов"). Согласно преданию, величественные и сильные слова, с которых начинается его Евангелие, впервые были произнесены им в церкви, где на него нашло внезапное озарение. А слова эти таковы:

В начале было Слово, и Слово было у Бога,
и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.
Все чрез Него начало быть, и без Него
ничто не начало быть, что начало быть.
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.

В понимании Иоанна слово не материально, а духовно. Оно - Дух Святой, то есть ипостась самого Творца, оно представляет собой тот жизненный дух, который наполняет мир, в котором мы живем. Тем самым Иоанн поставил духовное на первое место, а материальное - на второе (примат мысли, разума, воли). Такое Слово (с большой буквы) объединяет всех людей на планете. Оно напоминает всем и каждому: "Все мы созданы по единому замыслу Творца, все мы дети одного божественного родителя". Язык, сотканный из таких божественных слов (идей, образов), может быть только единым для всего человечества. Это и есть язык наших первопредков, Адама и Евы.

Слово от "слать" по типу "чтиво" (то, что читают), "пиво" (то, что пьют), "варево" (то, что варят). Слово - это то, что шлют, послание от человека к человеку. Не случайно символом слова в ведической религии была стрела. Посланное одним человеком, слово может не только потревожить другого, но и ранить и даже убить.

ЭТО ОБИДНОЕ СЛОВО "ОТ"

В своих дальнейших рассуждениях я возьму на себя смелость употреблять время от времени слово "от" в таких, например, фразах, как: "воз от возить".

Слово "от" в данном случае указывает на происхождение одного от другого. Даже в приведенной, казалось бы, безобидной фразе "воз от возить" не все так уж однозначно и безусловно. И здесь могут быть возражения. Почему, скажем, не написать наоборот: "возить от воз"? Кто доказал и показал, что одно слово первично, а второе вторично? Что одно слово - это яйцо, а другое - курица, вылупившаяся из этого яйца?

Особенно часто в штыки встречаются утверждения, в которых на первом месте стоит слово из одного языка, а на втором, после слова "от", - слово из другого. Тут уж задеваются самые тонкие чувства национально озабоченной души. Почему это наше слово происходит от их слова? Нет ли в этом унижения нас как народа? Вопрос этот тем более правомерен, что ряд исследователей (из благих побуждений, разумеется) пытаются выпятить достижения собственного народа, опираясь на приоритет родных слов. Для этих целей отбирается группа слов, означающих центральные понятия какой-либо сферы человеческой культуры.

Доказывается, что все эти слова родные, а ни в коем случае не заимствованные, а уж на этой базе они переходят к более широким обобщениям о превосходстве одного народа над другим, одной расы над другой. Один народ объявляется "народом-учителем", а другой - "народом-учеником". Уязвимость таких построений состоит в том, что они основываются на отборе горсточки слов, обозначающих так называемые ключевые понятия. Одновременно игнорируется общий словесный фон. Примеры выуживаются, выдергиваются из общей массы, как отдельные овощи с грядки.

Ничего общего с такими потугами я не имею. Ничуть не сомневаясь в том, что "московиты мозговиты", я не пытаюсь приписать происхождение всех культурных наработок человечества (в том числе и слов) исключительно своему народу. Я всегда помню, что и другие народы внесли немало в эту копилку.

Я употребляю слово "от" скорее как сокращение длинной фразы "происходит от того же самого корня, что и слово...". И прошу на это слово не обижаться. В этой книге я пытаюсь взглянуть на все языки мира как на свои, родные. И не вина моя, а беда, что русский язык я знаю все же лучше других, а потому чаще на втором месте (после от) окажется именно русское слово. Надеюсь, что в наиболее ответственных случаях меня поправят те, кто знает слово, поставленное мною на первое место, как свое родное.

БУКВА ТОЖЕ СЛОВО

Буква - тоже слово, только очень маленькое. Что слово, что буква - все это языковые знаки. С этим никто спорить не будет. Бывают слова, которые состоят всего из одной буквы. В русском языке это А, В, И, К, О, С, У, Э, Я. Благодаря таким словам-буквам грань между понятием "буква" и понятием "слово" стирается, граница между понятиями становится прозрачной, проницаемой. Или взять цифры. Ну чем не буквы? Ну чем не слова? Есть цифры, которые, сколько ни всматривайся, а от букв не отличишь. Это "ноль", который пишется как буква "О". Это "четверка", повторяющая очертания буквы "Ч". Это "тройка", совпадающая по своему рисунку с буквой "3".

Каждая из десяти цифр вполне может заместить одно слово - название этой цифры. За цифрой 1 стоит слово "единица" или "один, одна, одно". За цифрой 2 - "двойка" или "два, две" и т. д. Цифры, будучи сами языковыми знаками, спаивают буквы и слова в одно знаковое единство с нечетко очерченными разграничениями.

В сербохорватском языке понятие "буква" передается как "слово". Иначе говоря, сербохорватское "слово" означает "буква". Такая путаница не случайна. Легче всего спутать то, что похоже, что трудно отличить одно от другого.

Расскажу о двух знаках, получивших в древности широкое распространение и говоривших во многих странах красноречивее слов.

ЗНАК "РУСЬ"

Наши далекие предки не хуже нас владели искусством вскрывать суть вещей и явлений. Они не просто смотрели на мир широко раскрытыми глазами. Они умели увидеть, разглядеть в этом мире однотипные, схожие явления, то общее, что проявляет себя в частностях, прячется под различными покровами. Свои выводы, наблюдения, бесценный опыт наши предки закрепляли в предельно лаконичной форме, подчас в одном-единственном знаке. Один из них перед нами, и нам предстоит разобраться в том, каким образом он смог вобрать в себя такие, казалось бы, несовместимые значения, как "фаллос", "ярило", "плуг", "меч", "росток" и... "Русь".

Итак, по порядку. Начертание рассматриваемого знака схематически, упрощенно передает изображение фаллоса: мешочек для тестикул и свисающий пенис. Знак уводит нас в эпоху фаллического культа, следы которого сохраняются на многих континентах в виде гермов, менгиров, культовых изваяний (в Индии), а также подобных культовых сооружений (минаретов, куполов церквей).

Ярило, или, иначе говоря, Бог-Солнце, наши предки воспринимали как своего небесного Отца, оплодотворяющего своим светом и теплом Матушку-Землю. Себя они считали детьми Солнца. И это не метафора, а научная истина, понимание которой не было чуждо лучшим умам человечества и в наше время, таким, как К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский, В. И. В надский. Солнце - податель, даритель жизни, инструмент, орган зарождения жизни на Земле. Имя "Ярило" содержит в себе понятие "инструмент", заключенное в инструментальном суффиксе "-ло" (как в "шило", "мыло", "светило"). Буквальное значение этого божественного имени можно интерпретировать так: "инструмент яра". Ярило и фаллос действуют сходным образом. Утреннее солнце вначале как бы собирается с силами, "встает", достигает зенита и уж оттуда "наяривает" во всю свою мощь, даря свет и тепло всему живому и неживому. Утомленное к вечеру, оно "опадает", "садится", уходит на покой.

Стоит ли после этого удивляться, что корень "яр" всплывает в разных языках в значении "фаллос" или близких к нему. Сюда относится современное арабское "аир" (фаллос) и греческое "эрос". Последнее, если обозначить имеющееся в нем придыхание и убрать грамматическое окончание "-ос" (как и "хаос", "космос"), оказывается на поверку банальным словом "хер" ("хэр" на греческий "манер"). Немцы произносят его на свой манер - "герр", вкладывая в него значение "настоящий мужчина".

Солнцебог - это исток жизни, начало всех начал. Древнерусское слово "кон" (а также корень "кон" в таких словах, как "искони", "спокон") имеет в качестве основного значения "начало начал" (по В. Далю - "начало"). Во французском языке это же самое слово пишется "con", что означает "фаллос".

Такое объединение значений ("начало начал" и "фаллос") под "крышей" единой словоформы еще раз свидетельствует о том, что для далеких предков русских и французов - а это могли быть одни и те же люди - понятия "бог" (то есть "начало всех начал") и "фаллос" были близкими, смежными, соотносимыми.
Создатели знака не пытались придать ему черты несомненной внешней похожести на солнечный диск.

Тогда знак перестал бы передавать отвлеченную идею зарождения жизни, "выродился" бы в заурядный рисунок, картинку. Но даже в таком виде в нем при желании можно обнаружить некоторые "солнечные" черты: "полукруг" (намек на округлость солнца) и устремленный вниз, к земле, солнечный луч.

Плуг уподоблялся фаллосу во все времена и у всех народов, знакомых с землепашеством. Дополнительное основание для сближения давало устройство древнейших плугов. Они не только распахивали (распихивали) землю, но одновременно производили сев, "оплодотворяли" землю (запихивали семя).

Праздник первой борозды у многих народов (в том числе у славян) сопровождался ритуальным совокуплением на свежевспаханном поле. Уподобление женщины ниве, пашне стало общим местом в культурах разных народов. Сюда относится мотив arat - amat (пашет - любит) в латинской поэзии. Индусы отождествляли пахотную землю с вульвой (йони), а семена - с мужским семенем. Коран идентифицирует женщин с пахотной землей: "Ваши жены - нива для вас, ходите на вашу ниву, когда пожелаете..." (2, 223).

У финнов бытует поговорка: "У девиц поле в их теле". Ф. Рабле вовсе не был оригинален, когда называл фаллос "землепашцем природы" ("Гаргантюа и Пантагрюэль").

Короткий меч (акинак) - характернейшее оружие скифов, в которых не без оснований можно усмотреть далеких предков русских. Одновременно акинак олицетворял верховное скифское божество - Ареса.

Позднее меч стал просто оружием и только, орудием смерти. Для скифов же он был орудием жизни. По их воззрениям, меч не убивал врага, а помогал ему переродиться. Он подводил черту под "неправильной" жизнью врага и давал ему шанс начать иную, "правильную" жизнь. Вот почему скифы придавали акинаку черты сходства с мужскими гениталиями: его рукоятка имитировала форму тестикул. Само название этого оружия - "акинак", возможно, происходит от "аки наг", то есть буквально: "как обнаженный (нагой) фаллос".

Нельзя не обратить внимания и на созвучие слов "Арес" - "Ярило". "Арес" происходит то ли от "Ярец" (гипотетическое), то ли от "Яр" с прибавлением греческого окончания - это еще предстоит установить. Воспоминание о мече как о непобедимом оружии предков сохранилось в русских народных сказках.

Там он называется "меч-кладенец". "Кладенец" того же корня, что и латинское gladius (меч), и, возможно, восходит к слову "гладкий". От латинского же варианта этого слова в русский язык пришли "гладиатор" и "гладиолус". Гладиолус назван так за форму листьев - они у него линейно-мечевидные. На сходство этих листьев с клинком указывает и народное название этого растения - "шпажник" (от "шпага").

Меч - не мяч. В русской речи у такого жизненно важного орудия наверняка было не одно, а множество названий, как это имеет место в санскрите и классическом арабском.
Рост как увеличение в размерах, как усиление, развитие - это универсальная форма проявления жизни.

Пульс жизни ощущается в периодическом (дневном и годовом) возрастании мощи солнца, в приливах мужской силы (потенции), сопровождающихся увеличением размеров фаллоса (эрекция).

"Рослый" означает "сильный", "жизнеспособный". Рослыми, сильными, выносливыми запомнила мировая история руссов. Арабы сравнивали их тела с могучими пальмами. Руссы с любовью взирали на своего небесного отца Ярило, водили хороводы в его честь, возжигали ему костры. Солнце, огонь и дерево почитали как проявление одного и того же Божественного начала - животворящего тепла. Недаром "дерево" происходит от значения "терево" (то, что трут, добывая огонь). Дерево, древесина считалась хранителем солнечного тепла. Резчики по дереву до сих пор называют древесину "теплым" материалом.

Росток очень подходит в качестве символа роста. Рассматриваемый нами знак напоминает изображение ростка, растения.

Этот знак обнаруживается в письменности многих народов: этрусков, каров, сабеев, среди скандинавских рун, греческого и славянского алфавитов. Звуковым значением его в "старших рунах" принято считать звук "р", то, что передается английской буквой R ("а"). Само название этой буквы доносит до нас имя все того же бога "Яра" - "Ярилы".

Оно, словно эхо, звучит в этом протяжном "а-а", оканчивающемся на едва различимое "р" (R передается как "а-а-(р)"). Согласно традиции, руну с таким начертанием называют в скандинавских языках "руна Альгиз", что означает "руна Тростник" (сравните: "трост-ник" - "росток"). В южноаравийском письме "муснад" этот знак обозначает звук "х", с которого начинается слово "Хоре" (вариант произношения "Ор", "Ар", "Яр"), а также арабское слово "пахать" (сравните: "харата" - "орати" - "arat").

"Кто мы такие, русы, россы, русские?" - не раз задумывались наши предки. И сами же так отвечали на поставленный вопрос.

1. Мы - дети Солнца. Наш солнечный бог - Ярило. Он - наш небесный Отец, податель жизни. Его знак - полукруг, перечеркнутый посередине спускающейся чертой (половинка Солнца с лучом).
2. Мы - пахари, оратаи. Наш символ - плуг. Его очертания можно увидеть в знаке два конца полукруга - это ручки, а линия посередине - сам плуг с трубкой-семяпроводом.

Это Ор (он же Орей, Арий, Яр, Ярило и Гор) научил нас землепашеству. "Орати" означает буквально "делать так, как научил Ор". "Орати" от "Ор". Наша земля - Ората (Арата). Того же корня немецкое слово Erde (земля), а также арабское "ард" (земля).
3. Наше боевое оружие - меч. Знак напоминает очертания короткого меча: рукоятка с прямым лезвием-клинком.

4. Мы - "рослые" дети своего бога. В корне "росс" слилось звучание слов "рост" и имя нашего бога: "Раз" (он же "Ра", "Яр", "Хорос" и т. д.). По-русски "раз" означает начало счета, то есть сохраняет значение "начало начал". "Разить" (то есть "карать") того же корня. "Раз" означает также наивысшую степень признака ("развеселый", "разудалый", "разумный"). Того же корня английское "райз", "rise" ("восходить", "подниматься", "увеличиваться"). "Родить - рожать" того же корня или, точнее, восходит все к тому же корню "рос-рас-раз". Еще одно имя нашего бога (а у великого бога великое множество имен) - Род. [В "дзекающих" говорах россов (в Белоруссии, например) произносится почти как "Раз" (точнее - "Радз")].

Таким образом, оснований для того, чтобы рассматриваемый знак фаллоса, Ярилы, плуга, меча и ростка стал символом русов-россов, больше чем достаточно.

ЗНАК "ЖИВЕТЕ"

Буква в древнерусской азбуке именовалась "живете". Это был символ жизни, любви. Не случайно слово "живете" того же корня, что и "жизнь".

Знак "живете" состоит из двух частей: как уже говорилось выше, обозначает мужское начало, небо. Это стилизованное изображение мужских гениталий. обозначает женское начало, Землю. Это стилизованное изображение женского лона. Древние шумеры использовали похожий символ: "женщина".

Таким образом, знак "живете" обозначает то, что иначе называется словом "двуполец", а по-санскритски - "линга-йони". В Древнем Египте знаку "живете" соответствовал знак "анкх". "Живете" в том же самом значении и начертании сохранился до наших дней у берберов Алжира (имазиг). Это помимо других признаков (расовых особенностей, письменности и др.) указывает на связь берберов Северной Африки со славянским миром. Славян древние греки называли варварами (ср. "берберы"), понимая под этим словом "не говорящие по-гречески или по-латыни", то есть несущие тарабарщину ("бар-бар").

Мужское начало можно выразить словом "раз" (буквально - "тот, что разит") или словом "один", которое того же корня, что и "отец", "уд". Возможно, когда-то оно произносилось как "отин" или "утин" и имело значение фаллоса (ср. "удилище", "удочка", а также имя верховного бога в скандинавской мифологии - Один).

Женское начало обозначается словом "два", которое того же корня, что и "дева", "девушка".
Соединение мужского и женского начал при соитии определялось словом "три" (повелительное наклонение от глагола "тереть"). Оно как бы приказывает: "Тритесь!" Иначе говоря, "плодитесь, размножайтесь!". Буквальное значение слова "живете" - "живите половой жизнью!".

Знак "живете" своим начертанием напоминает дерево: ствол, ветви вверху и корни внизу. Поэтому его называют еще "древо жизни". Нужно иметь в виду, что дерево (древо) жизни - это "терево" (трение) ради возникновения жизни. Подобно священному огню, возникающему от трения дерева о дерево, новая человеческая жизнь зарождается от трения гениталий мужчины и женщины. В английском языке, где числительные "ван", "ту", "тсри" соответствуют русским словам "он", "дева" и "три", сближение слова "тсри" с понятием "дерево" усиливается созвучием "тсри - три" (со значениями, соответственно, "три - дерево", three - tree).

Происхождение названия цифр "один", "два", "три" в русском языке проливает свет и на подобное явление, скажем, во французском, где "ен" (un) - один, единица от "он", то есть "мужчина", "бог" (прямые названия богов часто табуирова-лись), "де" (deux) - "два" от "девица", "труа" (trois) - "три" от "терево".

"Руны". Слово происходит от "ровны", то есть "ровные". Так называли буквы, наносившиеся на камень, металл, кость. Выбор писчего материала определил форму этих графических знаков, большинство из которых составлены из отрезков прямых (ровных) линий. Возможно, что под "чертами и резами" черноризец Храбр имел в виду именно руны. Состав рун и рунические алфавиты с течением времени менялись.

Древнейшими принято считать "старшие руны", собранные в единый алфавит - футарк. Такое название он получил по первым буквам-рунам: Ф, У, Т, А, Р, К. Алфавитный порядок (строй) футарка резко отличается от расположения букв в большинстве европейских алфавитов, где на первом месте стоит "А", а в середине есть неизменная "связка" из К, Л, М, Н. Взятые вместе, буквы футарка образуют текст, составленный из неповторяющихся знаков. Этому тексту около двух тысяч лет. В нем нет словоделения, да и орфография архаическая. Переписанный русскими буквами и разделенный на слова, футарк имеет следующий вид:

ФУТ АРКГОХНИ ЙЕ ПРСТ БЕМЛНГДО
или в современной орфографии можно его обозначить как
ФУТ АРКОНИ ЕСТЬ ПЕРСТ БЕМЛИНГОДА.

Под футом имеется в виду мера длины. Аркона - это хорошо известный в истории древний город западных славян на острове Руяне (ныне Рюген) в Балтийском море. Здесь находился крупнейший храм Святовита, которому поклонялись не только славяне, но и германцы. Похоже, что текст футарка представляет собой что-то вроде клятвы негоциантов не нарушать меру длины, эталоном которой выступал перст идола Святовита в арконском храме. Имя Бемлингод, возможно, является германским аналогом имени Святовит. В переводе с немецкого оно (точнее: "бамель-гот") означает "бог счастья". Так предки славян и германцев превратили алфавит в формулировку закона международного права.

"Талон" в переводе с французского означает "пятка".
Если взглянуть на след от босой ноги, то вмятина, оставленная пяткой, будет соответствовать каждой группе отпечатков пальцев. Где пять вмятинок от пальцев - там и одна - от пятки. Одно связано с другим. Одно подтверждает и уточняет другое. Где иголка, там и нитка.

Так и в документе, если его разделить на две части: корешок и отрывной листок. Оторванный листок (талон) выступает представителем оставшейся части документа. "Пятка" становится представителем всей "ступни", "пятка" созвучно слову "пять".

Арабы изображают пятерку на письме в виде следа от пятки. Наша европейская пятерка хранит в своем начертании память об отпечатке всей подошвы ноги.

Всякий, кто взглянет на след босой ноги, увидит только его и ничего более. Немного поразмыслив, добавит: "Левая". Следопыт же сумеет распутать по этому следу целую историю про десятилетнего бойскаута с синим галстуком на шее и с перочинным ножичком в кармане шорт. Про то, как он был оставлен дежурить у костра, но костер потух. И теперь мальчик побежал налегке в соседнюю деревню за спичками. Следопыт не просто смотрит на след. Он внимательно рассматривает его.

Малейшие признаки сопоставляет со своим опытом и прежними наблюдениями. Он пытает след (на то он и "следопыт"), пытаясь восстановить картину событий по едва уловимым признакам.

Языковед, пытливо изучающий языковые знаки (буквы, слова, словосочетания), во многом похож на следопыта. Он тоже ставит перед собой, казалось бы, невыполнимую задачу: обратить время вспять, заставить его пятиться (возвращаться пятками вперед). А время, как и крокодил, пятиться не хочет, да и не может. Из двух названных хищников, крокодила и времени, время самое хищное, самое прожорливое. Крокодил ест не все, что попадется, а время пожирает все без разбора. Крокодила и время роднит еще и то, что оба они оставляют следы. Одна из разновидностей следов, оставленных временем, - слова.

Пытливый языковед занимается толкованием этих слов-следов, беседует, толкует с ними, пытаясь выпытать у них подробности их житья-бытья, узнать толком историю их появления на свет.

В следующем разделе я расскажу о некоторых приемах толкования слов, используемых в языкознании.
Успех приходит к исследователю. когда поиск истины ведется последовательно. то есть точно по следу явления, не отвлекаясь на мелочи, следуя от одной логической посылки до другой, закономерно из нее следующей. Ничто не проходит бесследно. Следы остаются всегда. В том числе и следы былых искателей истины. И нам, наследникам опыта древних, не следует о них забывать.