Тай Геннадий - Тайное искусство ночных демонов

ВВЕДЕНИЕ

Тысячелетиями люди Земли пытались обрести силу богов. "Творить невозможное" - стало девизом многих дерзких людей, сломавших барьеры ограничений ума и познавших истину, которая, как утверждали святые книги, делала их свободными.

Среди различных братств, вступивших на опасную тропу, были и легендарные ниндзя, супершпионы средневековой Японии, тень которых неуловимо скользит по столбцам исторических хроник Страны восходящего солнца. Изощренность их не знала границ, ибо они отлично понимали, что лишь необычность жизненных техник и хитроумность используемых приспособлений давала человеку-призраку шанс не только выжить, но и оправдать свое предназначение, а значит, и выполнить свой долг.

Японский иероглиф "нинь" означает "прокрадывание", "тайность", "стойкость", "настойчивость"... Ниндзюцу же можно определить как искусство духовно-физического совершенствования человека, используемое для выживания и процветания клана или общества с применением методов скрытного ("темного) управления ситуацией. Ввиду тайного характера действий, на поверхность вышли диверсионно-террористические аспекты этой науки, более явные и дерзкие, а потому красочно рекламируемые во многих фильмах и легендах нашего тоскующего по истинному герою времени.

Хотя японские ниндзя были по-своему уникальны, сходные техники существовали и в элитарной военно-религиозной организации корейских хваранов с их практикой необычайной ментальной (психической) мощи, позволяющей искусному мастеру исчезать среди окружающих и нейтрализовать противника умелой реализацией вселенской витальной энергии "ки".

Соседний Китай породил своих воинов-невидимок вроде знаменитого клана Лесных Демонов (линь куэй) или смертоносной секты Черного Дракона Возмездия, разработавшей уникальные техники уничтожения неугодных ей лиц. В этом же ряду пребывали и бродячие буддийские монахи с их утонченной системой люгай мэнь, и универсальные наемные политические комбинаторы цэши. Сюда в какой-то мере можно отнести и фанатичных ассасинов из зловещего исламского ордена Хасана ибн Саббаха, сеявших страх и опустошение в среде высших сословий средневековой Европы, а также воинов-иезуитДв из вездесущего католического братства Игнатия Лойолы.

Традиции черных демонов не канули в Лету. Уже в нашем столетии парни Отто Скорцени крадут из недоступного партизанского края Италии скрываемого там фашистского вождя Муссолини; американская "Дельта" пытается вызволить соплеменников из захваченного фанатиками посольства в беснующемся Иране; ребята из нашего спецназа выхватывают сослуживцев из лап афганских душманов, а государственные перевороты в очередной стране, выдаваемые за волю народа, на деле оказываются делом рук тех или иных спецслужб...

Надо сказать, что в Японии с ее культом прошлого не забыли своих ниндзя. В районах обитания таинственных кланов созданы музеи, заботливо хранящие остатки былого могущества воинов тени; тщательно изучаются случайно обнаруженные исследователями трактаты по шпионажу, а ныне здравствующие потомки ушедших в ничто призраков передают другим некоторые из доставшихся им по семейному наследству техник. Были изданы работы Хэйситиро Окусэ о психологии и тактиках ниндзюцу и серия книг Масааки Хацуми по его боевой практике.

Слух о ниндзя проник и на Запад. Бывший британский разведчик, создатель знаменитой джеймсбондовской серии, Иэн Флеминг попробовал разобраться в их искусстве, но, судя по его высказываниям, ему это не удалось. Большего успеха достиг американский журналист Эндрью Адаме, чья информативная работа о ниндзя пользовалась в семидесятых годах на Западе вполне заслуженной популярностью.

Прочитав ее, некий Стивен Хейс отбыл в Японию, где оказался первым неяпонским учеником мастера Хацуми. Вернувшись в США, он открыл там свою студию, выдал серию публикаций и стал считаться "отцом американского ниндзюцу".

Не остались в стороне и другие мастера современного будо ("пути воина"), попытавшиеся создать собственные школы ниндзя и выпускающие работы, основанные скорее не на знаниях истории, а на экзотике и личном представлении о модном сейчас искусстве. И в этом, по-видимому, есть смысл, ибо, если бы ниндзя действовали сегодня, они явно не пренебрегли бы многими из приписываемых им теперь техник.
Как бы то ни было, автор выражает искреннюю благодарность всем упомянутым и некоторым другим лицам, тем, кто способствовал его пониманию ниндзюцу и вольно или невольно помог в написании этой небольшой обзорной работы.

I. ИСТОРИЯ

Начала ниндзюцу темны и неуловимы, но некоторые полагают, что его создание связано с зарождением Японии, основателем которой почитается полумифический император Дзимму (Божественный Воин), заложивший в VII в. до н.э. прочный фундамент царского рода Ямато. Легенда гласит, что однажды будущему императору, которому для решающей победы нужно было одолеть противников из замка Исо, было во сне видение, где ему советовалось взять глину со священной горы Амакага, расположенной в центре вражеской территории, и превратить ее в священный сосуд. С тех пор получение желанной глины стало основной целью Дзимму в его стремлении покорить замок Исо. Эту довольно трудную задачу с блеском разрешили два верных вассала Божественного Воина-Синэтсухико и Отокаси, которые под видом крестьянина и его жены проникли на вражескую территорию и, набрав нужного минерала, успешно вернулись назад. Из полученного сырья была изготовлена священная посуда, которую торжественно посвятили богам удачи, что в конечном счете, как гласит легенда, и определило судьбу будущего императора.

После этих событий след ниндзюцу надолго исчезает и появляется лишь в периоде мудрой и активной деятельности наследного принца Сётоку (574-622 гг.), среди сподвижников которого был воин Отомо Сайдзи, поставлявший ему весьма ценную информацию во время войны за землю Оми. Сётоку очень ценил его помощь и даровал Отомо имя Синоби (крадущийся), от которого и произошел термин нинь-дзющр.
Период Хэан (794-1185 гг.)

открыл для ниндзюцу новые пути и возможности. Из Китая была завезена известная работа Сунь-цзы по искусству войны, одна из глав которой целиком посвящалась использованию шпионов; знаменитый монах Кукай основал эзотерическую (т.е. тайного знания) секту тантрического буддизма Сингон ("истинное слово"), а крушение в 907 году китайской династии Тан привело в Японию много тамошних воинов, ученых и монахов, которые занесли туда свои военные стратегии, религиозные доктрины, культурные концепции и медицинские практики. Этот наплыв чужой культуры смешался с местной традицией, носителями которой являлись таоистские отшельники сэннин и "горные воители" ямабуси.

Первые из них пытались познать законы природы и обрести гармонию тела и духа, используя для этого методы медитации, шаманизма и физической закалки, тогда как вторые стремились не только войти в гармонию со Вселенной, но и направить ее могучие силы в нужное для себя русло. В результате таких устремлений было создано учение Сюгэндо ("путь обретения могущества), передававшееся, как и всякая уважающая себя тайная доктрина, изустно. Не пользуясь любовью правительства, которое устраивало на самозваных монахов гонения, горные воины разработали свои тактики боя (яма-буси-хэйхо), напоминающие действия современных коммандос. Суть их заключалась в том, что врагу_ трудно победить того, кого он не видит, ибо при этом неясно, куда нанести удар, тогда как он сам может быть атакован где угодно и когда угодно.

В это же время в процессе постоянных междуусобиц в Японии окончательно сформировались крупные самурайские кланы. Изучивший трактат Сунь-цзы знаменитый воин Минамото Ёсицунэ (1159-1189 гг.) стал тренировать своих людей в ниндзюцу, что несомненно помогло в свержении правителей дома Тайра и установлении сегуната (правления воинского сословия) во главе с верховным военачальником сегуном, первым из которых стал старший брат Ёсицунэ, коварный Еритомо (1147-1199 гг.).

В последовавший затем период Камакура (1192-1333 гг.) многие самураи были изгнаны из дворца или, потеряв своего сюзерена, стали ронинами (самураями без хозяина). Они нашли убежище в горах Ига и Кога, поселившись там как дзидзамураи (воины, живущие подобно селянам). Изгнанники постоянно подвергались нападениям правительственных войск, которые пытались их истребить, и были вынуждены создавать и совершенствовать боевые техники, требующие минимального снабжения и оснащения.

Неоценимую помощь в этом им оказали соседи ямабуси, открывшие в тех местах свои ниндзины школы.

Затем доступ в эти районы прекратился и организации стали клановыми, то есть связанными крепкими узами кровного родства.

В XIII столетии в провинции Ига, холмистом и безлюдном районе центральной Японии расцвели кланы Хаттори и Момоти, открывшие новую главу в независимом становлении темного искусства ночных демонов.

На возможности темных сил обратили внимание и- воины-аристократы (буси), причем очередной шаг в развитии ниндзюцу сделал известный своей доблестью и верностью императору легендарный воин Кусуноки Масасигэ (ум. в 1336 г.), который, сражаясь против дома Ходзё организовал школу Кусуноки-рю, действовавшую на основе шпионской сети из сорока восьми ниндзей Ига, размещенных в городах Киото, Осака и Кобэ.

В период Асикага (1333-1573 гг.) с его постоянными междуусобицами ниндзя чувствовали себя как рыба в воде. Особенно укрепилось их положение с 1467 года, после боя Онин но Ран, когда они получили официальное признание от сегуна Асикага Ёсимицу.

К XVI веку в размытой смутой стране насчитывалось около семидесяти кланов ниндзя (из них пятьдесят три в Кога), а самыми известными руководителями того времени были: Хаттори Хандзо (центральная часть Ига), Момоти Сандаю (южная часть Ига) и Фудзибаяси Нагато (северная часть Ига и юг Кога). Отдельные школы ниндзя были и в других местах, причем каждая из них имела свою мотивацию, специализацию и известные только ей техники.

В Японии к тому времени появилось несколько крупных лидеров, стремящихся объединить ослабленную и разрозненную страну ,в единое и могучее государство. Один из них, сильный и умный Такэда Сингэн (1521-1573 гг.), имел в своем распоряжении около семидесяти суппа (ниндзей-диверсантов) Кога и уникальную шпионскую сеть, сотканную из мико (служительниц синтоистских святилищ), которой руководила Мотидзуки Тиёмэ, вдова владельца замка Мотидзу-ки в провинции Нагано. Создавая свою сеть, Тиёмэ собрала из различных районов страны бедных сироток и обучала их как будущих мико, параллельно тренируя в качестве куноити (женщин-ниндзя).

Смерть Такэда Сингэна помешала ему осуществить задуманное, и фактическими объединителями Японии стали жестокий Ода Нобунага (1534-1582 гг.)и его младший сподвижник Тоётоми Хидэёси (1536- 1598 гг.).

Эти лидеры использовали много шпионов, но среди них не было ниндзей Ига и Кога, поскольку грозные полководцы были яростными врагами местного буддизма. Более того, горные ниндзя несколько раз покушались на жизнь Ода, и суровый генерал решил раз и навсегда покончить с непокорными призраками.

В ноябре 1581 года 46-тысячная армия Ода вторглась в провинцию Ига и в бою Тэнсё Ига но Ран разгромила 4-тысячный сборный отряд тамошних ниндзя, многие из которых были уничтожены в схватке, некоторые - казнены, а остальные разбрелись по всей Японии, оседая в тех или иных местах.

То, что не смогли сделать ниндзя, сделал предатель. Через год Ода Нобунага, будучи неожиданно атакован воинами своего же военачальника Акэти, понял, что его положение безнадежно, облачился в белое праздничное кимоно и совершил ритуальное самоубийство (сэп-пуку). Узнав о коварной измене, Тоётоми сокрушил войска мятежника и в 1590 году завершил объединение Японии. При этом он нанес ниндзя еще один чувствительный удар, разгромив в 1585 году монастырь Нэгоро, оплот сильной ниндзиной группировки Нэгоро-рю, во главе которой стоял искусный шпион и стрелок Сугинобо Минсан.

Во время мятежа Акэта в опасной близости от расположения врага оказался и будущий сёгун, а тогда один из соратников Ода Токугава Иэясу (1542-1616 гг.). Чтобы спастись, он воспользовался услугами уже упоминавшегося Хаттори Хандзо, который собрал более трехсот ниндзя и обеспечил полководцу безопасный проход по территории раздираемых смутой провинций Ига и Исэ в его родовой замок Окад-заки. В беседе с Иэясу Хандзо проявил завидную осведомленность о действиях и намерениях различных даймё (крупных феодалов) и даже самого императора, что произвело на Токугава очень сильное впечатление, и он сделал ловкого ниндзя главой своей секретной службы.

Приступив к делу, Хаттори создал в замке господина посты "садовников", выполнявших заодно роль телохранителей, а при необходимости и лазутчиков, посылаемых разузнать о действиях соседних даймё. Дело, однако, осложнялось тем, что и у тех были свои ниндзя, а посему такие акции не всегда венчались успехом. Видя, опасность смут, которые не обходились без тайных сил, сёгун Токугава под страхом смерти запретил не только практиковать ниндзюцу, но и упоминать о нем.

В период этого сёгуната (1603-1868 гг.) с его жестокой и сильной властью ниндзюцу медленно, но неумолимо сходило с подмостков японской истории. Бывшие ниндзя стали полицейскими агентами (мэцукэ), телохранителями и дерзкими разбойниками, вроде знаменитого Исикава Гоэмона или членов известной диверсионной группировки Фума-рю, выродившейся в шайку пиратов, действовавшую во внутреннем море.

Отдельные техники ниндзя впитали в себя некоторые воинские искусства, но многое забывалось. Пытаясь сохранить ниндзюцу для потомков, некий Фудзибаяси Ясутакэ составил в 1676 году знаменитую энциклопедию "Бансэн сюкай" ("Десять тысяч рек собираются в море), в десяти томах которой описал знания и техники различных семейных систем Ига и Кога.

Революция Мэйдзи (1868 г.) не могла возродить ниндзюцу, и хранимое в тайне искусство так и осталось уделом единичных групп фанатичных последователей. Полагают, что последним подлинным ниндзя был Фудзита Сэйко (школа Кога), выполнявший задания императорского двора еще в первой половине нашего столетия.

Ниндзюцу, однако, не исчезло без следа, так как в Японии есть люди, пытающиеся сохранить его традиции. Отдельные элементы этого темного искусства изучаются в разведывательных и коммерческих школах, а методы физической подготовки привлекают пристальное внимание спортсменов. Американец Хейс попытался ввести любительское ниндзюцу в Америке, была даже создана международная федерация, но... время уже не то. Все это скорее напоминает экзотическую игру, а не прозу суровой жизни, без которой искусство ночных демонов теряет свой основной смысл. Но как бы. то ни было, все истинные приверженцы мастерства загадочных невидимок заслуживают глубочайшего уважения за их отчаянную попытку возродить умирающий дух уникального искусства, ибо потеря любого национального проявления обедняет духовное состояние всего человечества.

II. ИСТОКИ МАСТЕРСТВА

Итак - ниндзя! Что же делало этих таинственных и уникальных людей той силой, перед которой в мистическом ужасе трепетали не ведающие страха гордые самураи, не говоря уже о простых селянах, веривших, что только демоны, но не люди, могут ходить по воде, летать в небесах, исчезать на глазах и оставаться в живых под яростными ударами бритвенно-острых мечей кровожадных буси? Ответ прост: тренинг и знания. Но простота слов совсем не означала легкость их воплощения.

Появившись на свет, маленький ниндзя тут же начинал свое трудное восхождение по опасной тропе средневекового супермена. Жизнь становилась тренингом, а тренинг - жизнью. Мистические идеи, отточенные ямабуси, помноженные на реальные шансы хорошо тренированного тела и развитую обстоятельствами живость ума, создавали особый тип личности, обладавший своеобразной элитарностью и верой в неисчерпаемость своих возможностей. И это имело под собой весьма прочное основание, в чем легко убедиться, взглянув на список некоторых из дисциплин, изучавшихся теневыми воинами уникального старояпонского спецназа. В программу их тренинга в частности входили:

1. СЕЙСИН ТЭКИ КЕЁ (духовная чистота). Извечной судьбой ниндзя было привычное балансирование между фальшью и истиной. Позволяя противнику заблуждаться, он сам ни в коей мере не должен был терять чувства текущей реальности. Чтобы уверенно бродить как по светлым (явным), так и темным (тайным) тропам жизни, следовало обрести чистое сердце, излучающее внутренний свет, помогающий не терять свое "я" и не зависеть от внешних условий и обстоятельств. Практически это достигалось через медитацию (мокусо) и тайные знания вселенной (нин-по миккё).

Освоение китайской книги "И-цзин" позволяло интуитивно постигать зарождение, ход и упадок любой ситуации и на этой основе избирать тот или иной путь намечаемых действий, а знаменитая восточная доктрина инь-ян (яп, ин-ё) объясняла работу Вселенной и освобождала от догматических трактовок типа "свет-тьма" или "хорошо-плохо", ибо то, что было верным вчера, могло стать ошибочным завтра.

2. Ю-ГЭЙ (традиционные искусства). Вопреки расхожим представлениям, истый ниндзя отнюдь не был примитивным боевиком, способным сеять лишь одни разрушения. Совершенствуя себя, он впитывал утонченную культуру своего времени: изучал искусство поэзии (фуга), традиционное пение (эйкёку), японский народный танец (буе), чайную церемонию (тядо), искусство "оживления" цветов (кадо), каллиграфию (седо), и т.д. Стабилизируя психику, эти умения шлифовали личность и были весьма полезны в шпионской работе, требующей от воина постоянного перехода в ту или иную ипостась.

3. ДЗЮНАН-ТАЙСО (поддержание психической и физической формы). Поскольку от физического совершенства ниндзя; зависело слишком многое, он не мог пустить это дело на самотек. До нужной кондиции его тело доводили специальные йогоподобные упражнения, развивающие гибкость, эластичность и расслабляемость; упражнения на силу, ловкость и выносливость, , а также своеобразная тренировка мгновенного реагирования, экстрасенсорного восприятия и психической стойкости.

4. САЙМИН-ДЗЮЦУ (искусство ментальной мощи). Обычно под этим подразумевали гипноз, а точнее самогипноз, который позволял "выйти на подсознание" и использовать возникающие отсюда возможности для решения самых разнообразных задач, таких, например, как запуск в себе программы желаемого мастерства или состояния, скрытное внедрение в умы окружающих, получение нужной информации от "внутреннего наставника" и т.д. Иногда сюда же относят волевое управление вселенской биоэнергией ки, дающей возможность обезболить ту или иную часть тела, уменьшить или увеличить свой вес, усилить или ускорить удар, создавать "ментальные доспехи", а также проводить нетрадиционные атаки глазами, криком, смертельным касанием...

5. КУДЗИ-КИРИ (магия пальцевых жестов). В эту составную часть эзотерического (тайного) знания миккё входили техника использования пальцевых узлов (кудзи-ин) и динамика пальцевого жеста (кудзи-кири), которые в сочетании с мантрой (дзюмон) и ментальным устремлением (нэнрики) позволяли выявить в себе божественные силы, делающие желаемое реальным.

6. НИН-ПО ТАЙ-ДЗЮЦУ (бой без оружия). Жестокое время требовало жестоких решений. Хотя ниндзя предпочитал не ввязываться в открытую схватку, случалось всякое. Чтобы с честью выйти из опасного положения, лазутчик "пропитывал" себя духом и навыками специфического рукопашного боя, кодированного на ситуацию и конкретного противника. В тренировочных лагерях изучали боевые перемещения, падения, акробатические прыжки и перекаты (тайхэн-дзюцу); отрабатывали удары рукой и ногой (дакэн-тайдзюцу); учились проводить сковывающие захваты и удушения (дзю-тайдзюцу), познавали техники пальцевого давления и атаки жизненно важных точек противника (косидзюцу).

7. СУЙ-РЭН (водный тренинг). Поддерживая свою темную репутацию, ниндзя учился долго пребывать под водой и бесшумно плавать; практиковал незаметное пересечение водных преград и ныряние на мелководье; отрабатывал навыки плавания в штормовую погоду и со связанными конечностями (сюсоку-гарами); овладевал приемами борьбы в воде (аси-гарами) и на плоту (икада-дзумо), постигал устройства всевозможных запруд и осадных плотин, а также обучался пользоваться специальными плавательными средствами и конструкциями, вроде приспособленной для тайной переноски составной лодки цугифунэ или портативных ножных поплавков укидару.

8. БА-ДЗЮЦУ (езда на коне). В соответствии со спецификой действий ниндзя учился завораживать чужих лошадей, упражнялся в бесшумной езде и скрытном форсировании рек, занимался классической джигитовкой, включающей в себя вскакивание на скакуна в динамике боя, безопасное падение с него на землю, свешивание с седла, притворяясь убитым, сползание под брюхо или на бок коня, спасаясь от стрел или нежелательных взглядов и т.д.

9. КАЯКУ-ДЗЮЦУ (использование огня и взрывчатки). И то и другое обычно применялось как для разрушения чего либо, так и для отвлечения внимания соперников. Ослепляющие и дымовые гранаты (хидама, нагэтэппо, ториноко) помогали незаметно проскальзывать мимо врагов и исчезать из опасного места, земляные мины (дзираи) отправляли противников на тот свет, а кодовые сигнальные огни (нороси) позволяли принимать приказы и передавать сообщения с весьма отдаленных расстояний. Надо сказать, что многие трюки из этого искусства отнюдь не устарели и широко используются (или могут использоваться) самыми различными спецгруппами во всем мире.

10. ЯГЭН Сфармацевтика). Исповедуя принцип самообеспечения, ниндзя, подобно арабскому алхимику или китайскому даосу, познавал сложные тайны "сплетения" веществ, изготовляя из них лекарства и высокоэнергетическую пищу, всевозможные яды и сильные снотворныё ослепляющие порошки и взрывчатые (а также зажигательные) смеси. Некоторые из его рецептов попахивали кухней дьявола, но преследовали сугубо утилитарные дели и, судя по всему, были весьма эффективны.

11. СЭЙФУКУ (медицинская помощь в критических ситуациях). Болезни и переломы, ушибы и оружейные раны, отравления и удушения - все это могло помешать призраку выполнить порученную ему миссию. Подобные проблемы помогали успешно решать быстрые и решительные действия, основанные на синтезе китайской медицины (кампо) и техник японской реанимации (кваппо), а также отличное знание природных лекарственных средств (кусари).

12. СИНОБИ-КЭН (ниндзин меч). Не склонный к самурайской экзальтации, лазутчик учился использовать меч не только в бою, но и в самых различных эпизодах своей теневой жизни. При этом как сам меч, так и приемы обращения с ним были просты и имели особую, свойственную лишь ниндзя своеобразность.

13. БО-ДЗЮЦУ (бой палкой и посохом). Здесь отрабатывали приемы владения шестом (бо), "палкой в половину шеста" (ханбо), а также самыми различными дубинками, изготовлявшимися из твердого и прочного японского дуба (каси). Специфичную разработку ниндзя представлял синоби-дзуэ, вариант обычного дорожного посоха, таящий в себе всевозможные хитрые оружия, которые при необходимости можно было мгновенно пустить в ход.

14. ЯРИ-ДЗЮЦУ (бой копьем). Это классическое оружие воинов- монахов (сохэи) было весьма эффективным в схватке на средней дистанции, а его ниндзин вариант с крюком у острия (кама-яри) помогал стащить с коня всадника или вырвать у него оружие. Крюк также пособлял влезать на стены или деревья и позволял пронестись подобно маятнику с одного места на другое.

15. НАГИНАТА-ДЗЮЦУ (бой алебардой). Искусство владения алебардой изучали в Японии повсеместно. Используемое и как копье, и как меч, оружие представляло собой древко длиной около двух метров, на конце которого крепился короткий (около полуметра) и широкий клинок меча. Приблизиться к противнику, крутящему нагината, было практически невозможно, и она стала любимым оружием японских женщин. Образец с массивным лезвием (бисэн-то) позволял опрокидывать лошадей самураев и пробивать крепкие доспехи самоуверенных всадников.

16. ТАНТО-ДЗЮЦУ (владение ножом). Чрезмерного упора на работу ножом обычно не делали, хотя он несомненно был полезен в бою на ближней дистанции, в схватке с латником, а также в самых различных эпизодах прямого контакта. Небольшое лезвие легко скрывалось в рукаве или за спиной и, неожиданно появившись в руке, часто оказывалось для противника весьма неприятным сюрпризом.

17. КУСАРИ-КАМА (серп с цепочкой). Это традиционное японское оружие, сочетая в себе возможности лезвия, цепочки с грузиком и дубинки, отлично помогало против меча да к тому же было полезно и в преодолении самых различных преград. Специфично ниндзиным вариантом был кёкэиу-сёге, спаренный нож с прямым и изогнутым клинками, прикрепленный к длинной веревке, на другом конце которой фиксировалось металлическое кольцо.

18. КУСАРИ-ФУНДО (цепочка с грузиками). Такая цепочка (длиной от 30 до 90 сантиметров) легко пряталась в кисти и относилась к разряду "неожиданного оружия". В боевой арсенал самураев она входила под названием манрики-кусари, а ее вариант, где вместо цепочки использовалась веревка, назывался сурутин.

19. ТЭССЭН-ДЗЮЦУ (искусство железного веера). Это "обманчивое" оружие состояло из железных ребер, между которыми располагались шелковые или бумажные шторки. В сложенном состоянии веер носили в рукаве или за поясом (саси-ката), подразумевая возможность его мгновенного выхватывания, с тем чтобы при необходимости им можно было блокировать ниспадающий меч, ткнуть в одну из "точек смерти", нанести удар в манере дубинки или, неожиданно раскрыв, отвлечь внимание противника, чтобы затем прикончить его фатальной атакой.

20. СЮРИКЭН-ДЗЮЦУ (искусство бросаемых лезвий). Эти отвлекающие, а иногда и смертоносные снаряды были фирменным оружием ниндзя. Изготовлялись они в виде плоских многоугольных пластинок с отточенными гранями (хира-сюрикэн), либо металлических стрел различной длины и варьируемого сечения, заостренных с одного или обоих концов (бо-сюрикэн). Каждая модель имела свой способ бросания, причем дальность боевой дистанции обычно не превышала девяти-десяти метров.

21. ФУКИБАРИ-ДЗЮЦУ (искусство духовых трубок и игл). Применяемые здесь духовые трубки (фукия) использовались для бесшумного убивания отравленными иглами и считались весьма эффективными в пределах шести метров. Они часто маскировались под флейту или трость, а иногда были и сборными. К этой же категории оружия можно отнести и фукуми-бари, крошечные иголки, которые держали во рту и выплевывали противнику в глаза.

22. КЮДЗЮЦУ (стрельба из лука). В отличие от самураев ниндзя применял портативный "полулук" (ханкю), который легко прятался на теле. Кроме стрельбы по живой мишени, стрелы (я) также использовались для поджогов во вражеском стане, забрасывания одного из концов веревки в нужное место, передачи важных сообщений.

23. ЯДОМЭ-ДЗЮЦУ (искусство отбивания стрел). Летящую стрелу парировали рукой или подручным оружием (мечом, железным веером, палкой и т.д.). Внимание при этом уделяли только тем стрелам, которые шли прямо в цель, тогда как все другие попросту игнорировались. Специфично ниндзиным умением было тотоку хиёси, отражение мечом (или рукой) летящего сюрикэна.

24. ТЭППО (огнестрельное оружие). Хотя кремневые ружья были завезены в Японию в середине XVI века, они вплоть до революции Мэйдзи (1868 г.) не пользовались там особой популярностью. Ниндзя, однако, сразу оценили возможности огнестрельного оружия и, создав довольно оригинальные конструкции, вроде бронзового пистолета футокоро-тэппо или портативной пушки содэ-дзуиу, разработали уникальные тактики их боевого и террористического применения.

25. НИНКИ (специализированные ниндзины приспособления). Основным их качеством, кроме простоты и эффективности, была многофункциональность, ибо ниндзя не мог позволить себе роскошь иметь для каждого дела отдельный предмет. В обширный арсенал таких разработок входили: приспособления для подъемов и спусков (лестницы, шесты, веревки, блоки, колесные подъемники), отвлекающие ежи (тэиубиси, игадама, докубари), ручные и ножные когти (тэкаги, сюко, нэкодэ), конструкции для прохода по воде (мидзугомо, укидару), плавательные средства (кама-икада, кёбако-фунэ), летательные аппараты (ями-доко, хито-васи), осветительные приборы (мидзу- таймацу, танагокоро-таймацу), отмычки (осаку) и т.д.

26. ТОАМИ-ДЗЮЦУ (использование рыболовных сетей). Сети были привычным атрибутом рыболовецких деревушек и допускали весьма разнообразное применение. Ими можно было опутать и контролировать многих нападающих, устроить западню на тропе или в замке, использовать как подвесную беседку при засаде в лесу и т.д.

Интересно, что нейлоновые сети вошли в арсенал и современной полиции, где они, например, помогают выхватывать из мятежной толпы неугодных смутьянов.

27. ХОДЗЁ-ДЗЮЦУ (искусство связывания). Для каждой ситуации существовали свои методы связывания. Будучи искусен в уходе из пут (наванакэ но дзюиу), ниндзя старался вязать других так, чтобы не допустить известных ему "слабостей", позволявших жертве уйти, из казалось бы, надежного сковывания.

28. СИНОБИ-ИРИ (тайное проникновение). Незаметное проскальзывание во вражеский лагерь, замок или другое охраняемое помещение было привычной необходимостью в сложной работе любого лазутчика.

Кроме общего рисунка акции, изучали способы скрытного перемещения в среде врагов, а также всевозможные трюки, применяемые охраной, чтобы воспрепятствовать такому проникновению.

29. ИНТОН-ДЗЮЦУ (искусство ускользания и прятанья). Теневой воин просто обязан был быть невидимкой. Допустив противное, он быстро терял жизнь, а значит, подводил клан, ибо только живые люди могли обеспечить этому сообществу должное и долгое процветание. Составной частью искусства делать себя невидимым (онсиндзюиу) были техники ускользания (тонпо) и прятанья (инпо), которые создавались на основе учения о пяти элементах (гогё-сэцу) с широким применением подручных средств и возникающих обстоятельств.

30. БО-РЯКУ (стратегия). Ступив на свою стезю, ниндзя развивали активность по нескольким стратегическим направлениям. Они заботились о личной безопасности союзного сюзерена и обеспечивали непредсказуемость его действий; узнавали любимые тактики врага и раскрывали его намерения; определяли благоприятный момент в текущих событиях и устраивали политические заговоры; закладывали фундамент под начало войны и осуществляли диверсионно-террористические акции.

31. ТЁ-ХО (шпионаж). Без этой дисциплины, собственно говоря, не было бы и японских ниндзя. Взяв за основу знаменитый трактат Сунь-цзы, теоретики невидимок разработали новые принципы и техники шпионской работы, помня, что "знать наперед положение противника - это значит действовать как бог!". Среди изучаемых предметов были методы обезличивания и играния роли; способы внедрения в среду врагов и засекания перспективных лиц; пути создания шпионской сети и манипулирования людьми; приемы запуска дезинформации и выявления чужих шпионов.

32. КУНОИТИ-ДЗЮЦУ (использование женщин-ниндзя). Как и во многих других странах, в средневековой Японии явно недооценивали женщин, а посему не чуяли в них никакой особой угрозы. Пользуясь такими ошибочными представлениями, ниндзя просто не могли не включить своих соратниц (сима-куноити) вкупе с наемными красотками (карима-куноити) в шпионскую работу. Наряду с обычной психофизической подготовкой, женщин учили использовать силу своего пола, ибо там, где терпел неудачу матерый лазутчик, порой легко добивалась успеха смазливая мордашка молоденькой наложницы.

33. КАТАКЭСИ-НО-ДЗЮЦУ (искусство гасить облики). Это витиеватое выражение подразумевало физическое устранение опасных лиц, причем их ликвидация порой требовала весьма сложного подхода и изобретательного использования самого различного оружия, включая яд, ружье, голые руки, руки других людей, психологический трюк.

Приведенная здесь сборная программа ниндзиных тренингов далеко не полна, но можно заметить, что некоторые из упомянутых дисциплин входили в стандартную подготовку воинов-самураев, тогда как другие были специфичны только для ниндзя. Каждый клан к тому же имел свою специализацию, и если одни были сильны в политических интригах и шпионаже (школа Кукисин-рю), то другие предпочитали черновую работу диверсанта и террориста (группа Фума-рю). В соответствии с потребностью выбирались и изучаемые дисциплины, хотя общефизическую подготовку проходили буквально все.

Младенцев учили бесстрашию и плаванию, а детям постарше ставили дыхание и расшатывали суставы. Подростки упражнялись в ходьбе на руках и в прыжках с барьера на барьер; они проходили курс "загрубляющего" массажа и часами удерживали неудобную позу или висели на руках на ветках деревьев.

Лазанье по горам давало необходимую ловкость, а бег по пересеченной местности - выносливость. Суровая спартанская жизнь вживала в любую непогоду и учила рассчитывать только на самого себя. Параллельно шло постижение различных ремесел и манер поведения; искусств танца, пения и рисования, вопросов фортификации и картографии, а также таких явно необходимых дисциплин, как индивидуальный бой, метание сюрикэн, езда на коне...

В основу любого ниндзиного тренинга закладывались элементы риска. Перспектива получить травму или расстаться с жизнью вынуждала тренируемого напрягать все силы и давала веру в свои возможности. Благодаря постоянной практике такая мобилизация тела и духа становилась естественным состоянием лазутчика и значительно поднимала реальный порог его достижений.

После того, как в 15 лет ниндзя получал посвящение в члены своего клана, акцент подготовки смещался на психофизические аспекты, и начиналась сложная и полная опасности жизнь воина-демона (рис. 3).

III. ОТТАЧИВАНИЕ ЧУВСТВ

Рассказывают, что некий мастер фехтования решил проверить, на что способны его сыновья, и недолго думая подвесил над занавеской, закрывающей вход в комнату, небольшой мешочек, который срывался, как только ткань раздвигали. Приглашенный к отцу старший сын по каким-то мельчайшим признакам сразу определил, что над входом что-то находится, и, протянув руку, осторожно снял висящий предмет. Средний сын ничего не заметил, но, когда мешочек сорвался, тут же ловко поймал его. Младший сынок резко шагнул в комнату, и падающий предмет огрел его по затылку, но прежде чем "обидчик" долетел до пола, юноша, выхватив меч, рассек его на две половинки. Излишне говорить, что отец похвалил старшего сына, признал перспективность среднего и был явно недоволен младшим.

Притчи, подобные данной, весьма популярны, но все они имеют явный самурайский душок, ибо для ниндзя реакция старшего сына была совершенно естественной, поскольку мгновенный подсознательный анализ обстановки с детства лежал в основе всего психофизического комплекса воспитания молодого лазутчика.

Опасность была повсюду. Ниндзя ощущал ее каждой клеточкой своего тренированного тела, опережая действием мысль неповоротливого противника. Мгновенность ответа стала насущной необходимостью, не владея которой лазутчик мог ставить крест как на карьере профессионала, так и (что, кстати, было одно и то же) на своей жизни. Быстрота реакции обеспечивалась невмешательством отвлекающего ума, открытого, впрочем, для непредвзятого реагирования. Основным средством достижения должного восприятия была ежедневная медитация (мокусо), но этого было мало. Между восприятием и живым действием оставался разрыв, сомкнуть который позволяла лишь реальная практика. Наиболее просто это достигалось в упражнениях на мгновенное исполнение команд, подаваемых партнером. Команды эти могли быть словесными ("упасть вперед", "прыгнуть вбок", "ударить назад"...), либо кодовыми (хлопок-кувырок назад, крик-прыжок вперед, плевок-бросок сюрикэна), причем как их суть, так и код беспрестанно обновлялись.

Затем в качестве раздражителя использовали ситуацию, когда например, открыв глаза или повернувшись на 180 градусов, следовало тут же среагировать либо на камень, летящий в лицо, либо на бросающегося под ноги партнера, либо на дюжину других не очень-то приятных и не всегда ожидаемых сюрпризов.

Популярным упражнением из этой серии был бег по трассе с замаскированными ловушками вроде подсекающих веревок, сетевых капканов, волчьих ям и т.д. Наличие опасных мест следовало мгновенно осознать и, не прекращая движения, избежать их тем- или иным способом. Второй раз ту же трассу нужно было пройти темной ночью, при этом, однако, тестировалась не столько быстрота реагирования, сколько пространственная и ситуационная память.

Упражняясь в мгновенном реагировании, следовало опустошить ум (сознание), убрать его в энергетический центр в нижнем регионе живота (хара), слегка напрячь рабочие мышцы и не фиксировать взглядом стимул.

Обычной практикой здесь служило отбивание стрел рукой (ядомэ-дзюцу), что к тому же рождало весьма полезный навык, помогающий сохранять жизнь во многих эпизодах боевой и теневой жизни ночного воина.

Огромную роль в восприятии среды играло зрения. Простейшим средством, поддерживающим его остроту, было плескание в глаза холодной водой и массажное постукивание по Закрытым векам кончиками пальцем.

Обрести ночное зрение позволяла длительная фиксация глазами звезд, хотя иногда ученика попросту помещали в затемненную пещеру, освещенность которой постепенно уменьшали. Тот же результат, впрочем, получался как побочный в ходе овладения мистической практикой миккё или техниками ментальной мощи, связанными с активацией в себе всесильной биокосмической энергии Ки.

Определяя без поворота головы и движения глаз жесты партнеров слева и справа, можно было увеличить угол зрительного охвата, а смотря сквозь листву на горизонт и не теряя при этом ее из виду - выработать пронизывающий взгляд и углубить область визуального восприятия.

При отработке зрительной памяти наставник клал на землю десяток-другой предметов и накрывал их тряпкой, а затем, на миг приподнимая ее, требовал от ученика мгновенно определить, что там находится. В другом варианте те же предметы пробрасывались в воздухе, и тому предписывалось, не поворачивая головы, уловить их детали. В третьем случае следовало быстро пересечь "колесом" или другим специфичным способом какую-либо площадку и осознать при этом все, что там происходит или находится.

Важным упражнением, выходящим на жизненную привычку, было требование: просыпаясь утром, с первого же взгляда понять, что изменилось в окружающей обстановке.

Учась узнавать чувства и эмоции другого человека, садились против партнера и пристально, но без напряжения смотрели ему в глаза, пытаясь сквозь них "войти" в его личный мир и понять его внутреннее состояние, которое тот периодически изменял. К этой же категории относилось и упражнение, где старались определить, у кого из группы партнеров находится спрятанный по уговору предмет. Искомого человека засекали по изменению режима дыхания, пульсации шейной артерии, выражению глаз и некоторым другим воспринимаемым, но не всегда осознаваемым признакам.

Важнейшую роль в оценке многих ситуаций играл слух. Простейшая гигиена заключалась в массажном промывании ушных раковин холодной водой и прессующем постукивании ладонями по ушам. Упражняя слух, настраивали ухо на звуковой фон и подмечали его малейшие изменения, вызываемые партнером, или же вычленяли из этого фона отдельные звуки и сосредотачивались на них. В другом упражнении старались запомнить "шумовой портрет" окружающих, а затем по особенностям шагов и дыхания определяли, кто из партнеров подходит сзади.

Полезной практикой было использование слуха в попытке распознать число людей, находящихся за ширмой, либо по специфике звуков установить, спит ли лежащий человек или только притворяется.

Упражнением, а потом ценной привычкой являлось слуховое зондирование, проводимое тотчас же (еще не открывая глаза) после пробуждения. Для лучшей ориентации следовало постоянно пополнять свою звуковую память и учиться точно определять места возникающего шума при самых различных положениях своего тела.

Определенную пользу приносило и развитие обоняния. Обмывание носа водой, постукивание пальцами по его крыльям при проходе по ноздрям воздуха, а также массаж двух симметричных точек фути, расположенных в центрах впадин под затылочным бугром, обостряло нюх.

Отточить обоняние позволяло отгадывание того или иного запаха, который следовало ощущать как нечто вещественное, причем источник этого "вещества" помещали перед носом, а затем все дальше и дальше от него. Полезной практикой было выделение из общего запаха тех или иных его составляющих, для чего, например, брали несколько разнопахнущих объектов и, держа их вместе, поочередно сосредотачивались на аромате каждого из них.

Приличный ассортимент читаемых запахов облегчал ориентацию на местности, позволяя различать "на нюх" конкретных людей и животных, определять пригодность пищи и тип подсунутого яда, а иногда и эмоциональное состояние человека. Как и в предыдущих случаях, следовало обрести привычку сразу после пробуждения принюхиваться к среде, отмечая все новые (или отсутствие старых) запахи и пытаясь понять, откуда они исходят и как здесь оказались.

Не лишним для лазутчика было и чувство вкуса, позволяющее оценить качество приготовляемых препаратов и предупредить нежелательное пищевое отравление. Чувствительность языка развивали, сосредотачиваясь на отдельных его точках, и совершенствовали, закладывая в память все новые и новые вкусовые ощущения.

Вполне определенное применение находило у ниндзя и кожное чувство (осязание). Оно давало возможность различать малейшие колебания температуры, давления и некоторых других тонких раздражителей, что помогало предсказывать и использовать нюансы погоды, выявлять тупики и сквозные проходы в лабиринтах замка, а порой и ощущать присутствие людей в темноте.

Простейшим упражнением здесь было осознание рельефа лежащего на ладони предмета; впоследствии переходили к определению на ощупь типа дерева или стали. Не менее полезным считалось и восприятие легчайшего движения воздуха, создаваемого природой или партнером. В одном из упражнений этой серии ученик, закрыв глаза, стоял перед сотоварищем, выставив вперед ладони ненапряженных рук. Его партнер был в той же позиции, но с открытыми глазами и медленно приближал одну из своих ладоней к соответствующей ладони ученика (рис. 4), который, поймав ощущение (теплота, ветерок, покалывание, распирание и т.д.), убирал воспринимающую руку. По мере совершенствования расстояние между ладонями увеличивали, причем при неверном реагировании тренируемый получал сильный удар палкой по плечу.

Учились здесь использовать и другие участки тела, причем очень подходящей для этого считали, например, кожу щек.

покалывание, распирание и т.д.), убирал воспринимающую руку. По мере совершенствования расстояние между ладонями увеличивали, причем при неверном реагировании тренируемый получал сильный удар палкой по плечу. Учились здесь использовать и другие участки тела, причем очень подходящей для этого считали, например, кожу щек.

Ценнейший атрибут лазутчика - его способность ощущать присутствие и мысль другого человека. Следовало различать пассивный вариант такого присутствия, при котором объект не знает, что он не один, и активный, когда он заметил "невидимку" и внимательно, но скрытно следит за ним.

В первом случае возникающее чувство зачастую было производным от различных раздражителей, явно не воспринимаемых, но тем не менее сигнализирующих о том, что здесь кто-то есть. Таким образом индивидуальное развитие каждого из первичных чувств (слуха, обоняния и т.д.) автоматически улучшало и ощущение пассивного присутствия других людей, хотя для закрепления подобного умения могли понадобиться специальные упражнения вроде тех, где определяли, есть ли человек за ширмой или его там нет.

При отработке осознания чужого взгляда вокруг ученика - спереди, сзади и по бокам - вставали четыре человека, которые поочередно "простреливали" взглядом его затылок, виски или переносицу, стараясь вложить во взор максимум своей воли. Когда тренируемый (который стоял с закрытыми глазами) не определял, кто на него смотрит, он тут же получал сильный удар палкой по плечу. Если упражнение не давалось, то облегчить его могло наличие партнеров противоположного пола.

Кроме осознания присутствия человека, следовало ощущать и его намерения. Одно из упражнений, направленных на овладение этим умением, выглядело так. Партнер, чьи раскрытые ладони располагались у груди, вставал перед учеником, а тот был расслаблен и, охватывая расфокусированным взглядом все вокруг себя, освобождал ум от ненужных мыслей. Первый из сотоварищей как можно отчетливее представлял, как он с яростью выдвигается вперед и бьет ладонью в одностороннее плечо тренируемого, который, ощутив это намерение, тотчас же уходил от предполагаемого удара, поворачиваюсь, как дверца, на 90 градусов на противоположной ноге. Если никакого осознания не было или оно было неверным, ученик получал сильный удар по плечу, так как партнер сразу после мысленного предупреждения проводил свое устремление в жизнь.

Развитием данного упражнения служило реагирование на удар с закрытыми глазами, что было более сложно, ибо в первом варианте тренируемый часто улавливал не саму мысль, а ее внешнее проявление в облике или движениях носителя. В любом случае, однако, следовало иметь "пустой ум" и действовать по возникающему ".знанию, а не пытаясь угадать ту или иную возможность.

Чувства шлифовали по-разному. Иногда, например, каждый из дней недели целиком посвящали одному из них, заостряя внимание на малейших нюансах развиваемых ощущений, тем паче, что источников таковых в повседневной жизни было не так уж и мало. В некоторых случаях использовали и специальные тантрические упражнения, одно из которых выглядело следующим образом.

Приняв удобную медитационную позу в тихом и спокойном месте, адепт освобождал ум и представлял, что брюшной центр хара излучает ослепительнобелый свет, лучи которого, озаряя все вокруг, уходят в пространство, а через какое-то время втягиваются обратно. Теперь следовало прикрыть веки и представить в зрачках две яркие желтые точки, а затем открыть глаза и, сохраняя в них эти точки, смотреть на какой-либо объект. Обретя устойчивость представления, нужно было "втянуть" глазные точки в хара, который обретал "блеск и прозрачность". После этого приступали к ушам, в каждом из которых представляли по голубой точке, осознав кои, прислушивались к любому звуку, стремясь удержать при себе эти яркие голубинки. Получив стабильность представлений, "втягивали" голубые пятна в хара и переходили к носу, в ноздрях которого видели две красные точки. Проработав в сходной манере с этими точками, обращались к языку, на корне которого выявляли оранжевые блестки, а затем - к центрам ладоней и кончикам пальцев, где те же точки виделись зелеными.

Все эти, в конечном счете "втянутые" в хара цветовые пятна, хорошенько там перемешивались и, "взаимодействуя" между собой, исчезали, порождая исконную пустоту, а вышедший из медитации адепт должен был увидеть вокруг себя мириады танцующих разноцветных частичек, которые, то возникая, то пропадая, устремлялись к тем или иным органам развиваемых им чувств.