ГЛАВА ПЯТАЯ
РАССУЖДЕНИЯ О МНОЖЕСТВЕННОСТИ СУЩЕСТВОВАНИЙ
§ 44. МНОЖЕСТВЕННОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЙ
222. Догмат о перевоплощении, скажут некоторые, весьма не нов: это
воскрешение взглядов Пифагора. Но мы никогда и не
говорили, будто спиритическое учение является
новейшим изобретением. Спиритизм, будучи законом
природы, должен был существовать от начала
времен, и мы всегда старались доказать, что следы
его отыскиваются еще в самой глубокой древности.
Пифагор, как известно, не создатель учения о метампсихозе: он почерпнул его у
индийских философов и у египтян, где оно
существовало с незапамятных времен. Идея о
переселении душ была, таким образом,
общенародным верованием, принятым также и
выдающимися людьми. Каким путем пришла
она к ним? Через откровение или наитие? Мы этого
не ведаем: но как бы то ни было, никакая идея не
проходит сквозь века и не бывает одобрена
избранными умами, если она не имеет на то
серьезного основания. Древность этого учения,
стало быть, скорее доказательство истинности
его, чем возражение против него. Во всяком случае,
что также известно, между метампсихозом
древних и современным учением о перевоплощении
есть та существенная разница, что духи самым
решительным образом отвергают возможность переселения человека в животных и,
до известной степени, наоборот *.
Духи, преподавая учение о
множественности телесных существований,
возрождают, стало быть, ту теорию, которая
народилась на свет еще в первые годы мира и
сохранилась до наших дней в сокровенной мысли
многих людей; только духи представляют ее нам с
точки зрения более рациональной,
соответствующей эволюционистским законам
природы и в большей гармонии с мудростью
Создателя, очищая учение это ото всех атрибутов
суеверия. При этом обстоятельство, достойное
быть упомянутым: в последнее время не в одной
только данной книге они нас к нему приобщают; еще
до опубликования ее в разных странах
были получены многие и многие сообщения того же
рода, и с той поры они значительно приумножились.
Здесь, быть может, уместно будет рассмотреть,
почему не все духи представляются согласными по
этому поводу: мы вернемся к этому позднее.
Рассмотрим вопрос с другой точки
зрения, абстрагировавшись от всякого
вмешательства духов; на время оставим их в
стороне. Предположим, что теория эта не создана
ими; предположим даже, что никогда не было и речи
о самих духах. Встанем временно на нейтральную
почву, в равной степени допуская вероягность
той и другой гипотезы, а именно, с одной стороны,
множественность телесных существований и, с
другой, единственность нашего
существования в теле, и посмотрим, в какую
сторону направят нас разум и наш собственный
интерес.
Некоторые отвергают идею
перевоплощения из того единственного
побуждения, что она их не устраивает, и говорят, что с йих
вполне достаточно и одной такой жизни и что они
не хотели бы снова начинать другую подобную. Мы
знаем некоторых, кого одна только мысль о том,
чтобы вновь появиться на земле, заставляет
вскакивать от ярости. Мы можем лишь спросить их,
уж не думают ли они, будто Бог испрашивал их
мнения и советовался с их вкусом, чтобы
установить законы, управляющие Вселенной. Так
что из Двух одно: либо перевоплощение существует,
либо же оно не существует; и если оно существует,
то напрасный труд отрицать его: им придется
претерпеть его и Бог не станет на то спрашивать их соизволения. Не то
это все равно, как если бы больной сказал: “Я
достаточно настрадался и не желаю страдать еще и
завтра”. Сколь бы ни было плохо его настроение,
ему тем не менее придется страдать и завтра, и в
последующие дни, покуда он не выздоровеет. Если
таким людям потребуется вновь ожить в теле, то
они оживут вновь, вновь воплотятся. И напрасно
станут они бунтовать, словно дети, не желающие идти в школу, или
осужденный, отказывающийся идти в тюрьму: им все
равно придется пройти через это. Подобные
возражения слишком ребячливы, чтобы быть
достойными более серьезного рассмотрения. Но все
же мы скажем сторонникам их, дабы их ободрить, что
спиритическое учение о перевоплощении не так
страшно, как то может им показаться, и что если бы
они потрудились основательно изучить его, то не были бы столь им напуганы.
Они бы знали, что условия этого нового
существования зависят от них самих: оно может
быть счастливым или несчастным в зависимости от
того, что они сделали здесь сейчас, и они могут
и с. этой жизни подняться так высоко, что им не
надо будет больше опасаться упасть вновь в
подобную трясину.
Мы предполагаем, что говорим с людьми,
верящими в какое-то будущее, ожидающее их после
смерти, а не с теми, кто единственной
перспективой себе Делает небытие или кто хочет
потопить душу свою во вселенском целом, без
индивидуальности, подобно тому
как капли дождя тонут в океане, что по
сути дела почти то же, как если бы душа
переставала существовать. Если,
стало быть, вы верите в некоторое будущее, вас ожидающее, вы, несомненно, не
допускаете той мысли, что оно будет одинаково для
всех, иначе в чем была бы целесообразность добра?
К чему бы тогда ограничивать, сдерживать себя?
Почему не удовлетворить все свои страсти, все
свои желания, будь то даже в ущерб ближнему, поскольку тогда ущерб этот не имел бы
никакого значения? Вы верите, что это будущее
будет в большей или меньшей степени счастливым
или несчастливым в зависимости от того, что мы
сделали при жизни; и у вас тогда возникает
желание быть в этом будущем настолько
счастливым, насколько только возможно, поскольку
это должно длиться целую вечность, не так ли? Но
имели бы вы при этом дерзость полагать, будто вы
самый совершенный из людей, когда-либо
существовавших на Земле, и что
таким образом вы имеете незамедлительное право
на высшее блаженство избранных? Ведь, наверное,
нет. Вы, значит, допускаете, что есть люди лучшие
вас и имеющие право на лучшее
место, что, однако, вовсе не значит, будто вы сами
находитесь среди отверженных Так вот! Мысленно
поставьте себя на минуту в это
среднее положение, которое будет вашим истинным
положением, как вы сами только что согласились, и
предположите, что некто говорит вам: “Вы
страдаете, вы не настолько счастливы, насколько
могли бы быть. Но вот перед вами существа
безраздельно счастливые, не хотели бы вы
переменить свое положение на их?” — Разумеется,
скажете вы: но что нужно для этого сделать? — “Да
совсем ничего; только заново начать то, что вы
сделали плохо, и постараться сделать это лучше.” Стали
бы вы колебаться, принять вам такое предложение
или нет, пусть бы даже ценой нескольких жизней,
наполненных испытаниями? Возьмем сравнение
более прозаическое. Если бы какому-нибудь
человеку, не пребывающему в крайней нужде, но все
же испытывающему лишения из-за скудости средств,
сказали: “Вот вам огромное богатство, вы можете
им пользоваться, но только для этого надо как
следует потрудиться одну минуту”, то, будь он
даже самым последним лентяем на свете, он скажет,
не колеблясь: “Потрудимся минуту, две, час, целый
день, если надо; невелика цена за то, чтобы
провести остаток жизни в
изобилии!” Между тем, что такое длина всей
телесной жизни в сравнении с вечностью? Меньше чем минута, меньше чем секунда.
Слышали мы и такое рассуждение: “Бог, коий верховно благ, не может
навязывать человеку заново пройти эту череду
страданий и терзаний”. Не считают ли случайно
сторонники такого взгляда, будто более доброты в
той, чтобы осудить человека на страдания вечные
за несколько мгновений заблуждения, нежели дать
ему средства исправить свои ошибки? У двух
промышленников было по рабочему, каждый из
которых мог рассчитывать на то, чтобы стать
помощником начальника. Но вот вышло так, что оба
этих рабочих очень плохо отработали свой день и
оказались достойны того, чтобы их уволили. Один
из промышленников прогнал своего рабочего, не взирая на его мольбы, и тот, не найдя работы, умер с
голоду. Другой сказал своему: “Вы потеряли день,
вы должны мне его возместить. Вы плохо сделали свою работу, и вам придется ее
переделать. Я позволю вам начать заново.
Старайтесь хорошо сделать свое дело—и я оставлю
вас у себя, и вы всегда сможете стремиться к
старшей должности, которую я вам обещал”. Есть ли
нужда спрашивать, который из двух промышленников
был наиболее гуманен? И Бог, само милосердие, неужто он непреклоннее человека?
Мысль о том, что наша судьба навсегда решается
несколькими годами испытаний, тогда как не всегда от нас самих зависело
достичь на земле совершенства, способна
повергнуть в самое беспросветное уныние, но противоположная ей идея действует
в высшей степени ободряюще, ибо она оставляет нам
надежду. Таким образом, не высказываясь за или
против множественности существований и не
отдавая предпочтения той гипотезе или иной, мы
говорим, что будь у нас выбор, никто бы не отдал предпочтение приговору, не
подлежащему обжалованию. Один философ сказал, что если бы Бога не было, то его
следовало бы выдумать ради блага рода
человеческого; то же самое можно было бы сказать
и о множественности существований. Но, как мы уже
говорили, Бог не спрашивает нашего
на то позволения, не советуется с нашим вкусом:
все это либо есть, либо его нет; так что следует
выяснить, что же происходит на самом деле, а для
этого давайте рассмотрим вопрос этот с иной
точки зрения, как проблему философскую,
полностью оставив в стороне учение духов, словно
бы его вообще не было.
Если перевоплощения нет, то остается
одно лишь телесное существование, это вполне
ясно. Если наше нынешнее телесное существование
— это единственное, что мы имеем,
то душа каждого человека
создается при его ' рождении, если только не
допустить первичность души. Но
тогда надо спрашивать себя, чем была душа до
этого рождения и не будет ли тогда это ее
состояние также некоторым существованием в
какой-либо иной форме. Середины нет: либо душа
существовала до того, как вселиться в тело, либо
она сформировалась после появления тела. Если
она существовала прежде тела, то
каково тогда было это существование? Было у нее
самосознание или нет? Если не было, то это почти
то же, как если бы она не существовала; но если у
нее была своя индивидуальность,
то она должна была либо развиваться, либо быть
неподвижна; в том и другом случае какого уровня
сознания достигла она в теле? Если же допустить,
по распространенному верованию, будто душа
рождается вместе с телом или, что то же самое,
перед своим воплощением обладает лишь
отрицательными способностями, то тогда
необходимо задаться следующими
вопросами:
1. В чем причина того, что душа
проявляет склонности, способности столь
различные и не зависящие от понятий, привитых
воспитанием или образованием?
2. Откуда у некоторых детей в самом
раннем возрасте появляется экстранормальная
способность к какому-либо искусству или к той или
иной науке, тогда как остальные остаются всю
жизнь посредственностями и середняками?**
3. Откуда у одних есть врожденные и
интуитивные идеи, которых нет у других?
4. Откуда у некоторых детей берутся это
врожденное чувство достоинства
или низости, эти ранние инстинкты
порока или добродетели, резко несогласные со
средой, в которой дети эти родились и выросли?
5. Почему некоторые люди, независимо от
образования, более продвинуты, чем другие?
6. Почему есть дикари и есть люди
цивилизованные? Если вы в младенческом возрасте
возьмете ребенка готтентота и воспитаете его в самых прославленных
наших лицеях, то сделаете ли вы когда-нибудь из
него Лапласа или Ньютона?
Мы спрашиваем, какая философия или
теософия может решить эти проблемы? Либо души при
рождении своем равны, либо они не равны, в этом
нет сомнения. Если они равны, то почему тогда
столь огромны различия в способностях? Может,
кто-нибудь скажет, что это зависит от организма?
Но тогда перед нами теория самая чудовищная и
безнравственная: человек тогда — всего лишь
машина, игрушка, находящаяся во власти материи;
он более не ответствен за свои поступки; он может
всегда сослаться на свои физические несовершенства. Если же они не равны, то
это потому, что их такими создал Бог; но тогда в
чем причина того, что Он Даровал одним
превосходство, которого лишил других. Подобная
пристрастность, согласуется ли она с Его
справедливостью и с равною любовью, коию Он питает ко всем созданиям
своим?
Но предположим, напротив, некоторую
последовательность предшествующих, все
возрастающих 'существований, и вот все
объяснено. Люди, рождаясь, приносят с собой наитивное знание того, что они
приобрели. Они оказываются более или менее
продвинутыми в зависимости от числа прожитых ими
жизней, -в зависимости от того, насколько далеко
они ушли от отправной точки: в совершенном
подобии с тем, как на собрании людей всех
возрастов каждый будет развит в прямой
зависимости от числа прожитых им лет. Сменяющие
Друг Друга существования будут для жизни души тем же, чем годы
являются для жизни тела. Соберите однажды сто
человек с возрастом от одного года до ста:
предположите, будто покров забвения наброшен на
все их предыдущие дни, будто нет ничего, кроме
настоящего, и что вы, в неведении своем, полагаете
людей этих родившимися в один и тот же день: вы,
естественно, спросите себя, как происходит то,
что одни велики, а другие малы, одни стары, а
другие молоды, одни учены, а другие
еще невежественны: но если туман, скрывающий от
вас их прошлое, развеется, если вы узнаете, что
все они жили более или менее долго, то все для вас
окажется объясненным. Бог, в справедливости
своей, не мог бы создать одни души более, другие
менее совершенными: но со множеством
существований неравенство, видимое нами, больше
уже ничем не противоречит самой строгой
справедливости, мы тогда начинаем понимать, что
все это не более чем обман зрения, что
неравенство это происходит лишь оттого, что мы
видим одно только настоящее этих душ, а не их
прошедшее. Это рассужденье,
скажете вы, основывается ли оно только лишь на
какой-то системе, на каком-то безосновательном
предположении? Нет, мы исходим из очевидного,
неопровержимого факта — неравенства
способностей и умственного, нравственного
развития, и мы находим этот факт необъясненным
всеми теориями, имеющими хождение; тогда как
объяснение ему самое простое, естественное,
закономерное дается другой теорией. Разумно ли
предпочитать ту, что ничего не объясняет, той,
которая объясняет все?
По поводу шестого вопроса, без
сомнения, скажут, что готтентот
принадлежит к низшей расе; тогда мы спросим,
человек готтентот или нет. Если это человек, то
почему тогда Бог лишил его и его расу тех
привилегий, которые Он даровал расе, к примеру кавказской? Если же он не человек,
то к чему тогда стремиться сделать его
христианином? Спиритическое учение выше этого:
для него нет разных человеческих рас, есть лишь люди, дух которых более или менее
отстал, но способен идти вперед.
Не более ли согласуется это с Божественной
справедливостью?
Мы только что видели душу в ее
прошедшем и настоящем, но если мы рассмотрим ее в
ее будущем, мы встретим тезке
трудности.
1. Если единственное нынешнее
существование должно решать нашу грядущую
участь, то каково в будущей жизни различие в
положении у нынешнего дикаря и у человека
цивилизованного? Находятся ли они на одном
уровне или же как-то отдалены друг от друга в
сумме вечного блаженства?
2. Участь человека, всю
жизнь трудившегося над
самосовершенствованием, тождественна ли она
судьбе того, который остался на низшем уровне,
хотя остался он на нем не по своей вине, но потому
лишь,, что у него не было ни времени,
ни возможности заняться совершенствованием
себя?
3. Человек, творящий зло потому только,
что он не мог приобщиться к истинному знанию,
будет ли он ответственен за такое состояние
вещей, хотя от него и не зависело состояние это изменить?
4. Многое делается для просвещения
людей, воспитания их нравственности, приобщения
их к культуре; но на одного просвещенного
приходятся тысячи тех, которые умирают прежде,
чем свет знания достигнет их. Какова будет участь
этих последних? Становятся ли они отверженными? В
противном случае что сделали они для того, чтобы
оказаться достойными быть в числе других?
5. Какова участь детей, умирающих в
раннем возрасте, не успевших сделать ни добра, ни
зла? Если они пребывают среди избранных, то за что
им оказана милость, раз они не сделали ничего,
чтобы ее заслужить? И по какой льготе оказались
они освобожденными от терзаний
жизни?
Есть какое учение, которое могло бы
разрешить эти вопросы? Допустите существования,
сменяющие друг друга, — и все объяснено в
соответствии со справедливостью Божьей. То, что
человек не смог сделать в одной жизни, он сделает
в другой; так-то никто не минует закона прогресса,
так всякий будет вознагражден по своему действительному
вкладу и достоинству, и никто не будет отринут
верховного блаженства, на какое он может притязать, каковы бы ни были
препятствия, встретившиеся ему на пути.
Эти вопросы могли быть приумножены до
бесконечности, ибо психологические и
нравственные проблемы, находящие свое
разрешение лишь во множественности проживаемых
нами существований, также неисчислимы:
мы ограничились здесь самыми общими. Как бы то' ни
было, скажут нам, быть может, учение о
перевоплощении церковью не принято; принять его
значило бы опровергать религию.
У нас нет цели подробно обсуждать этот
вопрос; нам достаточно того, что мы показали,
насколько учение это в высшей степени
нравственно и рационально. А то, что нравственно
и рационально, не может противоречить религии,
провозглашающей Бога высшим добром и разумом.
Что сталось бы с религией, которая, вопреки
всеобщему мнению и свидетельству науки,
отказалась бы признавать несомненные факты и
исторгла бы из своего лона всякого, кто не верит
во вращение Солнца вокруг Земли и в шесть дней
творения? Какого бы доверия заслуживала, каким бы
авторитетом пользовалась у
просвещенных народов та религия, что основана на
вопиющих заблуждениях, предлагаемых
в качестве догматов веры? Когда действительность
была установлена, 'церковь благоразумно встала на
сторону действительности. Если доказано, что
существующий порядок вещей
невозможен без перевоплощения, если некоторые
положения догмы могут быть объяснены лишь этим
средством, то необходимо допустить и принягь перевоплощение и
признать, что антагонизм этого учения и этих догм
лишь кажущийся. Позднее мы покажем, что религия,
быть может, не так уж далека от признания этого
закона и от этого она пострадает ничуть не более,
чем от открытия вращения Земли и геологических
периодов, открытия, которое, на первый взгляд,
показалось опровергающим священные тексты.
Принцип перевоплощения, однако, явствует из ряда
мест Писания, и особенно определенно выражен он в
Евангелии:
“И когда сходили они с горы (после
преображения), Иисус запретил им, говоря: „Никому
не сказывайте о сем видении, доколе Сын
человеческий не воскреснет из мертвых". И
спросили Его ученики его: „Как же книжки говорят,
что Илии надлежит придти
прежде?" Иисус сказал им в ответ: „Правда, Илия должен придти прежде и
устроить все. Но говорю вам, что Илия уже пришел, и
не узнали его, а поступили с ним, как хотели; так и
Сын человеческий пострадает от них". Тогда
ученики поняли, что Он говорил им об Иоанне
Крестителе.” (От Матфея, гл. XVII).
Поскольку Иоанн Креститель и был Илией, то, стало быть, имело место
перевоплощение духа или души Илии в тело Иоанна
Крестителя”
Каким бы, впрочем, ни было мнение о
перевоплощении, принимают его или нет, его все
равно придется претерпеть, коли само
перевоплощение существует, что бы о нем ни
говорила враждебная ему вера. Важно то, что
учение духов — в основе своей учение в высшей
степени христианское; оно опирается на
бессмертье души, на грядущие муки и воздаяния, на
справедливость Божью, свободу
человеческой воли, на нравственное учение
Христа; стало быть, оно никоим образом не
враждебно религии.
Мы сказали, что оставим на время в
стороне само учение духов, которое для некоторых
не является авторитетом. Если мы и другие в конце
концов признали множественность существований,
то это не только потому, что оно идет нам от духов,
но и потому еще, что оно представилось нам
наиболее логичным, и потому, что оно единственное
учение, разрешающее все вопросы, до сей поры
бывшие не разрешимыми. Приди оно
к нам и от простого смертного, мы бы с ничуть не
меньшей готовностью приняли его и не стали бы
колебаться, чтобы отказаться от наших сооствен-ных, менее состоятельных
идей. С той минуты, как заблуждение установлено,
самолюбие более теряет. нежели находит, от того
что упорствует: в ложной идее.
Учение это, приходи оно даже от самих духов, мы бы
отвергли, как отвергли уже и много других, если бы оно представилось нам
противоречащим разуму: ибо мы по собственному
опыту знаем, что не следует принимать вслепую все
то, что идет от духов, точно так же, как и то, что
идет от людей. Стало быть, в наших глазах главное
достоинство этого учения в том, что оно логично,
хотя есть у него и другое: это то, что оно
подтверждается фактами: положительными и, так
сказать, матерьяльными, каковые
внимательное и вдумчивое изучение мояСет
открыть всякому, кто потрудится наблюдать их с
терпением и настойчивостью, и в присутствии коих
сомнение более невозможно. Когда факты эти
сделаются широко известны, как и факты о
сотворении и вращении Земли, то всем придется
признать существующую за ними действительность,
и все несогласные, оспаривающие их из духа
противоречия, будут оспаривать их лишь на свой
страх и риск.
В заключение, стало быть, признаем, что
учение о множественности существований —это
единственное учение, объясняющее то, что без него
необъяснимо: что оно действует в высшей степени
ободряюще, согласуется с самою строгою
справедливостью и что оно для человека в
важнейшем жизненном вопросе надежная
опора, каковую Бог дарует ему в милосердии Своем.
5. Иисус отвечал: „Истинно, истинно
говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не
может войти в царствие Божие.
Рожденное от плоти есть плоть; а рожденное от
Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал
тебе: должно вам родиться вновь".” (См. далее статью “Воскресение в
теле”, N 1010*).
________
* Галлы были глубоко убеждены в том, что
жизнь каждого человека есть лишь звено
бесконечной цепочки его предыдущих и
последующих жизней. В поэтических гимнах барды
пели о том, что, существуя
извечно, человек не был рожден матерью от отца, но
что он был сотворен стихиями природа
по воле Божества. Он был червем в земле, рыбой в
море, змеей в песке, птицей в небе, львом в саванне
и т. д., пока, наконец,
божественный дух Гвион не
выделил его за заслуги среди прочих и не сделал
человеком. И после этого он перебывал бессчетное
число раз человеком в разных мирах и освоил там
разные ремесла, пока не стал тем, кто он сейчас
есть. Галлы считали, что сам человек не есть тело,
но что он есть дух, а тело его — это всего лишь
одежда, в которую он облачается для
земной жизни, и что смерть тела — это просто
очередное освобождение духа от стягивающих его
одежд. Поэтому, когда было надо, галлы бесстрашно
бросались в сечу, бились не щадя своей жизни, и, к
удивлению и негодованию своих врагов, оставляли
тела своих павших воинов на
произвол судьбы. Последнее, однако, совершенно
логично, если учесть, что для
галлов трупы эти были отнюдь не останками близких, но своего рода порванным
тряпьем, от которого носивший его дух почел за
благо избавиться. Любопытен тот факт. что у
галлов уверенность в грядущей жизни была
настолько велика, что они давали деньги Друг
другу взаймы с правом отдачи в мире ином. (И. Р.)
** Материалистическая ссылка на
наследственность и гены наивна и
не убедительна, ибо она не
объясняет, почему таланты и даже гении порой проявляются в людях, происшедших от
родителей, ни предки которых, ни они сами не
обладали какой-либо “генетической” ценностью.
Это что касается расизма биологического, “генного”, но истинный идеализм
совершенно чужд и всяких сословных
предрассудков, политического расизма и тому
подобного, ибо все это — достойные порождения
грубых матерьялистических
теорий и взглядов. (И. Р.)
