Игорь Викторович Зимин Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых

Введение

«Царское золото» – это очень притягательный и вызывающий доверие символ. На протяжении столетий в общественном сознании, не на пустом месте, зрели представления о колоссальных богатствах российских монархов, однако эти представления имели размытый характер, поскольку точные цифры, характеризующие размеры царских богатств, были совершенно секретными.

После свержения самодержавия Временное правительство, а затем и большевики начали искать «царское золото». По мере поисков достоверные сведения о «царском золоте» перемешивались с мифами примерно так же, как это происходило в конце 1940-х гг., когда искали «золото НСДАП» или в начале 1990-х – «золото КПСС».

Если сосредоточиться только на теме «царского золота», то надо признать, что для возникновения устойчивой легенды имелись все основания. Прочным фундаментом легенды было то, что «царское золото» действительно существовало. Ведь одним из расхожих символов России стали колоссальные богатства русских царей и императоров, которые периодически демонстрировались во время коронационных торжеств и постоянно во время повседневных церемоний в императорских резиденциях. Усыпанные драгоценностями русские аристократки стали такой же неотъемлемой частью имиджа российской монархии, как и «бояре рюсс» на Лазурном побережье Франции и в казино Монако.

Мемуарные упоминания о блистающих бриллиантами придворных дамах рассыпаны по множеству мемуаров. Причем подборки таких свидетельств можно сделать буквально по каждому из царствований. То была некая константа – «блестящий Двор российских императоров», не зависящая от личного отношения к этому блеску конкретных императоров, поскольку в данных случаях речь шла о престиже династии и самой империи.

Например, одна из придворных дебютанток времен Александра III, описывая свой первый придворный бал, вспоминала: «Роскошные залы и комнаты с их впечатляющими украшениями, изысканные наряды и блестящие мундиры произвели на меня такое впечатление, что мне почти казалось, что я оказалась в стране чудес».¹ Вспоминая времена царствования Николая II, начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов писал: «Русский Двор был одним из самых блестящих во всей Европе. За 200 лет придворным ведомством были накоплены громадные богатства. По своему великолепию русский Двор приближался к Версалю Людовика XIV и Людовика XV».²

После отречения Николая II Временное правительство немедленно озаботилось «инвентаризацией» собственности Романовых. Как выяснилось, наличных денежных средств на счету семьи оказалось довольно немного, поскольку большая часть денежных средств Романовых хранилась в различных ценных бумагах. Однако «трудящиеся массы» требовали зримых конфискационных мер по отношению к «преступным» Романовым, поэтому было объявлено о национализации всех императорских резиденций. Однако и тогда мало кто сомневался, что на секретных счетах в европейских банках у Романовых хранятся колоссальные богатства.

Слухи о «царском золоте» получили мощную подпитку после трагической гибели семьи Николая II в Екатеринбурге в июле 1918 г., когда шепотом передавалось, как во время расстрела пули летали рикошетом по комнате, поскольку на великих княжнах были надеты «бронежилеты» из драгоценных камней, зашитых в корсеты.

Большевики не оставили без внимания слухи о «царском золоте», поскольку эфемерная идея мировой революции нуждалась в постоянной финансовой подпитке. В 1923–1925 гг. состоялась инвентаризация коронных драгоценностей и началась распродажа той части богатств, которой эксперты отказали в исторической и художественной значимости. Да и позже, на рубеже 1920-1930-х гг., страна нуждалась в огромных средствах для колоссальных закупок современного оборудования в процессе стремительной модернизации страны, получившей название «индустриализации». Поэтому О ГПУ³ тщательно проверяло все материалы и периодически «выходило» на царские тайники.

Однако все это происходило внутри страны. Вопрос о секретных зарубежных счетах Романовых оставался открытым. Надо заметить, что тема «царского золота» будоражила и русскую эмиграцию, поэтому в мемуарах уцелевших Романовых она звучала неоднократно. Основным тезисом была мысль о том, что «денег нет» или «раньше были – сейчас нет». Да, раньше крупные счета в иностранных банках имелись, но они все оказались исчерпанными в годы Первой мировой войны либо все ценные бумаги, в которых хранились средства Романовых за границей, превратились в пыль в результате послевоенных политических потрясений и инфляции. Тем не менее надежда поживиться на «царском золоте» породила цепь самозванок, рассчитывавших так или иначе оказаться среди вероятных наследников мифических богатств.

Надо заметить, что образ жизни уцелевших Романовых не давал оснований говорить о каких-либо колоссальных богатствах, которые удалось сохранить за границей. Дочери Александра III – великие княгини Ксения и Ольга – жили в эмиграции довольно скромно. Императрица Мария Федоровна хотя и сумела вывезти из России некоторые из своих драгоценностей, хранившихся в ее «большой шкатулке», тем не менее жила в Дании также довольно скромно. После ее смерти в 1928 г. драгоценности императрицы немедленно распродали за весьма скромные суммы. Большую часть этой ювелирной коллекции скупила английская королевская семья. И по сей день на английских монархах можно увидеть уникальные драгоценности, которые передавались от одной русской императрицы к другой.

Собственно тогда, на рубеже 1920-1930-х гг., и закончились предметные разговоры о «царском золоте» как в СССР, так и в среде эмигрантов. Однако легенда осталась, и само словосочетание «царское золото» продолжает привлекать множество людей, рисуя в их фантазиях сундуки, доверху наполненные драгоценными камнями и золотом. В действительности остались буквально крохи. В «историческом зале» Алмазного фонда с 1967 г. и по сей день мы можем любоваться главными императорскими регалиями, которые «видели» все коронации российских монархов с 1762 г., со времен Екатерины II. Там же представлены и уникальные ювелирные раритеты блистательного XVIII в. Несмотря на сотни рук, через которые они прошли после 1917 г., эти камни «помнят» тепло рук российских императоров и императриц. В Петербурге можно посетить Бриллиантовую комнату Государственного Эрмитажа, где хранятся дипломатические дары, изделия мастеров фирмы К. Фаберже, драгоценные табакерки российских императоров и императриц. Эти вещи когда-то хранились в Галерее драгоценностей Императорского Зимнего дворца. Все это мы можем увидеть сегодня. Однако огромное количество бесценных изделий либо «ушло» из страны, либо «кануло в Лету».

Для нас же тема «царского золота» – повод для рассказа о действительном уровне материального благосостояния представителей Дома Романовых, об их повседневных расходах, об их широкой благотворительности. Следует подчеркнуть, что в основе рассказов автора лежат не легенды, а банальные бухгалтерские книги, где фиксировались буквально все траты членов императорской семьи. Более того, необычайный интерес представляют книги «денежных документов» российских императоров, в них сохранились счета абсолютно на все покупки, которые они совершали на протяжении своих царствований. В совокупности это позволяет нам с документальной точностью реконструировать «денежную» сторону того, что сегодня принято называть «повседневной жизнью императорской семьи».

Законодательные и организационные основы материального обеспечения членов императорской фамилии

Законы Российской империи о финансировании императорской семьи

Российский Императорский двор справедливо считался одним из богатейших монархических дворов Европы. Огромные богатства бескрайней России, положение абсолютных монархов позволили Романовым накопить огромные богатства. Однако «денег много не бывает», и наряду с огромными доходами привычная роскошь российского Императорского двора требовала и огромных расходов. Периодически российские монархи, как самые обычные люди, сталкивались с проблемой – «денег нет». Поэтому деньги считали, и особенно тщательно те, что шли на личное потребление членов Императорской фамилии.

Следует иметь в виду, что разграничение финансов на государственные и личные средства обозначилось еще при Петре I, но окончательно законодательно и организационно оформилось только в конце XVIII в.

Начало жесткой регламентации фиксированных денежных выплат членам Императорской фамилии на законодательном уровне положил Павел I. Император, которого многие считали полусумасшедшим, смотрел далеко вперед, и его законоположения, с незначительными поправками, действовали вплоть до 1917 г. Павел I не с нуля начал составлять свои законоположения. Уже со второй четверти XVIII в. действовали традиции финансирования членов Императорской фамилии, они, в свою очередь, восходили в практике «денежных выдач» времен Московского царства.

Показательна динамика «денежных» указов новоиспеченного императора: 6 ноября 1796 г. – начало царствования Павла I; 8 ноября – указ о выдаче из Кабинета по 20 000 руб. жене и детям; 17 ноября 1796 г. состоялся новый высочайший «денежный» указ Павла I «Об ежегодном отпуске денег Императорской фамилии». В этом указе обозначались размеры «жалованья», которое члены семьи императора должны были получать из Государственного казначейства: «Ея Императорскому Величеству Нашей Любезной Супруге по 500 000 рублей, Нашим Любезным детям: Наследнику Цесаревичу и Великому Князю Александру Павловичу по 200 000 рублей, Супруге Его Великой Княгине Елисавете Алексеевне по 100 000 рублей, Великому Князю Константину Павловичу по 100 000 рублей, Супруге Его Великой Княгине Анне Федоровне по 70 000 рублей, Великому Князю Николаю Павловичу по 100 000 рублей, Великим Княжнам: Александре Павловне, Елене Павловне, Марии Павловне, Екатерине Павловне и Анне Павловне, каждой по 60 000 рублей, включая тут и назначенные по указу Нашему от 8 ноября из Кабинета каждому из Их Высочеств по 20 000 рублей, кои оттуда и выдаваемы быть должны».⁴

Потом император сделал паузу для составления юридически проработанного указа о финансировании всей императорской семьи. Указ этот состоялся 5 апреля 1797 г. Указ принципиально изменил схему финансирования семьи, жалованье которой изначально шло из Государственного казначейства. Введение новой схемы «жалованья» для своей родни Павел I мотивировал тем, что «содержание Ея в продолжении времени могло бы быть Государству отяготительно», поэтому он приказал «отделить из Государственных владений, определенную один раз часть деревень и из Государственных доходов ежегодно по миллиону рублей» (§ 1). В подписанном императором 5 апреля 1797 г. «Учреждении об Императорской фамилии»⁵ он распорядился отделить из государственных владений часть недвижимых имений «из числа состоящих в государственной собственности». Таким образом появились так называемые удельные доходы. Эти доходы были предназначены исключительно для содержания членов Императорской фамилии. Это были огромные денежные средства. С 1797 по 1897 г. из них потратили 236 308 791 руб.

Фундамент благосостояния императорской семьи должен был формироваться постепенно за счет ежегодного «отпуска миллиона рублей из государственных доходов». Император предполагал, что по мере накопления «знатной суммы», которую он определил в три миллиона «в удельной сумме капитала», финансирование семьи из Государственного казначейства будет прекращено. Вместе с тем предусмотрительный государь оговорил возможность того, что если удельных доходов по тем или иным причинам хватать «на жизнь» не будет, то для покрытия дефицита возобновляется финансирование семьи из Государственного казначейства (§ 7). В законе также оговаривалось, что формируемый удельный капитал предназначен исключительно «для семьи» и «ни на какие государственные нужды употребляться не долженствует» (§ 8).

По мысли императора, после того как «семья» перейдет на «самофинансирование» за счет доходов с удельных владений, суммы, которые ранее шли из казны на ее содержание, будут направлены в бюджет страны на общегосударственные нужды. При этом если «семье» понадобятся какие-либо разовые, крупные суммы, например «в даче приданого великим княжнам и княжнам крови Императорской, то на оное производить отпуски из общих государственных доходов, на счет сих оставленных денег» (§ 10).

В этом важнейшем для императорской семьи документе подробно оговорен не только порядок престолонаследия, но и размер содержания каждого из поколений императорской семьи в зависимости от близости к самому императору. В основу этого порядка положено соображение о том, что Императорская фамилия будет разрастаться и содержание ее членов должно быть жестко дифференцированно.

Павел I четко разделил членов Императорской семьи на две основные категории. К первой были отнесены те члены Императорской фамилии, кто имел «по первородству право к заступлению места наследника престола». Ко второй категории – все те, кто не имел прав на престол «по отдаленности их первородства, пока не пресечется поколение старших». Соответственно первым личное содержание выплачивалось из государственных сумм Государственного казначейства⁶, вторым — из удельных сумм⁷. Естественно, это содержание оказывалось разным.

Примечательно, что Павел I четко оговорил порядок и уровень финансирования не только по мужской, но и по женской ветви Императорской фамилии. Например, дочери великих князей материально обеспечивались так же, как и их братья: «Женский пол, от мужского поколения произошедший, в родстве, в титулах, в получение пенсиев и приданства почитать себя должен, как о мужском поле предписано» (§ 19). Девочки же, рожденные «от женского пола, совершено отличаются от родившихся от полу мужского фамилии нашей», и содержались отцами. При этом в законе подчеркивалось, что они «ничего от Государства и от Департамента Уделов требовать не имеют» (§ 20).

В тексте закона четко прописывался порядок обретения финансовой самостоятельности членами Императорской фамилии. До совершеннолетия (наследник в 16 лет, все остальные в 20 лет) финансовыми средствами управляли родители или опекуны, ими назначаемые. После совершеннолетия великие князья могли вступать в управление своими «имениями», но вплоть до 25 лет все их финансовые решения продолжали контролироваться опекунами, и без их письменного согласия «запрещается продажа и заклад недвижимоего имения» (§ 27). Только после 25 лет или после женитьбы или замужества молодые Романовы получали бесконтрольный допуск к распоряжению своими финансовыми активами.

После определения общих принципиальных основ финансирования императорской семьи в законе оговариваются частности. Например, указывается, что уровень содержания великих князей «от мужского поколения крови императорской» разделяется на несколько возрастных категорий. Во-первых, это жалованье от рождения и до совершеннолетия и, во-вторых, это жалованье от совершеннолетия и до самой смерти. Таким образом, великие князья и их близкие содержались на удельные средства и средства Государственного казначейства «на всю их жизнь» (§ 47).

Что касается великих княжон, то содержание им выплачивалось только до замужества, а при заключении брака выдавалось четко оговоренная сумма «приданого капитала», «с тем, чтоб после уже ничего не требовать». В законе особо оговаривалось («генеральным полагаем правилом»), что в приданое великим княжнам «ничего недвижимоего от Государства не давать, распространяя сие предписание и на отцовское приданое» (§ 62). Таким образом, русские принцессы, уезжавшие после замужества в Европу, буквально становились «отрезанным ломтем» для своей семьи в финансовом отношении. При этом, конечно, девушки кроме «приданого капитала», выплачиваемого из Государственного казначейства, обеспечивались родителями «по возможности своей вещами, платьем и прочим, что в приданое обыкновенно дается» (§ 63).

Также проговаривались правила обеспечения овдовевших великих княгинь, те, как правило, были сплошь выходцами из карликовых государств Германии. Если после смерти мужа они оставались в России, то за ними оставался и «денежный пенсион… полным назначением». Если же они покидали Россию, то за ними оставалась только третья часть от их содержания в России. Примечательно, что при отъезде из России вследствие вдовства или развода иностранные принцы и принцессы должны продать «всю недвижимость и уплатить с полученных сумм 10 %, включая суммы в векселях и других ценных бумагах» (§ 56 и 57).

Юристы, работавшие с Павлом Петровичем над составлением этого документа, проработали все мыслимые ситуации, которые могли возникнуть в будущем при непростых отношениях разраставшейся императорской семьи. Например, был оговорен вопрос о возможности «вывоза капитала» за границу. В § 58 четко оговаривалась предельная сумма в 1 000 000 руб., которую можно вывезти из страны «принадлежащим фамилии нашей… кроме алмазов и прочих вещей». При этом члены Императорской фамилии обязывались «излишние сверх сей суммы возвращать в фамилию, ежели есть; когда же последний в роде, то в Департамент уделов». Эта статья дополнялась положением о том, что члены императорской семьи могли выехать за границу только с разрешения императора и только на заранее оговоренные сроки пребывания там. Если же «в назначенный от императора ему срок не возвратится или не спросит вновь отсрочки, считать навсегда там остающимся; как равномерно тех, кои без позволения отлучатся», со всеми последующими, оговоренными законом финансовыми санкциями.

Конкретные суммы содержания членов императорской семьи регламентированы Павлом I в главе «Определение содержания и награждения каждому, от Императорской крови происходящему».

Эти «нормы денежного содержания» в 1797 г. были следующими:

Царствующей императрице выделялось по 600 000 руб. в год и еще суммы на содержание ее двора (§ 77). В случае вдовства императрицы все содержание оставалось за ней в полном объеме, если она не возвращалась в Европу. Надо заметить, что на протяжении всего имперского периода России подобных прецедентов не возникало. По смерти императрицы, ее движимое и недвижимое наследство распределялось согласно завещанию умершей.

На содержание каждого из детей царя до совершеннолетия выделялось по 100 000 руб. в год. При этом наследнику-цесаревичу выделялось 300 000 руб. в год. Супруге наследника во время замужества – по 150 000 руб. в год. При возможном вдовстве – пенсия в 300 000 руб. и содержание ее двора. В случае выезда на жительство за границу вдовствующей цесаревне выплачивался «пенсион» в 15 000 руб. в год. Каждому из детей наследника до совершеннолетия выплачивалось по 50 000 руб. в год.

Четко прописывались суммы приданого капитала. Дочерям и внукам императора по прямой нисходящей линии сумма приданого капитала определялась в 1 000 000 руб. Правнукам и праправнукам — по 300 000 руб. Происходящим от праправнуков императора каждому по 100 000 руб., «распространяя сие на все последующие роды мужских поколений крови императорской» (§ 77). Еще раз отметим, что все вышеназванные суммы отпускались из Государственного казначейства, что по сегодняшней терминологии означало бюджетное финансирование.

Далее в законе оговаривались «пенсионы», отпускаемые членам Императорской фамилии из сумм Удельного департамента (§ 78). Эти суммы предназначались для «удовольствований происходящих от крови императорской родов всем нужным к непостыдному им себя содержанию» (§ 80).

Эти «знатные денежные суммы» выплачивались следующим лицам:

Во-первых, каждый из сыновей императора, кроме наследника, после совершеннолетия получал «содержание» в 50 000 руб. в год деньгами. Жены великих князей «во время жизни мужей» получали по 60 000 руб. в год. В случае их вдовства эта сумма полностью сохранялась, но в случае их отъезда за границу ее уменьшали до 20 000 руб., то есть до '/ При их вступлении в повторный брак содержание от российского Императорского двора полностью прекращалось.

Во-вторых, каждый из внуков императора «до совершеннолетия или до брака Императором позволенного» получал «на воспитание и содержание» по 50 000 руб. в год. После наступления совершеннолетия их содержание увеличивалось до 150 000 руб. «годового пенсиона». Это норма распространялась как на внуков, так и на внучек в одинаковой степени. Но внучки могли рассчитывать на «свои» ежегодные 150 000 руб. только до замужества.

В-третьих, каждый из внуков императора после наступления совершеннолетия получал по 500 000 руб. в год. Их жены «во время жизни мужей» получали по 60 000 руб. «годового пенсиону». При наступлении вдовства эта сумма за ними полностью сохранялась.

В-четвертых, каждый из правнуков императора до совершеннолетия или до брака «Государем позволенного» «на воспитание и содержание» получал по 30 000 руб. в год. После наступления совершеннолетия каждый из правнуков получал «удел деревнями на 300 000 руб. доходу и каждый год 150 000 руб. пенсиону». Их жены «со дня замужества во всю их жизнь» получали «пенсиону» по 30 000 руб. в год.

В-пятых, Павел I озаботился даже определением финансового положения праправнуков. Понимая, что за многие годы очень многое может измениться, император определил, что «на воспитание и содержание, до совершеннолетия их лет ничего не определяем. Отцы их получат удел деревнями, обязаны детей своих воспитывать и содержать всем, что до совершеннолетия им потребно». Однако после наступления их совершеннолетия праправнукам-мальчикам определялся «пенсион» в 50 000 руб. в год, а девочкам такой же «пенсион», но только до замужества.

Особо была выделена категория праправнуков царствующего императора, которые, будучи сыновьями великих князей, «уделом награжденных, до совершеннолетия никакого определения не имеют, а получают с совершеннолетия по 100 000 руб. годового пенсиона». Их жены «со дня замужества во всю их жизнь» получать должны по 15 000 руб. в год «пенсиону».

В-шестых, Павел I, фактически определяя более чем 100-летнюю перспективу материального благосостояния своей семьи, указал, что дети праправнуков до совершеннолетия содержатся родителями, а после наступления совершеннолетия (девочки с совершеннолетия и до замужества) получают по 20 000 руб. годового «пенсиона».

В-седьмых, далее праправнуки все, титулуясь князьями крови императорской, с совершеннолетия получают «сверх законных частей в имениях, по наследству до них доходящих, ежегодно каждому по 50 000 руб. пенсиону». Женам князей крови императорской «со дня замужества во всю их жизнь» определялось годовое жалованье в 10 000 руб. Праправнучки все, титулуясь княжнами крови императорской, «от совершеннолетия до замужества» получают по 10 000 руб. годового пенсиона.

Особым параграфом уточнялось, что все эти многочисленные градации «пенсионов» выплачиваются только законнорожденным членам Императорской фамилии (§ 79).

Таким образом, Павел I заложил прочный и детально регламентированный юридический фундамент ежегодного финансирования всех поколений и ветвей рода Романовых. В результате решения Павла I личные доходы российских императоров, вплоть до Николая II, складывались из трех основных источников. Во-первых, это были ежегодные ассигнования из средств Государственного казначейства на содержание императорской семьи. При Николае II эта сумма достигла 11 000 000 рублей. Во-вторых, это доходы от удельных земель. В-третьих, это проценты с капиталов, хранившихся как в России, так и за границей в английских, французских и германских банках⁸.

«Учреждение об Императорской фамилии»⁹ с незначительными корректировками просуществовало до 1885 г., когда император Александр III после почти 100-летнего действия подписанного Павлом I «Учреждения» не решил внести в него ряд существенных изменений.

Видимо, идею подобного документа Александр III вынашивал еще будучи цесаревичем. Однако после трагической гибели Александра II от рук террористов 1 марта 1881 г. потребовалось сразу же решить множество проблем, поэтому «финансовая» проблема отошла на второй план. Очень важным в этой ситуации было стремление Александра III не только плотно перехватить рычаги управления бюрократическим и военным аппаратом империи, но и не лишиться в этой переходной ситуации поддержки своих многочисленных родственников. Однако после того как разгромили революционное подполье, после того как Александр III определился с внешне-и внутриполитическим курсом, после благополучно проведенной церемонии коронации в мае 1883 г. самодержец почувствовал свою готовность заняться назревшими семейными финансовыми делами. Царь скрывал свои замыслы «до последнего» и не допускал утечки информации по весьма щекотливому для царственного семейства вопросу. Только в конце 1883 г. Александр III начал обсуждать проблему с близкими к нему государственными чиновниками. 7 декабря 1883 г. Государственный секретарь А.А. Половцев записал в дневнике: «Государь очень желает изменение об Императорской фамилии».¹⁰ Естественно, подобные фразы просто так царственными особами не произносились и те, к кому эти слова были обращены, приняли их как руководство к действию.

Работа над новым «Положением об Императорской фамилии» началась в начале 1884 г., когда создали специальную комиссию во главе с младшим братом царя великим князем Владимиром Александровичем. Заседания комиссии велись в условиях сугубой конфиденциальности, поскольку вырабатываемые положения касались очень болезненной темы – уровня финансирования членов разросшейся императорской семьи.

Великий князь Владимир Александрович

Насколько разрослась семья Романовых, хорошо видно из дневниковой записи (10 февраля 1884 г.) Государственного секретаря А.А. Половцева, который принимал самое деятельное участие в работе учрежденной комиссии: «Таких лиц 40 лет тому назад было 5, теперь 23, следовательно, еще через 40 лет будет 115. Может ли Россия выдержать эту цифру?».¹¹ Надо заметить, что многих из Романовых мало беспокоили возможности России, они больше были заняты собственными финансовыми проблемами, совершенно не считая свое «жалованье» запредельным. Наоборот, уровень их потребностей стал таков, что даже великие князья с трудом «вписывались» в отпущенные на их содержание суммы. Например, даже великий князь Владимир Александрович, возглавлявший комиссию, жаловался А.А. Половцеву «на затруднительность жить теперешними своими средствами».¹² Надо отдать должное Александру III, он, понимая, какую реакцию вызовет новое «Положение» среди его многочисленной родни, довел начатое дело до принятия законодательных решений. А.А. Половцев передает весьма показательную фразу царя (27 октября 1884 г.): «Оставить все так, значит пустить по миру свое собственное семейство. Я знаю, что все это приведет к неприятностям, но у меня их столько, что одною больше нечего считать, я не намерен все неприятное оставлять своему сыну».¹³

Решение о новых «правилах игры» опубликовали в конце января 1885 г. С публикацией именного указа «О некоторых изменениях в Учреждении об Императорской фамилии»¹⁴ торопились. Это связано с тем, что в апреле 1884 г. сын великого князя Константина Николаевича великий князь Константин Константинович женился и ожидалось рождение внука со всеми последующими для Государственного казначейства финансовыми последствиями. Также следует напомнить, что отношения Александра III и великого князя Константина Николаевича сложились крайне неприязненными. Поэтому публикацию указа в январе 1885 г. великий князь воспринял как личный выпад со стороны царя, хотя, конечно, Александр III руководствовался в этом случае совершенно другими мотивами. А.А. Половцев упоминал (28 января 1885 г.), что указ «О некоторых изменениях в Учреждении об Императорской фамилии» привел великого князя Константина Николаевича и его жену Александру Иосифовну «положительно в бешенство».¹⁵

Результатом деятельности комиссии во главе с великим князем Владимиром Александровичем, учрежденной в январе 1885 г., стало высочайшее утвержденное «Положение об Императорской фамилии»¹⁶ подписанное царем в июле 1886 г.

В этом новом обширном документе приводились новые «расценки» содержания многочисленных Романовых. В разделе «О содержании членов Императорского Дома» были сначала определены принципиальные положения, от которых зависел уровень денежного содержания (п. 41): «Мера содержания определяется соответственно степеней родства». Поэтому «старшим старшего поколения, назначается равное с содержанием наследника престола», а «каждый их брат и каждый младший сын сравнивается в содержании с определенным для сыновей императора».

Затем шла конкретизация сумм. Так, императрице «во время царствования Ея Супруга» причиталось по 200 000 руб. в год и содержание ее двора. При вдовстве она сохраняла всю сумму, а в случае отъезда из России «получает половину содержания» (п. 42). На содержание «детей государевых до совершеннолетия» было положено по 33 000 руб. в год на каждого (п. 43). Содержание наследника и его двора определялось в 100 000 руб. в год. Супруге наследника положили по 50 000 руб. в год во время замужества и по 100 000 руб. в случае ее вдовства и стандартное содержание ее двора. Также стандартным был пункт о сокращении ее содержания до 50 000 руб. в год, в случае ее отъезда из России. Детям наследника «обоего пола до совершеннолетия или до брака, Государем позволенного», причиталось по 20 000 руб. каждому.

Примечательно, что если суммы денежных выплат по сравнению с 1797 г. пересчитали в соответствии с новым масштабом цен, то суммы приданого «дочерям и внукам императора, от которого прямою происходят линею» оставили без всяких изменений в 1 000 000 руб. (п. 45). В последующих поколениях сумма приданого последовательно уменьшалась вплоть до 30 000 руб. Все вышеперечисленные суммы в соответствии с законом выплачивались из средств Государственного казначейства.

Из удельных сумм денежное содержание выплачивалось «детям наследника и младшим сыновьям и дочерям Императора с совершеннолетия, а равно всем прочим великим князьям и князьям крови императорской» (п. 47). Надо признать, что содержание было весьма щедрым. Так, младшим сыновьям императора полагалось «по достижении совершеннолетия» содержание по 150 000 руб. в год и «сверх сего, единовременно, на устройство помещения 1 000 000 руб. По вступлении же в брак, Императором дозволенный, определяется по 200 000 руб. и на содержание дворца по 35 000 руб. ежегодно. Супругам сыновей Императора назначается по 40 000 руб. в год., оставляя оное при них и вдовьим». Дочерям императора с совершеннолетия и до замужества причиталось по 50 000 руб. в год.

Денежные расчеты на уровне закона прописывались до уровня внуков императора, с постепенным, от поколения к поколению, уменьшением сумм, отпускаемым на их содержание. Немаловажным были и пункт о том, что «суммы и пенсии для особ Императорской фамилии назначенные, отпускаются по наступлении трети, без вычетов» (п. 56).

Таким образом, издание нового «Положения об Императорской фамилии» позволило снизить финансовую нагрузку как на государственный бюджет, так и на финансовые ресурсы Удельного ведомства. Однако князья «крови императорской» долго с ностальгией вспоминали об упущенных финансовых возможностях.

Один из великих князей вспоминал: «Достигнув двадцати лет, русский Великий Князь становился независимым в финансовом отношении. Обыкновенно назначался специальный опекун, по выбору Государя Императора, который в течение пяти лет должен быль научить Великого Князя тратить разумно и осторожно свои доходы. Для меня в этом отношении было допущено исключение. Для моряка, который готовился к трехлетнему кругосветному плаванию, было бы смешно иметь опекуна в Петербурге. Конечно, мне пришлось для достижения этого выдержать большую борьбу, но, в конце концов, родители мои подчинились логике моих доводов, и я стал обладателем годового дохода в двести десять тысяч рублей, выдаваемых мне из Уделов.

В данный момент я бы хотел лишь подчеркнуть ту разительную разницу между 210 000 руб. моего годового бюджета в 1886 г. и 50 рублями, в месяц, которые я получал с 1882 по 1886 г. от моих родителей. До 1882 г. я вообще не имел карманных денег».¹⁷

Немаловажен и вопрос о том, как фактически выполнялись пункты «Положения об Императорской фамилии». Надо сразу отметить, что под действие этого «Положения» изначально попала, по большому счету, только семьи Александра III и Николая II. Материалы о фактическом исполнении пунктов положения дают финансовые документы за май 1917 г., составленные в качестве справочного материала для руководства Временного правительства, решавшего тогда вопрос о порядке финансирования императорской семьи.

В документе¹⁸ констатируется, что на основании «Учреждения об Императорской фамилии» из сумм Государственного казначейства производились ежегодные выплаты по содержанию императрицы Александры Федоровны в размере 200 000 руб. Однако отмечается, что по факту выплачивалось 209 000 руб. Это было связанно с тем, что «сумма» императрицы складывалась из выплат 182 000 руб. кредитными билетами и 18 000 руб. золотом, по курсу по 1 руб. 50 коп., что составляло 27 000 руб. кредитными билетами. Таким образом, ежегодно сумма выплат двум императрицам составляла по 209 000 руб. каждой. Следует отметить, что практика выплаты «жалованья» особам Императорской фамилии кредитными билетами (ассигнациями), а также золотой и серебряной монетой являлась традицией, сложившейся еще при Екатерине II, когда в обращение и поступили ассигнации.

Наследнику Алексею Николаевичу должно было выплачиваться 100 000 руб. в год, но, как и в случае с императрицей, действительная сумма выплат составляла 104 500 руб. (91 000 руб. кредитными билетами и 9 000 руб. золотом по указанному курсу).

Несколько иной оказалась «денежная ситуация» с девочками в семье Николая II. Так, великая княжна Ольга Николаевна до своего совершеннолетия, наступившего 3 ноября 1915 г., согласно статьям «Учреждения о Императорской фамилии» (ст. 168, 171, 172 и 198, т. 1. Свода законов), получала по 33 000 руб. в год. С этого дня выплата «детских денег» прекращалась и ей назначалась «взрослое жалованье» в размере 75 000 руб. в год, что и сделано высочайшим повелением от 25 октября 1915 г. Следует уточнить, что до 1910 г., согласно законам империи, «взрослое жалованье» должно было составлять 50 000 руб. в год, но Николай II, несколько опережая события, подкорректировал эту сумму, увеличив ее высочайшим указом от 22 мая 1910 г. до 75 000 руб.

В.Б. Фредерике

Однако при этом, начиная фактически с рождения, то есть с декабря 1895 г., великая княжна Ольга Николаевна получала по 45 525 руб. в год «на усиление средств для содержания должностных лиц и прислуги при комнатах». Этот «отпуск» из Государственного казначейства был впервые установлен для единственной дочери Александра II великой княжны Марии Александровны¹⁹ особым высочайшим повелением «до совершеннолетия». Следует еще раз подчеркнуть, что эти 45 525 руб. в год шли из Государственного казначейства и о них не было ни слова в «Учреждении о Императорской фамилии». По достижении девочками 20 лет или по выходе замуж до 20-летия отпуск этих денег прекращался. Такая негласная практика, «по традиции прежних лет», воспроизводилась и по отношению к дочерям Александра III – Ксении и Ольге, и старшей дочери Николая II – Ольге.

Но, министр Императорского двора В.Б. Фредерике предложил Николаю II «развить тему». В связи с тем что Ольга Николаевна до ноября 1915 г. получала всего 78 525 руб. (45 525 руб. «на прислугу» и 33 000 «детского жалованья»), а после ноября 1915 г. у нее оставалось «всего» 75 000 руб., министр двора предложил сохранить за великой княжной 45 525 руб. «на прислугу», но платить эти деньги не из Государственного казначейства, а из удельных денег, то есть «доплачивать из своих».

Министр аргументировал столь «приятное предложение» тем, что расходы у девочки по достижении совершеннолетия должны возрастать, а не сокращаться, поэтому Фредерике «полагал бы соответственным назначить к отпуску из общих средств Министерства Императорского двора Ея Императорскому Высочеству, до замужества сумму, равную указанной выше, т. е. по 45 525 руб.».²⁰

Следовательно, если взять в качестве примера только выплаты, получаемые великой княжной Ольгой Николаевной, то они складывались из следующих сумм: во-первых, 33 000 руб. из Государственного казначейства с момента рождения и до совершеннолетия (3 ноября 1895 – 3 ноября 1915 г.); во-вторых, 45 525 руб. в год из Государственного казначейства «на усиление средств для содержания должностных лиц и прислуги при комнатах», с рождения и до совершеннолетия; с 1 декабря 1916 г. эта сумма стала выплачиваться из «удельных сумм»; в-третьих, содержание в 50 000 руб. из «удельных сумм», которое с 22 мая 1910 г. высочайшим указом увеличено до 75 000 руб. Следовательно, Ольга Николаевна после совершеннолетия (3 ноября 1915 г.) получала ежегодно из различных источников 120 525 руб. (45 525 + 75 000).

Кроме этого, Фредерике предлагал распространить данный прецедент и на других дочерей Николая II. Конечно, царь согласился с его предложением, подписав соответствующий документ 1 декабря 1916 г. Были и другие «сущие мелочи». Так, у Ольги Николаевны, в связи со всеми денежными пертурбациями, «набежала» переплата по жалованью (с 3 ноября 1915 г. по 1 сентября 1916 г.) в сумме 28 558 руб. 33 коп., В.Б. Фредерике великодушно признал их «возвращению не подлежащими».

С младшими дочерьми императора – Марией и Анастасией – все оказалось проще, и они до совершеннолетия получали только «положенное»: по 33 000 руб. в год «детских денег» (в действительности выплачивалось 34 500 руб.: 30 000 руб. кредитными билетами и 3000 руб. золотом по указанному курсу). Еще в соответствии с высочайшим повелением от 1 декабря 1916 г. дочерям императора производилось сверх указанного выше содержания «на должностных лиц и прислугу» по 45 525 руб. в год до совершеннолетия из сумм Государственного казначейства, а по достижении совершеннолетия из сумм Кабинета Его Императорского Величества.

Николаю II из 200 000 руб., ежегодно отпускавшихся Кабинету Его Императорского Величества, выплачивалось на «собственные издержки» по 20 000 руб. Примечательно, что эти деньги Николая II, отпускавшиеся «на гардероб и комнатные расходы», проходили через Канцелярию императрицы Александры Федоровны. Эти 20 000 руб. выплачивались четыре раза в год по 5000 руб., начиная с января вперед за четверть года. Деньги императрицы и детей выплачивались три раза в год, тоже начиная с января вперед за треть года.

Таким образом, незначительное превышение выплат императрице, наследнику и дочерям императора из-за того, что их штатная сумма выплачивалась как кредитными билетами, так и золотой монетой, вряд ли можно считать неким умышленным действием. У этих людей был свой масштаб и трат, и представлений о реальной покупательной способности денег. Однако высочайший указ 22 мая 1910 г., повышавший уровень содержания старших дочерей с 50 000 до 75 000 руб., безусловно, нарушал установленные Александром III нормы финансирования членов императорской семьи. Установление выплат в 45 525 руб. на содержание «на должностных лиц и прислуги», также нарушало закон 1886 г.

Если все вышеизложенное²¹ свести в таблицу, то получается следующий порядок выплат (см. табл. 1).

Таблица 1

Эти ежегодные выплаты, по европейской традиции, можно назвать «цивильным листом» (liste civile) царствующей семьи. Так традиционно называлась часть государственного бюджета, которая предоставляется в личное распоряжение монарха для потребностей его и его дома. Но следует иметь в виду, что цивильный лист, как юридический термин, в полной мере реализовывался только в конституционных монархиях. В Российской империи этот термин не имел того юридического значения, какое он имел в Англии. Как мы уже видели, Александр II и Николай II довольно спокойно могли увеличивать «жалованье» своих детей из удельных сумм, создавая прецеденты для последующих поколений Романовых.

Впервые цивильный лист появился в Англии, во времена Вильгельма III, когда этим именем стали обозначать ту часть бюджета, которая ассигновалась парламентом в бесконтрольное распоряжение короля. Тогда структура цивильного листа включала кроме расходов двора и расходы на все гражданское управление. Постепенно расходы на гражданское управление отпали, и в начале царствования королевы Виктории был установлен цивильный лист в 385 000 фунтов стерлингов исключительно на расходы двора. Позднее расходы бюджета по цивильному листу подняли до 407 774 фунтов стерлингов, а при Эдуарде VII цивильный лист британских монархов составил 409 452 фунтов стерлингов. По общему правилу, в состав цивильного листа входили: 1) личные расходы монарха; 2) расходы на Двор (но не на Канцелярию, штаты которой устанавливаются особо); 3) расходы на поощрение искусства (театры, картинные галереи и т. д.) и 4) расходы на дела благотворительности.

После того как в апреле 1906 г. в Зимнем дворце состоялось торжественное открытие I Государственной думы, начался эволюционный дрейф российской абсолютной монархии к конституционным европейским стандартам. Одним из элементов дрейфа стало законодательное введение цивильного листа для российского монарха. Это выразилось в том, что начиная с весны 1906 г. на содержание Министерства Императорского двора и его установлений отпускалась из Государственного казначейства строго фиксированная сумма в 16 млн руб. Именно в эту сумму необходимо было укладываться Министерству, которое на протяжении столетий получало из Государственного казначейства столько средств, сколько закладывало в расходную часть бюджета. Конечно, следует помнить, что у Министерства двора были и другие (внутренние) источники поступления средств.

Таким образом, практика финансирования Императорской фамилии основывалась на двух основных юридических документах – 1797 и 1886 гг. Российские монархи, принимая подзаконные акты, вносили поправки в практику финансирования, касавшиеся только их детей. Однако эти поправки, в свою очередь, становились прецедентами для новых корректировок указанных юридических документов.

Бюджет Министерства Императорского двора

До Павла I объемы финансирования Высочайшего двора определялись как прецедентами, так и реальными потребностями. Так, в 21 марта 1733 г. императрица Анна Иоанновна подписала именной указ «О назначении на содержание Высочайшаго двора ежегодно по 260 000 руб. и об отпуске означенных денег из штате в Придворную контору».²² Впоследствии первые лица подобными именными указами произвольно определяли «комфортный уровень» финансирования собственного двора, периодически корректируя его, конечно, в сторону увеличения.

О произвольности подобного «финансового планирования» расходов наглядно сведетельствует именной указ от 23 мая 1762 г. «О представлении из Сената на Высочайшее усмотрение перечневой ведомости, из каких источников собирается 15-ти миллионный государственный доход, из коего 6 миллионов употребляется на содержание армии, и на какой предмет расходуются остальные 9 миллионов рублей».²³ Молодой император Петр III желал ясности в том, какие суммы собираются и на что они, собственно, расходуются.

При Павле I ситуация изменилась. С этого времени финансовое благополучие императорской семьи определялось двумя стратегическими финансовыми потоками, которые преимущественно шли из Государственного казначейства.

Во-первых, это было «жалованье», или «содержание», каждого из членов императорской фамилии, размер его определялся законами 1797 и 1886 гг. Уровень «жалованья» был жестко привязан к месту каждого из членов императорской фамилии в семейной иерархии. Суммы «жалованья», выплачивавшегося из Государственного казначейства, носили фиксированный, закрепленный законодательно, характер.

Во-вторых, из Государственного казначейства ежегодно отпускались огромные средства, которые шли на содержание различных структур («установлений»), входивших в состав Министерства Императорского двора. На начало XX в. их число дошло до 35 «установлений».²⁴ Ключевой структурой среди них являлся Кабинет Его Императорского Величества, руководитель которого замыкался непосредственно на министра Императорского двора, и именно эти два лица (министр и управляющий Кабинетом) распределяли финансовые потоки, проходившие через структуры министерства. Все денежные средства министерства проходили через единую кассу (с середины 1860-х гг.) министерства, контроль за расходованием денежных средств возлагался на особую структуру – Контроль Министерства Императорского двора. Следует подчеркнуть, что средства, отпускавшиеся из Государственного казначейства на содержание установлений, определялись ежегодно и вносились в роспись государственных расходов. Как правило, эти средства ежегодно увеличивались. Средства, отпускавшиеся на «установления», в конечном счете шли на обеспечение должного качества жизни каждого из членов императорской семьи. Фактически из бюджета, прибегая к современным аналогиям, оплачивалось «жилье», «питание», «медицинские услуги», «транспорт», «охрана», «отпуска» и пр., пр., пр. Другими словами, бюджетные средства тратились на роскошный «социальный пакет» для каждого из Романовых.

Определение суммы на содержание императорской фамилии, поступавшей из государственного бюджета по двум указанным каналам, было делом довольно деликатным. С одной стороны, существовала традиция, требовавшая поддержания привычной роскоши российского Императорского двора. Как писал видный чиновник Министерства двора: «При оценке дворцовой финансовой политики следует иметь в виду, что при неограниченной власти царя он мог потребовать из государственной казны также неограниченную сумму на содержание Двора; но это не делалось, считалось недопустимым, неприличным. Отпуски на бюджет Министерства Двора обусловливались различными историческими наслоениями, увеличения их избегали до последней возможности».²⁵ С другой стороны, была и инфляция, и различные сложные, жизненные коллизии в самой императорской семье, которые вызывали настоятельную необходимость в трате весьма крупных сумм. Так или иначе, при Николае Павловиче сложился определенный порядок финансирования императорской семьи, он не менялся вплоть до конца XIX в.

По закону, смета Министерства Императорского двора должна была рассматриваться в Государственном совете «на общем основании». Однако на практике эти расходы фактически определялись в результате консультаций между министром Императорского двора и министром финансов, поскольку за министром Императорского двора оставалось последнее слово. После определения контрольной цифры Государственный совет просто принимал сумму, сообщенную ему министром финансов.

После наступления в начале 1860-х гг. «рыночных времен» данный порядок в целом сохранился, и с 1867 по 1894 г. Министерство Императорского двора «истребовало суммы», как на нужды Министерства двора, так и на нужды императорской семьи, без расшифровки по статьям. Другими словами, сколько денег шло на «хозяйство», сколько на содержание придворнослужителей и самой семьи было скрыто.

Конечно, во внутриведомственных документах, таких как «Доклад по отчету об обороте сумм Министерства Императорского двора за 1885 г.», составленный Контролем Министерства двора, все статьи расходов подробнейшим образом расшифровывались. Но все такие «расшифровки» имели гриф «Секретно».

Основные позиции «Об исполнении финансовой сметы 1885 г.» были следующими:

1. Доходов поступило, не считая оборотных статей, 21 608 116 руб.

2. Израсходовано 19 738 478 руб.

3. Превышение доходов над расходами 1 869 638 руб. Эта очень важная для Министерства двора позиция складывалась из дополнительных доходов (623 341 руб.) и экономии по смете (1869 638 руб.).

4. По высочайше утвержденной смете на 1885 г. было запланировано, как расходов, так и доходов на сумму в 21 145 216 руб., то есть почти на полмиллиона рублей меньше, чем в 1884 г.

5. Главные доходные статьи Министерства двора складывались из доходов по добыче металлов по Алтайскому (32 066 руб.) и Нерчинскому (1 017 913 руб.) округам. Кроме этого, существенная экономия была достигнута по Конюшенной части (порядка 60 000 руб.). В Императорской дирекции театров, после ликвидации Итальянской оперной труппы, экономия составила 246 407 руб. Общая сумма только по этой позиции составила 1 108 868 руб.

6. Структура общей суммы доходов (в 21 608 116 руб.) по Министерству двора складывалась из: поступления из Государственного казначейства – 10 560 000 руб.; поступления из Департамента уделов – 220 826 руб.; остальные 10 827 290 руб. составили доходы Министерства двора и подведомственных ему учреждений. Это были прежде всего проценты с капиталов 3 053 648 руб., доходы Алтайских и Нерчинских заводов 5 601 092 руб., доходы дирекции Императорских театров в Петербурге (966 902 руб.) и Москве (440 569 руб.). В доходы министерства традиционно шел «ясак и оброк с Сибирских инородцев» (197 571 руб.) и доходы «прочих учреждений и разные поступления» на 567 506 руб.²⁶ Следует обратить особое внимание на 10,5 миллионов, которые отпускались из Государственного казначейства с 1883 г. Дело в том, что до этого года из Государственного казначейства министр Императорского двора мог затребовать неограниченное количество денег по статье «экстраординарные суммы». С 1883 г. требования «экстраординарных сумм» отменяются и все расходы по Министерству двора стали укладываться только в «положенные по бюджету» 10,5 миллионов.

7. На содержание членов Императорского Дома, на содержание учреждений министерства и на общие по министерству расходы ассигновано 21 145 216 руб., за исключением расходов по княжеству Ловическому (160 441 руб.) подлежало расходованию 20 984 775 руб. Следует отметить, что по статье «на содержание Членов Императорского Дома» проходили и непредвиденные расходы по Кабинету Е.И.В., которые отпускались «На известные Его Величеству употребления». Так, Александр III только в 1885 г. потратил по этой статье 66 600 руб.²⁷ Дорого министерству обходились и «Вояжи Их Величеств». Только в 1885 г. по этой позиции было потрачено 422 509 руб.²⁸ Так, традиционная поездка императрицы Марии Федоровны «к папе и маме» в Данию обошлась в 103 860 руб. Надо отметить, что значительную часть этой суммы составила стоимость подарков, получаемых из кладовых Камерального отделения Кабинета Е.И.В.

Фактически на обслуживание императорской семьи «работали» почти все расходные статьи сметы. Например, «по строительной части» в 1885 г. деньги расходовались на ремонт зданий Зимнего дворца (103 000 руб.), на «исправление подъемной машины на подъезде Ея Величества» (8000 руб.), на возведение «большой каменной пристройки к большой кухне Зимнего дворца» (21 241 руб.), на устройство электрического освещения в Зимнем дворце (49 978 руб.), на устройство и абонемент телефонов (926 руб.).²⁹

Александр III вкладывал огромные средства в пополнение коллекций Императорского Эрмитажа и Оружейной палаты Московского Кремля. Так, в 1885 г., по личному указанию императора, из средств Министерства двора потратили 150 000 руб. на приобретение коллекции старинных серебряных вещей статского советника Мятлева. В 1886 г. Александр III купил за 800 000 руб. и передал в Императорский Эрмитаж весь обширный родовой музей князя С.М. Голицына в Москве: картины, мрамор, монеты, древности и богатейшую библиотека.³⁰

8. Осталось ко времени составления сметы неизрасходованных кредитов на 1 246 296 руб. Была даже экономия по статье «На содержание Членов Императорского Дома», из ассигнованных 1 121 959 руб. сэкономлено 21 819 руб.

9. Крупные ассигнования выделялись на «охрану Особы Его Императорского Величества» (492 000 руб.), но и там сэкономлено 15 011 руб.

10. Залогом финансовой стабильности как Министерства двора так и всей императорской фамилии, являлся так называемый «Запасной капитал», хранимый в процентных бумагах и достигавший колоссальной суммы в 44 712 239 руб.³¹

11. Наряду с «Запасным капиталом» существовали и другие специальные «именные капиталы». Например, «Капитал Царскосельской фермы», начало ему положил еще Александр I 16 февраля 1824 г.³²

12. В структуре капиталов Министерства двора было довольно много депозитов, на которых лежали крупные суммы. Наиболее значительный – «собственный Его Императорского Величества капитал» на 6 246 725 руб., об оборотах его ежегодно представлялся особый отчет. По этой же позиции проходил «Неприкосновенный капитал Великой Княгини Марии Александровны Герцогини Эдинбургской» в размере 942 400 руб. Проценты с этого капитала (7362 фунтов стерлингов в год) высылались герцогине в Лондон 2 раза в год.

В результате консолидированный капитал Министерства Императорского двора к 1 января 1885 г. составил колоссальную сумму в 61 114 524 руб. Следует отметить, что большая часть этой суммы хранилась в процентных бумагах, чья стоимость напрямую зависела от биржевых котировок. Поэтому общая сумма весьма заметно «гуляла». Так, на 1 января 1886 г. консолидированный капитал составил 56 793 306 руб., сократившись на 4 321 217 руб. Финансисты контроля туманно объясняли такое сокращение «изменением показаний стоимости процентных бумаг» и заявляли, что «реально уменьшение наличности» составило «только» 1 163 486 руб., хотя и эту сумму «уменьшения наличности нельзя считать действительной». После туманных и сложных выкладок специалисты контроля приходили к «нужному» выводу, что «Действительное финансовое положение Министерства Императорского двора к 1 января 1886 г.» определяется суммой в 65 912 735 руб.

За колебанием курсов ценных бумаг, принадлежащих Романовым, на фондовых биржах следило руководство финансовых структур Министерства Императорского двора. Поэтому, хотя государственные структуры непосредственно и не вмешивались в дела фондовой биржи, однако правительство было заинтересовано в курсе государственных бумаг и валюты, да и курс частных бумаг для него был не безразличен. Стабильность фондовой биржи служила показателем финансово-экономического и торгово-промышленного состояния страны и влияло на ее кредит. Та же стабильность была залогом прочности финансового положения и самих Романовых. Поэтому на фондовой бирже Министерство финансов (после реформы 1900 г.) имело трех представителей, в их обязанности входила задача регулировать и держать курс правительственных займов.³³

В конце царствования Александра III этот привычный порядок слегка изменяется. 8 мая 1894 г. последовало высочайшее распоряжение, согласно которому порядок истребования средств из Государственного казначейства на нужды Министерства Императорского двора «без предварительного согласования с министром финансов» сохранялся. Однако вводился новый порядок получения кредитов, по которому средства, отпускавшиеся министерству Императорского двора, разделялись на две позиции: «ассигновка по отделению А» и «ассигновка по отделению Б». Это делало бюджет Министерства двора более прозрачным, поскольку по пункту «А» проходили деньги, шедшие на содержание Императорской фамилии и аппарата Министерства Императорского двора, а по пункту «Б» – на структуры и подразделения Министерства двора. Естественно, нас будет интересовать в первую очередь именно отделение «А».

Помимо этого, по установленному с 1894 г. порядку, на счет казны относились также и перерасходы Министерства Императорского двора (разность между расходами и доходами) по Императорским театрам и театральным училищам, Академии художеств и Археологической комиссии.

В 1897 г. вновь последовали изменения в алгоритме выделения бюджетных средств на нужды Министерства Императорского двора. После того как в 1897 г. министром Императорского двора назначили В.Б. Фредерикса, он сообщил министру финансов С.Ю. Витте высочайшее повеление, по которому устанавливался новый порядок финансирования царской семьи. Согласно указаниям Николая II, этот порядок предполагал, что министр Императорского двора составлял смету и представлял ее на утверждение Николаю II. После этого утвержденная царем многомиллионная сумма сообщалась министру финансов, который вносил ее без обсуждения в Государственный совет, а тот «автоматически» визировал просимую сумму для внесения ее в государственный бюджет. С.Ю. Витте подчеркивал, что Николай II пожелал, чтобы «сие Высочайшее повеление не распубликовывалось, дабы не возбудить толков, а чтобы при кодификации законов, т. е. печатании нового издания, были соответственно изменены соответствующие статьи». Следует отметить, что в этом решении Николая II отчетливо просматривается «рука» его жены – императрицы Александры Федоровны, она стремилась поставить все финансовые потоки «семьи» под свой жесткий контроль.

С учетом высочайшего распоряжения 1894 г. был проведен ретроспективный анализ распределения бюджетных средств по группам «А» и «Б» начиная с 1882 г., то есть начала правления Александра III (см. табл. 2).

Если прокомментировать эту таблицу, то первый пик увеличения расходов Государственного казначейства пришелся на 1883 г., когда расходы по группе «Б» выросли на 403 198 руб. Рост расходов связан с реформой Министерства Императорского двора, и эти деньги пошли в основном на увеличение мизерных окладов дворцовых служащих, которые отвечали за колоссальные материальные ценности. Тогда же начались ремонты обветшавших дворцовых зданий. Все это было завязано на готовящуюся коронацию Александра III. В последующие годы, вплоть до смерти Александра III, доля средств Государственного казначейства в бюджете Министерства двора оставалась на постоянном уровне – «копейка в копейку».

Таблица 2

Второй всплеск роста расходов пришелся на 1895 г., когда Министерству двора пришлось начать финансирование фактически двух императорских дворов. Во-первых, это был Двор правящего императора Николая II, чьей жене – императрице Александре Федоровне полагалось соответствующее содержание. Во-вторых, Двор вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Она сохраняла за собой не только положенное ей жалованье (209 000 руб. в год), но и все другие сопутствующие выплаты. Все это увеличило бюджетные выплаты с 10 560 000 руб. (1894 г.) до 12 964 653 руб. (1896 г.). На 1896 г. пришлись колоссальные расходы по проведению коронации Николая II, сопровождавшуюся масштабными реставрационными работами в Московском Кремле. И еще: в документах упоминается, что в этом же 1896 г. только «перерасход по Императорским театрам» составил более 995 389 руб. Эти расходы заставили «поджаться» в следующем 1897 г., когда экономия государственных средств составила 153 896 руб. Сумма при многомиллионном бюджете Министерства двора, конечно, очень скромная, однако попытка зафиксировать расходы двора на определенном уровне весьма показательна.

Великий князь Михаил Николаевич. В. Серов. 1900 г.

В 1898 г. расходы, отпускавшиеся по группе «А», то есть фактически на Иимператорскую фамилию, увеличились на 78 525 руб., что связано с рождением второй дочери Николая II и назначением ей соответствующего жалованья.

В 1899 г. исполнилось 20 лет младшему брату Николая II – великому князю Михаилу Александровичу, что повлекло за собой изменение его денежного содержания. Однако финансирование из средств Государственного казначейства не изменилось ни на копейку по сравнению с 1898 г. (12 597 492 руб.). Это стало возможным за счет перераспределения средств в группе «А» (уменьшено финансирование на 100 000 руб.) и группе «Б» (увеличение на 100 000 руб.).

Тем не менее некоторую стабильность в расходах Министерства двора нарушила болезнь старейшего из Романовых, младшего сына Николая I, великого князя Михаила Николаевича. По настоянию врачей он в сопровождении врачей же выехал на юг Франции в Ниццу. Это потребовало дополнительных финансовых затрат, что повлекло увеличение бюджетной доли в средствах Министерства двора в 1900 г. с 12 597 492 руб. до 12 899 514 руб., то есть увеличение составило 302 022 руб.

Следующий 1901 г. выдался относительно спокойным, что позволило несколько сократить расходы по группе «Б» и расходы Государственного казначейства почти на 200 000 руб. (184 271 руб.).

В 1902 г. расходы Государственного казначейства по сравнению с 1901 г. возросли на 3 млн руб. Увеличение бюджета Министерства двора на 3 млн руб. было полностью направлено на группу «А», эта сумма полностью пошла на увеличение «соцпакета» императорской семьи. Это решение оформлено высочайшим поведением «в виду… необходимости покрытия дефицита за 1901 г.» по группе «А».

В 1903 г. расходы Государственного казначейства увеличились почти на 100 000 руб. Эти средства пошли на покрытие дефицита бюджета Министерства Императорского двора, поскольку дефицит возник в связи с ростом расходов «на Русский музей». Следует подчеркнуть, что в 1903 г. средства на содержание императорской семьи остались на уровне 1902 г.

В 1904 г. рост расходов выразился в сумме 319 268 руб. Из этой суммы увеличение расходов по группе «А» составило 69 000 руб., которые целевым образом пошли «на орденские знаки» по случаю начавшейся войны с Японией. По группе «Б» рост составил 250 268 руб.

В 1905 г. расходы на императорскую семью остались на уровне 1904 г., а увеличение расходов пошло только по группе «Б» и составило 295 826 руб.

Несмотря на все усилия удержать консолидированный бюджет Министерства двора «в рамках», за десятилетие 1894–1903 гг. дефицит министерства составил свыше 10,5 млн руб.³⁴ Только в 1904–1905 гг., когда Россия вступила в войну, руководство министерства принимает жесткие меры к сокращению расходов, в результате чего сметы исполнили без дефицитов. Это требовало от руководства «бюджетной» твердости в результате чего периодически в кассе министерства не хватало даже свободной наличности на производство сметных расходов. Поэтому министерству приходилось периодически закладывать часть процентных бумаг из своего капитала. В 1900–1902 гг. было заложено ценных бумаг на сумму свыше 4 млн руб. в год, в 1903–1905 гг. – свыше 2 млн руб. в год.³⁵ Тем не менее руководство министерства оставалось спокойным, поскольку при существующем порядке финансирования оно полагало, «что отпуск Казны на удовлетворение всех его потребностей не должен быть ограничен какой-либо определенной суммой и поддержание бюджета Министерства может быть достигаемо лишь при помощи соответственного увеличения ассигнования из Государственного казначейства».³⁶

Существенным является постатейное распределение средств Государственного казначейства, которые поступали в бюджет Министерства двора. Для «расшифровки» бюджетных сумм мы возьмем 1882 г. и 1883 гг.³⁷ (см. табл. 3, 4).

Таблица 3

Таблица 4

Таблица 5

Из приведенных материалов со всей очевидностью следует, что из заявленных в 1882 г. по группе «А» (средства на содержание императорской фамилии и аппарата Министерства двора) 8 250 026 руб. на содержание императорской фамилии пошло 898 174 руб., что составило 10,8 % от суммы по группе «А» и 10 % от всей суммы, выделяемой Государственным казначейством.

Говоря о финансировании членов Императорской фамилии, следует сказать, что впервые в открытой печати в 1901 г., в «Обзоре деятельности Министерства Императорского двора», охватывающего период с 1881 по 1895 г., приведены конкретные цифры затрат, шедших непосредственно на содержание Императорской фамилии.

Общие затраты на «Содержание Членов Императорской фамилии³⁹ и положенных при Особах Императорской фамилии установлений и лиц…» с 1 января 1881 г. по 1 января 1895 г. составляли (см. табл. 5).

В «Обзоре» всячески подчеркивается, что Александр III начиная с 1883 г. и по 1894 г. «заморозил» ассигнования из Государственного казначейства на уровне 10 550 000 руб. Если «разбить» по годам, указанные 12 млн, выделенные на «семью» из Государственного казначейства за 13 лет правления Александра III, то картина будет следующей⁴⁰ (см. табл. 6).

Таблица 6

Если верить приведенным цифрам официальной статистики, то в период правления Александра III на «семье» удавалось даже экономить. За годы правления Царя-Миротворца, сумма экономии составила около 300 000 руб. Кроме этого, «на страховых началах было приступлено к составлению вспомогательных капиталов для обеспечения содержания членов императорской фамилии, и с 1 января 1886 г. по 1 января 1895 г. образовалось 16 303 608 руб.».⁴¹

Говоря о совокупном годовом бюджете Министерства двора, следует иметь в виду, что этот бюджет далеко не на 100 % состоял из средств Государственного казначейства, поскольку в структуру Министерства входило Удельное ведомство, оно ежегодно приносило солидные средства на содержание Министерства Императорского двора. Если приводить конкретные цифры, то в 1883 г. совокупный бюджет Министерства двора составил 16 167 428 руб., при этом доля средств Государственного казначейства составила 10 550 000 руб., или 65,2 %. В 1900 г. эти средства составили соответственно 29 377 899 руб. и 16 357 595 руб., или 55,7 %.⁴² Надо заметить, что в этих границах соотношение бюджетных и удельных средств удерживали вплоть до начала Первой мировой войны. Так, по смете на 1906 г. доля средств Государственного казначейства должна была составить 64,4 % общего бюджета Министерства Императорского двора.

Однако порядок выделения бюджетных средств на нужды Министерства Императорского двора, введенный в 1894–1897 гг., продержался очень недолго. В 1904 г. началась Русско-японская война, на которую наложилась начавшаяся в начале 1905 г. Первая русская революция. Россия вступила в период системного кризиса. Глобальные социально-политические подвижки не могли не затронуть такую хрупкую сферу, как порядок выделения бюджетных средств.

17 октября 1905 г. Николай II был вынужден подписать Манифест, который положил начало эволюции абсолютной монархии в монархию представительную. Начали формироваться новые политические реалии (Государственная дума, многопартийная система, ослабление цензуры и пр.), они нашли отражение в новой схеме взаимодействия властных структур, закрепленной законодательными актами 1906 г. В соответствии с этими законодательными решениями изменился и порядок финансирования Министерства Императорского двора.

Как мы уже упоминали ранее, из Государственного казначейства выделялись два финансовых потока, шедших на обеспечение императорской фамилии. Первая часть, определявшая «жалованье», каждого из членов императорской фамилии, закрепленная высочайшим указом 1886 г., осталась без всяких изменений.

Радикально и очень просто изменился порядок выделения бюджетных средств, шедший на различные «установления» Министерства Императорского двора, что связано с утверждением 8 марта 1906 г. новых «Правил о порядке рассмотрения Государственной росписи».

До 1906 г. «отпуск» из Государственного казначейства являлся основой, на которой базировалось все финансовое равновесие бюджета Министерства Императорского двора, так как бюджетные деньги составляли большую часть поступлений по смете доходов министерства. Выделяемые бюджетные средства традиционно индексировались с учетом удорожания жизни или планами по реализации различных проектов Министерства двора. В 1906 г. бюджетные средства, выделяемые на нужды Министерства Императорского двора, жестко зафиксировали. Ежегодный «отпуск» из Государственного казначейства Министерству Императорского двора на содержание его «установлений» определился в «не подлежащей дальнейшему увеличению сумме 16 359 595 руб.».⁴³

Столь «скромная» сумма для Министерства двора заставила руководство в 1906 г. немедленно и тщательно проанализировать все доходные и расходные статьи. Для этого создали две комиссии: Сметную и Ремонтную.

Председателем Сметной комиссии назначили управляющего Кабинета Е.И.В. действительного статского советника Рюдмана. Среди членов комиссии были такие «зубры», как чиновник «для особых поручений 4-го класса при министре» гофмейстер Кнорринг.⁴⁴ Членам комиссии было совершенно понятно, что при консолидированном годовом бюджете министерства в 29,5 млн руб. и весьма скромными ежегодными доходами, которые складывались из: фиксированного отпуска из Государственного казначейства 16 359 595 руб.; доходов от процентных бумаг и по текущим счетам в банках, доходов по Императорским театрам (около 1,5 млн), доходов по Государевым имениям и вотчинам, находящимся в Управлении уделов, по земельным оброчным статьям разных установлений министерства и других менее крупных доходов – 6 млн руб.; доходов (валовых) по Алтайскому и Нерчинскому округам – около 7 млн руб. Чистая прибыль менее 1,5 млн руб. в год. Действительная прибыль порядка 300 тысяч в год.⁴⁵

Для Министерства двора был только один путь «выживания» – срочно «порезать» штаты и бюджеты отдельных установлений и перейти на режим глобальной экономии. Это и начали немедленно делать. «На ковер» по очереди вызывались руководители отдельных установлений Министерства двора и им безжалостно «резали» все, что только можно было «срезать». Например, только смету Конюшенной части сократили на 130 000 руб. Значительные сокращения произвели по Дирекции Императорских театров: ликвидировали оркестры, игравшие во время антрактов (экономия 60 000 руб. в год); отменили все бенефисы, кроме юбилейных (25 и 50 лет службы, а также бенефисы в пользу кордебалета, хора, оркестра и вторых артистов). По примеру частных театров стали давать спектакли по субботам и на 2, 3, 5 и 6-й неделе Великого поста.⁴⁶ Также значительно сократились гласные и негласные субсидии, выдаваемые из Кабинета Е.И.В.

Кроме мер по всемерной экономии стремились повысить доходность всего, что могло приносить деньги Министерству двора. Так, на 20–30 % увеличили цены на места в Императорских театрах, что давало министерству 300 000–400 000 руб. в год.

Чтобы добиться таких внушительных успехов провели анализ доходности Императорских театров. Примечательно, что в ходе этой работы всплыли факты, ранее совершенно не принимавшиеся во внимание. Например, выявили бесплатные места, билеты на которые не поступали в продажу. Эти места выводились из продажи «на основании последовавших в разное время высочайших повелений и особых распоряжений по Министерству Императорского двора, предоставлены в исключительное пользование разных лиц и в силу этого не поступают в продажу вовсе».⁴⁷ Среди этих «разных лиц» значились как министры, так и чины Дворцовой охраны, поскольку с 1881 г. для жандармских офицеров, которые обеспечивали безопасность членов императорской семьи во время посещения ими театров, выделялись бесплатные места в партере, бельэтаже и на ярусах.⁴⁸ Все бесплатные места в целях экономии «почистили», что принесло министерству лишнюю «копейку».

В результате Министерство двора сформировало бюджет на 1906 г. при условии фиксированных поступлений из Государственного казначейства. Если раскрыть предполагаемые суммы доходных статей бюджета Министерства Императорского двора на 1906 г. в рублях, то картина выглядела следующим образом (см. табл. 7).

Таблица 7

Как видим, задача повышения «доходности», установлений Министерства Императорского двора была отчасти решена. Каждое из установлений приносило доход в кассу министерства. Иногда этот доход составлял почти 4 млн руб. (Алтайский округ), иногда не дотягивал до двух сотен рублей (Императорская Археологическая комиссия), но доходная часть была буквально у всех установлений. Заметим, расходная часть отдельных установлений подчас в десятки раз превышала их доходы. Так, выше мы писали о том, что Императорские театры были традиционно убыточными предприятиями, хотя их доходы только по Петербургу превышали 1 млн руб.

Тем не менее любопытно посмотреть, откуда брались эти доходы?

Если с заводами в Алтайском и Нерчинском округах все понятно (доходы от горнозаводских предприятий Кабинета Е.И.В.: добыча золотистого серебра, добыча золота из россыпей, от выплавки меди, от продажи изделий Гурьевского завода, Кольчугинского угля и кокса, свинца, разных припасов и рудничного и заводского имущества), то Санкт-Петербургское Дворцовое управление зарабатывало, продавая «на сторону» электроэнергию, производимую на станции Зимнего дворца (5498 руб. в год), или продавая право на торговлю молоком в Летнем саду (50 руб. в год).

В других пригородных резиденциях также продавали электроэнергию, продукты с дворцовых ферм или лечили в дворцовых госпиталях сторонних лиц.

В Гофмаршальской части имелся такой любопытный приработок, как «мытье белья великокняжеских дворов в Придворно-прачечном заведении» (2663 руб. в год).

Зарабатывали даже и «некоммерческие структуры», такие как Императорский Эрмитаж. Следует напомнить, что с начала 1860-х гг. плата за посещение Эрмитажа вообще не взималась. Но Эрмитаж продавал каталоги своих экспозиций (3115 руб. в год) и коронационные альбомы.

Возвращаясь к самым солидным по доходам Алтайскому и Нерчинскому округам, в документах отмечается, что в их доходности наметилась негативная тенденция, проявлявшаяся в сокращении золотодобычи. Вот примеры по отдельным округам⁴⁹ (см. табл. 8).

Таблица 8

Вывод из приведенных данных простой – для того чтобы переломить негативную тенденцию, требовались крупные вложения в инфраструктуру, поиск новых месторождений, обновление техники и т. д.

Работа над повышением доходности установлений Министерства двора и, с другой стороны, попытки всемерной экономии, носили системный характер и приносили некоторые результаты. Так, после 1906 г. постепенно удалось увеличить поступления от спектаклей Императорских театров. Только в 1907 г. театральные расходы сократили на 252 994 руб. за счет прекращения аренды Нового театра в Москве и уменьшения кредитов на содержание артистического персонала.⁵⁰

Вместе с тем вплоть до 1917 г. артисты на свои бенефисы совершенно «железно» получали традиционные «царские подарки» из Кабинета. Об этой практике несколько раз упоминает знаменитая прима-балерина Императорского Мариинского театра Матильда Кшесинская: «Артисты обыкновенно в день своих бенефисов получали из Кабинета Его Величества так называемый царский подарок, большею частью шаблонную золотую или серебряную вещь, иногда разукрашенную цветными камнями, смотря по разряду подарка, но непременно с императорским орлом или короною. Мужчины обыкновенно получали золотые часы. Особым изяществом эти подарки не отличались. Я очень опасалась, что получу такое украшение, которое неприятно будет носить, и попросила через великого князя Сергея Михайловича сделать все возможное, лишь бы меня не наградили подобным подарком. И действительно, в день бенефиса директор Императорских театров князь Волконский пришел ко мне в уборную и передал мне царский подарок: прелестную брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине большой сапфир-кабошон. Потом государь просил великого князя Сергея Михайловича мне передать, что эту брошь он выбирал вместе с Императрицей и что змея есть символ мудрости».⁵¹ Впрочем, императрица Александра Федоровна могла думать о «змее» совсем не так, как муж…

В 1911 г. начал реализовываться проект техника Кабинета Е.И.В. Мельникова, предложившего переустроить электростанцию Зимнего дворца. Экономичный проект предполагал возможность одновременного освещения, отопления и вентиляции дворца. Конечно, для многомиллионного бюджета Министерства двора это мелочи, но тем не менее и они оказывались значимыми.

Руководству министерства очень сложно приходилось экономить, поскольку эту экономию ни в коем случае не должны были почувствовать члены императорской семьи, которые не привыкли себе в чем либо отказывать и жили «по традиции прежних лет».

В качестве примера можно привести несколько фактов. В 1905 г. создано новое Установление Министерства двора, потребовавшее огромных затрат. Это был Собственный Его Императорского Величества гараж. Если в 1906 г. гараж обслуживался всего 5 автомобилями и на содержание его, включая покупку машин, израсходовали 100 000 руб., то в 1915 г. Гараж состоял уже из 9 императорских, 19 кавалерских, 6 служебных (омнибусы и санитарные) и 10 грузовых автомобилей. Содержание гаража потребовало в 1914 г. около 350 000 руб., не считая расходов по сооружению нового здания гаража в Царском Селе (115 000 руб.).⁵²

Бытует легенда, запущенная великим князем Александром Михайловичем, что российский император «…в течение многих лет не мог получить денег, чтобы устроить подобавший Русскому Императору автомобильный гараж….В конце концов Царь заказал два автомобиля французской фирмы Делонэ-Бельвиль и выписал из Бельгии шофера Кергиса. И до самого начала войны Государь отказывался увеличить количество принадлежащих ему машин».⁵³ Надо заметить, что это совершенно не так и царь даже после 1906 г. тратил столько, сколько считал нужным. И на «Собственном гараже» он далеко не экономил. В качестве примера можно привести то, что куратор Императорского гаража кн. В.Н. Орлов даже ветошь, которой протирали автомобили, как и всю автокосметику, выписывал из Франции, платя за это полновесными золотыми рублями.⁵⁴

Автомобили Николая II в гараже Царского Села

Можно мимоходом упомянуть и о планах царской семьи построить для себя новую океанскую яхту. По крайней мере, один из офицеров «Штандарта» упоминает, что в 1909 г. «государь и государыня уже в это время подумывали пойти в плавание по Средиземному морю, равно как через несколько лет построить для наследника и княжон новую, гораздо большую, яхту и идти на ней в серьезное путешествие в Индию и Сиам. Это было заветной мечтой императрицы». Этот проект не реализовали, но сам факт таких планов говорит о том, что семья могла позволить себе столь масштабные расходы.⁵⁵

В 1910 1912 гг. на сооружение императорского дворца в Ливадии затрачено 4 622 000 руб. Кроме этого, значительные суммы тратились «на культуру». Так, за 1906–1915 гг. на средства Министерства двора приобрели картину Леонардо да Винчи «Мадонна Бенуа» за 150 000 руб. Всего же за 1906–1913 гг. для Императорского Эрмитажа купили художественных ценностей на 460 000 руб.; для музея им. Александра III приобрели экспонаты на 555 000 руб.; на строительство Федоровского собора в Царском Селе потратили около 300 000 руб.

Промежуточные итоги новой экономической политики Министерства двора подводились ежегодно. «Выжимки» (2–3 страницы текста) из этих итогов докладывались В.Б. Фредериксом Николаю II. Так, первый подобный доклад «О доходах и расходах Министерства Императорского двора на 1908 г.» состоялся 31 декабря 1907 г. Министр докладывал, что в 1908 г. доходов по Министерству двора ожидается на 30 524 048 руб., в число которых включены и фиксированные субсидии Государственного казначейства (16 359 595 руб.).

Расходы по Министерству двора предполагались в сумме 30 524 048 руб. Эти 30,5 миллионов намечалось потратить: по сметам отдельных установлений и на строительные работы⁵⁶ – 26 819 956 руб.; на непредвиденные издержки – 3 04 092 руб.

Министр с гордостью отмечал, что министерство в бюджете на 1908 г. предполагает «ужаться» по сравнению с 1907 г. на 412 967 руб. При этом расходная часть бюджета предусматривает некое перераспределение традиционных расходных статей. Так, предполагалось в 1908 г. «вложиться» в заводы и прииски Нерчинского округа (на 300 072 руб.), увеличить расходы на строительные работы⁵⁷ по Министерству двора (на 300 000 руб.), а также на непредвиденные издержки (на 109 357 руб.).

В заключение министр двора вновь заявил о том, что главной задачей министерства является «всемерное ограничение потребностей», но тут же оговорился, что это «ограничение потребностей» никоим образом не коснется нового увлечения императора и «кредит в размере 54 182 руб., предназначаемый на обслуживание Собственных Вашего Императорского Величества гаражей, определен пока, за отсутствием, в виду новизны дела, достаточно точных данных, лишь предположительно и может в течение года подлежать изменению, в зависимости от выяснения действительных потребностей».⁵⁸

К 1915 г. чиновники Министерства двора, пройдя после 1906 г. очень сложный период, когда приходилось полностью перестраивать схему финансирования министерства в условиях фиксированных бюджетных отпусков, могли констатировать, что им в целом удалось удержать финансовую стабильность министерства путем всемерной экономии и повышения доходности той собственности, которая находилась в распоряжении министерства. Об этом свидетельствуют следующие данные: так, «отпуск» из Государственного казначейства на содержание Министерства Императорского двора в 1906 г. составлял 4,5 % от «общего итога росписи расходов», то есть от всей расходной части государственного бюджета. По росписи 1916 г. на содержание Министерства двора тратили «только» 0,5 % государственного бюджета.⁵⁹

Время подтвердило прозорливость и практицизм Павла I. Императорская семья разрасталась, и к концу XIX в. потомство Павла I составило 246 чел., а с супругами – 316 лиц. И всех необходимо было достойно обеспечить. Естественно, суммы расходов на содержание императорской фамилии постоянно росли. Так, наименьший расход на содержание царственного семейства пришелся на XVIII в. – 560 000 руб., наибольший на 1891 г. – 6 172 185 руб. В среднем в год тратили порядка 2 363 000 руб.⁶⁰ Годовой бюджет Министерства Императорского двора в 1894 г. составил 10 560 000 руб.⁶¹ К 1917 г. затраты на содержание Императорского двора достигли 17 млн. руб.⁶² Сумма, опускавшаяся на содержание Императорского двора, являлась секретной и разглашению не подлежала…

Императорские коронационные регалии и коронационный ритуал

К середине XIX в. большая часть «сокровищ» Романовых уже хранилась в банальных процентных бумагах, исправно принося ежегодную прибыль. Однако сокровища Романовых имели и зримую форму, ее наглядным воплощением являлись коронационные регалии московских царей и российских императоров.

Формирование комплекса коронационных регалий

Вторая половина XV в. была временем завершения объединения русских земель вокруг Москвы и временем начала формирования Московского царства. Такие крупные политические процессы требовали идеологического и политического оформления. Идеология нового царства вылилась в чеканную формулу монаха Филофея: «Первый и второй Рим пали. Москва третий Рим, а четвертому не быть». Зримым же воплощением объединительных политических процессов стала традиция коронации русских государей (великих князей), начало которой было положено коронацией внука Ивана III Дмитрия в 1498 г. Окончательно эта традиция оформляется к середине XVI в., когда в 1547 г. состоялась коронация в Успенском соборе Московского Кремля Ивана IV (он вошел в нашу историю как Грозный). Именно тогда церемония миропомазания стала сердцевиной коронационных торжеств, превращающих обычного человека в помазанника Божьего.

Постепенно в ходе последующих коронаций складывается комплекс царских регалий, используемых во время коронационных торжеств, получивший название «большого наряда». Идейной сутью коронационных торжеств в святых храмах Московского Кремля стала идея Божьей благодати, которая снисходила на государей во время процедуры их миропомазания. Собственно отсюда и пошла официальная формулировка «помазанник Божий».

Иоанн IV

Процедура коронационных торжеств на протяжении XVII в. при первых Романовых приняла законченные формы и не менялась вплоть до коронации 1682 г., когда одновременно торжественно были помазаны мирром сводные братья Петр I и Иван V. Однако новые политические реалии начала XVIII в. изменили в России очень многое. Затронули эти процессы также и коронационные традиции.

Как известно, в конце царствования Петра I очень остро стоял вопрос о престолонаследии. Манифестом 3 февраля 1718 г. сын Петра I от первого брака, царевич Алексей был лишен прав наследства на русский престол. Эти права перешли к Петру Петровичу, сыну царя от второго брака с Екатериной Алексеевной, будущей императрицей Екатериной I. Тогда Петру Петровичу было 3 года, но его уже называли «благороднейшим государем-цесаревичем».

После трагической гибели Алексея Петровича в каземате Петропавловской крепости 26 июня 1718 г., право на наследование трона московских царей окончательно закрепляется за Петром Петровичем. Однако 25 апреля 1719 г. Петр Петрович умер. В результате у Петра I остался 4-летний внук, будущий Петр II, которого царь категорически не хотел видеть своим преемником, и дочери от второго брака – Анна и Елизавета, по московским традициям они не могли претендовать на наследование трона.

Видимо, именно в 1719 г. у Петра I вызревает идея принятия на себя титула императора и коронации по новому «имперскому стандарту», своей второй жены Екатерины Алексеевны, за спиной которой стояла новая знать во главе с А.Д. Меншиковым. Поводом для столь серьезных изменений должно было стать завершение Северной войны, ее окончание уже отчетливо обозначилось.

Иоанн V и Петр I

Одним из шагов Петра I в этом направлении стал указ (декабрь 1719 г.), согласно которому была создана Камер-коллегия. Во первых, п. 20 документа оговаривался перечень «Государству при надлежащих вещей»: «Государственное яблоко, корона, скипетр ключ и меч». Во-вторых, указывалось место их хранения – Царская рентарея (казна). В-третьих, утверждался режим хранения – «в большом сундуке за тремя замками». В-четвертых, устанавливался режим допуска к государственным регалиям. Поскольку ценность регалий и их значение в парадной жизни императорских резиденций были весьма значимы, то порядок доступа к ним предусматривал многократную страховку на случай злоупотреблений или каких-либо случайностей. Поэтому только три должностных лица: Камер-президент, Камер-советник и Царский рентмейстер, имевшие каждый по одному ключу, к одному их трех замков сундука, могли извлечь из этого сундука регалии. Естественно, чтобы открыть сундук с регалиями, требовалось одновременное присутствие всех трех должностных лиц.⁶³

Двойной трон

Атрибуты власти московских царей

В 1721 г. последовал новый указ императора, по которому вновь перечислялись государственные регалии, хранимые Камер-коллегией: корона, скипетр, держава, ключ, печать и меч. Следует напомнить, что в 1721 г. подписан Ништадтский мир со Швецией, подведший черту под Северной войной, продолжавшейся 21 год. Именно в этом году Петр I принял на себя титул императора, положив начало имперскому периоду истории России. Тогда же Петр Великий указом 16 мая 1721 г. приказал считать день коронации праздничным наравне с царскими днями рождения и тезоименитства.⁶⁴

Новый титул первого лица страны следовало зримо оформить, и к 1721 г. заканчивается формирование нового комплекса императорских регалий. Следует подчеркнуть, что все это делалось «под Екатерину», поскольку коронацию «по имперскому стандарту» для себя Петр I считал совершенно излишней, справедливо считая божественную легитимность своей власти совершенно бесспорной.

К терминологическим новациям следует отнести и появление самого термина «регалии». До Петра I этот термин не использовался, а в ходу были понятия «царский чин» или «большой наряд». В этот «большой наряд» входили: царский венец, держава, скипетр, цепи, крест живоначальный, бармы. Трон в состав понятия «регалий» не входил. Исследователи XIX в. насчитывали порядка 39 предметов, связанных с предметами царского чина и венчания на царство. Из всех этих предметов в состав перечня императорских регалий перешли только скипетр и держава.

Говоря об императорских регалиях, необходимо подчеркнуть, что если при московских царях главное место во время коронационных церемоний занимали так называемые животворящие кресты («Филофеевский крест»), то со времен Петра I ими становятся держава. Скипетр и держава использовались старые, из древних коронационных «больших нарядов» московских царей, зримо связывая коронационные торжества московских царей и российских императоров (императриц).

При всех организационных новациях Петр I принял принципиальное решение не переносить коронационные торжества из Москвы в Петербург. Несмотря на его жесткое отношение к православной церкви, последовательно превращаемой в часть послушного бюрократического аппарата, он полагал, что божественная легитимность коронационных торжеств может быть в полной мере обеспечена только в древних храмах Московского Кремля, по крайней мере в глазах народа. Петр Алексеевич был прагматиком, прекрасно представлявшим всю шаткость положения своей второй жены как его возможной преемницы, поэтому он не пренебрег столь важной «деталью». В результате по примеру прежних коронаций Екатерина Алексеевна превратилась в императрицу именно в древнем Успенском соборе Московского Кремля, там начиная с Ивана IV венчались на царство все цари Московского царства.

Таким образом, коронационные традиции московских царей и российских императоров связали как регалии (держава и скипетр), так и место проведения коронации (Успенский собор). Да и сам «сценарий» коронационных торжеств сохранялся, включая и ключевую роль высшего православного духовенства, и саму процедуру миропомазания.

О предстоящей коронации Екатерины Алексеевны было объявлено в манифесте 15 ноября 1723 г. В этом документе царь указывал на заслуги своей жены перед отечеством в труднейшие для него времена. Желание короновать жену император объяснял тем, что «во всех христианских государствах непременно обычай есть потентатам супруг своих короновать, и не точию ныне, но и древле у православных императоров греческих сие многократно бывало, именно: император Василиск супругу свою Зиновию, император Юстиниан супругу свою Люпицию, император Ираклий супругу свою Мартинию, император Лев Премудрый супругу свою Марию императорским венцом короновали».⁶⁵

Первая коронация по имперским стандартам состоялась в Успенском соборе Московского Кремля в мае 1724 г. В соборе были поставлены два трона, возле них на особом столе находились императорские регалии. Следует отметить, что до 1724 г. царские регалии из «большого наряда» хранились в Казенном дворе.⁶⁶

Именно этой новой коронационной процедурой Петр I счел необходимым укрепить легитимность положения своей второй жены Екатерины Алексеевны как его возможной преемницы.

Коронационное платье Екатерины I. 1724 г.

Совершилась не только первая коронация по имперским стандартам, но и первая коронация женщины. Притом женщины низкого происхождения, бурные «этапы ее биографии» ни для кого не являлись секретом. Вместе с тем эта коронация стала зримой демонстрацией могущества молодой империи, что подчеркивалось пышностью и богатством самой церемонии. Петр I сознательно пошел на это, хотя в частной жизни он был органично аскетичен.

Известно, что для коронации Екатерины I использовались скипетр и держава царя Михаила Федоровича, первого из Романовых. Эти регалии взяли из Казенной палаты. Из «новинок» для Екатерины I срочно изготовили специальный венец, корону, усыпанную бриллиантами, которую возложил на нее сам Петр Великий.

Первую императорскую корону России изготовил мастер Самсон Ларионов. За основу идеи был взят рисунок короны царя Константина. До нас дошел только серебряный позолоченный остов короны Екатерины I, хранящийся в настоящее время в Оружейной палате Московского Кремля. Весила эта корона 1,8 кг, и обошлась она казне в 1,5 млн руб. Именно тогда на верхушке короны впервые появился огромный рубин-шпинель, почти в 400 карат весом, привезенный в 1676 г. купцом Спафарием царю Алексею Михайловичу из Китая и оцененный в 1725 г. в 60 000 руб.

Современники описывали новую корону следующим образом: «Корона императорская сочинена была вся из алмазов, бриллиантов, между которыми было великое число удивительной величины».⁶⁷ Именно эта корона, усыпанная бриллиантами, превратила их в главные камни XVIII в., в официальные, наградные камни правящей династии. А шпинель Спафария впоследствии венчала короны Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины II.

Во время коронации 1724 г. впервые использовалась такая новинка, как императорская мантия (порфира) весом более 60 кг.⁶⁸

К этой мантии изготовили специальную застежку, стоившую, по словам камер-юнкера Бергольца, 100 000 руб. Порфиру на жену возложил сам Петр I. (Если читатель когда-либо поднимал серьезный туристический рюкзак, то он может представить вес порфиры.)

После коронационной церемонии Петр I сделал еще один неординарный ход. Он приказал все предметы царского чина выставить «за стеклы» в Казне и показывать их по возможности людям. В память о коронации впервые выбили медаль с портретами Петра и Екатерины. На медали отражен главный сюжет коронации – Петр I, возлагающий корону на голову своей супруги.

После коронации малолетнего Петра II, состоявшейся 25 февраля 1728 г., в отдельном указе вновь упомянуты императорские регалии, особым распоряжением они передавались на хранение в Мастерскую палату Московского Кремля под ответственность князя Василия Одоевского и надворного интенданта Петра Мошкова.⁶⁹ Как следует из этого документа, коронационные регалии использовались те же самые. С декабря 1726 г. Василию Одоевскому поручается заведовать и Оружейной палатой Московского Кремля. В 1727 г. он провел опись всех ценностей, хранившихся в московской Оружейной палате.

Возвращаясь к коронации 1728 г., следует отметить, что корону на голову 13-летнего Петра II возложил архиепископ новгородский Феофан.⁷⁰ Напомним, что в 1724 г. корону на голову Екатерине I возлагал Петр I. Понятно, что все движения на коронации продуманы и глубоко символичны. Поэтому сам факт возложения юному императору на голову короны архиепископом фактически означал курс на реставрацию прежних взаимоотношений церкви и государства, то есть возвращения к отношениям, бытовавшим в допетровской Руси. Ведь всем московским царям, включая юного Петра I в 1682 г., шапку Мономаха возлагал патриарх. Петр I изменил эту систему отношений, ликвидировав институт патриаршества и включив структуры православной церкви в бюрократический аппарат власти. Примечательно, что тот же архиепископ возлагал корону и на Анну Иоанновну в 1730 г., которая также поначалу позиционировала себя как сторонница допетровской «старины».

Елизавета Петровна вернулась к политическому курсу своего отца. Это проявилось в большом и в малом, в том числе и в том, что во время своей коронации она сама возложила на себя императорскую корону. После Елизаветы Петровны церковные иерархи только подавали корону императорам, но возлагали они ее на себя сами.

Коронационное платье Анны Иоанновны. 1730 г.

19 января 1730 г. внезапно, накануне свадьбы, умер 15-летний Петр II. После того, как Анна Иоанновна, герцогиня Курляндская быстро покончила с «затейкой верховников», она без промедления начала подготовку к собственной коронации. Коронация Анны Иоанновны состоялась 28 апреля 1730 г. Императорские регалии – мантию, корону, возложил на нее архиепископ Феофан. Державу и скипетр использовали старые, из «большого наряда» московских царей. Но для этой коронации за очень кроткое время, ювелир Готфрид Вильгельм Дункель изготовил новую корону, на верхушке которой, как и на короне Екатерины I, находилась та же самая шпинель Спафария.⁷¹ Из коронационных ювелирных «новинок» можно упомянуть аграф из алмазов, изготовленный как застежка для порфиры (мантии). Также при коронации Анны Иоанновны на нее впервые поверх порфиры была возложена бриллиантовая цепь ордена Св. Андрея Первозванного.⁷² Кроме «большой» короны, для Анны Иоанновны изготовили малую корону для торжественных выходов. Также в чин коронации впервые внесли особую молитву, возглашаемую коленопреклоненным в порфире государем.

Появились и нюансы. При коронациях во время миропомазания предполагалось помазание плеч. Для женщин-императриц, затянутых в корсеты, это представляло определенную «техническую» сложность. Поэтому при коронации Анны Иоанновны помазание произошло только на одном плече. Древнюю традицию с помазанием плеч у императриц окончательно отменили при коронации Павла I. Императрицу Марию Федоровну миропомазали по «сокращенному варианту».

Дворцовый переворот, возведший «дщерь Петрову» на российский императорский трон, произошел 24 ноября 1741 г. Ровно через пять месяцев, 25 апреля 1742 г., состоялась коронация Елизаветы Петровны. Для устройства торжества были назначены особые обер-маршал и обер-церемониймейстер.⁷³

Г.В. Дункель. Большая корона императрицы Анны Иоанновны

При разработке сценария коронационных торжеств в числе прочего внесли изменения в список имперских регалий. С 1742 г. в этом списке впервые упоминается Государственный меч. Во время коронации его торжественно вынес в Грановитую палату генерал-князь Нарышкин, для церемонии выноса меча ему сшили специальные перчатки из лосиной кожи с золотой бахромой и позументами. Для коронации Елизаветы изготовили очередную, уже третью по счету, новую императорскую корону, которая не сохранилась. Ювелир И. Позье, работавший тогда при Императорском дворе, упоминает, что «корона императрицы Елизаветы, стоюгцая чрезвычайно дорого, состоит так же, как и все ее уборы, из самоцветных камней: из рубинов, из сапфиров, из изумруда. Все эти камни ни с чем не сравнятся по своей величине и красоте».⁷⁴

Любопытно, что спустя более 160 лет, в столь тревожном для власти предержащей 1905 г., начались поиски коронационной короны императрицы Елизаветы Петровны. Но специалисты Оружейной палаты и Эрмитажа, чиновники Камерального отделения не сумели ее отыскать.⁷⁵

Возвращаясь к коронации Елизаветы Петровны, следует отметить, что мантию и корону императрица Елизавета Петровна возложила на себя сама. Однако, как это уже происходило ранее, после смерти Елизаветы Петровны корону размонтировали, металл переплавили, а камни пустили на большую корону Екатерины II.⁷⁶ Еще раз подчеркнем, что большая корона императрицы Елизаветы Петровны не сохранилась.

В конце правления Елизаветы Петровны появился еще один ювелирный раритет, ставший обязательным элементом коронационного наряда российских императриц. Им стала бриллиантовая пряжка-аграф, которой скалывался палантин Елизаветы. Пряжку изготовили в 1757–1760 гг., и начиная с Екатерины II, массивный «брильянтовый аграф», выдерживающий значительный вес палантина, использовали для скрепления концов тяжелой мантии, надеваемой при коронациях или торжественных выходах императриц.⁷⁷ Этот аграф сохранился и экспонируется в историческом зале Алмазного фонда Московского Кремля.

Коронационное платье Елизаветы Петровны. 1742 г.

Все «новые» коронационные регалии были буквально усыпаны бриллиантами, и со временем мода на бриллианты как камни, символизирующие могущество и близость к власти, упрочилась, достигнув своего апогея при Екатерине II. Именно тогда появились бриллианты на вельможах в самых неожиданных местах и сочетаниях. Обычным делом стал заказ на бриллиантовые пуговицы для одежды, на табакерки, усыпанные бриллиантами. Даже при карточной игре рядом со стопками золотых монет подчас лежали кучки бриллиантов или необработанных алмазов.

Таким образом, к середине XVIII в. сложилась новая коронационная практика, ее сценарий, с одной стороны, был связан с традициями Московского царства, а с другой – к этому времени устоялись новые традиции коронационных торжеств по «имперским стандартам». Важной частью новых стандартов стали Большая и Малая императорские короны, изготовляемые к каждой из описанных коронаций. Говоря об императорских регалиях, также следует подчеркнуть, что ювелирные собрания такого рода не возникают одномоментно. Как правило, они имеют свою историю. Можно утверждать, что относительно устоявшийся комплекс коронационных регалий формируется к 1742 г., при подготовке к коронации императрицы Елизаветы Петровны. Однако завершение этого процесса можно отнести к началу 1760-х гг., когда началась спешная подготовка к коронации Екатерины II, состоявшейся в сентябре 1762 г.⁷⁸

Основой перечня императорских регалий Екатерины II стали вещи, спешно созданные придворными ювелирами именно для ее коронации. О срочности работы говорит то, что переворот, возведший императрицу на трон, состоялся 28 июня 1762 г., а коронация прошла в Москве уже 22 сентября того же года. О своем намерении короноваться императрица Екатерина II объявила уже через четыре дня по восшествии на престол, обнародовав соответствующий манифест.⁷⁹ Фактически в распоряжении придворных ювелиров имелось лишь два с половиной месяца на работу, во время которой они должны были не только «родить» идею новых коронационных регалий, но и воплотить ее в металле и камнях. Главной задачей ювелиров было создание Большой императорской короны.

А.П. Антропов

Портрет императора Петра III

В своих записках ювелир И. Позье, описывая момент «размещения заказа», даже не упомянул о том, что вместе с ним над созданием новой короны работал и Георг Фридрих Экарт: «…так как императрица сказала мне, что желает, чтобы эта корона осталась в том же виде после коронации, то я отобрал все самые большие камни, не годящиеся на модную отделку, отчасти бриллиантовые, отчасти цветные, что составило богатейшую вещь, какая только имеется в Европе».⁸⁰ Собственно этой фразой и исчерпывается описание процесса работы над короной. Из более ранних эпизодов в воспоминаниях И. Позье нам известно, что прежде, чем начать работу «в металле», ювелир сначала изготавливал восковую копию каркаса вещи, в которую вдавливал настоящие бриллианты, добиваясь наиболее выигрышных ювелирных композиционных сочетаний. Для России середины XVIII в. это был, безусловно, новаторский прием.

Так или иначе, но ювелирам Иеремии Позье и Георгу Фридрих Экарту за короткое время удалось решить главную «ювелирную задачу» – создать Большую императорскую корону, которой короновались все российские монархи с 1762 по 1896 г. Если говорить о конкретном «вкладе» в идею «конструкции» короны каждого из ювелиров, то, как это ни странно, взаимная неприязнь и неприкрытое соперничество принесли блестящие результаты. Так, эскиз короны выполнил Позье, идея прорезного каркаса принадлежала Экарту, подбирал и крепил камни на каркасе Позье и т. д.⁸¹

А.П. Пнтропов

Екатерина II. До 1766 г.

Самоцветы, которыми украшена Большая императорская корона, поражают своим великолепием и роскошью.⁸² В общей сложности на короне укреплены 75 жемчужин и 4936 бриллиантов. Вершину короны украшает великолепная темно-красная шпинель в 398,72 карата. Громадная шпинель и 75 жемчужин весили около 800 г, а вместе с металлом корона весила 2 кг.⁸³ Изначально на корону было отпущено 1 фунт золота и 20 фунтов серебра. Длина нижней окружности короны 64 см, высота с крестом 27,5 см.

Видимо, Екатерина II, давая ювелирам «карт-бланш» на использование любых камней и материалов при изготовлении короны, высказала и некоторые конкретные пожелания. Об этом свидетельствует фраза в записках И. Позье о том, что он старался сделать корону как можно легче: «Несмотря на все предосторожности, принятые мною, чтобы сделать корону легкою и употребить только самые необходимые материалы, чтобы удержать камни, в ней оказалось пять фунтов весу».⁸⁴

Тем не менее мастеру удалось угодить заказчице, которая получила великолепную вещь и в очень сжатые сроки. Придворный ювелир И. Позье лично «примерил корону Ее Величеству», и Екатерина II осталась «очень ею довольна», сказав, что в «течение четырех или пяти часов во время церемонии как-нибудь продержит эту тяжесть».⁸⁵ Понятно, что Екатерину II в то «горячее» время интересовали только прагматические соображения. Впоследствии эту корону перед каждой коронацией ювелиры подгоняли «по голове» каждого из монархов.

Кроме Большой императорской короны ювелир Георг Фридрих Экарт к коронации 1762 г. сделал Императорскую державу. Надо сказать, что на державу мастер потратил много сил и нервов.

Коронационные регалии: Большая императорская корона (1762), держава (1762), скипетр (1773), Малая императорская корона (1856)

Ведь первоначально предполагалось использовать державу, что была из древнего «большого наряда» московских царей и с которой венчалась на царство Екатерина I в 1724 г. Но, к ужасу организаторов коронации, выяснилось, что вскоре после коронации Елизаветы Петровны в 1742 г. из державы по повелению императрицы выломали драгоценные камни, а затем в дело употребили и золото.⁸⁶ В результате древняя коронационная держава была уничтожена. Эта история выяснилась только 7 сентября 1762 г., а коронация намечалась на 22 сентября. На изготовление новой державы у ювелира оставалось только две недели. И тем не менее Экарт не только уложился в срок, но и изготовил безупречную по композиционному воплощению вещь, которая прослужила на восьми коронациях (1762, 1797, 1801, 1826, 1829 (коронация Николая I в Варшаве), 1856, 1883, 1896).

В облик державы образца 1762 г. при последующих коронациях вносились изменения. Самые принципиальные – при коронации Павла I в 1797 г. Тогда появился громадный сапфир под крестом и треугольный алмаз на пояске, приобретенный у Ивана Амбеликова и долгое время бывший в России вторым по величине после знаменитого бриллианта «Орлов». Всего же на ювелирные работы по коронации тогда потратили 86 000 руб.⁸⁷

Кроме Большой императорской короны и державы на коронации 1762 г. использовали «Большой букет», изготовленный для Елизаветы Петровны в 1757–1760 гг. Он служил украшением корсажа парадного коронационного платья Екатерины II. Впервые этот «букет» украшал туалет императрицы Елизаветы Петровны. Букет был составлен из бриллиантов и изумрудов. Подложенная под бриллианты разноцветная фольга (распространенный в прошлые времена прием ювелиров) создавала эффект многокрасочного «живого» букета. Только сиренево-розовый 15-каратный алмаз в букете имеет природную окраску.

Стефано Торелли.

Коронация императрицы Екатерины II

Несколько позже для Екатерины II изготовляется новый Императорский скипетр, украшенный алмазом «Орлов» весом в 189,62 карата. Этот алмаз императрице поднес Г.Г. Орлов 24 ноября 1773 г. Через некоторое время алмаз вставили в уже готовый «под алмаз» скипетр. С этого времени (1773 г.) три основные коронационные регалии (корона, скипетр и держава) более уже не менялись.⁸⁸ При Павле I новый скипетр впервые использовали во время коронации и тем самым официально включили в число императорских регалий.

Последней коронацией XVIII в. стала коронация Павла I и императрицы Марии Федоровны. Именно эта коронация окончательно закрепила порядок коронационных торжеств, которые воспроизводились на протяжении всего XIX в. Во-первых, это была первая совместная коронация императора и императрицы. Во-вторых, Павел I положил начало традиции – до торжественного въезда в Москву останавливаться в Петровском дворце, построенном Екатериной II. В-третьих, во время коронации, 5 апреля 1797 г. (в первый день Пасхи), император Павел I возложил на себя далматик⁸⁹, а уже потом порфиру.

Коронация императора Павла I и императрицы Марии Федоровны в Успенском соборе Московского Кремля

В-четвертых, во время самой процедуры коронации Павел I сначала сел на трон и, положив регалии на подушки, подозвал к себе императрицу Марию Федоровну, которая стала перед ним на колени. Сняв с себя корону, Павел Петрович прикоснулся ею к голове императрицы и затем опять возложил корону на себя. Потом была подана маленькая бриллиантовая корона, ее император возложил на голову императрицы. Именно эта процедура повторялась во время коронаций Александра I, Николая I, Александра II, Александра III и Николая II. После завершения церемонии миропомазания прямо в Успенском соборе Павел I публично прочел Акт о престолонаследии⁹⁰.

Что касается Малой бриллиантовой короны, возложенной Павлом I на голову императрицы Марии Федоровны, то она была заказана ювелиру Жану Франсуа Лубье еще Екатериной II в конце 1795 г. Ювелир закончил работу над короной после смерти императрицы, как раз к началу подготовки новой коронации. Затем эта Малая коронационная корона вплоть до 1828 г. хранилась в комнатах вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

После смерти Марии Федоровны в ноябре 1828 г. корона поступила в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца, где ее оценили в 48 750 руб. Там она хранилась до начала 1840-х гг., пока из нее по указанию Николая I не сделали бриллиантовый убор для великой княжны Ольги Николаевны (дочери Николая I).

Став императором, Павел I изменил юридический статус коронных императорских регалий. Именно при Павле I они перестали быть «расходным инвентарем» и приобрели статус наследственных. Поэтому комплекс императорских регалий перестал кардинально обновляться от коронации к коронации, а стал передаваться по наследству, наращиваясь количественно. Этому способствовал и фактор династической устойчивости, обеспеченный как указом о престолонаследии 1797 г., так и достаточным количеством легитимных наследников мужского пола.

Накануне каждой последующей коронации придворные ювелиры не только перебирали и чистили камни короны, но и подгоняли нижний ободок Большой и Малой императорских корон по голове венчающихся на царство монархов.

Говоря о коротком царствовании Павла I, можно упомянуть и о весьма колоритном эпизоде, в котором участвовали императорские регалии. Петр III, убитый вскоре после восшествия Екатерины II на престол, не был коронован. После его гибели «нежная» супруга похоронила Петра III не в Петропавловском соборе, где ему полагалось лежать «по статусу», а на отшибе – в Благовещенском соборе Александро-Невской лавры.

В ноябре 1796 г., после смерти Екатерины II, Павел I приказал вскрыть могилу своего отца и посмертно короновал его, прикоснувшись Большой императорской короной к черепу Петра III. Затем, траурный кортеж с телом Петра III направился в Петропавловскую крепость. Траурную колесницу сопровождали участники переворота 1762 г., несшие императорские регалии. В результате Екатерину II и Петра III похоронили в Петропавловском соборе одновременно.

Коронация Александра I, который стал императором в трагическую ночь с И на 12 марта 1801 г., состоялась 15 сентября 1801 г. Эта коронация «один в один» копировала коронацию Павла I. Никаких изменений ни в сам церемониал коронации, ни в перечень коронационных регалий не вносилось.

Во время возложения Малой императорской короны императрица Елизавета Алексеевна не стала становиться на колени перед мужем-императором, как это делала в 1797 г. императрица Мария Федоровна. Так же поступила в 1826 г. и императрица Александра Федоровна. Только во время коронации 1856 г. императрица Мария Александровна опустилась на колени при возложении на нее короны. Так же поступили и императрицы Мария Федоровна в 1883 г. и императрица Александра Федоровна в 1896 г.

Поскольку в процедуре коронации нет места для импровизаций, этот «жест» Елизаветы Алексеевны в 1801 г., конечно, не случаен. Сегодня мы можем только предполагать, было ли это отражением особенностей ее взаимоотношений с мужем или проявлением либеральных увлечений самого Александра I?

Коронационные регалии

Император Николай I начал царствование с трагических событий 14 декабря 1825 г. Затем были следствие и казнь пятерых декабристов на Кронверке Петропавловской крепости. Только покончив с этим «делом», Николай Павлович счел возможным провести церемонию коронации, которая состоялась 22 августа 1826 г. В процедуру коронационных торжеств внесли два принципиальных новшества. Во-первых, облаченный в императорские регалии, с Большой императорской короной на голове, держа в руках символы власти – скипетр и державу, Николай Павлович трижды поклонился народу с Красного крыльца Грановитой палаты. Во-вторых, Николай Павлович, первым из российских императоров, провел вторую коронацию в Варшаве 12 мая 1829 г.

Если говорить о «московской коронации», то она в целом повторяла коронацию его отца Павла I и старшего брата Александра I. Но имелись и нюансы. Кроме троекратного поклона народу с Красного крыльца⁹¹ Николай Павлович поцеловал Александру Федоровну, прежде чем возложить на нее Малую императорскую корону.

«Варшавская коронация» проходила в зале Сената в Варшавском дворце в присутствии сенаторов, нунциев и депутатов Царства Польского. Прослушав обедню в православной церкви, император явился в зал.

Коронационное платье Александры Федоровны

Лица, несшие регалии, стали по обеим сторонам трона. Архиепископ-примас произнес молитву. Николай I возложил на себя Императорскую корону, надел порфиру, принял в руки державу и скипетр. После этого архиепископ провозгласил троекратно: «Vivat, rex in aeternum!» Затем император, преклонив колено, произнес молитву за себя и вверяемый ему Богом народ. Совершив ее, он стал один на возвышение трона, а все присутствующие пали на колени.

Вполне возможно, что Николай Павлович венчался на царство в Варшаве Большой императорской короной Анны Иоанновны, которая с этого времени стала называться Польской. Вплоть до 1917 г. ее изображение помещалось над гербом Царства Польского в Государственном гербе Российской империи⁹². «Польская» коронация 1829 г. стала первой и последней для российских самодержцев. После Польского восстания 1831 г. конституция Польши упраздняется, после чего реализуется курс на русификацию Польши и превращение ее из Царства Польского и Привисленские губернии Российской империи.

Николай I умер в феврале 1855 г., после чего началось царствование Александра II. Это был первый спокойно-легитимный переход власти, не сопровождавшийся убийствами (Петр III и Павел I), переворотами (Елизавета Петровна и др.), сожжением завещаний (Павел I), подавлением восстаний (Николай I). Поэтому молодой император сначала решал самые неотложные задачи. Первой из них стал выход России из Крымской войны. Особым манифестом император объявил стране, что коронация не состоится, «пока не смолкнет гром брани».⁹³ Наконец, 18 марта 1856 г. подписан Парижский трактат, он поставил точку в войне.

Коронация Александра II состоялась 26 августа 1856 г. Пышность коронационных торжеств должна была сгладить национальное унижение, пережитое Россией после подписания Парижского трактата.

М. Зичи. Коронация Александра II в Успенском соборе Московского кремля 26 августа 1856 г.

Молодой монарх символизировал грядущее возрождение престижа России как великой империи. Тогда Большая императорская корона стала зримым символом, о котором долго вспоминали современники: «При виде балдахина, под которым шествовал венчанный монарх, сверкавшая золотом толпа лиц, его окружающих, так же как и пестрая, необъятная толпа народа, одинаково трепетали от восторга и полноты чувств. Прекрасный солнечный день возжигал это море блеску, а кульминационным пунктом света была корона на голове императора. Трудно описать восторг и ликование толпы, доходившее до исступления».⁹⁴

Особенностью этой коронации стало то, что повторилась ситуация 1801 и 1826 гг., когда на коронации присутствовали две императрицы. В 1856 г. это были вдовствующая Александра Федоровна и царствующая Мария Александровна. Поэтому в Успенском соборе Московского Кремля, как и в предыдущие коронации, на возвышении поставили три трона. Первым был исторический трон великого князя Ивана III, он предназначался для Александра II. Второй трон царя Михаила Федоровича для императрицы Марии Александровны. И наконец, третий трон царя Алексея Михайловича – для вдовствующей императрицы Александры Федоровны.

Коронационные регалии Александра II

Поскольку на коронации присутствовали две императрицы, то к церемонии изготовили еще одну Малую императорскую корону, предназначавшуюся для императрицы Марии Александровны. С этого времени она вошла в число наследственных императорских регалий. Две «женские» короны понадобились и в 1883 г. при коронации Александра III и в 1896 г. при коронации Николая II. Малую императорскую корону⁹⁵, сделанную к коронации 1826 г. для императрицы Александры Федоровны и в которой она была на коронации своего сына в августе 1856 г. «по традиции» после смерти императрицы (в 1861 г.) сломали «по резолюции Кабинета» в 1865 г. а полученные от короны бриллианты, оцененные в 60 029 руб., записали в приход и предназначили «для делания вещей».⁹⁶

Коронационное платье Марии Александровны

Александр III стал императором 1 марта 1881 г., в день гибели своего отца от рук террористов-народовольцев. Поскольку существовала реальная угроза повторения террористического акта против нового императора, то из соображений безопасности коронационные торжества отложили. К тому же легитимность Александра III, как императора ни у кого не вызывала сомнений, поэтому с коронацией можно было не торопиться.

Ж. Беккер. Коронация императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. 1888 г.

Эти два с лишним года стали напряженным временем смены внутренних и внешнеполитических ориентиров власти, подбора кадров на ключевые посты и реорганизации силовых структур. Немаловажным фактором было и то, что за два года удалось в целом покончить с революционным подпольем, которое с 1879 по 1881 г. буквально терроризировало центральные органы власти.

Все коронации имели свой бюджет. На важнейшем для самодержавной власти действе, придававшем всей системе власти легитимность, дарованную Богом, конечно, не экономили. Коронация 1883 г. готовилась особенно тщательно, поскольку времени для ее подготовки было вполне достаточно.

Коронация императора Александра III состоялась 15 мая 1883 г. Если сосредоточиться только на императорских регалиях и особенностях коронации, то следует признать, что коронация 1883 г. проводилась самым традиционным образом. Традиционность, определенное возвращение «к истокам», были частью формирующегося сценария власти Александра III. Надо заметить, что к новшествам в коронационных торжествах 1883 г. не только не стремились, но всеми силами старались их избегать, поскольку соблюдение «буквы» и «традиции» коронационных торжеств являлось зримым свидетельством преемственности власти российских монархов. Одним из проявлений этого стало то, что в 1883 г. полностью использовался комплект императорских регалий, подготовленный к коронации 1856 г. Эта была, пожалуй, первая коронация, когда комплект императорских регалий использовался без всяких изменений.

В.П. Верещагин. Торжественный выход из первой ограды Кремля. 1883 г.

Для проведения коронации выделялись огромные средства как из средств Государственного казначейства (ровно 4 млн руб.), так из средств Министерства Императорского двора (2 228 944 руб.). Важной частью подготовки коронационных торжеств стали масштабные реставрационные работы, проведенные не только в Московском Кремле, но и в других дворцовых и театральных зданиях Москвы. Это было необходимо, поскольку многие их этих зданий и дворцов за время царствования Александра II пришли в ветхость. Общая сумма реставрационных работ только по комплексу зданий Большого Кремлевского дворца составила 627 962 руб. Общая стоимость ремонтных работ по обновлению Успенского и Архангельского соборов, Чудова и Вознесенского монастырей составила 180 411 руб.⁹⁷

Когда коронационные торжества закончились, то при формировании итогового баланса по коронационным торжествам все расходы были сведены почти к 100 позициям.

Среди них значились расходы по изготовлению коронационного («серебряного») «платья Государыни Императрицы», обошедшегося в 17 357 руб., и приобретение различных вещей «для Государыни Императрицы» на огромную сумму в 158 517 руб. Вне всякого сомнения, большая часть этой суммы пошла на драгоценности, которые столь любила императрица Мария Федоровна.

Из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца в Москву перевезли и императорские регалии. Это важнейшее мероприятие было не только тщательно отработано с точки зрения обеспечения охраны национальных святынь, но и соответствующим образом профинансировано. Во-первых, регалии «привели в порядок» (1222 руб. 25 коп.). Под этой позицией имелись в виду не только соответствующие ювелирные работы, но и традиционная подгонка коронационных корон «по головам» Александра III и Марии Федоровны.

Малую императорскую корону, возлагавшуюся Александром III на голову императрицы Марии Федоровны, обновили. Эта Малая императорская корона была изготовлена для императрицы Марии Александровны и использовалась во время коронационных торжеств 1856 г. В Описи коронных бриллиантов 1838 г.⁹⁸ указана ее стоимость в 56 608 руб. В феврале 1861 г. корона передается в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца, она хранилась там вплоть до коронации 1883 г.

Таблица 9

Эта корона была изготовлена из традиционного серебра, на котором укрепили множество бриллиантов (см. табл. 9).

Входной билет на торжества коронования. 1883 г.

Большая коронационная медаль Александра III. 1883 г.

Коронационный жетон Александра III. 1883 г.

Решение о «ремонтных работах» над Малой императорской короной принял министр Императорского двора гр. И.И. Воронцов-Дашков 12 октября 1882 г. (резолюция Кабинета Е.И.В. № 2780), он санкционировал восстановление недостающих «в ободе короны 25 солитеров под № 41, 43, 44 и 54, всего на 52 700 руб.».⁹⁹ Видимо 25 бриллиантов-солитеров извлекли из короны, несмотря на статус, д. ля ювелирных изделий. Кроме этого, к Малой императорской короне накануне коронации подобрали 4 бриллиантовые булавки стоимостью в 1660 руб. В Описи 1865 г. они значились под № 363, как «четыре бриллиантовые булавки к Малой короне в коих 4 солитера».

Доставка императорских регалий из Петербурга в Москву и обратно обошлась в 2675 руб. После окончания торжеств и возвращения императорских регалий из Москвы в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца их «починили и почистили», что обошлось Кабинету в 3971 руб. 25 коп. Все расходы, связанные с императорскими регалиями, в 1882–1883 гг. составили в 7868 руб. 50 коп.¹⁰⁰

Очень большое внимание уделяли устройству народного праздника на Ходынском поле. Наряду с обеспечением безопасности самого праздника были профинансированы бесплатные подарки народу из расчета на 400 000 чел. Все эти мероприятия обошлись казне в 564 974 руб. 93 коп.

Примечательно, что уже тогда огромное значение придавалось освещению коронации в прессе, российской и иностранной. Именно в 1883 г. впервые создано корреспондентское бюро – прообраз современных пресс-центров. Именно тогда корреспонденты получили не аккредитационные карточки, а специальные значки в виде Большой императорской короны. Корреспондентов расселили по московским гостиницам, оплачивая им жилье, также бесплатно их и кормили. В результате расходы по статье «корреспонденты» составили 49 467 руб.

Большое и понятное внимание уделялось «трактованию Высочайших Особ, иностранных Принцев, лиц Свиты и проч.» (302 704 руб.). Только расходы по созданию и тиражированию высокохудожественных меню, ставших «кулинарной» политической «программой» нового царствования составили 12 877 руб. 50 коп.

Не забыли и бедных в Москве и других городах России. Так, на раздачу бесплатных обедов бедным выделили 60 000 руб. Также 20 000 руб. пошли на устройство бесплатных столовых на время коронационных торжеств.

После подведения итогов расходов выяснилось, что всего на коронацию 1883 г. потратили 6 294 636 руб.

От коронации Александра III до наших дней дошло довольно много вещей. Наряду с различными жетонами и памятными знаками в Оружейной палате по сей день хранятся коронационные костюмы Александра III и Марии Федоровны.

Говоря столь подробно о «материальной составляющей» коронаций российских государей, следует иметь в виду и эмоциональную составляющую освященной вековыми традициями церемонии. Для всех без исключения российских монархов, сам момент возложения короны имел отчетливый сакральный смысл «обручения» с собственным народом. Именно в момент коронации император буквально превращался в «помазанника Божиего». Российские монархи в XIX в. всходили на трон зрелыми людьми, отчетливо осознающими значимость этой церемонии и святость самого «царского места» в Успенском соборе Московского Кремля.

Когда в 1912 г. в Москве открывали памятник Александру III, то на этом памятнике император был изображен именно в момент коронации 1883 г., сидящим на троне, в Большой императорской короне, со скипетром и державой в руках.

После смерти 20 октября 1894 г. 49-летнего Александра III императором стал его старший сын, 26-летний Николай II. Тогда никому и в голову не могло придти, что это будет последний российский император. По традиции важнейшим событием начала нового царствования становились коронационные торжества. Только после этого торжественного, освященного вековыми традициями действа власть нового царя приобретала окончательную легитимность в глазах народа.

Коронация императора Николая II

В мае 1896 г. в Москве состоялась коронация Николая II. В Оружейной палате от этих событий отложилось три императорских коронационных костюма, над каждым из которых, по традиции работали десятки мастеров.

Материал для платья, так называемая «серебряная грань», был заказан у одного из старейших поставщиков Императорского двора, работавших еще в коронацию 1856 г., московской фабрике братьев Сапожниковых.

Вышивки на изготовленной ткани сделали в мастерской Анне Мартини Залеман. Следует отметить, что золотошвейная мастерская Екатерины Залеман получила звание поставщика Высочайшего двора еще 1861 г. Продолжил семейное дело Владимир Залеман, он стал поставщиком в 1875 г. Анне Мартини Залеман, видимо, уже в 1895 г. стояла «у руля» фирмы, выполняя престижный коронационный заказ, но получила звание поставщика только в 1903 г.

Сшила коронационное платье императрицы мастерица Иванова. Видимо, это была портниха Евдокия Иванова, получившая звание поставщика в 1898 г. Таким образом, общие затраты на изготовление коронационного платья вдовствующей императрицы Марии Федоровны составили 4040 руб.

Во время коронации 1896 г. особое внимание было уделено коронационному платью императрицы Александры Федоровны. Следует подчеркнуть, что «принятый к производству» эскиз коронационного платья императрицы подготовили не профессиональные модельеры, а, по сути, дилетант. Фрейлина Александры Федоровны – М.Н. Ермолова представила для выбора императорской чете четыре проекта рисунков платья. Николай II и Александра Федоровна выбрали проект, подготовленный самой фрейлиной М.Н. Ермоловой, составленный по мотивам росписей в древней ризнице Новоспасского Московского монастыря. Подготовку эскиза оплатили суммой в 300 руб.

Коронационный мундир Николая II и коронационное платье Александры Федоровны

Коронационная мантия Николая II

Коронационное платье Александры Федоровны

В качестве реплики можно упомянуть о том, что дамы-аристократки весьма внимательно следили за новейшими тенденциями развития европейской моды по «глянцево-гламурным» журналам того времени. Некоторые из них не были чужды творческого подхода, самостоятельно занимаясь дизайном. Так, старшая сестра императрицы Александры Федоровны, великая княгиня Елизавета Федоровна «фасоны своих платьев… обычно придумывала сама, делая наброски и раскрашивая их акварелью, разрабатывала их с тщательностью и носила с особым искусством, отличающим ее особую манеру».¹⁰¹ Поэтому в самом факте участия в разработке дизайна коронационного платья фрейлины М.Н. Ермоловой нет ничего удивительного.

Императорские регалии

Окончательно эскиз платья был прорисован, вышит на бумаге, а затем и на материи в мастерской г-жи Тейхарт за 200 руб. Ткань заказали на московской фабрике братьев Сапожниковых. При изготовлении материала учли очень важный для Александры Федоровны нюанс: у нее были больные ноги, и она с трудом выдерживала продолжительные дворцовые церемонии. Во время коронационных торжеств было важно по возможности облегчить для императрицы вес ее платья с учетом того, что ей предстояло выдержать вес мантии, короны и других драгоценностей. Поэтому Сапожниковым заказали «облегченный» вариант парчи, но с тем условием, чтобы она не отличалась по виду от обычных тяжелых парчовых тканей. Фабриканты выполнили заказ, взяв за него 747 руб. Вышивку по драгоценной парче делали монахини из московского Ивановского монастыря. Они предлагали сделать вышивку бесплатно, но Министерство двора оплатило их кропотливую работу (4000 руб.). Из подготовленного материала коронационное платье сшила «мастерица Бульбенкова» фирмы «М-me Olga», специализировавшаяся на изготовлении придворных платьев для императриц. За эту работу Ольга Бульбенкова взяла 610 руб. В результате общая стоимость коронационного платья императрицы Александры Федоровны составила 5857 руб. По традиции после коронации это платье сдали в Оружейную палату¹⁰², где оно оно находится и по сей день.

Еще один маленький «коронационный нюанс». Императрица Александра Федоровна была выше мужа (рост Николая II 168 см), судя по фотографиям, на 1–1,5 см. Поэтому коронационные парчовые туфли для нее изготовили на очень низком каблуке, что, как известно, комфортно при длительной ходьбе. Для императрицы, у которой болели ноги (сохранилось множество фотографий, где она снята в кресле-каталке), комфортная обувь на низком каблуке была очень важна для столь ответственной процедуры, как коронация. Для тех, кто обеспечивал имидж царской семьи, также было важно, чтобы императрица выглядела только чуть-чуть выше ростом своего венценосного супруга.

Кроме ткани для платьев императриц московская фабрика Сапожниковых изготовила для коронационных торжеств Государственное знамя. На знамени тканый рисунок государственного герба был выполнен с безупречной точностью разноцветными шелками на фоне из золотого глазета. Обошлись эти работы (вместе с серебряными гвоздями) в 5016 руб.

Накануне коронации Николая II императорские регалии ювелиры вычистили и привели в порядок. Тогда же весной 1896 г. состоялась примерка Большой императорской короны молодым императором. Корона пришлась впору. Единственное, что было сделано, так это заказана новая малиновая бархатная шапочка (подкладка под серебряную корону), в которой сделали разрез в том месте, где у Николая II был нарост на голове. Эта костная мозоль появилась у венценосца в 1891 г., после покушения на него в Японии, когда он получил два удара саблей по голове. По свидетельству мемуаристов, его в это время часто мучили головные боли, поэтому комфортность короны, в которой он должен был находиться несколько часов в день коронации, имела немаловажное значение.¹⁰³

После коронации не обошлось без слухов. Так, А. Богданович зафиксировала один из таких слухов: «Корона царя так была велика, что ему приходилось ее поддерживать, чтобы она совсем не свалилась».¹⁰⁴ О том, что корона была великовата, упоминает и председатель II Государственной думы Ф.А. Головин: «…Бледный, утомленный, с большой императорской короной, нахлобученной до ушей, придавленный тяжелой парчовой, подбитой горностаем, неуклюжею порфирою…».¹⁰⁵

Накануне коронации ювелиры Кабинета изготовили корону для императрицы Александры Федоровны. Эту корону сделал ювелир Карл Август Ган по образу и подобию короны императрицы Марии Федоровны (фактически это была корона императрицы Марии Александровны, изготовленная в 1856 г.), однако без употребления камней из коронных бриллиантов. Кроме короны для Александры Федоровны тот же ювелир Ган сделал бриллиантовый орден Св. Андрея Первозванного, оцененный в 7663 руб.

В результате расходы по Камеральному отделению Кабинета Е.И.В. «по коронации» составили 898 004 руб. 91 коп.: облачение, подарки, корона Александры Федоровны, две порфиры, платья Александры Федоровны и Марии Федоровны, одежда герольдов, певчих, портреты и пр. Поскольку расходы на коронацию 1896 г. постоянно соотносились с расходами на коронацию 1883 г., то сумма расходов по Камеральному отделению в 1896 г. составила соответственно 898 004 руб. 91 коп. против 653 539 руб. 68 коп. в 1883 г.¹⁰⁶

Фактически коронационные торжества начинались с весьма ответственной процедуры транспортировки императорских регалий из Петербурга в Москву. Необходимо было решить множество организационных вопросов, в числе которых немалое место занимал вопрос об обеспечении безопасности императорских регалий во время их транспортировки. Надо заметить, что за все время существования регалий не было ни единого случая каких-либо попыток их похищения.¹⁰⁷ К каждой коронации высочайше утверждался «Церемониал перевезения Императорских Регалий из Зимнего дворца на станцию Николаевской железной дороги». Для этого выделялся эскадрон элитного лейб-гвардии Кавалергардского полка «для конвоирования регалий». После вскрытия Кладовой № 1 (или как ее называли «Бриллиантовой комнаты») в Зимнем дворце регалии из рук министра Императорского двора получали чиновники, ответственные за их транспортировку. Точнее получали сановники, но именно чиновники Камерального отделения лично отвечали за сохранность регалий.

В число перевозимых коронационных регалий в качестве «основных позиций» входили: бриллиантовые ордена и бриллиантовые цепи ордена Св. Андрея Первозванного; держава; скипетр; короны двух императриц и Большая императорская корона.

При перенесении регалий до кареты сопровождали дворцовые гренадеры. Каждый предмет сопровождали два гренадера, которые шли по обеим сторонам около каждой регалии. От Зимнего дворца, по Невскому проспекту, до Николаевского вокзала (ныне Московского) следовал кортеж карет с регалиями. Для каждой вещи предоставлялась отдельная четырехместная карета, запряженная цугом. По сторонам кареты ехали по два кавалергарда. Фактически эта церемония становилась началом коронационных торжеств, зримым воплощением величия самодержавной монархии.

После завершения торжественной процедуры «перевезения регалий» начиналась ответственная, но тем не менее «проза жизни». В специальном поезде императорские регалии укладывались в особые ящики-сейфы, командированными от Кабинета Его Величества чиновниками. Эти же чиновники Камерального отделения в сопровождении 10 человек дворцовых гренадер при одном унтер-офицере под командой генерал-адъютанта сопровождали регалии до Москвы.¹⁰⁸

Для обеспечения сохранности императорских регалий на коронационные торжества в обязательном порядке выезжали чиновники Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Так, на коронации 1896 г. в Москву выехал заведующий Камеральным отделением действительный статский советник В. Сипягин, которого сопровождал оценщик Кабинета Е.И.В. Карл Август Ган (1836–1899?). Примечательно, что после завершения коронационных торжеств Ган немедленно обрел новый статус, превратившись из оценщика Кабинета в придворного поставщика. Кроме Сипягина и Гана от Кабинета в Москву выехало 25 человек чиновников.¹⁰⁹

В расписании коронационных торжеств все, что было связано с императорскими регалиями, выделялось особой строкой. Например, при коронации Александра III в мае 1883 г. выделялись следующие позиции: перенесение регалий из Оружейной палаты в Тронную залу (13 мая); перенесение регалий в Грановитую палату (19 мая); перенесение регалий в Оружейную палату (20 мая). Для каждого из перечисленных действ составлялся особый, высочайше утвержденный церемониал. Как правило, этот церемониал, утверждавшийся к каждой коронации, дублировал церемониал предыдущей коронации. Так, «Высочайше утвержденный церемониал перенесения в Москве Императорских регалий из Оружейной палаты в Тронный зал Большого Кремлевского дворца» в 1896 г. дублировал подобный церемониал, утвержденный Александром III в 1883 г.

Церемонии производили впечатление на всех, кто был в это время рядом. Запомнили это событие и дети. Так, спустя много лет, князь императорской крови Гавриил Константинович вспоминал, как он, 8-летний мальчишка, смотрел, как «переносили царские регалии из Оружейной палаты в Кремлевский Дворец. Это было очень красивое зрелище: на подушках несли корону, скипетр, державу и прочие регалии; шли герольды в золотых костюмах и в больших круглых шляпах с перьями, и дворцовые гренадеры».

Насколько сложна процедура коронации, мы можем отследить по перемещениям императорских регалий. Для этого обратимся к коронационным торжествам Николая II в мае 1896 г.

Накануне коронации императорские регалии, перевезенные из Петербурга в Москву и хранящиеся в Оружейной палате Московского Кремля, Верховный маршал вручал «в надлежащей последовательности» ассистентам тех сановников, которые в день коронации участвовали в шествии в Успенский собор Московского Кремля. Ассистенты, получив регалии, торжественно переносили их из Оружейной палаты в Тронный зал Большого Кремлевского дворца.

Порядок несения императорских регалий по этому маршруту был следующий. В начале процессии двигался взвод дворцовых гренадер, за ним шли два церемонийместера с жезлами, далее два коронационных обер-церемонийместера с жезлами. Только после них шли сановники с регалиями по два человека в ряд. Регалии несли на подушках из золотой парчи, окаймленных разноцветными, по цветам империи, тесьмой и кистями. Вначале несли «Цепь Ордена Святого Апостола Андрея Первозванного Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны». Затем в ряд шли сановники, несшие Государственный меч, Государственное знамя и Государственную печать. Далее торжественно несли «Порфиру Ея Императорского Величества» и «Порфиру Его Императорского Величества».

В. Серое. Миропомазание императора Николая II. 1897 г.

За ними следовали сановники, несшие державу и скипетр. Последняя пара сановников несла «Корону Императорскую малую» и «Корону Императорскую большую». Третья корона, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, в этих торжественных перемещениях участия не принимала.

Каждую из пар сановников, несших регалии, сопровождал с каждой стороны дворцовый гренадер. Завершали шествие Верховный церемонийместер с жезлом и два герольда «в их уборе», за которыми шел взвод роты Дворцовых гренадер.¹¹⁰

В Тронном зале Большого Кремлевского дворца Верховный маршал, «передав свой жезл одному из участвующих в шествии камергеров и приняв регалии в последовательности, в которой оные несены были из Оружейной палаты», укладывал их на особо приготовленный, по правую сторону трона, стол. При этом Государственное знамя устанавливалось «на устой», позади этого стола. В заключение церемонии рядом со столом устанавливался караул дворцовых гренадер и постоянно присутствовал дежурный камергер.

Примечательно, что в церемониале оговаривалась возможность перенесения императорских регалий из Оружейной палаты в Большой Кремлевский дворец по «сокращенному маршруту» на случай дождливой погоды.

В день коронации, когда на точно предписанных местах выстраивался коронационный кортеж, в него «вписывались» и императорские регалии. Так, в «Церемониале Священного Коронования» указывается, что императорские регалии должны нести на 45-й позиции (от головы колонны). При этом порядок их несения был тот же, что и накануне, но по сторонам императорских регалий шли уже не дворцовые гренадеры, а «флигель-адъютанты, Свиты Его Величества генерал-майоры и генерал-адъютанты, генерал-майорского и генерал-лейтенантского чина». На 50-й позиции шествовал Николай II, за ним шла императрица Александра Федоровна.

После вступления кортежа в Успенский собор Московского Кремля наступала самая ответственная часть торжеств – собственно процедура коронования, в ходе ее императорские регалии играли важнейшую роль. Сановники, несшие Большую и Малую императорские короны, останавливались на верхней площадке трона у стола, на который и укладывали короны.

Когда началась церемония коронации, Николай II, сняв с себя обыкновенную цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного и отдав ее одному из ассистентов, велел возложить на себя императорскую порфиру «с принадлежащей к ней бриллиантовую цепью сего ордена», а митрополиты С. – Петербургский и Киевский, приняв порфиру от сановников, подносили ее царю на двух подушках и помогали ему возложить ее на себя. Напомним, что порфирой называлась большая императорская мантия из золотой парчи, подбитая горностаем и расшитая большими государственными гербами.

Каждое из описанных действ сопровождалось молитвой. По окончании второй молитвы Николай II повелевал подать себе Большую императорскую корону. Сановник, несший ее во время шествия, подносил корону на подушке митрополиту С. – Петербургскому, а тот передавал ее из рук в руки царю. Следует подчеркнуть, что все регалии попадали в руки императора только из рук высших церковных иерархов. Далее, Николай II, приняв с подушки корону, возлагал ее сам на свою голову. После молитвы Николай II повелевал подать себе скипетр и державу. Приняв в правую руку скипетр, а в левую державу, царь садился на трон. По свидетельству В.Ф. Джунковского, Николай II и Александра Федоровна восседали «на престолах царей Михаила Федоровича и Иоанна III».

«Зафиксировав» это положение «для вечности», Николай II уложил обе регалии на подушки, поданные несшими их сановниками, и призвал к себе императрицу Александру Федоровну.

Николай II возлагает Малую Императорскую корону на голову Александры Федоровны

Подойдя, она опустилась на колени на малиновую бархатную подушечку. После этого Николай II, сняв с себя Большую императорскую корону, коснулся ей головы императрицы и затем снова возложил ее на себя. Затем Николаю II поднесли Малую императорскую корону, которую он возложил на голову Александры Федоровны. Ассистентами императрицы были два брата, младшие сыновья Александра II, великие князья Сергей Александрович и Павел Александрович.

Четыре статс-дамы, сопровождавшие императрицу, немедленно поправляли корону, пришпиливая ее специальными шпильками к прическе императрицы. После возложения короны императрице поднесли порфиру (мантию) и «женскую» бриллиантовую цепь ордена Св. Андрея Первозванного. Те же статс-дамы немедленно расправили мантию. После этого Александра Федоровна поднялась и вернулась к своему трону, а Николай II вновь принял скипетр и державу. Собственно, эти описанные действия и являлись церемонией коронации императорской семьи. Протодиакон провозглашал весь императорский титул и желал «многие лета…». В этот момент начинали звонить все колокола, а народ отсчитывал 101 пушечный залп.

По окончании звона колоколов и стрельбы пушек Николай II, встав с трона и отдав скипетр и державу сановникам, коленопреклоненно читал «установленную молитву». Так же на коленях молитву «от всего народа» читал митрополит. Во время этой молитвы Николай II стоял, а все сановники, бывшие в Успенском соборе, вслед за митрополитом опускались на колени. Эта картина западала в душу – читающий на коленях молитву «от всего народа» митрополит, также стоящий на коленях весь военно-политический бомонд и возвышавшийся над тысячами коленопреклоненных сановников император.

Следует отметить, что Успенский собор в «чрезвычайном коронационном режиме» вмещал порядка 5000 чел. С учетом многочисленных гостей все места распределяли очень плотно. Все присутствующие были одеты согласно протоколу, жестко предписывавшего форму одежды. Даже малейшие отступления от этой формы требовалось согласовывать чуть ли не на высочайшем уровне. По крайней мере старейшая из великих княгинь Александра Иосифовна, одетая «по форме» в русское платье из серебряной парчи, с дивными драгоценностями, «…просила разрешения их величеств не быть в декольтэ, боясь простуды, и потому корсаж ее платья был закрытый». Кстати, для великой княгини Александры Иосифовны это была уже третья коронация (1856, 1883 и 1896 гг.).

После завершения колокольного звона и Божественной литургии Николай II, снимавший на это время корону, вновь возлагал ее на себя. Вновь «зафиксировав момент» для вечности, Николай II опять снимал корону и сопровождаемый императрицей шествовал к Золотым воротам Успенского собора. Перед царем шли сановники, несшие императорские регалии: Большую и Малую императорские короны, скипетр и державу. За регалиями следовали император и императрица. При этом сановники с Государственным мечом, печатью и другими регалиями оставались на своих на местах.

В алтарной части собора, за Царскими вратами, начиналась ответственнейшая церемония миропомазания, во время которой Николаю II священным мирром смазывали глаза, ноздри, губы, уши, грудь и руки. Для того чтобы не расстегивать коронационный мундир при смазывании груди, император надевал мундир на голое тело, а на мундир пришивался специальный клапан «под церемонию», через который и смазывали грудь царя. Проходила церемонию миропомазания и императрица. После окончания церемонии Николай II целовал святой крест и вновь возлагал на себя Большую императорскую корону и брал в руки скипетр и державу.

После краткой церемонии поздравления начиналась церемония обхода кремлевских храмов, в которых царствующий император должен был приложиться к гробам своих предков – московских великих князей и царей. Императорская чета в мантиях и коронах, со скипетром и державой сначала следовала в Архангельский собор. Сановники, несшие Государственный меч и другие регалии, шли впереди, но в собор они не входили.

А. Эдельфельт. Выход Николая после коронации на Красное крыльцо. 1896 г.

Николай II, войдя в Архангельский собор, вновь снимал Большую Императорскую корону и отдавал ее со скипетром и державой сопровождавшим его сановникам. Сам же начинал прикладываться к святым иконам и мощам своих предков. После окончания церемонии царь вновь возлагал на себя корону и брал скипетр с державой. В Благовещенском соборе церемония полностью повторилась. После обхода храмов Николай II направился к Красному крыльцу, через которое он прошел в Большой Кремлевский дворец.

На Красном крыльце повторилась традиционная церемония, введенная Николаем I. Великий князь Гавриил Константинович вспоминал: «Мы видели, как Государь и Государыня шли под балдахином по площади, по мосткам, и поднялись, обойдя соборы, на Красное крыльцо. С Крыльца они отвесили глубокие поклоны стоявшей внизу толпе. Они поклонились три раза подряд: прямо перед собой, направо и налево. До сих пор помню склоненные головы Государя и Государыни, увенчанные коронами, громовое «ура» толпы и звуки гимна».

Пройдя через парадные залы и оказавшись в Тронном зале, Николай II отдал скипетр и державу сановникам, а затем императорская чета в коронах и порфирах последовала во внутренние комнаты для короткого отдыха в ожидании приглашения в Грановитую палату, где должна была проходить следующая церемония – торжественная трапеза. Во время отдыха монархов регалии оставались под охраной в Тронном зале Большого Кремлевского дворца.

После возобновления торжеств императорская чета в коронах и порфирах выходила из своих комнат и следовала в Тронный зал. Там Николай II вновь принимал скипетр и державу и затем направлялся в Грановитую палату.

В Грановитой палате императорская семья усаживалась на специальные «царские места». При этом на стол подавались три прибора, поскольку в коронационных торжествах принимала участие и вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая проходила эту же процедуру 13 годами ранее, в 1883 г. После того как приносили кушанья, Николай II снимал с главы Большую императорскую корону и передавал ее со скипетром и державой сановникам. После этого начиналась торжественная трапеза.

После завершения трапезы Николай II, сойдя с трона, вновь возлагал на себя корону и брал в руки скипетр и державу. Вернувшись в Тронный зал дворца, царь наконец снимал корону и передавал сановникам скипетр и державу, после чего уходил во внутренние покои.

На этом завершалась та часть коронационных торжеств, во время которых Николай II активно включал в традиционный церемониал демонстрацию императорских регалий. Как несложно посчитать, только Большую императорскую корону Николай II за несколько часов коронационных действ возлагал на себя семь раз. Потом была трагедия Ходынки, с ее тысячами раздавленных и покалеченных.

Камеральное отделение Кабинета Его Императорского Величества

Императорские регалии и коронные бриллианты должны были где-то храниться. При этом храниться надежно, совершенно гарантированно от любых случайностей. Для хранения императорских регалий, коронных бриллиантов, различных ценных ювелирных изделий и меховой рухляди, при Николае I создали специальную структуру – Камеральное отделение Кабинета Е.И.В.

Понятно, что регалии бережно хранились и до второй четверти XIX в. В имперский период это был Кабинет Е.И.В. и личные покои царствующих императоров и императриц. Если обратиться к истории Кабинета Его Императорского Величества (далее просто Кабинета), то начало этой структуре положено в 1704 г. Главной задачей Кабинета было управление административными, хозяйственными и финансовыми делами правящего императора. Своими корнями Кабинет уходил в Приказ тайных дел царя Алексея Михайловича. Вплоть до последней четверти XVIII в. именно Кабинет отвечал за хранение императорских регалий и коронных бриллиантов. При Екатерине II специальным указом от 16 июля 1786 г. круг деятельности Кабинета четко определился.¹¹¹ Среди прочих пунктов, там были положения, прямо относящиеся к хранению государственных ценностей при Кабинете: «…п. 2. Наличные в Кабинете деньги и вещи хранить в Казенной, имея всегда ее за печатью одного члена Кабинета…; п. 3. При начале каждого месяца присутствующим в Кабинете делать по краткой росписи генеральное свидетельствование, как деньгам…; п. 11. Вещи для подарков впредь покупать за наличные деньги…». Понятно, что под «вещами» подразумевались прежде всего ювелирные изделия.

Колоссальные затраты на ювелирные изделия времен царствования Екатерины II подорвали финансовую стабильность Кабинета. Поэтому Павел I стремился к упорядочению финансовых расходов, отражением чего и стал его знаменитый указ «Об Императорской фамилии» 1797 г. Он даже запретил выдавать деньги из Кабинета по устным императорским (т. е. его собственным, возможно, учитывая импульсивность своего характера) указам.

Решать вопрос о дефиците средств Кабинета пришлось сыну Павла I – императору Александру I. Следует отметить, что молодой император оказался в очень сложном положении. С одной стороны, он должен был показать, что выдерживает провозглашенный политический курс: «При мне все будет, как при бабушке!» Поэтому уже 16 марта 1801 г., то есть через четыре дня после убийства отца, Александр I отменяет запрет отца выдавать деньги по устным указам.¹¹² Правда, в документе оговаривается, что сумма не должна превышать 10 000 руб., а это были весьма значительные деньги. С другой стороны, 6 апреля 1801 г. последовал указ об упорядочивании закупок драгоценных вещей. Однако кардинально вопрос решили, когда 25 февраля 1803 г. все долги Кабинета на сумму 5 307 000 руб. приняли на счет Государственного казначейства.

Были и структурные изменения в Кабинете. Все они проводились на основании указа от 18 января 1802 г. о новых штатах Кабинета. К важнейшим изменениям можно отнести то, что в 1802 г. Алмазная мастерская непосредственно вошла в состав Кабинета. Согласно новым штатам, при Алмазной мастерской вводилась должность ювелира-оценщика.

28 марта 1819 г. было принято уточнение штатного расписания Кабинета. Согласно этому документу, в структуре Кабинета появилось «Второе отделение мягкой рухляди и заготовки подарков». В свою очередь, это «Второе отделение» разделялось на два стола: 1. Стол «Мягкой рухляди» и 2. Стол «По дорогим подаркам», в составе которого значилось уже два ювелира-оценщика. Фактически это «Второе отделение» и стало непосредственным предшественником Камерального отделения Кабинета.

После воцарения Николая I в 1826 г. формируется новая мощная структура – Министерство Императорского двора, в состав которого вошли все подразделения, так или иначе связанные с обслуживанием высочайшего двора. Соответственно, в состав Министерства двора вошел и Кабинет Е.И.В. При этом должность Управляющего Кабинетом занял министр Императорского двора кн. М.П. Волконский (с 22 августа 1826 г.) при оперативном управлении структурами Кабинета его вице-президентами.

После этих структурных перемен 27 сентября 1827 г. высочайше утвердили новый Устав Кабинета Е.И.В. Этот Устав предполагал создание Второго, или Камерального, отделения, которое просуществовало вплоть до 1888 г.

П.М. Волконский. Худ. Дж. Доу. 1828 г.

Согласно «Положению» Устава: «§ 19. Второе, или Камеральное, отделение заведует делами о золотых, бриллиантовых и других драгоценных вещах, вносимых в Комнату Его Императорского Величества или назначаемых для подарков, также и делами о мягкой рухляди; § 21. Камеральное отделение разделяется на два стола; § 22. Предметы Первого стола: а) дела по изготовлению и покупке золотых, бриллиантовых и других драгоценных вещей, равно и жемчугов; б) составление об оных описей для ежемесячного свидетельствования; в) рассылка жалуемых вещей по назначению и нужное по сему письмоводительство; г) ведение книг о приходе и расходе и наличности вещей и вся в том отчетность; § 103. Драгоценные вещи и мягкая рухлядь хранятся в особых кладовых за печатью и за ключами начальника Камерального отделения; § 109. Ни одна вещь не поступает в Кладовые и не выдается из оной без предписаний Кабинета».

При Александре III с 1883 г. начинается широкомасштабная реформа Министерства Императорского двора. Затронула она и Кабинет Е.И.В. С 1884 г. Александр III перестал визировать ежемесячные ведомости о пожалованиях из фонда вещей кладовой № 2 и произведенных расходах по закупке новых ювелирных изделий.

В 1887 г. Камеральному отделению Кабинета подчинили кладовую каменных изделий гранильных фабрик. На момент переподчинения по описи в кладовую принято 1911 шт. различных вещей (вазы, пьедесталы, чаши, табакерки, печати и т. д.).

В 1888 г. все отделения Кабинета преобразованы в отделы и соответственно Камеральное отделение стало 4-м Камеральным отделом Кабинета Е.И.В., с соответствующим штатом: заведующий, хранитель, два помощника и два писаря для ведения документации. Однако новое наименование, как и штаты, просуществовали только до 1893 г.

18 ноября 1893 г. Камеральный отдел упраздняется и ему возвратили прежнее наименование – Камеральное отделение, штаты при этом не изменились.¹¹³ Это наименование сохранялось вплоть до 1917 г.

Также следует коснуться вопроса о жалованье лиц, отвечавших по должности за колоссальные ценности Кабинета Е.И.В. Для сравнения оттолкнемся от жалованья высшего должностного лица – министра Императорского двора. Так, при Александре III министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков получал: по высочайше утвержденному 24 апреля 1888 г. штату «Общих установлений Министерства Императорского двора» жалованья 9000 и столовых 9000 руб. По Высочайшему повелению 12 ноября 1887 г., «в добавочное содержание доколе не будет занимать помещения в Императорском Зимнем дворце» – по 18 868 руб. Всего 36 868 руб.

Начальник Камерального отделения действительный статский советник Сипягин получал: жалованья 2500 руб., столовых 2500 руб., разъездных 1200 руб. Всего 6200 руб. при казенной квартире. И это был уровень жалованья высшего звена чиновников Кабинета Е.И.В.

Таким образом, несмотря на периодические переименования задачи Камерального отделения оставались постоянными: заготовление и продажа мехов; сбор ясака с нерусского населения; заготовление драгоценностей для подарков; ведение дел по их пожалованию; хранение завещаний членов Императорской фамилии; хранение императорских регалий и коронных бриллиантов; ведение родословной книги Российского императорского дома.¹¹⁴

Хранители императорских регалий

За сохранность императорских регалий и коронных бриллиантов персонально отвечали доверенные лица российских монархов. Названия их должности периодически менялись. При Петре I таким человеком был надворный интендант Петр Иванович Мошков¹¹⁵, занимавший должность «у надзирания всяких вещей» с 1705 и, по крайней мере, до 1728 г.¹¹⁶

В 1728 г. после коронования Петра II императорские регалии и «прочее убранство» передали «на хранение в мастерскую палату действительному советнику князю Василию Одоевскому», он и стал следующим хранителем этих регалий.¹¹⁷ Примечательно, что в 1728 г. в этом указе упоминается и надворный советник Петр Мошков. В ноябре 1828 г. надворному интенданту Петру Мошкову переданы «оставшиеся по смерти царевны Натальи Алексеевны алмазные и другие вещи».¹¹⁸

При Елизавете Петровне драгоценные вещи находились «в смотрении» двух придворных чиновников. Первый – гардероб-мейстер отвечал за хранение драгоценных вещей, которые императрица носила постоянно, и находились они непосредственно в покоях, занимаемых Елизаветой Петровной. В 1748 г. эту должность выполнял подканцелярист Осип Баскаков, следивший за сохранностью вещей в новом Летнем дворце императрицы.¹¹⁹ Вторым лицом, отвечавшим за хранение драгоценных вещей, являлся «комиссар» Петр Павлов. В его ведении было хранилище для «знатных, уборных вещей», расположенное в старом Летнем дворце на Фонтанке, «в каменных по Фонтанке реке покоях» и «для осмотра оных вещей и прочего исправления допускать определенного ко оным вещам комиссара, Петра Павлова, который покой имеет завсегда печатан быть его, Павлова, печатью, и ту печать приказать тому часовому сличать с данным тому часовому экземпляром».¹²⁰

К хранению «алмазных вещей» привлекались и «непрофессионалы». В январе 1743 г., после публичного наказания фрейлин императрицы Елизаветы Петровны, А. Бестужевой и Н. Лопухиной, их конфискованные ценности передали «на хранение придворной карлице Авдотье Павловой».¹²¹

В последние годы жизни Елизаветы Петровны за хранение бриллиантовых, яхонтовых, изумрудных и других вещей отвечал генерал-поручик, «действительный камергер и кавалер» Н. А. Возжинский.¹²²

При Екатерине II функции хранительниц драгоценных вещей и императорских регалий постепенно переходят к женщинам в должности доверенных камер-фрау. Впоследствии эта традиция сохранялась вплоть до начала царствования Александра III.

В 1762 г. за хранение императорских регалий и наиболее ценных вещей отвечал капитан-поручик Преображенского полка Семен Хвостов. Наряду с ним для составления описи драгоценных вещей в 1763 г. назначается поручик Семеновского полка Петр Поздеев¹²³. Однако искушение оказалось слишком велико, а люди слабы. Офицеров уличили в кражах драгоценных камней и уволили.

В сентябре 1763 г. последовал императорский указ о назначении капитана и кабинет-курьера Ивана Никитича Бартенева «быть к комнате нашей и иметь в смотрении своем всякие в деле и не в деле драгоценные каменья и некоторые вещи». Практически полномочия по хранению ювелирных вещей в 1763 г. были разграничены следующим образом: И.И. Бартенев стал «курировать» Алмазную мастерскую, о которой пойдет речь ниже, а камер-юнгфера императрицы Екатерины II – Анна Константиновна Скороходова¹²⁴ «курировала» драгоценности, хранимые в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца. Именно у нее хранились ключи от витрин, где находились императорские регалии и другие ценности. Таким образом, в 1763-1780-х гг. «при комнатных драгоценных вещах» состояли на службе А.К. Скороходова и ставший секунд-майором, а затем и полковником И.И. Бартенев. Также к хранению драгоценностей причастны капитан Колесников с денщиками, писарь Вонявин и «при деле находящиеся подмастерье и ученик».

Примечательно, что именно Бриллиантовая (Алмазная) комната в личных покоях императрицы играла роль некоего выставочного зала, где ювелиры выставляли свои изделия. К вещам прикреплялись ярлычки с именем поставщика и ценой. Императрица и приближенные приходили и отбирали то, что им нравилось.

После того как И.И. Бартенева «перебросили» на заведование Алмазной мастерской, его функции как хранителя Бриллиантовой комнаты перешли к камер-фрау императрицы Екатерины II – Анне Константиновне Скороходовой. Именно она стала отвечать за сохранность императорских регалий и драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца. За сохранность ювелирных камней, драгоценных металлов и ювелирных изделий в Алмазной мастерской отвечал подполковник Иван Никитич Бартенев. Кроме этого, при Екатерине II в 1780-е гг. учетом «драгоценным вещам, состоящим в расходе и на лицо» ведал И. Кайгородов¹²⁵, которого сменил И. Тюльпин¹²⁶, «любимейший и приближеннейший камергер императрицы». А в последние годы екатерининского правления А.И. Лужков¹²⁷ «без реестра и описи получал драгоценнейшие металлы и антики и по кончине Императрицы сдал их, нигде не записанных и никем не знаемых более, нежели на 200 000 рублей».¹²⁸

Видимо, в 1828–1829 гг., после смерти вдовствующей императрицы Марии Федоровны, ответственность за хранение коронных бриллиантов и драгоценностей в царских «комнатах» переходит к камер-фрау Авдотье Петровне Пильниковой.¹²⁹

Поскольку на должность хранителя драгоценностей Бриллиантовой комнаты придворных дам брали что называется «навсегда», то эту должность Пильникова сохраняла, будучи уже камер-фрау императрицы Александры Федоровны. Именно А.П. Пильникова бестрепетно контролировала процесс спасения императорских регалий и коронных бриллиантов в страшную декабрьскую ночь 1837 г., когда зарево горевшего Зимнего дворца виднелось за десятки верст. Помогали ей и другие камер-фрау императрицы. По крайней мере, дочь Николая I упоминает, что «старая камер-фрау Клюгель заботилась о том, чтобы не оставить безделушек и драгоценностей».¹³⁰

После того как Зимний дворец выгорел и выяснилось, что все императорские регалии и коронные бриллианты благополучно спасены, император Николай Павлович повелел «хранить их в кладовой бриллиантовых вещей Кабинета, впредь до особого повеления».¹³¹ Эта кладовая находилась в здании Кабинета близ Аничкового дворца. Все бриллиантовые вещи были уложены в 11 вызолоченных деревянных ящиков, их перевезли в Бриллиантовую кладовую, около которой поставили постоянный пост из двух часовых. Весь процесс перемещения ценностей контролировали три человека: камер-фрау Пильникова, гоф-фурьер Пикар и начальник Второго отделения Кабинета Николай Михайлович Петухов.

Этот форс-мажорный процесс перемещения ценностей колоссальной стоимости стал основанием для их тщательной ревизии. С 19 февраля 1838 г. упомянутые три должностных лица приступили к проверке, в результате которой они еще раз убедились, что все ценности налицо. Более того, у камер-фрау Пильниковой оказалось в наличии 10 бриллиантов-шатонов, не учтенных в описях. Такие расхождения были обычным делом, поскольку наиболее активно носимые бриллиантовые вещи могли храниться в гардеробной императриц и за их сохранность отвечали личные камердинеры императриц. А поскольку драгоценностей у императрицы Александры Федоровны имелось множество, то «бухгалтерия не успевала» вносить их в списки коронных бриллиантов.

Как правило, камер-фрау, «хранители» коронных бриллиантов, оставались на своей должности буквально до конца жизни. Когда в 1840 г. умерла камер-фрау Пильникова, то ее на этом ответственном посту немедленно сменила камер-фрау Анастасия Александровна Эллис.¹³² Ее должность впервые стала официально именоваться в «Адрес-календарях», как камер-фрау «при хранении государственных бриллиантов». На этой должности А.А. Эллис также оставалась до своей смерти в 1864 г., то есть свой ответственный пост она занимала на протяжении 24 лет, при двух императорах.

Умерла камер-фрау А.А. Эллис 1 октября 1864 г. С 1840 по 1864 г. она проживала в Зимнем дворце. Поскольку Эллис занимала ответственную должность, связанную с хранением государственных регалий и коронных бриллиантов, то кадровые решения приняли оперативно. Уже 3 октября 1864 г. «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: по случаю кончины камер-фрау Государыни Императрицы Эллис хранение Государственных бриллиантов поручить камер-фрау фон Винклер».¹³³ 7 октября 1864 г. об этом решении сообщили всем должностным лицам, отвечавшим за допуск к коронным бриллиантам.

С октября 1864 г. в должности камер-фрау императрицы Марии Александровны впервые упоминается Каролина Карловна фон Винклер. Однако упоминание ее должности шло уже без привычного с николаевских времен «хранения государственных бриллиантов». Вероятнее всего, после смерти в 1864 г. А.А. Эллис контроль за государственными регалиями и ювелирными изделиями, хранимыми в Кладовой № 1 Камерального отделения (Бриллиантовая комната Зимнего дворца), «де-факто» перешел к его чиновникам.

Тогда Камеральное отделение возглавлял статский советник Алексей Иоакимович Даниловский, а ключевыми его помощниками являлись коллежский асессор Владимир Васильевич Кармин (1-й стол), надворный советник Николай Петрович Степанов (2-й стол) и наблюдал за хранением мягкой рухляди титулярный советник Александр Алексеевич Канунников.¹³⁴

За камер-фрау К. К. Винклер оставался контроль за ювелирными изделиями, хранимыми «в комнатах» императрицы. Тем не менее в описи коронных бриллиантов и жемчугов, составленной в 1865 г., К.К. фон Винклер оставила свою подпись как лицо, принявшее под свою ответственность указанные бриллианты, включая императорские регалии.

14 декабря 1865 г. в адрес обер-гофмаршала Императорского двора графа Шувалова было направлено письмо за подписью члена Кабинета Е.И.В. тайного советника Петухова: «Имею честь уведомить Ваше Сиятельство, что вновь составленная, по Высочайшему повелению, шнуровая книга, находящимся в заведовании Камер-Фрау Ея Величества Фои-Вииклер, Императорским Регалиям, коронным бриллиантовым вещам, цветным каменьям и жемчугам и подлинная шнуровая оценка оным Придворных Ювелиров: Брейтфуса, Зефтингена и Болина, переданы г-же Фон-Винклер, для хранения при коронных бриллиантах».¹³⁵

К.Э Волин. Автопортрет. 1830 г..

Прошли годы. К. К. фон Винклер, как и ее предшественницы, хранила коронные бриллианты и императорские регалии буквально до своей смерти. А после этого, 22 августа 1884 г., состоялось принципиальное и назревшее решение, отменявшее вековую практику персональной ответственности за хранение драгоценных камней женщин на должности камер-фрау «при хранении государственных бриллиантов». С этого дня ответственность за хранение бриллиантов полностью возлагается на профессионалов, то есть на чиновников Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это принципиальное решение означало, что ответственность за хранение коронных бриллиантов и императорских регалий перешла от «физического лица» к учреждению.

В сентябре 1884 г. для полной передачи ценностей заведующему Камеральным отделением создается специальная комиссия, которая, в числе прочего, провела подробную переоценку коронных бриллиантов. В состав комиссии вошел такой «зубр» ювелирного дела, как Карл Фаберже. Результатом 5 месяцев работы комиссии стала новая шнуровая книга-опись с перечнем императорских регалий и коронных бриллиантов. Поскольку менялся порядок ответственности, то были приняты и новые инструкции по заведованию и хранению императорских регалий и коронных бриллиантов. За камер-фрау по традиции сохранялась ответственность за хранение коронных бриллиантов, находившихся в «Комнатах Императрицы». Эта инструкция привела положение «де-факто», существовавшее с 1864 г., в положение «де-юре». Следует упомянуть и о том, что при последней императрице состояла с 1895 по 1917 г. камер-фрау Мария Федоровна Герингер, через которую шла вся «денежная» переписка с Кабинетом, и она лично отвечала за все драгоценности, хранимые в комнатах Александры Федоровны во всех императорских резиденциях, включая, конечно, Зимний и Александровский дворцы.

Итак, с 1884 г. коронные бриллианты и императорские регалии передавались «из рук в руки» заведующими Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. В 1893 г. заведующий Камеральным отделением, сдавая дела своему преемнику Сипягину, передал ему по списку 362 номера императорских регалий и бриллиантов.

Алмазная мастерская Кабинета Е.И.В

Говоря о структурах XVIII в., подконтрольных Кабинету, необходимо сказать несколько слов и об Алмазной мастерской. Эта мастерская была создана в начале правления Елизаветы Петровны, по крайней мере в 1744 г. она уже работала и просуществовала мастерская вплоть до начала XIX в. В этой мастерской ювелиры работали с «казенным материалом», выполняя различные ювелирные изделия для самой государыни императрицы.¹³⁶

Потребность в таком дворцовом «производстве» вызвалась резко возросшей потребностью в различных ювелирных изделиях. Несмотря на то что с 1744 по 1753 г. у разных лиц было куплено драгоценностей на 47 153 руб.¹³⁷, тем не менее в этот же период мастера Алмазной мастерской были буквально завалены заказами Высочайшего двора.

Поскольку через Алмазную мастерскую проходили огромные ценности, то там сразу же установили жесткий режимный порядок. За мастерами и драгоценными материалами, проходившими через их руки, осуществляли надежный контроль. Например, когда в 1843 г. начались работы по изготовлению серебряной раки к мощам св. Александра Невского, надзирать за этими работами приставили не только советника Монетной канцелярии И.А. Шлаттера¹³⁸, но и команду отставных гвардейских солдат. Сами же работы велись на территории охраняемой Петропавловской крепости.¹³⁹

Сначала мастера-ювелиры работали поблизости от Зимнего дворца. С 1768 г. придворная Алмазная мастерская находилась на Миллионной улице, а в 1786 г. ее перевели в «кабинетное здание» на углу Большой Морской и Кирпичного переулка. Официально эта мастерская именовалась «Мастерской Ея Императорского Величества алмазных дел».¹⁴⁰

Кадры для мастерской подбирали с особым тщанием, поскольку в ней хранились значительные ценности. Соответствующим образом организовали и охрану этих ценностей. В XVIII в. ее несли по штату: один унтер-офицер и восемь рядовых, откомандированных от трех гвардейских полков. Охрана придворной Алмазной мастерской была достаточно строгой, поскольку караульным предписывалось неотступно наблюдать за руками мастера и его подчиненных, чтобы не случилось хищения или подмены камней при работе. Камни пересчитывались каждый день и неоднократно, что позволяло быстро раскрыть возможную кражу. Ежедневно взвешивались также золото и серебро, причем контролировались не только вес с учетом угара, но даже требуемое заказом содержание благородных металлов в сплаве.¹⁴¹

Длительное время за работу мастерской отвечал подполковник Иван Никитич Бартенев. Заступил он на эту должность в 1763 г. и, судя по документам¹⁴², еще в 1794 г. он продолжал ее занимать. Это был не случайный человек при Императорском дворе. Еще в 1753 г. его определили «к смотрению и содержанию привозимых из разных мест фруктов, кои хранились для собственного Ея Величества употребления». Фактически он занимался обеспечением безопасности императрицы Елизаветы Петровны, то есть фактически тем, за что сейчас отвечают соответствующие структуры Федеральной службы охраны (ФСО).

Череда Бриллиантовых комнат Зимнего дворца

Если говорить о том, где и как хранились коронные бриллианты, то по старой традиции это были личные комнаты российских монархов. Когда после переворота 1762 г. Екатерина II стала хозяйкой Зимнего дворца, построенного великим Франческо Растрелли, то вскоре в ее покоях оборудовали комнату-хранилище, получившую название «Бриллиантовой комнаты».

Реализация этого «проекта» началась осенью 1762 г., когда по указу императрицы в Зимний дворец из пригородных и городских резиденций начали свозить драгоценное имущество, преимущественно – серебро. Все серебряные изделия, находившиеся в Петербурге со времен Петра I и принадлежавшие короне, апробировали, промаркировали (на них выбили соответствующие номера), взвесили и внесли в реестры.¹⁴³

«Проект ювелирной инвентаризации» завершили к 1764 г., когда в бывшей парадной опочивальне императрицы оформили парадное хранилище императорских регалий. Комната получила название «Бриллиантовой», или «Алмазной». Следует подчеркнуть, что эта комната входила в комплекс парадных покоев императрицы, находившихся на втором этаже юго-восточного ризалита Зимнего дворца, окна которого выходили на Дворцовую площадь и нынешнюю Миллионную улицу. Перепланировку и создание новых интерьеров для Бриллиантовой комнаты поручили архитектору Ю.М. Фельтену. С 1764 г. в этой комнате хранились императорские регалии: корона, скипетр, держава и множество других драгоценностей. Регалии находились в центре комнаты на столе под хрустальным колпаком. По мере того как ювелирная коллекция императрицы разрасталась, понадобились новые застекленные витрины. Их изготовил известный мебельщик Д. Рентген.

Следует подчеркнуть, что хотя «Бриллиантовая комната» Екатерины II являлась, безусловно, режимным помещением, с соответствующей охраной и штатом служителей, но ее никак нельзя назвать неким «сейфом» для хранения драгоценностей колоссальной стоимости. Это было вполне утилитарное жилое помещение, с богатым и уютным интерьером, оно активно использовалось узким кругом приближенных к императрице лиц для приятного вечернего времяпровождения. Иногда в холодные дни в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца совершалась церковная служба.

В книге И.Т. Георги «Описание императорского столичного города Санкт-Петербурга» Бриллиантовая комната описывается следующим образом: «Государственные регалии стоят… под большим хрустальным колпаком, через который все ясно разсмотреть можно… По стенам сея комнаты разставлено несколько шкапов со стеклами, где лежит множество украшений алмазных и иных драгоценных каменьев, в других же великое множество орденских знаков, портретов Ея Императорского Величества, табакерок, часов и цепочек, готовален, перстней, бантов, золотых шпажных эфесов и других драгоценных вещей, из сего выбирает Монархиня что Ей угодно на раздариваемые Ею подарки».

Действительно, драгоценности хранились в стеклянных шкафах, ключи от них хранились у камер-юнгферы императрицы Анны Константиновны Скороходовой.¹⁴⁴ Эти драгоценности изготавливали не только в придворной «Алмазной мастерской», но и покупали у ювелиров, оплачивая из комнатной суммы императрицы.¹⁴⁵ Поэтому если в документах указывалось, что какой-либо предмет был приобретен для «Комнаты» или «взят в Комнату», то это означало его присутствие на одной из полок в стеклянных шкафах Бриллиантовой комнаты императрицы.

Звезда ордена Св. Андрея Первозванного. 1800 г.

Драгоценностей в Бриллиантовой комнате хранилось так много, что при всем тщательном их учете вещи подчас «исчезали». Исчезали не в смысле их воровства, а в самом обычном и часто встречающемся варианте, когда привычная вещь вдруг просто выпадает из жизненного пространства, чтобы так же неожиданно найтись. Такая история произошла с уникальной панагией работы Луи-Давида Дюваля, который украсил эту наградную вещь «казенным изумрудом». О том, что панагия мистическим образом «выпала» из собрания вещей Бриллиантовой комнаты, свидетельствует записка Екатерины II, адресованная ЕА. Потемкину: «Два года искала я панагию, а она лежала в ящике таком, в который два года никто не заглянул. При сем ее посылаю для вручения Преосвященному Платону».¹⁴⁶

Ювелирные «ресурсы» Бриллиантовой комнаты не раз использовались Екатериной II для комплектации «наградных наборов» для своих сановников и полководцев. Екатерина II была не только умной женщиной, но и творческой натурой, поэтому, лично подбирая «наградной комплект», она «привязывала» его по месту и событию. Например, таким «наградным комплектом» удостоили героя Первой Русско-турецкой войны графа Петра Александровича Румянцева, после подписания Кучук-Кайнарджийского мира. В письме к барону М. Гримму Екатерина II перечислила составляющие «набора»: «…Я должна рассказать вам, как я устроила фельдмаршала Румянцева в день мира: 1. Он получил диплом, в котором все его победы, завоевания и заключение мира изложены во всей подробности; потом 2. маршальский жезл, осыпанный бриллиантами; 3. великолепную шпагу; 4. шляпу с лавровым венком в виде султана на ней; 5. оливковую ветвь из бриллиантов и эмали; 6. алмазные знаки и звезду Св. Андрея Первозванного; 7. пять тысяч душ; 8. сто тысяч рублей; 9. серебряный сервиз на сорок человек; 10. коллекцию картин».¹⁴⁷ Как мы видим, императрица предусмотрела для своего полководца все – «и д. ля души, и для тела».

Табакерка. 2-я половина XVIII в.

Так случилось, что самой значимой исторической реликвией из этого перечня стал «маршальский жезл, осыпанный бриллиантами». До 1917 г. он хранился в Успенском соборе Киево-Печерской лавры, где был похоронен Румянцев. После революции в ходе конфискаций жезл переправили в Российский исторический музей в Москве. В 1922 г. жезл из музея изъяли и передали в Гохран. Как это ни странно, но в ходе распродаж «царского золота» этот «маршальский жезл, осыпанный бриллиантами» уцелел и сейчас он находится в одной из витрин исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Остальные предметы из этого «наградного набора» в результате большевистских распродаж осели преимущественно в США, в частности «серебряный сервиз на сорок человек» хранится в Нью-Йоркском Метрополитен-музее.¹⁴⁸

Известно, что императрица любила использовать Бриллиантовую комнату д. ля игр в карты. Екатерина II – знаток «душ человеческих» и понимала, как может «бодрить» во время азартной карточной игры на «большой интерес» (а иначе у императрицы и не играли, азартна была матушка…) завораживающий блеск бесчисленных бриллиантов, рубинов, изумрудов и сапфиров. А игра в окружении императрицы шла «по-крупному» и была одной из деликатных форм награды приближенных со стороны императрицы. Те, кто допускались за карточный стол Екатерины II, постоянно имели в виду, что могут «внезапно» выиграть очень крупную сумму, сорвав банк за карточным столом.

Ф.Н. Головина, будучи 18-летней фрейлиной императрицы, вспоминала: «По вторникам я дежурила вместе с другой фрейлиной; мы почти весь вечер проводили в так называемой Бриллиантовой комнате, именовавшейся так по множеству находившихся в ней драгоценных вещей. Здесь, между прочим, хранились и корона, скипетр и держава. Императрица играла здесь в карты со своими старыми придворными, а две дежурные фрейлины сидели у стола, и дежурные кавалеры занимали их разговорами».

Табакерка с портретом Александра Павловича ребенком. 1780-е гг.

Несмотря на перечисленные причины, в Бриллиантовую комнату имел доступ очень ограниченный круг людей, который по мере старения императрицы все сокращался. Поэтому Екатерина II с легкой иронией писала барону М. Гримму о сокровищах Бриллиантовой комнаты: «Всем этим любуются мыши и я».¹⁴⁹

В самом конце царствования Екатерины II, в корпусе «Лоджий Рафаэля», возведенных к 1792 г. вдоль Зимней канавки, устроили вторую Бриллиантовую комнату, перенесенную из личных покоев императрицы в южную часть этого нового здания. Вероятно, новая и старая Бриллиантовые комнаты некоторое время существовали параллельно, так как основной набор царских регалий оставался рядом с тронным залом Екатерины. Таким образом, Бриллиантовая, или Алмазная, комната служила главным хранилищем драгоценностей несколько десятилетий.¹⁵⁰

34-летнее царствование Екатерины II окончательно превратило бриллиант в главный официальный символ богатства Императорского двора. Это действительно было время бриллиантов. Даже жеребец императрицы, на котором она в 1762 г. в Преображенском офицерском мундире возглавила «поход» трех гвардейских полков на Ораниенбаум, где укрывался потерявший власть Петр III, звался Бриллиант.

Что касается изменений местонахождения Бриллиантовой комнаты в Зимнем дворце, то следует иметь в виду, что каждый новый хозяин Зимнего дворца буквально «перекраивал» его помещения «под себя»: на месте спален возникали новые гостиные, а на месте гостиных – танцевальные залы. Поэтому Бриллиантовая комната периодически меняла свой «адрес» в стенах Зимнего дворца. При Екатерине II комната-хранилище находилась в юго-западном ризалите дворца и ее окна выходили на Дворцовую площадь и Миллионную улицу в районе нынешнего зала № 279 Государственного Эрмитажа.

С.К. Зарянко. Дворцовая анфилада. На переднем плане – Бриллиантовая комната

После смерти Екатерины II в ноябре 1796 г. Бриллиантовые комнаты «переехали», войдя в состав личных апартаментов императрицы Марии Федоровны. Тогда Бриллиантовая комната № 3 (нынешний зал № 238 Государственного Эрмитажа) замыкала анфиладную ось покоев Марии Федоровны. Следует отметить, что по сложившейся традиции Бриллиантовая комната находилась на жилой половине императриц, поблизости от их опочивален.

Сохранились изображения интерьеров Бриллиантовой комнаты и мемуарные свидетельства людей, ее посещавших. Так, в дневнике прусской обер-гофмейстрины графини Фосс, посетившей Петербург в январе 1809 г., упоминается о посещении Бриллиантовой комнаты: «Мы по-семейному обедали у Царицы-матери. Перед обедом я осматривала комнату, в которой для подарков находится целое собрание чудеснейших шуб. Одна, из великолепной чернобурой лисицы, предназначена нашей королеве; здесь же хранятся бриллианты, перстни, ожерелья, одним словом всякие драгоценности, из которых Царь сам выбирает подарки для избранных».¹⁵¹

Именно при Марии Федоровне Бриллиантовую комнату стали использовать для процедуры одевания невесты. Сначала там одевали выходящих замуж дочерей Марии Федоровны, а затем и невесток. В 1817 г. прусскую принцессу Шарлотту, в православии Александру Федоровну, выходившую замуж за великого князя Николая Павловича, одевали именно в этой Бриллиантовой комнате «№ 3»: «Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершилась в Брильянтовой зале, прилегавшей в то время к спальне вдовствующей Императрицы». В день свадьбы Мария Федоровна сама подбирала для нее корону и «бесчисленное множество крупных коронных украшений», под которыми юная особа чувствовала себя «едва живой».¹⁵² После брачной церемонии драгоценности возвратились в Бриллиантовую комнату. Говоря об этой свадьбе, можно упомянуть о том, что императрица Мария Федоровна в 1817 г. сделала своей невестке поистине царский подарок – жемчужное ожерелье в пять ниток за 142 579 руб.¹⁵³

Традиция одевания невест в Бриллиантовой комнате сохранялась вплоть до 1837 г. После того как Зимний дворец восстановили после пожара, процедуру одевания невесты перенесли в Малахитовую гостиную на половину императрицы Александры Федоровны.

В 1817–1818 гг. архитектор К.И. Росси разработал проект перестройки комнат Марии Федоровны. По этому проекту предполагалось устроить вместо Опочивальни и Бриллиантовой комнаты один зал – Большую столовую (залы № 283 и 284 Государственного Эрмитажа). Бриллиантовую комнату архитектор предполагал разместить на месте современного зала № 289. Судя по дошедшим до нас архитектурным эскизам, К.И. Росси намеревался задрапировать Бриллиантовую комнату ярко-розовой, живописно ниспадающей тканью с золотым бордюром и кистями. Вверху он мыслил лепной фриз с кариатидами, несущими антаблемент и плафон. Строгость оформления должна была оттенять роскошь регалий и драгоценностей, которые предполагали демонстрировать в этом помещении. Однако этот проект по ряду причин не осуществили.¹⁵⁴

Тем не менее, опять-таки в силу ряда причин, буквально в последний год жизни Марии Федоровны (1827–1828 гг.), началась реконструкция ее апартаментов. К составлению проекта приложили руки два ведущих архитектора того времени: К.И. Росси и О. Монферран. В ходе переделок Бриллиантовая комната вновь «переехала». На ее старом месте устроили Тронный зал и Гостиную (ранее на ее месте находилась Бриллиантовая комната). Новое место для Бриллиантовой комнаты «№ 4» традиционно ориентировали на личные покои правящей императрицы Александры Федоровны и соответственно располагалась она на втором этаже юго-западного ризалита. Но при этом появились и весьма существенные изменения в статусе Бриллиантовой комнаты. Если ранее Бриллиантовая комната «№ 3» входила в число парадных покоев императриц, то на рубеже 1820-1830-х гг. Бриллиантовая комната «№ 4» входила уже в число служебных комнат, очень скромно декорированных. Интересующие нас комнаты протянулись на втором этаже Зимнего дворца, по фронту Дворцовой площади: за Желтой или Золотой гостиной (б. Опочивальня) шла Бриллиантовая комната (б. Камер-юнгферская).¹⁵⁵

Видимо, тогда же, в ходе ремонтных работ, часть драгоценностей из Бриллиантовой комнаты «№ 4» изъяли, и для их хранения в Зимнем дворце оборудовали новую специальную комнату, которая уже не являлась частью жилых помещений монархов. Это была уже комната-хранилище, которую также называли «Бриллиантовой кладовой». Ее устроили на третьем этаже Зимнего дворца, возле Церковной лестницы, непосредственно над Малым собором. То есть примерно с 1830 по 1837 г. в Зимнем дворце существовали две Бриллиантовые комнаты. Одна из них (№ 4) входила в число служебных комнат на половине императрицы Александры Федоровны (второй этаж юго-западного ризалита, окнами на Дворцовую площадь), другая, в качестве функционального служебного помещения, располагалась этажом выше.

Во время пожара в Зимнем дворце в декабре 1837 г. императорские регалии и другие драгоценности выносили из Бриллиантовой комнаты в первую очередь. Горящий дворец оцепили войсками гвардии, выносимые из дворца вещи складывали на оцепленной войсками Дворцовой площади. У подножия Александровской колонны высились груды вещей: от барахла из комнат лакеев, до стильных и дорогих вещей из императорских половин. Нижние чины гвардии спасали все что можно с риском для жизни. Во множестве описаний страшного пожара нет никаких значительных упоминаний о процессе эвакуации коронных бриллиантов и императорских регалий. Но, вне всякого сомнения, драгоценности некоторое время, хоть и под надежной охраной, пролежали в снегу на брусчатке Дворцовой площади. Был и такой эпизод в «судьбе» императорских регалий.

Все вещи удалось спасти, и никаких утрат не возникло. Как мы уже писали выше, в декабре 1837 г. бриллиантовые вещи поместили в кладовую Кабинета, находившуюся близ Собственного (Аничкова) дворца. Затем в ноябре 1838 г. регалии и коронные бриллианты перевезли непосредственно в Аничков дворец и сдали на хранение камер-фрау Рорбек, откуда 30 июня 1839 г. «корона и все коронные бриллианты» перевезли в Зимний дворец в Бриллиантовую комнату «№ 4», где их сдали под расписку камер-фрау Пильниковой. Тогда же в 1839 г. для всех коронных солитеров сделали новые оправы с обозначением буквы «К» («Коронные») на оправе.

Упомянутая камер-фрау Рорбек состояла при императрице Александре Федоровне как доверенное лицо, около 40 лет: сперва старшей камер-юнгферой, а затем камер-фрау. С 1860 г. она жила на покое в Зимнем дворце. Ее посещала вся царская семья до кончины в 1889 г.¹⁵⁶

После восстановления Зимнего дворца в 1839 г., на третьем этаже «возобновили» и режимную Бриллиантовую кладовую. Она сохранила свой режимный характер как помещение с ограниченным доступом. Бриллиантовую комнату № 5 также реконструировали в череде служебных комнат на половине императрицы Александры Федоровны. Архитектор А.П. Брюллов сохранил ее простую «допожарную» отделку. Например, стены в этой комнате покрыли простой краской. Единственной «роскошью», подчеркивавшей статус Бриллиантовой комнаты, был ее свод, украшенный росписью розеток, гирляндами и кессонами работы художника А.И. Соловьева.¹⁵⁷

Кстати говоря, пожар 1837 г. не прошел для Николая I бесследно. Несмотря на всю постоянно демонстрируемую твердость и несгибаемость характера, царя долго преследовала навязчивая идея возможности повторного пожара. Фрейлина М.П. Фредерике свидетельствовала: «Государь был ужасно нервный после пожара и все приказывал тушить свечи; ему очень неприятен был вид огня».¹⁵⁸

При императрице Марии Александровне (жене Александра II) «географию» Бриллиантовой комнаты вновь изменили. В ходе очередных ремонтных работ Бриллиантовую комнату № 5, значившую в череде служебных комнат юго-западного ризалита, ликвидировали. Все ювелирное собрание перенесли на третий этаж и разместили в помещении Бриллиантовой кладовой, устроенной возле Церковной лестницы непосредственно над Малым собором еще при Николае I. Это помещение можно назвать Бриллиантовой комнатой № 6 Зимнего дворца. Именно там хранились императорские регалии и коронные бриллианты вплоть до лета 1895 г.

Летом 1895 г. Бриллиантовую кладовую перевели в другое место. Это решение приняли еще при Александре III 29 января 1894 г. «По Всеподданнейшему докладу Министра Императорского Двора». Мотивировалось решение необходимостью «безопасного хранения коронных бриллиантов». Поскольку о возможности какого-либо ограбления не было и речи, то опасность могла исходить только от возможного пожара. В результате Бриллиантовую кладовую перевели с третьего этажа на первый, в «4-е помещение 4-й Запасной половины». Это была уже Бриллиантовая комната № 7 в стенах Зимнего дворца. Видимо, чиновники, отвечавшие за хранение коронных бриллиантов, посчитали, что возможная эвакуация драгоценностей безопаснее с первого, а не с третьего этажа Зимнего дворца. Тогда же составляется скромная смета «в сумме 4823 руб. 54 коп. на переустройство» комнаты на IV Запасной половине.¹⁵⁹

Работы по освобождению помещений на третьем этаже главной императорской резиденции связаны еще с рядом соображений. Дело в том, что в апреле 1894 г. состоялась помолвка наследника-цесаревича Николая Александровича с Гессенской принцессой Алисой. И предполагалось, что после женитьбы молодые будут жить в Зимнем дворце. Там же предполагалось поселить младшую сестру Николая Ксению, вышедшую замуж также в 1894 г. Поэтому после смерти Александра III (20 октября 1894 г.) и женитьбы Николая II (14 ноября 1894 г.) в Зимнем дворце начались ремонтные работы, в ходе которых на втором этаже северо-западного ризалита началось оборудование жилой половины для семьи молодого императора. Тогда в Зимнем дворце неожиданно возник дефицит служебных и жилых помещений, поскольку здесь понадобилось разместить и подразделения государственной охраны. В результате масштабной дворцовой перепланировки решение о перемещении «Бриллиантовой кладовой» пришлось не только к месту, но и ко времени.

22 апреля 1895 г. Николаю II доложили, что «работы по капитальному ремонту комнаты для хранения Императорских коронных бриллиантов… окончены».¹⁶⁰18 июля 1895 г. коронные бриллианты перенесли в новую комнату-хранилище. Новое помещение располагалось возле той же Церковной лестницы, имело каменный пол и окна, снабженные решетками и бронированными ставнями. Окна хранилища выходили во внутренний Большой двор Зимнего дворца, на площадку Главного караула. Также усилили режим охраны и помимо двух обычных внутренних часовых (какая патриархальность!) появился «еще один, наружный, на самой гауптвахте». Тогда же новое хранилище коронных вещей получило официальное название «Бриллиантовой комнаты».¹⁶¹ Еще раз напомним, что это была уже седьмая Бриллиантовая комната в истории Зимнего дворца.

Перемещение драгоценностей использовали и для усиления режимных мер по хранению коронных бриллиантов. В частности, заменили печати на наружных дверях как кладовых Кабинета (№ 2 и 3), так и на дверях Кладовой № 1 в Зимнем дворце.

Алмаз «Шах»

Многие из предметов, хранившихся в «Бриллиантовой комнате», были настоящими раритетами мирового уровня. За многими из них стояли реки крови и тысячи людских жизней. Например, алмаз «Шах» массой в 88,70 карат является одним из самых древних индийских алмазов. На нем сохранились письмена, позволяющие восстановить историю камня, исчисляемую несколькими столетиями. Этот камень неразрывно связан со смертью знаменитого драматурга А.С. Грибоедова, погибшего в январе 1829 г. в Тегеране. Другой плоский алмаз, ограненный в Индии, в XIX в. стал основой для портрета Александра I. Эти вещи уцелели и по сей день хранятся в Алмазном фонде Московского Кремля.

Кладовые Камерального отделения

Вплоть до смерти Екатерины II в 1796 г. императорские регалии и коронные бриллианты хранились в Бриллиантовой комнате императрицы, которая с 1764 г. находилась в ее личных покоях. Впоследствии Бриллиантовая комната Зимнего дворца начала именоваться в официальных бумагах как Кладовая № 1 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.

При Павле I с 1797 г. значительная часть бриллиантовых изделий по-прежнему хранилась в личных комнатах правящей императорской четы, но часть ювелирных изделий начала перемещаться в специализированные кладовые. Еще раз подчеркнем, что наряду с традиционной Бриллиантовой комнатой (или Кладовой № 1), за которой оставались функции хранения императорских регалий и коронных бриллиантов, возникли специализированные кладовые Кабинета с соответствующим профессиональным штатом чиновников, где хранились «просто драгоценности» наградного характера.

Процесс формирования специализированных кладовых завершился при Александре I к 1803 г. Эти новые кладовые изначально носили специализированный характер и находились они исключительно в ведении Кабинета Е.И.В. В результате в начале XIX в. в структуре Камерального отделения Кабинета Е.И.В. сформировались кладовые № 1,2 и 3, каждая из них имела свои четко очерченные функции.

Через три кладовые Камерального отделения проходили колоссальные ценности. Ежегодно жаловались бриллиантовые знаки к орденам, огромное число вещей из кладовых раздаривалось во время высочайших вояжей, и всем этим занимался достаточно ограниченный штат чиновников Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Например, по высочайше утвержденным 24 апреля 1888 г. штатам личный состав Камерального отделения состоял из четырех человек (см. табл. 10).

Таблица 10

Были, конечно, еще оценщики Кабинета, они работали «за бесплатно», был не классный технический персонал, но, тем не менее, штаты Камерального отделения более чем скромны. Последний раз штатное расписание Камерального отделения высочайше утверждается 18 ноября 1893 г. и состояло из трех человек: заведующего Камерным отделением, старшего помощника заведующего Камеральным отделением и младшего помощника заведующего Камеральным отделением.

Кладовая № 1 (Бриллиантовая комната)

В XIX в. при Николае Павловиче наряду с Галереей драгоценностей, которая существовала в режиме общедоступного музея, главные ценности российской короны хранились в трех кладовых Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Кладовая № 1 предназначалась для хранения «Императорских регалий и коронных бриллиантов».

В 1896 г. высочайше утверждены «Правила хранения императорских регалий и коронных драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца». Эти правила действовали вплоть до 1917 г. В нихчетко фиксировалось традиционное место хранения императорских регалий и коронных драгоценностей – «Бриллиантовая комната» Зимнего дворца. При этом оговаривалось, что обе императрицы (вдовствующая Мария Федоровна и правящая Александра Федоровна) могут «с высочайшего соизволения» взять «в свои комнаты, для временного употребления», под ответственность своих камер-фрау необходимые им коронные драгоценности.

Об императорских регалиях мы подробно писали выше, теперь необходимо пояснить, что из себя представляли коронные бриллианты. Дело в том, что у каждой из российских императриц постепенно формировалась своя ювелирная коллекция. Как правило, большая часть этой коллекции по завещанию императриц делилась между детьми и другими наследниками. Но при этом часть личной ювелирной коллекции императрицы завещали государству, тем самым меняя юридический статус драгоценных вещей, переводя их из числа «личных» в «коронные». Следовательно, коронные бриллианты являлись государственной собственностью и исключались из процедуры раздела наследования. К середине XIX в. в Описи коронных бриллиантов значилось порядка 375 вещей. Так или иначе, драгоценности, внесенные в книгу коронных бриллиантов, «отчуждению не подлежали», то есть они переставали быть личной собственностью императорской семьи и приобретали статус неотчуждаемых государственных ювелирных изделий.

Надо отметить, что в списке коронных бриллиантов значились не только драгоценные вещи «бешеной» стоимости. В этом списке значатся и достаточно дешевые вещи, носившие определенно памятно-мемориальный характер.

Коронные драгоценности приобретались только «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых», а также «вкладами Государя Императора и Государынь Императриц из Собственных драгоценностей».

Подчас случались эпизоды, когда режим пополнения Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых» приводил к утратам уникальных камней. Например, с всемирно известным бриллиантом «Санси».

Опуская историю этого уникального камня, начавшуюся в XI в., укажем, что в 1835 г. П.Н. Демидов вывез «Санси» из Франции в Россию. Сразу же (29 апреля 1835 г.) он пишет письмо одному из влиятельнейших министров Николаевской эпохи, министру финансов Егору Францевичу Канкрину, в котором предлагает казне приобрести знаменитый бриллиант: «Известный в Европе брилиант Санси находится в моем владении. Сей камень редкостный, сколько по историческому своему происхождению, столько по величине своей, чистоты воды и правильности формы, удостоился уже здесь любопытства Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы. А как драгоценность сия несвойственна оставаться в партикулярных руках и по всеобщим о ней отзывам заслуживает быть обогащением сокровищ Короны Царей, то я с сею целью представлял оную Господину Министру Высочайшего Двора, Светлейшему Князю Петру Михайловичу Волконскому; но Его Светлости угодно было отозваться, что он хотя и находит сей камень достойным таковой цели, однакож по силе учреждений и ограничений Кабинет Его Императорского Величества вещь подобной ценности приобрести не может, а потому рекомендовали с оною обратиться к Вашему Сиятельству, как лицу, от коего зависят способы приобретения коронных сокровищ… и если заблагорассудите видеть самый брилиант, то благоволите почтить меня Вашим отзывом и оный без замедления будет поднесен от меня Особе Вашей»¹⁶² (орфография оригинала сохранена. – И. 3.).

Через несколько дней (3 мая 1835 г.) К.Ф. Канкрин ответил, что, «…не имея по сему предмету Высочайшего повеления, не нахожу себя в праве входить в какое-либо по оному сношение, а равно испрашивать соизволения Его Императорского Величества».¹⁶³

Фактически это был недвусмысленный отказ в приобретении «Санси». Однако П.Н. Демидов счел необходимым повторить попытку, поскольку в России такой камень могла приобрести только Казна. 13 мая 1835 г. Демидов вновь пишет Канкрину: «…Бриллиант сей по редкости своей величины и чистоты воды, нимало незатруднителен к сбыту во всяком месте, но цель предложения оного Вашему Сиятельству была та, чтоб… сей редкостный по своей истории камень сделать навсегда принадлежностью моего Отечества, и потому я ни к кому приличным не нашел адресоваться с таковым предложением, как к Вашему Сиятельству, оставаясь в полной уверенности, что Вы удостоите оное Вашим вниманием, поэтому и теперь остаюсь в несомненной надежде, что Вы не изволите отказаться сделать по сему зависящее от Вас содействие, если предлагаемый мною брилиант найдете достойным таковой цели».¹⁶⁴

28 мая 1835 г. переписка заканчивается повторным заявлением Канкрина, «что как дело сие совершенно относится до Высочайшего Двора, то никак не осмеливаюсь выходить о том с представлением Его Императорскому Величеству».¹⁶⁵

Что остается из этой истории в «сухом остатке». В 1835 г. П.И. Демидов, после скандальных судебных тяжб во Франции, возвращается в Россию с всемирно известным бриллиантом «Санси». Как человек, имеющий придворный чин егермейстера, Демидов бывает в Зимнем дворце, и как следует из его письма, с «Санси» лично ознакомились Николай I и императрица Александра Федоровна. Однако в это время что-то происходит и интерес к уникальному камню у царской семьи пропадает начисто. Демидов обращается к министру Императорского двора князю П.М. Волконскому с предложением продать камень, на что следует вежливый отказ. Дважды обращается к министру финансов К.Ф. Канкрину. Результат тот же. При этом из приведенных писем совершенно очевидно следует, что инициатором этого отказа мог быть только Николай I, который жестко держал все нити управления державой в своих руках. И конечно, он был осведомлен о попытках П.Н. Демидова продать знаменитый «Санси» Казне, с тем чтобы тот оказался среди коронных драгоценностей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца.

Мы можем только предполагать, почему Николай Павлович отказался приобрести «Санси». Конечно, с санкции императора и министр Двора князь П.М. Волконский, и министр финансов К.Ф. Канкрин могли без труда «решить проблему». Строя предположения, следует иметь в виду, что Николай I был человеком чести и твердых моральных принципов. Поэтому версия № 1 – российский император не желал приобретать в число коронных бриллиантов знаменитый камень, поскольку за ним тянулся не только кровавый шлейф, но и шлейф судебных процессов во Франции. Версия № 2 – предполагаемый брак П.Н. Демидова с бедной фрейлиной императрицы Александры Федоровны был по сути покупкой молодой красавицы богатым сановником. Сама по себе ситуация мезальянса стандартна для того времени, однако, возможно, Демидов нарушил некие «правила игры». Поэтому на момент попытки продажи камня Демидов был полностью лишен «прямого выхода» на Николая I, получил отказ от министра Двора и министра финансов и поэтому демонстративно подарил бриллиант своей жене Авроре Карловне. В качестве версии № 3 можно предположить, что стороны просто не сошлись в цене. А когда Демидов обратился к Канкрину, о предварительных «торгах» он не упомянул, поскольку в них, так или иначе, участвовал Николай I. Из этих, весьма гипотетических, версий нам кажется более реальной вторая, поскольку в приведенных документах довольно отчетливо проглядывает «человеческий фактор» в форме недовольства Николаем I поведением своего подданного.

В Бриллиантовой комнате Зимнего дворца хранились всемирно известные камни. И к ним не единожды проявлялся интерес. В том числе и научный.

Эта история относится к 1893 г., последнему году жизни Александра III. Тогда, весной 1893 г., директор Дублинского музея наук и искусств Балль обратился к герцогу Эдинбургскому (женатому на сестре императора Александра III, великой княгине Марии Александровне) с просьбой «помочь ему добыть в России положительные сведения о самых замечательных алмазах и других камнях, составляющих Императорскую собственность».¹⁶⁶ Герцог Эдинбургский обратился с просьбой помочь ученому к российскому послу в Лондоне, а тот, в свою очередь, вместе с письмом на имя министра Императорского двора гр. И.И. Воронцова-Дашкова выслал в Петербург и запрос Балля.

Как следует из текста записки, ученый желал получить сведения о трех камнях «восточного происхождения» из Бриллиантовой комнаты, или, как он ее называл «Императорской Российской Сокровищницы». Это камни были известны любознательному ирландцу под именами «Орловского» (Orloff), «Шах» (Jhah) и «Столового» (Gable). На тексте записки, видимо, переданной чиновникам Камерального отделения, против каждого из упоминаний об этих камнях имеются карандашные пометы «российского» происхождения.

Так, против бриллианта «Орлов» указаны: «№ 2, 185 кар., 2 395 750 руб.». Это номер бриллианта по описи, его точный вес и стоимость. Следует отметить, что цена камня указана по оценке, сделанной придворными ювелирами в начале 1865 г. Следовательно, к 1893 г., то есть на протяжении 28 лет официальной переоценки коронных камней не проводилось.

Против алмаза «Шах» указывалось: «№ 37,86 кар., 225 000 руб.». Кроме этого, напротив слов Балля о том, что «…некоторые писатели утверждают, что первоначально он весил 95 кар. и что вырезанные на нем имена были уничтожены через позднейшую обработку и шлифовку…», лаконично указывалось: «Неправда».

По поводу третьего камня, названного Балл ем «Столовым», у чиновников Камерального отделения ясности не было. Поэтому на полях появился знак вопроса, а затем приписка: «Сапфир № 345. Рубин № 183». Их можно понять, поскольку и у самого Балля сведения об этом камне носили скорее легендарный характер: «Говорят, что это гладкий камень октогональной формы; другие же важные подробности очень неопределенны и противоречивы, как относительно веса (68 кар.?), так и относительно его происхождения».¹⁶⁷

Из других бриллиантов, якобы хранящихся в Бриллиантовой комнате, ученый упоминает еще два камня: ««Полярная звезда» (карандашная помета – стр. 181) и «Красный бриллиант» (карандашная помета – стр. 105). Первый из них был продан г-жею Гаррард княгине Юсуповой; второй, говорят, известен своим цветом».

Как следует из рапорта, составленного чиновниками Камерального отделения и направленного на имя управляющего Кабинетом генерал-лейтенанта Павла Константиновича Гудим-Левковича, они знали о хранимых в Бриллиантовой комнате камнях ничтожно мало. Вероятно, легенды о каких-то камнях имелись, но, видимо, хранители не сочли уместным в официальном документе использовать профессиональные легенды. Поэтому язык документа сух и лапидарен: «В Общем архиве Министерства Императорского двора… никаких исторических сведений не найдено. В делах Камерального отделения тоже ничего нет…». Поэтому в письме к российскому послу в Лондоне только упоминается, что вес алмаза «Орлов» не 194³/₄ кар., а 185 кар.

И тем не менее, для того чтобы не разочаровать исследователя, к официальному ответу приложили краткий список из наиболее значительных камней, «заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам». Мы приведем его полностью¹⁶⁸ (см. табл. И).

Возвращаясь к режиму хранения коронных бриллиантов, отметим, что ответственной структурой, обеспечивавшей хранение императорских регалий и коронных драгоценностей, являлся Кабинет Е.И.В. У заведующего Камеральным отделением, хранились ключи и печать от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца. В регламентирующих документах оговаривалось, что возможная передача драгоценностей от одной императрицы к другой допускается только через Камеральное отделение с соответствующей записью в инвентарных книгах. Поэтому всякое движение императорских регалий и коронных драгоценностей тщательно фиксировались в специальной книге «Описи Коронных бриллиантов». Для передачи драгоценностей «в комнаты» императриц требовалось обязательное «высочайшего Государя Императора соизволение» по докладу министра Императорского двора.

Таблица 11 Список драгоценным камням, находящимся в Российской коллекции Императорских Регалий и Коронных бриллиантов, заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам

Это положение выполнялось довольно патриархально. Обыкновенным простым карандашом, в соответствующей графе, рукой заведующего Камеральным отделением небрежно вписывалось: «У Ея Императорского Величества». Дата при этом не указывалась. Вместе с тем в «Правилах» 1896 г. оговаривались форс-мажорные ситуации, когда «в экстренных случаях Всеподданнейшие доклады могут быть представлены после исполнения повелений Их Величеств Государынь Императриц». Также указывалось, что любые переделки коронных драгоценностей допускаются только «с Высочайшего соизволения».

В примечании к «Правилам» 1896 г. указывается, что «Книга коронных бриллиантов» ведется в двух частях: в первую вносятся императорские регалии, а во вторую – коронные драгоценности. Дубликаты ключей, на случай пожара, от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца хранились также у начальника С. – Петербургского Дворцового управления.

Наружная охрана Бриллиантовой комнаты возлагалась на Главный караул Зимнего дворца, который должен был выставлять двух часовых к дверям охраняемой комнаты.

Вход в Бриллиантовую комнату заведующего Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. «происходит по мере надобности и в присутствии одного из его помощников и полицмейстера Зимнего дворца или лиц, их временно заменяющих». На случай форс-мажора оговаривалось, что за отсутствием помощника заведующего Камеральным отделением управляющий Кабинетом назначает для входа в Бриллиантовую комнату совместно с заведующим одного из чиновников Кабинета.

Доступ в Бриллиантовую комнату посторонним лицам разрешался не иначе как с позволения министра Императорского двора. При этом заведующему Камеральным отделением позволялось «с разрешения управляющего Кабинетом, под свою ответственность, вводить с собою лиц, лично ему известных, а также ювелиров, оценщиков Кабинета и нужных в том или другом случае рабочих». Кроме профессионалов-ювелиров, десятилетиями сотрудничавших с Камеральной частью, только очень немногие могли похвастаться тем, что побывали в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.

Инструкциями предписывалось, по возможности, пломбировать все драгоценности и вещи, хранимые в кладовых № 2 и № 3. Коронные драгоценности и бриллианты в Кладовой № 1 не пломбировались, но обо всех «движениях» драгоценностей ежемесячно составлялись специальные записки. При трех кладовых Камерального отделения состояли штатные оценщики: пять оценщиков драгоценных камней, два оценщика мягкой рухляди, один оценщик парчовых изделий и церковных принадлежностей, один оценщик часов, и механических изделий и один оценщик серебряных и золотых изделий.¹⁶⁹ Всего 10 чел.

В результате тщательного подбора ювелирных уников, в кладовых Камерального отделения оказались сосредоточены колоссальные ценности. В первой четверти XIX в. эти ценности распределялись по трем кладовым Камерального отделения. Вещи, отнесенные к императорским регалиям, такие как Большая императорская корона (1762 г.), держава (1762 г.) и скипетр (1777 г.) помещались в Кладовой № 1. Туда же помещались уникальные ювелирные изделия «с историей» (мемориальные вещи), они-то и стали основой коллекции «коронных бриллиантов и жемчугов».

Кладовая № 1, в которой хранились императорские регалии и коронные бриллианты, несмотря на особый режим доступа, довольно активно использовалась. Преимущественно это касалось коронных бриллиантов, которые каждая из императриц могла затребовать в «свои комнаты».

Последний раз в истории династии Романовых полная коллекция императорских регалий использовалась 27 апреля 1906 г. во время торжественного приема депутатов Государственной думы в Тронном (Георгиевском) зале Зимнего дворца. Тогда Николай II императорские регалии не надевал, но их выложили на двух столах, поставленных справа и слева от трона: Большая императорская корона, скипетр, держава, Государственное знамя, Государственный меч, Государственная печать и порфира императора. Для этой церемонии часть регалий (Государственный меч, Государственная печать и порфира императора) привезли из Москвы, из Оружейной палаты Московского Кремля, где они хранились с мая 1896 г. На известной фотографии, запечатлевшей этот исторический момент, столы с регалиями хорошо просматриваются. На троне художественно разложена императорская порфира, складки ее расправляла лично императрица Александра Федоровна.

В последующие годы императорские регалии использовались только частями, в том числе и во время празднования 300-летия династии. 29 мая 1913 г. после окончания празднования 300-летия дома Романовых в Камеральную часть сдали запечатанный пакет за № 156, в котором хранилась цепь от ордена Св. Андрея Первозванного.

16 июля 1914 г. в Камеральную часть из Александровского дворца был отправлен ящик под № 1 с коронными бриллиантами, сданный под расписку за № 175.¹⁷⁰ В этом ящике находились коронные бриллианты, хранившиеся в комнатах императрицы Александры Федоровны. К этому времени перспектива войны с Германией уже вполне определилась, и чиновники Камерального отделения, перестраховываясь по должности, начали заранее «собирать» коронные драгоценности «из комнат», для того чтобы эвакуировать их в Москву. 19 июля 1914 г. Германия объявила России войну.

Часть императорских регалий востребовали императрица Александра Федоровна и ее дочери 20 июля 1914 г., когда в Зимнем дворце состоялся большой выход по случаю вступления России в войну с Германией. Тогда императорская семья отправилась из Петергофа в Петербург на яхте «Александрия». Как вспоминал один из офицеров: «Государыня с великими княжнами, в тяжелых царских регалиях, в екатерининских цепях и лентах, с массой драгоценностей, в белых платьях, сидели на юте».¹⁷¹ После этого, вплоть до февраля 1917 г., императорские регалии и коронные бриллианты находились в Москве, где хранились в Оружейной палате Московского Кремля.

Описи коронных бриллиантов

Поскольку было место хранения коронных драгоценностей и назначались должностные лица, персонально отвечавшие за их хранение, то, естественно, велся и тщательный учет драгоценных ювелирных изделий.

Первая из известных описей датируется 1727 г. Это был документ, связанный с разделом имущества Екатерины I между ее дочерьми Анной и Елизаветой, составленный после смерти императрицы.¹⁷² В описи перечислены всевозможные табакерки из разных материалов, готовальни, часы, зеркала, перстни, золотая посуда и многое другое. В результате «у Ея Величества государни цесаревны Анны Петровны… алмазных вещей на 71 000, в том числе нитка в 28 зернах… в 8000 рублев. Алмазные вещи, которые изволила Ея Высочество носить в девицах, на 15 300. Итого на 85 000». Елизавете Петровне досталось «алмазных вещей на 88 665 р., в том числе четыре нитки персицкого жемчугу в 900 р….нахтыш да зеркало настольное с яшмами и с каменьями. Цена 800 р. серебряной посуды…».¹⁷³

В последние годы жизни Елизаветы Петровны началось составление «Опись вещам бриллиантовым… яшмовым, изумрудным, жемчугу и прочему». Возглавил эту работу генерал-поручик Н.А. Возжинский. Опись завершили уже при Петре III, 29 декабря 1761 г. Судя по описи, ювелирная коллекция Елизаветы Петровны разделялась по группам: ордена, серьги, перстни, кресты, бриллиантовые звезды, уборы и гарнитуры, часы и веера. Возглавляла список бриллиантовая корона.¹⁷⁴ Опись 29 декабря 1761 г. стала первым сводным документом, включавшим императорские драгоценности.

При Екатерине II в 1788 г. начали вести «Книгу приходную вещам, в Кабинете и в Комнате Ея Императорского Величества для подарков хранящимся, августа с 1-го числа 1788 г.». Все ювелирные изделия в этой описи пронумерованы и, естественно, драгоценностям даны очень скупые описания. Так, под № 27 значился «Бриллиантовый солитер, в нем весу 18⁷/₁₆ крат в 15 000 рублей, а по оценке в 22 000 рублей».¹⁷⁵ Записи велись в хронологическом порядке, с точным обозначением, от кого вещи поступили, с оценкой их в ассигнациях и с показанием их убыли.

Диадема. Мастерская братьев Дювалей. 1810-е гг.

Шляпка. Мастер Л.Д. Дюваль. 1763 г.

Булавка для волос. Сер. XVIII в.

Шпильки. Мастерская братьев Дювалей. 1780 г.

Кроме этого, в 1789 г. хранитель И.Н. Бартенев и придворный ювелир Л. Пфистерер составили новую опись, названную «Опись Взнесенным в арминтаж Ея Императорского Величества казенным разным… вещам». Именно в эту опись вошло большинство вещей из «Елизаветинского списка» (29 декабря 1761 г.).¹⁷⁶

После смерти Екатерины II в ноябре 1796 г. из ее Бриллиантовой комнаты изъяли множество уникальных ювелирных изделий. Весь период правления Павла I они находились в распоряжении самого императора и его жены – императрицы Марии Федоровны. В процессе «изъятия» драгоценностей произвели «инвентаризацию» ювелирных изделий, находившихся в комнатах умершей императрицы. По итогам инвентаризации составили несколько обширных описей с перечислением множества драгоценностей. Мы приведем только произвольно составленный список, в который вошла мизерная часть драгоценностей, хранившихся «в Комнатах» императрицы Екатерины II¹⁷⁷ (см. табл. 12).

Таблица 1 2

Некоторые из этих мемориальных предметов сохранились до сего дня и хранятся либо в Бриллиантовой комнате (Галерее драгоценностей) Государственного Эрмитажа, либо в Алмазном фонде Московского Кремля.

После трагических событий марта 1801 г. и воцарения императора Александра I началась передача части ценностей из комнат императрицы Марии Федоровны в Камеральное отделение Кабинета. Процесс в целом завершился к 1803 г. Большая часть ювелирных изделий императрицы Екатерины II поступила в Кладовую № 2 Камерального отделения Кабинета, в которой хранились ювелирные изделия «переменного фонда». Из этого фонда что-то уходило в виде наград или пожалований, что-то покупалось у придворных ювелиров.

Но в Кладовую № 2 Камерального отделения (подробно о ней будет рассказано далее) передали не всю ювелирную коллекцию Екатерины II. Значительная ее часть продолжала оставаться в комнатах императрицы Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I. После ее смерти в 1826 г. все эти вещи оказались в кладовых Камеральной части. Вот некоторые из этих предметов¹⁷⁸ (см. табл. 13).

Таблица 1 3

Новая¹⁷⁹ систематизированная опись императорских регалий и коронных бриллиантов, названная «Книга коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов», составляется в феврале 1838 г. после декабрьского пожара Зимнего дворца в 1837 г. Тогда утвердили новую форму описи драгоценностей. Несколько позже, после смерти в 1840 г. камер-фрау Пильниковой и вступления в должность камер-фрау А.А. Эллис, составляется новая ведомость, полностью идентичная описи 1838 г. Именно эта книга, составленная в 1838 г., стала первой описной книгой, где приведен весь перечень коронных бриллиантов. Стоимость вещей в описи не обозначалась.

По описям 1838-40 гг. в книге зарегистрированы 649 номеров (предметов было больше, поскольку пара сережек проходила под одним номером. То же правило действовало и для так называемых «уборов», которые проходили одним номером, но подробно при этом расписывались на составные части), но фактически единиц хранения имелось значительно больше.

По книге 1840 г. из внесенных в нее 649 номеров 623 позиции заверены подписью вице-президента Кабинета кн. Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова. Примечательно, что под № 623 проходила «Модель Большого Бриллианта, сделанного из кристалла». Это была копия знаменитого бриллианта, названного позже «Орлов». Копию изготовили специально для императрицы Екатерины II около 1770 г., когда она принимала решение о приобретении этого уникума. Тогда Екатерине II прислали из Голландии хрустальную копию «большого камня армянина Сафраса», хранившегося в одном из банков Амстердама.¹⁸⁰

В этом перечне бриллиантов, упоминаются уникальные вещи, часть из них дошла до настоящего времени и экспонируется в витринах исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Так, под № 5 в рубрике «Большие бриллианты» упоминается «Один бриллиант, весьма большой, ограненный призмами, поднесенный в 1829 году персидским принцем Хорзев Мирзою, доставленный для хранения от г. Министра Императорского двора при письме за № 3802». Далее карандашом приписано «По весу оказался 86 ⁷/₁₆ карата. 225 000 руб.». Этот «весьма большой» бриллиант, известный как алмаз «Шах», – плата за убийство русского драматурга и дипломатического представителя (министра-резидента) в Тегеране А.С. Грибоедова.

В разделе «Бриллиантовые орденские знаки» перечислены 22 вещи. Под № 38 идет коронационная «Большая цепь Ордена Св. Апостола Андрея из 20 штук». В следующей графе идет карандашная запись, согласно которой придворные ювелиры, видимо в 1865 г., оценили цепь в 77 233 руб. Именно эту цепь надевали на себя императоры поверх коронационной мантии в Успенском соборе Московского Кремля. Цепь сохранилась и выставлена в Алмазном фонде.

Наряду с безумно дорогими вещами в этом разделе упоминаются изделия совершенно «смешной» стоимости. Например, серебряная звезда ордена Св. Екатерины стоимостью всего в 4 руб. Следовательно, «рублевая» ценность вещи не всегда играла главенствующую роль. Наверняка у скромной звезды была своя «история», из-за которой она и оказалась в списке государственных, неотчуждаемых бриллиантовых вещей.

Как сказано выше, после № 623 список ценностей, заверенный подписями вице-президента Кабинета кн. Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова, был продолжен.

№ 624, именованный как «Склаваж из 27 рубинов» стоимостью в 33 337 руб., внесен в опись 26 марта 1841 г.¹⁸¹ Далее упоминается, что 5 декабря 1841 г. из Кладовой № 1 придворному ювелиру Волину были выданы «различные драгоценные камни», «выломанные из вещей на сделание диадемы», и уже 2 января 1842 г. под № 629 в список внесена «диадема, составленная из коронных брильянтов и жемчугов», стоимостью в 62 950 руб.

После 1842 г. Список дополнялся только дважды. Первый раз, 5 декабря 1852 г., когда в присутствии члена Кабинета Е.И.В. действительного статского советника Петухова и камер-фрау Эллис придворный ювелир Болин вынул «из букли, значащейся под № 84 из седьмой» несколько бриллиантов, которые «употребили на две части колье в виде подвесок». Кроме «букли» было «потревожено» еще несколько ювелирных изделий. Следует отметить, что, согласно этой записи, несколько изделий «разукомплектовали» для изготовления колье, однако само колье в список коронных бриллиантов в отличие от диадемы (январь 1842 г.), не внесено. Можно не сомневаться в том, что подобные работы могли вестись только с санкции Николая I, а само колье изготовлялось для какого-либо высокоторжественного события в жизни царской семьи.

Второй раз Список дополнили в феврале 1861 г. Тогда в него внесли бриллиантовые вещи, изготовленные для императрицы Марии Александровны в 1856 г. при подготовке к коронации. Это были: «Маленькая бриллиантовая корона, изготовленная для Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Александровны в 1856 г.» (№ 635) стоимостью в 56 008 руб. Примечательно, что в «Списке» помечено, что эта корона и в 1861 г. продолжала находиться в «комнатах у Ея Императорского Величества».

Тогда же в список внесли (№ 636) две «Бриллиантовые цепи ордена Св. Апостола Андрея Первозванного», также изготовленные придворными ювелирами к коронации 1856 г. Эти цепи предназначались для двух императриц: вдовствующей – Александре Федоровне («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая в Бозе почившей Государыне Императрице Александре Федоровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью 16 236 руб.) и царствующей – Марии Александровне («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая Государыне Императрице Марии Александровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью в 18 404 руб.). Следует отметить, что стоимость цепи «действующей» императрицы на 2000 руб. дороже. Тем самым придворные ювелиры очень тактично и сдержанно оттенили ее более высокий статус.

После смерти вдовствующей императрицы Александры Федоровны в список внесли «вещи, оставшиеся после в Бозе почившей Императрицы Александры Федоровны, которые на основании духовного завещания императрицы Марии Федоровны, должны поступить в число коронных бриллиантов» (см. табл. 14).

Таблица 14

Традицию российских императриц «переводить» часть своих личных ювелирных украшений «в число коронных неотчуждаемых бриллиантов» заложила императрица Мария Федоровна (супруга Павла I). Потом этой традиции следовали все российские императрицы, за исключением последней, которая не смогла последовать этой традиции по причине падения династии.

Последняя запись в «Списке» датируется 16 февраля 1861 г., когда в Кладовую № 1 поступили под № 649 25 изумрудов весом 11 ³/₄ карата на 2761 руб. 50 коп.¹⁸² Скорее всего, это были вещи великой княгини Ольги Александровны, королевы Вюртембергской, лично отобранные императрицей Марией Александровной и переданные в Бриллиантовую комнату в качестве коронных драгоценностей.

В 1865 г. старую описную книгу заменили новой, куда и записали коронные драгоценности после их переоценки. Инициатива по «денежной» оценке всех императорских регалий и коронных бриллиантов принадлежала министру Императорского двора В.Ф. Адлербергу. Распоряжение об оценке ценностей состоялось еще в 1863 г., однако его выполнение откладывалось вплоть до октября 1864 г., до смерти камер-фрау А.А. Эллис, отвечавшей за бриллианты с 1840 г.

Для оценки вещей в 1864 г. образовали особую «Оценочную комиссию» во главе с начальником II Отделения (Камерального) Кабинета Е.И.В. Петуховым. В состав комиссии вошли комендант Зимнего дворца Кубе¹⁸³, начальник Камерального отделения Данилевский и ювелиры-оценщики Кабинета Бутц, Болин и Зефитинген.

Именно тогда стоимость каждой ювелирной вещи внесли в описную книгу 1865 г. Опись 1838 г. использовалась оценщиками как черновик. В пустой графе простым карандашом, в столбик, ювелирами-оценщиками подсчитывался как общий вес бриллиантов в каратах, так и общая стоимость самого изделия.

При определении стоимости художественные достоинства вещи и ее «исторический шлейф» и стоимость «металла» совершенно не учитывались. Оценке подлежали только «караты», суммируя стоимость которых ювелиры и выходили на итоговую сумму всей вещи.

Примечательно, что идея использовать опись 1838 г. в качестве черновика возникла, видимо, в процессе работы в 1865 г. Так, карандашные записи появляются только в конце работы по оценке Большой императорской короны (1762 г.), когда напротив знаменитой рубиновой шпинели появилась первая запись, оценивавшая уникальный камень в 100 000 руб.

Как это ни удивительно, но даже столь авторитетные эксперты при составлении описи допустили ряд ошибок. Например, в описи значилось пять пар алмазных серег, изготовленных Леопольдом Пфистерером около 1773 г. В тех серьгах использовали вставки из темно-розового камня. В описи 1838 г. они определены как гранаты, а в описи 1865 г. – как агаты. И только в 1922 г. специалисты определили, что это «красивые кусочки розового гранита пегматита в виде плоской розы…».¹⁸⁴

В это не могли поверить многие. Но для помещения полированного гранита (то бишь булыжника) в женские сережки имелся веский повод. Ведь это были полированные осколки знаменитого Гром-камня, на котором поднял на дыбы своего коня Петр Великий работы Этьена Фальконе. В память об этом событии и появились в перечне коронных бриллиантов женские сережки со вставками из полированного гранита. Тогда, в 1780-х гг., они имели большой успех.

Примечательно, что во время составления описи 1865 г. в траурных уборах были определены камни из полированного каменного угля, ранее по описи 1838 г. они проходили как черные агаты. Однако в XVIII в. Екатерину II, по приказу которой были изготовлены эти траурные уборы, больше интересовала красота камня, а не его стоимость.¹⁸⁵ Так что наряду с полированным гранитом в числе коронных бриллиантов значились и кусочки полированного каменного угля.

Комиссия по итогам инвентаризации 1865 г. пришла к выводу, что до 1865 г. в описную книгу было внесено 363 номера ювелирных изделий. Согласно старой описи, не хватало «вещей» на 125 руб., но «по деньгам» излишек составил 7713 руб. Этот «денежный итог» очень красноречив. Камер-фрау А.А. Эллис никто не проверял с 1840 по 1864 г., а в этот период «оборот» коронных бриллиантов был весьма значителен. Отдельные вещи шли в лом, другие ломались частично, для того чтобы изготовить из полученного «материала» новые вещи. Что-то требовалось в комнаты императрицы, что-то возвращалось. В результате за 24 года «недостача по вещам» составила всего 125 руб. при превышении этой недостачи на 7713 руб.

Пожалуй, самыми значимыми в указанных книгах являются подробные описания главных императорских регалий: Большой императорской короны (1762 г.), державы (1762 г.) и скипетра (1773 г.).

Лаконичные описания составляли профессионалы, придворные ювелиры-оценщики, поэтому в описи содержится только детальный перечень драгоценных камней, использованных придворными ювелирами Жереми Позье, Георгом Фридрихом Экартом и Леопольдом Пфистерером. Немалый интерес представляет и детальная оценка каждого из камней, использованных в этих, по определению бесценных, исторических вещах.

Мы позволили себе свести в единую таблицу описи императорских регалий, данных в Книгах 1838 и 1865 гг. (в Книге 1838 г. цены указывались не везде). Таблица достаточно объемна, но автору не известны столь детальные публикации, где был бы «расписан» буквально каждый камень в императорских регалиях (см. таб. 15).

Таблица 1 5

Большая Императорская корона

Таким образом, один из главных имперских символов России стоил в ценах 1865 г. 823 976 руб. В то время это была, конечно, огромная сумма, но с учетом того, что Александр II оставил своей второй жене более 3 млн руб., не запредельная. Надо добавить, что уже в 1920-х гг. Большая императорская корона оценивалась в 52 000 000 долл.

Вторую по значимости позицию в списке императорских регалий занимал скипетер (см. табл. 16).

Таблица 1 6.

Скипетр

Далее следовала держава (см. табл. 17).

Таблица 17

Держава

Очень заметна была во время коронационных торжеств Большая императорская цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного. По описи 1865 г., цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного составляли «20 частей», украшенных несколькими сотнями бриллиантов.¹⁸⁷ Всю цепь в 1865 г. оценили в 77 233 руб.¹⁸⁸

Цепь изготовил «ювелир Дик» к коронации Павла I в 1797 г. С этой коронации бриллиантовая цепь ордена Св. Андрея Первозванного вошла в число императорских регалий и возлагалась во время церемоний коронаций на всех российских монархов, включая Николая II.

Вышеперечисленные 20 звеньев цепи состоят из разной величины звеньев трех типов. Восемь выполнены в виде русского герба – двуглавого орла. Шесть напоминают о Св. Андрее Первозванном, в честь которого Петр I учредил высший орден империи. Последние шесть изображают вензель из переплетенных латинских букв «РР1» (т. е. «Petrus Primis Imperator», одновременно и «Paulus Primis Imperator») под Императорской короной.¹⁸⁹

В 1856 г. в перечень главных императорских регалий вошла «Маленькая брильянтовая корона»¹⁹⁰, изготовленная для «Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны». Надо заметить, что эта ошибка составителя документа, поскольку эта корона изготавливалась в 1856 г. для жены императора Александра II – Марии Александровны. Впрочем, в архивном деле № 1026 эту ошибку исправили. Согласно описи, корону оценили в 56 608 руб. Как мы уже писали, эта корона понадобилась, поскольку в коронации 1856 г. участвовали две императрицы, вдовствующая и правящая, каждая из них должна была находиться на помосте Успенского собора Московского Кремля в своей короне.

В последующем новые описные книги составлялись при передаче ценностей от одной камер-фрау к другой (так было в 1864 г.). По описи 1893 г. (сдача дел от одного заведующего Камеральным отделением другому) коронные драгоценности исчислялись 362 предметами.

К этому времени в опись вошли предметы, вошедшие в число коронных бриллиантов по завещанию императрицы Марии Александровны. Императрица умерла в мае 1880 г., а вещи официально включены в список только в 1888 г., после их переоценки. Это были: диадема с сапфирами и бриллиантами; ожерелье с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с рубином и бриллиантами; шесть бриллиантовых булавок.

В 1885 г. в Камеральное отделение поступили личные драгоценности императора Александра II, хранившиеся в отдельной витрине в его рабочем кабинете Зимнего дворца.

В октябре 1895 г., вскоре после перемещения Бриллиантовой комнаты с третьего этажа Зимнего дворца на первый, производилась новая переоценка драгоценных камней, на основании которой к 1 января 1896 г. приняты новые описные книги «драгоценных, подарочных вещей». Это была последняя опись императорских регалий и коронных бриллиантов.

В 1913 г. Агафон Фабереже предложил Камеральному отделению Кабинета составить новый каталог (опись) коронных драгоценностей. Николай II дал на это свое принципиальное согласие. К лету 1914 г. описали орден Св. Андрея Первозванного, державу и скипетр.¹⁹¹ Но вскоре после вступления России в Первую мировую войну глава Камерального отделения приказал работу прекратить, а драгоценности под охраной отправить в Москву.

Говоря о Кладовой № 1, расположенной в Зимнем дворце и традиционно называемой Бриллиантовой комнатой, следует упомянуть и о том, что накануне Первой мировой войны, видимо, было оборудовано новое хранилище для наиболее ценных предметов, составляющих собственность царской семьи и Кабинета.

Орден Андрея Первозванного. Из коллекции вел. кн. Алексея Александровича. 1800 г.

Об этом вскользь упоминает министр финансов В.Н. Коковцев, рассказывая в своих воспоминаниях о событиях лета 1913 г. Тогда Николай II предложил министру осмотреть какие-то «прекрасные хранилища», устроенные «около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету».¹⁹² Ни в одном из источников об этих «прекрасных хранилищах», расположенных «около Петропавловской крепости», нет ни одного упоминания. В последние десятилетия клады пытались искать только на территории музея Политической истории, бывшего особняка М.Ф. Кшесинской, расположенного напротив Иоанновского равелина Петропавловской крепости. Кто знает, возможно, такие хранилища и были на самом деле?

Кладовая № 2 и что в ней хранилось

За короткое время правления Павла I кладовые Камерального отделения значительно пополнились, поскольку с 1797 по март 1801 г. на закупку ювелирных изделий потратили более 3,5 млн рублей. При этом дефицит Кабинета Е.И.В. на март 1801 г. составил 1 339 509 руб.¹⁹³

Если по годам конкретизировать эти колоссальные траты на ювелирные изделия, то, по официальным данным, с 1796 г. только на подарки по Кабинету было израсходовано¹⁹⁴ (см. табл. 18).

«Всплески» сумм «на подарки», как правило, связаны с комплектованием «бриллиантового приданного» для дочерей Павла I. Так, на 1799 г. прошлись две свадьбы дочерей Павла I, поэтому сумма, потраченная на подготовку приданого для великих княжон, основательно «зашкалила» за миллион рублей. Сначала замуж вышла великая княжна Елена Павловна, в этом году она стала супругой принца Мекленбургского Фридриха-Людвига. Затем замуж вышла старшая дочь Павла I, великая княжна Александра Павловна, которая стала женой эрцгерцога Австрийского Иосифа.

Таблица 1 8

Результатом этих событий стало то, что наряду с Бриллиантовой комнатой Зимнего дворца были организованы еще две специализированные Кладовые № 2 и № 3. Поскольку новые кладовые носили специализированный характер, то изначально Кладовая № 2 Камерального отделения предназначалась д. ля хранения ювелирных изделий, коллекции драгоценных камней и «меховой рухляди». Организационно кладовая № 2 сформировалась к 1805 г. после завершения строительства здания Кабинета близ Аничкова дворца.

Бриллиантовую комнату тогда, в начале правления Александра I, основательно «почистили». В том смысле, что там оставили только императорские регалии и коронные бриллианты. Все остальные ценности, включая «меховую рухлядь», передали в Кладовую № 2. Параллельно с этим часть мемориальных ювелирных вещей из Бриллиантовой комнаты перевели на постоянное хранение в коллекцию Императорского Эрмитажа.¹⁹⁵ В середине XIX в. именно эти вещи лягут в основу Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа.

В начале правления Николая I, после смерти двух императриц (Елизаветы Алексеевны в 1826 г. и Марии Федоровны в 1828 г.), в Кладовую № 2 поступили значительные собрания ювелирных изделий. Так, после смерти императрицы Марии Федоровны в ноябре 1828 г. уже в феврале 1829 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения начали поступать бриллианты, жемчуга и «цветные камни». Эти ценности Мария Федоровна завещала в наследство внучкам, но драгоценности выкупил Кабинет за 210 830 руб.¹⁹⁶

Табакерка с портретом Павла Петровича. 1774 г.

Этим шагом положили начало одной из «ювелирных традиций» Императорского двора, когда чиновники Кабинета внимательно отслеживали судьбу как раритетных ювелирных украшений, так и целых ювелирных собраний. При первой же возможности, конечно, с санкции правящего императора, эти драгоценности выкупались Кабинетом и поступали в его хранилища. Так постепенно формировалось уникальное ювелирное собрание российских императоров.

По печальной традиции (в сегодняшнем восприятии), сложившейся еще в XVIII в., «старые драгоценности» воспринимались как некий расходный материал для создания новых, «модных» украшений. Поэтому драгоценности императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны начали ломать уже в 1831 г., когда по распоряжению Николая I ювелир Ян изготовил для императрицы Александры Федоровны бриллиантовый убор, оцененный в 169 601 руб. Этот «царский подарок» императрица получила по случаю рождения третьего сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего).

Поскольку драгоценные вещи в этой кладовой составляли некий переменный фонд, то для оценки покупаемых предметов и камней в штат Кабинета (высочайше утвержденный 1 мая 1839 г.) ввели должности двух оценщиков драгоценных камней с жалованьем по 1000 руб. в год.

Если кратко рассмотреть номенклатуру хранимых изделий по трем указанным выше позициям (ювелирные изделия, драгоценные камни и меховая рухлядь), то следует начать с коллекций различных ювелирных изделий Кладовой № 2.

В отличие от коллекции ювелирных изделий Кладовой № 1, которые предполагалось хранить «на всю вечность», ювелирные вещи из Кладовой № 2, по сути, представляли из себя некий «расходный» ювелирный материал. Именно из ювелирных изделий, хранившихся в Кладовой № 2 Камерального отделения, формировалось «бриллиантовое приданое» для русских великих княжон, уезжавших после замужества в Европу. Начало этой традиции было положено при замужестве старшей дочери Павла I великой княжны Александры Павловны в 1799 г.

Вел. кн Александра Павловна. Худ. B.Л. Боровиковский

Тогда стоимость свадебного «ювелирного комплекта» «потянула» на 600 000 руб. Приводимый ниже перечень этих драгоценностей наглядно свидетельствует об огромном богатстве российской императорской семьи. Поскольку у Павла I было пять дочерей, у Николая I – три дочери и у Александра II одна дочь, можно представить себе, какие колоссальные ювелирные богатства «по традиции прежних лет» уплывали в Европу. Хотя европейские невесты, по российским императорским стандартам, приезжали в Россию буквально «голыми». Конкретный материал о том, что входило в «бриллиантовое приданое» дочерей Павла I, мы можем узнать из «Реестра бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрц-герцогине Австрийской».¹⁹⁷ Это была трагичная история. В 1799 г. великая княжна Александра Павловна вышла замуж за эрц-герцога Иосифа Австрийского. При всех дипломатических и политических раскладах молодые симпатизировали друг другу. Однако брак оказался недолговечным и продолжался всего 15 месяцев. Вскоре после рождения ребенка великая княгиня Александра Павловна умерла от молочной горячки и была похоронена в Австрии. Брачный комплект ювелирных изделий в 1803 г. вдовец возвратил в Россию. Надо признать, что это – благородный жест, поскольку брачный контракт не предусматривал подобных шагов со стороны мужа в случае смерти жены. Драгоценности с благодарностью приняли.

Впоследствии большая часть этих драгоценностей либо была пущена «в лом», либо пошла на комплектование «бриллиантового приданного» для других великих княжон. Приводимый ниже «Реестр» важен и с точки зрения наглядной демонстрации того, как комплектовалось «бриллиантовое приданое» российских великих княжон, и с точки зрения того, как складывалась судьба таких коллекций (см. табл. 19).

Таблица 19

«Реестр бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрц-герцогине Австрийской»¹⁹⁸

Следовательно, кроме суммы приданого в 1 млн руб. царские дочери увозили из России еще и ювелирные изделия, стоимость которых доходила до 60 % «денежной» части их приданого. К тому же, значительные суммы затрачивались на другие предметы, входившие в номенклатуру приданого.

Медальон вел. кн. Александры Павловны. 1790-е гг. Россия. № 41 в реестре приданого

Любопытно, что эта история имела свое продолжение. В конце 1850-х гг. Камеральному отделению эрц-герцог Австрийский Стефан предложил купить коллекцию «бриллиантового приданого» дочери Павла I, великой княгини Александры Павловны. Чиновники Камерального отделения подняли архивные документы и моментально установили, что предложенные драгоценности не входили в список «бриллиантового приданого» русской невесты. Тем не менее эту ювелирную коллекцию решили не упускать и приняли решение (на уровне Александра II) о покупке предложенных изделий в рассрочку за 91 010 руб., что и сделали в довольно тяжелые в финансовом отношении 1858–1859 гг.

Это была не единственная ювелирная коллекция, которая поступила в Кабинет для последующего использования или переделок.

Еще одну бриллиантовую коллекцию Кабинет приобрел в 1861 г. у великой княгини Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. То была длинная история со своими драмами и сложными жизненными коллизиями.

Великая княгиня Ольга Николаевна (1822–1892) – вторая дочь императора Николая I. Красавица, как и все дочери Николая I, она по ряду причин «засиделась в девках» и вышла замуж последней из дочерей императора 1 июля 1846 г., когда ей шел 25-й год. Как и все дочери императора, она получила в приданое 1 млн руб., «бриллиантовое приданое» и еще множество вещей «на хозяйство». Ее мужем стал наследный принц Вюртембергский, впоследствии король Карл I.

Вюртемберг в середине XIX в. – обычное карликовое королевство на юго-западе Германии, площадью около 20 000 км². Это была конституционная монархия, одна из тех, что возникали в Европе после Наполеоновских войн. Однако и там происходили свои карликовые потрясения, часть которых пришлась на 1848 г.

Брак Ольги Николаевны с Карлом I оказался бездетным, поскольку, как говорили злые языки, принц больше внимания уделял своим адъютантам, чем молодой жене. В Германии Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, много занималась благотворительностью, в частности много способствовала развитию Общества Красного Креста. На свои средства она построила и православный храм.

История с «бриллиантовым приданым» великой княгини началась в самом начале супружеской жизни Ольги Николаевны, когда в 1848–1849 гг. великая княгиня под залог своего «бриллиантового приданого» взяла в долг «у папы» огромную сумму в 439 667 руб. Зачем ей тогда понадобилась такая колоссальная сумма, ясности нет. Возможно, это были долги мужа, возможно, деньги срочно понадобились на преодоление политического кризиса, который тогда переживал Вюртемберг, но, так или иначе, деньги брались в долг.

Пока был жив отец, император Николай I, долг с Ольги Николаевны не требовали. Однако на рубеже 1850-1860-х гг., когда Россия оказалась в тяжелейшем финансовом положении, старший брат, император Александр II, попросил сестру вернуть долг. Видимо, так уж совпало, что 19 февраля 1861 г. Александр II подписал знаменитый Манифест от отмене крепостного права, а 23 февраля 1861 г., по высочайшему повелению, «приняты были от Ея Величества Королевы Вюртембергской Ольги Николаевны на погашения долга Департаменту Уделов в 800 000 рейнсгульденов бриллиантовые вещи на 439 667 руб.».

Конечно, Александр II обставил возвращение долга с максимальной мягкостью. Так, на эти почти полмиллиона рублей образовали неприкосновенный капитал «за вещи, принятые от королевы Вюртембергской Ольги Николаевны»¹⁹⁹, проценты с которого пошли на выплату долга. Этот ход теоретически предполагал, что драгоценности в конечном счете могут быть, конечно, через много лет возвращены Ольге Николаевне. Видимо, брату было неудобно просто забрать драгоценности в казну.

На следующий, 1862 г. император Александр II выкупил драгоценности из Департамента уделов, передав тому лесные дачи (т. е. лесные участки) Императорских фарфорового и стеклянного заводов, оцененные в 240 259 руб., «в замен коих отобраны в собственность Кабинета из числа принятых на такую же сумму вещей, и за тем оставшиеся вещи на 195 612 р. считать без процентных долгов Кабинета, погашая оный по мере употребления в расход вещей»²⁰⁰.

Говоря о «золотых и бриллиантовых вещах» королевы Вюртембергской, мы имеем редкую возможность не только представить детальную номенклатуру «бриллиантовой части приданого» русских великих княжон периода «апогея самодержавия», но и проследить дальнейшую судьбу выкупленных вещей.

Прежде всего, императрица Мария Александровна лично «проинспектировала» ювелирную коллекцию и отобрала для себя ювелирные изделия на весьма скромную сумму в 1068 руб. Еще она использовала в качестве подарков ценности на сумму в 2727 руб. Очень скромно.

Судя по инвентарной книге, «по резолюции 19 июня 1861 г. за № 397» были «записаны в приход» по Кладовой № 2 Камерального отделения 127 ювелирных изделий на общую сумму в 435 872 руб.²⁰¹ Надо заметить, что сам список, даже для дилетанта, читается «как песня». С другой стороны, по этому списку четко отслеживается судьба большой ювелирной коллекции, которая безжалостно превращалась в лом по «резолюциям Кабинета». Поскольку списки подобных, тщательно подобранных ювелирных коллекций очень редки, то мы позволим себе привести его целиком (см. табл. 20).

Таблица 20

Таким образом, состав свадебной ювелирной коллекции включал в себя многочисленные серьги, пряжки, ордена, склаважи, диадемы, браслеты, колье, булавки, венки, солитеры, камни в розах, букеты, веера, бандю, банты, стрелы и шатоны.

Мы имеем возможность сравнить два «бриллиантовых приданых», укомплектованных в различные годы. Эти комплекты, вне всякого сомнения, с любовью подбирались матерями-императрицами. В 1801 г. это была императрица Мария Федоровна (кстати, в девичестве принцесса Вюртембергская) и в 1846 г. – императрица Александра Федоровна. Следует иметь в виду и изменившийся масштаб цен при оценках суммарной стоимости приданого и отдельных вещей. После Наполеоновских войн в России шли довольно значительные инфляционные процессы, которые заставили в 1839–1840 гг. пойти на финансовую реформу, в результате чего дореформенные ассигнации заменили серебряным рублем в масштабе 1 руб. серебром = 3 руб. ассигнациями. К тому же коллекция 1801 г., видимо, сохранила все приданые вещи, поскольку была возвращена в Россию уже в 1803 г. Коллекция великой княгини Ольги Николаевны, вероятно, неизбежно понесла некоторые утраты, поскольку была вывезена из России в 1846 г., а возвращена обратно только в 1861 г., т. е. спустя 15 лет. И, тем не менее… (см. табл. 21).

Таблица 21

Прежде всего бросается в глаза широкая номенклатура ювелирных изделий, более 40 позиций. Далее обращает на себя внимание то, что у дочери Николая I «бриллиантовое приданое» более значительное и по количеству предметов, и по их разнообразию со всевозможными вариациями. Это связано с тем, что рубль приданого времен Николая I по факту «весил» в 3–5 раз больше, чем рубль времен Александра I, поскольку после денежной реформы 1839/40 гг. великим княжнам выдавался тот же 1 млн руб., что и в 1801 г. После денежной реформы этот миллион был по меньшей мере в 3–5 раз весомее миллиона 1801 г.

Список со всей очевидностью показывает довольно быстрое изменение женской ювелирной моды. Если ювелирные букеты и прочая «флора» были в моде вплоть до начала XX в. (вспомним ювелирные букеты мастеров фирмы К. Фаберже), то аграфы, опахала и бриллиантовые эполеты к середине XIX в. совершенно выходят из моды. Также выходят из моды массивные ювелирные комплекты под названием «уборов», которые составляли основу многих ювелирных коллекций XVIII в. Надо заметить, что «бриллиантовая составляющая» в приданом Александры Павловны звучит более отчетливо, чем в многоцветном (по разнообразию камней) приданом Ольги Николаевны. Это вполне объяснимо, поскольку бриллиант был главным камнем «бриллиантового» XVIII в. Заметим, что к середине XIX в. часы превращаются в достаточно обыденную вещь и их перестают включать в приданое.

В качестве более скромного примера приобретения ювелирных коллекций Кабинетом Е.И.В. можно привести историю с покупкой ювелирной коллекции графини Софии Львовны Шуваловой, урожденной Нарышкиной. Эта история интересна по ряду соображений. Прежде всего мы можем увидеть, что конкретно входило в ювелирную коллекцию знатной придворной дамы. Ведь в мемуарных свидетельствах, как правило, упоминается только о «блеске бесчисленных камней», но деталей, естественно, нет. Кроме этого, в этой истории присутствуют детали того, как Кабинет приобретал коллекции ювелирных вещей у стремительно нищающего дворянства в период великих реформ Александра II.

История эта началась в мае 1867 г., когда графиня С.Л. Шувалова предложила Кабинету приобрести «если возможно, для Кабинета Его Величества» свою коллекцию «бриллиантовых и золотых вещей». Чиновники Камерального отделения по получении вещей выполнили их оценку²⁰² (см. табл. 22).

Таблица 22

Как видим, чиновники «брали все», за исключением одной незначительной по цене вещи «брошь с бриллиантами: всевидящее око» за 244 руб. Коллекция драгоценностей «потянула» на 38 958 руб. Рачительный министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг, прекрасно понимая, что коллекцию оптом никто не купит, «дал добро» на покупку коллекции только за 34 000 руб.

Финансовую сторону сделки курировал всесильный при Александре II начальник Контроля Министерства Императорского двора барон Карл Карлович Кистер. 29 мая 1867 г. он направил записку Николаю Михайловичу Петухову, одному из чиновников Камерального отделения, с вопросом: «Выгодно ли было бы для Кабинета Его Величества приобретение бриллиантовых вещей, доставленных 12 мая от г. Министра Императорского Двора и оцененных в Кабинете в 38 958 руб.».²⁰³ Н.М. Петухов немедленно известил барона о том, что «бриллиантовые вещи оценены близко к существующим ныне в торговле ценам на драгоценные камни и приобретение их для Кабинета Его Величества, по оценке, для него было бы небезвыгодно».²⁰⁴

В результате у графини С.Л. Шуваловой за 34 000 руб. приобрели 34 «бриллиантовых и золотых предмета». Чиновники Кабинета, сами оценив вещи в 38 958 руб., уплатили графине только 34 000 руб. Незатейливая «маржа» Кабинета на этой не очень хлопотной сделке составила 8958 руб.

Естественно, предметы для ювелирной коллекции Кабинета покупались с большим разбором. Для иллюстрации этого утверждения приведем короткую историю, относящуюся к лету 1890 г. Началась она после того, как весной 1890 г. на ювелирный рынок Берлина поступили драгоценности одного из умерших членов германской императорской семьи (в документах упоминается «кайзер Пауль»). О готовящейся распродаже драгоценностей Петербург немедленно известил российский посол в Берлине Павел Андреевич Шувалов (телеграмма от 7 мая 1890 г.). В ответ последовало распоряжение министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова прислать по возможности драгоценности в Петербург или на худой конец их фотографии. П.А. Шувалов выполнил просьбу министра, и уже 30 мая в Петербург доставили «ящик с ценностями» из Берлина. Видимо, все ценности выслать не удалось, поэтому к «ящику» приложили три фотографии. Судя по приложенной описи, в ящике содержалось 5 предметов, на общую сумму в 509 960 германских марок.²⁰⁵ Эти «бриллиантовые вещи» министр Двора представил Александру III в петергофской Александрии 2 июня 1890 г. Однако императору они «не пришлись», и вопрос о «приобретение этих ценностей оставлен без последствий»,²⁰⁶

Поскольку на приобретение камней и ювелирных изделий требовались крупные суммы, то с XVIII в. сложилась определенная практика отпуска средств на различные закупки для кладовых Камерального отделения. Так, до 1885 г. в распоряжении Камерального отделения было несколько специальных капиталов или кредитов на приобретение разного рода вещей. Эти капиталы обозначены в ведомости, составленной после смерти Александра II в 1881 г.: «Приданный» Особ Императорской фамилии (в 1881 г. – 1 463 772 руб.) и «Неприкосновенный для покупки бриллиантов» (в 1881 г. – 338 262 руб.). Расходы по пожалованию архирейских облачений, церковной утвари и почетных кафтанов покрывались за счет ежегодно вносимых в смету Кабинета особых кредитов. Выплаты по другим статьям расходов относились на особую сумму, из которой до 1883 г. отчислялось ежегодно 225 000 руб. С 1885 г. в смету Кабинета ежегодно стал вноситься кредит в 150 000 руб. на подарки разного рода, покупку драгоценных вещей и камней и на все расходы по кладовым. Этот порядок сохранялся до 1917 г.

Практика высочайших пожалований

Традиция высочайших пожалований существует столько же, сколько существует сама власть. Если говорить об имперском периоде в истории России, то многое из того, что устойчиво воспроизводилось вплоть до 1917 г., восходит к эпохе Петра I. Именно Петр I начал заказывать подарочные табакерки. Это были вещи, отвечавшие характеру самого Петра и духу того времени «бури и натиска». Подарочные табакерки делали простыми по форме, лаконичными, а подчас и скупыми в декоре. Таковы, например, ореховая табакерка в виде галеры или табакерка с изображением флота на Неве и портретом младшего сына Петра I. Тогда же был введен еще один наградной атрибут – «жалованные персоны» – миниатюрные портреты царя в виде медальона с расписной эмалью в алмазной оправе.²⁰⁷ И хотя эти жалованные портреты не значились среди официальных наград, уже тогда они весьма высоко ценились награжденными, воспринимавшими их как факт личной царской награды.

Деньги на высочайшие подарки тратились колоссальные. Придворные ювелиры, особенно во второй половине XVIII в., работали буквально не разгибаясь. Так, в «коронационном» 1797 г. Павел I приказал выплатить ювелиру Дювалю «за разные бриллиантовые вещи», в том числе орден Св. Андрея Первозванного и многое другое, 148 713 руб. 40 коп.²⁰⁸

Табакерка с вензелем ими. Елизаветы. 1750 г.

Говоря о Николаевской эпохе (1825–1855 гг.), надо отметить, что для этого времени характерно некое сворачивание безумных трат на ювелирные изделия Императорского двора. Роскошь сохранялась только как необходимый атрибут Императорского двора, а не самоцель. В это время сам император стремился упорядочить традиционно огромные финансовые потоки, прокачивавшиеся через структуры Министерства Императорского двора. Эта тенденция прежде всего затронула порядок пожалования высочайших подарков.

«Ресурсы» для высочайших пожалований в виде государственных наград сосредоточивались в Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета. Пожалование высочайших подарков издавна являлось одной из форм государственных наград. При этом, также по традиции, степень монаршего расположения была прямо пропорциональна стоимости самого подарка.

О том, какое значение придавалось высочайшим подаркам, наглядно свидетельствуют запасы этих подарков. Так, на начало 1826 г. в кладовых Кабинета оставалось подарочных вещей «на диспозицию», то есть на усмотрение монарха, на колоссальную сумму в 2 228 282 руб.²⁰⁹ Тогда же (31 августа 1826 г.) Николай I счел необходимым отменить введенные по инициативе графа А.А. Аракчеева 10 %-ные отчисления с подарочных вещей «для образования капитала увечных воинов». Поскольку, по мнению императора, достаточный этот капитал уже сформирован, то было приказано «не делать никаких вычетов и со всех бриллиантовых, золотых и прочих вещей… жалуемых Нами из Кабинета».

Для подарков первым лицам иностранных государств мастерам-ювелирам заказывались уникальные, «разовые» вещи. К числу таких высочайших подарков можно отнести хрустальную кровать, изготовленную ювелиром Вильгельмом Кейбелем и мастерами Императорского завода в 1824–1826 гг. для персидского шаха. Эта история достойна изложения хотя бы в кратком варианте.

Инициатором проектирования и создания хрустальной кровати стал генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов.

Кольцо с портретом Николая!. 1837 г.

Накануне очередной вспышки российско-персидских противоречий, в октябре 1822 г., А.П. Ермолов предложил отправить в Персию подарок для шаха – хрустальную кровать, «которую в свое время изъявлял желание иметь шах Персидский».²¹⁰ По мнению генерала, «подарок сей не может обойтись слишком дорого…». Эта идея была принята, и буквально через неделю руководство Императорского стекольного завода получило распоряжение о подготовке проекта хрустальной кровати. В апреле 1824 г. эскизы кровати представили Александру I, он их одобрил, но при этом решил сократить проект, оставив только кровать, без задуманных мастерами сопутствующих предметов.

Следует заметить, что, судя по документам, «сопутствующие предметы» выливались в значительную сумму – 33 600 руб.²¹¹ Сама же хрустальная кровать, по смете, должна была обойтись казне в 44 824 руб. По требованиям проекта, это должна быть «настоящая», функциональная кровать и ее каркас, собранный из «брускового железа на винтах», должен выдерживать все «штатные и нештатные» нагрузки, «дабы на предназначенное употребление действительно был годен». Стоимость кровати значительно повысилась после того, как ювелир Вильгельм Кейбель предложил украсить кровать серебром. О количестве этого серебра говорит то, что Кейбелю выделили 4 пуда 20 фунтов драгоценного металла.

Работа над хрустальной кроватью завершилась на фоне трагических событий, происходивших в Петербурге и Таганроге. Рапорт о том, что хрустальная кровать «совершенно окончена», поступил в Дворцовую контору 9 сентября 1825 г. Александр I покинул Петербург 1 сентября 1825 г. Тем не менее в ожидании возвращения монарха хрустальную кровать собрали «во всех частях, сперва в Зимнем, а потом в Таврическом дворцах».²¹²

В ноябре 1825 г., когда казна рассчитывалась за кровать с Кейбелем и Стеклянным заводом, император Александр I умер в Таганроге. Петербургу стало не до кровати. Однако деньги потратили, а проблемы с Персией оставались, и поэтому в феврале 1826 г. император Николай I распорядился отправить дипломатические подарки «для шаха, наследного принца Аббас-Мирзы: хрустальная кровать, пара пистолетов, соболья шуба и сорок соболей…».²¹³ Однако эти подарки не успели дойти до Персии или оказались там буквально накануне вторжения персов в июле 1826 г. в пределы Кавказа, что и стало причиной отставки генерала А.П. Ермолова.

В начале 1830-х гг. практика пожалования высочайших подарков в виде различных ювелирных изделий начинает жестко регламентироваться, как и очень многое в царствование по-немецки педантично-системного императора Николая Павловича. Именно в это время в обиход как служащих Камерального отделения, так и чиновной бюрократии входит выражение «подарок по чину». Кроме этого, в целях экономии средств Кабинета стоимость высочайших подарков стала возлагаться на те ведомства, в которых служили награжденные и от которых шли «представления на подарок».

Конечно, «вне категорий» проходили подарки, даримые лично императорской четой многочисленной родне по случаю различных семейных событий. Эти подарки также подбирались из запасов кладовой № 2 Камерального отделения. Но даже в этом случае принимались во внимание негласные «традиции прежних лет», которые передавались хранителями из уст в уста, и о них были хорошо осведомлены и члены разраставшейся императорской семьи.

Например, одной из «стандартных подарочных позиций» для великокняжеской родни являлись подарки по случаю рождения детей. В 1852 г., после того как великая княгиня Мария Николаевна (старшая дочь Николая I) родила сына, царственные родители «по случаю крестин Его Высочества Князя Георгия Максимилиановича» подарили дочери «браслет с мелкими рубинами» за 4161 руб. Когда у будущего Александра II в 1853 г. родилась единственная дочка – великая княжна Мария Александровна, бабушка с дедушкой подарили «по случаю крестин» вещь несколько более дорогую – «браслеты с бирюзою» за 4715 руб. При рождении другой внучки в 1854 г. – великой княжны Веры Константиновны, дочери второго сына, подарок был несколько дешевле – «браслет с И рубинами и жемчугами» за 3200 руб.²¹⁴ Эта «разница в ценах» была совершенно не случайной, ибо она отражала реальное положение царских детей и внуков в строгой иерархии императорской семьи.

О некой тенденции к «экономии» на высочайших подарках наглядно свидетельствуют суммы, в которые обходились эти подарки Кабинету Е.И.В.:

1826 г. – 2 550 602 руб.

1834 г. – 2 097 355 руб.

1845 г. – 514 106 руб.

1854 г. – 382 664 руб.²¹⁵

Огромная часть высочайших подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета шла многочисленным родственникам царствующего императора. Никаких письменно утвержденных стандартов на пожалование ювелирных подарков в Камеральном отделении никогда не существовало. Но при этом существовали многочисленные нюансы межличностных отношений, положения в иерархии царствующей фамилии и прочие сложности, которые совершенно отчетливо воспринимались на подсознательном уровне. Учитывались и прецеденты, а они сильнее любой инструкции. О динамике трат на подарки членам императорской фамилии свидетельствуют следующие данные²¹⁶ (см. табл. 23).

Таблица 23

Если говорить о представленных суммах, то «всплески» дарений, как правило, связаны с какими-либо значимыми семейными событиями. Например, в 1826 г. состоялась коронация, которая привела к огромным затратам и на подарки многочисленным родственникам. Последовавшие «спокойные» годы, с уровнем затрат на подарки в 30 000—60 000 руб. – это обычные дни рождений, крестин, тезоименитств и других стандартных семейных торжеств. Финансовый «всплеск» 1839 г. был связан с замужеством старшей дочери Николая I великой княжны Марии Николаевны. Такие же поводы обвально увеличивали затраты на подарки родственникам. Особенно дорого обходились свадьбы великих княжон. Не дешевы были и свадьбы молодых великих князей, поскольку бриллиантовое приданное бедным немецким невестам комплектовалось именно из драгоценностей Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.

Не менее накладными для казны оказывались «ювелирные пожалования» для многочисленных сановников. Эти «царские милости» ценились подчас выше орденов. Закупленные Кабинетом у петербургских ювелиров бесчисленные табакерки, перстни «с вензелевыми изображениями», часы, ордена и прочее регулярно жаловались самодержцами своим верноподданным. Были и сезонные пики пожалований. Как правило, чиновники с напряженным вниманием ожидали, кто из них будет удостоен царской милости на очередное рождество.

Динамика всех пожалований жестко отслеживалась в «Книгах Камерального Отделения Кабинета Его Величества о приходе и расходе драгоценных вещей». Фактически по этим Книгам мы можем в деталях реконструировать истории царских пожалований на протяжении десятилетий. Говоря об этих пожалованиях, во-первых, стоит отметить, что отношение к царским подаркам и наградам было разным. Одни подарки и ордена хранились и передавались из поколения в поколение, другие же, спустя несколько дней или десятилетий, возвращались в Кладовую № 2 Камерального отделения с пометой, у кого выкуплены эти драгоценные вещи. Поэтому многие ордена империи, хранимые в Камеральном отделении, имели свою «историю» и ряд владельцев, на чьей груди они красовались в разные годы.

Наряду с официальной «Табелью о рангах» российских орденов существовали и нюансы. Так, например, «медальоны с портретом Его Величества», усыпанные бриллиантами и носимые над сердцем, ценились наряду с орденами высшего разряда. Эти медальоны были знаком особой монаршей милости. В этом нюансе имелся свой нюанс. Дело в том, что медальоны весьма различались по стоимости. Поэтому награжденные, получив заветный медальон, немедленно отправлялись к ювелиру (часто к самому автору ювелирного шедевра), для того чтобы оценить царский подарок в рублях. И «ювелирные рубли» зримо свидетельствовали об «уровне» царского подарка.

Для того чтобы проиллюстрировать это положение, приведем несколько примеров. Например, 26 сентября 1881 г. генерал-адъютант граф А.В. Адлерберг-2-й получил медальон с портретом Александра II стоимостью в 16 511 руб. Дело в том, что в августе 1881 г. А.В. Адлерберг сдал полномочия министра Императорского двора своему «сменщику» на этой должности – графу И.И. Воронцову-Дашкову. Поэтому Александр III счел необходимым достойно наградить уходящего министра, многолетнего друга своего отца.

21 сентября 1889 г. Кабинет приобрел медальон с портретом «Его Величества Александра III» за 5890 руб. работы «ювелира Фаберже», который 10 июля 1890 г. был пожалован члену Государственного совета, Финляндскому генерал-губернатору графу Гейдену 2-му.

1 сентября 1890 г. медальон «с портретом Александра III» был «изготовлен ювелиром Фаберже» и куплен Кабинетом за 3992 руб. Этот медальон «выдали» 22 апреля 1895 г. эмиру Бухарскому. Таким образом, только по этим трем «выдачам» «разнос» цен составил: 16 511 руб., 5890 и 3992 руб.²¹⁷

Очень дорогими были двойные медальоны – эксклюзивные и очень значимые пожалования сановникам, чей статус был очень высок. Так, вскоре после воцарения Александра III, в июле 1881 г., двойной медальон с портретами императоров Николая I и Александра II пожаловали великому князю Константину Николаевичу (младший брат Александра II, дядя Александра III). Медальон, изготовленный «ювелиром Болиным», обошелся казне в 14 600 руб.

Пожалование связано с тем, что Александр III отстранил своего дядю от руководства Морским министерством, которое тот руководил 28 лет, с 23 февраля 1855 г. За высоким отличием стояли очень напряженные отношения между дядей и племянником, которые включали как личную неприязнь, так и принципиально разное видение стратегических направлений развития России.

Этим подарком великий князь Константин Николаевич очень дорожил, и его он получил не случайно. Во время переписки между Ореандой (имение в Крыму), где тогда находился великий князь, и Петербургом многолетний помощник А.В. Головин писал своему покровителю (7 июня 1881 г.): «…мне известно давнишнее желание Ваше получить в 50-летний юбилей Генерал-Адмиральства, для ношения в петлице, портрет великого Деда Его Величества, того Государя, который пожаловал Вам звание Генерал-Адмирала. Государь как-то оживился и спросил, и прежде ли Вы имели это желание, на что я отвечал утвердительно…». Но этот вариант категорически не устроил Константина Николаевича. Он желал получить именно двойной медальон. Он прямо написал об этом Головину для передачи своего пожелания Александру III: «Я желал бы получить портрет двойной: батюшки и брата, потому что при одном я получил звание генерал-адмирала, а при другом его исполнял 26 лет. А ты говорил Государю только про портрет его деда. Нет, – не одного деда, но непременно и отца. Tirez-moi cela au clair».

13 июля 1881 г. опубликовали указ об увольнении великого князя, сопровождавшийся благодарственным рескриптом, к которому и был приложен столь желаемый двойной медальон с портретами Николая I и Александра II.

Подарки из Кабинета были связаны и с высокой политикой. И подбирать их было очень непросто, поскольку следовало учитывать массу нюансов. Выходило по-разному. Когда весной 1889 г. в Петербурге гостил персидский шах, высший свет активно обсуждал «качество» высочайших подарков. Мнения на этот счет, естественно, очень разнились: «Подарок шаху сделали самый неважный – портрет государя, осыпанный бриллиантами. Раньше хотели подарить вазу в 50 тыс., но он их столько уж получил от русских царей, что у него смеются над этими вазами. Думали дать трость в 15 тыс., но у его церемониймейстера трость стоит втрое дороже. Расстались обе стороны недовольными».²¹⁸

Усыпанные бриллиантами медальоны с изображениями царствующих императриц с их шифрами жаловались и высокопоставленным придворным дамам. Таких дам, как правило, уровня статс-дам, называли на почти официальном придворном сленге – «орденскими дамами».

При Александре II практика наделения высочайшими подарками еще более ужесточилась. Дело в том, что Россия вышла из неудачной Крымской войны с огромным бюджетным дефицитом. Огромные долги числились и за Министерством Императорского двора. И тем не менее вплоть до 1862 г. Александр II пытался придерживаться традиций, связанных пожалованием подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения, на уровне царствования Николая I²¹⁹ (см. табл. 24).

Таблица 2 4

Только после начала системных реформ, получивших название «либеральных», Александр II подписал серию указов, отменявших традиционные пожалования. Значительная часть этих указов непосредственно затрагивала членов императорской семьи. В 1862 г. утверждается порядок, согласно которому «Великим Князьям из Кабинета никогда в дни рождений и именин ни подарков, ни денег не давалось». В том же году прекращено предоставление бриллиантовых шатонов ко дням рождений и именин великих княжон, кроме дочерей царствующего императора.

Однако правил без исключений не бывает. Когда дочь императрицы Марии Федоровны (Датской) великая княгиня Ксения Александровна родила дочку, то любящая бабушка не принимала во внимание решение императора Александра II и ежегодно дарила внучке «Ея Высочеству Княжне Ирине Александровне²²⁰» бриллиантовые шатоны. Ирина Александровна была племянницей царствующего императора Николая II. Например, в 1911 г., когда внучке шел 16-й год, бабушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, подарила ей два бриллиантовых шатона, один на тезоименитство (5 мая), другой на день рождения (3 июля). Эти бриллиантовые шатоны дарились «во исполнение утвержденного Ея Величеством Государыней Императрицей Марией Федоровной плана ежегодного расходования бриллиантового ожерелья, приобретенного для Ея Высочества Княжны Ирины Александровны».²²¹ Само же бриллиантовое ожерелье было получено из Кладовой № 2 Камерального отделения. Особенно умиляет почти советская формулировка документа о «плане ежегодного расходования бриллиантового ожерелья».

В 1864 г. высочайше приказано «впредь восприемницам при крещении членов императорской фамилии подарков не жаловать». В этом же году приказано «при назначении подарков великим княгиням иметь в виду их пребывание в пределах империи или царства и паче представлений о подарках не делать».

1 января 1864 г. были разрешены обратные покупки пожалованных подарков с известными ограничениями для Кабинета, а именно: «В течение месяца покупать вещей на сумму не свыше 10 000 руб., причем просьбам о сем подлежало вести список, покупая вещи по очереди. На сделание новых и переделку старых бриллиантовых и драгоценных вещей употреблять не более 10 000 руб. в месяц». Также предписывалось «при выдаче жалованных подарков спрашивать лиц, которые их получают, о желании получить «деньги или подарок», чем уменьшается расход на покупку и переделку части старых вещей».²²²

Правом пожалования высочайших подарков за счет Кабинета обладали кроме императоров их супруги. Екатерина II, жалуя высочайшие подарки, конечно, ни у кого ничего не спрашивала. Однако жена императора Павла I Мария Федоровна право на пожалование «ювелирных подарков» получила от мужа-императора. Эта же практика сохранялась и при Александре I, высочайшим указом он даровал право делать ювелирные подарки за счет Кабинета императрице Елизавете Алексеевне.

В декабре 1825 г. императрицей стала жена Николая I Александра Федоровна. В феврале 1826 г. состоялся высочайший указ, по которому молодая императрица обрела право, «чтобы бриллиантовые и золотые вещи д. ля подарков вносили в комнату Государыни императрицы Александры Федоровны».

«Механизм» был следующий. Императрица выражала устное желание иметь в своем распоряжении некоторое количество ювелирных изделий для подарков из Кабинета. Это желание секретарь Александры Федоровны И.П. Шамбо облекал в письменный запрос по установленному стандарту. Интересно, что когда И.П. Шамбо, проживший в России уже 8 лет, только осваивался в роли секретаря императрицы, то ему, для образца, из Кабинета был направлен образец такой «требовательной записки»: «В комнату Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны нужно внести из Кабинета (см. табл. 25).

Таблица 25

подпись №№²²³.

Буквально в первый же день действия этого указа Александра Федоровна воспользовалась своим правом «на подарок» и вытребовала в свои комнаты несколько фермуаров. Поначалу она награждала подарками ближнюю прислугу по случаю различных семейных дат и событий. Так, 12 марта 1826 г. Александра Федоровна пополам с Николаем I подарили «надворной советнице Кассовской по случаю прорезания первого зуба у Великой Княжны Александры Николаевны» бриллиантовый фермуар с тремя аметистами, стоивший Кабинету 1240 руб. Одновременно с Кассовской бриллиантовый фермуар с тремя гиацинтами за 720 руб. (также пополам с Николаем I) получила и простая крестьянка, кормилица великой княжны Александры Николаевны, «по случаю прорезания зуба»²²⁴. Примечательно, что сама англичанка Кассовская превратила этот «первый зубок» в ювелирное украшение, приказав поместить его под стекло медальона, усыпанного бриллиантами.

Через три месяца, 11 июня 1826 г., англичанка Кассовская получила еще один бриллиантовый фермуар с аметистом за 1350 руб. «по случаю минования первого года Великой Княжны Александры Николаевны».

Надо отметить, что на награды для прислуги, которая растила царских детей, императорская семья не скупилась. Даже после того, как в этих услугах давно переставали нуждаться. Так, в октябре 1826 г. пару бриллиантовых сережек с аметистовыми подвесками за 780 руб. получила «кормилица Его Высочества Наследника» крестьянка Авдотья Карпова. Наследнику, будущему Александру II, тогда шел девятый год. Можно только представить картину – идущая по деревенской улице молодая крестьянка в бриллиантовых сережках «от царей».

Жаловались подарки и пострадавшим в значимых для семьи событиях. 1 мая 1826 г. наградили золотыми часами «без репетиций с цепочкою» за 300 руб. по повелению императрицы Александры Федоровны рядового лейб-гвардии Конного полка Хватова, лишившегося руки во время событий 14 декабря 1825 г.²²⁵

Много случалось награждений за различные подношения, в том числе и творческие. Награждались и дилетанты за «самодельные» вирши, и профессионалы. В январе 1830 г. писатель М.Н. Загоскин «за поднесение» императрице романа «Юрий Милославский» удостоился бриллиантового перстня с аквамарином за 746 руб. В том же январе статский советник Н.И. Гнедич (которого мы знаем, как поэта и переводчика) получил «за поднесение» русского перевода «Илиады» Гомера бриллиантовый перстень с аметистом за 1198 руб. В марте 1830 г. музыканту Эйснеру за игру на фортепиано «во время собрания в Собственном Ея Величества дворце» подарили золотую табакерку «без живописи» за 300 руб.²²⁶

Императрица Александра Федоровна привычно пользовалась правом заказывать подарки из Кабинета вплоть до своей смерти. В качестве примера можно привести 1853 г. – последний мирный год Александры Федоровны (осенью 1853 г. начнется Крымская война, а в феврале 1855 г. умрет Николай I):

В мае – «оставлены Ея Величеством у себя шесть головных бриллиантовых булавок – 1760 руб. и серьги с сапфирами – 4300 руб.»; в июне – «оставлены Ея Величеством у себя серьги с мелкими рубинами – 370 руб. и серьги с гранатами – 180 руб.»; «Представлены Ея Величеству пара браслетных бриллиантовых пряжек на бархате – 1222 руб. в запас»; в сентябре – «представлены Ея Величеству двое часов маленьких, украшенных розами, за 402 и 471 руб. в запас»; в октябре – «представлены Ея Величеству серьги с бирюзами – 1320 руб.»; в декабре – «представлены Ея Величеству: пара бриллиантовых пряжек – 772 руб.; браслета с изумрудами – 800 руб.; браслета с надписью «Alexandra» – 150 руб.; двое часов маленьких, украшенных розами, за 327 и 264 руб.»²²⁷

Существовала и традиционная практика пожалований, повторявшихся из года в год, по случаю определенного события. Так, каждую зиму уральские казаки присылали в Зимний дворец традиционный «царский гостинец» – икру и рыбу. И каждый год руководитель казачьей «делегации», привозивший этот «гостинец» в Петербург, получал бриллиантовый перстень. Например, в феврале 1851 г. есаул Выровщиков «за доставку от уральского казачьего войска Его Императорскому Величеству икры и рыбы» получил бриллиантовый перстень с гранатом за 202 руб.²²⁸ И таких примеров множество.

Если были живы обе императрицы, царствующая и вдовствующая, то обе они пользовались правом заказывать подарки из Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета в свои «Комнаты». Такой порядок действовал с 1801 по 1828 г.; с 1855 по 1860 г. и с 1894 по 1917 г. Жене Николая II, императрице Александре Федоровне, такое право было даровано мужем в конце 1896 г., а императрица Мария Федоровна пользовалась им с 1882 г.

Если говорить о времени царствования Александра III, то число пожалований различных драгоценных предметов из Кладовой № 2 выглядит относительно скромным. Однако не дарить император, естественно, не мог. Были достойные люди, были юбилейные даты и отставки после многих лет беспорочной службы. В результате за время царствования Александра III (с 1 января 1881 г. по 1 января 1895 г.) из кладовых Кабинета Е.И.В. было пожаловано²²⁹ (см. табл. 26).

Основная номенклатура изделий включала 30 позиций. Всего же по этим позициям из средств Кабинета выдано 10 387 предметов на 4 179 387 руб. В среднем каждая из подаренных вещей стоила порядка 402 руб.

Как мы уже упоминали, все «движения» драгоценных вещей в Кладовой № 2 фиксировались в специальных ведомостях, которые составлялись на каждое первое число месяца. Ежемесячно проверяла вещи специальная комиссия, в состав ее кроме хранителей обязательно входили и чиновники Контроля Министерства Императорского двора. Были выработаны и стандартные формы ежемесячной отчетности по Кладовой № 2. Эти ежемесячные ведомости утверждались управляющим Кабинетом. До 1884 г. ежемесячные ведомости по кладовым представлялись царю с итогами пожалований и расходов по Камеральному отделению.

Таблица 26

Поскольку в Кладовой № 2 хранились различные подарочные вещи, коллекция драгоценных камней и «меховая рухлядь», то по итогам месяца чиновники составляли две ведомости. В первой перечислялась «наличность» по драгоценным вещам и камням, во второй – по «мягкой рухляди». Естественно, в ведомости старались стандартизировать номенклатуру вещей, хранимых в кладовой.

В январе «коронационного» 1883 г. в Кладовой № 2 хранилось 593 ювелирных предмета на общую сумму в 1 026 893 руб. Стоимость этих вещей была очень разной, от 25 240 руб. за трость, украшенную драгоценными камнями, до скромных печатей по 1 руб. 30 коп. В эту же опись входила и коллекция драгоценных камней стоимостью в 1 088 953 руб. Общая стоимость ювелирных вещей и коллекции драгоценных камней составила 2 111 814 руб.

Отслеживая динамику изменения количества ювелирных вещей на протяжении года, видно, что общее количество вещей, хранившихся в кладовой, менялось очень незначительно, несмотря на то что в мае 1883 г. состоялась коронация в Московском Кремле. О подготовке к коронации свидетельствует только то, что накануне коронации количество хранимых драгоценностей и предметов достигает своего максимума (март и апрель). Динамику этих изменений мы представим в таблице, составленной на основании итоговых цифр по всем месяцам за 1883 г. (см. табл. 27).

Таблица 27

Таким образом, в Кладовой № 2 Камерального отделения хранились наградные вещи самого широкого диапазона, от бриллиантовых орденов Св. Андрея Первозванного до православных наперсных крестов. Поддерживая необходимый уровень количества наградных вещей, Кабинет обеспечивал заказами многочисленных московских и петербургских ювелиров, тем самым в немалой степени способствуя взлету отечественного ювелирного искусства на рубеже XIX – начала XX в. Кроме этого, чиновники Камерального отделения, внимательно отслеживая состояние ювелирного рынка, имели возможность приобретать настоящие ювелирные раритеты.

Высочайшие пожалования орденов

В Кладовой № 2 Камерального отделения хранились различные наградные ювелирные изделия и драгоценные камни. Эти изделия регулярно закупались у придворных ювелиров, и в Камеральном отделении всегда имелся внушительный запас наградных ювелирных изделий самой широкой номенклатуры.

Официальная номенклатура подарочных изделий была следующей: портсигары, запонки, диадемы и другие головные уборы, ожерелья, браслеты, броши, серьги, разные драгоценные и недрагоценные вещи, ленты, банты екатерининские, жетоны.

В книге были две графы: «Приход» и «Расход». В графе «Приход» указывался источник поступления ювелирного изделия в кладовую (имя ювелира или имя человека, у которого было приобретено изделие) и его стоимость. В графе «Расход» указывалось имя человека, кому была пожалована вещь и его стоимость²³⁰.

Как мы уже упоминали выше, с 1 января 1864 г. можно было даже высочайше пожалованные ордена «брать деньгами». Как это ни поразительно, сановники очень охотно обменивали пожалованные ордена на деньги. Хотя подобная практика прижилась не сразу.

Дело в том, что награждение орденом имело разные грани. Приятные и не очень. Так, кроме понятного престижа награжденные должны были «оплачивать» ордена, перечисляя в Капитул орденов строго фиксированные на каждый орден суммы, которые шли на пенсии инвалидов войн. Платить многим очень не хотелось. Об этом красноречиво свидетельствует запись в дневнике министра внутренних дел П.А. Валуева от 17 апреля 1862 г. Что характерно, по закону уже тогда за ордена можно было «брать деньгами», но министру это еще в голову не приходит: «Потом был у государя, благодарить. Он меня два раза обнял и весьма тепло благодарил за мои труды. Это гораздо лестнее ордена, который мне стоит деньги, а удовольствия принести не может».²³¹

Однако вскоре многие сообразили, что честь ношения ордена можно поменять на наличные деньги. В качестве примера можно упомянуть имена двух высокопоставленных лейб-медиков. 22 апреля 1881 г. бриллиантовых знаков ордена Св. Александра Невского удостоили лейб-медика Ф.С. Цицурина, на момент награждения он возглавлял Придворную медицинскую часть Министерства Императорского двора. Получив бриллиантовые знаки 22 апреля, он уже 24 апреля сдал их обратно в Кабинет за 4000 руб., предпочтя «наличные» самим бриллиантовым знакам, к одному из самых значимых имперских орденов. В феврале 1882 г. эти же «орденские знаки» ушли «в награждение» другому сановнику. Такая же история приключилась и с другим лейб-медиком профессором Военно-медицинской академии Н.Ф. Здекауером. Получив бриллиантовые знаки ордена Св. Александра Невского 13 мая 1883 г., он 8 июля 1883 г. продал их Кабинету за те же 4000 руб.²³² Стоит напомнить, что это были военные медики, генералы, профессора Военно-медицинской академии, однако и они предпочли деньги орденам.

Говоря о «продаже» бриллиантовых знаков ордена Св. Андрея Первозванного в Камеральное отделение Кабинета, следует иметь в виду, что их получение от императора было заветной мечтой очень многих сановников. О том, что награждение бриллиантовыми знаками ордена Св. Андрея Первозванного было делом очень редким, косвенно свидетельствуют весьма скромные запасы бриллиантовых знаков в Кладовой № 2 Камерального отделения. Так, на 1 января 1881 г. в кладовой Камерального отделения Кабинета их хранилось только 6 единиц. Из них 3 «изделия» куплены от бывших владельцев, два – переделаны из старых знаков и только один комплект бриллиантовых знаков «с нуля» изготовил ювелир Болин. К коронации Александра III запас бриллиантовых знаков увеличили. В июле 1882 г. ювелир Ю.А. Бутц изготовил для Кабинета за 11 00 руб. комплект бриллиантовых знаков ордена Св. Андрея Первозванного, которые во время коронации в мае 1883 г. были на императрице Марии Федоровне.

Орден Св. Екатерины

15 мая 1883 г., в день «Священного Коронования Императора Александра III», бывшему министру Императорского двора графу А.В. Адлербергу были также пожалованы бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного при Высочайшем рескрипте.²³³ Эти бриллиантовые знаки в начале мая 1883 г. куплены Кабинетом за 5380 руб. у придворного ювелира Карла Болина.

Бриллиантовые знаки ордена Св. Екатерины I степени жаловались только статусным персонам. При Александре III этими знаками были награждены 11 очень разновозрастных «дам». Так, «по крещению» эти бриллиантовые знаки получили четыре великие княгини: Елена Владимировна (27 февраля 1882 г. за 4498 руб.); дочь Александра III Ольга Александровна (12 июля 1882 г. за 6826 руб.); дочь Николая II Ольга Николаевна (16 ноября 1895 г. за 3070 руб.) и его же племянница Ирина Александровна (14 июля 1895 г. за 3452 руб.).

Эти же знаки получили и три германские «невесты», вышедшие замуж за русских великих князей: принцесса Елизавета Гессен-Дармштадтская (3 марта 1884 г. за 5000 руб.); княжна черногорская Милица (1889 г. за 4139 руб.) и «высоконареченная невеста Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Николая Александровича, Ея Великогерцогское Высочество принцесса Алиса Гессенская» (20 апреля 1894 г. за 5431 руб. 24 коп.).²³⁴

Такими же знаками награждались европейские родственницы как «по датской линии» (16 марта 1881 г. крон-принцесса датская за 4550 руб. и принцесса Вальдемар Датская 20 марта 1886 г. за 4860 руб.), так и по «германской линии» (29 декабря 1894 г. великой герцогини Гессен-Дармштадтской за 3260 руб.). Было и еще одно экзотическо-дипломатическое награждение в 1887 г., когда бриллиантовыми знаками ордена Св. Екатерины I степени наградили императрицу Японии (за 4500 руб.).

Из Кабинета жаловались и дамы, сделавшие карьеру при Императорском дворе. Например, драгоценные знаки в июне 1882 г. получила статс-дама императрицы Марии Федоровны княгиня Елена Павловна Кочубей. Значительно чаще жаловались фрейлинские знаки ценой от 500 до 800 руб.

Фрейлинский шифр с инициалом имп. Марии Федоровны. 1885 г.

Кроме орденов в Кабинете хранились ювелирные изделия, предназначенные для высочайших пожалований церковным иерархам. Поэтому кабинетный запас знаков церковной власти постоянно возобновлялся. В документах упоминаются многочисленные митры, панагии, кресты на клобуки и т. д. Примечательно, что в последней четверти XIX в. большую часть этих предметов Кабинет закупал у ювелирной фирмы К. Фаберже.²³⁵ Если конкретно говорить о наиболее значимых высочайших пожалованиях, то среди них можно упомянуть: в 1906 г. «Его Королевскому Величеству Князю Болгарскому Фердинанду» пожалован бриллиантовый знак ордена Св. Андрея Первозванного стоимостью в 5000 руб. В 1908 г. «ко дню совершеннолетия великой княжны Татьяны Константиновны» ей пожалованы бриллиантовые знаки ордена Св. Екатерины стоимостью в 3544 руб. Когда в том же году выходила замуж великая княжна Мария Павловна (Младшая), то на свадьбу она и ее муж (шведский принц) получили два образа ценой в 3891 руб. каждый и свадебное блюдо с солонкой стоимостью в 1800 руб. Последние крупные пожалования пришлись на 1915 г., когда снятому с поста Верховного главнокомандующего великому князю Николаю Николаевичу (Младшему) было пожаловано Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами стоимостью в 10 415 руб. В этом же году японскому императору по случаю его коронования была подарена уникальная ваза стоимостью в 19 750 руб. работы Императорской Екатеринбургской гранильной фабрики.

В Камеральном отделении хранились и высшие ордена империи. В отделке этих орденов преимущественно использовался официальный камень – бриллиант, поэтому стоимость этих орденов была довольно высока. Стоит еще раз напомнить, что пожалованные ордена Российской империи давали не только определенные привилегии, но и налагали жестко определенные материальные обязательства. Так, награждаемые орденами должны были произвести четко фиксированные отчисления в пользу Александровского Комитета о раненых «за бриллиантовые орденские знаки». Например, награжденный орденом Св. Апостола Андрея Первозванного должен был уплатить 572 руб.; орденом Св. Александра Невского – 429 руб. За медали, украшенные бриллиантами, взимали 150 руб. и 10 % «со всех остальных подарочных вещей, превышающих 86 рублевую ценность».²³⁶ Не брали денег только «с вещей жалуемых членами Императорской фамилии от имени Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств во время Высочайших путешествий статс-дамам, камер-фрейлинам, фрейлинам и вообще лицам женского пола». Их освобождали от вычета в пользу Александровского Комитета о раненых. Это правило ввел еще Николай I.

Высочайшие подарки для путешествий

Во время подготовки к «вояжам» членов императорской семьи, будь то поездки за границу или по России, в Кладовую № 2 Камерального отделения поступали списки с указанием тех ювелирных изделий, которые предполагалось взять с собой в путешествие. Эти вещи предназначались для высочайших пожалований тем чиновникам, служащим и вообще всем, кто так или иначе обеспечивал высочайшие путешествия.

Как правило, это была бесчисленная ювелирная «мелочь»: табакерки, булавки, часы, «перстни бриллиантовые с цветными камнями» и прочее… Нельзя сказать, что этими вещами усыпался маршрут члена царской семьи, но каждое из путешествий сопровождалось по крайней мере сотней таких пожалований. При этом уже при Николае I установлен строгий порядок расходования ювелирных изделий из Кладовой № 2 Камерального отделения.

Во-первых, вещи для подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения имел право требовать только ограниченный круг лиц: император, императрицы и великие князья, но только с санкции императора. Как правило, великим князьям выдавались ювелирные вещи, если они отправлялись с официальными визитами за границу, выполняя поручения императора. Во-вторых, подарками награждали либо «по чину» (должности), либо «по заслугам».

Перстень с вензелем Павла I

С чинами и должностями все понятно. Подарки жаловались руководителям железных дорог, начальникам жандармских подразделений, обеспечивавшим охрану, и т. п. «По заслугам» могли быть пожалованы самые обычные люди. Например, Николай I во время одной из своих командировок, когда лошадь не удержали на крутом склоне, был выброшен из коляски, в результате чего сломал ключицу. Никому неизвестный провинциальный врач Цверенер из ближайшего маленького городка сумел удачно наложить фиксирующую повязку, и царь поправился. Этого врача император приказал наградить «по заслугам» дорогим бриллиантовым перстнем.

Для награждения использовались предметы самой различной стоимости. Это могли быть кожаные рамки для фотографий работы мастеров фирмы К. Фаберже стоимостью в 3–5 руб. Это могли быть и уникальные ювелирные изделия стоимостью в десятки тысяч рублей. Для четкой организации процесса награждения драгоценными изделиями еще в николаевское время была подготовлена служебная (для служебного пользования) ведомственная инструкция, она жестко регламентировала соотношение чина и должности того или иного награждаемого лица и стоимости царского подарка. Естественно учитывался и род профессиональной деятельности награждаемого. Имеется в виду то, что священник награждался наперсным крестом, а не табакеркой.

Эта негласная «Табель о назначении подарков по чинам»²³⁷ выглядела следующим образом (см. табл. 28).

Таблица 28

Примеров таких пожалований до нас дошло в документах множество. Например, если взять один из стандартных «отпускных маршрутов» жены Александра III – императрицы Марии Федоровны: Петербург – Копенгаген, то императрица путешествовала по этому маршруту на протяжении нескольких десятков лет, со времен замужества в 1866 г. и до 1914 г. Если привести отдельные примеры пожалований того времени, когда она была царствующей императрицей, то картина вырисовывается следующая (см. табл. 29).

Таблица 29

Если более подробно посмотреть, как готовилось последнее заграничное путешествие вдовствующей императрицы Марии Федоровны, то мы увидим, что подготовка к путешествию, как водится, началась заблаговременно. В конце апреля 1914 г. обер-гофмейстер Марии Федоровны князь Георгий Дмитриевич Шир-вашидзе конфиденциально обратился к генерал-майору Евгению Никифоровичу Волкову, который являлся одним из руководителей Кабинета. В письме Г.Д. Ширвашидзе просил «не оказать в отпуске для надобностей названного путешествия подарочных вещей из Кабинета Его Императорского Величества в количестве примерно прилагаемой ведомости».²³⁸ Е.Н. Волков направил запрос И.О. Заведующего Камеральным отделением частью Направнику, с приказом выделить затребованные вещи (см. табл. 30).

Таблица 3 0

Естественно, управляющий Кабинетом полностью удовлетворил заявку обер-гофмаршала, и уже 1 мая 1914 г. 216 подарочные вещи на сумму 24 387 руб. были получены из Кабинета доверенным человеком императрицы надворным советником К.Н. Чернышевым.

Что это были за вещи? И откуда их брали? Например, из 87 штук часов на общую сумму в 6155 руб. «67 различных мужских и дамских часов золотых и серебряных часов» на сумму в 4700 руб. были приобретены Кабинетом у поставщика Высочайшего двора торгового дома «Павел Буре».²⁴⁰ Часы, как и заказывалось, были разной стоимости, но все они изготавливались «с эмблемою», то есть с императорским гербом. Так, самые дорогие золотые часы (2 шт. по 200 руб.) были покрыты цветной эмалью с обязательной золотой цепочкой.

Ювелирные изделия закупались у разных ювелиров, но большая часть вещей традиционно закупалась у фирмы К. Фаберже.²⁴¹ Все выплаты ювелирам отнесли «в кредит на непредвиденные издержки Министерства Императорского двора». Остальные необходимые ювелирные изделия подобрали из текущего «расходного фонда» Кладовой № 2 Кабинета.

Детального описания этих ценностей в документах нет, только констатация, что кулоны и броши были из аметиста и бриллиантов (275 руб.); сапфира и бриллиантов (230 руб.); аметиста и роз (150 руб.); аметиста и бриллиантов (320 руб.); сапфира и бриллиантов (240 руб.).

Ювелирные изделия брали исходя из «опыта прежних лет», конечно, с запасом. Поэтому по возвращении императрицы Марии Федоровны в Россию оставшиеся драгоценности немедленно по описи сдавали в Кладовую № 2 Камерального отделения Кабинета. Из полученных 216 подарочных вещей на сумму 24 387 руб. сдали 84 предмета на сумму И 712 руб. Следовательно, за двухмесячное путешествие императрицы различным лицам, с которыми она сталкивалась в своем «отпуске», было пожаловано 132 предмета на сумму 12 675 руб.

Примечательно, что при раздаче вещей по возможности «экономили», хотя в основе пожалований лежали добросовестно отработанные должностные инструкции, о которых мы писали выше. Так или иначе, дорогие золотые табакерки (табакерка «с портретом Ея Величества» за 1150 руб. и табакерка «с вензелем Ея Величества» за 1314 руб.) привезли обратно.

Кому и что дарили? Как и в прошлые годы, это были железнодорожники, капитаны пароходов, стюарды и буфетчики, полицейские и прочие «официальные» и «служивые» лица (см. табл. 31).

Таблица 3 0

Часы с цепочкой золотые

Самый «ходовой» подарок – часы с гербом. Сами по себе часы были очень хорошие, в золотом корпусе с отличным механизмом, да при этом еще и с имперским гербом. Но и их раздали не все. За все путешествие из 91 штук часов «израсходовано» 67 часов на сумму 4700 руб. и, следовательно, возвращено 24 «механизма» на 1455 руб.²⁴²

В последний раз император Николай II покидал границы империи в 1913 г., посетив очередную «семейную» свадьбу в Берлине. Императрица Мария Федоровна летом 1914 г. традиционно посетила родную Данию и свою старшую сестру в Англии. Вернулась императрица уже после того, как в августе 1914 г. Россия и Германия вступили в войну. С учетом того, что на «отпуск» Марии Федоровны в 1914 г. наложился такой «форс-мажор», как Первая мировая война, то уже после возвращения императрицы в Россию из Камерального отделения был затребован дорогой «золотой портсигар (самородок) с изображением Государственного герба, украшенный бриллиантами» за 200 руб., который был подарен начальнику личной охраны императрицы помощнику начальника Дворцовой полиции полковнику Шепелю.

Последние пожалования царских подарков из кладовых Камерального отделения состоялись в январе – начале февраля 1917 г. Например, 17 января 1917 г. «серебряные с цепочкою часы с изображением Государственного герба из Кабинета Его Величества» были пожалованы «санитару дамского лазарета в городе Новгороде Гергарду Беркману», однако он их не получил «вследствие происшедших в конце февраля сего года событий».²⁴³

Драгоценные камни

Второй важнейшей позицией, хранившейся в Кладовой № 2 Камерального отделения, являлись драгоценные камни. С одной стороны, закупаемые Кабинетом драгоценные камни являлись рабочим материалом, выдаваемым придворным ювелирам для изготовления заказных вещей, с другой стороны, – закупаемых драгоценных камней, наиболее выдающихся по своим характеристикам, включалась в коллекцию драгоценных камней, которая подбиралась на протяжении длительного времени.

Если приводить конкретные факты, связанные с масштабами оборота драгоценных камней, то в качестве примера обратимся к документам конца 1830-х гг. Это было блестящее время николаевского царствования, когда российский Императорский двор, по общему мнению, являлся одним из самых роскошных дворов Европы.

Например, за весь 1837 г. в Кладовую № 2 поступило бриллиантов на 1 633 152 руб. 26 коп. В черновом документе, написанном «для себя», очень небрежным почерком, эти поступления бриллиантов подробно «разнесены» по месяцам. Кроме бриллиантов, в Кладовую № 2 поступило в 1837 г. ювелирных бриллиантовых «роз» на сумму в 105 352 руб. 90 коп.²⁴⁴ В конце документа указывалось общая стоимость камней, хранившихся в Кладовой № 2 на 1 января 1838 г. Поскольку документ явно составлялся как черновик для последующего отчета, то часть надписей совершенно не читается, поэтому мы приводим только те наименования камней, которые читаются «надежно». Итак, на 1 января 1838 г. в Кладовой № 2 хранилось: бриллиантов на 606 353 руб. 48 коп.; алмазов на 21 205 руб. 43 коп.; бриллиантовых роз на 9472 руб. 50 коп.; изумрудов на 164 258 руб. 41 коп.; яхонтов красных и рубинов на 96 589 руб. 93 коп.; аквамаринов на 12 487 руб. 50 коп.; аметистов на 50 409 руб. 20 коп.; хризолитов на 227 руб.; бирюзы на 29 439 руб. 2 коп.; опалов на 239 737 руб.; хризопразов на 300 руб.; Лабрадора на 1480 руб.; сердолика на 125 руб. 36 коп.; жемчугов на 209 693 руб. 50 коп. Общая же стоимость хранимых в Кладовой № 2 драгоценных камней составляла 1 574 228 руб. 80 коп.²⁴⁵ Эта разница в суммах, на начало 1837 г. и начало 1838 г., показывает насколько интенсивен был оборот драгоценных камней, проходивших через Кладовую № 2.

Поскольку в Кладовой № 2 хранились ювелирные вещи и драгоценные камни, то и те и другие активно использовались в качестве исходного материала для создания новых ювелирных украшений. Из старых вещей выламывались драгоценные камни, к ним добавлялись камни из коллекции кладовой, и из этого исходного материала ювелиры делали новые вещи. Поэтому две составляющие – расходные ювелирные изделия и коллекцию драгоценных камней мы рассматриваем как некое единое целое, поскольку процесс «кругооборота» ювелирных изделий шел непрерывно. Это был очень противоречивый процесс. С одной стороны, даже в самые тяжелые, в финансовом отношении для Кабинета годы приобретались целые коллекции уникальных ювелирных изделий. А с другой стороны, через несколько лет их бестрепетно отправляли «в лом».

Драгоценные камни

Приведем один яркий пример подобной практики. Когда в 1861 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения поступила коронационная корона умершей императрицы Александры Федоровны ценой в 132 070 руб. ассигнациями, или 37 784 руб. серебром, эту корону, «по резолюции Кабинета», сломали в 1865 г. и полученные бриллианты на 60 029 руб. записали в приход и предназначили «для делания вещей».²⁴⁶

Вместе с тем, когда одни уникальные вещи «с историей» ломались ради камней «на делание вещей», одновременно Кабинет тратил очень приличные деньги на пополнение своей коллекции драгоценных камней. Например, в мае 1874 г. в Петербурге у ювелира Болина купили сапфир-кабошон весом 57 ³/₄ карата за 21 700 руб. В июне 1874 г. в Лондоне у ювелирной фирмы «Гаррот и К⁰» приобрели бриллиантовый кулон с двумя жемчужинами за 3500 ф. ст. (25 121 руб.). В 1877 г. у великой княгини Александры Иосифовны купили две булавки и браслет за 27 145 руб. В 1879 г. у ювелира Вальяно приобрели: сапфир весом 59 ⁷/₈ карата за 40 000 руб. и жемчужное ожерелье из 237 зерен за 63 000 руб.

Все перечисленные закупки финансировались из специального фонда на пополнение драгоценных камней, образованного в 1874 г. на сумму в 730 135 руб. Этот «целевой» капитал получил название «Неприкосновенного для покупки бриллиантов», и 1 января 1881 г. в нем оставалось еще 338 262 руб. После смерти Александра II оставшиеся деньги расходовали столь интенсивно, что к 1883 г. весь капитал исчерпали.²⁴⁷

Если говорить о динамике «движения» драгоценных вещей, драгоценных камней, каменных вещей и «мягкой рухляди» в Кладовой № 2 Камерального отделения, то картина за последнее десятилетие существования Кабинета складывалась следующая²⁴⁸ (см. табл. 32).

Таблица 32

Комментируя таблицу по главной позиции – «драгоценные вещи», следует отметить устойчивый рост количества как самих драгоценных вещей, так соответственно и суммарную стоимость вещей. Что, конечно, не случайность, поскольку речь шла об огромных суммах. Во-первых, это связано со вступлением страны в период социальных потрясений и войн, которые повлекли за собой инфляционные процессы. В такой ситуации руководство Кабинета, с санкции царя, вкладывало значительные средства в закупку драгоценных вещей. Это особенно наглядно в период после 1914 г., когда стабильно сохранялся достигнутый «уровень» и по числу вещей, и соответственно по их суммарной стоимости.

Во-вторых, руководство Кабинета начало загодя готовиться к празднованию 300-летия Дома Романовых, предполагавшее большое количество статусных награждений и подарков. В связи с этим в 1912 г. последовало высочайшее повеление, чтобы все подарочные вещи, жалуемые из Кабинета в 1913 г., «несли эмблемы в память 300-летия царствования Дома Романовых».²⁴⁹ Начиная эту ответственную работу, руководство Кабинета Е.И.В. ориентировалось на «проверенные кадры» ювелиров-поставщиков Высочайшего двора. «Места» среди них распределились следующим образом: фирма К. Фаберже получила заказы на сумму до 120 000 руб.; фирма К. Болина²⁵⁰ – на сумму до 40 000 руб.; фирма Иванова²⁵¹ – до 45 000 руб.²⁵²

В-третьих, в период с 1906 по 1916 г. Камеральное отделение приобрело значительное количество коллекционных ювелирных изделий. Например, с 1908 по 1910 г. Камеральным отделением Кабинета постепенно скупалась ювелирная коллекция великой княгини Веры Константиновны. Вера Константиновна была вдовой герцога Вильгельма-Евгения Вюртембергского. Если говорить о крупных вещах, приобретенных из ее ювелирной коллекции, то 4 января 1908 г. от «Ея Императорского Высочества Великой Княгини Веры Константиновны» приобретена бриллиантовая лучистая диадема за 35 700 руб. и 4 февраля 1908 г. – медальон с портретом императора Николая I, украшенный бриллиантами, за 18 000 руб.²⁵³ Общая сумма покупки составила 53 700 руб. Эти деньги уплатили с процентов с капитала в 1 075 000 руб., полученных от парижского ювелира Сакса в 1906 г.

Решение о покупках на таком уровне цен принималось с санкции министра Императорского двора. Но когда в Кладовую № 2 Камерального отделения 10 июня 1910 г. поступила ювелирная «жемчужина» коллекции Веры Константиновны – изумрудное с бриллиантами ожерелье стоимостью в 160 000 руб., то для выплаты такой огромной суммы «за единицу товара» понадобилось высочайшее повеление (от 22 мая 1910 г.).²⁵⁴

Очень крупной покупкой Кабинета, и по деньгам, и по художественному значению, стало приобретение в 1908 г. ювелирной коллекции великого князя Алексея Александровича. Оставляя в стороне темы его увлечения женщинами, ресторанами и очень противоречивой служебной деятельностью, отметим, что великий князь был человеком тонкого художественного вкуса, всю сознательную жизнь коллекционировавший различные произведения искусства.

Перстень с вензелем Александра I. Из коллекции вел. кн. Алексея Александровича

Сам великий Фаберже признавал художественное и антикварное «чутье» великого князя. После его смерти (Алексей Александрович был холостяком) художественную коллекцию покойного выкупили за 500 000 руб. Следует подчеркнуть, что вся эта коллекция, с санкции Николая II, была полностью передана Императорскому Эрмитажу, где ее поместили в Галерею драгоценностей.

В 1911 г. Кладовая № 2 Камерального отделения пополнилась разными вещами «в Бозе почившей великой княгини Александры Иосифовны», всего на сумму в 297 000 руб. Среди купленных вещей значились: фермуар с изумрудом-кабошоном (150 карат); фермуар с фацетированным изумрудом, четырехугольный, с бриллиантовыми листочками, изумруд в 132 карата; фермуар с сапфиром-кабошоном (192 карата); фермуар со светлым сапфиром-кабошоном (63 ¹⁵/₃₂ карата); фермуар с овальным светлым сапфиром-кабошоном (118 ¹/₄ карата); нитка бриллиантовая из 23 шатонов; три шатона бриллиантовых (55 карат); нитка из 26 крупных жемчугов (484 ³⁰/₃₂ карата); брошь в виде цветка шиповника с одной большой жемчужиной.

Следует отметить, что после покупки этой коллекции, «ювелирного обломка» Николаевской и Александровской эпох, ее целиком передали камер-фрау М.Ф. Герингер для «представления» императрице Александре Федоровне. Более чем вероятно, что императрица оставила коллекцию у себя «в Комнатах» Александровского дворца в Царском Селе. Вполне возможно, что эти компактные вещи могли быть вывезены царской семьей в Тобольск в августе 1917 г.

В это же время от придворных ювелиров покупались и совершенно новые и дорогие вещи. Так, 4 сентября 1911 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения из мастерских Карла Фаберже поступили две диадемы из бриллиантов: одна предназначалась для великой княгини Татьяны Константиновны за 9650 руб., другая – для королевы сербской Елены за 10 300 руб. Примечательно, что обе вещи фактически предназначались «Константиновичам», поскольку Елена Сербская вышла замуж за Иоанна Константиновича и ей по традиции готовилось «русское бриллиантовое приданое».

Таким образом, с учетом «залежавшейся» (приобретена Кабинетом 6 апреля 1889 г.) диадемы, «украшенной бриллиантами и 25 жемчужинами», стоимостью в 51 268 руб. в Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета на 1 января 1913 г. хранилось 5 экземпляров ожерелий и колье на сумму 174 627 руб.²⁵⁵

Работа по пополнению коллекции драгоценных вещей Камеральной части велась постоянно, обеспечивая петербургских ювелиров стабильными заказами. Но и борьба за эти заказы шла ожесточенная, поскольку «денег много не бывает». Большое число заказов придворным ювелирам связано с тем, что из Кладовой № 2 ежегодно изымалось значительное количество ювелирных изделий. Например, за 1914 г. «расход кладовой драгоценных вещей выразился в сумме 549 620 руб. 66 коп. (на 225 066 руб. 53 коп. менее 1913 г.), в том числе за счет посторонних ведомств отпущено подарков на 127 365 руб. 40 коп. (на 49 350 руб. менее 1913 г.)».²⁵⁶

Что касается драгоценных камней, то мы видим отчетливую динамику к сокращению количества хранимых в Кладовой № 2 Камерального отделения драгоценных камней. Если стоимость хранимых камней в 1906 г. составляла 964 709 руб., то в 1916 г. только 88 254 руб., то есть сокращение произошло более чем в 10 раз. Принципиально важно, что эта динамика отчетливо обозначилась в 1906 г., когда в стране полыхала Первая русская революция и Николай II начал постепенно выводить семейные капиталы в европейские банки. Может сложиться отчетливое впечатление, что распродажа драгоценных камней Кабинета также была связана с операциями по выводу капиталов царской семьи за границу. Однако это не так.

Официальным поводом для колоссальной распродажи послужило то, что коллекция драгоценных камней Кладовой № 2 лежала 10 лет «без употребления». По поводу «без употребления» необходимы комментарии. Дело в том, что оборот драгоценных камней, проходивших через кладовую, был довольно большим. В процессе этого движения у хранителя кладовой и оценщиков Кабинета имелась возможность за многие годы подобрать уникальную коллекцию драгоценных камней, буквально «камень к камню». По свидетельству современников, это была коллекция, «богатая редкими, дорогими экземплярами, из которых могли быть изготовлены разные ювелирные драгоценные вещи».²⁵⁷ Когда на нужды Министерства Императорского двора из Государственного казначейства отпускались практически любые просимые суммы, то руководство Кабинета мирилось с этим фондом «невостребованных» драгоценных камней. После того как в 1906 г. суммы, отпускавшиеся на содержание Министерства двора, были жестко зафиксированы и министерство вынужденно перешло на режим жесткой экономии, то сразу вспомнили о коллекции драгоценных камней в Кладовой № 2 Камерального отделения.

Поскольку в министерстве в 1906 г. началась кампания по тотальной экономии средств, то руководство Кабинета выдвинуло идею о продаже коллекции камней и об образовании на вырученные средства особого капитала, на проценты с которого предполагалось приобретать ювелирные подарочные изделия для Кладовой № 2. Идея, мягко говоря, была недальновидная, поскольку в период социальных потрясений, в который тогда вступила Россия, именно такие «твердые» ценности, как драгоценные камни, оставались залогом финансовой стабильности, а те ценные бумаги, на которые предполагалось «поменять» драгоценные камни, подвергались всем негативным последствиям колебаний котировок и периодических биржевых паник. Политическая катастрофа 1917 г. это наглядно подтвердила, когда у уцелевших Романовых, бежавших из России, на руках фактически остались только фамильные драгоценности, да и то далеко не у всех. Но в 1906 г., конечно, никто и помыслить не мог о подобном сценарии развития событий в России.

12 мая 1906 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике представил Николаю II доклад, подготовленный заведующим «Камеральной частью Кабинета Его Величества в должности гофмейстера Высочайшего двора» подполковником Новосельским: «Об образовании особого капитала от продажи коллекции драгоценных камней, хранящихся в кладовой Камеральной части Кабинета Его Величества».

В докладе констатировалось, что в Камеральной части хранится «…значительная коллекция драгоценных камней, богатая редкими, дорогими экземплярами, из коих могли бы быть изготовлены, по представляемым неоднократно на благовоззрение Вашего Императорского Величества рисункам, на случай особых пожалований.

Между тем вышеупомянутая коллекция на крупную сумму до 773 651 р., за последнее 10-летие, лежала без употребления».²⁵⁸

Далее в докладе указывается, что в марте 1906 г. проводилась переоценка всех драгоценных камней, хранящихся в Кладовой Камеральной части Кабинета. Видимо, эта «акция» была связана с поисками «внутренних резервов» в процессе «компании по экономии» средств. В результате переоценки общая сумма стоимости коллекции драгоценных камней (на 1 марта 1906 г.) составила 982 938 руб. 19 коп., оценка десятилетней давности давала общую сумму в 963 382 руб. 20 коп. Следовательно, общая стоимость хранящихся в Кабинете драгоценных камней за 10 лет увеличилась на 19 555 руб. 98 коп. Сравнение этих сумм стало основой главного аргумента для ликвидации коллекции – процент с денежного капитала мог дать значительно больший доход. Отсюда следовал незатейливый вывод: «…Представлялось бы возможным и наиболее выгодным озаботиться постепенною продажею коллекции, хранящихся в Кабинете, драгоценных камней для образования на вырученные суммы особого капитала, %% с которого могли бы быть отчисляемы на предмет приобретения ценных подарочных вещей…».²⁵⁹

Николай II не сразу дал «добро» на продажу коллекции. Однако пауза оказалась очень небольшой, поскольку уже 13 мая 1906 г. последовало «Высочайшее соизволение» на эту операцию. Тщательно подобранную лучшими ювелирами России коллекцию драгоценных камней предполагалось продавать оптом. Коллекцию выставили на аукционные торги, в которых приняли участие ведущие ювелирные фирмы Петербурга и Парижа.

Надо заметить, что это решение Николая II – одно из множества, которые он как император Всероссийский принимал в течение своего рабочего дня. Для него это была неизбежная «текучка», или, как тогда говорили, «канцелярская лапша». В своем дневнике за 13 мая 1906 г. он только мимоходом упомянул: «Вернулся домой и принял Фредерикса».

Возникает вопрос, чем руководство Кабинета, да и сам государь император отличались от большевиков образца 1920-1930-х гг., которые в гораздо худшей экономической и политической ситуации пошли на такой же шаг, связанный с оптовыми распродажами ювелирных изделий? Следует учесть, что большевики решали колоссальную задачу модернизации страны в кратчайшие исторические сроки, разумно используя ситуацию «Великой депрессии», скупая на западе по бросовым ценам самые передовые технологии, и для этого им «любой ценой» требовались валютные резервы. А что выигрывало руководство Кабинета, принимая подобное решение? В результате Кабинет получил пачку ценных бумаг, превратившихся в пыль в 1917 г., и десяток «лишних» тысяч рублей в период с 1906 по 1917 г. Поэтому, когда мы будем говорить о «ювелирных» распродажах большевиков, следует помнить и это высочайшее решение от 13 мая 1906 г.

Есть основания предполагать, что руководство Камерального отделения, понимая безнадежность попыток спасти всю коллекцию драгоценных камней, пыталось воспрепятствовать продаже хотя бы отдельных камней-уникумов. Невольно возникают аналогии с 1920-ми годами, когда хранители Эрмитажа и Оружейной палаты всеми правилами и неправдами пытались спасти наиболее значимые экспонаты. И по большей части так же неудачно, как и их коллеги в 1906 г. Но, как говорится, «за попытку спасибо…». Вполне возможно, что это были одни и те же люди.

Так, в 1906 г. готовился к продаже изумруд весом в 13 ¹⁷/₃₂ карата, который поступил в кладовую еще в 1841 г. с оценкой в 773 руб. Этот изумруд в 1906 г. предварительно оценили в 6781 руб. 25 коп. В попытке спасти камень его привезли (беспрецедентный сам по себе шаг) в Александровский дворец Царского Села для «представления» императрице Александре Федоровне с целью «сохранения его в Кабинете» как камня выдающегося качества. Однако императрица «не соизволила» и этот камень продали среди прочих камней по оптовой цене, то есть практически за бесценок.²⁶⁰ Кроме этого камня продали и другие уники – коллекцию прекрасных русских изумрудов, старинные аметисты Екатерины II и много других ценностей, «историческую, научную, да и материальную ценность которых не знал, а может быть, не хотел знать «Кабинет Его Величества»». Кстати говоря, последнюю фразу написал в 1925 г. один из организаторов распродаж коронных бриллиантов.

Поскольку стоимость коллекции была огромна, то в торгах приняло участие ограниченное число участников. Европу представляли парижские ювелиры Ситроэн и Герман, а российскую сторону – поставщики Двора Его Величества Болин и Фаберже. Причем последние объединили свои финансовые ресурсы. Обе стороны накануне торгов представили «свои предложения на покупку полностью вышеозначенной коллекции».

Для проведения тендера организовали специальную комиссию в составе чиновников Камеральной части под председательством «уполномоченного Министерства Императорского Двора гофмейстера Высочайшего Двора Смельского и заведующего Камеральной частью в должности гофмейстера подполковника Новосельского».

На протяжении трех дней (14,15 и 16 августа 1906 г.) в присутствии указанных ювелиров провели «пробную оценку по каталогу всех камней коллекции». 17 августа 1906 г. комиссия приступила к рассмотрению «…покупных цен коллекции драгоценных камней Кабинета и к опросу и установлению заключительных цен конкурса покупателей – тремя последующими переторжками, согласно министерским правилам, подробно обозначенным в протоколе на французском языке». Третья «окончательная переторжка была произведена посредством одновременной подачи закрытых письменных предложений». В результате вскрытия конвертов выяснилось, что высшую цену в 1 000 000 руб. предложили петербургские ювелиры Болин и Фаберже.

Однако министра Императорского двора В.Б. Фредерикса этот миллион не устроил, и поэтому результаты торгов аннулировали. По распоряжению Фредерикса назначается «вторичное состязательное сравнение предлагаемых покупных цен коллекции между ювелирами Болин и Фаберже и г. Сакс, который письмом на имя г. Министра Императорского Двора от 19 августа предложил покупную цену коллекции драгоценных камней Кабинета в 1 075 000 руб.».²⁶¹ В этот же день (19 августа) Болин и Фаберже письменно заявили Фредериксу об их отказе участвовать «во вторичных переторжках предлагаемых цен». На следующий день, 20 августа, ювелиры Болин и Фаберже уже лично заявили заведующему Камеральным отделением Кабинета, что «предложенная ими цена, упомянутая в протоколе комиссии от 17 августа, не может быть ими увеличена и они, вследствие сего обстоятельства, должны были заявить об их отказе от второй переторжки предложений, хотя таковая была назначена вследствие личной их просьбы Министру Императорского Двора». Трудно сказать, почему Болин и Фаберже отказались от «вторичной переторжки», хотя, как следует из документа, они лично просили Фредерикса об этом. Ведь Болин и Фаберже как оценщики Кабинета прекрасно знали «в лицо» многие уникальные камни из продававшейся коллекции. Мы можем только строить предположения, почему владельцы крупнейших российских ювелирных фирм отказались от дальнейшей борьбы «за камни».

Версия 1 – возможно, Фаберже и Болин исчерпали заранее взаимно согласованный финансовый лимит, отпущенный ими на эту операцию? Тогда почему они просили Фредерикса о вторичной переторжке, видимо, будучи готовыми поднимать цену? Версия 2 – возможно, отказ от дальнейшей борьбы за коллекцию драгоценных камней (отказ от второй переторжки) был эмоциональным выплеском старейших поставщиков Императорского двора, годами бесплатно работавших на Кабинет в качестве оценщиков этих же драгоценностей, которым отказались продать коллекцию камней за очень приличную сумму? Версия 3 – возможно, Болин и Фаберже, обладавшие огромными связями как в аристократической, так и в ювелирной среде, получили какую-то конфиденциальную информацию, заставившую их отказаться от дальнейшей борьбы за камни? Версия 4 – возможно, это были согласованные действия Кабинета и российских ювелиров с целью «раскрутить» парижан на максимальную сумму сделки?

Как меняются времена! Если бы сегодня происходило нечто подобное, мы могли бы предложить еще одну версию – Фредерике получил «откат» (смысл этого понятия Фредериксу пришлось бы долго объяснять с риском получить канделябром по физиономии) от Сакса с суммы сделки, поэтому камни и ушли в Париж.

Все это мы можем только предполагать, но, так или иначе, «предложенная письмом от 19 августа г. Сакс покупная цена всей коллекции драгоценных камней запаса Кабинета, по прилагаемой подробной ведомости, за сумму 1 075 000 руб. получила 20 августа утверждение министра Императорского Двора. 22 августа Камеральная часть Кабинета Его Величества, получив уведомление о внесении в Кассу Министерства Императорского Двора г. Сакс всей покупной суммы (1 075 000 руб.), передала ему всю коллекцию драгоценных камней кладовой Кабинета Его Величества, согласно прилагаемой подробной ведомости, за надлежащими подписями…».²⁶²

Через короткое время вырученный от продажи коллекции капитал был «записан на особый счет для приобретения ценных подарочных вещей в случаях особых пожалований от Высочайшего Е.И.В. Имени»²⁶³. А через три года подвели первые финансовые итоги этой операции. Согласно справке, составленной в конце 1909 г.: «В депозитах Кабинета Его Величества, по счету капитала за проданную коллекцию драгоценных камней Кабинета Его Величества, к 1 декабря 1909 г. числится 1 110 327 руб. 49 коп., в том числе процентов 35 327 руб. 49 коп.».²⁶⁴ Таким образом, доход Кабинета по процентам с образованного капитала за три года составил 35 327 руб. 49 коп. При этом никто не мог даже предположить (кроме, конечно, В.И. Ленина), что Романовым история отпустила только 7 лет. И через эти 7 лет процентные бумаги, приносящие твердый доход, превратятся в пыль. Хотя, если бы эти камни и остались бы в Кладовой № 2, их с таким же «успехом» продали бы большевики на рубеже 20-30-х гг. Правда, решая совершенно иные задачи.

«Меховая рухлядь» и иные изделия

Кроме драгоценностей в Кладовой № 2 хранилась и «меховая рухлядь». «Географически» это было отдельное помещение со своими сотрудниками, но организационно меховщики числились «под крышей» Кладовой № 2.

В оглавлении «Описной книги по кладовой мягкой рухляди Камерального Отделения Кабинета Его Императорского Величества» перечислены следующие позиции того, что хранилось в кладовой: «Облачения и ризницы; Почетные кафтаны; Шали, парча и другие материи; Горностаевые опуши; Разные меховые вещи; Шкуры звериные: соболя, лисицы, колонки, белки, росомахи, выдры».

По штатному расписанию Кабинета Е.И.В., утвержденному 1 мая 1839 г., все это богатство обслуживали один меховой мастер (жалованье в 1000 руб. в год) и два скорняка (по 500 руб. в год).

В первой половине XIX в. эта Кладовая была весьма востребована, поскольку в ней хранились драгоценные меха, поступавшие в качестве «ясака» от «инородцев» Сибири. Драгоценные русские меха, столь высоко ценимые на Западе, – один из самых известных «брендов» российского Императорского двора. Эти меха были обязательным элементом приданого русских великих княжон, которые, выходя замуж, навсегда покидали Россию.

Например, когда комплектовалось приданное одной из дочерей Павла I – великой княжны Александры Павловны, то в числе прочего из Кладовой «мягкой рухляди» для нее выделено отдельными шкурками: «соболей якутских 40 шт., камчатских 40, тобольских 40, на муфту соболей якутских 20, тоже на палантин 10, под шубу мех лисичий 1». Кроме этого, там хранились и готовые вещи – «пластинчатые меха», то есть то, что позже стали называть палантинами. Так, в приданном значится один палантин из соболей якутских, один – из соболей камчатских, один – из соболей тобольских и три горностаевых палантина.²⁶⁵

Поступали эти меха в Кладовую № 2 из расчета, например, по «3 песца с души» инородца. Были «нормы» поставок и по другим категориям мехов. Меха шли из Архангельской, Тобольской, Пермской, Томской и Иркутской губерний. Причем огромная Иркутская губерния собирала меха, которые поставлялись из Якутского, Охотского и Камчатского и других казначейств. Например, в 1810 г. только из Архангельской губернии в Кладовую № 2 Камерального отделения было поставлено 879 шкурок песцов и 892 шкурки горностая. В 1814 г. из той же губернии в Петербург доставили 876 шкурок песцов, 548 шкурок горностаев и 1350 шкурок белок.²⁶⁶

Кроме меховых шкурок в Кладовой хранился меховой гардероб высочайших особ. Дело в том, что помещения Кладовой были специально оборудованы для длительного хранения мехов, поэтому туда сдавали меха на хранение все Романовы. Это обеспечивало их сохранность не только «от моли», но и от хищения.

На рубеже XIX–XX вв. мехов в Кладовой № 2 практически не осталось, что связано с изменением политики Министерства Императорского двора, направленной на повышение доходности структур Кабинета. При этом ясак с инородцев продолжал исправно поступать, но эти меха (с 1896 г.) тут же продавались фирмам, занимавшимся скорняжным бизнесом. Например, когда 7 февраля 1895 г. в Кладовую поступили 16 шт. соболиных шкурок, полученных из Бийского Окружного казначейства, по 88 руб. за шкурку, всех их немедленно продали известному меховщику Н.М. Тильману.

Конечно, некоторое количество мехов в Кладовой все же хранилось, но в виде уже готовых изделий, закупленных Кабинетом от поставщиков Императорского двора. Например, с 1895 г. в кладовой хранилась горностаевое полотнище длиной в 30 аршин, изготовленное на фабрике «П. Сорокоумовского с сыновьями» в Москве из 400 шкурок. Это меховое полотнище пригодилось в 1910 г., когда хоронили великого князя Михаила Николаевича. На похороны было отпущено «29 аршин 2 вершка в двух кусках». После похорон горностаевый мех вернули в Кладовую для сушки и чистки.

В конце 1900 г., когда началась срочная подготовка приданого к свадьбе великой княгини Ольги Александровны, то для нее купили соболью ротонду а ее соболиное боа сделали из 10 шкурок, оно обошлось Кабинету в 1750 руб.

Вместе с тем через Кладовую № 2 проходило довольно много вещей по другим, кроме указанных выше, позициям. Например, если взять раздел «Облачения и ризницы», то 18 ноября 1895 г. в Кладовую поступило два комплекта полного архирейского облачения из золотой парчи с голубым узором, изготовленных на фабрике поставщиков Императорского двора «А. и В. Сапожниковых», стоимостью по 1702 руб. 85 коп. В тот же день эти облачения были отправлены преосвященному Тихону, епископу Елисаветградскому, викарию Херсонской епархии и преосвященному Антонию, епископу Великойстюжскому, викарию Вологодской епархии.²⁶⁷

По документам можно проследить, кто получал церковные облачения вплоть до лета 1917 г. В записи от 16 июня 1917 г. указывается, что последними в истории империи получили полное архирейское облачение «от фабрики Жевержеева» стоимостью по 1100 руб. пять епископов: Смоленский Ефрем, Камчатский Нестор, Аляскинский Филипп, Петроградский Стефан и Трапезундский Хриосанф.²⁶⁸

Среди номенклатуры изделий, хранившихся в Кладовой № 2, была и такая любопытная позиция, как «Почетные кафтаны». Это был «царский подарок», который, судя по листу выдач, предназначался для квалифицированных рабочих, волостных старшин и прочих низших должностных лиц.

Что касается шалей и парчи, то они шли на подарки для «восточных людей». В декабре 1896 г. 15 кусков парчи и шелковых материй на 2150 руб. подарили «Ея Величеству Таиту, Супруге Негуса Абиссинии Менелика». Этот подарок должен был доставить в Абиссинию российский отряд Красного Креста, который отправлялся с гуманитарной миссией в Африку. В этом же году куски парчи отправили для подарков в Китай. В ноябре 1901 г. парчу послали в подарок тибетскому далай-ламе и послу чрезвычайного Марокканского посольства. В феврале 1902 г. шесть кусков парчи для халатов (от торгового Дома Сапожниковых на 1389 руб.) подарили эмиру Бухарскому.

Обширная номенклатура мехов, отраженных в ведомостях Камерального отделения, была «следом» XVIII в., когда драгоценные сибирские меха приравнивались к золоту и бриллиантам. Со второй половины XIX в. количество вещей в Кладовой постоянно сокращалось, а готовые изделия покупались у придворных поставщиков, которым в ходе тендеров продавались меха, поставляемые в императорские резиденции.

Кладовая № 3 для каменных изделий

Эта кладовая предназначалась для хранения различных каменных изделий, доставляемых с Екатеринбургской и Колыванской фабрик, с Петергофского гранильного завода, императорских фарфоровых, зеркальных и стеклянных заводов. Естественно, и эта кладовая находилась под охраной постоянного воинского караула.²⁶⁹ Пополнение запасов кладовой № 3 обеспечивал Четвертый отдел Камерального отделения – горный, в ведении которого была не только добыча драгоценных камней и металлов, но и все шлифовальные заводы и фабрики.

Именно из этой кладовой членам царской семьи перед Пасхой отправлялись фарфоровые и каменные пасхальные яйца, которые в день Пасхи раздавались охране, слугам и ближайшему окружению²⁷⁰

«Географически» кладовые № 2 и 3 до 1886 г. находились в общем здании Кабинета близ Аничкового дворца. В этом здании, построенном при Николае I, изначально на первом этаже были оборудованы кладовые Кабинета для хранения гранитных изделий и мягкой рухляди. Для кладовых № 2 и 3 архитектор Н.А. Шильдкнехт в 1886 г. построил во дворе, при здании Кабинета, особую кладовую, состоящую из двух частей: одна кладовая поступила в распоряжение Кассы, другая кладовая использовалась для хранения драгоценностей Кабинета и мягкой рухляди.²⁷¹

Во второй четверти XIX в. сложился высочайше утвержденный²⁷² порядок посещения кладовых Камерального отделения Кабинета. Например, заведующий Камеральным отделением мог заходить в кладовые № 2 и № 3 только вместе с их хранителями.

Таким образом, подводя итоги, мы можем констатировать, что в конце XVIII – начале XIX в. ювелирная коллекция российских монархов расширилась настолько, что появилась необходимость в создании специализированных кладовых с соответствующим штатом чиновников-хранителей. Эти кладовые располагались в жилых императорских резиденциях: Кладовая № 1 (Бриллиантовая комната в Зимнем дворце), Кладовые № 2 (ювелирные изделия, коллекция драгоценных камней и меховой рухляди) и № 3 (каменные изделия) на территории Аничкового дворца.

Галерея драгоценностей Императорского Эрмитажа

Одним из установлений Министерства являлся Императорский Эрмитаж. К началу XX в. все его драгоценные коллекции официально считались государственной собственностью. Во времена Екатерины II, собирательская деятельность которой и положила начало коллекции Эрмитажа, ни у кого не было и тени сомнений, что весь Императорский Эрмитаж есть личная собственность матушки-императрицы. Начало эволюции отношения императорской семьи к коллекции Эрмитажа как к общенациональной, государственной собственности, можно отнести уже к первой четверти XIX в. При Николае I чиновники Кабинета уже четко разграничивали «собственные» художественные коллекции российских императоров и «государственные» коллекции Императорского Эрмитажа.

При Николае I в Императорском Эрмитаже появляется открытая для публики Галерея драгоценностей. Еще раз подчеркнем, что вещи, находившиеся в Галерее драгоценностей, по своему юридическому статусу являлись государственными и принадлежали Императорскому Эрмитажу. Соответственно все вещи, передаваемые из Бриллиантовой комнаты в Галерею драгоценностей, немедленно меняли свой юридический статус.

Возникновение Галереи драгоценностей связано с тем, что во второй четверти XIX в. Зимний дворец окончательно разделяется на несколько зон со своими специфическими функциями. Это были жилые половины императорской семьи, включавшие собственно комнаты императора и императрицы (второй и третий этажи северо-западного ризалита), с детскими комнатами (первый этаж северо-западного ризалита) и комнатами-квартирами ближайшего окружения (например, так называемый «Фрейлинский коридор»), запасными половинами и торжественно-парадными залами. Кроме этого, часть помещений использовалась как хранилище художественных ценностей, получив название Императорского Нового Эрмитажа.

Согласно проекту Л. фон Кленце, три зала около корпуса «Лоджий Рафаэля» подлежали сносу и среди них – «новая» Бриллиантовая комната (№ 2). Находившуюся там коллекцию драгоценностей переместили в одну из галерей, расположенную вдоль Висячего сада в здании Малого Эрмитажа.

В Галерею драгоценностей поступили на хранение художественные предметы и редкости, издавна принадлежащие Императорскому дому и хранившиеся до того времени в Кунсткамере, в Старом Эрмитаже и, отчасти, в Московской Оружейной палате. Кроме этого, в 1856 г. из Бриллиантовой комнаты в Галерею драгоценностей переместили 165 вещей.²⁷³ В Галерее драгоценностей вещи хранились в 26 шкафах и 11 витринах.²⁷⁴ Галерею драгоценностей официально открыли для посещения в декабре 1856 г.²⁷⁵

В связи с переездом сокровищ в здание только что построенного Нового Эрмитажа, составили первый каталог Галереи драгоценностей, в котором сделана первая попытка атрибутировать произведения и зафиксировать их историю. Все эти «наработки» использовались при составлении последнего каталога Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа, составленного в начале XX в., когда в Галерее хранилось уже 6400 уникальных предметов.

Говоря об этом собрании, следует напомнить, что весь нынешний Государственный Эрмитаж буквально вырос из антресолей императрицы Екатерины II на ее личной половине, где она поначалу размещала свою коллекцию редкостей. В письмах к барону М. Гримму эти четыре антресольные комнатки она называла «Императорским Музеимом». Со временем антресольная коллекция разрослась, и если в 1770-е гг. на антресоли были «снесены с четырех концов света золотые и серебряные вещи и драгоценные камни», то к середине 1780-х гг. здесь сконцентрировались восточные редкости, и антресоли стали называться «Китайскими».²⁷⁶

Возвращаясь к Галерее драгоценностей, укажем, что в «шкафу № 13» хранилось «оружие, принадлежащее Особам Российской Императорской фамилии, и предметы, принадлежащие Наполеону I».²⁷⁷ В «шкафу № 9» были расставлены вещи принадлежащие императрице Екатерине II, императору Александру I и другим российским императорам и императрицам.²⁷⁸

От времен Екатерины II среди прочего здесь хранились такие ювелирные курьезы, как «куриное яйцо в золотой оправе с эмалированной надписью». Там же хранилась ложка из кедрового дерева, собственноручно вырезанная Екатериной II во время ее путешествия в Крым.

Следует подчеркнуть, что Романовы помещали в Галерее драгоценностей не просто драгоценные вещи, но памятные семейные реликвии, выполненные из дорогих металлов и усыпанные бриллиантами. В результате фактор мемориальности вещи отчетливо преобладал над материальной составляющей экспоната. Например, на полке № 4 «Полукруглого шкафика 25» хранился «Деревянный ящик для красок, принадлежавший великой княгине Марии Федоровне, впоследствии императрице». Этот ящик был «Украшен портретами детей этой государыни, гравированными Уокером по рисункам великой княгини (21 апреля 1790 г.). Надпись исполнена эмалью».²⁷⁹ Там же хранились детские, весьма «непростые» игрушки российских императоров²⁸⁰

М.Э. Ухтомский. Галерея драгоценностей. 1861 г.

Хранились в Галерее драгоценностей и современные вещи, поступившие туда при Николае II. Так, в «полукруглый шкафик № 8» поместили знаменитые реплики императорских регалий в уменьшенном виде: две императорские короны²⁸¹, скипетр²⁸², держава. Все эти изделия повторяли оригинал в масштабе 1 к 10 и были украшены бриллиантами и жемчугами. Эти копии императорских регалий изготовили мастера²⁸³ фирмы К. Фаберже в 1900 г. к Всемирной выставке в Париже. На изготовление копий регалий было получено специальное разрешение Кабинета. По итогам выставки К. Фаберже получил золотую медаль выставки и французский орден Почетного легиона. После окончания выставки эти ювелирные изделия поступили в Императорский Эрмитаж по Высочайшему повелению от 22 мая 1901 г.²⁸⁴

При Николае II Галерея драгоценностей пополнилась еще одним раритетом, который ценен не своими ювелирными достоинствами, а «следом», оставленным в истории России. Это золотая табакерка, которой, по устойчивой легенде, был убит Павел I. Массивную, овальную золотую табакерку пожаловала Екатерина II Николаю Александровичу Зубову, старшему брату Платона, который являлся последним фаворитом старевшей императрицы. Именно Николай Зубов первым ударил Павла I массивной золотой табакеркой (1,6 х 8, 6 х 6,2 см) в висок, свашш императора на пол. Эту табакерку²⁸⁵ в 1897 г. выкупили по приказу Николая II из собрания Тапызиных и поместили в качестве исторического раритета в Галерею драгоценностей.

Также там была представлена небольшая, но весьма ценная коллекция произведений эпохи Возрождения. Традиционной частью «ювелирного собрания» Эрмитажа стали «деликатные предметы» XVIII столетия: разнообразные табакерки, мушечницы, туалетцы, нессесеры, часы, веера, флакончики для духов, перстни и прочие изысканные мелочи.

В результате Галерея драгоценностей стала самым крупным в России общедоступным (она функционировала в музейном режиме) собранием памятников ювелирного искусства. В 1850 г. для входа в Галерею драгоценностей отпечатали билеты по рисункам Ф.А. Бруни. Они выдавались по предписанию Придворной конторы «на один только раз, впускать же по оным можно не одно лицо, но семейства и компании». Тогда же начали решаться новые вопросы: систематизация и описание коллекции, режим работы с посетителями, вопросы охраны коллекции.²⁸⁶

«Потенциал» экспонатов, которые периодически передавались в Галерею драгоценностей Императорского Эрмитажа из личных покоев императорской семьи, сохранялся вплоть до 1917 г. Например, одним из таких экспонатов могла со временем стать «маленькая серебряная каретка, запряженная четверкой цугом, каковая двести с лишком лет тому назад принадлежала ребенку, Петру Великому». Эту «каретку» подарил цесаревичу Алексею князь Лев Сергеевич Голицын в Крыму, летом 1912 г. Как отметил мемуарист: «Вещице этой цены не было».²⁸⁷

При всем этом, следует иметь в виду, что, несмотря на статус государственной собственности экспонатов Императорского Эрмитажа, российские монархи довольно свободно оперировали его фондами. Предметы из коллекции Императорского Эрмитажа периодически использовались в качестве государственных подарков на «высочайшем уровне». Например, в 1902 г. Николай II распорядился передать в качестве «высочайшего подарка» в коллекцию королю Италии «И разновидностей генуэзско-крымских серебряных алеров XV в.»²⁸⁸, хранившихся в отделе нумизматики.

Эвакуация ценностей Камерального отделения Кабинета Е.И.В. в 1914–1917 гг

19 июля²⁸⁹ 1914 г. Германия объявила войну России. Уже 4 августа 1914 г. русские войска Северо-Западного фронта перешли в наступление в ходе Восточно-Прусской операции. Однако поражение русских армий привело к тому, что к 2 сентября 1914 г. германские войска отбросили 1-ю русскую армию за р. Неман. Это было первое поражение русской армии в Первой мировой войне.

Поскольку столица империи – Петербург – находилась в относительной близости от района военных действий, то на высочайшем уровне принимается решение об эвакуации императорских регалий и коронных бриллиантов из хранилищ Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это было вполне оправданное решение, поскольку речь шла не просто о бриллиантах и каратах, а о важнейших символах власти императорской России.

После этого решения драгоценности уложили в специальные сундуки, и эти восемь сундуков в сопровождении помощника заведующего Камеральной частью Бантышева отправили (21–23 июля 1914 г.) по Николаевской железной дороге в распоряжение Московского дворцового управления. 24 июля 1914 г., прибывшие из Зимнего дворца, сундуки, в которых были упакованы коронные драгоценности, принял хранитель Оружейной палаты Московского Кремля В.К. Тру-товский. В числе восьми сундуков, вывезенных из Петербурга, были два сундука с коронными драгоценностями (без номеров). В сундуках № 4 и 5 были упакованы родословные книги и документы.

Кроме восьми сундуков с ценностями из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, были и другие сундуки, в которых поместили наиболее значимые ценности из Кладовой № 2. Так же вывезли и ценности, принадлежавшие семье Николая II на правах личной собственности. В сундуке № 9 находились вещи запаса кладовой Камеральной части и драгоценности великих княжон, дочерей Николая II. В сундуках № 12,13 и 14 были упакованы вещи от камер-фрау М.Ф. Герингер и ковчег от фамильных документов. Все эти сундуки поместили в Оружейную палату вместе с другими ящиками с эвакуированными ценностями Камерального отделения, поступившими в распоряжение Московского дворцового управления.

Пока в этой истории все правильно и логично. Единственное, что вызывает вопросы, – лихорадочная поспешность эвакуации. К этим восьми сундукам не прилагалось никаких описей или акта передачи.²⁹⁰ Это противоречило всем инструкциям, поскольку речь шла о перемещении важнейших предметов, за хранение которых отвечало Камеральное отделение. Еще раз напомним, что война с Германией началась 19 июля, а уже 24 июля императорские регалии и коронные бриллианты оказались в Москве. За эти несколько военных дней ни о какой угрозе Петербургу не могло быть и речи. Кстати говоря, подобное решение об эвакуации ценностей Оружейной палаты Московского Кремля в Сибирь также приняли в первые дни Великой Отечественной войны.

До 1917 г. эти ящики несколько раз вскрывались. К ним, по распоряжению Управляющего Кабинетом, допускались только два человека: помощник заведующего Камеральным отделением Бантышев и камер-фрау императрицы Александры Федоровны Мария Федоровна Герингер. При этом никаких письменных распоряжений не давалось и все делалось по словесному распоряжению императрицы. Сундуки вскрывались в 1915–1916 гг., для того чтобы достать из них те или иные драгоценности.

Когда в марте 1917 г. Николай II подписал отречение, то все Романовы весьма озаботились судьбой своих «пакетов» и «ящиков», хранившихся в кладовых Камерального отделения Кабинета. Поэтому летом 1917 г. о Камеральном отделении часто упоминалось в приватных беседах и в официальной переписке Романовых. Хотя Камеральное отделение Кабинета Его Императорского Величества было официально ликвидировано одновременно с ликвидацией самого Кабинета 26 февраля (1 марта) 1918 г.

После Февральской революции 1917 г. и отречения Николая II Временное правительство среди огромного количества первоочередных вопросов, требовавших безотлагательных решений, не забыло о судьбе ценностей, хранимых в Камеральном отделении Кабинета. Поэтому уже 17 марта 1917 г. Канцелярия бывшего Министерства Императорского двора по приказанию комиссара Временного правительства потребовала немедленно «сообщить… подробные и самые точные описи находящегося в подведомственных бывшему Кабинету Его Величества установлениях ценного, художественного и иного имущества, составляющего личную собственность бывших Государынь императриц, детей быв. Императора и членов быв. Императорского Дома».²⁹¹

Наряду с составлением списков «личной собственности» была составлена «Ведомость драгоценным вещам, находящимся в Кладовой бывшего Кабинета Его Императорского Величества». Полная инвентаризация драгоценных вещей закончилась летом 1917 г. В указанной ведомости перечисляется огромное количество различных ювелирных изделий с «разносом» цен в тысячи рублей. Например, в Кладовой хранилось 4 фельдмаршальских жезла стоимостью в 2500 руб. каждый; пять обер-камергерских ключей стоимостью от 2605 до 3300 руб.; 143 сабли с надписью «За храбрость» стоимостью от 1000 до 1500 руб.; 17 орденов Св. Андрея Первозванного и 41 комплект орденских знаков этого же ордена для «не христиан» стоимостью 5186 руб. каждый. Там же хранились знаки для статс-дам (от 5000 до 5400 руб.) и фрейлин (от 250 до 620 руб.). Бесчисленные посохи, панагии, кресты на клобуки, крестильные крестики (16–19 руб.), миниатюры, медали, медальоны, настольные, табакерки, перстни, булавки, портсигары, запонки, бинокли призматические (по 63 руб.).

Хранились в Кладовой Камеральной части и уникальные вещи, штучной ювелирной работы. Например, такие как «диадема украшенная бриллиантами» стоимостью в 51 268 руб. или «диадема лучистая, украшенная бриллиантами» стоимостью в 35 700 руб. К сожалению, в этой ведомости приведены только названия ювелирных изделий и их стоимость, без всяких дополнительных описаний. Но и этот сухой бухгалтерский список впечатляет, как впечатляет и итоговая цена всех этих «кабинетных» предметов, составившая 1 484 068 руб. 47 коп.²⁹²

Судьбой императорских сокровищ озаботилась и «демократическая интеллигенция». Вскоре после Февральской революции 1917 г. создается «Комиссия по делам искусства», во главе с М. Горьким, впоследствии преобразованная в «Особое совещание по делам искусств при комиссаре Временного правительства». В подчинении этого «Особого совещания» оказалось бывшее Министерство Императорского двора.²⁹³

В сентябре 1917 г. по просьбе владельцев драгоценностей – «граждан Романовых», была организована ревизия предметов, пакетов и ящиков, хранившихся в кладовых Камерального отделения. Это оказалось довольно сложной процедурой, поскольку значительную часть ценностей после начала Первой мировой войны вывезли на хранение в Москву.

Начало этой проверки отчасти связанно и с тем, что 1 августа 1917 г. семью Николая II вывезли из Петрограда в Тобольск. В середине сентября 1917 г. бывший обер-гофмаршал Императорского двора П.К. Бенкендорф, представлявший финансовые интересы семьи императора, отправил комиссару Временного правительства, курировавшему бывшее Министерство Императорского двора Ф.А. Головину письмо, к которому приложил список «сданных в разное время в Камеральный отдел бывшего Кабинета Его Величества драгоценностей, принадлежащих бывшей императрице Александре Федоровне… расписки в получении которых находятся у бывшей камер-фрау М.Ф. Герингер». В письме обозначалась не только принципиальная позиция по вопросу о собственности на хранящиеся ценности: «За исключением коронных бриллиантов все эти предметы составляют частную собственность бывшего Государя, бывшей Императрицы…», но и содержалась следующая просьба: «По поручению владельцев покорно прошу хранить их в Камеральном Отделе бывшего Кабинета Его Величества до того времени, когда возможно будет получить их обратно».²⁹⁴

Ни А.Ф. Керенский, ни В.Ф. Головин не возражали против такой постановки вопроса, признав, что все ценности действительно принадлежат Николаю II и членам его семьи. Дальнейшая переписка между Бенкендорфом и Головиным посвящалась исключительно уточнению списка хранимых ценностей. Последними письмами они обменялись в октябре 1917 г., буквально за неделю до того, как большевики взяли власть в свои руки, чем и поставили точку как в дискуссиях по перечню ценностей, так и по вопросу об их принадлежности.

После подавления попытки государственного переворота генералов во главе с Верховным главнокомандующим Л.Г. Корниловым в августе 1917 г. и «большевизации» Советов, которые начали готовить свой государственный переворот, руководство Кабинета поставило перед Временным правительством вопрос о необходимости срочной эвакуации всех ценностей, хранимых в Камеральном отделении из Петрограда в Москву. Временное правительство согласилось с аргументами руководства Камерального отделения, после чего началась практическая подготовка к эвакуации огромных ценностей.

Напомним, что предшествующая эвакуация ценностей Кабинета осуществлялась в 1812 г. Повеление Александра I об эвакуации ценностей состоялось после того, как войска Наполеона 2 сентября 1812 г. вошли в Москву, откуда так и не успели вывезти из Кремля колоссальные ценности, собиравшиеся на протяжении веков. Прецедент учли и уже 11 сентября 1812 г. Управляющий Кабинетом в документе с грифом «Секретно» подготовил предложения по эвакуации ценностей Кабинета из Петербурга.

В документе предлагалось подготовить к эвакуации из Петербурга прежде всего «денежную казну» (160 000 червонных и 1 500 000 серебром). Во-вторых, к эвакуации готовились «разные вещи из III Отделения Кабинета». В-третьих, «вещи, назначенные в приданое великим княжнам Марии Павловне и Екатерине Павловне и назначенные Анне Павловне». Кроме этого, эвакуировались именные указы из архива императора Петра I. Весной 1813 г. вывезенные ценности возвратили из г. Вытегры в кладовые Кабинета.²⁹⁵ После этого, вплоть до 1914 г., а затем до сентября 1917 г., ценности Камерального отделения Кабинета оставались в Петербурге.

15 сентября 1917 г. спецпоезд «для нагрузки эвакуируемого из Петрограда в Москву ценного имущества б. Дворцового ведомства» был подан к 8 часам утра на товарную станцию Николаевской железной дороги. Эвакуируемые ценности быстро погрузили, и к 17 сентября 1917 г. их уже разместили в кладовых Оружейной палаты Московского Кремля под надежной охраной.²⁹⁶ Второй эшелон ушел 6 октября 1917 г., третий предполагалось отправить в Москву около 25 октября.

Подводя итоги, можно констатировать: во-первых, что жесткая, законодательно оформленная система материального обеспечения членов императорской семьи формируется двумя высочайшими указами 1797 и 1886 гг. Согласно этим указам не только определены суммы ежегодного «жалованья» членов Императорской фамилии, соответственно их месту в семейной иерархии, но и определены источники его финансирования – Государственное казначейство и Департамент уделов. Кроме этого, в 1886 г. разросшаяся императорская семья была разделена на две категории: великих князей и княгинь и князей и княгинь императорской крови, что также связано с корректировкой семейного «жалованья».

Во-вторых, «установления», связанные с повседневным обслуживанием императорской семьи, в 1826 г. были сведены в мощную структуру – Министерство Императорского двора, через которую «прокачивались» колоссальные финансовые потоки.

В-третьих, одним из зримых символов превращения Московского царства в Российскую империю стал комплекс коронационных регалий, сформировавшийся на протяжении XVIII в. не только усилиями придворных ювелиров, но и политиков. Сама же процедура коронации впитала в себя как традиции Московского царства, так и новые, имперские политические реалии.

В-четвертых, при Императорском дворе возникают структуры, которые профессионально занимались «производством» и хранением колоссальных ценностей, являвшихся зримыми символами мощи Российской империи. В рамках этих структур возникает иерархия должностных лиц, несших персональную ответственность за эти ценности. Кладовые (№ 1, 2, 3) Камерального отделения Кабинета Е.И.В. становятся главными центрами концентрации этих колоссальных богатств.

В-пятых, формируются жесткие нормы и традиции высочайших пожалований, которые были зримыми символами признания профессиональных успехов высших сановников империи в глазах правящего императора и членов его семьи.

Личные состояния российских императоров

Понятие «личных состояний», или «собственных сумм», российских государей на протяжении XVIII–XIX вв. прошло через сложную эволюцию.

Начало этой эволюции, как и многое в нашей истории, положил Петр Великий. Когда он, придя на очередное заседание Правительствующего Сената, выложил на стол башмаки, купленные в Гостином Дворе на «собственные» деньги, заработанные в кузнице. Это и стало некой условной точкой отсчета и неким зримым символом обладания лично заработанными деньгами российскими монархами «по должности». Именно Петр Великий положил начало традиции «вкалывать, как раб на галерах» (фраза В.В. Путина), будучи первым лицом страны.

Однако при преемниках Петра Великого эти традиции во многом утратились, российские монархи и «работали» по-разному, и не видели большой разницы между государственными и личными средствами, требуя из казны ровно столько, сколько считали необходимым для своего комфортного существования.

Тем не менее и тогда на ступенях власти «ниже монарха», для членов императорской семьи, начиная с цесаревича и его жены, существовало жестко фиксированное ежегодное жалованье в виде так называемых «комнатных сумм».

И только Павел I в 1797 г., определив на законодательном уровне «жалованье» для каждого из членов семьи, собственно, и положил начало традиции формирования личных состояний российских монархов.

Однако вплоть до 1917 г. для членов царствующей семьи это личное состояние, при всей его формальной значимости, оставалось скорее неким материально-финансовым символом их статуса…

Формирование детских капиталов

Основа благосостояния российских императоров, их братьев и сестер закладывалась буквально с момента их рождения, поскольку, согласно законам Российской империи, им с начала жизни начинали выплачивать фиксированное жалованье.

Следует отметить, что первой «нормальной семьей» в имперский период российской истории стала семья Павла I и императрицы Марии Федоровны. Именно они заложили прочный «генетический фундамент» в основу Императорской фамилии, обеспечив устойчивость престолонаследия. С легкой руки императора Павла I и императрицы Марии Федоровны, у которых родилось 9 детей (пять девочек и четыре мальчика), все императорские семьи в XIX в. (за исключением Александра I, у которого обе дочери умерли в детском возрасте) были многодетными.

Наряду с тем что цесаревны или императрицы были обязаны рожать «до мальчика» и желательно не одного, многодетность в императорской семье «стимулировалась», как денежными выплатами за каждого ребенка, так и тем, что каждый ребенок с момента рождения, обеспечивался жалованьем. По законоположениям, принятым при Павле I, после рождения каждого из царских детей императрицам выплачивались весьма крупные суммы, которые по аналогии с сегодняшней практикой можно назвать неким «материнским капиталом».

Сумма «материнского капитала» на каждого из детей носила на протяжении всего XIX в. фиксированный характер и вплоть до начала XX в. не менялась, составляя 42 858 руб. серебром. Можно с уверенностью предположить, что «некруглые» 42 858 руб. серебром образовались в 1840 г., когда пересчитывались ассигнации на серебро. До этого императрицам «за ребенка» платили вполне «круглые» 150 000 руб. ассигнациями. Так или иначе, но именно сумму в 42 858 руб. серебром мы встречаем в финансовых документах жены Александра II – императрицы Марии Александровны.²⁹⁷ Когда последняя русская императрица Александра Федоровна в 1895 г. родила первую девочку, то и ей выдали «по случаю рождения великой княжны Ольги Николаевны» из «сумм Кабинета» те же самые 42 858 руб.

Кабинет Его Императорского Величества, входя в структуру Министерства Императорского двора, управлял собственностью правящего императора. Следовательно, Николай II платил жене за рождение дочери «из своих» денег.

Г. фон Кюхелыен. Семья императора Павла I. 1800 г.

Сам документ о производстве выплат за подписью министра Императорского двора гр. И.И. Воронцова-Дашкова очень лаконичен: «Государь император, указом на мое имя, данным в 3-й день ноября сего года, Высочайше соизволил повелеть: представить Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Федоровне, по случаю благополучного разрешения от бремени дочерью, великой княжной Ольгой Николаевной, 42 858 руб., Всемилостивейше жалуемых из сумм Кабинета Его Императорского Величества».²⁹⁸

Были и другие жестко регламентированные расходы, связанные с рождением детей. Например, для подготовки младенческого белья из казны отпускалось 8000 руб., а родители очередного великого князя или княжны получали «за тяжкие труды» по зачатию и родам по 18 000 руб. каждый. Следовательно, расходы по рождению младенца, входившего в состав императорской семьи, обходились казне в среднем в 86 858 руб.²⁹⁹ Следует подчеркнуть, что эти деньги выплачивались только царствующей чете, поскольку рождение ими детей имело огромное значение для устойчивости династии.

Как правило, «материнский капитал» вносился на счета детей (в счет так называемых «экономических сумм») в день их Святого крещения. Именно эти деньги становились ядром постепенно копившегося состояния каждого из детей.

Кроме этого, матери получали подарки по случаю крещения своих детей. Например, в апреле 1875 г. при крещении великой княжны Ксении Александровны ее мать, цесаревна Мария Федоровна, получила от Александра II (своего свекра) две крупные жемчужины в серьгах.³⁰⁰ Дарили подарки и младенцам. Когда у Николая I родился третий ребенок – великая княжна Ольга Николаевна, то император Александр I привез ей в подарок к крестинам бокал и чашу «из зеленой эмали». Как правило, эти подарки, не самые дорогие «по деньгам», но значимые «по памяти», сопровождали выросших детей на протяжении всей их жизни.

Как мы уже упоминали, жалованье детям назначалось с момента их рождения. Но тут же начинались и расходы. Ведь при царственных младенцах сразу формировался штат прислуги. Как правило, он включал от 15 до 22 чел. И это только на одного младенца!

Каждый царственный младенец означал новые расходы для семьи на дни рождения и тезоименитства. Как это ни странно звучит, но и на этом пытались «сэкономить». Так, когда у Екатерины II родилась 11 мая 1892 г. пятая внучка, бабушка решила назвать ее Ольгой, сказав: «…Пусть ее рождение и именины придутся на один день, одним праздником будет меньше». Дело в том, что девочка родилась в день праздника Св. Ольги, крещенной в Константинополе в 956 г.³⁰¹

Механизм формирования детских капиталов был следующим. С момента рождения великих князей «ставили на денежное довольствие» при Дворе. С этого «денежного довольствия» детям шли регулярные выплаты «по третям» года. После того как из этой суммы вычитались все выплаты «на гардероб», врачей и на жалованье обслуживающего царственного младенца персонала, все оставшиеся деньги перечислялись на счета его «Собственной» суммы. Конечно, дети поначалу не имели о денежных делах никакого понятия и их средства контролировались родителями и воспитателями.

Будущему Николаю I, с рождения, «на личный счет», каждые три месяца переводилось по 33 333 руб. '/ коп. ассигнациями. В эту сумму должны были «уместиться» все расходы на содержание великого князя. Остаток суммы, если таковой имелся, «переводился» на следующий месяц.³⁰² Расходы «на посторонние» нужды были минимальны. Так, в 1802 г., «к святой Пасхе на построение малолетнего платья», шестилетнему великому князю выделили 2010 руб.

Постепенно на личном счете великого князя Николая Павловича сформировался крупный капитал. В начале 1804 г. «в распоряжении» восьмилетнего великого князя Николая Павловича было 639 033 руб., «отданных в Государственный Заемный банк и в Сохранную казну в прежних годах».³⁰³ Кредитные учреждения выбирала сама императрица Мария Федоровна, поместившая туда капиталы своих детей, в том числе и для укрепления доверия широкой публики к этим банкам.

Динамика накопления Собственной суммы выглядела достаточно внушительно. Если в первой трети 1804 г. Собственная сумма великого князя составляла указанные 639 033 руб., то уже в конце года эта сумма составила 767 248 руб. 99 коп.³⁰⁴ В мае 1805 г. сумма «отданных в Банк и в Сохранную казну в прежних годах» составила 904 164 руб.³⁰⁵ и, наконец, в январе 1807 г. Собственная сумма, хранящаяся в банке, превысила миллион рублей и составила 1 143 746 руб.³⁰⁶ Примечательно, что все финансовые дела маленьких великих князей жестко контролировались матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. На финансовых документах детей неоднократно встречаются ее рукописные пометки (см. табл. 33).

Таблица 33 Собственные детские суммы Николая I

О том, куда шли деньги царственных детей, мы проиллюстрируем на примере «финансирования» кормилицы Николая I, она «работала» на будущего императора чуть больше года и получала жалованье, а потом и пенсию, из Собственной суммы будущего монарха.

Николай I родился 25 июня 1796 г. Ему сразу же подобрали кормилицу, которой было положено жалованье в 800 руб. в год.

Жалованье кормилице выплачивалось «по третям», т. е. раз в три месяца. Так, 16 февраля 1797 г. кормилица Ефросинья Ершова получила 200 руб. Естественно, она была неграмотна и в «ведомости» за нее расписалась дворянка-няня Синицына.³⁰⁸ Кормила будущего императора Ефросинья около года по крайней мере в сентябре 1797 г. она «по повелению императрицы» получала «положенный пансион, принадлежащий ей за прошедшие полгода, считая с марта по 1 сентября 300 руб.»³⁰⁹ После окончания своей «работы» как кормилицы Ефросинье Ершовой установили пенсию в 800 руб. в год, в размере жалованья, и ее она получала, так же как и жалованье по 200 руб., каждые три месяца.³¹⁰

В декабре 1797 г. у Николая I появилась молочная сестра, поскольку по ведомости кормилице выдали «за окрещение у ней младенца 100 руб.». В 1803 г. кормилица получила еще 100 руб., также «за крещение у нее младенца». Наверняка у Ефросинье Ершовой и до 1896 г. был по крайней мере один ребенок, но молочными сестрами Николая I считались только те дети кормилицы (Авдотья и Анна), которые были рождены в 1797 и 1803 гг. Позже у кормилицы родился сын Николай, он также был зачислен в молочные братья царя.

Умерла кормилица Николая I, видимо, в 1832 г., поскольку к 1833 году «детям умершей кормилицы Авдотье и Анне» было выплачено за «поздравление с Новым годом – 50 руб.».³¹¹ С 1833 г. начинаются «отношения» Николая I с молочными сестрами. В бухгалтерских документах они так и назывались – «дочери умершей кормилицы». Примечательно, что деньги им выплачивались по четко фиксированным поводам и только в случае их личной «явки» во дворец. Дочери кормилицы являлись в «свои дни», «как часы», а молочный брат царя только изредка. Так, «свои» 25 руб. за поздравление с Новым годом он получил единственный раз в 1837 г.

Поводы к выплате денег были следующие. Во-первых, «именинные» дни самих молочных сестер Авдотьи и Анны. 1 марта 1833 г. Авдотье было выдано 25 руб. «именинных». Во-вторых, это ежегодные поздравления императора с Новым годом. В 1835 г. дочерям «умершей кормилицы» за «счастие поздравить» Николая I с Новым годом выплатили 50 руб. на двоих. В-третьих, это поздравление императора на Пасху. «Тариф» был стандартный – 50 руб. на двоих. В-четвертых, поздравление Николая I с днем рождения и, в-пятых, – в декабре поздравления с тезоименитством. Таким образом, сестры «снимали» с императора ежегодно по 125 руб. каждая. Без сомнения, для крестьянской семьи такой гарантированный «приработок» был очень важен. Кроме этого, молочные сестры императора занимали особое место в крестьянской общине, да и местные власти к ним относились весьма бережно.

Когда в России в начале 1840-х гг. ассигнации пересчитали на серебро, то пересчитали и деньги дочерей «умершей кормилицы». Анна и Авдотья стали «за поздравления» получать 14 руб. 28 ⁴/₇ коп. на двоих.

В 1844 г. число крестьянских «родственников» Николая I увеличилось в связи с тем, что он стал крестным отцом родившегося у Анны сына. Анна Ершова, по мужу Горохова, в награду «по случаю соизволения Его Величества о восприятии от имени Его Величества от купели новокрещенного ее сына Алексея» получила очень приличную сумму в 28 руб. 58 коп.³¹² Денежная история кормилицы Николая I и ее детей продолжалась с 1796 по 1853 г., т. е. 57 лет. А таких служащих рядом с взрослеющим императором, было довольно много.

Когда у Николая I родился первый мальчик – будущий Александр II, то родители положили на его счет порядка 4000 руб., которые начали прирастать процентами. Деньги будущего императора лежали в различных кредитных учреждениях, в том числе в С. – Петербургской Сохранной казне Воспитательного дома.³¹³

Как и когда происходило перечисление «детских денег» в Сохранную казну? Например, первые деньги пошли на счет цесаревича 28 января 1819 г. (13 000 руб.). В 1820 г. деньги перечислялись дважды 26 января (10 000 руб.) и 8 октября (10 000 руб.). Следует добавить, что на каждую из указанных сумм проценты по капиталу начислялись отдельно, в результате сумма процентов, начисленная за многие годы, многократно перекрывала изначальный капитал. Так, к 1 января 1838 г. на первый вклад от 28 января 1819 г. (13 000 руб.) «набежало» процентов на 17 562 руб. и общая сумма этого вклада составила 30 562 руб.³¹⁴ Еще раз следует напомнить, что в Сохранную казну перечислялись только те деньги, которые оставались после выплаты из жалованья пенсий, пособий и пр. Само же жалованье цесаревича в 1838 г. составляло, судя по документам, 135 000 руб. (выплаты из Государственного казначейства 10 января 1838 г. – 85 000 руб. и 2 сентября 50 000 руб.).³¹⁵ Перечисления средств, как правило, шли после получения «зарплаты», три раза в год: в январе, мае и сентябре. Так, на счет младшего брата цесаревича Александра – великого князя Константина Николаевича в 1828 г. деньги перечислялись трижды: 25 000 руб. (3 января), 25 000 руб. (2 мая), 30 000 руб. (3 сентября).³¹⁶

Общая сумма капитала цесаревича Александра Николаевича, будущего императора Александра II, на 1 января 1839 г. составила 1035 139 руб. Тогда ему шел 11-й год. Источниками этой суммы были капиталы, положенные на счет цесаревича в Сохранную казну Петербургского и Московского Воспитательных домов (770 655 руб.) На эти капиталы начислялись проценты (264 484 руб.). Что и дало в сумме капитал, превышавший 1 000 000 руб.

За первым сыном императрица Александра Федоровна родила Николаю I еще троих сыновей (Константина, Николая и Михаила) и троих дочерей (Марию, Ольгу и Александру). После рождения, как и старший брат, они стали получать жалованье. Все деньги детей Николая I хранились в С. – Петербургской Сохранной казне (см. табл. 34).

«Набежавшие» суммы детских капиталов определялись единственно годом рождения детей, поскольку, согласно закону 1797 г., дети императора до совершеннолетия (20 лет) должны были получать «скромные» 100 000 руб. в год. Процентные начисления также были одинаковыми. Поэтому капитал, накопленный на счетах великой княжны Марии Николаевны, к ее 19 годам, в 1838 г. вполне сопоставим с накопленными суммами ее братьев. В результате все три сестры (1819, 1822 и 1825 гг. рождения) уже к 1838 г. имели личные капиталы, превышающие миллион рублей.

Говоря о темпах накопления «детских сумм», следует иметь в виду, что по мере взросления детей росли и их расходы. Учителей становилось больше, увеличивались расходы на туалеты и развлечения. Соответственно сокращались и суммы, переводимые на банковские счета царских детей. Особенно это касалось подрастающих девочек, тем по определению страстно хотелось «блистать».

Такая ситуация привела к тому, что старшая дочь Николая I великая княжна Мария Николаевна не только ничего не отложила на свой банковский счет в 1839 г., но и была вынуждена использовать часть средств с этого счета. Связано это с банальным перерасходом собственного «жалованья». Правда, у Марии Николаевны имелись и «смягчающие обстоятельства». В 1839 г. она вышла замуж за Максимилиана Лейхтенбергского, поэтому, «блистая», она несколько выбилась из бюджета.

Доходы великой княжны Марии Николаевны в это время складывались из: а) 100 000 руб. в год из Государственного казначейства. За январскую треть она получила 31 333 руб. ассигнациями, 1000 руб. золотом и 1000 руб. серебром. Всего 33 333 руб.; б) от промена золота и серебра было дополнительно получено 5380 руб., и общая сумма финансовых поступлений в январе составила 38 885 руб.

Таблица 34

Все эти деньги немедленно пошли на оплату разных счетов, преимущественно из модных магазинов, а еще надо было платить жалованье воспитателям, учителям и прочему персоналу… В результате у великой княжны возникла банальная ситуация под названием «денег нет вообще». Как ни странно, но это было действительно так. Уже на 20 января 1839 г. из 38 885 руб. по счетам ушло 37 050 руб. Следующая «получка» из Государственного казначейства у Марии Николаевны должна быть только в мае, а оставалось у нее «до получки» всего 1835 руб. При этом последнюю 1000 руб. Мария Николаевна отдала в долг своей воспитательнице Ю.Ф. Барановой. Следовательно, наличных оставалось только 835 руб. Надо заметить, что ни папа, ни мама деньгами дочке не помогли. Выход был, конечно, найден. Деньги «до получки» пришлось взять из неприкосновенного капитала, хранившегося на счету великой княжны в Санкт-Петербургской Сохранной казне. На начало 1839 г. там хранился 1 068 568 руб.

Поскольку это было «не в правилах», то воспитатели всеподданнейше обратились к Николаю Павловичу с просьбой «оставить в Сохранной казне 1 000 000 руб., остальные 68 568 руб. отпустить для настоящих комнатных и прочих расходов Великой Княжны Марии Николаевны».³²⁰ Император дал разрешение на эту операцию.

Кроме ассигнаций, лежавших на банковских счетах, дети буквально с рождения начинали накапливать драгоценные вещи. Это могли быть бриллиантовые орденские знаки, их дети царя получали при святом крещении. Это – золотая и серебряная посуда в детских комнатах, золотые и серебряные игрушки. По большому счету, все то же самое, что и у обычных детей, но только очень дорогое и по работе, и по материалам. Поскольку вещи были действительно дорогими, то требовалось обеспечить их сохранность. Пока дети были маленькими, за драгоценные вещи в их комнатах отвечали воспитательницы-англичанки. Например, когда в 1838 г. умерла воспитательница великих князей Николая и Михаила Николаевичей англичанка Коссовская, то организовали приемку драгоценных вещей по описи. Николаю тогда шел 7-й, а Михаилу 6-й год. В списке, среди многого прочего, значились два ордена Св. Андрея Первозванного, два креста и две звезды этого ордена. В комнатах мальчиков хранились две золотых медали «Блаженной памяти императрицы Марии Федоровны». Наряду с этими взрослыми вещами имелись и вещи совершенно детские, такие как «побрякушка золотая, украшенная алмазами, и детский серебряный барабан и барабанная палка».³²¹

Эту опись драгоценных вещей лично просмотрел император Николай Павлович и он лично «высочайше» распорядился по поводу «побрякушки» и барабана. Поскольку мальчики уже выросли, то Николай I приказал передать «побрякушку золотую, украшенную алмазами», в комнаты цесаревича «в свое время… после бракосочетания», рассчитывая, что когда в семье цесаревича родится ребенок, то он будет в свою очередь забавляться этой «переходящей» погремушкой. Серебряный барабан с той же целью также передавался в комнаты цесаревича.

По поводу «побрякушки золотой» надо сказать несколько слов. Эту, говоря привычными терминами, детскую погремушку изготовили мастера-ювелиры Самсон Ларионов и Михаил Вельский по заказу Анны Иоанновны в 1740 г. Погремушка была любопытной конструкции, поскольку совмещалась со свистком. Доподлинно известно, что с этой погремушкой-свистком играл Александр I. Его младший брат, будущий император Николай I, также, будучи ребенком, забавлялся с этой «побрякушкой». В результате «побрякушка» стала носить «переходящий» характер, развлекая исключительно мальчиков, рожденных в семье правящего императора по прямой нисходящей линии.

Сохранилась картина, изображающая Александра I с этой «побрякушкой» в руках. Есть литография, изображающая будущего Николая II с этой же «побрякушкой». Последним из Романовых ею забавлялся единственный сын Николая II цесаревич Алексей. Сейчас эту «побрякушку» можно увидеть в одной из витрин исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Надо добавить, что эта «статусная» погремушка вряд ли была безопасной для детей. Сделанная из тяжелого золота, с острыми гранями, она могла травмировать ребенка. Кроме того, для детей, которые все тащат в рот, она была просто опасна по причине алмазов, усыпавших ее. Выпавший драгоценный камень, попавший в рот ребенку, мог наделать много бед. Наверняка, для повседневного пользования у царских детей имелись более безопасные погремушки, а этой, драгоценной, они «гремели» в торжественной обстановке каких-либо церемониальных действ…

Великий князь Александр Павлович и цесаревич Николай с погремушкой-свистком

Если мы заговорили о детских игрушках, изготовленных ювелирами, то можно вспомнить и известного ювелира Эркарта, который с 1746 по 1751 г. работал на наследника Петра Федоровича (будущего Петра III). Мастер изготавливал серебряные с эмалью аксессуары к мундирам знаменитых игрушечных солдатиков цесаревича.³²² Это были те самые солдатики, о которых с такой неприязнью писала в мемуарах императрица Екатерина II, тогда молодая супруга цесаревича.

Когда в 1840-х гг. у Николая I появились внуки, то их содержание пересчитали на серебро, и оно составляло 50 000 руб. сер. в год. Средства выделялись из Государственного казначейства.³²³ Эти суммы несколько превышали годовое содержание самого Николая Павловича в детские годы. Видимо, дедушка учел инфляционные процессы и увеличил денежное содержание своих внуков.

Деньги на счета детей могли переводить и родители. Так, цесаревна Мария Александровна буквально ежемесячно откладывала «из своих» по 1000–3000 руб. на счета детей, формируя фундамент их будущего капитала. Согласно «Ведомости о капиталах, обращающихся в С. – Петербургской Сохранной казне, принадлежащих Его Императорскому Величеству Александру Николаевичу и Августейшим детям», их капиталы на 1 января 1857 г. составляли³²⁴ (см. табл. 35).

Таблица 3 5

Примечательно, что у первых трех сыновей сумма накоплений почти одинакова. Видимо, это было желание матери, чтобы у ее сыновей, которые росли вместе, как ровесники, имелись одинаковые накопления, поэтому императрица больше денег вкладывала на счета второго и третьего сына.

По мере взросления дети царской семьи начинали приучаться к самостоятельному расходованию денежных средств. Это тоже происходило в несколько этапов. Сначала они осознавали, что в их распоряжении есть значительные средства, которые они с 25 лет смогут тратить по собственному усмотрению. Пока они были маленькими, воспитатели постепенно приучали их к тому, как надо тратить деньги. И только строго ограниченные суммы. Так, в 1847 г. один из воспитателей сыновей будущего Александра II писал отцу, что его старшие сыновья дали денег некоему мальчику, поскольку тот работал в парке без сапог. Воспитатель, комментируя в письме этот эпизод, отмечал, что «это уже не первые издержки при мне Их Высочеств. Мне часто приходится выдавать, по желанию Их, особенно старшего, то нищим, то бедным итальянским шарманщикам, то старым солдатам, то фонтанщикам; так что я всякий раз, когда с Ними, должен иметь при себе мелкие деньги».³²⁵ Заметим, что «старшему», великому князю Николаю Александровичу, в 1847 г. было только четыре года, а его брату, будущему Александру III, шел третий год. Подобные «благотворительные» траты детей всячески поощрялись и воспитателями, и родителями. Собственно к деньгам детей начинали приучать с семилетнего возраста, когда они переходили из рук женской прислуги к мужчинам-воспитателям.

А.Ф. Тютчева. Фото 1862 г.

«Детские деньги», как и «взрослые», имели определенные статьи расходов. И «залезать» из одной статьи в другую было не в семейной традиции. Так, дочь Николая I упоминает, что «на гардероб» до 15-летия царским дочерям выделялось по 300 руб. в месяц – довольно скромная сумма по дворцовым масштабам, и поэтому этих денег «нам никогда бы не хватило, если бы Мама не помогала нам подарками на Рождество и в дни рождений. На милостыню были предназначены 5000 руб. сер. в год. Остальное из наших доходов откладывалось, чтобы создать для нас капиталы. Каждый год Папа проверял наши расходы».³²⁶ Таким образом, основными статьями расходов детей были затраты «на гардероб», на благотворительность и учителей.

За правильность ведения «денежных дел» маленьких великих князей и княжон отвечали их воспитатели. Деньги всегда были важным делом в царской семье, и им уделялось значительное внимание. Когда в 1858 г. фрейлина императрицы Марии Александровны А.Ф. Тютчева заняла должность воспитательницы при маленьких детях, она немедленно «наложила руку» и на распределение денег. «Наложила руку» в хорошем смысле. Когда в феврале 1859 г. она получила отчет о расходах на великого князя Сергея и великую княжну Марию за прошлый 1858-й год, то «с удовольствием заметила, что ввела значительные улучшения. До 1 августа, когда я стала вести расходы, на туалеты великой княжны было израсходовано 2404 руб., на великого князя 2411 руб.; с того же момента, как я взяла ведение расходов на себя, и до 1 января для великого князя истрачено было 482 руб., а для великой княжны 909 руб. До меня расходы на извозчиков доходили до 150–180 руб. За треть года, а теперь тоже на треть тратится около 16 руб. И то же самое для мелких расходов. Я наслаждаюсь при мысли о том, что таким образом мешаю моим подчиненным красть… Я очень довольна m-lle Тизенгаузен. Она сама честность и толковость. Я установила все расходы, просматриваю их каждый месяц, но не вмешиваюсь в мелкие детали, не экономлю на огарках; великая княжна одета лучше, чем прежде; тем не менее, расход сокращен наполовину, потому что на этом деле у меня человек деятельный, толковый и во всем порядок».³²⁷ Следует подчеркнуть, что подобная экономия только приветствовалась родителями, поскольку экономия денег в детские годы, весьма существенно увеличивала их средства во взрослые годы.

Император Александр II с детьми

Когда мальчики и девочки превращались в юношей и девушек, то им позволялось время от времени и только в сопровождении воспитателей посещать магазины. Там они могли тратить наличные и вообще узнать, как это делается. В основном они покупали подарки и иногда мелочи для себя. Посещение магазинов не было частым занятием великих князей. Упоминания об этих визитах единичны. В апреле 1862 г. 15-летний великий князь Владимир Александрович во время прогулки с воспитателем заехали в магазин, где купили «сотню сигар для Государя».³²⁸

Много «детских» денег ежегодно уходило на рождественские, пасхальные и прочие подарки. В августе 1862 г. великие князья Александр и Владимир Александровичи «крупно потратились» в магазине, поскольку накупили «разных коробочек и папиросниц фабрики Лукутина». Их воспитатель, оценивая эти траты, замечал: «Для Владимира Александровича это неудивительно, но от Александра Александровича я не ожидал решимости истратить на это 24 рубля; правда, что он выбирал такие вещи, которые подешевле, и поэтому он их купил очень много числом».³²⁹ В октябре 1861 г. Александр и Владимир заезжали в магазины Корнилова и Вишневского.³³⁰ А в декабре 1862 г., накануне Нового года, великие князья «поехали по книжным магазинам», для того чтобы выбрать книги для лотерей «по приказанию императрицы». Кроме этого, они заехали в Английский магазин, где Александр Александрович купил сигар для старшего брата – цесаревича Николая Александровича.³³¹

Став достаточно взрослыми, великие князья и княжны начинали сами планировать свой бюджет. Для этого им отпечатывались специальные приходно-расходные книжки, которые требовалось заполнять в обязательном порядке. Расходы, конечно, контролировались воспитателями. Воспитатель был вправе в любой момент потребовать от своих воспитанников их «расходные книжки». В сентябре 1862 г., просматривая расходные книжки 17-летнего великого князя Александра Александровича и 15-летнего Владимира Александровича, воспитатель констатировал: «…Счеты по видимости ведены были чисто и аккуратно, но по проверке оказалось противное: Александр Александрович недосчитался по счетам 11 руб. серебром, а Владимир Александрович 8 р. серебром, у первого осталось от месяца рублей 6, а у Владимира Александровича ничего».³³²

Для детей Александра III ситуация с карманными деньгами резко изменилась. Это связано с тем, что в 1880-х гг. службы, отвечавшие за безопасность императорской семьи, совершенно исключили из повседневной жизни царской семьи практику посещения магазинов. Видимо, в это время (1880-е гг.) царским детям наличные деньги перестали выдавать за ненадобностью. По крайней мере младшая сестра Николая II упоминала, что «карманных денег императорские дети не имели», поскольку все оплачивалось из казны и, что сколько стоит, они не знали.³³³

Эта практика сохранялась вплоть до 1910 г., пока императрица Александра Федоровна не возобновила выплату «наличных» своим детям и они могли посещать магазины как Царского Села, так и Ялты. Это решение она приняла в январе 1910 г. В документе значится, что «Ея Императорское Величество повелеть соизволила предоставлять ежемесячно карманные деньги Великим Княжнам Ольге и Татьяне Николаевне по 15 рублей в месяц, каждой Великой Княжне начиная с 1 января 1910 г.».³³⁴

Император Александр III с семьей

Надо заметить, что Ольге тогда шел 16-й год, а Татьяне 14-й. Специальные расходные книжки из 25 листов содержали две графы: «Расход» и «Приход». Предполагалось, что девочки должны ежемесячно заполнять расходные графы своих книжек, приучаясь к аккуратной трате личных денег. В феврале 1910 г. девочкам впервые выплатили карманные деньги – по 30 руб. (за январь и февраль), за их расходование они должны были ежемесячно отчитываться перед матерью. С 1 февраля 1912 г. «младшим» великим княжнам Марии и Анастасии также ежемесячно стали выплачивать карманные деньги, но, с учетом возраста, только по 5 руб. в месяц. Девочкам тогда было 13 и 11 лет. Все эти «денежные дела» Александра Федоровна держала на контроле, поскольку в архивном деле имеется ее личное пожелание, чтобы расчетные книжки младших дочерей переплели в красную (для Марии) и лиловую (для Анастасии) кожу.³³⁵

Эти расходные книжечки сопровождали девочек буквально до последнего дня их жизни. Уже после расстрела семьи Романовых, когда белые обыскивали Дом особого назначения в Екатеринбурге, в одной из комнат обнаружили приходно-расходную книжечку в красном сафьяновом переплете. В графе «Прихода» указаны деньги, поступавшие из Канцелярии императрицы Александры Федоровны. «Расход» шел почти исключительно на церковь. Записи в красной книжечке начались в феврале 1912 г. и закончились в июле 1917 г. Принадлежала она великой княжне Марии Николаевне.³³⁶

Подобная экономия «детских денег» приводила к тому, что на момент совершеннолетия царских детей на их счетах оказывались более чем солидные суммы, позволявшие им уверенно себя чувствовать, вступая во взрослую жизнь. Как мы уже не раз упоминали, капиталы, как правило, вкладывались в ценные бумаги, приносившие соответствующие проценты.

Совершеннолетие для царских детей, согласно законодательству, наступало в 20 лет. Для цесаревича – в 16 лет. После принесения гражданской и военной присяги (только для мальчиков) порядок их финансирования менялся. К этому времени на счетах молодых людей уже лежали очень приличные деньги в процентных бумагах. По свидетельству одного из видных чиновников Императорского двора, этот специальный капитал мог колебаться в диапазоне от 1 до 4 млн руб.³³⁷

Надо отметить, что великие князья и княгини, заботясь о деньгах своих детей, старались вложить деньги не только в наиболее надежные процентные бумаги, но и наиболее доходные. Для консультаций при формировании «инвестиционного портфеля» процентных бумаг привлекались самые осведомленные и квалифицированные специалисты, стоявшие у истоков самой достоверной политической и экономической информации.

Император Николай II с семьей

Возвращаясь к вопросу действия механизма формирования финансового фундамента царских детей, можно привести пример, как это происходило на рубеже XIX – начала XX в. в семье Николая II. Так, еще за две недели (22 октября 1895 г.) до рождения первой дочери состоялось высочайшее повеление, согласно которому хранившиеся в кассе «Управления Собственным Его Императорского Величества Дворцом» средства, в сумме 318 913 руб. 95 коп. и 60 000 франков (на 1 октября 1895 г.), перечислили «в счет фонда на образование капитала для имеющегося родиться ребенка благополучно царствующего Государя Императора».³³⁸ Это были деньги умершего императора Александра III, которые Николай II, как любящий отец, перевел на сформированный счет дочери, великой княжны Ольги Николаевны. Поскольку УЗИ тогда не было, молодой император, видимо, очень надеялся на рождение сына, поэтому заранее закладывал солидный финансовый фундамент для еще не родившегося ребенка.

Примечательно, что 60 000 франков хранились в 4 %-ных облигациях Общества Закавказской железной дороги (120 облигаций в 12 листах по 5000 франков каждый). Этот вклад приносил в год 2400 франков, из них, согласно законам империи, вычитались 120 франков в качестве 5 %-ного подоходного налога (приблизительно 900 руб. в год с незначительными колебаниями в зависимости от курса). В результате ежегодно валютный вклад приращивался на 2280 франков. За 13 лет, к 1908 г., средства, вложенные в процентные бумаги в рублях и франках, возросли до 1 756 000 руб. и 55 000 фр.

Уменьшение суммы валютного вклада с 60 000 до 55 000 фр. связано с тем, что с введением золотого рубля (1896 г. – знаменитая реформа С.Ю. Витте) 1 золотой рубль приравняли к 4 франкам.³³⁹ Тогда в 1908 г. рубль был настолько прочен, что для единообразия ведения счетов сомнительные франки великой княжны полностью перевели в надежные рубли.

Чиновники Канцелярии императрицы Александры Федоровны внимательно отслеживали рост капиталов царских детей и были готовы в любой момент представить соответствующие справки. Обычно эти справки родители запрашивали на дни рождения детей. Например, когда в июне 1914 г. великой княжне Анастасии Николаевне исполнялось 13 лет, Николай II потребовал представить подобную справку. В дневнике Николая II отмечено: «Анастасия получила, т. к. ей минуло 13 лет». На следующий день царь принял министра финансов П.Л. Барка³⁴⁰ (см. табл. 36).

Таблица 36

Справка о капиталах великих княжон Марии и Анастасии на июнь 1914 г.

Таким образом, к 13 годам младшая дочь Николая II имела на своих счетах капитал в 1 757 400 руб., не считая пакетов с бриллиантами (об этом речь пойдет ниже) в Камеральном отделении и других ценностей. С этими «скромными» 2–3 млн руб., германских марок и фунтов стерлингов царские дети могли уверенно вступать во взрослую жизнь.

Обращают на себя внимание несколько моментов. Во-первых, все вклады царских дочерей хранились в процентных бумагах, приносящих дивиденды в наиболее надежной европейской валюте: фунтах стерлингов (Англия тогда уверенно сохраняла статус супердержавы) и германских марках (Германия амбициозно желала обрести этот статус).

Во-вторых, следует обратить внимание на дату, когда Николай II затребовал представить ему сведения по счетам младших дочерей. Вероятнее всего, подобные справки составлялись и по счетам старших дочерей. Дело в том, что в середине июня 1914 г. уже обозначился во всей остроте новый Балканский кризис между Австро-Венгрией и Сербией. К 14 июня 1914 г., когда для Николая II составляли справку по состоянию Марии Николаевны, еще никто не знал, что 15 июня 1914 г. в Сараево будет убит наследник Австро-Венгерского престола Франц-Фердинанд и что это событие станет началом того политического обвала, который приведет к полномасштабной Европейской войне, позже ее назовут Первой мировой.

Бриллианты в пакетах

Как уже упоминалось выше, в Камеральном отделении хранилось много драгоценностей, принадлежавших лично семье Николая II. Отметим, что это «лично» начало формироваться после указа императора Павла I, но вплоть до рубежа XIX – начала XX вв. представление о личной собственности императорской семьи носило достаточно размытый характер.

Возвращаясь к тезису о политически нестабильной ситуации начала XX вв. (проигранная Русско-японская война, эсеровская волна политического терроризма, Первая русская революция, рост рабочего движения, создание общероссийских нелегальных политических партий и т. д.), следует под этим углом зрения посмотреть на перечень предметов, хранимых в кладовых Камерального отделения и принадлежащих «лично» императорскому семейству. Характер этих предметов, помещавшихся на хранение в сейфы Камерального отделения, косвенно указывает на обвальное нарастание внутриполитических проблем. Об этом свидетельствуют нижеследующие факты.

Значительную часть своего состояния члены императорской семьи с начала XIX в. помещали в ценные бумаги, ежегодно приносившие владельцам довольно крупные суммы. Однако волна политических выступлений, начавшаяся в России в 1902–1903 гг., сопровождавшаяся нарастанием политического террора, заставила императрицу Александру Федоровну пересмотреть традиционную финансовую политику своей семьи. Проявилось это в том, что с 1902 г. Александра Федоровна начинает систематически приобретать бриллианты и сдавать их на хранение в Камеральное отделение. Бриллианты приобретались на «сэкономленную» часть «жалованья» («экономических сумм») детей и помещались в пакетах на их имя. Ранее такие единичные покупки тоже совершались, но не в таких масштабах. Таким образом, с 1902 г. императрица Александра Федоровна начинает вкладывать средства своих дочерей наряду с надежными процентными бумагами (фунты стерлингов и германские марки) и в не менее надежные бриллианты.

Впервые подобный прецедент зафиксирован в документах 16 июля 1902 г., когда в Кладовую № 2 Камерального отделения сдан запечатанный пакет с бриллиантами 7-летней великой княжны Ольги Николаевны. Второй раз – 21 декабря 1902 г. Следует подчеркнуть, что до 1902 г. подобных шагов Александра Федоровна не предпринимала.

Пытаясь объяснить эти поступки императрицы, в качестве рабочих версий можно выдвинуть следующие: версия 1 – вполне возможно, эти бриллианты наряду с процентными бумагами должны были стать фундаментом приданого дочерей; версия 2 – именно в 1902 г. началась активная террористическая деятельность Боевой организации партии социалистов-революционеров и страна начала погружаться в пучину системного политического кризиса.

С 1903 г. Александра Федоровна начинает покупать бриллианты уже для всех четырех дочерей. Сколько конкретно имелось бриллиантов в каждом из нескольких пакетов, неизвестно. Однако можно предположить, что бриллианты закупались на достаточно фиксированную сумму, которая оставалась от необходимых «детских» трат великих княжон. Конечно, камни могли быть разного размера, качества и пр., следовательно, их число в пакете могло колебаться в широких пределах.

Император Николай II и императрица Александра Федоровна принимают эмира бухарского. Ливадия. 1909 г.

Единственный раз в документе упоминается, что в пакете великой княжны Ольги Николаевны, сданном 7 декабря 1912 г., находилось семь бриллиантов. Если исходить из этой цифры как средней, то к 1917 г. у великой княжны Ольги Николаевны в 25 пакетах могло находиться порядка 175 бриллиантов. Если продолжить эти подсчеты, то к 1917 г. всего в Кладовой № 2 Камеральной части скопилось 95 пакетов с бриллиантами, помещенными туда императрицей для своих дочерей. Следовательно, общий фонд бриллиантов сестер Романовых мог составить по крайней мере 600–700 единиц драгоценных камней. Можно предположить, что качество и вес камней соответствовали общественному статусу великих княжон.

Обращает на себя внимание и то, что с 1915 г. в Камеральную часть перестали поступать пакеты с бриллиантами на имя старших великих княжон. Видимо, это связано с тем, что после начала Первой мировой войны свободные средства великих княжон целиком пошли на благотворительные цели, прежде всего через каналы Красного Креста. Также видно, что Александра Федоровна, по возможности «по-честному», выравнивала приданное для своих дочерей. Поэтому, несмотря на разрыв в возрасте в 6 лет между Ольгой и Анастасией, на их имена положено примерно одинаковое количество пакетов с бриллиантами (25 и 24 пакета соответственно). Последний пакет с бриллиантами на имя великой княжны Анастасии Николаевны сдан под расписку в Камеральную часть Кабинета Е.И.В. 2 января 1917 г.³⁴³ (табл. 35).

Периодически императрица сдавала в Камеральное отделение и другие ценные вещи. Так, в 1904 г. туда передана серебряная ванна, подаренная девочкам германским императором Вильгельмом II, а в 1906 г. – два пакета с бухарскими вещами и украшениями великих княжон.³⁴⁴ Сдавали туда и комплекты орденов великих княжон (1 сентября 1912 г.) и пакет с кружевами великой княжны Ольги Николаевны (19 июля 1914 г.), купленный для ее приданого.

Упомянутые пакеты с «бухарскими вещами» – это подарки бухарского эмира, который регулярно приезжал в Петербург. Так, в 1906 г. 24 и 28 ноября в Камеральное отделение поместили восемь футляров с «бухарскими украшениями великих княжон» и один пакет с «бухарскими вещами великих княжон».³⁴⁵ Следует отметить, что подобные «восточные подарки» носили постоянный характер, обогащая ювелирные коллекции российских императриц. Например, в 1831 г. персидский принц Хозрев Мирза подарил императрице Александре Федоровне наряду со всем прочим «четырехрядный жемчуг, который отличался не столько своей безупречностью, сколько длиной. Мама охотно носила его на торжественных приемах, и я его от нее унаследовала», – вспоминала великая княгиня Ольга Николаевна³⁴⁶ (см. табл. 37).

Таблица 37

Пакеты с бриллиантами

Таким образом, на протяжении более чем столетия Камеральное отделение служило своеобразным сейфом для всей Императорской фамилии. Этот «сейф» был расположен очень удобно – в Зимнем и Аничковом дворцах, в которых все Романовы часто собирались на различные церемонии. Естественно, у них имелась возможность, посетив «сейф», осмотреть свою «банковскую ячейку».

Комнатные суммы российских императоров в XVIII в.

Вплоть до Петра Великого личные средства московских царей были настолько интегрированы в роспись государственных расходов, что грань между личными средствами царей и государственными оказывалась весьма размытой. Петр I положил начало жесткому отделению бюджетных средств от личных средств российских государей.

Этот процесс был тесно связан с появлением Кабинета, начало которому принято отсчитывать с 1704 г. Именно тогда появились так называемые кабинетные деньги, со временем их стали называть «комнатными суммами» царя, или «государевой шкатулкой».

Кабинетная сумма, или кабинетная казна, появилась вскоре после возникновения Кабинета Его Величества. Если возникновение Кабинета относят к октябрю 1704 г., то первое упоминание о «кабинетных деньгах» встречается в 1705 г.³⁴⁷ Следует заметить, что кабинетная сумма, находившаяся в личном распоряжении царя, была и тогда весьма значительной. Так, за период с 1705 по 1713 г. она составила 351 111 руб. Структура этой суммы следующая: рублей – 216 089, ефимков – 103 680 и червонных – 20 855³⁴⁸.

Петр I. Худ. Ж.А. Беннер. 1821 г.

Как ни удивительно, но столь крупная сумма первоначально формировалась в основном за счет так называемых «подносных денег», то есть Петр I «брал» подарки (по терминологии того времени – «презенты») деньгами. Совершенно очевидно, что эти презенты подносились грозному императору не просто так. Поскольку большинство подносителей являлись либо церковными иерархами или губернаторами, то мы можем предположить, что первые деньгами откупались, а вторых царь заставлял «делиться» неправедно нажитым добром. Подношения деньгами по суммам были очень разными. Например, в 1709 г. Петр I получил в подарок по случаю спуска на р. Воронеж кораблей «Орла» и «Ластки» от адмирала Апраксина и от Г. Головкина 200 руб. Видимо, чиновники «скинулись» по 100 руб. Царь подношение принял. В 1706 г. царь принял от псковского архирея 500 руб. С другой стороны, были губернаторские подношения по 40–50 тыс. руб.

В результате «подносные деньги» составляли свыше 80 % всего «Кабинетного прихода». Характерно, что 90 % этих денег пришлось на подарки от двух губернаторов – казанского губернатора П.М. Апраксина и от архангелогородского губернатора кн. Голицина. Граф Петр Матвеевич Апраксин (1659 1728) верный сподвижник Петра I: боярин и сенатор, президент Юстиц-коллегии, он в 1705 г. усмирял стрелецкий бунт; был первым Казанским губернатором, поставлял Петру корабельный лес и лошадей. Успешно вел походы против крымцев, участвовал в Верховном уголовном суде над царевичем Алексеем. В 1722 г. состоял президентом Юстиц-коллегии.

Другим источником пополнения «кабинетных денег» было жалованье самого Петра I, сначала как капитана, а затем полковника Преображенского полка. Кроме этого, была и «мелочь» по деньгам, но совсем не мелочь по значению. Петр Великий стал первым из московских царей, кто своими руками зарабатывал трудовую копейку, как это он делал, например, на воронежских верфях.

На что тратились Петром I его «кабинетные деньги»? Очень мало на себя и очень много на свое личное окружение. Такая схема расходов была очень в характере великого реформатора. Например, 14 февраля 1705 г. для царя куплено «одеяло холодное и прочее, господину капитану для воронежского похода» на 27 рубля 32 алтына и 4 деньги. 29 мая 1709 г. «за шитье платья на господина полковника, за разные портища» уплачено 10 руб.³⁴⁹

Елизавета Петровна. Худ. Ж.А. Беннер. 1821 г.

Из комнатной (кабинетной) суммы царь жаловал, присутствуя при крещении детей. Так, будучи 27 декабря 1719 г. «на родинах у священника Ивана Харитонова» царь пожаловал «снохе его» 15 руб. 9 сентября 1723 г. «Его Императорское Величество, будучи на крестинах у адъютанта гвардии Гурьева, пожаловал бабушке на кашу 1 руб.». Фраза «бабушке на кашу» по русской традиции обозначала гонорар, выплачиваемый повитухе.³⁵⁰ Другими словами император оплатил роды. Жаловал император и своих личных слуг. 1 сентября 1722 г. он «изволил пожаловать поварам, скатерникам и хлебникам, кои были в нынешнем походе в приказ… 10 золотых».³⁵¹

При преемниках Петра I сбор «комнатной суммы» приобретает значительный размах. Сам факт наличия в полном и безотчетном распоряжении императора крупных сумм становится традиционным. Это было настолько удобно, что в течение довольно короткого времени на пополнение «комнатной суммы» первого лица изыскиваются дополнительные финансовые источники. Процесс начинается при императрице Анне Иоанновне и приобретает особенно отчетливые формы при императрице Елизавете Петровне.

К началу ее правления «подносные суммы» как главный источник формирования комнатной суммы себя изжили. Нестабильные денежные подношения подданных заменил стабильный соляной сбор. Другими словами, весьма внушительную «отдельную строку» бюджетных поступлений полностью перенацелили на пополнение личных средств первого лица империи.

Анна Леопольдовна. Худ. Л. Каравак

О соляном сборе впервые упоминается в документах Сената за 1728 г. В январе 1728 г. состоялось распоряжение «О выдаче из соляных сборов… Либману 8800 руб., за купленный у него бриллиантовый перстень для сестры Императора, царевны Натальи Алексеевны».³⁵² В феврале 1733 г. при покупке «у купца Исаака Либмана… к Высочайшему двору алмазные вещи 18 733 руб. 75 коп. в соляную сумму, в счет следующих с него по векселю 20 000 руб.»³⁵³ При необходимости пополнения денег следовал именной указ «о доставлении из Штатс-Конторы 10 000 руб. на Кабинетные расходы».³⁵⁴

Кабинетные доходы были значительными, но и расходы, как водится, огромными. Так, значительные суммы денег потратила Анна Иоанновна летом 1739 г., когда она выдавала замуж свою племянницу – Анну Леопольдовну. Тогда невеста блистала в платье с корсажем из серебристой ткани. Весь корсаж спереди покрывали бриллианты, завитые волосы невесты заплели в четыре косы, перевитые бриллиантами, а на голове – маленькая бриллиантовая корона. Кроме того, множество бриллиантов укрепили в ее черных волосах, что придавало ей еще больше блеска.³⁵⁵

Красноречивые сведения о взаимоотношениях придворных ювелиров и их царственных заказчиков можно почерпнуть в записках И. Позье. Так, в 1740 г., буквально через несколько дней после «комнатного» переворота, сделавшего Анну Леопольдовну регентшей при ее малолетнем сыне-императоре Иване VI, Позье пригласили во дворец. Его немедленно провели в комнату-хранилище, где Анна Леопольдовна вместе со своим фаворитом Линаром осматривали «казенные золотые вещи». Юная регентша немедленно потребовала от ювелира «сломать некоторые уборы, вышедшие из моды, чтобы переделать их по своему вкусу». При этом она добавила: «…Я уже начала ломать, можете продолжать с нами».³⁵⁶ Так они «семейно» и «работали».

Позье вспоминает, что большой проблемой для ювелиров была проблема выбивания долгов из заказчиков. Ювелирные изделия те, как правило, брали в долг, а деньги отдавать совершенно не торопились.

Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. Худ. Г.Х. Грот

Поэтому для ювелиров было очень важным наладить сотрудничество с государственными структурами, они деньги за заказанные изделия все же платили: «Это было для меня гораздо выгоднее, чем продавать придворным господам, которые покупали только в кредит и часто совсем не платили».³⁵⁷ Так, И. Позье делал табакерки в качестве подарков, и оплачивала эти подарки Канцелярия иностранных дел.

В 1740-х гг. твердо установленных расценок соляного сбора не существовало, поэтому в каждом из регионов он устанавливался местными властями произвольно. И тем не менее собираемые суммы оказывались весьма значительными. Так, чистая прибыль от соляного сбора колебалась в период с 1742–1749 гг. от 760 000 до 816 000 руб. в год. Все эти деньги полностью поступали в «комнатную сумму».

Поскольку сумма была гигантской, то изменилась и структура ее расходов. Во-первых, из этой суммы выплачивались различные пособия и пенсии. Так, в 1743 г. 50 000 руб. направлялись «в комнату Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Федоровича». Получала свои комнатные деньги и будущая Екатерина II, тогда супруга наследника «Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Федоровича». Ее комнатная сумма составляла 30 000 руб. в год. По дворцовым изустным легендам, Екатерина Алексеевна из этой суммы проигрывала ежегодно в карты до 17 000 руб., устраивая, кроме того, за свой счет праздники. Значительные деньги уходили на наряды. Поэтому бывали у нее тяжелые минуты, когда она не гнушалась «перехватить до зарплаты» через камер-лакея Шкурина даже мизерные 50 руб.³⁵⁸ Кроме этого, из комнатной суммы цесаревны 6000 руб. отправлялись в качестве пенсионных «Генерал-фельдмаршалу принцу Гессен-Гомбурскому»; 15 000 руб. – «Вдовствующей герцогине Голстинской Альбертине Фредерике». Это родители будущей Екатерины II.

Во-вторых, часть комнатных денег шла на образовательные цели. В 1743 г. выплатили 1000 руб. «на обучение за границей двух сыновей умершего царевича грузинского Симеона». В-третьих, деньги расходовались на производственные цели. В том же 1743 г. из личных средств Елизаветы Петровны 8000 руб. потратили на содержание шпалерной мануфактуры. В-четвертых, императрица была женщиной крайне набожной, поэтому часть средств тратилась на целевую благотворительность: 1000 руб. – на содержание Воскресенской богадельни; 500 руб. – монахине Московского Алексеевского монастыря Варсонофии Арсеньевой. В-пятых, «из своих» императрица платила жалованье личным слугам: камердинеру Козьме Спиридонову (100 руб.), балбиру Изоту Красному (200 руб.). В-шестых, крупные суммы шли на содержание придворных театральных трупп: итальянской «компании» (25 675 руб.) и французским комедиантам (20 000 руб.), а также работавшим по заказам императрицы специалистам: архитектору Растрелли (1500 руб.), живописцу Грооту (1644 руб.) и золотых дел мастеру Дублону (2000 руб.).

И наконец, Елизавета Петровна прекрасно помнила, кто и при каких обстоятельствах возвел ее на трон, поэтому свою гвардию она холила и лелеяла: в четыре полка лейб-гвардии на раздачу рядовым (именинных по 3 руб. и крестинных по 1 руб. на каждого. Всего 34 068 руб.), «Кабинетных во дворец» – гвардейским солдатам по 10 руб. в сутки (3650 руб.), на содержание лейб-кампанцев (66 819 руб.).³⁵⁹

Видимо, расходы по кабинетной сумме росли так быстро, что в конце 1740-х гг. возникла настоятельная необходимость ее увеличения. Поэтому в 1750 г. устанавливается единая цена на соль для всего государства в размере 35 коп. за пуд. В результате годовой доход по комнатной сумме перевалил за 1 млн руб. и в среднем в первой половине 1750-х гг. составлял от 1 216 000 до 1 392 000 руб.³⁶⁰ При этом Кабинет решением императрицы брал из этих денег только 1 000 000 руб. С 1756 г. цена на пуд соли была увеличена до 50 коп. В результате доход Кабинета превышает 2 000 000 руб. в год, но в Кабинет по-прежнему брали только 1 000 000 руб.

«Соляные деньги» были главным, но не единственным источником поступления средств в Кабинет императрицы. Другим традиционно-статусным источником «комнатных денег» являлось жалованье императрицы по чину полковницы четырех гвардейских полков. Полковничье жалованье императрице платили «по третям» – в январе, мае и сентябре. Платежная ведомость по лейб-гвардии Семеновскому полку в соответствии с терминологией того времени, выглядела следующим образом: «Господину полковнику Ея Императорского Величества Государыне Императрице Елисавет Петровне, Самодержице Всероссийской, на генварскую сего 754 года треть по чину полковничью жалованья лейб-гвардии от Семеновского полку: окладного за вычетом на медикамент – 709 руб. 20 коп.; рационных денег за сорок рационов на по. лчетверта м-ца за каждый рацион по девяносту по пяти копеек на месяц, итого 133 руб.; денщичья на восемь человек, на каждого окладного по два рубли, а всем 19 руб.; всего означенного жалованья и рационных денег вместе с денщичьими – 858 руб. 20 коп». Следовательно, если в год императрица получала как полковница одного гвардейского полка порядка 2500 руб., то жалованье по четырем полкам составляло порядка 10 000 руб.³⁶¹ Счет жалованья императрицы по чину полковника велся особо от прочих кабинетных денег.

Были и другие статьи доходов, формировавшие «комнатную сумму» императрицы. В их числе можно упомянуть доходы от таможенных сборов. Так, когда в 1758 г. заключили контракт с компанией во главе с купцом Шемякиным о сдаче таможенных сборов на откуп, компания обязалась сверх установленной откупной суммы вносить еще «особо в комнату Ея Величества по 12 500 руб. ежемесячно до истечения срока действия контракта». Следовательно, только «на таможне» императрица зарабатывала в год до 150 000 руб.

Таким образом, в середине XVIII в. при императрице Елизавете Петровне сложились следующие источники поступления денег в кабинетную казну («комнатную сумму»): соляной сбор; доходы с Колывано-Воскресенских заводов; остаточные (на конец года) деньги разных ведомств; личное жалованье Елизаветы, как гвардейского полковника; вычеты, производившиеся из окладов военных и статских чинов за отпуски; почтовый сбор; деньги откупщиков таможенных пошлин. И тем не менее денег не хватало.

При Екатерине II динамика увеличения комнатной суммы продолжала нарастать. Буквально через несколько дней после переворота 28 июня 1762 г. Екатерина II затребовала денежную ведомость «по комнатной сумме». Она, как умная женщина, отчетливо понимала, что верность соратников нуждается в основательной финансовой подпитке.

Да и сама Екатерина Алексеевна имела серьезные долги. Частично с ними она расплатилась, обретя статус императрицы в ноябре 1761 г. В феврале 1762 г. состоялся именной указ «О назначении на собственные расходы ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ ежегодно по 120 000 р. и об отпуске на уплату ее долгов 600 000 р.».³⁶² Однако заговор против царствующего императора дело не только хлопотное, но и дорогое, поэтому Екатерине Алексеевне в конце июня 1762 г. срочно требовалось выяснить, какими средствами она располагает.

Екатерина II. Худ. Ф. Рокотов

Согласно затребованной денежной ведомости «о комнатной сумме», в распоряжении императрицы на начало июля 1762 г. имелись деньги: таможенные, из нового Зимнего дворца, привезенные из Ораниенбаума, от подполковника Порошина и др. Таким образом, опуская прочие детали, сразу же после переворота, в распоряжении Екатерины II находилась значительная сумма в 2 306 004 руб. 1 коп.³⁶³ Из этой суммы последовали первоочередные выплаты ближайшему окружению.³⁶⁴

В последующие годы правления Екатерины II Кабинет обеспечивал императрице постоянное пополнение счетов ее комнатной суммы. По порядку, заведенному Елизаветой Петровной, часть средств, поступающих в Кабинет Е.И.В., направлялась в бюджет.

Надо заметить, Екатерина II предприняла ряд шагов, направленных на укрепление своего довольно шаткого положения в начале царствования. Это касалось не только продворянских указов, превративших ее 34-летнее правление в «золотой век русского дворянства», но и ряда шагов, непосредственно затрагивавших ее комнатную сумму. Например, уже 3 июля 1762 г. цену на соль снизили с 50 до 40 коп. за пуд. Это привело к сокращению прихода в комнатную сумму на 600 000 руб. в год. Тем не менее, преследуя очевидные политические цели, Екатерина II пошла на этот шаг.

Именно наличие значительных комнатных сумм позволяло Екатерине II закупать на европейских аукционах огромные коллекции картин и камей, заказывать придворным ювелирам огромное количество бриллиантовых изделий.

О размерах комнатной суммы императрицы Екатерины II свидетельствует «Окладная книга приходу и расходу комнатной суммы в нынешнем 1786 г.», согласно этому финансовому документу, в распоряжении императрицы в тот год находилось более 3 млн руб. (3 069 726 руб.).³⁶⁵ Отчасти столь крупные доходы связаны с тем, что Нерчинские заводы подчинили Кабинету именно при Екатерине II. Эти заводы начали отстраиваться с 1764 г. и долгое время они являлись одним из главных источников серебра, выплавлявшегося из серебросвинцовых руд. Позже в этом регионе начали разрабатываться золотоносные рудники.

Как водится, соответственно доходам были и расходы. Вот только некоторые из расходов императрицы, произведенные в различные годы ее правления. Так, с 1768 г. на покупку «в комнату разных товаров и на всякие комнатные и мелочные расходы» ежегодно выделялось 100 000 руб. С 1789 г. «Их Императорским Высочествам Государю Цесаревичу и Государыне Великой Княгине Марии Федоровне во дни рождения и тезоименитства Их» стали ежегодно выплачивать по 40 000 руб. Из комнатной суммы императрицы выплачивалось жалованье отставным гвардейским унтер-офицерам и рядовым, обеспечивавших охрану режимной «Собственной Вашего Императорского Величества мастерской Алмазных дел». На эти цели с 1782 г. выделялось 1880 руб. в год.

Выплаты огромных сумм из Кабинета привели к формированию громадного дефицита. Эту проблему Екатерина II решала прямолинейно, «запуская руку» в активы Государственного банка. Так, в мае 1783 г. для нужд Кабинета Екатерина II велела выдать из Ассигнационного (Петербургского) банка 1 000 000 руб. ассигнациями, с тем чтобы в течение 5 лет эта сумма погашалась равными долями. Затем, в этом же году, императрица вновь неоднократно прибегала к помощи банка. В конце 1783 г. долг Кабинета Ассигнационному банку уже насчитывал 4 млн руб.³⁶⁶

Наряду с Ассигнационным банком при Екатерине II возникают и другие кредитные учреждения. Первоначальные капиталы сохранных и ссудных учреждений в Петербурге составлялись из «комнатных», то есть частных денег императрицы Екатерины II, пожертвованных ею в разное время, а также денег, поступавших от благотворителей. Так, в кредитные учреждения при Воспитательном доме в Петербурге (1776 г.) из «комнатных» денег Екатерины II отпущено 5000 руб.³⁶⁷ В результате при Российском Императорском дворе, начиная с рубежа 70-80-х гг. XVIII в., возникает устойчивая практика помещения денежных средств в банки для приращения капиталов процентами.

Из комнатной суммы Екатерины II с 1784 г. выплачивалось содержание персоналу, обслуживавшему внуков императрицы: «Их Императорских Высочеств Великих Князей Александра Павловича и Константина Павловича»: кормилице Авдотье Петровой (900 руб.); англичанкам Прасковье Геслеровой (600 руб.) и Марии Никласовой (600 руб.). Из комнатной суммы платилось жалованье ближайшему персоналу, обслуживавшему императрицу Екатерину II.³⁶⁸ В результате общая сумма расходов колебалась от 1 658 895 до 1 738 836 руб. в год³⁶⁹.

Кроме этих более-менее регулярных выплат были, как водится, и случайные траты. Екатерина была большой любительницей карточной игры, поэтому периодически камердинеру императрицы, у которого хранились деньги на ее карманные расходы, приходилось оплачивать карточные проигрыши Екатерины II. В мае 1786 г., как следует из «Книги карточных долгов» императрицы, «Вашим Величеством проиграно в виск Александру Петровичу 140 рублев».³⁷⁰ Примечателен сам факт наличия такой книги!

Из ее комнатной суммы выделялось определенное содержание наследнику великому князю Павлу Петровичу и его жене великой княгине Марии Федоровне. После смерти Екатерины II 9 ноября 1796 г. жена Павла I Мария Федоровна немедленно затребовала финансовый отчет о наличности по своей комнатной сумме, выделявшейся из Кабинета Е.И.В. В результате для новой императрицы была подготовлена «Ведомость о наличных в Кабинете Вашего Императорского Величества деньгах» на 1 октября 1796 года: золотой монетой полуимпериалами – 35 565 руб.; серебряной монетой – 5831 руб.; государственными ассигнациями 207 930 руб., причем «из числа сей суммы отложено для выкупа облигаций, наступающим по выкупу срочного времени 1 числа ноября сего года 200 000 руб.; за сим исключением остается для комнатных расходов 7930 руб.; червонных голландских 1020 шт. на 4488 руб. Итого 53 814 руб. Сверх оных червонных российских без цены 7411 руб.».³⁷¹

Сумма была довольно скромной, но именно столько денег оказалось в распоряжении жены наследника Российского престола на момент начала ее императорской карьеры. Буквально через три месяца в распоряжении императрицы Марии Федоровны имелись уже совершенно иные суммы. Судя по следующей «Ведомости», составленной на 1 января 1797 г., комнатная сумма включала: «Остаточных от 1795 г. – 29 268 руб.; К тому в нынешнем 1796 году в приход поступило 4 436 149 руб.».³⁷²

Александр I. Худ. В.Л. Боровиковский

После некоторых традиционных и срочных «выдач» комнатная сумма составила 4 254 843 руб., в том числе: «золотою монетою полуимпериалами», «серебряною монетою», «государственными ассигнациями», «червонных российских без цены», «голландских, купленных 1020 шт. на 4488 руб.». Кроме этого, в кладовых Кабинета «состояло налицо мягкой рухляди на 245 881 руб.».³⁷³ При Александре I ситуация с Кабинетными деньгами начинает меняться, поскольку с 1797 г. по март 1801 г. на закупку ювелирных изделий потратили почти 3,5 миллиона рублей, поэтому бюджетный дефицит Кабинета на март 1801 г. составил 1 339 509 руб. Подобная ситуация привела к волевому решению Александра I – не только резко сократить количество заказных ювелирных изделий, но и уменьшить их стоимость за счет снижения количества украшающих изделия драгоценных алмазов.³⁷⁴ Это решение облегчалось тем, что и сам император, и его жена, императрица Елизавета Алексеевна, оставались довольно равнодушными к ювелирным изделиям. Современникам запомнилась фраза, брошенная Елизаветой Алексеевной, в трагическом 1812 г., когда в сентябре началась эвакуация ценностей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца: «…На что мне они, если Александр лишится короны!».³⁷⁵ Вместе с тем это не означало, что императорская семья не пополняла свою коллекцию драгоценностей. Например, летом 1821 г. Александр I приобрел за границей «две нитки бриллиантовые, один склаваж брилиантовой с несколькими мелкими рубинами и один фермуар брилиантовой».³⁷⁶ Эти драгоценности император передал начальнику Главного штаба князю П.М. Волконскому, тот, в свою очередь, передал их министру финансов Д.А. Гурьину.

Не отказывала себе в этом отношении и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Об «интенсивности» пополнения ее коллекции ювелирных вещей свидетельствуют счета императрицы с 15 декабря 1807 г. по 15 декабря 1808 г.³⁷⁷ (см. табл. 38).

Таблица 38

Как следует из приведенной нами таблицы, за год Мария Федоровна купила в России и за границей 236 различных ювелирных изделий на 104 249 руб. Мы можем предположить, что в связи с вышеназванными указами Александра I императрица вела себя в плане покупок более сдержанно. Хотя, представляя характер Марии Федоровны, вряд ли…

К этому времени все «свободные капиталы» императорской семьи уже лежали в банках, исправно принося проценты их владельцам. Главными кредитными учреждениями, которым Романовы доверяли свои деньги были Сохранная казна Московского и Петербургского Воспитательных домов. Например, в Петербургском Воспитательном доме в 1810 г. на счету императорской семьи хранилось 8 651 748 руб., в 1814 г. – 9 555 136 руб., в 1815 г. – 9 485 819 руб., в 1817 г. – 13 162 678 руб., в 1819 г. – 9 665 660 руб.

Вносились деньги и на счета отдельных членов Императорской фамилии. В 1817 г. великие князья Константин, Николай и Михаил Павловичи имели на своих счетах соответственно 51 476 руб. сер., 95 938 руб. золотом и серебром и 102 101 руб. золотом и серебром. На счетах дочерей Павла I: Александры, Елены и Марии хранилось по 500 000 руб. серебром у каждой.³⁷⁸

Таким образом, к концу XVIII в. сложились традиционные источники поступления значительных сумм в кассу Кабинета и было положено начало традиции хранить деньги в банках, ежегодно приращивая их процентами. Все это способствовало динамичному наращиванию колоссальных царских богатств.

Собственные суммы семьи Николая I

В детские годы Николая Павловича императрица Мария Федоровна положила деньги сына «под проценты» в Московскую Сохранную казну. Позже, уже после женитьбы в 1817 г., Николай Павлович стал держать свои деньги и в Санкт-Петербургской Сохранной казне.

Его суммы нельзя назвать очень крупными. Так, на 1 января 1838 г. в Москве на счету императора хранился капитал 595 307 руб. Основой этих денег стали ежегодные денежные подарки императрицы Марии Федоровны своему сыну на дни рождения (10 000 руб.) и тезоименитства (10 000 руб.). По бухгалтерским книгам денежные подарки проходили с пометой «на бриллианты». Эти деньги в 1817–1820 гг. внесены тремя суммами на счет Николая Павловича.³⁷⁹ Кроме того, на 1 января 1838 г. в Санкт-Петербургской Сохранной казне на счету императора хранился еще один капитал – 144 242 руб. Там же, на отдельном счету лежали деньги, оставшиеся после путешествия Николая Павловича и Александры Федоровны в Берлин. Этот капитал, с «набежавшими» процентами, составлял весьма скромные 64 332 руб. Следовательно, к 1838 г. всех «собственных» сбережений на трех счетах императора Николая I хранилось 803 882 руб.³⁸⁰

Если более детально рассмотреть структуру личных банковских вкладов Николая I, то она складывалась из (см. табл. 39).

Таблица 39

Комментируя эту таблицу, следует обратить внимание на два важных момента. Во-первых, то, что осталось из «собственных денег» у Николая Павловича к 1838 г., – это фактически малая часть того, что находилось на его счетах до 1835 г. Дело в том, что на 7 октября 1831 г. на счетах императора хранилось более миллиона рублей.³⁸⁴ Из этой суммы Николай I снял 8 октября 1831 г. 762 109 руб. Затем 1 мая 1834 г. со счетов императора было снято еще 208 410 руб. Фактически сумма, снятая со счетов, и составила без малого указанный миллион рублей. Во-вторых, по докладу Управляющего Собственной Е.И.В. Конторой Блока от 10 июля 1840 г. все «собственные капиталы» Николая I были «переложены на серебро».³⁸⁵ В результате чего номинальная сумма на счетах императора становится просто «неприличной» по своему звучанию. Так, хранившиеся в Московской Сохранной казне «солидные» 661 711 руб. ассигнациями были пересчитаны в 189 060 руб. сер.

Вместе с тем деньги у царя хранились не только в Сохранной казне Воспитательных домов Москвы и Санкт-Петербурга. Царские деньги, разделенные на несколько «пронумерованных» капиталов, хранились в разных банках. Например, в Главном казначействе хранился «Капитал № III» на 74 000 руб. В определенные сроки по этой сумме начислялись проценты.

В Петербургском Коммерческом банке хранились не только деньги Николая I (капитал в 25 000 руб.), но и его детей. Пока дети были маленькими, проценты шли «в приход» их отца. В 1833 г. по этим капиталам «набежало» процентов всего на 14 535 руб. 65 коп.³⁸⁶

Относительная скромность личных банковских вкладов Николая Павловича отчасти связана с тем, что огромные деньги он тратил на жену. В этом не было какой-либо позы, поскольку император действительно любил свою Александру Федоровну. После рождения каждого ребенка благодарный муж дарил жене какое-либо ювелирное изделие. Особенно роскошные подарки делались после рождения сыновей. Так, после того, как Александра Федоровна родила сына, великого князя Николая Николаевича, после череды из трех дочерей, радости самодержца не было границ. Сын для монарха был очень важен. Очень. Детскую смертность даже в царской семье никто не отменял, и прочность династии обеспечивалась рождением как можно большего числа сыновей. Поэтому в 1831 г. император Николай Павлович по случаю рождения сына подарил жене императрице Александре Федоровне бриллиантовое с опалами ожерелье на баснословную сумму в 169 601 рубль. Это «бриллиантовое с опалами ожерелье» изготовил ювелир и оценщик (с 1829 г.) Кабинета Е.И.В. Готлиб Эрнст Ян, зять придворного ювелира Рёмплера и ученик Мерца.

Указанная стоимость «бриллиантового с опалами ожерелья» оставалась рекордной до 1894 г., когда цесаревич Николай Александрович подарил своей невесте Алисе Гессенской жемчужное ожерелье, приобретенное у Фаберже за 177 600 руб.³⁸⁷ Кроме этого, Николай Павлович подарил жене и «просто деньги» – 150 000 руб. Следовательно, благодарный муж «заплатил» жене за рождение сына 319 601 руб.³⁸⁸

Николай I

Говоря о денежных подарках, любопытно посмотреть, на что потрачены эти 150 000 руб., подаренные в 1831 г. Надо сказать, что Александра Федоровна потратила их очень «по-женски». Крупные суммы по традиции пошли на благотворительность. Уже 1 августа 1831 г. выделены из подарочной суммы 25 000 руб. «для раздачи в пособие бедным семействам, оставшимся без призрения от болезни холеры».³⁸⁹ В марте 1832 г. императрица выделила капитал в 5000 руб. «вновь учрежденному в Кронштадте Училищу для воспитания бедных детей». В декабре 1833 г. отправлены 25 000 руб. новороссийскому генерал-губернатору «для раздачи в пособие бедным, пострадавшим от неурожая хлеба». Таким образом, на благотворительность потрачено 55 000 руб., то есть 36,6 % от суммы подаренных денег.

Небольшую часть денег императрица потратила «на себя», в оплату счетов из модных магазинов³⁹⁰, всего на 8942 руб., то есть 5,9 %. Довольно много денег ушло «на прислугу», тех, кто окружал саму императрицу и ее новорожденного сына, тех, кому повезло присутствовать при родах, и т. д. В числе прочих англичанкам-воспитательницам Коссовской и Родгер было куплено три «форменных», придворных «русских платьев» (по 227 руб.). По традиции было куплено роскошное и очень дорогое «русское платье» для кормилицы-крестьянки (845 руб.). Всего на эти цели потрачено 8104 руб., то есть 5,4 %.

Остальные деньги – 77 704 руб., то есть 51,8 %, в 1840-х гг. императрица Александра Федоровна направила на строительство своего крымского дворца Ореанда. При этом на строительство дворца из Государственного казначейства было выделено 400 000 руб. ассигнациями и еще 250 000 руб. из «собственных» капиталов Николая Павловича. В результате капитал в 150 000 руб., подаренный Александре Федоровне 27 июля 1831 г., был полностью потрачен к 1844 г.

Императрица Александра Федоровна с детьми. Худ. Дж. Доу

Кроме денежных и ювелирных подарков Николай Павлович «из своих» оплачивал заграничные вояжи императрицы Александры Федоровны. Надо сказать, что эти женские «отпуска» оказывались довольно накладными для мужа. Так, осенью 1834 г. императрица Александра Федоровна посетила свою родину. На финансирование этой поездки Николай Павлович буквально опустошил один из своих вкладов – «Капитал № III» в 75 000 руб., хранившийся в Главном казначействе. На поездку жены из этих денег сняли 65 640 руб. ассигнациями. При подготовке поездки русские ассигнации поменяли «на валюту».³⁹¹ Проведением финансовых операций по обеспечению поездки императрицы занимался придворный банкир А.Л. Штиглиц. Именно через него в 1840-х гг. русские внешние займы размещались на денежных рынках не только Амстердама и Лондона, но и Берлина. Николай I отблагодарил банкира за эту деятельность золотой табакеркой.³⁹² Надо заметить, что деньги во время «вояжа» императрицы тратились довольно аккуратно и никто ими не разбрасывался.

Дарил Николай Павлович жене подарки и на многочисленные семейные праздники, и прежде всего на дни рождения. Надо сказать, что в этом случае император «экономил», поскольку день рождения Александры Федоровны совпадал с днем их свадьбы. Это была идея «мамы» Николая I, в качестве свадебного дня, она, совершенно не случайно, выбрала 1 июля 1817 г. Кроме дней рождений ювелирные подарки дарились на тезоименитства, различные семейные юбилеи и события.³⁹³ В этих случаях император подбирал подарки из ювелирной «расходной» коллекции кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.³⁹⁴ (см. табл. 40).

Таблица 40

Примеры подарков императрице Александре Федоровне

Николай Павлович был брутальным мужчиной и не чуждался женского окружения. Больная жена смотрела на увлечения мужа весьма снисходительно, особенно с учетом того, что все обставлялось очень пристойно и речь шла об искренней привязанности. Речь идет о фрейлине В.А. Нелидовой. В последние годы жизни император обеспечил фрейлину «из своих» денег, однако Нелидова после смерти Николая Павловича передала «в инвалидный капитал те 200 000 руб., которые он ей оставил по завещанию, и окончательно удалилась от света».³⁹⁵

Когда в феврале 1855 г. Николай Павлович скончался, подарки матери стал дарить сын – император Александр II. Так, в январе 1856 г., когда один из сыновей Александры Федоровны женился, то по этому случаю она получила от старшего сына «Сан-Силь с 4 опалами» за 8738 руб. В этом же году по случаю коронации Александра II вдовствующая императрица получила «в день коронования брошь с рубином, жемчужиною и портретом Его Величества» за 8030 руб.³⁹⁶

Начиная с 1840-х гг. значительные средства, как правило, проценты по хранящимся капиталам, тратились Николаем I на различные «домашние» цели. А когда «процентных денег» не хватало, то на эти выплаты переводились средства из «Собственной конторы».

Например, в 1849 г. от «Собственной Его Величества процентной суммы» поступило 3785 руб. 4 коп., а потрачено было в 1850 г. 12 080 руб. На что тратились деньги? Тратились «на жизнь»: вдове унтер-шталмейстера, переплетчику, «на содержание пенсионеров Его Величества», на жалованье унтер-офицерам Царскосельского арсенала и т. д.³⁹⁷

Гардеробная сумма Николая I

Сохранились бухгалтерские книги, в которых буквально с момента рождения Николая Павловича фиксировались его личные расходы по так называемой «Гардеробной сумме». Как уже отмечалось, личные расходы весьма существенно дополняют те характеристики императора, которые оставили современники. «Гардеробная сумма» носила фиксированный характер, и деньги император «получал» по третям года. В первой половине XIX в. еще не было фиксированных статей расходов, которые появятся в бухгалтерских книгах Александра II и императрицы Марии Александровны, и записи по расходам шли просто в хронологическом порядке.

Если сгруппировать расходы царя по статьям, то картина вырисовывается довольно любопытная, в полной мере иллюстрирующая то, что называется повседневной жизнью.

Если взять расходы на такой «пустяк», как внешний вид, то их, в свою очередь, можно разделить на несколько позиций. При этом, конечно, следует иметь в виду, что профессия «царя» сугубо публичная, и внешний вид первого лица не только имеет огромное значение для него самого, но и формирует престиж державы. Кроме того, внешний облик царя формировал моду для военного и бюрократического бомонда имперского Петербурга.

В качестве парикмахера Николая I обслуживали и профессионалы, и «любители». Например, в апреле 1833 г. его дважды подстригал мундшенкский помощник Федоров (25 руб. за стрижку), в июне – отставной унтер-офицер Максимов и лакей Востриков, в сентябре – камердинер Сафонов, в октябре, ноябре и декабре – вновь мундшенкский помощник Федоров.³⁹⁸ Складывается такое впечатление, что уже в это время император носил парик-накладку, поэтому «любители» только коротко подстригали отросшие под париком волосы.

Наряду с «любителями» у императора имелся личный профессиональный парикмахер. Его услуги оплачивались раз в полгода. В мае 1833 г. парикмахеру Этиену выплатили за услуги 245 руб.

Именно он изготавливал для царя накладки, для того чтобы скрыть наметившуюся лысину. В апреле 1834 г. парикмахер получил «за стрижку волос и накладки 230 руб.».³⁹⁹ Как правило, Этиен готовил царю по две накладки на голову в год.

Тщательный уход за внешностью обходился Николаю I в приличную сумму. Например, за 1837 г. только парикмахер Этиен заработал «на царе» 966 руб. Эта сумма включала стоимость стрижек, накладок и помады для Николая I.

Шитье новых мундиров для Николая I также финансировалось из его «гардеробной суммы». Расходы на содержание самых разнообразных мундиров в достойном виде, как и на шитье новых, выливались для царя в очень приличные суммы. Следует подчеркнуть, что Николай Павлович затянул в мундиры буквально все служилое сословие, начиная со студентов кончая фрейлинами.

Из этой же «гардеробной суммы» Николай I оплачивал и первые военные мундиры своих детей и внуков. Великие князья свои первые военные мундиры одевали в раннем детстве. Первый солдатский мундир по форме Измайловского полка, стоимостью в 10 руб~ лей д. ля великого князя Николая (будущего Николая I) сшили в 1801 г., когда ему исполнилось 5 лет. Первый генеральский мундир (стоимостью в 35 руб.) у Николая появился в 16 лет, в 1810 г.⁴⁰⁰

Д.ля сшитых или переделанных мундиров требовалась различная фурнитура, ее заказывали на Придворной эполетной фабрике Е.Д. Битнер, которая находилась «близ Аничкина моста, в Троицкой улице № 10». Счета этой фабрики были регулярными и весьма солидными, вполне сопоставимыми со стоимостью новых мундиров.⁴⁰¹ Генеральские мундиры в Николаевскую эпоху щедро украшались золотым шитьем. Д. ля царя мундиры расшивали золотошвеи из мастерской Залемана.⁴⁰²

Со временем Николай Павлович начал полнеть, и в ноябре 1836 г., когда ему было 40 лет, впервые был заказан бандаж, которым «утягивали» живот под мундиром, при этом грудь становилась более выпуклой. Выполнил этот заказ «бандажный мастер» Остерлов.

Из кабинетных сумм Николай Павлович мог себе позволить делать своим близким роскошные подарки. Поскольку именно в его царствование в дворцовый обиход вошли воскресные общесемейные обеды, получившие название фамильных, император заказал д. ля всех дам «фамильные» ювелирные украшения, которые в обязательном порядке они должны был одевать на эти обеды. Комплект «обеденных» украшений включал в себя, во-первых, «фамильный браслет». Мемуаристка пишет: «Государь подарил совершенно одинаковые браслеты всем дамам своего семейства. Браслет шириной '/, вершка состоял из разных драгоценных каменьев в форме параллелограммов одинаковой величины; каждый камень был оправлен отдельно и мог быть отстегнут от другого». Во-вторых, два золотых обруча: «в '/, вершка ширины: первый на лбу у самых волос, второй окружал косу, из которой выпадали три-четыре длинных локона».⁴⁰³

В заключение следует сказать, что «комнатные», или «гардеробные», деньги российских монархов, находились в распоряжении царских камердинеров вплоть до Александра III. Только новый министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков, заметив, что при этих выдачах «допускаются неумелость, а кроме того, по введении «охраны государя, доступ посетителям во дворец стал недоступен… деньги были переданы в Канцелярию».⁴⁰⁴

Собственные суммы семьи Александра II

Собственный капитал Александра II начал по традиции формироваться его родителями буквально с момента рождения, с апреля 1818 г. Вплоть до 1840 г. этот капитал хранился в ценных бумагах в Сохранной казне С. – Петербургского Опекунского совета и управлялся «Собственной Его Величества (Аничковской) конторой». То есть капитал цесаревича фактически находился в ведении Николая I. После того как «мальчик вырос» и в декабре 1840 г. была образована Придворная Контора цесаревича, указанный капитал передан в нее и на 1 января 1841 г. составлял довольно скромные 356 726 руб. 67 коп.⁴⁰⁵

После того как цесаревич женился и начал взрослую жизнь, его личный капитал стал неуклонно сокращаться. При этом ни на жену, ни на детей (за исключением подарков) ему тратиться не приходилось. И тем не менее из основного капитала регулярно изымались не только проценты, но и довольно крупные суммы основного капитала. Как правило, деньги шли на покрытие издержек по «комнатной сумме». При этом следует помнить, что Александр Николаевич получал ежегодно жалованье по статусу наследника-цесаревича, определенное законом 1797 г. Тем не менее этого ежегодного жалованья не хватало, что вынуждало цесаревича периодически «залезать» в «собственные суммы» (см. табл. 41).

Таблица 4 1

Таким образом, за 15 лет (с 1841 по 1856 г.) будущий император Александр II потратил из своего «детского» капитала «на пополнение недостатка комнатной суммы» – 200 310 руб. 50 коп. и «на покрытие издержек по путешествиям» – 105 432 руб. 44 коп. Всего 305 752 руб. Без 50 000 руб. это был практически весь капитал, полученный от родителей Александром II в 1841 г. Только треть этой суммы (105 432 руб.) была потрачена «на жену и детей», остальные 200 000 руб. Александр II потратил только на себя. Следует еще раз напомнить, что характер семейных трат (на себя, на жену, на детей, на увлечения, на друзей и пр.) весьма красноречиво характеризует личностные особенности человека. Транжирой цесаревич не был. Да и «папа» не позволил бы. И тем не менее ежегодно приличные суммы уходили в основном на поддержание достойного внешнего вида, на шитье мундиров, парикмахеров и пр.

Когда в 1855 г. цесаревич стал императором Александром II, финансовая ситуация изменилась. В результате к марту 1881 г. императору удалось накопить на своих счетах приличные средства. Главной фигурой, решившей эту задачу, являлся глава Контроля Министерства Императорского двора барон К.К. Кистер. По его настоянию была образована единая Касса Министерства двора, что значительно облегчило контроль за расходованием средств. В год образования Кассы оказалось, что на начало 1864 г. Министерство Императорского двора располагает капиталом в сумме 2 225 000 руб., который включал в себя и «Капиталы, принадлежащие Высочайшим особам», всего на сумму 382 184 руб. 50 коп.⁴⁰⁶ Кроме это, указанные 2 млн включали капиталы, принадлежащие Капитулу орденов и «прочим имеющим особое назначение» – 1 472 716 руб. Также в Кабинете хранились капиталы, принадлежавшие «Разным обществам и частным лицам» на 370 105 руб.

При этом долги по Министерству Императорского двора в том же 1864 г. доходили до 1 200 000 руб. А если учесть долги по «Кабинету Его Величества», доходившие до 1 800 000 руб., то общая сумма долгов составляла порядка 3 000 000 руб.

Усилиями К.К. Кистера уже во второй половине 1860-х гг. наметилась тенденция к некоторой финансовой стабилизации. Обращает внимание, что в первую очередь старались стабилизировать финансовое положение тех придворных структур, которые были связаны с материальным обеспечением императорской семьи. Например, с 1858 до 1863 г. дефицит по Кабинету Е.И.В. достигал огромной суммы в 2 002 400 руб. К 1863 г. дефицит по Кабинету Е.И.В. удалось сократить до 280 401 руб. Но в целом по Министерству двора неудовлетворенных кредиторов оставалось на сумму в 673 000 руб.

Столь тяжелое финансовое положение, связанное с отсутствием свободных средств, привело к высочайше одобренному решению, по которому «для покрытия комнатных расходов» был взят очередной заем на сумму в 493 720 руб. Собственный капитал Александра II также поступил в кассу Министерства Императорского двора из Кабинета в сумме 358 877 руб.⁴⁰⁷

Александр II. Худ. К.Е. Маковский

В 1870-х гг. тенденция к финансовой стабилизации продолжала развиваться. При назначении А.В. Адлерберга в апреле 1870 г. министром Двора финансовое положение министерства было следующим: по министерству оставалось долгов на 592 719 руб.; по Кабинету Его Величества долгов было на 1 521 511 руб. То есть за пять лет сумму долга удалось уменьшить почти на миллион рублей. Сбережения за 1869 г. по Кабинету составили 194 331 руб. Оставалось всех капиталов (за исключением Собственного) до 12 000 000 руб. Собственный капитал Александра II составлял 2 216 457 руб. Как мы видим, в последнем показателе изменения были особенно разительными. Собственный капитал царя увеличился с 358 877 руб. (1864 г.) до 2 216 457 руб. (1870 г.).

Примечательно, что барон К. К. Кистер во второй половине 1860-х гг. завязал тесные контакты с дельцами Петербургской биржи, их связи и опыт он использовал для проведения крупных операций по покупке и продаже ценных бумаг.⁴⁰⁸ Вне всякого сомнения, это были средства как членов императорской семьи, которые активно вкладывались в различные ценные бумаги, так и средства Министерства Императорского двора, они также должны были «работать», принося прибыль в виде процентов с ценных бумаг. Подобное сотрудничество было действительно необходимо, поскольку Петербургскую фондовую биржу периодически накрывали кризисы и владельцы ценных бумаг оказывались ни с чем. Такой вариант для Романовых был крайне нежелательным, а для самого Кистера означал безусловный конец его карьеры.

Примечательно, что факт участия Министерства двора в биржевых сделках отметили и мемуаристы. Например, B.C. Кривенко упоминал, что «по поводу деятельности Кистера пустили молву, что скопидомный барон затянул и Двор в концессионную авантюру. Это совершенно не отвечало действительности. Поводом к такого рода слухам могло послужить приобретение в портфель кассы министерства партии железнодорожных акций».⁴⁰⁹

Ситуация усугублялась тем, что после подписания Парижского мира в 1856 г. бюджетный дефицит Российской империи составил 1 млрд 155 млн руб.⁴¹⁰ и Государственное казначейство перестало быть для Романовых некой бездонной бочкой. Кроме этого, весной 1859 г. по повелению Александра II была создана специальная комиссия для обсуждения мер по усовершенствованию банковской и денежной системы России. В июле 1859 г. комиссия подготовила записку «Соображения к лучшему устройству банковой и денежной системы». 31 мая 1860 г. был создан Государственный банк и тем самым положено начало формированию современной по тому времени капиталистической банковской системы России. 19 февраля 1861 г. Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права в России. Все это положило начало системным экономическим и политическим реформам в Российской империи.

В январе 1862 г. вышло высочайшее повеление, предписывавшее переход к стратегии всемерной экономии при планировании расходов Высочайшего двора. Эта политика, проводившаяся на протяжении многих лет, получила название «экономии на свечных огарках». Проявлялась экономия во многом: свернули текущие ремонты в дворцовых резиденциях, кроме самых необходимых, заморозили и так мизерное жалованье придворнослужителей. Пытались экономить на высочайшем столе, освещении и прочих текущих расходах.

В результате, когда через несколько лет, в апреле 1870 г., при назначении нового министра Двора провели ревизию всех финансовых активов, картина оказалась следующей: по Министерству Императорского двора оставалось долгов на 592 719 руб.; по Кабинету Его Величества долгов было на 1 521 511 руб. То есть за пять лет сумму долга удалось уменьшить почти на миллион рублей. Сбережения за 1869 г. по Кабинету составили 194 331 руб. Оставалось всех капиталов (за исключением Собственного) до 12 000 000 руб. Собственный капитал Александра II составлял уже весьма солидную сумму в 2 216 457 руб. Как мы видим, по этой позиции изменения были особенно разительными. Собственный капитал царя увеличился с 358 877 (1864 г.) до 2 216 457 руб. (1870 г.).

Финансовая ситуация в Министерстве двора относительно стабилизировалась за 1870-е гг. В результате к 1 апреля 1880 г. по Министерству Императорского двора и Кабинету Его Величества были погашены все долги, неудовлетворенных кредиторов не осталось и оказалось «сбережение по суммам за 1879 г. – 1 151 731 руб.». Кроме того, консолидированный капитал Министерства двора (за исключением Собственного капитала) составил сумму до 40 000 000 руб. Собственный капитал Александра II к апрелю 1881 г. составил уже 12 470 000 руб. Еще раз напомним, что в 1864 г. этот капитал составлял только 358 877 руб.

Из Собственного капитала в 12 470 000 руб. был выделен «Особый, Александра II капитал», предназначенный царем для своей второй жены Е.М. Долгоруковой (с декабря 1880 г. кн. Юрьевской) – 3 337 251 руб. 72 коп. Этот капитал по особому повелению в сентябре 1880 г. был выведен из кассы Кабинета Е.И.В. и внесен на хранение в Государственный банк. Также был выделен «Особый Его Императорского Величества капитал» – 878 250 руб. Эти деньги хранились в Англии в процентных бумагах в «Bank of England».⁴¹¹

Капиталы императрицы Марии Александровны

Что касается жены императора Александра II, то, когда в 1841 г. бедная дармштадская принцесса приехала в Россию, чтобы стать цесаревной, а затем и императрицей Марией Александровной, то ей был подарен императором Николаем I свадебный капитал в 150 000 руб. сер. На эти деньги приобрели две облигации, помещенные в Государственный Заемный банк. Эти 150 000 руб. стали основой состояния императрицы. Вплоть до 1857 г. Мария Александровна этими деньгами совершенно не интересовалась, и к 1 январю 1857 г. только процентов «набежало» на 45 633 руб. 29 коп.⁴¹²

С 1857 г. Мария Александровна не только регулярно стала запрашивать сумму поступавших на ее счет процентов, но и вносить на свой счет дополнительные средства.⁴¹³ Трудно сказать, почему пополнение капитала началось именно в 1857 г. Мы можем только предполагать: обретение нового статуса императрицы, сопряженное с новым уровнем «жалованья»? Рождение сына? Какие-то семейные проблемы?

Рубеж 1850–1860 гг. был очень непростым для всей России. В это время готовился целый пакет либеральных реформ, главной из которых должна была стать отмена крепостного права. Россия вступала на путь стремительной капитализации, со всеми издержками «дикого капитализма». В этой ситуации банковский сектор страны приобретал не только особое значение, но и определенную независимость от властных структур.

Мария Александровна. Худ. Ф.В. Никитин. 1860 г.

Напомним, что до начала 1860-х гг. «царское золото» хранилось в виде ценных (процентных) бумаг в Сохранной казне при Санкт-Петербургском и Московском Воспитательных домах. Эти структуры возникли в 1772 г., одновременно с Вдовьей и Ссудной казнами по инициативе И.И. Бецкого, тот через эти структуры собирался упрочить финансовое положение курируемых им Воспитательных домов. Кредитные учреждения при Воспитательных домах получили разрешение на прием вкладов и выдачу ссуд. Открытие казны в здании Воспитательного дома последовало в 1775 г. Основной капитал Ссудной казны составился из высочайших пожалований, единовременных и ежегодных, из приношений разных благотворителей и с разных сборов.

С 1797 г., когда императрица Мария Федоровна приняла под свое покровительство Воспитательные дома, обороты Ссудной казны значительно расширились благодаря принятым мерам к поддержанию кредита. Покровительство государственных структур привело к тому, что обороты Ссудной казны за 45 лет увеличились почти в 100 раз: к 1843 г. обороты Московской казны составляли 210 млн руб. сер. (736 млн руб. ассигнациями против 7,8 млн руб. ассигнациями в 1797 г.). К 1860 г. в Петербургской Ссудной казне находилось Собственных капиталов и вкладов на 187 млн руб. и столько же числилось в ссудах. На рубеже 1850-1860-х гг., когда началась широкомасштабная реорганизация кредитных учреждений, деятельность Ссудной казны стала сокращаться. С 1860 г. прекращается прием процентных вкладов. Владельцы билетов Ссудной казны получили право обменять их первоначально на 4 %-ные непрерывно-доходные билеты, а потом на Государственные 5 %-ные банковые билеты.

Это все упоминается к тому, что во времена Николая I действовало жесткое правило, фиксировавшее проценты по вкладам на свадебный капитал цесаревен и великих княгинь на уровне 4 % вне зависимости от экономической конъюнктуры. Но на частные вклады членов императорской семьи это повеление не распространялось, хотя «по традиции прежних лет» банки платили «по высочайшим вкладам» не менее 4 % годовых.

В довольно шаткой экономической и политической ситуации рубежа 1850-1860-х гг. Александра II не могла не заботить судьба семейных вкладов, хранившихся в процентных бумагах, их реальная стоимость напрямую зависела от банковских котировок. В то время уже случались прецеденты, когда банки в одностороннем порядке шли на изменение процентных ставок по частным вкладам. Видимо, банки позволили себе затронуть даже интересы членов императорской семьи, снизив процентные ставки по вкладам с традиционных 4 до 3 %.

Ситуация, затрагивавшая «кровное», была немедленно отслежена. В результате подготовлено соответствующее распоряжение, с ним министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг 18 декабря 1857 г. вышел на императора, который «высочайше повелеть соизволил»: «…Следующие по брачным договорам членам Императорской фамилии добавочные проценты сверх трех, платить в 1858 г. из Удельных сумм, но Министру финансов иметь в виду, впредь платить эти деньги из Государственного казначейства с капиталов, внесенных из оного в Кредитные установления». Другими словами, император распорядился «доплатить» до привычных 4 % «с сего капитала, не взирая на уменьшение платежа процентов, воспоследовавшее в Кредитных установлениях и с тем, чтобы четвертый процент уплачивался из сумм Удельного ведомства». Вскоре, как и было обещано министру финансов, последовало новое высочайшее повеление (2 мая 1858 г.): «Потребную на производство добавленных процентов на приданные капиталы, обращающиеся в Заемном банке… сумму вносить с 1859 г. в Государственные росписи».⁴¹⁴ Проще говоря, выплату «добавленных» волевым решением, «процентов» Александр II, распорядился выплачивать своей многочисленной родне из государственного бюджета. Это очень показательное и совершенно не афишируемое решение самодержца, который «нерыночными» методами охранял «рыночные» интересы своих близких.

В качестве примера можно упомянуть, что на свадебный капитал (150 000 руб. + набежавшие проценты) императрицы Марии Александровны также начислялись дополнительные проценты, которые складывались из 1500 руб. выплачивавшихся из Государственного казначейства, и 416 руб. – из Департамента уделов.⁴¹⁵

1 сентября 1859 г. последовал новый высочайший указ «О Государственных 5 % банковых билетах». Суть его сводилась к тому, что, во-первых, на приданые капиталы, на которые брачными договорами следовало платить 4 %, было высочайше поведено 2 мая 1858 г. платить добавочные, сверх 3, проценты начиная с 1859 г. из Государственного казначейства. Во-вторых, частные вклады членов Императорской фамилии следует, по согласованию с владельцами, использовать на приобретение «учрежденных ныне 5 % банковых билетов».⁴¹⁶

Таким образом, на историческом переломе 1850-1860-х гг., Александр II, серией высочайших повелений (18 декабря 1857 г.; 2 мая 1858 г. и 1 сентября 1859 г.) гарантировал сохранность как «приданных» капиталов великих княгинь (4 %), так и частных вкладов членов императорской семьи (с 3–4 до 5 %).

Надо заметить, что члены императорской семьи моментально поняли, что 5 % больше чем 4 %. Примечательно, что одним из первых, конечно, по подсказке попечителя графа Строганова, эту операцию провел наследник Николай Александрович (Никса). В письме от 29 октября 1859 г. он выразил желание воспользоваться высочайшим указом от 1 сентября 1859 г.⁴¹⁷

21 января 1860 г. император Александр II повелел, чтобы «все капиталы Членов Императорской фамилии, внесенные в Кредитные установления, подвергнуть обмену на 5 %-ные Государственные билеты, причем все 5 % отпускать высочайшим особам сполна, хотя по брачным договорам полагается только 4 %, но этот обмен произвести с условием, чтобы Министерство финансов было освобождено уже впредь от уплаты добавочных процентов на означенные капиталы, в то время когда помещенные в Государственные 5 %-ные билеты капиталы или их часть будут возвращены Высочайшими Особами по тиражу и будут помещены в Кредитные учреждения на низшие проценты».⁴¹⁸

В «большом обмене» начала 1860 г. приняла участие и императрица Мария Александровна. Она меняла на 5 %-ные Государственные билеты свой свадебный капитал (150 000 руб., хранившиеся под 4 % годовых в Сохранной казне С. – Петербургского Опекунского совета) и свои «частные» вклады, хранившиеся в Государственном Заемном банке под 3 %. В результате по «свадебным деньгам» императрица получила 6 билетов 5 %-ных Государственных билетов по 25 000 руб. каждый.

О том, на что расходовались деньги императрицей Марией Александровной, подробно рассказывают ее бухгалтерские книги. К середине 1850-х гг. эти расходы свели к 14 стандартным статьям. По традиции в расходах императриц значительное место уделялось различного рода благотворительной деятельности. Поскольку на рубеже 1830-1840-х гг. ассигнации пересчитали на серебро, то годовое «жалованье» императрицы составляло порядка 200 000 руб. в год. Как правило, скромная, сдержанная в расходах и набожная Мария Александровна не только укладывалась в эту сумму, но и экономила. Например, 1855 г. «финансовый год» она закончила с экономией в 10 132 руб. 68 коп. сер. Как правило, сэкономленные средства немедленно вкладывались в процентные бумаги, которые ежегодно приращивали основной капитал.

Рассматривая структуру расходов Марии Александровны в 1856 г.⁴¹⁹, следует учитывать, что для императрицы и Александра II это был особый год, поскольку в августе 1856 г. в Москве состоялись коронационные торжества. Понятно, что это потребовало дополнительных расходов. И тем не менее… (см. табл. 42).

При рассмотрении этой таблицы обращает внимание сравнительно небольшое увеличение трат императрицы в коронационный год. Самой крупной статьей расходов стали расходы «на туалет» – 40 830 руб. Совершенно очевидно, что коронация потребовала массы расходов по этой статье. От коронационного платья, ныне хранящегося в Оружейной палате Московского Кремля, до бальных и прочих платьев, приличествующих ее новому статусу.

Вторую позицию разделили расходы «на фамильные подарки» – 31 720 руб. и пособия – 31 781 руб. Конечно, статья «на подарки», всегда оказывалась весьма затратной – подарки должны были быть «по определению» царскими. А в коронационный год, когда в Москву съехалась многочисленная родня императрицы из бедных немецких карликовых государств, то расходы, естественно, возрастали многократно. Что касается пособий, то во многом это была стабильная позиция, мало зависевшая от дворцовых событий.

Таблица 42

Структура расходов императрицы Марии Александровны в 1856 г.

С годами императрица стала все больше и больше средств перечислять на различные благотворительные цели. Тому было много причин. Это и фактический разрыв с мужем, у которого появилась вторая семья. Это и смерть в 1865 г. старшего сына Николая Александровича. Это и развитие ее легочного заболевания, сделавшее для императрицы невозможной светскую жизнь. Нельзя не сказать и об искренней православности бывшей дармштадской принцессы. Все это позволяло современникам заявлять, что при бюджете в 200 000 руб. Мария Александровна тратила на себя «лишь 50 тыс., отдавая все остальное на благотворительность».⁴²⁰ По поводу «50 тыс.» мемуарист слегка преувеличил, но тенденция такая действительно была.

«Сэкономила» императрица в 1856 г. только на трех позициях: на «собственных издержках» (1830 руб.), на пособиях (2371 руб.) и на пожертвованиях (26 961 руб.). Последняя статья была особенно весомой и объясняется прекращением работы специального комитета императрицы в Симферополе, который оказывал помощь семьям погибших и раненных в ходе Крымской войны.

Примечательно, что учет расходов Александра II и его жены велся очень жестко. Согласно традиции, личные «кошельки» у супругов были раздельные. Если императрица совершала траты, не входившие в стандартные 14 позиций ее расходов, то они возмещались из «большого кошелька» императора, то есть из средств Кабинета Его Императорского Величества. Например, в 1856 г. Кабинет вернул в Канцелярию императрицы 1510 руб. «за подарки от Ея Величества», отнесенные «на счет сумм Кабинета». Также бухгалтерии вели учет тех трат, на которые муж и жена «сбрасывались». Так, Кабинет вернул в кассу императрицы 2375 руб., потраченные Марией Александровной на оплату «обратного путешествия г-жи Граней в Дармштадт». Видимо, Мария Александровна оплатила «путешествие» своей старой воспитательницы из Дармштадта в Россию, а император оплатил «обратное путешествие». Интересно, как это происходило технически? Как-то с трудом представляется, что Мария Александровна скандально заявляла мужу: «Вы должны оплатить обратное путешествие моей няни!». Вероятнее всего, супругов даже не беспокоили этими денежными раскладами, действуя на основании «традиции прежних лет», т. е. имевшихся прецедентах. Но, так или иначе, в отчетах, подававшихся царственным особам для прочтения, все эти денежные «мелочи» фиксировались вплоть до копейки. Подобная экономия в конечном счете позволяла чиновникам задать Марии Александровне приятный вопрос: «Можно ли 15 000 руб. положить в банк для приращения процентов?»⁴²¹

Периодически Мария Александровна вносила на свои счета весьма крупные суммы. Как правило, это были либо подарки мужа, либо капиталы, собранные тем или иным путем и предназначенные для решения благотворительных задач. Поводом для подарков становились различные семейные юбилеи. Так, в 1866 г. на серебряную свадьбу Александр II подарил жене «пару бриллиантовых запонок к рукавчикам и еще две или три безделушки». Надо сказать, что придворные моментально сравнили этот более чем скромный подарок с тем подарком, который сделал императрице Александре Федоровне в 1842 г., так же к серебряной свадьбе, Николай Павлович. То был «бриллиантовый эсклаваж с семью, по числу детей, грушеобразными крупными подвесками».⁴²²

О том, что из себя представлял подарок Николая I императрице Александре Федоровне на серебряную свадьбу летом 1842 г., дают представление архивные документы. В добавлении к Описи 1838 г. указывается, что 2 января 1842 г. ювелиру Болину из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца были выданы: «Бриллианты в бумажках, оставшиеся от переделанных вещей. Четыре бриллианта, весом 3 карат (употреблены на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.); одинаковой грани бриллиантов 64 '/ крат. Из сей партии употреблено бриллиантов одинаковой грани весом 22 '/₃₂ крат на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.; от корсажа с жемчугами. Один брильянт весом 1³/₃₂ крата. Употреблен на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.»⁴²³ Вся же легендарная бриллиантовая диадема, изготовленная в 1842 г., включала в себя бриллиантов на сумму в 87 478 руб.⁴²⁴

Вот такая разница в подарках. В «оправдание» Александра II надо сказать, что в апреле 1865 г. царская чета похоронила своего старшего сына и год продолжался траур. Поэтому серебряная свадьба в 1866 г. отмечалась очень скромно. Вероятно, поэтому были скромными и подарки к юбилею.

В апреле 1876 г. императрица Мария Александровна к 35-летию свадьбы получила от Александра II в подарок «просто» 100 000 руб. Камер-юнгфера Яковлева вспоминала впоследствии, что «императрица Мария Александровна имела огромное количество драгоценностей, которые редко надевала. Она давно отказалась от дорогих подарков, а принимала от государя деньгами (курсив мой. – И. 3.). Много золотых и драгоценных вещей превращала в деньги. Во время войны она отказалась даже шить себе новые платья и все эти сбережения отдавала в пользу вдов, сирот, раненых и больных».⁴²⁵

Из этих 100 000 руб. камер-фрау императрицы уплатила «по мелочи» по счетам за сентябрьскую треть 1875 г. и произвела выплаты «по разным требованиям за пенсионерок». На это ушло порядка 30 000 руб. Остальные деньги потрачены на приобретение 65 облигаций С. – Петербургского Городского Кредитного общества на номинальную сумму 75 000 руб. сер., за которые уплатили 68 426 руб. В результате от подарка мужа «на руках» у Марии Александровны осталось 1574 руб.⁴²⁶

В торжественно-тревожный день 21 февраля 1880 г., когда в Петербурге праздновалось 25-летие царствования Александра II, и одновременно все ждали новых покушений на царя со стороны террористов «Народной воли», император сделал традиционный, ювелирный подарок жене – «великолепную брошку с огромным сапфиром, окруженным большими бриллиантами».⁴²⁷

После 1865 г., после смерти своего старшего сына Никсы, Мария Александровна не только перестает носить драгоценности, но и постепенно удаляется с арены великосветской жизни, погружаясь в мир своих болезней. Поэтому на портретах и фотографиях императрицы мы видим болезненно худую женщину, у которой из украшений остались только скромные кольца на руках и брошки на блузках. Для Марии Александровны, много испытавшей и перенесшей в жизни, это было органично, так же как и то, что до конца дней в ее шкатулке хранилась черная бархотка с огромной бирюзой в форме сердца⁴²⁸ как напоминание о днях ее счастливой молодости.

Несмотря на свою некоторую отрешенность от великосветской жизни, императрица протежировала некоторым представителям бизнес-элиты Петербурга. Так, именно «с подачи» императрицы Марии Александровны придворный банкир Е. Гинцбург значительно укрепил свое положение в деловой элите Российской империи, получив баронский титул от брата императрицы – принца Александра Гессенского, с которым он имел тесные деловые контакты. 19 марта 1875 г. Александр II разрешил Е. Гинцбургу принять баронский титул, пожалованный ему великим герцогом Гессенским. 27 мая 1879 г., уже после смерти Е. Гинцбурга, Гинцбургам было разрешено «пользоваться» этим титулом «потомственно».

Попытки Горация Гинцбурга получить к своему 70-летию в начале 1903 г. право на потомственное дворянство категорически отклонил Николай II.⁴²⁹

Собственные суммы семьи Александра III

Будущий Александр III родился в феврале 1845 г. Он был вторым сыном в семье Александра II. Его детский капитал формировался стандартным, уже описанным нами способом, на основании соответствующих статей законов Российской империи.

Согласно сложившейся традиции, накопленные деньги сыновей Александра II вкладывались в процентные бумаги, начинавшие со временем приносить дивиденды. Поскольку на рубеже 1850-1860-х гг. в России начался транспортный бум, то деньги начали вкладывать в различные товарищества, занимавшиеся строительством железных дорог и транспортные компании. Так, в начале 1860-х гг. для трех сыновей Александра II: Александра, Владимира и Алексея приобрели по 50 акций «Русского общества пароходства и торговли». Эти 50 акций принесли мальчикам дивидендов только за 1861 г. по 900 руб. на каждого. Кроме этого, тогда же они получили по 100 акций «Общества Саратовской железной дороги» и столько же акций «Московско-Ярославской железной дороги».⁴³⁰

В апреле 1865 г. у Александра II умер старший сын Никса и 20-летний великий князь Александр Александрович стал наследником-цесаревичем. Соответственно новому статусу изменилось и его «жалованье». В 1881 г. цесаревич превратился в императора Александра III, финансовыми делами которого занимался Кабинет Е.И.В., а сам император получал на расходы по своему гардеробу порядка 20 000 руб. в год.

Императора Александра III принято рисовать неким «жмотом», способным удавиться за копейку. Это не так. Хотя, действительно, в личной жизни он был крайне непритязателен. Непритязательность проявлялась во многом. И в том, что в марте 1881 г. он поселился на антресольном этаже Арсенального корпуса Гатчинского дворца, и в том, что он не любил менять привычную одежду. У него, конечно, имелись все необходимые мундиры и сюртуки «по должности». Но в отличие от своего отца у него не было мундирных коллекций, которыми так наслаждался Александр II.

Александр III

Мемуаристы в один голос утверждают, что Александр III, как правило, носил привычные вещи, занашивая их до непотребного состояния. С.Ю. Витте упоминает о штопаных штанах императора и клиньях, вшитых в его брюки. Дома с юных лет он привык носить тужурку.⁴³¹ Не носил Александр III и ювелирных украшений. Из колец у него было только венчальное и то «к концу растрескалось, так что опасно было его носить».⁴³² Скромность российских императоров по части ювелирных изделий носила традиционный характер. Мемуаристы упоминают, что Александр I не носил «никаких драгоценностей, ни одного кольца, даже не носил часов».⁴³³ Точнее, это была не скромность, а некий врожденный иммунитет. Драгоценности, окружавшие мальчиков с детства, являлись только необходимым атрибутом их «профессии». Подлинную же ценность для них имели вещи «с памятью», то есть за которыми стояли какие-либо события. Вещами «с памятью» могли быть как ювелирные украшения, так и совершенно простые игрушки.

Когда наследнику, будущему Николаю II, исполнилось 16 лет, и он получил право на ежегодное содержание по статусу цесаревича, Александр III «заявил, что эта трата излишняя и что наследник может продолжать жить по-прежнему в родительском доме».⁴³⁴ Следовательно, «жалованье» цесаревича целиком шло в его «собственный» капитал.

С другой стороны, именно при Александре III в императорских резиденциях развернулись широкомасштабные работы не только по их реставрации, но и модернизации. Прокладывались новые системы отопления, дворцы электрифицировались, устанавливались лифты и т. д. Конечно, Александр III берег государственную копейку, но скрягой он, безусловно, не был.

Если предметно говорить о личных капиталах Александра III, то накопленные в детские годы средства после женитьбы в 1866 г. и рождения детей, практически полностью уходили «на семью» и содержание Аничкового дворца, в котором с 1866 по 1881 г. жил наследник, великий князь Александр Александрович.

Когда наследник-цесаревич осенью 1866 г. женился, то придворные финансисты подвели итоги накоплений цесаревича, с которыми он вступал во взрослую жизнь. На ноябрь 1866 г. на его счетах лежало всего 538 380 руб.

Эти полмиллиона «с копейками» имели свою структуру. Абсолютное большинство суммы по традиции хранилось в различных процентных бумагах и долговых обязательствах – 496 250 руб. Портфель ценных бумаг цесаревича формировался за счет подконтрольных государству структур.⁴³⁵

По традиции незначительные наличные деньги «на каждый день» хранились в золотой и серебряной монете, а также в кредитных билетах – 42 130 руб., соотношение было следующим: золотом – 1030 руб.; серебром – 1500 руб.; кредитными билетами – 39 600 руб.

Обретя статус наследника-цесаревича в апреле 1865 г., будущий Александр III стал получать иную «зарплату». Именно она, несмотря на рост семьи, позволила цесаревичу к 1881 г., то есть за 15 лет, накопить еще миллион рублей. Поэтому на конец 1880 г. на счетах наследника хранилось 1 468 115 р. 40 ³/₄ коп.⁴³⁶

Можно также упомянуть и о том, что цесаревич Александр Александрович как генерал-лейтенант⁴³⁷ русской армии получал денежное содержание по своему офицерскому званию и должности. Как мы уже упоминали, начало этой традиции положил Петр I. Получаемое по службе содержание великого князя Александра Александровича складывалось из: жалованья – 1695 руб.; столовых – 3000 руб.; добавочных – 2400 руб.; пенсии по ордену Св. Георгия II ст. – 400 руб. Всего 7495 руб.⁴³⁸

После трагической гибели Александра II и воцарения Александра III 11 апреля 1881 г. состоялась высочайше утвержденная конфирмация «о разделении капитала в Бозе почивающего Государя Императора Александра Николаевича», по которой на долю «благополучно Царствующего Государя императора Александра Александровича» пришлась ¹/₅ часть капиталов отца, что составило 2 409 567 руб. 30 ¹/₄ коп.⁴³⁹ Именно эта весьма значительная сумма и послужила серьезным основанием «Собственного Его Императорского Величества» капитала. Таким образом, на конец 1881 г. личный капитал 36-летнего Александра III составил 3 877 682 руб.

В последующие годы капитал Александра III прирастал ежегодными суммами процентов с имеющегося капитала и ежегодного «жалованья» императора в 200 000 руб., определенного традициями и законами империи. Динамика увеличения личных сумм царя была следующей⁴⁴⁰ (см. табл. 43).

Таблица 43

Если детально рассмотреть динамику изменений личных сумм Александра III, то стоит отметить, что максимальная сумма личного капитала царя в 8 443 781 руб. была зафиксирована в 1891 г. До этого года, в большей или меньшей степени личные суммы императора постоянно прирастали.

Этот прирост обеспечивался как ежегодным «жалованьем» императора, так и начислением процентов по ценным бумагам, в которых хранились капиталы Александра III. Именно проценты по капиталу приносили большую часть доходов. После 1891 г. финансовый год для царя заканчивался отрицательным балансом, поскольку в 1892 и 1893 гг. Александр III сделал ряд крупных приобретений.

Чаши Мятлевскою сервиза

Если рассмотреть динамику ежегодных приращений личных капиталов императора, то самым удачным стал 1885 г., когда на счета императора поступило 1 339 464 руб. Столь крупное приращение личных средств Александра III связано с тем, что на его счета в 1884 г. потупило «из общих средств» Министерства Императорского двора «в возмещение платежей, произведенных Английским банком за приобретенные у г. Базилевского коллекции редкостей 1 575 683 руб. 95 коп.».⁴⁴¹

Таким образом, знаменитая коллекция Базилевского (подробнее о ней будет рассказано далее), о которой везде пишется, что ее приобрели на «личные» деньги царя, была, в конечном счете, оплачена из средств бюджета Министерства Императорского двора. В последующие годы капитал императора увеличивался от получения процентов по купонам ценных бумаг и от приплат, полученных при конверсиях разных процентных бумаг.

Кроме коллекции Базилевского выкупались императором для «своего» Эрмитажа и другие раритетные вещи «с историей». Например, в 1893 г. принято решение о приобретении подарочного перстня, пожалованного Александром I одному из французов.⁴⁴²

Как правило, итоговая сумма поступлений на счета Александра III зависела не только от выплат по процентам (эта сумма была стабильно-прогнозируемой), но и от ежегодных выплат из личных средств Александра III, поскольку и российские императоры широко занимались благотворительностью. Так, в 1882 г. 300 000 руб. из личных денег царя ушло на постройку барачного лазарета и школы фельдшериц Дамского лазаретного комитета Российского общества Красного Креста. Следует пояснить, что с 1880 г. высочайшей покровительницей Российского общества Красного Креста стала императрица Мария Федоровна, поэтому эти 300 000 руб. были наверняка потрачены с «подачи» императрицы. По традиции, российский император оказывал приватную материальную помощь своему ближайшему окружению. Как правило, на это шли средства Кабинета Е.И.В., но иногда, как в 1883 г., он жаловал деньги и из личных средств. В этом году Александр III лично передал кому-то из своего ближайшего окружения 21 250 руб. По документам такие выплаты проходили с формулировкой «на известное Его Величеству употребление» без указания имен.

Став императором, Александр III начал приобретать в личную собственность имения, с учетом того, что у него имелось пятеро детей, которых надо было «обеспечить». Это практика – обычна в царской семье, когда правящий император приобретал имения «под подрастающих детей». Первым таким имением из купленных в собственность Александром III стало «Брассовское имение, принадлежащее камергеру Апраксину». За это имение в два приема выплатили 4 022 560 руб. 3 коп.⁴⁴³ Надо сказать, что имение приносило стабильный доход. Суммы годового дохода были разными: от 60 000 руб. (в 1886 г.) до 215 000 руб. (в 1892 г.). Всего с 1882 г. по 1 июня 1893 г. имение принесло Александру III 937 836 руб. 23 коп. При этом осталось «не отбитых» средств на 3 084 723 руб. 80 коп. Последним хозяином имения Брасово стал младший брат Николая II великий князь Михаил Александрович, а его жена, дважды разведенная Наталья Вульферт, стала графиней Брасовой.

В 1892–1893 гг. из личных денег Александра III потрачены беспрецедентные средства. Они пошли на приобретение «в личную собственность Его Императорского Величества» трех имений. Во-первых, после того как в начале 1891 г. у второго сына царя Георгия диагностировали туберкулез, для него куплено буквально «за копейки» имение на Кавказе «Абас-Туман», за него уплатили очень скромные 23 163 руб. 52 коп. Выбор имения обусловлен тем, что тогда для лечения туберкулеза практиковалось только климатическое лечение. Особенно целебным считался чистейший воздух предгорьев Кавказа. В купленном имении для сына царя построили скромный дворец.

Во-вторых, в 1892 г. Александр III приобрел в личную собственность имение «Островы», оно обошлось ему в 1 779 558 руб. 79 коп. Это имение до покупки его царем именовалось «Клобуцко» и находилось в Ченстоховском уезде Петроковской губернии, то есть на территории Царства Польского. На территории имения в 12 543 десятин земли находилось 10 918 десятин леса и чугунно-литейный завод с двумя рудниками. Примечательно, что имение оценивалось в 2 441 388 руб., однако куплено царем за указанную выше сумму.⁴⁴⁴ В 1893 г. имение «Островы» принесло доход царю в 239 007 руб. 71 коп.

В-третьих, в 1892 г. у князя Д.Б. Голицына Александром III за 1 840 906 руб. купили имение «Дерюгино» (16 052 десятин земли) в Дмитровском уезде Орловской губернии и в Дмитровском уезде Курской губернии. В этом же году из личных средств императора «на ведение хозяйства в имении Дерюгино» отпустили 93 711 руб. 56 коп. Вкладывать деньги было куда, поскольку на территории имения имелись свеклосахарный завод, бумажная фабрика, два винокуренных завода и 4 водяные мукомольные мельницы. Эта покупка связана с тем, что уже тогда император озаботился приданым своей старшей дочери Ксении. Поэтому имение «Дерюгино» в Дмитровском уезде Орловской губернии было не только приобретено, но в него немедленно вложили крупные средства на развитие хозяйства. После того как Ксения летом 1894 г. вышла замуж за великого князя Александра Михайловича, это имение получило новый импульс развития, поскольку царский зять унаследовал от мамы, великой княгини Ольги Федоровны, мощную деловую хватку. Примечательно, что, когда началась Русско-японская война (1904–1905 гг.), великий князь Михаил Александрович (муж Ксении) пожертвовал Российскому обществу Красного Креста (или теще, императрице Марии Федоровне, которая являлась высочайшей покровительницей этой структуры) целых 4 вагона сахара со своего завода.

В-четвертых, в 1893 г. Александр III приобрел в личную собственность имение Гжелинских за 359 007 руб. 73 коп.

Незадолго до смерти, в 1894 г., Александр III купил в личную собственность дом княгини Марии Воронцовой на набережной реки Мойки за 1 000 000 руб. В 1896 г. император Николай II пожаловал этот дом своей младшей сестре, великой княгине Ксении Александровне.

Общая сумма выплат из личных средств Александра III с 1881 по 1 октября 1893 г. выражалась суммой 5 384 659 руб. 2 коп., а «с прибавлением разницы между покупной и нарицательной стоимостью 356 212 руб. 11 коп., всего 5 740 871 руб. 13 коп.»⁴⁴⁵

Говоря о структуре этих 5 миллионов (5 384 659 руб. 2 коп.), надо сказать, что эти деньги хранились исключительно в процентных бумагах.⁴⁴⁶ Обращает на себя вниманиетот факт, что портфель ценных бумаг российского императора формировался исключительно из надежных государственных процентных бумаг. Немногие из имевшихся в 1866 г. ценных бумаг негосударственных акционерных обществ были проданы за ненадобностью.

Капиталы императрицы Марии Федоровны

Более интересен в денежном отношении разговор об императрице Марии Федоровне. Это была женщина, привыкшая жить на широкую ногу, как и положено цесаревне и императрице. У нее был прекрасный вкус, и она считалась одной из законодательниц столичных мод. Большой петербургский свет был очень ревнив к популярности кого бы то ни было, включая императриц. Однако очень многие относились к Марии Федоровне с искренним восхищением, поскольку она была симпатичной и очень обаятельной женщиной, вполне оправдавшей свое детское семейное прозвище «Умная».

Когда осенью 1866 г. датская принцесса Дагмар сошла на пристань Петергофа, к этому времени русская и датская сторона уже подписали брачный контракт. Невеста русского цесаревича была уже прекрасно осведомлена о своих финансовых перспективах по положению цесаревны. Согласно законам Российской империи, ей положили «жалованье», соответствующее рангу цесаревны, которое и начали выплачивать с сентября 1866 г., то есть немедленно по приезду ее в Россию и еще до проведения церемонии обручения и венчания. Другими словами, отсчет производства жалованья начался с момента первого шага еще датской принцессы Дагмар по русской земле.

Если обратиться к документам, то из них следует, что обряд обручения и венчания Марии Федоровны и Александра III состоялся в октябре 1866 г., а уже за сентябрь и октябрь этого же года Марии Федоровне уплатили треть жалованья (16 666 руб. 67 коп.) из причитающихся цесаревне 50 000 руб. в год. Кроме этого, из Дании через банкира Винекенс, перевели скромные 3081 руб. 68 коп. процентов приданого капитала, и весь «приход» цесаревны за первые два месяца жизни в России составил 19 748 руб. 35 коп. За эти два месяца Мария Федоровна потратила 2652 руб. 77 коп., и остаток в 17 095 руб. 58 коп.⁴⁴⁷, собственно, и стал основой состояния императрицы Марии Федоровны, которая прожила в России с 1866 по 1919 г., то есть 53 года.

Мария Федоровна в жемчужном уборе. Худ. И. Крамской

Всем известно, что характер денежных трат может много сказать о человеке, об особенностях его характера. Кто-то тратит деньги на водку и сигареты, кто-то на книги и походы в театр. Поэтому небезынтересно посмотреть, на что тратила деньги молодая датчанка, в одночасье ставшая женой наследника великой державы. Конечно, следует учитывать, что Мария Федоровна не была свободна в своих денежных тратах, поскольку вокруг было множество ограничивавших ее традиций. К тому же Дагмар выросла в королевской семье и была хорошо воспитана, отчетливо представляя, «что такое хорошо» и «что такое плохо» в новой для нее стране.

Прежде всего это были традиции российского Императорского двора с уже отработанным сценарием публичного поведения цесаревны. Основа этого сценария – благотворительность. Хотела или не хотела цесаревна, она должна была ежемесячно жертвовать довольно крупные суммы на нужды благотворительности. Объектами благотворительности могли быть как отдельные люди, так и учреждения.

Так, первыми пожертвованиями стали деньги в пользу Царскосельского благотворительного общества (50 руб.) и деньги в пользу больницы «Для страждущих от рака на содержание одной (именной. – И. 3.) кровати за год вперед с 28 октября 1866 по 28 октября 1867 г.» (120 руб.).

Кроме этого, были денежные пособия. Например, выдано 150 руб. супруге воспитателя Александра III – генерал-адъютанта Г.Ф. Гогеля «для раздачи бедным учителям Царского Села по случаю бракосочетания Вашего Высочества». Девице Бук было уплачено 25 руб. за то, что она поднесла цесаревне вышитый платок.

В-третьих, это были денежные награды, которые выплачивались по традиции служителям при «Собственных комнатах» в Царском Селе и Зимнем дворце.

В-четвертых, это были комнатные расходы «по гардеробу» цесаревны, ими занималась камер-фрау Марии Федоровны «фон Флотов», позже эту даму стали называть просто Флотовой. Понятно, что именно по этой статье потратили больше всего денег за первые два месяца пребывания цесаревны Марии Федоровны в России. Расходы «на шляпки и булавки» по-человечески понятны. У молодой девушки появился собственный солидный бюджет, который она могла тратить по собственному усмотрению. Почти по собственному. Так или иначе, но цесаревне срочно потребовалось приобрести множество вещей, совершенно необходимых ей по новому статусу, должного качества и в необходимом ассортименте. Надо заметить, что Мария Федоровна с младых ногтей была большой модницей, у нее была прекрасная фигура, ее не испортили даже шесть родов. Поэтому приобретению новых вещей она всю жизнь отдавалась со всей свойственной ей страстью. Как и большинство женщин ее круга и возможностей. Не забывалось и датское окружение цесаревны, начиная с родителей и кончая слугами, вывезенными в Россию, для того чтобы присматривать за маленькой (для них) Дагмар, о которой они заботились с детства.⁴⁴⁸

После первых трат цесаревны Канцелярия подвела финансовые итоги четырех месяцев жизни Марии Федоровны в России. В графе «приход» впервые упомянут традиционный «свадебный капитал» в 150 000 руб., который получали все невесты, приезжавшие в Россию, от своих свекров-императоров, хранящийся в процентных бумагах «Второго англо-российского 4,5 %-ного займа». За четыре месяца по этому вкладу уже «набежали» проценты в сумме 4592 руб. На эти деньги немедленно приобрели новые процентные бумаги.⁴⁴⁹ Общий «приход» цесаревны на конец 1866 г. составил 16 351 руб. 90 коп.⁴⁵⁰

Со временем капитал Марии Федоровны увеличивался. Качественный скачок в росте ее доходов произошел после того, как она в 1881 г. стала императрицей. Ее «жалованье» по новому статусу составило 200 000 руб. в год. Часть своего «жалованья», выплачиваемого «по третям» года, императрица Мария Федоровна получала золотом и серебром. Ежегодно 1200 полуимпериалов золотом и 6000 рублей серебром. Фактически операция «промена» увеличивала ее жалованье на 9000 руб. в год. По-прежнему «костяк» капиталов Марии Федоровны составляли ценные бумаги⁴⁵¹, они исправно приносили ей проценты.

Облигации железных дорог. Конец XIX в.

По списку, названному «Расчетным листом по купонам срока 1 марта 1900 г.», вдовствующая императрица Мария Федоровна имела: 4 %-ные свидетельства «Государственной ренты», которые состояли из: капитала в 80 000 руб. (нарицательная стоимость бумаг), полученных от императора Александра II; капитала в 70 100 руб., полученного от императора Александра III; из капитала в 20 600 руб., полученного от императора Александра III и хранящегося в 4,5 %-ных облигациях Юго-Восточных железных дорог.⁴⁵²

Конечно, эти скромные 171 000 руб. далеко не исчерпывали всего состояния императрицы, поскольку в финансовых документах остались следы реальных трат императрицы Марии Федоровны. Например, за тот же 1900 г. со счета № 6052 °Cанкт-Петербургской конторы Государственного банка за 16 операций было снято «на жизнь» 305 100 руб.⁴⁵³

Совершенно очевидно, что затраты Марии Федоровны на себя и благотворительность значительно превосходили штатное «жалованье». Поэтому императрице периодически приходилось продавать свои ценные бумаги для того, чтобы получить «наличку». Так, 16 июля 1901 г. по расписке за № 28087 4 % облигации «Общества Московско-Казанской железной дороги» на сумму в 116 100 руб. были обменены на наличные деньги по нарицательной цене, на сумму 90 000 руб. Эта вырученная от продажи ценных бумаг наличность была переведена на бессрочный вклад «Ея Императорского Величества» по расчетной книжке № 6052 °Cанкт-Петербургской конторы Государственного банка, с которой и снимались наличные средства на нужды Марии Федоровны.⁴⁵⁴ Последнее распоряжение императрицы Марии Федоровны о приобретении новых процентных бумаг состоялось 17 февраля 1917 г.⁴⁵⁵

Переходя к вопросу о структуре реальных расходов императрицы, следует напомнить, что, согласно законам Российской империи, с 1881 г. императрица Мария Федоровна ежегодно получала из Государственного казначейства по 200 000 руб. К этой сумме добавляли еще по 9000 руб. так называемого «лажа», который образовывался за счет разницы в курсах металлической монеты (золота и серебра) и ассигнаций. Как правило, вся отпускавшаяся сумма расходовалась полностью. Но в некоторые годы возникали «остатки», они обращались в процентные бумаги и приносили ежегодный доход. В результате к осени 1918 г. в распоряжении императрицы Марии Федоровны находилась «Собственная сумма» в размере 537 852 руб.

Отпускаемые Государственным казначейством 200 000 руб. распределялись по четко фиксированным статьям расходов. Эти статьи, с одной стороны, носили стандартный характер, но это не исключало формирования новых бюджетных статей «под хозяина». Так или иначе, за многие годы к 1917 г. у императрицы Марии Федоровны сложились следующие статьи расходов с примерными суммами трат по каждой из них: на мелочные расходы – 6000 руб. в год; на подарки – 40 000 руб.; на туалет и гардероб – 40 600 руб.; на содержание пансионеров и воспитание детей – 30 000 руб.; на пенсионы – 4000 руб.; на пожертвования – 21 000 руб.; на денежные пособия – 30 000 руб.; на денежные награды – 4000 руб.; на комнатные расходы – 1500 руб.; на жалованье и добавочное содержание – 1500 руб.; на разные предметы – 15 000 руб.; на приют в Бозе почивающего цесаревича Николая Александровича – 1500 руб.; на Николаевскую частную школу Женского Патриотического общества – 1500 руб.; на экстренные расходы – 28 400 руб.⁴⁵⁶ Итоговая сумма, по указанным статьям расходов императрицы Марии Федоровны несколько превышала положенные ей по жалованью 209 000 руб., однако поступавшие по неприкосновенному капиталу проценты позволяли делать такие траты. Более того, оставалась некоторая сумма, на которую ежегодно приобретались новые процентные бумаги, они, принося ежегодно доход, увеличивали «Собственную сумму» императрицы. Вместе с тем периодически случались «форс-мажоры», и в ежегодную смету для «затыкания дыр» включалось дополнительно еще 25 000 руб. на так называемую «сметную передержку». Следует заметить, что до 1906 г. российские монархи теоретически могли затребовать из Государственного казначейства любую сумму. Но это было не в традиции, поэтому монархи старались не выходить за границы своего «жалованья».

Надо заметить, что императрица Мария Федоровна, как всякая женщина, хотя и считала деньги, но при этом была большой транжирой и, кроме этого, «профессионально» занималась благотворительной деятельностью. Поэтому даже специально отпускаемых на форс-мажоры 25 000 руб. не хватало. Расходы Марии Федоровны, как правило, перекрывали ежегодную смету по меньшей мере на 30–40 тыс. руб.

Периодически возникающие дефициты бюджета старались покрывать из других доходов императрицы Марии Федоровны. Во-первых, за счет процентов с капитала в 500 100 руб. (ежегодно 23 780 руб.), находившегося на хранении и управлении по счету № 1 в Петроградской конторе Государственного банка. Во-вторых, с процентов, отпускавшихся Главным управлением уделов (И 058 руб. в год) из вдовьего капитала императрицы 245 300 руб. В-третьих, из остатков чистого дохода по Гдовскому имению императрицы Марии Федоровны – в среднем до 15 000 руб. в год. Все эти три источника в среднем давали порядка 50 000 руб. в год.⁴⁵⁷

Если более детально рассмотреть траты императрицы, то крупной статьей в расходах Марии Федоровны были регулярные выплаты «на благотворительность». Эти выплаты начали «собираться» с 1867 г. и продолжали «комплектоваться» вплоть до Первой мировой войны. Общая сумма различных пособий, ежегодно выплачивавшихся Марией Федоровной, на конец 1917 г. составила 92 575 руб.⁴⁵⁸

Ежегодные выплаты были достаточно разнообразны по структуре, но их можно (весьма условно) объединить по группам.

Во-первых, это пожертвования различным общинам сестер милосердия, преимущественно входившим в структуры Российского общества Красного Креста, который с мая 1880 и до марта 1917 г., как высочайшая покровительница, возглавляла императрица Мария Федоровна. Во-вторых, различным лечебным заведениям. Суммы пожертвований были очень разными: от 540 руб. в год на содержание одной кровати в больнице Св. Ольги, до 50 руб. в год, жертвуемых Московскому Арнольдо-Третьяковскому училищу для глухонемых. В-третьих, императрица покровительствовала разным художественным обществам. В-четвертых, различным обществам, оказывавшим помощь бедным. В-пятых, различным благотворительным обществам. В-шестых, различным учебным заведениям.

Особо следует отметить, что на протяжении всей своей жизни императрица Мария Федоровна поддерживала тесные связи со своей родиной. Конечно, прожив 53 года в России, она приняла и полюбила новую родину, но и Данию она никогда не забывала. Проявлялось это в очень разных вещах, от лоббирования интересов датского бизнеса в России и ведения личного дневника на датском (родном) языке до благотворительной деятельности непосредственно в Дании.

Примечательно, что в первый же свой визит в Данию Мария Федоровна начинала финансировать там три заведения. Всего она патронировала 10 датских учреждений (см. табл. 44).

Таблица 44

Мария Федоровна на протяжении многих лет выплачивала пособия людям, с которыми она была так или иначе связана по своей молодости в Дании. Прежде всего это были слуги или дети слуг, ухаживавших за маленькой Дагмар.⁴⁵⁹

Довольно серьезные суммы выплачивались представителям датского Красного Креста, которые в 1915–1916 гг. помогли организовать представителям Российского общества Красного Креста инспекцию германских лагерей для русских военнопленных, а также сопроводить немецких представителей Красного Креста по лагерям военнопленных в России. Так, с 1916 г. Гансу Рейдману выплачивались лично ему назначенные 3960 крон. Именно на его счет императрица переводила деньги из России, он распределял их по благотворительным заведениям и производил персональные выплаты в Дании. Сумма, которую Мария Федоровна ежегодно переводила в Данию, в среднем составляла около 25 000 крон, что по курсу составляло примерно 13 000 руб. С 1916 г. императрица Мария Федоровна начала производить выплаты полковнику датской службы Вегенеру в размере 6000 крон. Всего по «датским суммам» Мария Федоровна ежегодно выплачивала 26 084 руб.⁴⁶⁰ Это была серьезная сумма, с учетом того, что императрица ежегодно выплачивала на различные пособия 92 575 руб.⁴⁶¹

Можно привести один из «поздних» примеров лоббирования интересов датского бизнеса в России императрицей Марией Федоровной. 21 января 1917 г., буквально за месяц до начала Февральской революции, вдовствующая императрица приняла двух датчан – Шостеда и Плюма, которые прикупили в России заводы по обработке древесины, принадлежавшие ранее германским подданным. Естественно, датчане «просили о поддержке их предприятия».⁴⁶² Императрица, конечно, помогла соотечественникам.

Ювелирный альбом Марии Федоровны

В перечне коронных бриллиантов в Бриллиантовой комнате (Кладовой № 1) Зимнего дворца главное место занимали, конечно, женские украшения. Да и сам перечень коронных бриллиантов во многом сформировался благодаря усилиям нескольких поколений российских императриц. Дело в том, что у каждой из императриц за годы их жизни в России постепенно формировалась своя коллекция уникальных ювелирных изделий. Что-то они получали в виде подарков от свекров-императоров, мужей и многочисленной родни, что-то заказывали сами у придворных ювелиров «под событие» или «под платье». Все это были ювелирные изделия, как правило, «большого формата».

Наряду с этими «солидными» украшениями у императриц имелось и множество ювелирной «мелочи», как правило, незначительной по стоимости. Хранилась она по традиции в отдельной шкатулке. Это тоже были подарочные вещи, с датами и символами. Все эти «мелкие» драгоценности – зримые символы проходящей жизни и оттого особенно дорогие. Конечно, маленькая коллекция носила «вспомогательный» характер, оттеняя «большую коллекцию» ювелирных изделий Марии Федоровны, в состав которой входили и коронные бриллианты.

В какие-то рубежные моменты жизни эти коллекции систематизировались в процессе их «инвентаризации». Таким рубежным моментом для императрицы Марии Федоровны стал очень тяжелый для нее 1894 г., который вместил помолвку цесаревича Николая Александровича, замужество дочери, великой княжны Ксении Александровны, заболевание и смерть мужа, воцарение сына и его женитьбу в ноябре этого же года.

Летом 1894 г., когда царская семья жила в Коттедже в Петергофском парке Александрия, лейб-медик Г.А. Захарьин сообщил Марии Федоровне, что у Александра III неизлечимое заболевание почек и что дни его сочтены. Возможно, это подвигло Марию Федоровну приступить к инвентаризации множества ювелирных безделушек, накопившихся у нее за время жизни в России. Конечно, эти безделушки не были ядром блестящей ювелирной коллекции Марии Федоровны, но они являлись важными для нее, как зримое воплощение различных семейных и государственных событий.

В результате все эти «безделушки» были тщательно зарисованы черной тушью и раскрашены акварельными красками в толстой тетради, на ее титульном листе размашистым почерком императрицы сделана надпись: «Александрия. 1894. Мар1я». Некоторые из рисунков запечатлели ювелирные украшения в нескольких плоскостях – в фас и профиль. Очень многие из заколок, брошек и браслетов несли государственную символику России, Франции и Дании. Вероятнее всего, эти ювелирные изделия либо создавались «под событие», либо «в память события». Последние рисунки выполнены только пером и не раскрашены. По каким-то причинам работа над альбомом прервалась в 1900 г.

Листы альбома делились на несколько граф. В первой графе указывался порядковый номер «безделушки», во второй – место, иногда число и всегда год поступления драгоценной «безделушки» в коллекцию императрицы. Например, «Peterhoff 22 Yuly 1894». В третьей графе помещался тщательно выполненный и раскрашенный рисунок ювелирного изделия, рядом с которым иногда встречались поясняющие надписи. Как правило, эти надписи именовали тот или иной камень на украшении (рубин, диамант, сапфир). В последней четвертой графе называлось имя дарителя (From lus Y Majesly the Empior Aleksandr III).⁴⁶³ Все надписи в книге сделаны на французском языке, который был в ходу в окружении Марии Федоровны (в окружении Николая II разговаривали по-английски).

В качестве возможной датировки начала оформления альбома рисунков можно обозначить вторую половину 1890-х гг. Император Александр III умер 20 октября 1894 г., затем последовали возвращение царской семьи в Петербург и подготовка к похоронам императора. Затем через неделю последовала свадьба Николая II. Вряд ли в этой трагической суете у Марии Федоровны было желание вспоминать и ставить подписи под коллекцией ювелирных безделушек. Еще один аргумент в пользу подобной датировки связан с тем, что одно из изделий, подаренное Марии Федоровне сыном («Красное Село, 1886»), обозначено как подарок императора Николая II. Это обозначение Николая II как императора позволяет с большой долей уверенности предположить, что альбом составлен (по крайней мере сделаны подписи) после октября 1894 г. Как вариант этой версии, можно предположить, что работа над рисунками ювелирных изделий началась летом 1894 г., однако подписи к ним, сделанные рукой Марии Федоровны, были обозначены в конце 1894 – начале 1895 г. Что касается авторства самих рисунков, то они, по-видимому, сделаны рукой какой-либо из фрейлин императрицы.

Скорее всего, «технология» создания ювелирного альбома была следующей. Летом 1894 г. Мария Федоровна дала задание одной из своих фрейлин перерисовать хранящуюся в шкатулке памятную ювелирную «мелочь». Стандарт подобных альбомов был хорошо отработан в европейских королевских семействах. Так, известно, что с подобным альбомом приехала в Россию гессенская принцесса Алиса, в православии императрица Александра Федоровна. После того как безымянная фрейлина тщательно перерисовала и раскрасила драгоценности, в произвольном порядке доставая их из шкатулки, альбом был передан Марии Федоровне. В конце 1894 – начале 1895 г.

вдовствующая императрица лично сделала соответствующие подписи в указанных графах к каждой из безделушек, заново вспоминая и переживая годы, проведенные в России сначала цесаревной, а затем и императрицей.

Самые ранние датированные подарки относятся к 1882 г., когда Мария Федоровна стала получать первые семейные подарки, как императрица. Рядом с некоторыми датами стоит знак вопроса, видимо, императрица за давностью лет запамятовала, когда точно ей был поднесен тот или иной подарок. Примечательно, что хронологическая последовательность подарков в альбоме не соблюдена. Видимо, фрейлина просто доставала драгоценности из шкатулки императрицы, «как брала рука», зарисовывала их в тетрадь, а уже после этого императрица собственноручно (почерк на титульном листе и в тетради один и тот же), вспоминая прошедшие годы, вписывала в соответствующие графы место, где она получила эту драгоценность, год подарка и имя дарителя. Поскольку ювелирных изделий было очень много, то память периодически подводила хозяйку, тогда в графах и появлялись знаки вопроса. Последнее из ювелирных изделий датировано 7 июня 1900 г. Всего в альбоме изображено около 200 ювелирных изделий. Такое приблизительное определение количества связано с тем, что под одной датой периодически встречается несколько предметов. Соответственно эта дата и стала конечной в альбоме, в котором осталось много пустых страниц.

Этот альбом зарисованных ювелирных изделий положил начало традиции ведения подобных альбомов в семье Романовых. Впоследствии такой же альбом появился и у Николая II. Такой же альбом был и у императрицы Александры Федоровны, о чем речь пойдет ниже.

Возвращаясь к «большой» ювелирной коллекции императрицы, отметим, что во время дворцовых церемоний императрица Мария Федоровна считала необходимым показываться на публике, украшенная коронными бриллиантами. В начале февраля 1914 г. внучка императрицы – великая княжна Ирина Александровна, вышла замуж за Феликса Юсупова, и бабушка-императрица по традиции блистала на этой свадьбе коронными бриллиантами. По случаю свадьбы в Аничковом дворце давали бал, и Мария Федоровна отметила в дневнике (14 февраля 1914 г.): «Я впервые за последние 20 лет сегодня устроила бал!»⁴⁶⁴

Кроме императриц коронные бриллианты могли взять «на прокат» и другие члены семьи Романовых, но только в особых, высокоторжественных случаях, например таких, как свадьба. В уникальные драгоценности «одевали» невест, выдаваемых замуж, и великие княжны буквально ослепляли гостей не только блеском своей молодой красоты, но и блеском бесчисленных бриллиантов. Это была старая традиция Императорского двора, восходящая к первой половине XVIII в., когда на свадьбах любимых фрейлин российские императрицы украшали их собственными бриллиантами.

Еще раз повторим, что начало коллекции «женских» коронных бриллиантов положила жена императора Павла I, императрица Мария Федоровна, умершая в 1828 г. Конечно, коронные бриллианты существовали и раньше, однако четкое оформление их юридического статуса произошло только во времена царствования Павла I. Императрица Мария Федоровна стала первой царствующей особой, придавшей части своей ювелирной коллекции статус «коронных бриллиантов». Что касается императрицы Елизаветы Алексеевны, умершей в 1826 г., то никаких следов ее ювелирной коллекции в Списке коронных бриллиантов не осталось. Примеру Марии Федоровны последовали императрица Александра Федоровна, умершая в 1860 г., и императрица Мария Александровна, умершая в 1880 г. На этом традиция прервалась. Императрицу Александру Федоровну (жену Николая II) расстреляли в июле 1918 г. Императрице Марии Федоровне, вдове Александра III, удалось не только покинуть Россию в 1919 г., но и вывезти часть своей знаменитой ювелирной коллекции.

Подводя итоги, мы можем констатировать, что Александр III обладал самым значительным личным состоянием из всех Романовых, царствовавших в XIX – начале XX в. При этом в отличие от деда и отца царствовал он только 13 лет. И тем не менее ему удалось «на личные деньги» приобрести несколько имений для своих детей. Несмотря на значительные траты, Александр III, как и все Романовы, широко занимался благотворительностью, без колебаний тратя свои деньги тогда, когда надо было оперативно решать различные «вопросы». Например, такие, как приобретение уникальной коллекции Базилевского для Императорского Эрмитажа. Следует подчеркнуть, что личная коллекция картин Александра III легла в основу Музея императора Александра III, который мы сегодня знаем как Русский музей.

Собственные суммы семьи Николая II

Как и у всех Романовых, формирование «собственных сумм» Николая II, началось с момента его рождения, то есть 6 мая 1868 г. Когда в 1884 г. мальчику исполнилось 16 лет и он был официально объявлен цесаревичем, то ему по этому статусу, согласно законам Российской империи⁴⁶⁵, положили ежегодное содержание в 100 000 руб. в год. По некоторым упоминаниям мемуаристов, все эти деньги целиком шли в «Собственную сумму» цесаревича, поскольку мальчика полностью содержали родители «на свои». После того как 20 октября 1894 г. 26-летний цесаревич стал императором Николаем II, его годовое «жалованье» составило 200 000 руб. Все эти суммы выплачивались из Государственного казначейства.

Основная часть «экономической суммы» (в процентных бумагах) Николая Александровича хранилась в Государственном банке. Естественно, возникает вопрос, в какие ценные бумаги вкладывал свои деньги российский император? Точнее, в какие ценные бумаги вкладывали их родители цесаревича? Конечно, он сам не занимался анализом надежности и доходности ценных бумаг. Для этого в структуре Кабинета Е.И.В. существовал штат чиновников-профессионалов, отвечавших за этот «участок работы». Так или иначе, на 1896 г. большая часть ценных бумаг была представлена 4 %-ными свидетельствами Государственной ренты (1 333 100 руб.), 4,5 %-ными закладными листами Государственного дворянского земельного банка (424 000 руб.), 4,5 %-ными облигациями Внутреннего консолидированного железнодорожного займа 1-го выпуска 1890 г. (215 600 руб.), 5 %-ными облигациями Закавказской железной дороги (355 000 руб.). Пакет ценных бумаг Николая Александровича завершал единственный 5 %-ный закладной лист Государственного дворянского земельного банка, стоимостью в 100 руб.⁴⁶⁶

До 1 января 1896 г. капитал Николая II находился в ведении Конторы детей императора Александра III. К моменту его передачи в Канцелярию императрицы Александры Федоровны он составлял (на 1 января 1896 г.) 2 010 940 руб. 98 коп. и 355 000 франков.⁴⁶⁷ Наконец в 1896 г., с учетом жалованья, как гвардейского полковника, и набежавших процентов, личное состояние Николая II составило 2 387 800 руб. Формирование столь значительной суммы связано «с традицией прежних лет», поскольку до воцарения расходы Николая Александровича были довольно скромными и большая часть средств, выплачивавшихся Государственным казначейством, обращалась в ценные бумаги, проценты с которых и оседали на личном счету цесаревича. За обслуживание и управление портфелем ценных бумаг император Николай II исправно переводил в Государственный банк довольно крупные суммы. Так, за период с 15 марта 1896 по 15 марта 1897 г. за хранение и управление капиталом царя (в 2 061 550 руб.) уплачен сбор в 630 руб.⁴⁶⁸

Примечательно, что после женитьбы в ноябре 1894 г. Николай II значительную часть средств, получаемых по процентным отчислениям со своих ценных бумаг, начал переводить на счета жены, императрицы Александры Федоровны. Видимо, по взаимному соглашению, в положенные сроки проценты с ценных бумаг царя (например, за период с 1 января по 1 мая 1896 г. проценты составили 13 673 руб. 83 коп.), хранящихся в Государственном банке, переводились на текущий счет «Канцелярии Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны» на счет № 3 в Волжско-Камском коммерческом банке.⁴⁶⁹

В этом же Волжско-Камском коммерческом банке имелся и текущий счет императора Николая II. На конец 1896 г. на нем хранилось 38 100 руб. Наличные деньги императора хранились в Канцелярии императрицы Александры Федоровны. Как правило, это была совершенно мизерная сумма, составившая на конец 1896 г. всего 40 руб. 98 коп. (см. табл. 45).

Из приведенной таблицы с очевидностью следует, что «экономическая сумма» царя за 22 года его царствования неуклонно сокращалась. Если на конец 1896 г. личное состояние царя составляло более 2 млн руб., то к концу 1913 г. – около 1 млн руб., то есть сократилось вдвое. Самое значительное сокращение личных средств царя пришлось на 1899 г., когда «сумма» уменьшилась с 2 046 986 руб. и 355 000 франков до 1 771 770 руб., то есть расходная часть на личные издержки составила более 300 000 руб. И это при ежегодной «зарплате» в 200 000 руб. Возникает вопрос, с чем это было связано? Ведомость расходной части совершенно отчетливо показывает, что на этот год пришлись значительные издержки на обновление гардероба, поскольку в 1899 г. состоялись официальные семейные визиты Никлая II в ряд европейских стран. Кроме этого, именно в 1899 г. из личных средств царя профинансировали строительство в Дармштадте православного храма Св. Марии Магдалины, в память его бабки императрицы Марии Александровны, в девичестве дармштадтской принцессы. Вплоть до освящения храма в 1899 г. на его строительство ежегодно выделялись значительные средства из «Собственной суммы» царя.

Таблица 45

Личное состояние («экономическая сумма») Николая II с 1896 по 1917 г.⁴⁷⁰

Обращает на себя внимание стабилизация расходов царя в период с 1906 по 1907 г. и резкое их сокращение в 1909 и 1910–1912 гг. Это можно объяснить тем, что Николай II в период Первой русской революции по настоянию дворцовой охраны практически перестал выезжать за пределы своих резиденций. Соответственно расходы царя свелись к самым необходимым выплатам. В последующие годы царь в буквальном смысле экономил, не желая снижения «Собственной суммы» за черту менее 1 млн руб. Однако в 1913 г. последовал ряд международных визитов, вновь повлекших за собой значительные траты. На основании вышесказанного, заявление А.А. Вырубовой о том, что ее отец принял от Николая II «400 000 тысяч личных денег» и «увеличил капитал до 4 миллионов», не более чем преувеличение мемуаристки.⁴⁷¹

Церковь Марии Магдалины в Дармштадте

После воцарения в октябре 1894 г. и женитьбы в ноябре того же года расходы царя возросли многократно. Что вполне объяснимо: обновление гардероба в связи с изменением статуса, обустройство молодой семьи в Аничковом, а затем в Зимнем дворце, ежегодные заграничные вояжи. Все это требовало громадных средств.

К той поре личные расходы царя вполне устоялись и насчитывали 12 статей, в числе которых значились расходы: на собственные издержки, на гардероб, на туалетные принадлежности, на пенсии, на содержание пенсионеров и воспитание детей, на пожертвования, на пособия, на подарки и денежные награды, на библиотеку и повременные издания, на картины и другие художественные произведения и редкости, на разные мелочные потребности, на экстраординарные расходы.

Эти деньги по дворцовой традиции было принято называть «комнатными деньгами». Начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов упоминал, что ежегодная «комнатная», или «гардеробная», сумма при Николае II составляла порядка 40 000 руб. Генерал прав и не прав одновременно. Официально «гардеробная» сумма составляла 20 000 руб., однако царь очень редко укладывался в отпущенные деньги, поэтому «по факту» Николай II ежегодно тратил на себя сумму порядка указанных 40 000 руб. «Положенные» 20 000 руб. выплачивались из «главного» жалованья в 200 000 руб. Предполагалось, что император будет укладываться в 20 000 руб., переводя остающиеся 180 000 руб. на счета «Собственной суммы». Однако эта схема срабатывала довольно редко и чаще бывало, когда расходы царя превышали отпускавшуюся из Государственного казначейства годовую зарплату в 200 000 руб.

Если детально проанализировать каждую из статей расходов царя по «комнатной сумме», то вырисовывается следующая картина.

1. Приходно-расходные статьи. На «карманные расходы» императору ежегодно выделялось 20 000 руб. в год, они выплачивались из Государственного казначейства по 5000 руб. каждые три месяца («за треть» года). Столь скромная сумма объясняется тем, что финансирование «серьезных» расходов императора шло через «Кабинет Его Императорского Величества» и эти 20 000 руб. были, что называется, «на булавки». Вместе с тем за время царствования, Николай II только в единичных случаях укладывался в отпускаемые 20 000 руб. Периодически по разным причинам перерасход оказывался весьма значительным, и поэтому суммы «прихода» выстраивались пропорционально расходам. Так, самые значительные суммы «прихода» по «экономической сумме» царя отмечены в 1896 г. (108 724 руб.), 1898 г. (126 124 руб.), 1899 г. (155 006 руб.), 1900 г. (158 581 руб.). Необходимость в столь крупных тратах вызвало строительство церкви Св. Марии Магдалины в Дармштадте. Сам факт столь значительного превышения «стандартных» сумм показывает, что «традиционные» 20 000 руб. были не более чем условностью и данью традиции «прошлых лет», поскольку разница между «положенными» 20 тысячами и реальными 150 тысячами весьма велика.

Статьи прихода имели свою четкую устоявшуюся структуру: во-первых, «базовый капитал» императора, который копился с раннего детства, и эта сумма, фиксируясь в финансовых документах, проводилась по ним, как «остаток от предыдущего года»; во-вторых, доход с приобретенных в течение отчетного года процентных бумаг; в-третьих, средства, полученные от продажи и выигрышных тиражей процентных бумаг; в-четвертых, средства, получаемые как доход от процентных бумаг; в-пятых, небольшая сумма, ежегодно получаемая от «промена золота и серебра», поскольку часть своей «зарплаты» члены императорской семьи получали золотой и серебряной монетой, что фактически увеличивало их «зарплату»; в-шестых, проценты по текущему счету; в-седьмых, суммы, возвращаемые по разным случаям. И последней статьей прихода были так называемые «оборотные суммы».⁴⁷²

Вместе с тем, судя по структуре расходов Николая II, совершенно отчетливо просматривается желание царя по возможности сократить своп расходы. Поэтому в другие года суммы «прихода» значительно сокращались. Минимальные суммы «прихода» были зафиксированы в 1904 г. (37 342 руб.); в 1905,1915 и 1916 гг. (20 000 руб.), в 1912 г. (38 270 руб.). Во все остальные годы сумма «прихода» колебалась от 44 962 руб. (1908 г.) до 85 252 руб. (1909 г.). То есть «положенные» в приход ежегодные 20 000 руб. удалось соблюсти только трижды за все время царствования Николая II.

Примечательно, что Николай II укладывался в «бюджетные» 20 000 руб. только в те годы, когда Россия входила в штопор социально-политических потрясений, таких как Первая русская революция и Первая мировая война. В первом случае царь весь 1905 г. отсиживался в Царском Селе и Петергофе, поскольку личная охрана не гарантировала безопасности царя вне пределов императорских резиденций. Во втором случае в августе 1915–1916 гг. Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего русской армией и эти обязанности совершенно поглотили все его время, не оставляя возможностей для денежных трат.

Статьи расхода также имели свою структуру и сводились к следующим позициям. Во-первых, значительные средства тратились на покупку процентных бумаг. Во-вторых, часть средств списывалась со счета процентных бумаг «за продажею их, по обмену и тиражу». В-третьих, часть средств перечислялась в «Собственную сумму» (имеются в виду те самые 20 000 руб. – о том, как она тратилась, речь пойдет ниже. —И. 3.). В-четвертых, деньги тратились «на хранение и управление вкладом». В-пятых, некоторое средства тратились на «страхование выигрышного билета». В-шестых, часть личных средств царя выдавалось в качестве ссуд.⁴⁷³

Те деньги, которые удалось «сэкономить», перечислялись в «экономическую сумму» царя, увеличивая его основной личный капитал. Более или менее регулярно экономить царю удавалось в годы Первой мировой войны: в 1915 г. перечислили в экономическую сумму 1829 руб. и в 1916 г. – 6347 руб. По масштабам его состояния, конечно, «копейки», но тем не менее…

Таким образом, мы можем отметить, что Николаю II в течение года выделялись 20 000 руб., они выплачивались четыре раза в год по 5000 руб., но в конце года, для покрытия фактических расходов, выделялись необходимые дополнительные средства из основного жалованья в 200 000 руб. Эти субсидии были столь велики, что к 1917 г. «экономическая сумма» Николая II сократилась вдвое по сравнению с суммой личных средств, с которых начиналось его царствование.

2. Собственные издержки. Сразу же следует отметить, что до 1902 г. в бухгалтерских книгах Николая II расходы по этой статье делились на «собственные издержки», расходы на «гардероб» и «туалетные принадлежности». Начиная с 1903 г. в бухгалтерских книгах три статьи свели в одну и она стала называться «собственные издержки, гардероб и туалет». Что, видимо, связано, как с незначительностью расходов по статье «туалетные принадлежности», так и принципиальной «близостью» этих расходных статей.

Оценивая период с 1896 по 1902 г., следует отметить, что ежегодно на свой «гардероб» Николай II тратил в среднем довольно скромные 2000–5000 руб. Так, в 1899 г. он потратил на одежду всего 2711 руб. Однако в 1896 и 1901 гг. расходы по этой статье возросли многократно (1896 г. – до 16 198 руб. и 1901 г. – 16 628 руб.). Столь значительный рост расходов вполне понятен и объясним. В 1896 г. состоялись коронационные торжества, за которыми последовала первая официальная поездка Николая II по ряду европейских стран, а в 1901 г. состоялся очень важный официальный визит во Францию. Естественно, к этим поездкам шились не только новые мундиры, но и обновлялся гардероб царя в целом. Кроме того, 30-летний царь просто «заматерел», прибавив в весе. Поэтому понадобилось менять большую часть гардероба.

Можно с уверенностью утверждать, что и в период с 1902 по 1913 г. «всплески» расходов по этой статье были также связаны с основательным обновлением гардероба царя во время подготовки к зарубежным визитам или крупным событиям внутриполитической жизни страны. Так, в 1910 г. состоялась длительная поездка царя со всей семьей в Германию. В результате на гардероб (и другие издержки) царя пошло 19 790 руб.

Конкретизируя царские расходы, можно привести траты Николая II на гардероб за 1896 г. В том году, когда в мае состоялась коронация императора Николая II, царь спешным образом наращивал свою мундирную коллекцию. Свои мундиры царь «строил» у легендарного военного портного, поставщика Императорского двора Норденштрема.

Довольно много вещей покупал Николай II за границей, где он имел возможность лично ходить по магазинам. В России императоры по магазинам не ходили, а только отбирали необходимые вещи из образцов, присылаемых из разных магазинов в императорские резиденции. Оплата заграничных покупок российского венценосца оказалась довольно хлопотным делом, поскольку схема оплаты была следующей. В Канцелярию Александры Федоровны присылался из-за границы стандартный счет из магазина. Далее счет передавался царю, который синим или красным карандашом писал на счете «Уплатить». Эта надпись покрывалась лаком, а сам счет с визой Николая II подшивался в соответствующую «Денежную книгу». Потом Канцелярия императрицы перечисляла сумму по представленному счету в «Особенную канцелярию по кредитной части» иностранного отделения Министерства финансов. Министерство финансов препровождало «ассигновку на ордер» по текущему курсу на счет Банковского дома «Мендельсон и К⁰» в Берлине, откуда эти деньги наконец перечислялись на счета магазина.⁴⁷⁴ Подобные операции могли продолжаться месяцами.

Представляет определенный интерес и то, как Николай II получал наличные. Суммы могли быть очень разными. Так, в Федоровском соборе после службы по традиции служители обходили молящихся с «кружечным сбором». Обычно в этой ситуации Николай II опускал на поднос золотой пятирублевик с собственным профилем. Для того чтобы получить эти монеты, он писал короткие записки в Канцелярию императрицы: «Пришлите мне 3 тысячи рублей и 2 пятирублевых золотых. Николай. 12 ноября 1912 г. Ц.С.»; «Предоставить мне 2000 руб. и 4 золотых пятирублевика. 16 дек. Ц.С.»; «Пришлите мне еще два пятирублевика. Н. 28 дек. 1912 г.»⁴⁷⁵

3. Пенсии. С 1902 г. выплаты по этой статье включили в себя две статьи, которые с 1896 по 1901 г. значились как «пенсии» и «содержание пансионеров и воспитание детей». В качестве примера расходов по этой статье можно упомянуть акушерку Евгению Конрадовну Гюнст, той в 1897 г. назначили ежегодную пенсию в 1000 руб. и ее она получала вплоть до 1917 г. Столь крупную пенсия назначили акушерке, за то что она удачно и без последствий наложила щипцы во время вторых родов Александры Федоровны. Эта очень ответственная манипуляция никак не отразилась ни на здоровье, ни на внешности царской дочери. Поэтому благодарные родители «пополам, из своих» выплачивали Е.К. Гюнст ее пенсию и, кроме того, ежегодно оплачивали транспортные издержки во время поездок акушерки в Крым на курорт.

4. Пожертвования в пользу школ и благотворительных учреждений. Статья «пожертвования» занимала очень важное место в личных бюджетах всех Романовых. У Николая II в бухгалтерских книгах эта статья делилась на две составляющие. Сначала шли пожертвования в пользу различных учебных заведений, а затем пожертвования в пользу благотворительных учреждений. В число «благотворительных» учреждений» были отнесены пожертвования в пользу различных храмов. Суммы, пожертвованные царем учебным заведениям, были довольно значительны. Так, с 1896 по 1913 г. они пять раз превышали сумму в 10 000 руб. (1896 – 16 400 руб.; 1898 – 10 600 руб.; 1900 – 11 250 руб.; 1906 – 14 250 руб.; 1907 – 13 657 руб.). Подобные выплаты по большей части не носили регулярного характера и связаны с официальными визитами царя в те или иные учебные заведения по случаю их юбилеев. Тем, собственно, и объясняется то, что в 1903 г. по этой статье потрачено всего 264 руб.

Что касается пожертвований в пользу благотворительных заведений, то самым крупным «проектом» Николая II стало строительство в Дармштадте православного храма Св. Марии Магдалины. Основные средства на строительство храма были выделены в период с 1898 по 1901 г. Суммы оказались весьма значительны для личного бюджета Николая II. Так, в 1898–1999 гг. на «постройку православного храма в Дармштадте» потрачено 194 732 руб. Позже, когда начались работы по оформлению интерьеров храма, средства также выделялись весьма крупные, они колебались в пределах от 17 000 до 23 000 руб. Например, из этих средств в 1902 г. художнику В.М. Васнецову перечислено 10 000 руб. «как пожертвование» за икону Богоматери, переданную в Дармштадт. В том же 1902 г. знаменитому архитектору Л.Н. Бенуа дважды выплачивалось по 1000 руб. за наблюдение «за постройкой храма в Дармштадте… по статье пожертвования».

Другое крупное пожертвование Николая II по этой статье было связано с канонизацией Серафима Саровского и последующими торжествами, связанными с чествованием святого. Летом 1903 г. император со своими ближайшими родственниками посетил Дивеевскую обитель в Нижегородской губернии, где проходило чествование святого. Соответственно в 1903 г. (44 424 руб.) и 1904 г. (11 434 руб.) на эти цели Николай II выделил из «Собственной суммы» крупные средства для Дивеевской обители. Это было последнее пожертвование царя на святые места.

На протяжении своего правления Николай II несколько раз делал крупные пожертвования на строительство разного рода храмов. В 1898 г. им на достройку православного храма в Буэнос-Айресе пожертвовано 5000 руб. В 1913 г. на постройку богадельни в память царского духовника протопресвитера Янышева пожертвовано 1000 руб.

Начало правления Николая II омрачила Ходынская трагедия в мае 1896 г., произошедшая во время коронационных торжеств в Москве. В первые несколько дней после трагедии императору и императрице постоянно докладывали о количестве погибших. Николай II немедленно распорядился выделить крупную сумму из собственных средств на оказание помощи семьям погибших и пострадавшим в этой трагедии. Не осталась в стороне и императрица Александра Федоровна. 27 мая 1896 г. «на усиление средств, поступивших от Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны для устройства убежища детей, родители которых пострадали во время народного праздника на Ходынском поле 18 сего мая» было «принято в кассу Московской городской управы» 10 000 руб.⁴⁷⁶

Следует подчеркнуть, что царь и царица всячески старались сгладить впечатление от произошедшей трагедии. Императрица Александра Федоровна посещала больницы, где пострадавшим раздавались образки, коронационные кружки и платки. И тем не менее само количество пострадавших было беспрецедентно велико, оно составляло, по официальным данным, 1379 чел.⁴⁷⁷ Умерших хоронили преимущественно на Ваганьковском кладбище. В газетах публиковались списки пострадавших, которым в зависимости от степени тяжести травм выплачивались казенные пособия. Полное пособие составляло 1000 руб. Неполные пособия составляли суммы по 750,700,500,350 и 250 руб. Кроме этого назначались ежегодные пенсии: по 24, 40 и 60 руб., выплачивались специальные пособия, «выданные в возврат расходов на погребение» от 76 до 10 руб.

Император Николай II по сложившейся в царской семье традиции поддерживал деятельность Красного Креста. В июле 1896 г. в кассу Комитета попечения о сестрах Красного Креста от имени Николая II перечислено 400 руб.⁴⁷⁸ Случались разовые пожертвования «с историей». Например, Николай II принял на себя традиционные пожертвования Александра III на устройство благотворительных елок и ежегодно выделял несколько сотен рублей давнему знакомому князю В.В. Мещерскому (1903 г. – 300 руб.; 1913 г. – 1000 руб.) «на елку для бедных детей».

Николай I тщательно следил за собственным здоровьем и был прекрасным спортсменом, он всячески поддерживал идеи, связанные с развитием спорта в России. В 1911 г. царь из собственных средств выделяет «Обществу физического воспитания Богатырь» 5000 руб. Были и пожертвования совершенно в духе русской интеллигенции второй половины XIX в. Например, в 1901 г. Николай II приказал перечислить в редакцию журнала «Русский инвалид» 50 руб., как пособие «сестрам Холяро от неизвестного». А в январе 1901 г. за благотворительный спектакль «Русского театрального общества» им уплачено 300 руб.⁴⁷⁹

Таким образом, различные пожертвования в структуре «Собственной суммы» Николая II занимали достаточно значимое место. Вместе с тем сама номенклатура пожертвований определялась как прочными традициями «на что надо жертвовать», так и личными пристрастиями Николая II.

5. Пособия выделялись для конкретных людей, каким-то образом связанных лично с императором. Как правило, это были учителя и слуги Николая II. Деньги выделялись слугам для похорон родственников, вдовам умерших слуг, это могли быть деньги на лечение или оплату транспортных расходов при поездке на родину. Ситуаций возникало множество, но, как правило, суммы пособий оказывались довольно скромными. Суммы по большей части носили разовый характер, и общий расход по этой статье было трудно спрогнозировать. Самый большой «расход» царя пришелся на 1899 г. (11 942 руб.). Самая скромная сумма пришлась на 1905 г. (2325 руб.).

6. Подарки и денежные награды. Подарками в семье занималась преимущественно императрица Александра Федоровна, но участвовал в этом и Николай II. Он очень редко делал подарки «от себя», как правило, участвовал в подарках «в складчину», царь оплачивал половину стоимости подарка.

В финансовых документах царя «подарочных счетов» довольно много. Они имели определенную структуру. Во-первых, это были многочисленные «подарочные счета» слугам. Например, в 1896 г. бывшей кормилице «Его Величества» Легоньковой выплатили традиционные ежегодные «подарочные» в 25 руб.⁴⁸⁰

Во-вторых, это были многочисленные «ювелирные счета» очень широкого ценового диапазона, поскольку эти подарки могли предназначаться как слугам, так и родственникам.⁴⁸¹ Николай II и сам активно покупал драгоценности, счета по которым оплачивались в том числе и из средств Кабинета Е.И.В. В бухгалтерских документах довольно часто встречаются имена ведущих европейских ювелиров, чьи изделия российский император охотно покупал во время своих европейских визитов.⁴⁸²

В-третьих, царем, как правило в складчину, оплачивались подарки европейским родственникам. Так, в 1913 г. Николай II внес «свои» 1500 руб. на подарок принцу Генриху Прусскому ко дню серебряной свадьбы.

Портрет Николая II. Худ. В. Серов. 1900 г.

Если говорить о размере ежегодных выплат по этой статье, то самые значительные расходы «на подарки» пришлись на первые годы царствования. Особенно много было потрачено в «коронационный» 1896 г. – 48 829 руб. Много потрачено и в 1897–1898 гг. (26 805 и 9873 руб., соответственно). В последующие годы расходы по этой статье стабилизировались в размере 1000–5000 руб. Минимальная сумма расходов «на подарки» пришлась на годы Первой мировой войны 1915–1916 гг. (360 и 263 руб. соответственно). Очень незначительная сумма потрачена в 1905 г. – 665 руб., поскольку в период революции царь практически не покидал своих хорошо охраняемых резиденций.

О размытости границ между «Собственной суммой» и кабинетными деньгами свидетельствует история известных подарков Николая II. Так, хорошо известно, что в начале 1900 г. Николай II задумал подарить жене собственный портрет, который он заказал художнику В. Серову. Втайне от жены, выкраивая время из напряженного рабочего графика, Николай II несколько раз позировал художнику в Аничковом дворце. Однако художник, к разочарованию царя, никак не мог «поймать» его «образ». И вот, когда у Серова уже опустились руки, Николай II, сидя за столом, с сочувствием, без всякого раздражения, взглянул на художника. Этот «газелий» взгляд, унаследованный Николаем II от матери, и «поймал» наконец Серов, написав свой знаменитый портрет Николая II «в тужурке». В делах Гофмаршальской части сохранился счет «Об уплате академику Серову 4000 руб. за исполненный им портрет Государя Императора (в тужурке)» за июнь 1900 г. Сумма в 4000 руб. в документах по «Собственной сумме» совершенно не просматривается. Следовательно, личный подарок жене царь оплатил из средств Кабинета.⁴⁸³

7. Картины и другие художественные произведения и редкости. Примечательно, что перед этой статьей в бухгалтерских книгах до 1902 г. шла статья «библиотека и повременные издания», однако с 1896 по 1902 г. Николай II по этой статье не потратил ни копейки. Поэтому статью просто ликвидировали. Надо заметить, что и по статье «картины и другие художественные произведения и редкости» финансирование не было слишком щедрым. Как следует из бухгалтерских книг, много художественных редкостей Николай II купил осенью 1896 г., когда после коронации отправился в Европу с официальными визитами. В том году он потратил рекордную для себя сумму – 10911 руб. Несколько последующих лет покупки по этой статье продолжались. Тогда царь с женой устраивали свою квартиру в Зимнем дворце, и личные приобретения привносили в торжественные интерьеры уют и тепло, очерчивая «личное пространство» семьи Николая II. Со временем, когда интерьер «устоялся», интерес к подобным покупкам прошел и в отдельные годы по этой статье деньги вообще не тратились (1901,1903,1905, 1911, 1913 гг.) или тратились мизерные суммы. Трудно сказать, на что царь потратил в 1909 г. 2 руб. по этой статье.

8. Разные мелочные потребности. Как известно, из любого кошелька именно «мелочи» вынимают значительные суммы. Правда, представление об этих «мелочах» у всех разное. У Николая II и «мелочи» были царские, поэтому и суммы по этой статье набирались весьма значительные. Дважды царь платил за «мелочи» суммы, превышавшие 10 000 руб. (1901 г. – 13 755 руб.; 1906 г. – 16 058 руб.). Самая скромная сумма за «мелочи» уплачена в 1898 г. – 3409 руб. Даже в годы Первой мировой войны, когда расходы царя снизились до минимума, на мелочи продолжало уходить по 4–5 тыс. руб.

В книгах «денежных документов» сохранилось множество «мелочных» счетов. Среди них счета за корм «собственных» животных: кроликов, попугаев, собак. Поскольку Николай II занимался спортом, имеются и «спортивные» счета. Например, в 1896 г. Николай II уплатил 2 руб. поставщику «Его Императорского Величества и Их Императорских Высочеств сапожному и башмачному мастеру Г.Ф. Ситнов с сыновьями» за то, что мастер обшил кожей ручку у гимнастической гири.⁴⁸⁴

По этой же статье проводилась выдача Николаю II наличных денег. Так, осенью в 1896 г. «потребовано лично Его Величеством 50 руб.». Оплачивались мелочные расходы «по комнатам Его Величества» и денежные переводы. Например, в 1913 г. за перевод ссуды в 40 000 руб. через Волжско-Камский банк уплачено 15 руб. 80 коп.

Брошь «Бабочка», подаренная Николаем II актрисе МН. Ермоловой. 1896 г.

9. Экстраординарные расходы. В бухгалтерских книгах характер этих трат не расшифровывался. Совсем. Как правило, весьма крупные средства из «экономической суммы» царя выплачивались близким ему людям, попадавшим в тяжелую финансовую ситуацию. Фактически это были беспроцентные ссуды, они иногда возвращались, но чаще царь прощал долги своим знакомым. Следует подчеркнуть, что это были очень редкие выплаты, за 23 года правления Николая II насчитывается только 9 эпизодов.

Детальный перечень экстраординарных расходов любопытен тем, что позволяет выявить круг действительно близких царю лиц, которым царь давал в долг «из своих» денег. В 1898 г. по этой статье прошли две довольно крупные суммы. Одна из них, 15 000 руб. предоставлена «Его Императорскому Высочеству Великому Князю Владимиру Александровичу на известное Его Величеству употребление».

Как правило, в финансовых документах не расшифровывалось на какие конкретно нужды шли деньги по этой статье. В октябре 1900 г. через Волжско-Камский коммерческий банк переведено «для предоставления Великому Герцогу Гессенскому 80 000 германских марок», что составило по курсу 73 080 руб.⁴⁸⁵ Именно такая сумма и показана в финансовых документах за 1900 г. Напомним, что герцог Людвиг Гессенский был старшим братом русской императрицы и это – самая крупная выплата из личных денег царя за все время его царствования. Следует учитывать, что из сумм Кабинета Его Императорского Величества ежегодно в качестве различных ссуд выплачивались значительно более крупные суммы. Но если выплаты ссуд из фонда Кабинета носили негласный характер, то выплаты из «собственных средств» засекречивались по определению.

На первый взгляд 73 080 руб. даны в долг или в ссуду бедному родственнику. Бедному, конечно, по российским меркам. Однако детальное знакомство с бухгалтерскими документами позволяет точно установить на что пошли деньги. 4 октября 1900 г. Николай II, будучи в Ливадии, пишет короткую записку в свой Кабинет: «Также из моих сумм сделать уплату в 80 000 германских марок на имя Великого Герцога Гессен-Дармштадского». Далее из документов выясняется, что личные деньги царя пошли на оплату ожерелья, приобретенного великим герцогом Гессенским для императрицы Александры Федоровны. Уже 30 октября 1900 г. из Германии доставили запечатанный пятью печатями ящик с надписью «Весьма ценное ожерелье».⁴⁸⁶

В 1913 г. из экстраординарных сумм Николай II выдал младшей сестре великой княгине Ольге Александровне 1000 руб. Последний раз выдача по статье «экстраординарные расходы» пришлась на 1914 г., когда старшей сестре императрицы великой княгине Елизавете Федоровне выделено 10 000 руб.

Царь мог короткой запиской с подписью «И» затребовать из своего Кабинета самые разные суммы. Как большие, так и малые. Естественно, эти суммы не проходили через рассматриваемую статью. Однако бывало и так, что царь запиской мог затребовать крупные средства именно из «Собственной суммы», однако эта выдача по тем или иным причинам не проводилась по документам. Например, в приводимой ниже таблице указывается, что в 1912 г. по статье «экстраординарные расходы» трат не было. Вместе с тем можно привести следующую записку Николая II: «Вышлите мне со следующим фельдъегерем 50 000 рублей из моих сумм. 28 октября 1912 г. Спала».⁴⁸⁷ Формулировка «из моих сумм» предполагала расход по рассматриваемой статье. Однако эти 50 000 руб. не проводились ни по одной «собственной» статье, ни в 1912, ни в 1913 гг. Следовательно, это были «кабинетные» деньги, которые царь также называл «своими». Таким образом, формулировка царя «из моих сумм» могла означать выплату как из средств Кабинета, так и из личных средств царя.

В качестве примера приведем подборку записок Николая II за первую половину 1913 г., направленных в Кабинет: 23 января 1913 г. – просьба доставить «200 руб. и один пятирублевик»⁴⁸⁸; 10 апреля 1913 г. – просьба доставить «одиннадцать 5-ти рублевых золотых»; 18 апреля 1913 г. – «Пришлите мне 1500 руб. из моих сумм. Николай. 18 аир. 1913 г.»; 6 мая 1913 г. – «Переслать в Канцелярию Государыни Императрицы Марии Федоровны сумму в 1000 датских крон. Н. 6 мая 1913 г.»; 13 мая 1913 г. – «Доставить Ея Величеству в Царское Село 1000 руб. из сумм Государыни Императрицы для Его Величества».⁴⁸⁹

По поводу «пятирублевиков» необходимы комментарии. Как известно, в результате реформы министра финансов С.Ю. Витте в России с 1897 г. введено свободное обращение золотой монеты. На Монетном дворе в 1895–1897 гг. отчеканили ограниченный (пробный) тираж монет: золотых империалов (по 10 руб.) 125 экземпляров; золотых полуимпериалов (по 5 руб.) 69 экземпляров. Монеты отличались тщательным исполнением с применением полировки. Сегодня эти монеты в силу их редкости являются заветной мечтой даже очень состоятельных нумизматов. И о поводе для изготовления этих монет высказываются различные мнения. Одни специалисты считают, что то были золотые монеты для обращения со стандартным оформлением. Другие утверждают, что это были подарочные монеты, поскольку именно в 1895 г., в первый год чеканки золотых и банковых монет Николая II, началась активная подготовка к коронационным торжествам. Например, в следующем 1896 г. отчеканили традиционный коронационный памятный рублевик. А золотая монета номиналом в 2,5 империала (25 руб.) вне всяких сомнений выполняла функцию подарочной монеты.⁴⁹⁰

В связи с введением свободного обращения в империи золотой монеты в Министерстве Императорского двора отменили «порядок учета золотой монеты особо хранящейся в кладовой» Камерального отделения. Поясним, что и до 1897 г. российские монархи располагали золотыми монетами, которые, как правило, использовались при поездках за границу. И поэтому они хранились «особо».⁴⁹¹

Возвращаясь к монетам Николая II, следует пояснить, что царские «пятирублевики», присылаемые по запискам царя из Кабинета, использовались в основном для того, чтобы положить их на блюдо во время кружечного сбора в церкви по окончании службы.⁴⁹² Можно утверждать, что ограниченный тираж империалов и полуимпериалов 1895–1897 гг. был отчеканен исключительно для личных нужд царя и уже тогда эти монеты воспринимались как памятные или нумизматические редкости. «Специальные тиражи» повторялись и в последующие годы. Только ограниченностью подобных тиражей можно объяснить то, что Николай II для того, чтобы получить золотую монету, писал в Кабинет записки с просьбой выслать ему «один пятирублевик». Эксклюзивность даже в мелочах была еще одной из традиций Российского Императорского двора.

О некоторых тиражах золотых монет, изготавливавшихся на Монетном дворе специально для Николая II, сохранились редкие документы. Для начала сошлемся на современные аукционные цены на эти монеты. Например, весной 2009 г. на одном из интернет-аукционов золотая монета 1902 г. номиналом в 37,5 руб. (100 фр.) и весом в 32,26 г, отчеканенная тиражом в 225 шт., выставлялась за $143 655.⁴⁹³ Еще раз повторим, одна золотая монета была оценена в $143 655. Известно, что аукционные лоты «с историей» идут значительно дороже.

Среди нумизматов по поводу тиража этих монет до сих пор идут дебаты, поскольку курс в 100 франков составлял довольно нелогичный для России номинал – 37 руб. 50 коп. и имел еще более нелогичный вес, идентичный двум с половиной империалам. В то время, когда все привязывалось к стоимости золота, 100 франков не могли восприниматься иначе, чем нонсенс российской монетной системы. Это нумизматический нонсенс породил по крайней мере две версии: № 1 – таким образом Николай II хотел ознаменовать франко-русский союз; № 2 – золотая монета в 100 франков предназначалась для обращения в системе казино. При всем множестве версий все сходятся в том, что эти монеты не предназначались для свободного обращения.

Приведя эти факты, представим и свое видение «проблемы» 100-франковой монеты. В 1901 г. состоялся второй официальный визит Николая II во Францию. В мае 1902 г. состоялся ответный визит французского президента Феликса Фора в Петербург. Именно к визиту высокого гостя и была отчеканена русско-французская монета с двойным номиналом в 37,5 рублей, или 100 франков, тиражом в 225 экземпляров. Эта золотая монета была предназначена для раздачи свите французского президента. Еще один тираж золотых монет с двойным номиналом был отчеканен по высочайшему повелению от 5 апреля 1908 г. Тогда из 8 килограммового золотого слитка, хранившегося в Петергофе, на Монетном дворе отчеканили 150 золотых монет номиналом в 37,5 рублей (100 франков).⁴⁹⁴ Решение Николая II, вне всякого сомнения, было приурочено к готовившемуся на 1909 г. визиту в Россию президента Французской республики Армана Фаллиера. Таким образом, уникальная 100-франковая монета чеканилась двумя тиражами (225 шт. в 1902 г. и 150 шт. в 1908 г.) и использовалась для раздачи в качестве памятного сувенира свите французских президентов.

Встреча ими. Николая II и президента Франции А. Фаллиера. 1909 г.

Подробно рассмотрев личный бюджет царя, мы можем констатировать, что расходы Николая II определялись как традицией, так и статусом. Большая часть личных вещей приобреталась у проверенных многолетних поставщиков Императорского двора, которые поставляли одежду, обувь и другие вещи еще деду Николая II. Личные вкусы царя и его предпочтения часто не совпадали с представленными образцами поставщиков. Но выше личных вкусов царя была традиция, которой он послушно следовал. Требования «приличия» подавляли его личные вкусы, и случаев «бунта» с его стороны практически не возникало. Во многом это связано с тем, что смена придворного поставщика порождала множество бюрократических проблем. Например, Николай II фактически не вмешивался в формирование своего гардероба. Он просто приказывал подготовить ему определенный костюм или мундир, а детали прорабатывались его камердинером и другими «специалистами».

Золотая монета 37,5рублей (100 франков)

Николай II не был расточительным человеком. Он годами носил одни и те же вещи, предпочитая латанные и штопанные, но привычные детали туалета. Это, конечно, усложняло жизнь его камердинерам. Но в одном император был расточителен. Как и все Романовы, он страстно любил военную форму. В его платяных шкафах хранились сотни военных мундиров. Он постоянно носил военную форму, даже дома среди самых близких ему людей. Фотографий Николая II в гражданских костюмах очень мало, и большая их часть сделана во время европейских вояжей императора.

Ювелирный альбом Николая II

Мы уже писали о ювелирном альбоме императрицы Марии Федоровны. Был такой же альбом и у Николая II. Домашние альбомы, со стихами и рисунками, были одной из дворянских традиций, в царских же резиденциях традиция трансформировалась в появление так называемых «ювелирных» альбомов. В эти альбомы заносились рисунки подарочных ювелирных изделий, дарившихся владельцам на какие-либо семейные даты.

Сегодня альбом Николая II хранится в Отделе рукописных, печатных и графических фондов Государственного историко-культурного заповедника «Московский Кремль». Туда альбом попал в 1922 г., вместе с сундучком, обшитым синей вельветовой тканью, в котором и хранились зарисованные в альбоме ювелирные изделия.⁴⁹⁵ Немного позже сундучок с его содержимым отправили в Гохран, и с тех пор судьба его содержимого неизвестна, хотя догадаться о ней нетрудно. На сегодняшний день остались только сундучок и альбом с рисунками драгоценностей, который в 1997 г. воспроизвел Александр Солодкофф в факсимильном варианте.⁴⁹⁶

Несколько слов о самом альбоме. Он содержит 136 страниц, из которых 41 страница заполнена рисунками ювелирных подарков. Каждый из рисунков пронумерован (с № 1 по 305) и содержит краткую собственноручную помету царя о том, от кого и когда был получен этот подарок. Иногда указывается, по какому случаю или в память о каких-то обстоятельствах. Фактическое число ювелирных изделий превысило заключительный номер 305, поскольку иногда под одним номером проходило несколько вещиц. Альбом начат, как указано на первой странице, 1 января 1889 г. и закончен после мая 1913 г. Начавшаяся Первая мировая война прервала традицию, поддерживавшуюся более 25 лет.

Точно известно, что в 1890-х гг. рисунки в альбом делала баронесса Тизенгаузен, старая фрейлина императрицы Марии Александровны, доживавшая свой век во Фрейлинском коридоре Зимнего дворца и немного «подрабатывавшая» рисунками «на царя». В книге «По расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.» дважды упоминается об этом: «Уплочено за срисование запонок в книжку Его Величества 3 р. 20 к.»⁴⁹⁷ и «уплочено баронессе Тизенгаузен за срисование запонок в книгу Его Величества 2 р. 40 к.».⁴⁹⁸ Судя по манере письма, именно она сделала большую часть рисунков в альбом царя. Николай II время от времени, получая свой альбом и сундучок с драгоценностями, бегло помечал, от кого и когда он получил ювелирные подарки. Так, на наш взгляд, обстоит дело с авторством рисунков в «Ювелирном альбоме» Николая II.

Говоря о родственных подарках, этих бесчисленных запонках и галстучных булавках и пр., нельзя не сказать и о символике, которую несли многие из подарков. Символика, представленная на рисунках, многослойна. Например, на многих вещах представлен простой и понятный всем символ – подкова, она, как известно «на счастье»… Первую «ювелирную» подкову в виде галстучной булавки 19-летний Николай Александрович получил от своей 12-летней сестры Ксении (№ 21. «От Ксении. 6^го мая 1887 г.»), позже появились и другие «подковы». В коллекции имелись вещицы с изображением волшебной птицы Сирин, считавшейся в России символом доброго предзнаменования. Присутствовала в подарках и символика драгоценных камней. Поскольку Николай II родился 6 мая, то его камнем считался сапфир, камнь зодиакального знака Тельца. Все это были мелочи, но мелочи вполне читаемые, как дарителями, так и даримыми.

Страница ювелирного альбома Николая II

Из множества подарков, зарисованных в ювелирный альбом, следует упомянуть о двух галстучных булавках со свастикой. Это были подарки жены. Тогда свастика являлась совершенно обычным элементом очень многих ювелирных украшений и архитектурного декора. Впервые этот символ появился на подарке мужу в 1903 г. Будучи в Германии Николай II получил в подарок от жены галстучную булавку, украшенную знаком правосторонней свастики (№ 247. «От Алике. Wolfsgarten 1903 г.»). Спустя 7 лет, осенью 1910 г., Николай II получил от жены еще одну булавка со свастикой (№ 289. «От Алике. Fridberg»).

Вероятнее всего, интерес к этому символу возник у Александры Федоровны после того, как в конце 1901 г. рядом с императорской семьей появился французский экстрасенс Филипп. 20 сентября 1901 г. во Франции в Компьене произошла личная встреча Николая II с экстрасенсом, организованная «черногоркой» – великой княгиней Анастасией Николаевной. Осенью 1901 г. по личному приглашению Николая II, Филипп прибыл в Петербург. В основном он проводил время в Царском Селе, находясь на попечении Дворцового коменданта П.П. Гессе⁴⁹⁹, отвечавшего за обеспечение безопасности императорской семьи. Как раз в ноябре 1901 г. Александра Федоровна забеременела. Николай II и Александра Федоровна были твердо уверены, что именно в результате гипнотических пассов Филиппа, наконец-то родится мальчик. Беременность оказалось ложной. Это был страшный удар по психике Александры Федоровны.

Видимо, именно в это время свастика вошла в повседневную жизнь Александры Федоровны и сопровождала императрицу буквально до ее смерти. Можно предположить, что увлечение этим символом связано с посещением императрицей масонской ложи «Звезда и крест», основанной Филиппом в Царском Селе⁵⁰⁰. Фрейлина императрицы С.К. Буксгевден отмечала, что у императрицы было много маленьких вещичек, украшенных эдельвейсами из причудливых жемчужин или «несущих на себе свастику – символ вечности»⁵⁰¹. Так, масонская и восточная символики причудливо переплелись с православным мистицизмом Александры Федоровны. Следует вновь подчеркнуть, что еще до того, как свастика приобрела в глазах последующих поколений свой зловещий смысл, ее изображение, считавшееся в Древней Индии символом вечного возрождения, часто использовалось в Европе XIX в. как элемент ювелирного украшения или архитектурного декора.

«Свою» символику, в том или ином виде, Александра Федоровна «распространяла» среди близких для нее людей. Можно с уверенностью утверждать, что свастику на радиаторе императорского автомобиля «Delaunnay-Belleville» укрепили по распоряжению Александры Федоровны – «на счастье».

После отречения Николая II, уже в Екатеринбурге, Александра Федоровна, войдя в дом инженера Ипатьева, в подвале которого оборвалась ее жизнь, на оконном переплете также нарисовала свастику – символ вечного возрождения. Долгими вечерами, выписывая тексты православных молитв, Александра Федоровна вплетала в растительный орнамент все ту же свастику.

Напомним, что свастика, или гаммированный крест, имеет много значений. В древневосточных религиях это был символ совершенства, вечности и космической гармонии. В период раннего христианства свастика являлась одной из эмблем Иисуса Христа и означала пожелание благодати и спасения. В языческой Руси свастику называли «коловратом», или «солнцеворотом».

Экономическая сумма императрицы Александры Федоровны

Начало формирования капитала императрицы Александры Федоровны положено 14 ноября 1894 г., после того как принцесса Алике Гессенская стала российской императрицей Александрой Федоровной. Согласно ст. 167 «Учреждения об Императорской фамилии» (изд. 1906 г.), на ее счет из Государственного казначейства ежегодно отпускалось по 200 000 руб.

Для того чтобы соотнести то, что было, и то, что стало в материальном плане, можно упомянуть о том, что когда гессенская принцесса Алике собиралась выехать в Россию в начале октября 1894 г., то родственники с трудом «наскребли» 6000 марок, необходимые на приличные платья⁵⁰². Конечно, к этому времени у невесты имелся свой скромный капитал, но все деньги помещали в процентные бумаги, поэтому возникли проблемы с крупной (по меркам германского Двора) суммой наличными.

Эти 200 000 руб., согласно «традиции прежних лет», расходовались следующим образом: на пожертвования свыше 46 000 руб.; на пособия по разным случаям и пенсии 28 000 руб.; на пособия на воспитание детей свыше 12 000 руб.; на подарки 40 000 руб.; на гардероб 40 000 руб. и на прочие расходы 34 000 руб. (на библиотеку, награды, комнатные расходы и др.). В последние годы царствования расходы на пожертвования доходили до 93 000 руб. Одной из самых крупных статей расходов императрицы Александры Федоровны стало финансирование «Школы нянь» в Царском Селе – 73 496 руб. 73 коп. ежегодно.⁵⁰³

Несмотря на довольно крупные расходы, экономический капитал императрицы ежегодно прибывал. В отличие от мужа, у которого динамика «экономических сумм» была со знаком «минус», Александра Федоровна умела соотносить свои расходы с доходами и каждый год хоть немного, но оставалась «в плюсе». К тому же на доходах императрицы самым серьезным образом отразилось рождение ею пятерых детей, поскольку в капитал императрицы вошли суммы, выплачивавшиеся ей единовременно по случаю рождения детей. Так, рождение каждого из детей, включая и цесаревича, принесло императрице по 42 858 руб., то есть общая сумма ее «материнского капитала» за пятерых детей составила 214 290 руб.

Кроме этого, в Главном управлении уделов вплоть до осени 1917 г. хранился капитал императрицы Александры Федоровны в сумме 155 300 руб. в процентных бумагах. Этот капитал был традиционным брачным подарком Александре Федоровне, согласно статьям брачного договора, подписанного 13 ноября 1894 г. в Петрограде, и статьи 176 «Учреждения о Императорской фамилии» (изд. 1906 г.). Проценты с этого капитала поступали из Главного управления уделов в Канцелярию императрицы ежегодно (в марте, мае, сентябре и ноябре), в сумме 6668 руб. 32 коп. В 1917 г. после отречения Николая II, перечисление процентов по этому капиталу, естественно, прекратилось.

Императрица Александра Федоровна

Императрица Александра Федоровна совсем иначе относилась к деньгам, чем Николай II. Она знала или по крайней мере представляла, что такое счет деньгам, поскольку выросла в скромно обеспеченном аристократическом семействе. Гессенский дом располагал довольно небольшими финансовыми ресурсами и во многом полагался на финансовую помощь британской королевы Виктории, которая приходилась Алисе бабушкой. Также сказывались особенности воспитания. Алике была с детства приучена к скромному повседневному быту что вообще характерно для протестантской этики. Нельзя сбрасывать со счетов и «немецкую ментальность», когда на уровне подсознания впитываются аккуратность и бережливость. И хотя материальное положение Александры Федоровны после замужества совершенно изменилось, привычки, обретенные в детстве, сохранялись на протяжении всей ее жизни.

После замужества, в распоряжении Александры Федоровны оказались совершенно запредельные для нее финансовые средства. Но она полностью сохранила привычку бережно относиться к деньгам. Поначалу она относилась к широким тратам, столь обычным для российского Императорского двора, настороженно, постепенно привыкая к суммам счетов. Со временем, получив рычаги управления финансами семьи, она по-прежнему относилась к каждому рублю как к последнему в семейном кошельке. Александра Федоровна всегда помнила о том, что в любой момент может наступить черный день. Поэтому она весьма трепетно относилась к драгоценностям, понимая, что их компактность и огромная ценность могут выручить семью, если этот черный день наступит.

Конечно, Александра Федоровна не пользовалась каждодневно кошельком. Однако они у нее имелись и, как это ни удивительно, сохранились до настоящего дня. Например, в фондах Петергофского музея храниться портмоне с вензелем императрицы Александры Федоровны.⁵⁰⁴

Золото окружало императрицу буквально повсюду. Даже на любимой «семейной» яхте «Штандарт» кроме позолоченного двуглавого орла на носу яхты был вызолочен сусальным золотом и обычный морской канат, шедший вдоль черного лакированного борта яхты: «золочение как канатов, так и украшений, было предметом особых забот судового начальства: украшения, сделанные из дерева, покрывались шеллаком, на каковой прикладывались тончайшие листики сусального золота. Работа эта была очень деликатная, особенно на ветру, когда приходилось всю яхту окутывать подвесками, защищенными брезентами. Как-то раз золочение выполнили монашенки Новодевичьего монастыря в Петербурге, имевшие славу опытных позолотчиц. Золотые канаты очень эффектно и рельефно выделялись на черном лакированном борту „Штандарта»»,⁵⁰⁵

Скуповатость Александры Федоровны была широко известна. Она проявлялась совершенно в различных вещах. Например, широко известна история о том, как императрица дарила своим дочерям на день рождение по крупной жемчужине, с тем, чтобы к совершеннолетию у них набралось на ожерелье достаточной длины. Только с помощью Николая II министру Императорского двора удалось убедить императрицу, что выгоднее сразу купить целое жемчужное ожерелье и рассыпать его на «подарки», чем покупать ежегодно по жемчужине, подбирая их по цвету, форме и размеру. А.А. Вырубова упоминает в воспоминаниях об этом эпизоде: «Все великие княжны в 16 лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку великим княжнам, и придумала так, что они два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у великой княжны Ольги Николаевны образовалось два колье по 32 камня, собранные для нее с малого детства».⁵⁰⁶

Эта широко известная история, рассказанная начальником Канцелярии Министерства Императорского двора генералом А.А. Мосоловым и лучшей подругой императрицы А.А. Вырубовой, подтверждается материалами архивного дела «О приобретенном от ювелира Иванова жемчужном ожерелье». Главный документ в этом деле – письмо заведующего Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. Владимира Всеволодовича Сипягина к секретарю императрицы, графу Николаю Александровичу Ламсдорфу от 15 марта 1901 г.

Список подарков Александры Федоровны. 1906 г.

Содержание письма заслуживает его почти полного цитирования: «…Я докладывал временно Управляющему делами Министерства Императорского Двора, Свиты генерал-майору Рыдзевскому о разговоре, котором я имел с Вами по повелению Государыни Императрицы Александры Федоровны относительно степени участия Ея Величества в приобретении жемчужного ожерелья в 5 рядов от г-на Иванова. При этом я передал Генералу Ваше мнение, что оплата 5-го ряда снизу подлежала бы из Личных средств Ея Императорского Величества.

Ныне воспоследовало Высочайшее Государя Императора повеление приобрести сказанное ожерелье. Оно состоит из 342 зерен и приобретается за 70 000 руб., что составит в среднем 204 руб. 68 коп. за жемчужину. Так как в 5 ряду находится 56 жемчужин, то его стоимость составляет в округленной цифре 11 462 руб., каковую сумму, по поручению г-на исполняющего делами Управляющего Кабинетом Его Величества, и прошу покорнейше, Ваше Сиятельство, приказать доставить в Кассу Министерства Императорского Двора на восстановление кредита на непредвиденные издержки Кабинета Его Величества за текущий год, на который это ожерелье приобретается…»⁵⁰⁷

Это поразительный документ, из него следует, что императрица оплатила только 56 жемчужин из 342, заплатив 11 462 руб., что составило 16,3 % от стоимости всего ожерелья. Расход в 11 462 руб., уплаченных из «собственных сумм», Александра Федоровна повелела вписать в статью «Экстренных расходов». Хотя речь шла о подарочном ожерелье для собственных дочерей императрицы. Но, так или иначе, с этого времени Александра Федоровна повелела дарить от своего имени дочерям на день рождения и тезоименитства сначала по крупной жемчужине, а потом – по две мелких.⁵⁰⁸

А.А. Вырубова вспоминала, что «Государыня знала цену деньгам и потому была бережлива. Платья и обувь переходили от старших великих княжон к младшим. Когда она выбирала подарки для родных или приближенных, она всегда сообразовывалась с ценами».⁵⁰⁹ По воспоминаниям той же Вырубовой, Николаю II на четыре месяца «выдавали 4 золотые десятки», которыми он «рассчитывался» при посещении Федоровского собора. Но иногда у царя «не оказывалось золотого, и тогда он занимал деньги у Александры Федоровны».⁵¹⁰

Вырубова описала еще один характерный эпизод, весьма полно характеризующий Александру Федоровну. Дело в том, что Вырубова, ближайшая подруга императрицы, не занимала при Дворе никакого официального положения и соответственно жалованья никакого не получала, фактически живя за счет родителей. Когда императрице тактично намекнули на денежные обстоятельства ее лучшей подруги, то она «спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. вышло 270 руб. в месяц. Ее Величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства Двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число… в последние годы оплачивала дачу в 2000 руб.»⁵¹¹

Со свойственными ей педантизмом и системностью Александра Федоровна старалась контролировать все многочисленные расходы семьи. За годы царствования Николая II императрица Александра Федоровна стала очень богатой женщиной. Одним из проявлений этого богатства стала ее ювелирная коллекция. К 1917 г. она располагала блестяще подобранным собранием ювелирных изделий на баснословную сумму. По некоторым оценкам, ее стоимость составляла около $50 млн в ценах 1917 г. Примечательно, что свою коллекцию драгоценностей Александра Федоровна хранила буквально под рукой, в своей спальне Александровского дворца Царского Села. Эти драгоценности не лежали мертвым грузом. Александра Федоровна активно их использовала как в повседневной жизни, так и во время парадных выходов.

На фоне упомянутой колоссальной суммы стоит привести еще одно мемуарное свидетельство. Так, один из офицеров царской яхты «Штандарт», описывая царские игры на борту яхты, упоминает, что во время одной из игр «государыня натерла себе мозоль на пальце, но не хотела обернуть руку платком, как это сделала Танеева, сказав, что ей жаль протереть платок. Меня удивила эта бережливость, каковая, как мы впоследствии имели случай не раз убедиться, являлась, возможно, отличительной чертой царицы».⁵¹²

В апреле 1894 г. помолвка в Кобурге с наследником-цеса-ревичем Российской империи положила начало ювелирной коллекции Александры Федоровны. Свадебным подарком цесаревича стал перстень с розовой жемчужиной, жемчужное ожерелье, брошь из сапфиров и бриллиантов, уникальная цепочка-браслет с подвеской из крупного изумруда. Будущий тесть Александр III прислал невестке роскошное жемчужное колье. Большую часть предметов изготовили мастера фирмы К. Фаберже.⁵¹³

Говоря о формировании ювелирной коллекции Александры Федоровны, следует учитывать и особенности взаимоотношений между свекровью и невесткой. Между ними сразу же возникло некое напряжение. Причин было много. В их числе – порядок использования коронных драгоценностей. Дело в том, что еще будучи царствующей императрицей, Мария Федоровна, пользуясь своим правом, подобрала себе из числа коронных бриллиантов коллекцию, которая не имела себе равных. Овдовев, она продолжала их носить, поскольку, согласно указу Павла I, вдовствующая императрица имела право первенства над правящей императрицей. Александра Федоровна была честолюбива и отметила для себя, что императрица-мать не собирается уступать ей коронные бриллианты. Речь шла даже не об уникальности или дороговизне этих изделий. Речь шла о женском первенстве. В 1894 г. Александре Федоровне исполнилось 22 года, а вдовствующей императрице-матери исполнилось 47 лет, но уступать поле боя она совершенно не собиралась. Поэтому Александре Федоровне пришлось пользоваться теми украшениями, которые «традиционно носила цесаревна; к тому же в ее распоряжении были большие и старомодные диадемы Екатерины II, которые оказались слишком тяжелы для императрицы Марии».⁵¹⁴ Отчасти это подтолкнуло ее к формированию собственной ювелирной коллекции.

Значительная часть ювелирной коллекции Александры Федоровны составилась из подарков родственников. Ежегодно на именины и тезоименитство она получала подарки от мужа, свекрови и многочисленной родни. По традиции после рождения детей благодарный муж дарил жене очень дорогие ювелирные подарки.

Николаю II импонировала слабость жены к ювелирным украшениям. Императрица умела произвести впечатление, появляясь на официальных выходах усыпанная бриллиантами. Поскольку царственные супруги мало где бывали, ведя замкнутый образ жизни, переехав на жительство в Александровский дворец Царского Села императрица использовала свою ювелирную коллекцию, для того чтобы ежедневно появляться на ужине (в 8 часов вечера) «в открытом платье и бриллиантах».⁵¹⁵'

Традиция «надевать бриллианты» к обеду сохранялась вне зависимости от того, где находилась императорская чета, в своей постоянной резиденции или на отдыхе, на императорской яхте «Штандарт». На яхте, как и во дворце, обед начинался в 8 часов вечера. К обеду все приглашенные переодевались и после того, как все собирались в большой столовой яхты, выходила императрица Александра Федоровна. В отличие от Николая II, который в повседневной жизни был достаточно демократичен, конечно, ни на секунду не забывая, что он император и на него постоянно устремлены десятки глаз, Александра Федоровна всегда демонстрировала, что она императрица и она именно выходила «в массе драгоценных камней, и этот ассортимент менялся каждый день; если на государыне были надеты бриллианты, то они были и на голове, в диадеме, и на руках, в браслетах и разных брошках. Если это были изумруды, то все состояло из них, так же с сапфирами и рубинами».⁵¹⁶

С.К. Буксгевден подчеркивала, что Александра Федоровна «никогда не опустошала Государственного казначейства неумеренными тратами и покупкой дорогих украшений». Самыми любимыми камнями императрицы, по ее мнению, были относительно недорогие аметист и аквамарин.⁵¹⁷ Но при этом Александра Федоровна постоянно носила очень дорогой жемчуг и в различных сочетаниях.

Лили Ден, входившая в «ближний круг» Александры Федоровны в последние годы перед революцией, свидетельствовала, что «перстни и браслеты она действительно любила и всегда носила перстень с крупной жемчужиной, а также крест, усыпанный драгоценными камнями (видимо, сапфиры)».⁵¹⁸ Офицер яхты «Штандарт» упоминает, что «обыкновенно же государыня носила, кроме обручального кольца, только один громадный жемчуг и изумруд, довольно неважный, но, вероятно, дорогой по какой-нибудь памяти».⁵¹⁹

В ювелирной коллекции императрицы Александры Федоровны наряду с предметами колоссальной стоимости имелись довольно дешевые вещицы, дорогие членам императорской семьи не за их стоимость, а за воспоминания, с ними связанные. Например, в летний сезон 1909 г. офицеры императорской яхты «Штандарт» «завели обычай подносить княжнам маленькие подарки в день ангела и рождения, и в этом году Татьяна Николаевна получила первую брошку, которая изображала спасательный круг из белой эмали, с флюгаркой. Великая княжна была очень горда, что первая получила этот пустяк, а не какую-либо драгоценность от Фаберже».⁵²⁰ Мемуарист особо подчеркивает, то что безделушка была заказана офицерами не у официально-привычного Фаберже, а у «обычного» петербургского ювелира Кортмана.

Возвращаясь к лету 1917 г., надо сказать, что Александра Федоровна передала Временному правительству то, о чем всем было хорошо известно, – знаменитые пасхальные яйца мастеров К. Фаберже и ряд изделий, с трудом поддававшихся транспортировке. А поскольку у Временного правительства начали стремительно нарастать политические проблемы, то Александре Федоровне удалось сохранить практически всю свою коллекцию драгоценностей, значительную часть которой она вывезла в Тобольск, а затем в Екатеринбург.⁵²¹

Надо заметить, что статья «личные расходы» у царственных супругов вполне сопоставима: Николай II – 8657 руб. 35 коп. в 1903 г. и 10 841 руб. 50 коп. в 1913 г.; Александра Федоровна – 6000 руб. В процентном отношении личные расходы императрицы колебались в пределах 2–3 % от общей суммы ее бюджета. Много тратила она на подарки (более 23 %), которые должны были быть поистине «царскими». В отличие от бюджетных статей Николая II у Александры Федоровны была отдельная статья расходов на «туалет и гардероб», на которую постоянно выделялась очень крупная сумма – 40 000 руб. (15–17 % бюджета). Статья «экстраординарные расходы», достигавшая до 33 % бюджета, позволяла императрице достаточно свободно решать возникающие финансовые проблемы.

Номенклатура товаров, покупаемых лично для императрицы Александры Федоровны, конечно, с течением времени менялась.

Но несколько позиций в ее покупках носили постоянный характер. Это подтверждается сравнением счетов императрицы, разделенными 20 годами правления. Конечно, счета за 1895–1896 гг. несколько нетипичны, поскольку молодая женщина «обживалась» в России и ей требовалось много новых вещей, но тем не менее…

Императрица, как и всякая женщина «с возможностями», любила и разбиралась в драгоценностях. Следует отметить, что за 1895–1896 гг. Александра Федоровна купила очень много ювелирных изделий. Это связано и с тем, что она еще год назад была бедненькой немецкой принцессой и у нее просто не было ювелирных украшений, «положенных» ей по статусу. Следует учитывать и то, что вдовствующая императрица Мария Федоровна не собиралась расставаться с теми коронными драгоценностями, которые по статусу носили императрицы. Дело было не только в особенностях взаимоотношений свекрови и невестки, но и в том, что, согласно законам империи, вдовствующая императрица пользовалась весьма существенными преимуществами перед императрицей царствующей. А главное, на май 1896 г. намечалась коронация в Москве, на которую съезжалась не только вся российская «родня», но и многочисленные царственные особы со всей Европы.

«Массовые закупки» ювелирных изделий императрица начала совершать в 1896 г. В мае и июне прошли два счета (на 3025 руб. и 420 руб.) от К. Фаберже. В числе приобретенных предметов значатся портсигар зеленой эмали (750 руб.), яйцо синей эмали в стиле Людовика XV (4500 руб.), электрическая лампа «Дельфин» (800 руб.). О том, что это были подарки, свидетельствует то, что все вещи покупались «в складчину», о чем есть помета на счете Николая II: «Подчеркнутые цены пополам императрица Александра Федоровна и Я».⁵²²

Императрица, как и вся царская семья, высоко ценила талант мастеров фирмы К. Фаберже и покупала в его фирме вещи вплоть до 1917 г. Так, в 1896 г. императрица приобрела в магазине К. Фаберже множество мелочей на очень приличную сумму – 8899 руб. 50 коп. Среди них – фигурки животных (21 шт.), три пары запонок, два крестика, 11 рамок д. ля фотографий, стаканчик, чашка, пряжка, складень, образок, медальон, две лупы, пагода, мольберт, записная книжка, булавка и ножик.⁵²³ Судя по дате, это были подарки на Рождество. Если мы посмотрим счета императрицы за 1914 г., то мы увидим также три солидных счета из магазина К. Фаберже: 17 августа – на 1245 руб.⁵²⁴; 22 августа – на 25 560 руб.⁵²⁵ и 18 декабря – на 1845 руб.⁵²⁶

Комментируя динамику и номенклатуру ювелирных приобретений императрицы в 1914 г., отметим, что покупки на очень серьезные суммы сделаны Александрой Федоровной именно во второй половине августа 1914 г., когда Россия уже вступила в Первую мировую войну. В ряде исследований справедливо обращается внимание, что после начала войны объемы закупок в магазинах Фаберже и других ювелиров резко выросли. Объясняется это тем, что русская аристократия после начала войны начала вкладывать свободные средства в драгоценности, страхуя свои сбережения на случай военных потрясений и инфляции. В этом контексте счет от 22 августа 1914 г. на 25 560 руб. очень характерен, тем более что практицизм императрицы общеизвестен.

Императрица покупала ювелирные изделия и у других мастеров. Одним из ведущих придворных ювелиров был К.Э. Болин.⁵²⁷ Также среди ювелиров упоминались имена Бутца⁵²⁸, Гана⁵²⁹, Гау, Грачева⁵³⁰, Кехли⁵³¹, Кузнецова, Любавина⁵³², Овчинникова.

Александра Федоровна внимательно относилась к своему внешнему виду и ежегодно тратила по 40 000 руб. на приобретение одежды. Не изменила этому правилу императрица и в 1914 г. Среди ее счетов «на гардероб» имеются многочисленные счета от различных модельеров. Среди них особое место занимают счета от фирмы Бризак.

Канцелярия Александры Федоровны оплачивала фотографии и киносеансы, которыми семья развлекалась во время «отпусков». Суммы за эти «увлечения» действительно впечатляют. Так, своему фотографу Ягельскому только за 5 лет за изготовление фотоснимков и проведение киносеансов и только из сумм Кабинета было выплачено (см. табл. 46).

Таблица 4 6

Императрица Александра Федоровна внимательно следила за своим здоровьем и тратила «на врачей» значительные средства. Во время первой беременности императрицы за ее здоровьем наблюдал лейб-акушер Д.О. Отт, он периодически заказывал анализы (22 июня, 24 августа, 27 октября, 1 ноября и 15 ноября 1895 г.) в химической лаборатории профессора, доктора химии Пеля (32 руб.). После первых родов в Царском Селе Александру Федоровну несколько дней наблюдал тот же Д.О. Отт, поэтому из средств императрицы «за пребывание в Царском Селе с 9 по 14 декабря» врачу заплатили 700 руб. Акушерке Е.К. Гюнст за это же время заплатили 500 руб.

Поскольку у Александры Федоровны с молодых лет были проблемы с ногами, то уже в 1896 г. она выплатила своему лечащему врачу доктору Хорну 120 руб. за два гимнастических аппарата. Кроме этого, для молодой императрицы в 1896 г. приобретено «собственное» стоматологическое кресло за 250 руб., в котором ее лечил придворный зубной врач – «американский доктор» Воллисон.

Незадолго до рождения второй дочери в 1897 г. Александра Федоровна приобрела в «Книжном магазине К.Л. Риккера» несколько книг по медицинской тематике.⁵³³ Можно упомянуть и о том, что императрица Александра Федоровна, которая рожала очень «аккуратно» – раз в два года⁵³⁴, давая возможность организму восстановиться после очередных родов, покупала «на свои» и противозачаточные средства, избегая несвоевременных беременностей.⁵³⁵

Достаточно много денег она тратила на своих детей. В 1896 г. для старшей дочери Александрой Федоровной были куплены три серебряные погремушки за 26 руб. Дарились детям и подарки из тех, что «на всю жизнь». После рождения великой княжны Татьяны Николаевны, камер-фрау императрицы М.Ф. Герингер немедленно сообщила секретарю императрицы, что «мерка Великой Княжны Татьяны Николаевны передана мною вчера, 31 мая, в Кабинет Его Величества». Эта мерка снималась с младенца «по росту» для изготовления традиционной родовой иконы, на которой писался лик «своего» святого.⁵³⁶ Наряду с этой иконой второй дочери родители «в складчину» подарили «складень эмалированной работы с образом св. Татианы» работы знаменитого мастера-ювелира П.А. Овчинникова за 275 руб.⁵³⁷ А старшей дочери Ольге на первый день рождения родители подарили жемчужину в 2 ³/₄ карата за 500 руб., положив начало ювелирной коллекции Ольги Николаевны.

Бедная немецкая принцесса, ставшая в ноябре 1894 г. женой российского императора Николая II, быстро разобралась в правилах и особенностях финансирования «Ея Императорского Величества». Сразу же после замужества, согласно законам Российской империи, на содержание императрицы ежегодно отпускались 200 000 руб. Часть этих средств шла в так называемую «экономическую сумму» императрицы.

Любопытно проследить, с каких сумм молодая императрица Александра Федоровна начала «строить» свое состояние. На 8 апреля 1895 г., то есть через почти пять месяцев после обретения статуса императрицы, на счетах Александры Федоровны значилось 155 827 руб. 91 коп.: остаток к 1 января 1895 г. – 34 920 руб. И коп. В том числе 10 000 руб. пожертвованных киевским помещиком графом Собанским в пользу бедных. Эти деньги были положены на текущий счет в Волжско-Камский коммерческий банк; отпущенные на январскую треть – 66 666 руб.; прибыль от промена золотой и серебряной монеты – 4241 руб. 80 коп. Эта прибыль образовывалась вследствие того, что структура «жалованья» в 66 666 руб. включала в себя: 1200 полуимпериалов по 5 руб. на 6000 руб., банковым серебром 6000 руб. и кредитными билетами 54 666 руб. На основании ст. 123. «Учреждения об Императорской фамилии» императрица получала «жалованье» в 200 000 руб. в год, в числе которых ей выдавалось 3600 полуимпериалов и 18 000 руб. банковым серебром; «процентные бумаги по нарицательной цене» – 50 000 руб. Это были 4 %-ные облигации 4 внутреннего займа.

На 31 декабря 1895 г. на счетах Александры Федоровны было уже 385 168 руб.⁵³⁸ Кроме этого, в декабре 1894 г. для императрицы Александры Федоровны приобрели на 150 000 руб., «отпущенные из удельных сумм, вследствие указа Его Величества от 8 декабря 1894 г.» 4,5 %-ные облигации Юго-Восточных железных дорог на номинальную сумму – 154 600 руб.⁵³⁹ Примечательно, что все так или иначе получаемые деньги Александра Федоровна сразу же начала вкладывать в ценные бумаги. Например, 31 октября 1895 г. в Государственном банке приобретены процентные бумаги на очередные 50 000 руб.⁵⁴⁰

Следует подчеркнуть, что если у Николая II динамика расходования собственных средств характеризовалась их постепенным сокращением, то у императрицы собственные средства постоянно наращивались. О динамике прироста свидетельствуют данные таблицы.

Счет экономических сумм императрицы Александры Федоровны⁵⁴¹ (см. табл. 47).

Таблица 47

Столь динамичное наращивание экономических сумм связано прежде всего со стремлением императрицы укладываться «в бюджет». Ежегодно императрица перечисляла на свои счета сэкономленные средства. Это могли быть как скромные 3500 руб., так и солидные почти 50 000 руб. Видимо, императрица «железно» исповедовала правило – быть всегда «в плюсе». Такая динамика сохранялась вплоть до февраля 1917 г. (см. табл. 48).

Таблица 48

Рассматривая структуру расходов императрицы за первые 5 лет ее жизни в России, следует отметить, что императрица по большей части укладывалась в отпускаемые ей по закону 200 000 руб. в год. Хотя иногда, как это бывает у всех, императрица и выбивалась из отведенной ей суммы. Например, все траты императрицы по стандартным статьям ее расходов в 1895 г. укладываются в 224 509 руб., а в графе приход и расход значатся 385 168 руб. Дело в том, что в указанные суммы вошли все деньги, поступавшие на счета императрицы, в том числе, например, и упоминавшиеся 10 000 руб., пожертвованные киевским помещиком графом Собанским в пользу бедных. Некоторое превышение расходов было связанно с тем, что в этот год она обустраивала свой дом в Зимнем дворце, комплектовала свой гардероб (45 231 руб. против традиционных 40 000 руб.). Со временем она «стандартизировала» свои расходы и уже в коронационном 1896 г. уложилась в 184 758 руб. Сумма пожертвований, очень значительная в ее первые два года жизни в России (3939 и 29 883 руб.), в последующие годы решительно сокращена до 500 руб. в год. Кстати, столь значительная сумма, отпущенная на пожертвования в 1896 г. (29 883 руб.), связана не столько с коронационными торжествами, сколько с участием императрицы в выплате различных компенсаций пострадавшим во время Ходынской катастрофы. Также стоит отметить, что сумма, расходуемая на подарки, увеличилась за пять лет вдвое – с 33 723 (1895 г.) до 67 100 руб.

Первая мировая война изменила структуру расходов императрицы. Хотя всю войну она практически не снимала костюма сестры милосердия, но тем не менее ее траты на одежду от самых модных модельеров того времени не уменьшились ни на рубль. Но при этом резко сократились расходы на подарки (с 23 до И %). Сократились денежные субсидии обслуживающему персоналу. Свидетельством военного времени были резко возросшие в 1915 г. расходы на лазарет императрицы, которые составили 23 098 руб. 49 коп. (10,14 %). Примечательно, что после 1914 г. императрица полностью прекратила перечисление сумм в свой экономический капитал (см. табл. 49).

Таким образом, время, безусловно, наложило отпечаток на характер расходов Николая II и Александры Федоровны. Так же свой отпечаток наложили и две войны (Русско-японская и Первая мировая), которые пришлись на время царствования Николая II. Однако, при всех привходящих, траты царственной четы оставались в рамках традиций, которые сформировались еще в период правления Николая I.

Таблица 49. Структура расходов императрицы Александры Федоровны в 1914–1916 гг.

Деньги российских императоров в европейских банках

Вплоть до марта 1917 г. информация о вкладах российских императоров в европейских банках носила строго конфиденциальный характер, как и всякая информация подобного рода. Однако при этом сам факт подобных вкладов считался совершенно обыденным делом, и в бухгалтерских отчетах суммы вложений российских императоров в европейские банки проходили отдельной строкой. Конечно, к отчетности о личных средствах российских венценосцев за рубежом допускался ограниченный круг чиновников Кабинета, но тем не менее вплоть до 1905 г. российские императоры не имели секретных, анонимных счетов в европейских банках.

В 1905 г. ситуация изменилась. К осени 1905 г. ближайшее окружение императора начало вплотную отрабатывать сценарий возможной срочной эвакуации царской семьи из России. Частью этого сценария стал срочный вывод части личных средств семьи Николая II и размещение этих средств на анонимных счетах в германских банках. Именно с этого времени уровень секретности этих конфиденциальных финансовых операций переходит на новый уровень. Считанное число лиц допускалось к этой информации, да и то только к ее части.

Уровень секретности, «заложенный» в 1905 г., и стал причиной множества слухов и досужих разговоров вокруг «царского золота» после расстрела семьи Николая II летом 1918 г. Надо заметить, что «золото Романовых» волновало не только современников, но и потомков. Начало обсуждения этой темы связано с появлением Лжеанастасии в Европе в 1920-х гг. Интерес к ней подогревали многолетние судебные тяжбы между возможными наследниками «царского золота». Высказались по этому вопросу в 1920-1930-х гг. в мемуарах и уцелевшие Романовы. В СССР к теме царских капиталов, хранящихся на секретных счетах, публично обратились с середины 1980-х гг., когда в прессе то вспыхивала, то затухала волна публикаций на тему: «А были ли деньги?» у Николая II в европейских банках, и если да, то сколько их было. Как правило, авторы с оптимизмом утверждали, что «деньги есть» и что по царским вкладам «набежали» колоссальные проценты, которые не только покроют все советские долги, но еще и останется… Но в этой волне появлялись и серьезные исследования, в них оптимизма было значительно меньше.

Вообще же вывод капиталов в европейские банки российскими аристократами начинает практиковаться со времен Петра I. По крайней мере известно, что у А.Д. Меньшикова были солидные вклады в английских банках, их с большим трудом буквально «выцарапала» в Россию императрица Анна Иоанновна.

Как правило, сам факт подобных вкладов не афишировался, да и политические противоречия между великими державами, время от времени обостряяясь, делали подобное размещение капиталов довольно рискованным делом. Надо заметить, что со времен Екатерины II и Павла I наиболее надежными в политическом отношении считались германские, и прежде всего прусские банки. Особенно теплые отношения между первыми лицами германских карликовых государств и российскими императорами установились при Александре I и Николае I. Соответственно российские государи пользовались услугами германских банков. Например, в 1841 г. при закупке вещей для приданого цесаревны Марии Александровны деньги в германские магазины переводились через банкиров Миллера и Мендельсона.⁵⁴² Это одно из самых ранних, документально подтвержденных упоминаний о контактах российского Императорского двора с банком Мендельсона, который будет представлять денежные интересы российских императоров в Германии вплоть до 1917 г.

Английские деньги

Английские банки начали работать с российскими ценными бумагами во время Наполеоновских войн, при Александре I. Одна из самых ранних дат подобного сотрудничества относится к 1805 г. Это сотрудничество связано с именами «английских» Ротшильдов. В 1822 г. Ротшильды разместили в Англии значительный 5 %-ныи «русский займ». Именно они несколько позже субсидировали строительство Николаевской железной дороги (Петербург – Москва) в середине XIX в. Именно Ротшильды стали главными представителями российских интересов на финансовом рынке Англии после удачно проведенной ими эвакуации российских денежных средств накануне Крымской войны (1853–1856 гг.).

Поскольку фунт стерлингов являлся в XIX в. главной мировой валютой, то, несмотря на периодические конфликты и кризисы в отношениях с Англией, российские императоры во второй половине XIX в., учитывая европейские прецеденты буржуазных революций, связанные с «профессиональными рисками», имели счета в английских банках. Где-то в глубине сознания они полагали, что эти счета могут сыграть роль амортизационной подушки в случае какого-либо политического «форс-мажора» в России.

Следует иметь в виду, что еще Павел I в «Учреждении об Императорской фамилии» (1797 г.) ограничил возможность вывоза капиталов из России для своих ближайших родственников суммой в 1 000 000 руб., «кроме алмазов и прочих вещей, предписывая излишние сверх сей суммы возвращать в фамилию, ежели есть; когда же последний в роде, то в Департамент уделов». Однако о самих императорах в «Учреждении об Императорской фамилии» нет ни слова, следовательно, при размещении своих капиталов за границей они не были ограничены какой-либо фиксированной суммой, за исключением размеров той суммы, которой они располагали реально.

Вплоть до правления Николая II (до 1905 г.) финансовые вложения в европейские банки носили хоть и негласный, но тем не менее совершенно официальный характер. Видимо, первым российским императором, вложившим часть своих личных средств в английские банки, стал Александр II. Эти вклады унаследовал после трагедии 1 марта 1881 г. его сын Александр III.

До Александра II российские императоры, посещая с официальными визитами Англию, везли с собой «валюту» «наличкой». Меняли им рубли на фунты стерлингов придворные банкиры. Судя по воспоминаниям, Николай I, посетивший Англию с официальным визитом в 1844 г., щедро тратил деньги. Например, прислуга Букингемского дворца получила «на чай» 3000 ф. ст., экипаж яхты «Black Eagle» – 400 ф. ст., кроме драгоценных табакерок и перстней. Однако предположение о том, что именно во время этого визита российский император открыл собственный счет в «Bank of England» «для популяризации российских облигаций среди британской денежной публики», нам представляется маловероятным.⁵⁴³

О том, что из себя представлял «английский» вклад, мы знаем из документов времен царствования Царя-миротворца. Судя по всему, деньги поместили в «Bank of England» в 1860-1870-е гг., когда реализация либеральных реформ Александра II периодически порождала острые политические ситуации, заставлявшие в 1870-х гг. менять политический курс страны от либеральных реформ к попыткам попользовать метод «закручивания гаек». Вполне возможно, что «английский вклад» в «Bank of England» был открыт в 1874 г., во время официального визита Александра II в Англию.

«Bank o f England». Современное фото

При Александре III, несмотря на то что на протяжении 13 лет его царствования Россия несколько раз весьма основательно «пересекалась» с английскими внешнеполитическими интересами, деньги, лежавшие на счетах в «Bank of England», император не трогал. Доподлинно известно, что на июль 1882 г. в «Bank of England» на счетах Александра III в английских процентных бумагах лежало 1 758 000 ф. ст. (1 600 000 в 4,5 % consols + 78 000 English 3 % consols + 80 000 Sfalian 5 % Rentes).⁵⁴⁴ Даже при самом грубом пересчете английского фунта на русские рубли, эта сумма по меньшей мере составляла порядка 18–20 млн руб., которые не проходили ни по одному из официальных финансовых отчетов Министерства Императорского двора, то есть являлись по сути секретным страховым резервом российских императоров.

Говоря о заграничных капиталах российских императоров, можно попытаться разделить капитал в 1 758 000 ф. ст. на «деньги» Александра II и «деньги» Александра III. В отчете министра Императорского двора «заграничные деньги» могли проходить по строке «Особый Его Императорского Величества» капитал на сумму в 878 250 руб. Об этом свидетельствует то, что в более поздних документах есть упоминание о том, что «итальянская 5 % рента, приобретенная прежде» входила «в состав Особого капитала». Следовательно, «Особый капитал» мог включать заграничные вложения Александра II, и на март 1881 г. они составляли довольно скромные 878 250 руб. При этом в эту сумму, видимо, включили не только «английские», но и «итальянские» ценные бумаги.

К июлю 1882 г. только «английских» денег на счетах Александра III находилось 1 758 000 ф. ст. Поэтому мы можем предположить, что в очень сложной политической ситуации 1881 г., связанной не только с противостоянием революционному террору, но и со сменой внутриполитического курса, Александр III пошел на серьезные финансовые вклады в «Bank of England». Поэтому, вероятно, большая часть почти 2 млн ф. ст. пришлась именно на «деньги» Александра III. А были ли такие деньги (18–20 млн руб.) в кассе Министерства двора? Да, были. В мемуарах B.C. Кривенко упоминается, что к 1 января 1881 г. в Кассах Министерства Двора находилось: по счету общих средств – 3 662 582 руб. 25,5 коп.; по счету специальных средств – 43 411 128 руб. 30,5 коп.; по счету депозитов – 17 652 585 руб. 23,75 коп. Итого – 64 762 295 руб. 79,75 коп.⁵⁴⁵

Собственно царские деньги числились по разряду «специальных средств», которых было почти 43,5 млн руб. Видимо, именно из этих капиталов и изъяли деньги, срочно переведенные в Англию во второй половине 1881 г. Как вариант возможен перевод денег и из Государственного казначейства.

К лету 1882 г. революционное подполье удалось в целом разгромить и при «разборе полетов» подводились итоги финансовых вложений в «Bank of England». Также следует отметить, что после 1882 г., по известным нам документам, в «Bank of England» деньги больше не переводились вплоть до смерти Александра III.

Приведя все эти рассуждения об «английских деньгах» Александра II и Александра III, следует тем не менее привести фразу весьма осведомленного чиновника Министерства двора B.C. Кривенко. Констатировав, что руководителю Контроля барону К.К. Кистеру удалось создать резервный фонд в 43 411 128 руб. 30 '/, коп. («По счету специальных средств»), он тем не менее подчеркивает, что «никаких миллионных сумм в «Лондонском банке», о которых тогда говорили, не существовало».⁵⁴⁶ Однако, как мы видим из приведенных архивных документов, «английские деньги» на июль 1882 г. все же были.

Следует подчеркнуть, что чиновники Министерства финансов внимательно отслеживали биржевые котировки, стремясь «выжать» из размещенных в Англии средств максимальные дивиденды.⁵⁴⁷

«Английские деньги» не просто лежали «мертвым грузом», принося доход по соответствующим процентам, но и использовались императором Александром III в интересах России. Именно средства, лежавшие в «Bank of England», использованы царем для приобретения так называемой «коллекции Базилевского», которая, по мнению авторитетных специалистов Государственного Эрмитажа, стала одним из наиболее удачных приобретений целых собраний, сделанных за все время истории Эрмитажа.

Если кратко изложить интригу покупки, то она сводилась к следующему. Русский дипломат Александр Базилевский, проживший в Париже 40 лет, составил собрание, которое в 1878 г. произвело фурор на Всемирной выставке. В нем были прекрасно представлены памятники раннехристианского и византийского искусства, церковная утварь романской и готической эпохи, изделия из резной кости XIII–XIV вв., рейнские и лиможские эмали XII–XVI вв., венецианское и немецкое стекло, итальянская майолика, французские и испано-мавританские фаянсы.

В 1884 г. коллекционер решил расстаться со своим собранием. За хорошие деньги, разумеется. Государственный секретарь А.А. Половцев наряду с государственной деятельностью был страстным и очень состоятельным коллекционером, буквально настоял на приобретении этой коллекции, настойчиво рекомендуя Александру III это приобретение. Собственно переговоры в Париже вел любимый художник императора Александра III – А.П. Боголюбов.

Сам А.П. Боголюбов вспоминал об этой истории так: «При посещении Государя несколько раз он начинал со мной разговор о коллекции Базилевского: «Ну, что вы мне скажете нового, могу я рассчитывать ее приобрести?». – «Дело вам было доложено статс-секретарем А.А. Половцовым, я ему сообщал все, что знаю, и он, вероятно, вам докладывал о возможности приобретения, но цифра пока очень велика. Но я убежден, что ее можно очень убавить». – «Ну так продолжайте действовать, а осенью Половцов поедет в Париж, так и дадите мне окончательный ответ»».

В. Верещагин. Галерея Александра Базилевского в Париже

Как и предполагалось ранее, осенью 1884 г. в Париж съехались А.П. Боголюбов и А.А. Половцев для решения «проблемы Базилевского»: «Почти одновременно со мной прибыл в Париж и А.А. Половцов, имевший поручение от Государя приступить со мною к торгу коллекции Базилевского. Так как я с хозяином редкостей давно был в переговорах, то и посоветовал Александру Александровичу идти без меня и сбивать с 8 миллионов до 6, предупредив, что известный эксперт аукционных продаж уже находится в переговорах с Базилевским, который, покидая свою любовницу, обещал ей выплатить миллион, и что с 700 тысяч ловкий жид уже выманил у него под залог 12 блюд Лиможа, которые уже выбыли из его дома, о чем, впрочем, я ему сообщаю келейно. Половцев был у него, осмотрел снова всё чрезвычайно аккуратно, но и добился цифры 6 миллионов, сказав, что дальнейшие переговоры получат окончательный вид, когда он повидает Государя.

Через две недели я получил короткую телеграмму: «Государь император возлагает на Вас покупку коллекции г. Базилевского». Дня через три от министра Двора – форменную бумагу: «Государь император возлагает на вас покупку коллекции редкостей г. Базилевского, 6 миллионов франков одобрены».

Иду к Базилевскому и говорю: «Вы сказали А.А. Половцеву, что за 6 миллионов коллекцию свою по каталогу продаете. Я уполномочен ее купить или не купить. Просимую цену я могу вам дать, но не даю, ибо знаю, что у вас есть условия с экспертом Монгеймом, которому вы даете 500 тысяч за все его хлопоты по устройству аукциона, и что он гарантирует вам 5,5 миллиона, которые могут все-таки не выручиться. И тогда вы подвергаетесь процессам и пр., пр. Ежели вы ему даете 500 тысяч, то мне, который вам это дело устроил, почему не дадите?» – «Да разве вы их возьмете?» – «Конечно, возьму и даже вам дозволю говорить, что вы дали мне эту взятку». Бродил он долго из угла в угол и, наконец, сказал мне: «Через неделю ровно буду у вас в доме в час пополудню». Мы расстались.

В это время я избегал его видеть, но на четвертый день приходит ко мне Монгейм и говорит, что я у него отбиваю полмиллионное дело и что, ежели я хочу, то мы можем взойти в сношение. Тут я вспылил и говорю ему: «Вы – торгаш, это ваше ремесло, а я русский дворянин и вором моего царя не был, да и не буду». С этим он и ушел. А через неделю, ровно в 1 час, мы с Базилевским ударили по рукам, и коллекция была куплена».⁵⁴⁸

Действительно, для обеспечения финансовой стороны этой сделки министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков направил записку Главному контролеру Министерства двора: «Предлагаю Вам от чековой книжки на капитал, хранящийся в Английском банке, вкладом, который принадлежит Его Императорскому Величеству, отделить бланк чека № 00001, для изготовления требования о выдаче господину Боголюбову или его приказу 80 000 ф. ст. итальянского 5 % рентою, в уплату за коллекцию, приобретенную от г. Базилевского, на основании Высочайшего повеления от 10 ноября сего года».⁵⁴⁹

Обращает на себя внимание номер чека – «№ 00001», который показывает, что до осени 1884 г. с этого вклада средства вообще не снимались. В свою очередь, Государственный секретарь А.А. Половцев, который выступал инициатором этого бесценного приобретения, констатировал в дневнике (И ноября 1884 г.): «…покупка делается из собственных средств государя, без всякого участия казначейства».⁵⁵⁰ Отсюда прямо следует, что деньги в «Bank of England» весьма осведомленные современники рассматривали как «собственные средства государя».

После смерти Александра III в октябре 1894 г. и воцарения Николая II в судьбе «английских денег» российских императоров произошли значительные изменения. Дело в том, что, вступив на престол, Николай II принял решение о полном выводе российских вкладов из «Bank of England». Как правило, этот шаг Николая II объясняют его патриотизмом.

Золотой запас России в Государственном банке Санкт-Петербурга. 1905 г.

Об уровне внимания к этой ответственной операции свидетельствует то, что отвечал за нее лично директор Государственного банка России Э.Д. Плеске⁵⁵¹, которого специально командировали в Лондон. Следует добавить, что Эдуард Дмитриевич Плеске (1852–1904) хорошо представлял, чем он будет заниматься в Лондоне, поскольку много лет занимал должность директора «Особенной канцелярии по кредитной части» Государственного банка, через которую проходили все финансовые операции Романовых в зарубежных банках. Об этом эпизоде подробно пишет Уильям Кларк, приводя в своей книге фотографию последнего зарегистрированного счета Николая II в «Bank of England», датированного 1900 г., на сумму 5008 ф. ст.⁵⁵²

В 2010 г. управляющий «Bank of England» Мервин Кинг во время юбилейных торжеств «Банка Российской Федерации» передал его руководству «сберкнижку императора» – небольшую книжечку в серебряном окладе с гравированной надписью «His Imperial Majesty the Emperor Nicolas of Russia. 1895». Первая запись в книжке «императора Александра» – на сумму 8404 ф. ст. 10 шиллингов и 10 пенсов. Видимо, под именем «императора Александра», имелся в виду Александр III. Последняя запись в императорской «сберкнижке» – «Account closed» («Счет закрыт») датируется 1900 г.

После завершения этой финансовой операции денег у Николая II в английских банках не осталось. Остается открытым вопрос: открывал ли повторно Николай II счета в английских банках после 1900 г., и если да, то какие суммы переводились на эти счета?

Говоря об «английских деньгах» Романовых, нельзя не сослаться на воспоминания весьма информированного великого князя Александра Михайловича, женатого на младшей сестре Николая II. Он «был в курсе» этого вопроса. Естественно, его информация по поводу заграничных вкладов царя весьма скупа. Он упоминает, что «со времени царствования императора Александра II» российские императоры держали в Лондонском банке «двадцать миллионов стерлингов».⁵⁵³ Эта сумма подтверждается вышеприведенными документами, только 20 млн были не в фунтах, а в рублях. Как мы уже говорили, эти деньги были выведены из «Bank of England» к 1900 г.

Однако с 1907 г., когда завершается оформление Антанты, в которую вошла Англия, личные средства Николая II вполне могли быть вновь размещены в английских банках, особенно с учетом того, в каких форс-мажорных обстоятельствах личные капиталы царских детей вывозились из России в конце 1905 г. Кроме того, накануне вступления России в Первую мировую войну из Германии в Англию и Францию вывели крупные суммы «русского золота».

Доподлинно известно, что после 1914 и до февраля 1917 г. в «Bank of England» из России поступило 68 млн ф. ст.⁵⁵⁴ Однако следует уточнить, что это были не личные средства российского императора, а государственные активы. Эти понятия совершенно отчетливо разграничивались на протяжении всего XIX в. Российское золото в английских банках выполняло функцию так называемого «залогового золота», которое обеспечивало бесперебойные военные поставки из стран Антанты в Россию. И если запасы «государственного» золота в английских банках были весьма значительны, то, по свидетельству великого князя Александра Михайловича: «После лета 1915 г. ни в Английском банке, ни в других заграничных банках на текущем счету Государя не осталось ни одной копейки».⁵⁵⁵ Все личные деньга Николая II, хранившиеся в английских банках, потратили в годы Первой мировой войны.⁵⁵⁶

След этих «английских денег» мелькнул в переписке Николая II и императрицы Александры Федоровны. В одном из своих писем (26 августа 1915 г.) Александра Федоровна буквально мельком упоминает: «Завтра увижу Бьюкенена, так как он мне опять принесет свыше 100 000 р. из Англии». А в письме, написанном на следующий день (27 августа 1915 г.), императрица так же мельком упоминает: «Бьюкенен мне опять принес больше 100 000 р.». Следует пояснить, что с началом войны Александра Федоровна активно включилась в деятельность Российского общества Красного Креста, высочайшей покровительницей которого с 1880 г. являлась императрица Мария Федоровна. При этом императрица не только посещала госпитали и занималась различной организационной работой, но и сама принимала участие в операциях в качестве хирургической сестры. А сэр Джорж Уильям Бьюкенен (1854–1924) являлся послом Великобритании в России (1910–1917).

Организация лазаретов, питательных пунктов, закупки оборудования для Красного Креста требовали колоссальных сумм. И одним из источников этих сумм и стали «английские деньги», которые доставил в августе 1915 г. посол Великобритании в России Джорж Бьюкенен. Судя по всему, императрица постоянно (в письме упомянуто слово «опять») использовала «дипломатический канал» для того, чтобы оперативно получать из Англии крупные суммы. Большая же часть «английских денег» была использована на различные закупки, и эти деньги поступали в Россию в виде самого разнообразного медицинского оборудования и материалов. И эти закупки быстро исчерпали имевшийся в Англии «царский» капитал.

Таким образом, мы можем предположить, что Николай II повторно открыл счет в одном из банков Англии в промежутке между 1907 и 1914 гг. Судя по всему, этот счет был довольно крупным, однако никаких документальных свидетельств его существования нам обнаружить не удалось. Но, так или иначе, к 1916 г. все средства с этого гипотетического счета были полностью исчерпаны и к 1917 г. личных денег семьи Николая II в Англии не осталось. В 1918 г. руководство «Bank of England» официально заявило, что не имеет счетов, принадлежащих Николаю II или членам его семьи.⁵⁵⁷

Французские деньги

В истории финансовых взаимоотношений Российской империи и европейских кредитных учреждений существовала и французская «страница». Французская «страница» тесно завязана на особенности развития европейской политики в последней четверти XIX в. После того как в ходе Франко-прусской войны (1870–1871 гг.) провозгласили образование Германской империи, политическая ситуация в Европе начата стремительно меняться. Германия быстро прошла через период промышленного перевооружения и начала активно претендовать на общеевропейское лидерство. В результате политический баланс, установившийся в Европе после Наполеоновских войн, нарушился. В конце 1870 – начале 1880-х гг. формируется Тройственный союз в составе Германской империи, Австро-Венгерской империи и Италии. На это накладываются таможенные противоречия между Россией и Германией. Присутствовал и некий субъективный фактор. Александр III неприязненно относился к германскому императору Вильгельму II, а датчанка императрица Мария Федоровна не могла простить войны 1866 г., когда Германия не только разгромила Данию, но и захватила часть ее территорий.

В результате на рубеже 1880-1890-х гг. начинается политическое сближение России и Франции, оно сопровождалось перекачиванием российских денег из германских банков во французские. Финансовая часть этой масштабной операции координировалась министром финансов Российской империи С.Ю. Витте. Представителем С.Ю. Витте во Франции был Артур Германович Рафалович. Выходец из крещеных петербургских евреев, Рафалович на протяжении нескольких десятилетий являлся финансовым агентом не только царского Министерства финансов, но и Временного правительства. За долгие годы жизни во Франции он был избран членом-корреспондентом Французской академии, награжден орденом Почетного легиона первой степени, являлся членом многочисленных научных обществ и директором еженедельника «Финансовый рынок», издававшегося во Франции.

В результате этих процессов часть «царских денег» осела во Франции и главным представителем финансовых интересов императорской семьи становится банк «Креди Лионнэ». По большей части банк оплачивал различные текущие счета. Вместе с тем еще в начале своего царствования Николай II унаследовал от отца несколько сотен тысяч франков (355 000 франков).

В конце 1890-х гг., после введения в России золотого обращения, эти франки пересчитали на рубли, «для того чтобы не нарушать отчетность». Несколько позже часть средств царских дочерей конвертировали во франки.

А.Г. Рафалович. Агент Министерства финансов во Франции

Таким образом, часть личных царских капиталов вплоть до 1914 г. хранилась во французских ценных бумагах. Однако нам не встретились документы, подтверждающие существование каких бы то ни было счетов членов семьи Николая II, открытых непосредственно во французских банках. Это, конечно, не означает, что во Франции не было счетов родственников Николая II. Об этом же пишет и У. Кларк, в результате специально проведенного расследования он пришел к выводу, что большая часть 648 млн франков (царские активы во Франции) являлась государственными деньгами, но не деньгами Николая II.⁵⁵⁸

Германские деньги

Когда в начале XX в. политическая ситуация в России резко обострилась, Николаю II пришлось срочно и негласно выводить деньги за границу. Тогда в 1905 г., во время Первой русской революции, царская семья всерьез рассматривала вариант спешной эвакуации из России. В качестве единственного надежного варианта осенью 1905 г. рассматривалась возможность эвакуации в Германию. Поскольку план эвакуации семьи в Германию был тесно связан с выводом денег в германские банки, несколько слов необходимо сказать и об этом.

Эта история началась весной 1905 г., когда наряду с надвигавшимся поражением в Русско-японской войне Россия вступила в полосу кризиса, связанного с началом Первой русской революции. Революция поставила под вопрос не только будущее династии, но и личную безопасность Николая II и его семьи.

К осени 1905 г. ситуация в России настолько обострилась, что охрана Николая II стала прорабатывать различные варианты эвакуации царской семьи из России. Поскольку в это время Николай II жил в Нижнем дворце в петергофском парке Александрия, расположенном буквально на берегу Финского залива, то в качестве рабочего варианта рассматривалась эвакуация царской семьи морем. Учитывался факт восстания на броненосце «Потемкин» Перноморского флота и революционное брожение среди балтийских матросов. Поэтому в качестве рабочего варианта эвакуации предполагалось использовать военные корабли Германии.

Ближайшее окружение царя считало подобную перспективу развития событий вполне вероятной. Обер-гофмаршал Императорского двора, генерал-адъютант граф П.К. Бенкендорф с сожалением писал: «Жаль, что у их величеств пятеро детей… так как если на днях придется покинуть Петергоф на корабле, чтобы искать пристанище за границей, то дети будут служить большим препятствием». О такой возможности говорил и друг юности Николая II князь Э.Э. Ухтомский, по его словам, самым счастливым исходом для царя в 1905 г. будет считаться, «если он живым вместе с семьей успеет покинуть Россию».⁵⁵⁹

Эти заявления подтверждаются и тем, что у пирса перед Нижним дворцом в Петергофе, где проживала в то время царская семья, все лето до глубокой осени находилась подводная лодка «Ёрш». 1 октября 1905 г. Николай II счел необходимым пригласить командира подводной лодки «Ёрш» капитана Огильви на обед в свою резиденцию. Видимо, перспектива развития событий, связанная со срочной эвакуацией из страны, совершенно не устраивала Николая II, поэтому он с некоторыми нотками раздражения отметил в дневнике (11 октября 1905 г.), что подводная лодка «уже пятый месяц (курсив мой. – И. 3.) торчит против наших окон». Тем не менее именно в этот день Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной сочли необходимым лично посетить подводную лодку. Можно предположить, что императрица во время этого «визита» прикидывала, как она будет размещать в подводной лодке своих детей. Конечно, императрица не спускалась в лодку, но размеры подлодки давали повод для таких раздумий.

Говоря об этом эпизоде, связанном с пятимесячной стоянкой «Ёрша» у императорской резиденции в Петергофе, возникает ряд вопросов. Во-первых, среди русских подводных лодок, спущенных на воду к осени 1905 г., подлодки с названием «Ёрш» не было.

Во-вторых, среди командиров русских подводных лодок на конец 1905 г. «капитана Огильви» также не было. В-третьих, первая подводная лодка под названием «Ёрш» была спущена на воду только летом 1917 г. В-четвертых, факт пятимесячной стоянки подлодки у императорской резиденции в Петергофе обязательно был бы отражен в литературе, посвященной Российскому подводному флоту. Тем более, что к осени 1905 г. «парк» действующих русских подводных лодок был весьма мал.

Следует иметь в виду, что Николай II отличался прекрасной памятью. Он был крайне пунктуален в своих дневниковых записях, мог исправить время начала приема, уточнив запись на 10–15 минут, мог дописать фамилию принимаемого сановника, которую он упустил ранее. Поэтому удивительны эти записи в дневнике царя. Трудно представить, что он мог перепутать фамилию капитана и название подлодки, пять месяцев простоявшей под его окнами.

В этой ситуации можно высказывать только предположения. С большой натяжкой можно допустить, что память все же изменила императору, тем более что подлодки с «рыбными» именами шли серией. В этом случае, вероятнее всего, по аналогии названий, у царской резиденции могла стоять подлодка «Окунь», спущенная на воду 31 августа 1904 г. Эта лодка осталась на Балтике, когда остальные подлодки из серии «Касатка» отправили на Дальний Восток. Однако в официальной истории этой подлодки указывается, что заводской ремонт на «Окуне» продолжался вплоть до лета 1908 г. Командиром подлодки «Окунь» с 19 марта 1905 г. по 17 апреля 1906 г. являлся С.А. Невражин. Поэтому версия с «отказом» памяти у Николая II маловероятна.

Более реальна версия, связанная с тем, что под именем «Ёрша» у пирса Нижней дачи в Петергофе стояла немецкая подлодка, присланная кайзером Вильгельмом II. Эта версия отчасти подтверждается тем, что после того, как императрица Александра Федоровна «забраковала» вариант эвакуации семьи на подводной лодке, кайзер, в середине октября 1905 гг., прислал в Петергоф четыре быстроходных миноносца. Возможно, Николай II назвал в дневнике немецкую подлодку русским «Ёршом» в целях «конспирации» по аналогии с именами «рыбной» серии подлодок типа «Касатка».

Напомним, что в 1905 г. Николай II стоял перед сложным политическим выбором: либо введение в стране диктатуры с последующим силовым вариантом подавления революции, либо политика уступок и либеральных реформ. Развитие политической ситуации происходило непредсказуемо, поэтому варианты «морской эвакуации» царской семьи из Петергофа просчитывались охраной летом 1905 г., а с 1 по 17 октября 1905 г. вариант срочной эвакуации семьи царя на подводной лодке был более чем реальным.

Видимо, ситуация складывалась следующим образом. Императрица после посещения стоянки подводной лодки (11 октября 1905 г.) сочла «подводный» вариант эвакуации семьи неприемлемым (в октябре плавание подлодки в Финском заливе весьма «не комфортно»). Затем последовало личное обращение за помощью к кайзеру Германской империи Вильгельму II. В результате из Мемеля в Финский залив направлены германские миноносцы на случай срочной эвакуации царской семьи из Петергофа в Германию. 20 октября 1905 г. Николай II отметил в дневнике: «Морской агент Гинце прибыл с двумя герман. миноносцами из Мемеля с почтой посольства». Понятно, что «почта посольства» – только дипломатичное прикрытие возможной эвакуации царской семьи, поскольку «прикрывать» дипломатическую почту двумя миноносцами не было никакой необходимости. На следующий день, 21 октября, русский царь лично принял командиров немецких миноносцев. 23 октября 1905 г. прибыла вторая пара германских миноносцев, оба командира которых были также немедленно приняты Николаем II. Можно утверждать, что с 20 по 26 октября 1905 г. с командирами германских миноносцев был детально проработан и согласован план эвакуации царской семьи из России. Видимо, именно этот план и был доложен императору 27 ноября 1905 г. флаг-капитаном К.Д. Ниловым, которого Николай II принял в Нижнем дворце Петергофа.⁵⁶⁰

Революция 1905–1907 гг. наглядно показала, что не решаемые своевременно социально-политические проблемы могут привести к крушению самодержавную систему власти. Николай II пошел на уступки и подписал Манифест 17 октября 1905 г., который фактически положил начало эволюции самодержавной монархии в конституционную. В стране провозглашались буржуазные свободы, началось формирование легальной многопартийности, была ликвидирована цензура, состоялись выборы в Государственную думу. Однако все предпринятое не привело к успокоению страны, и в 1906 г. революция продолжала набирать обороты. В этой ситуации Николай II серьезно задумывался и над собственными перспективами, и над будущим своей большой семьи. Чтобы обеспечить семье надежное будущее, необходимо иметь значительные средства в иностранных банках. Поэтому Николай II и Александра Федоровна предпринимают шаги по выводу части личных средств в иностранные банки.

Осенью 1905 г. на финансовом рынке России началась паника, сопровождавшаяся массовым изъятием вкладов из кредитных учреждений. Например, в конце октября, ноября и декабря 1905 г. размер выдачи из сберегательных касс превысил размер взноса на 148,6 млн руб., а число действующих счетов уменьшилось на 398 тыс. Только в С. – Петербурге с 15 по 22 ноября из сберегательных касс изъято вкладов на сумму 2,6 млн руб., а поступило по вкладам всего 430 тыс. руб. Правда, разразившаяся в это время почтово-телеграфная забастовка существенно сократила отток денежных сбережений из касс и тем самым ослабила финансовое напряжение.⁵⁶¹

Сохранились уникальные материалы, показывающие весь незатейливый (по сегодняшним временам) механизм секретных операций по выводу царских денег за границу и размещения их на анонимных счетах. Примечательно, что переписка о переводе денежных средств за границу началась вскоре после подписания Манифеста 17 октября. Предполагалось, что царские деньги, через посредство берлинского Банкирского дома «Мендельсон и К°», представлявшего интересы российского Императорского двора в Германии, на протяжении нескольких царствований, будут размещены в Германском Имперском банке. Безусловно, министр Императорского двора В.Б. Фредерике, контролируя эту финансовую операцию, в деталях согласовывал ее с царем.

Как хорошо известно, Николай II был прекрасным мужем и отцом. В ситуации политической нестабильности личная судьба заботила его в последнюю очередь. Однако дети и жена для него были на первом месте, поэтому решение о секретном выводе денег из России по человечески понятно и оправданно. Кроме того, Николай II выводил из России только личные деньги. Тогда, в октябре-ноябре 1905 г., деньги переводились в Германию сначала «на детей», однако более чем возможны параллельные переводы крупных сумм и на счета «родителей».

Собственно механизм операции по выводу средств был следующим. В начале ноября 1905 г. из Государственного казначейства и ряда коммерческих банков изъяли пакет ценных бумаг. Он включал в себя 2620 свидетельств «второго 5 %-ного внешнего займа 1822 года» на сумму 462 944 ф. ст. и 892 облигации «4 %-ного займа Московско-Смоленской железной дороги» на сумму 595 700 талеров. Эти ценные бумаги были разделены «по отдельным капиталам», отраженным «в особых ведомостях, имеющихся в Кабинете Его Величества».

Затем 12 ноября 1905 г. Свиты Его Величества генерал-майор и управляющий Кабинетом Е.И.В. князь Николай Дмитриевич Оболенский лично передал пакет ценных бумаг доверенному чиновнику министра Императорского двора действительному статскому советнику Венедикту Савельевичу Федорову. B.C. Федоров в сопровождении двух чиновников Министерства Императорского двора должен был негласно вывезти доверенные ему ценные бумаги в Германию и разместить их в надежных банках на анонимных счетах. Таким образом, в операции по переводу денег за границу участвовал самый ограниченный круг людей. Если не считать чиновников Государственного банка (тех, естественно, не посвящали с какой целью снимаются со счетов императора указанные средства), то к числу доверенных лиц относилось всего пять человек: министр Императорского двора В.Б. Фредерике, управляющий Кабинетом кн. Н.Д. Оболенский и чиновники Кабинета B.C. Федоров, С.Е. Смельский и К.Н. Чернышов. К числу непосредственных исполнителей относились только три последних лица, из них всей полнотой информации обладал только B.C. Федоров.

Поскольку вышеупомянутым чиновникам Министерства Императорского двора поручалась ответственейшая и довольно опасная финансовая операция, следует сказать несколько слов об этих людях.

Как следует из официального «Списка чинов Министерства Императорского Двора», на 1 июня 1905 г. действительный статский советник (гражданский «генерал») Венедикт Савельевич Федоров возглавлял Контроль Министерства Императорского двора. Именно на Контроль возлагалась задача проверки и ревизии всех счетов, проходивших через все подразделения Министерства двора. Для нас важно, что Федоров⁵⁶² являлся ключевым «финансистом» Министерства двора и на момент операции ему было 46 лет.

Сопровождали B.C. Федорова в его поездке в Германию два чиновника Министерства двора. Первый – гофмейстер, тайный советник Сергей Елеазарович Смельский.⁵⁶³ На момент операции С.Е. Смельскому было 67 лет. Второй – Константин Николаевич Чернышев.⁵⁶⁴ Он был самым молодым, поскольку родился в 1876 г. и на момент операции ему было 29 лет. Следует добавить, что имя К.Н. Чернышева периодически встречается в документах, связанных с получением материальных ценностей из кладовых Камерального отделения Кабинета при подготовке заграничных вояжей императрицы Марии Федоровны. Его имя также упоминает баронесса С.К. Буксгевден в одном из своих писем 1938 г.: «Этот Чернышев был младшим служащим Министерства Императорского двора и имел отношение к финансовой части. Он никогда не был секретарем императрицы-матери, но периодически выезжал в составе ее свиты в Копенгаген, занимаясь ее финансовыми счетами. Я знала его по этим поездкам. Он – человек, который имел дело с деньгами великих княжон, размещенных в банке Мендельсона, и знает все об этом…».⁵⁶⁵ Таким образом, «царский курьер» Чернышев сумел пережить две революции в России и Гражданскую войну, покинуть Россию и дожить по крайней мере до конца 1930-х гг.

Надо подчеркнуть, что транспортировка ценных бумаг «на предъявителя» через территорию империи, охваченной революцией, была весьма опасной. В промышленно развитых западных районах империи, главным образомв Царстве Польском, революция бушевала с особенной силой, причем с явно антирусской направленностью. Поэтому планировавшаяся операция носила сугубо секретный характер. Безусловно, что у Федорова, Смельского и Чернышева имелись все необходимые документы для беспрепятственного пересечения российско-германской границы в Вержболово с учетом того, что они везли фактически «наличку» на несколько миллионов рублей. Судя по документам, никакого «силового прикрытия» у компании из двух гражданских генералов 46 и 67 лет и молодого 29-летнего чиновника не было. По соответствующим навыкам – это тоже не «спецназ».

По приезде в Берлин 14 ноября (27 ноября по н. ст.) 1905 г. Федоров немедленно явился в офис Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», где было достигнуто предварительное соглашение о порядке внесения ценностей на счета Германского имперского банка. В процессе переговоров особо уточнялись юридические гарантии, обеспечивавшие «неприкосновенность вклада и права Августейших собственниц». Другими словами, российская сторона не исключала в конце 1905 г. возможности свержения самодержавия и прихода к власти новых людей, которые могли быть признаны европейскими странами. В этой финансовой операции гарантии закладывались под самый негативный вариант развития внутриполитических событий в России.

В результате переговоров все доставленные из России ценности сдали Банкирскому дому «Мендельсон и К°» под временную расписку. Германские банкиры, приняв на временное хранение ценные бумаги, выдали расписку, «коей удостоверялось, что вклад составляет собственность Августейших Дочерей Их Императорских Величеств. До совершеннолетия же Их Императорских Высочеств распоряжение им принадлежит Ея Величеству Государыне Императрице Александре Федоровне».

Согласно достигнутым договоренностям, ценности вносились восемью отдельными вкладами. Каждой из дочерей царя причиталось по два вклада: один в английских фунтах, другой в германских марках – в самой надежной валюте в то время (см. табл. 50).

Таблица 50

Счета по суммам были разными. В фунтах стерлингах суммы были одинаковыми, а в германских марках значительно отличались. Самым крупным был вклад старшей дочери царя – великой княжны Ольги Николаевны, самый маленький – у великой княжны Анастасии Николаевны. Это объясняется очень просто. Великие княжны с момента рождения получали «жалованье», большая часть которого оседала на их личных счетах, поэтому у старшей Ольги Николаевны, родившейся в 1895 г., личных накоплений было, естественно, больше, чем у Анастасии, родившейся в 1901 г.

На эти вклады получили восемь отдельных расписок, которые были переданы действительному статскому советнику Федорову, «вместе с особою при каждой расписке доверенностью от имени Банкирского дома «Мендельсон и К°» на право распоряжения ценностями, составляющими вклад». Тогда же было оговорено, что на проценты по вкладам следует приобрести «свидетельства Прусского консолидированного 3,5 %-ного займа», которые также следует вносить от имени Банкирского дома «Мендельсон и К⁰» в Имперский банк на хранение, образуя каждый раз четыре отдельных анонимных (под «литерами») вклада. Собственно эти «литеры» и обеспечивали анонимность вклада.

Первый вклад, состоящий из «свидетельства Прусского консолидированного 3,5 %-ного займа», шел под литерами «А» и «В», – вклад великой княжны Ольги Николаевны. Второй вклад, под литерами «Е» и «D», – вклад великой княжны Татьяны Николаевны. Третий вклад под литерами «Е» и «F», – вклад великой княжны Марии Николаевны. Четвертый вклад под литерами «С» и «И», – вклад великой княжны Анастасии Николаевны.

Из этих же средств Банкирский дом «Мендельсон и К⁰» получал свои комиссионные. Расписки на вклады вместе с доверенностями также должны были передаваться Федорову. Предполагалось, что по этим доверенностям право на управление капиталами, до достижения 20-летнего возраста великими княжнами поступает к императрице Александре Федоровне, министру Императорского двора В.Б. Фредериксу и действительному статскому советнику Федорову. Причем каждое из названных лиц имело право воспользоваться деньгами независимо друг от друга. В этой ситуации поразительно доверие царственных клиентов к действительному статскому советнику Венедикту Савельевичу Федорову. Отчасти оно объясняется не только безупречным послужным списком Федорова, но и тем, что по сравнению с императрицей Александрой Федоровной и на тот момент 67-летним министром Императорского двора В.Б. Фредериксом, B.C. Федоров был относительно «незаметен» и соответственно мобилен, что обеспечивало определенную легкость доступа к указанным вкладам.

Все доверенности официально заверялись подписью Роберта Мендельсона как уполномоченного фирмы. В случае предъявления доверенностей (вместе с расписками) в Имперский банк для получения вкладов подписи лиц, на имя которых были выданы доверенности, должны быть засвидетельствованы нотариальным порядком, причем подпись нотариуса, в свою очередь, должна быть засвидетельствована германским консулом в Петербурге. Этот механизм давал право в любое время и без какого-либо предварительного извещения, равно как и без помощи Банкирского дома «Мендельсон и К°», получить вклады из Имперского банка.

Оговаривалось, что министр Императорского двора В.Б. Фредерике имеет право «указать и других лиц, которые будут уполномочены на распоряжение вкладами, и в таком случае соответствующие договоренности должны быть выданы банкирским домом также и на имя этих лиц». Более того, «для лучшего обеспечения неприкосновенности вкладов было признано полезным каждый вклад обозначить условным именем, без которого выдача не может быть произведена даже предъявителю расписки банка». Видимо, в данном случае речь шла об указанных выше «литерах».

Таким образом, владельцы денег создали многократно продублированный механизм хранения денег в политически стабильной державе. Кайзер Вильгельм II («дядя Вилли», как его называл в личной переписке Николай II, которого, в свою очередь, кайзер называл «Ники») в качестве политических дивидендов получал некий рычаг влияния на российского императора «весом» в полмиллиона фунтов стерлингов личных царских денег, так как он, безусловно, был в курсе этой секретной финансовой операции. Николай II это прекрасно осознавал, но поскольку внутриполитическая ситуация в России в конце 1905 г. стала очень серьезной, то он пошел на этот шаг, страхуясь от непредвиденных случайностей, которыми чревата любая революция.

О сложности финансовых консультаций между русской и германской стороной свидетельствует то, что выработка условий размещения царских денег в Германском имперском банке продолжалась с 14 по 17 ноября 1905 г. и только 18 ноября (1 декабря по н. ст.) ценности внесли на счета в Германский имперский банк от имени Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», без всяких ссылок на настоящих собственников. По завершении этой операции B.C. Федоров получил от представителей банкирского дома «Мендельсон и К⁰»: 8 подлинных расписок Имперского банка от 1 декабря 1905 г. на принятые вклады; реестр условных имен (passworte); 8 доверенностей на имя B.C. Федорова; 8 доверенностей на имя В.Б. Фредерикса.

После завершения первой фазы этой финансовой операции три чиновника приступили к выполнению второй задачи. Дело в том, что им было дано указание приобрести через Банкирский дом «Мендельсон и К⁰» германские процентные бумаги на свободную наличность по текущему счету Кассы Министерства Императорского двора, всего на сумму до 1 200 000 руб. Это очень важный момент, свидетельствующий о том, что из России выводились не только личные деньги Николая II, но и общеминистерские, которые можно назвать деньгами из «большого кошелька» Николая II.

Приобретенные на 1 200 000 руб. ценные бумаги предписывалось оставить на хранение Банкирскому дому «Мендельсон и К°» «впредь до распоряжения или же изыскать иной способ хранения, каковой, по обстоятельствам дела и обсуждению с гофмейстером Смельским, окажется более удобным». Эту задачу чиновники также выполнили. Русские рубли перевели в 2 500 000 германских марок и на эти деньги были приобретены в равных частях ценные бумаги Прусского 3,5 %-ного консолидированного займа и 3,5 %-ного консолидированного займа Германского имперского банка. Операция проводилась в два приема – 30 ноября и 1 декабря 1905 г. (по н. ст.). Приобретенные ценные бумаги разместили в Германском имперском банке на тех же условиях, что и первый вклад. То есть эти деньги фактически тоже положили на счета для дочерей Николая II.

21 ноября 1905 г. Федоров и Смельский вернулись в Петербург и немедленно представили рапорт на имя министра Императорского двора В.Б. Фредерикса, в котором детально изложили все подробности проведенной секретной операции.

Таким образом, с 14 по 21 ноября 1905 г. в Германском имперском банке были размещены ценные бумаги на анонимных счетах на общую сумму в 462 936 ф. ст. и 4 287 100 марок.

Это была не единственная секретная операция Романовых по выводу капиталов из России в «надежные страны». Летом 1906 г. B.C. Федоров и С.Е. Смельский по крайней мере еще раз посетили Берлин с аналогичным заданием. Так, 30 июня 1906 г. гофмейстер С.Е. Смельский «принял от генерал-адъютанта барона В.Б. Фредерикса, для доставления на хранение в Банкирский дом «Мендельсона и К⁰» в Берлине 100 свидетельств государственной 4 % ренты по 25 000 руб. каждая… Всего на сумму 2 500 000 руб.».⁵⁶⁶ Перез несколько дней, 8 июля 1906 г., они уже отчитывались, что деньги доставлены в Берлин и 5 июля (14 июля) сданы на хранение в банкирский дом «Мендельсон и К⁰». Сумма, конвертированная в германские марки, составила не менее 5 200 000 марок. Можно с уверенностью предположить, что это были деньги годовалого цесаревича Алексея, родители стремились его так же обеспечить, как они обеспечили своих четырех дочерей.

Следовательно, только с ноября 1905 по июль 1906 г. на секретных счетах в Германском имперском банке разместили 462 936 ф. ст. и 9 487 100 германских марок. И это только те суммы, которые автор достоверно отследил по указанным в сносках архивным документам.

Кроме этого, в денежных документах царя за 1907 г. по статье «собственные издержки» прошла сумма в скромные 40 руб. 05 коп., уплаченная за перевод в Германию 100 000 руб. Можно с уверенностью предполагать, что новые секретные счета открывались по уже отработанной схеме и не только на детей, но и на родителей – императора Николая II и императрицу Александру Федоровну.

О судьбе этих вкладов 1905–1907 гг. упоминает в мемуарах министр финансов и председатель Совета министров В.Н. Коковцев. По его авторитетному свидетельству, он, вплоть до июня 1913 г., не сталкивался со сведениями о вывозе царских денег за границу. Что наглядно свидетельствует о степени «закрытости» информации. Только в июне 1913 г. произошел эпизод, о котором В.Н. Коковцев счел необходимым упомянуть в своих записках. По его словам, министр Императорского двора граф В.Б. Фредерике «просил принять Управляющего Контролем Кабинета Его Величества г. Федорова по секретному делу, которое не должно быть сообщено кому бы то ни было из членов моего ведомства и, по воле Его Величества, должно остаться исключительно в моих личных руках».⁵⁶⁷

В.Н. Коковцев в тот же день принял B.C. Федорова и узнал от него, что вопреки возражениям В.Б. Фредерикса, «Государь Император категорически повелел немедленно перевезти в Россию все принадлежащие Государю Императору ценности, в виде процентных бумаг, вывезенные в Берлин еще в 1905 г. и хранящиеся до сего времени в распоряжении Банкирского Дома Мендельсонов и К⁰. Федоров не указал мне суммы этих денег и самого наименования их, но из беглого разговора с ним я вынес впечатление, что все эти ценности заключались преимущественно, если даже не исключительно, в русских процентных бумагах. При этом Федоров пояснил мне, что главная забота Его Величества заключалась в том, чтобы перемещение ценностей было произведено без всякой огласки и без таможенного досмотра на нашей границе, при котором нельзя уже избежать нежелательных разговоров. Из беседы с Федоровым я вынес заключение, что самое обращение ко мне делается исключительно как Начальнику таможенного ведомства.

В.Н. Коковцев

Мы условились тут же, что я сделаю с моей стороны простое распоряжение, чтобы Вержболовская таможня приняла просто счетом количество «мест», которое будет доставлено из Берлина за печатями Кабинета Его Величества, сверила их вес с фактурою дома Мендельсона и погрузила бы их в приготовленный Кабинетом вагон, а Кабинет принял бы весь транспорт в Петербурге и выдал мне удостоверение в том, что все отправленное из Берлина прибыло в целости и сдано по назначению. Впоследствии меня просили дать для сопровождения в пути отправленных из Вержболова ценностей небольшую охрану из чинов Корпуса Пограничной стражи. На следующий день граф Фредерике протелефонировал мне, что он очень благодарен мне за мою готовность помочь ему исполнить волю Его Величества, что Государь вполне одобрил все мои предположения и будет лично благодарить меня, при первом свидании со мною.

И действительно, на ближайшем же моем Всеподданнейшем докладе Государь не только горячо благодарил меня, сказавши при этом, что Он вполне уверен, что при таком способе пересылки бумаг не выйдет никакой болтовни и не сочинят никакой новой небылицы, но рассказал мне даже, что перевозимые из Берлина бумаги отправлены туда в 1905 г. без Его согласия и даже после того, что Он дважды выражал Свое нежелание не делать подобной операции, а за протекшие восемь лет не раз говорил графу Фредериксу о необходимости вернуть все обратно из Берлина, но все Его указания почему-то постоянно откладывались исполнением. В конце моего доклада Государь просил меня даже съездить и посмотреть, какие прекрасные хранилища устроены около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету».⁵⁶⁸

Обширная цитата нуждается в комментариях. Во-первых, видимо, Николай II, мягко говоря, лукавил, когда говорил министру, что деньги в 1905 г. были вывезены из России в Германию «без Его согласия и даже после того, что Он дважды выражал Свое нежелание не делать подобной операции». Гипотетически можно предположить, что инициатором этой операции была императрица Александра Федоровна, однако осенью 1905 г. она еще не надела те «мужские штаны», о которых она так часто писала мужу в 1915–1916 гг. А считать, что подобное перемещение миллионных сумм произошло по инициативе министра двора В.Б. Фредерикса или управляющего Кабинетом Е.И.В. кн. Оболенским, по меньшей мере наивно. Финансовая операция такого масштаба могла быть проведена только по воле самодержца. Иначе это и не самодержец. Во-вторых, обращает на себя внимание то, что уровень конспирации в 1905 г. был значительно жестче, чем в 1913 г. В 1905 г., как следует из документов, о вывозе денег знали только 5 человек, из них трое были исполнителями. Кроме этого, ни о каких контактах с таможенными структурами и пограничной стражей в соответствующих документах не упоминается. Как не упоминается о контактах с министром финансов, которым тогда являлся тот же самый В.И. Коковцев (с 15 февраля 1904 г. по 24 октября 1905 г.) и сменивший его И.П. Шипов (с 28 октября 1905 г. по 24 апреля 1906 г.). В 1913 г. к обратной транспортировке денег подключили министра финансов, который «втемную» использовал и таможенников, и пограничников. Так или иначе, Николай II решил главную задачу – «перемещение ценностей было произведено без всякой огласки и без таможенного досмотра на нашей границе». В-четвертых, реэвакуация финансовых средств царских детей была произведена летом 1913 г. не потому, что до этого Николая II «не слушались» непосредственные подчиненные, а потому, что к этому времени вполне обозначились перспективы общеевропейской войны, в ней Россия и Германия были обречены на противоборство. Следует добавить, что в мае 1913 г. Николай II посетил Берлин, поводом для чего стала очередная «германская свадьба». Видимо, в ходе этого визита Николай II получил такую информацию, после чего он счел необходимым по возвращении в Россию вывезти из Германии деньги своих детей. В-пятых, судя по всему, не все деньги царской семьи вывезли из Германии в 1913 г. Это мы знаем совершенно определенно, поскольку с конца 1920-х и до начала 1970-х гг. за царские деньги, оставшиеся в Германии, шла бесконечная судебная тяжба. Можно предположить, что часть царских денег сознательно оставили в Германии в 1913 г., для того чтобы они сыграли роль «прикрытия», для операции по эвакуации государственных активов, размещенных в банках Германии летом 1914 г. Об этом мы будем говорить ниже.

Банкирский дом «Мендельсон и К°» отслеживал ситуацию как на фондовом рынке, так и на законодательном поле, оперативно извещая своих клиентах о всех новостях. Так, когда в Германии приняли Закон «О чеках», вступающий в силу с 1 апреля 1908 г., то еще в марте этого же года банкирский дом не только выслал в Россию текст закона, но и обширные комментарии к нему, которые могли быть значимыми для столь серьезного клиента, как российский император.⁵⁶⁹

Одной из обсуждаемых тем является вопрос – сколько царских денег лежало на счетах в германских банках к марту 1917 г.? Ответы даются разные, но то что деньги в германских банках хранились, не обсуждается. Если приводить спектр мнений, то можно сослаться на протокол заседания Временного правительства 8 марта 1917 г., в котором указывается, что на текущем счету в берлинском банке Мендельсона находилось 15 000 000 руб., принадлежащих Николаю II.⁵⁷⁰ Эта сумма вполне достоверна, поскольку, судя по документам на 1 июля 1914 г., капиталы царских детей в германских банках составляли 12 862 978 руб. И если банк Мендельсона или какой-либо другой банк после 1914 г. продолжал начислять проценты на анонимные счета, то к марту 1917 г. вполне могло «набежать» 15 млн руб.

Самый авторитетный исследователь вопроса «царских денег» Уильям Кларк считает, что к 1917 г. в Германии оставалось еще 1 800 000 руб. царских денег, вложенных в немецкие ценные бумаги в банке Мендельсона в Берлине.

Именно за эти «деньги Романовых» началась настоящая война в 1920-е гг. между великой княгиней Ксенией Александровной и самозванкой Анной Андерсон, заявлявшей о себе, как о чудесно спасшейся великой княжне Анастасии Николаевне. При этом на стороне Анны Андерсон выступали дети лейб-медика Е.С. Боткина, в детстве игравшие с царскими дочерьми. В 1928 г. российский финансовый агент (атташе) в США С.А. Угет официально заявил, что «…лишь у Мендельсонов в Берлине остались небольшие вклады русскими процентными бумагами, сделанные Государыней на имя каждого из ее детей. Если не ошибаюсь, нарицательная сумма каждого из вкладов составляла 250 000 рублей». Как мы видим, российский финансовый агент приводит иную сумму.

Поскольку мы говорим о «германских» деньгах последней российской императорской четы, то следует упомянуть и о деньгах «приданного» императрицы Александры Федоровны. Как известно, гессенская принцесса Алике, вышедшая замуж за Николая II 14 ноября 1894 г., была обеспечена деньгами приданого со своей родины, которые, впрочем, очень мало интересовали ее молодого мужа. Однако сама Александра Федоровна счет деньгам знала и о своих деньгах помнила всегда.

Если говорить предметно об истории капитала приданого императрицы Александры Федоровны, то еще в феврале 1895 г., через три месяца после свадьбы, в Дармштадт было отправлено письмо, в котором от лица Александры Федоровны выражалось желание, чтобы ее деньги «хранились бы в Дармштадте, тем же порядком, как капитал великой княгини Елизаветы Федоровны».⁵⁷¹

Следует пояснить, что приданый капитал принцессы Алике сформировали по достижению ею совершеннолетия, в 20 лет, в конце 1892 г. Кабинетным указом Его Королевского Высочества великого герцога Гессенского от 18 января 1893 г. Заведование, находящимся в Дармштадте капиталом поручалось одному из чиновников Гессенской Великогерцогской кассы. Капитал потенциальной невесты российского монарха был довольно скромен, поскольку он составился из частей наследства умерших родителей. Приданый капитал Гессенской принцессы состоял из следующих частей: части наследства, оставшегося после отца, «в Бозе почивающего Великого Герцога Людвига IV Гессенского», – в процентных бумагах на сумму 30 500 германских марок; части наследства, оставшегося после смерти матери, «в Бозе почивающей Великой Герцогини Алисы Гессенской», – процентными бумагами на сумму 7757 марок 14 пфеннигов.

Поскольку мать Александры Федоровны была дочерью английской королевы Виктории, то приданое сначала хранилось в английских фунтах (6224 фунтов), впоследствии их обратили в процентные бумага на сумму 126 500 германских марок. Таким образом, общая сумма «приданого капитала» немецкой невесты в начале 1893 г. составляла 164 757 марок 14 пфеннигов.⁵⁷²

Ежегодно из Германии императрице Александре Федоровне приходили подробные финансовые отчеты о состоянии ее «приданого» капитала. Начало приросту капитала положено в 1893 г., когда на счета принцессы Алике поступили первые 6000 марок, как процентные поступления с ее ценных бумаг. Вплоть до 1914 г. сумма процентных поступлений так и оставалась на уровне 5000–6500 германских марок в год. Если поступления были больше, то они обращались в процентные бумаги. Например, в 1895 г., после того как Александра Федоровна из «своих» денег оплатила несколько счетов, на оставшиеся средства купили 3,5 %-ные закладные листы Прусского земельного банка на сумму в 10 500 марок. В результате к концу 1895 г. на счете Александры Федоровны значилось 179 307 германских марок.⁵⁷³

В последующие годы динамика прироста немецкого приданого Александры Федоровны была следующей⁵⁷⁴ (см. табл. 51).

Таблица 51

Последний отчет по «приданным» деньгам получен в апреле 1914 г. По этому отчету приданный капитал к 1 января 1913 г. составил 256 001 марок 68 пфеннигов. Согласно традиции, указанный капитал хранился в процентных бумагах (в том числе 254 090 марок процентными бумагами и 1911 марок 68 пфеннигов наличными).

Этими деньгами Александра Федоровна периодически пользовалась главном образом для того, чтобы оплачивать некоторые покупки во время пребывания в Германии либо из этих сумм выплачивались различные пособия.

Первые траты со своего капитала Александра Федоровна сделала уже по приезде в Россию. Тогда, в ноябре 1894 г., она приобрела «пару пуговок с изумрудами и бриллиантами» у придворного ювелира Болина за 1213 марок. У другого ювелира – Кехли, купила брошь, браслет и три булавки на 2096 германских марок.

Примечательно, что бережливая императрица покупки делала только на деньги, поступавшие на ее счет с процентов по ценным бумагам, а на оставшиеся деньги вновь покупались процентные бумаги, увеличивавшие приносимый ежегодный доход. Так, в 1894 г. на оставшиеся 3000 германских марок вновь купили надежные 3,5 %-ные «Рейнские закладные листы». Выплачивала императрица и различные пособия. Самым крупным из них было ежегодное пособие в 2400 марок некоему графу Карлу цу Нидда. Его начали выплачивать с 1909 г.

Когда началась Первая мировая война и Германия стала главным противником России, поступление ежегодных финансовых отчетов из Дармштадта, естественно, прекратилось. Александра Федоровна не проявляла по этому поводу никого беспокойства, поскольку активно занималась благотворительностью, организацией помощи раненым, работала как операционная сестра в дворцовом госпитале. Кроме этого, она прекрасно понимала, что все войны заканчиваются и ее родной брат, герцог дармштадский и полковник кайзеровской армии, на «ее» деньги не покусится.

Однако в конце декабря 1916 г., после убийства Распутина, когда ситуация в Петрограде начала стремительно обостряться, императрица, впервые за два года, проявила интерес к состоянию своих германских капиталов. Кстати говоря, этот интерес императрицы, очень надежный индикатор того, что Александра Федоровна уже с конца декабря 1916 г. начала просчитывать варианты срочного отъезда семьи за границу и, естественно, озаботилась состоянием своих, заграничных денежных активов.

В записке секретаря императрицы Ростовцева указывалось, что «за 1914 и 1915 гг. отчеты по сему капиталу не поступили и к 1 января 1916 г. о движении сего капитала сведений не имеется». Секретарь, прекрасно осведомленный о слухах «про шпионаж» императрицы в пользу Германии, тактично предлагал Александре Федоровне альтернативу: либо «оставить вопрос об отчетности по сему капиталу до окончания войны без внимания», либо «повелеть снестись по сему вопросу Министерством иностранных дел». Императрица прочла эту записку 30 декабря 1916 г. и предпочла оставить этот вопрос «без внимания».⁵⁷⁵

Говоря о заграничных капиталах царской семьи, можно упомянуть и об американском золоте. Правда, непосредственно к личным состояниям Романовых оно не имело отношения. Но, тем не менее, в ряде источников сообщается, что 12 января 1909 г. русское золото на сумму в $3 млн было доставлено из России на кораблях «Цесаревич» и «Слава» в порт Гибралтара. Там его перегрузили на пакетбот «Республика», шедший в США, который через две недели потерпел крушение и затонул у американских берегов.⁵⁷⁶

Недвижимость за границей

После 1917 г. многих из Романовых буквально спасла недвижимость, приобретенная ими ранее в европейских столицах и на курортах. Конечно, когда они покупали там дома, виллы и дворцы, они и предположить не могли, что это станет их главными активами после бегства из России в 1919-1920-х гг.

Так, когда великий князь Андрей Владимирович и его гражданская жена М.Ф. Кшесинская в феврале 1920 г. оказались в Италии буквально «в чем были», то денег им хватило только на то, чтобы добраться до французского местечка Кап дАй. Там их ждала вилла «Ялам», купленная до 1914 г. Андреем Владимировичем за 180 000 франков для М.Ф. Кшесинской. У младшего брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, после его морганатического брака и последующего изгнания из России (с 1912 по 1914 г.), также появилась недвижимость во Франции и Англии.

Если говорить о царской семье, то недвижимость за границей начинает приобретаться при Александре II. После того как в апреле 1865 г. в Ницце на вилле «Бермон» скончался старший сын Александра II великий князь Николай (Никса), виллу с участком земли выкупили и на ее месте возвели храм в память об умершем цесаревиче. Тогда же, с учетом того, что императрица Мария Александровна, страдавшая легочными заболеваниями, постоянно на зиму уезжала во Францию, приобрели виллу «Бельведер» как летнюю резиденцию императорской семьи на Лазурном берегу.

Кроме того, в 1880-х гг. для Александра III купили домик близ стены Фреденсборгского парка в Копенгагене. Эта небольшая вилла получила название «Кайзер-виллы». Мотивация подобного приобретения следующая – царь даже на отдыхе занимался с секретными бумагами, которые ему регулярно привозили фельдъегеря из Петербурга, поэтому Александру III для работы требовалось «собственное» уединенное «режимное» помещение с соответствующей охраной и проверенной прислугой. Надо заметить, что царь очень ценил времяпрепровождение в Дании и ему комфортно работалось на его собственной «Кайзер-вилле». Этот домик изображен на «секрете» в одном из пасхальных яиц Фаберже, подаренном царем императрице Марии Федоровне в 1890 г., и на фарфоровой чашке, хранящейся ныне в Гатчине.⁵⁷⁷

Кайзер-вилла

Примечательно, что счета по содержанию виллы регулярно оплачивались Кабинетом вплоть до 1917 г. По крайней мере сохранилась переписка, датируемая 1915 г., по поводу смерти старого управляющего виллой и назначения нового, в письмах подчеркивалось, что «порядок, заведенный покойным государем императором», не должен быть изменен.⁵⁷⁸

Примечательно, что наряду с финансированием содержания «Кайзер-виллы» императрица Мария Федоровна как «примерная дочь» на протяжении многих лет высылала «деньги родителям». После смерти матери (королевы Луизы) она помогала деньгами отцу – датскому королю Христиану IX. Деньги переводились телеграфными переводами несколько раз в год. Так, 12 (25 февраля) 1914 г. в Копенгаген по телеграфу отправлен перевод на 8000 крон, или 4192 руб.⁵⁷⁹

Как правило, до 1914 г. деньги в Копенгаген переводились три раза в год, после получения Марией Федоровной очередного «жалованья» из Государственного казначейства, то есть за год в Данию уходило 24 000 крон. После начала Первой мировой войны частота переводов в Данию увеличилась до 4 раз в год. Увеличилась и сумма разового перевода до 8000 руб. В результате годовая сумма помощи составила 36 000 руб. Последний документально подтвержденный перевод в Копенгаген отправили в июле 1916 г.

Самым серьезным и известным приобретением недвижимости за пределами России стала покупка вдовствующей императрицей Марией Федоровной виллы «Hvidore» в 10 км от Копенгагена в 1906 г. Видимо, решение о покупке недвижимости на родине императрицы приняли после того, как манифест, подписанный Николаем II 17 октября 1905 г., не принес ожидаемой политической стабилизации. В декабре 1905 г. началось вооруженное восстание в Москве, с трудом подавленное лейб-гвардии Семеновским полком. В начале 1906 г. по России прокатилась волна крестьянских выступлений.

Вопрос о покупке виллы «Hvidore» перешел на уровень принятия решения в марте 1906 г. Цену вопроса для «российской стороны» обозначили в 280 000 руб.⁵⁸⁰ Эту виллу Мария Федоровна покупала «в складчину» со своей старшей сестрой, английской королевой Александрой.

В июне 1906 г. вилла была куплена, и еще 100 000 руб. изъяли из личных средств императрицы, для того, чтобы сделать ремонт и меблировать виллу. Эти средства получили от продажи «по биржевой цене» некоторого количества процентных бумаг, принадлежавших Марии Федоровне. Примечательно, что для этой финансовой операции требовалось получить высочайшее разрешение. Николай II, конечно, «дал добро» для продажи процентных бумаг «на известное Государыне Императрице назначение».⁵⁸¹

Надо сказать, вилла пригодилась. После того, как Мария Федоровна была вывезена из Крыма в апреле 1919 г. и, пожив некоторое время в Англии у своей старшей сестры, она переехала в Данию. Именно на вилле «Hvidore» прошли последние годы жизни Марии Федоровны.

После смерти Марии Федоровны в 1928 г. возник вопрос о разделе виллы по долям между наследниками сестер. Так, доля королевы Александры отошла к Георгу V. Однако английский король Георг V отказался от своей доли в пользу великих княгинь Ольги и Ксении, а также сына расстрелянного великого князя Михаила Александровича Георгия. Виллу продали за очень скромные 11 704 ф. ст., содержимое виллы тоже распродали. После того, как деньги поделили, великая княгиня Ольга Александровна в 1932 г. купила себе большую ферму Кнудсминне в 15 милях от Копенгагена.

Обустраивались в Европе и великие князья, которых высылали из России в конце XIX в. за морганатические браки. Так, Александр III в конце 1880-х гг. выслал из страны великого князя Михаила Михайловича, тот так и не вернулся в Россию. Поскольку законы империи не предусматривали формы материального обеспечения великих князей, высланных волей императора за границу, то размер их «эмигрантского жалованья» устанавливался самим царем. Об этом свидетельствует фраза в одном из писем Александра III к жене (31 мая 1891 г.): «Действительно, я приказал уменьшить его содержание наполовину, но все-таки он будет получать в год 60 000 рублей, кажется достаточно, он и этого не заслуживает».⁵⁸² Жил великий князь Михаил Михайлович в Лондоне, а летом встречался со своими родственниками в Каннах, где имел собственную виллу «Казбек».⁵⁸³

Капиталы императорской семьи в 1914–1917 гг

Любая война – это всегда серьезнейшее потрясение финансовой системы воюющих стран. И хотя летом 1914 г. очень многие ожидали, что начавшаяся война закончится «до осеннего листопада», военные, политики и финансисты, учитывая влияние и ресурсы противостоящих друг другу Тройственного союза и Антанты, прогнозировали серьезнейшие последствия этой войны для всего мира. И действительно, вскоре эту войну назвали Первой мировой, а по ее окончании прекратили свое существование три старейшие европейские монархии – в Германии, Австро-Венгрии и России. А деловой центр мира начал перемещаться из Старого Света в Новый, и на смену английскому фунту пришел американский доллар.

Как мы уже писали, накануне Первой мировой войны деньги царской семьи и многих великих князей разместили в виде процентных бумаг в банках Германии, Англии и Франции. К 1914 г. Англия и Франция являлись союзниками России по военно-политическому блоку Антанта, а Германия относилась к числу вероятных противников.

Несмотря на растущее напряжение во взаимоотношениях между Тройственным союзом и Антантой, Николай II последний раз посетил Берлин в мае 1913 г. Во время этого визита Николай II последний раз встретился с «дядей Вилли» – германским императором Вильгельмом II. Кстати, поводом для визита российского императора в Германию стала последняя общеевропейская свадьба кронпринцессы германской Луизы. В качестве подарка невесте Николай II вез брошь-колье за 4200 руб. и серьги.⁵⁸⁴ Через год, 19 июля (1 августа по н. ст.) 1914 г., Германия объявила России войну. Однако до этого трагического дня произошли важные события, имеющие отношение в том числе и к «денежным делам» российской императорской семьи.

Летом 1914 г. события начали развиваться обвальным образом. Основная хронология событий сводится к следующим хорошо известным фактам. Часть Сербии, небольшого государства на Балканах, была включена в XIX в. в состав Австро-Венгерской империи. На территории Сербии активно действовали националистические террористические организации, ставившие своей задачей возрождение единой Сербии. Одной из таких организаций была «Молодая Босния». 14 июня⁵⁸⁵ (27 июня) 1914 г. эрцгерцог Франц-Фердинанд участвовал в смотре войск близ Сараево. 15 июня (28 июня) 1914 г. эрцгерцог отправился в Сараево, где должен был выступить в местной мэрии. В этот день на улицах Сараево на наследника Австро-Венгерской империи покушались дважды, и последнее покушение закончилось гибелью не только Франца-Фердинанда, но и его беременной жены. Застрелил эрцгерцога 17-летний сербский террорист Гаврила Принцип.

10 июля (23 июля) 1914 г. правительство Австро-Венгрии обратилось к правительству Сербского королевства с ультиматумом, требуя прекращения антиавстрийской пропаганды, ареста причастных к покушению сербских офицеров и совместного расследования обстоятельств убийства эрцгерцога. Сербы отказались провести совместное расследование. И июля (24 июля) 1914 г. Россия отчетливо обозначила свою позицию в этом конфликте, поддержав Сербию, поскольку Россия традиционно покровительствовала балканским «братушкам» (и это ей всегда дорого обходилось). 12 июля (25 июля) 1914 г. Австро-Венгрия разорвала с Сербией дипломатические отношения. 15 июля (28 июля) 1914 г. Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Россия 16 июля (29 июля) 1914 г. начала мобилизацию в пограничных с Австро-Венгрией военных округах. 17 июля (30 июля) 1914 г. в России была объявлена всеобщая мобилизацию. 18 июля (31 июля) 1914 г. Германия потребовала от России прекратить мобилизацию и, не получив официального ответа, 19 июля (1 августа) 1914 г. объявила России войну.

В дневниках Николая II эти события нашли свое отражение. 17 июня 1914 г., через два дня после гибели Франца-Фердинанда, Николай II принял военного министра В.А. Сухомлинова и великого князя Николая Николаевича (Младшего). 19 июня «на Ферме» (Фермерском дворце, близ Нижнего дворца в Петергофе) состоялось заседание Совета министров. Тема войны в дневнике Николая II отчетливо обозначилась 12 июля 1914 г. сразу после объявления ультиматума Сербии. В дневнике царя отмечено, что 8 пунктов ультиматума неприемлемы для независимого государства. В этот же день в Петергофе состоялось совещание царя с шестью министрами – «силовиками» «по тому же вопросу и о мерах предосторожности, кот[оторые] нам следует принять».

Последовательность этих событий, так или иначе, известна со школьных лет. Но нас интересует, как политические события повлияли на судьбу капиталов, хранимых императорской семьей в германских банках. При этом мы имеем в виду, что летом 1913 г., по словам министра финансов В.Н. Коковцева, из Германии были выведены значительные средства царской семьи по категорическому желанию Николая II.

Когда летом 1914 г. политический кризис в Европе начал стремительно нарастать, Николай II в условиях надвигавшейся войны, принял безотлагательные решения как по «государственным», так и по «семейным деньгам», хранившимся в германских банках. Реализовать решения царя должен был министр финансов Петр Львович Барк, участвовавший в заседании министров в Фермерском дворце 12 июля 1914 г. Видимо, именно на этом совещании было принято решение об эвакуации государственных активов из Германии. До начала войны с Германией оставалось ровно 7 дней. В последующие дни Николай II встречался преимущественно с дипломатами и военными.

Говоря об эвакуации денег из Германии, следует разграничивать государственные и личные вклады Николая II в германских банках. Так или иначе, но за эти 7 дней чиновники Министерства финансов России провели молниеносную операцию по изъятию русских ценных бумаг и «залогового золота» (того немногого, что осталось после финансового скандала 1880 г.) из берлинских банков. А поскольку буквально каждый час был на счету, то еще в ночь с 11 на 12 июля 1914 г. большая группа уполномоченных банковских служащих срочно выехала из Петербурга в Берлин и там за два-три дня изъяла русских ценных бумаг на 20 млн золотых рублей и успела перевести валюту в банки Лондона и Парижа.⁵⁸⁶

Все современные исследователи этой темы, как российские так и западные, сходятся в том, что государственные средства были выведены из Германии до 19 июля (1 августа) 1914 г. По мнению У. Кларка, министру финансов П.Л. Барку удалось вывести из Германии не менее 100 млн руб. Не будем дискутировать по поводу сумм, важно, что это были очень значительные суммы. Еще раз повторим, что П.Л. Барк не мог принять такое решение единолично, без консультаций с Николаем II, с учетом того что часть денег царских детей оставалась в Берлине.

Если принять эту версию за основу, то остается несколько вопросов. Во-первых, было ли время у российских финансистов для подготовки и проведения такой масштабной операции? Видимо, это время у них было. Складывается впечатление, что прорабатывать вопрос об эвакуации денег из Германии начали с лета 1913 г., после того как оттуда вывели часть денег детей Николая II. Вероятнее всего, что Министерство финансов и Военное министерство работали в контакте, а поскольку российская контрразведка отслеживала действия сербских террористов⁵⁸⁷, то для аналитиков не составляло труда просчитать возможные варианты развития событий еще в середине июня 1914 г.

Следует подчеркнуть, что тогда большой европейской войны желали очень многие. Россия, Германия, Англия и Франция вложили колоссальные средства в перевооружение своих армий, и вложенные средства необходимо было превратить в политические и экономические дивиденды. Поэтому, когда перспективы войны обозначились вполне отчетливо, Министерство финансов провело молниеносную, заранее спланированную и подготовленную операцию по изъятию государственных средств из германских банков. О том, что «болванка» такого плана была отработана заранее, личный состав для осуществления подобран, как и отработан алгоритм сложной операции, говорит сам факт отъезда банковских чиновников в ночь с 11 на 12 июля 1914 г. из Петербурга в Берлин. Видимо, у министра финансов П.Л. Барка и Николая II этот план был согласован, Барк не стал ждать совещания министров-силовиков и отправил чиновников своего министерства в Берлин заранее. После совещания 12 июля 1914 г. в Берлин отправили приказ о начале операции, официально завизированный Николаем II.

Во-вторых, если «государственные деньги» удалось вывезти из Германии, то были ли одновременно выведены из Германии в союзные страны «детские деньги» царской семьи? Если обратиться к мемуарным свидетельствам, то великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ольга Александровна упоминают в своих воспоминаниях об одном и том же примечательном «денежном» факте. По утверждению великого князя Александра Михайловича, министр Императорского двора граф В.Б. Фредерике «вопреки приказаниям государя незадолго до войны перевел за границу принадлежавшее государевым детям состояние. В качестве места хранения Фредерике избрал Берлин». Он указывает и сумму размещенную в Берлинском банке, – 7 000 000 руб.⁵⁸⁸

Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала об этой финансовой операции следующим образом: «Перед 1914 г. министр финансов вместе с двумя ведущими банкирами, вопреки желанию императора, вложили все эти средства в немецкие ценные бумаги. Императора заверяли, что средства размещены надежно и крайне выгодно. В годы войны все пропало».⁵⁸⁹

Эти мемуарные свидетельства необходимо прокомментировать. Поверить утверждениям мемуаристов, что крупную сумму «детских денег» разместили в Берлине «вопреки приказаниям государя» совершенно невозможно. Таким уровнем принятия самостоятельных решений по финансовым вопросам В.Б. Фредерике, конечно, не обладал. Но оба мемуариста, очень близко стоявшие к императорской семье, пишут об этом. Причем почти одними и теми же словами.

Скорее всего, Ольга Александровна, которая надиктовывала свои воспоминания в 1950-х гг., просто воспроизвела соответствующий эпизод из воспоминаний Александра Михайловича, написанных в 1936 г. и с которыми великая княгиня, вне всяких сомнений, была знакома. Еще раньше, в 1933 г., в Париже были изданы мемуары министра финансов В.Н. Коковцева. Судя по всему, оба мемуариста просто «извлекли» этот эпизод из мемуаров министра финансов.

Так или иначе, для вышеупомянутых мемуаристов версия о «самовольном» решении Фредерикса объясняла факт наличия «детских денег» в Германских банках. Этот факт как совершенно достоверный обнародован еще в начале 1920-х гг. В результате мемуаристы «сдвигали» факт размещения «детских денег» в Германии с 1905 г. (об этой секретной операции, описанной выше, они не знали) на 1914 г. и возлагали ответственность за это решение на министра Императорского двора В.Б. Фредерикса. При этом государь Николай Александрович выглядит в их воспоминаниях как-то глуповато.

Как вариант, мы можем предположить, что если какие-то деньги могли быть переведены в Германию после 1906 г., то вряд ли накануне 1914 г., и уж тем более вряд ли «без ведома императора». Об этом свидетельствует документально подтвержденная сумма состояния царских дочерей, размещенная в Германии, на 1 июля 1914 г. Эта сумма на указанную дату составила 12 862 978 руб.⁵⁹⁰ (см. табл. 52).

Таблица 52.

Капиталы царских детей на 1 июля 1914 г.

Деньги царских детей финансовый представитель Романовых в Берлине – банк Мендельсона, должен был перевести в немецкие и британские акции с постоянным процентом выплаты дивидендов. Эти сведения секретарь императрицы Александры Федоровны граф Я.Н. Ростовцев и обер-гофмаршал граф П.К. Бенкендорф представили комиссару Временного правительства В.Ф. Головину летом 1917 г.

После того как в июле 1914 г. из Германии стремительно вывели российские активы, «детские деньги» так и остались в Германии, обесценившись в ходе войны. Возникает вопрос, почему из Германии вывели только государственные активы, а деньги царских детей так и остались лежать в германских банках? Можно предположить, что именно «детские деньги» послужили прикрытием для успешного вывода «государственных денег» из Германии. Так же накануне войны не предпринималось никаких попыток вывести из Германии деньги императрицы Александры Федоровны.

Вполне возможно, что сам факт размещений крупных сумм на «детских счетах» в Германии «незадолго до войны» и «вопреки воле императора» был частью «плана прикрытия» действий Военного министерства и Министерства финансов по эвакуации государственных сумм из германских банков на случай возможного начала войны. Эта операция могла быть проведена только с ведома императора Николая II, тот сознательно пошел на крупные «личные» финансовые потери во имя обеспечения государственных интересов. Другими словами, Николай II вполне мог сознательно пожертвовать деньгами своих детей, для того чтобы обеспечить успешный вывод государственных миллионов из Германии.

Надо заметить, что такое решение вполне вписывается в психологический портрет императора, для которого интересы России всегда оставались важнее личных интересов. Он, конечно, не был ангелом во плоти, как его подчас изображают наши современники. Он – политик, со всеми издержками этой сомнительной профессии, но в том, что он был патриотом, ставившим интересы Родины выше личных интересов, сомневаться не приходится. Самодержавие вообще по своей природе моральнее и «честнее» пресловутых демократических институтов власти. Николай II был патриотом и государственником по статусу и рождению, а не тем глуповато-безвольным царем, чьи деньги, «вопреки его воле», разместил в германских банках министр Двора накануне большой войны.

Известно, что с началом войны Николай II и все его родственники на семейном совете Дома Романовых решили закрыть свои личные счета за границей и перевести все средства в Россию. Опять-таки инициатором этого решения выступил Николай II. Когда в 1920-х гг. уцелевшие Романовы активно искали миллионы царя, то они запрашивали о них, прежде всего, последнего министра финансов царской России П.Л. Барка. И хотя Барк был профессионально крайне скуп на подобную информацию, один из мемуаристов приводит разговор между П.Л. Барком и Павлом Чавчавадзе: «Барк сообщил моему отцу, что в Англии был счет под кодом ОТМА (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия). Во время войны Николай II велел Барку ликвидировать этот счет и вернуть средства в Россию, тем самым подав пример остальному русскому обществу. Барк попытался отговорить императора от такого решения, но, по его словам, впервые при нем император вышел из себя. Изъятие денег было осуществлено, и большинство представителей общества (но не все) последовали его примеру».⁵⁹¹

Впоследствии обесценившиеся «германские» деньги царских детей обнаружили наследники расстрелянной царской семьи в 1920-х гг. После длительного судебного процесса в январе 1934 г. царские «детские деньги» в Берлине признали к выплате. Их должны были разделить Ольга Брасова (жена великого князя Михаила Александровича, младшего брата Николая II), великая княгиня Ольга Александровна, великая княгиня Ксения Александровна (младшие сестры Николая II), Виктория Баттенбергская и Ирэна Гессенская (сестры императрицы Александры Федоровны), а также герцог Эрнст Людвиг Гессенский (брат императрицы Александры Федоровны).⁵⁹²

Возвращаясь к войне 1914 г., следует упомянуть и о данных, опубликованных в последние годы. Исследователь темы «царского золота» проф. В. Сироткин, ссылаясь на книгу «Потерянное сокровище царей» английского бизнесмена, журналиста и историка-любителя Уильяма Кларка, упоминает о так называемом «залоговом золоте», которое царское правительство размещало в Англии, Франции и США во время Первой мировой войны для обеспечения военных поставок в Россию.

В своей книге У. Кларк упоминает о пяти «золотых посылках», отправленных царским правительством в банки стран-союзников: в октябре 1914 г. на английском военном транспорте «Мантуа» под охраной крейсера «Драк» через Архангельск и Белое море.

На корабле находилось золото на 8 млн ф. ст., или 75 млн 120 тыс. зол. руб.; в декабре 1915 г. – 10 млн ф. ст.; в июне 1916 г. – 10 млн ф. ст.; в ноябре 1916 г. – 20 млн ф. ст.; в январе 1917 г. – 10 млн ф. ст.

Всего с октября 1914 по январь 1915 г. за границу отправлено русского золота на 68 млн ф. ст. В последнем транспорте, отправленном в январе 1917 г., по утверждению У. Кларка, отдельными коносаментами (местами) грузилось и личное золото семьи Николая II. У. Кларк ссылается на воспоминания близкой к императрице Александре Федоровне дамы Лили Ден, та в своих воспоминаниях упомянула о том, что Александра Федоровна, будучи уже под арестом весной 1917 г. в Александровском дворце Царского Села, говорила в присутствии А.А. Вырубовой, что семья располагает отныне достаточными средствами «в золоте и ценных бумагах» за границей, чтобы жить безбедно и в эмиграции.⁵⁹³

В январе 1917 г. 2244 ящика с золотом в слитках и в золотых монетах отправлялись в США из Владивостока на закупки оружия. При этом 5,5 т «личного золота» Николая II должны были быть переправлены из США в «Бразерс Бэрринг Банк» в Лондоне. Эти 5,5 т составляли 20 млн ф. ст., или 187 млн золотых рублей. В накладной стоимость золота не была указана. Сама финансовая операция обеспечивалась секретной антанто-русской финансовой конвенцией № 3 (январь 1917 г.). Однако царское золото не дошло ни до США, ни до Англии, поскольку было 16–19 марта 1917 г. захвачено Японией и вывезено в порт Майдзура на крейсерах «Касима» и «Катори» как военный трофей.⁵⁹⁴

После этих событий прошло 10 лет, которые вместили и две революции в России, и Гражданскую войну, и массовую эмиграцию из России. Когда в 1928 г. в Дании скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна, в Европе начались активные поиски «царских активов». Деньги были нужны всем, и эмигрировавшим из России ближайшим родственникам Николая II, и многочисленным самозванцам. Для того чтобы прояснить ситуацию с «царским золотом», в феврале 1929 г. было собрано компетентное совещание из тех представителей русской эмиграции, кто мог что-либо знать о следах «царского золота» в европейских банках. В совещании приняли участие бывший министр финансов царского правительства граф В.Н. Коковцов⁵⁹⁵, последний министр финансов Временного правительства М.В. Бернацкий⁵⁹⁶, Л.Ф. Давыдов, начальник канцелярии Министерства Императорского двора князь С.В. Гагарин и барон Б.Э. Нольде⁵⁹⁷, юрисконсульт Министерства иностранных дел при царском правительстве, а затем заместитель министра иностранных дел Временного правительства.

На этом совещании В.Н. Коковцев рассказал об эпизоде июня 1913 г., связанном с возвращением золота царских детей в Россию. В заключении В.Н. Коковцев констатировал: «Я думаю также, что никаких ценностей, принадлежащих Государевой Семье, не могло быть и в других европейских странах, по крайней мере, мне приходилось слышать, что Временное Правительство пыталось наводить об этом справки в первые месяцы своего существования, в частности в Лондоне, но получило совершенно отрицательные ответы». Таким образом, по мнению бывшего министра финансов В.Н. Коковцева, царских денег не было ни в Германии, ни в Англии.

Князь Гагарин, со слов не присутствовавшего на заседании графа М.Е. Нирода, заявил: «По имевшимся у нас неофициальным сведениям, во время бывших в России в 1905–1906 гг. беспорядков, по распоряжению Министра Императорского Двора, были переведены за границу принадлежавшие Августейшим детям Государя Императора суммы в размере, кажется, около 4–4,5 млн руб. Средства эти образовались путем накопления отпускавшихся, согласно Основным законам, ассигнований на содержание детей Царствующего Императора. Деньги эти были помещены на хранение в Банкирский Дом Мендельсона в Берлине. Были ли они перевезены обратно в Россию, нам неизвестно».

В результате совещания 1929 г. его члены пришли к выводу, что «можно считать, что никаких сколько-нибудь значительных имуществ за границей у Государя Императора и Его Августейшей Семьи не было и что, по всей вероятности, то немногое, что лежало на счетах Августейших Дочерей в Германии, подверглось последствиям инфляции и практически более не существует». Протокол этого совещания был опубликован в марте 1930 г. «в извлечениях» в парижской газете «Возрождение».

Расходы императорской семьи

Современники не раз пытались оценить уровень богатств российских монархов. Точными данными они, естественно, не располагали, но было очевидно, что состояние императорской семьи огромно. Одна из современниц, со ссылкой на генерал-майора Н.В. Клейгельса⁵⁹⁸, зафиксировала в дневнике (25 августа 1906 г.): «Клейгельс сказал, что по счету богатства царь стоит вторым, что богаче его один американец, что у царя больше миллиарда»⁵⁹⁹. Однако это, конечно, весьма умозрительная оценка.

Довольно подробно о состоянии Романовых писал в мемуарах великий князь Александр Михайлович. Во-первых, он отмечал, что значительная часть состояния заключалась в недвижимости: «В удельные имения входили сотни тысяч десятин земли, виноградники, охоты, промыслы, рудники, фруктовые сады и пр., приобретенные главным образом во второй половине восемнадцатого столетия прозорливой Екатериной II. Порядок управления удельными имениями был регламентирован императором Павлом I. Общая стоимость этих имуществ достигала ста миллионов рублей золотом и не соответствовала их сравнительно скромной доходности, едва достигавшей 2 500 000 руб. в год».⁶⁰⁰

Во-вторых, в различных банках Европы Романовы держали значительные вклады. Следует подчеркнуть, что сам факт размещения крупного вклада носил политический характер. После того, как в конце 1880-х гг. Александр III начал политическое сближение с Францией, то из берлинских банков стали постепенно изыматься российские капиталы, которые переводились в банки Франции и Англии, политических союзников России по Антанте.

В-третьих, коронные драгоценности императорской семьи оценивались в колоссальные суммы. По словам того же Александра Михайловича: «Мертвый капитал императорской семьи оценивался в сумме 160 000 000 руб., соответствующей стоимости драгоценностей Романовых, приобретенных за триста лет их царствования».⁶⁰¹

То, что можно отнести к «царским богатствам», можно перечислять еще долго. Но нельзя не сказать и о колоссальных богатствах Императорского Эрмитажа, художественную коллекцию которого начала собирать еще Екатерина IL Надо сказать, что до 1917 г. вопрос о собственнике этих богатств даже не поднимался. При Екатерине II первые коллекции для Эрмитажа приобретались как на государственные средства, так и на средства из личной шкатулки императрицы. Все экспонаты Императорского Эрмитажа, времен Екатерины II, считались семейным достоянием императорской семьи. В XIX в. уже начали разграничивать средства Государственного казначейства и «собственные» средства, которые тратились на приобретение экспонатов. Одновременно начали разграничивать экспонаты Эрмитажа на государственные и «собственные». Если что-либо приобреталось на «собственные» средства и передавалось в Эрмитаж, то составлялись соответствующие документы, в которых фиксировался факт изменения юридического собственника переданных экспонатов. Например, когда дети Николая I передавали в Эрмитаж подарки Римского папы, то был составлен соответствующий документ, в нем фиксировалось, что «Мы, так и Наследники Наши права собственности на оные иметь не должны».⁶⁰² Подобный документ был составлен и при передаче в Эрмитаж коллекции Базилевского, ее Александр III приобрел «на свои».

Рассматривая подобные сюжеты, можно привести историю, связанную с передачей в Императорский Эрмитаж сначала «на хранение», а затем и в государственную собственность уникального экспоната, которым на правах личной собственности владела императрица Мария Александровна. Это была жемчужина эпохи Возрождения – картина Рафаэля Санти «Madonna del Libra», или «Мадонна Конестабиле».

Эта картина приобретена в апреле 1871 г. по поручению Александра II у графа Конестабиле директором Императорского Эрмитажа Гидеоновым и подарена императором жене. Однако картина пробыла в покоях императрицы Марии Александровны только год. После того как специальная комиссия установила, что в результате расширения двух трещин на деревянной основе драгоценный живописный слой может быть утрачен, приняли решение перевести картину с дерева на холст и передать ее на хранение в Императорский Эрмитаж⁶⁰³, поскольку только там можно было обеспечить нормальные условия ее хранения.⁶⁰⁴ Следует подчеркнуть, что эта картина значилась в описях Эрмитажа, как «принадлежащая Ее Величеству». И таких «собственных» шедевров, экспонирующихся в Императорском Эрмитаже, было множество. После смерти императрицы Марии Александровны в мае 1880 г. бесценное полотно Рафаэля «Мадонна Конестабиле» изменило свой юридический статус. Из «собственного» полотна императрицы оно превратилось по ее завещанию в государственную собственность, хранящуюся в Императорском Эрмитаже.⁶⁰⁵

О немыслимых, накопленных за века богатствах свидетельствовали и пышные дворцовые церемонии, производившие огромное впечатление на людей, впервые оказавшихся на этих сценически отработанных действах. Французский посол в России М. Палеолог ностальгически записал в дневнике на следующий день после вступления России в Первую мировую войну: «Я надолго сохраню в глазах ослепительную лучистость драгоценных камней, рассыпанных на женских плечах. Это фантастический поток алмазов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов – поток света и огня».⁶⁰⁶ Уже тогда прозорливый дипломат чувствовал, что мир после Великой войны изменится и XIX в., неразрывно связанный с «ослепительной лучистостью драгоценных камней», уйдет в прошлое.

Расходные статьи Кабинета Е.И.В

Как мы уже упоминали, наряду с «гардеробной суммой», которая шла на личные расходы членов императорской семьи, существовали и «кабинетные суммы», также входившие в структуру расходов императорской семьи. При этом, наряду со штатными статьями расходов, которые повторялись из года в год, постоянно возникали форс-мажорные обстоятельства, вызывавшие необходимость срочных и подчас очень крупных трат. Если «традиционные статьи» входили в бюджет Министерства Императорского двора и утверждались императорами по докладу министра двора, то по форс-мажорным статьям требовалось личное решение императора.

Великие князья, оказавшиеся в эмиграции, неоднократно затрагивали тему богатств российских императоров. Как мы уже упоминали, великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях писал, что годовой совокупный доход Николая II составлял порядка 20 миллионов рублей,⁶⁰⁷ Следует уточнить, что великий князь под совокупным доходом царя, видимо, имел в виду доходную часть годового бюджета Министерства Императорского двора, конца царствования Николая II. Порядок цифр совпадает с действительностью. Мемуарист справедливо отмечал, что, несмотря на колоссальные размеры этой суммы, не менее значительными были и расходы императорской семьи. Следует подчеркнуть, что разнос сумм «обязательных» выплат был колоссальный. От огромных сумм, тратившихся на ювелирные украшения, до грошовых, но не менее обязательных выплат «на чай» извозчикам. Например, когда в 1840-х гг. французский живописец О. Берне собирался в самостоятельную поездку по России, ему из Кабинета императора специально «прислали сумку с деньгами для чаевых».⁶⁰⁸

Если обратиться к «традиционным статьям» расходов, то великий князь Александр Михайлович прежде всего называет те статьи расходов, которые направлялись на содержание многочисленных императорских резиденций, музеев и парков. Помимо малых императорских резиденций, разбросанных по всей России, Министерству двора приходилось содержать пять больших дворцов (Зимний, Гатчинский, Петергофский, Екатерининский и Александровский) со всей инфраструктурой, входившей в огромные дворцово-парковые комплексы.

Также следует иметь в виду, что Романовы довольно активно расширяли долю семейного недвижимого имущества. В XIX в. недвижимость прикупалась в загородной местности с целью устройства летних резиденций. Как правило, это были резиденции в пригородах Петербурга. Эти имения в XIX в. выкупали у прежних владельцев, иногда вопреки их воле. По крайней мере дворцовый придворный фольклор сохранил историю, когда граф Л.А. Перовский, министр Уделов, был прислан императором Николаем I к родителям будущего министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова, объявить им, что, хотя графиня Воронцова купила у графини Самойловой имение Славянку под Петербургом, но, что император по праву выкупа родовых имений и родства своего с гр. Самойловою (Скавронской) оставляет это имение за собой, «…провожавшая его графиня, громко сказала ему: (фр.) «Скажите от моего имени вашему императору, что он свинья».⁶⁰⁹

Со второй половины XIX в. Романовы стали активно застраивать своими дачами крымское побережье. Начало этому положено Николаем I, он в 1840-х гг. подарил жене имение Ореанда и продолжено Александром II, который на Рождество 1861 г. подарил жене имение Ливадия, находившееся близ маленького провинциального городка Ялта на крымском побережье. Все документы на покупку император развесил на ниточках на рождественской елке императрицы.

Немаловажной «традиционной» статьей расходов было содержание Императорских театров. По словам великого князя Александра Михайловича: «Несмотря на свое мировое имя и неизменный успех, Императорский балет отнюдь не являлся доходным театральным предприятием, и все пять Императорских театров приносили убытки. Этот дефицит покрывался из средств Министерства Двора и Уделов. Чтобы высоко поддерживать знамя русского искусства, императорской семье надо было ежегодно расходовать 2 млн руб. В 1905 г. к числу субсидируемых министерством Двора театров прибавилась еще и балетная труппа С. Дягилева».⁶¹⁰ Кстати говоря, первым профинансировал балетные «проекты» Дягилева великий князь Владимир Александрович, а уже затем благодаря связям и влиянию он добился финансирования труппы Дягилева «отдельной строкой» из бюджета Министерства Императорского двора.

Следует заметить, что постоянный дефицит по статье «Императорские театры» пытались ликвидировать еще при Александре II. Контролировавший тогда все финансовые потоки барон К.К. Кистер, пытаясь «загнать» бюджет Императорских театров в определенные рамки, добился того, что в 1875 г., сохранив должность управляющего Контролем и Кассой Министерства Императорского двора, его назначили и директором Императорских театров. На этой должности он оставался с 14 марта 1875 г. по 19 августа 1881 г. Случай в истории русского искусства беспрецедентный (по тем временам, поскольку в советские времена бывало всякое), когда финансист-хозяйственник стал определять репертуарную политику Императорских театров. Естественно, в первую очередь он озаботился повышением доходности театров. По словам мемуариста: «Под давлением его скаредной экономической политики ворвалась на императорскую сцену оперетка, собиравшая публику, набивавшая театр битком, но низводившая государственную, образцовую сцену на степень торгового предприятия. Заслуженные большие артисты принуждены были ради заработка выступать в ролях, им совершенно не соответствующих.

…Экономия «свечных огарков» приводила к тому, что такие выдающиеся художники сцены, как В.В. Самойлов и контральто Лаваровская покинули сцену в то время, когда еще долгое время могли служить лучшим ее украшением».⁶¹¹

Чтобы судить о том, насколько затратны были Императорские театры, приведем нижеследующие цифры (см. табл. 53).

Таблица 53

Как следует из таблицы, только за 1903–1904 гг. перерасход императорских театров Санкт-Петербурга и Москвы составил 3 308 908 руб. Это были колоссальные суммы, при этом убыточность и дотационность Императорских театров была некой константой, с которой мирились заранее.

Также огромные средства продолжали расходоваться на стремительно разраставшуюся императорскую семью. Из удельных сумм каждому великому князю полагалась ежегодная рента в 200 000 руб. Каждой из великих княжон выдавалось при замужестве приданое в 1 000 000 рублей. Каждый из князей или княжон императорской крови получал при рождении капитал в 1 000 000 рублей, и этим все выдачи ему исчерпывались. Поскольку свадьбы, как и рождение детей, было трудно спрогнозировать, то «эти значительные суммы очень часто расстраивали все сметные предположения, так как выдача их зависела от непостоянного числа великих князей, от числа браков и рождений в императорской фамилии».⁶¹²

Приличные средства периодически приходилось выплачивать родственникам, в силу тех или иных причин попадавших в тяжелое материальное положение. Многим из Романовых, чье становление пришлось на блестящее (в данном контексте, с материальной точки зрения) положение семьи времен Николая I, было очень тяжело «вписаться» в новые реалии времен Александра II. Тогда выяснилось, что денег почему-то стало постоянно не хватать, хотя запросы и привычки остались «совершенно прежними». Поскольку император считался главой разраставшейся семьи, ему приходилось все чаще сталкиваться с неприятной ситуаций, когда ближайшие родственники начинали «садиться на шею» даже по мелочам. Например, в 1867 г., когда император Александр II находился во Франции с официальным визитом, его младшая сестра, великая княгиня Мария Николаевна, не рискуя напрямую обращаться к брату, буквально умоляла влиятельного тогда шефа III Отделения и Отдельного корпуса жандармов П.А. Шувалова «выпросить у государя несколько тысяч франков, уверяя, что ей нечем заплатить счет в гостинице, но государь отказал наотрез столь давно злоупотреблявшей этим средством сестре».⁶¹³ При этом Александр II впервые тайно вывез в Париж свою юную любовницу Е.М. Долгорукову и, отправляясь к ней ночью на свидание, мог позволить себе запросто положить в карман 100 000 франков. Конечно, для того чтобы передать их юной пассии…

Ежегодно требовалось платить жалованье дворцовой прислуге. При Николае I вся дворцовая прислуга была потомственно-крепостной, составляя касту так называемых «придворнослужителей». Поэтому жалованье в денежной форме из слуг получали очень немногие. На рубеже 1850-1860-х гг. крепостную прислугу начали менять на вольнонаемную, что значительно увеличило затраты на денежное содержание дворцовой прислуги. Кроме самого жалованья вся прислуга получала различные выплаты: на питание, обмундирование, вышедшим в отставку – пенсии. Кроме этого, «гофмаршал, церемониймейстеры, егеря, скороходы, гоф– и камер-фурьеры, кучера, конюхи, метрдотели, шоферы, повара, камер-лакеи, камеристки и пр. – все они ожидали два раза в год подарков от царской семьи: на Рождество и в день тезоименитства государя. Таким образом, ежегодно тратилось целое состояние на золотые часы с императорским вензелем из бриллиантов, золотые портсигары, брошки, кольца и другие драгоценные подарки».⁶¹⁴

Платил родне и Николай II. Так, 21 февраля 1900 г. Николай II распорядился выплатить из «собственных сумм» 30 000 руб. герцогине Саксен-Кобург-Готской Марии Александровне. Напомним, что это была единственная дочь Александра II, приходившаяся царю тетушкой.⁶¹⁵ Все бухгалтерские документы по подобным выплатам шли под грифом «Секретно», и большая часть документов носила обезличенный характер, без указания имени получателя денег. Однако в денежных делах поручения без указаний имен случается очень редко, и если проследить всю цепочку платежек, то на этапе получения денег всплывает конкретное имя. Еще раз отметим, что это были совершенно секретные документы, они хранились в верхнем отделении (запиравшимся отдельным ключом) денежного сейфа Канцелярии императрицы Александры Федоровны.

Значительные средства тратились на обеспечение парадных церемоний. Большая часть ценностей во время этих церемоний использовалась из поколения в поколение. Например, во время принятия присяги по достижении 20-летия великие князья подписывали присяжные листы за одним и тем же столом, с одной и той же золотой чернильницей.

Кроме этого, на императора с завидной регулярностью обрушивался целый вал прошений с просьбами о материальном вспомоществовании. Для рассмотрения этих прошений учредили особую «Канцелярию прошений, на Высочайшее Имя приносимых».

Просьбы о финансовой помощи были разного уровня. Когда речь шла о грошовых, с точки зрения царя, пожертвованиях, то они могли проходить «списком». Но иногда императоры оплачивали долги своих ближних на миллионные суммы. Правда, столь крупные суммы платились только во времена Александра II и в начале царствования Александра III по счетам друзей его отца. Материальная помощь оказывалась императором либо из личных (собственных) сумм, либо из сумм Кабинета. Как правило, из «собственных сумм» императоры помогали только самым близким к ним людям и на довольно скромные суммы.⁶¹⁶ Если же суммы просимых средств «зашкаливали» за разумные пределы, а платить в силу разных причин было надо, то просимые средства отпускались из средств Кабинета. Заметим, что второй вариант использовался гораздо чаще.

Весьма сведущий B.C. Кривенко писал об этом: «Сколько я мог понять психологию высших распорядителей земных благ, наверху не склонны были делать подарки из казенного или дворцового сундука по примеру императриц XVIII столетия. Нет, денег разбрасывать нельзя; но другое дело оказать поддержку в виде ссуды, обращавшейся обыкновенно в безвозвратное пособие. Умные люди, не стеснявшиеся особенно с моралью, случалось, достигали головокружительных экономических результатов, добиваясь шутя казенных ссуд на поддержание якобы заводов и фабрик или отстройку усадеб после пожаров. Известно, какие миллионы были заработаны первыми держателями концессий на постройку железных дорог, переуступившими свои права фактическим строителям. Но давать деньги так, потому лишь, что заслуженный человек нуждается, считалось недопустимым. Вот если бы он свое наследственное имущество обременил непомерными долгами, тогда следовало бы помочь ему выпутаться из неприятного положения».⁶¹⁷

Следует подчеркнуть, что все «финансовые прошения» сановников, близких к Императорскому двору или занимавших крупные должности, носили строго конфиденциальный характер и проходили в служебных бумагах Кабинета под грифом «Секретно». Деньги, выплачивавшиеся им из кассы Контроля Министерства Императорского двора, не выдавались «из рук в руки», и сановники, естественно, не стояли в очереди за деньгами в кассу. Для соблюдения режима секретности конфиденциальных выплат (банкоматов тогда, понятно, не было) сотрудники кассы не только «разносили по времени» очередников на получение денег, но и ввели практику получения «секретных выдач» по нотариально заверенной доверенности представителями нуждавшихся сановников.

В принятии решений по всем этим негласным делам и пособиям ключевую роль играли министры Императорского двора. Это были очень разные по характеру люди, но всех их объединяла искренняя преданность Императорской фамилии и глубокая порядочность в материальном отношении. Конечно, министр двора А.В. Адлерберг наделал колоссальных долгов, с которыми рассчитался Кабинет, но назвать его сознательным мздоимцем никто не мог. Что касается последнего министра Императорского двора В.Б. Фредерикса, то посол Франции в императорской России оставил о нем следующую запись в дневнике: «Все его долгое существование протекало во дворцах и придворных церемониях, в шествиях и каретах, в золотом шитье и орденах. По своей должности он превосходит самых высоких сановников Империи и посвящен во все тайны Императорской фамилии. Он раздает от имени императора все милости и все дары, все выговоры и все наказания. Великие князья и великие княгини осыпают его знаками внимания, так как это он управляет их делами, он заглушает их скандалы, он платит их долги. Несмотря на всю трудность его обязанностей, нельзя указать ни одного его врага – столько у него вежливости и такта».⁶¹⁸

Выплаты из Кабинета носили разный характер. Были те, кто получал единовременные пособия, были и те, кто получал пожизненные секретные пенсии,⁶¹⁹ Секретные единовременные выплаты из средств Кабинета либо из других источников стали устойчивой традицией при уходе министров на более спокойные посты со стрессовых министерских постов. Правда, и при назначении подобных секретных единовременных выплат происходили очень разные истории.

В двух словах изложим истории секретных выплат единовременных «выходных» пособий таким известным лицам, как министры финансов С.Ю. Витте и В.И. Коковцев. Когда весной 1905 г. царь отправил С.Ю. Витте в отставку, ему выдали секретное единовременное пособие в 400 000 руб. Однако эти деньги были быстро прожиты и летом 1912 г. Витте лично обратился к Николаю II со следующей просьбой: «…Я мог бы быть выведен из тяжелого положения единовременного суммою в двести тысяч рублей.

С. Ю. Витте

Сознание, что будучи министром финансов в течение 11 лет, я своим трудом и заботами принес казне сотни миллионов рублей, сравнительно сумма, могущая поправить мои дела, представляет песчинку…».⁶²⁰ Николай II просимые деньги дал, написав на письме Витте: «Выдать статс-секретарю гр. Витте 200 тыс. руб. из прибылей иностранного отделения, показав эту выдачу на известное мне употребление».⁶²¹ В этой резолюции следует обратить внимание на то, что источником огромного единовременного пособия, по подсказке министра финансов В.Н. Коковцева, стали средства «иностранного отделения», а не Кабинета Е.И.В. Кроме этого, за каждой стандартной формулировкой «выдать на известное Его Величеству употребление», всегда стояла какая-то конкретная история, о содержании которой мы узнаем очень редко.

Вторая история связана с уходом в отставку с поста министра финансов самого В.Н. Коковцева. В этом случае Николай II лично пожелал дать своему министру крупную сумму денег: «…Прошу Вас сказать совершенно откровенно – удовлетворит ли Вас если Я Вам назначу 200 или 300 тыс. руб. в виде единовременной выдачи?». Коковцев отказался принять эти деньги, вызвав немалое удивление императора: «Сколько миллионов прошло через Ваши руки, Владимир Николаевич, как ревностно оберегали Вы интересы казны, и неужели вы испытываете какую-нибудь неловкость от моего предложения?». Когда уходящий министр объяснил мотивы своего поступка, царь заметил: «Мне не часто приходилось встречаться с такими явлениями. Меня все просят о помощи, даже и те, кто не имеет никакого права, а Вы вот отказываетесь, когда я сам Вам предложил!»⁶²²

Переходя к теме пожизненных секретных пенсий, надо заметить что, список пожизненных «секретных пенсионеров» Кабинета никогда не был большим и в этом списке оказывались люди самого разного социального статуса. Если взять период царствования Николая I, то самые ранние «секретные пенсии» по назначению императора Николая Павловича начали выплачиваться из средств Кабинета с конца 1820-х гг.⁶²³ Секретные пенсии выплачивались и при Александре III, но только те, которые были установлены Александром II.

Александр III практику выплаты секретных пенсий, введенных его дедом, старался минимизировать. К 1885 г. пенсии продолжали выплачиваться только двум лицам.⁶²⁴ Вместе с тем, когда до Александра III доходили просьбы о деньгах людей, которых он ценил, император никогда не оставлял эти просьбы без ответа. Например, когда весной 1881 г. к царю с «денежной» просьбой через К.П. Победоносцева обратился композитор П.И. Найковский, то Александр III написал следующую записку: «Посылаю Вам для передачи Чайков-скому – 3000 руб. Передайте ему, что эти деньги он может не возвращать. 2 июня 1881 года».⁶²⁵ Так же поступил царь и после подобной просьбы драматурга А.Н. Островского: «Каким-то образом император Александр III узнал, что Островский находится в тягостном материальном положении… Перез несколько дней состоялся высочайший указ о назначении драматургу, губернскому секретарю Александру Николаевичу Островскому, пенсии в 3000 рублей в год».⁶²⁶

Нельзя не упомянуть и о знаковой категории лиц, получавших секретные пенсии на постоянной основе из средств Кабинета. Как известно, правление Николая Павловича началось с трагических событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Мы знаем об этих событиях как о восстании декабристов. Мы хорошо знаем, что после подавления этого выступления были казнены 5 декабристов, более сотни офицеров отправлены в Сибирь, а солдаты раскассированы по армейским полкам, стоявшим в «горячих точках».

Меньше известно о том, что благородные декабристы не только планировали физическую ликвидацию молодого императора, но и ликвидацию всей императорской семьи, включая детей. Император Николай Павлович об этом прекрасно знал и, верно, вспоминал «друзей 14 декабря», ежегодно проводя церковные службы в Зимнем дворце, в память об этом дне. Но только немногие знают, что император не только оплатил все долги сосланных, но и устроил их детей «на казенный счет» в лучшие учебные заведения империи. Он также на протяжении десятилетий платил небольшие пенсии неимущим женам и матерям декабристов.

Первые выплаты состоялись в январе 1829 г. В список секретных пансионеров вошли жены Берестеля, Тизенгаузена и матери Корниловича, Дивова и Щепина-Ростовского. Каждой из них выплачивалось по 500 руб. ассигнациями в год. Матери же и жене декабриста Янтальцова платили по 250 руб. каждой ассигнациями в год.⁶²⁷ Со временем этот список уменьшался, но тем не менее женам декабристов Берестеля, Тизенгаузена, Штейнгеля и матери Корниловича «по примеру прежних лет» и в 1852 г. продолжали платить по 143 руб. сер. в год. По-прежнему жене декабриста Янтальцова платили из средств Кабинета секретную пенсию в 71 руб. серебром.⁶²⁸ Последние выплаты женам декабристов пришлись на 1861 г., когда российским императором стал уже Александр II, но кабинетные секретные пенсии, продолжали выплачиваться регулярно.⁶²⁹

В истории «секретных» выплат из кабинетных денег есть два беспрецедентных эпизода, когда суммы выплат не только превысили 1 000 000 руб., что равно приданому императорской дочери, но и тянулись годами. Обе фигуры получателей кабинетных денег были буквально «своими» для императорской семьи, поэтому и долги за них платились как за «своих».

Первый из них – друг детства Александра II и министр Императорского двора граф Александр Владимирович Адлерберг. Надо сказать, что Александр II не случайно благоволил Адлербергам, они на протяжении нескольких десятилетий входили в ближайшее окружение императорской семьи. Один только факт, что В.Ф. Адлерберг и А.В. Адлерберг, отец и сын, последовательно, друг за другом занимали должность министра Императорского двора с 1852 по 1881 г., говорит сам за себя.

Будучи императором, Александр II неоднократно оплачивал крупные долги своего друга. Причем суммы на уплату долгов царского друга отпускались не из средств Министерства Императорского двора (видимо, не совсем удобно было оплачивать долги руководителя ведомства из средств самого ведомства), а из секретных, не подлежащих контролю, сумм Министерства внутренних дел. Об этом свидетельствует откровенная дневниковая запись министра внутренних дел П.А. Валуева от 12 мая 1867 г.: «Сегодня при докладе представил государю счет сумм, секретно мною отпущенных на средства Министерства на уплату долгов гр. А(длерберга), на поддержку банка гр. Бобринского и полк. Новосильцову. Всего 1 млн 260 тыс. руб. до сих пор. Ни министр финансов, ни государственный контролер ничего не подсмотрели».⁶³⁰ Очень характерно, что царь и министр совместными усилиями скрыли факт оплаты долгов царского друга А.В. Адлерберга от его коллег – министра финансов и государственного контролера, которые по долгу службы обязаны были пресекать подобные нецелевые выплаты.

Следует добавить, что в это время полковник Новосильцов подминал под себя таманские и кавказские нефтяные промыслы, а банк Бобринского находился «под крышей» «кружка» княгини Долгоруковой, гражданской жены императора. В марте 1868 г. по этому же каналу последовали новые крупные выплаты (25 марта 1868 г.): «…после передачи через мои руки 670 тыс. руб. на уплату долгов гр. Адлерберга…».⁶³¹

Факт оказания значительной финансовой помощи царем своему министру двора подтверждают и другие мемуаристы: «Никто не порочил его указаниями на злоупотребления, мне, по крайней мере, не приходилось об этом слышать, но упорно утверждали, что он получал от Александра II баснословные суммы в пособие».⁶³²

Министр Императорского двора А.В. Адлерберг был отправлен в отставку в августе 1881 г. При уходе из министерства Адлербергу 2-му оставили содержание, которое он получал в размере 36 000 руб., квартиру (дом № 20 на Фонтанке), придворный экипаж и прислугу. Также в качестве ежегодного содержания отпускалось по 20 000 руб.⁶³³

После смерти Александра II долги Адлерберга «перешли» по наследству к его сыну – Александру III. Граф А.В. Адлерберг был чиновником такого уровня, так плотно «завязан» на дела императорской семьи, что и Александр III предпочел оплатить долги старого царедворца, которого он знал буквально с раннего детства.

В декабре 1883 г. новый министр Императорского двора гр. И.И. Воронцов-Дашков получил приказ царя об оплате долгов графа А.В. Адлерберга на сумму 1 200 000 руб. Сумма – беспрецедентна. Граф Воронцов-Дашков еще до оглашения этого решения успел приватно скупить долги (векселя) Адлерберга за 600 000 руб., чем сэкономил кассе Министерства Императорского двора 600 000 руб.⁶³⁴

Эти сведения, извлеченные из дневников весьма осведомленного Государственного секретаря А.А. Половцева, полностью подтверждаются архивными документами. Как следует из архивного дела, операция по приватной скупке векселей бывшего министра двора перешла в активную фазу еще в марте 1883 г. Отвечал за нее коллежский советник Криммер, служивший в Кабинете Е.И.В.

Прежде всего Криммер составил полную номенклатуру долгов А.В. Адлерберга. Затем он разделил кредиторов на две категории.

К первой категории были отнесены кредиторы, с которыми следовало рассчитаться полностью. Им предполагалось выплатить всего 282 900 руб. Как следует из документа, к первой группе отнесены коммерческие банки с государственным участием (например, Волжско-Камский банк, в котором на счетах лежали огромные средства членов императорской семьи) и лица, вхожие в императорские резиденции и которых нельзя было «обидеть».

Ко второй категории отнесли тех, с кем предполагалось прийти к «добровольному соглашению» по списанию части долгов. С учетом просроченных векселей и набежавших процентов общая сумма долга для этой категории составила 929 788 руб. Следовательно, общая сумма долга А.В. Адлерберга по документам составляла 1 215 415 руб.

Поскольку это была колоссальная сумма, то, несмотря на карт-бланш Александра III, деньги выплачивались по частям. Так, в течение марта и апреля 1883 г. Криммер получил «из рук в руки» от гр. И.И. Воронцова-Дашкова 551 000 руб. Сам министр лично передал А.В. Адлербергу 64 000 руб. Понятно, что эти выплаты носили сугубо приватный характер и, как планировалось, кредиторам первой категории все долги были выплачены полностью, 104 000 руб. выдали А.В. Адлербергу для выплаты долга только одному кредитору.

Главных успехов Криммер добился в ходе переговоров со второй категорией кредиторов. Трудно точно сказать, какие аргументы приводил Криммер, но результатом его переговоров стала «добровольная со стороны отдельных кредиторов сбавка», на общую сумму в 572 62 руб., что составило 61,5 % от всей суммы долга. Видимо, аргументы Криммер приводил очень весомые, наверняка используя «административный ресурс» Кабинета Его Императорского Величества.

Таким образом, при общей сумме долга по второй категории кредиторов в 929 788 руб. Криммеру удалось добиться «сбавки» в 572 621 руб., в результате чего кредиторам было уплачено только 357 166 руб. (38,5 %). Общая сумма выплат по первой (181 627 руб.) и второй (357 166 руб.) категориям кредиторов составила 538 794 руб.⁶³⁵ Как видим. Государственный секретарь А.А. Половцев был полностью «в курсе» всех деталей этого приватного дела.

В мае 1883 г. Александру III представлена докладная записка, в которой подводились итоги этой сложной и малоприятной финансовой операции. В документах не указывается, какие служебные последствия повлек успех (572 тыс. руб. – очень солидная по тем временам сумма) для Криммера, но можно не сомневаться, что его положение и репутация в структурах Кабинета Е.И.В. упрочились многократно. Тем не менее на этом долги графа «не закончились» и в марте 1885 г. выплачены очередные 800 000 руб. «в счет уплаты по долгам» графа А.В. Адлерберга.⁶³⁶

Стоит также упомянуть и о том, что в мае 1883 г., во время коронационных торжеств, при раздаче «милостей», граф А.В. Адлерберг получил от Александра III субсидию в размере двухсот тысяч рублей.⁶³⁷ Когда в марте 1884 г. умер бывший министр Императорского двора Владимир Федорович Адлерберг, отец А.В. Адлерберга, то Александр III счел необходимым прибыть на похороны графа и лично нести его гроб.⁶³⁸

Однако материальные домогательства семейства Адлербергов на этом не закончились. После того как в 1888 г. умер граф А.В. Адлерберг, его жена графиня и статс-дама Екатерина Николаевна Адлерберг (1822–1910), которую Александр III знал как «Катишь», высказала желание сохранить за собой пожизненное владение казенным домом министра Императорского двора и все то содержание, которое имел ее муж. Содержание это составляло: 36 000 руб. жалованья, 25 000 руб. на ремонт дома и 15 000 руб. пожизненной пенсии по духовному завещанию Александра II. Всего 76 000 руб. в год. Для сравнения, годовое жалованье ординарного профессора Санкт-Петербургского университета составляло 3000 руб. в год.

При этом, согласно нормам закона, о которых графиня была прекрасно осведомлена, вдовы придворных служащих, прослуживших 50 лет, сохраняли «в пенсию» только жалованье мужей, то есть 36 000 руб. У Александра III было довольно сложное отношение и к графу А.В. Адлербергу, и ко всему его семейству, поэтому он счел возможным ограничить претензии графини, с учетом всех предыдущих выплат, «только» 15 000 руб. пенсии.⁶³⁹

Что касается этого «сложного отношения», то оно было связано с рядом обстоятельств. Если графа А.В. Адлерберга Александр III знал с детства как личного честного, но «беспорядочного» вельможу, тратившего деньги без счета, согласно своему высокому положению, то «Катишь» была не такая «беспорядочная». По словам того же графа И.И. Воронцова-Дашкова, когда он в августе 1881 г. принимал от графа А.В. Адлерберга кассу Министерства Двора, то «в ней оказалось хранившаяся сумма 450 тыс. руб., принадлежавшая графине Адлерберг; что о том, как она составила себе это состояние разного рода темными аферами, есть доказательства в делах Кабинета».⁶⁴⁰

Адлерберги, утратившие свои позиции при Дворе в царствование Александра III, пытались «тянуть» деньги из Кабинета и при Николае II. Так, в 1911 г. на имя императрицы Александры Федоровны пришло письмо из Милана с просьбой о финансовой помощи от некой «графини Адлерберг». Начали разбираться и выяснили, что это действительно дочь от второго брака бывшего министра Императорского двора графа А.В. Адлерберга, которая сама уже дважды побывала замужем, но жила одна в Италии, ведя «беспорядочный образ жизни». Она была наркоманкой, как сказано в документе – «ярой морфинисткой». От матери графиня Адлерберг получала от 5000 до 6000 руб. в год, и у нее был свой доход в 2000 руб., что «для жизни в Италии вполне достаточно». По выяснении этих обстоятельств Александра Федоровна наложила на прошение визу: «50 p. or nothing».⁶⁴¹

У Александра III были свои протеже, которым он старался помочь по мере возможности, в этой помощи государь император старался до последней возможности не переступать границ закона.

При Николае II также платились долги ближайшего окружения, но они не принимали таких колоссальных масштабов. Тем не менее и Николай II подчас шел даже на нарушение сложившейся юридической практики, вызволяя из долгов людей, лично ему известных и приятных, людей «своего круга». Министр финансов С.Ю. Витте был вынужден выполнять прямые распоряжения Николая II о негласной выдаче огромных ссуд: «Во время моего последнего всеподданнейшего доклада государь мне приказал выдать из Государственного банка Скалону⁶⁴² ссуду в 2 миллиона рублей, прибавив: «Я вас прошу об этом ничего не говорить председателю Совета»».⁶⁴³ В этом эпизоде обращает на себя внимание то, что Николай II выплатил огромные деньги не из своих сумм (у него столько и не было), не из сумм Кабинета, а прямо из Государственного банка. Просто и незатейливо приказав первому лицу кризисного правительства нарушить закон во имя финансовых интересов близкого ему человека.

Великий князь Александр Михайлович приводит в пример другую банальную историю, когда любимый флигель-адъютант Николая II попал в критическую ситуацию, проигравшись в карты. Ему дали 24 часа, чтобы уплатить проигрыш. В результате император выручил офицера, оплатив 25 000 руб. карточного долга.⁶⁴⁴ О банальной традиционности таких «карточных» историй свидетельствуют и архивные документы. Например, в 1861 г. император Александр II распорядился негласно выдать своему духовнику В.Б. Бажанову⁶⁴⁵ 20 000 руб. для того, чтобы отец уплатил карточные долги своего сына, штабс-капитана Бажанова.⁶⁴⁶

Иногда характер выплат из средств Кабинета свидетельствовал о неких скандальных семейных историях, суть которых не расшифровывалась даже в служебных документах с грифом «Секретно». Например, в 1900 г. по высочайшему повелению из средств Кабинета Е.И.В. был образован капитал в 100 000 руб. в 5 %-ных банковых облигациях. Этот капитал передали в распоряжение французского посольства в Петербурге с условием, чтобы он хранился в Государственном банке.⁶⁴⁷ С этого капитала отчислялись проценты (по 6000 франков в год) для некой г-жи Бланшар, французской подданной, проживавшей в Ницце. На эти деньги Бланшар должна была растить свою дочь Жоржетту. По достижении совершеннолетия весь капитал в 100 000 руб. должен быть передан именно Жоржетте. Видимо, Николай II, выделяя огромные деньги, был прекрасно осведомлен, кто из великих князей являлся отцом этой «девицы Жоржетты», родившейся в Ницце 23 января 1896 г.⁶⁴⁸ Можно даже полюбопытствовать, кто из великих князей с такими «приключениями» отдыхал в Ницце в начале 1895 г. Все указывает на женолюба великого князя Алексея Александровича, дядю Николая II.

Николаю II приходилось платить и «по старым счетам». Причем счетам своего деда – императора Александра II. Дело в том, что морганатическая жена Александра II, светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская, все царствование Александра III тихо «просидела» в Ницце, потихоньку проматывая в различных денежных аферах 3 000 000 руб., полученные по завещанию Александра II. Когда в октябре 1894 г. императором стал Николай II, светлейшая вдова немедленно развернула широкомасштабные боевые действия против Кабинета, выбивая для себя дополнительные бонусы. При этом она постоянно апеллировала к благородству внука «своего царственного Деда». В результате Николай II пошел на пересмотр сумм негласных выплат княгине Е.М. Юрьевской.

Это действительно старая история, корнями уходившая в 1870-е гг. Весной 1881 г., после трагической гибели от рук террористов Александра II, когда на Александра III обрушилось множество проблем, ему приходилось еще и решать «проблему Долгоруковой».

Е.М. Долгорукова с детьми

Судя по всему, скандальная княгиня Юрьевская, отъехавшая из России в Ниццу в начале 1882 г., поставила ценой своего отъезда ряд условий. Состоялись буквально «высочайшие торги». Конечно, император сам этим не занимался, для решения подобных ситуаций привлекались министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков (с августа 1881 г.) и управляющий Кабинетом Е.И.В. В результате переговоров княгиня Юрьевская кроме 3 млн руб., полученных по завещанию от Александра II, получила еще и ежегодную ренту в 100 000 руб. на себя и 100 000 руб. на своих детей. Содержание княгине отпускалось «по третям года вперед» и переводилось в «Банкирский дом Лампе и К⁰».⁶⁴⁹ На что последовало негласное высочайшее повеление 30 апреля 1881 г.

Следует сказать, что эти суммы имели свои прецеденты. Например, когда Александр II выслал Числову, любовницу своего младшего брата великого князя Николая Николаевича (Старшего) за границу, то он ей «дал 500 тыс., а каждому из детей по 100 тыс., что составило 400 тыс.».⁶⁵⁰

Далее, в обмен на право проживания в Зимнем дворце, дарованное княгине Юрьевской по завещанию Александра II (Александр III согласиться с этим категорически не мог), ей был подарен дом в Петербурге, оцениваемый в 1900-х гг. в 1,5–2 млн руб. Кроме этого, по условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств Кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по 40 000 руб., они отпускалось помесячно, по 3333 руб. 33 коп., и также переводилось в «Банкирский дом Лампе и К°». Не забыли и о его сестрах.⁶⁵¹ Совершенно очевидно, что Александр III предпочел откупиться, лишь бы удалить из страны свою молодую и скандальную «маму».

Только по завершении этих «торгов» княгиня Юрьевская согласилась уехать из России. Она поселилась на собственной даче в Ницце, где всегда бывало много русских. Негласные выплаты из средств Кабинета регулярно поступали на счет княгини и, судя по тому, что княгиня Юрьевская некоторое время вела себя достаточно «тихо», она соблюдала свою часть соглашения.

Прожила она «тихо» во Франции до 1900 г. После этого начала буквально терроризировать императора Николая II и министра Императорского двора В.Б. Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи. Любопытно то, что «девица Шебеко», выбивавшая «откаты» из предпринимателей для Е.М. Долгоруковой в 1870-х гг., продолжала оставаться главным мозгом финансовых махинаций, в которые она втягивала светлейшую княгиню Юрьевскую.

Весной 1900 г. Е.М. Юрьевская написала письмо на имя Николая II, с просьбой вновь оказать ей материальную поддержку. Это письмо было вызвано тем, что дети у княгини выросли и расходы их соответственно тоже возросли. Кроме этого, сын княгини Георгий Александрович, сын Александра II и, следовательно, дядя Николая II, жил, как водится, не по средствам и просил своего «племянника-императора» оплатить его долги. Юрьевская просила выделить и себе единовременную крупную сумму. Николая II это совершенно не устраивало, поскольку за просьбой могла последовать следующая, а ему хотелось «закрыть проблему». Закрыть совсем. Император прекрасно знал, что Юрьевская получила по завещанию Александра III более 3 млн руб. и имела в России солидную собственность.

На протяжении лета 1900 г. Министерство двора решало этот вопрос и, наконец, в августе 1900 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике отправил Е.М. Юрьевской письмо с перечислением жестких условий, на которых Николай II соглашался увеличить ежегодную секретную пенсию морганатической жене своего деда.

Главные требования императора сводились к следующему: во-первых, княгиня должна положить в Государственный банк неприкосновенный капитал в 1 000 000 руб. Также высказывалось настоятельное пожелание, чтобы княгиня «в самое непродолжительное время» довела этот неприкосновенный капитал до 2 000 000 руб. Зная, что у княгини нет такой суммы, ей предлагалось продать свой дом в Петербурге «на Гагаринской ул., 3» и вырученные деньги внести в банк.

Во-вторых, император, увеличивая ежегодную пенсию Юрьевской со 100 000 до 200 000 руб. и считая, что семья княгини обеспечена достаточно, предупреждал, что впредь любые обращения князя Г.А. Юрьевского «об уплате его долгов, таковые, безусловно, и при каких бы то ни было условиях Государем Императором будут оставлены без удовлетворения».

В-третьих, император выражал надежду, что сама княгиня и ее дети будут жить «соответственно получаемым им средствам».⁶⁵² А выделяемая субсидия в 200 000 руб. должна быть поделена следующим образом: треть получала Е.М. Юрьевская, треть Г.А. Юрьевский и последнюю треть делили между собой две дочери княгини. Говоря о сумме в 200 000 руб., подразумевалось, что Юрьевская уже ежегодно получает 100 000 руб., кроме этого, после женитьбы Георгия Александровича ему выплачивалась ежегодная пенсия в 30 000 руб. Следовательно, Кабинет должен доплатить Юрьевской «чистыми» только 70 000 руб. в год. Приведя эти расчеты, княгине Юрьевской напоминали, что обещанные 200 000 руб. – это ежегодные проценты с капитала в 5 000 000 руб., княгине предлагалось положить в банк только 1 000 000 руб. и еще некоторую сумму, которую она выручит от продажи дома на Гагаринской.

В заключение Николай II заявлял: «Отпуск этот повелеваю начать со дня внесения в Кабинет Е.М. Юрьевской одного миллиона рублей в Государственный банк бессрочным вкладом, с правом получать лишь проценты с оного». Далее в письме указывалось, что «подобное устройство Ваших капиталов вполне ответило бы воле в Бозе почивающего Императора Александра II, ясно выразившего желание, чтобы дарованная Вам собственность оставалась бы неприкосновенной и избавленной от случайностей». Однако Николаю II, несмотря на столь жесткие формулировки, так и не удалось отделаться от этого семейства, тем более что рядом с княгиней Юрьевской оставался ее финансовый гений – «девица Шабеко».

Вскоре начался новый скандал. В июле 1904 г. начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов получил письмо от Петебургского градоначальника И. А. Фуллона. Суть письма сводилась к тому, что с кн. Юрьевской следует к взысканию Казенной палатой гербового сбора и штрафов на сумму 12 500 руб. По закону «взыскание это должно быть обращено на дом княгини, который подлежит продаже».⁶⁵³ Руководство Кабинета, связавшись с княгиней, рекомендовало ей уплатить долги «из причитающихся Ея Светлости из Кабинета денег», что она и сделала.

Но это было еще не все. В 1908 г. начался новый «наезд» княгини на Кабинет Е.И.В. Встретившись за границей с великим князем Алексеем Александровичем, Юрьевская заявила ему, что, буквально за несколько дней до смерти, Александр II пообещал своей жене еще 3 000 000 руб. и об этом решении императора есть запись в его ежедневнике, либо в конце 1880 г., либо в начале 1881 г. Великий князь Алексей Александрович ей поверил.

Вернувшись в Россию, великий князь Алексей Александрович попросил разрешения у царствующего племянника пересмотреть портфель с бумагами Александра II, в котором хранилось его завещание. Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна разрешили. Разрешили, наверное, не без колебаний. Пересмотрев бумаги в портфеле, великий князь искомых записных книжек не обнаружил. Однако речь шла об очень крупной сумме, поэтому великий князь решил продолжить поиски среди «не разобранных бумаг Гатчинского дворца», то есть фактического дома вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вряд ли эти поиски вызывали удовольствие у Николая II и у Марии Федоровны. Тем не менее они дали разрешение. В свою очередь, кн. Юрьевская писала бесконечные письма барону В.Б. Фредериксу с той же просьбой о продолжении поисков записных книжек Александра II. Попутно она просила новую ссуду в 200 000 руб. из средств Кабинета.

Как ни удивительно, руководство Кабинета не могло отказать в просьбе морганатической супруге Александра II. Кабинет предложил беспроцентную ссуду в 200 000 руб. на 10 лет под залог ее дома в Петербурге «на Гагаринской ул., 3». Долг на протяжении 10 лет предполагалось взыскивать из ежегодных выплат княгине из средств Кабинета. Княгиня Юрьевская согласилась, правда, срок выплаты долга уменьшила до двух лет, заявив, что вскоре будет иметь «возможность погасить заем по истечении двух лет».⁶⁵⁴ Одновременно Юрьевская настойчиво просила продолжить поиски календарей за 1880 и 1881 гг., в которых содержалась «отметка о даровании им мне капитала в три миллиона рублей».⁶⁵⁵ Тогда еще руководство Кабинета не знало, что история с ссудой и домом была началом сложной многоходовой операции «девицы Шебеко».

Николай II и Мария Федоровна внимательно следили за поисками записных книжек Александра II, поскольку перспектива выплаты очередных 3 000 000 руб. их совершенно не радовала. К лету 1909 г. искомые «памятные книжки» императора Александра II за 1880 и 1881 гг. были найдены. Их обнаружили в Готической библиотеке Николая II в Зимнем дворце. Книжки нашел и внимательно прочел заведующий Императорскими библиотеками Щеглов. Никаких отметок «о трех миллионах» он не обнаружил: «Прочитав памятную книжку 1881 г., так же как и в книжке 1880 г. ничего существенного, в известном смысле не нашел».⁶⁵⁶ Видимо, для гарантии Щеглов переслал записные книжки ген. А.А. Мосолову⁶⁵⁷. Этот факт вызвал страшное раздражение Николая II и пространную его резолюцию (12 августа 1909 г.), что было, в общем-то, редкостью: «Зачем Щеглов послал оба дневника моего Деда – Мосолову? Немедленно вернуть их в мою библиотеку Зимнего Дворца»⁶⁵⁸. Так закончилась история «о трех миллионах». Но это не означало, что светлейшая княгиня Юрьевская оставила Кабинет в покое.

Осенью 1909 г. Юрьевская стала буквально засыпать В.Б. Фредерикса отчаянными просьбами о материальной помощи: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и тоже моей к Вам глубокой благодарности. Княгиня Юрьевская». Ничего, кроме раздражения, эти телеграммы (о них регулярно докладывалось Николаю II) не вызывали. Поэтому Фредерике сообщал княгине, что «телеграмма Ваша доложена Его Величеству, благоприятного ответа дать не можем». А в октябре 1909 г. Фредерике прямо приказал «оставить эти телеграммы княгини Юрьевской без ответа»⁶⁵⁹.

Тогда же, осенью 1909 г., выяснилось, что светлейший князь Григорий Александрович Юрьевский, сын Александра II от второго брака, задолжал лучшему военному портному Петербурга Норденштрему 90 469 руб. Портной подал в суд, и суд мог арестовать жалованье князя в 40 000 руб. в год, получаемое из сумм Кабинета. Это – очередной скандал, допустить его Кабинет не мог. Скандалов в императорском семействе и без этого хватало. Поэтому Кабинет распорядился удерживать из «зарплаты» князя по 16 000 руб. в год до погашения долга. Судя по тону переписки, сама фамилия Юрьевских, вызывала у чиновников Кабинета чувство идиосинкразии. Вот только некоторые фразы из сугубо деловой переписки между Кабинетом Е.И.В. и Канцелярией Министерства Императорского двора: «Я ожидаю теперь новых нападений на Барона (то есть В.Б. Фредерикса. – И. 3.) помимо меня»; «Хитрости Юрьевских не особенно тонки»; «Юрьевский хотел успеть выхватить свое содержание до наложения запрещения кредиторами на законную часть» и т. д.

В ноябре 1909 г. «команда» княгини Юрьевской перевела операцию «Дом на Гагаринской, 3», в активную фазу. Дом был уже заложен дважды: Кабинету под беспроцентную ссуду в 200 000 руб. и одновременно частному лицу, уже под проценты. Княгиня Юрьевская заявила, что выставляет дом «на Гагаринской» на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами. Дом и все в нем находящееся она оценила в 2 000 000 руб. Изюминка этого хода заключалась в том, что на торги выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме.

Надо заметить, что княгиня уже давно позаботилась, чтобы превратить свой дом в музей Александра II. Ко всем вещам, к которым притрагивался император, были прикреплены бронзовые таблички с соответствующими надписями. На продажу выставлялся даже ночной горшок из спальни императора, правда, без бронзовой таблички. Тексты готовящегося аукционного каталога были следующие: «Кровать двуспальная под черное дерево. В изголовье кровати бронзовая дощечка: «Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 г. государем Императором Александром II»; Матрац пружинный, матрац волосяной, шкафчик ночной под черное дерево, столик десертный под черное дерево. На столике надпись «Государь император Александр II у зеркала, где причесывался до 1 марта 1881 г.»»⁶⁶⁰. Примерно так же «оформлены» многочисленные портсигары и портреты императора, включая знаменитый портрет кисти Маковского с почившим императором в форме Преображенского полка.

После этого известия в Министерстве двора началась тихая паника, поскольку допустить аукционные торги по «царским» лотам они не могли в принципе. Однако, поразмыслив, успокоились, решив, что «если это почтенное семейство пустит все в продажу то, конечно, мы этих вещей не выпустим и купим своевременно. Но имейте в виду, что на этом хотят сыграть, выхватив приказание купить все за двойную цену, и при том за немногими исключениями… вещи никакого касательства к Императору не имеющие.

…Из дальнейших переговоров стало понятно, что план был задуман большой, а именно: разыграть на истории с вещами большую драму о несчастном понуждении, благодаря ненайденным миллионам, о которых вы, вероятно, слыхали, продать весь дом со всеми вещами, которые так дороги их сердцу, а потому, мол помогите, устраните скандал продажи вещей и купите просто весь дом с вещами за миллион 200 тыс. Вот суть плана… нет смысла идти на этот шантаж».⁶⁶¹

Таким образом, осенью 1909 г. светлейшая княгиня Юрьевская желала либо получить из Кабинета 1 200 000 руб., за дважды заложенный дом, со списанием с нее всех долгов Кабинету и другим кредиторам, либо получить 3 000 000 руб. по сомнительной устной реплике Александра II, произнесенной то ли в 1880 г., то ли в начале 1881 г. и о которой княгиня внезапно «вспомнила» в 1908 г.

Автор не может отказать себе в удовольствии привести обширную цитату из письма (от 11 ноября 1909 г.) светлейшей княгини Юрьевской, адресованного министру Императорского двора барону В.Б. Фредериксу: «Я очень огорчена тем, что в календаре 1881 г., или в дневнике, как называл его Император, найденном, по моему настоянию, после стольких поисков, Его Императорское Величество не усмотрел (Каково! Курсив мой. – И. 3.) записи, существование которой я имела основание предполагать. Думаю, что если бы при строгих розысках ведомости о капиталах Императора, которая была ему предъявлена в феврале 1881 г., таковая была найдена, так же как нашли календарь, то в этой ведомости могла найтись отметка о том даре, который Император в то время сделал и объявил об этом в присутствии постороннего лица.

Может быть, конечно, и то, что для оформления дара особым Высочайшим указом нужно было еще письменное распоряжение Императора, которое он до 1 марта не успел сделать, но, во всяком случае, факт остается фактом, и я обращалась и обращаюсь к Его Императорскому Величеству по этому поводу не на основании каких-либо юридических доказательств, а взываю к чувствам нравственного долга.

Я не имела никогда права сомневаться в словах Императора, моего Супруга и Отца наших детей, и было бы ниже моего достоинства и оскорбительно для Императора требовать от него немедленного письменного подтверждения сделанного им мне и детям нашим дара… Царское слово, в дни моей молодости, я считаю столь же непоколебимым и священным, как считаю его таким же и теперь.

Если я не возбуждала вопроса о даре сейчас же после смерти Императора, то потому, что я не сомневалась в исполнении воли Императора, даже помимо моего обращения о выдаче мне дара, а отчасти и потому, что я не имела в то время достаточного понятия о всех случайностях, какие могли бы постигнуть меня в материальном отношении… довести до сведения Его Императорского Величества, что я свое желание о получении дара, мне сделанного, основываю не на юридических доказательствах или письменных актах, а на том нравственном долге, который обязывает исполнить волю Императора, моего Супруга, выраженную Им не только мне лично, но и повторенную в присутствии находящегося еще в живых лица.

Те подробности, при которых совершился этот дар, я имела случай лично передать в Бозе почивающему великому князю Алексею Александровичу, великой княгине Марии Александровне и великой княгине Марии Павловне….Подробности, которые я им сообщала по поводу дара, исключают всякую возможность сомневаться в справедливости моего заявления, не говоря уже о том, что я вообще не допускаю возможности сомнений в правдивости моих слов, обращаемых к Его Величеству Государю Императору, Внуку Александра II.

Если после всего выраженного мною Его Императорское Величество все-таки не найдет возможным признать волю Своего Царственного Деда, то я прошу Вас довести до сведения Его Императорского Величества о том затруднительном материальном положении, в котором я нахожусь теперь и в котором я и дети мои не должны бы оставаться».⁶⁶²

Надо отдать должное Николаю II – держался он стойко. В результате этой «атаки» дело с домом было спущено «на тормозах», и осенью 1909 г. к ренте светлейшей княгини Юрьевской добавили еще 50 000 руб. Деньги также негласно переводились княгине Кабинетом Е.И.В. через банк «Лампе и К⁰» во Францию. Но для княгини это все было только промежуточным результатом перед новой атакой на Кабинет.

В начале 1910 г. для давления на министра двора В.Б. Фредерикса светлейшая княгиня использовала и личные письма Александра II, обращенные к ней. Юрьевская через своего адвоката сообщила министру, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II. Министр двора принял адвоката княгини в январе 1910 г. и тот действительно продемонстрировал образчики выписок из писем императора к княгине за 1877–1878 гг. До сведения министра было мимоходом доведено, что оригиналы писем хранятся в «Bank of England».

Как сегодня известно (письма сейчас находятся в Государственном архиве Российской Федерации и частично опубликованы), это – откровенные письма двух любящих людей. С обычными нежностями и разными словами. Но проблема заключалась в том, что один из пары любящих людей был императором великой державы и на момент написания им писем женат на императрице Марии Александровне. Понятно, что публикация даже небольших отрывков из этих писем привела бы тогда к колоссальному скандалу.

В результате принятие решений в некрасивой и скандальной истории перешло на «самый верх». 22 апреля 1910 г. светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская «была принята Его Величеством Государем Императором и Ея Величеством Государыней Императрицей Александрой Федоровной»⁶⁶³. После чего над имуществом княгини (в 1881 г. она имела более 3 000 000 руб., приличную недвижимость и огромную ежегодную выплату из средств Кабинета) учреждается опека Кабинета. В документах указывалось, что регулярные денежные выплаты княгине в руки передавать не следует, поскольку «она не в состоянии их удержать… Полагаю, что пенсию следует выдавать помесячно, а не по третям, как выдается теперь 150 000 руб., что составит 12 500 руб. в месяц, чем чаще и дробнее выдачи, тем лучше для людей бесхарактерных». Шталмейстер сенатор В.Н. Охотников⁶⁶⁴, занимавшийся летом 1910 г. этим делом, намекнул Николаю II, что деньги княгине надо все же дать, поскольку распоряжение Александра II «о трех миллионах» вполне могло быть.

Сенатор Охотников писал В.Б. Фредериксу 27 мая 1910 г.: «Позволяю себе добавить, что в письме Государя Императора Александра II к Сыну выражена просьба быть покровителем его жены и детей, а на третьей странице сказано буквально: «Жене Моей принадлежит капитал, который внесен, пока брак наш не будет объявлен официально, на Мое имя в Государственный банк, причем Я дал ей свидетельство, что капитал этот принадлежит ей. При ее жизни она может располагать им по ее усмотрению, а в случае ее смерти он должен быть разделен поровну между всеми Нашими детьми, оставаясь в Госбанке и приращиваясь процентами и теми взносами, которыми мне можно будет его увеличить "» (курсив мой. – И. 3.).

Поскольку дело было серьезным, то 5 июня 1910 г. Николай II счел нужным лично ознакомиться с текстом завещания Александра II. Видимо, после этого принято решение – деньги Юрьевской дать. По крайней мере в архивном деле имеется расписка Юрьевской о получении ею очередных 200 000 руб.

Но княгине оказалось и этого мало. За многие годы (по крайней мере с начала правления Николая II) она смотрела на Кабинет как на дойную корову и не стеснялась в своих просьбах, густо замешанных на шантаже и угрозах скандалом. Уже в конце августа 1910 г. управляющий Кабинетом генерал С.В. Волков пишет В.Б. Фредериксу, что очень огорчен тем, что «должен вновь Вам писать о княгине Юрьевской, которая на другой день по уплате 200 000 руб. за нее Кабинетом (второй раз в том же году) и 300 000 руб. уделами через Смельского, просит Вас выдать ей 50 000 руб. и 200 000 франков для выкупа ее дачи в Ницце. Кроме того, получена телеграмма о выдаче ей содержания за сентябрь вперед…»⁶⁶⁵.

В 1912 г. светлейшую княгиню Юрьевскую видел в Ницце, где она жила на собственной вилле, князь Гавриил Константинович: «Это была старушка небольшого роста, с тонким, острым носом и, как мне показалось, мало симпатичная. У нее был неприятный, крикливый голос и вообще она мне не понравилась». Судя по всему, светлейшая княгиня так и «доила» Кабинет, вплоть до 1913 г., пока она окончательно не свернула свои дела в России, продав заложенный-перезаложенный, многострадальный дом на Гагаринский ул., 3.

Конечно, описанный столь подробно эпизод был скорее исключением, чем правилом. И тем не менее эпизод очень показателен в том, с какой ожесточенностью российская аристократия вела бои «за деньги» на самом «верху», когда для получения ссуд не брезговали ни чем.

Кроме царя подобные «атаки» влиятельных лиц, вхожих в императорские дворцы, с завидной регулярностью обрушивались и на министров финансов. Например, когда министр финансов Вышнеградский в январе 1890 г. ушел раньше времени с придворного бала в Зимнем дворце, то на это обратили внимание многие. В том числе и Александр III. Причина была банальной, министра буквально осаждали «финансовыми» просьбами. Подобные истории случались ранее и с министром финансов Рейтерном. На вопрос Александра II, почему министр раньше времени покинул придворный бал, Рейтерн ответил, что «не мог оставаться долее, так дурно был настроен: при входе одна дама просила у него ссуды в 500 тыс., затем другая просила простить ей 200 тыс., после этой третья просила подарить ей 300 тыс. Это его расстроило. Он думал, что не будет конца всем этим просьбам, и ушел. Государь сказал, что в таком случае лучше, чтобы министры финансов вовсе не появлялись на балу»⁶⁶⁶.

Как правило, выплаты из Кабинета были гораздо скромнее. Так, только срочностью можно объяснить сумму, переведенную сыном на счет матери в марте 1912 г., когда Николай II написал записку: «Представьте завтра 2-го марта Государыне Императрице Марии Федоровне сумму, составляющую 30 англ. фунтов стерлингов. Николай. 1 марта 1912 г. Ц.С.».⁶⁶⁷

Иногда должники, получившие из «собственных средств» царя беспроцентную ссуду, деньги возвращали. Так, в 1912 г. Николай II написал записку в Канцелярию императрицы Александры Федоровны: «Прилагаемые 70 тыс. рублей записать на приход моих сумм. И. 23 августа 1912 г.». Эти деньги были немедленно заприходованы и внесены на находящийся в заведовании «Канцелярии Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны» текущий счет в Волжско-Камском банке⁶⁶⁸.

Источник этих денег был сначала неизвестен. Однако, работая в РГИА, автор наткнулся на дело, в котором перечислены все «негласные» должники Николая II и Александры Федоровны. В документе упоминается и о единичном случае возврата ссуды царю. Правда, не 70 000 руб., а только 20 000 руб., но тем не менее Николай II был так искренне поражен этим фактом, что на полях финансового документа написал синим карандашом: «Редко случается!»⁶⁶⁹.

Приведу только часть списка, охватывающего период с февраля 1900 по май 1912 г. Он довольно короток, всего в нем упоминается восемь «физических лиц». Открывает список (№ 1) великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, она получила от племянника в феврале 1900 г. 30 000 руб. Эти деньги не предполагали их возвращения.

Далее, в апреле 1906 г. последовало распоряжение «О выдаче из Собственных Его Императорского Величества сумм, ссуды в 125 000 руб. известному Государю Императору лицу» (№ 2). Из последующих документов выясняется, что это был подъесаул Собственного Е.И.В. Конвоя светлейший князь Давид Константинович Дадиани. В декабре 1905 г. он подал прошение о выдаче ему крупной ссуды. Мотивировал просьбу тем, что из дома подъесаулу денег не присылали (причина – аграрные беспорядки в годы Первой русской революции), а жалованье «уже три года уходит кредиторам». В заключении подъесаул констатировал, что столь тяжелое финансовое положение «сильно отражается на моей жизни и, в особенности на службе, которой я не могу отдаться всецело».⁶⁷⁰ К прошению был приложен нотариально заверенный документ, в котором перечислялись деревни в Грузии, которыми владел князь. Видимо, для того чтобы князь «всецело отдался службе», ему и выплатили 125 000 руб.

В январе 1907 г. распоряжением Николая II выдана ссуда из «собственных Его Величества сумм» в 100 000 руб. на 25 лет (№ 3). Получателем ссуды являлся гофмейстер Арапов, «обломок» царствования Николая I: «Долго боролся я с своими несмелыми мыслями, долго моя старческая голова склонялась от отчаяния…». Причина просьбы – неурожаи и аграрные беспорядки. 12 мая 1909 г. последовало распоряжение о выдаче в ссуду 15 000 руб. (№ 4). Эта ссуда была выдана барону Евгению Рауль фон Траубенбергу, генерал-лейтенанту и начальнику 5-й Кавалерийской дивизии. Причина просьбы – расходы на большую семью и болезни дочерей, требующие поездок на лечение в Европу.⁶⁷¹

Деньги от царя за 12 лет, если не считать его тетушки, получили всего 5 человек: офицер Конвоя, старый гофмейстер, командир Кавалерийской дивизии и два офицера гвардейских полков. Совершенно очевидно, что письменные прошения о ссуде, прежде чем лечь на стол к императору, проходили многоступенчатую проверку, вплоть до запросов в Департамент полиции «о нравственной и политической благонадежности» просителей.

У императрицы Александры Федоровны имелся свой очень короткий список должников, он сформировался за семь лет (с 1904 по 1911 г.). С 1904 г. ежегодно негласно выдавалось по 2000 руб. «из сумм Ея Величества» некоему «Д». Это был флигель-адъютант полковник Дараган, служивший в «Собственном Ея Императорского Величества лейб-гвардии Уланском полку». Видимо, поводом для ссуды послужило знакомство Александры Федоровны с матерью полковника – Софией Владимировной Дараган, одной из пионерок Красного Креста в России. С 1906 г. такая же выплата установлена еще для одного офицера Уланского полка – поручика князя А.К. Эристова. Он же в декабре 1910 г. получил ссуду в 6000 руб. В январе 1911 г. ссуда «из сумм Ея Величества» в 6000 руб. выдана ротмистру Маслову. Таким образом, от Александры Федоровны деньги получили только три лично известных императрице офицера ее «Собственного Уланского лейб-гвардии» полка.

Очень многие искали «личные выходы» на императорскую семью или использовали факт личного знакомства для того, чтобы напрямую обратиться за материальным вспомоществованием. Однако не следует думать, что любая просьба о денежных или иных материальных благах, исходящая от императорской четы, немедленно выполнялась. Известны ходатайства лично знакомых Николаю II отставных унтер-офицеров гвардейских полков с просьбой «пристроить» их на конкретную дворцовую должность. Несмотря на «визу» императора, такие просьбы не всегда выполнялись, поскольку и тогда существовало то, что сегодня называется «кадровым резервом». Когда императору внятно объясняли ситуацию, он, как правило, отменял свое распоряжение как нарушавшее сложившийся порядок вещей.

Министр финансов В.Н. Коковцев приводит одну из подобных характерных историй. Летом 1913 г. флигель-адъютант Нарышкин доставил министру официальное письмо из Канцелярии императрицы Александры Федоровны, в котором в виде повеления содержался приказ о том, чтобы «я лично доложил ей об удовлетворении всеподданнейшей просьбы лейтенанта Гвардейского экипажа Мочульского об уступке ему участка в 300 десятин из большого имения в 16 000 десятин земли в Бессарабской губернии, которое Крестьянский банк покупал в то время у румынского правительства». Министру это дело было хорошо знакомо. Дело в том, что греческий монастырь Св. Спиридония, находящийся в Румынии, владел огромной площадью земли на территории Российской империи. Монастырь сдавал эти земли националистически настроенным политикам, а те, в свою очередь, сдавали землю в субаренду крестьянам. Так румыны, через монастырь, оплачивали «усилия» бессарабских сепаратистов. После длительных и трудных переговоров румыны согласились продать эти земельные владения за 3 млн руб. России. И на часть этих земель претендовал, через высочайших покровителей, лейтенант Гвардейского экипажа, фактически грозя сорвать трудную политическую сделку. Когда министр объяснил Николаю II ситуацию, тот немедленно отказался от своих просьб, но попросил министра лично переговорить о том же с императрицей Александрой Федоровной. Императрица приняла В.Н. Коковцева на императорской яхте «Штандарт». Когда министр начал излагать свою позицию, Александра Федоровна, прервав его, заявила, что ее просьба, это «…все, что мы можем сделать для тех, кто верно служит нам и кого мы близко знаем». Однако министр продолжил изложение фактов, которые Александра Федоровна выслушала «с видом трудно скрываемого неудовольствия». В конце этого малоприятного для обеих сторон разговора она сказала: «Я была уверена, что на мое желание я получу только тот отказ, который я от Вас слышу; меня это нисколько не удивляет, ибо я уже привыкла к тому, что мои просьбы большею частию оказываются неисполнимыми».⁶⁷²

Особую и очень внушительную статью расходов составляла высочайшая благотворительность. При этом расходы на благотворительность были выделены «особой строкой» у всех членов Императорской фамилии. С самого детства. По большому счету благотворительность в царской семье была уделом женской половины императорской семьи, но и мужчины периодически вносили свою лепту. Как правило, из своих «собственных» сумм. Периодически члены императорской семьи принимали участие в различных благотворительных акциях, как правило, носивших «целевой характер».

Так, в феврале 1883 г. состоялся благотворительные концерт «в пользу раненых», там играл «оркестр медных инструментов из любителей, который долгое время собирался у государя, когда он был великим князем». К этому времени император в этом оркестре уже не играл, но продолжали играть его «соратники» по музыкальным увлечениям. Сбор «в пользу раненых» предполагалось передать Российскому обществу Красного Креста, высочайшей покровительницей его тогда являлась императрица Мария Федоровна.⁶⁷³

Великий князь Александр Михайлович упоминал, что «еще в бытность наследником цесаревичем император Николай II получил от своей прабабушки наследство в 4 млн руб. Государь решил отложить эти деньги в сторону и употребить доходы от этого капитала специально на нужды благотворительности. Однако весь этот капитал был израсходован через три года».⁶⁷⁴ В результате из 20 000 000 рублей «на личные нужды государю оставалось ежегодно около 200 тыс. руб., после того как были выплачены ежегодные пенсии родственникам, содержание служащим, оплачены счета подрядчиков по многолетним ремонтам во дворцах, покрыт дефицит императорских театров и удовлетворены нужды благотворительности».⁶⁷⁵ Однако эти громадные расходы были необходимы, поскольку «крайне скромный и простой в своей частной жизни царь должен был в таких случаях подчиняться требованиям этикета. Правитель одной шестой части земного шара мог принимать своих гостей только в атмосфере расточительной пышности».⁶⁷⁶

Следует добавить, что в императорской семье существовала прочная традиция благотворительных базаров, на которых собирались значительные суммы, шедшие целевым назначением на крупные благотворительные проекты. Например, в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг. императрица Александра Федоровна организовала в Ялте четыре больших базара в пользу туберкулезных больных, они принесли «массу денег».⁶⁷⁷ Более того, нелюдимая императрица Александра Федоровна соглашалась принимать людей, способных пожертвовать «серьезные деньги» на ее благотворительные проекты. Например, когда было задумано строительство санатория для моряков в Массандре, императрица согласилась принять семейство предпринимателя Полякова, поскольку тот гарантировал крупный вклад на строительство санатория, столь необходимого Российскому флоту.

Расходы детей

Мы уже писали выше о механизме формирования детских капиталов. Теперь мы посмотрим, как расходовались эти деньги. Поскольку период царствования Николая II оставил много финансовых документов, то мы посмотрим, как выстраивались статьи расходов детей Николая II. Мы уже упоминали о том, что царские дети, так же как и их родители, имели свои бюджеты. Объемы этих бюджетов определялись законами империи 1797 и 1886 гг. Согласно статьям закона, вплоть до совершеннолетия дочери Николая II получали 33 000 руб. в год. Были еще и «доплаты», впервые введенные при Александре II, но об этом мы поговорим ниже.

Если рассматривать статьи расходов детей, то по большому счету они строились по образу и подобию взрослых бюджетов, конечно, со своей детской спецификой. В качестве примера рассмотрим бюджет третьей дочери Николая II великой княжны Марии Николаевны, которой в 1910 г. исполнилось 11 лет (см. табл. 54).

Таблица 5 4

Немалый интерес представляет «расшифровка» некоторых из статей расходов великой княжны. Так, по статье «Пенсии» за год было истрачено 481 руб. 99 коп. Эти деньги выплачивались всем, кто когда-либо был рядом, обслуживая взрослеющую девочку. На 1910 г. пенсии выплачивались: кормилице Марии Кузьминой (132 руб.) и вдове педиатра (100 руб.). Эта сумма составляла только четвертую часть пенсии. Остальные ³/₄ оплачивались из средств Анастасии, Ольги и Татьяны; первой няне – англичанке мисс Эгер (249 руб. 99 коп., тоже только четвертая часть пенсии).

По статье «Денежные выплаты на праздники» составили за год 548 руб. 33 коп. Эти средства пошли на: 75 руб. – кормилице Кузминой (25 руб. на Пасху, 25 руб. на Рождество и 25 руб. в день именин Марии Николаевны); 333 руб. 33 коп. выплачены ее камердинеру в день 10-летия его службы (это – снова пятая часть суммы, остальное было оплачено из средств Алексея и других сестер); 72 руб. – служащим Петергофского Нижнего дворца (пятая часть – остальное выплачено из прочих «детских» сумм).

На «Подарки» потрачено всего 175 руб. Это стоимость одной брошки. На «Пособия» потрачено 80 руб. Из них выплачено 30 руб. ее рабочему Чижикову для оплаты счетов его сына Афанасия (пятая часть суммы, остальное оплачено другими четырьмя детьми Николая II) и 50 руб. ее слуге Шамову (пятая часть суммы, остальное оплачено от сумм других детей).

Вел. кн. Татьяна

«Другие расходы» потребовали 303 руб. 33 коп. Из них 110 руб. ушло на оплату расходов по болезни помощницы их няни Вишняковой (пятая часть суммы); 45 руб. – их слуге Сиповичу на экстренные нужды (пятая часть суммы); 83 руб. 33 коп. – их служанке на экстренные нужды (шестая часть суммы, поскольку в этот расход вложилась и императрица, наравне со своими детьми); 10 руб. выплачено их «комнатной девушке» Уткиной на прибавку к ее отпускным (пятая часть суммы); 10 руб. – их слуге Шамову, на оплату больничных счетов (пятая часть суммы); 5 руб. – рабочему Шамову на прибавку к его отпускным (пятая часть суммы); 10 руб. – рабочему Чижикову на оплату больничных счетов его жены (пятая часть суммы) и 30 руб. – помощнице няни Тегелевой на прибавку к ее отпускным.

Вел. кн. Ольга

Расходы на «Пожертвования» составили всего 71 рубль. При этом, по этой статье 60 руб. ушло на оплаты счетов фотографов Боссе и Эггера за фотоснимки и 11 руб. за рамку к фотографии. Статья «Другие расходы» заняла третье место по израсходованным средствам – 2703 руб. 37 коп. В основном эти средства пошли на оплату собственного лечения великой княжны. Так, 1260 руб. было выплачено педиатру Острогорскому за 126 посещений (пятая часть суммы); 236 руб. заплатили дантисту Воллисону за 13 посещений (четвертая часть суммы, остальное оплачено Анастасией, Ольгой и Татьяной); 10 руб. – доктору Волкову за одно посещение (пятая часть); незначительная часть средств ушла на оплату мелочей – телеграмм, духов, мыла, одеколона и др. Как правило, девочки «скидывались». Поскольку девочка взрослела – ей было 11 лет, то 145 руб. 33 коп. потрачены только на бюстгальтеры, на эту сумму приобретались различные ткани (шифон и тюль), 60 руб. было потрачено на приобретение двух ваз (пятая часть), 6 руб. 16 коп. – на игрушки, купленные в Ялте (пятая часть); 2 руб. 80 коп. – на ремонт часов.

Вел. кн. Мария

Самой значительной частью расходов 11-летней великой княжны были затраты на оплату жалованья ее преподавателей. На эти цели за 1910 г. израсходовано 7636 руб. 45 коп. Эти затраты составляли «долю» только одной великой княжны.

Второе место по значимости расходов составили затраты на одежду и обувь. В 1910 г. на эти нужды потрачено 6307 руб. 37 коп. География поставщиков была преимущественно петербургской. Иностранным поставщикам лондонской фирме «Robert Heath Ltd.» заказали шляпы (13 руб. 46 коп.) и Франку Кореру из Дармштадта за платья (87 руб. 65 коп.).

Вел. кн. Анастасия

Трижды за год костюмы и платья для девочек заказывались у любимого портного императрицы Бризака. Причем на довольно крупную сумму (1140 руб. 75 коп. + 358 руб. + 254 руб.) в 1752 руб. 75 коп.

Из портных дважды обращались к Китаеву, он шил для девочек костюмы, которые обошлись в 963 руб. 75 коп. Вообще за период с 22 мая 1909 г. по май 1910 г. портной сшил для великой княжны четыре костюма. Портной Китаев также перешивал костюмы. Так, он пришил новый мех и удлинил юбку за 40 руб. Перешил для Марии старый костюм ее старшей сестры Ольги Николаевны за 35 руб. Удлинил рукава пальто за 35 руб. и удлинил две юбки. Три юбки были удлинены и расшиты за 40 руб., перешиты четыре жакета (расшиты и удлинены рукава) за 40 руб. Сделал новые более широкие пояса для двух юбок за 15 руб., перешил для Марии дорожный костюм ее старшей сестры (жакет и юбка) за 50 руб., перешил жакет за 7 руб.

Императорская семья на протяжении почти ста лет была постоянным покупателем в Английском магазине, в котором для Марии Николаевны приобретались самые разные вещи от губок (51 руб. 28 коп.) до чулок и свитеров (175 руб. 80 коп.). Годом раньше, с мая по октябрь 1909 г., в этом магазине для Марии были приобретены 17 пар шелковых чулок и шесть свитеров на 34 руб. 50 коп.

Одежда для девочек приобреталась также в магазине «Dalberg». С июля 1909 г. по 14 января 1910 г. там приобрели две пары купальных туфель по 2 руб., купальную шапочку за 1 руб. 25 коп., купальный костюм за 17 руб., 12 пар черных чулок за 21 руб., полосатый вязанный свитер за 5 руб. 50 коп., 6 пар белых перчаток за 4 руб. 80 коп., белый пушистый свитер за 4 руб. 50 коп., 12 пар черных шерстяных чулок за 24 руб. В 1910 г. на покупки купальных костюмов, свитеров и прочее потрачено 80 руб. 5 коп.

Обувью великих княжон обеспечивал Генри Вейс. С 1 января по 1 декабря 1910 г. он поставил только великой княжне Марии Николаевне 33 пары различной обуви на сумму в 1557 руб. О том, что это была за обувь, можно узнать из более детальных счетов за 1909 г., по которым он поставил княжне 40 пар обуви.

Примечательно как был выстроен порядок приобретения вещей для царских детей. Поскольку у каждого имелся «свой» бюджет, то любая вещь оплачивалась только из «своих» сумм. Даже мелочи. Если вещи приобретались оптом для всех детей, то каждый из них оплачивал пятую часть общей суммы. Например, в 1910 г. поставщику Базарину уплачено Марией Николаевной за ленты 61 руб. 14 коп., что составило четвертую часть от всей суммы. Естественно, дети денег в руках не держали, поскольку существовала гофмейстерская часть, полностью бравшая на себя все хозяйственные заботы императорской семьи.

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что все девочки ежегодно откладывали сэкономленные деньги. Но из отпущенных 33 000 руб. на этот год реальные расходы Марии Николаевны составили сумму в 18 397 руб. 56 коп. Остальные, неистраченные деньги были переданы в ее так называемую «экономическую сумму», чтобы увеличить ее капитал или быть потраченными позже на экстренные нужды.

«Жалованье» цесаревича Алексея по статусу было в три раза больше, чем у его сестер, – 100 000 руб. в год против 33 000 руб. Конечно, из этих денег мальчиком тратилась самая малая часть. Оставшиеся деньги по установившемуся порядку переводились в «экономическую» сумму наследника. Поскольку мальчик постоянно болел, то все врачи, лечившие его, оплачивались из его суммы.

Счета «на врачей» были очень внушительные. Например, только в январе 1916 г. из средств цесаревича было уплачено 600 руб. 50 коп.⁶⁷⁸ В феврале «на врачей» потратили уже 2254 руб. 66 коп.⁶⁷⁹ В мае 1916 г. цесаревичу прямо в Александровский дворец из Евпатории доставили «целебную грязь», что обошлось в 59 руб. Поскольку врачебные деньги начали «зашкаливать» за привычные рамки, то прижимистая Александра Федоровна сделала так, чтобы врачи оплачивались из средств Министерства Императорского двора (см. табл. 55).

Эти статьи складывались из конкретных расходов. Значительные средства шли придворной прислуге, персонально занимавшейся цесаревичем. Всего из средств Алексея жалованье выплачивалось 10 слугам: двум няням, двум горничным⁶⁸⁰, двум лакеям⁶⁸¹, трем чернорабочим – «кухонным мужикам»⁶⁸², и «дядьке» цесаревича – Андрею Еремеевичу Деревенко⁶⁸³.

К 1910 г. дочери уже выросли, и няня требовалась только Алексею. Няней была Мария Вишнякова, она вырастила всех царских дочерей. В 1910 г. жалованье Вишняковой выплачивалось из «бюджета» Алексея в размере 2000 руб. Помощнице Вишняковой – Александре Тепловой платили 1200 руб.

Со временем расходы «на штат» постепенно увеличивались. В 1916 г. 14-летнему наследнику няни уже не требовались, но «дядька» А.Е. Деревенко перешел на должность камердинера цесаревича с жалованьем 360 руб. в год и у него появился помощник, также из матросов «Штандарта» – Климентий Нагорный с жалованьем в 240 руб. в год.

Таблица 55.

Расходы цесаревича Алексея

На «одежду» у цесаревича ежегодно уходило от 2500 до 4000 руб. С поправкой «на мальчика», поставщики были те же, что и у сестер. Номенклатура вещей также оставалась в целом постоянна.

Статья «Платежи штату» предполагала выплату жалованья слугам, работавшим непосредственно на детской половине и обслуживавшим цесаревича. Труд Вишняковой, Тегелевой и других, обходился цесаревичу в 3496 руб. 05 коп. в год.

По статье «Дополнительные платежи» рассчитывались с медиками, которые приглашались к Алексею для лечения его многочисленных и постоянных «болячек». Большая часть из них была непосредственна связанна с гемофилией, которой страдал наследник. Услуги профессора Симановского (отоларинголог), 19 посещений, обошлись в 900 руб., почетный лейб-хирург, профессор С.П. Федоров, за 4 посещения получил 1250 руб. Все неизрасходованные средства возвращались на счета царевича Алексея.

«Экономическая сумма» наследника к 1 января 1915 г. составила 1 285 884 руб. 39 коп. За 1916 г. на счета наследника поступило «жалованья» 231 656 руб. В результате общий приход составил 1 617 540 руб. Из этой суммы за 1916 г. на различные цели было израсходовано 210 065 руб. В результате на 31 декабря 1916 г. «экономическая сумма» цесаревича составила 1 407 474 руб. 81 коп. Эти без малого полтора миллиона хранились в процентных бумагах 1 385 800 руб., на текущем счету имелось в наличии 21111 руб. и наличными деньгами мизерные 563 руб. 73 коп.⁶⁸⁴

Царский «shopping»

Если говорить о царской семье, то у императора, его жены и детей не было ни возможности, ни необходимости расплачиваться наличными деньгами. Поэтому представление о ценности денег у них было достаточно абстрактное. В России императорская чета по магазинам практически не ходила. И из соображений безопасности, и по этическим соображениям. Даже от великих князей и княгинь спецслужбы требовали заранее согласовывать время посещения магазинов, для того чтобы они могли заранее принять меры по обеспечению их безопасности. Если же визит в магазин проходил экспромтом, то ответственность за нарушение установленных правил безопасности возлагалась именно на владельцев магазинов вместе с крупным денежным штрафом. От всех этих сложностей вся прелесть шоппинга совершенно терялась. Поэтому великие князья и царь с императрицей предпочитали ходить по магазинам за границей, где они могли себе позволить некое призрачное инкогнито. Надо заметить, что к походам по магазинам великие князья готовились, поскольку времени на «магазинные импровизации» у них было очень мало. Информация о магазинах собиралась «среди своих» заранее. Например, в ноябре 1883 г. великий князь Владимир Александрович благодарил государственного секретаря А.А. Половцева «за сообщенные… ему адреса магазинов»⁶⁸⁵.

Конечно, в ценах мужская половина семьи Романовых ориентировались очень слабо, поскольку деньги считать не привыкли, считая это ниже своего достоинства. Было это характерно и для Николая II. А.А. Вырубова, описывая заграничные «походы по магазинам» императорской четы, упоминала, что император, выбирая понравившуюся вещь, «брал, что ему нравилось, не спрашивая о цене: о деньгах он понятия, конечно, никакого не имел, так как был сын и внук Царя, и все уплачивалось за него Министерством двора»⁶⁸⁶.

Вместе с тем им, как обычным людям, нравилось заниматься «шоппингом». Следует заметить, что именно этим, казалось бы, недавно вошедшим в массовый обиход термином члены императорской семьи обозначали свои «походы по магазинам» уже во второй половине XIX в. В январе 1875 г., находясь в Париже, великий князь Сергей Александрович записал в дневнике: «…потом пойти shopping, что меня очень прельщает».⁶⁸⁷ Но, еще раз подчеркнем, shopping члены императорской семьи позволяли себе, как правило, только за границей. Сестра Николая II, Ольга Александровна, вспоминала, как она со своей няней ходила по магазинам в Копенгагене: «…оставив экипаж где-нибудь в предместье, бродили пешком; заходили в какую-нибудь лавку. Никогда не забуду того волнения, которое я испытывала, когда впервые в жизни могла гулять по улице, разглядывая витрины магазинов, зная при этом, что могу войти в любой и купить все, что мне заблагорассудится. Это было больше чем удовольствие!»⁶⁸⁸.

Александр III, бывая в Дании, также не упускал возможности зайти в магазин. Возможность оставить «за плечами» требования этикета очень ценилась царем. Один из мемуаристов вспоминал, что Александр III «любил жить в Дании вне стеснений этикета, «по-человечески», как он говорил. Государь делал большие прогулки пешком, заходил в магазины… Датчане вели себя с тактом, избегая стеснять государя. В Копенгагене вышел преинтересный альбом юмористического содержания о пребывании императора Александра III в Дании… Так, в нем был изображен магазин, в который вошел государь, а на улице перед витринами большая толпа, старающаяся посмотреть, что покупает русский царь. Некоторые зрители влезли на плечи стоящих впереди, цепляются за ставни и пр. Государь направляется к выходу из магазина, толпа мгновенно бросается бежать в разные стороны, и когда государь выходит из магазина, уже никого на улице нет. Так, с одной стороны, публика хотела удовлетворить любопытство, а с другой – не хотела, чтобы государь заметил, как им интересуются»⁶⁸⁹.

Последнее посещение магазинов императрицей Марией Федоровной состоялось, видимо, летом 1914 г., когда она была в Англии. Это событие она сочла достойным упомянуть в своем дневнике: «Были с Ксенией в китайском магазине Фрэнка… Мы с ним (Михаил) и Ксенией вышли на прогулку, были в двух магазинах»⁶⁹⁰. Конечно, и тогда Мария Федоровна не упустила возможности посетить ювелирные магазины: «Немного прогулялись с Зиной М(енгден) по магазинам. Были у «Марка», где я приобрела брошь – очень дорогую, но необычайно красивую, похожую на диадему».⁶⁹¹

Мемуаристы описывают, как в первые годы супружеской жизни Николай II и Александра Федоровна в Германии или Дании с удовольствием посещали магазины, накупая всякой всячины. Но инкогнито удавалось сохранить не всегда. Когда за спиной царственных покупателей вырастала любопытствующая толпа, вся прелесть от хождения «по магазинам» пропадала.

Эти «походы по магазинам» высоко ценились царственными покупателями, поскольку позволяли купить не то, что «положено», исходя из сложившихся прецедентов, а то, что хотелось. Так, А.А. Вырубова описывает эпизод, когда Николай II пожаловался ей, что страстно желает получить цветные носки к своему теннисному костюму. Когда изумленная собеседница спросила, в чем, собственно, проблема, император ответил, что как только он подумает, сколько людей будет вовлечено для совершения этой пустяковой покупки, сколько будет недоуменно поднятых бровей и пожиманий плечами, то у него моментально пропадает всякое желание отдать соответствующее распоряжение. По его словам, требовалось как минимум десять человек, чтобы у него появились новые теннисные носки. Когда Вырубова на следующий день подарила ему вожделенные цветные носки, которые она купила в ближайшем магазине, царь был просто счастлив. Последний раз императрица Александра Федоровна «ходила по магазинам» у себя на родине в Дармштадте в 1910 г. А.А. Вырубова упоминает, что «императрица ездила с дочерьми в Наугейм, любовалась магазинами и иногда заходила в них что-нибудь купить».⁶⁹²

Со времен Николая I выработалась жесткая бюрократическая процедура по оплате царских счетов за товары, приобретенные за границей. Еще раз следует подчеркнуть, что наличными Романовы рассчитывались только тогда, когда они путешествовали инкогнито. Если же товары за границей приобретались официально, то счета заграничных фирм и магазинов поступали в Канцелярию императриц, через которые проводились все счета, оплачиваемые из «собственных сумм» российских императоров и императриц. После эти счета поступали на подпись первым лицам. После того как синим или красным карандашом на счете писалось «Уплатить», то соответствующие суммы переводились в «Иностранное отделение при Особенной канцелярии по кредитной части» Министерства финансов. После соответствующего оформления «ассигновки» переправлялись в консульства тех стран, где были сделаны покупки и оттуда деньги переводились на счета фирм. Завершающим шагом была расписка фирмы о получении денег, которая пересылалась консульством в Канцелярию императрицы. Примечательно, что в платежных документах, как правило, не указывалась номенклатура приобретенных товаров, а шла только цена. Например, в феврале 1897 г. в фирме «Swears & Wells» были куплены вещи на 12 фунтов и 12 шиллингов⁶⁹³. Что это были за покупки, указано не было. Как правило, от момента покупки до получения магазином денег проходило порядка полугода.

Любопытно то, что транспортные фирмы, через которые в Россию отправлялись посылки с товарами, старались немедленно использовать этот факт, чтобы получить звание «поставщика Императорского двора». Так, летом 1897 г. транспортное таможенное агентство «Hermens», переслав в Россию посылку на имя императрицы Александры Федоровны, обратилось с просьбой «о пожаловании ему звания экспедитора Ея Императорского Величества». Иностранцы не знали о существовавших жестких условиях, необходимых для получения этого звания, поэтому чиновники Канцелярии императрицы Александры Федоровны разъяснили, что эта просьба «не может быть удовлетворена, так как в силу последовавшего в 8 день мая 1895 г. Высочайшего Ея Величества Государыни Императрицы повеления, звания поставщиков Ея Императорского Величества могут быть испрашиваемы лишь тем лицам, которые непрерывно и успешно в течение, по крайней мере, 10 лет и на значительные суммы исполняли заказы для Ея Императорского Величества»⁶⁹⁴.

Знали ли цену деньгам члены императорской семьи? И каковы были их «личные» расходы?

Конечно, знали, но в разной степени. Так, императрица Александра Федоровна, жена Николая I, жившая, как утверждали современники, в совершенно тепличных условиях, вряд ли даже держала ассигнации в руках. Один из мемуаристов как-то услышал мимолетный разговор между Николаем I и Александрой Федоровной, в котором царь жаловался на свою неудачную игру в карты. Но при этом он «подарил» жене «на шляпку» 21 руб. серебром, которые он выиграл у кого-то на днях. Жена, шутя, ответила: «Это не будет нечто великолепное, конечно, без перьев, но, во всяком случае, это выгодно!»⁶⁹⁵.

Сам же Николай I деньгами тоже практически не пользовался. Так по крайней мере утверждает, хорошо знавший императора, барон М. Корф: «Государь никогда не носил при себе денег».⁶⁹⁶ Тем не менее он был значительно более близок к повседневной жизни своих подданных, чем императрица. Например, тот же М. Корф упоминает, что царь лично перед Рождеством выбирал подарки своим близким, заходя в магазины.⁶⁹⁷ При этом император за выбранное не расплачивался и не перебирал мелочь в кармане. Понравившиеся товары вписывали в счет, который оплачивался камердинерами царя из «гардеробной суммы» Николая I.

Постоянной статьей расходов Николая I были подарки жене императрице Александре Федоровне. В 1833 г. император приобретал подарки для жены в «модном магазине Циклера» трижды. Как правило, это были различные модные женские шляпки. Император сам их не выбирал, этим занималась фрейлина императрицы Султелен, а Николай Павлович только оплачивал выбранные квалифицированной фрейлиной женские вещи. Так, в мае 1833 г. были приобретены «дамские головные уборы» за 710 руб.⁶⁹⁸ Самая крупная сумма в 2218 руб. пошла на покупку «разных уборов для дня рождения Ее Императорского Величества». И на Рождество за 419 руб. приобретались очередные «дамские головные уборы».

В разные годы подарков могло быть больше или меньше, и кроме шляпок царь оплачивал различные другие женские вещи⁶⁹⁹. Иногда в модном магазине вещи приобретались за счет императора и для других женщин.⁷⁰⁰ В 1839 г., среди прочего, император лично приобрел в Английском магазине «книгу для прихода и расхода гардеробной суммы» за 20 руб. Именно в этой книге зеленого сафьяна с тиснением и золотым обрезом велись расходные записи за 1840 г., и она по сей день хранится в Отделе рукописей РНБ. Как это ни парадоксально, но российский император Николай I в Английском магазине пользовался 5 %-ной скидкой. Видимо, как «выгодный, постоянный клиент». Приобретя в сентябре 1839 г. товаров на сумму 1620 руб. (хлыстик и браслет), он заплатил «всего» 1539 руб.⁷⁰¹ Император приобретал для себя и памятные вещи. В апреле 1840 г. в Английский магазин «за взятые из оного лично Его Величеством бриллиантовый перстень за 200 руб. и кольцо с портретом Его Величества императора Александра Петровича 30 руб.» было отправлено 230 руб. Последний раз Николай Павлович делал покупки в Английском магазине в мае 1853 г., когда за женские шелковые чулки и карандаши он заплатил 196 руб. 20 коп. Шелковые чулки брутальный император покупал, конечно, для жены.

Пожалуй, самым «лично экономным» из российских императоров был Александр III. Сохранилось множество историй, рисующих его простоту, переходящую в прижимистость. С.Ю. Витте поведал о заштопанных панталонах императора, о клиньях, вшитых в его брюки, и т. д. Император, в своем стремлении сократить расходы на содержание двора, подчас обращал внимание на такие мелочи, о которых его предшественники постеснялись бы упоминать. Так, генерал Н.А. Епанчин в воспоминаниях приводит следующий колоритный эпизод: «Александр III был весьма бережлив в расходовании народных денег, и его внимание привлекали даже небольшие расходы в придворном обиходе. Так, государь обратил внимание на значительное количество фруктов, конфет и вообще угощения во время приемов во дворце. Иногда приглашенных было немного, а расход на угощение выводился очень большой. Государь как-то в беседе с К.П. Победоносцевым упомянул, что по случаю небольшого приема, бывшего недавно во дворце, было показано в счете гофмаршальской части множество фруктов, конфет и пр., но что, разумеется, гости не могли уничтожить все это количество. Особенно государь обратил внимание на расход фруктов, считая, что едва ли гости могли съесть по нескольку штук. На это Победоносцев объяснил государю, что такой расход возможен. Так, например, он сам съел один апельсин, но взял с собою другой и грушу для Марфиньки – его приемной дочери. Многие гости так делают, привозя детям из дворца какое-нибудь лакомство – как бы царский подарок. Государь не знал этого обычая и успокоился».⁷⁰²

Для Александра III характерны бережливость в расходах, стремление закрепить старое, нелюбовь к радикальным новшествам. Чиновник Министерства двора B.C. Кривенко приводит ряд характерных царских резолюций. Так, по поводу устройства калориферного отопления в некоторых комнатах Гатчинского дворца Александр III отметил: «Для чего? Я не понимаю, отопление отличное и чудная тяга!». По поводу обновления меблировки Зимнего дворца – «По-моему, не нужно».⁷⁰³ Но следует помнить, что именно в его царствование проведены масштабные работы по электрификации и телефонизации императорских резиденций. Активно внедрялись и другие технические новинки. Начались большие ремонты в императорских резиденциях.

«Личная бережливость» царя наталкивалась на многолетнюю традицию расходования средств, отпускаемых на содержание Императорского двора. Поэтому следует признать, что, несмотря на клинья, вшитые в штаны Александра III, общая сумма, отпускавшаяся казной на содержание царского двора, постоянно увеличивалась.

О том, что в начале XX в. Романовы начали считать деньги, свидетельствовали и взаимные подарки. Так, когда в 1909 г. великий князь Константин Константинович и его жена Елизавета Маврикиевна отмечали серебряную свадьбу, то им от всего семейства подарили довольно скромные серебряные тарелки. На обратной стороне каждой тарелки выгравировано имя одного из членов царствующего дома. Правда, Николай II с женой подарили юбилярам брошь с большим аквамарином, окруженным бриллиантами (аквамарин был любимым камнем императрицы Александры Федоровны). Дарились подарки и от частных, но очень известных лиц. Например, ювелир Карл Фаберже поднес «молодым» по платиновому обручальному кольцу, которые они с тех пор всегда носили.

Иногда личные средства российских императоров расходовались и на служебные цели. С.Ю. Витте, описывая обстоятельства своего перехода на государственную службу, рассказал, как он, беседуя с Александром III, упомянул о том, что много потеряет в жаловании, перейдя со службы в частной компании на государственную службу. На это заявление чиновник получил ответ, что «государь приказал, чтобы я 8 тысяч получал по штату, а 8 тысяч государь будет платить из своего кошелька, так что мне было назначено 16 тысяч».⁷⁰⁴

Вполне возможно, что откровенно нелицеприятный разговор на «шкурные» темы положил начало многолетнему сотрудничеству царя и министра. Возможно, царю понравилась та прямота, с которой Витте обозначил «денежную составляющую» их отношений. Современники единодушно отмечали, что Александр III был весьма щепетилен в денежных делах: «Люди, заподозренные в этой слабости, не могли уже рассчитывать на его сочувствие. Без лицеприятия относился и к членам своей собственной семьи. Он строго отличал государственную собственность от личной и в подобных вопросах был особенно щекотлив и чуток».⁷⁰⁵

В распоряжении великих князей после исполнения им 20 лет оказывались весьма крупные средства, позволявшие им вести тот образ жизни, который диктовался их положением. Когда Николай II был наследником российского трона, он мог себе позволить делать дорогие подарки М.Ф. Кшесинской. По словам весьма квалифицированной в этом отношении балерины, «Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими брильянтами».⁷⁰⁶ Затем цесаревич не только решил «жилищный вопрос» своей фаворитки, купив ей дом⁷⁰⁷, но и подарил ей на новоселье «восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки».⁷⁰⁸

После того как цесаревич Николай Александрович превратился в Николая II, в его распоряжении оказались огромные средства. О масштабе этих средств свидетельствует то, что в 1898 г. на помощь голодающим он выделил 500 000 руб., из средств Кабинета.⁷⁰⁹

Офицеры императорской яхты «Штандарт» летом 1909 г. оставили описание шоппинга дочерей Николая II в Англии: «На другой день княжны со свитой съехали в эти магазины и накупили массу сувениров (запонки, портсигары, флажки разных наций) и подарили и нам несколько этих безделушек, которые в Петербурге надо было заказывать по рисункам».⁷¹⁰

Тогда офицеры их не сопровождали. Но в этом же году в Севастополе, сопровождая великих княжон в их «походе по магазинам», они «узнали, что бедные княжны совсем не знают цены деньгам.

Они покупали на бульваре разную мелочь, рамки из ракушек, пресс-папье с видами Крыма, все очень базарное и безвкусное, и когда нужно было платить, они вместо двугривенного хотели платить рубли, не оттого что хотели вознаградить бедного торговца, а просто потому, что не имели ни малейшего понятия, сколько, хоть приблизительно, может стоить такая дрянная вещица. Мы, сопровождавшие княжон, указывали им настоящую цену, но просили дать бедному торговцу вместо нескольких копеек – по пяти рублей, потому что это ведь был такой исключительный случай, что княжны сами покупали все эти сувениры».⁷¹¹

Фрейлина императрицы С.К. Буксгевден много лет спустя вспоминала об этом же. Она вспоминала, что императрица «не любила бросать денег на ветер. У всех великих княжон было большое состояние. Но на руки им выдавали ежемесячно лишь по два фунта, предназначавшихся для покупки почтовой бумаги, духов, необходимых подарков и т. п. Разумеется, им не приходилось самим оплачивать свои наряды – это делали их родители. Благодаря такой умеренности девочки должны были научиться думать, прежде чем тратить …таким образом, принцессы, по замыслу своей матери, должны были узнать цену деньгам – вещь, весьма труднодоступная для девушек из высшего общества. Однако этикет препятствовал принцессам посещать любые магазины (за исключением небольших лавочек в Царском Селе и Ялте), поэтому девушки никогда не представляли себе истинной стоимости различных вещей».⁷¹²

Повторим, что Романовы, как и все обычные люди, любили ходить по магазинам. Однако в силу их статуса это они могли позволить себе очень редко, поэтому они плохо ориентировались в ценах. Однако все это было на 105-м месте по сравнению с той радостью, которую они испытывали, покупая то, что нравилось им, а не то, что положено было покупать в силу сложившейся традиции.

Финансовая сторона высочайших браков

Замужество или женитьба во все времена были важной частью повседневной жизни Императорского двора. До Петра I судьба русских царевен оказывалась печальной. Взросление в царском тереме, в любви и внимании, а затем – монашество. Мотивировалось это особенностями сложившейся системы политической власти.

«За своих» выдавать было нельзя. «Свой» это – холоп царской семьи, неровня. Да и появление побочных ветвей в царском роду было чревато ожесточенной борьбой за власть. Петр I пережил это в детстве, когда пьяные стрельцы в 1682 г., на глазах десятилетнего Петра рубили бердышами братьев его матери. «За чужих» выдавать было не принято, да и исходя из канонических православных традиций – не за кого. Православных царевичей просто не было, а выходить замуж за католика считалось совершенно неприемлемым.

Петр I, взяв курс на европеизацию страны, сломал этот порядок. Именно в период его правления начали заключаться браки с представителями европейских аристократических фамилий. Свою сводную племянницу Анну Иоанновну он выдал замуж за герцога Курляндского, а ее сестру Екатерину – за герцога Мекленбургского. Эти браки носили политический характер. Личные склонности во внимание не принимались. Надо заметить, что это вполне вписывалось в контекст эпохи. Все «политические» браки оказались несчастными, поскольку ни о какой личной симпатии между супругами не было и речи.

Ситуация изменилась в XIX в. При заключении браков, конечно, тщательно просчитывались престиж и положение семьи, должной породниться с российским Императорским домом. Но при этом родители, российские венценосцы, стремились к тому, чтобы в основе этих браков лежала любовь. По возможности Россия могла себе это позволить.

В декабре 1845 г. Николай I писал своей дочери – великой княжне Ольге Николаевне, которая «засиделась в девках» и у которой сложно решался вопрос о замужестве: «С полной свободой, со спокойным испытанием твоего сердца, без предупреждений и без наущений, сама одна ты». С другой стороны, русские великие княжны понимали, что при всей узости выбора на «брачном рынке», они – завидные невесты и по богатству приданого, и по влиянию Российской империи, которая стояла за их спинами. Двоюродная сестра Николая II вспоминала: «…я знала, что когда-нибудь мне суждено выйти замуж за иностранца. Я знала также, что, если фортуна мне вдруг улыбнется, я смогу сделать выбор по велению своего сердца. Во все времена браки принцев обсуждались заранее; меня воспитали так, что я принимала это как факт».⁷¹³ И хотя периодически, на том или ином этапе семейной жизни венценосцев и их ближайших родственников, происходили семейные драмы, но к женитьбе или замужеству никого не принуждали.

Брачные контракты

Очень важную, «денежную» сторону в жизни Императорской фамилии составляла финансовая сторона брачных контрактов, подписывавшихся при заключении брачных союзов. При их составлении были возможны два варианта: когда замуж выходили дочери императора и когда женились сыновья императора. Брачные контракты составлялись во всех случаях, и когда российские великие князья женились на европейских невестах, и когда дочери российских императоров выходили замуж за европейских женихов.

В первом варианте императорские дочери должны были получить приданый капитал от своих родителей. Императорским дочерям женихов подбирали в Европе, как правило, из незначительных германских государств, куда они после свадьбы и отъезжали.

Российскими законами оговаривалось право российских великих княжон, вышедших замуж и отъехавших «в иностранную державу», «пользоваться доходами в оного во всю жизнь». Имелось в виду их миллионное приданое. В законе 1886 г. подтверждалось положение 1797 г., согласно которому «в случае бездетной кончины приданое имеет быть возвращено Департаменту Уделов, за выделом супругу следующей по российским законам части» (п. 65). Также фиксировалось положение, по которому, кроме денежного приданого и различных вещей от родителей невесты, «никакого недвижимого имения от государства получить не могут» (п. 67). Таким образом, с 1797 по 1917 г. все вопросы выплаты приданого регулировались двумя законодательными актами (1797 и 1886 гг.).

Вел. кн. Анна Павловна

Однако, несмотря на всю юридическую проработанность «денежных статей» в законах империи, родители оставались родителями, которые просто любили своих дочерей. Поэтому «в дополнение» к статьям законов девочкам старались «приплатить». Конечно, по возможности из средств Государственного казначейства. Например, после того, как шестая дочь императора Павла I и императрицы Марии Федоровны была обручена 28 января 1816 г., с наследным принцем Оранским Вильгельмом и 9 февраля 1816 г. в церкви Зимнего дворца совершено бракосочетание, старший брат невесты император Александр I, выплатил эрцгерцогу только 500 000 руб. приданого капитала. Вторую половину суммы (500 000 руб.) он положил на счет дочери в Петербурге, с выплатой 5 % годовых в ее пользу; Александр I принял решение ежегодно пересылать Анне Павловне дополнительно 80 000 руб. Эта сумма не предусматривалась статьями закона, принятого в 1797 г., и была отнесена к числу царских милостей; свекор, император Франц, положил на счет Анны Павловны 500 000 форинтов, с выплатой каждый год 5 % невестке; 50 тыс. форинтов Анна Павловна получала единовременно, как «моргенгабе», то есть как «утренний дар молодого супруга после первой брачной ночи»; ежегодно Анне Павловне выплачивалось мужем 30 000 форинтов в год. Это были «деньги на иголки»; от старшего брата – императора Александра I Анна Павловна получила и традиционное «бриллиантовое приданное»: 29 богатых ювелирных украшений с крупными бриллиантами, 600 украшений с бриллиантами «меньшего размера», 7 украшений с рубинами, 496 украшений с крупным жемчугом и 2249 украшений с жемчугом «меньшего размера». Всего 3381 украшение. Кроме этого, в приданое входили 19 золотых и 92 серебряных блюда и прочая серебряная посуда и столовые приборы.⁷¹⁴

Очень редким вариантом был выход замуж царской дочери с оставлением ее на жительство в России. Такие варианты повторялись считанные разы, и первым из них стало замужество старшей дочери Николая I, которая, выйдя замуж за герцога Максимилиана Лейхтенбергского, осталась жить с мужем в России. Ситуация не имела прецедентов и потребовала корректировки законодательства. В результате в июле 1839 г. в Свод законов Российской империи было внесено высочайшее повеление о «Назначении Великой Княжне Марии Николаевны из удельных сумм 600 000 руб. годового дохода».⁷¹⁵ В повелении указывалось, что «определенное Учреждением об Императорской фамилии, при замужестве великой княжны, награждение миллионом рублей никак не может быть достаточно к содержанию здесь ее Дома, а тем менее к устроению благосостояния ее потомства», поэтому «сверх положенного по учреждению в приданое награждение миллионом рублей из Государственного казначейства назначаем Ея Высочеству и потомству Ея из удельных сумм 600 000 рублей ассигнациями годового дохода».

Мариинский дворец

Судя по тексту, с этим документом поработали квалифицированные юристы, которые оговорили все возможные жизненные варианты развития супружеской жизни молодых. И соответственно подробно оговорили судьбу выделяемых царем 600 000 руб. Так, в документе указывалось, что этот капитал является «наследственным, доколе поколение Ея останется в России или совсем не пресечется», при этом дети наследуют «доход» матери. Проговаривая жизненные коллизии, указывалось, что «если Супруг уедет из России или вступит в другой брак, то опека над доходами переходит по назначению нашему».

Надо заметить, что на этом подарки отца старшей дочери не закончились. В 1845 г. Николай I подарил великой княгине Марии Николаевне огромный дворец в Петербурге, который мы сегодня знаем как Мариинский. В 1845 г. в документах он именовался как «вновь построенный дворец у Синего моста».⁷¹⁶ При Александре III этот дворец был выкуплен у потомков великой княгини Марии Николаевны и использовался как место заседания Государственного совета.

Вел. кн. Петр Николаевич

Как правило, «приданный миллион» в процентных бумагах оставался лежать на счету царской дочери в российских банках. А за границу, на жизнь шли только проценты с этого капитала. Когда единственная дочь Александра II Мария Александровна вышла замуж, то выплаты по ее капиталу шли дважды в год. А ее миллион так и пролежал на депозите вплоть до Февральской революции 1917 г. На ее депозитном счете к 1916 г. лежало наличными 110 867 руб. и 1 043 000 руб. в процентных бумагах. Всего 1 153 867 руб.⁷¹⁷

Во втором случае женились царские сыновья. При составлении их брачных контрактов с российской стороны также обязательно участвовали министр Императорского двора и министр Иностранных дел, которые и заверяли своими подписями текст брачного контракта (договора). Как правило, тексты брачных контрактов составлялись на французском языке. Только в исключительных случаях официальные тексты шли на русском языке. Например, подобный прецедент зафиксирован в августе 1889 г., когда великий князь Петр Николаевич сочетался браком с православной черногорской княжной Милицей Николаевной. Факту брака православного великого князя на православной невесте император Александр III придавал особое, политическое значение, поэтому и брачный контракт составлялся на русском языке.

Как правило, в тексте контракта содержалось порядка 10 статей. В преамбуле констатировался факт согласия на этот брак трех сторон: родителей молодых и российского императора, а также официальных лиц, представлявших интересы сторон. Далее жених клятвенно обещал «неизменно любить и почитать» невесту «как свою супругу» (ст. 1.) и определялось место бракосочетания (ст. 2.). Затем прописывались финансовые условия. Следует подчеркнуть, что с российской стороны этот вопрос был детально проработан с соответствующих статьях законов Российской империи, а приданое российских невест формировалось фактически со дня их рождения. Размеры же приданого немецких невест российскую сторону интересовали мало.

Как и все невесты, приезжавшие на жительство в Россию, Милица Николаевна в 1889 г. получила от Александра III приданый капитал в 100 000 руб. Сумма эта, помещенная в государственные процентные бумаги, хранилась в Департаменте уделов, и будущая жена могла пожизненно пользоваться только «годовыми процентами с оной» (ст. 3). Кроме этого, жених передавал в дар будущей жене 50 000 руб., в виде ценных бумаг, с которых она получала только проценты. При этом оговаривалось, что этим капиталом она могла располагать только при жизни супруга (ст. 4). Далее невесте назначалось определенное «жалованье», которое она получала «ежегодно, в течение ее супружества на булавки и на ежедневные расходы 20 000 руб., коими она будет свободно располагать для своих личных надобностей» (ст. 5). Таким образом, сам факт замужества принес бедной черногорской княжне капитал в 170 000 руб. Отметим, что цесаревне полагался свадебный капитал в 150 000 руб., а великой княгине – 100 000 руб. Так, в 1841 г. Николай I подарил своей первой невестке, цесаревне Марии Александровне, 150 000 руб. серебром свадебного капитала.

В свадебном контракте прописывался и порядок финансирования великой княгини на случай смерти супруга. По законам империи, вдова могла «пользоваться вдовьей частью в 20 000 руб. ежегодно» и ее Двор содержался за счет императора. Если же вдова покидала пределы империи, то «вдовья часть» сокращалась до 6667 руб. в год. При этом расходы «на содержание и обзаведение детей» шли опять-таки за счет императора. При повторном вступлении в брак «вдовья часть» переставала выплачиваться, и вдова могла пользоваться только личным состоянием (ст. 7). Последняя статья договора констатировала факт его ратификации императором Александром III и черногорским королем Николаем Негошем (ст. 8).⁷¹⁸

По такой же стандартной схеме составили брачный контракт цесаревича Николая и Гессенской принцессы Апикс в апреле 1894 г. Следует заметить, что у европейских невест, конечно, имелось свое приданое. Как правило, очень скромное, и для российской стороны оно не представляло особенного значения, и, как правило, большая часть приданого оставалась на родине невест вложенным в процентные бумаги. И тем не менее в 1894 г. Николай II получил в результате брака с Алисой Гессен-Дармштадтской, согласно 4 статьи брачного договора, 35 000 германских марок приданого капитала от Гессенской великогерцогской главной кассы. После замужества Алисы Банкирский дом М.А. Ротшильда через посредство Петербургского Международного коммерческого банка перевел всю сумму в кассу Министерства Императорского двора.⁷¹⁹ Эти 35 000 марок были вложены в российские кредитные бумаги, и «вырученные деньги записаны на прирост экономического капитала» Николая II.⁷²⁰

Один из последних «больших» брачных контрактов был составлен в 1901 г., когда замуж выдавали младшую сестру императора Николая II, великую княжну Ольгу Александровну. Поскольку при заключении брака имелись «вопросы», то для их разрешения образовали особое совещание на уровне министров. Именно на таком уровне и решались возникавшие вопросы.⁷²¹

Подготовка приданого для дочерей российских императоров

Вплоть до Павла I этот вопрос решался, основываясь «на традициях прошлых лет». Традицию системной подготовки приданого для царских дочерей в России заложила жена Павла I императрица Мария Федоровна. У нее было пять дочерей, и поэтому «системная» немка выработала определенные стандарты комплектации приданного для своих дочерей. Этот вопрос на законодательном уровне был решен двумя документами.

5 апреля 1797 г., в день своей коронации, Павел I огласил «Учреждение об Императорской фамилии». Если свести законоположения к кратким формулировкам, то на 1797 г. вырисовывался следующий сценарий: приданое выплачивалось из бюджетных средств («на оное производить отпуски из общих Государственных доходов» (п. 10); «Княжна крови Императорской, принадлежа Государству, и Государем замуж выдаваемая, от Государства приданое свое получает, которое из государственной суммы, по учрежденному от нас в § 10 назначению, выдаваться имеет» (п. 63). Дочери великих князей получали приданое в полном объеме, предусмотренном законом (п. 19). Дочери, рожденные от великих княжон, рассчитывать на государственное приданое не могут («ничего от Государства и от Департамента Уделов требовать не имеют».

(п. 20). Приданое выплачивается, если брак заключается по воле императора (п. 25). Великие княжны после получения приданого, других денежных выплат требовать не могут (п. 47). Отец обязан обеспечить дочь «по возможности своей вещами, платьем и прочим, что в приданое обыкновенно дается» (п. 63). При вступлении великих княжон в брак «с чужестранными государями» необходимо составлять брачный контракт («делать условии в формальных о тех супружеских негосиациях; что наблюдать должен министр удельного департамента, вместе с канцлером иностранных дел» (п. 66)). Определялись конкретные денежные суммы приданого, прямо зависевшие от степени «родства Ея с Императором, от которого прямою происходит линею»: дочерям и внукам по 1 000 000 руб.; правнукам и праправнукам по 300 000 руб.; происходящим от правнуков Императорских и далее, каждой по 100 000 руб., распространяя сие на все последующие роды мужских поколений крови императорской (п. 77).¹²²

13 июня 1797 г. супруга Павла I распорядилась «впредь ежегодно откладывать по 30 000 руб. для заготовления приданного для наших детей, то есть чтобы можно было помаленьку приготовлять белье и запасать кружева и другие вещи, кои исподволь покупая, обойдутся гораздо дешевле, нежели когда вдруг в них нужда будет».⁷²³

Александр III в 1886 г. несколько скорректировал суммы приданого капитала великих княжон и княжон крови императорской, оставив в неприкосновенности основные принципиальные положения 1797 г. Корректировка была следующей: дочерям и внукам императора, «от которого прямою происходят линею», по 1 000 000 руб. Правнукам и праправнукам по 100 000 руб. «Происходящим от праправнуков Императорских и далее, каждой по 30 000 руб., распространяя сие и на все последующие роды мужских поколений крови императорской».⁷²⁴

О том, как выплачивались эти деньги, свидетельствует великая княгиня Мария Павловна (Младшая), вышедшая замуж в 1908 г. Так, она упоминает, что «…по условиям моего брачного контракта, я сама должна была нести все расходы по нашему домашнему хозяйству, мне не хотелось начинать тратить свой капитал…».⁷²⁵ Надо заметить, что материальные отношения в семье Марии Павловны были довольно сложными в связи со смертью матери⁷²⁶ и вторым браком отца невесты.⁷²⁷ Поэтому Мария Павловна упрекала чиновников Министерства Императорского двора в том, что «материальная сторона нашего альянса была с самого начала плохо урегулирована и моей тетей, и русским двором. Из-за недопонимания и упущений, вызванных отчасти небрежностью некоторых чиновников при Дворе, я лишилась важных привилегий, давно установленных по традиции, и оказалась втянутой в многочисленные неприятности, связанные с имуществом дяди⁷²⁸, из которого тетя Элла⁷²⁹ пользовалась только процентами, а наследницей была я….Брачный контракт был составлен и подписан министрами обеих стран и скреплен государственными печатями».⁷³⁰

О том, как поступали деньги из России в Швецию, куда Мария Павловна уехала после замужества, она также пишет: «Мои деньги находились в России. Сначала мне платили проценты через атташе русской дипломатической миссии, который выступал в роли моего личного секретаря в российских делах и следил за моей перепиской на этом языке… было решено выплачивать мне деньги через придворного казначея, который контролировал мои хозяйственные счета. Мы были должны содержать большой дом, и все мои деньги уходили на это, так что у меня практически ничего не оставалось на личные расходы. Когда я ездила, например, в Париж, я не могла купить себе одежду в лучших модельных домах – я покупала готовое платье в «Галери-Лафайет» и носила туфли фабричного производства».⁷³¹

Номенклатура предметов, входивших в приданое великих княжон, выходивших замуж, сложилась еще во времена императора Павла I. Начало было положено комплектацией приданого великой княжны Анны Павловны, старшей дочери императора, которая выходила замуж в 1799 г. Впоследствии этот перечень предметов копировался на протяжении десятилетий для следующих поколений великих княжон. Сам перечень предметов поражает как своей продуманностью, так роскошью, и богатством. В этом чувствуется рука императрицы Марии Федоровны, педантичной, умной немки, получившей в свое распоряжение фактически неограниченные финансовые ресурсы. Богатство приданого было немыслимым по скромным немецким масштабам. Да и не только немецким. В архивных документах приводится внушительный перечень «золотых вещей», которые получала невеста. Это – церковная утварь, кофейный и чайный сервизы. Среди множества серебряных вещей значился и «сервиз столовый». Были серебряные позолоченные вещи, такие, как «туалет с позолотою». Каждый из сервизов и туалетов расписан в документах по предметам. В позолоченном туалетном наборе перечислены различные коробочки, баночки, лопаточки, рукомойник и колокольчик. Были и фарфоровые вещи, такие как «сервиз столовый, писанный по золотому полю с итальянскими видами, а по бокам розанами». Примечательно, что мать, императрица Мария Федоровна, желала, чтобы все эти вещи напоминали дочери о ее родине. Поэтому в перечне предметов упоминается и «стол бронзовый, на коем доска фарфоровая покрытая кобальтом и украшенная золотом по средине в клейме с пукетом и вокруг оного надпись «Память нежной матери»». Огромный перечень включает не только мебель, материи и обои, но и вещи попроще. Такие, как «кухонная посуда медная и оловянная».⁷³² «Отдельной строкой» в перечне значатся ювелирные изделия огромной ценности.

Эта традиция упрочена в 1840 г., когда по предложению министра Императорского двора князя П.М. Волконского на изготовление приданого для невест императорской фамилии был выделен особый фонд, складывавшийся из ежемесячных поступлений в 50 000 руб. ассигнациями.

Установленная процедура комплектации приданого и перечень вещей стали почти обязательными для всех последующих поколений невест из рода Романовых. Русский Императорский двор был достаточно консервативен, и если что-либо в приданом и менялось, то это только внешний вид вещей, согласно господствующей на тот момент моде. Примечательно, что материальное благосостояние жениха совершенно не принималось во внимание. В любой ситуации приданое должно было быть укомплектовано в полном объеме, согласно традиции, поскольку речь шла о национальном престиже. Все дети и племянники были равны, в мире им всем назначалось представлять Российскую империю. Незыблемой суммой был по этой же причине и приданный капитал в один миллион рублей серебром, наполовину выдаваемый после свадьбы, наполовину депонируемый в государственном Заемном банке на родине невесты с годовой выплатой ей процентов.

Сроки для подготовки стандартного приданого были подчас очень сжатыми. Тогда на полную мощность задействовался потенциал поставщиков Императорского двора, по статусу должных в кратчайшие сроки поставить все необходимые предметы по разумной цене и самого высокого качества.

В номенклатуру предметов обязательно входил комплект предметов церковной утвари для походной церкви, поскольку русская православная княгиня сохраняла свою веру и после отъезда на чужбину.

Вел. кн. Ольга Николаевна. 1848 г.

Обязательны были самые разнообразные предметы роскоши: роскошные русские меха, драгоценности, мебельные гарнитуры и экипажи, серебряные обеденные и туалетные сервизы, фарфор и стекло, столовое и постельное белье, настольные украшения, оловянная кухонная посуда, вазы монументальные и вазы ночные. Огромное место в приданом занимал гардероб, включавший ткани, кружева, «не сшитые платья» – вплоть до туфель и сорочек для жениха.

Несмотря на первое впечатление неимоверной роскоши приготовленного приданого – все это были вещи только для первоначального обзаведения молодой семьи, необходимые для еды, сна, одежды, передвижения и молитвы. Правда, все предметы были отменного качества и исчислялись сотнями штук.

В 1840-х годах вышли замуж две дочери Николая I – Александра Николаевна и Ольга Николаевна. Брак Александры был неожиданным, и потребовались героические усилия чиновников Министерства двора и придворных поставщиков для формирования стандартного приданого невесты из российского Императорского дома.

Как это было принято в Министерстве Императорского двора, приданое «строили» на основании прецедентов. Эти извлеченные из архивов прецеденты и определяли фирмы, среди которых распределяли престижные заказы. Фирмы-производители, как правило, были «поставщиками Императорского двора». Для сохранения престижной марки «поставщика Императорского двора» эти фирмы подчас шли на заведомые убытки, поскольку Министерство двора требовало от них представить «такое же количество предметов и за такую же цену», инфляция не принималась во внимание. Этот мотив проходит через многие документы – «стоимости не превышать». Если же превышение стоимости и происходило, то, как правило, прилагалось основательное обоснование «излишних» денежных затрат.

Вел. кн. Александра Николаевна. 1860 г.

Иногда для этих документов был характерен деловой стиль, изредка эмоциональный. Так, парижский фабрикант Дениер, ведущий французский бронзовщик эпохи историзма, писал: «В пылу работы, увлеченный желанием исполнить к лучшему, я превзошел указанные мною… цены, но признаюсь, что, работая для одного из богатейших и пышнейших европейских дворов, мне трудно было быть остановленным экономией нескольких лишних тысяч франков».⁷³³

Несмотря на консервативность и традиционализм, при комплектации приданого принимались во внимание и личные вкусов «заказчика», поэтому все образцы проходили через процедуру обязательного личного утверждения не только царственными невестами, но и их матерями.

При заказах вещей внимательнейшим образом отслеживались конъюнктура рынка и множество сопутствующих деталей. Патриотизм во внимание не принимался. Главное внимание уделялось качеству и художественной стороне изделий. Так, в 1840-х гг. при формировании приданого дочерей Николая I заказать фаянсовый сервиз в Англии у знаменитого Веджвуда было дешевле, чем в России. Кареты выгоднее было заказать мастерам Придворного ведомства в Петербурге. При заказе столового белья выбирали между Александровской мануфактурой и голландским торговым домом в Петербурге «Гармсен, Ланганс и К⁰». Выбрали голландцев, они, при всех прочих равных, предлагали более короткие сроки выполнения заказа.

Несмотря на жесткий контроль за ценами, художественная сторона заказа в таком деликатном деле, как приданое, все-таки доминировала. При отборе поставщиков ориентировались в первую очередь на многолетних партнеров Министерства Императорского двора: Императорские фарфоровый и стекольный заводы, Выборгский стекольный завод, Шпалерную мануфактуру, мебельную фирму братьев Гамбс и Английский магазин «Никольс и Плинке».

Профессору Академии художеств Антону Виги поручили по предварительно составленным эскизам, написать образа для иконостаса походной церкви. Вильгельму Кейбелю, известному петербургскому ювелиру, автору русских орденов и короны 1826 г., доверили самое дорогое: исполнить «для церкви утварь серебряную густо, вызолоченную». Серебряную без позолоты утварь поручили изготовить мастеру Кудряшеву. Придворным ювелирам Кемереру, Янашу и вдове ювелира Ян надлежало кроме обручальных колец создать заново или переделать из старого девять гарнитуров из жемчуга, бриллиантов и всех родов драгоценных камней. Для драпировки стен купцу и «почетному гражданину Погребову⁷³⁴ по выбранным у него образцам поручили заказать на лучших московских фабриках шелковые обойные материи». 9 июля 1843 г. Кабинет Е.И.В. испросил разрешения «заказать мастеру Гамбсу в спальню Ея Высочества точно такую же и в том же числе золоченую мебель, какая была приготовлена в спальню же для Е.И.В. Великой Княгини Марии Николаевны, подтвердив Гамбсу, чтобы позолота была сделана лучше и прочнее первой».⁷³⁵ На это последовала собственноручная резолюция министра Императорского двора кн. П.М. Волконского: «Высочайше поведено исполнить и заказать Гамбсу сделать мебель сверх спальной и в уборную… но наперед представить рисунки… для выбора Ея Высочества». Рядом с резолюцией министра приписка, видимо, вызванная прошлым опытом работы с поставщиком: «Гамбса обязать подпискою отвечать за прочность мебели в течение года со времени поставки». Другими словами, от мебельщика потребовали годовую гарантию на изготовленную им мебель. При комплектации набора кухонной посуды министерство обратилось к «цеховому мастеру медных дел» Александру Юрину, исполнившему ранее эту же часть приданного для старшей дочери Николая I – Марии.

Надо подчеркнуть, что никакие многолетние связи придворных поставщиков не гарантировали получение престижного заказа. Эскизы, образцы, реестры могли идти в работу только после прохождения обязательной процедуры «Высочайшего утверждения» и тщательного анализа соотношения «цена – качество». Особенно значимым было мнение самих царственных невест.

При распределении заказов периодически прибегали к тендеру. Например, в 1843 г. разгорелась борьба между фирмой «Никольс и Плинке» и петербургским бронзовщиком Феликсом Шопеном за право изготовления бронзового плато. Каждая из сторон стремилась склонить Министерство двора в свою сторону дополнительными «бонусами». Так, Шопен предложил три варианта изделия и при этом брался бесплатно вычистить плато великой княжны Ольги Николаевны, изготовленное еще в 1840 г. Это плато в качестве элемента приданого ожидало своего часа на складах Министерства двора. В результате министерство, решая свои задачи, передало плато из приданого Ольги в приданое великой княжны Александры Николаевны. Но немедленно заказало аналогичное плато для Ольги повторно. В результате к началу августа 1843 г. удалось раздать большинство заказов.

К осени 1843 г. контуры приданого великой княжны Александры Николаевны начали очерчиваться. Быстрее всего сформировали гардероб. Отвечала за его комплектацию графиня Баранова. Счета и выплаты содержат подробный перечень всех тех, кто поставлял свои товары в гардероб великой княжны Александры Николаевны: берлинская фирма братьев Римплер – за шелковые ткани; Август Матиас – за 7 аршин кашемира из Москвы; школа Императорского человеколюбивого общества – за шитье блуз и 20 аршин вышивки для туалета; истопник Воробьев – за разъезды; футлярный мастер Дюдитер – за сделанные сундуки и шляпные картонки; жена капельдинера Сундукова – за шитье 18 наволочек; модный магазин «Этьен и Вед ель» на Большой Морской – за мантилью; банкир барон Штиглиц – за вексель для оплаты шелков по счетам парижского магазина «Шардон Лагаш»; магазин персиянина Хаджи Ханова в Петербурге – за турецкие шали; магазин «Дюшон» на Невском проспекте – за помаду, мыло и одеколон; фабрикант Сапожников – за 23 аршина марселина; фабрикант Шульц – за булавки и шпильки; начальница сиротского приюта – за разное шитье; голландский магазин «Крюйс» – за 27 кусков батиста; почетный гражданин Иван Лихачев – за два русских парадных платья, вышитых серебром и золотом; дочь губернского секретаря Анна Ильина – за метки на 34 платках и т. д. и т. п.⁷³⁶ Как видим, разброс в поставщиках весьма широк, от солидных фабрикантов и банкиров до дочери губернского секретаря. И, тем не менее все они делали весьма срочное и ответственное дело.

Примечательно, что все поставки для Императорского двора, шедшие из-за границы, пропускались беспошлинно. Прибывший из Англии с фабрики Веджвуда фаянсовый сервиз на 100 персон не облагался никакими таможенными сборами. Но при этом предписывалось жестко контролировать этот канал поступления вещей в Россию, «чтобы под сим предлогом никому из-за границы не привозилось контрабанды».⁷³⁷

Венчальная корона

Во второй половине XIX в. императорская семья разрослась настолько, что потребовалась определенная стандартизация в расходах на «высочайшие свадьбы». Так, в 1894 г. чиновники Министерства двора, при планировании «малых свадеб» великих князей составили справку, прогнозируя последовательность свадеб подрастающих великих князей, стараясь стандартизировать расходы по этим свадьбам, учитывая малейшие нюансы в положении различных ветвей императорской семьи по отношению к трону. Если свести материальную составляющую великокняжеских свадеб в таблицу, то получится следующая картина⁷³⁸ (см. табл. 56).

Таблица 56

Такая разница в средствах, отпущенных Кабинетом на свадьбы великих князей, диктовалась рядом соображений. Во-первых, великие князья Сергей и Павел Александровичи были младшими сыновьями императора Александра II и младшими братьями правящего императора Александра III. Это сразу же придавало их свадьбам приоритетный статус, который выливался в крупные денежные отпуски из средств Кабинета.

Говоря о свадьбе Сергея Александровича и Гессенской принцессы, в православии великой княгини Елизаветы Федоровны, следует упомянуть об очень важной свадебной «новинке». Дело в том, что к свадьбе, состоявшейся в 1884 г., специально изготовили венчапьную корону, с 1884 г. и до 1917 г. она украшала головы всех невест российского Императорского двора. Точнее до 1908 г., когда эту корону возложили на голову великой княжны Марии Павловны (Младшей). Из императриц эту корону последней использовала Александра Федоровна, вышедшая замуж за Николая II в ноябре 1894 г.

До 1884 г., традиционно к венчанию представительниц Императорской фамилии изготовлялась каждый раз новая брачная корона. В 1856 г. камер-фрау А.А. Эллис «отпустила придворному ювелиру Болину бриллиантовые шатоны для украшения венчальной короны великой княжны Александры Петровны, присовокупляя к сему, что по совершении бракосочетания шатоны будут с короны сняты и возвращены в коронные бриллианты». Эта свадебно-парадная амуниция иронично именовалась «Императорскими доспехами»⁷³⁹, включавшими в себя обязательное придворное платье из серебряной парчи, горностаевую мантию, бриллиантовую корону и жемчуга.

Традиция изготовления венчальной короны к каждой свадьбе прервалась в 1884 г. и изготовленный ко дню бракосочетания великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны венец разбирать не стали. В изготовлении венчальной короны в 1884 г. использовали часть нашивок (80 шт.) «бриллиантового борта» камзола и кафтана императора Павла I, работы Леопольда Пфистерера (1767 г.).⁷⁴⁰ Их прикрепили серебряными нитями к малиновому бархату каркаса венчальной короны. Крест на короне составляют камни, снятые с бриллиантового эполета работы начала XIX в. Судя по всему, корону изготовили ювелиры фирмы К.Э. Болина (серебро, бриллианты, бархат; высота 14,5 см, диаметр 10,2 см). После того как венчальную корону изготовили, ее внесли в Опись предметов Бриллиантовой комнаты под № 369: «Венчальная императорская корона, украшенная 9 солитерами (из коих 6 больших в кресте и 3 малых на верхней части короны) и 80 гранитюрами, по 4 бриллианта в каждой. 20 465 руб.». Позже, карандашом в Описи приписано: «Солитеры взяты из № 45 и ганитюры из № 57».⁷⁴¹ Эта корона обошлась Кабинету в 20 465 руб.

Венчальная императорская корона после 1917 г. разделила судьбу большей части коронных бриллиантов. Она была продана из Гохрана в ноябре 1926 г. антиквару Норману Вейсу. Затем перепродана на аукционе Кристи в Лондоне 26 марта 1927 г. антиквару Фаунсу за 6100 фунтов и хранилась в галерее Вартски в Лондоне. Последней ее владелицей стала Марджори Пост, которая приобрела корону в 1966 г. на аукционе Сотби. В настоящее время венчальная императорская корона хранится в Иконной комнате Музея Хиллвуд близ Вашингтона.

Возвращаясь к свадьбам великих князей в 1880-х гг., обратимся к свадьбе великого князя Константина Константиновича (1884 г.) и Петра Николаевича (1889 г.). При их равном статусе (и тот и другой были внуками Николая I и племянниками Александра II) имелись некоторые нюансы. Дело в том, что Петр Николаевич женился на православной черногорской княжне Милице и этот брак был крайне по сердцу Александру III. С другой стороны, отношения Александра III с дядей Константином Николаевичем были крайне напряженными. Вместе с тем уровень свадебных расходов не мог быть одинаковым «копейка в копейку» по определению. При одинаковом порядке расходов Сергея и Павла разница в средствах, отпущенных Кабинетом на их свадьбы, составляла порядка 57 000 руб. Разница в средствах, отпущенных на свадьбы Константина и Петра, – 25 000 руб. Другими словами, порядок расходов определялся, прежде всего, статусом жениха, законодательными нормами и «традицией прошлых лет», а не нюансами родственных отношений.

Если более детально рассмотреть подарки, отпущенные Кабинетом для великого князя Константина Константиновича, чья свадьба вылилась в самую скромную для Кабинета сумму, то «стандартный набор» выглядел следующим образом⁷⁴² (см. табл. 57).

Таблица 57

Что касается статьи «другие расходы», то по этой статье проходили подарки родителям невесты и слугам, ее воспитывавшим. Так, в 1884 г. из Кабинета для подарка сестре невесты принцессе Августе Саксен-Альтенбургской, герцогине Саксонской были выданы бриллиантовые знаки ордена Св. Екатерины I ст. на 4790 руб. Состоящей при великой княгине Елисавете Маврикиевне «г-же Зебах» отпущен браслет с сапфиром и бриллиантами за 1200 руб. Пастору церкви Св. Петра Финдейзену, который совершал бракосочетание «по обряду евангелическо-лютеранской церкви», подарен перстень за 525 руб.

Кроме этого, конторе двора великого князя Константина Николаевича, отца жениха, возместили некоторые расходы по подготовке свадьбы: «на изготовление подвенечного наряда» (5373 руб. 50 коп.); «расходы по прибытию Ея Высочества из-за границы» (3085 руб.); «устройство на дворе Мраморного дворца особой галереи для подъезда золотых карет» (1385 руб. 42 коп.). Всего «в возврат израсходованных оною по случаю бракосочетания» средств выплатили 9844 руб. 72 коп. Были и другие мелкие расходы Кабинета, которые и вылились в весьма «скромную» сумму в 65 739 руб. 72 коп. Этот список еще раз подтверждает то, что германских и прочих невест русские женихи одевали и «украшали» за свой счет.

В результате анализа «традиции прежних лет» в 1896 г. установили стандартный «отпуск» из средств Кабинета на великокняжеские свадьбы в максимальном размере в 150 000 руб.

Конечно, как и на сегодняшних свадьбах, гости одаривали молодых. Конечно, и речи не было, чтобы свадьба «окупилась», поскольку не те масштабы и у молодых, и у гостей. И тем не менее подарки, дарившиеся молодым, становились важной частью формирующегося материального фундамента молодой семьи. Особое значение имели подарки царствующей императорской семьи. Материальный «размер» подарка определялся лично императором, конечно, после консультации с императрицей. Например, когда в феврале 1914 г. выходила замуж племянница Николая II – великая княжна Ирина Александровна, то императорская семья не поскупилась. Тут сказался и статус невесты, и то, что отец невесты – великий князь Александр (Сандро) Михайлович, был другом юности Николая II, не говоря уже о том, что царь просто очень хорошо относился к своей младшей сестре – великой княгине Ксении Александровне. С учетом всех этих нюансов, «вследствие полученных Личных указаний Их Императорских Величеств» из Камерального отделения Кабинета Е.И.В., «были представлены» в качестве подарков: во-первых, «колье жемчужное из 2 ниток, в 136 зерен, весом 186 ¹⁷/₃₂ карата, с бриллиантовым фермуаром от ювелира Болина ценою в 40 000 руб.»; во-вторых, «два живописных образа в серебряных окладах Спаса Нерукотворного и Федоровской Божией Матери… на каждый из образов поставлены ювелиром Фаберже по 4 аметиста»; и, в-третьих, «свадебное блюдо и солонка от фабриканта Овчинникова ценою в 650 руб. и 125 руб. К солонке ювелиром Фаберже приделан серебряный грифон и выгравирована надпись «9 февраля 1914 г.»».⁷⁴³ Кроме этого, подарками из Кабинета одарили близких невесте людей: законоучителя, англичанку и няню.

Семья вел. кн. Александра Михайловича и вел. кн. Ксении Александровны. 1911 г.

Особое положение по своему статусу занимали свадьбы цесаревичей и императоров. За весь имперский период истории России состоялась только одна императорская свадьба в ноябре 1894 г., все остальные императоры женились, будучи наследниками.

Женитьба последнего российского императора Николая II, состоявшаяся 14 ноября 1894 г., запомнилась очень многим. И не роскошью этой свадьбы, а потому, что свадьба наложилась на похороны. Буквально. Хронология событий была следующей. В апреле 1894 г. состоялась помолвка цесаревича Николая Александровича и принцессы Гессен-Дармштадской Алике. Тогда цесаревич подарил принцессе обручальное кольцо с розовым жемчугом.⁷⁴⁴

Гофмаршапьская часть, извещенная об этом событии, уже 11 апреля 1894 г. создает комиссию по подготовке к бракосочетанию. Комиссия начинает активную работу: составляются списки гостей, формируются сметы расходов, начинают заказываться вещи, требовавшие длительного времени на их изготовление. В мае составлен проект Манифеста по случаю бракосочетания. Комиссия перешла к проработке обычных «милостей», должных войти в манифест. С середины августа 1894 г. Административный отдел Кабинета Е.И.В. разрешил начальникам Гофмаршальской и Конюшенной части приступить к закупкам «всех тех предметов, изготовление которых требует времени».⁷⁴⁵ На этом, собственно, все и закончилось.

Дело в том, что в июле у Александра III диагностировали быстро развивавшийся нефрит.⁷⁴⁶ 1 0 октября 1894 г. Алиса Гессенская срочно прибыла в Ливадию, где умирал Александр III. 20 октября 1894 г. Александр III умер, и цесаревич Николай превратился в императора. Был объявлен по традиции годичный траур, при этом как само собой разумеющееся свадьбу отложили на год. Однако Алиса, к этому времени уже Александра Федоровна, «надавила» на Николая, тот, в свою очередь, имел тяжелый разговор с матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. В результате этих очень непростых и тяжелых семейных разговоров было принято решение прервать траур на один день. Это был день рождения императрицы Марии Федоровны – 14 ноября 1894 г. Похороны Александра III в Петропавловском соборе состоялись 7 ноября, то есть свадьба должна была состояться ровно через неделю после похорон императора.

После этого решения, принятого, судя по документам, 12 ноября, механизм подготовки к свадьбе молодого императора вновь лихорадочно заработал. Времени уже почти не оставалось. Поэтому в оставшиеся два дня успели только распорядиться доставить к 13 ноября в Придворный собор из Кладовой Камерального отделения вещи, необходимые для бракосочетания: образ Спаса Нерукотворного, в золотом окладе и ризе с сиянием из драгоценных камней; образ Федоровской Божией Матери в золотом окладе с сиянием из драгоценных камней; два обручальных кольца с двумя солитерами в одном футляре; серебряное блюдо с солонкою.⁷⁴⁷ Правда, не надо было приглашать гостей, поскольку множество первых лиц Европейских домов оставались в Петербурге после похорон Александра III. И хотя заявлялось, что среди гостей будут только самые близкие, но тем не менее Большой собор Зимнего дворца был буквально забит родственниками, высокими гостями и сановниками.

Подобные «скоропалительные» свадьбы сопровождались «мобилизацией» ресурсов придворных поставщиков. Тем более что Александра Федоровна приехала из Англии, по меркам российской аристократии, «голая». Поэтому платье для невесты срочно шили в Петербурге проверенные и надежные мастера-модельеры. В результате 14 ноября 1894 г. в день свадьбы невесту по традиции одевали в Малахитовом зале Зимнего дворца перед знаменитым золотым зеркалом императрицы Анны Иоанновны. Платье оказалось таким тяжелым, что Александра Федоровна с большим трудом выдержала длинную церемонию. Особенно был тяжел длинный шлейф платья.⁷⁴⁸

Возвращаясь к вопросу о «русском» приданом немецких невест, следует отметить, что это была общеевропейская традиция, как мы это видели на примере выплат дочери Павла I. Для России, «русское» приданое для немецких невест было очень важным делом, прежде всего для самой правящей императорской семьи. Дело в том, со времен Петра I русские великие князья женились на протестантках, родившихся в карликовых немецких государствах с очень громкими названиями. Приданое за ними, конечно, давали, но по российским меркам оно было просто смехотворным и совершенно не давало возможности молодой женщине, уже русской великой княгине, вести ту жизнь, которую требовал ее статус. Поэтому свадебный подарок императора в 100–150 тысяч – это был тактичный подарок если не «на бедность», то на первоначальное обзаведение. Будущая жена Николая I упомянула, что в день свадьбы, который был и днем ее рождения (1 июля), она «получила прелестные подарки, жемчуг, брильянты; меня все это занимало, так как я не носила ни одного брильянта в Берлине, где отец воспитал нас с редкой простотой». Эта традиция, когда немецкие невесты приезжали в Россию, не имея ни одного бриллианта, сохранялась вплоть до 1894 г., когда замуж за российского императора Николая II выходила гессенская принцесса Алике.

Конечно, особое внимание придавалось формированию приданого невесты цесаревича. Когда в 1840 г. было принято решение о женитьбе цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II) на Марии Гессенской, то в сентябре 1840 г. повелением императрицы Александры Федоровны создается специальная комиссия, которая должна была в кратчайшие сроки подготовить приданое для немецкой принцессы. Ключевыми фигурами этой комиссии стали секретарь императрицы коллежский секретарь Иван Павлович Шамбо⁷⁴⁹ и камер-фрау Анастасия Александровна Эллис, отвечавшей за сохранность императорских регалий и коронных бриллиантов.

Они распределили между собой «роли» и представили это распределение обязанностей на утверждение министра Императорского двора князя П.М. Волконского. Фактически главной в «приданой» компании стала женщина – камер-фрау Эллис, она не только подписывала счета, но и являлась материально ответственным лицом, которое должно было отчитаться за отпущенные кредиты. И.П. Шамбо брал на себя контакты с властными структурами, решая различные организационные вопросы и состыковывая различные ведомства. 27 сентября 1840 г. император Николай Павлович утвердил все организационные предложения комиссии.

Примером деятельности И.П. Шамбо в подготовке приданого цесаревны Марии Александровны стала «таможенная история». Дело в том, что «по примеру прежних лет» вещи, выписывавшиеся из-за границы, должны были присылаться «на адрес Ея Величества… без досмотра» и сдаваться прямо в Зимнем дворце непосредственно камер-фрау Эллис под расписку. Эту схему в числе прочего и утвердил Николай Павлович 27 сентября 1840 г. Однако после того, как И.П. Шамбо направил соответствующее письмо «таможенникам», те сочли необходимым «выйти» на самого императора с докладом. Дело в том, что в 1830-х гг. Николай Павлович начал последовательную борьбу с «высочайшей контрабандой», когда родственники царя, пользуясь своим положением и традицией «прежних лет» не платили ввозные пошлины на товары, выписываемые из-за границы. Кроме того, слуги великих князей и княгинь также использовали возможность ввезти в Россию партию контрабандного товара, зная, что багаж их хозяев не подлежит таможенному досмотру. Поэтому в августе 1838 г. состоялось высочайшее повеление, по которому «в случае объявления разными лицами Высочайших повелений о пропуске вещей без досмотра, разуметь один беспошлинный пропуск».⁷⁵⁰

В результате по обращению таможенного руководства император принял компромиссное решение: товары для приданого цесаревны ввозить в страну беспошлинно, но при этом проводить обязательный таможенный досмотр прямо в Зимнем дворце.

Далее начались собственно закупки, для чего из Государственного казначейства в три приема⁷⁵¹ было отпущено 100 000 руб. сер. В результате из этой суммы к осени 1841 г. израсходовано 75 028 руб. Оставшиеся 24 972 руб. распоряжением Николая I возвращены обратно в Государственное казначейство.⁷⁵²

На что потрачены эти 75 000 руб.? Прежде всего на свадебное и бальные платья невесты, а также придворную «женскую форму» введенную Николаем I еще в 1834 г. По первому большому счету от 11 декабря 1840 г. надворной советнице Красовской за 4 шлейфа и 4 сарафана, вышитые золотом и серебром, выплатили по четырем счетам 6811 руб. По второму счету (16 декабря) – золотошвейке Ломан за вышитые золотом и серебром 2 шлейфа, сарафан и 2 бальных платья уплатили 5728 руб.⁷⁵³

Традиционно очень много покупалось тканей: голландского полотна, тюля, кашемира, бархата, кисеи, атласа, батиста, перкаля. Из этой ткани подопечные императрице Александре Федоровне дома для бедных получали работу по изготовлению простынь, наволочек, ночных рубашек и пр. В результате убивалось два зайца – закупать ткань оптом было значительно дешевле, чем брать готовые вещи, и, кроме того, давалась оплачиваемая работа для призреваемых. Так, в Санкт-Петербургских школах Женского Патриотического общества работницам платили «за вышитие наволочек, кофточек, простыней, вензелей на платках» и т. д.

Конечно, покупалось и множество вещей. Преимущественно в модных магазинах Парижа и Лондона. Причем закупки шли также оптовыми партиями. Например, в Париже для цесаревны закупили 24 дюжины перчаток на 432 руб. и 84 пары шелковых чулок. Покупались и знаменитые брюссельские кружева.

Крупные заказы размещались и в петербургских модных магазинах. Например, в модном магазине «Сихлер» «за платье и уборы» уплачено 5792 руб. Размещались заказы и среди «отечественных производителей»: петербургский мастер изготовил для молодой семьи 18 сундуков для белья и платьев (878 руб.); портному Мальчину уплатили 288 руб. за 6 дюжин панталон (72 шт. – !!!), сшитых для цесаревны; парикмахеру Этиену уплатили 57 руб. за две пары туфель и подушку для венчальной короны. Традиционно, с учетом петербургского климата, позаботились и об обуви для цесаревны. Для нее заказали три пары полусапожек (голубых, пунцовых и черных) по 60 руб. и три пары туфель (белых, пунцовых и голубых) по 50 руб.⁷⁵⁴

Дали возможность заработать и придворнослужителям, включая камер-фрау Эллис. Ей, за шитье и мечение белья, разные покупки и на выдачу вознаграждения служащим выплатили 838 руб.

Кроме самого приданого капитала, который тут же обращался в процентные бумаги, невестам определенная сумма выдавались «на булавки». О структуре этой суммы можно судить по документам 1866–1867 гг., когда составлялось приданое для цесаревны, а впоследствии императрицы Марии Федоровны, жены Александра III. О средствах, выделенных на формирование приданого датской принцессы Дагмар, говорит то, что она, прибыв в Россию в сентябре 1866 г., уже к концу ноября 1866 г. потратила около 55 000 руб. сер.⁷⁵⁵

На что тратились деньги очередной цесаревны? Как следует из счетов, большая часть средств тратилась российской стороной «на первоначальное обзаведение» молодоженов. В числе прочего, это были многочисленные одеяла, простыни и наволочки. Примечательно, что, составляя приданое для молодоженов, традиционно старались дать возможность «заработать» различным учреждениям, содержимым за счет государства или за счет благотворителей. Например, в Демидовском доме призрения занимались «меткой» английских пикейных одеял и простыней (по 1,5 дюжины), скатертей обычных и чайных (по 2 дюжины), салфеток, легких больших одеял (6 штук), легких малых одеял (6 штук) и юбок (1 дюжина).⁷⁵⁶

Примерно тем же самым занимались девушки в Александрийском сиротском доме, 2-й Адмиралтейской школе, Московской Патриотической частной школе (за шитье сорочек длинных – 35 шт. и за шнурки – 2 дюжины), Александрийской школе, отделении Васильевской школы (за вышивку батистовых платков), Петербургской частной школе, Сухаревской школе, Выборгской школе (за ночные сорочки, большие и маленькие пульфики), училище солдатских дочерей, Рукодельной школе, состоящей под покровительством кн. Шаховской и г-жи Веневетиновой, и т. д. Таким образом, заказы распределялись так, чтобы, с одной стороны, приобщить как можно больше простых людей к изготовлению «царского приданого», а с другой – дать возможность этим «подшефным» учреждениям слегка заработать на почетном царском заказе. Следует заметить, что все подготовленное приданое, следуя традиции, несколько дней демонстрировалось в залах Зимнего дворца. И конечно, весь петербургский бомонд придирчиво «инспектировал» выставленные вещи.

Кроме этого, подготовка части приданого заказывалась статс-дамами, приставленными к новоиспеченной цесаревне. Опытные статс-дамы хорошо знали, у кого и по какой цене следует заказывать те или иные необходимые для новобрачных вещи. Прежде всего обеспечивалась необходимыми вещами сама торжественная церемония венчания. Видимо, у датской невесты свадебное платье было все же свое, но за вышивку и серебро для венчального шлейфа российской стороной уплачено 2000 руб. Кроме этого, 500 руб. уплатили за вышивку пунцового фрейлинского шлейфа 500 руб.⁷⁵⁷

Несколько позже (счет от 8 ноября 1866 г.) для Марии Федоровны заказан придворный, шитый золотом сарафан, который цесаревна должна была одевать во время многочисленных придворных церемоний. Эти золотошвейные работы обошлись в 2750 руб. сер. (шитье золотом по белому муару: шлейф с принадлежностями 1900 руб. и сарафан к нему 400 руб.; шитье золотом по синему бархату: принадлежности к шлейфу – 150 руб. и сарафан – 300 руб.⁷⁵⁸ Кроме этого, у г-жи М. Крупцинской был заказан шлейф «зеленый бархатный золотом, шитый с принадлежностями» за 500 руб.⁷⁵⁹

Тогда же на «приданые деньги» купили «амуницию» для первой брачной ночи. Дело в том, что по традиции жених заходил в спальню к молодой жене в тяжелом халате, расшитом серебряными нитями. Молодая жена встречала мужа в таком же халате. Так вот, халат невесты обошелся в 48 руб. и туфли к нему «из серебряного глазета с лебяжьим пухом» стоили 7 руб.⁷⁶⁰

Традиция «постройки» свадебных халатов сохранялась в императорской семье вплоть до 1916 г., когда были сыграны последние «большие» свадьбы. Об этих халатах остались упоминания мемуаристов. Так, великий князь Александр Михайлович, женившийся на дочери Александра III великой княжне Ксении Александровне, упоминал, как весной 1894 г. он осматривал выставку приданого, которая была устроена в Зимнем дворце: «В конце зала стоял стол, покрытый приданым жениха. Я не ожидал, что обо мне позаботятся также, и был удивлен. Оказалось, однако, что, по семейной традиции, Государь дарил мне известное количество белья. Среди моих вещей оказались четыре дюжины дневных рубах, четыре ночных и т. д. – всего по четыре дюжины. Особое мое внимание обратил на себя ночной халат и туфли из серебряной парчи. Меня удивила тяжесть халата. «Этот халат весит шестнадцать фунтов», – объяснил мне церемониймейстер. «Шестнадцать фунтов? Кто же его наденет?» Мое невежество смутило его. Церемониймейстер объяснил мне, что этот халат и туфли по традиции должен надеть новобрачный перед тем, как войти в день венчания в спальную своей молодой жены. Этот забавный обычай фигурировал в перечне правил церемониала нашего венчания наряду с еще более нелепым запрещением жениху видеть невесту накануне свадьбы. Мне не оставалось ничего другого, как вздыхать и подчиняться. Дом Романовых не собирался отступать от выработанных веками традиций ради автора этих строк».

Таким образом, из этого отрывка мы видим, что при замужестве царской дочери великому князю Александру Михайловичу, также как датской принцессе Дагмар, по традиции формировали приданое. Описаний подобных выставок в мемуарах множество. Так, когда в 1841 г. выходила замуж будущая императрица Мария Александровна, то ее приданое было выставлено в трех залах Зимнего дворца: «Целые батареи фарфора, стекла, серебра, столовое белье, словом, все, что нужно для стола, в одном зале; в другом – серебряные и золотые принадлежности туалета, белье, шубы, кружева, платья, и в третьем зале – русские костюмы, в количестве двенадцати, и между ними – подвенечное платье, воскресный туалет, так же как и парадные платья со всеми к ним полагающимися драгоценностями, которые были выставлены в стеклянных шкафах: ожерелья из сапфиров и изумрудов, драгоценности из бирюзы и рубинов».⁷⁶¹ Примечательно то, что традиция устраивать выставку приданного в залах Зимнего дворца сохранялась вплоть до начала XX в.

Возвращаясь к приданому Марии Федоровны (1866 г.), следует иметь в виду, что теми же статс-дамами при «поддержке» чиновников Гофмаршальской части велись массовые закупки необходимых для молодоженов вещей в магазинах Парижа, Лондона и Берлина. Судя по документам, первый из заграничных «французских» счетов выписан 7 октября 1866 г. Причем закупки были весьма крупными. Например, в конце октября в Петербург из Парижа прибыл ящик с шелковой материей весом в два пуда и ценою в 5000 франков.

Примечательно, что все посылки из-за границы, как и во времена Николая I, вскрывались в Зимнем дворце только в присутствии таможенных чиновников. Однако если в николаевские времена таможенные пошлины за свадебные вещи не уплачивались, то при Александре II после осмотра прибывшего товара немедленно уплачивались все положенные пошлины. Например, 29 октября 1866 г. на Петербургскую Главную складочную таможню перечислено 785 руб. 89 коп. таможенных пошлин. Таможенным чиновникам, приезжавшим в Зимний дворец, оплачивались и транспортные издержки.⁷⁶² Надо также заметить, что таможенные пошлины соответствовали огромным счетам из заграничных магазинов. Так, только один из «французских» счетов был оформлен на 14 240 руб.

Самые разнообразные товары закупались и в петербургских магазинах. Значительная часть товаров в приданое цесаревны закупалась без ее ведома и участия. Например, в магазине «Д. Цвернера на Невском проспекте возле Пассажа № 46» куплены 4 новые медные грелки (по 11 руб.), 2 новых утюга с плитками и подставками (по 11 руб.) и даже такой необходимый предмет, как «новый дорожный стул с медным горшком, подушкою, замшею обитою доскою и кожаным чехлом» за 56 руб.

Огромный счет на 2591 руб. поступил от «седельного мастера», который изготовил на заказ различные сундуки и чемоданы для возможных путешествий молодоженов. Это были «специализированные» сундуки для платьев со шляпами, просто сундуки для платьев, шляпок, чепчиков и белья. Каждый из сундуков снабжался внутренними полотняными чехлами, со специальными ячейками под конкретную вещь. Чемоданы шились мастером из зеленого сафьяна. В этой же мастерской были изготовлены две «железные дорожные кровати, полированные, обтянутые парусиной и тиком», с двумя чехлами для них и двумя дорожными матрасами. При этом одна сторона матраса шилась из оленьей замшевой кожи, а другая – из красного сафьяна. Это также – одна из традиций Императорского двора, когда у каждого из членов большой Императорской семьи имелась своя «походная раскладушка». Несмотря на то что к этому времени они уже путешествовали на поездах, но традиция «спать на своем», на так называемых походных кроватях, сохранялась. Спальный «комплект» завершали две подушки красного сафьяна, набитые конским волосом.

Часть товаров в петербургских магазинах закупалась, видимо, после личных консультаций с цесаревной или по ее выбору. Конечно, цесаревна сама шоппингом не занималась, но образцы товаров доставлялись для нее в Аничков дворец. Вполне возможно, что именно Мария Федоровна отбирала товары из «Специального магазина мужского белья Артюра» на Невском пр., 23. Товаров этих было взято много, судя по счету, на 530 руб. Сама выбирала она и обувь. Обувь такая вещь, которую надо мерить. Судя по счетам, этому удовольствию цесаревна Мария Федоровна предавалась с азартом. Только за два месяца (сентябрь и октябрь 1866 г.) она приобрела 55 пар обуви на 691 руб. сер. Действительно, «бедная принцесса». Причем, исходя из того, что две первые пары обуви («башмаки белые атласные с обтянутым каблуком Луи XV» за 14 руб.) оплачены счетом от 30 сентября 1866 г., остальная обувь куплена фактически за октябрь 1866 г. В «Реестре обуви», среди прочего, упоминаются 6 пар башмаков «бронзовой кожи обтянутый каблук Луи XV» за 42 руб.; 7 пар туфлей разного цвета, обшитых кружевами, и 21 пара «сопожков разного цвета шелковых с обтянутыми каблуками Луи XV». Кроме обуви, по этому же счету куплены две пары деревянных колодок «для направления и чищения сапожков» за 10 руб.⁷⁶³

На свадьбе любая невеста должна по определению блистать. В буквальном смысле. В меру материальных возможностей, а такие возможности у российского Императорского дома имелись. Эти «стратегические возможности» хранились для подобных случаев в Кладовой № 1 Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это были коронные бриллианты.

Надо заметить, что со своей родины датская принцесса Дагмар в сентябре 1866 г. привезла только несколько скромных девичьих колечек. Став женой наследника Российской империи, уже православная цесаревна Мария Федоровна получила в подарок несколько уникальных ювелирных изделий, каждое из которых имело свою историю. Именно эти подарки стали основой ювелирной коллекции Марии Федоровны, часть которой она сумела вывезти в Англию из Крыма в апреле 1919 г.

По приезде в Россию невесты цесаревичей проходили обязательную церемонию миропомазания. По традиции девушки шли на эту церемонию без всяких ювелирных украшений. По воспоминаниям камер-юнгферы императрицы Марии Александровны, в день миропомазания будущей императрицы ее «туалет отличался простотой: на ней не было никаких драгоценных украшений».⁷⁶⁴

Затем молодые проходили через церемонию обручения, во время которой они обменивались кольцами. Жена Николая I вспоминала, как проходило ее обручение 25 июня 1817 г.: «Я впервые надела розовый сарафан, брильянты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу; горничная императрицы, Яковлева, одела меня, а ее парикмахер причесал меня; эта церемония сопровождалась обедом и балом с полонезами».⁷⁶⁵ Во время церемонии Александр I подвел к алтарю младшего брата Николая, а вдовствующая императрица Мария Федоровна «высокобрачную невесту». Митрополит Амвросий, приняв вынесенные из алтаря кольца, возложил при обычной молитве на руки обручающихся, а императрица Мария Федоровна обменяла их перстнями.⁷⁶⁶

Спустя годы, уже императрица Александра Федоровна повторила эту процедуру в 1841 г. По воспоминаниям: «Обручальные кольца были принесены заранее и положены на золотом блюде на престол. В надлежащее время духовник государя вынес кольцо для цесаревича, а для великой княжны – обер-священник армии и флота. Митрополит при молитве надел кольца на руки наследника и великой княжны, а государыня подошла и обменяла им кольца».⁷⁶⁷

Примечательно, что перстень, который был одет на руку Александры Федоровны в 1817 г. вдовствующей императрицей Марией Федоровной (Вюртембергской), был в октябре 1866 г. надет на руку цесаревне Марии Федоровне (Датской). В ноябре 1866 г. секретарь императрицы Марии Александровны писал секретарю цесаревны Марии Федоровны: «В обручальное кольцо Государыни Великой Княгини Цесаревны вставлен солитер в 15 1/4 каратов, оцененный в 1864 г. в 18 600 руб. сер. Солитер этот, согласно завещанию почивающей в Бозе Императрицы Марии Федоровны, употребленный уже при обручении двух цесаревен, должен на будущее времена всегда служить для той же цели».⁷⁶⁸ Под двумя цесаревнами имелись в виду Александра Федоровна (в 1817 г.) и Мария Александровна (в 1841 г.).

Следует отметить, что обручальные кольца хранили. В коллекции Государственного Эрмитажа по сей день хранится обручальное золотое кольцо Павла I, изготовленное накануне свадьбы с Марией Федоровной. По внешней стороне кольца располагается одинарный ряд плотно примыкающих друг к другу довольно крупных бриллиантов, а на внутренней, поскольку обручающиеся менялись кольцами, выгравированы имя невесты и дата обручения: «В.К.М.Ф.Ч.15 Sept.1776», что означало «Великая Княгиня Мария Федоровна Числа 15 сентября 1776».⁷⁶⁹

Обручальное кольцо будущего Александра III тоже было не простым, хотя и много проще, чем обручальное кольцо невесты. В его обручальное кольцо также вставлен «солитер в 9 ³/₄ карата, оцененный в 1864 г. в 5700 руб. сер. Согласно желанию Ея Величества солитер этот должен и на будущие времена находиться в обручальном кольце Цесаревича… и употребляться при его обручении».⁷⁷⁰ Следует обратить внимание на указанную в документе дату – осень 1864 г. Отсюда следует, что эти обручальные кольца готовились для обручения цесаревича Николая Александровича (Никсы), умершего в апреле 1865 г. в Ницце. Так что его младший брат Александр унаследовал от старшего не только титул цесаревича, но и невесту, Аничков дворец и обручальные кольца.

Можно с уверенностью предположить, что именно эти обручальные кольца были одеты во время обручения 14 ноября 1894 г. Николаем II и Александрой Федоровной в Большой церкви Зимнего дворца. В императорских дворцах к таким традициям относились очень серьезно. Именно они, в числе прочего, связывали поколения Романовых неразрывной связью. Это предположение подтверждается мемуарным свидетельством одного из офицеров царской яхты «Штандарт», который упоминает, что «Государь носил, вместе с обручальным кольцом, только крупный сапфир… и …золотые часы с короткой цепочкой и с какой-то медалью, которую тоже никогда никто из нас не мог рассмотреть поближе. При купаниях мы видели на простой цепочке из круглых колечек гладкий крестильный крест».⁷⁷¹

Эта длинная по времени история с обручальным кольцом цесаревичей имела свой трагический конец. Как отмечали современники, это «переходящее» обручальное кольцо было на руке Николая II вплоть до его гибели в 1918 г. Когда после расстрела царской семьи в затопленной шахте, откачав из нее воду, нашли палец, то следователь Соколов немедленно отправил палец к эксперту. В тот же день врач Егоров осмотрел найденный палец и предположил, что он «скорее отрезан каким-либо острым режущим предметом, чем оторван». Современный следователь В. Соловьев предполагает, что, видимо, «это палец Государя Императора Николая II, на котором было кольцо с сапфиром. Юровский просто не мог стянуть кольцо с мертвой руки…».⁷⁷²

Затем наступала пора самого обряда венчания. Поскольку это событие, как правило, занимало целый день, то обряд венчания, в свою очередь, распадался на несколько составляющих. Важной частью этого обряда была церемония одевания невесты, которая проходила на половине императрицы в одном из парадных залов Зимнего дворца.

Эта древняя русская традиция успешно перешла из теремов Московского царства в имперские гостиные. На протяжении всего XVIII в. российские императрицы торжественно одевали не только ближайшую родню, но и невест из своего ближайшего окружения. При этом невестам «как родным» из Бриллиантовой кладовой выдавались коронные бриллианты. Так, фрейлина Екатерины II Ф.Н. Головина вспоминала, как она выходила замуж в 1786 г.: «Ее Величество лично надевала на меня бриллианты! Когда надзирательница за фрейлинами подала их ей на подносе, государыня добавила к обычным украшениям еще и рог изобилия. Этот знак внимания с ее стороны не ускользнул от внимания баронессы, которая меня любила.

– Ее величество очень добра, – сказала она мне. – Она сама носила это украшение и надевает его только тем невестам, которые ей больше всех нравятся.

Это замечание заставило меня покраснеть от удовольствия и благодарности. Государыня заметила мое смущение, взяла меня слегка за подбородок и изволила сказать:

– Ну-ка, посмотрите на меня… Да вы, право же, недурны».

До пожара Зимнего дворца 1837 г. эта церемония проходила в Бриллиантовой комнате, включенной сначала в перечень покоев Екатерины II, а затем императрицы Марии Федоровны. Именно там одевали жену Николая I – Александру Федоровну в 1817 г. Именно во время процедуры одевания бедненькие немецкие принцессы впервые одевали на себя столько драгоценностей, сколько они не видели за всю свою жизнь. Александра Федоровна вспоминала, что накануне свадьбы, которую приурочили ко дню ее рождения – 1 июля 1817 г., она «получила прекрасные подарки, жемчуг, брильянты; меня все это занимало. Так как я не носила ни одного брильянта в Берлине, где отец воспитывал нас с редкой простотой.⁷⁷³ …Мне надели на голову корону и, кроме того, бесчисленное множество крупных коронных украшений, под тяжестью которых я была едва жива».⁷⁷⁴

После того как Зимний дворец восстановили после пожара 1837 г., церемонию одевания невесты перенесли на половину императрицы Александры Федоровны в Малахитовую гостиную. Именно там с 1839 по 1894 г. одевали всех царских невест и царских дочерей.

Камер-юнгфера императрицы Марии Александровны также описала свадебный обряд одевания невесты, состоявшийся в 1841 г.: «…При одевании невестой венчального туалета присутствовали статс-дамы и фрейлины. Белый сарафан ее был богато вышит серебром и разукрашен бриллиантами. Через плечо лежала красная лента; пунцовая бархатная мантия, подбитая белым атласом и обшитая горностаем, была прикреплена на плечах. На голове бриллиантовая диадема, серьги, ожерелье, браслеты – бриллиантовые.

В сопровождении своего штата великая княжна пришла в комнаты императрицы, где ей надели бриллиантовую корону».⁷⁷⁵

Об этой же церемонии спустя многие годы вспоминала одна из дочерей Николая I: «Утром была обедня, в час дня официальный обряд одевания невесты к венцу в присутствии всей семьи, вновь назначенных придворных дам и трех фрейлин. Мари была причесана так, что два длинных локона спадали с обеих сторон лица, на голову ей надели малую корону-диадему из бриллиантов и жемчужных подвесок – под ней прикреплена вуаль из кружев, которая свисала ниже плеч. Каждая из нас, сестер, должна была подать булавку, чтобы прикрепить ее, затем на нее была наброшена и скреплена на плече золотой булавкой пурпурная, отороченная горностаем мантия, такая тяжелая, что ее должны были держать пять камергеров. Под конец Мама еще прикрепила под вуалью маленький букетик из мирт и флердоранжа. Мари выглядела большой и величественной в своем наряде, и выражение торжественной серьезности на ее детском личике прекрасно гармонировало с красотой ее фигуры».⁷⁷⁶

Невесты, как и все невесты, выглядели, конечно, ослепительно. Тем более что вся инфраструктура Министерства двора несколько недель «работала» на этот блеск. В октябре 1866 г. во время бракосочетания цесаревича Александра и датской принцессы Дагмар высоконареченная невеста была в сарафане из серебряной парчи и в малиновой бархатной мантии, обшитой горностаем, и имела на голове корону, блиставшую бриллиантами.⁷⁷⁷

О неизменности этой традиции говорят и воспоминания великого князя Александра Михайловича, который, описывая церемонию одевания своей жены Ксении Александровны в 1894 г., упоминал, что «за обрядом одевания невесты наблюдала сама Государыня при участи наиболее заслуженных статс-дам и фрейлин. Волосы Ксении были положены длинными локонами, и на голове укреплена очень сложным способом драгоценная корона. Я помню, что она была одета в такое же серебряное платье, что и моя сестра Анастасия Михайловна и как все Великие Княжны в день их венчания. Я помню также бриллиантовую корону на ее голове, несколько рядов жемчуга вокруг шеи и несколько бриллиантовых украшений на ее груди».⁷⁷⁸

Князь императорской крови Гавриил Константинович описывал церемонию одевания невесты в Малахитовом зале Зимнего дворца в 1902 г. следующим образом: «Невеста сидела за туалетным столом, на котором стоял золотой туалетный прибор Императрицы Елизаветы Петровны.⁷⁷⁹ Этот прибор всегда ставился на туалетный стол, за которым причесывались перед свадьбой великие княжны и принцессы, выходящие замуж. Вообще же он хранился в Эрмитаже. Невесте прикрепляли корону и букли. После революции 1917 года эту корону купил ювелир Картье, проживающий в Нью-Йорке.

Невеста была в русском парчовом серебряном платье-декольте с большим шлейфом. Ее шею украшало колье из больших бриллиантов. Корсаж ее платья был покрыт бриллиантовыми украшениями. Кроме короны, ей надели бриллиантовую диадему и вуаль из старинных кружев. Корону эту, колье, диадему и бриллианты надевали на великих княжон и принцесс в день свадьбы. Поверх платья невесте накинули малиновую мантию с горностаем. Мантия была очень тяжелая».

Есть еще очень любопытное описание церемонии одевания невесты в Малахитовом зале. Дело в том, что его составила сама невеста. Это была свадьба великой княжны Марии Павловны (Младшей), выходившей замуж за шведского принца в 1908 г.

Поскольку постоянной резиденцией Николая II к этому времени стал Александровский дворец, то эта свадьба проходила в большом соборе Большого Екатерининского дворца в Царском Селе. Из Зимнего дворца туда перевезли все необходимое. Сначала невеста оделась в своей комнате: «После обеда я пошла к себе в комнаты и начала одеваться. Мое батистовое белье, отделанное валансьенскими кружевами, широкие накрахмаленные нижние юбки, туфли и чулки – все это было разложено на постели. Надев все это одно за другим, я облачилась в платье из серебристой ткани, такое жесткое, что, казалось, оно сделано из картона, Парикмахер завил мне волосы».⁷⁸⁰ Это, пожалуй, единственный случай, когда невеста упомянула о своем кружевном нижнем белье, украшенном «валансьенскими кружевами». После этого она направилась в комнату, где на нее должны были надеть драгоценности.

Поскольку церемония бракосочетания проходила в Большом Екатерининском дворце, то одевали невесту в одном из ее парадных залов. Но на церемонию одевания невесты из Петербурга привезли непременный «туалетный столик, украшенный кружевами и лентами, а на нем – золотой прибор времен императрицы Елизаветы, дочери Петра Великого».⁷⁸¹ На этом «столике были разложены царские драгоценности, которые должны были надевать великие княжны в день своего бракосочетания.

Среди них, во-первых, была диадема императрицы Екатерины с розовым бриллиантом необыкновенной красоты в центре и небольшая корона из малинового бархата, вся усыпанная бриллиантами; там было ожерелье из крупных бриллиантов, браслеты и серьги в форме вишен, такие тяжелые, что их нужно было прикреплять к золотым ободкам, которые надевались на уши.

Прислужницы начали собирать складками у меня на талии огромный шлейф из серебристой ткани, расшитой рельефными серебряными лилиями и розами. Затем мне пришлось сидеть перед зеркалом, пока старый придворный парикмахер, француз по имени Делькруа, соорудил по обеим сторонам моего лица два длинных локона, которые спадали на мои обнаженные плечи. Затем надел мне диадему.

После этого придворные дамы, жены высокопоставленных чиновников, возглавляемые камер-фрейлиной, накинули мне на голову кружевную вуаль и маленькую корону и прикрепили среди складок веточки флердоранжа. Наконец, они возложили мне на плечи малиновую бархатную мантию с пелериной, отделанную мехом горностая и застегнутую огромной серебряной пряжкой. Кто-то помог мне встать. Я была готова… Я едва могла двигаться».⁷⁸²

В этой комнате, среди «своих», Николай II благословил невесту иконой. Мария Павловна с трудом опустилась на колени, и после благословления не смогла подняться сама, настолько тяжелы были «брачные доспехи»: «Император, положив икону на стол, взял меня под локоть и помог мне встать. Затем образовалась свадебная процессия… я следовала позади об руку с императором».

Платье невесты было действительно очень тяжелым. Великий князь Александр Михайлович приводит в воспоминаниях реплику своей молодой жены в день свадьбы (1894 г.): «Я не могу дождаться минуты, когда можно будет освободиться от этого дурацкого платья, – шепотом пожаловалась мне моя молодая жена. – Мне кажется, что оно весит прямо пуды».⁷⁸³

После церемонии бракосочетания пришла пора традиционного парадного обеда. И тут раскрепощенная Мария Павловна, дитя уже XX в., сделала то, чего не делала ни одна из невест: «От серег у меня так болели уши, что в середине банкета я сняла их и повесила, к великому изумлению императора, на край стакана с водой, стоявшего передо мной»⁷⁸⁴. После завершения обеда Марии Павловне пришлось проделать еще ряд почти акробатических упражнений: «Мой реверанс, когда мы расставались с императором, был особенно глубок, настоящий подвиг, потребовавший удерживать в равновесии диадему, кружевную вуаль и платье из серебряной ткани».⁷⁸⁵

Наконец, парадная часть свадебных торжеств закончилась и молодых повезли в Александровский дворец, где должна была пройти их первая ночь. Там по традиции их встретила императрица Александра Федоровна с хлебом и солью: «На императрице все еще была большая диадема из жемчуга и бриллиантов и бальное платье из белого муара, украшенное золотой вышивкой… Пришла моя гувернантка, чтобы помочь мне раздеться. Она сняла с меня драгоценности, вуаль и пышный наряд. У меня болела голова, а от веса свадебного платья на плечах остались темно-синие кровоподтеки».⁷⁸⁶ В заключение надо добавить, что после свадьбы все коронные бриллианты, украшавшие невесту, были возвращены в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца.

Примечательно, что и в императорских дворцах были свои приметы и суеверия. Так, за два дня до свадьбы Николая II камер-фрау императрицы Марии Федоровны Флотова срочно потребовала от хозяйственных служб доставить золотой полуимпериал для высоконареченной невесты Александры Федоровны.⁷⁸⁷ Во время церемонии одевания невесты в Малахитовом зале этот золотой полуимпериал положили в туфельку невесты «на счастье». Так что перед алтарем Александра Федоровна стояла с золотой монетой в туфельке. Потом, вплоть до мая 1917 г., эта монета хранилась в кабинете императрицы в Зимнем дворце, и, наверное, только Александра Федоровна и ее муж знали, почему скромный золотой полуимпериал находился на одной полке с такими ювелирными шедеврами, как пасхальные яйца, изготовленными мастерами фирмы К. Фаберже. Кроме монеты купили еще венчальные свечи, за которые уплатили 20 руб. По русской традиции эти венчальные свечи также хранились, как памятные реликвии.

О том, что традиция укладывать золотой полуимпериал в туфельку всех царственных невест, выходивших замуж в России, соблюдалась, свидетельствует великая княгиня Мария Павловна (Младшая). Она, юной девушкой, присутствовала на одевании невесты – великой княгини Елены Михайловны в 1902 г.: «Перед бракосочетанием нас отвели в комнату, где с надлежащими церемониями одевали невесту, и, согласно старому русскому обычаю, я незаметно положила золотую монетку в ее туфельку».⁷⁸⁸ В советское время этот обычай укладывать «на счастье» золотой полуимпериал в туфельку невесты исчез вместе с золотыми полуимпериалами. Однако многие читатели вспомнят, что в дни их университетской молодости смутным следом этой традиции являлся «пятак» (т. е. советская монета достоинством в пять копеек. – И. 3.) в туфельке студентки, идущей на экзамен. Сегодня, собственно, и «пятаков» не осталось…

Перечень трат при высочайших свадьбах был огромен. К любопытным мелочам можно отнести и то, что в ноябре 1894 г. из «Материальной кладовой» Зимнего дворца были выданы двадцать флаконов духов для курения в подъездах Зимнего дворца «по случаю Высокоторжественного дня Бракосочетания Его Императорского Величества».⁷⁸⁹ Придворнослужители наливали духи на специальные раскаленные лопаточки, окуривая помещения дворца, что придавало им характерный «дворцовый» запах, о котором упоминают многие мемуаристы.

До нас дошли две картины, изображающие это торжественное действо, состоявшееся 14 ноября 1894 г. в Большом соборе Зимнего дворца. На картине И.Е. Репина – на Александре Федоровне «золотое» венчальное платье. На картине датского художника Л. Туксена – это платье белое. Но так или иначе, венчальные свечи, за которые уплатили 20 руб., в руках у молодых и на той и на другой картине. На голове у Александры Федоровны бриллиантовая диадема, внутри которой укрепили бриллиантовую венчальную корону российских императриц. Примечательно, что первой надела эту корону на голову старшая сестра императрицы Александры Федоровны – великая княгиня Елизавета Федоровна, к свадьбе которой в 1884 г., собственно, и была изготовлена эта корона. С этого времени Венчальная императорская корона составляла часть традиционного «венчального набора» драгоценностей. Наряду с бриллиантовой диадемой, надевавшейся вместе с короной, в этот набор входили длинные бриллиантовые серьги, изящная пряжка для платья и тяжелые браслеты.

Примечательно, что Николай I, Александр III и Николай II после церемонии бракосочетания в Зимнем дворце и визита в Казанский собор к чудотворной иконе отправлялись в Аничков дворец. Во дворце новобрачных встречали родители и отводили их «во внутренние покои». Там молодую ожидала камер-фрау императрицы, которая по должности отвечала за сохранность коронных бриллиантов, «для принятия драгоценностей и исполнения обычного ночного туалета».⁷⁹⁰

Надо заметить, что служанки, привезенные немецкими невестами в Россию, буквально шалели от вида коронных бриллиантов. Так, одна из таких служанок, снимавшая бриллианты в 1841 г. с будущей императрицы Марии Александровны, вспоминала впоследствии: «Мне пришлось снимать с ее головы и шеи драгоценнейшие бриллиантовые уборы, какие я видела в первый раз в жизни. На принцессе был голубого цвета шлейф, весь вышитый серебром, а вместо пуговиц были нашиты бриллианты с рубинами; повязка темно-малинового бархата, обшитая бриллиантами; с головы спадала вышитая серебром вуаль…»⁷⁹¹

На другой день после обряда бракосочетания приходил черед другой традиции – свадебного подарка молодого мужа своей жене. Этот подарок тоже входил в число коронных драгоценностей, передававшихся по наследству. Так, в октябре 1866 г. будущий Александр III подарил своей «августейшей супруге брошку-севинье, украшенную изумрудами, сапфиром, топазами и брильянтами. В 1-м изумруде 56 карат, во 2-м 35 карат, в сапфире 12 карат, два топаза розового цвета, брильянтов 53, двойных брильянтов 74, простых 81, роз 370. Брошка эта, оцененная в 1864 г. в 17 785 руб., согласно завещанию Императрицы Марии Федоровны, подаренная ныне благополучно царствующим Государем Императором Императрице Марии Александровне, на другой день бракосочетания Их Величеств, должна на будущие времена служить для подобного подарка от цесаревича… его августейшей супруге».⁷⁹²

Бизнес при Императорском дворе

Следующий важный вопрос связан с определением степени вовлеченности членов Императорской фамилии и их окружения в частное предпринимательство.

Следует отметить, что на протяжении XVIII – первой половины XIX в. непосредственное окружение российских императоров было весьма в незначительной степени вовлечено в коммерческую деятельность, что обусловливалось рядом причин. Во-первых, непосредственное окружение императорской семьи составляли люди состоятельные или занимавшие значительные посты, в достаточной степени их обеспечивавшие. Во-вторых, вне зависимости от степени материального благосостояния власть в России всегда сама по себе источник богатства. Слухи о мздоимстве крупных чиновников, руководителей крупных департаментов не были столь уж большой редкостью. И они не были беспочвенными. Следовательно, сама принадлежность к властной элите открывала столь блестящие перспективы для личного обогащения, что занятие непосредственно коммерческой деятельностью являлось излишним.

Дворянство, веками строившее свое материальное благосостояние на фундаменте крепостнической собственности, традиционно рассматривало коммерческую деятельность как занятие, мало совместимое с дворянским статусом. Но это, конечно, не исключало участия дворян в коммерческой деятельности.

Тем не менее к XIX в. сложился порядок, по которому для дворян, активно занимавшихся частнопредпринимательской деятельностью, доступ в придворный штат был полностью закрыт. В свою очередь, потомственные дворяне, занимавшие крупные придворные должности, считали занятие коммерцией для себя делом если не постыдным, то мало достойным. Такая ситуация в целом сохранялась вплоть до отмены крепостного права.

Прецеденты, когда сановники, занимавшие заметное положение при Дворе, участвовали в предпринимательской деятельности, случались и в XVIII, и в XIX вв. Далеко не все дворяне проматывали свои состояния. Были среди сановников и вдумчивые хозяйственники, методично приумножавшие свои состояния, используя, в числе прочего, и сам факт своей близости к Императорскому двору.

В качестве примера «пионеров» крупного бизнеса в окружении Николая I, можно упомянуть графа Алексея Алексеевича Бобринского (1800–1868). Он получил домашнее образование, которое продолжил учебой в Училище колонновожатых при Главном штабе. Сегодняшним аналогом этого учебного заведения является Академия Генерального штаба. После успешной военной службы Бобринский, выйдя в отставку, женился на фрейлине императрицы Марии Федоровны (Вюртембергской). После нескольких лет жизни в имении он вернулся в Петербург и начал службу по Министерству финансов, в Особенной Канцелярии по кредитной части. Довольно быстро он обратил на себя внимание министра финансов гр. Канкрина, который поручал ему разработку многих важных финансовых вопросов. В 1840 г. граф А.А. Бобринский был назначен членом Совета министра финансов, и на этой должности он оставался до конца своей жизни.

Успешная гражданская карьера сопровождалась и пожалованием Бобринскому придворных званий: камер-юнкер, камергер, церемониймейстер, шталмейстер двора великой княжны Ольги Николаевны и управляющий двором Ее Высочества и, наконец, шталмейстер Высочайшего двора.

В первой половине 1830-х гг. граф Бобринский построил у себя в имении свеклосахарный завод, покупая свеклу у своих оброчных крестьян по выгодной для них цене, в счет оброка. Кроме этого, идя в ногу со временем, он совершенствовал это производство, вкладывая в опыты и новейшее оборудование огромные средства. Во второй половине 1830-х гг. Бобринский построил еще несколько свеклосахарных заводов и один огромный рафинадный завод, фактически заложив основу этого бизнеса на Юго-Западе России. Примечательно, что на всех заводах графа Бобринского работали русские управляющие, выпускники Петербургского технологического института.

Еще граф занимался и экспериментами в области агротехники. Им был разработан плуг-углубитель, теоретически и практически проработаны идея глубокого возделывания полей и схема их рационального удобрения, введены регулярные севообороты, параллельно с травосеянием люцерны, построены новые зерновые сушильни и элеваторы. В своих имениях граф Бобринской начал разработку месторождений каменного угля, который он использовал на своих заводах.

Во второй половине 1830-х гг. граф Бобринский, будучи камергером Двора великой княжны Ольги Николаевны, возглавил бизнес-проект, который очень интересовал Николая I. По сегодняшней терминологии это был инновационный проект, связанный со строительством первой в России ветки железной дороги от Петербурга до Царского Села. В числе организационных дел граф Бобринский приобрел на 250 000 руб. акций этой железной дороги. Великая княжна упоминала в мемуарах об этом эпизоде: «Не могу не упомянуть о назначении графа Бобринского ко мне камергером. Он был так любим всеми нами за его приятный и добросовестный характер, что мы называли его «дядей». Это назначение сгладило неприятности, которые ему пришлось вынести из-за того, что он стал во главе предприятия, построившего первую железную дорогу между Петербургом и Павловском. Враги этого предприятия были неисчислимы; между ними был даже дядя Михаил. В этом предприятии видели зарождение новой революционной ячейки, которая могла привести к нивелировке классов и другим, еще более страшным вещам. Дядя Михаил сдался только тогда, когда ему пообещали, что он получит в своем парке такую же беседку для музыки, как в Баден-Бадене и других немецких курортах».⁷⁹³

Максимилиан Лейхтенбергский

Второй активный участник бизнес-проектов Николаевской эпохи непосредственно входил в семью Николая I. Это был герцог Максимилиан-Евгений-Иосиф-Август-Наполеон Лейхтенбергский. В 1839 г. он женился на старшей дочери Николая I великой княжне Марии Николаевне и остался на службе в России. Надо сказать, что жизненные интересы молодого герцога не очень вписывались в увлечения ровесников его круга. Это учитывал Николай I, который уже в 1839 г. назначил герцога почетным членом Академии наук.

Надо заметить, что герцог Лейхтенбергский действительно нарушал «стереотипы поведения» людей его круга. Например, прямо в Зимнем дворце он оборудовал лабораторию для опытов в области гальванопластики. Это было настолько из ряда вон, что через некоторое время герцогу пришлось перенести все оборудование в помещение Главного штаба гвардии. В своей лаборатории кроме опытов в области гальванопластики герцог занимался опытами по электрохимической металлургии, следя за всеми открытиями европейских ученых в этой области. Герцог интересовался и достижениями в области горного дела.

По итогам своих опытов 7 августа 1840 г. он представил в Императорскую Академию наук записку «О двух новых гальванопластических опытах». В этой записке он доказывал, что будущее гальванопластики тесно связано с решением вопроса, как осаждать медь из ее раствора не только в металлических составах, но и в состоянии ковки и твердом, смотря по необходимости, состоянии. Затем герцог Лейхтенбергский на основании своих опытов представил новую технологию по изготовлению объемных фигур, осаждая медь, покрывая графитом или другим изолирующим веществом стенки и дно внутри форм. Все эти увлечения учитывал Николай I, назначая своего зятя в 1844 г. главноуправляющим Корпуса горных инженеров.

Вскоре научные занятия герцога переросли в бизнес-проект, связанный со строительством завода в пригороде Петербурга. Именно на этом заводе были изготовлены первые в России паровозы, много лет служившие для Царскосельской железной дороги.

Отношение высшего света к научным и предпринимательским проектам герцога Лейхтенбергского было неоднозначным. Как вспоминала сестра жены герцога, великая княгиня Ольга Николаевна: «Гальванопластическая фабрика Шопена была основана на средства, которые предоставил Макс. Вызвало немало удивления, когда общество узнало, что он был учредителем промышленного предприятия и его акционером. Его прекрасные начинания были превратно истолкованы людьми совершенно недостойными. Это было его первым разочарованием до того, как из-за своего плохого здоровья он должен был надолго уехать от нас».⁷⁹⁴

После отмены крепостного права в 1861 г. ситуация начала быстро меняться. Стремительная капитализация страны, со всеми ее моральными и материальными издержками, не могла не пошатнуть привычные стереотипы. Люди становились свидетелями того, как миллионы делались буквально «из воздуха», а многие придворные аристократы все больше отягощались многочисленными долгами. Старые дворянские гнезда запустевали.

В новой ситуации некоторые придворные пытались идти «в ногу со временем». Не всем это удавалось. Неумелые биржевые спекуляции, участие в финансовых пирамидах разорили не одно аристократическое семейство. В новые времена придворные начали продавать самое ценное, что у них было ликвидного, – влияние и связи при Императорском дворе. Влияние на ключевых чиновников, от которых многое зависело. Связи, позволявшие решать многие вопросы. Поскольку все начали «хапать», то пытались идти «в ногу со временем» и некоторые из великих князей, в меру своих «деловых талантов». Несмотря на значительное казенное содержание многие из великих князей постепенно погрязали в долгах.

Вел. кн. Николай Николаевич (Старший)

Сохранилось несколько мемуарных упоминаний о «коммерческих операциях» великого князя Николая Николаевича (Старший), младшего брата Александра II. Надо сказать, что именно он первым из великих князей начал приторговывать своим влиянием, обменивая на деньги свое положение и репутацию. Министр внутренних дел П.А. Валуев упоминал о своем разговоре с министром финансов (17 ноября 1867 г.), при этом разговор состоялся буквально во время высочайшего обеда в присутствии Александра II: «Министр финансов мне говорил, что он с трудом отстоял от притязаний кн. Суворова какой-то золотоносный прииск в Восточной Сибири и теперь отстаивает от вел. кн. Николая Николаевича (не для него, а для каких-то proteges) два других прииска в Амурском крае».⁷⁹⁵ Другой осведомленный мемуарист приводит характерный эпизод «великокняжеского бизнеса», ссылаясь на рассказ генерала П.А. Шувалова, который занимал должность шефа жандармов и управляющего III Отделением. Именно к нему, по должности курировавшему борьбу с коррупцией, явился великий князь Николай Николаевич и обратился к шефу жандармов с просьбой пролоббировать в Комитете министров концессию на строительство железной дороги в пользу определенного лица. Озадаченный генерал сдержанно ответил, что он не вмешивается в дела железнодорожных концессий и затем поинтересовался, зачем великому князю касаться подобных дел. Николай Николаевич, не смутившись, ответил: «До сих пор я никогда не занимался ими, но, видишь ли, если Комитет выскажется в пользу моих proteges, то я получу 200 000 р.; можно ли пренебрегать такою суммой, когда мне хоть в петлю лезть от долгов…». Услышав это незатейливое заявление, генерал поинтересовался: «Ваше высочество, даете ли себе ясный отчет в том, что вы говорите; ведь безупречная репутация ваша может пострадать». На что князь спокойно ответил: «Вот вздор какой, если бы еще я сам принимал участие в решении дела, а то ведь нужно только похадотайствовать, попросить…».

Конечно, П.А. Шувалов не предпринял никаких шагов, но так случилось, что Комитет министров принял решение в пользу тех, за кого просил великий князь. Через несколько дней Шувалов встретил великого князя на торжественной церемонии во дворце. Николай Николаевич благодарно пожал руку генерала и с самодовольною улыбкой указал на свой карман. Мемуарист совершенно справедливо отметил, что великий князь проявил непроходимую глупость «в бизнесе» и «по глупости он только говорил откровенно о том, что тысячи других делали втихомолку».⁷⁹⁶

Старший брат великого князя Николая Николаевича – император Александр II, наблюдая, как расстраиваются финансы брата, был вынужден прибегнуть к резким решениям. Так, в ноябре 1875 г. из Петербурга выслали любовницу великого князя – балерину Числову, которая, как «насос», буквально «выкачивала» деньги из Николая Николаевича. Военный министр Д.А. Милютин записал в дневнике (9 ноября 1875 г.): «В Петербурге главный предмет разговора со вчерашнего дня – высылка Числовой – любовницы великого князя Николая Николаевича. Сам он вызван был внезапно в Ливадию, откуда ему было велено ехать на Кавказ и там провести некоторое время, пока возлюбленная его будет удалена из Петербурга. Арбитральное это распоряжение признано было необходимым для прекращения открытого скандала и для предохранения великого князя от разорения».⁷⁹⁷

О том, насколько подобные «гешефты» были важны для великого князя Николая Николаевича, свидетельствует и долговая расписка, которую он подписал в сентябре 1888 г. В расписке речь шла об очень крупной сумме в 100 000 руб., ее великий князь брал на условиях ежегодных выплат в 12 000 руб., «с начислением 6 % в год». В расписке особо оговаривалось, что в случае смерти великого князя «долг этот был вам уплачен из моего имущества немедленно и, прежде всего».⁷⁹⁸

Надо заметить, что у великого князя Николая Николаевича сложились действительно очень непростые денежные «обстоятельства». В 1889 г., спасая остатки рассеивавшегося как дым состояния, великий князь «разделил оставшиеся бриллианты императрицы Александры Федоровны, подаренные его жене с тем, чтобы переходили из рода в род, между двумя сыновьями, и каждому досталось на 89 тыс.»⁷⁹⁹ К этому времени со своей женой великой княгиней Александрой Петровной он уже давно не жил, но и у жены к этому времени денег не было. По свидетельству информированной А. Богданович, кроме драгоценностей Александры Федоровны было еще на 900 000 руб. «своих», но «теперь у нее ничего нет. Государь ей дает из своей шкатулки 17 тыс. в месяц.

Она всегда без денег и на днях еще получила от царя подарок в 75 тыс.»⁸⁰⁰. Приводя все эти примеры, следует помнить, что все члены дома Романовых исправно получали из Государственного казначейства все положенные им по закону выплаты.

В 1880-х гг. в сложной денежной ситуации оказались многие из Романовых, хотя внешне все оставалось по-прежнему. На больших выходах в Зимнем дворце по-прежнему сверкали бриллианты в диадемах и бесчисленных украшениях, по-прежнему великие князья вели соответствующий их положению образ жизни, но при этом они отчетливо ощущали, что время николаевской России окончательно ушло в прошлое и им надо учиться, если не «делать», то по крайней мере считать деньги.

Об этом красноречиво свидетельствует письмо великого князя Константина Николаевича (младший брат Александра II, владелец Мраморного и Павловского дворцов), написанное своему ближайшему сподвижнику А.В. Головину летом 1881 г., когда Александром III уже был решен вопрос об его отставке с поста руководителя Морского министерства и Государственного совета: «Ты ведь знаешь, что у меня денег очень немного и что и при обыкновенной жизни мы едва сводили концы с концами. Теперь же приходится мне очень жутко. Чтоб иметь достаточные средства, необходимо мне иметь возможность упразднить в Петербурге большую часть двора, прислуги и конюшни, а для этого и необходимо получить право жить мне где угодно. Все лето и всю осень, разумеется, я намерен остаться в Ореанде, но где жить зиму? That is the question. Полагаю остановиться на выборе Ниццы. Об этом мы долго говорили с Ив. Шестаковым, который, кажется, лет 9 там прожил и говорит, что там можно жить и дешево, и скромно, но в то же время и приятно».

Активно «продавалось» и влияние на императора Александра II. Так, по устойчивым слухам, морганатическая жена Александра II Е.М. Долгорукова (кн. Юрьевская) беззастенчиво пробивала, за солидные комиссионные, выгодные для предпринимателей коммерческие проекты. Это раздражало очень многих.

Очень красочное и достоверное в деталях описание придворных «гешефтов» содержится в воспоминаниях того же мемуариста, который ссылается на рассказ князя А. Барятинского.⁸⁰¹

Поскольку решения о распределении концессий принималось «на самом верху», то предпринимателям были жизненно необходимы люди со связями при Императорском дворе для лоббирования их интересов. Таким лоббистом известного предпринимателя К.Ф. фон Мекка и стал князь А.И. Барятинский. В это время велась борьба за концессии на строительство Севастопольской и Конотопской железных дорог. В борьбе за концессии схватились не только предпринимали, но и их высокие покровители, рассчитывавшие на соответствующие «откаты». Соперником фон Мекка был предприниматель Н.И. Ефимович, которого поддерживали «либо принц Гессенский, либо Долгорукова». Располагая этими сведениями, фон Мекк отправил кн. Барятинского в Германию на курорт Эмс, где находилась кн. Долгорукова, поскольку там же проходил курс лечения водами Александр II. В силу ряда причин «выйти» на Долгорукову князю не удалось, но случайно в поезде он встретил проигравшуюся в казино графиню Гендрикову, подругу девицы Шебеко, которая «представляла» финансовые интересы княжны Е.М. Долгоруковой. Князь Барятинский прямо предложил проигравшейся графине деньги за устройство свидания с Долгоруковой: «Говорю вам прямо, мне нужно побеседовать с нею об одном предприятии, в котором я принимаю живейшее участие». Графиня немедленно сориентировалась и заявила, что «Долгорукова ничего не смыслит, всеми делами такого рода – к чему таиться – орудует моя belle-souer… Шебеко», и обещала Барятинскому устроить свидание.

Когда свидание состоялось, то князь Барятинский был поражен деловой хваткой девицы Шебеко: «Много я видал на своем веку отчаянных баб, но такой еще не случалось мне встречать». Объяснив ей суть дела и узнав, что близкие к Долгоруковой лица действительно поддерживают Ефимовича, князь приступил к переговорам: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, – сказала m-me Шебеко, – но Конотопскую мы вам не уступим». Барятинский предложил Шебеко деньги, и та немедленно оценила свои услуги в полтора миллиона рублей. Эта цифра, приводимая мемуаристом, показывает уровень взяток, бытовавших при Императорском дворе во времена Александра II. Князь Барятинский был весьма озадачен названной суммой, поскольку у него были полномочия не превышать сумму в 700 000 руб., но «Шебеко не хотела об этом и слышать». На том «переговорщики» и расстались. Однако через несколько дней Шебеко сама вышла на Барятинского и согласилась взять предложенные 700 тыс. рублей, но с тем условием, чтобы фон Мекк немедленно, прежде чем состоится решение по Конотопской дороге, выдал ей вексель на всю эту сумму на имя брата княжны Долгоруковой. Барятинский проконсультировался с сопровождавшими его агентами фон Мекка, и те не согласились с предложенным вариантом, поскольку, по их мнению, «партия княжны Долгоруковой только хотела усыпить нас, а в сущности не думала нарушить свою сделку с Ефимовичем». В 1990-х гг. это называлось «кинуть», и за такое «кидалово» людей убивали. Люди фон Мекка посчитали и, видимо, не без оснований, что гражданская жена российского императора Александра II княжна Е.М. Долгорукова, точнее ее окружение, может их банально «кинуть» на 700 000 руб., и на предложенную сделку не пошли.

Тем не менее переговоры с Шебеко продолжились в Петербурге. В них участвовали кн. Барятинский, фон Мекк, двое его агентов и «девица Шебеко». Весьма характерное «соотношение сил», наглядно демонстрирующее бизнес-потенциал «девицы Шебеко». В ходе переговоров Шебеко получила телеграмму и показала ее Барятинскому: «X. нам сказал, что Мекк человек ненадежный; гарантии необходимы». Эту телеграмму показали фон Мекку. Он вспылил и потребовал назвать имя этого «X.». На это требование Шебеко «отвечала весьма спокойно… Государь». Барятинский не поверил: «Я заметил Шебеко, что как генерал-адъютант не позволю кому бы то ни было вмешивать его имя в наши дрязги и глубоко возмущен её выходкой». Совещание было немедленно прервано. Следует заметить, что по законам Российской империи, прямое упоминание имени Александра II в данном контексте было делом подсудным.

Вскоре состоялось совещание Комитета министров, на котором было принято решение в пользу фон Мекка. На министров давили, однако они провели более выгодный для страны вариант и твердо стояли на своем. Только поэтому не прошла интрига «долгоруковской» партии. Но самым поразительным в этой истории то, что после получения фон Мекком концессии на строительство железной дороги к нему тотчас же явилась бой-баба Шебеко – за деньгами! Мекк денег не дал. Судя по тому, что инженер путей сообщения и предприниматель Карл Федорович фон Мекк умер в 1875 г., описанные «деловые» нравы сложились при Императорском дворе уже в первой половине 1870-х гг.⁸⁰²

Из этого эпизода следует, что император Александр II был «в курсе» многомиллионных взяток среди своего ближайшего окружения. Коррупция при Императорском дворе «позднего» Александра II стала самым обычным делом. Мемуарист упоминает, что ему «не раз случалось… слышать, что сам император Александр Николаевич находил вполне естественным, что люди к нему близкие на его глазах обогащались с помощью разных концессий и т. п., – если не одни, так другие, почему же не те, кому он благоволил?»⁸⁰³ и добавляет, что всесильный шеф жандармов, имевший серьезное влияние на царя, П.А. Шувалов, которого называли «Петром IV», лишился своей должности и был отправлен послом в Лондон именно потому, что пытался бороться с коррупцией при Императорском дворе, символом которой стала княжна Е.М. Долгорукова.

Судя по мемуарам, включенность императора Александра II в решение «коммерческих дел» отчетливо отслеживается уже к середине 1860-х гг. Более того, император старался держать руку «на пульсе» этих дел, используя всю мощь государственного аппарата для их решения в нужном ему ключе. Об этом свидетельствуют записи в дневнике министра внутренних дел П.А. Валуева. Так, 31 марта 1867 г. министр записал: «Государь поручил мне позаботиться о предприятии полк. Новосильцова насчет таманских и кавказских нефтяных промыслов»⁸⁰⁴.

Один из мемуаристов писал о бизнесе «около трона» следующим образом: «При Александре II разыгралась вакханалия концессий, раздача польских конфискованных имений в целях обрусения края и расхищение башкирских земель. Поживились многие и на кубанских землях, и на бакинских нефтеносных участках. Александр III на все это наложил запрет, но жизнь постепенно пробила иные пути для получения, конечно, не столь жирных кусков, но все-таки значительной материальной поддержки для лиц, умевших просить за себя, хотя бы в виде ходатайств об «усиленных» ссудах под залог имений»⁸⁰⁵.

Нефть тогда еще не приносила колоссальных доходов и еще не превратилась в стратегический ресурс. Однако уже тогда некоторые из государственных деятелей прозревали в ней источник государственной финансовой стабильности. В дневнике П.А. Валуева (21 октября 1867 г.) есть красноречивая запись: «Заседание Кавказского комитета. Нефтяное дело. Государственный канцлер кн. Горчаков хотел обратить нефть в регалию и сказал без иронии, а со свойственною ему во всех неиностранных делах невежественною наивностью, что при расстройстве наших финансов следует надеяться на провидение, которое может исправить их обильными нефтяными источниками». При этом, как показало время, прав оказался именно канцлер Горчаков, и только «нефтяные деньги» спасали Россию в 1990-х гг.⁸⁰⁶

После гибели императора Александра II1 марта 1881 г. ситуация изменилась. Дело в том, что Александр III, как порядочный человек, весьма неприязненно смотрел на совмещение государственной службы с частнопредпринимательской деятельностью. В результате в 1884 г. были приняты «Правила о порядке совмещения государственной службы с участием в торговых и промышленных товариществах и компаниях, а равно и общественных и частных кредитных установлениях». Этими правилами запрещалось участвовать в учреждении акционерных обществ и в делах управления ими сановникам, состоявшим «в высших должностях и званиях государственной службы, в должностях первых трех классов и в соответствующих придворных чинах»⁸⁰⁷, то есть в первых и вторых чинах высочайшего двора, равных общегражданским чинам второго и третьего классов. О сановниках, находившихся в придворных званиях, которые давались обладателям общегражданских чинов четвертого класса и ниже, в правилах ничего не говорилось.

Особенно строго за выполнением этих правил следили в Министерстве Императорского двора. По свидетельству крупного чиновника министерства Двора B.C. Кривенко, «по отношениям к лицам, занимающим сколько-нибудь значительные должности, ограничение совместительства было особо строгое; в частности, в Министерстве Двора запрет был положен для всех служащих без исключения»⁸⁰⁸.

Уже при Александре III предпринимаются первые попытки обойти царский указ. Одним из первых таких попыток «пробить» «совместительство» сделал управляющий Департаментом уделов П.П. Дурново. По свидетельству мемуариста, «несмотря на свое громадное состояние, он стремился к новым приобретениям. На этом пути Петр Павлович вошел в состав правления вновь возникшего огромного предприятия. Александр III весьма неприязненно смотрел на совместительство государственной службы с частной предприимчивостью коммерческого характера; на это предмет изданы были руководящие указания, причем по отношению к лицам, занимающим сколько-нибудь значительные должности, ограничение совместительства было особо строгое»⁸⁰⁹. Александр III лично ему это запретил. Точнее П.П. Дурново поставили перед выбором или отказаться от совместительства или оставить государственный пост. Дурново обиделся и немедленно подал в отставку.

Но были и исключения. Опять-таки лично Александр III разрешил остаться в правлении Варшавско-Виленской железной дороги управляющему княжеством Ловичским маркизу Вельепольскому.⁸¹⁰

По данным современных исследователей, этот запрет действительно соблюдался очень строго вплоть до февраля 1917 г. Такая жесткая позиция связана с личностными особенностями Александра III. Лично порядочному царю претила коммерциализация придворной жизни, стремительно набиравшая темпы при Александре II.

Вместе с тем придворные, которые не подпадали под действие «Правил» 1884 г. так или иначе втягивались в коммерческую деятельность. Но их было очень мало. Среди вторых чинов придворного штата, в управлении акционерными обществами и банками участвовали всего 5 человек. Однако их доля на фоне общей численности вторых чинов была столь невелика (3,1 %), что ее можно трактовать как исключение, подтверждающее правило. Но уже в случае с лицами, состоявшими в должности вторых чинов, чине «церемониймейстера» и «должности этого чина», картина несколько иная, что вполне объяснимо – ведь в «Правилах» 1884 г. об этих придворных отличиях ничего не упоминалось.⁸¹¹

При достаточно жестком соблюдении закона 1884 г. не единожды предпринимались попытки его обойти «на высочайшем уровне», но не при жестком Александре III, а при его сыне – Николае II. Так, министр финансов В.Н. Коковцев описывает эпизод, когда всесильный С.Ю. Витте, со свойственным ему нахрапом, пытался получить место в частной банковской структуре, оставаясь крупным государственным чиновником. История была следующей…

В 1911 г. председатель Совета Русского для внешней торговли банка В.И. Тимирязев обратился к министру финансов В.Н. Коковцеву с вопросом: «…обсуждался ли в Совете министров вопрос о разрешении графу Витте принять в виде особого изъятия из общего правила предложение банка о предоставлении ему должности консультанта при банке с определенным содержанием, сверх возможного его участия в прибылях.» Министр крайне удивился и ответил собеседнику, что «Витте как член Государственного совета не имеет права принять такое предложение, и Государственный совет не может обсуждать его как прямо противоречащее закону о несовместительстве». Однако В.И. Тимирязев настаивал на том, что у них уже состоялось принципиальное соглашение, причем подписанное графом С.Ю. Витте, и «просил меня, не возьмусь ли я лично доложить этот вопрос Государю и испросить разрешение его в благоприятном смысле, как меру совершенно исключительную».

Е.М. Ольденбургская

Министр категорически отказался выполнить такую просьбу, и тогда В.И. Тимирязев показал В.Н. Коковцеву документ с подписью С.Ю. Витте, в котором тот выражал готовность занять указанную должность. В заключение описания этого эпизода В.Н. Коковцев констатировал, что «даже государь не мог бы разрешить такого изъятия, ибо за этим потянулась бы нескончаемая вереница таких же домогательств со всех сторон и Государственный совет превратился бы в торжище незаконными совместительствами».⁸¹²

Таким образом, мы можем констатировать, что для предпринимателей придворная карьера была совершенно невозможной, между тем как для придворных, если они не являлись чинами Двора, предпринимательская карьера оказывалась вполне доступной.

Наряду с придворными чинами попытки «вписаться» в рыночные отношения предпринимали и представители высшего столичного бомонда. Жена принца АЛ. Ольденбургского, Евгения Максимилиановна, являлась собственницей большой конфетной фабрики «Рамон», в которую вложила почти все свое состояние. Однако отсутствие деловой хватки дало себя знать и дела этого предприятия пошли очень скверно. Принцессе грозило банкротство. В этой ситуации принц Ольденбургский обратился к министру Императорского двора В.Б. Фредериксу с просьбой о займе из Удельного ведомства. Поскольку просьба шла вразрез с принципиальными положениями финансирования лиц императорской фамилии, князь Кочубей, начальник Уделов, запротестовал, не желая создавать прецедента. Министерство финансов также выступило против этого, понимая какой вал подобных просьб от неудачливых коронованных коммерсантов может обрушиться на Министерство Императорского двора. Принц Ольденбургский, человек бешеного темперамента, обратился за помощью «к родне». В результате «родственного» давления Николай II вынес это «дело» на рассмотрение семейного совета. На совещании присутствовали В.Б. Фредерике, министр финансов В.Н. Коковцев и кн. B.C. Кочубей, они аргументированно изложили свою негативную позицию по обсуждавшемуся вопросу. Однако родственная корпоративность взяла верх, и родственнице помогли.⁸¹³

Николай II старался показывать родне «пример», принципиально не участвуя ни в каких видах коммерческой деятельности. Министру Императорского двора и Главноуправляющему уделами было категорически запрещено вкладывать деньги в какие бы то ни было иностранные или русские частные предприятия, чтобы не дать пищи разговорам о том, что государь император заинтересован в той или иной отрасли промышленности. Такая же ситуация была и с доходами от вкладов в иностранных банках.⁸¹⁴

Пожалуй, за все время правления Николая II был единственный эпизод, когда российского монарха едва не втянули в финансовую аферу. Но даже этот эпизод привел к тяжелейшим внешнеполитическим последствиям. В 1904 г. камергер Безобразов⁸¹⁵ рисовал в высшем свете сказочные перспективы от эксплуатации концессии на р. Ялу в Корее. Николай II не только поддержал саму идею концессии и активного проникновения русского бизнеса в Китай и Корею, но и высказал желание приобрести акции на сумму в 200 000 руб. Русского императора от позора спас министр Императорского двора В.Б. Фредерике, со свойственным ему тактом, но твердо, он заявил, что «никогда русский самодержец не станет акционером». Ближайший помощник В.Б. Фредерикса А.А. Мосолов свидетельствовал, что царь прямо предписал Фредериксу «выдать Безобразову 200 тыс. руб.». Но министр, не считая возможным выполнить такое распоряжение Николая II, поручил А.А. Мосолову подготовить всеподданнейшую записку с просьбой об увольнении его от должности министра Двора. Николай II, высоко ценивший В.Б. Фредерикса, отставку не принял. Фредерике предложил считать эти 200 000 руб. личным пособием царя Безобразову. По свидетельству А.А. Мосолова, это было «единственное серьезное разногласие» между Николаем II и министром Императорского двора.⁸¹⁶ Об этом же эпизоде упоминает министр финансов В.Н. Коковцев: «По Государственному банку мне было показано только распоряжение управляющего министерством Романова с ссылкой на высочайшее повеление о выдаче ссуды в 200 000 руб. статс-секретарю Безобразову, «на известное его величеству назначение», но потом это распоряжение было также отменено, ссуда выдана не была…». Позже министр узнал, что «Государь дал некоторую сумму денег из своих личных средств на концессию на Ялу, что дал их и великий князь Александр Михайлович…».⁸¹⁷

Вел. кн. Александр Михайлович

Сам же великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях всячески открещивается от своего участия в этой афере. По его версии, Николай II «озадачил» его «председатель-ствованием в одном значительном предприятии, которое замышлялось на Дальнем Востоке… Я принял предложение встать во главе дела по эксплуатации лесной концессии на Ялу». Однако позже, осознав, что деловая активность в Корее неизбежно ведет к войне с Японией, «…написал очень резкое письмо министру Двора барону Фредериксу, в котором сообщал ему, что слагаю с себя полномочия по руководству делом концессии на Ялу и предсказываю в ближайшем будущем войну с Японией». Николай пытался повлиять на своего друга юности, но великий князь «…ответил довольно запальчиво «нет»». Но, так или иначе, «вне небольшого круга наших родственников и друзей никто так и не узнал, что Великий Князь Александр Михайлович перестал участвовать в работах комиссии по эксплуатации лесной концессии на Ялу. Это случилось в 1902 г. Два года спустя в политических кругах утверждали, что виновник Русско-японской войны был зять Государя с его «авантюрой» на Ялу!»⁸¹⁸

Говоря об «императорском бизнесе», следует упомянуть и о неком «бескорыстном» лоббировании со стороны царствующих особ. Так, императрица Мария Федоровна, в девичестве датская принцесса Дагмар, все годы жизни в России последовательно лоббировала интересы датского бизнеса в России. В случае с Марией Федоровной это не связано с какими-то материальными выгодами, это было скорее данью благодарности и любви к своей маленькой родине. Но когда Мария Федоровна в 1920 г. оказалась в Дании на положении изгнанницы, то ряд датских фирм начали выплачивать ей небольшую пенсию в знак благодарности за многолетнюю поддержку датского бизнеса в России.

В качестве красноречивого примера такого лоббирования, точнее импульсов к такому лоббированию, можно привести письмо короля Дании Христиана IX к дочери, императрице Марии Федоровне от 12 декабря 1884 г.: «Того, кто передаст тебе эти строчки, ты знаешь с тех давних пор, когда он был молодым морским офицером и часто бывал на балах твоим и Алике кавалером. Сейчас он занимает должность на фирме «Бурмайстер и Вайн» и претендует, если это возможно, на получение от Императорского морского министерства России заказа на поставку машины для одного из трех броненосцев, которые в настоящее время строятся для Черноморского флота. Исполнение данного желания фирмы было бы для нее большой честью и счастьем, поэтому я хотел попросить мою милую Минни проявить интерес к этому делу и попытаться получить поддержку дорогого Саши, который несколько лет назад посетил эту верфь и тогда отзывался о ней с похвалой…»⁸¹⁹ Для экономики маленькой Дании подобные русские заказы были очень важны, поэтому король буквально через неделю (30 декабря 1880 г.) вновь напоминает дочери, что «Мюнтер по поручению верфи «Бурмайстер и Вайн» приезжает в Россию, хорошо бы дорогой Саша мог бы выполнить его пожелание, я надеюсь, ты можешь уговорить его сделать это…».

Вот так «пробивались» многомиллионные заказы, так делались «дела». И совершенно не случайно, что именно фирма «Бурмайстер и Вайн» в 1893 г. получила от Александра III многомиллионный заказ на строительство самой большой и роскошной императорской яхты «Штандарт», на которой с 1896 по 1914 г. плавал Николай II. Кроме этого, множество датских фирм значились в списке поставщиков Императорского двора.

Еще один эпизод приводит морской министр И.К. Григорович. Его сюжет относится к периоду, когда после потери русского флота в ходе войны с Японией была запущена программа его восстановления, предполагавшая колоссальные финансовые вливания. И не только бюджетные. Деньги на флот собирали по подписке буквально по всей России. И.К. Григорович пишет: «…вскоре вокруг этого будущего крупного ассигнования уже забегали дельцы со своими предложениями… не могу не упомянуть, что даже лица царствующих династий (в России и за границей) и те обращались ко мне, чтобы теперь же дать заказы на их заводы. Германский кронпринц в бытность в Царском Селе обратился ко мне с подобной просьбой, а потом в 1912 г. с тем же обратился и сам император Вильгельм»⁸²⁰. Кстати говоря, деловая активность императора Вильгельма II вылилась в прозвище «Подрядчик», так его именовали не только в России.

Подробнее об этом эпизоде 1912 г. пишет один из офицеров императорской яхты «Штандарт». Тогда на встречу с Николаем II германский кайзер пришел на своей яхте, в сопровождении нового крейсера «Мольтке»: «Оказалось, «Мольтке» привели, чтобы продать нам. Конечно, морской министр воспротивился, потому что такое судно, в единственном экземпляре, портило бы всю его морскую программу. Неизвестно как, однако отделались от этой покупки». Николай II также понимал, что российскому флоту этот корабль не нужен, но отказать кайзеру следовало тактично. По совету своего флаг-капитана К.Д. Нилова Николай II веско обронил: «Российские императоры готового платья не покупают».⁸²¹

Собственность императорской семьи после Февральской революции 1917 г

Большой передел…

После Февральской революции 1917 г. начался глобальный процесс перераспределения не только власти, но и огромных богатств. Интеллигентнейшие руководители Февральской революции, бывшие депутаты Государственной думы и почти сплошь масоны, очень спокойно отнеслись к тому, что по всей стране начали нарастать случаи убийств бывших «хозяев жизни» с последующим грабежом их имущества. Все происходившее списывалось либо на неизбежные издержки «революцонного энтузиазма масс», либо «на эксцессы исполнителей». К концу лета 1917 г. экономический и политический механизм демократической власти пошел «вразнос» и власть буквально «валялась на улице», чем не замедлили воспользоваться радикалы-большевики во главе с В.И. Лениным. В результате к осени 1917 г. очень многие в России были морально готовы начать практическую реализацию лозунга классиков марксизма: «Экспроприация экспроприаторов», который Л.Д. Троцкий весьма доходчиво «перевел» на язык, понятный «массам», «Грабь, награбленное».

Раскручивавшийся процесс передела огромных богатств захватил все состоятельные сословия России, включая, естественно, членов императорской фамилии и близких к ним лиц. Начался этот процесс непосредственно в ходе Февральской революции, т. е. еще до 2 марта 1917 г., когда Николай II подписал свое отречение. Так, был разграблен и сожжен дом министра Императорского двора В.Б. Фредерикса. Разграблен красивейший особняк примы-балерины Императорского Мариинского театра М.Ф. Кшесинской. И это – не единичные случаи.

М.Ф. Кшесинская

Примечательно, что в этой ситуации всеобщего хаоса владельцы богатств вели себя очень по-разному. Одни до последнего цеплялись за свою собственность и гибли. Другие, буквально схватив то, что рядом лежало, спасали свои жизни. Когда 26 февраля 1917 г. Матильде Феликсовне Кшесинской сообщили о том, что события в столице приобретают неуправляемый характер с «эксцессами исполнителей», то она, взглянув «вокруг себя на все, что было драгоценного у меня в доме, то не знала, что взять, куда везти и на чем, когда кругом уже бушует море. Мои крупные бриллиантовые вещи я дома не держала, они хранились у Фаберже, а дома я держала лишь мелкие вещи, которых было невероятное количество, не говоря уже о столовом серебре и обо всем другом, что было в доме».⁸²² Однако характер есть характер и, бросив особняк, схватив сына и саквояж с «невероятным количеством» мелких бриллиантовых вещей, Матильда Феликсовна укрылась у знакомых. Буквально через день ее особняк разграбили и захватили большевики, превратив его в свою штаб-квартиру.

Третьи хладнокровно просчитывали варианты, налаживая связи с дипломатами, для того чтобы по надежнейшим дипломатическим каналам за малую мзду переправить свои богатства в Европу.

Четвертые, считая, что большевики удержатся у власти очень недолгое время, срочно устраивали тайники, рассчитывая укрыть в них драгоценности на период смутного времени. Например, Феликс Юсупов, за лето – осень 1917 г. по крайней мере трижды побывал в Петрограде. В знаменитом дворце Юсуповых на Мойке уже была «штатная» секретная «несгораемая комната», вход в которую был укрыт книжным стеллажом в библиотеке. Но молодой Юсупов с помощью верных слуг оборудовал еще несколько тайников. Об объемах укрытого в этих тайниках свидетельствует то, что позже большевики обнаружили там 1147 живописных полотен и коллекцию из 128 скрипок. По легенде, для знаменитой скрипки работы Страдивари оборудовали отдельный тайник в одной из колонн дворца. По тем же легендарным свидетельствам, на сегодняшний день обнаружено пять тайников из семи оборудованных в 1917 г.

Ф.Ф. Юсупов. Худ. В. Серов

Весной 1917 г. очень многим состоятельным людям приходилось решать проблему сохранения личных богатств. То была задача со многими неизвестными, особенно после того, как к власти пришли большевики и в России начала разгораться Гражданская война. Необходимо было быстро решать, прятать ли компактные ценности и ждать пока падет режим большевиков, которому очень многие авторитетные политики прочили не более нескольких месяцев «жизни», или срочно вывозить ценности за границу.

В ситуации революции и Гражданской войны недвижимость обесценилась, также обесценились мебель, картины, бибилиотеки, т. е. все ценные «крупногабаритные вещи», не подлежавшие транспортировке. Процентные бумаги в банках были конфискованы, а денежные средства, бывшие «на руках», стремительно превращались в труху в результате инфляции. Поэтому в ситуации, когда очень многие продумывали варианты срочной эвакуации из России, особую ценность приобрели компактные драгоценные изделия, которые можно было как-то спрятать и вывезти из страны.

Летом 1917 г. состоятельные люди в массовом порядке начали помещать свои ювелирные изделия в сейфовые ячейки частных банков. М.Ф. Кшесинская описывает это следующим образом: «Мои самые крупные и ценные вещи хранились… у Фаберже, но после переворота он попросил меня взять их к себе, так как он опасался обыска и конфискации драгоценностей у него в сейфах, что в действительности вскоре и произошло. Эти драгоценности, вместе с вынесенными мною лично из дома, я уложила в особый ящик установленного размера и сдала на хранение в Казенную Ссудную Казну на Фонтанке, 74, и сама дала им оценку, умышленно уменьшив ее в сравнении с действительной их стоимостью, чтобы не платить крупную сумму за их хранение. Мне было тяжело в материальном отношении, и платить много я не могла. Директор Ссудной Казны был крайне удивлен такой низкой оценке. «Ведь их тут на несколько миллионов», – заметил он мне, когда я сдавала свои вещи».⁸²³

Об этом же писала в своих воспоминаниях двоюродная сестра Николая II – великая княгиня Мария Павловна (Младшая): «В начале лета я уехала в Москву. В это время все друг другу советовали, как лучше всего спрятать драгоценности и имущество. Наши деньги и ценные бумаги были конфискованы в самом начале революции, и у нас оставалось лишь то немногое, что находилось в частных банках. У меня также было достаточно драгоценностей, которые сами по себе составляли большой капитал, и мне нужно было придумать, в какое место поместить их, где они были бы сохраннее. Один друг порекомендовал мне Московский ссудный банк. Я послушалась его совета и, взяв свои футляры с драгоценностями, поехала в Москву…».⁸²⁴

Однако 14 декабря 1917 г. большевики приняли Декрет о государственной монополии на банковское дело, а вслед за этим, 27 декабря 1917 г., закрыли частные банки и начали их национализацию. Все это сопровождалось вскрытием банковских ячеек и изъятием в пользу государства хранимых там ценностей. Поэтому, те, кто не успел забрать свои драгоценности из банков до конца декабря 1917 г., их потеряли.

Энергичная Мария Павловна (Младшая) в отличие от очень многих успела буквально в последний момент «выхватить» свои бриллианты из банка. Поскольку события, связанные с большевистским переворотом в Петрограде, назревали вполне отчетливо, она решила отправиться в Москву за своими бриллиантами, справедливо полагая, что «даже если они и конфискуют все деньги в банках, у нас все же останутся наши драгоценности. Мои находились в Государственном банке Москвы. Я думала, что разумнее будет забрать их оттуда, пока не стало слишком поздно, что надежнее будет спрятать их дома. Поэтому мы решили поехать в Москву, взять драгоценности из банка… мы уехали в конце октября… 30 октября мы решили пойти в банк за драгоценностями»⁸²⁵ и оказались буквально под пулями, поскольку именно в этот день большевики начали брать власть в Москве. Банк был, естественно, наглухо закрыт и с большим трудом великая княгиня сумела все же забрать свои драгоценности из банка до начала повсеместного вскрытия большевиками сейфовых ячеек и конфискации обнаруженного.

Мария Павловна (Младшая)

Возвращаясь к теме царских денег: после Февральской революции 1917 г. вопрос о «царском золоте» для Временного правительства стал одним из приоритетных. «Вопрос денег» был тесно связан с «вопросом выезда» царской семьи в Англию. Англия казалась самым естественным (и, пожалуй, единственным) приемлемым вариантом эмиграции для Николая II и его близких весной 1917 г., поскольку король Англии Георг V приходился двоюродным братом Николаю II и племянником вдовствующей императрице Марии Федоровне.

Поэтому в самое «горячее» время – в марте 1917 г., новой «демократической властью» были предприняты безотлагательные шаги в этом направлении. При этом решения по проблеме «царского золота» тесно увязывались с решением вопроса о возможном выезде Романовых из России. Все эти вопросы начали обсуждаться новой властью буквально в день отречения царя, 2 марта 1917 г.

Так, на первом заседании Временного правительства 2 марта 1917 г. министр иностранных дел П.Н. Милюков (лидер партии кадетов) доложил, что Совет рабочих депутатов, рассмотрев вопрос о дальнейшей судьбе членов бывшей Императорской фамилии высказался за необходимость выдворения их за пределы Российского государства, «полагая эту меру необходимой как по соображениям политическим, так равно и небезопасности их дальнейшего пребывания в России».⁸²⁶ Что касается остальных Романовых, то Совет счел возможным оставить их в пределах России, но «ограничить их местопребывание известными пределами, равным образом как ограничить и возможность свободного передвижения».⁸²⁷

Обсуждали этот вопрос и сами Романовы. Поскольку кроме Англии и Франции вариантов не было, оставался только один вопрос: «Когда ехать?» Императрица Мария Федоровна 5 марта 1917 г. писала об этом в дневнике: «К обеду приехал Александр⁸²⁸ и умолял меня сделать так, чтобы Ники уехал отсюда. Я спросила – куда, за границу? То же советовал и Фредерике, он также предлагал вызвать Алексеева. То же говорили и мы с Александром….Ники сказал мне, что ему тоже советуют, как можно скорее уехать, и он считает, что это было бы правильно, но думает, что нужно дождаться ответа из Петербурга: безопасно ли там. Возможно ответ придет завтра».⁸²⁹

4 марта 1917 г. Временное правительство впервые обращается к вопросу об имуществе Романовых. На заседании принимается ряд принципиальных решений. Прежде всего «Кабинет Его Величества» передали из ведения Министерства Императорского двора в ведение Министерства финансов. О степени важности этого решения говорит то, что «цена вопроса» на март 1917 г. составляла 93 453 224 руб.

Для управления делами Кабинета в качестве комиссара прикомандировали члена Государственной думы И.В. Титова. Также образовали комиссию «для приема и охраны дворцов». На ее основе 5 марта 1917 г. образовали Комиссариат для охраны художественных ценностей во главе с членом Государственной думы П.А. Неклюдовым и авторитетными деятелями культуры: Ф.И. Шаляпиным, A.M. Горьким, А.Н. Бенуа, К.С. Петровым-Водкиным, М.В. Добужинским, Н.К. Рерихом и И.А. Фоминым.⁸³⁰ Усилиями Комиссариата 26 апреля 1917 г. принято решение «О передаче правительственными учреждениями на хранение в Зимний дворец всех имеющих художественное значение портретов особ царствовавшего дома».⁸³¹ Это решение положило начало правительственной конфискационной практике произведений искусства, принадлежавших как царской семье, так и семьям великих князей.

5 марта 1917 г. Временное правительство рассмотрело проблему обеспечения безопасности членов императорской семьи. Этот вопрос был поднят по письму младшего брата Николая II великого князя Михаила Александровича. Согласно принятому решению, военному министру предлагалось установить, по соглашению с министром внутренних дел, охрану лиц Императорского дома. Этот вопрос был очень важен, поскольку столица еще была охвачена революционным хаосом. Несколько позже, когда вдовствующая императрица Мария Федоровна переехала из Киева в Крым, 15 апреля 1917 г. Временное правительство приняло решение об организации охраны имения «Ай-Тодор».⁸³²

Выполнение принятых решений началось немедленно. 5 марта 1917 г. военный министр А.И. Гучков и командующий войсками Петроградского военного округа генерал Л.Г. Корнилов посетили Александровский дворец, где находилась императрица Александра Федоровна с больными детьми. Лавр Корнилов гарантировал императрице надежность воинских частей в Царском Селе, которые не допустят беспорядков и обеспечат безопасность Александровского дворца. А.И. Гучков заверил Александру Федоровну в том, что новое правительство берет под свое покровительство обитателей дворца, а также поинтересовался нуждами царской семьи в связи с болезнью детей.

Начальником Царскосельского гарнизона был назначен полковник Е.С. Кобылинский. Комендантом Александровского дворца 5 марта 1917 г. назначили штабс-ротмистра П.П. Коцебу. Однако за лояльность, проявленную к царской семье, и ослабление режима изоляции его отчислили от должности и 21 марта 1917 г. заменили полковником П.А. Коровиченко, личным знакомым с А.Ф. Керенского.

В этот же день министр юстиции А.Ф. Керенский посетил Зимний дворец и объявил всем служащим «о переходе последнего в национальную собственность».⁸³³ Предполагалось также, что и все остальные резиденции Николая II разделят судьбу Зимнего дворца. Попытки обер-гофмейстера П.К. Бенкендорфа объяснить, что такие резиденции, как Александрия и Ливадия, куплены на личные средства российских государей, успехов не возымели.

7 марта 1917 г. Временное правительство принимает решение «О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги». В этом документе предписывалось, во-первых, «признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село». Во-вторых, генералу М.В. Алексееву поручалось «предоставить для охраны отрекшегося императора наряд в распоряжение командированных в Могилев членов Государственной думы: А.А. Бубликова, В.М. Вершинина, С.Ф. Грибунина и С.А. Калинина».⁸⁶⁴

Однако, несмотря на решение об аресте царя, Керенский продолжал настаивать на высылке царской семьи из России. В этот день (7 марта) Временное правительство после долгих колебаний и жарких споров «окончательно» решило судьбу царской семьи.

А.Ф. Керенский и члены Временного правительства в Готической библиотеке Зимнего дворца

В ответ на предложения о публичном судебном процессе над бывшим монархом и более радикальные предложения А.Ф. Керенский заявил: «Этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию; я сам довезу его до Мурманска».⁸³⁵ Переговоры с англичанами по этому вопросу уже вел лидер кадетов П.Н. Милюков (министр иностранных дел Временного правительства до апреля 1917 г.).

8 марта 1917 г. в Александровский дворец Царского Села приехал из Ставки Николай II. После этого решением Временного правительства режим охраны Александровского дворца был усилен, посты наружной охраны, занимаемые подразделениями государственной охраны (Дворцовая полиция, Собственный конвой, Сводный полк и пр.), по приказу Корнилова немедленно сняли с охраны и заменили нарядом от войск гарнизона.⁸³⁶

Далее, 8 марта 1917 г. был назначен «Комиссар Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора и уделов» Ф.А. Головин. Министра Императорского двора В.Б. Фредерикса, занимавшего должность с 6 мая 1897 г., официально сняли с должности только 28 марта 1917 г.

П.Н. Милюков

Забегая вперед, следует сказать, что последний министр Императорского двора граф Владимир Борисович Фредерике, которому в 1917 г. было уже 79 лет, уцелел в буре Гражданской войны и остался в России. И то и другое, видимо, в силу своего возраста и состояния здоровья. Он умер уже в Ленинграде в глубокой нищете и одиночестве в 1927 г. 89-летним старцем. Одно из последних официальных упоминаний о бывшем министре относится к августу 1924 г., когда в «Красной газете» опубликовали следующую заметку: «В доме № 26 по Моховой улице в маленькой квартире их трех комнат живет последний, уцелевший в живых, царский сатрап Николая Кровавого Фредерике. Когда-то министр двора, своим величественным видом и грозными усами приводивший в трепет солдат, теперь он – жалкая развалина, доживающая последние дни. Фредериксу сейчас 87 лет. Живет он в большой бедности: все имущество оценено в 300 рублей фининспектором». По довольно устойчивой петербургской легенде, когда в 1927 г. граф В.Б. Фредерике умер, то соседи обрядили старца в его шитый золотом мундир министра Императорского двора и в нищей комнате питерской коммуналки лежала уже не «жалкая развалина», а настоящий «царский сатрап».

Возвращаясь к комиссару Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора, отметим, что в определении судеб царской собственности именно Федору Александровичу Головину предстояло сыграть важную роль. Ф.А. Головин (1867–1937?) не был новичком в коридорах власти. Выпускник знаменитого Училища правоведения, он делал карьеру в земских структурах, являясь одним из основателей партии кадетов. Как члена ЦК партии кадетов⁸³⁷, Головина избрали председателем II Государственной думы. И Николай II в 1907 г. несколько раз принимал его в своих резиденциях именно как председателя Думы.⁸³⁸ Став преемником В.Б. Фредерикса, Ф.А. Головин сохранял за собой эту должность вплоть до 4 декабря 1917 г.

9 марта 1917 г. жизнь Николая II в очередной раз легла на чашу весов истории. Естественно, на протяжении недели его судьба неоднократно обсуждалась в двух центрах власти, сложившихся в ходе революции в Петрограде. С одной стороны, Временное правительство было готово выслать Николая II вместе с семьей в Англию. А.Ф. Керенский заявил, что он лично будет сопровождать императорскую семью в Мурманск. С другой стороны, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов категорически возражал против такого варианта. И именно 9 марта 1917 г. два органа власти впервые столкнулись по вопросу о дальнейшей судьбе царя.

В этот день информация о готовящейся высылке царя в Англию как о свершившемся факте поступила в Петросовет. В результате, немедленно состоялось заседание Исполкома Совета. Отношение к этому варианту развития событий поставили на голосование, и члены Совета единогласно высказались против высылки царской семьи из России.

В Царское Село немедленно отправили представителя Петросовета СД. Мстиславского в сопровождении отряда л-гв. Семеновского полка и роты пулеметчиков. Судя по его воспоминаниям, ситуация вокруг дворца была весьма напряженной, поскольку Мстиславский получил приказ «любой ценой» обезопасить революцию от реставрации.⁸³⁹ Практически предполагался «переезд» Николая II в Петропавловскую крепость либо «ликвидация вопроса здесь же».

С огромным трудом, угрожая немедленным началом боевых действий против охраны, Мстиславский проник во дворец: «…По каким-то проулкам, темными переходами, мы прошли в широкий подземный переход, мимо запертых засовами, забитых дверей, около которых лишь кое-где застыло серели фигуры часовых».⁸⁴⁰

По его словам, в подвале Александровского дворца находилось не менее батальона стрелков, которые сменили охрану 8 марта 1917 г. Внутри дворца не было ни одного солдата. Офицеры стрелков были оскорблены недоверием Петросовета, подчеркивая, что «мы чуть не с бою заняли караул: сводно-гвардейский полк ни за что не хотел сменяться, а мы ему не верим», и заверяли, что «вывезти «Его» мы не дадим». Проверка системы охраны показала, что дворец и окружающий его парк охраняется тройным рядом караулов и застав, что правое крыло дворца, в котором находился бывший император, наглухо изолировано от левого крыла, где находились бывшая императрица с детьми. Тем не менее Мстиславский потребовал «предъявления» ему бывшего царя. После долгих споров пришли к компромиссу, что царь пройдет «мимо» представителя Петросовета. Когда бывший император проходил «мимо», он был «в кителе защитного цвета, в форме лейб-гусарского полка, без головного убора».⁸⁴¹

К этому времени стало ясно, что «английский вариант» не проходит не только из-за позиции Петросовета. Дело в том, что английская пресса и левая часть Палаты общин начали кампанию по отказу от предоставления семье Николая II политического убежища в Англии. В результате 10 апреля 1917 г. Георг V дал указание личному секретарю лорду Стэмфорхэму, ссылаясь на негативное отношение общественности, предложить премьер-министру информировать Временное правительство, что правительство Англии вынуждено взять свое предложение обратно, а посему до окончания войны въезд бывшего российского монарха и его семьи в пределы Британской империи не возможен.

Туманный Альбион всегда прагматичен в своих решениях. Формула о том, что у Британии нет постоянных друзей и врагов, а есть постоянные национальные интересы, продолжала действовать. Даже если она шла вразрез с обычной человеческой моралью. Хотя какая в политике мораль… Забегая вперед, приведем текст письма (9/22 сентября 1918 г.), написанного английским королем Георгом V своей кузине, сестре Александры Федоровны – маркизе Виктории Мильфорд (Баттенбергской): «Глубоко сочувствую Вам в трагическом конце Вашей дорогой сестры и ее невинных детей. Но, может быть, для нее самой, кто знает, и лучше, что случилось, ибо после смерти дорогого Ники она вряд ли захотела бы жить. А прелестные девочки, может быть, избежали участь еще более худшую, нежели смерть от рук этих чудовищных зверей».⁸⁴²

27 марта 1917 г. последовало важнейшее постановление Временного правительства, согласно которому денежные капиталы, принадлежащие Кабинету «бывшего императора» и состоявшие в распоряжении Кабинета, подлежали зачислению в доход Государственного казначейства.⁸⁴³ Это были колоссальные суммы. В результате уже в конце марта 1917 г. Николай II и Александра Федоровна поняли, что им предстоит серьезнейшее «выяснение отношений» по поводу их собственности с новой «демократической» властью.

Эти принятые на протяжении марта 1917 г. решения Временного правительства определяли его действия по отношению к семье Романовых вплоть до октября 1917 г.

Следует сказать несколько слов и о великих князьях в контексте нашей темы. Надо отметить, что отношение к великим князьям со стороны Временного правительства было строго «дифференцированным». Все зависело от их «поведения» накануне Февральской революции 1917 г. Например, великий князь Дмитрий Павлович и, соответственно князь Феликс Юсупов (женатый на племяннице Николая II, великой княгине Ирине Александровне) ходили в героях как убийцы Распутина. Поэтому дворец Ф. Юсупова даже охраняли от возможных эксцессов.

В свою очередь, некоторые из Романовых, принеся присягу Временному правительству, всячески демонстрировали свою лояльность по отношению к новой власти. Даже если эта демонстрация сопровождалась весьма ощутимыми материальными потерями. Так, великий князь Сергей Михайлович (застреленный большевиками на краю шахты под Алапаевском) подписался на «Заем Свободы» на 514 650 руб.

Хорошо известно, что весной 1917 г. основную часть населения страны волновали два вопроса: война и земля. Поэтому после отречения Николая II (2 марта 1917 г.) и Михаила Александровича (3 марта 1917 г.), великие князья публично заявили о признании Временного правительства. И, что характерно, в своих заявлениях некоторые из них заявили о своем отказе от удельных земель.

Надо заметить, что впервые этот вопрос поднимался еще в 1906 г., когда П.А. Столыпин начинал «раскручивать» свою знаменитую аграрную реформу. Тогда ему остро был необходим значительный фонд свободных земель, наличие которого позволило бы смягчить напряженность, вызванную массовым безземельем крестьян в центральных губерниях России.

Для решения вопроса об удельных землях, фактически «кормивших» великих князей, дважды проводились совещания у Николая II (30 июля и 9 августа 1906 г.). В своих дневниковых записях Николай II, как обычно, отметил только сам факт таких встреч: 30 июля – «У меня был обмен мнений с пятью членами семейства относительно удельных земель»; 9 августа – «В 2 '/ поехал с ним на Ферму, где произошло совещание со всеми наличными членами семьи и министрами: Двора, Внутр. Дел, финансов, Главноупр.

Землед. и Кочубеем все по тому же вопросу об арендных удельных землях. Заседание кончилось в 5 час».

Об итогах обсуждения этого очень важного для великих князей вопроса пишет в дневнике великий князь Константин Константинович (9 августа 1906 г.): «Митя, Николаша, Петюша, Николай, Георгий и Сергей, а также Владимир с сыновьями Борисом и Андреем и я были позваны к Государю в фермерский дворец на совещание. Были там еще министры: внутренних дел Столыпин, финансов – Коковцев, земледелия – князь Васильчиков, двора – барон Фредерике и начальник Управления уделов – князь Кочубей. Обсуждался вопрос, по которому Государь созывал нас 30 июля. Николай предложил ввиду политической необходимости пойти навстречу безземельным крестьянам, не продавать арендованной земли, а пожертвовать ее. Но, вникнув в это предложение, пришли к заключению, что жертва будет настолько ощутительная для некоторых членов семьи и что потеря доходов настолько сократит наше содержание, что жертвовать невозможно. Решили все-таки землю продавать».⁸⁴⁴

Летом 1906 г. пик Первой русской революции был уже пройден, благодаря усилиям П.А. Столыпина начала восстанавливаться дееспособность вертикали власти, поэтому тогда сочли возможным отказаться от «широкого жеста», поставив во главу угла материальные интересы великих князей.

Однако после отречения Николая II в марте 1917 г. – «шансов не было». Поэтому великие князья, демонстрируя лояльность новой власти, решили сами отдать то, что им с большим трудом удалось удержать в 1906 г.

12 марта 1917 г. в газетах было опубликовано заявление великого князя Георгия Михайловича: «Относительно прав наших и в частности моего о престолонаследии, горячо любя свою родину, всецело присоединяюсь к доводам, которые изложены в акте отказа князя Михаила Андреевича; что касается земель удельных, вполне готов подчиниться решению Временного правительства, которое несомненно имеет в виду благо родины».

На следующий день, 13 марта 1917 г., еще одна группа «в полосатых купальниках»⁸⁴⁵ выступила с подобным заявлением: «Относительно прав наших, и в частности моего на престолонаследие, я, горячо любя свою родину, всецело присоединяюсь к тем мыслям, которые выражены в акте отказа великого князя Михаила Александровича. Что касается земель удельных, то по моему искреннему убеждению, естественным последствием означенного акта они должны стать общим достоянием государства. Подписали: великий князь Николай Михайлович, великий князь Дмитрий Константинович, князь Говриил Константинович, князь Игорь Константинович».⁸⁴⁶

Жест «Константиновичей» был учтен и отчасти компенсирован. Так, 3 апреля 1917 г. состоялось решение Временного правительства по поводу «Приданого капитала королевы эллинов Ольги Константиновны». В документе подчеркивается, что «согласно заключенному между Россией и Грецией в 1867 г. договору, в приданое королеве эллинов Ольге Константиновне при выходе ее в замужество, капитал в 1 000 000 руб., с наросшими на него процентами, является личной ее собственностью, не подлежащей обращению в доход казны».⁸⁴⁷ Еще раз подчеркнем, что великая княгиня Ольга Константиновна была «королевой эллинов», то есть первым лицом иностранного государства, по отношению к которому следовало соблюдать особый такт. Приведенный пример, все же не был типичным, поскольку касался межгосударственных отношений, а Временное правительство весьма трепетно относилось к выполнению подобных обязательств.

Тогда же в апреле 1917 г. Временное правительство принимает решение о выкупе у некоторых из Романовых их недвижимого имущества. Надо заметить, что многие из великих князей очень желали этого, поскольку отчетливо видели, что страна начинает погружаться в пучину политического и экономического хаоса. Еще раз отметим, что Временное правительство весьма либерально отнеслось к собственности «Константиновичей». 8 апреля 1917 г. принято решение «о дальнейшем производстве великому князю Дмитрию Константиновичу денежного отпуска, в размере 40 000 руб. в год, в уплату за купленное у него имение «Ореанда»».⁸⁴⁸ 2 2 июня 1917 г. состоялось решение о судьбе Мраморного дворца. В документе констатировалось, что «государство не встречает препятствий к распоряжению с их стороны Мраморным дворцом, с принадлежащим к нему движимым имуществом, на общих основаниях», но при этом министру труда было предложено «вступить в переговоры с наследниками покойного великого князя Константина Константиновича о приобретении Мраморного дворца в собственность государства».⁸⁴⁹ Однако общее ухудшение положения в стране не позволило реализовать принятое решение. В сентябре 1917 г. от проекта покупки Мраморного дворца отказались и решили «вступить в переговоры с наследниками великого князя Константина Константиновича об условиях аренды здания, в котором ныне помещается Министерство труда».⁸⁵⁰

В августе 1917 г. состоялось решение Временного правительства «О приобретении дома принца Александра Петровича Ольденбургского в Петрограде» за три миллиона рублей облигациями «Займа Свободы» по номиналу. Этот дом на набережной Невы приобретался для Центрального управления Министерства народного просвещения. Кроме этого, миллион рублей отпускался на приобретение обстановки дома Ольденбургского.⁸⁵¹

Поскольку для новой власти в Петрограде остро стоял вопрос о размещении разросшихся «демократических» учреждений Временного правительства, то летом 1917 г. начинают реализовываться конфискационные решения в отношении императорских резиденций. 6 июня 1917 г. Временное правительство решило вопрос «О передаче в ведение и распоряжение Министерства продовольствия здания Аничкового дворца». Здание должны были освобождить уже к 15 июня 1917 г.⁸⁵² Императрица Мария Федоровна, живя в Крыму, очень болезненно переживала слухи о разграблении «ее» Аничкова дворца.

5 августа 1917 г. Временное правительство приняло решение, которое могло бы стать прецедентом при определении материального положения всех великих князей «О дальнейшем отпуске пособий князьям и княжне Романовским», согласно которому «производство установленного… ежегодного пособия из средств бывшего Кабинета Его Величества продолжать на прежних основаниях, до установленного в свое время предельного срока, а именно, до 1 мая 1919 года».⁸⁵³ Кроме этого, за великим князем Георгием Михайловичем сохранялось право «распоряжаться до смерти пожертвованным им в Русский музей императора Александра III собранием монет и медалей». Решился вопрос о судьбе драгоценностей, принятых Кабинетом по завещанию великой княгини Александры Иосифовны (это бабушка Константиновичей). Все драгоценности оставались в собственности их владельцев, определенных завещанием, и, кроме того, продолжался отпуск пенсий и пособий, выдаваемых на основании завещания.

Однако после прихода большевиков к власти в октябре 1917 г., они, в конце 1917 – начале 1918 г., с революционной решительностью разрубили гордиев узел проблем, связанных с «царским золотом». Для этого создали структуру, которая должна была заниматься этой проблемой. Ею стал Наркомат государственных имугцеств, образованный на фундаменте бывшего Министерства Императорского двора, и Наркомпрос. Примечательно, что Музейный отдел Наркомпроса, который занимался «сбором» ценностей, возглавила жена Л.Д. Троцкого – И.И. Троцкая. После переезда правительства в Москву Наркомат имугцеств упразднили.

В декабре 1917 г. Совнарком принял решение «о ревизии стальных ящиков в банках».⁸⁵⁴ Все, кто успел «выхватить» драгоценности из банков до этого решения, стали хранить их дома, поскольку это были единственные ценности, еще остававшиеся в руках прежних «хозяев жизни». Однако в условиях разгоравшейся Гражданской войны и красного террора ВЧК переходит к практике повальных обысков среди «бывших».

Одна из главных целей обысков – конфискация спрятанных ювелирных изделий. Собственники прятали их как могли. Прятали так основательно, что весь советский период на эти клады периодически натыкались строительные рабочие. Естественно, «бывшие» активно обменивались информацией как о результатах обысков у знакомых, так и о надежных способах укрытия ценностей. Великая княгиня Мария Павловна (Младшая) вспоминала об этом времени: «Старикам Путятиным удалось забрать из московского банка мои бриллианты до того, как частная собственность, принадлежавшая царской семье, была конфискована. Моя свекровь сшила нечто вроде жакета, который носила под платьем; в него она зашила большую часть камней. Диадемы, которые невозможно было сделать плоскими, она засунула в тульи своих шляп. Так как в то время нам нужны были деньги, мы были вынуждены продать какие-то вещи, но это было непросто, во-первых, потому, что не было покупателей, а во-вторых, потому, что мы боялись привлекать к себе внимание. Поэтому были проданы только небольшие украшения.

Остальные украшения мы решили хранить в доме, хотя это было очень рискованно. Теперь проблема состояла в том, чтобы их надежно спрятать. Мы уже знали, что во время обысков внимание главным образом было направлено на дымоходы, драпировки, обитые материей сиденья, подушки и матрасы. Избегая всех этих мест, мы нашли другие, некоторые из них, должна сказать, говорили в пользу нашей находчивости. Например, у меня была диадема в старинной оправе, состоявшая из бриллиантовых лучей, нанизанных на проволоку. Я купила большую бутылку канцелярских чернил и вылила их; затем, сняв с проволоки бриллианты, насыпала их на дно бутылки и запила сверху парафином. Наконец надо было снова запить чернила. Так как бутылку опоясывала большая и широкая этикетка, содержимое рассмотреть было совершенно невозможно. Она месяцами стояла на моем письменном столе, на виду у всех.

Другие украшения мы спрятали в самодельные пресс-папье, а еще какие-то – в пустые банки из-под какао; потом их окунали в воск, к ним крепился фитиль, и они приобретали вид огарков больших церковных свечей. Мы украшали их спиралями из золоченой бумаги и иногда зажигали их перед иконами, чтобы отвлечь внимание слуг».⁸⁵⁵

Такие же приключения пережил и Феликс Юсупов. Летом 1917 г. ему удалось вывезти из Петрограда «двух Рембрантов из шедевров нашей коллекции: «Мужчина в широкополой шляпе» и «Женщина с веером». Довез я их легко, сняв рамы и скатав рулоны».⁸⁵⁶ Так же как и Мария Павловна (Младшая), Ф. Юсупов прятан «рембрантов» буквально «на виду». Видимо, оба внимательно читали в свое время Честертона. Драгоценные полотна Ф. Юсупов «завесил… в кореизской гостиной невинными цветочными натюрмортами двоюродной сестрицы своей Елены Сумароковой».⁸⁵⁷

Что касается драгоценостей, то Ф. Юсупов заложил несколько тайников в своем родовом дворце на Мойке. Видимо, тогда, осенью 1917 г., Юсуповы рассчитывали, что все скоро вернется «на круги своя»: «Осенью я решил съездить в Петербург – припрятать драгоценности и самые ценные предметы коллекции. Как приехал, тотчас взялся за дело. Слуги, из самых преданных, помогали… Покончив дела в Петербурге, я собрал все фамильные брильянты и с верным слугой Григорием поехали мы в Москву спрятать их. Схоронили под лестницей. Я говорил уже, что Григорий был замучен пытками, но тайны большевикам не выдал. Узналось все восемь лет спустя. Рабочие чинили ступеньки и нашли тайник».⁸⁵⁸

В этой ситуации начался массовый вывоз ценностей из России. Прежде всего таких компактных, как ювелирные изделия. Для того чтобы остановить этот процесс, большевики весной 1919 г. приняли Декрет «О запрещении вывоза и продажи за границей предметов особого художественного и исторического значения». Поскольку легальные возможности вывоза ценностей фактически отсутствовали, то их вывозили преимущественно через контрабандные канаты. Таких контрабандных «окон» на границе существовало довольно много (прежде всего граница с Прибалтикой и Финляндией), однако «комиссионные» при этом были довольно высоки.

Самым надежным каналом для вывоза ценностей из большевистской России был «дипломатический» канал. Однако для доступа к этому каналу требовались влиятельные связи. У великой княгини Марии Павловны (Младшей), как у бывшей шведской принцессы они имелись, и она вскользь упоминает, что ее «драгоценности, спрятанные в бутылке из-под чернил, пресс-папье и свечи, начиненные ими же, были отправлены в Швецию с оказией».⁸⁵⁹ При этом, готовясь к бегству через границу с мужем и ребенком, великая княгиня продает на черном рынке несколько драгоценных брошек и зашивает «две или три броши в свой корсет и шляпу».⁸⁶⁰

Также дипломатическим каналом воспользовалась великая княгиня Мария Павловна (Старшая). Дело в том, что, выехав из Петербурга на Юг России, Мария Павловна оставила всю свою ювелирную коллекцию в своем дворце на Дворцовой набережной (ныне – Дом ученых). Когда стало ясно, что в Петербург ей вернуться не удастся, была спланирована и осуществлена операция по изъятию этих ценностей.

Помогли Марии Павловне ее «английские друзья», в частности Берти Стопфорд, он «спас драгоценности и привез их в Лондон. Эти драгоценности были в конце концов разделены между ее детьми. Кирилл получил жемчуг, Андрей – рубины, Борис – изумруды, а великая княгиня Елена – алмазы».⁸⁶¹ Следует добавить, что в этой операции лично принимал участие и великий князь Борис Владимирович, он серьезно рисковал, спасая драгоценности своей мамы. Драгоценности доставили в английское консульство и в двух дипломатических кофрах вывезли из России. Есть несколько фотографий Марии Павловны с роскошной жемчужной диадемой на голове. Эта диадема, по воле матери, досталась ее дочери Елене Владимировне. Потом диадему у нее купила английская королева Мэй, жена Георга V. От нее диадема перешла к королеве Елизавете II, а та, в свою очередь, позволяла иногда принцессе Диане покрасоваться на торжественных приемах в этом ювелирном раритете со сложной судьбой.

Однако не у всех были такие возможности. Сын Марии Павловны, великий князь Андрей Владимирович покинул Россию только в феврале 1920 г. вместе с Матильдой Феликсовной Кшесинской. По воспоминаниям Кшесинской, у нее из имущества осталось только запасное платье, а у Андрея Владимировича остались от былого богатства только золотой портсигар да пара запонок от Фаберже. Денег им хватило как раз, чтобы из Венеции добраться на поезде до французского местечка Кап дАй, где находилась вилла «Ялам», купленная Андреем Владимировичем за 180 000 франков и подаренная Кшесинской еще в довоенные годы.⁸⁶²

Надо сказать, что с продажей ценностей в Петрограде больших проблем не было, поскольку «великий передел» ценностей стремительно набирал обороты. Об этом свидетельствуют воспоминания очевидцев: «Теперь буржую оставалось одно: лечь и умереть с голоду. И началась распродажа, начиная с самого необходимого – платья, мебели, всего, что у обывателя только осталось. Чуть ли не на всех улицах появились комиссионные конторы для покупки и продажи вещей… Наехали любители легкой наживы и из-за границы. Встретив Фаберже, известного ювелира, я его спросил, как ему живется.

– Живется, конечно, неважно. Но торгую как никогда. И только дорогими вещами.

– Кто же у вас покупает?

– Главным образом солдаты и матросы.

…Однажды я зашел на Морской в магазин Фаберже. Покупателей не было, было только несколько буржуев из его старых клиентов. Но вот ввалился красноармеец с женщиной. Он – добродушный на вид тюлень, должно быть недавно взятый от сохи, она – полугородская франтиха, из бывших «кухарок на место повара», с ужимками, претендующими на хороший тон. Шляпа на ней сногсшибательная, соболя тысячные, бриллиантовые серьги с орех, на руках разноцветные кольца, на груди целый ювелирный магазин. Парень, видно, влюбленный в нее как кошка, не мог оторвать глаз от столь великолепной особы.

– Нам желательно ожерелье из бус, – сказала особа.

– Да не дрянь какую – а подороже, – пояснил парень.

Принесли футляр.

– Почем возьмете?

– 40 000

Дама пожала плечами.

– А получше нет?

Показали другой.

– На 60 000, – сказал приказчик.

– Мне бы, что ни на есть лучше.

– Лучше теперь у нас жемчуга нет. Быть может, на днях получим.

– Нам всенепременно сегодня нужно, – вмешался парень. – Без бус им вечером на танцульку в Зимний дворец ехать никак невозможно».⁸⁶³

В апреле 1918 г. отменяется право наследования. Началась национализация частных коллекций оставленных дворцов, да и сами дворцы были объявлены народным достоянием. О масштабах «изъятий» из императорских дворцов красноречиво говорят следующие цифры: в 1920–1922 гг. только из дворцового и фондового имущества Царскосельских и Павловских дворцов-музеев в Госфонд изъяли 55 пудов 24 фунта 74 золотника 45 долей серебра, 5 фунтов 55 лотов 18 долей золота, 3 доли платины.⁸⁶⁴

В середине июля 1918 г., за несколько дней до расстрела царской семьи, Совнарком объявил о конфискации и национализации имущества низложенного императора и членов Императорского дома. Этот документ приводится полностью:

Декрет о конфискации имущества низложенного российского императора и членов императорского дома

1. Всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией российскому императору Николаю Александровичу Романову, бывшим императрицам Александре и Марии Федоровнам и всем членам бывшего Российского императорского дома, в чем бы оно не заключалось и где бы оно не находилось, не исключая и вкладов в кредитных учреждениях, как России, так и за границей, объявляется достоянием Российской Социалистической Советской Федеративной Республики.

2. Под членами бывшего Российского императорского дома подразумеваются все Лица, внесенные в родословную книгу бывшего российского императорского дома: бывший наследник цесаревич, бывшие великие князья, великие княгини и великие княжны и бывшие князья, княгини и княжны императорской крови.

3. Все лица и учреждения, знающие о месте нахождения имущества, указанного в статье 1-й настоящего декрета, обязаны в двухнедельный срок со дня опубликования настоящего декрета представить соответственные сведения в Народный комиссариат внутренних дел. За умышленное несообщение указанных в настоящей статье сведений виновные подлежат ответственности, как за присвоение государственного достояния.

4. Уполномоченные Российской Социалистической Советской Федеративной Республики за границей обязаны немедленно по опубликовании настоящего декрета приложить все старания к получению сведений о месте нахождения имущества лиц, указанных в 1-й статье декрета. Находящиеся за границей российские граждане обязаны представить известные им сведения о местонахождения имуществ, указанных в ст. 1-й декрета, соответственным уполномоченным Российской Социалистической Советской Федеративной Республики.

5. Указанные в статье 1-й имущества, находящиеся в пределах Российской Социалистической Советской Федеративной Республики, кроме денежных ценностей, поступают в ведение Комиссариата внутренних дел. Денежные ценности сдаются в доход казны – в казначейства или в учреждения Народного банка, находящиеся же за пределами республики, в том числе и в заграничных банках, поступают в ведение соответственных уполномоченных Российской Социалистической Советской Федеративной Республики.⁸⁶⁵

Капиталы семьи Николая II после Февральской революции

Следует подчеркнуть, что одной из главных задач Временного правительства весной 1917 г. стала задача дискредитации монархической идеи в целом и Николая II в частности. В этом контексте должны были публично прозвучать «разоблачения» о миллионах Романовых, «награбленных» у трудового народа. Поэтому уже 8 марта 1917 г. в повестку заседания Временного правительства включен пункт о возможности опубликования сведений об обнаружении на текущем счету в берлинском банке Мендельсона 15 000 000 руб., принадлежащих Николаю II.⁸⁶⁶

Уже к середине марта Временное правительство получило исчерпывающую информацию о финансах императорской семьи. Особое значение придавалось установлению сумм личного состояния Николая II. Поскольку все чиновники Кабинета проявили полную лояльность по отношению к новой власти, то довольно быстро первый глава Временного правительства князь Г.Е. Львов имел не только полную картину состояния финансов семьи Николая II, но и представление о «географии» размещения «царских капиталов». Позже, в начале 1920-х гг., князь Львов заявил следователю Н.А. Соколову: «Их личные средства были выяснены. Они оказались небольшими. В одном из заграничных банков, считая все средства семьи, оказалось 14 млн рублей. Больше у них ничего не было».⁸⁶⁷

Первые шаги со стороны Николая II в вопросах обеспечения своего финансового положения после сложения императорского титула относятся к середине марта 1917 г. С ведома императора, еще до Пасхи 1917 г. (т. е. до 17 марта), обер-гофмаршал П.К. Бенкендорф написал письмо начальнику Главного управления уделов Министерства Императорского двора кн. B.C. Кочубею, с просьбой представлять материальные интересы Николая II, императрицы Александры Федоровны и их детей перед новой властью. С такой же просьбой П.К. Бенкендорф обратился к Управляющему Кабинетом Е.И.В. генералу Волкову. Однако эти письма были возвращены Бенкендорфу с категорическим запрещением поднимать подобные вопросы.

В августе 1917 г. в Петрограде вышла книжка анонимного автора «Падение Романовых», в которой впервые обнародованы суммы личного состояния семьи Николая II. «Аноним», безусловно, был близок к комиссару Временного правительства Головину, который занимался выяснением этого важного вопроса. Суммы личных капиталов указаны следующие: Николай II – 908 000 руб.; Александра Федоровна – 1 006 400 руб.; Цесаревич – 1 425 700 руб.; Великая княжна Ольга Николаевна – 3 185 500 руб.: Великая княжна Татьяна Николаевна – 2 118 500 руб.; Великая княжна Мария Николаевна – 1 854 430 руб.; Великая княжна Анастасия Николаевна – 1 612 500 руб. Всего на 12 111 030 руб. Но при этом «аноним» подчеркивал, что семья имеет значительные суммы денег, депонированных в иностранных банках, особенно в Англии. К этим суммам мы еще вернемся.

Наряду со всеми глобальными финансовыми раскладами Временному правительству приходилось решать многочисленные вопросы, связанные с новой организацией повседневной жизни семьи Николая Романова. К этому времени министр Императорского двора престарелый В.Б. Фредерике был фактически⁸⁶⁸ смещен со своего поста и его обязанности принял на себя комиссар Временного правительства Федор Александрович Головин.

21 марта 1917 г. решением комиссара Ф.А. Головина вопрос «о дальнейшем отпуске продовольствия» царю и его семье, вместе со слугами был оставлен «в прежнем размере – впредь до новых по этому предмету распоряжений Временного правительства». Но это, конечно, мелочи.

В конце марта 1917 г. Временное правительство начало решать проблемы, связанные с «серьезной» собственностью Императорской фамилии. 27 марта 1917 г. был решен вопрос «О передаче в казну земель Кабинета бывшего императора».⁸⁶⁹ Это сразу же лишало Николая II доходов с его приисков и заводов в Нерчинске.

Временное правительство не преследовало конфискационных целей по отношению к личному имуществу членов семьи Николая II. Вопрос заключался в том, чтобы разобраться, где личное имущество Романовых, а где государственная собственность. Грань эта была размыта и весьма условна.

В активную фазу переговоры между Романовыми и Головиным, готовившим этот вопрос, перешли накануне и сразу же после отъезда семьи Николая II из Царского Села в Тобольск (1 августа 1917 г.). Еще до отъезда семьи Николая II в Тобольск им гарантировалась сохранность всех вещей, оставляемых в Александровском дворце. После отъезда семьи Николая II в Тобольск ее финансовые интересы представлял обер-гофмейстер Павел Константинович Бенкендорф.⁸⁷⁰

Кроме личного имущества царской семьи, остававшегося в Александровском дворце, императрица Александра Федоровна оставила там и часть своей ювелирной коллекции. После того как семья 1 августа 1917 г. навсегда покинула Александровский дворец, П.К. Бенкендорф составил список драгоценных камней и личного имущества, оставленного царской семьей во дворце.

В начале списка подробнейшим образом были перечислены драгоценные камни императрицы («шкатулка № 2»): – диадемы, ожерелья, броши из бриллиантов, сапфиров и рубинов. Там же перечислялись многочисленные ювелирные подарки, которые Александра Федоровна получала от родных и близких ей людей на протяжении своей жизни. Так же в списке перечислены драгоценности, принадлежавшие великим княжнам. В список П.К. Бенкендорф включил и шкатулку с драгоценностями старшей сестры Александры Федоровны, Виктории Баттенбергской, оставленную на хранение летом 1914 г. в России.

Ювелирный «Список Бенкендорфа», составленный в августе 1917 г., основывался на описной книге драгоценностей, принадлежащих императрице Александре Федоровне. Эта книга велась на английском языке буквально с момента рождения последней российской императрицы. Тогда ее тетя Беатриса (одна из дочерей английской королевы Виктории, сестра матери Александры Федоровны) подарила большой золотой медальон с кораллом и жемчугом, датированный 6 июня 1872 г., днем рождения Александры Федоровны.

Страница из ювелирной книги Александры Федоровны

Всего в описи упомянуто 308 ювелирных изделий. В отдельной графе указывается, по какому случаю дарились ювелирные подарки или когда и где приобретала драгоценности. Как правило, в этой графе указываются подарки на дни рождения, тезоименитство, Пасху и Рождество. Любопытно, что в эту книгу внесена и одна из первых «русских» драгоценностей – брошка, подаренная 12-летней гессенской принцессе Алике в день ее приезда в Россию в мае 1884 г. на свадьбу своей старшей сестры, великой княгини Елизветы Федоровны.⁸⁷¹ Получала подарки Александра Федоровна и от мужа, по случаю очередной годовщины их помолвки, свадьбы и дней рождения дочерей и сына. В описи есть карандашные пометы, сделанные рукой Александры Федоровны, которыми она указывала свои любимые или особо памятные украшения. Как правило, надписи очень лаконичны: «который я всегда ношу». Есть пометы, в которых императрица фиксирует местонахождение той или иной вещи: «на моем письменном столе»; «в моей витрине в Зимнем Дворце». Кстати говоря, в этой «витрине», которая находилась в Угловом кабинете на втором этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца, хранилось более 200 ювелирных изделий, включая 10 знаменитых пасхальных яиц Фаберже.

Последние записи в описи относятся к июлю 1917 г. Как правило, они фиксируют ювелирные подарки императрицы своим дочерям. Одна из таких последних помет относится к 22 июля 1917 г., когда Александра Федоровна подарила своей третьей дочери золотую брошь с изумрудом в форме сердца, усыпанную бриллиантами: «Мэри, июль 22.1917». Примечательно, что эта брошь была из старых, «собственных» драгоценностей Александры Федоровны, подаренных ей еще в 1892 г. Николай II в этот день отметил в дневнике: «Именины дорогой мама и нашей Марии». Через неделю после этой записи царская семья навсегда покинет Александровский дворец. Этот альбом в настоящее время хранится в фонде императрицы Александры Федоровны в Государственном архиве Российской Федерации.

Говоря об описях драгоценностей Александры Федоровны, следует упомянуть об еще одном альбоме императрицы, дошедшем до нас. Это альбом-каталог, в который Александра Федоровна вносила и зарисовывала свои подарки членам семьи Романовых. Хронологически альбом охватывает период с 1897 по 1906 г. Большая часть подарков приурочивалась к Святой пасхе. На обложке альбома-каталога рукой императрицы было выведено «Easter eggs for the family & trends»⁸⁷². На каждой странице альбома рукой императрицы сделано от 20 до 40 рисунков. Судя по записям, Александра Федоровна ежегодно дарила от 70 до 80 таких изделий. Рисунки выполнены без особого тщания, схематически, однако с использованием красок.

Список вещей, составленный П.К. Бенкендорфом, оказался не менее детальным. В нем подробно перечислены все шкафы и сундуки со всем их содержимым, включая шкаф с «нижним бельем Ея Величества».

После отъезда царской семьи в Тобольск П.К. Бенкендорф и Ф.А. Головин приступили к решению сложной задачи – разграничению государственной и личной собственности последнего императора. Для этого в первой половине августа 1917 г. П.К. Бенкендорф нанес официальный визит к Ф.А. Головину в Зимний дворец, который с 11 июля 1917 г. начал превращаться из главной императорской резиденции в главный «офис» новой «демократической» власти. Бенкендорфа потрясли изменения, произошедшие с торжественно-парадным обликом Зимнего дворца. Прежде всего ему бросились в глаза грязь и множество людей. В Зимний дворец была введена охрана Керенского, она очень «свободно» чувствовала себя в исторических залах. Так, статуи в Белом зале были «украшены» влажными полотенцами, кепками, жакетами, портупеями и пальто. Можно добавить, что Зимний дворец в августовские дни «корниловщины» охраняли балтийские матросы с крейсера «Аврора». Все это, конечно, стало чревато материальными «утратами» для дворца.

Но, так или иначе, в комнатах Головина, находившихся на первом этаже северо-западного ризалита и выходивших на Неву, началось обсуждение финансовых проблем семьи Николая II.

Прежде всего определились «по дворцам». Во-первых, Головин категорически подтвердил позицию Временного правительства о национализации всех императорских резиденций. При этом Головин ссылался на соответствующее решение Временного правительства. Заявление Бенкендорфа о том, что часть резиденций приобретена и обустроена монархами на их «собственные» средства, просто не рассматривалось.

Во-вторых, Головин подтвердил гарантии Керенского о неприкосновенности личных вещей императорской семьи. Это касалось личных вещей императорской семьи, упакованных в ящики перед отъездом из Александровского дворца в Тобольск и переданных на хранение в кладовые Кабинета. Эти личные вещи включали в себя многочисленные туалеты (платья и мундиры) императорской четы⁸⁷³, меха и коллекцию драгоценностей. В перечень личных вещей императорской семьи вошли и все подарки. Например, большой серебряный обеденный сервиз, подаренный к свадьбе Николая II от родителей.⁸⁷⁴ Также к личным вещам императорской четы была отнесена и ювелирная коллекция Николая II и Александры Федоровны. Значительная часть личных ювелирных вещей хранилась в кладовых Кабинета еще с начала 1900-х гг. Например, подарки великим княжнам от Бухарского хана или пакеты с бриллиантами, приобретавшимися Александрой Федоровной на средства великих княжон с 1902 г. Кроме этого, там же хранились ювелирные ценности, изъятые из личных комнат императорской четы в Зимнем дворце в мае 1917 г. В конце июля 1917 г. в кладовые Кабинета была передана часть ювелирной коллекции императрицы Александры Федоровны из Александровского дворца. На все эти вещи имелись соответствующие расписки, которые находились у камер-фрау Марии Федоровны Герингер. Впоследствии, на протяжении всего сентября и октября 1917 г., Герингер и Головин вели активную переписку, согласовывая номенклатуру многочисленных ювелирных ценностей императорской четы, хранимых в кладовых Кабинета и в Московской Оружейной палате. Так, в Москве, где к этому времени находилась большая часть романовских ценностей, долгое время не могли найти серебряную ванну царских дочерей.

Головин гарантировал Бенкендорфу сохранность пакета с драгоценностями старшей сестры императрицы Александры Федоровны, Виктории Баттенбергской. Эти ценности были оставлены в России в июле 1914 г., когда Виктории Баттенбергской после начала Первой мировой войны пришлось добираться до Англии через Финляндию и Швецию. Этот пакет изъяли из кабинета Александры Федоровны в Зимнем дворце наряду с другими ценностями.

В-третьих, были проговорены и «материальные обстоятельства» вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Надо заметить, что в этой части переговоров Головин пошел Бенкендорфу навстречу по очень многим позициям. Так, за Марией Федоровной оставались ежегодный доход с ее брачного капитала в 300 000 руб. и все ее личные драгоценности – знаменитая шкатулка императрицы, где хранились ювелирные изделия колоссальной ценности. Кроме этого, за Марией Федоровной оставалась и вся «начинка» отходящего в казну Аничкового дворца. Эта «начинка» состояла из многочисленных произведений искусства, мебели и самого разнообразного имущества.

В-четвертых, обсуждался и главный вопрос – о структуре доходов Николая II. Как известно они главным образом складывались из доходов от Кабинетных земель и ежегодных выплат из Государственного казначейства. Головин сразу же заявил о том, что эти источники для бывшего императора Николая II больше не существуют. Временное правительство брало на себя только обязательство обеспечивать повседневные расходы бывшего императора. Однако при этом Головин еще раз подтвердил принципиальную позицию Временного правительства (читай – А.Ф. Керенского) о неприкосновенности частных средств царя, в том числе хранимых в различных банках в виде ценных бумаг.

Результатом переговоров между Головиным и Бенкендорфом стало решение Временного правительства от 17 августа 1917 г. «О разграничении личного имущества некоторых членов царствовавшего дома от имущества государственного».⁸⁷⁵ Под «некоторыми членами царствовавшего дома» подразумевалась прежде всего семья Николая II.

Если вернуться к «золоту Романовых», то, как мы уже писали выше, в обществе, даже в ближайшем окружении императорской семьи, бытовали весьма абстрактные представления о «сказочных богатствах» Романовых. Сами же царственные владельцы действительно огромных богатств хорошо представляли их размеры. Они привыкли в фиксированным суммам своих «годовых зарплат», к регулярным финансовым отчетам по различным капиталам и счетам. Однако к этой информации они до 2 марта 1917 г. относились весьма спокойно, особо на ней не «зацикливаясь», понимая, что «на жизнь хватит».

После отречения Николая II2 марта 1917 г. ситуация стала совершенно иной. Во-первых, объемом и «номенклатурой» состояния Романовых озаботилось Временное правительство, которому надо было решить деликатный вопрос не только о порядке финансирования семьи Николая II, но и о порядке управления капиталами Романовых.

Для Временного правительства весной 1917 г. вопрос о собственности Романовых был «головной болью», вынуждавший лавировать между «массами», Петроградским советом и различными политическими радикалами. В качестве примера того, как «низы» буквально «подпирали» верхи, подталкивая к решению проблемы собственности Романовых, свидетельствует письмо чиновников Министерства юстиции, непосредственно занимавшихся этим «вопросом»: «Собранными данными установлено, что капиталы и денежные документы находятся на текущем счету бывшего великого князя Андрея Владимировича в разных банках. В кассе находятся свыше 60 000 рублей. Бриллианты, золото, серебро опечатаны во дворце, мебель, библиотека, картины и прочее охранены военным караулом; ключи от помещения находятся у коменданта. Все эти меры приняты нами с Вашего согласия, с единственной целью оградить дворец, как собственность народа, а не как частное имущество бывшего великого князя.

Ныне представляется необходимым и спешным выяснить Ваш принципиальный взгляд по данному вопросу, так как охранять частное имущество бывшего великого князя, являющегося в глазах народа врагом в прошлом и возможным врагом в будущем, никто из нижеподписавшихся не может взять на свою совесть, занимать же этим делом военный караул в такое время было бы с нашей стороны сознательным преступлением перед армией.

Те же меры приняты и относительно дворца Марии Павловны, и вопрос о дальнейшей судьбе его необходимо решать, как и о дворце бывшего великого князя Андрея Владимировича… Мая 8-го дня 1917 г.».⁸⁷⁶

Подобные письма подталкивали новое руководство страны к решительным действиям. Следует добавить, что от Романовых не только «отрезали» все коронные бриллианты, но и изъяли наиболее известные драгоценности из коллекции императрицы Александры Федоровны, такие как всемирно известные пасхальные яйца фирмы К. Фаберже. Однако менее известные драгоценности из личной шкатулки Александры Федоровны никто не тронул. Так же никто не тронул драгоценности из шкатулки императрицы Марии Федоровны, которые были вместе в ней в Киеве, а затем в Ай-Тодоре.

Изъятие пасхальных яиц и других драгоценностей, хранившихся в императорских резиденциях, связано с нараставшей политической нестабильностью в стране, а инициатором этой акции выступил начальник Петроградского Дворцового управления генерал-лейтенант Комаров. Именно он 10 мая 1917 г. направил комиссару Временного правительства «над бывшим Министерством Императорского двора» Ф.А. Головину записку, в которой испрашивал «разрешения передать на хранение в Камеральную часть б. Кабинета Е.И.В. находящиеся в помещениях Зимнего Дворца большой ценности вещи, составляющие собственность б. Императора и Императрицы, согласно прилагаемому списку».⁸⁷⁷

Следует заметить, что пасхальные яйца «императорской серии» хранились в «собственных комнатах», как Зимнего, так и Александровского дворцов. Так, 17 мая 1917 г. из кабинета Александры Федоровны в Зимнем дворце (второй этаж северо-западного ризалита), из угловой витрины, находившейся между дверью, ведущей в спальню и окном, были изъяты 10 пасхальных яиц, подаренных в разные годы Николаем II своей жене, и другие ценности.

К. Фаберже. 1918 г.

Изымала эти драгоценности комиссия, в состав которой входил сам Карл Густавович Фаберже, который, видимо, и составлял описания пасхальных яиц. Он же подписал составленную опись как «бывший придворный поставщик г. Фаберже». Все предметы в описи, составленной в мае 1917 г., пронумерованы. Эти номера взяты из отдельной описи вещей, хранившихся в личных комнатах императорской четы в Зимнем дворце. Составленные в мае 1917 г. описи представляют немалый интерес, поскольку эти описания были сделаны самим Карлом Фаберже. Поэтому описания мы приведем полностью, по тексту архивного документа, датированного маем 1917 г.:

Пасхальное яйцо (№ 188) «Великий Сибирский железный путь к 1900 году»: «Яйцо серебряное, стоящее на пьедестале белого оникса 3-х угольной формы, на пьедестале кайма из золоченого серебра, сделанная рубинчиками. На пьедестале поставлены три золоченых грифона, на крыльях которых держится яйцо. Средняя часть яйца сделана из посеребренного металла с изображением на ней гравированной карты Сибири. Посредине карты гравированный щиток над короною с надписью: «Великий Сибирский железный путь к 1900 году». Нижняя часть яйца, а также крышка покрыты зеленою эмалью с орнаментом из синей и оранжевой цветов эмали. На нижней кромке крышки и в конце средней части яйца сделаны часики из зеленого и красного золота. Наверху крышки яйца установлена фигура 3-х стороннего орла под короною, сделанного из золоченого серебра. Внутри яйца бархатная вкладка, в которой уложены модели пяти вагонов с паровозом и тендером. Вагоны и тендер сделаны из золота, а паровоз платиновый. На паровозе вместо верхнего фонаря вставлен рубин. К модели имеется ключ, сделанный из золота».⁸⁷⁸

Яйцо «Ландыш»

Пасхальное яйцо (№ 189) «Ландыш» 1898 г.: «Яйцо покрытое розовою эмалью, поставленное на четыре ножки, сделанные из золота, ножки представляют из себя листы ландыша, которые украшены розами; на концах каждой ножки по одной жемчужине. По туловищу яйца сделаны листья ландышей из зеленой эмали, а кругом все яйцо украшено цветами ландыша, которые сделаны из жемчуга и мелких роз. Яйцо опоясано крестообразными полосками из роз. По верху яйца Императорская корона, украшенная сплошь розами и двумя рубинами-кабошонами. Яйцо сбоку имеет кнопку с одним жемчугом; при надавливании кнопки корона поднимается кверху и под ней укреплены три маленьких медальончика-миниатюры, рамки которых сделаны из роз. В рамках вставлены портреты Государя Императора Николая II с Высочайшими детьми. Задняя сторона медальонов гравированная с цифрами: 1898. 5. IV».

№ 190. «Модель придворной парадной кареты (на полях помета пером – «положена в яйцо № 198». – И. 3.). Маленькая, сделанная из золота и отделанная красною эмалью. На дверцах кареты орлы сделаны из роз. Над каретою Императорская корона из роз. В орнаменты кареты укреплены розы. Внутри кареты висящее яичко-бриллиант (Бриолетт) желтого цвета. Карета установлена на подставке, сделанной из камня Жадеит, 4-х угольной формы с каймою из золоченого серебра. Карета имеет футляр из стекла, 4-угольной формы, по краям футляра имеется каемка из золоченого серебра. На углах футляра укреплены четыре Императорских короны, сделанные из золоченого серебра».

Яйцо с моделью кареты

Пасхальное яйцо (№ 191) «Клевер» 1902 г.: «Яйцо, сделанное из золота, изображающее 3-хлистник из прозрачной эмали зеленого цвета, а также 3-хлистников, сделанных из роз. Трехлистники местами перевиты лентами, сделанными из мелких рубинов. Яйцо заканчивается граненым рубином, который окружен розами. Яйцо открывается и в нижней части его, по верхней кромке, сделан ажурный ободок из золота, в котором повторяются инициалы А.Ф. и пять корон, а также один раз 1902. Яйцо имеет подставку, сделанную из золота, которая изображает сучки с 3-хлистником».

Пасхальное яйцо (№ 192), сделанное из белого горного хрусталя: «Яйцо сделанное из белого горного хрусталя, окаймленное посредине зеленою эмалью, посередине эмали розы. Кайма соединяется вверху с розеткою, сделанной из роз, в середине розетки шейка из золота с белой и красной эмалью; под шейкою ряд роз, наверху шейки золотая розетка, украшенная поверху мелкими розами; посредине розетки изумруд яйцевидной формы. Под яйцом сделана шейка из золота, шейка в верхней части изображает буквы «А», сделанные по очереди из красного и синего цвета, над каждой буквой корона из роз. Нижняя часть шейки сделана из инициалов букв «А. Ф.». Буквы «А» сделаны из белой эмали, а буквы «Ф» из красной эмали; над каждым инициалом короны из роз. На шейке между узором четыре ряда роз, заканчивается шейка золотою каймою, сделанною рубчиками, и прикреплена на подставку из горного хрусталя. Внутри хрустального яйца посредине золотая граненая колонка, на которой прикреплены в виде ширмочки шесть золотых маленьких рамочек, в которых вставлены с двух сторон разные виды-миниатюры. Рамочки вращаются при посредстве самой колонки, которая приводится в движение верхним изумрудом».

На второй полке сверху хранилось еще четыре пасхальных яйца «императорской серии»:

Пасхальное яйцо-часы 1899 г. (№ 193): «Яйцо-часы представляют из себя вазу с цветами в стиле L–XVI. Яйцо покрыто эмалью оранжевого цвета, перепоясано 12-ю полосками из роз. Циферблат из белой эмали вращается между 2-мя полосками из роз; цифры часов сделаны из роз. В верхней части яйца имеется розета лавровых листьев, сделанных из зеленого золота; над розетой горлышко гладкого красного золота, над горлышком венок из роз, сделанных из красного и желтого золота и пластины, листья роз сделаны из зеленого золота. Над венком букет, сучки и листья которого сделаны из зеленого золота, а цветы из камня агата светлого цвета. Сердцевинки цветов сделаны из золота и роз. Яйцо поддерживается с 2-х сторон подставками, изображающими орнамент, который сделан из зеленого и красного золота и местами с розами. Стрелка украшена розами. Нижняя часть яйца имеет розетку из зеленого золота; от розетки идет шейка оранжевой эмали, украшенная одним рядом из роз и шестью продолговатыми полосками также из роз; шейка заканчивается внизу венком; листья которого сделаны из зеленого золота и перевиты лентами из роз. Шейка установлена на постаменте 4-х угольной формы, где по бокам укреплены двенадцать роз. Яйцо-часы установлены на пьедестал продолговатой формы, который сделан из золота и покрыт эмалью оранжевого цвета. На пьедестале узоры красного и зеленого золота. Нижняя эмалевая кайма украшена шестнадцатью розами. На пьедестале с одной стороны цифра «1899», сделанная из роз, над цифрою звездочка из одной розы. Пьедестал стоит на 4-х ножках из зеленого и красного золота».

Пасхальное яйцо (№ 194) «Император Петр Великий» 1903 г.: «Яйцо золотое, чеканное в стиле L–XV. Узор на яйце местами украшен розами и рубинами. На крышке яйца, наверху, инициалы «И II. А.» под короною, которые сделаны из роз; кругом инициалов венок, сделанный из зеленой и красной эмали, венок перевит лентою из белой эмали. На туловище яйца вставлено четыре медальона с изображениями: портретов Императоров Николая II, Петра Великого, Зимнего дворца и домика Петра Великого, медальоны сделаны акварелью. На нижнем конце яйца имеется орел из черной эмали, посредине орла укреплен плоский бриллиант, в короне две розы. На яйце имеются надписи: «Император Николай II род. 1868 г. вступил на престол в 1894 году.», «Император Петр Великий род.

1672 г., основал Санкт-Петербург в 1703 г.». Между надписями имеются года, сделанные из роз, с одной стороны «1703», с другой «1903». В нижней части яйца имеются также надписи: «Первый домик Императора Петра Великого 1703 года»; «Зимний Дворец Его Императорского Величества в 1903 году». Внутри яйца крышка отделана эмалью желтого цвета и имеется золотая пластинка, на которую ставится модель памятника Императору Петру Великому. Площадка, на которой установлен памятник, решетка, колонки, тумбочки и цепи сделаны из золота; скала из черного камня, а фигура Императора и коня сделаны из золота, чеканной работы. На скале гравированная надпись: ««Петру Первому Екатерина II лета 1872» – Pet.rus Primo Catharina Secundo. M.D.CCZXXXII. Яйцо имеет подставку, сделанную из проволоки красного цвета серебряно-золоченой».

Пасхальное яйцо «Бутон розы» 1895 г. (№ 195): «Яйцо, отделанное в стиле L–XVI, покрытое красною эмалью и украшенное венками и гирляндами из зеленого золота; банты и стрелы из роз. Яйцо перевито четырьмя полосками из роз. Наверху яйца кружок из роз и полоска белой эмали, в которой закреплен плоский бриллиант, под которым портрет императора Николая II. На нижней части яйца также кружок из роз и полоска белой эмали, в которой также закреплен плоский бриллиант, под бриллиантом цифра 1895. Внутри яйца вложен бутон розы, покрытой эмалью желтого цвета, стебелек розы покрыт зеленой эмалью. Роза открывается на две половинки, внутри половинок вложена Императорская корона, сплошь сделанная из роз и 2-х рубинов-кабошонов».

№ 196. «Коробка для веера, сделанная из золоченого серебра и украшенная эмалью фиолетового цвета. На крышке инициал «А.Ф.» сделанный из бриллиантов и роз, под инициалами Императорская корона, сделанная также из роз и бриллиантов».

№ 197. «Корзиночка плетеная, сделанная из золота, в корзинке мох, сделанный из золота. Во мху букет ландышей, листья сделаны из зеленого нефрита, а цветы из жемчуга и роз и укреплены на золотых стеблях. Внизу, на дне корзинки, награвировано: «Ея Императорскому Величеству Государыне Александре Федоровне от железозаводчиков и торговцев Сибирского железного ряда». Нижегородская ярмарка 1896 г.».

Пасхальное яйцо «Коронационное» 1897 г. (№ 198): «Яйцо, покрытое эмалью желтого цвета и отделанное полосками из зеленого золота крестообразно. На каждом соединении сделаны орлы из черной эмали и имеют по одной розе. Внизу яйца идет кругом полоска, сделанная из гладкого золота. В верхней части яйца есть маленькая круглая оправа из золота, кругом этой оправы десять бриллиантов. В середине маленькой оправы вставлен круглый, плоский бриллиант, под которым инициал «А.Ф.» Буква «А» сделана из роз, а «Ф» из рубинов. Инициалы под короною, которая сделана из роз и одного рубина. На нижней части яйца чеканная розетка из зеленого золота, посредине кружок из роз, наверху кружка закреплен плоский бриллиант, под которым цифра «1897». Внутри яйцо оклеено белым бархатом, и оно служит гнездом для модели придворной парадной кареты, которая записана в настоящей описи под № 190. Яйцо имеет подставку из проволоки, которая сделана из золоченого серебра».

№ 199. «Ваза, сделанная в виде яйца-корзины, покрытая сплошь белою эмалью. Туловище, ножка и постамент украшены узором, сделанным в виде переплетенной решетки, которая сделана вся из роз. Ваза имеет ручку дугообразной формы, украшенную четырьмя бантами, ручка и банты из роз. В вазе мох из зеленого золота и во мху букет полевых цветов разной окраски, сделанных из разноцветной эмали. На вазе цифры из роз «1901»».

На третьей полке хранились следующие предметы:

№ 200. «Ваза, сделанная из белого хрусталя, в виде стаканчика с узеньким горлышком, внутри изображена вода, в которой имеется цветок – желтая роза, покрытая эмалью желтого цвета. Стебель, листья также покрыты эмалью».

№ 201. «Подставочки для яиц. Подставочки сделаны из золота, ажурного рисунка и украшены синею эмалью, бриллиантами и рубинами. В одной подставке, в ножке, не хватает одного бриллианта. Две штуки».

№ 202. «Ларец, сделанный из золота, рельефный рисунок, чеканной работы; фон имеет голубую эмаль с золотым рисунком. По бокам ларца укреплены шесть камей, рамки камей имеют каждая по четыре бриллианта и по четыре рубина-кабошона. На крышке ларца есть также камея, в рамке которой имеется шесть бриллиантов и шесть рубинов. На дне ларца награвировано: «Cammeen modelliert vom К.К. Kammer… Wien 1895»».

№ 203. «Вазочка, сделанная из белого горного хрусталя, маленькая в виде стаканчика, с изображением внутри вазочки воды. В воде имеются ветки из золота, на ветках цветочки из желтой и синей эмали. На одном из цветочков изображена сидящая пчела, сделанная из черной эмали, роз и двух рубинов. В 4-х цветках укреплены 4 бриллианта».

На нижней полке хранились вещи, которые, по мнению составителей описи, «не имеют назначения (но поставленные на места)». На этой полке хранились предметы с № 204 по 227, в том числе и пасхальное яйцо 1907 г. Мы приведем перечень только некоторых из экспонатов.

Пасхальное яйцо 1907 г. (№ 204): «Яйцо, покрытое эмалью светло-зеленого цвета. Туловище яйца украшено плетенкою из роз и цветами из розовой эмали, сделанными и виде цветов-роз, листья цветов-роз сделаны из зеленой эмали. Наверху яйца розетка из мелких роз, в центре розетки закреплен крупный алмаз. В нижней части яйца также розетка из мелких роз, в центре розетки закреплен плоский бриллиант, под бриллиантом надпись 1907. Яйцо имеет подставку, сделанную из серебряно-золоченой проволоки».

№ 205. «Вазочка, сделанная из камня Аметиста… Вазочка с повреждением».

№ 206. «Коробка, сделанная из черепахи… в коробке внутренний край отломан».

№ 207. «Подсвечник-брелок, изображающий из себя кораблик с мачтами и парусами……

№ 208. «Подвесок, сделанный из золота, овальной формы; ободок из золота и представляет из себя кругом буквы Н……

№ 209. «Вазочка-часы, сделанная из золота в стиле L–XVI».

№ 210. «Яйцо-флакон фарфоровое, то туловищу яйца синяя полива; …яйцо имеет пробку, сделанную из металла…».

№ 211. «Коробка фарфоровая, украшенная орнаментом».

№ 227. «Коробка (бонбоньерка) фарфоровая».

В этой же витрине, на нижней полке, хранился пакет с драгоценностями Виктории Баттенбергской, который она оставила на хранение в 1914 г. свой сестре, российской императрице, и который изъяли наряду со всеми остальными вещами.

Таким образом, 17 мая 1917 г. с трех полок угловой витрины в Угловом кабинете императрицы Александры Федоровны в Зимнем дворце было изъято 10 пасхальных яиц работы мастеров фирмы К. Фаберже. По «годам» на полках витрины пасхальные яйца были расставлены в следующем порядке (начиная с верхней полки. – И. 3.): 1900, 1898, 1902, «Яйцо из белого горного хрусталя» (в описи не датировано. – И. 3.), 1899,1903,1895,1897,1901 и 1907 гг. То яйцо, которое в описи от 17 мая 1917 г. не было датировано, вне всякого сомнения, является яйцом, которое сегодня принято называть «Яйцом с вращающимися миниатюрами». Оно было подарено Александре Федоровне на Пасху 1896 г. Если «расставить» упомянутые пасхальные яйца в хронологическом порядке, то получается следующая картина: 1895, 1896, 1897, 1898,1899,1900, 1901, 1902, 1903 и 1907 гг.

Описание пасхальных яиц, составленное в мае 1917 г., проясняет ряд вопросов. Прежде всего это касается так называемых сюрпризов, которые по определению должны были находиться в каждом из пасхальных яиц. Из 10 описанных на май 1917 г. яиц сюрприз отсутствовал в яйце «Клевер» (1902 г.) и в яйце (1907 г.) «с решеткой и розами». В некоторых источниках упоминается, что в качестве сюрприза в этом яйце был медальон, предположительно с портретом цесаревича Алексея.

Описания также позволяют выявить утраченные детали пасхальных яиц. Как правило, это касается оригинальных подставок. Например, в описании «Коронационного яйца» упоминается подставка «из проволоки, которая сделана из золоченого серебра». Также утрачена оригинальная подставка под карету из этого же яйца: «Карета установлена на подставке, сделанной из камня Жадеит, 4-х угольной формы с каймою из золоченого серебра». В витрине отдельно хранились две подставки для неуказанных пасхальных яиц (см. № 201).

Любопытен вопрос и о «пропавших» яйцах за 1904 и 1905 гг. Как мы видим, в описи 1917 г. упоминаются яйца за 1903 и 1907 гг. Если оставить в стороне пасхальное яйцо императрицы Александры Федоровны 1906 г., хранившееся в Александровском дворце⁸⁷⁹, то в среде «фабержеведов» до сих пор идут дискуссии по поводу пасхальных яиц 1904 и 1905 гг. Некоторые из исследователей утверждают, что этих яиц не было вообще. Как нам кажется, это мнение подтверждается и приведенным выше списком пасхальных яиц, хранившихся в Зимнем дворце. По логике событий, пасхальное яйцо 1904 г. (если оно, конечно, было) должно быть представлено в коллекции императрицы Александры Федоровны, хранившейся в Зимнем дворце.

Сам факт отсутствия традиционного пасхального подарка в 1904 г. может быть объяснен как началом Русско-японской войны, так и гибелью крейсера «Петропавловск» буквально через два дня после Пасхи. Тогда весь аристократический Петербург оделся в траур, поскольку офицерский состав броненосца во многом был укомплектован представителями лучших дворянских фамилий России. На этом же броненосце находился и великий князь Кирилл Владимирович, чудом уцелевший после гибели броненосца. На следующий 1905 г. Пасха встречалась императорской семьей в Александровском дворце Царского Села, также при трагических обстоятельствах. В стране разгоралась революция. 9 января 1905 г. в Петербурге были расстреляны сотни простолюдинов, которые направлялись к Зимнему дворцу, чтобы подать монарху петицию, в которой они изложили свои просьбы. Кроме этого, в феврале 1905 г. в Москве от руки террориста погиб дядя Николая II – великий князь Сергей Александрович. Сергей Александрович был мужем старшей сестры императрицы – великой княгини Елизаветы Федоровны. Эти трагические события вполне могли на время прервать сложившуюся традицию.

Впрочем, имеет право на существование и компромиссная версия. Поскольку к 1904 г. традиция дарения пасхальных яиц насчитывала уже не один десяток лет, то можно с уверенностью предположить, что к Пасхе 1904 г. два пасхальных яйца были готовы. Однако в силу указанных выше событий император мог принять решение отказаться от традиционного подарка как жене, так и матери. Эта же ситуация могла повториться и в 1905 г. Так или иначе, по сей день неизвестно, были ли эти пасхальные яйца, так как их существование не подтверждается и денежными счетами Николая II, которые в полном объеме сохранились до нашего времени. Вместе с тем некоторые специалисты полагают, что этими «пропавшими» пасхальными яйцами могли быть «Воскресение» и «Букет цветов» (другое название в литературе «Весенние цветы»). А о двух пасхальных яйцах вообще нет никаких сведений.

Что касается яйца за 1907 г., то мы можем только предполагать, почему оно оказалось в Зимнем дворце. По крайней мере точно известно, что в пасхальные дни 1907 г. царская семья находилась в Александровском дворце Царского Села, который к этому времени уже два года как являлся постоянной жилой резиденцией императорской четы. В литературе пасхальное яйцо, подаренное императрице Александре Федоровне в 1907 г., принято называть «Яйцом с решеткой и розами».

Обращает внимание и то, что в описи 1917 г. яйца перечислены «вперемежку» по датам. Видимо, это связано с тем, что именно так они были расставлены на полках угловой витрины рукой императрицы Александры Федоровны. Совершенно очевидно, что императрица не преследовала цель какой-либо жесткой «хронологически-музейной расстановки» предметов, а расставляла пасхальные яйца, подаренные мужем, так, как считала нужным и «красивым». Поэтому и карета из «Коронационного яйца» оказалась на верхней полке, а само яйцо – на нижней. Так или иначе, но при составлении описи 17 мая 1917 г. драгоценности описывались в той последовательности, в какой они были расставлены в угловой витрине самой Александрой Федоровной.

Изъятые драгоценности были упакованы в один ящик и опечатаны сургучными печатями в этот же день – 17 мая 1917 г. Следует добавить, что пасхальные яйца, перемещенные из Углового кабинета императрицы в Зимнем дворце в сейфы Камерального отделения, находились там вплоть до середины сентября 1917 г., пока Временным правительством было принято решение об эвакуации ценностей из Петербурга в Москву. В сентябре 1917 г. этот ящик со многими другими ценностями вывезли из Петрограда в Москву и поместили в хранилище Оружейной палаты, где они и пролежали до весны 1922 г.

Во-вторых, размером и структурой своих финансов озаботились и сами Романовы. С марта 1917 г. они перестали быть императорской четой, а стали просто гражданами Романовыми. Для Романовых при Временном правительстве еще сохранялась гипотетическая возможность эмиграции в одну из европейских стран. Поэтому, когда спала острота перемен, произошедших с семьей, то уже 28 апреля 1917 г. Романовы, через посредство обер-гофмаршала П.К. Бенкендорфа, обратились к Временному правительству с просьбой «принять участие в Займе Свободы», однако для этого им требовалось узнать, каково «настоящее состояние их сумм»,⁸⁸⁰ чтобы привести в жизнь это желание. Вероятнее всего, Романовы действительно хотели поучаствовать в «Займе Свободы», но в не меньшей степени они желали знать точные объемы своих активов. Это желание также связано и с тем, что с мая 1917 г. они должны были не только питаться, но и выплачивать жалованье всем слугам и врачам из «собственных средств».

Следует отметить, что в дневниках Николая II очень редко встречаются следы «материальной озабоченности». После того как он потерял империю, что для него были эти миллионы? Поэтому весь «денежный импульс» в семье шел через императрицу Александру Федоровну.

Как следует из документов, бывшему императору продолжали ежемесячно предоставлять финансовые отчеты «по суммам императора, императрицы и их детей». Более того, после отъезда семьи Николая II 1 августа 1917 г. в Тобольск, принято решение о пересылке финансовых отчетов в Сибирь.⁸⁸¹ Последний запрос управляющего «бывшей Канцелярией» императрицы Александры Федоровны графа Я. Ростовцева, обращенный к комиссару по бывшему Министерству Императорского двора Ф.А. Головину, датирован 11 октября 1917 г., и ответ был положительным и отчеты «по деньгам» вплоть до марта 1918 г. (!!! – уже при большевиках) высылались в Тобольск.⁸⁸² Это свидетельствует об определенной позиции Временного правительства, которое исходило из того, что личные средства семьи бывшего императора должны остаться в полном ее распоряжении.

Желание Романовых знать размеры своих капиталов породило переписку между чинами «бывшей Канцелярии императрицы Александры Федоровны» и комиссаром Временного правительства по «бывшему Министерству Императорского двора» Ф.А. Головиным. Чиновники Кабинета составили Головину справку о размерах капиталов императорской четы. Следует подчеркнуть, что итоговые суммы по «царским деньгам» были подведены на сентябрь 1917 г.

Структура и размеры «легальных сумм» царской семьи представляют немалый интерес, особенно с учетом разбивки этих сумм «по персонам». Следует еще раз напомнить, что по традиции, сложившейся на рубеже XVIII – начала XIX в., средства императорской семьи хранились по большей части в процентных бумагах, которые давали приличные ежегодные проценты. Эти проценты позволяли как обслуживать управление капиталами каждого из Романовых, так и давали некоторые свободные средства, они шли либо на приращение основного капитала, либо на какие-то срочные расходы, по усмотрению их хозяев.

Для Временного правительства финансирование семьи Романовых было серьезной головной болью. Активная переписка по этому вопросу началась еще в апреле 1917 г., когда пришло время очередной выплаты по гардеробной сумме Николая II: «Предполагается ли в апреле сего года выдача 5000 руб. на комнатные расходы бывшего императора, в счет отпускавшихся до сего времени из Кабинета ежегодно 20 000 руб.». В мае 1917 г. пришел очередной срок выплат семье из Государственного казначейства «за майскую треть». В документах это сформулировано следующим образом: «Будут ли отпущены в мае сего года из Государственного казначейства и бывшего Кабинета и Главного Управления уделов бывшему императору и его семье те суммы, которые до переворота им отпускались?». А суммы были следующими: императрице Александре Федоровне – 69 666 руб.; цесаревичу Алексею Николаевичу – 34 500 руб.; великим княжнам Татьяне Николаевне (по 29 мая – день совершеннолетия) – 6224 руб.; Марии Николаевне – 26 675 руб. и Анастасии Николаевне – 26 675 руб. Также Ольге и Татьяне, как совершеннолетним, причитались выплаты «из удельных сумм» и из «сумм бывшего Министерства Императорского двора»: Ольге Николаевне – 25 000 руб. + 15 175 руб. и Татьяне Николаевне (с 29 мая) – 19 166 руб. 66 коп. + И 634 р. 16 коп.⁸⁸³

Все эти расходы были связаны с выплатами из Государственного казначейства. По личным деньгам Романовых вопросов не возникало, и все положенные начисления производились исправно. Например, 21 июня 1917 г. Канцелярия императрицы получила из Петроградской конторы Государственного банка уведомление о начислении процентов по ее ценным бумагам «на номинальную сумму 17 300 руб.».⁸⁸⁴ 1 7 октября 1917 г. через Государственный банк прошла проводка «О начислении процентов по ценным бумагам» в сумме 1375 руб. на счет № 3 в Волжско-Камском коммерческом банке императрицы Александры Федоровны по книжке за № 3014.⁸⁸⁵

В мае 1917 г. чиновники Временного правительства начали предметную ревизию капиталов Романовых. Поскольку средства Романовых хранились в процентных бумагах, приносивших ежегодные проценты, на текущих счетах в коммерческих банках и наличными в сейфах Канцелярии императрицы Александры Федоровны, то данные собрали по всем трем позициям.⁸⁸⁶

По процентным бумагам общая сумма «царских денег» на 1 мая 1917 г. составила более 12 млн руб. (см. табл. 58).

Таблица 5 8

В августе 1917 г. именно эти данные, «копейка в копейку», «сольют» в анонимной книжке «Падение Романовых». Правда, была еще такая «мелочь», как текущие счета Романовых, на которых к 1 мая 1917 г. хранилось: у Николая II – 109 976 руб.; у Александры Федоровны – 88 944 руб.; у Алексея Николаевича – 22 567 руб.; у Ольги Николаевны – 46 825 руб.; у Татьяны Николаевны – 34 000 руб.; у Марии Николаевны – 28 474 руб.; Анастасии Николаевны – 27 339 руб. Всего 358 128 руб. 27 коп. Наличные средства составляли весьма незначительную сумму, чуть более 3 тыс. руб.

Итак, к 1 мая 1917 г. семья Романовых располагала: в процентных бумагах – 12 110 600 руб.; на текущих счетах – 358 128 руб. 27 коп. и наличными 3083 руб. 42 коп. Всего 12 471 811 руб. 69 коп.⁸⁸⁷

Исходя из наличия этих сумм, комиссар Временного правительства Ф.А. Головин принял компромиссное решение: все «штатные» выплаты Романовым из Государственного казначейства сохранить в полном объеме, но при этом перевести на них финансирование «собственного» содержания с поступающих процентов по личным капиталам. По сути дела для Романовых это были, конечно, «копейки», но, судя по тону переписки, очень неприятные «копейки».

В результате расходы на содержание семьи несколько возросли. Это, прежде всего, связано с тем, что появилось ряд «расходных» статей в бюджете, на которые до марта 1917 г. выделялись казенные суммы. Так, жалованье прислуге, жалованье семейному врачу Е.С. Боткину, оплата всех разъездов служащих и комнатной прислуге по поручениям финансировалось из «собственных сумм». Приличной статьей расходов с 1 июля 1917 г. стали расходы «на питание» семьи, что составляло ежемесячно до 7500 руб. Ранее эти расходы оплачивались из средств Кабинета Е.И.В.

Приведя данные, основанные на архивных документах, любопытно сравнить, как эти события освещались в мемуарной литературе. Например, обер-гофмаршал Императорского двора П.К. Бенкендорф в своих воспоминаниях излагал «финансовую» ситуацию лета 1917 г. следующим образом: поскольку к маю 1917 г. стоимость продуктов и жизни вообще значительно повысилась, то правительство желало бы перевести финансирование питания на счет «семьи», позволив увеличить стоимость стола на 50 %. Комиссара Временного правительства Ф.А. Головина заботило то, чтобы данные о стоимость стола императора не стали известны левой прессе, поскольку это могло быть преподнесено, как «проедание народных денег». Сократить же стоимость меню тоже было невозможно, поскольку номенклатуру блюд и так уже сократили на половину. Бенкендорф подчеркивает, что собственные средства «семьи» «были очень маленькие. Капитал императора не превышал миллиона рублей (? 100,000), таковой же императрицы приближался к полутора миллионам, из которых они должны были платить многочисленные пенсии… Мы уменьшили расходы еще больше, насколько это было возможно, и этот болезненный эпизод был закрыт». С 1 июля 1917 г. Романовы в целях экономии перестали выплачивать жалованье фрейлинам императрицы.

Временное правительство летом 1917 г. прорабатывало вопрос о том, как взимать подоходный налог с «граждан Романовых», а это с учетом их капиталов, должны быть весьма приличные суммы. В документах, почему-то речь шла только о великой княжне Ольге Николаевне, хотя к лету 1917 г. совершеннолетней стала и великая княжна Татьяна Николаевна. Но, так или иначе, 28 июля 1917 г. великая княжна Ольга Николаевна уплатила половину «единовременного налога» в размере 75 600 руб. Предполагалось, что в 1918 г. этот налог будут платить уже все совершеннолетние «граждане Романовы». В документах содержится письмо Канцелярии императрицы в контору Волжско-Камского коммерческого банка от 31 декабря 1917 г., в котором чиновники канцелярии Александры Федоровна, «покорнейше» просят внести «в счет уплаты подоходного налога, причитающегося с великой княжны Ольги Николаевны 37 800 руб….списав эту сумму с текущего счета Канцелярии № 2503».⁸⁸⁸ Таким образом, по этому «пилотному проекту» уже павшего Временного правительства великая княжна Ольга Николаевна двумя выплатами (28 июля и 31 декабря 1917 г.) полностью рассчиталась по единовременному налогу за 1917 г.

В начале июня 1917 г. в структуры Российского общества Красного Креста передали средства, находившиеся в распоряжении императрицы Александры Федоровны со времен Русско-японской войны 1904–1905 гг. К 1 мая 1917 г. эти средства составляли 26 624 руб. 62 коп.⁸⁸⁹ Их передача Красному Кресту вопросов не вызвала.

Вопрос о «капиталах Романовых» породил множество проблем, поскольку на обслуживании императорского двора «завязано» огромное количество людей, получавших жалованье или выслуживших пенсии. Всем этим кроме комиссара Ф.А. Головина занимались и различные юридические службы Временного правительства. Тем не менее многие из принципиальных проблем к концу лета 1917 г. так и не были решены. Например, кто должен управлять капиталами Романовых после упразднения Канцелярии императрицы Александры Федоровны?; Можно ли передать капиталы Романовых в полную собственность Николая Александровича, Александры Федоровны и их детей, включая капиталы, хранящиеся в Удельном ведомстве? В случае полной передачи капиталов в руки семьи Романовых, какой должен быть установлен порядок управления этими капиталами: хранение, оплата расходов, ведение счетоводства по этим капиталам и прочее?

Так или иначе, судя по документам, финансирование семьи из Государственного казначейства на протяжении всего 1917 г. сохранялось в полном объеме, несмотря на революции в феврале и в октябре 1917 г. Это отражают счета Романовых, динамику изменения которых можно отследить по финансовым документам второй половины 1917 г. Так, к 1 октября 1917 г. на счетах Романовых значилось:

На счетах Николая II к 1 октября 1917 г. состояло: 908 000 руб. процентными бумагами, которые ежегодно давали по процентным начислениям 35 411 руб. 94 коп. в год; 116 973 руб. 39 коп. на текущем счету; 1440 руб. 50 коп. наличными.

Общая сумма наличными и в процентных бумагах составляла 1 026 413 руб. 89 коп. Управление средствами императрицы Александры Федоровны находилось в руках чиновников ее Канцелярии. По данным чиновников Канцелярии, на счетах императрицы Александры Федоровны к 1 октября 1917 г. состояло: 1 006 400 руб. процентными бумагами, которые ежегодно давали по процентным начислениям 42 670 руб. 21 коп. в год; 90 583 руб. 39 коп. на текущем счету; 229 руб. 33 коп. наличными.

Если учитывать суммы по приданому капиталу, который находился в ведении Кабинета великого герцога Гессенского и управлялся Начальником Кабинета в Дармштадте, то мы можем прибавить еще 256 001 марок. Таким образом, к осени 1917 г. на различных счетах императрицы Александры Федоровны хранилось 1 252 512 руб. (в России) и 256 001 марок (в Германии).

Из всех царских детей во всех финансовых отчетах первым по статусу шел цесаревич Алексей Николаевич. К 1 октября 1917 г. на его счету лежала сумма в 1 456 363 руб. 79 коп. Эта сумма по существовавшей практике раскладывалась на три части: в процентных бумагах – 1 425 700 руб., по которым ежегодно начислялись проценты (65 699 руб. 57 коп. в год); на текущем счету – 30 429 руб. 36 коп.; наличными – 234 руб. 43 коп.

Как и у родителей, этот капитал сформировался из сбережений от ежегодного отпускавшихся цесаревичу Алексею «по Высочайшему повелению» из Государственного казначейства 100 000 руб., согласно ст. 169 и 171 «Учреждения об Императорской фамилии» (изд. 1906 г.). Из этой суммы оплачивались традиционные расходы на пожертвования, пособия, пенсии, на гардероб, на вознаграждение преподавателей и врачей, на жалованье прислуге. Следует отметить, что самыми значительными расходами цесаревича были траты на преподавателей и врачей. Все, что оставалось после необходимых выплат, перечислялось на счета цесаревича и, как правило, вкладывалось в ценные бумаги, приносившие ежегодные проценты.

Самые крупные накопления в семье Николая II к осени 1917 г. сформировались на счетах старшей дочери Николая II, которой было 23 года. Так, на 1 октября 1917 г. на счете великой княжны Ольги Николаевны числилось 3 242 834 руб. 12 коп.

Как и у родителей, этот капитал хранился преимущественно в ценных бумагах (3 169 000 руб., ежегодные процентные поступления составляли 140 728 руб. 30 коп. в год, т. е. 4,4 %), наличными на текущем счету (73 096 руб. 76 коп.) и наличными в Канцелярии императрицы Александры Федоровны (737 руб. 36 коп.). Капитал цесаревича Алексея образовался в результате «экономии» средств, ежегодно отпускавшихся Ольге Николаевне из Государственного казначейства. Следует иметь в виду, что, согласно «Учреждению об Императорской фамилии», финансирование великой княжны Ольги Николаевны менялось после наступления совершеннолетия (20 лет). До наступления совершеннолетия, на основании «Учреждения об Императорской фамилии» (ст. 168), великой княжне ежегодно отпускалось 33 000 руб. Кроме этого, на основании «Высочайшего повеления» от 9 декабря 1895 г., еще 45 525 руб.

После наступления совершеннолетия взамен этих «выдач» Ольге Николаевне установили ежегодную «выдачу» в размере 75 000 руб. из Удельных средств.⁸⁹⁰ Кроме этого, сохранялась выдача 45 525 руб. из средств Кабинета (на основании Высочайшего повеления от 1 декабря 1916 г.), они шли на содержание штата Ольги Николаевны и ее прислуги.

В структуру капитала великой княжны Ольги Николаевны также входил капитал «с наросшими процентами», принадлежавший императору Александру III. Этот капитал восходил еще к 60-70-м гг. XIX в., когда Александр III являлся еще наследником. Ко времени рождения Ольги Николаевны 3 ноября 1895 г. этот капитал составлял 318 913 руб. и 60 000 франков. На основании повеления Николая II от 22 октября 1895 г. (еще до рождения ребенка, видимо, Николай II очень рассчитывал на мальчика) эти деньги полностью зачислили в «экономический капитал» Ольги Николаевны, 60 000 фр., хранившиеся в облигациях Закавказских железных дорог золотом, пересчитали на рубли из расчета 4 франка за один рубль.⁸⁹¹

Аналогично со старшей сестрой формировались «экономические капиталы» младших дочерей Николая II. Следует подчеркнуть, что «финансирование» всех дочерей велось совершенно одинаково, а различия в суммах капиталов связаны только с их возрастом (см. табл. 59).

Таблица 59

Капиталы младших дочерей Николая II образовались в результате «сбережений» от ежегодно отпускавшихся из Государственного казначейства, на основании ст. 168 «Учреждения об Императорской фамилии» (изд. 1906 г.) по 33 000 руб. каждой. Кроме этого, на основании высочайших повелений, последовавших 31 мая 1897 г., 17 июля 1899 г. и 7 июня 1901 г., каждой из сестер отпускалось еще по 45 525 руб. на содержание штата и прислуги.

Но это еще не все. Николай II как заботливый отец высочайшими повелениями от 21 августа 1900 г. и 16 июня 1901 г. приказал министру Императорского двора перечислить на счета каждой из дочерей по 1 000 000 руб. «с начислением процентов со дня рождения каждой великой княжны». И это был не свадебный миллион.

Расходы девочек из отпускавшихся сумм – стандартны: на пожертвования, пособия, пенсии, на гардероб, на вознаграждение преподавателей и врачей, на жалованье прислуге и прочие расходы.

Таким образом, к концу 1917 г. финансовое положение семьи отрекшегося императора Николая II кардинально изменилось. Национализированы все императорские резиденции, прекращены выплаты из средств Государственного казначейства, средства Кабинета передали в Министерство финансов. При всем том Романовым оставили их личные средства и личное имущество. Более того, такой порядок продолжал некоторое время действовать и при большевиках, поскольку, судя по финансовым документам, последние финансовые проводки по счетам Романовых прошли в первой декаде января 1918 г. Именно тогда в «приход по суммам бывшего Императора» были зачислены проценты по ценным бумагам за 1917 г. Согласно этим документам, на 1 января 1918 г. «гражданин Николай Романов» располагал следующими суммами: процентными бумагами – 908 000 руб.; на текущем счету – 112 848 руб. 39 коп.; наличными деньгами – 3496 руб. Всего – 1 024 344 руб. 76 коп.⁸⁹²

Это был последний «финансовый итог» жизни Николая II, которому оставалось еще полгода жизни.

Два года в Крыму (апрель 1917 г. – апрель 1919 г.)

К 1917 г. Императорская фамилия насчитывала более сотни человек (в т. ч. 15 великих князей), которые, за несколько столетий, сумели накопить огромную собственность. После семьи Николая II по статусу следовала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Если уж быть точным, то, согласно законам Российской империи, вдовствующая императрица имела преимущества перед царствующей, и во время придворных «выходов» Мария Федоровна шла впереди Александры Федоровны.

В марте 1917 г. наряду с состоянием Николая II оценили и финансовые ресурсы вдовствующей императрицы Марии Федоровны. 20 марта 1917 г. секретарь Марии Федоровны направил в адрес комиссара Ф.А. Головина письмо, в котором изложил основные «позиции» по этому вопросу. Собственно, главной «позицией» были те 200 000 руб., которые Мария Федоровна ежегодно получала из Государственного казначейства согласно законам империи. При этом секретарь императрицы подчеркивал недостаточность этой суммы, поскольку из нее выплачивались различные пенсии, добавочные жалованья, благотворительные пожертвования и пр. и пр.

Надо заметить, что свою последнюю часть «жалованья» в стандартном размере 69 666 руб. из Государственного казначейства императрица Мария Федоровна получила в январе 1917 г. В мае положенную «треть» уже не выплатили. Единственное, на что пошло Временное правительство, – на оплату ее переезда из Киева в Ай-Тодор в апреле 1917 г. Так или иначе, но отношение к Марии Федоровне со стороны Временного правительства было довольно лояльным. Это проявилось в том, что летом 1917 г. Ф.А. Головин согласился с тем, что за Марией Федоровной должны быть сохранены все выплаты из Государственного казначейства, положенные ей по статусу вдовствующей императрицы, т. е. 200 000 руб. в год. Речь даже шла о том, чтобы сохранить за Марией Федоровной Гатчинский дворец на правах частной собственности. Но родной для Марии Федоровны Аничков дворец без всяких обсуждений переходил в распоряжение правительства.

Следует иметь в виду, что помимо «собственной суммы» на счетах, находившихся в ведении Канцелярии вдовствующей императрицы, хранились и средства различных благотворительных капиталов, каждый из которых имел как свой «возраст», так и историю.

Уже в период советской власти чиновники Канцелярии императрицы подвели итоги, составив «Ведомость о состоянии капиталов и наличных денег на 6 апреля 1918 г., находившихся в ведении бывшей Канцелярии вдовствующей императрицы Марии Федоровны, суммы Ея Величества на благотворительные дела». Все эти «суммы» складывались из 9 позиций:

1. Собственная вдовствующей императрицы сумма на 1 января 1918 г. составила 537 852 руб. 98 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 500 100 руб. (по счету № 1) и наличными деньгами 37 840 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке. Эта сумма составилась из «сэкономленных» остатков от ежегодно ассигнуемых Государственным казначейством на личные расходы императрицы 200 000 руб.

2. Благотворительный капитал на 1 января 1918 г. составил 174 894 руб. 65 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 158 100 руб. (по счету № 2) и наличными деньгами 16 794 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.

3. Приданый капитал императрицы на 1 января 1918 г. составил 36 611 руб. 38 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 30 600 руб. и наличными деньгами 6011 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.

4. Вдовий капитал императрицы на 1 января 1918 г. составил 352 467 руб. 16 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 311 443 руб. и наличными деньгами 41 089 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.

Все вышеперечисленные капиталы и составляли «собственную сумму» Марии Федоровны. Далее перечисляются суммы различных благотворительных капиталов:

5. Рущукский⁸⁹³ капитал на 1 января 1918 г. составил 7729 руб. 79 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 7100 руб. и наличными деньгами 629 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.

6. Два билета 1-го и 2-го внутренних с выигрышами займов на 200 руб.

7. Капитал графа А.В. Орлова-Давыдова на 1 января 1918 г. составил 143 646 руб. 41 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 100 000 руб. и наличными деньгами 43 646 руб.

8. Военный капитал на 1 января 1918 г. составил 500 169 руб. 90 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 404 750 руб. и наличными деньгами 95 419 руб. Из них 34 085 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке и 61 334 руб. в Учетно-ссудном банке Персии.

9. Суммы на содержание Абас-Туманского дворца на 1 января 1918 г. составили 19 431 руб. 28 коп. Из них в кассе Канцелярии императрицы 12 502 руб. и 6928 руб. в Волжско-Камском коммерческом банке. Эта сумма была остатком от ежегодно отпускавшихся 56 278 руб. 50 коп. из личных средств великого князя Михаила Александровича на содержание Абас-Туманского дворца покойного цесаревича Георгия Александровича.

На апрель 1918 г. на счетах Марии Федоровны в различных банках хранилось 1 773 003 руб. 55 коп.⁸⁹⁴ Большая часть этой суммы (1 512 293 руб.) хранилась в процентных бумагах, которые к апрелю 1918 г. по большей части утратили свою ценность, и 263 260 руб. наличными деньгами, реальная покупательная способность которых также сократилась многократно.

Еще были деньги «по мелочи». Так, в Петроградской конторе Государственного банка по книжке бессрочного вклада императрицы Марии Федоровны № 60520 хранилось 179 944 руб. 54 коп., по ним на срок 1 сентября 1917 г. были зачисленные проценты – 57 руб. 71 коп., всего 180 002 руб. 25 коп.

Таким образом, на всех счетах императрицы Марии Федоровны хранилось всех сумм 2 632 266 руб.

К сентябрю 1917 г. процесс по «выяснению капиталов» императорской семьи был «в значительной части закончен» и Министерство финансов настаивало на немедленном перечислении всех выявленных капиталов в доход казны. Для этого 20 октября 1917 г., буквально за неделю до взятия большевиками власти в Петрограде, создается «Комиссия по разграничению государственного и лично принадлежащего б. императорской семье имущества». Следует напомнить, что в 17 августа 1917 г. Временное правительство уже приняло решение «О разграничении личного имущества некоторых членов царствовавшего дома от имущества государственного».⁸⁹⁵ В августе под «некоторыми членами царствовавшего дома» имелись в виду Николай II, Александра Федоровна и Мария Федоровна. В октябре 1917 г. предполагалось решить принципиальные финансовые вопросы и по всем остальным Романовым.

Председателем комиссии назначается комиссар Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора и уделов Ф.А. Головин. В состав комиссии вошли: и.о. Управляющего Кабинетом Е.И.В. Н.Э. Рюдман, а также представители: Дворцовых управлений, бывшего Кабинета Его Величества, Контроля бывшего Министерства двора, юрисконсульт бывшего Кабинета, а также заведующий Канцелярией бывшей императрицы Александры Федоровны граф Я.Н. Ростовцев, который являлся лицом, «на коего возложена охрана имущественных интересов бывшей императорской семьи».⁸⁹⁶ Другими словами, в состав комиссии включили тех, кто «по должности» знал финансовое положение каждого из Романовых. Однако в силу объективных причин, связанных с арестом Временного правительства, это намерение не исполнили.

Большевики решили проблему по-своему, без привлечения юрисконсультов и прочих должностных лиц. И главную роль в решении «финансовых проблем» играли уже не юридические нормы, а простой и надежный «товарищ маузер».

Во время Февральской революции 1917 г. императрица Мария Федоровна находилась в Киеве, а затем, в апреле 1917 г., выехала в Крым. В Крыму Мария Федоровна прожила два года, вплоть до апреля 1919 г. Рядом с ней были ее родные и близкие. На даче Ай-Тодор⁸⁹⁷ жили обе ее дочери, Ксения и Ольга, со своими семьями. Поблизости, на даче Дюльбер, жили с женами великие князья Николай Николаевич (Младший) и его младший брат Петр Николаевич. Поблизости располагались дачи-дворцы российских аристократов и промышленников. Царский дворец в Ливадии пустовал.

Уезжая из Киева в 1917 г., Марии Федоровне удалось вывезти в Крым свою шкатулку с драгоценностями. Хотя значительная часть ее драгоценностей оставалась в домашнем сейфе Аничкового дворца. Эти драгоценности изъяли осенью 1917 г. чиновники Временного правительства и в середине сентября 1917 г., вместе с другими драгоценностями Камерального отделения Кабинета, их вывезли в хранилища Оружейной палаты в Москве. Именно за этими драгоценностями осенью 1917 г. в Петроград по поручению Марии Федоровны приезжал из Крыма князь Ф.Ф. Юсупов. Как он вспоминал в эмиграции: «В Аничков дворец я отправился забрать большой портрет Александра III. Императрица Мария Федоровна дорожила им и просила меня привезти его. Я вынул его из рамы и скатал, как весной своих Рембрантов. А вот драгоценности проворонил. Их увезли в Москву по распоряжению Временного правительства».⁸⁹⁸

К весне 1918 г. Романовы, собравшиеся на своих крымских дачах, уже отчетливо осознали, что ювелирные украшения – единственная твердая «валюта», которая осталась в их распоряжении. Надо сказать, что дела с этой «валютой» у Романовых, собравшихся в Крыму, обстояли очень по-разному. Марии Федоровне удалось вывезти в Крым свою шкатулку с бриллиантами. Спасла свою ювелирную коллекцию и великая княгиня Ксения Александровна. Вероятно, что-то вывез в Крым и очень «деловой» великий князь Александр Михайлович. Однако младшая дочь вдовствующей императрицы Ольга Александровна лишилась своей ювелирной коллекции полностью. Ее коллекция пропала в революционном Петрограде. Ольга Александровна в 1916 г. сочеталась морганатическим браком с ротмистром Куликовским, которого в семью так и не приняли. По крайней мере в своем дневнике Мария Федоровна называла его только обезличенно – «он» или «Кукушкин». Жившие с женами-черногорками на даче Дюльбер, «Петюша и Николаша» (великие князья Петр и Николай Николаевичи) тоже «голыми» не были. По большому счету, Романовы, жившие в Крыму, «стратегически» были обеспечены довольно хорошо.

Вилла Ай-Тодор. 1915 г.

Проблемы возникли с «наличкой». Конечно, ради получения наличных денег они продавать свои камни и другие ценности совершенно не собирались, поэтому Мария Федоровна искренне радовалась, когда английские офицеры в начале 1919 г. приносили во дворец давно забытые французские батоны.

Еще раз повторим, «крымским» Романовым удалось сохранить и вывезти на юг значительные ценности. В условиях революционной смуты они предприняли ряд мер для того, чтобы их сохранить. Всех Романовых буквально потряс обыск, который провели представители Ялтинского Совета 26 апреля 1917 г.

Как известно, весной 1917 г. по всей стране начали создаваться Советы крестьянских и солдатских депутатов. Формировались они по партийному принципу а партий различного толка тогда в России возникло множество. И они очень по-разному относились к Временному правительству и к его указаниям. Как помнит читатель из школьного курса, эту ситуацию принято называть двоевластием. В Крыму, под боком у Романовых, сформировались два влиятельных Совета: Ялтинский и Севастопольский. Командующим Черноморским флотом, традиционно базировавшимся в Севастополе, был назначен адмирал А.В. Колчак. Отношение этих Советов к крымским «сидельцам» было диаметрально противоположное. Ялтинцы желали как можно скорее «порешить всех Романовых под корень», севастопольцы считали, что судьба Романовых должна быть решена только в Петрограде.

Вилла Дюльбер. 1915 г.

В апреле 1917 г. в Ялту приехала следственная комиссия, по указанию Петроградского совета она дала санкцию на обыск на дачах Романовых. Искали прежде всего компромат и оружие. Ценности тогда революционеров интересовали мало. Во время обыска были, конечно, «эксцессы исполнителей», когда великий князь Александр Михайлович проснулся от бодрящего холодка пистолетного ствола у своего виска. Вдовствующую императрицу Марию Федоровну до глубины души возмутило то, что в ее спальню ворвались матросы: «…меня неожиданно разбудил стук в дверь. Дверь была не заперта, и я с ужасом в полумраке разглядела мужчину, который громким голосом объявил, что он послан от имени правительства для проведения обыска в доме на предмет выявления сокрытых документов, которые ему в случае обнаружения приказано конфисковать».⁸⁹⁹

Революционные матросы, явившиеся для обыска по распоряжению Севастопольскою Совета на виллу Дюльбер. Фото кн. Романа Романова. 1917 г.

В ходе обыска изъяли преимущественно различные бумаги. И хотя прочно бытует легенда о том, что в ходе обыска, только по счастливой случайности уцелела шкатулка Марии Федоровны с фамильными ценностями, но ни в мемуарах великого князя Александра Михайловича, ни в мемуарах Феликса Юсупова об этом не упоминается. Мария Федоровна в дневниковой записи прямо упоминает: «Они открыли все мои ящики, даже те, в которых хранились драгоценности. Все-все перерыл он и двое мерзких рабочих, которые шныряли по моим шкафам, прощупывая каждую юбку, каждое платье, пытаясь найти что-то скрытое в них».⁹⁰⁰

Тем не менее были и некоторые потери. В одном из писем к сестре (21 июня 1917 г.) Мария Федоровна упоминает о том, что у великой княгини Ксении Александровны во время апрельского обыска украли кольцо с рубином, которое ей подарил муж «по случаю рождения детей». В июле 1917 г. садовник нашел «те пять серебряных ложек, которые матросы украли и спрятали в цветах возле стены».⁹⁰¹ Надо все-таки отметить, что матросы и рабочие ялтинского Совета, учитывая особенности времени и отношение к Романовым вообще, имели все возможности «тряхнуть» их во время обыска 26 апреля значительно основательнее.

Надо умомянуть, что в обширных дневниках Марии Федоровны о такой земной вещи, как собственность в различных ее проявлениях упоминается очень редко. Это был моветон. Однако тогда, весной 1917 г., когда все стремительно ломалось и менялось, когда жизненные перспективы стали очень неопределенными, материальная составляющая жизни становится важной и для бывшей императрицы. Когда до нее дошли слухи о том, что в ее Аничковом дворце, в котором она жила с осени 1866 г. по 1915 г., т. е. почти 50 лет, расположились учреждения новой «демократической» власти, она записала в дневнике (2 мая 1917 г.): «…Аничков заняли под министерские службы и все помещения на 2-м этаже ими используются. Эта мысль не дает мне покоя и выводит из себя. Стало быть, мне его (Аничков) уже, по-видимому, не вернут, а ведь там остались самые мои драгоценные воспоминания и вещи!».⁹⁰²

Апрельский обыск – отражение обострявшихся противоречий между Советами и Временным правительством. Поэтому фактический глава Временного правительства А.Ф. Керенский счел необходимым обозначить свою принципиальную позицию по этому инциденту. Следствием чего стал приказ командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака: «Военный и морской министр А.Ф. Керенский приказал мне немедленно произвести расследование с целью установить – кем и по чьему приказу был произведен обыск в Ай-Тодоре, Чаире и Дюльбере у членов семьи Романовых, – т. к. Временное правительство никаких распоряжений об обыске не делало, а также разыскать и вернуть по принадлежности все украденное во время этого обыска; вопрос о возмутительном поведении лиц, производивших обыск, поставить на обсуждение суда чести. Производство расследования должно иметь спешный характер, поэтому приказываю закончить его в возможно непродолжительном времени».⁹⁰³

Одним из последствий этого приказа стало возвращение Марии Федоровне ее датской Библии, с которой она в 1866 г. приехала в Россию. Тем не менее Романовы сделали из обыска определенные выводы и драгоценности начали прятать. Спустя много лет (в конце 1950-х гг.) великая княгиня Ольга Александровна вспоминала, как они с мужем прятали драгоценности в пустых жестянках из-под какао в скалах поблизости от Ай-Тодора, помечая схрон белым черепом собаки.

Уже осенью 1917 г. у вдовствующей императрицы возникли трудности с наличными деньгами, поэтому она принимала с благодарностью все подношения, как продуктами, так и деньгами. 7 октября 1917 г. она писала в дневнике, что ей из Киева привезли «большое количество продуктов от кн. Лопухиной и Бенуа… Добросердечные дамы из Житомира передали 10 000 р. через мою дорогую Наташу Оржевскую и обещали прислать еще, если в том будет необходимость. Действительно, невероятно трогательно и прекрасно».⁹⁰⁴ Марии Федоровне помогали и датчане. Так, датский посол передал специально для вдовствующей императрицы 25 006 руб.

После прихода большевиков к власти в октябре 1917 г. Романовы, оказавшиеся в Крыму, некоторое время балансировали между жизнью и смертью. И только противоречия между Советами Ялты и Севастополя помогли им уцелеть. В этой ситуации все драгоценности спрятали, поскольку Романовы опасались повторного, уже большевистского обыска. Мария Федоровна писала 26 октября 1917 г.: «Кн. Шервашидзе был в Симеизе, а по возвращении предложил мне спрятать все мои бумаги и вещи, отчего я, разумеется, пришла в ярость, хотя понимаю, что он опасается нового вторжения».⁹⁰⁵

В начале 1918 г., в соответствии с решениями Совнаркома, Романовым ограничили доступ к их денежным счетам. 23 февраля 1918 г. великая княгиня Ольга Александровна писала свой племяннице, дочери Николая II Марии Николаевне: «С трудом получаем свои деньги из банка. Дают не более трехсот в месяц – этого при ужасной здешней дороговизне не хватает». К этому времени в распоряжении Марии Федоровны оставались только драгоценности из ее знаменитой шкатулки. Все денежные средства, хранившиеся в различных банках России, которыми она располагала на конец 1917 г., фактически «сгорели» в огне Гражданской войны. При всем этом в дневнике Марии Федоровны нет и следа «денежных забот». Это – «не ее вопрос», для решения подобных дел вокруг нее были соответствующие люди.

Еще до отъезда из России великая княгиня Ксения Александровна получила часть драгоценностей из Екатеринбурга и Алапаевска, которые ей переслал А.В. Колчак. Эти драгоценности, либо были найдены на месте гибели царской семьи, либо изъяты у арестованных большевиков, после того как белогвардейцы заняли Екатеринбург и началось следствие «по делу Романовых». Уже оказавшись в Англии, Ксения разослала драгоценности «по принадлежности». М.Ф. Кшесинская получила от нее то, что было найдено на великом князе Сергее Михайловиче: «…небольшой, круглый, из самородного золота медальон с изумрудом посреди. Внутри моя фотография, довольно хорошо сохранившаяся, и кругом выгравировано: «21 августа – Маля – 25 сентября», и внутри вделанная десятикопеечная серебряная монета 1869 г., года рождения Великого Князя. Этот медальон я ему подарила много лет назад. Маленький золотой брелок, изображающий картофель с цепочкой. Когда они все были молоды, они образовали с Воронцовыми и Шереметьевыми так называемый «картофельный» кружок. Происхождение этого наименования туманно, но они все себя так называли, и это выражение часто встречается в дневнике Государя при описании времени, когда он был еще наследником».⁹⁰⁶

В начале 1918 г., когда Крым еще контролировали большевики, Романовы пережили много тревожных минут. Все относительно стабилизировалось весной, когда на смену большевикам сначала пришли немцы, а затем глубокой осенью 1918 г. в Крым пришли англичане, которые всемерно поддержали развертывание Добровольческой армии под командованием А.И. Деникина.

Примечательно, что в это время, 13 сентября 1918 г., Мария Федоровна приняла последнего министра финансов царской России П.Л. Барка, тот после многих злоключений выбрался с семьей в Крым и жил в Керчи: «…Мы долго беседовали, и сказала ему, что он нарушил мой душевный покой, посоветовав покинуть страну».⁹⁰⁷

Тогда, в ноябре-декабре 1918 г. Марии Федоровне неоднократно предлагали покинуть Россию на одном из английских кораблей, однако она упорно отказывалась. В отличие от нее ее зять, великий князь Александр Михайлович, при первой же возможности покинул Россию на английском корабле, оставив свою семью в Крыму.

Когда красные опрокинули войска А.И. Деникина и вышли к Перекопу, императрица по-прежнему отказывалась покидать Россию. Однако когда возникла реальная угроза прорыва красных через Перекоп, Мария Федоровна сдалась и 7 апреля 1919 г., буквально за несколько часов, собралась для того, чтобы навсегда покинуть Россию. Когда Мария Федоровна взошла на борт английского крейсера «Мальборо», драгоценная шкатулка была при ней. На борту крейсера к этому времени уже находились великие князья Николай и Петр Николаевичи, у которых было больше времени и на сборы, и на погрузку своего имущества. По свидетельству очевидцев, имущество только великого князя Николая Николаевича (Младший) составляло порядка 200 мест, размещенных на палубе «Мальборо». В числе прочего он взял и золотую, украшенную бриллиантами шпагу, которую ему пожаловал Николай II в августе 1915 г., когда император снял великого князя с поста Верховного главнокомандующего.

Мария Федоровна на борту «Мальборо». Апрель 1919 г.

Срочная эвакуация происходила очень нервно, поскольку крымские сидельцы прекрасно понимали, что их ждет, если они попадут в руки большевиков. На борт крейсера грузилось множество людей и все старались спасти хоть какое-то имущество. Поэтому не все вещи вошли на перегруженный крейсер и на пристани, среди прочего, остались 54 ящика с вещами великой княгини Ксении Александровны. 11 апреля 1919 г. «Мальборо» снялся с якоря и «крымские» Романовы навсегда покинули Россию.

После того как великие князья с семьями и детьми весной 1919 г. рассеялись по Европе, началась их новая жизнь. И одной из граней этой новой жизни стала мысль о том, что надо как-то добывать деньги на жизнь или по крайней мере их как-то зарабатывать. Эти мысли довольно легко восприняла молодая поросль великих князей и князей императорской крови. Однако старшее поколение просто не могло свыкнуться с мыслью, что «денег нет» совсем. После того как были распроданы ценности, вывезенные из России, судьба многих из них сложилась очень по-разному. Морганатическая жена великого князя Михаила Александровича (младший брат Николая II, 3 марта 1917 г. отказавшийся стать Михаилом II) Наталья Брасова закончила свою жизнь в парижской больнице для бедных.

За те годы, что Мария Федоровна в качестве цесаревны и императрицы прожила в России (1866–1919 гг.), у нее выработалось совершенно специфическое отношение к деньгам. Оно сводилось к тому, что кончиться они не могут. Совсем и никогда, и что бы ни было. Поэтому в Англии и Дании у нее довольно быстро набрались солидные долги. И не потому, что она вела какой-то роскошный образ жизни, а потому, что помогала многочисленным русским эмигрантам, бежавшим в Европу от Гражданской войны в России. К середине 1920-х гг. у нее от всех колоссальных богатств остались только те ювелирные изделия, которые ей удалось вывезти из России. Однако Мария Федоровна категорически отказалась продавать что-либо из своей ювелирной коллекции. При этом с датскими родственниками у нее сложились очень непростые отношения. В том числе и в материальном плане.

Примечательно, что последние в своей жизни «русские деньги» Мария Федоровна получила в Дании 31 декабря 1920 г. (13 января 1921 г. по н. ст.). В этот день императрица приняла «бывшего морского офицера Гаугара, который был послан ко мне с суммой денег от адмирала Колчака».⁹⁰⁸ Напомним, что бравого адмирала большевики расстреляли в январе 1920 г. Следовательно, деньги (это были, конечно, не царские купюры) добирались до Марии Федоровны около года.

Когда в октябре 1928 г. императрица Мария Федоровна отошла в мир иной, шкатулку с драгоценностями, по инициативе великой княгини Ксении Александровны, вывезли из Копенгагена в Лондон. Операцию организовывал, с английской стороны, управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсоби при посредничестве последнего министра финансов России – Петра Львовича Барка⁹⁰⁹ Этот шаг не был экспромтом, а готовился заранее. Как датские, так и английские родственники императрицы Марии Федоровны были крайне заинтересованы в содержимом шкатулки. Решая вопросы, связанные с вывозом шкатулки из Копенгагена в Лондон, они общались только с великой княгиней Ксенией Александровной.

22 мая 1929 г. шкатулку вскрыли в Букингемском дворце. Поскольку речь шла о колоссальных ценностях, при вскрытии шкатулки присутствовал узкий круг лиц, по понятным причинам они оставили весьма скупые воспоминания об этой процедуре.

Вот как событие описывает присутствовавший при вскрытии шкатулки управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсонби: «Шкатулка находилась при мне. Вошли королева и великая княгиня (Ксения Александровна. – И. 3.), которая убедилась, что лента, которой была опечатана шкатулка, не повреждена. Тогда ее вскрыли и стали доставать драгоценности. Низку чудесного жемчуга, подобранного по размеру, самая крупная жемчужина была размером с вишню. По кучкам разложили изумруды кабошон, крупные рубины и великолепные сапфиры. Более я ничего не видел, поскольку посчитал мое присутствие неуместным».

По просьбе Понсоби в Виндзорский замок прибыл мистер Харди, старший партнер ювелирной фирмы «Хэннел и сыновья». Именно он провел предварительную оценку содержимого шкатулки, оценив 76 предметов в 144 000 ф. ст., в эту сумму вошла стоимость драгоценностей, которые оставила себе Ксения Александровна. Через две недели общая, уточненная оценка шкатулки (за исключением камней Ксении Александровны) составила 159 000 ф. ст.

Оставляя в стороне дискуссионный и непростой вопрос о стоимости ювелирной коллекции Марии Федоровны понятно, что стоимость драгоценностей была огромна, и о том, как «поделили» вырученные от их продажи деньги сестры – великие княгини Ксения и Ольга Александровны⁹¹⁰, сосредоточимся на том, что было в шкатулке.

Как это ни странно, ни кого продажного каталога (или списка ценностей) до нас не дошло. Составление такого списка было совершенно не в интересах британской короны, которая и выступила одним из главных покупателей несметных богатств. Следует отметить, что от «инвентаризации» ценностей после вскрытия шкатулки был удален даже управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсонби. Поэтому при описании ценностей императрицы, Федоровны, выложенных на столы Букингемского дворца, авторы монографий пишут только «о блеске» бесчисленных ювелирных изделий, избегая какой-либо конкретики.

Дети великой княгини Ольги Александровны пытались в 1960-х гг. добиться ясности в этом вопросе, но документов о перечне распроданных ювелирных ценностей они так и не получили. Упоминалось о 65, 76 и даже только о 24 предметах.

И тем не менее некоторые косвенные материалы для детального описания ювелирной коллекции императрицы Марии Федоровны, имеются. О том, что могло находиться в шкатулке, мы можем получить представление по второй «Книге императорским регалиям, коронным бриллиантовым вещам, каменьям и жемчугам», датированной декабрем 1865 г. Тогда оценкой ценности ювелирных изделий занимались оценщики Кабинета Его Императорского Величества придворные ювелиры Карл Болин⁹¹¹, Людвиг Брейтфус⁹¹² и их помощник Леопольд Зефтиген⁹¹³. Впоследствии их оценку проверил младший Эдуард Болин.

Возвращаясь к шкатулке с драгоценностями, следует напомнить, что Мария Федоровна, став 1 марта 1881 г. императрицей, получила законный доступ к коронным бриллиантам. Она могла пользоваться уникальными ювелирными изделиями, зная, что после ее смерти эти ценности непременно возвратятся на хранение в сейфы Кладовой № 1 Зимнего дворца.

Основанием для реконструкции содержимого шкатулки императрицы является перечень 369 инвентарных единиц коронных бриллиантов. На полях описной книги, среди почти четырех сотен инвентарных номеров, неоднократно встречается карандашная надпись «У Ея Величества». Можно, конечно, предположить, что в 1865 г. эти драгоценности находились в комнатах императрицы Марии Александровны. Однако в 1865 г. Мария Александровна похоронила старшего сына, «Никсу», и погрузилась в глубокий траур. Характер записей в Книге 1865, дополнявшейся новыми записями вплоть до середины 1880-х гг., позволяет предположить, что карандашная помета «У Ея Величества» относится именно к Марии Федоровне. Да и многочисленные парадные портреты императрицы подтверждают, что «ресурсами» Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца Мария Федоровна пользовалась очень активно.

Конечно, часть драгоценностей императрицы, как мы уже упоминали, была изъята из сейфов Аничкового дворца, но тем не менее можно с большой долей уверенности предположить, что многие из помеченных этой карандашной надписью драгоценностей находились в ювелирной коллекции Марии Федоровны. Именно эти ценности, вывезенные из России в 1919 г., осели в различных лондонских сейфах в 1929-1930-х гг.

Если в Книге 1838 г. не все драгоценности «расписаны» по их составляющим, то в Книге 1865 г. каждый из драгоценных предметов детально описан и оценен, включая камни, из которых и состояло изделие. В приводимом ниже списке эти описания мы опускаем, оставляя только название, общий «бриллиантовый» вес драгоценностей и денежную оценку (в ценах 1865 г.) всего изделия. Только в некоторых случаях мы «расписываем» изделия так, как это сделано в Книге 1865 г.

Еще раз повторим, что многие из нижеперечисленных ювелирных изделий могли оказаться в шкатулке императрицы Марии Федоровны, вывезенной в апреле 1919 г. из России, что-то могло остаться в сейфах Аничкового дворца. Напротив каждого из нижеприведенных предметов стояла карандашная помета «У Ея Величества». Вот этот список (см. табл. 60).

Таблица 60

Таким образом, в приводимом списке описано 86 ювелирных изделий на общую сумму 2 337 509 руб. в ценах 1865 г. Из России в апреле 1919 г. Мария Федоровна вывезла, по-видимому, 76 предметов. Именно эти, немыслимые по стоимости и художественным достоинствам вещи можно с полным правом назвать утраченными царскими сокровищами.

Продавали содержимое шкатулки несколько лет. В июле 1929 г. проданы три жемчужных ожерелья за 64 600 ф. ст. (первоначальная оценка 45 000). Однако после того, как осенью 1929 г. рухнула Нью-Йоркская фондовая биржа и началась Великая депрессия, реализация драгоценностей приостановилась.

Некоторые вещи из шкатулки Марии Федоровны приобрела жена Георга V, королева Мэй. Одна из ее покупок включала жемчужное с бриллиантами колье с сапфировой и бриллиантовой застежкой (оценка 6000 ф. ст.) и жемчужную с бриллиантами брошь (555 ф. ст.). В 1930 г. королева приобрела продолговатую брошь с полированным сапфиром и розовыми бриллиантами (26 ф. ст. и 12 шиллингов) и овальную брошь, украшенную веточками сапфиров и бриллиантов, с жемчужной подвеской (первоначальная оценка 3250 ф. ст., куплена за 2375 ф. ст.).⁹¹⁵

Что касается материальных обстоятельств Марии Федоровны в эмиграции, то английский король Георг V, королева Мария (Мэй) и вдовствующая королева Александра (старшая сестра Марии Федоровны) стали совместно выплачивать Марии Федоровне 10 000 фунтов в год. Также с 1923 г. оказывало вдовствующей императрице материальную поддержку и «Большое Северное телеграфное общество» (Store Nordiske Telegraf Selskab), которое ежегодно выплачивало ей 15 000 крон, «принимая во внимание помощь, которую императрица всегда оказывала телеграфному обществу» в России до революции. Сумма пересылалась на ее счет тайно⁹¹⁶ через Министерство иностранных дел.

Последний год жизни семьи Николая II

Когда в мае 1917 г. царская семья не получила из Государственного казначейства положенного жалованья за «майскую треть» и стало известно об изъятии доходов Кабинета и национализации императорских резиденций, то Александра Федоровна со всей очевидностью осознала, что конфискационные процессы будут только нарастать. Вероятно, именно тогда Александра Федоровна предприняла шаги по укрытию семейной коллекции ювелирных изделий на случай возможных обысков. Ювелирная коллекция императрицы, конечно, включала в себя ряд громоздких предметов, которые тяжело было перевозить и прятать, поэтому, прежде всего, спрятати компактные ювелирные изделия – кулоны, цепочки, броши и т. д. Вне всякого сомнения, на императорской половине Александровского дворца имелись комнатные сейфы, о которых было известно только ограниченному числу лиц. По крайней мере, существует устойчивая легенда, что после освобождения Царского Села в 1944 г. в разграбленном Александровском дворце, в императорской спальне, был обнаружен открытый пустой стенной сейф.

Когда 11 июля 1917 г. А.Ф. Керенский сообщил семье, что ей предстоит переезд в глубь России, эти ценности тщательно укрыли среди множества вещей, в том числе и личных, которые брали с собой Романовы. Технически это было несложно сделать, по ряду причин. Прежде всего потому, что тогда «временным» еще не приходило в голову устраивать личный досмотр царской семьи и их личных вещей. Также лидеры Временного правительства и не думали предпринимать какие-либо конфискационные действия по отношению к личным драгоценностям царской семьи. Кроме этого, с собой в Тобольск семья вывозила довольно много вещей, упакованных в ящики. И хотя составлялись описи на каждый из ящиков, но в предотъездной суете «начинку» ящиков никто не проверял. Семью сопровождало несколько десятков слуг, среди которых были, безусловно, преданные люди. Конечно, следует иметь в виду, что речь идет о нескольких десятках килограммов ювелирных изделий. При этом слуги также везли с собой личные вещи.

Тогда, в конце июля 1917 г., не было и речи о личном досмотре как самих Романовых, так и их вещей. Императрица в своем дневнике по крайней мере дважды (13 и 29 июля 1917 г.) упоминает о том, что она «приводила в порядок вещи» и «упаковывала – перебирала вещи». Думается, что она имела в виду не только свои личные вещи, для этого имелся соответствующий штат «комнатных девушек» и камер-юнгфер, но и семейную ювелирную коллекцию. Конечно, все дочери «были в курсе», но, вероятнее всего, Николая II и цесаревича Алексея в эти «женские дела» детально не посвящали. Примечательно, что подготовку к отъезду Александра Федоровна начала еще 13 июля, а об отъезде из Царского Села им было сообщено только 28 июля. Поскольку семья уезжала фактически в неизвестность, то надо было предусмотреть очень многое, поэтому собирались буквально до последнего момента. На следующий день после отъезда императрица зафиксировала основные события 31 июля 1917 г.: «Июль 31. Понед. Царское Село. Упаковывала [вещи]. Не ложились спать, весь вечер были готовы к посадке на поезд…». В этот же день императрица, прежде чем проститься, переговорила с обер-гофмаршалом П.К. Бенкендорфом, который должен был завершить решение семейных финансовых дел в Петрограде. В ночь перед отъездом, который организовывал лично А.Ф. Керенский, Бенкендорф сумел переговорить с ним по поводу того, что многочисленные ценности, остающиеся в Собственных комнатах Александровского дворца, должны храниться в неприкосновенности, за опечатанными дверьми. Керенский дал на это согласие. Забегая вперед, следует сказать, что при большевиках личные комнаты вскрыли. В начале 1918 г. из кладовых Александровского дворца вывезли сначала столовое серебро и другие изделия из драгоценных металлов. А, позднее, в марте 1918 г., по указанию помощника комиссара просвещения Ю. Флаксермана, из апартаментов Николая II в Зимний дворец перекочевали настольные украшения из золота, серебра и камня, а также слитки, отлитые, по семейной традиции Романовых, из старых серебряных погон.⁹¹⁷

Л.Ф. Керенский

Среди отъезжающих значился князь, генерал-майор Василий Александрович Долгоруков (1868–1918) – пасынок обер-гофмаршала графа П.К. Бенкендорфа. Видимо, именно через этих людей Александра Федоровна предполагала поддерживать «финансовую связь» между Царским Селом и Тобольском.

Охрану императорской семьи возглавлял весьма лояльный к семье полковник Кобылинский. Видимо, не без его помощи Александре Федоровне удалось среди множества вещей вывезти из Царского Села несколько десятков килограммов ювелирных изделий. Вывезли не только компактные ювелирные изделия (бусы, браслеты, броши и т. д.), но и такие объемные вещи, как диадемы.

Поскольку с семьей в августе 1917 г. находились в поезде 39 человек сопровождающих и слуг со множеством вещей, сделать это было вполне возможно. Видимо, позже часть ценностей из Александровского дворца в Тобольск доставила личная камер-юнгфера императрицы Александры Федоровны – Магдалина Францевна Занотти. Камер-юнгферы императрицы Занотти и Тутельберг были преданнейшими людьми. Обе девушки приехали с юной Гессенской принцессой Алике в Россию в октябре 1894 г. и всю жизнь прожили со своей хозяйкой, так и не выйдя замуж. Эти старые девы готовы были буквально положить жизнь за свою императрицу.

Царская семья навсегда покинула Царское Село 1 августа 1917 г. в 6 часов 10 минут утра, в ее багаже покоилась коллекция ювелирных изделий, состоящая из нескольких сотен предметов.

Тобольск. Дом генерал-губернатора

В Тобольске сразу же пришлось озаботиться тем, чтобы надежно укрыть ценности. Конечно, это не было главным делом в жизни Романовых в ту пору. Они искренне переживали трагические изменения в своей жизни. Да и судьбы России для них не были пустым звуком. Но наряду с этим Александра Федоровна, со свойственной ей педантичностью, постоянно держала в уме, что в ее распоряжении находится некий семейный фонд «на черный день», способный «вытащить» их из разных непредвиденных ситуаций. А прятать ценности было необходимо, поскольку была и охрана, да и первый обыск в Тобольске произошел уже 18 августа 1917 г., когда «…пришли люди из [министерства] юстиции, по приказу Керенского просмотрели все вещи, которые она⁹¹⁸ привезла нам, а также просмотрели все Настенькины⁹¹⁹ вещи…».⁹²⁰

Семья Романовых жила в Тобольске в доме губернатора до апреля-мая 1918 г. За это время Временное правительство свергли большевики, а его глава А.Ф. Керенский бежал из страны. У Совнаркома было множество текущих и стратегических проблем, и не последняя из них – судьба семьи Николая II. В конце 1917 – начале 1918 г. уже и речи не было о высылке из страны царской семьи, а Совнарком периодически получал резолюции собраний и съездов о необходимости радикального решения «проблемы» царской семьи. Большевистское руководство склонялось к публичному суду над «кровавым» царем, как это произошло во времена Великой французской революции, чью историю прекрасно знало большевистское руководство.

В январе 1918 г. порядок содержания Романовых изменили. Их денежное довольствие значительно урезали, поэтому императрица взяла в свои руки повседневные денежные дела своей большой семьи. Она лично и регулярно просматривала все денежные счета, сокращая по возможности семейные расходы. Ее главными консультантами были Пьер Жильяр и вторая дочь Татьяна. 13 февраля 1918 г. она записала в дневнике: «Просматривала счета с Жиликом…. Обсуждала денежные дела с Валей [Долгоруковым]». Сам Пьер Жильяр вспоминал впоследствии: «Ее Величество просила меня помочь ей вести счета и установить бюджет семьи. У нее остаются некоторые сбережения […]». Если с гувернером «Жиликом» Александра Федоровна обсуждала и решала текущие дела, то несколько раз повторенная фраза о том, что она «обсуждала дела с Валей», т. е. князем В.А. Долгоруковым, сидетельствует, что на этом уровне обуждатись стратегические финансовые проблемы. Вполне возможно, что в беседах обсуждались кандидатуры в «хранители», которые должны были спрятать часть «царского золота».

Николай II был далек от этих денежных дел. Однако и он отметил в дневнике: «14/27 февраля. Среда. Приходится нам значительно сократить наши расходы на продовольствие и на прислугу, так как гофмарш[альская] часть закрывается с 1 марта и, кроме того, пользование Собственными капиталами ограничено получением каждым 600 руб. в месяц. Все эти последние дни мы были заняты высчитыванием того минимума, кот[орый] позволит сводить концы с концами».

Поскольку с наличными деньгами стало действительно плохо, то царской семье в Тобольске несколько раз передавали различные суммы «на жизнь». Самая крупная сумма поступила из Москвы. Николай II отметил этот факт в дневнике: «12/25марта. Понедельник. Из Москвы вторично приехал Влад.[имир] Ник. [олаевич] Штейн, привезший оттуда изрядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай. Он был при мне в Могилёве вторым вице-губернатором». Императрица Александра Федоровна в своем дневнике была более предметна: «Тобольск. 12 (25). Март. Понедельник. Видела проходивших мимо моего бывшего крымца Маркова, а также Штейна 5!4–7 [часа]. Считала деньги с Т<атьяной> и Жиликом». То что деньги считали два часа втроем понятно, сумма была крупная – 250 000 руб.

Поскольку ситуация вокруг семьи начала обострятся, то императрица Александра Федоровна приняла ряд превентивных мер, чтобы сохранить свои ценности у надежных людей до более благополучных времен. К этому времени из Царского Села в Тобольск слуги доставили оставленные в сейфах Александровского дворца ценности. В результате в начале 1918 г. в Тобольске у Романовых скопилось довольно много драгоценных вещей, в их числе были даже такие малотранспортабельные предметы, как драгоценные кинжалы, шашки и сабли. Тогда же в Тобольск доставили бриллиантовые диадемы императрицы и ее дочерей. Чего это стоило слугам, перевозившим колоссальные ценности через охваченную анархией страну, можно только догадываться. Александра Федоровна подбирала слуг для сопровождения семьи в Тобольск особенно тщательно, с учетом их поведения по отношению к семье в период после отречения Николая II – с марта по июль 1917 г. В качестве отрицательного примера можно упомянуть «дядьку» цесаревича Алексея, боцмана А.Е. Деревенько. Обласканный семьей, безотлучно находившийся рядом с цесаревичем с 1905 г., он после отречения царя счел нужным проявить лояльность к новой власти, несколько раз проявив грубость по отношению к цесаревичу. В это же время его уличили в нескольких эпизодах воровства. Несмотря на то что он был оставлен в списках дворцовой прислуги, его в Тобольск не взяли. Вместо него туда отправился другой матрос, К.Г. Нагорный.⁹²¹

Списка всех драгоценностей, имевшихся у Романовых в Тобольске, мы, естественно, не знаем, хотя в материалах допросов 1934 г. о таком «полном» списке драгоценностей Романовых есть упоминания. Отчасти о списке драгоценностей, которыми располагали Романовы, мы можем судить только по сдаточным описям Я. Юровского, когда он в конце 1918 г. сдавал романовские вещи коменданту Московского Кремля балтийскому матросу Малькову.

В результате анализа складывавшейся ситуации императрица Александра Федоровна приняла решение оставить часть драгоценностей у надежных людей в Тобольске. Одной из ключевых фигур, помогавшей императрице в подборе кандидатур на роль «хранителей» и в распределении драгоценностей, стал воспитатель цесаревича Алексея Пьер Жильяр.

Прежде всего определили лиц, которым было сочтено возможным доверить ценности для хранения: во-первых, это игуменья Тобольского Ивановского монастыря Дружинина; во-вторых, священник Тобольской Благовещенской церкви Алексей Васильев; в-третьих, начальник охраны полковник Кобылинский; в-четвертых, писарь Николая II Александр Петрович Кирпичников. Были еще «мелкие держатели» ценностей, такие как комнатная девушка императрицы Николаева. Таким образом, императрице Александре Федоровне удалось через доверенных людей организовать (видимо, в марте 1918 г.) несколько тайников в Тобольске и его окрестностях, где царские ценности должны были находиться до лучших времен. О дальнейшей судьбе этих людей и доверенных им ценностей мы расскажем ниже.

В конце апреля 1918 г. ситуация вокруг семьи еще больше обострилась, поскольку планы «легитимного суда» над «извергами Романовыми» разрушила логика разгоравшейся Гражданской войны. Страна стала стремительно разваливаться на части, и проблемой стал не только суд, но и возможность безопасного вывоза царской семьи в Москву. Да к этому и не стремились, поскольку император мешал не только большевикам, но и новым амбициозным лидерам белого движения. В этой ситуации большевистское руководство принимает решение о перевозке царской семьи из Тобольска в Екатеринбург.

Рядом с домом губернатора появились новые люди, которые начали готовить отъезд семьи из Тобольска. Александра Федоровна внимательно отслеживала ситуацию вокруг семьи, и когда близ нее начало нарастать совершенно отчетливое напряжение, императрица немедленно отреагировала на это. В дневнике Александры Федоровны 10 апреля 1918 г. появляется недвусмысленная запись: «С детьми и Тутельс зашивала свои драгоценности».⁹²² Это первое «открытым текстом» упоминание в дневнике Александры Федоровны о самом факте наличия значительного числа драгоценностей, находившихся в Тобольске.

За последние два десятка лет о расстреле семьи Романовых в июле 1918 г. написано очень много. Начало формирования массива литературы по этому трагическому эпизоду российской истории положено еще в начале 1920-х гг., когда лица, причастные к расследованию этого дела, издали свои книги за пределами России.

Оставляя в стороне дискуссии о том, чьи останки покоятся в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, обратимся к интересующей нас теме «царского золота». По большому счету, загадок тут нет. Если коротко, то факты сводятся к следующему.

Во-первых, Александре Федоровне, ее дочерям и слугам удалось вывезти значительные ценности 1 августа 1917 г. из Царского Села в Тобольск. Во-вторых, Александре Федоровне удалось укрыть значительную часть своей ювелирной коллекции в Тобольске и его окрестностях. В-третьих, некоторая часть ценностей была вывезена «на теле» царских дочерей и самой Александры Федоровны, во время переезда семьи из Тобольска в Екатеринбург. После расстрела царской семьи эти ценности собрали с трупов и через некоторое время переправили в Москву, в Гохран. В-четвертых, эти ценности «на крови» обезличили в лабораториях Гохрана и, видимо, распродали на европейских аукционах в конце 1920-х гг. Как вариант: эти ценности могли пойти на финансирование мировой революции в начале 1920-х гг.

За этим сухим «бухгалтерским счетом» стоит не только драма семьи Романовых, расстрелянной большевиками, но и драма всей России, которая именно тогда, летом 1918 г., начала захлебываться собственной кровью, погружаясь в пучину Гражданской войны. Если более развернуто описать перечисленные «пункты», то картина будет такова.

В апреле 1918 г., поскольку цесаревич Алексей тяжело болел и его нельзя было трогать, большевистское руководство принимает решение разделить семью Романовых и вывезти их «частями» в надежно контролируемые ими области. «Первая партия» в составе императора Николая II, императрицы Александры Федоровны и великой княжны Марии Николаевны покинула Тобольск 12 апреля 1918 г. Большая часть ценностей семьи оставалась в Тобольске. Императрица отметила в дневнике, что у нее с собой был «совсем небольшой багаж».

17 апреля 1918 г. императорская чета переступила порог дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге. Через некоторое время Александра Федоровна отправляет в Тобольск письмо, в котором сообщает об обыске их личных вещей. Факт обыска императорской четы в Ипатьевском доме подтвердил и камердинер Николая II Терентий Иванович Чемодуров: «Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, их тотчас подвергли тщательному и грубому обыску…».⁹²³ Николай II записал в дневнике: «Долго не могли раскладывать своих вещей, так как комиссар, комендант и караульный офицер все не успевали приступить к осмотру сундуков. А осмотр потом был подобный таможенному, такой строгий, вплоть до последнего пузырька походной аптечки Алике. Это меня взорвало, и я резко высказал свое мнение комиссару». Столь жесткий досмотр мотивировался тем, что вещи семьи при отъезде из Тобольска не досматривались. В подобной ситуации могли быть сохранены только те ювелирные вещи, которые были «на теле» у императрицы и ее дочери Марии Николаевны, поскольку личный досмотр не производили.

ЕЛ. Шнейдер. ИЛ. Татищев. ПЛ. Жильяр. А.В. Гендрикова. В.А. Долгоруков. 1917 г.

Об инциденте с обыском императрица немедленно проинформировала своих дочерей, оставшихся в Тобольске. Что очень важно, поскольку именно они должны были доставить в Екатеринбург оставшиеся в распоряжении семьи ценности. По словам П. Жильяра, «в этом письме в очень осторожных выражениях она давала понять, что надо взять нам с собой при отъезде из Тобольска все драгоценности, но с большими предосторожностями. Она сама драгоценности называла условно «лекарствами». Позднее на имя Тегелевой пришло письмо от Демидовой, писанное, несомненно, по поручению Ее Величества. В письме нас извещали, как нужно поступить с драгоценностями, причем все они были названы «вещами Седнева»».⁹²⁴

Как следует из ранее приведенной выдержки из дневника Александры Федоровны, она еще 10 апреля 1918 г. начала зашивать драгоценные камни в одежду. Позже Александра Александровна Тегелева дала следующие показания: «Демидова мне писала: «Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку и посоветуйся об этом с Татищевым и Жильяром, потому что у нас некоторые вещи пострадали». Мы поняли, что пострадали у них некоторые ценные вещи, и решили, что это Императрица дает нам приказание позаботиться о драгоценностях».⁹²⁵

Это указание было немедленно выполнено царскими дочерьми и слугами, остававшимися в Тобольске. Та же Александра Александровна Тегелева показала, что «мы взяли несколько лифчиков из толстого полотна. Мы положили драгоценности в вату и эту вату мы покрыли двумя лифчиками, а затем эти лифчики сшили. Таким образом, драгоценности были зашиты между двумя лифчиками, а сами они были с обеих сторон покрыты ватой. В двух парах лифчиков были зашиты драгоценности императрицы. В одном из таких парных лифчиков было весом 4,5 фунта драгоценностей вместе с лифчиками и ватой. В другом было столько же весу. Один надела на себя Татьяна Николаевна, другой Анастасия Николаевна. Здесь были зашиты (в обоих парных лифчиках) бриллианты, изумруды, аметисты.

Драгоценности Княжен были таким же образом зашиты в двойной лифчик, и его (не знаю, сколько в нем было весу) надела на себя Ольга Николаевна.

Кроме того, они под блузки на тело надели на себя много жемчугов.

Зашили мы драгоценности еще в шляпы Княжон между подкладкой и бархатом. Из драгоценностей этого рода я помню большую жемчужную нитку и брошь с большим сапфиром и бриллиантами.

У Княжон были верхние синие костюмы из шевиота. На этих костюмах (летних, в которых они приехали) пуговиц не было, а были кушаки и на каждом кушаке по две пуговицы. Вот эти пуговицы мы отпороли и вместе пуговиц вшили драгоценности, кажется, бриллианты, обернув их сначала ватой, а потом черным шелком.

Кроме того, у Княжон были еще серые костюмы из английского трико с черными полосками: это были осенние костюмы, которые они носили и летом в плохую погоду. Мы отпороли на них пуговицы и также пришили драгоценности, также обернув их ватой и черным шелком».⁹²⁶

Таким образом, только из показаний Тегелевой следует, что в двух «лифчиках» спрятано 9 фунтов ювелирных изделий, а это порядка 3,5 кг. Кроме этого, был еще один лифчик, вероятнее всего, такого же веса (4,5 фунта), жемчужные нитки, одетые на тело, драгоценные камни, зашитые в шляпы и пуговицы. Скорее всего, были драгоценности и в вещах, которые составляли личную кладь великих княжон. Об этом косвенно свидетельствует факт наличия вскрытых шкатулок после расстрела и то, что княжны после прибытия в Екатеринбург несли свои личные вещи сами, и они, по свидетельству очевидцев⁹²⁷, были достаточно тяжелыми. Кроме этого, во время обыска дома особого назначения белые нашли обгоревшие конверты с подкладкой синего цвета с надписью: «Золотые вещи, принадлежащие Анастасии Николаевне».⁹²⁸ Такие надписи делались на пакетах, сдаваемых в кладовые Камеральной части. Поэтому, к достоверным 3,5 кг ювелирных изделий мы можем смело добавить еще как минимум столько же, что составило бы порядка 7–9 кг. Таким образом, девочки, оставшиеся в Тобольске, уже знали, каким образом они доставят ценности в Екатеринбург.

Великие княжны Ольга, Татьяна, Анастасия и цесаревич Алексей с сопровождавшими их лицами прибыли в Екатеринбург 10 мая 1918 г. Комендант дома особого назначения проверил весь привезенный багаж.⁹²⁹

После того, как в мае 1918 г. царскую семью собрали в доме Ипатьева, последний комендант дома особого назначения Яков Юровский потребовал сдать ему все ценности. К этому времени Романовы ювелирные украшения уже не носили. В показаниях священника Сторожева упоминается, что «никаких драгоценных украшений на Александре Федоровне, а равно и на дочерях я не заметил».⁹³⁰

Александра Федоровна решила удовлетворить это требование и какая-то, видимо очень незначительная часть, ценностей была сдана. Через некоторое время шкатулку с драгоценностями принесли обратно и опечатали в присутствии императрицы. Романовым запрещалось вскрывать опечатанную шкатулку.

Екатеринбург. Ипатьевский дом

В дневнике Александра Федоровна описывала ситуацию следующим образом: «21 июня (4 июля 1918 г.) четверг… Оба мужчины (Юровский и Никулин) заставили нас показать все наши драгоценности, которые были на нас, и молодой описал их, а потом их у нас забрали (куда, насколько, зачем? Не знаю). Мне оставили только два моих браслета и браслет дяди Лео, который я не могу снять, и детям – каждой по браслету, что мы подарили им, их тоже невозможно снять, а также обручальное кольцо Ники, которое он не может снять». На следующий день в дневнике появилась запись: «Пришел комендант с нашими драгоценностями, при нас их опечатал и оставил на столе, и будут приходить каждый день проверять, не открыли ли мы пакет».⁹³¹

Несмотря на все перипетии, Александра Федоровна продолжала «держать на контроле» все, что было связано с укрытыми ценностями. Поэтому «работа в этом направлении» продолжалась, и Александра вновь отметила в дневнике 16 мая 1918 г., что «Татьяна зашивала мои д<рагоценности>».⁹³² Примечательно, что этим сугубо приватным делом занималась великая княжна Татьяна Николаевна. Видимо, императрица стремилась до предела сузить круг людей, которым был известен секрет «царских лифчиков».

К тому же Татьяна в семье имела репутацию «гувернантки» и «заместительницы» матери, и такая работа вполне могла быть ее личной инициативой. Следует подчеркнуть, что это последняя запись в дневнике императрицы, в которой упоминаются ее драгоценности. Вообще же последняя запись относится к 16 июля 1918 г., через день они спустятся в подвал и погибнут под пулями чекистов.

Потом наступила страшная ночь расстрела. Видимо, с драгоценностями Романовы не расставались или по крайней мере держали под рукой. Об этом свидетельствует то, что, несмотря на внезапное предложение посреди ночи спуститься в подвал, все великие княжны были в лифчиках-корсетах, в которые были вшиты ценности. Впрочем, Юровский упоминает, что Романовы вставали и собирались довольно долго, порядка 40 мин.

Яков Юровский в своей знаменитой «Записке» упомянул, что после того, как стихли выстрелы, расстрелыцики обнаружили, что жив Алексей, три великие княжны, Боткин и Демидова. Тогда же Юровский упомянул и про пули наганов, которые «отскакивали от чего-то рикошетом и как град прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж».

После того как выстрелы стихли и раненые были добиты либо контрольными выстрелами, либо ударами штыков, началось стихийное мародерство. Один из расстрелыциков, Михаил Медведев, обратил внимание, что «в комнате во время укладки красноармейцы снимают с трупов кольца, брошки и прячут их в карманы».⁹³³ Это мародерство моментально пресек комендант Я. Юровский, который предложил расстрельной команде добровольно сдать ценности, или он начнет обыск и немедленно расстреляет тех, у кого эти ценности будут обнаружены. Юровский вспоминал⁹³⁴: «Тут начались кражи: пришлось поставить надежных товарищей для охраны трупов, пока продолжалась переноска (трупы выносили по одному). Под угрозой расстрела все похищенное было возвращено (золотые часы, портсигар с бриллиантами и т. п.)». Позже один из охранников показал на допросе: «Когда всех расстреляли, Андрей Стрекотин, как он мне это сам говорил, снял с них все драгоценности. Их тут же отобрал Юровский и унес наверх».⁹³⁵ Другой участник расстрела показал: «Со всех членов Царской Семьи, у кого были на руках, сняли, когда они были еще в комнате, кольца, браслеты и двое золотых часов. Вещи эти тут же передали коменданту Юровскому. Сколько было снято с умерших колец и браслетов, он не знает».⁹³⁶

Снятые с убитых ценности отнесли в комнату коменданта. По воспоминаниям того же чекиста М. Медведева: «На столе в минуту вырастает горка вещей, бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Никола II и доктора Боткина и другие предметы».⁹³⁷

После того как расстрелянных (11 чел.) погрузили в грузовик и повезли за город, для того чтобы избавиться от трупов, в комнатах Романовых в Ипатьевском доме начался обыск. В ходе обыска были обнаружены значительные ценности. Их сразу же начали сортировать. По воспоминаниям Алексея Кобанова (1965 г.): «Когда закончилась погрузка на машины трупов казненных, я слез с чердака и вошел в помещение, ранее занимаемое Николаем и его семьей. Там студент Горного института, состоящий в штате охраны, сортирует драгоценные камни Николая. Простые самоцветы он клал в одно место, а драгоценные – в другое. На студенте был подпоясан бархатный пояс одной из дочерей Николая. Я сказал, что все пояса дочерей Николая необходимо распороть и хорошенько проверить их содержимое. Когда были распороты эти пояса, то оказалось, что расположенные во всю их длину обшитые бархатом пуговицы были не пуговицы, а крупные бриллианты. Распоротые сзади банты также были заполнены крупными бриллиантами».⁹³⁸

Позже рассортированные камни и другие ценности перенесли в комнату коменданта и там их разложили по столам. Судя по показаниям, собранным Н.А. Соколовым: «На столе комендантской лежало много разных драгоценностей. Были тут и камни, и серьги, и булавки с камнями, и бусы. Много было украшений. Частью они лежали в шкатулочках. Шкатулочки были все вскрыты».⁹³⁹ Приведенные показания подтвердили и другие подследственные: «На всех бывших в комендантской комнате столах были разложены груды золотых и серебряных вещей. Тут же лежали и драгоценности, отобранные у Царской семьи перед расстрелом, и бывшие на них золотые вещи – браслеты, кольца, часы».⁹⁴⁰ Спустя двое суток эти драгоценности уложили в два сундучка, принесенных из каретника.

Что касается ценностей, которые были на убитых, то часть из них сняли с тел сразу же после расстрела. Так, Юровский изъял у мародеров золотые часы Николая II и лейб-медика Е.С. Боткина.

Ценности же, зашитые в корсеты убитых великих княжон, обнаружил Юровский по дороге в лес.

Кстати говоря, по первоначальному плану Я. Юровский должен был «только» расстрелять Романовых, а хоронить тела должны были другие люди. Однако обнаружив сразу же после расстрела значительные ценности, Юровский принял решение «курировать» весь ход операции до конца.

Ценности на телах погибших Юровским обнаружил случайно. По его воспоминаниям 1934 г., дело обстояло следующим образом: «Еще, кажется, версты через 3–4 мы застряли с грузовиком среди двух деревьев. Тут некоторые из людей Ермакова на остановке стати растягивать кофточки девиц, и снова обнаружилось, что имеются ценности и что их начинают присваивать. Тогда я распорядился приставить людей, чтоб никого к грузовику не подпускать». По другой версии его же воспоминаний, также 1934 г.: «Когда мы застряли и остановились, я пошел посмотреть и обнаружил у одной из дочерей одет лиф – панцирь с брильянтами. Конечно, тут никакие пули ничего сделать не могли. Четыре из них были буквально в брильянтовых панцирях… Ценности есть, бросить все это нельзя…».

Хотя мы и предполагали оставить в стороне политическую составляющую трагедии 1918 г., однако, когда представляешь себе эти многократно простреленные тела, наваленные друг на друга и, одновременно, любопытствующих деревенских парней, которые, воспользовавшись остановкой, «стали растягивать кофточки девиц»… становится не по себе…

Так или иначе, по дороге к шахте ценности на телах обнаружили. Это еще более укрепило фанатика Юровского в правильности его решения. После того как тела были доставлены к шахте, Я. Юровский распорядился «загружать трупы, снимать платье, чтобы сжечь его, то есть на случай уничтожить вещи все без остатка и тем как бы убрать лишние наводящие доказательства, если трупы почему-либо будут обнаружены. Велел разложить костры, когда стали раздевать, то обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне, на последней я точно не помню, что было, тоже как на дочерях или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и др[угих] ценных камней, представлявших из себя не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцири. Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен. Ценностей этих оказалось всего около полупуда. Жадность была так велика, что на Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволоки, загнутой в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье. Те части ценностей, которые белые при раскопках обнаружили, относились, несомненно, к зашитым отдельно вещам и при сжигании остались в золе костров. Несколько бриллиантов мне на следующий день передали товарищи, нашедшие их там. Как они не досмотрели за другими остатками ценностей. Времени у них для этого было достаточно. Вероятнее всего, просто не догадались. Надо, между прочим, думать, что кой-какие ценности возвращаются нам через Торгсин, так как, вероятно, их там подбирали после нашего отъезда крестьяне дер[евни] Коптяки. Ценности собрали, вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту».

В другом варианте воспоминаний Юровский уточняет, что на выпарывание зашитых ценностей он и его «соратники» потратили 2–3 часа. «Все драгоценности, которые были сняты и выпороты, мы складывали в солдатскую сумку».⁹⁴¹ Во время этой «процедуры», охранники вновь начали мародерствовать: «Сейчас же начали очищать карманы – пришлось тут же пригрозить расстрелом и поставить часовых. Тут обнаружилось, что на Татьяне, Ольге и Анастасии были надеты какие-то особые корсеты… Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями, – в отверстии видны были бриллианты.⁹⁴² У публики явно разгорелись глаза. Ком[ендант] решил сейчас же распустить всю артель, оставив на охране несколько верховых и 5 человек команды. Остальные разъехались. Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На Александре Ф[едоровне] оказался целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно. На шее у каждой из девиц оказался портрет Распутина с текстом его молитвы, зашитый в ладанку. Бриллианты тут же выпарывались. Их набралось (т. е. бриллиантовых вещей) около '/, пуда. Это было похоронено на Алапаевском заводе, в одном из домиков в подполье; в 19 г[оду] откопано и привезено в Москву. Сложив все ценное в сумки, остальное найденное на трупах сожгли, а сами трупы опустили в шахту. При этом кое-что из ценных вещей (чья-то брошь, вставленная] челюсть Боткина) было обронено…».

Примечательно, что по воспоминаниям того же Юровского, он, работая в Гохране, несколько лет спустя столкнулся с этими драгоценностями «на крови»: «Позже, когда я работал по охране ценностей, разбирал ценности, нашел жемчужное ожерелье, которое стоило 1600 рублей». Здесь Юровский имел в виду, что он нашел жемчужное ожерелье императрицы Александры Федоровны.

Поскольку расстрелыцики были к этому не готовы и происходило все на рассвете, в лесу, да и моральное состояние многих из расстрелыциков, должных расчленять тела молодых девушек, было «нестабильным», то многие из драгоценных вещей, собранных из залитых кровью платьев, были затоптаны в землю. Что-то пропустили и бросили вместе с окровавленной одеждой в костер. Все это собрали белые во время следственных действий летом 1918–1919 гг.

Когда Я. Юровский вернулся в Екатеринбург с солдатским вещевым мешком, набитым драгоценностями (порядка 8 кг), он направился в дом Ипатьева, в том числе и для того, чтобы привести драгоценности «в порядок». По воспоминаниям (1965 г.) помощника Юровского, Григория Никулина: «И только во второй половине дня приехал, значит, Юровский в Ипатьевский дом и привез, значит, такой, вот (ворох), этих самых предметов… Сели мы – я, Кабанов, Юровский – и начали мы промывать. Значит, они были испачканы кровью. Промыли их».⁹⁴³

О том, что это были за драгоценности, какова их ориентировочная стоимость, мы можем предполагать, отталкиваясь от списков этих драгоценностей «на крови», которые были добросовестно сданы Юровским в Москве в августе 1918 г. Мы можем также уверенно предполагать, что эти ценности (отмытые и оттертые), как и многое другое, выставлялось на продажу на аукционах в Лондоне, Вене, Париже в конце 1920-х гг. Любопытно, что один из расстрелыциков (Исая Родзинский) сравнивает екатеринбургские ценности с «алмазным фондом», который он, как старый большевик, лицезрел еще до его официального открытия в 1967 г.

Однако вернемся к трагическим событиям июля 1918 г. Утром 17-го июля Юровский «поехал с докладом в Уралисполком, где нашел Сафарова и Белобородова. Ком[ендант] рассказал, что найдено, и высказал им сожаление, что ему не позволили в свое время произвести у Р[омано]вых обыск».

Затем, 19 июля 1918 г. Я. Юровского отправили с отчетом о «проделанной работе» в Москву. С собой он вез часть ювелирных ценностей, изъятых, как во время обыска в Ипатьевском доме, так и снятых с расстрелянных. Как вспоминал один из расстрелыциков Григорий Никулин, говоря о Юровском: «Значит, сбрили ему бороду, выдали ему, понимаете, паспорт на имя Орлова. И он инкогнито, значит, под этой фамилией, сел в поезд с этим мешком, приехал в Москву и благополучно сдал в соответствующие места».⁹⁴⁴

Под «этим» мемуарист имел в виду драгоценности Романовых. Что из себя представляли сданные драгоценности, мы можем представить по сдаточным описям Юровского⁹⁴⁵ (см. табл. 61).

Таблица 61

«Список золотых изделий, переданных комендантом Дома особого назначения Я. Юровским коменданту Кремля П. Малькову» (дата передачи ценностей не установлена)

Означенные в списке вещи принял [неразоорчиво] Комендант Кремля Мальков. Означенные в списке вещи сдал [неразборчиво] Комендант Дома особого назначения Я. Орлов (Юровский)

Кроме этого, Юровский сдал в хранилища Кремля еще множество других вещей по нескольким спискам. Например, было несколько «списков серебра». В одном из них значился 31 предмет: чайники, кофейники, сливочники, подносы, сахарницы, подсвечники, воронка, чернильница, визитница, пепельница, портсигары. В другом – 34 предмета. В третьем – 42 предмета и в их числе «часы каретные серебряные с датой 1894 г.» (№ 41) и «кусок серебра» (№ 42). Под каждой из описей указывается, что вещи сдал Юровский, а принял Мальков.

По описи принималась и «мягкая рухлядь». По одной из описей проходит 34 предмета: 2 муфты каракулевые; 3 боа Соболевых; 4 муфты соболевые; 1 шапка каракулевая; 1 шапка кроликовая; 4 боа горностаевых; 2 костюма шелковые, светло-серые; 1 вязаная красная юбка; 4 костюма кашемировых; 4 муфты горностаевые; 4 воротничка горностаевых. Как-то можно понять большевиков, которые вывозили в Москву горностаевые воротнички великих княжон, но почему в этом же списке значится и «вязаная красная юбка» – представить трудно.

В отдельном ящике № 4 Юровский вез одежду цесаревича (34 вещи): черкесский кафтан серый; бурка черная; две шинели черные кадетские; две гимнастерки; гвардейский бушлат; николаевская шинель, серая; красная рубашка, шелковая; купальный халат; четыре лифчика матросских. Более чем вероятно, что эти вещи экспонировались в экспозициях Зимнего и Александровского дворцов в конце 1920-х гг., в которых трудящимся показывали, «как жили цари».

Отдельным списком шли вещи, изъятые из дорожной сумки императрицы Александры Федоровны «с золотой монограммой снаружи». Более чем вероятно, что это именно та самая сумка, которую вырвали из рук императрицы по приезде в Екатеринбург, для производства обыска. В перечне значится довольно много вещей с инициалами великой княжны Татьяны Николаевны.⁹⁴⁷

Вещей было много, поэтому в Москву Юровский взял только «золотые вещи» принадлежавшие царской семье, и их личные вещи. Основную же часть ценностей из дома особого назначения и с тел расстрелянных вывезли при отступлении красных из Екатеринбурга в Пермь. Там их начали без спешки «разбирать», и в этом деле вновь принял участие Юровский. В ходе этой «разборки» была «снова обнаружена масса ценностей, которые были попрятаны в вещах до черного белья включительно, а добра всякого было не один вагон».

Представление об этой «массе ценностей» дает акт от 18 августа 1918 г., составленный для Уральской областной коллегии финансов. Этот акт был составлен на основании изъятия вещей только из «двух чемоданов с вещами бывшего царя Николая Романова». Одновременно с констатацией наличия ценностей Коллегия принимала решение о судьбе этих ценностей:

«Серебряные изделия весом 1 пуд, 6 фунтов, 71 золотник и золотые – весом 1 фунт, 21 золотник и 84 доли переплавить и стоимость зачислить в доход Казны. Разменную монету в сумме семь рублей 97 коп. сдать в Народный банк для зачисления в доход Казны.

К остающимся в двух чемоданах вещам положить вещи, значащиеся по дополнительной описи, и переслать в Москву в распоряжение Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Крестьянских и Армейских Депутатов.

Председатель, Областной комиссар финансов (неразборчиво)

Члены коллегии (неразборчиво)».⁹⁴⁸

Скорее всего, судя по подписям на сдаточных описях, Юровский летом 1918 г. дважды выезжал с Москву. Первый раз 18 июля, сразу же после расстрела семьи Николая II, «прихватив» с собой небольшую часть личного золота Романовых. И второй раз во второй половине августа 1918 г., после того как принял участие в разборе вещей в качестве «эксперта» в Перми. Уже вторая часть включала в себя серебряные и личные вещи «значащиеся по дополнительной описи.»

Судя по всему, была и третья часть царских вещей, которую сдал Юровским в июле 1918 г. члену Ревсовета III Армии Трифонову. Именно эти ценности были спрятаны при отступлении Красной армии, и только в 1919 г., после изгнания белых, их выкопали. Доставал ценности Новоселов, а Н.Н. Крестинский, возвращаясь в Москву, увез их туда.

После того как белые заняли Екатеринбург, началось следствие по делу об исчезновении семьи Николая II. В ходе следствия провели изъятия царских вещей у различных лиц, так или иначе связанных с большевиками. Вещи были самые разные, от бытовых до одежды и ювелирных ценностей. Когда следствие «вышло» на шахту в урочище Четырех братьев, где с тел убитых снимали окровавленную одежду, в которой были спрятаны драгоценности, то там нашли отдельные из драгоценностей Романовых.

Часть найденных предметов удалось идентифицировать и провести экспертизу. Так, был найден платиновый крест тонкой работы, украшенный изумрудами, бриллиантами и жемчугами. Экспертиза определила, что «крест хорошей, художественной работы. Он, несомненно, подвергался действию огня. На это указывает вид платины, а главным образом то, что имеющийся на одной из его игл шарик представляет собой сгоревший жемчуг».

Был найден крупный бриллиант весом в 10 карат, оправленный в осыпанную алмазами платину и зеленое золото. Эксперты констатировали: «Бриллиант представляет высокую работу и несомненно является лишь частью другого украшения: подвес. Вид платины свидетельствует, что камень подвергался действию огня, но своих свойств и ценности не потерял». Свидетели, которые держали этот бриллиант в руках, заявили:

Камер-юнгфера Александры Федоровны Мария Густавовна Тутельберг: «Я категорически опознаю и бриллиант, и крест. Эти вещи принадлежат Ее Величеству. Бриллиант – подарок Ее Величеству от Его Величества по случаю рождения одной из Княжон. Крест – подарок Ее Величеству Государыни Императрицы Марии Федоровны». Камер-юнгфера Александры Федоровны Магдалина Францевна Занотти: «Крест и бриллиант – это, безусловно, Государыни Императрицы. Происхождение креста я не помню. Ей его подарил либо Государь, или Государыня Императрица Мария Федоровна. Большой бриллиант – подарок Государя, кажется, при рождении одной из княжон».

В земле была найдена жемчужная сережка Александры Федоровны. Ее основу составляла платина, главным камнем был жемчуг, окруженный бриллиантами с золотой застежкой. Эксперты подчеркивали, что «эта серьга представляет собой прекрасную, высокохудожественную работу. Жемчуг лучший по своим свойствам. Действию огня серьга не подвергалась».

Факт принадлежности сережки императрице подтвердили свидетели:

Воспитатель цесаревича Алексея Пьер Жильяр утверждал: «Я думаю, что это серьга – Государыни. У Ее Величества были такие серьги. Она их очень любила, и я часто снимал Ее Величество, когда она имела их на себе». Учитель английского языка цесаревича Алексея Сидней Гиббс: «Серьги и осколочки от них – это, безусловно, серьги Государыни, которые она очень любила». Помощница воспитательницы Тегелевой Елизавета Николаевна Эрсберг: «Серьга – безусловно, серьга Государыни. Это были ее любимые серьги, с которыми она не расставалась и, по-моему, она в них уехала из Тобольска».

Также подтвердили этот факт камер-юнгферы императрицы Тутельберг и Занотти, которые видели только фотографию серьги. Тутельберг заявила: «Я вижу фотографическое изображение серьги. Я предположительно утверждаю, что на этом снимке изображена одна из парных серег Ее Величества. Это были самые любимые серьги Ее Величества. В них она приехала из Тобольска». По словам Занотти: «…Серьга – также ее. Эти серьги она любила и чаще других носила их».

Последним опознанным ювелирным изделием стала «часть разрушенного украшения с бриллиантами». Камер-юнгфера Тутельберг заявила: «Я вижу часть украшения с бриллиантами. Оно мне положительно напоминает брошь Ее Величества. Это – часть от нее, от броши».

Кроме этих предметов были найдены части различных украшений, которые, как правило, были разрушены либо выстрелами во время расстрела, либо ножами, когда драгоценности выпарывались из корсетов: «части жемчуга и часть разрушенного золотого украшения; части жемчуга; тринадцать круглых жемчужин; 13 осколков изумруда; два осколка сапфира; два бриллианта, рубин, два альмандина, два диаманта; две золотые цепочки; часть золотого предмета; золотая пластинка; две части золотых украшений; золотое украшение с тремя алмазами; топазы».

Достаточно много ювелирных изделий, принадлежавших царской семье, было обнаружено во время обысков, проводившихся следственной комиссией, образованной по распоряжению адмирала А.В. Колчака. Обыски проходили по горячим следам, поэтому вещи, похищенные у царской семьи, сохранились. С учетом того, что семья была расстреляна в ночь на 18 июля 1918 г., а красные оставили Екатеринбург 25 июля, то в ходе обыска, проведенного 30 июля 1918 г., были изъяты:

У одного из караульных дома особого назначения были обнаружены две золотые запонки (одна овальная, другая круглая). Обе представляют собой сигарные этикетки под стеклом; на каждой из запонок дата «27 июля 1914 г.». Каждая запонка пристегивается раздвижным кольцом на золотой палочке с одним растянутым звеном цепи.⁹⁴⁹ Видимо, это были ворованные вещи.

Больше всего драгоценных вещей изъяли на квартире сторожа в Уральском областном совете. Видимо, драгоценности перенесли из дома особого назначения в Уральский областной совет. Крупные вещи, вероятно, были упакованы, а «мелочи» было много, поэтому сторожу и удалось их «хапнуть». Один из предметов (карандаш сиреневой эмали с вензелем «А.Ф.» и датой «1915», имеет пробу 56) сторож похитил со стола Белобородова.

Кроме карандаша у сторожа были изъяты: рамочка светло-зеленая для фотографической карточки; рамочка светло-голубой эмали с нарисованной на ней гирляндой роз для фотографической карточки: рамочка бронзовая с лавровым веночком вверху для фотокарточки; маленькая пудреница зеленой эмали; золотое обручальное кольцо 94-й пробы с вырезанной внутри надписью «Г.Л.С.Ф. 1856»; головка от дамской шляпной булавки из металла, покрытого эмалью; в середине пустое отверстие, видимо, от бывшего здесь камня; медальон шейный, золотой, черненый, с золотым крестом на верхней крышке; внутри его дата «1 декабря 1891 года»; такой же медальон, но несколько меньше первого; внутри его дата «20 января 1888 года», а под ним из стекол – темный волосок; золотой медальон. На одной из наружных сторон надпись: «Пожал. Е.И.В. Гос. Импер. Александрой Федоровной». На другой стороне дата «23 мая 1896 г.». внутри медальона серебряный, с цветной эмалью, вынимающийся образок Черниговской Божьей Матери и Сергия Радонежского; золотой медальон. На одной из наружных сторон дата «6 февраля 1875 г.». внутри под стеклом – один светло русый волос; четыре золотых медальона; золотой медальон с кружевной резьбой; серебряный нательный крестик, неправославной формы, с рельефным распятием на нем; золотой нательный православный крестик; золотая шейная цепочка. На ней надеты все три креста; серебряный круглый образок нательный с изображением Нерукотворного Спаса. На обратной стороне изображение часовни Спасителя в Петрограде; такой же образок; пять брелоков: один – череп с двумя перекрещенными костями, другой с изображением Мадонны, третий имеет в виде подвесков маленькие бляшки с буквами «Р.О.М.А.», четвертый – веер, пятый – божья коровка.

Эти вещи трудно идентифицировать, но большая их часть, вне всякого сомнения, принадлежала царской семье. Например, один из брелоков, представляющий «череп с двумя перекрещенными костями». Дело в том, что императрица Александра Федоровна являлась с 1914 г. шефом 5-го гусарского Александрийского полка (черных гусар), полковой эмблемой которых являлась «Адамова голова». Видимо, брелок с полковой эмблемой был одним из подарков черных гусар своему высочайшему шефу. Или высочайший шеф гусарского полка мог заказать такую эмблему для всех офицеров полка.

Все рассказанное страшно. Просто по человечески страшно. Но это происходило в страшное время, когда жизни человеческие обесценились. Поэтому, когда на заседании Политбюро было доложено о расстреле царской семьи и слуг, то это было просто «принято к сведению».

Судьба «царского золота» на рубеже 1920-1930-х гг

Возвращаясь к судьбе царских ценностей, оставленных на хранение у надежных людей в Тобольске, следует сразу отметить, что судьбы этих людей сложились трагически не только в силу добровольно принятой ими на себя роли «хранителей», но и в силу их происхождения, профессии и отношения к царской семье. Надо заметить, что история царских сокровищ, как в воронку, втягивала в себя разных людей, так или иначе соприкоснувшихся с ними. Если очень коротко отследить судьбы этих людей и сокровищ, доверенных им Романовыми, то картина складывается следующая.

Монастырский след

Сначала отследим «монастырский след». Связи между Романовыми и Ивановским монастырем завязались сразу же после их приезда в Тобольск. Из монастыря в дом губернатора начали поставлять продукты монастырского хозяйства. Сама игуменья Дружинина по крайней мере один раз⁹⁵⁰ лично виделась с императорской четой. Поскольку все Романовы были набожными и искренне верующими людьми, то «монастырский вариант» для укрытия части драгоценностей был вполне логичен. Да и сама монастырская структура по определению находилась в оппозиции к «безбожной» советской власти.

«Связной» между монастырем и домом губернатора стала благочинная Ивановского монастыря Марфа Ужинцева, она приносила из монастыря молоко, яйца и другие продукты. Именно через нее камердинер Чемодуров, передал царские ценности игуменье Дружининой.

После этого в монастыре случилось многое. Когда в 1921 г. в Советской России началось массовое изъятие церковных ценностей, эта волна к 1922–1924 гг. докатилась и до Сибири. Чекисты изымали монастырское имущество, которое было спрятано «в могилах, в колокольнях, в стенах монастыря» и в числе прочего изъяли и царские вещи: «Белье, посуда, переписка Распутина и т. п.».⁹⁵¹ Занимаясь оперативной работой в монастыре, чекисты попутно собирали среди монашек различную оперативную информацию. Среди прочего им удалось узнать о царском золоте, спрятанном в монастыре. В частности, речь шла о неком «ожерелье царицы», которое укрыла игуменья Дружинина. Игуменья хранила царские ценности вплоть до весны 1923 г. Чекисты пытались работать в этом направлении, но игуменья умерла при аресте в 1923 г. Буквально перед смертью игуменья Дружинина передала секрет укрытых ценностей благочинной Марфе Андреевне Ужинцевой, которую она просила сохранить царские сокровища до установления «настоящей власти». Вскоре после смерти Дружининой и закрытия монастыря благочинную Ужинцеву арестовали и при допросе она подтвердила факт укрытия в монастыре царских ценностей, но «…ожерелье не выдала, так как ей было наказано игуменьей Дружининой умереть, но ожерелье не давать». Ужинцеву некоторое время держали под арестом в ГПУ (18 дней), а затем отпустили. Вскоре монастырь закрыли, а монашек разогнали.

Все это время Марфа Ужинцева продолжала укрывать царские ценности. Груз ответственности тяжко давил на женщину. Ни одно из мест, в которых она хранила ценности, не казалось Марфе надежным. Она хранила ценности в колодце на монастырском огороде, она зарыла их в могилу на монастырском кладбище. Более того, однажды, в момент отчаяния, она хотела выбросить ценности в Иртыш. Поскольку нести такой груз было морально тяжело, то Марфа Ужинцева, поделилась тайной с «надежным человеком», лично знакомом с покойной игуменьей Дружининой. Это был Василий Михайлович Корнилов, который имел в Тобольске собственный дом. Он согласился помочь Марфе Ужинцевой, и они вместе закопали ценности (в 1926–1927 гг.) в подвале дома (г. Тобольск, ул. Декабристов, д. 1). Там, в земле, эти ценности и пролежали вплоть до конца 1933 г.

В декабре 1931 г. в ОГПУ возобновились разговоры о необходимости поиска царских ценностей. Возобновились неслучайно. В стране полным ходом разворачивалась индустриализация и требовалась твердая валюта. Именно в это время возобновилась распродажа национальных богатств на Западе по бросовым ценам.

А на выручку на Западе закупались современные технологии, образцы техники и целые заводы.

Чекисты, отталкиваясь от следственных материалов 1922–1924 гг., вышли на благочинную Ивановского монастыря Марфу Ужинцеву. В октябре 1933 г. ее арестовали и доставили в г. Свердловск, где начались допросы. Она пыталась сопротивляться на допросах, заявив, что сокровища прятал камердинер Чемодуров. Затем, после ряда допросов Ужинцева (15 октября 1933 г.) указала, где зарыты сокровища, и согласилась лично показать это место. В ее присутствии в подвале дома Корниловых в Тобольске 29 и 30 октября 1933 г. были произведены раскопки. Ценностей не нашли. Именно тогда М. Ужинцева и «сдала» В.М. Корнилова, заявив, что именно он мог изъять ценности и скрыться.

Чекисты моментально отработали новый «след» и арестовали В.М. Корнилова. Из «Характеристики ПП ОГПУ по Уралу на хранителей царских ценностей, подлежащих заключению под стражу» следует, что до революции и после революции 1917 г., во время НЭПа Корнилов занимался в городе Тобольске рыбо-промышлнностью и торговлей. В 1926–1927 гг. он принял на хранение царские ценности «заключающиеся в бриллиантовых 2 диадемах (коронах), ряде других крупных бриллиантов и золотых крестов».⁹⁵² После того как его в 1928–1929 гг. раскулачили, он выехал сперва в г. Свердловск, а затем в г. Казань с женой. Чекисты констатируют в документе, что «все царские ценности, а также ценности свои хранит до настоящего времени, в чем принимает участие и его семья».

11 ноября 1933 г. состоялся первый допрос В.М. Корнилова. Он сразу показал, что в 1924–1925 гг. Марфа Ужинцева после нескольких предварительных разговоров принесла в его дом две стеклянные банки с какими-то свертками, обернутыми ватой и бумагой. При этом Корнилов утверждал, что содержимым этих свертков он не интересовался. Эти банки они опустили в деревянные бочонки и зарыли в подвале под бревнами (под кряжем) на глубину в 1,5 метра.⁹⁵³

20 ноября 1933 г. в г. Тобольске, в подвале дома Корнилова, произвели повторные раскопки. Ценности обнаружили. Как следует из записки на имя зам. председателя ОГПУ Г.Г. Ягоды, среди изъятых ценностей имелись: брошь бриллиантовая в 100 карат; три шпильки головные с бриллиантами в 44 и 36 карат; полумесяц с бриллиантами до 70 карат («по некоторым сведениям, этот полумесяц был подарен царю турецким султаном»), диадемы царских дочерей и царицы и многое другое: «Всего изъято ценностей по предварительной оценке наших экспертов, на сумму в три миллиона двести семьдесят тысяч шестьсот девяносто три золотых рубля (3 270 693 руб.)».⁹⁵⁴ Ниже мы приведем полный список изъятых ценностей, который позволяет составить представление об остальных частях царских сокровищ, укрытых весной 1918 г. в г. Тобольске.

Это был крупный куш, он инициировал дальнейшую работу чекистов в этом направлении. Последовали новые допросы благочинной Марфы Андреевны Ужинцевой. В ходе этих допросов она упомянула имя священника Тобольской Благовещенской церкви Алексея Васильева, которого чекисты немедленно взяли в разработку.

След священника о. Васильева

Первые материалы на о. Васильева как на возможного хранителя царских ценностей появились у чекистов во второй половине октября 1933 г. Из этих материалов следовало, что в 1918 г. о. Васильев был введен в дом Романовых по представлению епископа Варнавы. Поскольку о. Алексей Васильев вел церковные службы в Тобольской Благовещенской церкви, которые некоторое время посещали Романовы, он был вхож и в «арестный дом». При этом чекисты констатировали, что о. Васильев «у царской семьи завоевал доверие и пользовался большим авторитетом у последней».⁹⁵⁵

Поскольку у императрицы Александры Федоровны и П. Жильяра большого выбора в кандидатах в возможные «хранители» не было, то они приняли решение доверить часть царских сокровищ о. Васильеву.

Процедуру выноса ценностей священником, которые находились «в кожаном чемоданчике», «прикрывали» начальник охраны «арестного дома» полковник Кобылинский и писарь императора Николая II Александр Петрович Кирпичников. О факте получения ценностей знали жена священника (Васильева Лидия Ивановна) и их сын (Васильев Александр Алексеевич). Позже к «кожаному чемоданчику» добавили шпагу цесаревича Алексея в золотой оправе с ручкой червонного золота и несколько кинжалов и шашек Николая II. Их вынес из «арестного дома» А.П. Кирпичников.

Судьба этих ценностей сложилась следующим образом.

Во-первых, кинжалы и шашки Николая II, по утверждению Лидии Ивановны Васильевой, она сдала в 1919 г. органам советской власти, собиравшим у населения оружие. Во-вторых, «золотую шпагу» о. Васильев сначала прятал в дымоходе своего дома, а затем, в период обысков 1922–1924 гг., – под крыльцом Благовещенской церкви. В-третьих, «кожаный чемоданчик» с царскими бриллиантами в 1921–1922 гг. хранился у крестьянина Егорова деревни Батиной Тобольского р-на. Тогда об этом «чемоданчике», через крестьянина Егорова стало известно бывшей прислуге при «арестном доме» Межанс Паулине. Вскоре после окончания кампании по конфискации церковных ценностей, о. Васильев забрал «кожаный чемоданчик» себе. В 1930 г. о. Алексей Васильев вместе с женой переехали из Тобольска в Омск к сыну Александру, который уехал из Тобольска еще в 1922–1923 гг. По дороге в Омск о. Васильев умер. С этого времени главным хранителем ценностей стала жена священника Лидия Ивановна Васильева.

Поскольку время было очень тяжелое, то Л.И. Васильевой пришлось «засветиться», продав часть ценностей (несколько бриллиантовых колец и браслетов) крупному купцу г. Тобольска Константину Ивановичу Печекосу. Надо заметить, что у ПК имелись сведения о том, что К.И. Печекос скупает различные ювелирные изделия. Информация об этом поступила в ОГПУ через секретного сотрудника «Литва» и участницу дела Паулину Межанс.

Первый допрос Паулины Касперовны Межанс состоялся 31 октября 1933 г. В ходе допроса она упомянула о том, что о. Васильеву наряду с прочими ювелирными изделиями было поручено хранить «диадемы (т. е. короны царской семьи, как Александры Федоровны, так и ее дочерей) и ряд других бриллиантовых вещей». П.К. Межанс сообщила сотрудникам ОГПУ, что сама «видела корону Александры Федоровны, она вся была бриллиантовая».⁹⁵⁶

Как ни старались чекисты, но выйти на «кожаный чемоданчик» им так и не удалось, хотя по косвенным данным они определили его вес «около пуда».⁹⁵⁷ В активную фазу допросы участников этого дела перешли летом 1934 г. Прежде всего взяли в оборот сына священника Александра. Он ничего конкретного не знал, но сообщал, что о «чемоданчике» с ценностями слышал от матери в 1929 г.⁹⁵⁸ Несколько позже он сообщал чекистам, что «р(омановские) ценности моим отцом действительно были получены… они хранятся у кого-то из членов нашей семьи… я глубоко убежден в том, что их хранит моя мать – Лидия Ивановна… Я беру на себя инициативу романовские ценности эти разыскать и сдать пролетарскому государству».⁹⁵⁹ О том, что «чемоданчик» с ценностями скрывает Лидия Ивановна Васильева, подтвердили крестьянин Егор Иванович Егоров (временный хранитель ценностей), жена полковника Кобылинского – К.М. Кобылинская и непосредственный участник выноса драгоценностей из «арестного дома» А.П. Кирпичников.

Первый допрос главной хранительницы «чемоданчика» Лидии Ивановны Васильевой состоялся 28 августа 1934 г. Естественно, главным вопросом был вопрос о том, где спрятаны драгоценности, то есть тот самый «кожаный чемоданчик».

Подозреваемая, на которую давили со всех сторон, не отрицала факта передачи царских ценностей весной 1918 г. ее мужу. Но заявляла, что ее муж «хранил их от меня скрыто и перед смертью их мне не передал, поэтому не знаю, где теперь они скрыты».⁹⁶⁰

Во время допросов прозвучало интересное соображение, вызывающее вопросы по сей день. Дело в том, что весной 1918 г. императрица Александра Федоровна передавала ценности для того, чтобы «хранители» спрятали ценности «до востребования» самими Романовыми. После их гибели, уже в 1920-е гг., игуменья Дружинина просила хранить ценности до прихода «настоящей власти». Белые вошли в Екатеринбург и Тобольск в конце июля 1918 г. В начале 1919 г. начал работать следователь И.А. Соколов. Во второй половине 1919 г. белые войска А.В. Колчака изгнали из Тобольска и Екатеринбурга. Однако ни монашка Марфа Ужинцева, ни о. Васильев, ни кто другой из «хранителей» не выдал ценностей представителям белой армии. Почему? Потому ли, что не считали Колчака легитимным правителем? Или потому что считали, что эти ценности должен востребовать только кто-то из семьи Романовых? Эти вопросы останутся только вопросами…

Можно упомянуть, что А.П. Кирпичников на допросе в ноябре 1933 г. сказал, что «при Колчаке по его личному распоряжению у него искали шпагу наследника Алексея Николаевича, якобы золотую, но я ее не видел, и меня тоже колчаковская полиция спрашивала про царские ценности и не оставил ли Николай II бумаг каких-либо».⁹⁶¹

Так или иначе, поиски «кожаного чемоданчика» продолжали оставаться главной задачей следствия. Это задача подогревалась и показаниями «валютодержателей». Так, 12 ноября 1933 г. А.П. Кирпичников вновь показал, что «слышал из разговоров наших служащих, что из Ленинграда была привезена бриллиантовая корона и очень дорогая».⁹⁶²

Однако, несмотря на все усилия следователей ОГПУ, ни на «золотую шпагу», ни на «кожаный чемоданчик» следствие так и не вышло и, видимо, по сей день эти сокровища, работы ведущих ювелиров России и Европы весом около 16 кг., пребывают в сибирской земле…

След полковника Кобылинского

В конце октября 1933 г. наряду со «следом о. Васильева» начал раскручиваться «след полковника Кобылинского». На момент начала описываемого следствия Евгения Степановича Кобылинского (1879–1927), полковника лейб-гвардии Петроградского полка, участника Первой мировой войны, имевшего ранения и контузию, уже не было в живых.

В марте 1917 г. генерал Корнилов назначает его начальником Царскосельского гарнизона, а с 26 мая 1917 г. Кобылинский стал комендантом Александровского дворца. Во время переезда царской семьи в Тобольск Кобылинский – командир Отряда особого назначения, комендант Губернаторского дома в Тобольске, где отбывали ссылку Романовы. 2 мая 1918 г. большевики сместили Кобылинского с должности и отстранили от командования Отрядом особого назначения в связи с его расформированием. В конце 1918 г. полковник ушел в белую армию, где служил в колчаковском штабе по интендантской части. Именно тогда он и женился на К.М. Битнер, которая и стала главным фигурантом в следствии по «следу полковника Кобылинского».

Клавдия Михайловна Битнер до Первой мировой войны являлась начальницей Мариинской женской гимназии, а затем сестрой милосердия в Лианозовском лазарете Царского Села. В 1918 г. она привезла в Тобольск царской семье письма от их родственников. После этого она осталась при царской семье, преподавая царским детям русский язык, литературу и математику. После эвакуации царской семьи в Екатеринбург К.М. Битнер осталась в Тобольске, где вышла замуж за бывшего начальника Отряда особого назначения полковника Е.С. Кобылинского. Когда Тобольск и Екатеринбург в конце июля 1917 г. захватили белые, то и Кобылинский, и его жена давали показания в качестве свидетелей следователю Н.А. Соколову по делу об убийстве царской семьи. Позже, в 1927 г., полковника Кобылинского обвинили в причасности к антисоветскому заговору и по приговору трибунала расстреляли.

Е.С. Кобылинский

Инициировала раскручивание следа полковника Кобылинского комнатная девушка фрейлины Анастасии Гендриковой Паулина Межанс. Она показала на допросе 31 октября 1933 г., что «другая часть золота и бриллиантовых вещей была поручена полковнику Кобылинскому, который выносил их из арестного помещения и должен был оставить Марии Федоровне или другим родственникам царской семьи».

Поскольку полковника Кобылинского органы ОГПУ расстреляли в 1927 г., то к следствию привлекли его жену – Клавдию Михайловну Кобылинскую, она в 1918 г. тоже была вхожа в «арестный дом» в Тобольске. В следственных материалах ее называют «воспитательницей дочерей Романовых», что не соответствует действительности. Она показала, что шкатулку с драгоценностями («за исключением корон и диадем») получил полковник Кобылинский лично от Николая II. Однако в семье полковника ценности хранились недолго, поскольку их передали «на хранение» Константину Ивановичу Печекосу и его жене Аниль Викентьевне Печекос. У следствия сложилось впечатление, что семейству Печекос передали только часть ценностей, а «диадемы и короны Кобылинская скрывает по настоящее время».⁹⁶³

Оперативники и следователи ОГПУ имели большой опыт работы с подследственными. Жену полковника Кобылинского допрашивали, судя по материалам дела, 27 раз и вынудили дать показания.

К.М. Кобылинская показала на допросе, что ценности, переданные К.И. Печекосу, были уложены в «черно-темный ящичек», при этом, «шкатулка была не полна, но ценностей в ней было много».

Обращает на себя внимание то, что чекисты весной 1934 г. прицельно искали определенные ценности. В частности, они спрашивали К.М. Кобылинскую о диадеме и камне яйцеобразной формы. Также из ценной информации можно упомянуть то, что Кобылинская определенно заявила, что «фактически организатором в сокрытии романовских ценностей был Жильяр, который распределял эти ценности между скрывателями. Знаю хорошо, что у Жильяра имелся список на ценности и кому они были переданы».⁹⁶⁴ При всех этих показаниях Кобылинская категорически отвергала возможность хранения у нее царских ценностей, полностью «переводя стрелку» на семейство Печекосов.

Поскольку в ходе допроса всплыли новые имена, то они немедленно были взяты в оперативную разработку и вскоре чекисты допрашивали Константина Ивановича Печекоса. Его первый допрос состоялся И апреля 1934 г. на этом допросе Печекос категорически заявил, что никаких ценностей у него нет. 13 апреля 1934 г. состоялась очная ставка Кобылинской и Печекоса. В ходе допроса Печекос заявил, что он не знаком с Кобылинской, в свою очередь Кобылинская настаивала на факте передачи царских ценностей Печекосу.⁹⁶⁵

Однако чекисты еще со времен Гражданской войны накопили большой опыт как «убеждения» подследственных, так и «возвращения» им памяти. Поэтому через несколько дней К.И. Печекос сознался в том, что взял у полковника Кобылинского ценности, мотивировав свою первоначальную «забывчивость» тем, что он дал Кобылинскому «клятву, что помру, но никому не скажу, что я храню царские ценности». Он также сознался в том, что получил от полковника Кобылинского и второй пакет, в котором хранились кинжалы и шашки царя. Вне всякого сомнения, это было оружие, передававшееся монархами по наследству. По крайней мере известно, что в завещании Александра II все личное оружие было распределено между сыновьями царя и большая часть этого оружия своей историей восходила к царствованию Александра I и Николая I. Также Печекос выразил готовность указать тайник, который находится в г. Омске в многоэтажном доме его брата.⁹⁶⁶

Получив согласие на сотрудничество, группа чекистов выехала из Свердловска в Омск для изъятия новой партии царских ценностей. В Омске они работали с 14 по 20 апреля 1934 г. «Валюто-держатель» привел опергруппу в дом своего брата А.И. Печекоса и указал на тайник, находившийся в несущей стене на 6-м этаже.

Несмотря на все усилия чекистов, которые сначала простукивали, потом бурили п, наконец, стали разбирать стену, тайник в указанном месте обнаружен не был. После этого поиски начались в той же стене этажом ниже. В это время К.И. Печекос, остававшийся на 6-м этаже под охраной красноармейца, выбросился из окна. Несмотря на «полет» с 6-го этажа и переломанные кости таза, Печекос уцелел, и его отправили в больницу.⁹⁶⁷

Пока К.И. Печекос находился в больнице, начались допросы его жены Аниль Викентьевны Печекос. Первый ее допрос состоялся 26 мая 1934 г. Она показала, что царское холодное оружие в 1919 г. сдала в Омский исполком. Далее она подтвердила факт передачи царских «золотых и бриллиантовых» вещей брату К.И. Печекоса – А.И. Печекосу (хозяину дома в г. Омске). При этом было установлено, что в 1924 г. А.И. Печекос уехал в Польшу.⁹⁶⁸ Через несколько дней Аниль Викентьевна указала, что в свертке были преимущественно «мелкие» ювелирные изделия, состоявшие «из колец, брошей, браслетов и др., по количеству их было много, но мелкие, правда, главным образом, были там вещи бриллиантовые, были и с другими камнями».⁹⁶⁹

Видимо, давление на допрашиваемую оказалось столь сильным, что Аниль Викентьевна решила уйти из жизни сама. Находясь в камере 28 мая 1934 г., она изломала на несколько частей алюминиевую ложку и проглотила ее. Часть ложки застряла в гортани женщины. Судя по всему, в таком состоянии она находилась несколько дней. 5 июня 1934 г. Аниль Викентьевна обратилась к следователям с заявлением: «Я пролетарский орган – ОГПУ сердечно прошу спасти мою жизнь ради того, что я ясно осознала необходимость указать место хранения романовских ценностей».⁹⁷⁰ Видимо, только после этого заявления А.В. Печекос доставили в городскую хирургическую больницу, где рентген подтвердил факт членовредительства, а из гортани хирурги удалили застрявшую часть ложки. Однако это не помогло, и 17 июня 1934 г. Аниль Викентьевна Печекос умерла от гнойного плеврита, развившегося вследствие повреждения пищевода.

Давили на К.И. Печекоса и через Кобылинскую. Ее заставили написать письмо в больницу: «Константин Иванович, умоляю Вас отдать все, что Вам отдано… Подумайте о страдании всех людей, связанных с этими вещами». Печекос молчал. В сентябре 1934 г. К.М. Печекос выздоровел. Однако в следственном деле следов его дальнейших допросов не имеется. Кончилось тем, что его выпустили с подпиской о невыезде. Следили за ним до конца 1960-х годов: не сможет же бывший купец устоять перед соблазном баснословного богатства, как-нибудь выдаст себя.

В результате «раскрутка» этой линии остановилась и очередная партия царских сокровищ либо «ушла» в Польшу с А.И. Печекосом, либо продолжает храниться в тайнике в г. Омске.

След писаря А.П. Кирпичникова

В результате допросов октября 1933 – весны 1934 г. чекисты хорошо представляли, что писарь Николая II Александр Петрович Кирпичников не только являлся одной из ключевых фигур при выносе ценностей из «арестного дома» и подборе «хранителей», но и сам входил в число доверенных «хранителей». Чекистов обнадеживало то, что Кирпичников, один из исходных «хранителей», находился в камере ОГПУ как «валютодержатель». Это очень характерное обозначение подследственных, показывающее, что разыскиваемые ценности должны были прямым ходом уйти на европейские аукционы, для того чтобы принести стране Советов валюту, столь необходимую для проведения индустриализации.

Еще октябрьские допросы 1933 г. показали, что А.П. Кирпичников выносил ценности (золотая шпага и нитки жемчуга) из «арестного дома» в Тобольске.⁹⁷¹ Долгое время чекистам было непонятно, хранил ли ценности Кирпичников или только выносил их из дома. Сам же Кирпичников настаивал на том, что в число «хранителей» он не входил, выполняя только роль «курьера». Конкретных показаний на него никто из подследственных не дал, сам же Кирпичников «железно» стоял на версии «курьера». Чекисты прекрасно понимали, что верных людей вокруг Романовых было очень мало, и Кирпичников идеально подходил на роль «хранителя». Однако доказать ничего не удалось, поэтому и этот след повис в воздухе…

Видимо, следственные действия по «романовскому золоту» свернули во второй половине 1934 г. Возможно, это связанно с тем, что перед органами ОГПУ – НКВД поставили новые задачи, которые начали активно решаться после 1 декабря 1934 г., когда в Ленинграде в коридоре Смольного застрелили С.М. Кирова. В стране начал раскручиваться маховик Большого террора, в котором главную роль играли органы НКВД. Тем не менее окончательно дело о «романовском золоте» сдали в архив только в феврале 1941 г.

Николай I пилит дрова с Кирпичниковым

Фигуранта самой результативной версии, Марфу Андреевну Ужинцеву, тройка приговорила в 1937 г. к ВМН (высшей мере наказания). Еще раз к делу о «романовском золоте» вернулись в феврале 1967 г., когда начальник 10-го отделения УКГБ при СМ СССР по Свердловской области майор тов. Мазурин запросил сведения об основных фигурантах этого дела. На этот запрос последовал ответ, что «каких-либо данных и документов, имеющих отношение к розыску ценностей бывшей царской семьи, в наших архивах не обнаружено».⁹⁷²

Трудно сказать, с чем был связан интерес структур КГБ к этой «теме». То ли это было частью работы органов по уточнению некоторых «деталей» к предстоящему празднованию 50-летия Великой Октябрьской революции, то ли связано с подготовкой открытия Алмазного фонда в Московском Кремле и с историческим залом, в котором предполагалось выставить не только императорские регалии, но и «остатки» «коронных бриллиантов и жемчугов». Возможно, в процессе подбора экспонатов уточнялось, не попадут ли на витрины Алмазного фонда ценности Романовых, «добытые» в октябре 1933 г.

О том, что представляли собой эти ценности, дает представление список, составленный в октябре 1933 г. в г. Тобольске провинциальными оценщиками:

Таблица 61

Акт 1933 года 20 ноября мы, нижеподписавшиеся оценщики-эксперты Зверев и Боровских, произвели оценку предъявленных нам нижепоименованных) ценностей, в присутствии сотрудников ЭКО ПП Маскевича и Бородина, причем оказалось:

Итого по оценке наших экспертов на сумму 3 270 693 руб. 50 коп. (в документе ошибка: пересчет дает 3 270 793 руб. 50 коп. – 3. И.).

Оценщики Зверев и Боровских. Сотрудники 8 отделения ЭКО ПП О ГПУ по Уралу о/уполномоченный Максевич. Уполномоченный Бородин».⁹⁷³

Следует еще раз отметить, что оценка найденных сокровищ производилась провинциальными оценщиками, без большого опыта в оценке ювелирных вещей высокой стоимости и редкости. Рыночная цена найденных сокровищ была значительно выше. Обращает на себя внимание и то, что среди перечисленных вещей довольно много таких, которые императрица Александра Федоровна имела право вытребовать из «расходной» Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета и хранить у себя «в комнатах» в качестве потенциальных «наградных» вещей. Поэтому, строго говоря, эти предметы (например, многочисленные кресты и панагии) не входили в личную ювелирную коллекцию императрицы. Складывается такое впечатление, что летом 1917 г. Александра Федоровна собрата все драгоценности, до которых только смогла «дотянуться», включая ценности Кабинета. Думается, и история про золотую проволоку – «браслету» на теле Александры Федоровны не является вымыслом.

О царских кладах в Тобольске с 1920-х гг. знали очень многие, многие пытались их искать. Однако, судя по всему, они так остались лежать в тайниках, устроенных «хранителями» в 1920-х гг.

Императорские регалии и коронные бриллианты после Октября 1917 г

События Октября 1917 г. по-разному отразились на судьбе царских ценностей в Петрограде и Москве. Во время штурма Зимнего дворца большевиками в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. утраты были неизбежны. Следует отметить, что события этой ночи породили множество мифов как со стороны красных, так и со стороны белых. Одним из самых устойчивых «белых» мифов стал миф о тотальном разграблении матросами и красногвардейцами Зимнего дворца. Так, один из очевидцев вспоминал: «Обивка на стульях была разодрана, глаза на семейных портретах выколоты, разбитый фарфор хрустел под ногами и несчетное количество вещей было украдено».⁹⁷⁴

Здесь нужны некоторые пояснения. «Ползучее» растаскивание ценностей из Зимнего дворца началось после того, как 11 июля 1917 г. глава Временного правительства А.Ф. Керенский принял решение о превращении Зимнего дворца в свою резиденцию.

Еще до переезда А.Ф. Керенского в Зимний дворец для него начали готовить помещения. Со второго этажа северо-западного ризалита, где находились половины Николая II и Александры Федоровны, вынесли всю стильную дворцовую мебель. Взамен нее в комнаты доставили обычную канцелярскую мебель, взятую со складов бывшего дворцового ведомства. Стены, обитые шелком, вместе с развешенными на них картинами затянули холстом. Лишь кабинет Николая II сохранялся в качестве «мемориального».

Парадные гостиные Александры Федоровны и Николая II – «временные» – использовали для разных целей. Например, в Малахитовой гостиной проводились заседания Временного правительства, в бывшем кабинете императрицы разместился заместитель Керенского. В готической бибилиотеке Николая II Керенский обычно проводил совещания с военными. На третьем этаже северо-западного ризалита в бывших покоях Александра III разместились квартира Керенского и его аппарат.

Для охраны А.Ф. Керенского в Зимнем дворце разместили караул частей Петроградского гарнизона. К 25 октября 1917 г. юнкера и казаки охраны занимали все залы фасада второго этажа Зимнего дворца, от Александровского до Белого зала и Золотой гостиной. Хотя драгоценные паркеты и накрыли холстиной, тем не менее парадные залы Зимнего дворца приобретали вид казармы. На полу были набросаны матрацы, на которых спали солдаты, в залах установили пирамиды для винтовок и разборные столы для пулеметов.⁹⁷⁵

Это – не отборные части, охранявшие Николая II. Это была уже революционная вольница, которая считала, что царские резиденции просто обязаны понести «материальные потери». На большинство из этих «потерь» просто закрывались глаза. Поначалу пропадали мелочи, которым по инерции придавался характер «событий». Но расследование, как правило, велось формально (да и велось ли вообще?), и дела заканчивались безрезультатно. Так, 17 мая 1917 г. в коридоре «Четвертой» запасной половины была срезана ткань с 5 секций ширм и с дивана. Следует напомнить, что именно в помещениях «Четвертой» запасной половины находилась Бриллиантовая комната. При расследовании справедливо предположили, что это сделали караульные солдаты. В августе 1917 г. пропало белье (простыни, наволочки, полотенца) у офицеров, квартировавших в Зимнем дворце. Тогда же срезали кожу с кресел и дивана в квартире статс-дамы Нарышкиной. В дни «корниловщины» (24 августа 1917 г.) в помещении, отведенном для гвардейского Петроградского полка, были сбиты замки и похищены наволочки для матрацев и одеяла (34 шт.). Выявить виновных, естественно, не удалось.⁹⁷⁶ 29 сентября 1917 г. из квартиры № 15 Фрейлинского коридора пропали две пары оконных занавесей, но личные вещи фрейлины похитители не тронули. 2 октября 1917 г. унесли две полузанавески из проходных комнат бывшей половины императрицы Александры Федоровны.

Но все это были, конечно, мелочи по сравнению с материальными потерями в ходе штурма дворца в октябре 1917 г. Сведения об ущербе обобщили к концу декабря 1917 г. Также специально сделали 66 снимков разрушений в комнатах, особо пострадавших во время штурма в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. Смотрители подчеркивали, что «в продолжении целого дня 26 октября и до полудня 27 октября 1917 г. почти во всех комнатах Зимнего дворца, за весьма редким исключением, произведен грабеж разного рода имущества, комнатной обстановки. А также много поломано из мебели и прочего, как просто из озорства, так и от орудийных снарядов, пулеметных и винтовочных выстрелов». Смотрителей возмущал бессмысленный и беспощадный «народный гнев». Например, упоминается, что подчас «были налицо механизмы от часов, но не было корпусов, или были корпуса, но не находились механизмы… Мелкие кусочки разбитых ваз, части бронзовых канделябров валялись в кучах мусора и разного хлама в разных комнатах дворца… в целом ряде комнат была составлена мебель у окон и балконов для устройства баррикад, похищены шторы, подзанавески, занавеси, драпировки… украдены даже с карнизами, шнурами, грузами и медными подвесами».⁹⁷⁷ Уносили из Зимнего дворца не только «сувениры», но и вещи «для дома, для семьи». Смотрителей дворца возмущало, что были срезаны шнуры со штепсельными вилками от настольных ламп, у некоторых канделябров разобрана проводка. Из бильярдной комнаты Николая II украли бильярдные шары, разгромили кладовую, где хранились письменные приборы, умывальные, фарфоровые и другие приборы, каминные украшения.

Нельзя не сказать и об артиллерийском обстреле Зимнего дворца. Стреляли по Зимнему дворцу из артиллерийских орудий с нескольких точек: во-первых, с пляжа Петропавловской крепости, куда на руках выкатили три трехдюймовых полевых орудия образца 1867 г.; во-вторых, с Нарышкинского бастиона, где находились четыре шестидюймовки; в-третьих, со стороны Дворцовой площади огонь вели две трехдюймовки. Следовательно, в обстреле участвовало 9 орудий. Всего по Зимнему дворцу сделали около 40 выстрелов боевыми снарядами. Большая часть снарядов была начинена шрапнелью. Кроме этого, артиллеристы прекрасно знали, что в парадных залах Зимнего дворца находится госпиталь, в котором лежало около 1000 раненых. Поэтому наводчики стреляли преимущественно по северо-западному ризалиту дворца, и самые серьезные разрушения от обстрела дворца понесли комнаты Александра III. В его приемную (угловую комнату на третьем этаже) попало два снаряда. В результате пострадали мебель, обивка стен и стекла. При обстреле шрапнелью с площади повредили штукатурку на крыльце левого подъезда и картину в Центральном зале, расположенном над главными воротами. Шрапнелью разбили несколько окон.⁹⁷⁸ Этим и исчерпывались разрушения, причиненные Зимнему дворцу артиллерийским обстрелом. Крейсер «Аврора» боевыми снарядами по дворцу не стрелял.

Большевики «списали» весь материальный ущерб, нанесенный дворцу, на казаков и юнкеров, которые поначалу охраняли Зимний дворец, но накануне штурма сочли за благо его покинуть. Понятно, что штурмовавшим дворец большевикам не было нужды сооружать баррикады из мебели у окон или неторопливо разбирать электрические лампы. Следует подчеркнуть, что в большинстве помещений Зимнего дворца в ночь его штурма не было ни одного солдата, матроса или красногвардейца. Не говоря уже о залах Императорского Эрмитажа, которые совершенно не затронули штурмовавшие дворец.

Вместе с тем большевики во время штурма «прошлись» по личным комнатам Николая II и Александры Федоровны. Все ценности, хранимые на половинах императорской семьи, изъяли по распоряжению Временного правительства еще в середине мая 1917 г. И тем не менее в комнате № 8 камер-юнгферского коридора, где хранились вещи, «лично принадлежавшие Их Величествам… подверглись хищению… Снаряд разорвался внутри секретарских комнат в помещении Александра III… разгромлены квартиры фрейлин… Всякого рода частичные хищения в Зимнем дворце начались с момента, когда во дворец были допущены различные общественные организации… кражи особенно усилились, когда значительное число помещений Зимнего дворца обслуживало потребности членов Временного правительства, и когда во дворец на жительство переехал бывший председатель Совета министров А.Ф. Керенский, и когда, с его переездом, во внутренние помещения дворца были допущены войска».⁹⁷⁹

Слухи о разграблении Зимнего дворца большевиками довольно быстро докатились до Крыма уже в мифологизированной форме. Уже 4 ноября 1917 г. императрица Мария Федоровна записала в дневнике: «…Зимний дворец наполовину разрушен и разграблен, последнее в особенности касается покоев моего любимого Ники и Алики – какая подлость! Великолепный портрет Ники кисти Серова эти скоты вытащили из рамы и вышвырнули в окно, а когда какой-то мальчик поднял его, желая спасти, негодяи вырвали холст у него из рук и разорвали на куски».⁹⁸⁰

В контексте мифов о полном разграблении Зимнего дворца особенно значимы воспоминания непосредственного участника штурма Зимнего дворца, американского журналиста Джона Рида. Немаловажным для нас является его свидетельство о том, что одна из колонн восставших, ворвавшись в вестибюль Комендантского подъезда Зимнего дворца, обнаружила деревянные ящики с ценностями, готовившимися к отправке в Оружейную палату Московского Кремля: «Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату – подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!». Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: «Стой! Клади все назад! Ничего не брать! Народное достояние!». Десятки рук потянулись к расхитителям. У них отняли парчу и гобелены. Двое людей отобрали бронзовые часы. Вещи поспешно, кое-как сваливали обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. Все это делалось совершенно стихийно. По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: «Революционная дисциплина! Народное достояние!»».⁹⁸¹

Джон Рид констатирует, что после того, как большевики вошли в Зимний дворец, все входы были блокированы караулами, которые не только не пускали никого во дворец, но и начали вытеснять из Зимнего дворца матросов, красногвардейцев, солдат и прочую случайную публику, которая желала одного – спокойно заняться мародерством. Д. Рид пишет, что из дворца выгоняли всех, предварительно обыскивая.⁹⁸² При этом «…были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресс-папье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла».⁹⁸³

Когда суета улеглась, американский журналист, как профессионал, не мог не пройтись по дворцу. В парадных залах, выходивших окнами на Неву, он увидел, что «картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты, по полу валялись разбросанные бумаги. Жилые комнаты тоже были обысканы, с кроватей сорваны покрывала, гардеробы открыты настежь… В одной комнате, где помещалось много мебели, мы застали двух солдат, срывавших с кресел тисненую испанскую кожу. Они сказали нам, что хотят сшить из нее сапоги. Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: «Сюда, барин, нельзя… воспрещается…»».⁹⁸⁴ Журналист вбежал во дворец с первыми штурмующими колоннами во втором часу ночи, а покинул его в четвертом часу утра. На «душевный» грабеж у штурмующих просто не было времени. Да, конечно, в октябре 1917 г. Зимний дворец понес утраты, но при этом следует подчеркнуть, что шедевры Императорского Эрмитажа, включая предметы из Галереи драгоценностей, остались нетронутыми. Напомним, что ценности Бриллиантовой комнаты эвакуировали из Зимнего дворца в Москву еще в середине сентября 1917 г.

Возвращаясь в день сегодняшний, мы прекрасно помним, как грабились правительственные учреждения в ходе различных «тюльпановых», «оранжевых» и прочих цветных революций. Все это бестрепетно списывалось «демократическими кукловодами» на издержки «революционного энтузиазма масс». Конечно, шедевры Эрмитажа и сокровища Зимнего дворца – это не украденные ксероксы-принтеры, но тем не менее, большевики в ходе переворота в октябре 1917 г. проявили недюжинные организаторские способности, введя пресловутый «революционный энтузиазм» в управляемое русло.

Пострадали и дворцы в пригородах Петербурга. Правда, приводя фрагменты воспоминаний очевидцев этих эксцессов, следует делать очень серьезную поправку на политизированность того времени, когда авторы многочисленных воспоминаний, осознанно или неосознанно работали на миф «о зверствах большевиков». Так, хранитель Гатчинского дворца-музея граф В.П. Зубов в отчете за 1918 г. писал: «в ночь с 1 на 2 ноября, после исчезновения А.Ф. Керенского, в Кухонное каре дворца прибыло около 400 матросов, а вскоре появились солдаты и красногвардейцы и сразу же начался длившийся более недели разгром дворца, ломалась ценная мебель, отрезались занавеси, пачкались царапались и резались картины, взламывались двери».⁹⁸⁵ Если привести не литературный, а документальный список утрат Гатчинского дворца в ноябре 1917 г., то он сводился к следующему: «Был изрезан портрет Елизаветы Петровны, украден эскиз работы Рубенса «Сусанна и два старца». Всего украдено три картины и три миниатюры, несколько вышивок конца XVIII века, украдены золотые часы и золотой портсигар Александра II и еще ряд предметов. В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить».⁹⁸⁶ Хотелось бы обратить внимание читателей на последнюю фразу документа: «В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить». Это очень показательная фраза, которая полностью перечеркивает «литературные» воспоминания о том, как несколько сотен революционных солдат и матросов грабили Гатчинский дворец. Кроме этого, эскиз Рубенса мог привлечь внимание только знатока, а отнюдь не малограмотного матроса или неграмотного солдата. Следует помнить, что слова «об издержках» любой революции – это не красивый оборот, а реальность. Такая же реальность, как разграбление сокровищницы французских королей в ходе Великой Французской революции.

Взятие власти в Москве большевиками было связано с серьезными боями и артиллерийским обстрелом Кремля. Однако ценности, хранимые в Оружейной палате, никак не пострадали. Часть интеллигенции во главе с A.M. Горьким крайне болезненно восприняла факт артиллерийского обстрела Московского Кремля. Поэтому для выявления урона архитектурным памятникам Кремля из Петербурга в Москву выехала специальная комиссия.

В состав комиссии, отправившейся в Москву, вошел главный хранитель Эрмитажа академик Я.И. Смирнов. Одной из главных задач академика было выяснения степени сохранности коронных драгоценностей. После осмотра Оружейной палаты Я.И. Смирнов телеграфировал в Смольный уже по дороге домой: «Все цело».⁹⁸⁷

Надо сказать, что большевики в условиях полного развала армии на фронте моментально возобновили вывоз художественных ценностей из Петрограда в Москву. Прежде всего в Москву вывозили самое разное дворцовое имущество. Руководил операцией «по сосредоточению ценностей из дворцов Петрограда» гражданский комиссар Кремля П.П. Малиновский. К середине ноября 1918 г. в Москве в Кремлевском дворце собралось значительное количество самого разнообразного императорского и великокняжеского имущества.

Конечно, при эвакуации сокровищ, которыми Петроград был буквально «набит», «потери» оказались огромными. Случалось и обычное разгильдяйство, было и традиционное воровство.

Например, комендант Московского Кремля балтийский матрос П.Д. Мальков упоминает, что после переезда советского правительства в Москву ему на вокзале буквально навязали ящик Наркомата иностранных дел, в котором были «золотые кубки, позолоченные ложки, ножи и еще что-то в этом роде». Выяснилось, что это банкетные сервизы Наркомата иностранных дел. Ящик, в котором они находились, при разгрузке эшелона просто забыли. Мальков забрал ценности в Кремль и после того, как за ними так никто и не явился, он сдал ящик в Оружейную палату.⁹⁸⁸ То, что Мальков взял ящик с золотой посудой – это случайность, закономерностью была бы его бесследная пропажа…

После начала Гражданской войны в России и даже после переезда Совета народных комиссаров в Москву (март 1918 г.), большевикам было не до императорских регалий и коронных бриллиантов. Поэтому, вплоть до весны 1922 г. восемь ящиков с регалиями и коронными бриллиантами, благополучно пролежали в Оружейной палате, заваленные другими ящиками, перевезенными из Петрограда в сентябре 1917 г.

Решение об использовании «ювелирного потенциала» Оружейной палаты стало частью политики советского правительства в 1921 г. К этому времени, после взятия белого Крыма в ноябре 1920 г., фактически закончилась Гражданская война. В 1921 г. советская власть оказалась перед лицом острейшего политического кризиса, проявившегося в Кронштадтском восстании и восстании крестьян в Тамбовской губернии. Эти события вынудили большевиков отказаться от политики военного коммунизма и провозгласить новый курс, выразившийся в переходе к новой экономической политике. В этом же 1921 г. Поволжье поразил страшный голод, послуживший поводом для массового изъятия церковных ценностей.

Поэтому решение Совета труда и обороны от 29 июня 1921 г. о признании работы Гохрана ударной, вполне объяснимо. Следующим постановлением от 8 июля 1921 г. СТО решил: «2. Предложить Наркомтруду предоставить Гохрану нужное количество ювелиров и бриллиантщиков, которые руководили крупными фирмами, ….даже путем снятия их из других ведомств, где бы они ни работали, по спискам, вырабатываемым Наркомтрудом совместно с НКФ и ВЧК… 4. Обязать Московский Комгоссор в кратчайший срок построить при Гохране плавильные печи для золота и серебра и оборудовать все здания по заданиям НКФ. 5. Обязать ВСНХ по химическому отделу построить кислотную комнату при Гохране для удаления бриллиантов и анализа благородных металлов. 6. Обязать Комвойск МВО обеспечить Гохран вполне пригодным и надежным караулом».⁹⁸⁹

Решение о вскрытии сундуков с императорскими регалиями приняли в начале 1922 г. 14 января 1922 г. председателем специально созданной «Комиссии по учету и сосредоточению ценностей» стал бывший подполковник царской армии Г.Д. Базилевич⁹⁹⁰ – заместитель председателя РВС Л.Д. Троцкого.⁹⁹¹ Одной из главных задач комиссии являлась экспертиза и отбор ценностей, хранившихся в Оружейной палате Московского Кремля, в том числе ящиков с содержимым Бриллиантовой комнаты.

По воспоминаниям академика А. Ферсмана, в апреле 1922 г. в верхнем этаже Оружейной палаты вскрыли сундуки с императорскими регалиями и коронными бриллиантами. Самыми важными сундуками, перевезенными из Петербурга в Москву в июле 1914 г., безусловно, оказались два сундука с императорскими регалиями. С них и начали. При вскрытии сундуков с регалиями присутствовали: заместитель особоуполномоченного Совнаркома Г.Д. Базилевич, академик А.Е. Ферсман и секретарь заместителя Особоуполномоченного В.М. Соболев: «Работа начата в И час. 05 мин. дня при температуре в 4 градуса С. Печати особоуполномоченного Совнаркома и Оружейной палаты на дверях серебряного зала оказались в целости… Мы собираемся в единственной отапливаемой комнатушке Палаты: уполномоченный Совнаркома Г.Д. Базилевич, представитель Рабкрина В.А. Никольский, хранитель Оружейной палаты М.С. Сергеев, представитель Главнауки Д.Д. Иванов, Исторического музея – А.В. Орешников. Среди них я как специалист по камню… Громыхают ключи. В теплых шубах, с поднятыми воротниками, мы идем промерзшими помещениями Оружейной палаты. Вносят ящики. Их пять. Среди них – железный ящик, прочно перевязанный, с большими сургучными печатями. Мы осматриваем печати, все цело. Опытный слесарь легко открывает без ключа незатейливый очень плохой замок, внутри – наскоро завернутые в папиросную бумагу драгоценности русского царя. Леденеющими от холода руками вынимаем один сверкающий самоцвет за другим. Нигде нет описей и не видно какого-либо определенного порядка, очевидно, наскоро, по приказу последнего царя или, может быть, даже царицы, камни, ожерелья, диадемы и броши были уложены в знаменитой Бриллиантовой кладовой Зимнего дворца и, не вызывая ничьего любопытства, просто в обычном поезде отвезены в Москву».⁹⁹²

Бриллиантовая диадема с жемчужными подвесками. Около 1815 г.

Об этом же писал хранитель Оружейной палаты Д.Д. Иванов: «…работая с утра до вечера в необыкновенно быстром темпе, разбирая за день сплошь и рядом по несколько сотен предметов самого разнообразного качества: от первейших в мире до самых грошовых, определяя бесповоротно их судьбу и значение в несколько мгновений и испытывая в течении долгого времени в самой тяжелой форме удручающий гнет крайне резких притязаний Гохрана».⁹⁹³

Самый ценный из сундуков, кожаный, с короной на крышке, пришлось взломать 8 апреля в 12 часов 25 минут в присутствии заместителя Л.Д. Троцкого Г.Д. Базилевича – ни один из доставленных из Политуправления ключей к нему не подошел. Когда крышку сундука открыли и сняли упаковочный материал, то перед членами комиссии предстали сияющие бриллиантами Большая корона, обе Малые короны, Брачный венец, императорская держава и скипетр. Помимо регалий в кожаном сундуке находились и все драгоценности Короны: семь цепей, двадцать три знака отличия (звезды, кресты); двенадцать диадем, шестнадцать ожерелий, в том числе шесть бриллиантовых; пятьдесят шесть брошей, десять пряжек, сто восемьдесят пять булавок для волос, серег, пуговиц, колец, браслетов, медальонов, пряжек; семь неоправленных камней, девятнадцать золотых табакерок и шестьдесят золотых брелоков.⁹⁹⁴

Диадема с крупными сапфирами. Около 1805 г.

Поскольку к сундукам не прилагалось передаточных ведомостей, то их идентифицировали по старым описям коронных драгоценностей (1898 г.). В ходе работы драгоценности сразу же были разделены на 3 категории: 1. Первоклассные изделия художественной и исторической ценности. 2. Изделия меньшего исторического значения. 3. Отдельные камни, нитки жемчуга и изделия меньшего значения.

Диадема из брилиантовых колосьев с лекосапфиром. Первая четверть XIX в.

По результатам экспертизы составили описания 271 ювелирного изделия. При этом свыше 200 ювелирных изделий согласованы с описью 1898 г. Большинство предметов датировали и «разнесли» по царствованиям: Петр I (1689 1725 гг.) и Елизаветы (1741–1761) – 52 номера, около 20 %; Екатерина II (1762–1796) и Павел I (1796–1801) – 110 номера, или 40 %. Следует отметить, что предметы этого периода – основа ювелирной коллекции, среди них были всемирно знаменитые уники. Такие как апмаз «Орлов», весивший 182,62 карата или подаренный Екатерине II шведским королем Густавом III кулон в виде виноградной грозди и розового турмалина весом 260,86 карат. Александр I (1801–1825) и Николай I (1825–1855) – 62 номера, или 25 %; в этот период в коллекции появляется алмаз «Шах», камень с драматичной историей весом 88,70 карат. Александр II (1855–1881), Александр III (1881–1894) и начало царствования Николая II (1894) – 24 номера, или 10 %. Начало XX в., правление Николая II (1900 1916) 14 номеров, или 5 %. Не датированы 7 предметов.⁹⁹⁵

Эти 271 предмет по типу изделий можно разделить на: короны – 3; регалии (цепь ордена Св. Андрея Первозванного, держава и скипетр) – 9; звезды и кресты – 23; диадемы – 12; колье (склаважи) – 16; ривьеры 6; броши (фермуары, аграфы и т. д.) – 56; медальоны – 9; Эгреты – 10; шпильки, булавки – 74; серьги, подвески – 29; браслеты – 19; кольца – 2; пуговицы – 40; нашивки для платьев (украшения) – 16; табакерки – 19; солитеры – 7; разные другие драгоценности 60.

Диадема большая с жемчугами. Первая четверть XIX в.

Судя по заключению экспертов, коронные драгоценности содержали: 25 300 карат бриллиантов, 1000 карат изумрудов, 1700 карат сапфиров, 6000 карат жемчуга, а также множество рубинов, топазов, турмалинов, александритов, аквамаринов, хризопразов, бериллов, хризолитов, бирюзы, аметистов, агатов, лабрадоров, альмандинов и т. п.

Диадема из бриллиантового гарнитура с изумрудными кабошонами. Около 1900 г.

Анализ ювелирных изделий по характеру камней позволяет констатировать, что алмаз на протяжении всего имперского периода в истории России являлся «представительским камнем» № 1. Общий вес бриллиантов в ювелирной коллекции превышал 23.300 метрических карат. Например, в литературе неоднократно упоминается розовый бриллиант в 10 карат алого цвета, купленный Павлом I за 100 000 руб. Этот прекрасный камень точным весом в 13⁴⁰/₁₀₀ метрических карат нежно-светлого тона, был вставлен в знаменитую диадему с бриллиантовыми панделоками.⁹⁹⁶ Бриллианты в коллекции распределялись следующим образом: крупных камней, солитеров и экземпляров особой ценности – свыше 70 единиц общим весом около 1500 метрических карат; первоклассных камней весом от 5 до 12 метрических карат – свыше 110 единиц, общим весом около 800 метрических карат; камней весом меньше 5 карат, общим весом более чем на 22 500 метрических карата; роз общим весом – около 500 метрических карат.

Лучшие камни были привезены в Россию из Индии, в украшениях использовалось много старых бразильских бриллиантов, меньше всего бриллиантов было «родом» из Южной Африки.

Бриллиантовая диадема. Фирма Фаберже. Около 1895 г.

Второе место в коллекции Коронных драгоценных камней, занимали изумруды. Далее шли сапфиры, рубины и жемчуга. Ювелиры отмечали совершенно исключительные достоинства жемчугов, среди которых обнаружилось несколько выдающихся жемчужин общим весом в 300 карат, остальные жемчуга суммарно весили свыше 6000 карат.

Жемчужная диадема. XIX в.

Была также большая коллекция шпинелей(рубинов-бале) очень крупных размеров общим весом около 600 карат. Кроме этих исключительных по своим достоинствам камней ювелирные изделия содержали шерл розовый, топаз розовый, александрит, аквамарин, берилл, хризолит, бирюзу, хризопраз, дымчатый топаз, аметист, кремнистый агат, гранат богемский, Лабрадор, альмандин, перламутр (кок де перл), пегматит и др.⁹⁹⁷ Ситуация складывалась так, что становилось понятно: в Алмазный фонд попадут только те предметы, которые отнесли к первой категории. Тогда же провели фотосъемку имперских регалий и коронных бриллиантов.⁹⁹⁸

Особым актом от 10 апреля 1922 г. коронные бриллианты и регалии председатель коллегии хранителей Оружейной палаты М.С. Сергеев сдал представителю особоуполномоченного. Экспертная комиссия в акте подчеркнула необходимость «сохранения коронных драгоценностей в неизменном виде в достоянии Рабоче-Крестьянского государства».⁹⁹⁹ В этот же день ящики с регалиями и коронными бриллиантами приняли для перевозки их в Государственное хранилище ценностей (Гохран), куда они и поступили на хранение. Собственно, длительное хранение этих ценностей и не предполагалось, поскольку Гохран изначально «затачивался» под реализацию собранных ювелирных изделий и прочих ценностей.

Корона с 18 грушевидными жемчужинами

Дальнейшая судьба ценностей, хранимых в Камеральном отделении, сложилась по-разному. Часть из них по сей день храниться в Алмазном фонде Московского Кремля. Это касается императорских регалий и части коронных бриллиантов. О том, какая это «часть», дает представление следующий факт: из 18 диадем и корон в Алмазном фонде сегодня хранятся только две короны и две диадемы, некогда принадлежавшие дому Романовых.

Часть хранится в различных музеях России, являясь жемчужинами экспозиций, таких как ценности «Бриллиантовой комнаты» Государственного Эрмитажа. Другая часть осела в сейфах различных европейских королевских домов, как это произошло с драгоценностями императрицы Марии Федоровны, которые ей удалось вывезти из России в 1919 г.

Часть драгоценностей продали по поручению советского правительства на аукционах в 1926, 1927, 1929, 1933, 1934 и 1938 гг., которые проходили в Берлине, Вене, Лондоне и Нью-Йорке. Организационно готовить эту операцию начали в первой половине 1920-х гг., после того как в марте председатель Совнаркома В.И. Ленин потребовал введения «особо срочных мер для ускорения разбора ценностей».

Прощупывать почву на предмет продаж российских драгоценностей начал Л.Б. Красин. Он был не простой партийный функционер. Старый большевик Леонид Борисович Красин еще в годы Первой русской революции (1905–1907 гг.) организовывал динамитные лаборатории, закупал оружие за границей и доставлял его в пределы России, отвечая за материальное обеспечение боевых отрядов большевиков. Во время этой революции Л.Б. Красин непосредственно контактировал с миллионером Саввой Морозовым, получая от него деньги «на революцию». Вместе с тем выпускник Харьковского технологического института являлся топ-менеджером и высокооплачиваемым представителем фирмы «Сименс» в России. Связи у него были колоссальные. Поэтому именно его направили «на прорыв дипломатической блокады» советской России. Попутно Красин решал и «бриллиантовые дела».

Осенью 1920 г. Л.Б. Красин работал по поручению партии в Лондоне. О результативности его работы и, косвенно, о связях, говорит то, что Красину уже в марте 1921 г. удалось подписать торговый англосоветский договор, ставший первым подобным договором со странами Антанты. В это же время Внешторг подыскал надежного уполномоченного для работы по реализации российских бриллиантов за границей. Глава Совнаркома В.И. Ленин держат это «направление» работы под своим личным контролем: «Надо принять особо срочные меры для ускорения разборки ценностей. Если опоздаем, то за них в Европе и Америке ничего не дадут. В Москве можно бы (и должно) мобилизовать на это тысячу членов партии и т. п. с особым контролем. У Вас, видимо, все это дело двигается архивяло. Напишите, какие экстренные меры для ускорения Вы принимаете. Ленин».¹⁰⁰⁰

В результате с 1920 по 1924 г. удалось продать драгоценностей на 20 млн рублей, причем половину суммы принесла продажа бриллиантов в Париже в марте 1924-го, когда удалось реализовать в общей сложности более 270 тысяч карат.¹⁰⁰¹ Однако в этот период коронные бриллианты еще не распродавали.

Обложка каталога аукциона Кристи по продаже драгоценностей Императорской семьи. 1927 г.

Подготовка к их распродаже началась в 1923 г. Для подготовки аукционов с 1923 по 1925 г. в Москве работала особая комиссия, руководимая академиком Александром Ферсманом. В состав комиссии в качестве эксперта входил Агафон Фаберже. Главной задачей комиссии было не столько изучение императорского ювелирного наследия, сколько подготовка этого наследия к продаже. Работа с императорскими регалиями и коронными бриллиантами подтвердила идеальную сохранность всех драгоценностей и регалий, объявленных правительственным фондом драгоценных металлов. Занимавшаяся его научной обработкой комиссия описала и внесла в инвентарь 271 номер, включавший 406 художественных предметов (расхождение в цифрах объяснялось тем, что отдельные изделия составляли целые гарнитуры, в которые входило по несколько драгоценных предметов).¹⁰⁰²

К этому времени Алмазный фонд, основу коллекции которого составили ювелирные изделия бывшей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, уже привычно рассматривался членами Совнаркома, как неиссякаемый «валютный резерв». Именно эта комиссия, планируя дальнейшие продажи, разделила все ювелирные изделия на две категории. К первой категории «Х» отнесли изделия «большого исторического значения». Ко второй категории «Y» – «просто художественные изделия». Тогда же произвели первую, «суммарную» оценку стоимости ювелирных изделий Алмазного фонда, который специалисты оценили в 318 млн руб. При этом материальная оценка (стоимость камней) всего Алмазного фонда была определена лишь в 2,9 млн руб. Остальная сумма в 315,1 млн руб. составляла «процентные надбавки и коэффициент», которые ввела комиссия на историческое и художественное значение предметов.¹⁰⁰³

Госхран. Императорские драгоценности. 1923 г.

По воспоминаниям одного из участников работы комиссии «в июне 1923 г. все драгоценности были вынуты из коробок и футляров и разложены на большом столе для фотографирования. Освещенные солнечным светом бриллианты излучали невероятный блеск и сияние, производя зрелище невероятной красоты. В это время в Москве оказались представители французской ювелирной фирмы, желавшие приобрести бриллианты, и поскольку ничего еще не было готово к продаже, мы решили показать им коронные драгоценности».¹⁰⁰⁴

В результате работы члены комиссии выдали рекомендации: что хранить вечно, а что пустить в переплавку или продать на аукционах. Некоторые вещи предлагалось передать музеям, так несколько предметов оказалось в Государственном Эрмитаже. Аукционы по продаже «царского золота» прошли в 1927–1931 гг., и вырученные средства пошли на приобретение «железа» на нужды индустриализации.

Подготавливая продажи уникальных камней, специалисты Гохрана предприняли очень разумные маркетинговые шаги. Так, с 18 декабря 1925 г. в Москве начала работать выставка, и время ее работы было также показательным – с 10 утра до 10 вечера. Фактически происходило знакомство потенциальных покупателей с ювелирными изделиями бывшей Бриллиантовой комнаты. В эти же годы (1924–1925 гг.) вышли прекрасно иллюстрированные издания «Алмазный фонд». Прекрасные черно-белые фотографии предметов в натуральную величину с подробными описаниями давали серьезный материал для подготовки аукционов в Европе.

Идеологически выставку прекрасно замотивировали. Заместитель Л.Д. Троцкого ЕД. Базилевич в статье «Вековые сокровища бывших царей» писал: «Шипящая обывательщина уже давно соткала ряд нелепых сплетен о расхищении большевиками царских сокровищниц. И эта клевета в самые тяжкие и ответственные моменты борьбы то там, то здесь на обширной территории Республик прорываясь, как злокачественный гнойник… Алмазы, бриллианты, жемчуга и самоцветы, стоившие бесконечных страданий трудящимся целых столетий, – теперь в надежных руках, и пролетариат сумеет их разумно использовать».¹⁰⁰⁵

Распродажи коронных бриллиантов (или «разумное их использование») начались оптом в ноябре 1926 г. Ювелирные изделия продавались буквально «по весу». В результате почти 9 килограммов драгоценностей купил английский антиквар Норман Вейс за 50 тыс. фунтов стерлингов (полтора миллиона рублей). Купленное Н. Вейс немедленно перепродал аукционному дому Кристи, тот разбил ювелирные предметы на 124 лота и выставил на торги в Лондоне в марте 1927 года. Самым ценным лотом этой, наверное, единственной публичной продажи драгоценностей Российской Короны, стал брачный венец последней русской императрицы Александры Федоровны, украшенный 1 535 алмазами старинной огранки.

Любопытно, что к этому времени консультант Гохрана Агафон Фаберже уже бежал из Советской России. В декабре 1927 г. бывший придворный ювелир с женой и малолетним сыном Олегом по замерзшему Финскому заливу перебрался в Финляндию. Поскольку Агафон Фабереже прекрасно понимал, что по этому маршруту много с собой не вынесешь, то он «материально» обставил свой побег, передав различные уцелевшие ценности в Эстонское посольство, чиновники которого вывезли доверенные им ценности в Гельсинфорс, где передали их обратно Агафону Фаберже. Среди этих ценностей была и коллекция марок, поскольку Фаберже был их страстным собирателем.¹⁰⁰⁶ Были там и 8 камнерезных фигурок, 6 из которых ранее входили в коллекцию Николая II. Как они попали к А. Фаберже, мы можем только предполагать. Но известно точно, что работа в Гохране оплачивалась, возможно, и такими «пустяками», как камнерезные «русские типы», ранее принадлежавшие царю.

Таким же образом, как и коллекция камнерезных фигурок, на Запад в 1927 г. попали и 4 альбома «царских» марок, с 1913 г. хранившихся в Зимнем дворце. Дело в том, что уже в советский период из императорских дворцов изымались не только ювелирные изделия колоссальной ценности, но и совершенные «пустяки». Например, такие, как коллекция марок Николая II. Следует напомнить, что первая почтовая марка России была отпечатана накануне великих реформ Александра II – в 1857 г. В это же время филателия как хобби получает и «высочайшее» признание. Из российских монархов начал подбирать отечественные марки, аккуратно складывая стопочки гашеных экземпляров, снимаемых с писем, в спичечные коробки, Александр III. Его увлечение разделил старший сын – Николай II. Он не был «фанатом» филателии, но тем не менее у него просто в силу «статуса» сложилась весьма ценная коллекция марок. Его консультантом по филателистическим вопросам являлся придворный ювелир Агафон Фаберже, сам страстный филателист.

Одной из жемчужин царской коллекции марок стала знаменитая подборка проб и эскизов «Романовской серии», подготовленной к юбилейным торжествам 300-летия династиии в 1913 г. Над созданием эскизов марок работали известные мирискусники (участники объединения «Мир искусства»). Примечательно, что эта «пробная» серия так и не попала в Букингемский дворец, несмотря на настойчивые просьбы двоюродного брата-филателиста Георга V.¹⁰⁰⁷

Любопытно, что очень «приличное» хобби царя отслеживалось на официальном уровне. Так, 16 августа 1912 г. один из чиновников Кабинета направил запрос в Почтовый департамент с просьбой: «Узнать не было ли за последние два года почтовых марок новых типов, и если были, то набор их представить Ея Величеству». 20 августа 1912 г. петербургский почт-директор А.Я. Хреновский направляет запрос, с грифом «Весьма срочное» своим подчиненным с распоряжением: «…доставить в самое непродолжительное время… по 1 экз. почтовых марок, выпущенных в продажу в течение двух последних лет, а также переслать по 1 экз. юбилейных марок в случае, если печать их уже закончена». Уже 21 августа в Петергоф были доставлены «образцы почтовых марок, выпущенных с 1910 г., а также выпускаемых с 1 января будущего года».¹⁰⁰⁸

Ювелирная мастерская Гохрана

В результате этой бюрократической переписки Николай II еще в августе 1912 г. стал обладателем «Романовской серии», которая поступила в продажу только с 1 января 1913 г.¹⁰⁰⁹ Так что в собирании филателистической коллекции у Николая II отсутствовала очень важная психологическая составляющая, поскольку коллекция формировалась в результате «бюрократических телодвижений», а не искреннего собирательского интереса. Николай II, в отличие от своего двоюродного брата Георга V, типичного «чокнутого коллекционера» (все настоящие коллекционеры по определению «чокнуты» на предмете своего увлечения), который мог буквально «сорваться» и инкогнито уехать в Европу на филателистический аукцион, таких эскапад себе не позволял. Примечательно, что эти 4 «царских» альбома с марками из Зимнего дворца нелегально вывез в 1927 г. через Эстонское посольство Агафон Фаберже.

Возвращаясь к распродажам, можно отметить, что в конце 1920-х гг. «камни пошли». Поэтому надо было замотивировать дальнейшие распродажи с научной и искусствоведческой точки зрения. Для этого создали новую комиссию, которая работала в Гохране в 1928 г. В ее состав входили все те же лица: академик Ферсман, снятый к этому времени с поста директора Эрмитажа Тройницкий и еще ряд специалистов. Драгоценности короны на сей раз разделили уже на четыре категории, соответственно их историческому и художественному значению, причем к первой категории – самой ценной – относились императорские регалии.¹⁰¹⁰ На языке документов это означало, что к уже упоминавшимся категориям «X» и «Y» (1923 г.) ввели еще две категории под литерой «М» (малоценные), что позволило еще больше нивелировать вещи с точки зрения их ценности.

В декабре 1931 г. из Гохрана изъяли ценности, проходившие по четвертой категории – так называемые «малоценные предметы», всего 145 номеров. Их перечень, по сегодняшним временам, удивителен. Это семь «малоценных» драгоценных яиц работы мастеров К. Фаберже из знаменитой «императорской пасхальной серии». «Товар» был отправлен в Ленинград, а затем вывезен из СССР и реализован за границей. Продан, вероятнее всего, на январском аукционе в Берлине в 1932 г. По другим сведениям, распродажа состоялась в феврале 1932 г. в Нью-Йорке. В итоге к началу 1932 г. значительная часть Алмазного фонда была продана.¹⁰¹¹

В результате распродаж 1929 и 1934 гг. английская королева приобрела два яйца Фаберже: «Колоннада» и «Мозаичное». Об уровне цен говорит то, что пасхальное яйцо «Колоннада» королева купила за 500 ф. ст.

Весной 1932 г. состоялась очередная переоценка предметов Алмазного фонда. Самыми видными специалистами новой экспертной комиссии были все те же Ферсман и Тройницкий. Комиссия отметила, что коллекция Алмазного фонда уменьшилась на 200 предметов и к 1932 г. коллекция Алмазного фонда насчитывала всего 71 драгоценность. И тем не менее эксперты, выполняя указания «вышестоящих товарищей», вновь делят ювелирную коллекцию на 4 категории. К первой категории они отнесли предметы, «имеющие большое историческое значение», – императорские регалии: Большую Императорскую корону, скипетр, державу и еще 14 предметов. Вторая категория – это предметы, представляющие «большую материальную ценность и историческое значение». К ней отнесли 38 предметов. Третья категория – предметы, «не имеющие ни исторического, ни художественного значения». Таких осталось только 12. Была еще и четвертая категория – «не антикварные и не имеющие большой цены изделия» – 7 предметов. В заключении Комиссии безропотно и обреченно признавала, что продавать можно все, кроме «первой», «особо ценной». Тогда, в 1932 г., предполагалась продажа 37 предметов. В результате «снижения процентных надбавок и коэффициента на историческое и художественное значение», весь Алмазный фонд в 1932 г. оценили в 21,9 млн руб. При этом отдельные предметы оказались оценены гораздо ниже, чем в 1923 г.¹⁰¹²

Рубежной датой, после которой перечень экспонатов, хранимых в Оружейной палате Московского Кремля, уже не менялся – стал 1939 г. До этого года в судьбе императорских драгоценностей были возможны варианты… К этому времени заработали лагеря ГУЛАГА, обеспечивая СССР колымским золотом. Распродажи национальных сокровищ стали неактуальны, но памятью о них являются ценности, ранее хранившиеся в Камеральном отделении Министерства Императорского двора и по сей день периодически всплывающие на различных аукционах.¹⁰¹³

На сегодняшний день в Алмазном фонде РФ хранятся семь всемирно известных камней, «уцелевших» в ходе распродаж 1920–1930 гг. Это: алмаз «Орлов» (188,62 карата), вставленный в скипетр; алмаз «Шах» (88,7 карата); крупнейший в мире граненый сапфир (258,8 карата), украшающий брошь; изумруд редкой чистоты (136,25 карата) – брошь; самый крупный плоский (портретный) алмаз (площадью 7,5 см²), вмонтированный в золотой браслет; самый крупный в мире хризолит (192,2 карата) и темно-красная шпинель (398,72 карата), украшающая Большую Императорскую корону.¹⁰¹⁴

Говорить об этих распродажах, конечно, тяжело. Тяжело видеть утраченные шедевры в музеях Европы и США. Конечно, хочется клеймить большевиков, распродававших за бесценок историческо-художественное наследие России.

Однако, на наш взгляд, пришло время, когда к этому, безусловно, очень сложному вопросу следует относиться без той оголтелой политизации и посыпания головы пеплом, которая присутствовала в 1990-х гг.

Во-первых, исторические изломы эпох всегда характеризовались перетеканием ценностей из рук в руки, из страны в страну. Например, так происходило в эпоху Великой французской революции, когда разграбили хранилище ювелирных сокровищ французских королей, или в период «цивилизованных» Наполеоновских войн.

Во-вторых, «добрые соседи» всегда пользовались проблемами союзников, скупая по дешевке уникальные вещи. Так, во времена Екатерины II при создании ее Эрмитажа, в Европе, на аукционах на корню скупались целые собрания и кораблями вывозились в Россию.

В-третьих, в истории Императорского Эрмитажа также были периоды, когда «чистили запасники» и до 1917 г. Это особенно характерно для последнего десятилетия царствования Николая I. Аукционы по распродаже живописи из Императорского Эрмитажа проводились в 1854 г. Можно напомнить и эпизод, связанный с уничтожением дворцового серебра эпохи Екатерины II. Знаменитые многопудовые екатерининские сервизы: наместнические, жалованные «для повседневного употребления» безжалостно шли в переплавку. По воспоминаниям современников, «безжалостен был император и к семейным драгоценностям, наследованным от нелюбимой им бабки. Все, что было сделано Екатериной II, осуждалось государем, и он старался смести всякие следы этого, на его взгляд, недостойного прошлого. Бесценное сокровище, заказанное императрицей серебро, не пощадилось ее внуком».¹⁰¹⁵ В апреле 1847 г. «государь император, осматривая лично в Концертном зале… все вообще хранящиеся в сервизной должности серебряные сервизы, по одному образцу от каждого, изволил назначить некоторые обратить в сплавку на сделание из слиточного серебра других вещей, некоторые переделать».¹⁰¹⁶ Так, в период правления Николая I переплавляется свыше 90 пудов редчайшего серебра времен Екатерины II, в том числе более 14 пудов знаменитого Орловского сервиза, а также ряда наместнических.

Говоря о распродажах 1920-1930-х гг., естественно, возникает вопрос – а сколько все это великолепие могло стоить сегодня? Задавая экскурсоводу «дурацкий вопрос» в Бриллиантовой комнате Государственного Эрмитажа или Алмазном фонде Московского Кремля: «А сколько это стоит сегодня?» Получаешь совершенно справедливый ответ: «Эти экспонаты бесценны». Да, бесценны, но только для искусствоведов и людей науки…

Для политиков и антикваров все имеет свою цену. Поэтому на этот вопрос дают западные аукционы, на которых регулярно проводятся «русские торги». Для того чтобы «привязать» сегодняшние деньги к тем суммам, которые указывались в счетах в конце XIX – начала XX в., сошлемся на оценки двух авторитетных исследователей. Это, во-первых, американский исследователь Уильям Кларк, который «в миру» длительное время работал в различных солидных западных банках. По его оценкам, в 1897 г. 10 руб. золотом приравнивались к 1 ф. ст. В последующие годы, в связи с инфляционными процессами, это соотношение, естественно, менялось (табл. 62).

Таблица 62

Российский исследователь В. Скурлов в своих подсчетах приравнивает один доллар к двум царским рублям (на 1912 г.). Исходя из этого он переводит 2300 руб., уплаченные Николаем II в декабре 1913 г. за фигурку камер-казака Кудинова, в 1150 долл. в ценах 1912 г. При этом Скурлов подчеркивает, что это «очень большие деньги, если учесть, что газета «Нью-Йорк Тайме» стоила 2 цента, а зарплата полицейского офицера 40 долл. в неделю. 1150 долл. 1912 г. в 2007 г. соответствуют 23 000 долл. Если бы фигурка Кудинова была выставлена на аукцион, ее предварительная оценка составила бы 2–2,5 млн долл. За 95 лет цена выросла почти в 100 раз. В принципе, это нормальная степень возвышения цены по большинству ассортиментных групп Фаберже (умножаем в 100–200 раз)».¹⁰¹⁷ Правда, необходимо учитывать, что за последние 30 лет «бренд Фаберже» усилиями того же В. Скурлова обрел второе дыхание, и «к 2007 г. по отношению к 1985 г. цены на Фаберже повысились минимум в 8-10 раз».¹⁰¹⁸

Заключение

Мало кто из нас помнит подробности жизни римского императора Тита Флавия Веспасиана, но его фразу «Деньги не пахнут» знают все. «Про деньги» вообще все знают всё. Сегодня мы можем легко узнать, какой собственностью располагают первые люди страны, по крайней мере официально. О «неофициальных» доходах политиков мы узнаем из скандальной хроники. И тем более интересно на фоне сегодняшнего разгула воровства, которого Россия не знала за всю ее многовековую историю, узнать об уровне «зарплат» российских императоров. Узнать о том, что они были ограничены в расходах законодательно прописанными суммами. И узнать это совершенно достоверно, а не на уровне желтой прессы. Поэтому автору так интересно работалось над представленным материалом. Надеюсь, что и Вам, читатель, было небезынтересно познакомиться с этой книгой.

Словарь

Аграф (франц. agrafe) – украшение, пряжка, застежка для скрепления одежды.

Кабошон (франц. caboche от лат. cabo – голова) – камень не граненый, а выпукло отшлифованный с одной или двух сторон. Древнейший вид обработки ювелирных камней.

Камер-фрау — дама, заведующая уборной цесаревны, а также старшая над камер-медхенами и камер-юнгферами.

Карат (от греч. keration – дословно «вес зерна») – единица измерения массы ювелирных камней (от 192,8 до 215,99 мг). В 1914 г. установлен единый для всех стран метрический карат в 200 мг. В России – с 1922 г.

Панагия — небольшая икона, носимая архиреями в знак их достоинства на груди.

Портрет жалованный — символ особого расположения главы государства к одариваемому лицу.

Рубин-балэ — это шпинель бледно-красного цвета. В обиходе – «балас».

Солитер (франц. solitare от лат. solitarius – одинокий) – бриллиант весом не менее двух каратов. Одиночный алмаз в перстне или отдельный крупный алмаз, выделяющийся в узоре.

Фермуар (франц. fermoir – замок, запор) – в широком обиходе декоративная застежка ожерелья внушительных размеров, которая располагается на груди или ближе к плечу как эмоциональная доминанта украшения. Часто фермуар стоил во много раз больше ожерелья. Иногда фермуар носили как самостоятельное украшение или на бархотке в качестве подвески.

Фероньерка (франц. ferroniere) – шнурок, обруч, нитка бус, которая надевается на голову, низко на лоб. На лбу же располагается камень или драгоценная застежка, которая собственно и называется фероньеркой.

Цитернадель (нем. zittern – дрожать, nadel – булавка, шпилька) – буквально дрожащая булавка или «трясулька».

Шатлен (франц. chatelaine – поясная цепь) – украшение для пояса. Состоит из крючка, иногда декоративно оформленного вставками из ювелирных камней, к которому крепятся одна или несколько цепочек разной длины для подвешивания флакона с духами, карне, часов.

Шатон (от франц. chaton – «маленький ящик») – оправа драгоценного камня или центральная часть перстня, в которую вставляется камень.

Шифр (франц. chiffe – цифра) – знак, который носили на груди у левого плеча фрейлины при Дворе, а также выпускницы – «отличницы» институтов благородных девиц, как их называли «шиферницы». Представлял из себя вензель императрицы – первую букву имени. Введен в дворцовый обиход со времен Екатерины II. Изготавливался из золота и бриллиантов.

Шпинель — прозрачный минерал (оксид магния и алюминия). Цветовая гамма – от желтого до черного. В XVIII в. шпинель не всегда отличали от рубина. На Большой Императорской короне укреплен не рубин, а шпинель. Это установила экспертиза в 1922 г.

Эгрет — вертикально поставленное перо на женском головном уборе или прическе. Расцвет моды на эгреты пришелся на 1830-е гг.

Приложение № 1

Материальное обеспечение членов Императорской фамилии

Приложение № 2

Расходные статьи «по собственной сумме» за все время царствования Николая II

Таблица 1

Таблица 2

Примечания

1 Барятинская М. Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918. М., 2006. С. 17.

2 Мосолов А.А. При Дворе последнего императора. СПб., 1992. С. 187.

3 Преемник ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем) – Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ).

4 ПСЗРИ. Изд. 1. T.XXIV. 1796–1798. № 17.560. 17 ноября 1796 г. Об ежегодном отпуске денег императорской фамилии.

5 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. XXIV. 1796–1798. № 17.906. 5 апреля 1797. Учреждение об Императорской фамилии.

6 § 75. Государственную сумму назначаем для Императрицы, для Наследников, для всякого старшего Наследникова сына, и их жен, как равномерно на выдачу приданного награждения всем Великим Княжнам и Княжнам крови Императорской.

7 § 76. Уделы и из доходов оных сумму определяем для всех прочих Великих Князей и для Князей Императорской крови, с Их Женами и Детьми, также для всех Великих Княжон и Княжон крови Императорской, по означенному в своем месте порядку.

8 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 295.

9 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. XXIV. 1796–1798. № 17.906. 5 апреля.

10 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 153.

11 Там же. С. 184.

12 Там же. С. 204.

13 Там же. С. 253.

14 ПСЗРИ. Изд. 3. Т. V. 1885 г. № 2695. 24 января. О некоторых изменениях в Учреждении об Императорской фамилии.

15 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 283.

16 ПСЗРИ. Изд. 3. Т. VI. 1886 г. № 3851. 2 июля. Высочайше утвержденное Положение об Императорской фамилии.

17 Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 2008. С. 99.

18 РГИА. Ф. 525. Он. 3. Д. 535. Л. 348 //Денежные документы по суммам государя императора. Январь 1917 – март 1918 гг.

19 Впоследствии герцогини Саксен-Гобург-Готской.

20 РГИА. Ф. 482. Он. 10. Д. 1280. Л. 10 // Переписка о суммах на содержание дочерей императора Николая II. 1916.

21 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 535. Л. 375 //Денежные документы по суммам государя императора. Январь 1917 – март 1918 гг.

22 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. 9. № 6.359. 21 марта 1733 г.

23 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. 15. № 11.548. 23 мая 1762 г. «Понеже необходимо ведать Нам надлежит о всех Государственных доходах, так и о расходах оных; сего ради Нашему Сенату повелеваем: 1) со всех штатов, где деньгам расход положен, взнесть к Нам точные копии; 2) в которые места Государственные доходы вступают, то потому ж из каждого велеть подать Нам обстоятельные и точные ведомости, сколько тех денег ежегодно в казну доходит, куда оные в расход употребляются и по каким указам, а притом подтверждено, чтоб все сие в каждом месте исполнено было с получения указа конечно не позже двух недель».

24 Придворное духовенство; Собственный Его Величества дворец (Аничков дворец); Петроградское дворцовое управление; Царскосельское дворцовое управление; Гатчинское дворцовое управление; Петергофское дворцовое управление; Московское дворцовое управление; Варшавское дворцовое управление; Гоф-маршальскую часть; Придворная медицинская часть; Церемониальная часть; Конюшенная часть; Императорская охота в Гатчине; Императорская охота в Крыму; Собственные Его Императорского Величества библиотеки; Придворный оркестр; Придворная Певческая капелла; Рота дворцовых гренадер; Управление Дворцового коменданта; Собственный Его Императорского Величества Гараж; Собственный Е.И.В. фарфоровый и стеклянный заводы; Собственная Е.И.В. Екатеринбургская гранильная фабрика; Собственная Е.И.В. Петергофская гранильная фабрика; Княжество Ловическое и Императорская охота в княжестве; Императорские Петроградские и Московские театры с театральными училищами; Императорская Академия художеств; Императорская Археологическая комиссия; Императорский Эрмитаж; Русский музей им. Александра III; Капитул Российских Императорских орденов; Общий архив Министерства Императорского двора; Касса Министерства Императорского двора; Контроль Министерства Императорского двора; Канцелярия Министерства Императорского двора; Кабинет Его Императорского Величества.

25 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 161.

26 РГИА. Ф. 482. Он. 8. Д. 50. Л. 2 // Доклад по отчету об обороте сумм Министерства Императорского двора за 1885 г.

27 Суммы Кабинета, отпущенные «На известные Его Величеству употребления»: 1 февраля – 5000 руб.; 28 февраля – 10 000 руб.; 2 марта – 5000 руб.; 22 апреля – 1500 руб.; 19 апреля – 12 000 руб.; 6 июля – 32 000 руб.; 21 июля – 1100 руб. Всего 66 600 руб. См.: РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 50. Л. 22 // Доклад по отчету об обороте сумм Министерства Императорского двора за 1885 г.

28 Вояжи Их Величеств в 1885 г.: в шхеры – 13 446 руб.; в Финляндию-115 088 руб.; в Австрию и Киев – 190 115 руб.; в Данию – 103 860 руб.

29 РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 50. Л. 15 // Доклад по отчету об обороте сумм Министерства Императорского двора за 1885 г.

30 Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III (1881–1894 гг.). Ч. 1. СПб., 1901. С. 103.

31 РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 50. Л. 6 об. // Доклад по отчету об обороте сумм Министерства Императорского двора за 1885 г.

32 Там же. Л. 10 об.

33 Петербург. Исторги банков / Б.В. Ананьич, С.Г. Бетяев, З.В. Дмитриева, С.К. Лебедев, П.В. Лизунов, В.В. Морозан. СПб., 2001. С. 265.

34 Обзор деятельности Кабинета Его Императорского Величества за 1906–1915 годы. СПб., 1916. С. 6.

35 Там же.

36 Там же.

37 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1450. Л. 4 // Переписка и сведения о суммах на содержание императрицы Марии Федоровны. 1901–1906.

38 Кроме того, на покрытие дефицитов по сметам Министерства двора в 1900 и 1901 гг. было ассигновано около 5 000 000 руб.

39 В тексте перечислены имена тех, кому выделялось «содержание»: «Государыня Императрица, Наследник Цесаревич, Великие Князья: Владимир, Алексей, Сергей и Павел Александровичи, Константин Константинович, Петр Николаевич, Михаил Николаевич и Александр Михайлович, Великие Княгини: Александра Иосифовна и Екатерина Михайловна».

40 Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III (1881–1894 гг.). СПб., 1901. П. 1.С. 15.

41 Там же.

42 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1450. Л. 7 // Переписка и сведения о суммах на содержание Императрицы Марии Федоровны. 1901–1906.

43 Обзор деятельности Кабинета Его Императорского Величества за 1906–1915 годы. СПб., 1916. С. 5.

44 Именно он решал в 1884 г. проблему выплаты долгов бывшего министра Императорского двора гр. А.В. Адлерберга.

45 Обзор деятельности Кабинета Его Императорского Величества за 1906–1915 годы. СПб., 1916. С. 9.

46 Запрет на спектакли в Императорских театрах во время Великого поста был введен при Александре III в 1880-х гг. по инициативе обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева.

47 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1547. Л. 7 // Таблица стоимости мест в Императорских С. – Петербургских театрах, которые изъяты из общей продажи и переписка. 1908–1911.

48 Таких «бесплатных» мест набиралось в Мариинском театре – 36; в Александрийском театре – 39; Михайловском театре – 34. Кроме этого, 18 мест «придерживалось» для Дворцового коменданта, начальника Дворцовой полиции и чинов дворцовой охраны. И это на каждом спектакле.

49 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1534. Л. 17 // Смета доходов Министерства Императорского двора на 1906 г.

50 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1548. Л. 2 // Доклад на имя императора о смете доходов и расходов Министерства Императорского двора на 1908 г.

51 Кшесинская М.Ф. Воспоминания. М., 1992. С. 75.

52 Обзор деятельности Кабинета Его Императорского Величества за 1906–1915 годы. СПб., 1916. С. 8.

53 Александр Михайлович. Книга Воспоминаний. М., 2008. С. 172.

54 См. подробнее: Девятое С.В., Жиляев В.И., Зимин И.В. [и др.]. Главный гараж России. От Собственного Его Императорского Величества гаража до Гаража особого назначения. 1907–2007. М., 2007.

55 Саблин Н. Десять лет на императорской яхте «Штандарт». СПб., 2008. С. 183.

56 Динамика расходов на строительные работы по Министерству двора: в 1905 – 1 185 637 руб.; в 1906 – 1 000 000 руб.; в 1907 – 1 000 000 руб.; в 1908 г. – 1 300 000 руб.

57 Надо заметить, что по строительным работам проходили значительные суммы, затраты которых сегодня представляются если не сомнительными, то явно не первоочередными. Например, 24 июня 1911 г. было принято решение о перекраске Зимнего дворца «в более светлый колер». См.: РГИА. Ф.475. On. 1. Д. 534. Л. 5 // Об окраске Императорского Зимнего дворца по приказанию г. министра Императорского двора в более светлый тон. 1911–1913 гг.

58 РГИА. Ф. 468. Он. 43. Д. 1548. Л. 2 // Доклад на имя Императора о смете доходов и расходов Министерству Императорского двора на 1908 г.

59 Обзор деятельности Кабинета Его Императорского Величества за 1906–1915 годы. СПб., 1916. С. 103.

60 OP РНБ. Ф. 741. Оп. 2. Д. 148. Л. 117–118 // Рукописи П.Н. Стол-пянского по истории Зимнего дворца.

61 РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 319. Л. 40 // О капиталах Ея Величества с 19 января 1891 года.

62 OP РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 672. П. 1. Л. 43 // Кривенко B.C. В Министерстве двора. 1876–1896 гг.

63 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. V. № 3466. 11 декабря. Учреждение и регламент Государственной Камер-Коллегии. П. 20. О принадлежащих к Государству вещам. Государству принадлежащие вещи, а именно, Государственное яблоко, корона, скипетр, ключ и меч имеют в Царской Рентареи (казне) в большом сундуке за тремя замками в сохранении быть; к чему Камер-Президенту одному, Камер-Советнику и Царскому Рентмейстеру, каждому по одному ключу иметь надлежит; и когда какое торжественное действо случится, то Президенту с двумя Камер-Советники идти в Рентерею и оной сундук отпереть, и надлежащие такие к Государству вещи вынять, и через двух Камерных Советников к Царскому Двору отсылать; а после бывшего торжества взяв, велеть оные паки в Рентерею сохранить.

64 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. VI. № 3783.

65 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. VII. № 4366.

66 Казенный приказ – основан, вероятно, одновременно с появлением звания казначея, то есть около 1495 г., хотя имя Казенной избы впервые встречается в 1578 г. Казначей, главное лицо этого приказа, заведовал Казенным двором, где хранились и откуда выдавались дорогие вещи, составлявшие царскую казну. В распоряжении Казенного приказа состояло несколько скорняжников и портных; в нем ведались некоторые посадские торговые люди, сборы с которых поступали сюда же. Помещался он в Москве, при Благовещенском соборе; обширные и прекрасно устроенные его кладовые и теперь находятся под собором. В XVIII в. Казенный приказ был подчинен Приказу «Большие казны». Наибольшее значение он приобрел со времени соединения с палатами мастерской, оружейной, патриаршей и конюшенным приказом, при боярине П. И. Прозоровском и помещения его в золотой и серебряной залах Кремлевского дворца.

67 Тройницкий С.Н. Коронационные регалии // Алмазный фонд СССР. Вып. 2. М., 1925. С. И.

68 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… М., 2009. С. 77.

69 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. VIII. № 5253. 28 марта 1728. Об отдаче после коронации императора Петра II короны и регалий и прочего убранства для хранения в Мастерскую палату.

70 Жмакин В.И. Чин коронования // Исторический вестник. 1896. Т. 64. С. 165.

71 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 95.

72 Жмакин В.И. Чин коронования // Исторический вестник. 1896. Т. 64. С. 162.

73 ПСЗРИ. Изд. 1. № 8538.

74 Записки придворного брильянтщика Позье о пребывании его в России // Русская старина. 1870. Т. 1. С. 87.

75 РГИА. Ф. 472. Он. 43. Д. 136. Л. 5 // О самородке золота, хранившемся в Петергофском Дворцовом управлении и о короне императрицы Елизаветы Петровны. 1905–1910.

76 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 100.

77 Там же. С. 108.

78 Петр III Федорович, муж Екатерины II, в силу скоротечности своего царствования, коронован не был.

79 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. № 11598.

80 Записки придворного брильянтщика Позье о пребывании его в России. С. 112.

81 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 142.

82 На официальном сайте Алмазного фонда можно посмотреть видеоролик в режиме 3-D, который дает максимально полное представление о коронационных регалиях российских императоров.

83 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 142.

84 Записки придворного брильянтгцика Позье о пребывании его в России. С. 112.

85 Там же.

86 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 143.

87 Тройницкий С.Н. Коронационные регалии // Алмазный Фонд СССР. Вып. 2. М., 1925. С. 12.

88 Как мы уже упоминали, держава была «подкорректирована» в 1797 г. к коронации Павла I.

89 Далматик – одна из царских одежд византийских императоров, сходная с архиерейским саккосом; изготовлялась из богатой материи и украшалась золотом и драгоценными камнями. В Римско-католической церкви далматикою (dalmatica) называется верхняя риза, которую диаконы и иподиаконы надевают на стихари во время священнодействия.

90 ПСЗРИ. Изд. 1. № 17909.

91 В некоторых исследованиях утверждается, что поклонов не было, а было только «Троекратное наклонение головы», которым царь «приветствовал подданных». См.: Жмакин В.И. Коронации русских императоров и императриц // Русская старина. 1883. Т. 38. № 4.С. 9.

92 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 97.

93 ПСЗРИ. Изд. 2. № 30401.

94 Имертинский Н. Из записок старого преображенца // Русский архив. 1885. Кн. 1. С. 595.

95 С Малой Императорской короной в августе 1856 г. произошел эпизод, отмеченный мемуаристами, придавшими ему большое значение. Дело в том, что во время процедуры коронации, Малая Императорская корона, неловко закрепленная булавками на голове императрицы Марии Александровны «неквалифицированными» статс-дамами, упала с головы императрицы на каменный пол Успенского собора. Те, кто стояли поблизости своими телами буквально прикрыли побелевшую (к тому же еще беременную) императрицу от взглядов присутствующих. Корону вновь спешно надели на голову императрицы, и церемония продолжилась. Однако очень многие тогда (да и сама императрица) сочли этот эпизод недобрым предзнаменованием. И действительно, когда в мае 1880 г. Мария Александровна умерла и император Александр II спешно женился на княжне Е.М. Долгоруковой, то многие вспомнили этот коронационный эпизод августа 1856 г.

96 Юферов А.В. История коронных бриллиантов // Алмазный фонд СССР. Вып. 2. М., 1925. С. 23.

97 РГИА. Ф. 482. Оп. 10. Д. 77. Л. 5 // Отчет о расходах по коронации.1883.

98 В опись, составленную в 1838 г., вплоть до начала 1860-х гг. дописывались новые позиции по вносимым в нее драгоценным изделиям.

99 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1027. № 4 // Книга Императорским регалиям, Коронным бриллиантовым вещам каменьям и жемчугам.

100 РГИА. Ф. 482. Оп. 10. Д. 77. Л. 12 // Отчет о расходах по коронации.1883.

101 Романова М. Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918. М., 2006. С. 22.

102 Погожее В.П. Очерк деятельности Министерства Императорского двора по приготовлениям и устройству торжеств священного коронования в 1896 г. Т. 2. СПб., 1896. С. 164.

103 Близкая к Александре Федоровне фрейлина С.К. Буксгевден упомянула, что «императорская корона весила 9 фунтов». Этот преувеличенный вес появился, видимо, в результате того, что Николай II действительно страдал тогда от головных болей. См.: Буксгевден С. Венценосная мученица. Жизнь и трагедия Александры Федоровны Императрицы всероссийской. М., 2006. С. 113.

104 Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990. С. 211.

105 Головин Ф.А. Николай II // Николай II. Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 80.

106 Юферов А.В. Указ. соч. С. 28.

107 В детективе Б. Акунина «Коронация, или Последний из Романовых» талантливо описана такая гипотетическая попытка.

108 РГИА. Ф. 544.Оп. 2. Д. 730. Л. 2 // О священном короновании императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. 1883 г.

109 РГИА. Ф. 482. Оп. 10. Д. 301. Л. 7 // О расходах по коронованию Их Императорских Величеств. Ч. 2. 1896–1898.

¹¹⁰ Там же.

111 ПСЗРИ. Изд. 1. № 16.415.

112 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. 26. № 1975.

113 Юферов А.В. Указ. соч. С. 24.

114 Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801–1917. СПб., 2002. Т. 3. С. 149.

115 В одном из словарей (Половцов) Мошкова называют «главным дворцовым управителем во все почти царствование Петра I».

116 Jlonamo М.Н. Ювелиры старого Петербурга. СПб., 2006. С. 29.

117 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. 8. № 5253. 28 марта 1828 «Об отдаче после коронации Императора Петра II короны и регалий и прочего убранства для хранения в Мастерскую палату».

118 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 200.

119 Там же. С. 34.

120 Там же.

121 Там же. С. 205.

122 Возжинский Никита Андреянович (1696–1764) – генерал-лейтенант, действительный камергер.

123 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 66.

124 Известна ее родственница, также служившая при Дворе. Скороходова (ур. Шаргородская) Матрена Константиновна (1709–1772) – камер-юнгфера императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, няня Павла I.

125 Кайгородов Никифор Иванович (1763–1814) – действительный статский советник, управляющий Кабинетом Е.И.В. Окончил курс в Горном училище ведомства Берг-коллегии (1774 г.), был определен к Колывано-Воскресенским заводам. В 1783 г. обозревал и описывал Змеиногорский и Кузнецкий рудники, где предпринималась тогда разработка серебра. В 1786 г. переведен на службу в Кабинет Е.И.В. Во время путешествия Екатерины II в Крым (1787 г.) состоял в свите императрицы для ведения во время путешествия дел, относившихся к Кабинету. В начале царствования Павла был снова при Колыванских заводах. В 1805 г. прибыл в Петербург со значительным количеством серебра и вскоре назначен управляющим Кабинетом. 8 августа 1809 г. по расстроенному здоровью вышел в отставку.

126 Тюльпин Иван – статский советник при Эрмитаже в царствование Павла I (1798 г.).

127 Лужков Александр Иванович (1754–1808) – почетный член Академии наук, библиотекарь Эрмитажа, библиограф.

128 Галерея драгоценностей Эрмитажа. М., 2006. С. 15.

129 По крайней мере в «Адрес-календаре» за 1811 г. она значится как камер-юнгфера императрицы Марии Федоровны.

13 °Cон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846 // Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 188.

131 Юферов А.В. Указ. соч. С. 21.

132 Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц на 1863–1864 год. СПб., 1864. Ч. 1. С. 38.

133 рриА. Ф. 469. Оп. 7. Д. 539. Л. 4 // О смерти камер-фрау Эллис и о поручении камер-фрау фон Винклер заведования Государственными бриллиантами. 1864.

134 Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц на 1863–1864 год. Ч. 1. СПб., 1864. С. 39.

135 рриА. Ф. 469. Оп. 7. Д. 539. Л. 9 // О смерти камер-фрау Эллис и о поручении камер-фрау фон Винклер заведования Государственными бриллиантами. 1864.

136 Кузнецова Л.К. Иван Никитич Бартенев // Хранители. Материалы XI Царскосельской научной конференции. СПб., 2005. СЛ.

137 Юферов А.В. Указ. соч. С. 13.

138 Шлаттер Иван Андреевич (Иоганн Вильгельм, 1709–1768) – действительный статский советник, президент Берг-коллегии. С 1738 г. причислен к строившемуся Монетному двору. Руководил работой по изготовлению раки для мощей св. князя Александра Невского.

139 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 206.

140 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… М., 2009. С. 148.

141 Кузнецова Л.К. Иван Никитич Бартенев // Хранители. Материалы XI Царскосельской научной конференции. СПб., 2005. С. 14.

142 Сохранилась описная книга, в которой упоминается имя И.Н. Бартенева: «Список двух книг, хранящихся при Алмазной Его Императорского Величества мастерской драгоценным вещам в деле и не в деле, с первой Декабря от 4-го 1794 г. описанным и принявшим в свое ведение надворным советником и кавалером Григорьевым, состоявшим до того в ведомстве подполковника Бартенева со второй книги, данной ему Григорьеву 1795 г. Генваря 1-ro, а писанным вновь вступившим вещам в деле и не в деле, а сколько чего явствует ниже сего 1797 г.».

143 Jlonamo М.П. Указ. соч. С. 66.

144 Известна ее родственница, также служившая при Дворе. Скороходова (ур. Шаргородская) Матрена Константиновна (1709–1772) – камер-юнгфера императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, няня Павла I.

145 Кузнецова Л.К. Иван Никитич Бартенев // Хранители. Материалы XI Царскосельской научной конференции. СПб., 2005. С. И.

146 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… М., 2009. С. 400.

147 Грот Я.Н. Екатерина II в переписке с Гриммом. СПб., 1879. С. 33.

148 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 406.

149 Грот Я.К. Екатерина II в переписке с Гриммом. СПб., 1879. С. 54.

150 Галерея драгоценностей Эрмитажа. М., 2006. С. 15.

151 Из дневника графини Фосс обер-гофмейстрины Прусского двора. Русский архив. 1885. Кн. 1. С. 484.

152 Цит. по: Заболзаева Т. Драгоценности в русской культуре XVIII–XX вв.: Словарь (История. Терминология. Предметный мир). СПб., 2003. С. 69.

153 Заболзаева Т.Е. Указ. соч. С. 341.

154 Эрмитаж. История строительства / В.М. Глинка, Ю.М. Денисов, М.В. Иогансен и др. Л., 1989. С. 153.

155 Там же. С. 170.

156 Фредерике МП. Из воспоминаний баронессы М.П. Фредерике //Историческийвестник. 1898. № 2. С. 58.

157 Эрмитаж. История строительства / В.М. Глинка, Ю.М. Денисов, М.В. Иогансен и др. / Л., 1989. С. 245.

158 фр_едерикс М.П. Из воспоминаний баронессы М.П. Фредерике. С. 69.

159 РГИА. Ф. 468. Оп. 15. Д. 812. Л. 2 // По переустройству № 2 IV Запасной половины Императорского Зимнего дворца для безопасного хранения коронных бриллиантов. 1895.

160 РГИА. Ф. 468. Оп. 15. Д. 812. Л. 7 // По переустройству № 2 IV Запасной половины Императорского Зимнего дворца для безопасного хранения коронных бриллиантов. 1895.

161 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 183.

162 РГИА. Ф. 560. Оп. 6. Д. 804. Л. 1 // По предложению П.Н. Демидова о покупке в Казну имеющегося у него известного бриллианта «Санси». 1835.

163 Там же. Л. 3.

164 Там же. Л. 4.

165 Там же. Л. 5.

166 РГИА. Ф. 468. Оп. 8. Д. 107. Л. 1 // По ходатайству председателя Дублинского общества наук и искусств Балля, занимающегося историей наиболее замечательных драгоценных камней, о сообщении ему сведений о драгоценных камнях, составляющих Императорскую собственность. 1893.

167 Там же. Л. 6 об.

168 Там же. Л. 7.

169 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1412. Л. 10 // О предметах занятий Камерального отделения.

170 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1407. Л. 15 // О составлении списков драгоценностей, сданных на хранение в Камеральную часть в разное время, принадлежащих членам Императорской фамилии. 1917.

171 Саблин Н. Указ. соч. С. 355.

172 Галерея драгоценностей Эрмитажа. М., 2006. С. 11.

173 Jlonamo М.Н. Указ. соч. С. 29.

174 Галерея драгоценностей Эрмитажа. М., 2006. С. 16.

175 Юферов А.В. Указ. соч. С. 12.

176 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 67.

177 РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 1267. Реестр бриллиантовым и другим вещам, поступившим в Кабинет из Комнаты Императрицы Екатерины II и значащим по приходу Алмазной мастерской 25 мая 1803 г.

178 РГИА. Ф. 462. Оп. 32. Д. 1273. Опись вещам, хранящимся в Кабинете Его Императорского Величества, оставшимся от употребления после покойной блаженной памяти Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны и другим вновь поступившим.

179 В описи 1838 г. упоминается некая «прежняя книга», в которую записывались ювелирные изделия Бриллиантовой комнаты.

180 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 170.

181 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1025 // Книга коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов.

182 Там же. Л. 63 об.

183 Кубе Карл Леонтьевич (1812–1868) – инженер-генерал-лейтенант, «майора от ворот» или управляющий зданием Зимнего дворца.

184 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 197.

185 Там же. С. 206.

186 В издании «Алмазный фонд. Вып. 2. М., 1925» приведены описания только «главных» камней, без указания их стоимости.

187 Цепь включала: 176 бриллиантов 33 ¹⁵/₃₂ карат (1875 руб.); 115 бриллиантов 74 ⁴/₃₂ карат; 201 бриллианта 34 ⁴/₃₂ (1911 руб.); 220 бриллиантов (двуглавый орел) в 50 карат (3500 руб.); 158 бриллиантов (крест) в 110 карат (8800 руб.); 158 бриллиантов 36 карат (2160 руб.); 187 бриллиантов в 33 ^и/₃, карат (2000 руб.); 112 бриллиантов 75 '/, карат (6040 руб.); 203 бриллианта в 36 ⁵/₈ карата (2200 руб.); 141 бриллиант в 26 ⁴/₃₂ карата (2090 руб.); 123 бриллианта в 20 ⁵/₈ карата (1444 руб.); 203 бриллианта в 36 карат (2160 руб.); 117 бриллиантов в 79 карат (6320 руб.); 185 бриллиантов в 33 ¹²/₃₂ карата (2000 руб.); 246 бриллиантов в 40 карат (2400 руб.); 124 бриллианта в 124 ⁸/₃₂ карата (12 400 руб.); 213 бриллиантов в 55 ³⁰/₃₂ карата (3920 руб.); 203 бриллианта в 35 '/, карата (2130 руб.); 117 бриллиантов в 73 ⁸/₄ карата (5900 руб.); 185 бриллиантов в 34 '/₃₂ карата (2053 руб.).

188 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1027. № 5 // Книга Императорским регалиям, коронным бриллиантовым вещам каменьям и жемчугам. 1865 г.

189 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 340–341.

190 На основании Высочайшего повеления, объявленного министром Императорского двора 8 февраля 1861 г. за № 74, Маленькая брильянтовая корона сдана в Кабинет Е.И.В. 16 февраля 1861 г., которую в Кабинете Е.И.В. принял статский советник Алексей Даниловский.

191 Ильин Н., Семенова Н. Проданные сокровища России. М., 2000. С. 27.

192 Цит. по электронной версии статьи д.и.н. О.В. Будницкого.

193 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 52.

194 Юферов А.В. Указ. соч. С. 15.

195 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 53.

196 Юферов А.В. Указ. соч. С. 20.

197 РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 1266 // Реестр бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрц-герцогине Австрийской.

198 Там же.

199 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 983. Л. 5 // Материалы о капиталах Кабинета, отпускаемых на подарки и на надобности Императорской фамилии. 1857–1879.

200 Там же.

201 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 985. Л. 35 // Книга Камерального отделения Кабинета Его Императорского Величества для записки в приход и расход разных бриллиантовых и золотых вещей, поступивших от Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Николаевны в уплату долга Ея Высочества Департаменту уделов. 1861.

202 РГИА. Ф. 482. Оп. 9 (783/1959). Д. 942. Л. 2 // О приобретении от Графини Шуваловой бриллиантовых вещей для Кабинета Его Величества. 1867–1870.

203 Там же. Л. 3.

204 Там же Л. 4.

205 Драгоценности были оценены: 145 000; 6000; 200 000; 55 000; 103 960 германских марок. См.: РГИА. Ф. 468. Оп. 13. Д. 822. Л. 8 // О приобретении драгоценных вещей через посредство графа П.А. Шувалова. 1890.

206 Там же. Л. И.

207 Jlonamo М.Н. Указ. соч. С. 12.

208 Там же. С. 92.

209 Юферов А.В. Указ. соч. С. 19.

210 РГИА. Ф. 468. Оп. 10. Д. 71. Л. 1 // О приготовлении для шаха Персидского хрустальной кровати. 1822.

211 Предлагается приготовить в подарок шаху: стеклянных вещей: два канделябра 4 аршинных с серебряною оправою (17 000 руб.); стол осьмиугольный на низеньких ножках в серебряной оправе (2700 руб.); к нему компотьеров (на 1500 руб.); 12 столовых фонарей (2400 руб.); 24 цветника (2000 руб.). Фарфоровых вещей: 48 чаш в персидском вкусе с богатыми украшениями (4000 руб.); 24 небольших вазиков или цветников с богатым украшением (4000 руб.).

212 РГИА. Ф. 468. Оп. 10. Д. 71. Л. 34 // О приготовлении для шаха Персидского хрустальной кровати. 1822.

213 Там же. Л. 50.

214 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 981. Лл. 2–4 // Сведения о выдаче драгоценностей из Камерального отделения (отрывок). 1852–1859.

215 Юферов А.В. Указ. соч. С. 20.

216 Там же.

217 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 994. Л. 9 об. // Книга Камерального отделения Кабинета Его Величества о приходе и расходе драгоценных вещей. Ч. 1. 1881–1895.

218 Богданович А. Указ. соч. С. 115.

219 Юферов А.В. Указ. соч. С. 23.

220 Ирина Александровна (1895–1970) – княгиня Юсупова, графиня Сумарокова-Эльстон, дочь великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны, с 1914 г. – жена князя Ф.Ф. Юсупова.

221 РГИА. Ф. 544. Оп. 1.Д. 804. Л. 2, 4 // О шатонах бриллиантовых ожерелий, присылаемых из Кабинета императора в распоряжение императрицы Марии Федоровны. 1911.

222 Юферов А.В. Указ. соч… С.23.

223 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 5. Л. 3 // Переписка с Кабинетом о приобретении драгоценностей для императрицы Александры Федоровны. 1826–1830.

224 Там же. Л. 5.

225 Там же. Л. 5 об.

226 Там же. Лл. 42,65,72 об.

227 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 981. Л. 2 // Сведения о выдаче драгоценностей из Камерального отделения (отрывок). 1852–1859.

228 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 5. Л. 4 // Переписка с Кабинетом о приобретении драгоценностей для императрицы Александры Федоровны. 1851–1856.

229 Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего государя императора Александра III (1881–1894 гг.). СПб., 1901. П. 1.С. 97.

230 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1002. Л. 2 // Кабинет Императора. Камеральное отделение 1 стол. Описная книга драгоценных вещей. 1900–1912.

231 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. Т. 1.1861–1864. М., 1961. С. 160.

232 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 994. Л. 13 // Книга Камерального отделения Кабинета Его Величества о приходе и расходе драгоценных вещей. Ч. 1. 1881–1895.

233 «В великий для Меня день Священного Моего Коронования, Я с удовольствием вспоминаю, что при праздновании того же торжества в Бозе почивший Родитель Мой уже считал вас в числе Своих приближенных. Неизменная и нелицеприятная преданность ваша Ему и всему Нашему Семейству, выразившаяся годами непрерывного, неутомимого служения, приобрела вам чрезвычайное благорасположение Незабвенного Моего Родителя и безусловную с Моей стороны благодарность. В продолжение многих лет Я был свидетелем как особенного доверия, с коим покойный Император возлагал на вас поручения первостепенной важности, так и той усердной старательности, коей неизменно сопровождалось исполнение вами вверенных вам дел. Желая явить вам сегодня новое доказательство той сердечной признательности, с коей Я оценяю многолетние заслуги ваши, жалую вам препровождаемые при сем бриллиантовые знаки ордена Святого апостола Андрея Первозванного».

234 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 994. Л. 72 // Книга Камерального отделения Кабинета Его Величества о приходе и расходе драгоценных вещей. Ч. 1. 1881–1895.

235 В феврале 1889 г. Кабинет закупил у Фаберже шесть «наперсных крестов с драгоценными камнями: с изумрудами, сапфирами и рубинами» по 400–500 руб. за единицу «продукции». Периодически Кабинет закупал эти изделия и у других поставщиков: в 1891 г. у Кехли, в 1892 г. только у Болина и в 1893 г. у Зефтингена. Однако Фаберже был вне конкуренции: 1885 – 14 шт.; 1886 г. – 6 шт.; 1887 – 12 шт.; 1888 г. – 16 шт.; 1891 г. – 14 шт.; 1893 г. – 11 шт. различных «церковных изделий».

236 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1412. Л. 5 // О предметах занятий Камерального отделения.

237 Там же. Л. 12.

238 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1369. Л. 1 // Об отпуске разных драгоценных вещей для подарков по случаю путешествия Государыни императрицы Марии Федоровны в Англию. 1914.

239 Под «эмблемою» имелся в виду государственный герб.

240 Бурэ Павел – «поставщик часов и поправщик часов Ея Императорского Величества Государыни императрицы» с 14 декабря 1879 г. Работал на Двор с 1839 г. Оценщик Кабинета.

241 Например: «от ювелира Фаберже: 7 перстней, 1 булавка, 6 пар запонок, 4 броши-кулона, 2 браслета, 1 чарка серебряная. Всего 21 вещь на 3.230 руб.; от ювелира Тилландера: 1 портсигар и 2 броши-кулона. Всего 3 вещи на 540 руб.; от ювелира Бланка: 2 браслета на 185 руб.; от торговых домов: И. Морозова: 9 портсигаров, 2 перстня, 2 булавки, 6 пар запонок, 5 брошей, 1 браслет и 1 серебряный ковшичек. Всего 26 вещей на 2970 руб.». См.: РГИА. Ф. 468. оп. 44. Д. 1369. Л. 29// Об отпуске разных драгоценных вещей для подарков по случаю путешествия Государыни императрицы Марии Федоровны в Англию. 1914.

242 РГИА. Ф. 468. On. 44. Д. 1369. Л. 27 // Об отпуске разных драгоценных вещей для подарков по случаю путешествия Государыни императрицы Марии Федоровны в Англию. 1914.

243 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1393. Лл. 8, 16 // Переписка о выдаче и о возвращении драгоценных предметов из Кабинета. 1915–1917.

244 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 979. Л. 2–3 // Выписка о поступивших и употребленных в расход бриллиантах, цветных камнях и жемчугах. 1837.

245 Там же.

246 Юферов А.В. Указ. соч. С. 23.

247 Там же. С. 25.

248 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1394. Л. 1 // С краткими сведениями к отчету Камеральной части за 1914 г. и материалами за десятилетие 1906–1915 гг. 1916.

249 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1394. Л. 2 // С краткими сведениями к отчету Камеральной части за 1914 г. и материалами за десятилетие 1906–1915 гг. 1916.

250 Болин – династия ювелиров. Основоположник династии Андрей Ремплер – с 1790 г. оценщик Кабинета, имевший звание придворного ювелира императоров Павла и Александра. Семейный бизнес продолжил Карл Болин, который в 1839 г. получил звание придворного ювелира, сохранявшееся за ним до его смерти в 1864 г. В период с 1851 по 1864 г. К. Болин являлся оценщиком Кабинета. Во второй половине XIX в. семейный бизнес продолжил Эдуард Болин. Это было время расцвета семейного ювелирного бизнеса.

251 Ювелирная фирма Иванова Александра Дементьевича поставляла к Императорскому двору ювелирные вещи из бриллиантов и жемчуга.

252 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1394. Л. 1 об. // С краткими сведениями к отчету Камеральной части за 1914 г. и материалами за десятилетие 1906–1915 гг. 1916.

253 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1002. Л. 156 // Кабинет Императора. Камеральное отделение 1-й стол. Описная книга драгоценных вещей. 1900–1912.

254 Там же. Л. 186.

255 Там же. Л. 186.

256 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1394. Л. 1 об. // С краткими сведениями к отчету Камеральной части за 1914 г. и материалами за десятилетие 1906–1915 гг. 1916.

²⁵¹ Юферов А.В. Указ. соч. С. 26.

258 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 2302. Л. 2 // Об образовании особого капитала от продажи коллекции драгоценных камней, хранящихся в кладовой Камеральной части Кабинета Его Величества. 1906.

259 Там же.

260 Юферов А.В. Указ. соч. С. 27.

261 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 2302. Л. 3 // Об образовании особого капитала от продажи коллекции драгоценных камней, хранящихся в Кладовой Камеральной части Кабинета Его Величества. 1906.

262 Там же.

263 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1394. Л. 12 // С краткими сведениями к отчету Камеральной части за 1914 г. и материалами за десятилетие 1906–1915 гг. 1916.

264 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 2302. Л. 6 // Об образовании особого капитала от продажи коллекции драгоценных камней, хранящихся в Кладовой Камеральной части Кабинета Его Величества. 1906.

265 рриА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 1265.Л. 3 // Ведомость о вещах, приготовленных для Ея Императорского Высочества Великой Княгини Александры Павловны.

266 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 972. Лл. 2–5 // По ясачному сбору.

267 РГИА.Ф. 468. Оп. 43. Д. 1023. Л. 3 // Описная книга по Кладовой мягкой рухляди Камерального Отделения Кабинета Его Императорского Величества.

268 Там же. Л. 17.

269 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1412. Л. 8 // О предметах занятий Камерального отделения.

270 Например, Александр III, будучи наследником, получил из Кладовой № 3 в 1869 г. фарфоровых яиц «с живописью святых» 4 штуки, фарфоровых яиц с «разными украшениями» – 150 шт. и стеклянных яиц – 200 шт. Николай II, с 1881 г. получал соответственно 5,100 и 100 пасхальных яиц. С января 1885 г. пасхальные яйца из Кладовой по распоряжению Александра III стали выдаваться сразу на всю семью: «нераздельно с августейшими детьми Их Величеств». В результате Александр III получил на Пасху 1885 г. яиц «фарфоровых с живописью святых» – 20 шт.; «фарфоровых с разными украшениями» – 50 шт. Императрица Мария Федоровна получила только фарфоровые яйца «с разными украшениями» – 50 шт. См.: РГИА. Ф. 525. On. 1 (208/2706). Д. 46. Л. 2 // По поводу представления пасхальных яиц Государям Наследникам Цесаревичам. 1905.

271 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911.С. 487.

272 Последний раз такой порядок бы утвержден в 1898 г.

273 В их числе был «маленький медальон из двух алмазов с портретами Его Императорского Величества Государя Императора Александра Павловича и Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича, осыпанный мелким Жемчугом и Розами с большим на верху четырехугольным толстым брильянтом, около 6 крат весом, украшенный мелким жемчугом». Медальон под № 92 передан из Бриллиантовой комнаты для внесения в Галерею драгоценных вещей Императорского Эрмитажа. Принял Б. Кене. См.: РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1025. № 92 // Книга Коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов. 1838. Вместе с медальоном в Галерею драгоценностей был передан и «жук бриллиантовый в середине коего тонкая и весьма продолговатая подвеска, весом от 28 до 32 гран». Жука бриллиантовый под № 96 передан для внесения в Галерею драгоценных вещей Императорского Эрмитажа. Принял Б. Кене. См.: РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1025. № 96 // Книга Коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов. 1838. В Галерею драгоценностей была передана коллекция табакерок, которую российские монархи собирали со времен Петра I (с № 507 по 589 по Описи 1838 г., т. е. 82 штуки).

274 1 6 шкафов были изготовлены при Екатерине II, остальные 10 шкафов изготовлены стеклянных дел мастером Туром. См.: Дивен Г. Путеводитель по Кабинету Петра Великого и Галерее драгоценностей. СПб., 1901. С. 41.

275 Дивен Г. Указ. соч. С. 1.

276 Эрмитаж. История строительства / В.М. Глинка, Ю.М. Денисов, М.В. Иогансен и др. Л., 1989. С. 142.

277 Среди редкостей можно упомянуть шпагу, присланную Александру II английской королевой Викторией в 1876 г., при пожаловании ему ордена Подвязки; два пистолета для седла Елизаветы Петровны; детскую саблю (подарок Екатерины II внуку Александру Павловичу); шпагу-игрушку, сделанную для великого князя Александра из шпильки императрицы Екатерины II; 13 шпаг императора Александра II; шпагу, завещанную императором Палом I императору Николаю Павловичу; орден Подвязки, принадлежащий императору Александру II и одна из коронационных туфель Наполеона. См.: Ливен Г. Указ. соч. С. 48.

278 Например, две золоченые тарелки прорезной работы, каждая с 24-мя восьмиугольными игральными жетонами, исполненными Тимофеем Ивановым. Было там и множество других драгоценных безделушек, таких как золотая, украшенная бриллиантами, записная книжка с вензелем императрицы Елизаветы Петровны (английская работа сер. XVIII в.). Там же хранился и такой ювелирный курьез, как пара золотых серег, на одной из которых был портрет императора Александра I, а на другой – его супруги Елизаветы Алексеевны. См.: Заболзаева Т.Б. Указ. соч. С. 290.

279 Ливен Г. Указ. соч. С. 88.

280 Например, такие, как «игрушка в виде серебряной груши, к которой привешены на цепочке кабаний зуб и коралловая фигурка». Эта серебряная погремушка когда-то принадлежала маленькому Николаю I. Там же хранилась «золоченая детская игрушка с колокольчиками». В описании, составленном в начале XX в., отмечено, что она, «вероятно, принадлежала наследнику цесаревичу Николаю Александровичу». Здесь имеется в виду цесаревич Николай, умерший в 1865 г.

281 Копия Большой Императорской короны (1762 г.) и Малая Императорская корона – копия короны, исполненной братьями Дюваль в 1801 г. для императрицы Елизаветы Алексеевны.

282 В подлинный скипетр вставлен исторический алмаз «Орлов» весом 189,62 карата, ограненный индийской розой. В скипетр копию вмонтирован такой же огранки бриллиант весом 3 карата.

283 Вероятно, в мастерской Августа Хольстрема, но клейм нет. Серебряные постаменты работы Юрия Рапопорта. Есть клеймо.

284 Ливен Г. Указ. соч. С. 64.

285 В книге Л.К. Кузнецовой в качестве «табакерки Зубова» (фото 55) указана и описана (С. 381–383) совершенно другая табакерка, которая также, возможно, связана с судьбой Н.А. Зубова, но к убийству Павла I она не имеет отношения.

286 Галерея драгоценностей Эрмитажа. М., 2006. С. 16.

287 Саблин Н. Указ. соч. С. 260.

288 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 875 // Об исключении из описи монет Императорского Эрмитажа, переданных по Высочайшему повелению Его Величеству королю Италии 11 разновидностей генуэзско-крымских серебряных талеров XV в. 1902.

289 1 августа 1914 г. по новому стилю. Далее все даты даны по старому стилю.

290 Ферсман А. История Алмазного фонда // Алмазный фонд. Вып. 1. М., 1924. С. 13.

291 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1409. Л. 1 // С препровождением в особое делопроизводство Кабинета описи вещей и пакетов, сданных в разное время на хранение в Камеральную часть, составляющих личную собственность бывших Государынь императриц, детей быв. Императора и членов быв. Императорского дома. 1917.

292 Там же. Л. 43.

293 Ильин И., Семенова И. Проданные сокровища России. М., 2000. С. 12.

294 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1407. Л. 5 // О составлении списков драгоценностей, сданных на хранение в Камеральную часть в разное время, принадлежащих членам Императорской фамилии. 1917.

295 РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 83. Лл. 1, 4, 7 // О вывозе из Кабинета на казенных судах до назначенного места именных указов, Архива Императора Петра Первого и других дел, также денежной казны золотою и серебряною монетою, мягкой рухляди и разных вещей. Секретно. 1812.

296 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 408. Л. 21 // Переписка с Петроградским Дворцовым управлением об эвакуации имущества из Бриллиантовой кладовой Зимнего дворца в Москву. 1917.

297 РГИА. Ф. 540. On. 1 (10/65) Д. 98 // По приходу и расходу 42 858 руб., внесенных императрицей Марией Александровной в день св. крещения великих князей Сергея и Павла Александровичей. 1857–1860.

298 РГИА. Ф. 525. On. 1 (196/2684). Д. 155. Л. 1 // О представленных Ея Величеству по случаю рождения Ея Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны, из суммы Кабинета Его Императорского Величества 42 858 руб. 12 ноября 1895 г.

299 OP РНБ. Ф. 741. Оп. 2. Д. 148. Л. 117–118 // Рукописи П.Н. Столпянского по истории Зимнего двора.

300 Великий князь Сергей Александрович: биографические материалы. Кн. 1: 1857–1877. М., 2006. С. 264.

301 Воловик О. Великая княгиня Александра Павловна. Семья. Жизнь. Судьба. Память. Будапешт – Москва. 2005. С. 82.

302 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1075. Л. 1 // Великий князь Николай Павлович. Записки о приходе и расходе сумм, на его личные расходы. 1802–1810.

303 Там же. Л. 3.

304 Там же. Л. 5.

305 Там же. Л. 9.

306 Там же.

307 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1046 // Книга прихода и расхода денежной суммы великого князя Николая Павловича 1797 года.

308 Там же. Л. 3.

309 Там же. Л. 13.

310 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1050. Л. 8 // Книга прихода и расхода денежной суммы в.к. Николаю Павловичу 1801 года.

311 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1069. Л. 8 // Гардеробные суммы за 1833–1835 гг.

312 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1072. Л. 55 // Гардеробные суммы. 1844 г.

313 РГИА. Ф. 540. On. 1 (14/1373). Д. 36. Л. 36 // О Собственных капиталах Августейших детей Ея Величества, положенных в Сохранную казну и о капитале Государя Императора. 1856.

314 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (50/113). Д. 1. Л. 9 // О капиталах Императорской фамилии. 1838.

315 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (51/114). Д. 1. Л. 5 // О капиталах Императорской фамилии и недостатке комнатной суммы Ея Высочества Великой Княжны Марии Николаевны и о расчете капитала по 1 июня 1839 г.

316 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (50/113). Д. 1. Л. И // О капиталах Императорской фамилии. 1838 г.

317 Там же. Л. 1.

318 РГИА. Ф. 1338. Оп. (50/114). Д. 1. Л. 23 // О капиталах Императорской фамилии и недостатке комнатной суммы Ея Высочества Великой Княжны Марии Николаевны и о расчете капитала по 1 июня 1839 г.

319 РГИА. Ф. 1338. Оп. (50/115). Д. 60. Л. 5 // О капиталах Императорской фамилии. 1840 г.

320 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (51/114). Д. 1. Л. 27 // О капиталах Императорской фамилии и недостатке комнатной суммы Ея Высочества Великой Княжны Марии Николаевны и о расчете капитала по 1 июня 1839 г.

321 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (50/113). Д. 139. Л. 2 // О бриллиантовых золотых и других вещах находившихся у англичанки Косовской. 1838.

322 Кузнецова Л.К. Указ. соч. С. 128.

323 Татищев С.С. Детство и юность великого князя Александра Александровича // Великий князь Александр Александрович. Сборник документов. М., 2002. С. 36.

324 РГИА. Ф. 540. On. 1 (14/1373). Д. 36. Л. 36 // О Собственных капиталах Августейших детей Ея Величества, положенных в Сохранную казну и о капитале Государя Императора. 1856.

325 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1277. Л. 44 // Письма об августейших сыновьях императора Александра II, писанные С.А. Юрьевичем в 1847 г. к Его Величеству в бытность Его Наследником Цесаревичем.

326 Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С.244.

327 Тютчева А.Ф. Воспоминания // Александр Второй: Воспоминания. Дневники. СПб., 1995. С. 127.

328 Из дневника Н.П. Литвинова. 1861–1862 // Великий князь Александр Александрович: Сборник документов. М., 2002. С. 532.

329 Там же. С. 455.

330 Там же. С. 500.

331 Там же. С. 507.

332 Там же. С. 460.

333 Воорес Й. Последняя великая княгиня. СПб., 2003. С. 206.

334 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (213/2711). Д. 47. Л. 1 // О предоставлении Августейшим Детям Их Императорских Величеств денег на Собственные Их Императорских Высочеств издержки и об изготовлении приходно-расходных книжек. 1910.

335 Там же. Л. 8.

336 Соколов Н.А. Убийство царской семьи. Материалы следствия. М., 2003.С. 463.

337 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Мемуары. 1876–1896 // OP РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 672. П. 1. Л. 43.

338 РГИА. Ф.525. On. 1 (196/2684). Д. 140. Л. 1 // О перечислении капитала в Бозе почившего Императора Александра III в счет сумм Ея Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны. 22 октября 1895 г.

339 Вследствие чего по книге Государственного банка по капиталу Ольги Николаевны значится процентными бумагами 1 778 750 руб., то есть на 13 750 руб. = 55 000 фр.

340 Барк Петр Львович (1869–1937) – тайный советник, министр финансов и главноначальствуюгций отдельного корпуса пограничной стражи (30 января 1914–1917 гг.), член Государственного совета, масон в 1915–1916 годах, после 1918 года жил в Лондоне, директор одного из лондонских банков.

341 В 1914 г. 1 фунт стерлингов «весил» 9 руб. 46 коп.

342 В 1914 г. 1 марка «весила» 46 коп.

343 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1407. Л. 24 // О составлении списков драгоценностей, сданных на хранение в Камеральную часть в разное время, принадлежащих членам Императорской фамилии. 1917.

344 Там же. Л. 15–18.

345 Там же. Л. 18.

346 Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 185.

347 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911. С. 173.

348 Там же. С. 175.

349 Там же. С. 185.

350 Там же. С. 239.

351 Там же. С. 248.

352 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 200.

353 Там же. С. 202.

354 Там же. С. 203.

355 Заболзаева Т.Б. Указ. соч. С. 64.

356 Записки придворного брильянтщика Позье о пребывании его в России. С. 62.

357 Там же. С. 70.

358 Катальная горка в Ораниенбауме // Художественные сокровища России. № 5. 1902. С. 93.

359 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911. С. 338.

360 Там же. С. 340.

361 Там же. С. 343.

362 Лопато М.Н. Указ. соч. С. 211.

363 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911. С. 357.

364 До 10 июля 1762 г., то есть в течение двух недель после переворота, из комнатной суммы императрицы было выдано: «Камергеру и кавалеру Григорию Григорьевичу Орлову» 3000 руб.; Никите Ивановичу Панину «для принца Жоржи» 3000 руб.; На «некую секретную выдачу» 3000 руб.; гетману графу Кирилле Григорьевичу Разумовскому 1000 руб.; Василию Ивановичу Суворову «для прокормления голштинцев» 2000 руб.; камер-юнкеру Матюшкину «заимообразно» 10 000 руб.; гардеробмейстеру Шкурину «на комнатные расходы» 20 000 руб.

365 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911. С. 370–376.

366 Петербург. История банков. С. 38.

367 Там же. С. 52.

368 Так, с 5 января 1771 г. придворный ювелир Пфистерер получал по 2000 руб. в год. С 1773 г. подполковнику Ивану Никитичу Бартеневу, возглавлявшему деятельность «Мастерской Алмазных дел» выплачивалось по 1000 руб. в год. При этом подполковник И.И. Бартенев, возглавлявший «ответственейший участок работы» получал 1000 руб. жалованья, а француз Дюплессии, обучавший «двух учеников мячиковой игре», «впредь до повеления» получал также по 1000 руб. в год с 1779 г. С 1783 г. метрдотелям императрицы выплачивалось жатованье, порционные и «на платье»: Людовику Шеватье и Иосифу Сози по 1200 руб. в год. С 13 октября 1783 г. придворному зубному врачу императрицы Скардовику выплачивалось 800 руб. в год.

369 200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1904–1904. Историческое исследование. СПб., 1911. С. 380.

370 Там же. С. 402.

371 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 425. Л. 1 // Ведомости о приходе и расходе комнатной суммы Императрицы. 1796.

372 Там же. Л. 2.

373 Там же. Л. 79.

374 Кузнецова Л.K. Указ. соч. С. 52.

375 Заболзаева Т.Б. Указ. соч. С. 329.

376 РГИА. Ф. 519. Оп. 4. Д. 427. Л. 1 // Об отсылке к Министру Финансов, купленных Государем императором бриллиантовых вещей. 1821.

377 РГИА. Ф. 759. On. 1. Д. 198. Лл. 37–52 //Журналы заседаний опекунского совета. Описи драгоценностей, купленных императрицей Марией Федоровной в 1808 г., с указанием их цены.

378 Петербург. История банков. С. 86.

379 Внесены в кассу Московской Сохранной казны в июне 1817 г. (229 091 руб.); октябре 1817 г. (10 000 руб.) и в феврале 1820 г. (666 66 руб.). Всего на 239 758 руб. К 1 января 1838 г. «набежали» проценты на 355 548 руб. То есть общая сумма вклада составила 595 307 руб.

380 РГИА. Ф. 1338. On. 3 (50/113). Д. 1. Л. 2 // О капиталах Императорской фамилии. 1838.

381 Там же.

382 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (51/114). Д. 1. Л. 32 // О капиталах Императорской фамилии недостатке комнатной суммы Ея Высочества Великой Княжны Марии Николаевны и о расчете капитала по 1 июня 1839 г.

383 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (52/115). Д. 60. Л. 41 // О капиталах Императорской фамилии. 1840.

384 Всего 1 063 246 руб.: капитал 566 681 руб. + проценты 496 564 руб.

385 РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (52/115). Д. 60. Л. 23 // О капиталах Императорской фамилии. 1840 г.

386 Периодически в банки вкладывались новые капиталы. Так, 8 февраля 1837 г. на отдельный счет Николая Павловича в Коммерческом банке положен капитал в 103 500 руб., с которого начали начисляться соответствующие проценты (19 199 руб. в год). Проценты по вкладам в Санкт-Петербургском Коммерческом банке императора Николая I составили: в 1834 г. – 22 296 руб.; в 1835 и 1836 гг. – 36 865 руб.; в 1837 г. – 62 961 руб.; в 1838 г. – 71 531 руб.; в 1839 г. – 82 656 руб. После пересчета этой суммы на серебро сумма выплат по процентам составила 23 616 руб.; в 1842 г. – 27 729 руб.

387 Jlonamo М.Н. Указ. соч. С. 141.

388 рриА. Ф. 524. On. 1. Д. 59. Л. 1 // Книга о приходе и расходе 150 000 руб., подаренных Его Величеством при рождении Великого Князя Николая Николаевича. 27 июля 1831 г.

389 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 59. Л. 2 // Книга о приходе и расходе 150 000 руб., подаренных Его Величеством при рождении Великого Князя Николая Николаевича. 27 июля 1831 г.

390 «В модный магазин Сихлер по 8 счетам за платье и другие вещи» (3450 руб.); «Золотошвейке Лудвиг по 3 счетам за 2 придворных мантии и платье» (1915 руб.); «Купцу Погребову за шелковые материи» (3087 руб.); «Купцу Сизову за чайник, сахарницу и молочницу серебряных» (490 руб.)

391 На «валюту» поменяли: 12 875 руб. 85 коп. ассигнациями – на 1209 червонцев (по курсу 10 руб. 65 коп.); 35 516 руб. 66 коп. – на 10 655 талеров (по 100 руб. за 30 талеров); 2479 руб. 83 коп. ассигнациями – на 131 фридрихсдор (по 18 руб. 93 коп. за 1 фридрихсдор). Кроме этого, в поездку взяли и 14 767 руб. 66 коп.

ассигнациями записанными «в приход натурою». РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 110. Л. 2 // Отчет в деньгах, израсходованных во время вояжа Ея Императорского Величества в Берлин в 1834 г.

392 Ананьич Б.В. Банкирские дома в России, 1860–1914 гг.: Очерки истории частного предпринимательства. М., 2006. С. 19.

393 Дарил жене подарки Николай Павлович и по самым мелким поводам. Например, когда в 1852 г. Александра Федоровна вернулась «с вод» (т. е. с одного из европейских бальнеологических курортов), он поднес «по случаю возвращения из-за границы» – «браслет бриллиантовый с рубинами», купленный у придворного ювелира Болина за 6820 руб. Дарил император подарки жене и на Рождество. Так, в декабре 1853 г. Александра Федоровна получила от мужа «браслет с малиновым шерлом» (4980 руб.) и «три пуговицы с гранатами» (884 руб.). В их последнее Рождество в декабре 1854 г. императрица получила в подарок от мужа скромный «кулон с бирюзами» за 1450 руб.

394 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 981. Лл. 1–5 // Сведения о выдаче драгоценностей из Камерального отделения (отрывок). 1852–1859.

395 Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник. 1853–1855. М., 1990. С. 88.

396 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 981. Лл. 1–5 // Сведения о выдаче драгоценностей из Камерального отделения (отрывок). 1852–1859.

397 РГИА. Ф. 1338. Оп. 1(32/77). Д. 102. Лл.1–3 // О Собственной Его Императорского Величества процентной сумме. 1855.

398 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1069 // Гардеробные суммы за 1833–1835 гг.

399 Там же. Л. 32.

400 OP РНБ. Ф 650 д 1059 л 26. // Книга прихода и расхода денежной суммы великого князя Николая Павловича 1810 года.

401 Например, эполеты и гусарская ташка обошлись Николаю I в 220 руб. 50 коп.; пара золотых пехотных артиллерийских генерал-адъютантских эполет с чеканными золотыми пушками и такими же серебряными толстыми вензелями стоили 135 руб. Аксельбант золотой форменный, с особенною арматурою на наконечниках обходился в 70 руб.

402 Золотое шитье только одного воротника для мундира Гродненских гусар обошлось царю в 75 руб.

403 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны // Русские императоры, немецкие принцессы. Династические связи, человеческие судьбы. М., 2002. С. 302.

404 Мосолов А. Указ. соч. С. 34.

405 РГИА. Ф. 540. On. 1 (14/1373). Д. 36. Л. 19 // О Собственных капиталах Августейших Детей Ея Величества, положенных в Сохранную казну и о капитале Государя Императора. 1856.

406 РГИА. Ф. 1614. On. 1. Д. 120. Л. 1 // Записка «Финансовое положение Министерства Императорского двора». Март 1881 г.

407 Там же. Л. 2.

408 Петербург. История банков. С. 208.

409 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 160.

410 Сироткин В. Зарубежные Клондайки России. М., 2003. С. 12.

411 РГИА. Ф. 1614. On. 1. Д. 120. Л. 2 // Записка «Финансовое положение министерства Императорского двора». Март 1881 г.

412 РГИА. Ф. 540. On. 1 (10/64). Д. 48. Л. 3 // О капиталах Государыни Императрицы Марии Александровны, внесенных в Государственный заемный банк. 1857–1860.

413 Только за 1857 г. она трижды вносила деньги в банк: в феврале – 15 000 руб.; в марте – 500 руб. (на имя неизвестного); в июне – 37 485 руб.

414 РГИА. Ф. 540. On. 1 (10/64). Д. 48. Л. 22 // О капиталах Государыни Императрицы Марии Александровны, внесенных в Государственный заемный банк. 1857–1860.

415 Там же. Л. 27.

416 Там же. Л. 35.

417 РГИА. Ф. 540. On. 1 (114/1373). Д. 97. Л. 1 // О переводе капиталов Государя Наследника Цесаревича, хранящихся в Сохранной казне С. – Петербургского Опекунского Совета, на вновь учрежденные Государственные 5 %-ные банковые билеты. 1859–1861.

418 РГИА. Ф. 540. On. 1 (10/64). Д. 48. Л. 38 // О капиталах Государыни Императрицы Марии Александровны, внесенных в Государственный заемный банк. 1857–1860.

419 РГИА. Ф. 540. On. 1 (42/1558). Д. 26. Л. 1 // Докладная записка секретаря императрицы Морица. 1856.

420 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 198.

421 РГИА. Ф. 540. On. 1 (42/1558). Д. 26. Л. 5 об. // Докладная записка секретаря императрицы Морица. 1856.

422 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 308.

423 РГИА. Ф. 468. On. 43. Д. 1025. Книга Коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов.

424 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1025. № 65 // Книга Коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов.

425 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 308.

426 РГИА. Ф. 540. On. 1 (44/1660). Д. 469. Л. 1 // О сделанных распоряжениях с капиталом в 100 000 руб. 1876.

427 Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 2: 1877–1880. М., 2007. С. 249.

428 Заболзаева Т.Б. Указ. соч. С. 42.

429 Петербург. История банков. С. 132.

430 РГИА. Ф. 540. On. 1 (1373/114). Д. 171. Л. 20 // Об акциях Московско-Ярославской железной дороги, принадлежащих Их Высочествам и других фондах и акциях. 1861–1867.

431 БерсА. Воспоминания об Александре III // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 83–84.

432 Шереметев С Д. Мемуары // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 330.

433 Цит. по: Лаврентьева Е.В. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет. М., 2005. С. 317.

434 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 210.

435 Государственные выкупные свидетельства – 196 550 руб.; Государственные 5 %-ные банковые билеты 1 выпуска – 38 950 руб.; Государственные 5 % банковые билеты 2 выпуска – 50 950 руб.; Билеты Государственной Комиссии Погашения долгов 5 %-ных займов – 53 500 руб.; Билеты Государственной Комиссии Погашения долгов 6 %-ных займов – 194 000 руб.; Облигации С. – Петербургского Городского Кредитного общества – 23 400 руб.; Билеты Государственного внутреннего 5 %-ного займа с выигрышами по 100 руб. каждый – 8500 руб.; Акции Русского общества пароходства и торговли – 13 050 руб.; Акции Московско-Рязанской железной дороги – 2500 руб.; Акции Московско-Ярославской железной дороги – 3750 руб. Всего на 19 300 руб.; Долговое обязательство статского советника Ф.А. Оома, обеспеченное 18 паями Товарищества «Самолет», по 250 руб. каждый пай – 3750 руб. Итого 496 250 руб. РГИА. Ф. 540. On. 1 (17/1369). Д. 210. Л. 33 // О передаче Собственных сумм Государя Наследника Цесаревича и проч., касающемся этого предмета. 1866–1867.

436 РГИА. Ф. 482. On. 7. Д. 213. Л. 1 // Сведения о состоянии Собственного Его Величества капитала. 1881.

437 На 1 марта 1881 г. Александр III имел звание генерал-лейтенанта, «с оставлением в прежних званиях». Этот чин он получил 24 сентября 1868 г. «за отличие по службе».

438 Полный послужной список наследника цесаревича Александра Александровича. 1881 г. // Великий князь Александр Александрович: Сборник документов. М., 2002. С. 546.

439 РГИА. Ф. 482. Оп. 7. Д. 213. Л. 3 // Сведения о состоянии Собственного Его Величества капитала. 1881.

440 Там же. Л. 1 об.

441 При этом в другом источнике указано, что коллекция Базилевского была приобретена за 2 004 373 руб. См.: Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III (1881–1894 гг.). Ч. 1. СПб., 1901. С. 96.

442 РГИА. Ф. 468. Оп. 42. Д. 1689. Лл. 42–58 // О приобретении у живущей во Франции Наташи Жермен перстня, пожалованного ее прадеду Александром I в 1814 г. (перстень украшен вензелем Александра I в 16 бриллиантов). 1893; РГИА. Ф. 468. Оп. 13. Д. 1039 //О выплате И. Жермен за перстень, пожалованный ее прадеду Александром I в 1814 г. 1894.

443 9 июля 1882 г. уплачено 1 200 000 руб.; 29 октября 1882 г. – 2 882 560 руб. 3 коп. См.: РГИА. Ф. 482. Оп. 7. Д. 213. Л. 2 // Сведения о состоянии Собственного Его Величества капитала. 1881.

444 Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III (1881–1894 гг.). Ч. 1. СПб., 1901. С. 90.

445 РГИА. Ф. 482. Оп. 7. Д. 213. Л. 1 об. // Сведения о состоянии Собственного Его Величества капитала. 1881.

446 Структура пакета ценных бумаг Александра III на 1 октября 1893 г. (за год до смерти царя) была следующей: 4 %-ные консолидированные 1-й серии (металл.) на 3 631 500 руб.;

1. % – ные внутреннего займа 3-й серии на 1 689 500 руб.; 5 %-ные закладные листы Государственного Дворянского Земельного банка на 63 000 руб.; 5 %-ные с выигрышами I займа на 300 руб.;

2. %-ные с выигрышами II займа на 200 руб.; 5 %-ные с выигрышами Государственного Дворянского Земельного банка на 100 руб. Всего 5 384 600 руб.

447 РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 15. Л. 1 // Отчет по приходу и расходу собственной Ея Императорского Высочества сумме за 1866 год.

448 После окончания свадебных торжеств, всех лиц «датской службы», возвращавшихся на родину, одарили различными ювелирными изделиями в память об этом событии. Матери цесаревны, датской королеве Луизе, подарили пуховый платок (98 руб.). Брат цесаревны получил подарок деньгами. По приказанию Марии Федоровны наследному принцу датскому выдано «золотою монетою» 1500 риксталеров или 1315 руб. по курсу. Следовательно, маме подарок за 100 руб., а брату за 1300 руб.

449 1 0 билетов «Главного общества Российских железных дорог», каждый в 500 руб., купленные по 435 руб. и два билета «Внутреннего 5 % с выигрышами займа», приобретенные по 110 руб.

450 РГИА. Ф. 544. Оп. 1.Д. 15. Л. 5 об. // Отчет по приходу и расходу собственной Ея Императорского Высочества сумме за 1866 год.

451 Портфель ценных бумаг Марии Федоровны начала 1890-х гг.:

1– го внутреннего с выигрышами займа (с 1 дек. 1866 г.);

2– го внутреннего с выигрышами займа (с 3 сент. 1867 г.); закладная с выигрышами, лист Государственного Дворянского земельного банка (пожалован государем императором в 1890 г.); билеты Государственной комиссии погашения долгов 1-го 5 %-ного займа (1891); билеты Государственной комиссии погашения долгов 1-го 6 %-ного займа (1891 г.); билеты Государственной комиссии погашения долгов 3-го 6 % займа (1891); билеты Государственной комиссии погашения долгов 4-го 6 % займа (1891). РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 76. Л. 1 // Описи собственных процентных бумаг Императрицы Марии Федоровны и описи распискам Государственного Банка. 1890–1900.

452 РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 499. П. 3. Л. 13 об. // О капиталах Ея Императорского Величества. 1900.

453 3 января – 30 000 руб.; 12 января – 20 000; 23 января – 20 000; 5 февраля 15 000; 3 марта – 25 000; 20 апреля – 20 000; 2 мая – 15 000; 16 мая – 10 000; 25 мая – 20 000; 3 июня – 35 000; 7 августа – 15 000; 13 августа – 20 000; 3 сентября – 4100; 6 ноября – 15 000; 23 ноября – 16 000; 7 декабря – 25 000 руб. См.: РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 499. Ч. 3. Л. 44 // О капиталах Ея Императорского Величества. 1900.

454 РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 499. П. 3. Л. 88 // О капиталах Ея Императорского Величества. 1900.

455 РГИА. Ф. 544. On. 2. Д. 478. Л. 12 //Документы по расходованию Собственной Суммы Императрицы Марии Федоровны за март 1917 г.

456 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 501. Л. 3 // Ведомости о капиталах, принадлежащих бывшей императрице Марии Федоровне. 1918.

457 Там же.

458 Там же. Л. 13.

459 Девице Матильда Кнудзен (с 1 янв. 1880 г. – 200 крон); девицам Оде, Юлии и Марии Брике (с 1892 г. – 600 кр.); дочери умершего учителя рисования Бунцен (с 1892 г. – 400 руб.); г-же ДЭскаль (с 1880 г. – 306 руб.).

460 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 501. Л. 8 // Ведомости о капиталах, принадлежащих бывшей императрице Марии Федоровне. 1918.

461 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 501. Л. 13 // Ведомости о капиталах, принадлежащих бывшей императрице Марии Федоровне. 1918.

462 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 172.

463 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 731. Л. 1 // Эскизы ювелирных украшений императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны. 1886.

464 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 27.

465 На основании ст. 125–127 «Учреждения об Императорской фамилии». Изд. 1892 г.

466 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 8 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

467 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 1. Л. 48 // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества Государя Императора. 1896 г.

468 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 261 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

469 Там же. Л. 142.

470 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 1. Л. 48 // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества Государя Императора. 1896 г.; РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 2. Л. 48 // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества. 1904.

471 Танеева А.А. Страницы моей жизни // Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна Танеева (Вырубова) – монахиня Мария. Авт. – сост. Ю.Ю. Рассулин. СПб., 2005. С. 55.

472 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 3 // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества. 1914–1917 гг.

473 Там же.

474 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 262 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

475 РГИА.Ф. 525. Оп. 2 (215/2713). Д. 68. Л. 10, 13, 15 // С высочайшими повелениями Его Императорского Величества о предоставлении денежных сумм на известный Его Величеству предмет и о возвращении Его Величеством 70 000 руб. для записи на приход по суммам Его Величества. 1912 г.

476 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 167 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

477 РГИА. Ф. 525. On. 1 (197/2685). Д. 104. Л. 35 // О пострадавших на Ходынском поле во время народного праздника 18 мая 1896 г. и о пожертвовании на приют сирот пострадавших. 21 мая 1896 г.

478 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 197 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

479 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 2. Л. 1 // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества. 1904.

480 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 8 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

481 4 января 1895 г. поступил счет от К. Фаберже на 2486 руб. 80 коп. Среди обширного перечня приобретенных драгоценностей можно упомянуть топазовую брошку с бриллиантами за 375 руб. На этом документе сохранилась резолюция Николая II, написанная красным карандашом и покрытая бесцветным лаком, «Уплатить». В апреле 1896 г., видимо к Пасхе и предстоящим коронационным торжествам, у К. Фаберже было закуплено ювелирных изделий на 17 465 руб. В этом счету значатся такие новинки, как электрические кнопки. Например, «электрическая кнопка арцеловая с бриллиантом, изумрудом и люнером» за 315 руб.; «электрическая кнопка жадеитовая 4-х угольная в стиле Людовик XVI с гранатом» за 110 руб. К Пасхе у Фаберже закупались буквально партиями пасхальные яйца. Среди них были и знаменитые пасхальные яйца «императорской серии». Например, в 1896 г. Николай II подарил матери – вдовствующей императрице Марии Федоровне пасхальное яйцо «синей эмали с 6 портретами «Его Императорского Величества Императора Александра III», украшенное «10 сапфирами, розами и фасоном» за 3585 руб. Жене было подарено за 6750 руб. «яйцо хрустальное с хрустальным пьедесталом, 12 миниатюрами, с изумрудом и розами, и фасон». Также в этом счете значится и «яичко ажурное», украшенное двумя сапфирами и 82 розами за 150 руб. РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 32 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

482 См.: РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 208 // Об уплате ювелиру Robut Roch 73.275 мар. за драгоценные вещи. 1900; там же. Д. 210 // Об уплате ювелирам за приобретаемые Государем Императором разные предметы. 1900.; там же. Д. 301 // Об уплате фирме Kuth & С за приобретенные Государем Императором вещи. 1900; там же. Д. 568 // Об уплате ювелирам за приобретенные Государем Императором разные вещи. 1901; там же. Д. 978 // Об уплате фирме за приобретенные Императором драгоценные вещи. 1902; там же. Д. 957 // Об уплате фирме за приобретенные Императором драгоценные вещи. 1902.

483 Там же. Д. 304 // Об уплате академику Серову 4000 руб. за исполненный им портрет Государя Императора (в тужурке). 1900.

484 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 8. Л. 122 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

485 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 1. Л. 39 об. // Бухгалтерская книга по суммам Его Императорского Величества Государя Императора. 1896 г.

486 РГИА. Ф. 525. Оп. 1(201/2689). Д. 118. Л. 7 // О приобретенном Ея Императорским Величеством ожерелье. 1900.

487 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (215/2713). Д. 68. Л. 7 // С высочайшими повелениями Его Императорского Величества о предоставлении денежных сумм на известный Его Величеству предмет и о возвращении Его Величеством 70.000 руб. для записи на приход по суммам Его Величества. 1912 г.

488 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (216/2714). Д. 34. Л. 1 // С Высочайшими повелениями о представлении денежных сумм на известный Его Величеству предмет. 1913.

489 Там же. Л. 7.

490 Рзаев Золотые монеты Николая II // Антиквариат. 2009. № 12. С. 120.

491 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 187 // Об отмене порядка учета золотой монеты особо хранящейся в кладовой Министерства Императорского двора. 1897.

492 Один из близких царю мемуаристов упоминает о таком кружечном сборе: «…Я ранее слышал, что в таких случаях он кладет особую монету, червонец, но не со своим профилем, как обыкновенно, а с вензелем, или, как это называется, высочайшим клеймом, то есть шифром «Н II». Государь, по словам Дрентельна, очень редко клал такую монетку, специально чеканившуюся для его личных нужд… причем офицеры немедленно выменивали эти совершенно исключительные по редкости и значению червонцы на обыкновенные деньги, а из них делали себе брелоки или вставляли в портсигары». Саблин Н. Указ. соч. С. 301.

493 Правда, на других сайтах подобные монеты (в России) оцениваются до $25 000.

494 В Интеренете есть ссылки только на тираж 25-рублевых золотых монет 1908 г. При этом упоминаний о тираже 1908 г. 37,5 руб. золотой монеты (100 франков) нет.

495 Егоров Б. Альбом Государя // Наше наследие. 2005. № 45. С. 105.

496 Alexander von Solodkoff. The Jewel Album of Tzar Nicholas II and a Collection of Private Photographs of the Russian Imperial Family. London. 1997.

497 РГИА. Ф. 525. On. 3. Д. 8. Л. 37 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

498 Там же. Л. 109 // Денежные документы по расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.

499 Гессе Петр Павлович (1846–1905) – флигель-адъютант Александра II, генерал-майор Свиты Александра III, генерал-адъютант Николая II, генерал-лейтенант (1896 г.), комендант Императорской главной квартиры (1888–1896 гг.), дворцовый комендант (1896–1905 гг.), входил в ближайшее окружение Николая II.

500 Брачев B.C. Между мистикой и политикой. Русские масоны начала XX века. СПб., 2005. С. 137.

501 Буксгевден С. Указ. соч. С. 91–92.

502 Боханов А.Н. Святая царица. М., 2006. С. 58.

503 РГИА. Ф. 525. Оп. 3 (3/2). Д. 190/591. Л. 1 об. // Заграничные капиталы. 1905.

504 Петергоф. Новые поступления. 2003–2005. Петергоф. 2005. № 480.

505 Саблин Н. Указ. соч. С. 35.

506 Танеева А.А. Указ соч. С. 41.

507 РГИА. Ф. 525. On. 1 (202/2690). Д. 51. Л. 1 // О приобретенном от ювелира Иванова жемчужном ожерелье. 1901.

508 Об этих же жемчужинах упоминает один из офицеров императорской яхты «Штандарт»: «Вообще, в свои праздники княжны получали от родителей какие-нибудь вещицы от Фаберже, довольно ценные, а от Кабинета его величества, два раза в год, то есть на именины и рождения, им присылались жемчужины, с первого года их жизни. Так что по составлявшимся и носимым ими ожерельям можно было сказать, сколько каждой княжне лет, разделив количество жемчужин на два». Саблин Н. Указ. соч. С. 130.

509 Танеева ААУказ. соч. С. 55.

510 Там же. С. 56.

511 Там же. С. 57.

512 Саблин Н. Указ. соч. С. 62.

513 Боханов А.Н. Святая царица. М., 2006. С. 69.

514 Буксгевден С. Указ. соч. С. 87.

515 Танеева А.А. Указ. соч. С. 49.

516 Саблин Н. Указ. соч. С. 79.

517 Буксгевден С. Указ. соч. С. 260.

518 Ден Л. Подлинная царица. СПб., 2003. С. 43.

519 Саблин Н. Указ. соч. С. 79.

520 Там же. С. 130.

521 Последующая история ювелирной коллекции императрицы Александры Федоровны выходит за рамки настоящей книги.

522 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 83. Л. 49 //Денежные документы по Собственной сумме Ея Императорского Величества за 1895 год.

523 Там же. Л. 34.

524 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (217/2715). Д. 1. Л. 17 // О разных расходах по суммам Ея Императорского Величества. 1914.

525 Там же. Л. 74.

526 Там же. Л. 95.

527 В 1895 г. он представил императрице два счета (23 января и 9 марта) на подарки к Пасхе. Среди приобретенных драгоценностей упоминаются брошь бриллиантовая (120 руб.), яйцо голубой эмали с розами (45 руб.), яйцо красной эмали (70 руб.), яйцо рубиновое с бриллиантами (60 руб.), яйцо красной эмали с розами (45 руб.). Всего на 340 руб. По двум майским счетам (13 и 28 мая) были приобретены: кольцо с сапфиром и бриллиантами (320 руб.), браслет с сапфиром и бриллиантами (1300 руб.), колье и два браслета с рубинами и бриллиантами (4440 руб.). Все эти вещи Александра Федоровна покупала пополам с мужем.

528 Бутц Юлий Агатон (1847–1912) – с 1881 г. оценщик Кабинета. Впоследствии поставщик Императорского двора.

529 Пуговицы, брошь и рамка на 2869 руб.

530 «Грачевы братья» – поставщики Императорского двора с 1892 г. В 1901 г. звание подтвердили. Фирма основана в 1866 г., с 1892 г. оценщик Кабинета. По указанному счету приобретены: серебряные вещи. 1-й счет: солонка (6 руб.), солонка (15 руб.), ложечка для соли (1 руб. 50 коп.), вилки столовые и ложки чайные. Всего на 56 руб. 50 коп.; 2-й счет: образок Св. Ангела Хранителя и гравировка надписи (35 и 5 руб.); 3-й счет: две серебряные кружки в оправе (105 руб.).

531 Кехли Фридрих Фристиан (1838–1909) – с 1902 г. придворный ювелир, поставщик двора Марии Федоровны. По указанному счету приобретены запонки двойные и одиночные на 1180 руб., купленные 5 мая 1896 г. в подарок на день рождения для Николая II.

532 Любавин Александр Венедиктович – специализировался на поставках серебра.

533 Тернер. Первая помощь; Книга здоровья; Трояновский. Первая помощь; Сабинин. Физиология: учебник анатомии. Всего на 15 руб. 95 коп.

534 Александра Федоровна родила в 1895 г. Ольгу, в 1897 г. – Татьяну, в 1899 г. – Марию, в 1901 г. – Анастасию, в 1902 г. была зафиксирована замершая беременность, и в 1904 г. она родила цесаревича Алексея.

535 В документах Придворной медицинской части Министерства Императорского двора нет никаких упоминаний о прерывании беременностей, при этом из переписки Николая II и Александры Федоровны известно, что они жили гармоничной интимной жизнью. Поэтому мы можем предположить, что когда в сентябре 1895 г. из средств императрицы было уплачено 115 руб. 55 коп. за «разные медицинские предметы», доставленные со склада изделий товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры, этим счетом были оплачены и презервативы. См.: РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 83. Л. 389 // Денежные документы по Собственной сумме Ея Императорского Величества за 1895 год.

536 РГИА. Ф. 525. On. 1 (198/2686). Д. 94. Л. 1 // Об изготовлении иконы по случаю рождения Ея Императорского Высочества Великой княжны Татианы Николаевны. 1897 г.

537 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 85. Л. 49 //Денежные документы по суммам Ея Императорского Величества за 1897 г.

538 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 65. Л. 5 // Бухгалтерская книга Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны. 1895–1899.

539 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 83. Л. 6 об. // Денежные документы по Собственной сумме Ея Императорского Величества за 1895 год.

540 Там же. Л. 285 об.

541 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 65. Бухгалтерская книга Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны. 1895–1899.

542 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 4. Л.39 // О покупке приданого для Цесаревны Марии Александровны. 1840–1841.

543 Петров Ю. Сберкнижка императора // Родина. 2010. № 10. С. 102.

544 РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 13. Л. 2 // Переписка с английским банком по вкладам капитала Императора. 1882.

545 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 161.

546 Там же.

547 Когда в 1884 г. английское правительство заявило о конверсии вкладов по «3 % английским консолям», то на стол Александра III немедленно легла докладная записка в которой предлагалось «заявить Английскому банку о том, чтобы на капитал, подлежащий получению по 3 %-ным консолям, вследствие постановления о конверсии, приобрести свидетельства русского 5 %-ного займа 1822 г.». Мотивировалось это предложение невыгодностью английских вкладов, поскольку «даже итальянская 5 %-ная рента, приобретенная прежде, в состав Особого капитала, по 89 ¹³/₁₆за 100, приносит только 4,74 %, вследствие обложения ее итальянским правительством тяжелым подоходным налогом (13,2 %)». Между тем, из русских государственных бумаг, особый интерес представляет 5 % заем 1822 г., курс на который повысился до 92,5 %, что давало до 5,4 % годовых. Поэтому, «весь доход, получаемый с капитала, хранящегося в Английском банке, обращается в 5 % свидетельство русского займа 1822 г., составляющие ныне сумму в 19 943 ф. ст. и… упомянутое превышение доходов… вполне оправдывало бы предпочтение русского займа 1822 г. иностранным фондам». Буквально через день на докладной записке появилась резолюция «Высочайше поведено исполнить. Гатчино. 5 октября 1884 г.». РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 13. Л. 65 // Переписка с английским банком по вкладам капитала Императора. 1882

548 Боголюбов А.П. Записки моряка-художника //http://www. smr.ru.

549 РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 13. Л. 74 // Переписка с английским банком по вкладам капитала Императора. 1882–1884.

550 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 259.

551 Плеске Эдуард Дмитриевич (1852–1904) – государственный деятель. Образование получил в Александровском лицее. Занимал должности вице-директора и директора Особенной канцелярии по кредитной части, управляющего Государственным банком. В 1903 г. назначен управляющим Министерством финансов, которым фактически не управлял ввиду болезни. В 1904 г. назначен членом Государственного совета.

552 Clark William. The Lost Fortune of the Tsars. New York, 1996.

553 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 295.

554 Сироткин В. Указ. соч. С. 263.

555 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 130.

556 Эту информацию Александра Михайловича подтверждал и сын лейб-медика царской семьи Глеб Евгеньевич Боткин: «Мне известно, что у покойного императора в Английском банке действительно имелись значительные суммы, но они были большей частью или изъяты, или переданы в распоряжение государства. Во время войны император частью этих средств уплатил за военные припасы, приобретенные за рубежом. Во время нашей сибирской ссылки император сообщил моему отцу, покойному доктору Евгению Боткину, что ни в одном иностранном банке у него не осталось собственных денег». Сироткин В. Указ. соч. С. 299.

557 Clark William. Указ. соч. Р. 244.

558 Clark William. Указ. соч. P. 228.

559 Цит. по: Богданович А.В. Указ. соч. С. 356.

560 Электронная версия «Дневника Николая II».

561 Петербург. История банков. С. 231.

562 Он родился в 1859 г., в сентябре 1882 г., то есть в возрасте 23 лет, после окончания юридического факультета Петербургского университета со степенью кандидата права, поступил на службу в Министерство Императорского двора, в Департамент уделов. Молодой юрист начал успешно делать карьеру, его заметили и «переманили» в Кабинет. Как вспоминал один из мемуаристов, «Земельно-заводское дело налаживалось в Кабинете. В Хозяйственный отдел, ведавший финансами министерства, Гудима переманил из уделов весьма толкового и знающего сослуживца, Венедикта Савельича Федорова. Он быстро освоился с делами, оказался действительно незаменимым помощником Павла Константиновича». Чин действительного статского советника Федоров получил в 1902 г. Должность главы Контроля занял 25 февраля 1905 г., получая жалованья более 10 000 руб. (5000 руб. жалованье; 5000 руб. столовых и казенная квартира). Список чинов Министерства Императорского двора. 1 июня 1905 г. СПб., 1906. С. 83.

563 Он родился в 1838 г. и, начав службу в 1856 г. (то есть в 18 лет), сделал добротную армейскую карьеру. На его счету были и военные «дела», и командование крупными подразделениями в ходе Русско-турецкой войны (1877–1878 гг.). Выходя в отставку в 1896 г., 58-летний Смельский получил чин генерал-лейтенанта. Однако, уйдя с военной службы, Смельский начал делать карьеру в Министерстве двора, с 1899 г. состоя при Министре двора B. Б. Фредериксе. В этом же году Смельский получил гражданский чин тайного советника, равнозначный военному чину генерал-лейтенанта.

564 К.Н. Чернышев службу в Министерстве двора начал в августе 1900 г. и к 1905 г. имел чин скромный коллежского секретаря, но при этом занимал должность чиновника «особых поручений при Управляющим Кабинетом» (IV класс по должности).

565 Clark William. Указ. соч. Р. 221.

566 РГИА. Ф. 525. Оп. 3 (190/591). Д. 591. Л. 114 // Заграничные капиталы. 1905.

567 Коковцов В.Н. Из моего прошлого. 1903–1919. Т. 2. М., 1992. C. 67.

568 Там же.

569 РГИА. Ф. 482. On. 8. Д. 231. Лл. 2–6 // Копия перевода письма Банкирского дома «Мендельсон и К°» в Берлине с приложением оттиска германского закона о чеках от 11 марта 1908 г. 1908.

570 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М., 2001. С. 66.

571 РГИА. Ф. 525. On. 1 (196/2684). Д. 18. Л. 1 // О хранящемся в Дармштадте капитале Ея Императорского Величества. 1895 г.

572 Там же. Л. 8.

573 Там же. Л. 13 об.

574 Там же. Л. 43.

575 Там же. Л. 122.

576 Сироткин В. Указ. соч. С. 60.

577 Корнева Т.Н., Чебоксарова Т.Н. Любимые резиденции Императрицы Марии Федоровны в России и Дании. СПб., 2006. С. 122.

578 РГИА. Ф. 476. On. 1. Д. 444. Л. 8 // По вопросу о содержании принадлежащей Государю Императору виллы во Фреденсборге. 1915.

579 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 369. Л. 2 // Переписка о деньгах, посылаемых Императрицей Марией Федоровной на расходы по содержанию отца, датского короля Христиана IX. 1914–1916.

580 РГИА. Ф. 544. On. 1. Д. 670. Л. 1 // О приобретении Ея Императорским Величеством виллы «Hvidore» близ Копенгагена. 1906.

581 Там же. Л. 5.

582 Боханов А.Н., Кудрина Ю.В. Император Александр III и императрица Мария Федоровна. Переписка. 1884–1894 годы. М., 2001. С. 166.

583 Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 2008. С. 238.

584 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1340. Л. 1 // О пожаловании кронпринцессе германской Луизе брошь-колье в 4200 руб. и серег на свадьбу. 1913.

585 Все даты приведены по старому стилю. В скобках даны даты по новому стилю.

586 Сироткин В. Указ. соч. С. 22.

587 Хотя военный агент (атташе) России в Сербии полковник В.А. Артамонов и доказал свою полную непричастность к этому покушению, но его демонстративное алиби, когда во время покушения в Сараеве, его вообще не было в Сербии, так как он два месяца находился на излечении в Швейцарии, наводит на некоторые мысли.

588 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 300.

589 Воорес Й. Последняя великая княгиня. СПб., 2003. С. 265.

590 Clark William. Указ. соч. Р. 266.

591 Цит. по: Сироткин В. Указ. соч. С. 298.

592 Сиротшн В. Указ. соч. С. 222.

593 Там же. С. 23.

594 Проф. В. Сироткин, приводя эти данные, ссылается на АВПРИ МИД РФ (подлинник) и Архив бывшего КГБ СССР (Процесс атамана Семенова). См.: Сироткин В. Указ. соч. С. 416.

595 Коковцов Владимир Николаевич (1853–1943) – граф, товарищ (заместитель) министра финансов с 1896 по 1902 г., министр финансов с февраля 1904 по январь 1914 (с непродолжительным перерывом в 1905–1906). С сентября 1911 по январь 1914 г. Коковцов – председатель Совета министров.

596 Бернацкий Михаил Владимирович (1876—?) – профессор-экономист. Читал лекции по политической экономии в петербургских Политехническом и Технологическом институтах. До революции принимал участие в марксистских изданиях. В сентябре 1917 г. был назначен министром финансов Временного правительства. После Октябрьского переворота уехал на юг; входил, в качестве министра финансов, в белогвардейские правительства Деникина и Врангеля, примыкая к кадетскому их крылу. После разгрома белых эмигрировал за границу.

597 Нольде Борис Эммануилович (1876—?) – профессор международного права в Петроградском политехническом институте и Императорском Александровском лицеи.

598 Клейгельс Николай Васильевич (1850–1916) – генерал-адъютант (с 1903), генерал от кавалерии; Петербургский градоначальник, генерал-губернатор Подольский и Волынский.

599 Богданович А. Указ. соч. С. 398.

600 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 295.

601 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 295.

602 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 372. Л. 184 // Акты о разделе имущества, оставшегося после смерти Александры Федоровны. 1860–1861.

603 РГИА. Ф. 540. On. 1(10/64). Д. 166. Л. 1 // О принадлежащей Ея Величеству известной картины Рафаэля «Madonna del Libra», сданной для выставки и хранения в сохранности в Императорский Эрмитажный музей. 1872.

604 На половине императрице Марии Александровны действовала так называемая «амосовская» система отопления, для которой был характерен сухой, перегретый воздух.

605 Кривенко B.C. Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III (1881–1894 гг.). Ч. 1. СПб., 1901. С. 103.

606 Морис Палеолог. Дневник посла. М., 2003. С. 14.

607 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 297.

608 Берне О. При дворе Николая I. Письма из Петербурга. 1842–1843. М.,2008. С. 19.

609 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 45.

610 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 297.

611 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 158.

612 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 297.

613 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 462.

614 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 297.

615 РГИА. Ф. 525. Оп. 1(200/2688). Д. 62. Л. 3 // С описью особых дел Канцелярии Ея Величества. 1899–1912.

616 Если приводить примеры выплат «по мелочам», то в 1861 г. Александр II распорядился выдать 1000 руб. «в единовременное пособие персидскому принцу, корнету Собственного Его Величества конвоя Риза-Кули-Мирза». В документе подчеркивается, что это «негласное пособие», которое корнет Кавказского эскадрона Собственного конвоя должен получить из «комнатной суммы» императора, «без вычета» и под расписку, то есть эта 1000 руб. пошла из личных сумм императора. Следует подчеркнуть, что такие выплаты из «комнатной суммы» были весьма редкими, поскольку это была выплата буквально из личного кошелька императора. РГИА.

Ф. 468. On. 39. Д. 204. Л. 2 // По Высочайшему повелению о выдаче 1000 руб. в единовременное пособие Персидскому принцу корнету Собственного Его Величества конвоя Риза-Кули-Мирза. 1861.

617 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 160.

618 Морис Палеолог. Дневник посла. М., 2003. С. 21.

619 В качестве примера выплаты секретного единовременного пособия можно привести факт выплаты приданого фрейлине Александре Осиповне Россет. Эта фрейлина была близка к семье Николая I, поэтому император собственноручно начертал указ и подписал его. Согласно высочайшему указу, фрейлине выдавался приданый капитал в 12 000 руб. ассигнациями. Император особо оговорил, чтобы фрейлине всю сумму выплатили полностью, без всяких вычетов. После решения вопроса, А.О. Россет оформила нотариально заверенную доверенность на «дворового человека» своего жениха, который и получил в кассе Кабинета 12 000 руб. для своей хозяйки. РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 151. Лл. 2–8 // О выдаче по Высочайшему за Собственноручным Его Императорского Величества, подписавшем секретный Указ, последовавшему Кабинету 5 октября 1831 г. – фрейлине Ея Величества Государыни Императрицы Александры Россети, 12 000 руб. ассигнациями на приданое.

620 Коковцов В.Н. Указ. соч. С. 78.

621 Там же. С. 81.

622 Там же. С. 239.

623 Персональный список тех, кто пользовался этими секретными милостями императора не может не вызывать вопросов. То, что с 12 января 1842 г. выплачивалась пенсия (285 руб. 71 коп. сер. в год) «жене и трем дочерям майора Сергея Глинки до смерти последней из них» и «сыну умершего писателя Козлова» (285 руб.) – это понятно. Это представители «творческой интеллигенции». Вместе с тем, с 1842 г. выплачивались пенсии некой «девице Герасимовой, дочери титулярного советника» (по 38 руб. в год) и «девице Вейсман до замужества, а если не вступит в брак то по смерть» (107 руб. в год). Почему так повезло «девицам» неизвестно. Были ли это заслуги их отцов (об этом, как правило, упоминалось), или их собственные «незатейливые услуги» брутальному императору, мы можем только предполагать.

624 Вдове подполковника Фессель (500 руб. в год) и танцовщице Богдановой (700 руб. в год).

625 Письма П.И. Чайковского К.П. Победоносцеву // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 219.

626 Невежин П.М. Воспоминания об А.Н. Островском // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 220.

627 РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 147. Л. 1 //Дело по Высочайшему секретному повелению, объявленному г-м Товарищем Начальника Главного Штаба о Всемилостивейшем пожаловании женам и матерям некоторых Государственных Преступников 3500 рублей ассигнациями. 1829.

628 РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 180. Л. 3 // Об отпуске пожалованных в пособие женам и матери Государственных Преступников 643 р. 50 к. 1852.

629 РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 199. Л. 2 // Об отпуске пожалованных в пособие женам и матери Государственных Преступников. 1862.

630 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. Т. 2.1865–1876. М., 1961. С. 206.

631 Там же. С. 259.

632 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 159.

633 Там же.

634 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 155.

635 РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д. 26. Лл. 1–5 // Записка о долгах А.В. Адлербера. 1883.

636 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 402.

637 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 160.

638 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 193.

639 Там же. С. 125.

640 Там же.

641 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (214/2712). Д. 141. Л. 8 // Адлерберг Евгения Николаевна, графиня. 1911.

642 Видимо Витте имел в виду Георгия Антоновича Скалона (1847–1914), генерал-адъютанта (1903 г.) и генерала от кавалерии (1906 г.). С 1897 г. тот командовал 1-й бригадой 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, в которую входили «Кавалергардский Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны и лейб-гвардии Конный Его Величества» полки. Это был «не чужой» для царской семьи человек, поэтому, по утверждению С.Ю. Витте, колоссальную ссуду выдали «в нарушении устава банка».

643 Витте С.Ю. Из «Воспоминаний» // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 273.

644 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 298.

645 Бажанов Василий Борисович (1800–1883) – профессор богословия Петербургского университета, протоприсвитер и член Синода, духовник Императорской фамилии с 1848 г., законоучитель Александра II.

646 РГИА. Ф. 472. Оп. 39. (223/2732). Д. 133. Л. 1 // О пожаловании духовнику Бажанову негласным образом 20 тыс. руб. на уплату долгов сына его штабс-капитана Бажанова. 1861.

647 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 318 // О предоставлении французскому консулу в Санкт-Петербурге 101 000 р. на производство расхода по предмету, лично известному Его Императорскому Величеству. 1900.

648 РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д. 36. Л. 1 // О ходатайстве госпожи Бланшар. 1911.

649 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 46 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

650 Богданович А. Указ. соч. С. 125.

651 Там же. Л. 99.

652 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1447. Л. 14 // Об увеличении размеров отпускаемой из Кабинета субсидий для княгини Юрьевской Е.М. и ее детей. 1900.

653 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 1 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

654 Там же. Л. 33.

655 Там же.

656 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 37 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

657 Пересылая «памятные книжки» начальнику Канцелярии Министерства Императорского двора ген. А.А. Мосолову, библиотекарь Щеглов счел необходимым обратить внимание генерала на «запись кануна рокового дня»: «28 февраля. Суббота. Встал в 8. в 9 (преб.) к обед, преобгц. с К. 3 дет. Саша и 2 и Влад. До 1/2 И кофе в запаси. Работал один. Прощался с Вердером и Дондуковым. В 11 доклад Милютина, Гирса и Лориса. 3 важных ареста, в том числе Желябова. В 1 завтрак у К. с детьми. Работал. В '/₄ кофе. В Летн. пешк. Приятно в санях у Сани и Миши. В 4 дома. У К. до '/, 5 отдыхал. В 7 обед у К. с К. и Vava до 1/2 12. лег в 1». У «К» – это у Екатерины Долгоруковой.

658 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 37 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

659 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 52 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

660 Там же. Л. 65.

661 Там же. Л. 68.

662 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 73 // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

663 Там же. Л. 93.

664 Охотников Владимир Николаевич (1847—?) – действительный статский советник, шталмейстер, сенатор, член Государственного совета.

665 РГИА. Ф. 472. Оп. 40 (194/2682). Д. 58. Л. 114 об. // О Светлейшей Княгине Юрьевской и ее дочери княгине Барятинской. 1904–1910.

666 Богданович А. Указ. соч. С. 131.

667 РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (215/2713). Д. 68. Л. 1 // С высочайшими повелениями Его Императорского Величества о предоставлении денежных сумм на известный Его Величеству предмет и о возвращении Его Величеством 70 000 руб. для записи на приход по суммам Его Величества. 1912 г.

668 Там же. Л. 5.

669 РГИА. Ф. 525. On. 1 (200/2688). Д. 62. Л. 61 // С описью особых дел Канцелярии Ея Величества. 1899–1912.

670 Там же. Л. 32.

671 Там же. Л. 61.

672 Коковцов В.Н. Указ. соч. С. 154.

673 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 206.

674 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 299.

675 Там же. С. 300.

676 Там же. С. 299.

677 Танеева АЛ. Указ. соч. С. 43.

678 «Доктору Лычковскому за исполнение исследований в связи с болезнью Его Императорского Высочества 500 руб.»; «По счетам Мальма за медицинские принадлежности 60 руб. 50 коп»; «Хирургические предметы, счет Шаплыгина 40 руб.». См.: РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 32. Л. 5 // За 1916 г. Отчеты по суммам б. великого князя Алексея Николаевича.

679 «Лейб-хирургу Федорову за 11 визитов 550 руб.»; «Почетному лейб-отиатру доктору медицины Полякову за 19 визитов 950 руб.»; «Зубному врачу Кострицкому за лечение и возмещение путевых расходов ¹/в часть 116 руб. 66 коп.»; «Медицинский предмет, счет Рейнигера 38 руб.»; «Жалованье: почетному лейб-хи-рургу Деревенко 500 руб. и почетному лейб-медику Острогорскому 100 руб.».

680 Горничные – Елизавета Элисберг и Анна Уткина по 600 руб. в год.

681 Лакеи первого разряда – Александр Сипович и Яков Шамов по 600 руб. в год.

682 Трем чернорабочим – Михаил Карпов, Матвей Чижиков и Петр Боткин по 300 руб. в год.

683 «Дядька» наследника А.Е. Деревенко в 1910 г. получал по 120 руб. в год.

684 РГИА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 32. Л. 25 // За 1916 г. Отчеты по суммам б. великого князя Алексея Николаевича.

685 Дневник Государственного секретаря А.А. Половцева. Т. 1. 1883–1886. М., 1966. С. 140.

686 Танеева АЛ. Указ соч. С. 55.

687 Великий князь Сергей Александрович: биографические материалы. Кн. 1: 1857–1877. М., 2006. С. 258.

688 ВооресЙ. Последняя великая княгиня. СПб., 2003. С. 216.

689 Епанчин ИЛ. На службе трех императоров // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 208.

690 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 гг.). М., 2005. С. 40.

691 Там же. С. 45.

692 Танеева АЛ. Указ. соч. С. 45.

693 РГИА. Ф. 525. On. 1 (198/2686). Д. 23. Л. 11 // Об уплате по счетам заграничных фирм. 1897.

694 Там же. Л. 117.

695 Корф М. Записки. М., 2003. С. 496.

696 Там же. С. 254.

697 Там же. С. 106.

698 OP РНБ. Ф. 650. Д. 1069. Л. 12 // Гардеробные суммы за 1833–1835 гг.

699 В 1835 г. Николай Павлович сначала оплатил купленную для императрицы в Английском магазине материю (40 руб.), затем изготовленную белошвейкой Жаксон «вставку для платья» (108 руб.). С 1835 г. Николай I начал дарить к праздникам «дамские уборы» своим старшим дочерям Марии и Ольге. В 1836 г. подарков для женской половины семьи было куплено на 4167 руб. 60 коп. («разные дамские уборы», «разные головные уборы», «разные платья для Ее Величества»). В 1839 г. для императрицы в Берлине за 400 талеров (1318 руб. ассигнациями) были приобретены «золотые головные уборы». ОР РНБ Ф. 650. Д. 1071. Л. 21 // Книга гардеробной суммы 1838–1842 гг.

700 В мае 1834 г. Николай Павлович оплатил (1400 руб.) «бархатное платье, шитое золотом», которое императрица попросила приобрести для фрейлины Султелен. Видимо, это был прощальный подарок фрейлине, поскольку с 1835 г. покупками для императрицы стала ведать камер-фрау Клюгель, приехавшая из Германии с императрицей еще в 1817 г. Тогда же в магазине был взят «по повелению Его Величества, один верховой хлыстик для княгини Юсуповой» за 185 руб. В 1839 г. очередной «хлыстик» обошелся царю уже в 1200 руб.

701 ОР РНБ Ф. 650. Д. 1071. Л. 28 об. // Книга гардеробной суммы 1838–1842 гг.

702 Епанчин Н.А. На службе трех императоров // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 202.

703 _{ор рнБ ф 1000 0п} 2. д. 672. Л. 204 // Кривенко B.C. В Министерстве двора. Мемуары. 1876–1896.

704 Витте С.Ю. Воспоминания // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 280.

705 Там же. С. 280.

706 Кшесинская М.Ф. Из «Воспоминаний» // Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 25.

707 Там же. С. 32.

708 Там же. С. 29.

709 Буксгевден С. Указ. соч. С. 143.

710 Саблин Н. Указ. соч. С. 151.

711 Там же. С. 170.

712 Буксгевден С. Указ. соч. С. 252.

713 Романова М. Указ. соч. С. 94.

714 Воловик О. Великая княгиня Александра Павловна. Семья. Жизнь. Судьба. Память. Будапешт – М., 2005. С. 196.

715 ПСЗРИ. 2-е изд. Т. 14. (1839). № 12502. 2 июля.

716 ПСЗРИ. 2-е изд. Т. 20. (1845). № 18206.

717 РГИА. Ф. 482. Оп. 8. Д. 335. Л. 9 // Отчеты по депозитам Дворцовых управлений. 1915.

718 РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д.16 // Брачный договор по вступлению в брак Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Николаевича с Ея Высочеством Княжною Милицею Николаевною. 12 августа 1889.

719 РГИА. Ф. 525. Оп. 1.(196/2684). Д. 47. Л. 3 // Брачный договор Ее Императорского Величества. 1895 г.

720 Там же. Л. 8.

721 РГИА. Ф. 468. Оп. 14. Д. 645 // Об образовании особого совещания для выяснения некоторых вопросов, касающихся проекта брачного договора Ея Императорского Высочества великой княжны Ольги Александровны и принца Петра Александровича Ольденбургского. 1901.

722 ПСЗРИ. Изд. 1. Т. XXIV. 1796–1798. № 17906. 5 апреля. Учреждение об Императорской фамилии.

723 Пахомова-Грейс В. Адини и ее приданное // Наше наследие. 2000. № 5. С. 41.

724 ПСЗРИ. Изд. 3. Т. VI. 1886. № 3851. 2 июля. Высочайше утвержденное Положение об Императорской фамилии.

725 Романова М. Указ. соч. С. 135.

726 Александры Греческой.

727 Великий князь Павел Александрович.

728 Великий князь Сергей Александрович.

729 Великая княгиня Елизавета Федоровна.

730 Романова М. Указ. соч. С. 135.

731 Там же. С. 136.

732 РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 1265. Лл. 3,4 // Ведомость о вещах приготовленных для Ея Императорского Высочества Великой Княжны Александры Павловны.

733 Пахомова-Грейс В. Указ. соч. С. 42.

734 В Списке поставщиков зафиксирована Любовь Погребова, поставщик шелковых и мебельных материй с 1867 г.

735 Пахомова-Грейс В. Указ. соч. С. 43.

736 Там же. С. 45.

737 Там же. С. 45.

738 РГИА. Ф. 468. On. 43. Д. 1013. Л. 2–3 // Справка о расходах, произведенных по случаю бракосочетания великих князей. 1896.

739 ВооресЙ. Последняя великая княгиня. СПб., 2003. С. 221.

740 Решение об использовании бриллиантового «эполета» с камзола Павла I (№ 50 по описи 1865 г.) было принято заведующим Кабинетом 18 октября 1884 г.

741 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1027. № 369 // Книга Императорским регалиям, коронным бриллиантовым вещам каменьям и жемчугам.

742 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1013. Л. 3 // Справка о расходах, произведенных по случаю бракосочетания Великих Князей. 1896.

743 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1361. Л. 5 // О расходах по случаю бракосочетания Великой Княжны Ирины Александровны. 1914.

744 Буксгевден С. Указ. соч. С. 67.

745 РГИА. Ф. 476. On. 1. Д. 46. Л. 20 // О распоряжениях и расходах по бракосочетанию Его Императорского Величества Государя Императора Николая Александровича. 1894.

746 См. подроднее: Девятое С.В., Жиляев В.И., Зимин И.В. [и др.]. Медицина и императорская власть в России. Здоровье императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России в XIX – начале XX веков. М., 2008. С. 173.

747 РГИА. Ф. 476. On. 1. Д. 46. Л. 24 // О распоряжениях и расходах по бракосочетанию Его Императорского Величества Государя Императора Николая Александровича. 1894.

748 Буксгевден С. Указ. соч. С. 56.

749 Шамбо Иван Павлович (1783–1848) – тайный советник, секретарь Императрицы Александры Федоровны с 1814 г. по 1848 г. Вместе с Прусской принцессой Луизой (Александрой Федоровной) прибыл в Россию в 1817 г. Преподавал немецкий язык будущему Александру II.

750 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 4. Л. 3 // О покупке приданого для Цесаревны Марии Александровны. 1840–1841.

751 Из Государственного казначейства было отпущено: 29 ноября

1840 г. 20 000 руб. сер.; 1 марта 1841 г. – 40 000 руб. сер.; 10 мая

1841 г. – 40 000 руб.

752 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 4. Л. 22 // О покупке приданого для Цесаревны Марии Александровны. 1840–1841.

753 Там же. Л. 31.

754 РГИА. Ф. 524. On. 1. Д. 4. Л. 109 // О покупке приданого для Цесаревны Марии Александровны. 1840–1841.

755 На 24 ноября 1866 г. на приданное было потрачено: 47 636 руб. 51 коп., уплаченных по 36 счетам. Кроме этого, оставалось на эти же цели 2870 руб. 65 коп., выданных Министерством Императорского двора и 3000 руб. серебром, что составляло около 54 000 руб. сер. См.: РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 726. Л. 55 // Уплаченные подлинные счеты по изготовлению приданного для Ея Императорского Высочества Государыни Цесаревны и Великой Княжны Марии Федоровны. 1867.

756 Там же. Л. 18.

757 Там же. Л. 96. Счет от 5 ноября 1866 г.

758 Там же. Л. 72.

759 Там же. Л. 81.

760 Там же. Л. 68.

761 Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 190.

762 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 726. Л. 5 // Уплаченные подлинные счеты по изготовлению приданого для Ея Императорского Высочества Государыни Цесаревны и Великой Княжны Марии Федоровны. 1867.

763 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 726. Л. 85 // Уплаченные подлинные счеты по изготовлению приданного для Ея Императорского Высочества Государыни Цесаревны и Великой Княжны Марии Федоровны. 1867.

764 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 292.

765 Из альбомов императрицы Александры Федоровны //Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 41.

766 Дараган П.М. Из воспоминаний камер-пажа. 1817–1819 // Николай Первый и его время. Т. 2. М., 2000. С. 7.

767 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 293.

768 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 2. Л. 1 // Список вещей принадлежавших Цесаревне Марии Федоровне. 22 ноября 1866.

769 Кузнецова Л.K. Указ. соч. С. 319.

770 Там же.

771 Саблин Н. Указ. соч. С. 79.

772 Романовы. Подвиг во имя любви / Сост. В.П.Долматов, Л.А. Лыкова. М., 2010. С. 324.

773 Из альбомов императрицы Александры Федоровны. С. 144.

774 Там же.

775 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 294.

776 Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С.192.

777 Великий князь Сергей Александрович: Биографические материалы. Кн. 1: 1857–1877. М., 2006. С. 209.

778 Александр Михайлович. Книга Воспоминаний. М., 2008. С. 140.

779 Великий князь ошибся. Для невест в Малахитовом зале ставили туалетный прибор Анны Иоанновны, который по сей день хранится в Государственном Эрмитаже.

780 Романова М. Указ. соч. С. 113.

781 Там же.

782 Там же.

783 Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 2008. С. 141.

784 Романова М. Указ. соч. С. 115.

785 Там же. С. 116.

786 Там же. С. 117.

787 РГИА. Ф. 476. On. 1. Д. 46. Л. 23 // О распоряжениях и расходах по бракосочетанию Его Императорского Величества Государя Императора Николая Александровича. 1894.

788 Романова М. Указ. соч. С. 50.

789 РГИА. Ф. 475. On. 1. Д. 601. Л. 54. // О расходах по приготовлению в императорском Зимнем дворце комнат и других расходах, вызываемых бракосочетанием наследника цесаревича с принцессою Алисою и великого князя Александра Михайловича с великою княжною Кениею Александровной. 13 апреля 1894 – 15 февраля 1896 гг.

790 Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. С. 296.

791 Там же. С. 290.

792 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 2. Л. 1 // Список вещей, принадлежавших Цесаревне Марии Федоровне. 22 ноября 1866.

793 Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С.232.

794 Там же. С. 205.

795 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. Т. 2.1865–1876. М., 1961. С. 224.

796 Феоктистов Е.М. За кулисами политики. 1848–1914. М.,2001. С. 194.

¹⁹¹ Милютин ДА. Дневник. 1873–1875. М., 2008. С. 206.

798 РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д. 108. Л. 1 // Долговая расписка Николая Николаевича. 1888.

799 Богданович А. Указ. соч. С. 113.

800 Там же.

801 Барятинский Анатолий Иванович (1820–1881) – князь, участник обороны Севастополя, с 1860 г. генерал-лейтенант, командир лейб-гвардии Преображенского полка, с 1866 г. – генерал-адъютант, с 1867 г. – генерал-лейтенант.

802 Феоктистов ЕМ. Указ. соч. С. 193–194.

803 Там же. С. 196.

804 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. Т. 2.1865–1876. М., 1961. С. 197.

805 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 160.

806 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. Т.2.1865–1876.М., 1961. С. 220.

807 Куликов С.В. Придворный штат и частное предпринимательство в начале XX в. // Страницы русской истории. СПб., 2004.

808 OP РНБ. Ф. 1000.Оп. 2. Д. 672. Л. 82 // Кривенко B.C. В Министерстве двора. Мемуары. 1876–1896.

809 Кривенко B.C. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб., 2006. С. 179.

810 OP РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 672. Л. 82 // Кривенко B.C. В Министерстве двора. Мемуары. 1876–1896.

811 Куликов С.В. Придворный штат и частное предпринимательство в начале XX в. // Страницы русской истории. СПб., 2004.

812 Коковцов В.Н. Указ. соч. С. 79.

813 Мосолов А. Указ. соч. С. 60.

814 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. С. 295.

815 Безобразов Александр Михайлович (1855–1931) – действительный статский советник (1898 г.). Член Особого комитета по делам Дальнего Востока (1903–1905 гг.), статс-секретарь его величества (1903–1917 гг.).

816 Мосолов А. Указ. соч. С. 110.

817 Коковцов В.Н. Указ. соч. С. 47–48.

818 Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 2008. С. 212–214.

819 ГАРФ. Ф. 642. On. 1. Д. 3001. Л. 216–218.

820 Григорович И.К. Воспоминания бывшего морского министра. СПб., 1993. С. 71.

821 Саблин Н. Указ. соч. С. 270.

822 Кшесинская М. Ф. Воспоминания. М., 1992. С. 180.

823 Кшесинская М. Ф. Воспоминания. М., 1992. С. 183.

824 Романова М. Указ. соч. С. 315.

825 Романова М. Указ. соч. С. 333.

826 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М., 2001. С. 385.

827 Там же.

828 Александр Петрович Ольденбургский.

829 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 176.

830 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 27.

831 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 355.

832 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 315.

833 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 34.

834 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 49.

835 Керенский А.Ф. Княгиня Палей. Царская семья и Временное правительство. Махачкала. 1991. С. 3.

836 Вестник. № 5(51). 10(23) марта

837 Партия конституционных демократов.

838 После Октябрьского переворота 1917 г. Ф.А. Головин являлся сотрудником различных советских госучреждений. Видимо, в 1937 г. расстрелян по обвинению в принадлежности к «антисоветской организации».

839 Мстиславский С.Д. 1917. Арест Николая II. М., 1926. С. 8.

840 Мстиславский С Д. 1917. Указ. соч. С. 19.

841 Мстиславский С Д. 1917. Указ. соч. С. 29.

842 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 221.

843 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1683. Л. 1 // Переписка об образовании Комиссии для выяснения порядка перечисления в доход Государственного казначейства денежных капиталов, принадлежащих Кабинету согласно постановлению Временного правительства. 1917.

844 К. Р. Великий князь Константин Романов. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М., 1998. С. 114.

845 Реплика В. Ланового в фильме «Полосатый рейс».

846 Цит. по: Романов А. В. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 260.

847 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М., 2001. С. 223.

848 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М., 2001. С. 256.

849 Журналы заседаний Временного правительства. Май – июнь 1917 года. Т. 2. М., 2002. С. 330.

850 Журналы заседаний Временного правительства. Сентябрь-октябрь 1917 года. Т. 4. М.,2004. С. 69.

851 Журналы заседаний Временного правительства. Июль-август 1917 года. Т. 3. М., 2004. С. 296.

852 Журналы заседаний Временного правительства. Май – июнь 1917 года. Т. 2. М., 2002. С. 215.

853 Журналы заседаний Временного правительства. Июль-август 1917 года. Т. 3. М., 2004. С. 251.

854 Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 230–231.

855 Романова М. Указ. соч. С. 346.

856 Князь Феликс Юсупов. Мемуары. М., 2000. С. 232.

857 Князь Феликс Юсупов. Мемуары. С. 280.

858 Князь Феликс Юсупов. Мемуары. С. 235.

859 Романова М. Указ. соч. С. 355.

860 Романова М. Указ. соч. С. 355.

861 Цит. по: Романов А.В. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 36.

862 Романов А.В. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 36.

863 Фаберже и петербургские ювелиры. СПб., 1997. С. 507–509.

864 Кузнецов В.В. По следам царского золота. СПб., 2003. С. 426.

865 Декреты Советской власти. Т. VII. М.,1974. С. 81.

866 Журналы заседаний Временного правительства. Март-апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 66.

867 Сироткин В. Указ. соч. С. 51.

868 Официальная отставка В.Б. Фредерикса последовала решением Временного правительства от 28 марта 1917 г. См.: Журналы заседаний Временного правительства. Март – апрель 1917 года. Т. 1. М.,2001. С. 188.

869 Собрание узаконений. 1917. № 77. 8 апреля. Ст. 439.

870 Бенкендорф Павел Константинович (1853–1921) – граф, генерал-адъютант, генерал от кавалерии, обер-гофмаршал Императорского двора (1893–1917), принадлежал к ближайшему окружению Николая II. Оставил мемуары, написанные летом 1919 г.

871 Боханов А.Н. Святая царица. М., 2006. С. 30.

872 Пасхальные яйца для семьи и друзей.

873 Все мундиры Николая II и многочисленныяе платья Александры Федоровны, которые сегодня экспонируются на различных выставках, в 1917 г. были переданы в кладовые Кабинета, как личная собственность императорской четы.

874 К 14 ноября 1894 г. император Александр III был похоронен, однако подарок был действительно «от родителей» поскольку его начали готовить еще в апреле 1894 г.

875 Журналы заседаний Временного правительства. Июль-август 1917 года. Т. 3. М., 2004. С. 296.

876 Романов А.В. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 33.

877 РГИА. Ф. 468. Оп. 44. Д. 1410. Л. 5. Л. 1 // О принятии из бывших учреждений Министерства двора на хранение в Камеральную часть разных ценных вещей, составляющих собственность бывшего Императора и Императрицы. 1917 г.

878 Там же.

879 Пасхальное яйцо «Московский Кремль» было подарено императрице Александре Федоровне на Пасху 1906 г.

880 рриА. Ф. 525. Оп. 3. Д. 535. Л. 338 // Денежные документы по суммам государя императора. Январь 1917 – март 1918 г.

881 Там же. Л. 360.

882 Там же. Л. 370.

883 Там же. Л. 343.

884 Там же. Л. 349.

885 Там же. Л. 351.

886 Там же. Л. 341.

887 Там же. Л. 342.

888 Там же. Л. 376.

889 Там же. Л. 346.

890 На основании ст. 174. и 182 «Учреждения об Императорской фамилии» и Высочайшего повеления 25 октября 1915 г.

891 РГИА. Ф. 525. Оп. 3(3\2). Д. 190\591. Л. 3 // Заграничные капиталы. 1905.

892 Там же. Л. 325.

893 Этот капитал сформировали во время Русско-турецкой войны 1877-78 гг., когда наследник Александр Александрович (Александр III) командовал Ругцукским отрядом.

894 РГИА. Ф. 544. Оп. 2. Д. 501. Л. 1 // Ведомости о капиталах, принадлежащих бывшей императрице Марии Федоровне. 1918.

895 Журналы заседаний Временного правительства. Июль-август 1917 года. Т. 3. М., 2004. С. 296.

896 РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 1684. Л. 2 // Сообщение комиссара Временного правительства, об образовании Комиссии по разграничению государственного и лично принадлежащего б. императорской семье имущества. 20 октября 1917 г.

897 Дача принадлежала Ксении Александровне и великому князю Александру Михайловичу.

898 Князь Феликс Юсупов. Мемуары. М., 2000. С. 235.

899 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 178.

900 Там же. С. 179.

901 Там же. С. 199.

902 Там же. С. 182.

903 Цит. по: Романов А.В. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 280.

904 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 216.

905 Там же. С. 219.

906 Кшесинская М.Ф. Воспоминания. М., 1992. С. 228.

907 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 256.

908 Там же. С. 498.

909 Барк Петр Львович (1869–1937) – тайный советник, министр финансов и Главноначальствующий Отдельного корпуса пограничной стражи (30 января 1914–1917 гг.), член Государственного совета, масон в 1915–1916 гг., после 1918 г. жил в Лондоне, директор одного из лондонских банков.

910 В мемуарах камер-казака Т.К. Ящика, со ссылкой на датские источники, указывается, что по предварительной оценке, сделанной бывшим министром финансов П.Л. Барком, стоимость драгоценностей из шкатулки Марии Федоровны составляла около 500 000 фунтов стерлингов. Однако сестрам было выплачено только 100 000, причем на долю Ксении Александровны пришлось ³/₅ этой суммы, а Ольге Александровне только ²/_у Ольга Александровна, которая последние годы жизни матери взяла все заботы о ней на себя, самоотверженно ухаживая за тяжело больной престарелой императрицей, была, естественно, обижена на мать и сестру (которая все эти годы жила в Англии с детьми), но не стала протестовать. Значительная часть уникальных ювелирных изделий в итоге были приобретены английской королевской семьей. Ящик Т.К. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака. СПб., 2004. С. 176.

911 Карл Болин в 1839 г. получил звание придворного ювелира, которое сохранялось до его смерти в 1864 г. Он являлся с 1851 по 1864 г. оценщиком Кабинета Е.И.В.

912 Брейтфус Людвиг (1820–1868) – оценщик Кабинета Е.И.В. с 1851 г., придворный ювелир с 1859 г.

913 Зефтинген Леопольд Карлович (1821–1888) – поставщик Императорского двора с 1859 г. С 1869 г. – ювелир Ее Императорского Величества. С 1861 г. – оценщик Кабинета Е.И.В.

914 Терминологию и особенности стилистики мы сохраняем, только принятое в 1865 г. «брильянт» мы заменяем современным «бриллиант».

915 Кузнецов В.В. По следам царского золота. СПб., 2003. С. 248.

916 Материальная помощь оказывалась тайно, поскольку Дания в это время вступила на путь установления дипломатических отношений с Советской Россией.

917 Ильин И., Семенова Н. Проданные сокровища России. М., 2000. С. 29.

918 Маргарита Хитрово.

919 Фрейлина Анастасия Гендрикова.

920 Последние дневники императрицы Александры Федоровны: февраль 1917 г. – 16 июля 1918 г. Новосибирск, 1999. Электронная версия.

921 Нагорный Климентий Григорьевич (7-1918) – матрос Гвардейского экипажа, дядька Наследника, из украинских крестьян. Убит большевиками в окрестностях Екатеринбурга вместе с лакеем Иваном Седневым. Канонизирован.

922 Там же.

923 Соколов Н.А. Убийство царской семьи: Материалы следствия. М., 2003. С. 169.

924 Там же. С. 168.

925 Там же. С. 169.

926 Там же. С. 337.

927 П. Жильяр, сопровождавший царских детей, записал в дневнике: «Мы прибыли в Екатеринбург ночью, и поезд остановился на некотором расстоянии от вокзала. Утром, около девяти часов, несколько извозчиков встали вдоль нашего поезда, и я увидел каких-то четырех человек, направляющихся к вагону детей. Прошло несколько минут, после чего приставленный к Алексею Николаевичу матрос Нагорный прошел мимо моего окна, неся маленького больного, за ним шли великие княжны, нагруженные чемоданами и мелкими вещами. Я захотел выйти, но часовой грубо оттолкнул меня в вагон. Я вернулся к окну. Татьяна Николаевна шла последней, неся свою собачку, и с большим трудом тащила тяжелый чемодан. Шел дождь, и я видел, как она при каждом шаге вязла в грязи. Нагорный хотел прийти ей на помощь – его с силой оттолкнул один из комиссаров… Несколько мгновений спустя извозчики отъезжали, увозя детей по направлению к городу».

928 Соколов Н.А. Указ. соч. С. 225.

929 Николай II записал в дневнике: «После короткой прогулки зашли с ком<ендантом> Авдеевым в сарай, в кот<орый> свезен весь наш большой багаж. Осмотр некоторых открываемых сундуков продолжался […]».

930 Соколов Н.А. Указ. соч. С. 201.

931 Цит. по: Кузнецов В.В. По следам царского золота. СПб., 2003. С. 247.

932 Последние дневники императрицы Александры Федоровны: февраль 1917 г. – 16 июля 1918 г. Новосибирск. 1999. Электронная версия.

933 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 236.

934 Из воспоминаний Я. Юровского (1934 г.): «Когда унесли первые трупы, то мне, точно не помню кто, сказал, что кто-то присвоил себе какие-то ценности. Тогда я понял, что, очевидно, в вещах, ими принесенных, имелись ценности. Я сейчас же приостановил переноску, собрал людей и потребовал сдать взятые ценности. После некоторого запирательства двое, взявших их ценности, вернули. Пригрозив расстрелом тем, кто будет мародерствовать, этих двоих отстранил и сопровождать переноску трупов поручил, насколько помню, тов. Никулину, предупредив о наличии у расстрелянных ценностей. Собрав предварительно все, что оказалось в тех или иных вещах, которые были ими захвачены, а также и сами вещи, отправил в комендатуру».

935 Соколов Н.А. Указ. соч. С. 354.

936 Там же. С. 369.

937 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 236.

938 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 265.

939 Соколов Н.А. Указ. соч. С. 361.

940 Там же. С. 376.

941 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 287.

942 Из воспоминаний П.З. Ермакова: «Тогда я велел всех раздеть, чтобы одежду сжечь, и так было сделано. Когда стали снимать с них платья, то у «самой» и дочерей были найдены медальоны, в которых вставлена голова Распутина. Дальше под платьями на теле были особо приспособленные лифчики двойные, подложена внутри материала вата и где были уложены драгоценные камни и прострочены. Это было у самой и четырех дочерей. Все это было штуками передано члену Уралсовета Юровскому».

943 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 279.

944 Романовы. Подвиг во имя любви. М., 2010. С. 280.

945 В ряде источников, к сожалению без архивных ссылок, этот список приведен. Кроме того, об этом же списке упоминает в своей книге и Уильям Кларк.

946 Кузнецов ВВ. По следам царского золота. СПб., 2003. С. 113–115.

947 Согласно описи в сумке хранилось: «15 разных флаконов и баночек; с серебряными крышками, одна из них двойная, 5 шт. с инициалами Т. И., 10 шт. (с инициалами) А. Ф.; 1 потайной фонарь; 1 серебряная ложка для лекарства; 1 серебряная дорожная чернильница; 1 спичечница; 1 рулетка; 1 градусник; 1 роговая коробочка; 1 пудреница; 1 правилка для перчаток; 1 зубная щетка; 1 пульверизатор; 1 туалетный тазик серебряный; 1 деревянный молоточек; 1 записная книжка (золотой карандаш сдан с золотыми вещами); 1 никелевая мыльница Т. И.; 1 спиртовка для нагревания щипцов Т. И.; 2 спиртовки без инициалов; 2 щетки для волос А. Ф.; 1 альбом для рукоделия; 1 расческа в футляре; 1 баночка для помады с автоматической подачей; 1 маникюр для ногтей; 2 туалетных прибора с 17 принадлежностями; 1 красная туфля; 1 бювар с бумагой и конвертами; 2 серебряные пряжки с эмалью и жемчугом; 1 ножичек металлический; 1 карандаш желтый и синий; 1 туалетная коробка серебряная, позолоченная, с гравировкой; 1 монограмма серебряная, вызолоченная, с орлом». Кузнецов В.В. По следам царского золота. СПб., 2003. С. 123.

948 ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 1109. Л. 8.

949 Соколов Н.А. Указ. соч. С. 467.

950 Из протокола допроса Мажанс Паулины Касперовны оперуполномоченным 8-го отделения ПП ОГПУ гор. Тобольска 31 октября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993.

951 Письмо Малецкого к тов. Юренсу от 27 декабря 1931 г. См.: Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993.

952 Из характеристики ПП ОГПУ по Уралу на хранителей царских ценностей, подлежащих заключению под стражу. Дата не установлена. См.: Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993.

953 Из протокола допроса Корнилова Василия Михайловича оперуполномоченным 8 отделения ЭКО ПП ОГПУ по Уралу Маскевичем о царских ценностях. 11 ноября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993.

954 Спецзаписка экономического отдела ПП ОГПУ по Уралу заместителю председателя ОГПУ т. Ягоде об изъятии царских ценностей в г. Тобольске. Не ранее 20 ноября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

955 Из характеристики ПП ОГПУ по Уралу на хранителей царских ценностей, подлежащих заключению под стражу. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

956 Из протокола допроса Мажанс Паулины Касперовны оперуполномоченным 8 отделения ПП ОГПУ гор. Тобольска. 31 октября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

957 Из характеристики ПП ОГПУ по Свердловской области на хранителей царских ценностей. Август 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

958 Протокол допроса Васильева Александра Алексеевича.

7 июля 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

959 Протокол допроса Васильева Александра Алексеевича.

8 августа 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

960 Протокол допроса обвиняемой Васильевой Лидии Ивановны. 28 августа 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

961 Из показаний Кирпичникова Александра Петровича. 9 ноября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

962 Дополнительные показания Кирпичникова Александра Петровича. 12 ноября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

963 Из характеристики ПП ОГПУ по Свердловской области на Кобылинскую Клавдию Михайловну. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

964 Дополнительные показания Кобылинской К.М. 29 марта 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

965 Протокол очной ставки проведенной между Кобылинской Клавдией Михайловной и Печекосом Константином Ивановичем. 13 апреля 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

966 Дополнительные показания Печекоса К.И. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

967 Акт проведенных мероприятий по розыску царских ценностей в г. Омске с 14 по 20 апреля 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

968 Протокол допроса Печекос Аниль Викентьевны. 26 мая 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

969 Продолжение показаний Печекос А. В. 31 мая 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

970 Протокол допроса Печекос А. В. 5 июня 1934 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

971 Из протокола допроса Мажанс Паулины Касперовны оперуполномоченным 8 отделения ПП ОГПУ гор. Тобольска. 31 октября 1933 г. См.: Алексеев В.В. Указ. соч.

972 Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993. С. 98.

973 Алексеев В.В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993. С. 95.

974 Цит. по: Ильин И., Семенова Н. Проданные сокровища России. М., 2000. С. 12–13.

975 Старцев В.И. Штурм Зимнего: документальный очерк. Л.,1987. С. 25–26.

976 РГИА. Ф. 475. Оп. 2. Д. 67. Л. 15. // Рапорта смотрителей Зимнего дворца и комнатного имущества и переписка о краже имущества. Сведения о повреждении имущества во время Октябрьского штурма зимнего дворца. 1917–1918.

977 Там же. Л. 45.

978 Старцев В.И. Указ соч. С. 105.

979 РГИА. Ф. 475. Оп. 2. Д. 67. Л. 3. // Рапорта смотрителей Зимнего дворца о кражах имущества, о повреждении во время Октябрьского штурма Зимнего дворца. 1917–1918.

980 Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2006. С. 221.

981 Джон Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1957. С. 98–99.

982 Там же. С. 98.

983 Там же. С. 99.

984 Там же. С. 100.

985 Цит. по: Ильин И., Семенова Н. Проданные сокровища России. М., 2000. С. 13.

986 Цит. по: Ильин И., Семенова Н. Указ соч. С. 13.

987 Цит. по: Ильин И., Семенова Н. Указ соч. С. 28.

988 Мальков П.Д. Записки коменданта Кремля. М., 1987. С. 141.

989 Цит. по: Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 33.

990 Базилевич Георгий Дмитриевич (1889–1939) – военный деятель, комкор (1935). Образование получил в Киевском военном училище (1910). Участник Первой мировой войны, к 1917 г. имел чин подполковника. В 1917 примкнул в РСДРП, меньшевик, а в октябре 1917 г. вступил в РСДРП(б). В марте 1918 вступил в Красную армию, командир Образцового советского отряда и член Высшей военной инспекции. В Гражданскую войну командовал воинскими соединениями в Красной армии, действующими на Северном Кавказе, участник обороны Царицына. В 1919 начальник 2-х Московских пехотных курсов комсостава. Командовал группами войска на Южном, Юго-Восточным и Кавказском фронтах. С февраля 1920 командующий войсками Донской области, в апреле – августе 1920 – Северо-Кавказского военного округа. Оказывал помощь органам ЧК в проведении политики расказачивания на Дону. В начале 1920-х гг. командовал специальными соединениями, в задачу которых входила конфискация ценностей, принадлежавших Императорской фамилии, церкви и частным лицам. В 1925–1931 командующий войсками Московского и Приволжского военного округа. С 1931 секретарь Комитета обороны СНК СССР. С 1937 депутат Верховного Совета СССР. С 1934 член Комиссии советского контроля при СНК СССР. В 1938 арестован. 12 марта 1939 приговорен к смертной казни. В 1955 реабилитирован.

991 Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 37.

992 Ферсман А. Воспоминания // Наука и жизнь. 1975. № 10. С. 36.

993 Цит. по: Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 38.

994 Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 40.

995 Ферсман А. История Алмазного фонда // Алмазный фонд. Вып. 1. М., 1924. С. 17.

996 Ферсман А. Указ соч. С. 24.

997 Ферсман А. Указ соч. С. 18.

998 ⁹/₁₀ снимков драгоценностей были сделаны фотографом И.И. Александровым и '/₉ снимков – П.А. Детиновым.

999 Ферсман А. Указ соч. С. 14.

1000 Ленин В.И. Поли. Собр. Соч. Изд. 5. Т. 51. С. 151.

1001 Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 42.

Ю02 ц_льин Ц_t Семенова Н. Указ соч. С. 45.

юоз ц_льин Ц_t Семенова Н. Указ соч. С. 50.

1004 ц_{ит по:} Илыш И., Семенова Н. Указ соч. С. 31.

1005 Базилевич Т.Д. Вековые сокровища бывших царей // Алмазный фонд. Вып. 1. М., 1924. С. 9.

Ю06 Юркевич А. Фамильная коллекция Фаберже // Антиквариат. 2009. № 12. С. 138.

¹⁰⁰⁷ Королевская филателистическая коллекция. Антиквариат 2010. № 4. с. 140–41.

loos РГИА. Ф. 525. Оп. 2(215\2713). Д. 181. Л. 1–3 // О предоставлении Ея Величеству образцов Российский почтовых марок (вып. 1910 г., 1911 г., 1912 г. и юбилейные). 1912.

1009 В августе 1912 г. в Петергоф были доставлены следующие марки: выпуск 1910 г. (по 1 экз.): марки номиналом в 1 коп., 2 коп., 3 коп., 4 коп., 7 коп., 10 коп., 14 коп., 15 коп., 25 коп., 35 коп., 50 коп., 70 коп. и 1 руб.; выпуск 1911 г. – 20 коп.; выпуск 1912 г. – 5 коп. Выпускаемые в 1913 г. юбилейные: 1 коп. (Петр I), 2 коп. (Александр II), 3 коп. (Александр III), 4 коп. (Петр I), 7 коп. (Николай II), 10 коп. (Николай II), 14 коп. (Екатерина II), 15 коп. (Николай I), 20 коп. (Александр I), 25 коп. (Алексей Михайлович), 35 коп. (Павел I), 50 коп. (Елизавета Петровна), 70 коп. (Михаил Федорович) и 1 руб. (Московский Кремль).

1010 Ильин Н., Семенова Н. Указ соч. С. 49.

1011 Ильин И., Семенова И. Указ соч. С. 50.

1012 Ильин И., Семенова И. Указ соч. С. 50.

1013 По мнению Ю. Буранова, «история продаж коронных драгоценностей на аукционах Западной Европы и США в 1920-х – начале 1930-х годов раскрыта еще далеко не полностью. Приведем лишь один пример. Академиком Ферсманом и его комиссией в 1924–1926 годах в описании драгоценностей («Алмазный фонд СССР») отмечено в 2 с лишним раза меньше алмазных диадем, чем их было на самом деле в «ящиках», отправленных в Москву в 1914–1917 годах». См.: Буранов Ю. Бриллиантовая комната // Родина. 2003. № 4.

1014 Заболзаева ТБ. Указ. соч. С. 28.

1015 цит по_: Допато М.Н. Указ. соч. С. 140.

1016 Там же.

1017 Скурлов В., Фаберже Т., Илюхин В.К. Фаберже и его продолжатели. Камнерезные фигурки «Русские типы». СПб., 2009. С. 117.

1018 Там же.

Оглавление

Введение

Законодательные и организационные основы материального обеспечения членов императорской фамилии

  Законы Российской империи о финансировании императорской семьи

  Бюджет Министерства Императорского двора

Императорские коронационные регалии и коронационный ритуал

  Формирование комплекса коронационных регалий

Камеральное отделение Кабинета Его Императорского Величества

  Хранители императорских регалий

  Алмазная мастерская Кабинета Е.И.В

  Череда Бриллиантовых комнат Зимнего дворца

  Кладовые Камерального отделения

    Кладовая № 1 (Бриллиантовая комната)

      Описи коронных бриллиантов

    Кладовая № 2 и что в ней хранилось

      Практика высочайших пожалований

      Высочайшие пожалования орденов

      Высочайшие подарки для путешествий

      Драгоценные камни

      «Меховая рухлядь» и иные изделия

    Кладовая № 3 для каменных изделий

  Галерея драгоценностей Императорского Эрмитажа

  Эвакуация ценностей Камерального отделения Кабинета Е.И.В. в 1914–1917 гг

Личные состояния российских императоров

  Формирование детских капиталов

  Бриллианты в пакетах

  Комнатные суммы российских императоров в XVIII в.

  Собственные суммы семьи Николая I

    Гардеробная сумма Николая I

  Собственные суммы семьи Александра II

    Капиталы императрицы Марии Александровны

  Собственные суммы семьи Александра III

    Капиталы императрицы Марии Федоровны

    Ювелирный альбом Марии Федоровны

  Собственные суммы семьи Николая II

    Ювелирный альбом Николая II

    Экономическая сумма императрицы Александры Федоровны

  Деньги российских императоров в европейских банках

    Английские деньги

    Французские деньги

    Германские деньги

    Недвижимость за границей

  Капиталы императорской семьи в 1914–1917 гг

Расходы императорской семьи

  Расходные статьи Кабинета Е.И.В

  Расходы детей

  Царский «shopping»

  Финансовая сторона высочайших браков

    Брачные контракты

    Подготовка приданого для дочерей российских императоров

  Бизнес при Императорском дворе

Собственность императорской семьи после Февральской революции 1917 г

  Большой передел…

  Капиталы семьи Николая II после Февральской революции

  Два года в Крыму (апрель 1917 г. – апрель 1919 г.)

  Последний год жизни семьи Николая II

Судьба «царского золота» на рубеже 1920-1930-х гг

  Монастырский след

  След священника о. Васильева

  След полковника Кобылинского

  След писаря А.П. Кирпичникова

Императорские регалии и коронные бриллианты после Октября 1917 г

Заключение

Словарь

Приложение № 1

Приложение № 2

Примечания

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно