Битва в ионосфере

Александр Бабакин
Битва в ионосфере

А. Бабакин

БИТВА В И ОНОСФЕРЕ

Журналистское расследование

трагедии и триумфа

отечественной загоризонтнои

радиолокационной

боевой системы

ЦЕЙХГАУЗ 2008

УДК 629 ББК 39.42 Б 89

Издательство «Цейхгауз» и автор книги выражают благодарность ЗАО «Национальное Радиотехническое Бюро» и лично доктору технических наук, профессору Приходько Виктору Владимировичу, кандидату технических наук Кузьминскому Александру Францевичу, Харину Андрею Степановичу за оказанную помощь при выпуске данного издания.

А . Бабакин

Б 89 Битва в ионосфере . Журналистское расследование трагедии и триумфа

отечественной загоризонтной радиолокационной боевой системы - М.: 000 «Издательство «Цейхгауз», 2008. — 384 с.

После Второй мировой войны знаменитый англичанин Уинстон Черчилль сказал, что радиолокация стала одним из величайших достижений человечества XX века. Открытие советским ученым Николаем Кабановым эффекта рассеяния земной поверхностью отражённых ионосферой коротких радиоволн, сделанное в 1947 году, позволило существенно расширить границы применения радиолокации. Он первым в мире показал потенциальную возможность ведения загоризонтной радиолокации, позволяющей обнаруживать цели на дальностях до нескольких тысяч километров. Однако долгие годы реализация научного открытия Кабанова оставалась неразрешимой технической задачей. Первыми дерзнули ее решить в начале 60-х годов минувшего столетия советские ученые Ефим Штырен, Василий Шамшин, Эфир Шустов и другие конструкторы. Создать же реальную боевую систему загоризонтной радиолокации, которая была способна обнаруживать старты баллистических ракет с ядерным оружием с территории США, удалось только в 70-х годах XX века коллективу учёных под руководством главного конструктора Франца Александровича Кузьминского. Однако из-за интриг в Минрадиопроме он незаслуженно был отстранён от работы. Ему не удалось доработать боевую систему ЗГРЛС. В начале 90-х годов разработчики и заказчики из Минобороны СССР-РФ подверглись необоснованным нападкам в советской, а затем в российской прессе. Они были обвинены в волюнтаризме и разбазаривании огромных бюджетных средств. Военный журналист подполковник Александр Бабакин еще в 1991 году в одной из публикаций опроверг эти обвинения. «Ветеран боевых действий», Лауреат премии союза журналистов Москвы, полковник запаса Александр Бабакин 18 лет вел расследование трагедии и триумфа отечественной загоризонтной локации. В документальной книге-расследовании даются ответы на многие вопросы противостояния между СССР-РФ и США в области создания систем предупреждения о ракетном нападении.

ISBN 978-5-9771-0091-5

Введение

На площади примерно в 10 гектаров в нескольких километрах от станции Горелово под Красным селом за трехметровым забором из железобетонных плит с колючей проволокой наверху размещались на позициях различные радиолокационные станции, зенитные ракетные комплексы, заглубленный из арочных железобетонных конструкций пункт управления всем этим довольно сложным хозяйством. Это был учебный полигон Ленинградского высшего военно-политического училища Войск ПВО страны. На нем мы - курсанты выпускного курса несли учебное боевое дежурство, сдавали зачеты. Так что было не до красот приближающейся ленинградской весны и не до увольнений в близкий прекрасный город. Наверное, в случае войны для перевода этой учебно-боевой техники в реальное боевое положение потребовалось бы пара часов, да еще несколько часов на подвоз от ближайшего технического дивизиона зенитного ракетного полка боевых ракет. Боевые расчеты из офицеров-преподавателей училища и курсантов. И как говорится, бей воздушного врага пока работают радары. И вот на этом полигоне курсантские подразделения сутками учились воевать с воздушным противником.

Предварительно всю сложную технику мы изучили на третьем и четвертом курсах на специальных предметах СК-1,СК-2, СК-3 СК-4. В просторечье это специальные курсы по тактике зенитно-ракетных, радиотехнических войск, их вооружению и оснащению. Все спецкурсы были секретными дисциплинами. На занятия под роспись мы получали прошнурованные и опечатанные сургучом толстые тетради. За время учебы не припомню такого случая, чтобы терялась такая тетрадь. Даже случайный ее вынос из секретного корпуса считался чрезвычайным происшествием. Курсанты-выпускники военно-политического училища, которым предстояло вскоре стать заместителями командиров радиолокационных рот по политической части в Войсках ПВО страны, пытались за последние месяцы добрать необходимые знания и навыков по работе на сложной технике, по управлению ротой в бою, по несению боевого дежурства.

И вот тогда ранней весной на том училищном полигоне впервые от преподавателя подполковника Владимира Сергеева услышали загадочные слова о том, что, может быть, в ближайшие годы придется переучиваться на такую технику, которая полностью изменит облик радиотехнических войск противовоздушной обороны страны. Уже создаются такие мощные радары, которые единым радиолокационным полем накроют не только наше государство, но и будут круглосуточно просматривать территорию США и других государств НАТО. Отпадет необходимость размещать по периметру государства буквально рядом с пограничными заставами тысячи отдельных радиолокационных рот с небольшими гарнизонами. Тогда мы с товарищами попытались разговорить нашего преподавателя. Он был таким человеком, который улыбкой, умным словом, нередко едким мужским юмором мог буквально притягивать к себе других. Была в нем какая-то искорка. Кроме того, отменный строевик, на котором как на картинке смотрелась военная форма, а не висела мешком, как на некоторых наших военных, он отлично знал радиолокационную технику. Да, и с нами курсантами подполковник Сергеев держался как-то, особенно, с душевной теплотой, понимая какие трудности ожидают 20 летних парней в войсках, да еще в отдельных радиолокационных ротах на окраинах нашей великой Родины. Возможно, что о загадочных локаторах он сказал ненароком. Да, в общем-то, ничего секретного и не было в его словах. Но тогда наши расспросы об этих, как мы поняли супер РАС, наш преподаватель по радиолокационному вооружению пресек в свойственной ему манере. Мол, ну ребятки захотели узнать государственную тайну, но так дело не пойдет. Скажу только, что опытная гигантская станция стоит под Николаевом. О ней даже уже писала зарубежная пресса. А вот, где возводятся боевые РАС, узнаете, когда получите назначения служить на них. Вот и весь сказ о загадочных радарах. Так тогда мы ничего и не узнали. А именно в тот период две боевые загоризонтные радиолокационные станции уже проходили государственные испытания и готовились стать на боевое дежурство в системе предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны. Уже тогда многие ученые, конструкторы, государственные деятели, военные в СССР считали, что наконец-то созданы надежные наземные радиолокационные вооружения, которые смогут поставить непреодолимый барьер для американских и прочих баллистических ракет с ядерной или иной начинкой. Но оказалось, что советские ученые и конструкторы в 60-80 годах прошлого века сделали только половину задуманного. Очень многие факторы помешали великую идею превратить в реальность.

Не ошибся, назвав загоризонтную локацию великой идеей русских. Ведь само по себе изобретение радио, радиолокации давно считается величайшим приоритетом того народа, который их создал. До сих пор идет в мире спор, кто в изобретении Радио был первым. Русский ученый и экспериментатор профессор Александр Степанович Попов, создавший в 1895 году первый в мире пригодный к использованию радиоприемник, но не получивший на свое изобретение патент, или итальянец Гульельмо Маркони? Он получил патент в 1897 году, но не на изобретение Радио, а на усовершенствование аппаратуры по передаче электрических импульсов на большее расстояние. Причем его устройство в основном повторяло радио Попова. Так кому из них отдать лавры первенства в этом выдающемся открытии, какому государству? Кто первый из землян изобрел и практически применил Радиолокацию, которая по своему значению стоит на одном уровне с изобретением Радио? Не случайно знаменитый премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль как-то уже в отставке после Второй Мировой войны заметил, что к величайшим достижениям человечества в военной области в XX веке относится изобретение радиолокации. Как известно, этот политический деятель просто так слова на ветер не бросал. Именно РЛС помогли англичанам выиграть воздушную битву с немцами и защитить страну от тотального уничтожения массированными бомбардировками. Локаторы засекали армады фашистских истребителей и бомбардировщиков на дальних подступах к островам. На перехват устремлялись английские истребители.

В период «холодной» войны СССР смог защитить свое воздушное пространство, прежде всего, то же с помощью радиолокаторов. В Москве на Вагоностроительном заводе в Лиано-зове, за пару лет, перепрофилированном в современный и мощный электромеханический оборонный гигант в предельно короткие сроки, было организовано массовое производство РАС П-20. Мощные локаторы, с десятками тысяч деталей и узлов делались на конвейере, как какие-то пистолеты, или автоматы, в которых сотня деталей. В месяц из заводских цехов выходило до 40 и более РАС. За своеобразное размещение лепестков антенны ей дали ласковое название «Ромашка». Этими электронными цветами за несколько лет были засеяны все границы СССР, подступы к крупным городам, стратегическим объектам. Неприхотливые, надежные РАС создали непробиваемое радиолокационное поле и сорвали безнаказанные полеты над территорией СССР иностранных самолетов-шпионов, и даже стратегических бомбардировщиков США.

Те же РАС П-20 и другие модификации помогли Индии в противостоянии с Пакистаном. «Ромашки» прикрыли радиолокационным колпаком страну от боевой пакистанской авиации. Индусы за неприхотливость и надежность их назвали русскими самоварами, которые, как известно, работают в любых условиях, только подливай воду, да жги сухие щепки. Электронно-механические русские «Ромашки» из Москвы безотказно месяцами работали в горах, джунглях, болотах и в других таких местах Индии, где РАС производства США, Франции, Италии быстро выходили из строя.

Решающую роль в предотвращении ракетно-ядерной войны сыграли и продолжают играть все те же радиолокаторы. Советская, а теперь российская система предупреждения о ракетном нападении (СПРН), состоящая из отдельных радиолокационных узлов, на тысячи километров мощными электромагнитными импульсами круглосуточно десятилетиями прощупывает воздушное и космическое пространство и тем самым блокирует запуски ракет с ядерными зарядами. Если такое не дай бог случится, то в считанные минуты информация о ядерной агрессии будет доведена военно-политическому руководству страны и последует команда на ответный ракетно-ядерный удар.

Можно еще немало приводить впечатляющих примеров использования РЛС, когда такая боевая электроника оказывала и ныне оказывает решающее значение на судьбы целых государств и народов. Однако такая задача не ставится в данном повествовании. Рассказ пойдет о человеческих взаимоотношениях во время научного поиска. Ведь по наукоемкости, технологичности радиолокаторы одно из самых сложных вооружений, созданных когда-либо на земле. Их разработка и серийное производство во все времена были связаны с взаимоотношениями сотен тысяч специалистов в огромных научно-производственных коллективах. Научные и технические трудности нередко порождали борьбу мнений, амбиций, «подковерное», тайное противостояние. В результате возникали всевозможные тайны, нежелание обнародовать информацию.

В полной мере все человеческие страсти проявились при создании отечественной боевой системы загоризонтных радиолокаторов (ЗГРЛС), на которую в советское время были затрачены сотни миллионов полновесных рублей. До сих пор скрыты в сейфах, столах ученых факты и подробности, почему в Советском Союзе не была реализована в середине 80-х годов самая блестящая в XX веке идея загоризонтного лоци-рования с помощью наземных РЛС воздушных и космических объектов на фантастическом расстоянии в 6-10 тысяч километров. Ее еще в середине 40-х годов прошлого века впервые сформулировал и попытался реализовать советский ученый Кабанов. Предпологалось буквально из центра России локаторами смотреть, что делается на ракетных базах США. Тогда у Кабанова ничего не вышло. И он сам заключил, что невозможно построить загоризонтный локатор. Однако у Кабанова в дальнейшем нашлись пытливые последователи. Мне довелось прикоснуться к загоризонтной тайне. Более 18 лет по крупицам собирал материалы, редкие документы о ЗГРЛС и складывал их в старый, кожаный бухгалтерского типа портфель. Время шло, а для более полного освещения этой научной эпопеи по-прежнему не хватало фактов, эпизодов, рассказов очевидцев. Так возможно эти материалы никогда и не были бы извлечены из старого портфеля. А после очередной капитальной чистки личных архивов прямиком перекочевали бы на дачу для растопки костров. Однако видно сама судьба после 18 лет вынула из кладовки старый портфель и указала путь и план будущей рукописи.

В один из июньских дней 2005 года ответственный редактор популярного еженедельника «Независимое военное обозрение» полковник запаса Вадим Соловьев, где в ту пору мне довелось трудиться рядовым обозревателем после увольнения в запас в звании полковника, подошел к моему обшарпанному рабочему столу. На нем стоял невзрачного вида и к тому же устаревший, мерцающий монитор компьютера. Сам системный блок из-за нехватки места монотонно гудел вентилятором под столом. С многозначительным видом наш газетный «командующий» положил на дальний от меня угол столешницы внушительных размеров книгу.

– Закончишь творить материал для номера - негромко произнес работодатель, который в прошлом, кстати, служил в Главном политическом управлении Советской Армии и Военно-Морского флота в период войны в Афганистане,- напиши рецензию на книгу, думается она соответствует твоим интересам по радиоэлектронной промышленности.

Мельком я посмотрел на название - «Корпорация «Вымпел». Системы ракетно-космической обороны». На мой вопрос, к какому сроку нужно прочитать, переосмыслить содержание книги и выплеснуть свои соображения в рецензию, наш газетный босс лишь устало махнул рукой. Мол, не к спеху. Рецензия не оперативный материал даже для еженедельника. После этого он ушел, а я стал дописывать материал в текущий номер. Время поджимало. До сдачи материала дежурному по номеру оставалось всего полтора часа. Поэтому отрешился от внешнего мира, перестал отвечать на телефонные звонки и, барабаня по компьютерной клавиатуре, вгонял в мерцающее белое поле экрана монитора строку за строкой. Глаза болели от этого мерцания. Невольно в мозгу возникали довольно грубые слова в адрес своего начальника, а так же самого владельца нашей частной газеты, которые, несмотря на мои неоднократные обращения уже полгода не заменяли монитор. Так и хотелось трехэтажно ругнуться и долбануть по устаревшему, мерцающему чуду техники, которому давно уже было место на одной из московских свалок промышленных отходов.

К установленному сроку едва успел подготовить материал. Небольшую информационную заметку пришлось трижды дописывать, исправлять. Не случайно в любой редакции каждый начальник, у которого в подчинении хотя бы один корреспондент, уже имеет над материалом и его автором почти неограниченную власть. А если чела руководителя уже коснулось бремя известности и человека цитируют другие издания и ленты информационных агентств, то тогда он вообще мнит себя непогрешимым в журналистских делах и его мнение не обсуждаемо. Но в тот день, в общем-то, все журналистское начальство отнеслось благосклонно к моему материалу. После некоторого хождения по кабинетам небольшая заметка наконец, была окончательно исправлена, подписана и сдана в полосу. Можно было перевести дух и так сказать унять дрожь в коленях. Устроился на расшатанном, скрипучем стуле за своим древним рабочим столом с доживающими свой век компьютером и монитором. Крепким чаем стал успокаивать нервы. И вот тут как-то невольно в поле зрения снова попала переданная мне книга. Такая здоровенная, в твердой обложке. Подумалось, что такая книга в свободной продаже тянет не менее чем рублей на 800. Подобную роскошь в нынешние времена могли себе позволить или весьма богатые люди, или преуспевающие предприятия. Однако название все же интриговало. Мне было хорошо известно, чем занимается эта корпорация в нынешние рыночные времена и поле ее деятельности в советский период, когда фирма называлась Центральное научно-производственное объединение «Вымпел». Времена изменились, но от этого закрытость фирмы не исчезла. На виду для широкой общественности была лишь малая часть айсберга. Вся остальная деятельность, люди, продукция были не для посторонних глаз. Можно отметить для особо любопытных, что фирма и ныне занимается особо сложными системами радиоэлектронного вооружения для противоракетной, противокосмической обороны, контроля космического пространства, систем предупреждения о ракетном нападении.

Полистал первые шесть листов роскошной мелованной бумаги высшего сорта с приветственными посланиями начальника Вооружения Вооруженных сил РФ - заместителя министра обороны, генерала армии Алексея Московского, руководителя Федерального агентства по промышленности Бориса Алешина, начальника главного штаба ВВС РФ генерал-полковника Бориса Чельцова, командующего космическими войсками генерал-полковника Владимира Поповкина. Из парадных вступительных статей стало ясно, что книга альбом издана к 35-летнему юбилею Межгосударственной акционерной корпорации «Вымпел». Поэтому стало интересно, что же дальше за приветственными материалами написано в книге, какой пойдет текст, какие будут авторы. Очень многое из сфер деятельности корпорации даже в наше рыночное время, когда все и вся продается и покупается, до сих пор еще остаётся государственными секретами. Особенно интересовала современность. Ведь именно одно из предприятий корпорации - Научно-исследовательский институт дальней радиосвязи (НИИДАР) в 2002 году сдал военным в опытно-боевую эксплуатацию мощный надгоризонтный радиолокационный узел «Волга» в Белоруссии, который электромагнитными импульсами-щупальцами просматривает воздушное и космическое пространство над всей Восточной и западной Европой, огромной частью Атлантического океана. За несколько тысяч километров в космосе может в автоматическом режиме обнаружить даже объект размером с мячик для большого тенниса. Именно ученые и конструкторы создали могучий радиолокатор ВЗГ, что в переводе на обычный язык означает высокой заводской готовности. Вся аппаратура мощного локатора размешается в контейнерах типа железнодорожных. Из больших металлических прямоугольников радар собирается за несколько месяцев, как из детских кубиков. На возведение радаров такой мощности по обычной технологии прежде уходили годы. Именно «Вымпел» и его составная часть НИИДАР занимались прежде загоризонтной локацией. Как известно, этой теме НИИДАР не изменил и ныне. Поэтому к книге у меня разыгрался уже нешуточный интерес. Про себя уже ее не называл очередным юбилейным книжным мастодонтом. Может быть, в ее статьях будет раскрыта интересующая меня информация по ЗГРЛС ?

Однако уже первый материал буквально разочаровал. Бывший заместитель министра радиопромышленности, генеральный директор ЦНПО «Вымпел» генерал-лейтенант Марков рассказывал о делах давно прошедших и уже известных. Ничего нового не дали и другие статьи. Правда, привлек материал о гиганте корабле электронном разведчике с атомной энергетической установкой «Урал». Его переходе с Балтийского моря на Дальний Восток, где он ныне догнивает в одной из бухт с разграбленной дорогостоящей аппаратурой, из которой «умельцы - старатели» давно уже извлекли детали и схемы с высоким содержанием драгоценных металлов. Уже хотел, было идти к своему ответственному редактору и предложить раскритиковать книгу. Но вдруг неожиданно возник вопрос. Почему это в издании так скупо написано о том, как НИ-ИДАР разрабатывал боевые системы загоризонтной локации? Ведь это советское, как ныне говорят, ноу-хау, а попросту — достижение. Законная гордость страны и всего народа. Конечно, тогда из-за многочисленных причин система ЗГРЛС так и не была принята на вооружение. Однако нельзя умалчивать об этой трагической многолетней эпопее. Ведь можно же было в юбилейной книге рассказать о российских загоризонтных радиолокационных приоритетах в науке, о многолетнем научном поиске тысяч советских ученых, конструкторов, инженеров. Ведь еще в 1993 году председатель комиссии по радиолокации при Правительстве РФ академик РАН Мигулин высоко оценил научный поиск при создании ЗГРЛС.

Вернулся еще раз к материалу. В юбилейной книге о беспримерной эпопее с ЗГРЛС фамилия главного конструктора загоризонтных локаторов Франца Кузьминского была упомянута крайне сухо, словно нехотя. Мол, был такой-то деятель. И ничего более. Ни строчки об этом великом открытии, которое по праву принадлежит России, титаническом процессе создания боевых ЗГРЛС. Ни слова о том, что именно этих радаров стали опасаться в свое время военные и политики в США. Американские военные установили, что их ракетные базы находятся под постоянным радиоэлектронным излучением. А это могло означать, что СССР построил могучие наземные локаторы, которые могут обнаруживать пуски баллистических ракет в момент старта. Неожиданное ракетно-ядерное нападение США на Советский Союз, таким образом, становилось бессмысленным и самоубийственным. Русские могли своевременно засечь пуски баллистических ракет и нанести ответно-встречный ракетно-ядерный удар, которого весьма опасались американцы. В книге не было ни слова о трагедии главного конструктора Франца Александровича Кузьминского при жизни и признании его заслуг после смерти. Ни строчки о том, как его снятого со всех постов и опороченного в своем Отечестве поливали грязью центральные газеты СССР и РФ с многомиллионными тиражами. А он, несмотря на гонения, упрямо пытался совершенствовать свое детище, стучался во всевозможные инстанции и умер в расцвете своего таланта.

После этих мыслей в памяти стали всплывать события 1990 года, когда журналистская судьба впервые меня столкнула с Францем Кузьминским. Невольно припомнилась фамилия одного из его оппонентов Владимира Маркова. Быстро перелистал книгу к началу. Первый же исторический материал о фирме принадлежал перу Владимира Маркова. На фото был изображен мужчина с волевыми чертами лица. Известный в прошлом руководитель радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант. Он впервые в истории Советского Союза создал самое могучее научно-производственное объединение «Вымпел», нынешний МАК «Вымпел». Руководил тысячами рабочих, инженеров, ученых и конструкторов. Почему-то именно перед этим человеком долгие годы чувствую какое-то угрызение совести. Зимой 1991 года, еще до развала единой страны, в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» - весьма влиятельном печатном органе Главного политического управления Советской армии и Военно-Морского флота (ГЛАВПУР) , где я тогда работал научным сотрудником в отделе боевой подготовки и военного обучения войск, впервые был опубликован мой материал-расследование об истории и трагедии советской боевой системы ЗГРЛС. В 1990 году в ходе моего журналистского расследования мы встречались с Владимиром Ивановичем. Он рассказывал мне о создании ЗГРЛС, своих взаимоотношениях с главным конструктором Францем Кузьминским. Довольно откровенно давал свою оценку, почему система ЗГРЛС была снята с боевого дежурства и не была принята в СССР на вооружение и не вошла в состав СПРН. В последующие годы невольно еще несколько раз по просьбе ряда редакций возвращался к этой теме. Специально собирал материал, встречался с учеными, военными, которые были причастны к загоризонтной эпопее. Постепенно у меня сложилось мнение, что в 1990 году я несколько поверхностно подошел к роли генерал-лейтенанта Маркова в судьбе загоризонтных радаров. Со своей стороны в нескольких материалах сгладил некоторые острые углы. Но все же в душе постоянно была какая-то обида на себя, что до конца не разобрался в истории и трагедии главного конструктора ЗГРЛС, не показал более глубоко, что его незаслуженно оклеветали в родной стране. Да, честно говоря, для более широкого показа истории ЗГРЛС всегда не хватало газетной или журнальной полосы. Сама проблема никак не входила в жесткий объем заранее определенных строк, отведенных под публикацию. В итоге за бортом очередной публикации оставались важные факты, воспоминания, рассказы. Так что, пришла пора доставать из чулана заветный старый кожаный портфель с уже пожелтевшими записями и документами, пропахшими въедливой бумажной пылью и начинать писать, не думая об объеме, а лишь о том, чтобы, на этот раз действительно отделить правду от лжи о создателях загоризонтной локации в нашем Отечестве.

Глава 1 «Опальный главный конструктор»

Август 1990 года для редакции журнала «Коммунист Вооруженных Сил», в войсках издание сокращенно называли «КВС», выдался довольно напряженным. Период летних отпусков был в разгаре. А журнал выходил три раза в месяц. В тот период, как раз редакция завершала перестройку тематики издания. От прежнего журнала «КВС» осталось только название, да обязательная рубрика по политической подготовке личного состава Вооруженных Сил СССР. Прежняя чисто партийно-политическая направленность журнала была заменена на общеполитическую, согласно новым веяниям в государстве. Это значительно улучшило тематику журнала. Многочисленные читатели в письмах сообщали, что «КВС» не узнать, все материалы читаются с большим интересом. К слову, наш журнал был центральным органом Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота (ГЛАВПУР). Ежемесячный его тираж в 1990 году переваливал за 600 тысяч экземпляров. В коллективе работали, в тот период, 40 журналистов-профессионалов в званиях от полковника или капитана 1 ранга до армейского капитана. Руководил коллективом и всем редакционным процессом довольно талантливый администратор со связями в ГЛАВПУРе и Минобороны генерал-майор Николай Александрович Ко-шелев. Ему то и приходилось, руководя перестройкой тематики издания, буквально лавировать между руководством всемогущего военного партийно-политического ведомства и многочисленными подписчиками. В 1990 году в советской армии офицеры и солдаты уже не подписывались на периодические издания по приказу, а выбирали газеты и журналы, которые публиковали материалы на злобу дня, журналистские расследования. А возможности даже центрального военного издания были ограничены теми же ведомственными рамками, приказами министра и начальника ГЛАВПУРа. Так что интересные материалы в журнал, да еще летом в период отпусков приходилось буквально добывать в поте лица по всем военным округам и флотам, по главным командованиям Видов Вооруженных Сил.

В печатный орган ГЛАВПУРа еженедельный журнал «КВС» я попал служить и работать после окончания в 1989 году редакторского отделения Военно-политической академии имени В.И. Ленина на самую рядовую должность - научного сотрудника отдела боевой подготовки и обучения войск. Ныне военная академия преобразована в Военный университет Минобороны РФ. К моменту начала нашего повествования я прослужил в редакции уже год.

В тот период Москва уже бурлила митингами, демонстрациями. На видных местах толпу будоражили лидеры зарождающихся партий. Так что лето 1990 года выдалось особенно жарким для редакции «КВС» и не только по погодным условиям. В последний перестроечный год наш военно-коммунистический и партийный журнал активно перестраивал свой облик, тематику. В нем исчезли правленые военной цензурой и заверенные во всех необходимых инстанциях многословные и нечего не дающие ни уму, ни сердцу партий но-политические материалы. Вместо них на полосах еженедельных журнальных книжек публиковались дискуссионные, аналитические материалы. У нас впервые были напечатаны в нескольких номерах отрывки из замечательной книги Феликса Чуева «100 бесед с Молотовым». Активно редакция журнала занималась и журналистскими расследованиями. После одного из моих расследований был снять с должности и уволен в запас за махинации со строевым лесом полковник, начальник крупного гарнизона во Владимирской области. В этом гарнизоне на лесной дороге меня даже пытался сбить легковым УАЗом капитан - начальник горюче-смазочной службы, который участвовал в торговых операциях своего шефа. В другом материале я, в тот период майор-журналист, рассказал вместе с полковником - заместителем начальника управления материальных ресурсов и внешних экономических связей Министерства обороны СССР о проблеме сохранения драгоценных металлов в вооружении и металлоломе в группах советских войск в Германии, Венгрии, Чехословакии. Наши войска оттуда выводились в спешном порядке. Вышедшие из строя, разукомплектованные радиостанции, радиолокаторы, системы автоматизированного управления и другое колоссальное количество радиоэлектронного вооружения нередко ушлые дельцы продавали на Западе по цене обычного железного лома. При этом не учитывались и бесследно исчезали тонны золота, серебра, платины. После этого материала сняли с должности полковника, который мне откровенно рассказал о безобразиях с драгметаллами, получили взыскания офицеры КГБ из Гохрана СССР, показавшие мне документы проверок по драгметаллам в зарубежных группах советских войск. В конце горбачевского правления и начала развала СССР уже вовсю все народное военное добро, в том числе и десятки, а может и сотни тонн драгоценных металлов из вооружения и техники продавались и расхищались. Вполне вероятно, что нашему журналу те же руководители ГЛАВПУРа, которые стремительно теряли влияние в Минобороны и не хотели мириться с всеобщей вакханалией, захлестнувшей страну и армию, дали возможность впервые писать открыто о происходящих процессах в Вооруженных Силах. Вот мы открыто и без оглядки старались говорить о таких проблемах и нарушениях, которые еще недавно были совершенно секретными в нашем государстве. В войсках обновленный «КВС» пользовался популярностью. Немало было и гражданских подписчиков.

В один из августовских дней 1990 года редактор отдела боевой подготовки и обучения войск нашего журнала полковник Александр Григорьевич Некрылов, талантливый журналист и военный писатель с лицом профессионального боксера сказал, чтобы я поговорил с одним жалобщиком. Это, мол, задание от главного редактора. Пропуск в редакцию ему уже заказан. Так, что, мол, мне надо быть повнимательнее к этому человеку.

– Его история весьма специфическая, - напутствовал меня полковник Некрылов, - запиши вашу беседу, если надо, то не стесняйся его и потребуй все необходимые документы. В общем, разберись.

К тому времени я уже обзавелся диктофоном советского производства «Электроника». Импортный был майору не по карману. Проверил в действии этот неказистый и довольно большой аппарат и стал ждать посетителя. Не предполагал тогда, что эта встреча даст такой материал, которым буду «болеть» все последующие годы. Стану искать новые крупицы информации о научном поиске и проблеме, которым ученый, пришедший за помощью в редакцию, отдал долгие годы своей жизни и, которые, в конечном счете, свели его, еще не старого человека, в могилу.

В назначенное время в дверь нашего небольшого кабине-тика негромко постучали. Затем дверь плавно открылась, и в помещение шагнул мужчина в черном костюме при галстуке. Он был выше среднего роста, несколько сутулился, волосы отдавали сединой. Его лицо не впечатляло особой красотой. Таких много на московских улицах. По образу — типичный учитель, инженер с завода или из научного института. Пройдешь, не заметишь. Тогда мне сразу почему-то подумалось, что в метро нашему посетителю школьники уже уступают место. Мужчина, расстегнув пиджак, сел на предложенный мной стул, положил на стол папку из тисненой кожи, в которых удобно носить на доклад начальству документы. После этого он как-то особенно пристально посмотрел на меня. Словно изучал чего стою и какими возможностями располагаю. И стоит ли со мной, каким-то майором вообще связываться.

– Моя фамилия Кузьминский. Генерал Кошелев, - продолжил мужчина, - рассказал, что вы занимаетесь журналистскими расследованиями, может, моя история заинтересует уважаемый военный журнал. И вы напишите действительно всю правду о моей истории без вымысла и догадок. А то ведь меня чуть ли не в расхитители народных денег обвинила одна из центральных газет.

С той беседы прошло уже 18 лет. Уже не припомню, какой был у посетителя голос, интонация. Но почему-то в памяти отложилось его какое-то раскованное, свободное поведение на новом месте. И это притом, что он не просто пришел в журнал с предложением опубликовать какой-то материал. Он просил поддержки и защиты от газетной клеветы. Но при этом не был обычным жалобщиком. Но уже после первых его слов у меня возникли вопросы.

– Почему против него ополчилась одна из центральных газет? - подумал я тогда и сделал первую запись в блокноте, -а вдруг он, действительно, в чем-то виноват и теперь старается использовать в своих целях наш журнал. Видно не случайно полковник Некрылов советовал мне записать всю беседу, проверить факты. Наверное, главный редактор генерал Ко-шелев предварительно ознакомил Некрылова с историей Кузьминского. Наверное, они пришли к каким-то выводам. Да и Кузьминского в журнал направить мог кто-то весьма влиятельный. Генерал и полковник не хотят навязывать свое мнение мне, - предположил я тогда, - генерал оставляет для себя лазейку не публиковать материал о Кузьминском. Мол, молодой майор не разобрался в этой истории.

Тот самый первый блокнот беседы с Кузьминским сохранился. Тогда с сокращениями я записал несколько вопросов. Один из них чисто для себя, мол, не перебивать посетителя и дать ему максимально выговориться. Рассказать, что у него накипело в душе. После вопроса поставил по несколько вопросительных и восклицательных знаков. Для меня они означали не перебивать посетителя, внимательнее формулировать наводящие вопросы. Однако после нескольких первых фраз Кузьминский вдруг замолчал. По его лицу было видно, что он все еще не решился все откровенно рассказать. А, может, просто собирался с мыслями. Чужая душа потемки. При этом как-то быстро пробежал взглядом по мне, словно сканировал информацию о том, к какому субъекту он попал и вообще на что я способен. Этот взгляд запомнился. Так не мог смотреть рядовой жалобщик. Скорее, наоборот, передо мной был решительный и властный человек. Но никак не из категории обиженных, которые всеми силами пытаются доказать, что им кто-то перешел дорогу, или незаслуженно не признал гениальности.

Неожиданно его взгляд упал на мой темно-синий диктофон. Вполне вероятно, что этот необычной конструкции аппарат привлек внимание посетителя. Тогда такая бытовая аппаратура советского производства только появилась в продаже и была еще в диковинку. Перехватив его взгляд, я в свою очередь поинтересовался, не будет ли возражений против записи нашей беседы на пленку. При этом невольно посетовал на качество отечественного диктофона. За три месяца он уже дважды был на гарантийном ремонте. Посетитель взял аппарат и посмотрел на задней панели название завода-производителя.

– Неудивительно, что ломается, — произнес он несколько глуховато, — бытовые изделия этого подмосковного завода идут нарасхват буквально с конвейера. Наверное, при стремительном росте объемов производства не срабатывает система приемки изделий. Какие системы выходили из строя? — неожиданно задал он вопрос.

– В первый раз пропал звук, — сразу же ответил я, — нельзя было прослушивать записи, во второй раз лентопротяжный механизм стал жевать ленту.

– Ну, это уже никуда вообще не годится, — далее анализировал работу моего диктофона посетитель, — отказала механика и, очевидно, одна из микросхем. Видно диктофон делался наспех, возможно из некондиционных деталей. Мой вам совет, избавьтесь от него. Будет и дальше ломаться.

Наверное, он просканировал не только меня при первой встрече на предмет серьезности и чего стою в работе, но и мой диктофон. Так впоследствии и вышло. За год диктофон ломался еще несколько раз. Менять его на новый в гарантийной мастерской отказались. Посоветовали отправить на завод. Так и исчез тот аппарат где-то в заводских недрах после событий 1991 года в нашем государстве. Но в тот день на удивление мой диктофон записал беседу с бывшим главным конструктором советских боевых загоризонтных радиолокационных станций Францем Александровичем Кузьминским. К сожалению, не сохранилась та диктофонная кассета. В журналисткой работе кассет постоянно не хватало. Сохранилась только распечатка беседы с Кузьминским. На рабочем столе передо мной листов тридцать уже пожелтевшей за восемнадцать лет сероватой бумаги. На многих пометки, исправления. Эти старые листки стали своеобразной машиной времени, которая перенесла меня в маленький кабинет закрытого по недомыслию некоторых начальников от военной печати нашего военного журнала.

И вот словно не было 18 лет, когда развалилась в считанные месяцы непобедимая и легендарная Советская Армия. Словно не было передела собственности в нашей стране. И вот вновь в нашем маленьком кабинетике в журнале «КВС» на жестком канцелярском стуле расположился Кузьминский. Возможно, что после ознакомления с моей «чудо-техникой», кружки крепкого чая я невольно расположил к себе посетителя. В работе журналиста особенно важны первые минуты встречи с незнакомым человеком. Умение расположить его к откровенному разговору. Не дать отвечать на вопросы по типу — да, нет. Одним словом разговор с Кузьминским пошел в нормальном рабочем русле. Добавлю, что почему-то почувствовал даже симпатию к нему. Тогда во время беседы в своем блокноте отметил, что он держался уверенно, рассказывал спокойным, негромким голосом. Мои краткие записки помогли хотя бы частично восстановить в памяти атмосферу встречи в редакции и беседы с опальным главным конструктором. Наверное, от этого в настоящее время легко дались расшифровки старых записей.

Кузьминский пил чай, не отказался от конфет, которые я ему предложил. До этого блюдце с конфетами я прятал в сейфе. Товарищи по редакции почему-то считали, что этих конфет у меня завались. В начале 90-х годов в стране шоколадные конфеты, как впрочем, и все остальные продукты питания, были уже по талонам. Но друзья считали, что у меня какие-то тайные связи в торговле. А постоянное наличие у меня конфет к чаю объяснялось неудержимой энергией моей тещи. Может быть, и дефицитные шоколадные конфеты показали Кузьминскому мои скрытые возможности. Правда, при этом он неожиданно спросил, не в родстве ли я с одним известным академиком — главным конструктором, именем которого названа улица в столице, и даже кратер на Луне. Я тут же ответил, что эта семья мне известна. Но мы просто однофамильцы с заслуженным человеком. Вот после этого Кузьминский сказал, что в быту друзья называют его просто Александром Александровичем. Предложил и мне так его величать. Так что и я вместо иностранного имени Франц стал называть главного конструктора, как он мне при первой встрече предложил. Не по паспорту. Наверное, ему больше импонировало имя Александр, что в переводе с греческого — победитель. Все может быть. В друзья к нему я не набивался. Просто по служебному долгу стал невольным исследователем его научного поиска и трагедии. Поэтому в этом повествовании стану называть Кузьминского иной раз Александром Александровичем. Так он сам мне предложил.

– Прежде чем начать наш длинный разговор почитайте вот эту публикацию в газете, — предложил мне Александр Александрович, — вы многое поймете, некоторые вопросы отпадут, или появятся другие. Я ходил в эту газету. Требовал опровержения. Да куда там. Главный редактор даже не принял. Журналист, который подготовил материал куда-то исчез. А редактор отдела просто развел руками, мол, через него этот материал не проходил и никакого опровержения он не имеет права давать.

После этого Кузьминский раскрыл свою папку. Недолго порылся среди каких-то бумаг и вынул номер весьма популярной с миллионными тиражами газеты Верховного Совета РСФСР «Советская Россия».

– Так вот какая центральная печать ударила со всего своего главного калибра по главному конструктору, — подумал я, раскрывая перед собой на столе уже потертый номер газеты. Может этой центральной газеты и ее влияния, прежде всего, и опасается главный редактор нашего военного журнала генерал-майор Кошелев, когда через полковника Некрылова передавал мне внимательнее разобраться в этой истории.

С такими мыслями стал просматривать газетный номер, датированный 5 августа 1990 года. Редакция дала материалу целую полосу. Заголовок был ничего не выражающий, какой-то инертный — «Деньги на оборону». Под материалом подпись, что эту публикацию подготовил В. Абрамов. С ним я не был знаком. А вот подзаголовок «Четыре монолога о секретах «закрытой науки» магнитом притягивал внимание к газетной полосе. Во врезе к статье В. Абрамов указывал, что сегодня собеседник популярной газеты Герой Социалистического Труда, генеральный конструктор первых советских систем противоракетной обороны, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии Григорий Васильевич Ки-сунько откровенно расскажет об одной из отраслей советского военно-промышленного комплекса. Причем, В. Абрамов, явно подогревая читательское любопытство, писал, что в монологах известного ученого отражен его взгляд на внутренние процессы в засекреченных структурах советского оборонного комплекса. По мнению Абрамова эти монологи драматичны по содержанию, искренние, пронизаны болью за судьбы научного поиска и претворения в жизнь научных идей.

Материал состоял из четырех отдельных монологов — разговора с читателями Григория Васильевича Кисунько. В ходе своего журналистского расследования мне не довелось с ним встретиться, узнать его точку зрения на этот материал, который вполне мог быть неверно исправлен, или дописан в самой редакции без разрешения этого известного ученого. Теперь спустя 18 лет искренне сожалею о не состоявшейся нашей встрече. Но теперь поделать ничего нельзя. Так тому и быть. Время не повернуть вспять. Можно лишь на бумаге попытаться рассказать правду о давних событиях, от которых само время отшелушило домыслы и догадки, положительных и отрицательных героев. Каждый из монологов, очевидно, опытной рукой был броско озаглавлен. И это в августе 1990 года, когда военно-промышленный комплекс и его руководители были весьма сильны и авторитетны в государстве. Любой материал в газете о них и их делах обязательно проходил цензуру. А в этом материале подзаголовки буквально кричали: «Как появляется круговая порука», «Чем страшны зигзаги монополизма», «Кто выигрывает от дезинформации», «Что поможет выйти из прорыва».

– Ничего себе материал, — подумал я и при этом посмотрел на Кузьминского.

Наш посетитель в это время читал какую-то бумагу из своей папки. Возможно, при этом он искоса наблюдал за моей реакцией.

– И это все о вас? — невольно вырвалось у меня.

– Ну что вы, — тут же отреагировал Кузьминский, — такой чести я не удостоился. В этой публикации моя фамилия вообще не упоминается. Тут обвинения бросаются в адрес моего многолетнего труда и деятельности многотысячного научно-производственного коллектива. Весь материал прочитаете потом. А вот выделенные места прочтите сейчас.

Не стану дословно цитировать этот давний материал. Все же у него есть авторы. Право собственности интеллектуального труда в нашей стране теперь священно и оберегается законом. Известный ученый указывал, что много в нашей стране ученых и конструкторов, которые ее прославили, создали надежный военный паритет с США. Но есть в области военной науки и техники такие проекты и деяния, которые приводили к бедам, безобразиям, глупости. Благодаря секретности эти неблаговидные дела, бессмысленные проекты скрыты от народа круговой порукой заказчиков из Министерства обороны СССР, разработчиков из военно-промышленного комплекса, контролирующих инстанций и конкретных людей из ЦК КПСС и ВПК. Это помогает их авторам избежать ответственности. Ведь подписи под бездарными проектами поставили очень многие высокопоставленные военные и гражданские чиновники. Огромные деньги тратились зря.

– Это преамбула к основной цели материала, — уточнил Кузьминский, — дальше идут откровенные обвинения против меня и нашего многотысячного коллектива.

Действительно дальше последовали буквально ошеломляющие обвинения в адрес создателей загоризонтных радиолокационных станций (ЗГРЛС). Из логики авторских рассуждений в первом монологе следовало, что создатели ЗГРЛС вместе с заказчиками из Минобороны СССР, партийными чиновниками расхвалили перед министром обороны, Генеральным Секретарем ЦК КПСС, Председателем Совета Министров проект создания этих самых ЗГРЛС. А потом, когда локаторы не смогли нормально обнаруживать цели, то их приняли не на вооружение, а поставили на какую-то хитрую опытную эксплуатацию. При этом, указывали Григорий Кисунько и соавтор материала В.Абрамов, идея обнаруживать старты баллистических ракет с военных баз на территории США с помощью РЛС, излучающей энергию в коротковолновом диапазоне волн, просто несостоятельна. В подтверждение этих слов, в материале сообщалось, будто даже непрофессионалам известно, что короткие волны способны многократно отражаться от поверхности Земли, ионосферы. Они распространяются на гигантские расстояния. Но сигнал к РЛС приходит деформированным, засоренным помехами. Полезный сигнал, который образуется при облучении короткими волнами ЗГРЛС факела ядерной баллистической ракеты в первые секунды после старта, тонет в массе всевозможных помех.

А дальше в материале создатели ЗГРЛС вообще назывались авантюристами. Они, мол, эти отечественные авантюристы подхватили подкинутую из-за рубежа заведомо негодную идею, не разобрались в подвохе и добились создания в районе Николаева, Комсомольска-на-Амуре, Чернобыля трех гигантских загоризонтных радиолокаторов с капитальными сооружениями в сотни метров в длину и высоту. На циклопические локаторы было израсходовано более миллиарда советских рублей. По тем временам просто астрономическая сумма. Результат же этой деятельности якобы более чем курьезный. По специальным каналам, или из прессы узнавалось время старта с территории США баллистической ракеты. В вышестоящие инстанции сообщалось о том, что ЗГРЛС обнаружили этот запуск. Но через некоторое время НАСА США давало официальное сообщение о том, что этот старт отменен по некоторым причинам. Но создателям ЗГРЛС и их «радетелям» такая дезинформация высшего руководства государства сходила с рук. Авторы возмущались, мол, как это так, когда на ЗГРЛС целые воинские части ведут опытную эксплуатацию и нужно показывать реальные результаты, появляется вообще очковтирательская версия, будто ЗГРЛС не могут обнаруживать одиночные старты американских баллистических ракет, а вот массовые старты точно определят и выдадут необходимую информацию.

Больше откровенных нападок на ЗГРЛС в первом и втором монологах не было. А вот в монологе «Кто выигрывает от дезинформации» опять появилась тема ЗГРЛС. И при этом указывалась фамилия бывшего заместителя министра радиопромышленности СССР В.И. Маркова. Авторы буквально обвинили его в невежественном упрямстве, карьеризме. Он, якобы получив неограниченную власть, втянул СССР в ЗГРЛС и другие бесполезные проекты, на которые были потрачены сотни миллионов рублей. Тех самых полновесных, советских. И в заключение атаки на ЗГРЛС в данном монологе наносится удар по советской системе получения ученых степеней. Мол, для того, чтобы избежать гласности при защите, когда оппоненты не оставят камня на камне от липовой диссертации, защита специально засекречивается, якобы, в интересах соблюдения государственной тайны. Вот такие остепененные неучи потом продвигают ЗГРЛС и другие подобные никчемные проекты.

Таким образом, почему-то в материале «Деньги на оборону» только одна фамилия непосредственно была связана с созданием ЗГРЛС. В своем блокноте отметил — В.И. Марков и поставил несколько вопросительных знаков. Но при этом подумал, что материал в газете какой-то натянутый, полный недоговорок. Главным авантюристом ЗГРЛС объявлен бывший заместитель министра радиопромышленности. Явно материал рассчитан на дешевую популярность. А может быть специально заказан кем-то весьма могущественным, кто мог дать команду центральной газете на такую публикацию? Но кто стоит за всем этим? Разве мог даже заместитель министра Марков в одиночку бездумно тратить миллиарды?

Во время чтения газетной статьи не хотел показать Кузьминскому, что для меня «темный лес» его ЗГРЛС. Как бывший ДОССАФовский и армейский спортсмен-коротковолновик и радиомногоборец, офицер радиотехнических войск знал об особенностях распространения волн в коротком радиодиапазоне. В Ленинградском военно-политическом училище Войск ПВО страны, было такое в свое время, мы изучали на специальных секретных курсах радиолокационное вооружение Войск ПВО. Потом я четыре года служил заместителем командира по политической части в отдельной радиолокационной роте в Северной группе войск в Польше. В месяц по 6 и более суток приходилось нести боевое дежурство на пункте управления радиолокационной роты. Именно дежурный офицер до прибытия основного состава роты должен был при объявлении боевой готовности с командного пункта ПВО группы войск проконтролировать включения сокращенным боевым расчетом необходимого количества РЛС для обнаружения целей и начать вести радиолокационную разведку воздушного пространства. Если происходила какая-то поломка, то принять все меры для ее устранения. Без соответствующих знаний, навыков вообще офицеры не допускались к несению боевого дежурства. Меня выручила серьезная базовая подготовка в училище. Только там мы досконально учили лишь несколько типов РЛС уже принятых на вооружение Войск ПВО. О ЗГРЛС нам никто в училище на лекциях даже не упоминал. Не было даже намека о таких локаторах в учебных классах, где были развернуты действующие приемники, передатчики, антенно-волноводные тракты и другая радиолокационная аппаратура, не было даже упоминания о таких радарах в парке боевой техники с действующими локаторами. И тут как-то сам по себе припомнился один случай. Психологи утверждают, что подобное бывает с человеческим мозгом в минуты особого напряжения, когда память неожиданно воспроизводит давно забытую информацию.

На училищном полигоне под Красным селом в районе железнодорожной станции Горелово, что в 30 минутах езды на электричке от Ленинграда курсанты выпускники несли учебное боевое дежурство на реальных РЛС, зенитных ракетных комплексах, командном пункте. И вот тогда наш любимец преподаватель подполковник Владимир Сергеев нам кое-что рассказал. Впереди уже явственно маячил выпуск. До золотого карантина, когда позади уже все экзамены, пошита и отглажена форма с долгожданными лейтенантскими погонам, оставалось каких-то три месяца. В этот период, когда чертовски хотелось вырваться в Ленинград к молодой жене, на полигоне приходилось потеть, сдавая последние зачеты по управлению радиолокационной ротой во время налета авиации. По очереди мы работали за командира РЛР, замполита, планшетиста, диктора, командира нескольких типов радиолокаторов, даже в дизельэлектрические станции запихивали нас настырные преподаватели. А потом требовали, чтобы мы часами там находились и следили за работой топливной и масляной системы, чистили фильтры. На полигоне редко приходилось отдыхать. Но перекуры между занятиями все же были. И вот в один из них наш преподаватель по радиолокационному вооружению подполковник Владимир Сергеев в курилке рассказал нам о загадочном гигантском локаторе под Николаевом. При этом подполковник отметил, что станция в тот период, когда он там служил, была опытной. На нее приезжал даже сам главнокомандующий Войск ПВО страны маршал Батицкий. Тогда, помню, мы еще поговорили о боевой технике, ее достоинствах и недостатках. Почему у нашей радиолокационной техники слабая помеховая защищенность. Даже поспорили, возможно, ли прогнать на 9000 километров над землей радиолокационный импульс, потом получить его обратно неискаженным, без примесей и помех. Это какая же должна быть аппаратура такого радара, мощность излучаемого импульса? Подполковник Сергеев сидел среди нас в курилке, дымил сигаретой и слушал наши мудрствования. Почему-то мне через 25 лет до мелочей была памятна та полигонная курилка. Даже надпись на лавочке гвоздем, что «Петька-дурак не женись на этой б...». Может, именно та курилка и загадочное название ЗГРЛС заставили заработать на полную мощность уже перегруженную временем и данными мою память.

Как в замедленном кино в памяти всплыло, что подполковник Сергеев неожиданно поднялся с лавки, поправил полевую фуражку, которую носил как-то лихо, сдвинув на левое ухо. Точно не помню, что он тогда нам сказал. Прошло с той поры ведь уже 25 лет. Кажется, что он просто, улыбнувшись, сказал, что не стоит открыто говорить о государственных секретах. Мол, экспериментальный локатор под Николаевом обслуживает целая воинская часть. При этом добавил, что, возможно, некоторым из нас в будущем еще предстоит послужить на таких РАС. Там, мол, в штате целый политический отдел. Видно подполковник Сергеев знал о той опытной РАС гораздо больше, чем говорил. А специалист он был с большой буквы, наверное, за это мы его и уважали. Потом были годы службы, многочисленные переезды в новые гарнизоны, учеба в академии, московские мытарства бесквартирного семейного военного. О ЗГРЛС больше ничего не слышал. И вот передо мной на стуле в нашем редакционном кабинете сидит, как следует из газетного материала, главный авантюрист, а загадочная боевая система ЗГРЛС, включая николаевский опытный радар, объявлена авантюрой.

– Но почему в газете о вас ничего не сообщается, — невольно вырвался у меня вопрос к Кузьминскому, — вы же главный конструктор и значит главный виновник в провале этой системы?

Кузьминский посмотрел на меня, отложил в сторону лист бумаги из своей папки.

– А кто сказал вам, что ЗГРЛС провалилась, — неожиданно жестко произнес он, — да и куда она с позволения сказать провалилась? Ведь так написано только в газете. При этом люди, которые подписались под материалом, даже не указали мою фамилию. Но здесь имеется некоторая особенность. Дело в том, что я ранее работал в одной организации с Кисунько. Были в неплохих отношениях. А то, что он так отозвался о Маркове, то это, наверное, прежде всего из-за их сложных взаимоотношений. В целом же эта публикация грубый вымысел и мне не верится, что Григорий Васильевич мог такое рассказать. Ему то известно, как все было на самом деле. Но главное эта статья уже сделала. Президент Михаил Горбачев дал команду генеральному прокурору СССР, председателю КГБ, министру обороны детально разобраться в нашем «авантюризме». Мне ясно, что сейчас, когда в стране и оборонке не все благополучно, ищут «козлов отпущения» для того, чтобы устроить принародную порку. Вот мол такие-сякие довели могучую державу своим авантюризмом до развала.

После этого главный конструктор стал рассказывать о заго-ризонтной эпопее в СССР. И сейчас через много лет, глядя на пожелтевшие листки распечатки нашей беседы, словно слышу его негромкий, уверенный голос. Его рассказ завораживал подробностями, детективными переплетениями сюжета создания самых могучих в мире локаторов для советской системы предупреждения о ракетном нападении

Распечатка диктофонной кассеты беседы с Александром Александровичем Кузьминским в редакции журнала «КВС».

«Вот дописались в «Советской России», что решение о создании системы ЗГРЛС принималось кулуарно, группой заинтересованных волюнтаристов. Известно, что по многим широкомасштабным проектам в области обороны страны, будь-то баллистические ракеты, боевые корабли, авиация всегда велись споры. Бывало, принимались не совсем верные решения. Образцы вооружения выходили из заводских цехов не того качества, как хотелось. Но загоризонтная локация — особый случай. При положительном результате у нас могли появиться такие боевые системы сверхдальнего обнаружения, которые бы электромагнитную энергию, как лассо, набросили на все ракетные базы США, расположенные в то время на дальностях порядка 9000 километров. Тогда в мире никто и не помышлял о создании подобных могучих РЛС. Только СССР и США могли позволить себе делать такие локаторы. Задача слишком сложна и объёмна по наукоемкости и затратам.

Первооткрывателем в этой области был советский ученый Николай Иванович Кабанов. Он еще в 1946 году показал принципиальную возможность обнаружения воздушных целей в коротковолновом диапазоне волн на фантастической дальности три тысячи километров. Это было вызвано острейшей необходимостью создания эффективной защиты от мощнейшей по тем временам боевой бомбардировочной авиации США, оснащенной атомными бомбами. В тот период еще не было баллистических ракет, способных перелетать океаны и наносить удары ядерными боеголовками. Экспериментальная работа Кабанова была особо засекречена. О ней знал лишь узкий круг лиц. Некоторое время Кабанов пытался построить коротковолновый локатор. Но ничего из этого не вышло. Не было в тот период в нашей стране ни современного радиоэлектронного производства, ни полигонной испытательной базы, ни высококлассных специалистов. Вот Кабанов по-русски в 1949 году сгоряча и рубанул ученому миру, что такой локатор построить невозможно. Блестящая теоретическая идея ученого стала технической загадкой.

Прошло несколько лет. Работа Кабанова была государственной тайной. О ней не знали даже в профильных научных центрах. Поэтому идея создания могучего коротковолнового радиолокатора вновь посетила пытливые умы. На этот раз за нее взялись главный конструктор радиорелейных линий, лауреат Государственной премии СССР Ефим Семёнович Штырей, его единомышленники, будущий министр связи Василий Александрович Шамшин, молодые ученые Эфир Иванович Шустов, Борис Самойлович Кукис, Владимир Андреевич Ко-радо и другие товарищи. Ученые вновь теоретически обосновали возможность создания мощного загоризонтного радиолокатора, работающего на коротких волнах. Эта группа ученых-энтузиастов разработала научный отчет «Дуга». Название точно отражало дерзновенный замысел. В отчете указывалось, что такая ЗГРЛС может обнаруживать цели за тысячи километров над круглой поверхностью Земли. Научный отчет рассмотрели и одобрили военные и в свою очередь послали на проверку в Академию наук СССР. А там известный в области радиолокации ученый, академик Юрий Борисович Кобзарев поставил жирный «крест» на «Дуге» и при этом сказал, что чудаки-энтузиасты потратили время на абсолютно бесперспективное дело. Николай Кабанов уже доказал невозможность загоризонтной радиолокации. И вот тут вмешался его величество случай.

В конце 50-х годов XX века СССР и США активно развивали наступательные ракетно-ядерные вооружения. В то время я работал в знаменитом КБ-1, будущим НПО «Алмаз». Мы дневали и ночевали в лабораториях, заводских цехах и на полигонах. Под умелым руководством Александра Андреевича Расплетина разрабатывали уникальные по тем временам зе-нитно-ракетные комплексы С-75, С-125. Поэтому, зная атмосферу того времени, могу без натяжки представить, как забеспокоились руководители государства, когда узнали, что американский ученый Тэйлор своим коротковолновым локатором на большой дальности обнаружил баллистическую ракету. А это означало, что теперь американцы в принципе могли круглосуточно контролировать советские ракетные базы. И вот тут «Дуга» Штырена и его группы весьма пришлась ко времени. Для государства защита от ракетно-ядерного нападения была стратегической задачей. Состоялось специальное заседание комиссии АН СССР. Ефим Семёнович Штырен доказывал, что коротковолновым излучением возможно обнаруживать самолеты и ракеты на загоризонтных дальностях. Его оппоненты доказывали обратное. В пример ставилась неудачная работа Кабанова, которого тогда весьма уважали. И не случайно говорится, что в споре рождается истина. Члены комиссии выяснили, что группа Штырена выдвинула абсолютно новую, не как у Кабанова, идею загоризонтной радиолокации. В итоге, было предложено Штырену и его команде провести экспериментальные исследования. Вот так начиналась история боевой загоризонтной системы обнаружения. Она принималась специалистами в научном споре, а не кулуарно группой авантюристов, в которую газета «Советская Россия» записала всех нас оптом и особенно Владимира Ивановича Маркова.

Через некоторое время группа Штырена разработала действующий макет для проведения экспериментов. В 1963 году Шамшину и Шустову на этом, так сказать, лабораторном полуфабрикате удалось обнаружить старт ракеты с Байконура на расстоянии около трёх тысяч километров. Успех был на лицо, и его надо было развивать. А Штырен не склонен был торопиться. Он тогда уже понимал, что при коротковолновой локации на больших дальностях придется столкнуться с неисследованными физическими процессами, возникающими при прохождении радиоволн через ионосферу, а также обусловленными различного рода помехами. Опасался и не хотел рисковать. В результате за неуступчивость Штырен был снят с должности главного конструктора. Не спасли даже заслуги. После него ещё несколько конструкторов вели работы в данном направлении.

В 1964 году меня назначили главным инженером НИИДАР. Изучил тематику всех подразделений. Откровенно скажу, что особенно привлекла сложность и глобальность загоризонт-ной тематики. В 1968 году я был назначен главным конструктором. Вплотную стал заниматься загоризонтной радиолокацией.

Создание загоризонтного локатора в тот период было принципиально новым делом. Все предыдущие работы только подводили к нему, но не отвечали на очень многие вопросы. Основной особенностью здесь было то, что непосредственным участником процесса локации выступала ионосфера. Ионосфера использовалась как проводник, позволяющий донести энергию за горизонт в район старта ракет и осуществить их обнаружение. Без ионосферы загоризонтная радиолокация невозможна. Но у неё были свои капризы. В различное время суток она доносит к цели за тысячи километров сигналы различной длины волны и только узкого диапазона частот. За пределами этого узкого диапазона ионосфера попросту поглощала энергию. Поэтому стояла задача научиться в каждый конкретный момент времени выбирать именно такой диапазон частот, который позволял бы проводить локацию с минимальными потерями энергии. Но это еще не все научные проблемы, которые ставила перед нами природа. Вторым капризом ионосферы было то, что электромагнитная волна после первого отражения от ионосферы переставала быть плоской, как в обычной радиолокации, а приобретала очень сложную форму. К цели приходил не один луч, а сразу несколько. В литературе высказывались предположения о «мутности» ионосферы. Однако в радиосвязи это явление не вызывало столь болезненных проблем, как энергетические потери. Поэтому мы считали, что этот вопрос не требует особого акцента и будет решён в процессе работ, используя различные конструктивные решения. Главное, преодолеть первую проблему — свойство ионосферы пожирать электромагнитную энергию. Свойство диффузности волновало нас меньше.

Вокруг нашей работы и ее проблем сразу же образовалось, как бы, два лагеря. Это опять говорит, что здесь не было кулу-арности, никто ее не протаскивал без всестороннего обсуждения. В первую группу входили главный конструктор, целая плеяда его единомышленников, соразработчиков, ряд представителей руководства и большая группа военных товарищей. Мы считали, что трудности будут преодолены. Наша уверенность базировалась на положительных результатах, которые были получены на созданной экспериментальной базе.

Была и вторая группа товарищей, которая считала, что вряд ли удастся преодолеть энергетические потери и осуществить радиолокацию на дальности в 9000 километров. Вот и предлагали наши оппоненты тормозящее решение. Мол, давайте не будем строить боевую систему, а будем проводить только эксперименты. Когда будут отработаны все вопросы, решены все проблемы, вот тогда и можно начинать строить боевой локатор. Конечно, такая точка зрения имела право на существование. Но сколько времени уйдет на эксперименты и кто сможет дать ответ, сумеем ли мы или не сумеем обнаруживать с необходимой достоверностью запуски ракет с территории США, если не построим радиолокатор. Только реальный локатор мог дать наиболее точный ответ на этот вопрос. Все остальные решения были прогностические. И никто не мог сказать, на каком уровне этого прогноза остановиться, завершить эксперименты, которые могли длиться годами и поглотить уйму денег. Постепенно перевес в принципиальном споре взяла точка зрения, что надо базируясь на уже достигнутых экспериментальных данных, на которые тоже было уже затрачено немало времени и средств, создавать боевую систему. Параллельно с этим усилить изучение ионосферы, создать необходимые модели. По мере получения результатов вносить необходимые корректировки в проект. Такой метод работы максимально сокращал сроки разработки ЗГРЛС и принятия их на боевое дежурство. К слову отмечу, что необходимость в таких станциях в тот период была исключительная. Они ведь были единственными из наземных средств, которые в принципе могли позволить обнаруживать пуски баллистических ядерных ракет в момент их старта. Это давало выигрыш во времени для нанесения ответного удара. Наши станции могли стать самым эффективным средством предупреждения агрессии. Вот в каких условиях велась разработка боевой системы.

После получения пакета экспериментальных данных, куда вошли факты обнаружения запусков опытным локатором американских «Аполлонов», весной 1971 года был защищен эскизный проект боевой системы ЗГРЛС, состоящей из двух радаров. В комиссии по рассмотрению проекта был, например, командующий войсками противоракетной и противоко-смической обороны генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев. Военачальник, который создал эти войска, отлично разбирался в технических и научных проблемах. Уж ему-то липовый, шитый белыми нитками проект был совсем не нужен. Его войскам предстояло эксплуатировать ЗГРЛС. Зачем ему негодное вооружение?

Тактико-техническое задание на разработку всей системы утвердили начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР маршал Советского Союза Куликов и министр радиопромышленности СССР Калмыков. Технические задания на каждую радиолокационную станцию лично утвердили главнокомандующий Войсками ПВО страны маршал Ба-тицкий и министр Калмыков. Замечу, что руководители такого ранга просто так свою подпись на оборонных проектах не ставили. Но откровенно скажу, военные нам оказывали очень большую поддержку. Была создана специальная воинская часть под командованием генерал-лейтенанта Коло-мийца Михаила Марковича. В ней готовились кадры для эксплуатации будущей техники. В составе этой воинской части были небольшие подразделения, которые помогали нам проводить все эксперименты на опытном полигонном локаторе в Николаеве, а также на своеобразном гигантском полигоне от бухты Ольга на Камчатке до Николаева на Черном море, и далее до острова Куба на западе. Целый комплекс специальных технических средств развертывался и эксплуатировался с помощью воинских частей. Ни один шаг, связанный с движением разработки, без заказчика не принимался. Все программы испытаний и результаты их проведения утверждались военными. Для них ничто и никогда в этой работе не было неожиданностью, и они очень добросовестно относились к делу. Уровень их специалистов был очень высок. Так в 45-м СНИИ Минобороны было специальное управление во главе с генерал-майором, доктором технических наук, профессором Шаракшане Або Сергеевичем. Известного военного ученого, математика и вообще светлую голову нельзя даже заподозрить в непрофессионализме, или подлоге. Это управление самостоятельно разрабатывало методологическую основу проведения испытаний, давало оценку характеристик систем, непрерывно само участвовало во всех испытаниях и работах по созданию ЗГРЛС. Их нельзя было провести вокруг пальца.

В свою очередь весьма пристально следило за нашими работами 4-е Главное управление Минобороны СССР, которое отвечало за новейшее вооружение ПВО, ПРО, ПКО, СПРН. Это управление подчинялось непосредственно министру обороны и начальнику Генштаба, а не как ныне главкому Войск ПВО. Им руководил с 1957 по 1972 год генерал-полковник Байдуков Георгий Филиппович (в прошлом прославленный лётчик), затем генерал-полковники Юрасов Евгений Сергеевич, Леонов Леонид Михайлович. Эти военные специалисты принципиально отстаивали интересы Минобороны. То есть, наша боевая радиолокационная система не была протащена по чьей-то злой или доброй воле, или в корыстных интересах заинтересованных групп лиц или ведомств. Эта система была очередной труднейшей и проблемной задачей во всём комплексе ПРО и предупреждения. При этом копейки лишней порой нельзя было выбить у заказчика. Все средства строго учитывались и контролировались.

Площадку под первый объект выбрали под Чернобылем. Рядом была атомная электростанция с дешевой энергией. Эта ЗГРЛС должна была контролировать ракетные базы США, посылая зондирующие сигналы через Северный полюс Земли. Привязка объекта к этой точке тоже была всестороннее проверена и одобрена в различных инстанциях. В 1975 году объект был практически построен. В том же году начались заводские испытания. Вся аппаратура локатора функционировала нормально. Однако вероятность обнаружения одиночных запусков оказалась ниже, чем было записано в техническом задании локатора. Тогда военные предложили определять эффективность станции не по одиночным, а по боевым (массовым) стартам ракет. Был сформулирован целый ряд боевых налётов. 45-й СНИИ разработал методику моделирования, создал опытно-математическую модель для оценки характеристик локатора. Эта модель калибровалась по стартам своих боевых ракет, обнаружение которых шло на опытном образце ЗГРЛС в Николаеве. Потом на испытаниях в условиях реальной обстановки с помощью специальной аппаратуры подмешивались сигналы, соответствующие боевым стартам. По ним проверялся наш локатор. Вот с такой оговоркой было принято решение приступить к государственным испытаниям. Это решение принималось на уровне комиссии по военно-промышленным вопросам, согласовано с министром обороны. Сутками, неделями, да что там, месяцами наши специалисты находились на объекте и дорабатывали станцию, чтобы она могла надёжно обнаруживать старты БР. Начались испытания. Государственную комиссию по Чернобыльской станции возглавил начальник академии ПВО маршал авиации Зимин Георгий Васильевич. Проверялся весь аппаратурный комплекс. Потом методом опытно-математического моделирования оценивались обнаружительные характеристики ЗГРЛС. А параллельно шло строительство объекта в Комсомольске на Амуре. Испытания велись с 1976 по 1979 год. Сложность и длительность испытаний объясняется тем, что в разное время года и суток ионосфера ведёт себя по-разному. И вот государственные испытания завершились. Для нас стало очевидным, что пока невозможно обнаруживать с высокой вероятностью одиночные старты баллистических ракет.

Тому мешает природа. В то же время, характеристики обнаружения боевых стартов приемлемы. Однако в техническом задании они не были записаны. Поэтому был подготовлен согласованный промышленностью и заказчиком проект корректировки ТЗ. Этот документ утверждался начальником Генерального штаба. Об этом поставили в известность министра обороны маршала Устинова. Тот распорядился провести совещание по данной проблеме.

Хорошо помню тот день 1979 года. В зале, где собирается военная коллегия Минобороны практически все главнокомандующие видами Вооруженных сил, представители из ЦК КПСС, Совета Министров СССР, АН СССР, комиссии по военно-промышленным вопросам, множество высокопоставленных генералов и адмиралов. Доклады делали председатель государственной комиссии маршал авиации Зимин и я, как главный конструктор. Где же тут кулуарность, о которой пишет газета? На этом совещании были высказаны самые разные мнения. Так, начальник Генштаба маршал Николай Васильевич Огарков поддержал совместное предложение военных и промышленности записать в техническое задание то, что ЗГРЛС, прежде всего, должна обнаруживать массовые старты баллистических ракет. Однако, Дмитрий Федорович Устинов сказал, что не ожидал, Николай Васильевич, что вы проявите такую мягкотелость. Хорошо помню его слова: «Пусть они поработают, а наша задача создать им для этого условия. Корректировать ТЗ рано. Пусть еще поработают. Потом мы поэксплуатируем локатор. Они учтут наши замечания и еще его доработают. Пока рано отказываться и поднимать руки к верху». Вот такую формулу доработки ЗГРЛС предложил Устинов. На том совещании было принято решение о том, что давайте двигаться дальше, будем испытывать комсомольскую станцию, технические задания станциям не корректировать, а в дальнейшем заставить разработчиков доработать систему.

С совещания мы вышли, в общем-то, удовлетворённые, хотя принятое решение имело свои положительные и отрицательные стороны. С одной стороны оно мобилизовало, а с другой отрицательно сказывалось на ходе работ. Тогда и решили, что после завершения испытаний комсомольской станции оба объекта подключаем к системе предупреждения о ракетном нападении (СПРН), оцениваем их вклад и ставим на боевое дежурство. Одновременно промышленность осуществляет доработку станций.

Председателем госкомиссии по испытаниям радиолокатора под Комсомольском-на-Амуре был генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев. В высшем смысле военный интеллигент. В самых сложных ситуациях он всегда сохранял спокойствие, никогда не произносил бранных слов. Работать с ним было приятно. Испытания в Комсомольске были проведены быстрее, по-моему, за два года. Сказался уже накопленный опыт.

Председателем комиссии по совместным испытаниям двух станций также был Юрий Всеволодович. Командующий войсками, куда должны были войти ЗГРЛС, решал, заслуживают ли они быть составной частью СПРН, верно ли на них потрачены деньги, принимать или нет их на вооружение. А принципиальности и решительности генералу Вотинцеву было не занимать.

В 1981 году испытания были завершены, была дана оценка вклада системы в СПРН. Вклад был оценён как весомый. Акт подписали человек 40 и он был утверждён в Минобороны. При этом были тщательно проверены все документы, все параметры. А в газете написано, что и этот важный документ утверждался чуть ли не группой заговорщиков.

Детально ход испытаний был доложен министру обороны маршалу Устинову. Только после этого появилось решение о постановке на боевое дежурство ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре. В опытную эксплуатацию военными вводилась Чернобыльская ЗГРЛС. Этим же решением промышленности ставилась задача в довольно жесткие сроки провести дальнейшее совершенствование радара до определённого существенного уровня. Полученные результаты ввести на Чернобыльском объекте. Только после окончательного выполнения всего намеченного комплекса работ вновь провести проверочные испытания всей системы. И лишь после этого принять ее на вооружение в целом.

Вот какая концепция была окончательно принята маршалом Устиновым. Хорошо помню, как Дмитрий Федорович поднялся с кресла, вышел из-за стола и подошел к большому глобусу. Остановился, посмотрел на Земной шар в миниатюре. Помолчал. Тогда он сказал буквально следующее: «Вопрос принятия на вооружение боевой системы очень серьезный. Ошибки быть не должно. Его надо доложить на Совете Обороны». Вот так то. На Совете Обороны СССР обсудить боевую систему ЗГРЛС. Даже член Политбюро, министр обороны СССР, маршал Советского Союза Устинов выносил вопрос о ЗГРЛС на коллективное обсуждение. Видно и он опасался возможных последствий единоличных и может быть опрометчивых решений. А какая-то газетенка все свела к групповщине и волюнтаризму.

К июню 1981 года был подготовлен проект Постановления Правительства по утверждению этой концепции. Совет Обороны СССР состоялся 22 июня. Доклад делал начальник Генштаба Вооруженных Сил СССР маршал Николай Васильевич Огарков. Были прения. Проект Постановления был одобрен членами Совета Обороны. А в него, как известно, входили первые лица государства. Каждый имел свой штат консультантов и экспертов, которые всесторонне изучили проблему. В закрытом Постановлении указывалось, что 30 июня 1982 года ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре должна быть поставлена на боевое дежурство, а так же были сформулированы основные требования по модернизации всей боевой системы загоризонтной локации.

И вот мы приступили к реализации программы доработок. При этом у нас был потенциал для выполнения этого задания. Лично я был уверен, что можно преодолеть основные проблемы, в том числе обусловленные распространением электромагнитных волн в нестационарной диффузной ионосфере. Было ощущение, что разгадка кроется не так глубоко. Ещё в 80-м году в НИИДАРе, который я тогда возглавлял, была создана лаборатория. Она тесно взаимодействовала с Московским университетом и непосредственно с факультетом, который возглавлял Андрей Николаевич Тихонов. Он был автором целой школы так называемых обратных задач. Вот совместно с Тихоновым и его сотрудниками наша институтская лаборатория проводила исследования по разработке методов нейтрализации этой самой диффузности. В самый разгар работ я отказался от административной должности директора НИИ-ДАР и стал просто главным конструктором. Сделал это сознательно, специально для того, чтобы максимально сосредоточиться на чисто конструкторской работе. Но оказалось, что это была моя трагическая ошибка.

Как-то нас, руководителей отраслевых предприятий, собрал министр радиопромышленности Пётр Степанович Плешаков и стал много говорить по поводу возможного перемещения своего заместителя Владимира Ивановича Маркова. Лейтмотивом этого перемещения было то, что на Маркова жаловались многие главные конструктора. Мол, он постоянно навязывает различные необоснованные организационные идеи. Марков же, на должности заместителя министра, курировал наш институт, хорошо его знал. Да и прежде уже был его директором. Вот министр и предложил мне подумать о его трудоустройстве в НИИДДРе, а может и уступить директорское кресло. В общем-то, Владимир Иванович был хороший хозяйственник и организатор. Мне эта идея пришлась по душе. В тот период я тяготился двумя должностями. А с Марковым мы одно время даже дружили семьями. Так что я сам во многом содействовал возвращению Владимира Ивановича в наш институт на должность директора. Думал, что отлично сработаемся, и это поможет быстрее выполнить программу доработок всей боевой системы. Ошибался.

Уже в первый день после возвращения он спросил меня, что за чехарда с приказами о наших назначениях — освобождениях. Мол, сам видел, что был приказ, где указывалось, что Марков назначается, а Кузьминский освобождается от занимаемой должности. То есть, меня снимали с директорского поста. А теперь оказывается, что Кузьминский освобождается от занимаемой должности по собственному желанию и министр радиопромышленности за хорошую работу объявляет ему благодарность. Со свойственным ему напором, Марков, в упор глядя на меня, спросил: «Откуда взялся этот приказ?». Признаюсь, что я буквально опешил. И тогда впервые почувствовал, что дал большого маху и меня теперь ожидают проблемы, которых могло бы и не быть. И действительно, Марков пришел в институт с определенной, уже сложившейся у него идеологией относительно объектов ЗГРЛС.

Уже довольно скоро мне стало ясно, чего он добивается. Провозглашаемая им идеология заключалась в том, что, по его мнению, из двух станций, кроме характеристик, которые они уже дают, ничего больше выжать нельзя. Поэтому дальнейшая их доработка — бесполезный труд. Как выход, необходимо добиться того, чтобы облегчить уже облегчённые характеристики боевой системы при ещё одной корректировке ТЗ. Убрать вообще из ТЗ требования по одиночным целям. Быстренько подлатать проект, доработать под него как можно боевую систему и отдать ее военным в эксплуатацию.

Кроме того, была у него еще идея переориентировать Чернобыльскую станцию под другую задачу, для слежения за менее удаленными целями. При этом Марков утверждал, что Кузьминский неправильно «посадил» этот объект. Однако здесь он встретил сопротивление главного конструктора СПРН Владислава Георгиевича Репина, талантливого учёного и исключительно толкового конструктора. К слову, его последующее отстранение по странным мотивам нанесло, на мой взгляд, существенный вред делу. Пришлось отказаться от идеи переориентации украинской ЗГРЛС. Но надо отдать должное Маркову в том, что он был весьма настойчив в проведении своих идей. Он был директором института, имел в руках все ресурсы и административные рычаги, умело этим пользовался. Для меня начался не просто кошмар, а кошмар в аду. Работать стало практически невозможно. Я стал перед дилеммой — либо присоединиться к Маркову и, не ведя более никаких исследований, просто быстренько подлатать боевую систему и спихнуть ее военным. Но при этом хорошо понимать, что «латаная» «Дуга» будет ничуть не лучше прежней. Либо упрямо искать решения радикального улучшения системы из двух ЗГРЛС. К тому времени мы уже имели положительные результаты исследований и экспериментов в МГУ, на объекте под Комсомольском-на-Амуре. Они давали серьёзную надежду на то, что можно было добиться существенного повышения боевых характеристик локаторов. Не мог я отказаться от всей этой проделанной с таким трудом работы и отступиться от своих принципов, предать единомышленников. Поэтому обратился к министру радиопромышленности. Указал, что в НИИДАРе создана нетерпимая обстановка по нашей тематике. Из-за организационных мероприятий директора уже три месяца не имею, как главный конструктор, соответствующего коллектива, что недопустимо при выполнении программы доработок локаторов. Указал, что директор систематически подменяет главного конструктора, дискредитирует его функции. Тем самым, создалась неразбериха в техническом руководстве и невыносимая атмосфера в коллективе. Привел примеры, как без главного конструктора и вопреки его мнению издаются приказы, определяющие технические задачи и пути их решения. Особенно когда я нахожусь в командировках. Вот и просил министра непосредственно мне подчинить одно конструкторское бюро. Но тут можно понять министра. В той ситуации трудно было разобраться, кто прав. Кроме того, были в НИИДАРе тогда и другие подобные проблемы с главным конструктором Александром Николаевичем Мусатовым. Его идея блочных РЛС могла в своё время совершить подлинную революцию в этом деле. Но он тоже серьёзно конфликтовал с Марковым. Реализация идеи Мусатова требовала огромнейших усилий, средств, а сроки неопределённые. Маркову же хотелось побыстрее что-либо сделать и получить какой-никакой результат. В конечном итоге он «открутил» Мусатову голову, что явилось существенным тормозом в развитии целого направления в радиолокации.

Через какое-то время мне было подчинено НИО-3 и НФ НИИДАР, но сути конфликта это не изменило. Расхождение точек зрения стало откровенно выливаться не в работу, а в борьбу. Директор за одну техническую линию, главный конструктор за другую. Предметом этой борьбы стали, в том числе, люди, поскольку они не знали на какую сторону стать. Коллектив разделился. Постепенно в наше противостояние включилось руководство Минрадиопрома, комиссии по военно-промышленным вопросам. Одним словом, началось «куликовское» побоище.

Вот один из примеров, как директор пытался снять меня с должности главного конструктора. Модернизированной ЗГРЛС военные присвоили новый шифр. По логике директора, раз шифр новый, то давайте назначим и нового главного конструктора. Железобетонный аргумент для того, чтобы избавиться от неугодного. В дело вмешиваются министр Плешаков, председатель ВПК Смирнов, в результате меня восстанавливают в должности. Одно время они были за меня. Но со временем, я им видимо надоел с этой историей. Всякий раз лез и доказывал свою правоту. Но ведь у Маркова тоже были свои, достаточно убедительные, а в некотором смысле даже привлекательные аргументы. В конечном итоге, я остался без поддержки руководства. Кончилось наше противостояние тем, что я обратился в партийный комитет института. В своём обращении предельно откровенно обрисовал сложившуюся ситуацию. Думал, по-товарищески принципиально разберем создавшуюся ситуацию. Теперь понимаю, как был наивен. Вкратце, моё обращение содержало следующее:

«Постановлением Правительства нам задана работа по совершенствованию системы ЗГРЛС. Работа состоит из двух частей: модернизации аппаратурного комплекса и совершенствование комплекса специальных ионосферных алгоритмов. По первой части, есть основания надеяться, что хоть и с опозданием относительно установленных сроков, но задача будет выполнена: несмотря на сопротивление директора НИИДАР Маркова, после вмешательства руководства министерства и ВПК запущено производство аппаратуры. Что касается второй части, работы по совершенствованию алгоритмического комплекса, то она находится под более серьезной угрозой. А ведь именно эта часть задачи является наиболее трудной и определяет успех или неуспех заданной работы в целом. Её решение предполагает выполнение широкого диапазона весьма сложных работ, таких как изучение и соответствующее использование природных свойств ионосферы, опытно-математическое моделирование, организация и проведение специальных испытаний. Выполнение указанных работ может быть обеспечено только на базе Николаевского филиала НИИДАР, который располагает всем необходимым комплексом уникальных экспериментальных средств. Именно для этого он и создавался. Однако директор НИИДАР издал ряд приказов, в соответствии с которыми филиалу усиленно навязываются не свойственные ему задачи по совершенствованию аппаратурного комплекса. Практически это означает существенное сокращение сил, выполняющих основную работу по совершенствованию ионосферных алгоритмов, что приведёт уже не просто к оттяжке сроков исполнения. Это грозит тем, что по некоторым определяющим задачам просто не будут найдены решения. Создаются реальные предпосылки для некачественного выполнения работы в целом, что приведёт к незаслуженной компрометации созданных средств, в том числе уже переданных Заказчику. Мои неоднократные попытки убедить директора в пагубности таких мероприятий и недопустимости их реализации не привели к желаемым результатам. Считаю своим долгом проинформировать об этом партийный комитет института и просить разобраться в ситуации».

Обращение я написал в апреле 1983 года. Никакой реакции. Словно ничего не было. А ведь я был главным конструктором, заместителем директора по научной работе. Но вот в июне неожиданно было объявлено о расширенном заседании партийного комитета. Рассматривались какие-то общие вопросы, разбирались директивные документы. И только в конце заседания, после рассмотрения вопросов повестки, секретарь поднялся и сказал, что в партийный комитет поступило письмо от товарища Кузьминского. Мол, мы его обсудили. После него поднялся главный инженер института, мой давний товарищ по работе, опустил глаза и прочел в мой адрес невероятный пасквиль. После заседания он подошёл ко мне, извинился, мол, заставили. Но мне то тогда от этого было не легче. Одним словом, объявили мне строгий выговор. Формулировка впечатляющая. «За неудовлетворительное состояние плановой и исполнительской дисциплины в руководимых подразделениях, проявившееся в хроническом невыполнении плановых работ НИО-3 и НФ НИИДАР, неоднократное создание конфликтных ситуаций в коллективе, вносящих ненужную нервозность в работу и отвлекающих его от выполнения задач, сформулированных Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР, личную недисциплинированность, выразившуюся в систематическом невыполнении приказов директора НИИДАР, решений НТС и Совета руководства».

Вот куда загнули товарищи по партии, с которыми я проработал долгие годы и которые меня очень хорошо знали. После того заседания я понял, либо надо идти к Маркову с поднятыми руками, мол, каюсь, осознал, теперь я отныне и до скончания века ваш покорный слуга. Вот в моих руках молоток и гвозди, а вы, Владимир Иванович, только приказывайте, куда их забивать. Подлатаем, как вы того хотели, станции. Пусть они останутся с теми же характеристиками. Пусть будут блефом. Но мы их сбагрим военным и на этом умоем руки. Либо был второй путь. Отмежеваться от этого, уходить и не связывать свое имя с таким ляпом. Но уходить надо так, чтобы иметь возможность до конца разобраться с проблемами ЗГРЛС. После такого рода раздумий и переживаний, все же НИИДАРу и загоризонтной радиолокации отдал почти 20 лучших лет своей жизни, пошел к директору Института прикладной геофизики. Мы вместе с ним были членами Куйбышевского райкома партии. Хорошо знали друг друга. Он понял меня. Предложил должность старшего научного сотрудника и дал возможность заниматься своей задачей, что, в общем-то, было профильным для этого НИИ. Из НИИДАР я уволился 30 июня 1983 года.

В Институте прикладной геофизики стал предметно заниматься особенностями распространения KB сигналов на приполярных трассах, построением соответствующих алгоритмов. Мне потребовалось всего восемь месяцев для того, чтобы аналитически оценить влияние диффузности на качество обнаружения загоризонтных локаторов, понять физику явления, определить пути, как доработать систему, чтобы существенно улучшить её характеристики. После этого стал ходить по инстанциям, но без особого успеха. И это можно понять, ведь, в общем то, я уже был оплёванным. Тогда обратился к помощнику министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Он меня принял, выслушал. Тут же позвонил начальнику Вооружения Вооруженных Сил СССР генералу армии Виталию Михайловичу Шабанову, с которым, кстати, мы были давно знакомы ещё по совместной работе в КБ-1. Тот, в свою очередь, тоже принял меня в своем управлении, которое находится за Академией ракетных войск стратегического назначения имени Ф.Э.Дзержинского, по соседству с гостиницей «Россия». Долго мы беседовали с Виталием Михайловичем. С моими доводами он согласился, сказал, что надо готовить по этому вопросу соответствующее поручение министра обороны. Я уехал. О предложениях было доложено министру обороны Устинову, председателю ВПК Смирнову, другим заинтересованным лицам. Прошло два-три месяца, ничего не было слышно. Потом я заболел. Сказались напряженная работа, неурядицы последних лет. Как только позволило самочувствие, опять позвонил помощнику министра обороны. Тот рассказал, что была создана специальная комиссия по моему вопросу. Председателем ее стал Валерий Васильевич Сычёв. Ныне он председатель Госстандарта. В результате комиссия родила такое постановление, которое можно расценить, как направленное на «ничегонеделание». К участию в работе комиссии меня никто не привлекал.

После этого я работал еще год. С моим единомышленником Виленом Семёновичем Кристалём мы провели определённое моделирование, получили еще лучшие результаты. Тогда я написал письмо Смирнову в ВПК, просил меня принять для более детального разговора по вопросам совершенствования боевой системы. Но Смирнов переадресовал письмо к Каретникову Виктору Михайловичу, начальнику отдела ВПК. Тот меня принял, выслушал и сказал: «Ты же умный человек, ну чего ты дерешься? Вот лежит по твоему вопросу бумага, в ней сказано, что авторитетная комиссия уже разбиралась в этом деле, твои предложения не приняты». Виктор Михайлович посоветовал, больше не обращаться к Смирнову по данному вопросу.

Тем не менее, еще два года я работал в указанном направлении. За это время окончательно сформировалась соответствующая теория, было проведено серьёзное моделирование, многие вопросы были решены. Наступил 1987 год. Председателем ВПК в тот период стал уже Юрий Дмитриевич Маслюков. Ну, думаю, ладно, напишу ещё раз. Вот ему, а еще министру радиопромышленности Плешакову, главкому Войск ПВО Колдунову написал письма с соответствующими предложениями. В них указал, что, несмотря на то, что ушел из НИ-ИДАР, продолжал работать над известной им тематикой. Четко указал, что и как необходимо доработать на основе новых кардинальных решений. При этом доработки в большей части касались программно-алгоритмического комплекса, не требовали капитальных затрат и могли быть выполнены в ближайшее время.

Но никто мне не ответил. Да, это и понятно. Ведь в тот период я был уже бывший главный конструктор. Не специалисты не могли мне помочь в этом деле. Есть головной институт, на котором лежит ответственность за определённый вид техники, находящейся уже в боевой эксплуатации. А в институте сидит Марков, который гнёт свою линию и Кузьминского выставил уже в определённом свете. Весьма проблематично навязывать ему какие-то идеи со стороны. Неизбежно придётся брать долю ответственности на себя.

В результате я ничего не добился. После Чернобыльской катастрофы боевая украинская ЗГРЛС оказалась накрытой радиоактивным облаком и была закрыта. РЛС под Комсомольском-на-Амуре была снята с боевого дежурства, поскольку стала неперспективной. Вот такая трагическая история боевой системы загоризонтной локации.

Еще раз подчеркну, что честь первого загоризонтного обнаружения в нашем государстве принадлежит Василию Александровичу Шамшину и Эфиру Ивановичу Шустову. Они впервые увидели стартующую ракету на дальности около трёх тысяч километров. Определяющий вклад в создание экспериментального образца загоризонтного радиолокатора внесли Владимир Порфирьевич Васюков, Альберт Аркадьевич Бараев, Юрий Кузьмич Гришин, Юрий Кириллович Калинин, Иван Михайлович Заморин, Георгий Семёнович Пахомов и многие, многие другие ученые и инженеры НИИДАР. Не могу сейчас перечислить всех талантливых специалистов, принимавших самое активное участие в разработке. С 1968 года я стал главным конструктором и возглавил все работы по этой тематике. Мы добились немалых результатов. Но кто виноват в том, что отечественная боевая система загоризонтного обнаружения стартов баллистических ракет так и не была доработана и не была принята на вооружение? Кто виноват в том, что большая группа ученых, конструкторов, инженеров, рабочих за каторжный, исключительно тяжелый и добросовестный труд не получила даже элементарной благодарности? Наверное, в этом виноват, прежде всего, я, как главный конструктор. Не сумел своевременно, доказать свою правоту, не выстоял в борьбе за нее. Сам я человек далеко не идеальный. У меня со многими людьми были тоже не всегда идеальные отношения.

Но, тем не менее, мне очень многие помогали. Например, одно время меня поддерживал очень мудрый человек, начальник управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Но потом я не прислушался к одному его мудрому совету, и он перестал мне оказывать содействие.

Не прислушался я и к совету Юрия Всеволодовича Вотин-цева. Однажды командующий войсками ПРО и ПКО, деликатнейший, очень уважаемый в армии человек, доверительно сказал, что пора, мол, тебе, как главному конструктору сделать решительный шаг в противостоянии с Марковым. Я тогда все понял, но посчитал его не своевременным. И ошибся. Видно Вотинцеву, в силу его служебного положения, поступала весьма важная информация, о которой я не знал.

А вообще, за всем тем, что произошло со мной стоит еще одна весьма серьезная проблема. Речь идет об отношении к главным конструкторам. В мою бытность в Минрадиопроме многие главные конструктора были практически лишены всяческих полномочий. В ряде институтов они даже не имели права служебной переписки. Директор был хозяином положения, в любой ситуации мог навязывать свои взгляды на научные и технические проблемы. Один директор создаёт главному конструктору все условия для плодотворной работы, другой ведет себя по иному. Он тоже честный человек, он тоже за советскую власть. Но ему кажется, что если он будет водить за шкирку главного конструктора, определять что и как ему делать, куда идти, то дело от этого выиграет. А главный конструктор определяет очень многое. Это он не спит по ночам, работает, не считаясь со здоровьем. В космонавтике главный конструктор царь и богг в авиации тоже. Можно привести положительный пример Расплетина, Бункина, того же Ба-систова. А главный конструктор в лице какого-то мальчишки — это в первую очередь обман военных заказчиков. В этой системе кроется зло и неуспех многих разработок. В первую очередь военные должны быть заинтересованы в главных конструкторах. Поэтому надо создать такую систему, где именно главный конструктор фактически стоит во главе своей разработки. К этому постепенно идут. В том же НИИДАРе недавно ввели должность генерального конструктора. С ним уже трудно спорить тому же директору. Появились порядочные, знающие люди. Конечно, личностные особенности в науке будут присутствовать всегда. Но нужна такая система, которая максимально нивелирует их отрицательные стороны. Надо очень тщательно, юридически грамотно определить полномочия, права и обязанности главных и генеральных конструкторов. А заказчик не должен стоять в стороне от их работы, отдав всё на откуп Минрадиопрому. От этого все только выиграют, и в первую очередь дело».

На этом заканчивалась распечатка записи давнего разговора с главным конструктором советской системы загоризонт-ных локаторов. На столе лежала стопка потертых стандартных листов серой второсортной бумаги. На лучшую бумагу в нашей редакции в 1990 году не было средств. Вспомнил, что распечатывал запись с диктофона несколько дней. Ведь были и другие редакционные задания. В диктофонную распечатку специально не включил свои вопросы, реплики по ходу разговора с Александром Александровичем Кузьминским. Так, на мой взгляд, более рельефно читается рассказ, а скорее исповедь главного конструктора ЗГРЛС, который откровенно попросил защитить его дело и дело огромного коллектива людей от газетной клеветы. Наш разговор с Кузьминским длился несколько часов. Меня привлекла история отечественной боевой системы ЗГРЛС. После завершения беседы Кузьминский выпил очередную чашку цейлонского чая. Поблагодарил меня за встречу, собрал в папку свои документы, часть из которых мне уже скопировали в редакции, и собрался было уже уходить. Уже перед дверью остановился, обернулся ко мне и спросил, будет ли публикация в журнале.

– Мне надо еще разобраться в вашей истории, — откровенно ответил ему, — через пару недель я вам позвоню.

На этом мы пожали руки. И он ушел. Буквально по горячим следам нашего разговора я составил список первоочередных вопросов, которые необходимо выяснить, уточнить, с кем необходимо еще встретиться. О своем видении проблемы, разговоре с Кузьминским рассказал редактору отдела полковнику Александру Некрылову. Он предложил не торопиться и детально разобраться в этой истории. Так началось журналистское расследование, которое длилось с августа по декабрь 1990 года.

Глава 2 Кузьминский, Марков - друзья или враги?

Утром следующего дня, не откладывая на потом анализ встречи с бывшим главным конструктором ЗГРЛС Францем Кузьминским, начал прослушивать магнитофонную запись и печатать ее на портативной югославской печатной машинке «Оптима». В 1990 году персональные компьютеры весьма прилично стоили. Мне, майору, не по карману были купить персоналку даже советского производства «Микроша», не говоря уже об американских ПЭВМ. Прослушивал запись беседы с Кузьминским и, распечатывая ее на стандартных листках бумаги, барабанил по клавиатуре «Оптимы». От грохота механических частей печатной машинки не спасала даже войлочная подстилка толщиной в палец.

В 11.00 в наш кабинетик, в котором едва умещались два стола, несколько стульев и книжный шкаф пришел после редакционной утренней летучки редактор отдела боевой подготовки и обучения войск полковник Александр Григорьевич Не-крылов. Он расположился за своим столом, который стоял напротив, вплотную к моему столу. Пододвинул к себе более внушительных размеров, чем моя, печатную машинку, уже не помню какой марки, но тоже на войлочной подстилке. Принялся что-то печатать. Войлочные подстилки слабо гасили шум. На каждый удар по клавишам резонировали письменные столы и все содержимое, особенно в верхних ящиках и на столешницах. В кабинетике стоял грохот, как на машиностроительном заводе. Минут через пятнадцать Некрылов прекратил печатать, вынул лист из машинки и стал читать. Потом отложил его в сторону и предложил мне рассказать о вчерашней беседе.

– Так вчера вам все рассказал, — отреагировал я, — теперь вот распечатываю беседу, когда завершу, то попытаюсь узнать о прежних делах Кузьминского, Маркова. Для меня важно понять, что это за люди.

– Вот-вот, — отреагировал Александр Григорьевич — обязательно подробнее узнай, кто такой Кузьминский. И обязательно о Маркове. На мой взгляд, слова Кузьминского о том, что он после ухода из НИИДАР смог найти решения того, как доработать боевую систему ЗГРЛС, малоубедительны. Надо отыскать этому подтверждение.

– Но ведь Кузьминский в беседе рассказал, что он написал письмо министру Минрадиопрома СССР, главкому ПВО, председателю ВПК — отреагировал, было, я, — не мог же он вводить в заблуждение руководителей такого уровня?

– Мог, не мог, — резко ответил Некрылов — это все эмоции. Может в том письме Кузьминского одни эмоции. А твой материал, который, думаю, все же напишешь, будут весьма придирчиво анализировать все члены редакционной коллегии. Так что материал должен быть весьма доказательным, а не эмоциональным. Тогда материал пройдет редколлегию.

После этого полковник Некрылов сказал, что пока материал о ЗГРЛС придется отложить, а мне предстоит заняться другой темой. В редакцию прислал материал из Ракетных войск стратегического назначения генерал-полковник Игорь Дмитриевич Сергеев.

– Генерал наш земляк,- отметил Некрылов, — родом из городка Верхний пригорода Лисичанска, что в твоей, Александр, Луганской области. Ты тоже родом из тех мест. Да и я поблизости родился в шахтерском поселке. Так что земляку надо помочь опубликовать в нашем журнале свой материал, — уже улыбнувшись, сказал Некрылов, — коньячку нам подбросит от своих щедрот. Трудись.

Материал генерала был листов на двадцать через один интервал. Из этой огромной рукописи нужно было оставить примерно десять листов через два интервала. Работы на «Оп-тиме» не разгибаясь дня на два. Править и сокращать материал ракетного генерала — удовольствие мало приятное. А вдруг потом ему не понравится, как я обошелся с его «гениальным» творением? Такое уже у меня бывало с другими военачальниками, которые по-разному относились к редакционной правке. Однако начальник отдела поручил подготовить материал к печати. В редакции военного журнала это можно было считать приказом. Так что надо было плотно садиться за «Оптиму» и грохотать дня два, а то и больше.

Даже не предполагал тогда, что впоследствии генерал Сергеев станет главнокомандующим Ракетных войск стратегического назначения, а потом и маршалом, министром обороны России. Летом 1990 года я хотел как можно быстрее подготовить материал генерала ракетчика Сергеева к печати и заняться вплотную ЗГРЛС.

Только через несколько дней вернулся к теме ЗГРЛС. Завершил распечатку беседы с Францем Кузьминским. На столе лежали тридцать листов через один интервал сероватой, второсортной бумаги. И хотя прекрасно помнил всю нашу беседу, внимательно прочитал всю распечатку. Действительно, прав был редактор отдела полковник Некрылов, когда указал на эмоциональность рассказа главного конструктора. Не было доказательств того, что он после ухода из НИИ ДАР смог найти решения того, как доработать боевую систему ЗГРЛС. Он рассказывал о своей работе, проблемах, сложных взаимоотношениях с директором Марковым. Но прав ли был Кузьминский? А может прав Марков? А может, правы авторы публикации в «Советской России» ? В плане моего журналистского расследования появились дополнительные вопросы. Бездоказательный материал, да еще на такую важную тему для обороноспособности государства редакционная коллегия журнала «КВС» никогда бы не пропустила в печать. Тогда в нашу редколлегию входили все члены военных советов — начальники политуправлений Видов Вооруженных Сил СССР — ВМФ, ВВС, ПВО, РВСН, Сухопутных войск. Из них лишь только член военного совета ВВС имел звание генерал-лейтенанта. Остальные генерал-полковники и трехзвездочный адмирал. За неделю перед редколлегий им рассылались в запечатанных конвертах материалы будущего номера журнала. Самые главные политработники Вооруженных Сил СССР придирчиво рецензировали материалы. Бывало, писали такие отзывы, что автору впору было провалиться на месте от стыда за то, что он не разобрался в проблеме, или извратил факты. Поэтому в редакции журнала была очень высокая планка подготовки к печати материалов. Не могло быть и речи использовать взятые с потолка факты, извращать реальные события.

Несколько дней мне не удавалось связаться с Кузьминским. Рабочий и домашний телефоны отзывались длинными гудками. Чертыхаясь, поминая свою работу и службу недобрым словом, вновь и вновь набирал подряд два телефонных номера. Наконец в один из вечеров моя настойчивость была вознаграждена. Трубку домашнего телефона снял сам Франц Александрович. Откровенно я рассказал ему о своих сомнениях и предложил дать мне копию, или черновик письма, которое он отправил министру радиопромышленности Плешакову, главкому Войск ПВО генералу армии Колдунову, другим руководителям.

– Рад бы вам передать письмо, — отреагировал Александр Александрович, — да вот только оно у этих товарищей. А копия и черновик где-то затерялись. Не пойму, куда я их положил. Точно помню, что не уничтожал. А вот где они не помню. Попробуйте позвонить в Минрадиопром или Главкомат ПВО, — предложил он мне, — и взять там копию. Ваш журнал — центральный орган Главного политического управления Советской Армии, вам не откажут.

Не хотелось сразу отказаться от такого совета Александра Александровича. Но на языке так и вертелось ехидно поблагодарить его за такой совет. Да чтобы обратиться в управление делами министра радиопромышленности, а тем более главкома Войск ПВО, надо было, прежде всего, получить разрешение на это главного редактора нашего журнала. Потом послать в эти инстанции официальные письма за подписью нашего генерала, в которых доходчиво изложить, зачем нужно редакции письмо Кузьминского. Одним словом, та еще канитель. При этом была большая вероятность того, что после нескольких месяцев ожидания мне не дали бы письма не только ксерокопировать, а даже прочитать. А может, после такого обращения, вызвали бы нашего главного редактора в то же Министерство обороны СССР на «ковер» и популярно объяснили, что не стоит заниматься этой проблемой. Такие размышления буквально подталкивали к мысли вообще отказаться от поиска письма Кузьминского. Записал в рабочем блокноте, что при очередной встрече с Александром Александровичем попросить его подробно рассказать о том, что изложено в письме. Рядом с этой фразой нарисовал в блокноте конверт и поставил восклицательный знак, который указывал на важность этого вопроса в журналистском расследовании. И вот тут как-то неожиданно возникла мысль о том, что наглость в определенной мере не самое плохое качество в журналистской работе. Поэтому надо действовать в обход всех устоявшихся редакционных и министерских правил. На дворе ведь был 1990 год. Ломались годами устоявшиеся бюрократические традиции и правила в государстве. Карикатуристы едко высмеивали бюрократов, которые от народа отгородились секретаршами и прочными дверьми своих кабинетов. Кроме того, ведь расследование темы ЗГРЛС мне поручил начальник отдела, а ему главный редактор. В худшем случае за самоуправство мне объявят выговор, менее вероятно — строгий. Не составило особого труда найти номера телефонов приемных министра Минрадиопрома и главкома Войск ПВО. Стал туда звонить.

Однако в двух ведомствах повторилась одна и та же история. Вначале руководители аппаратов вежливо расспрашивали меня, зачем необходимо это письмо и предложили перезвонить через несколько дней. В следующий раз мне вежливо отказывали дать копию письма, даже не разрешали его прочитать в присутствии управляющего делами. Мол, это служебная переписка, в которой обсуждаются такие вопросы, которые затрагивают интересы обороноспособности государства. Правда, в обеих инстанциях все же посоветовали для получения копии письма заручиться разрешением в Минобороны или КГБ СССР. Одним словом все получилось так, как я и предполагал, чем для меня обернется совет Кузьминского получить копию его письма у руководителей ведомств, куда оно было отправлено. Возможно, что руководители Минрадиопрома, главкомата Войск ПВО были не заинтересованы ворошить эту историю. Если в письме Кузьминского приведены убедительные доказательства того, что он может доработать боевую систему ЗГРЛС в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР, то это даст журналисту в руки такие козыри, которые позволят назвать всех виновников, которые прямо или косвенно способствовали невыполнению важнейшего дела для обороны государства. Зачем давать журналисту против себя такие аргументы? Спасибо еще, что из этих ведомств на меня не покатилась встречная волна в виде звонков главному редактору журнала с предложениями запретить заниматься этой проблемой. В тот период военные и гражданские чиновники, в свою очередь, уже открыто опасались давить на печатные органы и журналистов. Появились другие способы влияния на печатные органы и слишком любопытных журналистов. Впоследствии мне пришлось в полной мере испытать на себе такое давление из-за работы над темой ЗГРЛС. Но это будет потом, когда многим станет известно, что журналист из «КВС» расследует проблему загоризонтных локаторов, пытается найти ответы, почему не была принята на вооружение перспективная боевая система, кто в этом виноват? Некоторым лицам явно не понравилась моя активность. Правда, попытки воздействовать на меня проявятся только через несколько месяцев. Но в тот период даже не задумывался об этом. Главным для себя считал быстрее разобраться в проблеме. Не получилось с письмом Кузьминского, начал собирать данные о нем самом и бывшем замминистра радиопро-ма генерал-лейтенанте запаса Владимире Маркове. Нужно было желательно от объективного и незаинтересованного источника узнать, что это за люди — главные действующие лица в истории ЗГРЛС.

В своем личном телефонном справочнике, который составлял несколько лет, нашел несколько фамилий знакомых офицеров из главкомата Войск ПВО. Стал звонить, задавать вопросы. Повезло лишь с полковником Владимиром Порошиным (фамилия по ряду обстоятельств изменена) из управления заказов и поставок вооружения Войск ПВО. Его знал еще по совместной службе в войсках ПВО в Северной группе войск в Польше. Тогда он еще был майором и служил оперативным дежурным на командном пункте войск ПВО СГВ. Уже работая в журнале по редакционным делам, как-то побывал в засекреченном и закрытом для посторонних поселке «Заря», где располагался главкомат Войск ПВО. В обеденное время зашел в офицерскую столовую и там неожиданно в очереди за борщами, котлетами и салатами встретил подполковника Поро-шина. Обменялись телефонами, изредка перезванивались.

Порошин даже пригласил меня на обмывание своих полковничьих погон, когда ему было присвоено звание. И вот теперь он согласился кое-что рассказать об интересующих меня фигурантах расследования. В главкомате ПВО, в жилом поселке ему не с руки было встречаться. Надо было заказывать мне пропуск в «Зарю», объяснять причину визита. Поэтому лучшим вариантом была встреча в столице. На следующий день полковник Порошин как раз собирался по каким-то служебным делам в Москву. Вот мы и договорились встретиться в кафе на Хорошевской улице возле редакции «Красной Звезды», в здании которой располагалась и редакция журнала «КВС». Ради такого случая я заказал в кафе по двести граммов водки, различные закуски. После первой рюмки вспомнили наш знаменитый на всю Северную группу войск чрезвычайными происшествиями отдельный радиотехнический батальон, мою радиолокационную роту. Дезертиры, автоаварии на польских дорогах, кражи аккумуляторов, тушенки — только малый перечень «славных дел» воинов-локаторщиков из 86 отдельного радиотехнического батальона, расквартированного в небольшом польском городке Стшегом. Кстати, до Второй Мировой войны, когда эта территория принадлежала Германии, этот городок был немецким и назывался Штредау. Но кроме различных чрезвычайных происшествий в нашем отдельном батальоне были и напряженные боевые дежурства по охране воздушного пространства над Северной группой войск, ведение воздушной разведки в интересах союзной Польши. На вооружении в батальоне и в нашей второй радиолокационной роте находились более совершенные РЛС, чем в польских ПВО. Они имели большую дальность обнаружения, гораздо лучше были защищены от различных помех. Поэтому мы могли решать такие боевые задачи по разведке воздушного пространства, обнаружению и проводке различных целей, которые польским локаторщикам были не по силам. За один 1983 год, например, мы три раза обнаруживали нарушителей воздушного пространства ПНР, гражданские самолеты, которые пытались угонять польские воздушные террористы. После одного из таких блестящих обнаружений угоняемого из Польши гражданского самолета Президент Польши, генерал армии Войцех Ярузельский представил командира нашей радиолокационной роты и меня, заместителя по политической части к государственным наградам ПНР. Но вместо этих орденов мы от своего командования получили по грамоте. Мол, еще не заслужили таких высоких иностранных наград. Этот не очень приятный факт мы тоже вспомнили с Порошиным. А потом тему разговора я направил в русло интересующих меня вопросов.

– А почему ты интересуешься Марковым и Кузьминским? — в свою очередь спросил меня Владимир, — если это тайна, то можешь не говорить, но все же?

Мне пришлось вкратце рассказать, почему у меня к этим людям повышенный интерес. Внимательно Порошин посмотрел на меня. Потом подозвал официантку и заказал кувшин разливного жигулевского пива. Тогда еще не было пивного разнообразия. За одним кувшином последовал второй. За пивом он все мне рассказал, что знал о Кузьминском и Маркове.

– Большие люди, — поднял Владимир указательный палец к потолку кафе, — связи у них на самом верху в главкомате ПВО, Правительстве СССР, ЦК КПСС, так что смотри не нарвись на большие, нет, пребольшие неприятности в своем журналистском расследовании. Можешь загреметь из Москвы на повышение в Забайкалье или на Сахалин. Тот же генерал-лейтенант Марков, хотя уже и в запасе и лишился всех своих высоких должностей, но весьма влиятельная фигура в военных и промышленных кругах.

– А он что еще и генерал-лейтенант? — удивился я в свою очередь, — ведь он был заместителем министра Минрадио-прома.

–А что здесь удивительного, — покачал головой Порошин и при этом отхлебнул из кружки большой глоток пива, — слушай и вникай, с какими людьми имеешь дело и чем они раньше занимались. А потом сделай правильные выводы. Рассказ полковника Владимира Порошина «В 1950 году из ЦНИИ-108, который возглавлял член-корреспондент Академии наук СССР академик Аксель Иванович Берг, в недавно образованное КБ-1 был переведен тогда еще мало известный, сравнительно молодой ученый Александр Андреевич Расплетин. Он стал неофициальным главным конструктором по созданию новейшей зенитно-ракетной системы ПВО Москвы «Беркут». Начальником КБ-1 был талантливый организатор производства полковник Елян, у которого в заместителях ходил Кутепов. По некоторым данным в КБ-1 Кутепов был доверенным лицом главы МВД СССР Лаврентия Павловича Берии. После снятия Берии со всех постов в государстве и ареста в 1953 году система «Беркут» была переименована в «С-25». В тот период уже официально назначенный главным конструктором «С-25» Расплетин изменение названия системы объяснил коллективу КБ-1 тем, что прежнее название происходило из двух слов — Берия и Кутепов — «Беркут».

В 1953 году одним из заместителей главного конструктора был назначен Владимир Иванович Марков. Он стал руководить вводом в строй подмосковных объектов системы «С-25». На этой работе положительно себя зарекомендовал и в 1963 году был назначен директором НИИ-37, впоследствии ставший НИИДАРом. В этом институте Марков тоже проявил себя, занимаясь различными проблемами радиолокации, в том числе и созданием РАС для противоракетной обороны СССР. А далее его величество случай вообще ввел Владимира Ивановича в узкий круг руководителей Минрадиопрома. В 1967 году провалился проект системы ПРО европейской части СССР «Аврора», созданной под руководством генерального конструктора Григория Васильевича Кисунько. Новейшее вооружение ПРО специально разрабатывалось для защиты страны от массированного налета американских межконтинентальных баллистических ракет. На заседании Межведомственной комиссии, председателем которой был генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев, было сказано, что «Аврора» не учитывает новейших американских технических средств по постановке помех советским радиолокаторам ПРО. Реализация проекта является крайне дорогостоящей, при этом не будет решена основная задача — селекция боевых блоков на фоне перспективных ложных целей противника. В этих условиях, создание системы ПРО по проекту «Аврора» не целесообразно. Не решали указанную задачу и альтернативные проекты, представленные Александром Львовичем Минцем и Юрием Григорьевичем Бурлаковым. Главные конструкторы работали автономно, не согласовывая между собой предлогаемые технические и технологические решения, являясь часто антагонистами друг к другу. В результате в Минрадиопроме лишился своего кресла заместитель министра радиопромышленности СССР Шаршавин. И вот тогда вспомнили о деятельном, инициативном и напористом директоре НИИ-37. Заместителем министра радиопромышленности по проблемам ПРО был назначен Владимир Иванович Марков.

Уже через год работы заместителем министра Марков, по всей видимости, понял, что в первую очередь мешает быстро и качественно создавать вооружение ПРО. В государстве этим занимались различные организации. Порой создавались непреодолимые ведомственные и личностные барьеры в работе. Именно Марков предложил создать первое в СССР научно-производственное объединение по тематике ПРО. Объединить в рамках одного НПО науку, технологию, серийное производство сложнейшего радиоэлектронного вооружения. В стране еще не было подобного прецедента. Идею объединить в одном НПО тематику ПРО, СПРН, СККП поддержали министр радиопромышленности СССР Калмыков, председатель комиссии по военно-промышленным вопросам при Совмине СССР Смирнов, в ЦК КПСС. Приказ об образовании Центрального НПО «Вымпел» был подписан министром радиопромышленности Калмыковым 15 января 1970 года. Генеральным директором ЦНПО и техническим руководителем был назначен Марков. При этом за ним сохранялся еще и пост заместителя министра радиопромышленности. В ЦНПО вошли десятки научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, серийных и опытных заводов по всей стране. Головным предприятием «Вымпела», его мозговым и руководящим центром стал Научно-тематический и технологический центр (НТТЦ). Гигантское объединение получилось сравнительно легко управляемым. Создание ЦНПО давало возможность в максимально сжатые сроки создавать сложнейшие радиоэлектронные системы ...

Одним из талантливых учеников Александра Андреевича Расплетина был и Франц Александрович Кузьминский. При создании системы «Беркут», на аэродроме в Летно-испыта-тельном институте в подмосковном Жуковском Кузьминский с товарищами занимался апробацией в работе антенны нового экспериментального локатора, передающих и приемных устройств.

Далее Кузьминский продолжал работать на экспериментальном образце. Именно под его руководством в состав экспериментального локатора вводились новые устройства, и лишь потом все новшества ставились на опытный локатор, который был расположен на полигоне Капустин Яр в астраханской степи. Для такой работы требовались знания техники, весомая научная базовая подготовка, да и просто интуиция ученого и конструктора. После принятия на вооружение «Беркута», переименованного к тому времени в С-25, Кузьминский некоторое время еще проработал в КБ-1 под руководством Расплетина, а потом перешел на работу в НИИ-37 заместителем директора по научной работе — главным инженером...»,

Владимир Порошин рассказал мне все, что знал о Маркове и Кузьминском. В третьем графине на донышке еще осталось немного пива. Он посмотрел на почти пустой графин и предложил разлить остатки «жигулевского» по бокалам.

– Не пропадать же добру, — изрек полковник, — возможно, что корень противоречий Кузьминского и Маркова лежит в разных подходах к созданию радиолокационной техники, — предположил Порошин, — давай за создателей вооружения ПВО и за наши славные войска. У нас в главкомате поговаривают, что раньше Марков и Кузьминский были друзьями, а потом между ними «пробежала черная кошка».

К ближайшей станции метро «Беговая» шли, что называется навеселе. В 1990 году мы жили с женой и годовалой дочкой на одну майорскую получку в 350 рублей. И при этом платили за съем квартиры хозяйке 150 рублей. Так что посещение кафе изрядно ударило по нашему семейному бюджету. Однако жалеть не приходилось. Владимир Порошин дал мне весьма ценную информацию. В тот период еще многое в оборонно-промышленном комплексе пока еще единого государства было скрыто завесой секретности.

На следующий день от гремучей смеси водки с пивом, которую пьют в мире только русские и поляки, голова буквально раскалывалась. Не помогли даже две таблетки анальгина. После обеда начальник отдела боевой подготовки «КВС» Александр Некрылов, очевидно, понял мое состояние. Правда, виду не подал. Мало ли что могло произойти у подчиненного. В районе пяти часов вечера он спросил о ходе расследования по ЗГРЛС. Узнал, что мне удалось от сослуживца выяснить некоторые подробности деятельности Маркова и Кузьминского. После этого начальник отдела выдал мне из своего кошелька несколько рублей и предложил сходить в близлежащий продуктовый магазин за закуской.

– И никаких возражений, — несколько хмуро сказал он мне, — будем поправлять твое самочувствие, у меня в сейфе имеется лекарство.

В сейфе у шефа оказалась литровая бутылка спирта. На огонёк заглянули еще два наших сослуживца. Вскоре мое самочувствие значительно улучшилось. Появилась совместная идея пойти в кафе, где я был вчера и попить пивка. И вот тут неожиданно зазвонил на моем рабочем столе телефон. Мне бы не поднимать трубку. Было уже половина седьмого вечера. Рабочий день завершился. Как-то машинально поднес трубку к уху. Мужской голос сухо и весьма официально сказал, что им уже известно о моем расследовании по ЗГРЛС. Мол, некоторые товарищи не заинтересованы в нем. Есть предложение вообще не заниматься этой темой. Мне бы до конца выслушать мужчину. Но хмель уже, очевидно, расслабил какие-то сдерживающие нервные центры в мозгу. Прервав на полуслове говорившего, я довольно громко спросил:

– Вы что, мне угрожаете?

Начальник отдела и наши сослуживцы-офицеры вопросительно посмотрели на меня. На другом конце провода мужчина тоже отреагировал, повысил голос и сказал, что угрожать никто не собирается, мол, майор Бабакин слишком маленькая фигура. Мне предлагается взаимовыгодное сотрудничество.

– А если откажусь, — ответил я.

– Ваши проблемы, — ответил мужчина, — только знайте, что нам известно, что вы снимаете квартиру в Капотне. Жена с годовалой дочкой каждый день гуляет по берегу Москвы-реки. Может так получиться, что гулять она будет по берегу Амура в Хабаровске, куда вас переведут служить корреспондентом окружной газеты Дальневосточного военного округа «Суворовский натиск». Малолетней дочери тамошний климат явно пойдет не на пользу. По почте вам придет письмо, в котором будут предложения о сотрудничестве. Ждите.

На этом разговор прервался. Благодушное самочувствие после похмелья улетучилось. Несколько секунд я молча смотрел на телефон. Потом взял бутылку и налил четверть стакана спирта, разбавил водой и выпил мерзкое на вкус, тепловатое после реакции разбавления спирта водой, пойло. Не стал рассказывать сослуживцам о том, что мне было сообщено по телефону, только сказал, что хозяйка предложила повысить плату за квартиру до двухсот рублей в месяц и теперь не знаю, на что буду жить и содержать семью. Такой разговор у нас, действительно, был с квартирной хозяйкой. Так, что тогда я не лгал. Да и зачем было рассказывать сослуживцам о возникших проблемах. Телефонные угрозы в мой адрес вполне могли дойти до ушей главного редактора. Он мог запретить расследование. Товарищи откровенно посочувствовали. Спирт был выпит, бутерброды съедены. Только после того, как сослуживцы ушли из кабинета, откровенно рассказал об этом телефонном звонке полковнику Некрылову. Тот предложил дождаться письма от неизвестных и тогда что-то предпринимать. Пока же осторожно, без лишнего афиширования, продолжать расследование. Ведь это задание главного редактора, о ходе выполнения которого он мог спросить в любое время. Так что вольно или невольно, а темой ЗГРЛС все равно нужно было заниматься. В то же время заинтересованные люди вполне могли меня брать на испуг. Если журналист робкого десятка, то одного телефонного звонка с предупреждением вполне хватит для того, чтобы он «наложил в штаны» и не связывался с материалом, который принесет одни неприятности. Мне же, еще сравнительно молодому журналисту и новому сотруднику редакции, было, откровенно говоря, не с руки пасовать перед каким-то телефонным звонком. Однако, оказалось путать меня не собирались. Тот звонок был только первым предупреждением.

Глава 3 «Секретное письмо в Генштаб о закрытии ЗГРЛС»

Телефонный звонок в редакцию, слова неизвестного с явной скрытой угрозой о моем возможном переводе из Москвы для дальнейшего прохождения кадровой офицерской службы в тот же Хабаровск, откровенно говоря, тревожил. Даже возникли мысли, а не послать ли куда подальше все это расследование по ЗГРЛС. Однако после того звонка ничего не происходило. Все было, как и прежде. Каждый день в 9.00 прибывал на службу в редакцию журнала, занимался текущими и неотложными делами. При этом не забывал тему загоризонтной локации. Помнил предупреждение начальника отдела о том, что она на контроле у главного редактора генерала Николая Кошелева. Однако расследование явно затягивалось. На мои телефонные звонки почему-то не отвечал бывший главный конструктор Франц Кузьминский. Несколько раз звонил в штаб противоракетной и противокосмической обороны (ПРО, ПКО) Войск ПВО страны. Объяснил помощнику командующего старшему лейтенанту Игорю Канашенкову, почему добиваюсь встречи с генерал-полковником Вольтером Макаровичем Красковским. Но всякий раз старший лейтенант вежливо объяснял, что командующего нет на месте, и предлагал позвонить через несколько дней. И вновь дальнейшее расследование по независимым от меня причинам откладывалось на неопределенное время. Ведь только в штабе ПРО и ПКО можно было выяснить многие специфические вопросы по проблеме ЗГРЛС. Именно в этих войсках в опытной эксплуатации находились загоризонтные радары. И если боевая система ЗГРЛС, действительно, была пустопорожним проектом, на который был затрачен миллиард оборонных денег, то военные могли откровенно обо всем правдиво рассказать. Это было в их интересах. Им то было нечего терять от публикации точной информации по этой проблеме. Ведь именно войскам ПРО и ПКО, возможно, руководители военнопромышленного комплекса, с заинтересованными лоббистами из Минобороны навязали такое дорогостоящее вооружение, которое не могло быть эффективным. Но в ПРО и ПКО или явно уклонялись от разговора со мной, или действительно командующий находился в отъезде. Приходилось терпеливо ждать. И это создавало в душе явный дискомфорт. При этом на службе, в поезде метро, или в автобусе все же припоминался телефонный разговор с неизвестным. Кроме скрытой угрозы о моем переводе из Москвы не давали покоя слова мужчины, что им известно, где гуляет с малолетней дочкой моя жена.

– Если неизвестные осведомлены о таких подробностях моей личной жизни, — размышлял я, — то они наводили обо мне справки. Во всяком случае, знают кто я такой, им известно о дочери и жене. Я же в полном неведении о них. Кто они, какие у них возможности? А если они действительно при дальнейшем моем расследовании, когда докопаюсь до объективной информации по ЗГРЛС, начнут действовать? Что я им смогу противопоставить? На что тогда смогу рассчитывать, на какую помощь?

– Да, ни на какую, — сам себе же отвечал, — в Минобороны, в милиции, в КГБ нет влиятельных родственников или друзей. Майорские погоны не защитят ни меня, ни мою семью от возможных действий неизвестных.

Затягивание расследования, тревожные размышления после телефонного звонка неизвестного мужчины все чаще приводили к мысли пойти к главному редактору и отказаться от темы ЗГРЛС. Объяснить, что расследование такой глобальной темы мне не по силам и возможностям. Наверное, что так бы и произошло после таких довольно невеселых размышлений. И я бы отказался, во вред своему профессиональному имиджу, от этого расследования. Журналистские смелость и принципиальность — это конечно отличные качества бойца печатного слова. Но за этим должна стоять весомая поддержка. И вот тут из сложившейся буквально патовой ситуации неожиданно выйти помогла женщина, у которой мы снимали однокомнатную квартиру в Капотне за 150 рублей.

Словно «накаркал» себе, когда после телефонного звонка неизвестного в редакцию сказал сослуживцам, что хозяйка подняла цену за жилье.

Как-то в один из вечеров после службы, как обычно приехал домой. На кухне за столом сидели моя жена, хозяйка квартиры и ее гражданский супруг. До этого всего пару раз его видел. Малоразговорчивый, с угрюмым выражением лица, еще сравнительно молодой мужик. Его гражданская жена — хозяйка квартиры была постарше. Она посещала нас каждый месяц и забирала квартплату — почти половину моего майорского жалованья. Все пили чай. Моя жена передала хозяйке деньги за квартиру. Та положила их в кошелек. А потом, уже глядя прямо мне в глаза, сказала, что им за поднаем этой квартиры предлагают платить 250 рублей. От ста рублей они не хотят отказываться. Так что или мы платим за квартиру 250 рублей в месяц или съезжаем. Эту женщину мы знали уже года три. Она была родной сестрой еще одной нашей знакомой, с которой моя жена была в приятельских отношениях. Только это удержало меня от того, чтобы не послать хозяйку квартиры, куда подальше на далеко не литературном, но понятном во всем мире русском языке. На 100 рублей с семьей в Москве было не прожить. Договорились, что мы попользуемся квартирой ещё месяц, пока будем искать другое пристанище. Уже на лоджии, сидя за вечерней газетой, подумал, что смена жилья даже к лучшему. Возможно, это на какое-то время в период расследования по ЗГРЛС обезопасит семью. Жена не знала о телефонном звонке в редакцию, да и вообще о сложном расследовании по ЗГРЛС. Не хотел ее волновать. Для себя на лоджии в тот вечер решил, что не буду пока никому сообщать, где найду новое жилье.

Но где искать жилье в переполненной в тот период столице. На улицах пестрели объявления о том, что семья военнослужащего снимет любую квартиру. Буквально две недели практически не занимался темой ЗГРЛС. Лишь изредка позванивал в главкомат Войск ПВО, где к моему удовлетворению советовали позвонить через несколько дней. Все свободное время пропадал на нелегальной столичной квартирной бирже, на одной из центральных московских улиц. Как некогда метко подметил русский литературный классик, что именно квартирный вопрос испортил москвичей. Мне помог буквально случай. Не стоит подробно о нем рассказывать. Одним словом, после двух недель поисков жилья, мы въехали в небольшую двухкомнатную квартиру с удобствами в общем коридоре в деревянном доме-даче знаменитого летчика Валерия Чкалова в бывшем пансионате ВВС, который располагался на берегу Москва-реки в столичном районе Крылатское. Нам повезло. Жена устроилась на работу в этот же пансионат. За жилье платили обычную квартплату. После этого как-то исчезли опасения за семью. В то время пансионат охранялся круглосуточно нерядом милиции. В редакции я новый адрес не сообщил, хотя это полагалось делать военнослужащим. Смена жилья подтолкнула меня к более активным действиям в расследовании. Позвонил в политуправление Войск ПВО, рассказал о редакционном задании, что необходимо все детально изучить, чтобы в материале все объективно и правдиво написать. Но для этого надо было, прежде всего, встретиться с командующим ПРО и ПКО, или каким-то другим компетентным по этой проблеме руководителем. Попросил о моем расследовании доложить члену военного совета Войск ПВО — начальнику политического управления генерал-полковнику Бойко. Тем самым страховался от вполне возможного гнева со стороны главного редактора журнала, если не выполню его распоряжение по этому расследованию. В свое оправдание можно было сказать, мол, в Войсках ПВО не захотели ворошить это дело, не оказали содействия. Противодействие со стороны руководства Войск ПВО давало мне право заявить главному редактору, редколлегии журнала о возникших неразрешимых проблемах при расследовании. Пусть мои вышестоящие начальники принимают решение, как поступить с темой.

Через пару дней опять позвонил в штаб ПРО и ПКО. Наверное, мой звонок в политуправление страны сыграл свою роль. Дежурный офицер ответил, что меня ожидает начальник штаба. Моя настырность все-таки пробила дорогу в главкомат.

Структура и задачи Войск ПВО страны были хорошо известны. А вот о ПРО и ПКО из-за решаемых этими войсками глобальных государственных задач и повышенной секретности, для меня и многих других в нашем государстве в 1990 году мало, что было известно. Просто какая-то «терра-инкогни-та». Но не идти же к генералу, начальнику штаба и разговаривать о проблеме ЗГРЛС слабо представляя, что такое ПРО и ПКО, какие у них задачи. Некомпетентные вопросы военного журналиста в беседе с военачальником могли вызвать самое малое улыбку, а в худшем варианте нежелание беседовать. Естественно, этого я не желал. Поэтому постарался навести справки о противоракетной обороне и месте, которое отводилось боевой системе ЗГРЛС. Ныне в 2007 году уже многое известно. А вот тогда в 1990 году сведения о ПРО в военной среде передавались с оглядкой, не раскрыть бы какую государственную тайну. Но все же перед поездкой в штаб ПРО кое-что об этих войсках существенное удалось выяснить. Популярно один из хорошо знакомых генералов Генштаба мне объяснил, что такое ПРО и место в ней боевой системы ЗГРЛС. Кстати, в звании генерал-полковника он в начале нынешнего века уволился из Вооруженных сил России. Теперь работает советником в Совете Федерации РФ. Но как тогда в 1990 году, так и ныне он не захотел раскрывать свою фамилию.

Еще в 1989 году меня включили в одну проверочную комиссию для работы в войсках, которую тогда возглавлял моложавый и подтянутый полковник. В ходе проверки я неоднократно к нему обращался, редактировал проверочные акты. Возможно, что чем-то приглянулся. Прощаясь после возвращения в столицу на подмосковной военной авиационной базе — аэродроме «Чкаловский» полковник дал мне свою визитную карточку и сказал, чтобы я, когда потребуется, обращался к нему без стеснения. Мало ли какие могут возникнуть вопросы. Впоследствии несколько раз звонил ему, когда он был уже в генеральском звании. Советовался по различным проблемам. Так же поступил и по ПРО. По телефону сказал, что приглашен в главкомат Войск ПВО и надо, мол, посоветоваться. Он предложил зайти к нему в одно из управлений главного оперативного управления (ГОУ) Генштаба. Пропуск будет заказан на такое-то время.

У него оказался довольно просторный кабинет. На стенах большие планшеты, задернутые темными занавесками. Под ними, возможно, скрывались карты с размещениями группировок войск. Так и хотелось заглянуть за эти самые занавески, что там действительно скрывается. Все такой же моложавый и подтянутый, в ладно сидящей военной форме, генерал-майор вышел мне навстречу из-за своего рабочего стола, пожал руку.

– Что волнует военную печать, — как старому знакомому задал он вопрос, — предложил на выбор чаю, или кофе.

Не перебивая, он выслушал мой рассказ о расследовании по ЗГРЛС, на несколько секунд опустил голову и посмотрел на свои кисти рук, которые положил на столешницу. Пробарабанил пальцами какую-то только ему знакомую мелодию. Возможно, это помогало сосредоточиться.

– Так, так, — проговорил он, словно собираясь с мыслями, — трудную и благородную расследуешь тему. Понимаешь, лично меня возмутила публикация в газете «Советская Россия». Какое-то огульное очернительство. Поклеп на ВПК и Минобороны. Нас выставили какими-то казнокрадами что ли. Ведь при создании боевой системы ЗГРЛС не могло быть никакого волюнтаризма. Все решения принимались только коллективно. Возможно, что была какая-то техническая ошибка ученых. Но ведь это не волюнтаризм, как писала эта газета. Что же касается ПРО, то специально для тебя вот что расскажу. Эти сведения не являются государственной тайной. И о них надо уже открыто говорить. А то ведь сейчас демократы всех мастей нас военных и генералитет буквально мешают с грязью, обзывают бездельниками. Забыли, что именно военные вместе с оборонной промышленностью смогли создать надежный щит против американских ядерных ракет.

Честно признаюсь, что совсем не ожидал такой реакции от своего знакомого.

Далее он рассказал, что к середине 70-х годов США уже обладали мощнейшей ракетно-ядерной триадой из стратегических баллистических ракет, стратегической ударной авиацией с ядерными бомбами и ракетами, атомными подводными лодками с баллистическими ядерными ракетами. Кроме того, американцы к этому времени уже создали против советского ракетно-ядерного вооружения полностью автоматизированную систему предупреждения о возможном советском ракетно-ядерном ударе по США и их союзникам. А для СССР самым опасным был внезапный, массированный удар ракетноядерных сил США с баз метрополии, с европейского континента, с атомных подводных лодок, которые постоянно патрулировали в Атлантике, Средиземном море, Тихом океане.

– Понимаешь, такой удар по СССР, особенно в тот период, вполне можно было нанести совершенно случайно, — неторопливо рассказывал генерал-майор, — автоматизированная система предупреждения о ракетно-ядерном ударе США по несколько раз в году после ее создания из-за различных технических проблем выдавала ложные тревоги. Американские военные по несколько раз в году приводили в боевую готовность стратегические ракетно-ядерные силы. Правда всякий раз руководству США и вооруженных сил хватало времени и выдержки разобраться в ситуации и вернуть стратегические бомбардировщики на аэродромы, послать соответствующие команды управления на ракетные базы и атомные подводные лодки. Представляешь, какая разворачивалась против нас армада сил и средств первого удара? — задал он риторический вопрос. И вот против таких сил нам надо было противопоставить, прежде всего, свою систему предупреждения о ракетном нападении. Ее назвали сокращенно СПРН. Организационно она входит в противокосмическую оборону, сокращенно ПКО. А все вместе это войска ПРО и ПКО, которыми ныне командует генерал-полковник Вольтер Макарович Красков-ский. А до него целых 19 лет войсками командовал Герой Социалистического труда, генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев, который в 1967 году сам начал формировать эти войска.

О Вотинцеве вообще ходят легенды в войсках. Один мой знакомый из главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных Сил СССР рассказал, что Центральное разведывательное управление США за 19 лет так и не смогло точно узнать, чем занимается Юрий Всеволодович. За ним и его делами американскими разведчиками в свое время велась настоящая охота.

Он ни перед кем не ломал шапку, даже перед Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым. Душой болел за порученное дело и свои войска. Ему в мирное время еще во время командования отдельным корпусом ПВО в Средней Азии приходилось руководить противовоздушными войсками и не давать американским, иранским, турецким самолетам, вертолетам — воздушным разведчикам нахально перелетать границу СССР и фотографировать наши военные и гражданские стратегические объекты, добывать другую шпионскую информацию. Именно генерал Вотинцев не боялся взять на себя ответственность и отдавать приказы по уничтожению нарушителей воздушного пространства СССР.

– Можете дать мне телефон Вотинцева, необходимо с ним встретиться и поговорить о ЗГРЛС, — вопросительно посмотрел я на своего собеседника.

– К сожалению, у меня нет прямого контакта с генерал-полковником, — ответил мой знакомый, — несколько раз встречал его на различных торжественных мероприятиях, он меня узнавал, здоровался. Юрий Всеволодович ведь с 1986 года в отставке. В число близких его друзей я не вхожу. Познакомился с ним во время генштабовских проверок войск ПРО и ПКО. У меня нет номера его домашнего телефона.

– Так вы говорили, что именно Вотинцев стал в 1967 году формировать войска ПРО и ПКО? — стал я уточнять, а потом, показывая свою осведомленность, сказал, что Вотинцев формировал так же и систему предупреждения о ракетном нападении.

– Воинские формирования СПРН — отдельные радиотехнические комплексы были включены в ПКО, — отметил мой собеседник, — но задачи перед системой предупреждения о ракетном нападении стояли такие, что именно Вотинцеву пришлось привлечь для их выполнения все силы и средства ПРО и ПКО. Информация от СПРН выдавалась Верховному Главнокомандующему — Генеральному Секретарю ЦК КПСС — Председателю Президиума Верховного Совета СССР, министру обороны СССР, начальнику Генерального штаба, главнокомандующим Видами Вооруженных Сил государства. Степень достоверности этой информации должна была быть высочайшей. Время получения информации указанными руководителями такое, чтобы они могли оценить обстановку и принять решение на встречный или ответный ракетно-ядерный удар по агрессору. Да еще передать соответствующие команды управления для выполнения такого удара Ракетным войскам стратегического назначения, атомным подводным лодкам ВМФ через главкомат нашего Военно-морского флота.

– Действительно генералу Вотинцеву пришлось столкнуться с крайне сложной задачей, — поддержал я разговор, — как же удалось ее выполнить?

– Об этом надо говорить с ним, если он согласится, — бросил реплику генерал-майор, — создание ПРО и ПКО было задачей особой государственной важности. К ней привлекались лучшие научные и производственные кадры нашего государства, очень многие предприятия военно-промышленного комплекса СССР. По сложности эту задачу вполне можно приравнять к советской ракетно-ядерной программе. К сожалению, из-за секретности пока открыта лишь малая часть информации об этих уникальных войсках и их вкладе в обороноспособность государства. Будем надеяться, что в дальнейшем журналисты и писатели раскроют эту сложную военную и научно-техническую тему, а главное правдиво расскажут о людях, которые создавали вооружения ПРО, формировали войска и ими управляли.

– А зачем создавалась боевая система ЗГРЛС, была ли в ней в тот период необходимость, ведь уже в космосе летали всевозможные военные разведывательные спутники? — задал я наводящий вопрос.

– Боевая система загоризонтной локации из двух огромных РАС, как раз и должна была значительно усилить всю советскую национальную СПРН. Прямо с нашей территории радиолокационными средствами контролировать все ракетные базы США. Спутниковые системы в космосе ведь менее надежны и более уязвимы, чем могучие земные локаторы.

Далее генерал-майор рассказал мне о составе и структуре войск ПРО и ПКО, выполняемых ими задачах. Но при этом сказал, что эти сведения пока не для печати и даются в чисто познавательных целях для повышения моего военно-журналистского кругозора. А вот обо всем другом — ЗГРЛС, формировании ПРО и ПКО, первом командире Вотинцеве могу писать предельно откровенно.

Через пару часов вполне удовлетворенным покинул я белокаменное здание Минобороны на Арбате. Генерал майор из ГОУ дал мне вполне исчерпывающую информацию. Теперь можно было ехать на подмосковную станцию «Черное». От нее в лесу в нескольких километрах находилось главное командование Войск ПВО страны и закрытый для посторонних, благоустроенный жилой поселок главкомата «Заря». Так что к беседе с противоракетными военачальниками был вполне подготовлен.

Электричка с Курского вокзала столицы до станции «Черное» по Горьковскому (ныне Нижегородскому) направлению шла примерно минут сорок. Утро было по-летнему солнечным и теплым. За окном вагона мелькали постройки дачных местечек, подмосковные городки и поселки. На станции Черное прямо за железнодорожным полотном колосилось на легком летнем ветру разнотравье. До встречи оставалось еще полтора часа. Поэтому я решил прогуляться от железнодорожной станции к контрольно-пропускному пункту главкомата через поселок, луг и чернеющий за полем лес. Тропинка в лесу протянулась вдоль забора из колючей проволоки. Местами «колючка» была порвана. Это вызвало удивление. Правда, на неказистом защитном заграждении висели таблички с надписями «Стой! Запретная зона». Возникла мысль о том, что кого могли остановить строгие предупреждения, если колючка болталась на ветру и в ней зияли дыры. Но это оказался только внешний периметр ограждения штаб-квартиры главного командования противовоздушных войск страны. Уже через некоторое время за первой «колючкой» в глубине леса стало просматриваться более надежное ограждение со средствами сигнализации и вооруженными автоматчиками охраны. Здания КПП и въездные ворота в главкомат были без излишеств местных военных умельцев. В иных воинских частях даже ухитряются на въезде сооружать целые архитектурные композиции из железобетонных стел и различного вооружения, клумбы с цветами, огромные стенды наглядной агитации о Вооруженных Силах и воинской службе. Многим таким сооружениям не откажешь в красоте. Да вот только так ли уж необходимы такие украшательства воинским частям, основное предназначение которых боеготовность, боеспособность, боевая учеба. Въездное лицо главкомата пэвэошников было по военному строгим.

Процедура проверки документов, получения пропуска не заняла много времени. Не стоит на них останавливаться, С разовым пропуском прошел мимо часового на охраняемую территорию. Минут пятнадцать шагал по асфальтированной пешеходной дорожке рядом с широкой асфальтированной дорогой, по которой то и дело проезжали черные «Волги» и изредка грузовики. Дорожка привела меня ко второму контрольно-пропускному пункту. Опять внимательная проверка часовым разового пропуска и удостоверения личности офицера. За этим КПП уже находилось непосредственно главное командование Войск ПВО страны. От моего внимания не укрылись — двойной забор из колючей проволоки на железобетонных столбах, проволока сигнализации на изоляторах, внимательные лица часовых, тщательно ухоженные дорожки и дороги, различные здания. Именно отсюда управлялись Войска ПВО страны на всем необозримом пространстве СССР.

В пропуске были указаны здание, этаж, номер комнаты, куда мне был разрешен доступ. В другие здания главкомата меня бы не пустили часовые. В приемную начальника штаба ПРО и ПКО генерал-майора Анатолия Николаевича Сколо-тянного зашел ровно в указанное время, представился старшему офицеру, сидящему за столом с несколькими телефонами. Тот сразу набрал номер и кому-то доложил о моем прибытии. После этого жестом пригласил пройти в кабинет. Из-за стола поднялся генерал-майор. К сожалению, через 17 лет стерлись подробности этой встречи. Только припомнилось, что Анатолий Николаевич посмотрел мое командировочное предписание, редакционное план-задание на работу. После этого он сказал, что со мной хотел встретиться генерал-полковник Красковский. Но, к сожалению, командующего вызвали в Минобороны. Поэтому он перенес нашу встречу на будущую неделю.

– Жаль, конечно, — отреагировал я на сообщение начштаба и при этом откровенно в душе чертыхнулся,- что поделаешь, придется еще раз приехать.

– Тогда, по теме ЗГРЛС, может, переговорим с вами, — в свою очередь предложил я начштаба.

Отрицательный ответ генерала охладил мой журналистский пыл. Однако после этого начштаба сказал, что со мной встретится и поговорит главный инженер управления СПРН полковник Владимир Капитонов. Мол, ЗГРЛС — его епархия, ему и карты в руки. Это уже было кое-что. Состоявшийся разговор с Владимиром Семеновичем Капитоновым дал очень многое для дальнейшего продуктивного расследования. Это была удача. Но теперь через 17 лет понимаю, что командование ПРО и ПКО просто не захотело встречаться с журналистом центрального журнала Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота. Тема была весьма щекотливая. Любое слово можно было использовать по-разному. Потом доказывай обратное. Вот и решили руководители ПРО и ПКО, что лучше будет меня свести с главным инженером управления. А тот объяснит ситуацию на ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре, причину пожара и разграбления одного из объектов этой системы.

Сейчас в 2007 году уже не помню лица полковника Владимира Капитонова, не помню, какой у него был голос, манера поведения, какой у него был кабинет. Передо мной на рабочем столе от того давнего разговора в штабе остались лишь несколько листов пожелтевшей бумаги. Но какие это листы, и какая в них бесценная теперь информация. Это копия письма начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генералу армии М.А. Моисееву, справка по изделию «Крут« ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре, распечатка нашей беседы с полковником Капитоновым.

Не могу понять, как в мои руки попала копия письма начальнику Генштаба Вооруженных Сил СССР. Уж точно, что этот документ не для журналистов. Вполне возможно, что во время разговора с полковником Капитоновым я сумел расположить его к себе, завоевал доверие. И он дал мне возможность снять копию с этого письма. До этого я ее нигде не обнародовал, не публиковал и хранил в свом архиве. Но не буду сейчас акцентировать внимание на этом важном для ЗГРЛС документе. Прежде всего, начну с распечатки нашей теперь уже 18-летней давности беседы. Вначале мы, вероятно, поговорили о публикации в «Советской России» критического материала с нападками на ЗГРЛС. Далее в распечатке был непонятный перерыв. Возможно, что мой диктофон «Электроника» опять забарахлил, может «зажевал» между валиками пленку магнитофонной кассеты, что весьма вероятно. Сейчас, через столько лет, трудно сказать, о чем мы говорили вначале, какую оценку дал публикации полковник Капитонов. Возможно, что весьма негативную. Но одно мне ясно точно. В ходе той беседы полковник Капитонов определенно старался дать мне полную информацию о ЗГРЛС. После обрыва распечатки диктофонной кассеты речь в основном шла об объекте «Круг«, который был предназначен для определения наиболее оптимальных частот работы ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре. Именно на этом объекте вначале была разграблена электронная аппаратура, содержащая драгоценные металлы. А потом на нем возник пожар. Вполне возможно, что именно о «Круге» я и задал первый вопрос Владимиру Капитонову. Вот что он рассказал.

Распечатка кассеты беседы с главным инженером управления СПРН полковником Капитоновым Владимиром Семеновичем.

«Объект «Крут« был создан для выработки текущей информации о прохождении радиоволн, состояния среды их прохождения, выборе оптимального частотного диапазона. Но потом появились новые более совершенные методы получения такой информации с использованием космического спутника, морского корабля. Надобность в «Круге» отпала. А это довольно большое здание с множеством различной технологической электронной аппаратуры и техники инженерного комплекса.

В 1979 году комиссия по военно-промышленным вопросам при Совете министров СССР приняла решение закрыть «Крут«. По решению министра обороны весь инженерный комплекс «Крута» — всевозможные насосы, электродвигатели, вентиляторы, преобразователи частот стали использовать на ЗГРЛС в виде подменного фонда сменных элементов. Технологическая аппаратура по решению министра обороны была возвращена предприятию разработчику ЗГРЛС — НИИ-ДАРу для доработки самого локатора и Государственному производственно-техническому предприятию (ГПТП), которое занималось монтажом и настройкой аппаратуры ЗГРЛС. Назад эта аппаратура нам не возвращалась. Охрану «Крута» воинская часть ЗГРЛС несла до тех пор, пока не были демонтированы все элементы круговского инженерного комплекса. Воинской охраны на «Круге» не было. Специалисты НИИДА-Ра и ГПТП там появлялись нерегулярно. Ответственности за этот бывший объект ЗГРЛС никто не нес. Этим воспользовались местные искатели драгоценных металлов. Они стали систематически грабить аппаратуру. В конечном итоге 9 мая 1990 года не охраняемый объект загорелся. Об этом пожаре было сообщено военному прокурору гарнизона Комсомольска-на-Амуре».

В подтверждение своих слов полковник Владимир Капитонов показал мне одну любопытную справку, с которой я тоже сделал копию.

«Решением 1654/СКБЗ от 26.03.79 года, утвержденным главнокомандующим Войсками ПВО страны, заместителем министра обороны, министром радиопромышленности СССР изделие «Круг« было выведено из состава изделия 5Н32 (ЗГРЛС) в 1979 году. К моменту принятия указанного решения монтаж аппаратуры закончен не был, передача ее в войсковую часть 55419 (ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре) не проводилась. Она оставалась на материальной ответственности предприятия ГПТП. В соответствии с этим же решением аппаратура изделия «Круг« была доработана и на ней были организованы работы по теме «Янтарь».

В 1985 году на основании документов об использовании аппаратуры «Круг«, утвержденным командиром войсковой части 77969 и заместителем министра радиопромышленности СССР от 19.09.85 года аппаратура была передана на сохранность ГПТП. А по части антенно-фидерного устройства (АФУ) предприятию ГРЗ для дальнейшей передачи ее различным заинтересованным организациям, учебным заведениям, в том числе Харьковскому политехническому институту.

По вопросу обеспечения сохранности аппаратуры войсковая часть 55419 неоднократно обращалась в адрес НИИДАР, в/ч 03366, 77969. Однако мер не принималось. В октябре 1989 года комиссией НИИДАР было проведено освидетельствование аппаратуры «Круг« и выданы рекомендации по ее списанию. Акт от 30.01.1990 года утвержден главнокомандующим Войсками ПВО страны. Указанный акт был направлен в НИИДАР, войсковые части 77969, 55419.

В апреле 1990 года в в/ч 55419 работали представители Гохрана СССР при участии военных прокуроров Краснознаменного Дальневосточного военного округа (КДВО) и в/ч 03366 по проверке выполнения требования документов по хранению и сдаче технических средств, содержащих драгоценные металлы».

Вполне возможно, что с полковником Владимиром Капитоновым мы детально обсуждали судьбу изделия «Круг« и всей системы ЗГРЛС. Однако у меня в архиве нет документального подтверждения того, о чем реально между нами шел разговор. С «Кругом» все понятно. Войска СПРН отказались от него за ненадобностью. Промышленности он тоже стал обузой. Вот и разграбили его неизвестные, а потом сожгли. И все концы в воду. Документы по «Кругу» говорят только о халатности определенных должностных лиц, но никак не о каком-то волюнтаризме организованной группы лиц, заинтересованных в принятии на вооружение никуда не годной боевой системы ЗГРЛС. Вполне вероятно, что тогда 18 лет назад в управлении ПРО и ПКО я спросил у полковника Владимира Капитонова о судьбе всей системы ЗГРЛС, что с ней стало в тот период. И тогда главный инженер управления показал мне еще один документ.

Его шифр РКС №151. Д-90 г. Направлен он начальнику генерального штаба Вооруженных сил СССР генералу армии М.А. Моисееву.

«Создание ЗГРЛС в составе двух узлов сопряжено с трудностями, в основном связанными с не изученностью поведения ионосферы в области Северного полюса («Полярная шапка»).

Требуемые характеристики узлов достигнуты не были, вклад их в боевые возможности системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) по одиночным баллистическим ракетам оказался незначительным. И эти узлы на вооружение Советской Армии приняты не были.

С целью решения этих проблем был намечен целый комплекс исследований и усовершенствований построения ЗГРЛС. Выполнить его не удалось из-за аварии на Чернобыльской АЭС.

Исследования на этих радиолокаторах вопросов по обнаружению воздушных целей, проведенные параллельно с работами по обнаружению баллистических ракет показали устойчивые возможности обнаружения радиолокаторами аэродинамических целей.

ЗГРЛС возле Комсомольска-на-Амуре, которая несла боевое дежурство, не принята на вооружение Советской Армии и в 1989 году снята с дежурства. На ней развернуты работы по обнаружению аэродинамических целей в интересах предупреждения о воздушном нападении с Северо-восточного направления».

Под этим документом подписались — генерал армии И. Третьяк, генерал-полковник В. Денисов, генерал-лейтенант В. Миронов.

Предельно откровенная беседа с полковником Владимиром Капитоновым была еще ценна тем, что он предложил мне встретиться с командиром ЗГРЛС, которая располагалась под Комсомольском-на-Амуре. Оказывается, он перевелся с Дальнего Востока и теперь служил в подмосковной Кубинке. При мне из своего кабинета по служебной связи Капитонов позвонил в Кубинку и сказал о моем желании встретиться и поговорить. Кроме этого Капитонов подсказал, кто мне может дать номер домашнего телефона генерал-полковника Вотинцева. Таким образом, моя поезда в главкомат Войск ПВО страны в подмосковное «Черное» была весьма удачной. Журналистское расследование значительно ускорялось.

Глава 4 «Офицеры ЗГРЛС Комсомольска-на-Амуре»

Расследование шло уже третью неделю. Август закончился в суматохе редакционной работы и попыток дальнейшего собирания фактов по ЗГРЛС. Чем больше я узнавал об этом удивительном изобретении советских ученых, которое позволяло контролировать воздушное и космическое пространство на астрономическом расстоянии, тем больше возникало желания и журналистского азарта разобраться в проблеме ЗГРЛС и написать обстоятельный материал. Телефонных звонков от неизвестного больше не было. Перемена места жительства моей семьи окончательно избавила от страхов за судьбу близких. Возникли мысли, что меня просто попугали и ничего серьезного за тем звонком неизвестного мужчины в редакцию журнала «КВС» не было. Впоследствии такое легкомыслие едва не обернулось для меня весьма плачевно. Но это произошло в 1995 году накануне публикации в газете «Красная Звезда» очередного материала по проблеме ЗГРЛС. А ранней осенью 1990 года я уже не думал о возможных опасностях, связанных с журналистским расследованием трагедии советской загоризонтной локации, и личной трагедии ее главного конструктора.

Конечно, в главном командовании Войск ПВО страны удалось получить уникальную информацию о том, кто, когда и почему непосредственно закрыл боевую систему ЗГРЛС, о пожаре на объекте «Круг» огромного радара под Комсомольском-на-Амуре. Но, несмотря на это, у меня все же после возвращения в столицу и анализа полученных данных возникла какая-то неудовлетворенность от той поездки. Словно, что-то в главкомате от меня утаивали, всячески старались дать однобокую информацию. Откровенно рассказали только об одном объекте «Круг« гигантского загоризонтного локатора. Несмотря на все попытки, я так и не смог услышать мнение о том, а возможно ли вообще было доработать радиолокационную аппаратуру? Научить ЗГРЛС обнаруживать пуски с территории США американских баллистических ракет? Ведь бывший главный конструктор Франц Кузьминский именно на этом настаивал в разговоре со мной. Мол, он после отставки с поста главного конструктора смог найти решения по доработке радара. Но ему не дали такой возможности определенные силы и конкретные лица в нашем государстве. И опять возникали мысли прав ли Кузьминский? Может, правы его оппоненты? Пока у меня не было каких-то реальных подтверждений словам бывшего главного конструктора. Поэтому очень надеялся на встречу в подмосковной Кубинке с бывшим командиром радара под Комсомольском-на-Амуре.

В первых числах сентября позвонил в Кубинку полковнику Ивану Васильевичу Ювченко, который, как мне рассказал один знакомый, ныне уже в генеральском звании. Но тогда в сентябре 1990 года в свою очередь Ювченко задал несколько встречных вопросов о характере предстоящей беседы. Получив на них ответы, он назначил день и время нашей беседы. Правда при этом предупредил, что на разговор позовет несколько своих сослуживцев из воинской части, которая обеспечивала деятельность дальневосточной ЗГРЛС. Для меня это было неожиданным. В Кубинке, оказалось, служил не один командир радара под Комсомольском-на-Амуре, а еще несколько офицеров из той же части. Для меня это было настоящей находкой. За одну беседу сразу узнать несколько мнений специалистов о восточном узле ЗГРЛ.

В пожелтевших листах распечатки диктофонной записи беседы с полковником Ювченко, к сожалению, не оказалось упоминания о том, какую должность он тогда занимал в Кубинке. В тот период там размещалось несколько частей ПРО и ПКО. Основной была огромная надгоризонтная РЛС «Дунай-ЗУ» модернизированной системы противоракетной обороны Москвы А-35М. Возможно, что полковник Ювченко служил в воинской части, которая обеспечивала и эксплуатировала эту гигантскую РЛС с циклопической антенной. К слову, судьба этого локатора весьма печальна. Аппаратурный комплекс был уничтожен во время пожара. Уникальная гигантская антенна в конце 90-х годов прошлого века была продана на торгах в Минобороны РФ коммерсантам и разобрана на металлолом. В тот период в российском военном ведомстве утверждали, мол, эта РАС ПРО морально устарела, серьезно пострадал от пожара аппаратурный комплекс. Сейчас трудно разобраться в том, так ли это и было ли целесообразным уничтожать эту мощную надгоризонтную РАС?

Через час езды на подмосковной электричке, стартовавшей утром с Белорусского вокзала столицы, уже стоял в маленьком домике контрольно-пропускного пункта, и дежурный прапорщик проверял мое удостоверение личности офицера. После этой процедуры он вышел со мной из домика на территорию воинской части и показал рукой на небольшое каменное строение, мол, вам надо туда. Видно считая свою миссию выполненной, он потерял ко мне всякий интерес и зашел обратно в домик КПП. Легкость, с которой меня пустили на объект ПРО и ПКО, в общем-то, развеселила. Вот тебе и вся пресловутая секретность. Но, впрочем, на первый взгляд, ничего секретного на территории той части и не было. Лес, да несколько стандартных строений, которые были обнесены деревянным, местами покосившимся забором с колючей проволокой наверху. На территории части не видно было ни души. Только воробьи занимались своими птичьими делами в раскидистых кронах огромных берез, да кошка неопределенного цвета внимательно следила за птицами. Эта мирная картина в воинской части почему-то с фотографической точностью прочно запечатлелась в моей памяти. Все остальное по прошествии 18 лет видится, словно за вуалью прошедшего времени. За ней едва угадываются полковник Иван Васильевич Ювченко и его сослуживцы по боевой ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре, которые довольно гостеприимно встретили приехавшего корреспондента из центрального военного журнала «КВС». Наверное, никого бы из тех собеседников в Кубинке ныне в 2007 году не узнал бы при встрече на улицах Москвы или в столичном метро. Но от той беседы у меня осталась распечатка диктофонной кассеты. На нескольких листках мнения нескольких военных специалистов о боевой системе ЗГРЛС. Они давали ответы на многие вопросы. Тогда в 1990 году в Кубинке состоялся довольно откровенный разговор. Возможно, что этому способствовала моя осведомленность по теме загоризонтной локации, я не задавал профессионалам глупых или наивных вопросов и был лично заинтересован узнать истину о том, что можно было, или нет доработать ЗГРЛС?

Даже бывший главный конструктор не до конца из-за секретности в 1990 году рассказал мне обо всей боевой системе. Он только обозначил наличие на Украине, кроме опытного радара под Николаевом, еще одной боевой РАС. Ничего не рассказал, почему она была закрыта, и к каким последствиям это привело всю боевую загоризонтную систему. Так что мне буквально пришлось добывать информацию об этих радарах, так и не принятых на вооружение. Вот что я предварительно узнал из своих компетентных источников перед поездкой в Кубинку осенью 1990 года о боевой системе ЗГРЛС.

Первая опытная советская ЗГРЛС, построенная вблизи города Николаева, начала свою работу 7 ноября 1971 года. Это была радиолокационная станция довольно внушительных размеров. Передающая антенна шириной 210 метров и высотой 85 метров. Приемная антенна высотой 135, шириной 300. На ней размещались 330 вибраторов, каждый диаметром 15 метров. В гигантском локаторе было 26 передатчиков, каждый размером примерно с двухэтажный четырехквартирный жилой дом. Эта опытная ЗГРЛС могла контролировать воздушное пространство над значительной территорией Китая.

Размещение первой боевой ЗГРЛС системы под Чернобылем (Черниговом) мотивировалось ее высокой энергоемкостью. Чернобыльская атомная электростанция, как раз и обеспечивала могучий радар дешевой электроэнергией. Радиолокационный узел «Дута-1» был построен в 1985 году и далее вошел в состав Войск ПВО страны. Эта грандиозная ЗГРЛС могла обнаруживать в том числе старты американских ракет с ядерными боеголовками с атомных подводных лодок, которые находились в районах боевого патрулирования в Атлантическом океане. После аварии на Чернобыльской АЭС станция попала под радиоактивное облучение и была законсервирована. В 1987 году «Дуга-1», специалисты ее называют еще «Чернобыль-2», была окончательно закрыта.

В 1982 году после значительных доработок была поставлена на боевое дежурство ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре. Она контролировала воздушное и космическое пространство над Тихим океаном и территорией США. Из-за низкой эффективности по обнаружению одиночных стартов баллистических ракет с середины 80-х годов прошлого века была предпринята попытка доработать эту ЗГРЛС, улучшить ее тактико-тактические характеристики. Но в 1990 году на одном из ее объектов «Круг« произошел пожар, и она была выведена из состава системы предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны. Общие затраты из бюджета СССР на боевую систему ЗГРЛС составили примерно 600 миллионов рублей. Даже в 1990 году это была астрономическая сумма. Для сравнения в тот период 9-ти этажный пятиподъездный жилой дом стоил менее миллиона рублей.

С определенным багажом общих знаний я переступил порог кабинета полковника Ивана Ювченко. Там уже находились еще один полковник и подполковник. Они явно ожидали журналиста из столицы. В распечатке диктофонной кассеты отмечено, что полковник Ювченко представил мне бывшего главного инженера ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре полковника Андрея Петровича Матвеенко и начальника группы боевого применения радара подполковника Валерия Семеновича Петрянина. Приходится теперь в 2007 году лишь сожалеть о том, что не описал тогда их внешность, манеру говорить, обстановку в кабинете, где состоялся наш разговор. Так что буду придерживаться только довольно суховатой распечатки диктофонной кассеты. Вот что я услышал в тот сентябрьский день 1990 года в Кубинке.

Распечатка беседы с бывшим командиром ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре полковником Иваном Васильевичем Ювченко.

«В воинской части ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре я был заместителем командира 2,5 года, потом сам 5 лет был командиром. Таким образом, этой радиолокационной станции я отдал 7,5 лет своей жизни.

Когда я впервые прибыл на ЗГРЛС объект «Круг« был уже построен. Правда, шло сооружение виадука, подъездных путей к нему. В 1982 году 30 июня наша ЗГРЛС была поставлена на боевое дежурство. Это было событием для воинской части, да и для всей СПРП. Однако нам уже тогда было ясно, что «Круг« и в дальнейшем не будет использоваться в работе ЗГРЛС. Этот внушительных размеров объект специально промышленностью сооружался для определения наиболее эффективных рабочих частот ЗГРЛС в конкретный момент времени. Он состоял из нескольких больших и мощных по тем временам ЭВМ, огромного антенного поля, внушительных размеров здания, большого количества другой сложной техники. Вообще вся эта аппаратура была большой и громоздкой. А еще в период опытной эксплуатации нашего загори-зонтного радара была проведена доработка непосредственно его аппаратурного комплекса. Офицеры из нашей воинской части вместе с представителями промышленности активно усовершенствовали аппаратуру самой ЗГРЛС. В результате уже тогда отпала надобность в «Круге». Это хорошо стало ясно так же в период боевого дежурства. Я уверен, что еще на опытной ЗГРЛС под Николаевом было установлено, что «Круг« — бесполезен. Наверное, это проявилось и на чернобыльской станции. Но почему-то «Круг« опять стали сооружать на нашем радаре. При этом даже строители были уверены в его ненужности. В конечном итоге, от использования «Круга» мы отказались. И его стали эксплуатировать в экспериментальных целях представители промышленности.

На мой взгляд, со строительством боевой системы ЗГРЛС явно поспешили. Ведь на николаевской опытной станции были получены явно заниженные результаты по обнаружению баллистических ракет. Наверное, надо было все же провести дополнительные научные изыскания, а потом уже возводить две боевые ЗГРЛС. Но это только мое мнение.

В отношении грабежа и пожара на «Круге» отмечу, что я, как командир воинской части, видел, что бесхозное здание «Круга» приходит в негодность. Местные жители неоднократно с целью грабежа ценнейшей аппаратуры, взламывали двери этого объекта, проникали внутрь. По своей личной инициативе я издал приказ по части и организовал круглосуточную охрану этого объекта. Снял с работы часть личного состава для охраны «Круга» для того, чтобы окончательно на нем не разграбили аппаратуру. Об этом я доложил своему командованию».

Распечатка диктофонной беседы с бывшим главным инженером ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре полковником Андреем Петровичем Матвеенко.

«Возьмем нашу систему ПРО Москвы А-35. Ее создавали около 20 лет. А получили на выходе низкие результаты. И она в настоящее время не устраивает нас. Это конечно плохо. Но при создании этого сложнейшего вооружения в государстве добились и положительных результатов. Прежде всего, дальнейшее развитие получила сама промышленность. Так, появились новые типы ЭВМ, создалось целое новое направление в программировании. Прежде этого у нас не было. Деньги на А-35, считаю, были потрачены не зря.

Для системы предупреждения о ракетном нападении, например, возвели в свое время прекрасную надгоризонтную, самую мощную в мире РАС «Дарьял». Во время испытаний выявились большие изъяны в ее работе. В выдаваемой ею информации было большое количество ложных сигналов. Потом станцию доработали. Деньги были потрачены не зря. Нечто аналогичное произошло с боевой системой ЗГРЛС. Но, к сожалению, ее не доработали. Однако, считаю, что деньги на нее потрачены не зря. Уверен в том, что наступит время и у нас появятся весьма эффективные боевые загоризонтные локаторы».

Распечатка диктофонной беседы с бывшим начальником группы боевого применения ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре подполковником Валерием Семеновичем Петряни-ным.

Объект «Круг« — это дополнительная часть ко всей боевой системе ЗГРЛС. Однако уже на начальной стадии испытаний этот объект своих задач не решал. А ведь именно «Круг« был предназначен для оптимизации режимов работы основного боевого радара. Он должен был предварительно оценивать условия распространения электромагнитных волн и выдавать рекомендации по выбору рабочих частот на боевой локатор.

Когда мы прибыли на этот радар, то все в основном уже было построено. Монтировалась радиолокационная аппаратура. Для нашей станции был предусмотрен довольно большой объем задач. Немало их отводилось и объекту «Круг«. Но по мере проведения испытаний стало выясняться, что ЗГРЛС не выдает заданного качества результаты. Круг боевых задач станции стал сужаться. Однако деньги на доработку аппаратурного комплекса тоже урезались. Постепенно круг задач радара стал таким, что изделие «Круг« попросту из них выпало. На самом радаре был свой, аналогичный круговскому, но в более сокращенном варианте, комплекс измерительных средств. Эта аппаратура и стала решать в ограниченном объеме задачи мощного во всех отношениях «Круга».

Отмечу, что испытания в Николаеве опытной ЗГРЛС не могли дать точного ответа на все вопросы по строительству боевой системы. Прежде всего, крайне отличаются условия прохождения электромагнитных волн. На трассах распространения коротких радиоволн Чернобыля, Комсомольска-на-Амуре есть такие природные явления, которых нет на трассе Николаева. Поэтому с николаевской трассы, считаю, нельзя было автоматически переносить опытные данные на другие трассы. А они были именно перенесены и использованы для создания боевой системы. Поэтому и столкнулись с такими трудностями.

Однако можно было доработать боевые радары, чтобы они отлично видели стартующие американские баллистические ракеты и через полярную шапку ионосферы. Но надо было делать не специальный объект «Крут«, а использовать комплекс диагностических средств. Например специальные морские корабли, космические спутники для оценки состояние трассы прохождения коротковолнового сигнала радара и выработки рекомендаций по выбору режимов работы станции, длительности импульсов и рабочих частот. Но деньги на эти цели постоянно урезались.

На мой взгляд, такую систему из двух ЗГРЛС не стоило создавать. Можно было построить одну станцию, например, на Камчатке. Она бы там прекрасно обнаруживала стартующие с территории США ракеты. Кроме того, этот загоризонтный комплекс мог бы еще контролировать состояние магнитосферы, оценивать геомагнитную активность, условия распространения радиоволн. Вот тут бы и объект «Круг« с его уникальной аппаратурой наверняка бы пригодился. Он для Института земного магнетизма, Академии наук СССР выдавал бы уникальную научную и практическую информацию. Однако все научные разработки на нашем объекте велись только в целях повышения его боевой эффективности.

В 1983 году главного конструктора Франца Александровича Кузьминского отстранили от работы. А ведь он в свое время при утверждении проекта и технического задания на возведение всей боевой системы не мог даже предполагать, с какими научными трудностями ему придется столкнуться. Никто в тот период в нашем государстве, да и мире не предвидел этого. В тот период заместителем министра радиопромышленности СССР был Владимир Иванович Марков. Он покровительствовал загоризонтнои тематике. К 1982 году спрос к этому новейшему вооружению для СПРН значительно ужесточился. После проверки оказалось, что тактико-технические характеристики не соответствуют записанным в постановлениях Правительства и Центрального Комитета партии. И тогда с Кузьминского спросили по всей строгости. А он из-за недостатка средств уже не мог доработать боевую систему. Окончательный удар по ней нанесла чернобыльская трагедия с АЭС. Кузьминский ушел со своего поста в Институт прикладной геофизики всего-навсего старшим научным сотрудником. А потом и Маркова убрали. И всю боевую систему, созданную с таким трудом, окончательно закрыли и разрушили. Конечно, с точки экономии государственных средств это возможно правильное решение. Но с точки зрения науки и практики этого делать было нельзя. Мы потеряли возможность получения бесценной информации, которая наверняка бы использовалась во многих отраслях человеческих знаний и, прежде всего для создания более совершенных загоризонтных радаров. Тем самым было упущено драгоценное время.

Думаю, что главная трагедия советской боевой загоризонтнои системы в нехватке в нашем государстве средств для ее создания. Ведь даже при размещении таких стратегических радаров системы ПРН в тот период экономили каждый рубль. Только из экономии не построили ЗГРЛС на Камчатке. Дорого. Доставка каждой тонны цемента, не говоря уже обо всем другом, обошлась бы госбюджету в копеечку. Понимаю, что главный конструктор Кузьминский вынужден был соглашаться с таким заведомо ущербным размещением радаров системы. Он бы вообще при нашей советской системе принятия решений по созданию вооружений никогда бы не построил реальных радаров. Сожалею, что Кузьминскому впоследствии не поверили и не дали возможности довести свое главное дело жизни до конца. Не дали доработать ЗГРЛС.

В 1981 году Франц Кузьминский пытался доработать ЗГРЛС. Но за год он мало, что успел сделать. После 1983 года, после ухода с поста Кузьминского, предпринимались попытки спасти ЗГРЛС. В эскизном проекте, как и предлагал бывший главный конструктор, были предусмотрены морской корабль, космический спутник, предназначенные для научных целей по совершенствованию аппаратурного комплекса радаров. Но к 1985 году в государстве развернулась компания по сокращению военных расходов. И расходы на доработку ЗГРЛС были окончательно урезаны».

Тогда в 1990 году в разговоре со мной в Кубинке более старшие и опытные полковники Ювченко и Матвеенко вели себя осторожно. При этом тот же Иван Васильевич Ювченко в основном рассказывал об изделии «Круг« и связанных в ним проблемах. Именно на «Круг« напирали в разговоре и в главкомате Войск ПВО. Тогда мне непонятно было, почему этот «Крут« так волнует многих в ПРО и главкомате. И я как-то не стал заострять на нем свое внимание. Меня интересовали другие вопросы. В этом была моя первая ошибка. Лишь теперь в 2007 году через 18 лет с того журналистского расследования пришло понимание о том, что изделие «Круг« было важной цепочкой огромного научного поиска при построении загоризонтных радаров. Ведь вся техника, когда-либо созданная человечеством, в свое время проходит модернизацию. Она видоизменяется внешне, изменяются ее характеристики. Ведь самый современный нынешний автомобиль не что иное, как улучшенное повторение своего пращура — первого самодвижущегося механического экипажа. Так же и ЗГРЛС главного конструктора Франца Александровича Кузьминского были первыми такими радарами в СССР и в мире. Никто ничего подобного тогда еще не создал. Естественно, в таком наукоемком и технически сложнейшем деле могли быть какие-то ошибки. Не случайно, в народе говорят, лишь тот, кто не работает, тот не ошибается. Вот и главный конструктор Кузьминский, предложив объект «Крут« для диагностики рабочих частот радара, тоже вел сложнейший научный поиск, в результате которого появились другие научные и конструктивные решения, которые позволяли и без «Круга» усовершенствовать ЗГРЛС. Другое дело что изделие «Крут« в результате оказалось бесхозным и подверглось грабежу и пожару. За это кому-то предстояло отвечать. История вышла за ведомственные рамки Войск ПВО страны и стала известна руководству СССР. Вполне возможно, что публикация в «Советской России» о волюнтаризме и безграмотности при создании боевой системы ЗГРЛС, как раз и преследовала цель не только возбудить общественное мнение в отношении лиц, якобы бездумно расходовавших народные деньги на заведомо непригодное вооружение, но и дать ход уголовному расследованию по пожару на «Круге» и расхищению ценнейшей аппаратуры. Ведь прокуратура не могла при явно голословных обвинениях в этой газете создателей ЗГРЛС в волюнтаризме зацепиться за это. Остался только разграбленный «Крут«, который конкретно кто-то создавал, за который кто-то был материально ответственен. Налицо было вполне реальное преступление. Поэтому и в главкомате ПВО, и в Кубинке передо мной явно оправдывались. Мол, мы все меры приняли по сохранению «Круга», который был ошибочно создан промышленностью и нам был не нужен. Такое поведение руководителей вполне объяснимо. И только один лишь подполковник Петрянин откровенно высказал свое мнение. В распечатке магнитофонной беседы с этими офицерами нет даже намека на то, что Ювченко или Матвеенко пытались опровергнуть подполковника Петрянина. Они по всей вероятности соглашались с ним. И это информация для моего расследования дорогого стоила. Наконец-то нашелся специалист, да не какой-нибудь из команды того же главного конструктора Франца Кузьминского, а военнослужащий-эксплуатационник, явно заинтересованный в качестве новейшего сложного радиоэлектронного вооружения, который со знанием дела сказал о том, что Франц Кузьминский мог все-таки доработать боевую систему ЗГРЛС. Однако одного мнения подполковника Василия Семеновича Петрянина явно было мало для написания аргументированного материала о судьбе советской боевой системы ЗГРЛС, о том, почему она не была принята на вооружение Войск ПВО страны. Нужны были мнения более авторитетных товарищей, которые дали бы экспертную оценку проекту ЗГРЛС, сами в свое время контролировали ход строительства, выделение огромных государственных средств на это вооружение. Наверняка члены нашей редколлегии, в которую входили начальники политуправлений всех Видов Вооруженных Сил СССР, при обсуждении моего материала обратили бы внимание на слабую аргументацию. На кого я ссылаюсь, пытаясь объективно рассказать о трагедии боевой системы ЗГРЛС, и тем самым объективно защищая людей ее создавших, от надуманных нападок в газете «Советская Россия».

– Жаль, что бывший командир ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре полковник Ювченко и главный инженер полковник Матвеенко ничего не сказали определенного в защиту версии о доработке радара, — размышлял я в редакции журнала после поездки в Кубинку, — их мнение могло быть довольно весомым. Но теперь надо выкручиваться из положения. Самым главным моим козырем в материале вполне может стать мнение о ЗГРЛС генерал-полковника Вотинцева. В зависимости оттого, что он расскажет, можно будет выстраивать аргументацию в материале. Надо постараться встретиться с этим авторитетным в армии военачальником, хотя он уже и в отставке. Его мнение о ЗГРЛС для моего материала и для членов редколлегии журнала может оказаться решающим.

В своем рабочем блокноте шариковой ручкой жирно вывел — Вотинцев и поставил после фамилии генерала несколько жирных восклицательных знаков. Но, кроме него, на многие вопросы по судьбе боевой системы ЗГРЛС могли также ответить еще бывший заместитель министра радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант запаса Владимир Иванович Марков, которого непосредственно газета «Советская Россия» обвинила в волюнтаризме с ЗГРЛС, бывший начальник заказывающего управления главного управления заказов Минобороны, генерал-лейтенант запаса Михаил Иванович Ненашев, сотрудники НИИДАРа, которые хорошо знали эту тему и главного конструктора Франца Кузьминского. В моем блокноте появилось еще несколько фамилий и телефонных номеров. Этот старый блокнот с планом журналистского расследования и списком фамилий, с кем предстояло встретиться, сохранился. Ныне в 2007 году, старые записи в потрепанном рабочем блокноте словно возвращают меня в 1990 год. Даже невольно возникают в глубинах памяти давно забытые образы указанных в моем списке людей, московские улицы, засыпанные осенними листьями, снегом, которые в тот период явно не спешили убирать столичные коммунальные службы. С сентября по декабрь 1990 года пришлось изрядно поездить и походить пешком по столице, по различным улицам и районам отыскивая адреса фигурантов моего журналистского расследования.

Недели две ушли на поиск прямых контактов с генерал-полковником Вотинцевым. Несмотря на подсказку в главном штабе Войск ПВО, у кого можно спросить номер домашнего телефона отставного военачальника, никак не удавалось это сделать. Наконец в редакции центральной газеты Минобороны СССР «Красная Звезда» один знакомый военный журналист дал мне номер телефона квартиры Вотинцева. Но при этом предупредил на него не ссылаться. Мол, Юрий Всеволодович ему доверяет и будет неудобно, если без разрешения Вотинцева, мой знакомый кому-то передаст домашний телефон военачальника в отставке.

После этого, долго не раздумывая, я поднялся на четвертый этаж здания «Красной Звезды», где располагалась редакция нашего журнала, и набрал номер телефона Вотинцева. Это было явно поспешным решением. Надо было к такому звонку предварительно подготовиться. Хотя бы успокоиться после поспешной пробежки по лестничным пролетам в здании редакции. На удивление трубку тут же подняли и на другом конце абонент глуховатым, каким-то спокойным голосом проговорил: «Слушаю вас, говорите». От этого спокойного тона, а может от неожиданной удачи, или вполне естественного уважительного волнения перед известным военачальником на мгновение у меня стало сухо во рту, запершило в горле. Но все же представился кто я такой. Потом извинился, прокашлялся. Только после этого вновь внятно доложил, кто такой и почему беспокою генерал-полковника.

– Так, значит, интересуетесь, почему не принята на вооружение система ЗГРЛС, — спокойным, немного хрипловатым голосов проговорил в трубку Юрий Всеволодович и тут же добавил, — читал статью в «Советской России», в ней, мягко говоря, не все верно. Похвально, что ваш журнал взялся за эту проблему. Приезжайте ко мне на квартиру, чем смогу, помогу. Записывайте, как ко мне доехать и адрес.

На этом разговор прервался. Несколько минут сидел за рабочим столом и барабанил по столешнице пальцам, весьма довольный от результатов телефонного разговора, назначенной встречи. Потом взял с полки в шкафу весьма дефицитный в ту пору справочник «Улицы Москвы», впрочем, дефицитный, как и все прочие книги и товары, и нашел необходимую улицу. Оставалось только составить перечень вопросов для беседы и, так сказать, вперед, продолжать расследование.

Глава 5 «Первый в СССР командующий войсками ПРО и ПКО»

В 1990 году в обычных столичных жилых домах, даже в престижных районах, еще не устанавливались во входных дверях подъездов домофоны или кодовые замки. Большинство москвичей еще и не думали обзаводиться в целях безопасности стальными дверями с хитроумными замками. В подъезд старого кирпичного дома послевоенной постройки в районе метро «Университет», где находилась квартира генерал-полковника в отставке Юрия Всеволодовича Вотинцева, я вошел беспрепятственно. Холл был довольно чистый. Правда довольно неприятный едкий запах красноречиво указывал на наличие мурлыкающих и мяукающих хвостатых-полосатых и усатых, возможно, даже не слишком желанных жильцов из подвала, которые в подъезде устраивали по ночам тайные гулянки с душераздирающими хоровым пением не для слабонервных законных жителей этого подъезда. Но кошек не было видно. Их время еще не наступило. После солнечной улицы на лестнице было сумрачно. Из опасения наступить на широкой лестнице на кошачий хвост или лапку на первых ступеньках, пока к полутьме не привыкли глаза, я внимательно смотрел себе под ноги. Но с каждой преодоленной ступенькой, почему-то все меньше хотелось подниматься дальше. Пока добирался на метро и рейсовом автобусе в этот обжитой московский район, не испытывал беспокойства или каких-то сомнений насчет своего визита к отставному военачальнику. Заранее составил примерные вопросы для беседы с генерал-полковником Юрием Всеволодовичем Вотинцевым. У приятеля журналиста из газеты «Красная Звезда» расспросил о характере Юрия Всеволодовича. Контактный ли он человек, как с ним вести себя? Таким образом, считал, что, в общем-то, подготовленным для предстоящей беседы. Но в подъезде почему-то влажными стали ладони рук, несколько учащенно забилось сердце, даже мысль возникла не идти в тот день к Вотинцеву. Потом извиниться по телефону, мол, работа помешала, и сослаться на срочное редакционное задание. Однако тут же прогнал эту трусливую мыслишку. Сам себе мысленно сказал, что генерал вполне может обидеться и второй раз к себе домой уже не позовет. Поэтому с несколько учащенным дыханием поднялся на указанный этаж и решительно надавил на кнопку звонка на двери с известным мне номером квартиры. Очевидно, меня уже ждали. В старых записях есть отметка о том, что генерал-полковник Вотинцев довольно быстро открыл дверь. На порог квартиры вышел ниже среднего роста, плечистый, мужчина. Седые волосы на голове были аккуратно зачесаны назад. Это делало его лицо каким-то открытым, приветливым.

– Очевидно, вы журналист, прошу, — предложил он мне войти в квартиру и тут же, еще не закрыв входную дверь, протянул руку, — будем знакомы — я — Вотинцев Юрий Всеволодович.

При этом он довольно энергично пожал мою руку. Про себя я подумал, что, несмотря на обильную седину в волосах, генерал-полковник выглядит значительно моложе своих лет. Он так пожал мне ладонь в приветствии, что хрустнули костяшки. По коридору Вотинцев провел меня в небольшую, примерно двенадцать квадратных метров комнату. Очевидно, она была одновременно и рабочим кабинетом и местом для отдыха. Одну из стен до потолка занимал книжный шкаф, целиком составленный из модных в тот период застекленных книжных полок. На полу потертая ковровая дорожка. Простенькие, небольшие рабочий стол, пара кресел и тахта — вот, пожалуй, и вся мебель. Откровенно говоря не ожидал встретить такую почти спартанскую обстановку в рабочем кабинете отставного военачальника. Ее скрашивало только обилие всевозможных книг в импровизированном шкафу из пары десятков стандартных полок. Даже в 2007 году, невольно возникают мысли о том, что, как небогато в 1990 году жил бывший командующий ПРО, от мнения и решения которого зависело в свое время выделение гигантских сумм из госбюджета на туже боевую систему ЗГРЛС. А ведь газета «Советская Россия» генерал-полковника Вотинцева, правда косвенно, обвиняла в волюнтаризме при строительстве ЗГРЛС и разбазаривании огромных государственных средств.

– Итак, товарищ майор, вас интересует история нашей боевой загоризонтной системы, — обращаясь ко мне, первым заговорил генерал-полковник Вотинцев, — еще в шестидесятых годах главный инженер научно-исследовательского института дальней радиосвязи, или сокращенно НИИДАР, Франц Александрович Кузьминский пригласил меня приехать в Николаев. И там, в небольшом деревянном домике он и его коллеги-сотрудники показали мне удивительные данные объективного контроля работы опытной загоризонтной радиолокационной аппаратуры. Именно опытной загоризонтной аппаратуры, а не радиолокационной станции. Такой РАС тогда еще и в помине не было. На фотопленках, фотографиях были зарегистрированы, с указанием конкретного времени, очень своеобразные сигналы. Отметки в виде круга показывали запуски ракет с территории США, а в виде прямой черточки — пуски наших ракет с полигонов. Пуски были зафиксированы на очень большом расстоянии. Это впечатляло. В тот день Кузьминский предложил мне создать боевые загоризонтные локаторы, принцип действия которых основан на эффекте, открытом советским ученым Кабановым. Со своей стороны я проконсультировался со специалистами, рядом известных ученых и убедился в том, что в Николаеве Франц Кузьминский и его коллеги по НИИДАРу показывали мне не какие-то веселые картинки, или заведомо ложные данные. Многие факты убедительно говорили сами за себя, что вполне можно создать мощные дальние наземные боевые загоризонтные локаторы. Такие РАС могли стать самым эффективным наземным разведывательным средством против американских стратегических ядерных ракет. Ведь космические спутники больше подвержены внешним воздействиям. Поэтому по сравнению с наземными мощными радарами системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) космические спутники менее надежное боевое средство.

После соответствующих консультаций Кузьминскому были выделены определенные средства. Через два года он мне представил в Николаеве сокращенный образец опытной ЗГРЛС. Как лицо, заинтересованное в таком эффективном радиолокационном вооружении, я был назначен председателем государственной комиссии по рассмотрению проекта боевой загоризонтной радиолокационной системы. Во время испытаний того сокращенного образца ЗГРЛС я лично наблюдал, как опытный и еще маломощный локатор обнаруживал пуски наших баллистических ракет из района Читы по полигону на Новой Земле. ЗГРЛС обнаруживала ракеты с очень большой вероятностью, где-то 07 — 0,8. Оставалось совсем немного до единицы, то есть стопроцентного обнаружения. Однако и такая довольно высокая техническая готовность опытного радара не устраивала главного конструктора Франца Кузьминского. Кстати, впоследствии, я его стал называть, как и все ближайшие соратники, Александром Александровичем. Он почему-то не очень любил имя Франц. Так вот Кузьминский, несмотря на явный успех в Николаеве убедительно доказывал, что у опытной аппаратуры есть предел возможностей, а вот на реальном боевом радиолокаторе ему наверняка удастся еще больше повысить вероятность обнаружения баллистических ракет. Такая убежденность главного конструктора в правоте конструкторского решения построения будущей боевой ЗГРЛС привлекала многих. Конечно, это помогло Кузьминскому отстоять проект по созданию боевой загоризонтной системы. Именно отстоять в спорах на различных научно-технических совещаниях, советах, в кабинетах высокопоставленных военных и гражданских чиновников, а не протащить, как указано в статье в газете «Советская Россия».

Этот монолог в начале нашей беседы о трагедии советской боевой системы ЗГРЛС с Юрием Всеволодовичем Вотинце-вым был записан в моем рабочем блокноте. А дальше я, судя по характеру записей в рабочем блокноте, спросил у генерал-полковника разрешение и включил диктофон. Очевидно, мы беседовали не один час. Запись нашего разговора распечатана на двадцати двух страницах. Далее она будет приведена полностью. Однако в моем старом блокноте после первого длинного монолога Вотинцева есть еще довольно любопытные пометки, касающиеся самого Юрия Всеволодовича. Вероятно, перед включением диктофона я задал несколько вопросов, так сказать, не по теме своего визита. Для журналиста было бы непростительной ошибкой побывать в гостях у легендарного в Войсках ПВО страны командующего ПРО, ПКО, СПРН генерала Вотинцева и не расспросить о некоторых подробностях его уникальной жизни. И вот спустя 18 лет в 2007 году, читаю эти свои старые записи и понимаю, что они реально показывают, какой это был человек, так сказать, из какого теста он был слеплен. А главное мог ли он заниматься волюнтаризмом, как писала газета «Советская Россия» в 1990 году, при принятии решения о создании боевой системы ЗГРЛС и выделении на это дело огромных народных средств. Ныне об этом легендарного командующего уже не спросить. Наш мир Юрий Всеволодович Вотинцев покинул в 2005 году. Думается, читателям будет интересно узнать, каким был человеком первый в истории нашего государства и Вооруженных Сил командующий войсками противоракетной и противокосмиче-ской обороны Войск ПВО страны.

– В армии о вас говорят, мол, что вы, Юрий Всеволодович, из казаков, даже внук казачьего атамана. Как можно было с такой биографией в Советской Армии стать генерал-полковником и к тому же командующим самыми засекреченными войсками нашего государства? — примерно такой задал я Во-тинцеву первый вопрос.

– Мой прадед еще во времена царствования Александра II был выбран атаманом части Донского казачьего войска, которое по приказу самодержца была направлена на границу с Китаем для защиты границ России и населения от набегов воинственных банд. Мой пращур вместе со своими однополчанами по-казачьи односумами заложили крепость Верный. В 1921 году она была переименована в Алма-Ату. А в далеком 1867 году Верный стал административным центром Семире-ченского казачьего войска. Мой прадед был геройским казаком и атаманом. Погиб он в одном из сражений на границе, порубленный бандитскими саблями. Он был похоронен по казачьему обычаю в бурке в крепости Верный. Тому есть документальные свидетельства. Но могила прадеда, к сожалению, не сохранилась.

После прадеда казачья булава войска в Верном досталась моему деду подполковнику Семиреченского казачьего войска Дмитрию Вотинцеву. Однако умер он рано в 1897 году. В семье осталось четверо детей. Поэтому мой отец Всеволод Вотинцев за казенный счет был определен на учебу в ташкентский кадетский корпус. Блестяще его закончил в 1911 году и сразу же поступил в Петербургский политехнический институт имени Петра Великого. Студент-политехник еще до 1917 года вступил в партию большевиков. А после октябрьской революции он был направлен в Туркестан для укрепления там советской власти. Он стал председателем Туркестанского исполнительного комитета партии большевиков. Вечером 18 января 1919 года белогвардейцы из подпольной «Туркестанской военной организации», которую материально поддерживали консул США в Ташкенте Тредуэл и другие официальные представители стран Антанты, подняли в Ташкенте вооруженный мятеж. Участником этого мятежа был даже военный комиссар Туркестана бывший царский офицер Осипов. Он под предлогом экстренного совещания вызвал в расположение 2-го Сибирского полка моего отца и многих других ответственных работников правительства республики. Ночью они были убиты.

О царских казаках — моих прадеде и деде уже никто не вспоминал. Я был сыном геройски погибшего за Советскую власть государственного деятеля. По собственному желанию я стал курсантом Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября. В 1938 году по первому разряду был выпущен лейтенантом и получил назначение командиром взвода в Тбилисское горно-артиллерийское училище. Служил честно. Был награжден орденом «Знак Почета». Потом стал командиром батареи в Пензенском артиллерийско-миномет-ном училище. Возможно, что именно за командирские и педагогические качества меня упорно не хотели отпускать на фронт. В моем личном деле до сих пор находятся 20 рапортов с просьбами отправить в действующую армию. Только в 1942 году я был назначен командиром дивизиона в 295 минометный полк, который формировался в Рыбинске. В дивизионе в основном были солдаты и сержанты после госпиталей. А еще более 130 человек условно-дословно выпущенных из рыбинской тюрьмы. За редким исключением все они имели сроки по 10 и более лет за грабежи, разбои. Но дрались они в тяжелейших боях вместе с остальными товарищами отчаянно. Через полгода судимости были сняты со всех. Почти до самого конца войны был на переднем крае. Дослужился до командующего артиллерией 90-й гвардейской дивизии.

После войны в 1947 году закончил Военную академию имени М.В. Фрунзе. Имел право выбора места службы. Но поехал на Дальний Восток в Приморский военный округ. В 1950 году по приказу командующего войсками округа генерал-полковника Сергея Семеновича Бирюзова, будущего маршала Советского Союза, трагически погибшего на Байконуре, был в служебной командировке в Северной Корее. Видел начало войны между Северной и Южной Кореями, взятие Сеула северокорейскими войсками, бегство американских и южнокорейских войск, массированные бомбардировки авиацией и артиллерией 7-го флота США Северной Кореи, горящий Пхеньян.

В 1955 году я артиллерист окончил Академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и был назначен заместителем командующего отдельной зенитной ракетной армии по боевой подготовке. На вооружении были новейшие зенитные ракетные комплексы системы С-25 «Беркут». Вместе с командующим особой армией ПВО по противовоздушной обороне Москвы мы стали осваивать новое для нас вооружение. Для меня в тот период, так же было главной задачей форсированными темпами обучить личный состав воинских частей обнаруживать, сопровождать и сбивать любые воздушные цели в небе над столицей. Ведь международная обстановка была очень противоречивой. Например, еще в 1957 году радиолокационная станция дальнего обнаружения. А-100 под Смоленском обнаружила на высоте 20 тысяч метров неизвестную цель. Высотный самолет-нарушитель шел прямым курсом на Москву. После этого происшествия министр обороны СССР маршал Малиновский приказал в особой армии поставить на боевое дежурство зенитные ракеты, снаряженные боевыми частями и заправленные компонентами топлива.

– А верно, что именно вы впервые вывезли советские зенитные ракеты на ноябрьский парад на Красную площадь, — не удержался я от давно интересующего вопроса.

– Было такое, — ответил Вотинцев, — только я не вывозил боевую технику, а был командиром особой ракетной группы на параде. В сентябре 1957 года командующий особой армией генерал-полковник Константин Петрович Казаков, ее еще в войсках называют «Первой конной», огласил мне приказ о назначении начальником особой ракетной группы, которая будет на параде в честь 40-й годовщины революции впервые всему миру демонстрировать советское зенитное ракетное вооружение. Честно скажу, что это не очень меня обрадовало. Честь то большая, но и служебных дел в тот период было невпроворот. Шло боевое слаживание частей нашей особой армии. Неделями наши офицеры не покидали боевых позиций. А тут парад на Красной площади. Чрезвычайно ответственное дело. Предстояло готовить к параду личный состав, боевую технику, которой было довольно много. На парадную площадку на аэродроме на бывшем Ходынском поле были завезены 62 зенитные ракеты со всех Видов Вооруженных Сил СССР. Лично под моим руководством проходили интенсивные тренировки особой ракетной группы по прохождению на Красной площади.

В 9 часов утра за час до парада ракеты были расчехлены в колонне за Манежной площадью. И сразу же открылись многие окна в гостинице Метрополь, в которой проживали иностранные журналисты, дипломаты, представители многих государств мира. Наверное, больше полутора часов наша колонна была под объективами сотен фотоаппаратов и кинокамер. Еще бы впервые открыто в Москве демонстрировалась совершенно секретная ракетная советская техника, к которой ранее иностранцев не подпускали и на пушечный выстрел. Наша колонна на Красной площади была встречена аплодисментами. Вечером в Грановитой палате Кремля, в которой были собраны военные на праздничный прием в Кремле, Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев сказал мне, что за руководство особой ракетной группой при подготовке и участии в параде ЦК объявляет благодарность. Так впервые я встретился с руководителем нашего государства, да еще и был им поощрен.

– В армии рассказывают о том, что вы не ломали шапку ни перед главнокомандующим Войск ПВО маршалом Советского Союза Батицким, которого в Вооруженных Силах СССР многие высокопоставленные военачальники откровенно побаивались, ни даже перед самим Генеральным Секретарем ЦК КПСС — Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым.

– Если бояться своих руководителей, то это не воинская служба будет, а угодничество и сплошное мучение. Из угодливого, который только и делает, что смотрит в рот вышестоящему руководителю, ничего путного не выйдет. Я на любой должности, прежде всего, старался честно и в полном объеме выполнять свои обязанности. А всевозможным начальникам в рот не смотрел, мол, что изволите. Не та родословная и не то воспитание.

В 1963 году я командовал 12 отдельной армией ПВО. Ее части располагались в республиках Средней Азии и прикрывали южные воздушные границы СССР. Летом того же года Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев прибыл в Иран с официальным визитом. Во время его выступления в меджлисе нашу воздушную границу нарушил иранский разведывательный самолет. В воздух было поднят дежурное звено из 156-го истребительного авиационного полка. Наши летчики Степанов и Судариков условными сигналами предложили нарушителю следовать за ними. Однако пилоты иранского самолета развернулись и пошли в сторону госграницы. После этого воздушный разведчик был атакован и подбит. Но все же самолет перелетел иранскую границу и упал в районе города Моминабада. В меджлис поступило сообщение о том, что советские летчики над территорией Ирана сбили иранский гражданский самолет. Так в течение очень короткого времени возникли предпосылки к международному скандалу. Шахиншах Ирана предложил Леониду Брежневу прервать выступление до выяснения причин чрезвычайного происшествия. Вскоре стало известно, что самолет пересек границу с СССР без заявки и разрешения иранских властей. Шахиншах Ирана извинился перед Брежневым и тот продолжил выступление в меджлисе. Несмотря на то, что я и мои подчиненные действовали безукоризненно и в интересах своего государства, тем не менее, я подвергся очень серьезному дисциплинарному взысканию в Вооруженных Силах СССР — предупрежден о неполном служебном соответствии. За этим взысканием уже следует снятие с занимаемой должности, снижение в воинском звании. Более того, на военном совете в Москве бывший главнокомандующий Войск ПВО — заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, маршал авиации Владимир Александрович Судец весьма тенденциозно подошел к разбору этого происшествия и потребовал отдать под суд военного трибунала летчиков Степанова и Сударикова. Маршалу я сказал, что тогда под трибунал надо отдавать и генерала Вотинцева, который приказал сбить иранский самолет-шпион и что готов подать рапорт об отстранении меня от занимаемой должности командующего 12-й армией ПВО/Военный совет Войск ПВО не поддержал предложение главкома.

А Брежнев после завершение официального визита в Иран прибыл в Ташкент и на аэродроме командующему Туркестанским военным округом генералу армии Ивану Ивановичу Федюнинскому и мне посоветовал быть на границе поаккуратней. Мол, отношения СССР с Ираном только налаживаются и такие происшествия не идут им на пользу.

Ну, а с главкомом Войск ПВО маршалом Павлом Федоровичем Батицким тоже были разговоры буквально на грани фола. Так в апреле 1967 года главком неожиданно вызвал меня на Государственный центральный научно-исследовательский полигон в районе озера Балхаш. Оттуда полетели в Алма-Ату. В самолете Батицкий сообщил, что Военный совет Войск ПВО страны рекомендует меня на более высокую должность. На это я возразил и попросил оставить командовать 12-й армией ПВО. Такого от меня Батицкий не ожидал. Было видно, что он крайне раздражен моим отказом. Не привык главком Войск ПВО страны к независимому поведению подчиненных. Тем не менее, армию пришлось оставить.

В мае того же года после сдачи армии своему преемнику прибыл в Москву. Главком Батицкий принял меня довольно радушно. Мне предстояло под его руководством создавать совершенно новые войска противоракетной и противокосмиче-ской обороны. Главком доверительно перешел на «ты» в разговоре со мной и спросил, как сдал армию, не буду ли я по ней скучать. В свою очередь, такой несколько фамильярный тон военачальника меня покоробил. Не удержался и ответил, что ко всем подчиненным обращаюсь на «вы», поэтому товарищ главнокомандующий прошу и ко мне обращаться на «вы». После моих слов маршал Батицкий очень крупный мужчина буквально вскочил с кресла, побагровел и сказал, что если он кому-то «тыкает», то такой человек ему нужен и он его любит, а кому-то «выкает», то такого подчиненного выгоняет. Острую ситуацию в кабинете разрядил член Военного совета Войск ПВО страны — начальник политуправления генерал-полковник Иван Халипов. Политработник поднялся с кресла и сказал Батицкому, что Вотинцева уже не переделать, мол, он ко всем подчиненным обращается только на «вы» и при этом никогда не ругается матом. Главком Войск ПВО страны маршал Батицкий, наверное, с минуту пристально смотрел то на меня, то на генерала Халипова. Было видно, что он размышлял, как ему поступить со мной. Но сумел взять себя в руки и через минуту стал обсуждать со мной многочисленные вопросы по формированию нового рода войск.

В старом журналистском блокноте с трудом из-за многочисленных сокращений читались записи. На пожелтевших уже листках так и осталось немало нерасшифрованного из рассказанного о себе Вотинцевым. Теперь остается лишь сожалеть, что по какой-то причине не включил тогда диктофон. Возможно, что сам командующий не разрешил записывать на пленку подробности его биографии. Мол, я тебе рассказываю подробности о жизни и службе для понимания кто же это такой генерал-полковник Юрий Вотинцев, поэтому слушай. А мне же пришлось шариковой ручкой делать пометки в блокноте. Генерал приводил примеры, упоминал множество фамилий. Одни удалось записать полностью, а другие лишь сокращенно в надежде, что сразу после беседы по памяти восстановлю текст. Так, в общем-то, журналисты и работали, когда еще не было диктофонов. Но по причине объема журнального материала, и его жанра во время подготовки публикации в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» ограничился лишь некоторыми подробностями о судьбе ЗГРЛС, которые Юрий Вотинцев дал записать на диктофон.

Расшифровка диктофонной записи беседы с бывшим командующим ПРО и ПКО Войск ПВО страны ВооруженныхСил СССР Героем Социалистического Труда генерал-полковником Вотинцевым Ю.В.

«В начале 60-х годов я с рядом специалистов несколько раз был на опытном образце РЛС загоризонтной локации под Николаевом. Там получил подтверждение, что по научному принципу, который обосновал еще в 40-х годах советский ученый Кабанов, существуют в определенном диапазоне частот условия для реального обнаружения стартов баллистических ракет на территории США. Электромагнитные колебания отражались от ионосферы в виде скачков. Один такой скачок был примерно на три тысячи километров. Таких скачков во время работы радара могло быть несколько. Электромагнитное излучение с ЗГРЛС могло распространяться на гигантские расстояния и даже опоясывать весь Земной шар. Такие радиолокаторы для Войск ПВО страны были просто находкой. Правда, от скачка к скачку электромагнитный импульс значительно ослабевал по мощности. Кроме того, сам принцип распространения сигналов был изучен не до конца. Были и другие научные и технические проблемы. И никто не знал их решения. С одной стороны манили фантастические возможности, которые могли дать обороноспособности государства новые боевые ЗГРЛС, а с другой было много неясного, как их строить. Одни загадки рождали другие. Это уже в настоящее время точно установлено, что 60 процентов электромагнитной энергии ЗГРЛС отражается от ионосферы и падает в скачке на землю. Остальная же энергия просто уходит в космос. Эти и другие данные ныне позволяют достаточно точно определять условия функционирования приемной и передающей аппаратуры радара при работе на среднеширотных трассах и относительно спокойной ионосфере. А в середине 60-х годов никто из ученых и конструкторов и понятия не имел, как будет работать ЗГРЛС на гигантской трассе через Северный полюс с его возбужденной ионосферой. Однако СССР был буквально на пороге третьей мировой войны, причём уже ракетно-ядерной. И нужно было принимать какие-то решения по созданию глобальных боевых средств по предупреждению ракетного нападения на нас со стороны США. Мне, как командующему ПРО и ПКО Войск ПВО страны, было по данным разведки хорошо известно, сколько американских ракет на 9 ракетных базах нацелены на советские города, военные и гражданские объекты. Так же были известны и наши возможности по отражению такой агрессии. Американцы и не скрывали, что для них главной задачей было уничтожить наши баллистические ядерные ракеты. Таким образом, максимально ослабить советский ответный удар по США. Угроза внезапного американского разоружающего удара висела над страной, как дамоклов меч. Поэтому в государстве предпринимались буквально титанические усилия по созданию противоракетной обороны. Конечно, при этом были ошибки, неверные научные и конструкторские решения. Но без этого ни в одной развитой стране мира не обходится создание особенно сложных систем вооружения и техники.

Весьма показателен пример создания противоракетной системы А-35 для обороны Москвы. Еще в 1953 году семь маршалов Советского Союза вместе с начальником Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршалом Соколовским направили в Центральный Комитет КПСС служебную записку, в которой предлагали в ответ на разработку в США межконтинентальных баллистических ракет создать в СССР средства противоракетной обороны. Предложение маршалов было поддержано. Один из создателей системы ПВО С-25 для обороны Москвы талантливый ученый и организатор Григорий Васильевич Кисунько взялся за сложнейшее дело по созданию боевой системы ПРО. Через 8 лет 4 марта 1961 года на Балхашском полигоне противоракетой с обычным осколочным зарядом генерального конструктора Павла Дмитриевича Грушина был уничтожен боевой блок баллистической ракеты. В 1962 году было начато строительство уже боевой системы А-35 для Московского округа ПВО. В начале 70-х годов после конструкторских и совместных военных и промышленности испытаний эта боевая система вошла в состав ПРО, то есть попала в мое подчинение. Однако система могла уничтожать только одиночные цели, состоящие из носителя и боевой части. Причем ядерная боеголовка не выделялась. К моменту принятия А-35 на вооружение американцы уже создали ракеты наземного и морского базирования «Минитмэн-3», «Посейдон С-3», «Поларис А-ЗТ», которые имели от 3 до 10 боевых ядерных блоков. А у нас в проекте А-35 было записано, что эта система создается для уничтожения моноблочных ракет типа «Титан-2», «Минитмэн-2», которые были приняты на вооружение в 1963 — 1965 годах. На заседании Совета Министров СССР были долгие споры по А-35. Против принятия на вооружение А-35 выступили начальник четвертого главного управления вооружения Минобороны СССР генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, генеральный конструктор противоракетной техники, академик АН СССР Петр Дмитриевич Грушин, заместитель министра радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант Владимир Иванович Марков. Они откровенно говорили, что А-35 уже создается почти 15 лет. За это время система морально устарела. Ее не целесообразно принимать на вооружение. Против выступило руководство Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР. Но все же было решено боевую систему принять войскам ПРО только в опытную эксплуатацию. Но практически она была возвращена промышленности для модернизации, чтобы после нее поражать баллистические ракеты с разделяющимися боеголовками противоракетами с обычными осколочными зарядами. В 1973 году генеральный конструктор Кисунько обосновал научно-технические решения по модернизации А-35. Уже повелись соответствующие работы. Но через два года, когда уже были созданы боевые алгоритмы поражения сложных баллистических целей, значительно усовершенствован аппаратурный комплекс, министр радиопромышленности СССР Петр Степанович Плешаков при поддержке заведующего оборонным отделом ЦК КПСС Сербина снял с должности Кисунько. Буквально в расцвете таланта из-за интриг в Минрадиопроме был отстранен от дела выдающийся конструктор и организатор. Так что мои войска ПРО в середине 70-х годов не имели эффективного вооружения по уничтожению баллистических ракет. Поэтому многие военные и государственные деятели в СССР понимали, что надо сосредоточить основные усилия на создание такой системы предупреждения о ракетном нападении, которая могла бы в любое время с высокой точностью обнаруживать внезапное ракетно-ядерное нападение на Советский Союз, как с территории США и других государств, так и регионов мирового океана. С высокой достоверностью устанавливать места старта баллистических ракет, места и время их падения на территории СССР для того, чтобы верховное руководство государства могло принять решение на ответно-встречный ядерный удар по агрессору.

В тот период над боевой системой предупреждения о ракетном нападении (СПРН) работал Радиотехнический институт Академии наук СССР, которым руководил академик АН СССР, Герой Социалистического труда Александр Львович Минц. В этом научном центре были созданы первые довольно мощные РЛС для обнаружения межконтинентальных баллистических ракет. Гигантские радары стали возводиться в различных регионах государства. (Примечание автора книги. Генерал-полковник Вотинцев в 1990 году не захотел лично раскрывать журналисту места базирования РЛС советской боевой СПРН.). Однако эти радары по своим тактико-техническим характеристикам могли лишь обнаруживать цели на конечном участке траектории полета. Поэтому у них время предупреждения было крайне ограниченным. Значительная же часть советских межконтинентальных баллистических ракет в то время работала на жидком топливе. Для приведения их в готовность к пускам и проведения самих пусков уже после принятия решения на ответно-встречный удар требовалось тоже значительное время. Так что американцы своим неожиданным и массированным ракетно-ядерным ударом вполне могли разрушить советский ядерный щит. Последствия для нашего государства и народа могли быть катастрофическими. Перед руководством государства, Вооруженных Сил, АН СССР стояла острейшая проблема, как увеличить время для принятия решения об ответно-встречном ударе. Главное найти возможность обнаруживать американские ракеты уже в момент старта. А далее примерно 30 минут сопровождать их до падения на территорию Советского Союза. Эта сложнейшая научно-техническая задача решалась по двум направлениям — создание РЛС загоризонтной локации, создание космических средств предупреждения. Очень большие были трудности. Неразвитой были экспериментальная и производственная база, не хватало специалистов нужной квалификации. Одним словом, всюду были различные проблемы. Но мы понимали, что все трудности надо преодолеть и, как говорил главный конструктор боевой системы ЗГРЛС Франц Кузьминский «надеть наручники на американский империализм», а вернее накрыть постоянным радиолокационным полем ракетные базы США.

В научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) был в 1969 году разработан аванпроект создания боевой загоризонтной системы из трех ЗГРЛС. Но потом, после проведения различных экспериментов на сокращенной опытной ЗГРЛС под Николаевом и получения там положительных результатов, в целях сокращения расходов оставили всего два локатора. Создавались очень перспективные станции. Я сам в Николаеве на экране локатора видел, как на первом Скачке, это примерно 2-3 тысячи километров, взлетала пара истребителей. Они садились на аэродром, потом взлетали, расходились в воздухе. У меня не возникало никаких сомнений в том, что меня вводят в заблуждение и показывают какие-то мультики. Потом довольно внушительная комиссия, куда входили представители Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, Академии наук, Минобороны, промышленности, приказом от 29 сентября 1969 года определила целесообразность создания боевой системы ЗГРЛС. В проекте было отмечено, что ЗГРЛС на третьем скачке, на расстоянии примерно 10 тысяч километров будут фиксировать старты МБР с ракетных баз США. Так что ЗГРЛС создавалась не по чьему-то злому умыслу, или корпоративным соображениям. Проект был просто потрясающий, фантастический. Ни одно государство мира в тот период не обладало такими сверхмощными боевыми радиолокаторами. А вот мы взялись за это сложнейшее дело. Кроме того, в случае удачи в дальнейшем ЗГРЛС вполне можно было бы использовать и для мирных целей, например в системе управления воздушным движением. Но это, так сказать, перспективное использование загоризонтной локации, которое мы обсуждали с главным конструктором системы Францем Александровичем Кузьминским. Кстати, он не любил своего иностранного имени. Предпочитал, чтобы его особенно друзья называли Александром. Чудачество прижилось. В паспорте Франц, а зовут Александр. Некоторые даже забывались и звали его вовсе запросто Сашей.

Головная станция боевой системы ЗГРЛС возводилась в районе Чернобыля, недалеко от Чернобыльской АЭС. От первого атомного энергоблока на локатор поступала электроэнергия. Вторая станция строилась в районе Комсомольска — на — Амуре. Была определена научно-промышленная кооперация, которая должна была реализовать этот грандиозный проект. По тем времена на него выделялись огромные средства. Так, стоимость Чернобыльского узла ЗГРЛС, включая приёмную и передающую позиции, военные городки, составляла 150 миллионов рублей, под Комсомольском-на-Амуре — 250 млн. рублей, а сокращенного опытного Николаевского образца — 200 млн. рублей. Общая стоимость этих объектов — 600 млн. руб. Гигантские средства выделяло государство на стратегические оборонные цели.

Узлы создавались. Вместе с заместителем Председателя Совета министров СССР — председателем Военно-промышленной комиссии при Совмине, Героем Социалистического Труда Леонидом Васильевичем Смирновым мы летали на места размещения гигантских радаров и оперативно решали различные вопросы. Например, убедили секретаря Хабаровского крайкома КПСС Черного в необходимости скорейшего ввода в строй ЛЭП. На год раньше по тайге и бездорожью протянули ее на 200 километров до объекта.

Очень большие трудности возникали с элементной базой. Советская промышленность сильно в этом отставала от западной. Я сам видел, в каких условиях на заводах Минрадиопро-ма производились платы для нашей аппаратуры. Инженеры под микроскопом слой за слоем рисовали схемы. Кустарщина, да и только. Качества от такой элементной базы ждать не приходилось. Один из наших ученых предложил ее промышленное производство. На первых порах было до 70 процентов брака. Но отступать было нельзя. Наконец было налажено производство аппаратуры. Она потоком пошла с заводов. Но так же потоком, например, по части ЭВМ, стали блоки выходить из строя. На двух ЗГРЛС их скопилось очень много. И никто не знал, что делать с этим массовым браком. И тогда, не видя другого выхода, я пошел на крайность. На одно из совещаний у министра обороны пришел с плакатом и повесил его в кабинете на специальной стойке. Дмитрий Фёдорович Устинов это заметил. Он подошел и стал рассматривать мастерски изображенную гору различных блоков аппаратуры и надпись «Ни капли крови». Маршал удивленно посмотрел на меня, мол, что это ты себе позволяешь. Я объяснил причину, которая побудила меня на столь неординарный поступок на совещании в Минобороны СССР. Тут же Устинов дал команду одному из конструкторов. Буквально через месяц был для нас изготовлен специальный проверочный стенд. Неисправный блок вставлялся на проверку. На табло высвечивалась неисправность. Это существенно облегчило задачу по вводу в строй новых ЭВМ для ЗГРЛС.

Но особая сложность состояла в новизне самих ЗГРЛС. Особенно Чернобыльскому узлу предстояло обнаруживать цели в США, посылая сигналы через так называемую шапку полярной ионосферы. То есть диаграмма направленности этой ЗГРЛС была ориентирована через Северный полюс со всеми вытекающими физическими проблемами. Мы уже знали, что в регионе Северного полюса постоянно происходят возмущения ионосферы. Ее состояние непредсказуемо и сильно отличается от среднеширотных трасс. Определенные закономерности, определяющие состояние ионосферы, существуют только лишь в одиннадцатилетнем цикле активности солнца. А в любой текущий момент времени плотность и другие характеристики ионосферы на трассе распространения сигналов являются слабо прогнозируемыми. Это отрицательно сказывалось на эффективности загоризонтного радара. И получалось, что час назад радар видел цели, а потом вдруг слеп. Чернобыльский узел таил в себе множество научных проблем и загадок. Их то и брался решать Александр Александрович Кузьминский. Длительное время велись наблюдения, были созданы специальные подразделения, которые анализировали состояние ионосферы.

В 45-м СНИИ Минобороны под руководством начальника управления этого института генерал-майора, доктора технических наук Або Сергеевича Шаракшане был разработан опытно-теоретический метод проведения испытаний сложных систем, базирующийся на сочетании натурных испытаний и математического моделирования. Была создана модель ионосферы, учитывающая, насколько это возможно, закономерности её изменения и влияния на отражённые от целей сигналы. Для проверки правильности функционирования боевых алгоритмов и программ разрабатывались комплексные испытательные моделирующие стенды (КИМС), работающие в реальном масштабе времени. КИМСы калибровались по результатам натурных испытаний и позволяли имитировать на входе приёмников РАС сигналы от реальных целей. За разработку и реализацию опытно-теоретического метода испытаний Або Сергеевич с коллективом соавторов был удостоен Государственной премии СССР.

Для получения необходимых данных из района Читы в северном направлении запустили 4 группы ракет. Об этом предварительно, конечно, уведомили МИД США. Обнаруживал пуски ракет Николаевский узел. Данные этого эксперимента позволили откалибровать математическую модель Шаракша-не для испытаний боевых ЗГРЛС. Откровенно скажу, что результаты тогда порадовали. Вероятность обнаружения одиночной цели оказалась 0,4, групповой 0,5-0,6, а массового старта 0,9. Однако дело состояло в том, что только на основании использования математической модели руководство Минобороны и я, как командующий ПРО и ПКО, не могли принять у промышленности систему боевых ЗГРЛС. Для полной уверенности в их боеспособности надо было реально подтвердить, что они могут обнаруживать старты баллистических ракет с территории США с высокой вероятностью.

В тот период американцы, как нам было известно из различных источников, периодически проводили запуски своих ракет «Минитмэн» с западного полигона Ванденберг в район острова Кваджелейн в Тихом океане. Вот мы разработчикам и порекомендовали доработать Комсомольскую ЗГРЛС. Довернуть диаграмму направленности ее антенны на американский ракетный полигон. Мы знали, что американцы не случайно интенсивно пускали ракеты. Они их дорабатывали, внедряли комплексы средств преодоления ПРО, усовершенствовали головные части. Неоднократно американцы по разным причинам переносили старты «Минитмэнов». Но вот 24 февраля 1980 года ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре впервые в автоматическом режиме реально обнаружила старт баллистической ракеты с территории США. Это документально отражено в выводах работы государственной комиссии под моим руководством.

На испытания Комсомольского узла специально приехал из Москвы председатель Военно-промышленной комиссии Леонид Васильевич Смирнов. Он увидел информацию о массовом старте ракет на экране локатора. Тут же потребовал, чтобы вся информация с Комсомольского узла была выведена на КП СПРН.

Существует мнение, что, мол, создание космических систем предупреждения о ракетном нападении опережало наземные загоризонтные средства. Должен заявить, что именно загоризонтные радары развивались с опережением. Так в июле 1983 года с борта космического аппарата поступила информация, по которой был сделан ложный вывод о массовом старте американских ракет, направленных против Советского Союза. Сработал «терминатор». Оказалась недоработанной программа ЭВМ для функционирования космического аппарата в условиях повышенной солнечной активности. Последствия этой ошибки могли оказаться катастрофическими. Верховное руководство государства, Вооруженных Сил могли принять ошибочное решение на ответно-встречный ракетно-ядерный удар по США. А это всеобщая ядерная война. Но в тот день, к счастью, на командном пункте системы оперативным дежурным был настоящий профессионал, заместитель начальника отдела боевых алгоритмов полковник С. Петров. Он каким-то шестым чувством, что ли, почувствовал ошибку. Очень быстро проанализировал ситуацию и не выдал ложную информацию на командный пункт системы предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны.

Для разбора этого чрезвычайного случая была создана комиссия. Ее председателем был назначен первый заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерал-полковник Валентин Иванович Варенников. Его заместителями были назначены генеральный конструктор космической системы предупреждения и системы противокосмиче-ской обороны, академик АН СССР Анатолий Иванович Савин и я — командующий ПРО и ПКО. Мне довелось присутствовать на совещании, когда Варенников делал доклад по этому чрезвычайному происшествию члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову. Атмосфера в зале заседаний была весьма накаленной. Устинов, как-то весьма жестко разговаривал с руководством Генштаба. Однако доклад Варенникова он принял без каких-то организационных выводов. Видно маршал хорошо знал, с какими трудностями приходится сталкиваться при создании космических подсистем СПРН, и какая работа необходима по их доводке до нужных кондиций.

Так же с большим трудом продвигалась и загоризонтная система. Уже во время дальнейших испытаний оказалось, что так обнадежившая нас было Комсомольская ЗГРЛС способна обнаруживать американские баллистические ракеты лишь при благоприятных условиях в ионосфере.

В тот непростой период как-то еще в ходе конструкторских испытаний главком ПВО Павел Федорович Батицкии сказал разработчикам, что вы мне покажите хотя бы один раз, как эта ЗГРЛС обнаруживает пуски ракет с территории США, тогда я смогу сказать чего эти станции стоят. А без этого нам эти ЗГРЛС не нужны. А в газетах договорились до того, что сами военные вкупе с заинтересованными производственниками пытались подсунуть государству негодное и весьма дорогостоящее вооружение. Чушь я вам скажу, товарищ журналист. (Прим. автора. При этом Вотинцев весьма выразительно посмотрел на меня, словно это я написал в газете «Советская Россия» материал, где обвинялись создатели ЗГРЛС и военные в круговой поруке, разбазаривании сотен миллионов рублей и в других смертных грехах).

Четыре года велись испытания боевых ЗГРЛС по реальным стартам. Ведь надо было набрать статистику по их работе в различное время года, суток, в наиболее неблагоприятное время наибольшей солнечной активности, когда крайне возбуждена ионосфера. С 1977 по 1981 годы с западного и восточного побережья США было проведено значительное число запусков боевых баллистических ракет и ракет со спутниками. Об этом официально поступали сообщения из Государственного департамента США.

Статистику по групповым пускам ракет мы набирали по запускам с западного ракетного полигона США многоразовых космических кораблей Шаттл. Это весьма мощный носитель.

В момент старта у него образуется достаточно большая эффективная отражающая поверхность от пламени работающих двигателей. Все запуски американских космических ракет-носителей Шаттл советские ЗГРЛС обнаруживали. В том числе и тот, который окончился катастрофой. На экранах ЗГРЛС под Чернобылем в реальном времени на траектории полета очередного Шаттла «Челленджер» операторы увидели большую вспышку. После этого цель исчезла с траектории полета и с экранов радара. Я немедленно об этом доложил главнокомандующему Войсками ПВО страны главному маршалу авиации дважды Герою Советского Союза Александру Ивановичу Колдунову. Вскоре из США поступило подтверждающее сообщение о катастрофе Шаттла.

В определённый момент у меня, как у председателя государственной комиссии по приему боевой системы ЗГРЛС, да и у других товарищей, возникли сомнения в эффективности математической модели Або Сергеевича Шаракшане. Долго шли различные препирательства относительно этой модели. Но я настоял на ужесточении ее критериев и потребовал повторную калибровку. А это огромная работа. Ведь в первоначальном варианте математическая модель основывалась на эффекте Кабанова. А согласно ему падающая электромагнитная волна зеркально отражается от ионосферы. Известно и школьнику, что угол падения равен углу отражения. На самом же деле, механизм распространения декаметровых волн значительно сложнее. Часть энергии распространяется в ионосфере как по волноводу, часть расходуется на её «разогрев», а 20-30 процентов уходит в космическое пространство.

Генерал Шаракшане провел повторную калибровку математической модели. В результате требования по критерию сигнал/помеха удалось повысить на 15 децибел для Чернобыльского узла и на 5 децибел для Комсомольского узла. По этой модели, повторно, оценили вероятностные характеристики обнаружения стартов американских баллистических ракет и получили: по одиночной цели 0,1-0,2, по групповой — 0,4-0,5, по массовому старту — близка к единице. По массированному старту вероятность была весьма приличной. Тем не менее, эффективность обнаружения ЗГРЛС при испытаниях с использованием математической модели понизилась. С этим не согласился генерал-майор Шаракшане. Он ушел из 45-го СНИИ Минобороны и стал работать в другом месте. Так что специально для газеты «Советская Россия» скажу, что и в среде военных были довольно жесткие разногласия по части боевых характеристик системы ЗГРЛС. И не надо всех оптом обвинять в волюнтаризме и разбазаривании народных денег. Мы такое сложнейшее вооружение создавали впервые. И очень все переживали за результаты. Не боялись за свои кресла и погоны, а именно переживали за рождающуюся боевую систему, которой не обладала в тот период ни одна армия мира, ни одно государство. Локация наземными радарами целей за 10000 километров это просто фантастика. Конечно, к сожалению, не все удалось у разработчиков и промышленности, у главного конструктора Александра Александровича Кузьминского. Но все же, американцы почувствовали силу наших ЗГРЛС на своих ракетных базах. Разработчикам была поставлена задача, определить степень затухания излученной радиолокационными узлами волны на расстоянии 9000 тысяч километров прямо в США. Было решено излучаемую энергию не распределять по всей территории США, а сосредоточить на девяти американских ракетных базах. Это было вполне реально. Ученые и конструкторы с этой задачей справились. Мы получили данные, что американцы на своих 9 ракетных базах постоянно замеряют уровень электромагнитного поля. Они реально ощущали, что находятся под воздействием облучения каких-то мощных советских боевых радаров. Иные государства не могли так, как Советский Союз, своими боевыми радиолокационными средствами облучать ракетные базы США. У всех в мире не было таких мощных боевых систем предупреждения о ракетном нападении, как в то время у СССР и США

После всесторонней проверки системы из двух ЗГРЛС по реальным стартам ракет и по откалиброванной модели Шаракшане, прежде всего я, как председатель государственной комиссии, вынес решение, что эти оба радара нельзя принимать на вооружение СПРН и в целом Войск ПВО страны. Так что за мной в истории ЗГРЛС было решающее слово. А что мне оставалось делать. Зачем войскам вооружение с низкими тактико-техническими характеристиками. Конечно, разработчики и главный конструктор Александр Александрович Кузьминский сильно сопротивлялись. Но зачем боевой системе ПРН еще недоработанное вооружение? Поэтому, несмотря на давление на меня буквально со всех сторон, в том числе и из Военно-промышленной комиссии, было решено Чернобыльский узел вернуть промышленности. Его радиолокационная трасса лежала через полярную шапку ионосферы, и это само собой подразумевало необходимость разгадать тайну прохождения через нее энергии радара. Была разработана так называемая «Полярная программа» доводки Чернобыльского радара, которая предполагала конструктивную переработку гигантского передатчика локатора. Одновременно с этим намечался комплекс мер по исследованию самой ионосферы. Предполагалось даже использовать спутник со специальной аппаратурой, который бы регистрировал, сколько электромагнитной энергии от излучения ЗГРЛС попадает на территорию США в различные периоды времени. Это было сделано с тем расчетом, чтобы доработки Чернобыльского узла апробировать в реальных боевых условиях по реальным целям. А узел под Комсомольском-на-Амуре поставить в опытную боевую эксплуатацию и продолжить с помощью него наблюдение за западным ракетным полигоном США. В ходе этого постоянного наблюдения набирать статистическую информацию о запусках и обнаружениях американских баллистических ракет.

Наступал самый ответственный период работы на уже созданной боевой, но не принятой пока на вооружение системе ЗГРЛС. Казалось еще немного и мы, как любил говорить Александр Александрович Кузьминский, «накинем наручники на американский империализм». Тем самым он подразумевал, что все ракетные базы США окажутся под нашим электромагнитным колпаком. Старты американских баллистических ракет будут обнаружены прямо над ракетными шахтами. Это даст существенный выигрыш по времени руководству Советского Союза для принятия решения на ответно-встречный удар по агрессору. Под ним, конечно, понимался, прежде всего, США и весь блок НАТО. Однако в этот период из-за интриг в Минрадиопроме Франц Александрович Кузьминский был вынужден уйти с должности главного конструктора. Об этом сейчас можно только сожалеть.

Доработкой Чернобыльской ЗГРЛС занялись специалисты НИИДАРа, под руководством Федора Федоровича Евст-ратова. На радаре поставили мощную и современную по тому времени вычислительную машину серии «ЕС». Выполнялась доработка боевых программ, разрабатывались и внедрялись алгоритмы адаптации параметров излучаемых сигналов, которые бы соответствовали состоянию ионосферы в данный конкретный период времени. Специалисты НИИ-ДАР добились устойчивого обнаружения американских многоразовых космических кораблей Шаттл на дальности 9000 километров. Результаты доработки аппаратуры с этого узла оперативно передавались на радар под Комсомольском-на-Амуре. Такова была общая методика доводки боевой системы.

Узел на Дальнем Востоке после существенных доработок аппаратурного комплекса 30 июня 1982 года был поставлен на боевое дежурство. В 1983 году 15 июля Комсомольский узел ЗГРЛС вводится в состав системы предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны. Одновременно он следил за запусками ракет с западного полигона США Ванденберг.

Об эффективности боевой системы ЗГРЛС, наверное, стоит привести такой пример. В Минрадиопроме работал крупный ученый и конструктор в области системотехники и радиолокации, главный конструктор РЛС «Неман» Юрий Григорьевич Бурлаков. В этой РЛС были заложены по тому времени поистине новаторские идеи. Она предназначалась для селекции боевых блоков на фоне ложных целей в системах ПРО. Вот маршал Колдунов и обратился к Бурлакову. Помню его вопрос почти дословно.

– Юрий Григорьевич, мне вот тут докладывали результаты работы комиссии по системе ЗГРЛС, — задал тогда вопрос маршал Колдунов, — заданным характеристикам ЗГРЛС не соответствуют. На вооружение их принимать нельзя, радары надо дорабатывать. А как вы оцениваете эти РЛС?

– Я хорошо с ними знаком, — ответил Юрий Бурлаков, — по обнаружению одиночных стартов эффективность их может быть повышена, но достичь результатов обнаружения стартов одиночных баллистических ракет 0,7- 0,8, думаю, не удастся. Однако информацию о массовом старте БР эти ЗГРЛС дадут достоверную. Массовый старт они не пропустят, — добавил он весьма убежденно.

С мнением Бурлакова маршал Колдунов считался.

Очень жаль, что Александра Александровича Кузьминского убрали из института. Если бы за ним была сохранена возможность продолжать дорабатывать свое детище, то он, наверное, смог бы еще многое сделать по совершенствованию ЗГРЛС. Но его убрали. И делу это не послужило. Даже наоборот. При этом особую роль здесь сыграл директор НИИДАР, бывший заместитель министра радиопромышленности Владимир Иванович Марков. Во время Великой Отечественной войны он был партизаном. Потом стал одним из руководителей Минра-дйопрома. В НИИДАРе, когда Марков им руководил, были созданы неплохие РАС дальнего обнаружения. Однако он был несколько консервативен по отношению к системе ПРО. Уже не скажу точно когда мы узнали о том, что США настойчиво работают над созданием системы ПРО, в том числе с космическим эшелоном. Но тогда я помню, что именно Марков в присутствии заместителя Председателя Совета Министров СССР — председателя Военно-промышленной комиссии при Совмине Смирнове и еще нескольких министрах и военачальниках сказал, что мы, то есть военные и предприятия промышленности, ведем по ПРО ненужные и пустые разработки. В тот период у нас не хватало средств для полномасштабных опытно-конструкторских работ по тематике ПРО, не было соответствующей вычислительной базы. А Марков, вместо того, чтобы всемерно поддерживать такие изыскания возьми и скажи, что при усложнении американцами своих баллистических ракет, при оснащении их комплексами средств преодоления ПРО и разделяющимися головными частями, советские системы ПРО будут бесполезны. В ответ Владимиру Ивановичу я сказал, что его заявление не что иное, как идеологическая диверсия. Против самого страшного оружия на планете Советский Союз должен иметь надежное противооружие. Надо не сворачивать работы по ПРО, а наоборот, помогать их вести, создавать для этого соответствующие условия. Если США первыми создадут более-менее устойчивую национальную систему ПРО, то для них может быть весьма заманчивой мысль первыми нанести превентивный удар по Советскому Союзу. При этом советские ракеты, запущенные в ответно-встречном ударе, уничтожить ещё до подлета к территории США, а может быть еще во время старта.

К сожалению, приход Маркова на должность заместителя министра радиопромышленности СССР вызвал перетруску кадров специалистов, которые вели работы по тематике ПРО. Он убрал очень талантливого ученого и конструктора Григория Васильевича Кисунько. Пришлось ему в 45-м СНИИ Минобороны специально создать должность, выделить маленький кабинет для работы по подготовке кадров. Именно Марков убрал очень талантливого конструктора РАС дальнего обнаружения Александра Николаевича Мусатова. Его радар в то время был самым перспективным для ПРО. По проекту строился всего за три года. Имел высокие тактико-технические характеристики. Состоял из блоков контейнерного типа, в которых еще на заводе монтировалась вся аппаратура. Но Мусатов выступил против действий Маркова и тот его убрал. Марков бесспорно хороший организатор. Но то, что он сотворил с многими талантливыми конструкторами, научными кадрами не делает ему чести. Потери оказались невосполнимыми. В том числе НИИДАР потерял личности. На их место пришли, может быть более послушные, но не такие яркие личности. Ушли люди, которые прекрасно знали свое дело, были буквально влюблены в него и боролись за свое детище отнюдь не за награды.

Я скажу откровенно, если бы Александр Александрович Кузьминский остался главным конструктором ЗГРЛС, то о радаре под Комсомольском-на-Амуре говорили бы совсем по-другому и мы и американцы. Если бы Мусатов продолжал работать над своими станциями, то не надо было бы строить по 10 лет «пирамиды Хеопса» в виде огромных надгоризонтных РАС СПРН. Мы вполне могли создать еще в середине 80-х годов отличные мобильные радары с достаточно дешевыми, компактными антенными системами. Но мы, благодаря в том числе и Маркову, пошли иным путем. Наши надгоризонтные РАС дальнего обнаружения строились примерно по 10 лет. Каждая из них обходилась бюджету где-то под миллиард рублей. Их обслуживали примерно по полторы тысячи человек, из которых 700-800 офицеры. В США же строили РАС дальнего обнаружения, как раз по блочному принципу всего за 2-3 года. Тратили на каждую по 300-400 миллионов долларов. Обслуживали их до 400 человек. Американцы буквально в разы делали свою систему предупреждения о ракетном нападении дешевле, чем в Советском Союзе. Вот такая невеселая арифметика.

На всех уровнях именно Марков провозглашал, что объекты ЗГРЛС следует как можно быстрее передавать войскам. Там, мол, в ходе боевой эксплуатации выявятся все слабые места радаров, а потом промышленность будет их совершенствовать. Так зачастую и происходило. Но нам военным от этого было не легче. Нести боевое дежурство на несовершенных станциях, да еще устранять огрехи промышленности, это я вам скажу очень большой труд. Например, на одной из ЭВМ по техническому описанию время безотказной работы блоков до ремонта было всего 76 часов. Военные инженеры смогли этот показатель довести до 600 часов. У конструкторов от удивления глаза на лоб полезли, как такое возможно. Для войск это была надежная школа подготовки кадров. Ту же ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре мы приняли в опытную эксплуатацию. Для ее совершенствования получали информацию из первых рук с Чернобыльского узла. Вместе с представителями НИИДАРа внедряли все новшества. На практике изучали, как радар будет вести себя на разных режимах работы, как будет обнаруживать цели.

Статья Григория Васильевича Кисунько в «Советской России» откровенно говоря, показывала широкой общественности государства неверную систему приема в эксплуатацию войсками такого сложного вооружения, как ЗГРЛС. Например, когда завершались конструкторские испытания, начинались совместные испытания промышленности и военных. Но их уже проводили только боевые расчеты из войск. Выявлялись все недоработки. Составлялся объемный план первоочередных работ по их устранению. На эти работы, как правило, уходило около года. В течение этого года военные специалисты эксплуатировали ЗГРЛС и контролировали проведение доработок. И только после того, как все работы были завершены и военные инженеры убеждались в том, что они принесли положительные результаты, принималось соответствующее Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о постановке РЛС на боевое дежурство.

Но все же дамокловым мечом в системе заказов вооружения для Советской Армии был монополизм производителей. Я постоянно с ним боролся. Резко ставил вопросы перед руководством Войск ПВО страны. Меня в этом поддерживали главкомы Батицкий, Колдунов. Нам удавалось с середины 70-х годов согласованные тактико-технические требования для разработки выдавать двум-трем разным фирмам. Например, по системе ПРО мы, по существу, имели три проекта. Два отклонили. Из-за этого Кисунько был страшно обижен. И только один проект советской системы ПРО с существенными поправками, изменениями, дополнениями приняли к реализации. Американцы давно идут по такому пути создания вооружений. Они по каждой разработке на конкурсной основе выдавали заказ нескольким ведущим фирмам. Потом выбирали то, что наиболее надежно и эффективно. У них основными критериями являются сроки создания и стоимость вооружения. В наших же условиях монополизма Минрадиопрома такого добиться порой было невозможно. Поэтому советская радиолокационная техника ПРО, СПРН была гораздо дороже американской. В условиях перехода к рынку, безусловно, все это скажется на возможности разрабатывать радиолокационное вооружение такого класса. Если раньше эти разработки финансировались из госбюджета и бюджетов министерств, то в рынке все это по идее должно оплачиваться только из бюджета Минобороны. В этих условиях для того, чтобы исключить бесполезные траты средств и создавать наиболее эффективные вооружения, чрезвычайно важно определить стратегические направления. Какие уже созданные боевые системы необходимо дорабатывать, а какие еще только создавать. При этом особенно важно ужесточить требования к создаваемым системам вооружения. Вести разработку проектов только на конкурсной основе. Иметь как минимум 2-3 альтернативных проекта. Каждый проект должен быть подкреплен математическим моделированием и макетами отдельных наиболее сложных подсистем. Не позволять промышленности, как мы делали раньше, наиболее сложные блоки и устройства создавать через два-три года, то есть после того, когда вся аппаратура в целом уже изготовлена. Это был настоящий долгострой вооружения, которое с каждым просроченным годом безнадежно устаревало. Должно быть, одно неукоснительно выполняемое всеми правило — внедрять такие вооружения, которые смогут эффективно использоваться в течение 20 лет с учетом перспектив развития техники вероятного противника. К сожалению, в истории с ЗГРЛС пришлось сполна испытать все негативы, существовавшие при создании сложных боевых систем в Советском Союзе.

Чернобыльский узел был возвращен промышленности для доработки. Комсомольский узел принят войсками в опытную эксплуатацию, потом поставлен на боевое дежурство. Но вся система ЗГРЛС не принята на вооружение. Такое решение государственной комиссии по приему боевой системы ЗГРЛС очень расстроили руководство Минрадиопрома и НИИДАРа. За титаническую работу по ЗГРЛС никому не сказали даже спасибо, не говоря уже о государственных наградах и премиях. К сожалению, у меня в тот период были серьёзные разногласия с главным конструктором Александром Александровичем Кузьминским. Обусловлены они были тем, что во время дебатов по приему ЗГРЛС он каждый довод комиссии о несовершенстве станций пытался как-то смягчить. Думаю, что такое поведение Кузьминского можно объяснить большим переживанием за многолетний труд. Но ведь мы военные не отвергали его ЗГРЛС, а давали возможность их доработать. Но видно, как говорится, судьба к главному конструктору оказалась очень неблагосклонной. Правда, Кузьминской даже после того, как покинул НИИДАР, продолжал работать по теме ЗГРЛС. У него появились некоторые идеи по повышению надежности и эффективности боевой системы. Об этом он сообщил мне. Но я уже в тот период был в отставке и ничем помочь не мог. В НИИДАРе идеи Кузьминского тоже оказались невостребованными. К сожалению, НИИДАР в тот период ослабил внимание к боевой системе ЗГРЛС. Ко времени ввода в опытную эксплуатацию Комсомольского узла, изделие «Круг«, которое ранее специально было создано для набора статистических данных по работе радара в различных режимах и временных периодах, оказалось ненужным. Появилась возможность набирать такие данные непосредственно на аппаратуре ЗГРЛС во время опытно-боевой работы. Военные специалисты и представители НИИДАРа «Кругом» перестали интересоваться. Его попросту забросили в тайге. Бесхозный «Круг« стали грабить разные проходимцы. В конечном итоге этот своеобразный большой радиолокационный комплекс сгорел. Это позволило Григорию Васильевичу Кисунько написать известную, якобы разоблачительную статью в газете «Советская Россия».

Работы на Чернобыльском радаре продолжались до катастрофы на Чернобыльской АЭС. Узел попал в зону отчуждения и был законсервирован. Ситуация с ним понятна. А вот то, что НИИДАР дал согласие снять с опытного боевого дежурства Комсомольский узел ЗГРЛС, я считаю большим просчетом. Сейчас нет угроз нашей стране из вне. Однако условия, в которых оказалось государство, не позволяют расслабляться. Весьма опрометчиво было прекращать работы по боевой системе ЗГРЛС. Ведь наши традиционные средства обнаружения СПРН удара баллистических ядерных ракет с подводных лодок не обнаружат. Не пора ли боевые узлы ЗГРЛС развернуть на периферии государства и контролировать районы патрулирования атомных подводных лодок в мировом океане? Американцы ведь весьма опасаются именно ЗГРЛС. Когда начал работать Чернобыльский узел, произошел инцидент, спровоцированный США заявлением о том, что Советский Союз «задавил» их помехами в KB диапазоне. Для разрешения конфликта была назначена комиссия, которая определила частоты «бедствия». Мы исключили эти частоты и тем самым ослабили накал обстановки между двумя супердержавами.

Путь, который я прошел вместе с разработчиками боевых ЗГРЛС был неизведанным и трудным, особенно применительно к североширотным трассам загоризонтного обнаружения стартов американских баллистических ракет. На ошибках учатся. Но нельзя поддаваться нажиму отдельных чиновников и вообще закрывать работы по ЗГРЛС. Когда у государства есть совокупность средств, работающих на различных физических принципах, пусть даже с невысокими характеристиками, то общая эффективность их работы повышается. Так не только я считаю. Сейчас боевая система ЗГРЛС находится в критическом состоянии, из которого ее надо выводить. Одна космическая подсистема все задачи по предупреждению о ракетном нападении, видимо решить не сможет».

На этом запись беседы с бывшим командующим ПРО и ПКО Войск ПВО страны на диктофонной кассете закончилась. По записям в блокноте я примерно восстановил наш дальнейший разговор. Меня уже тогда очень интересовал бывший заместитель министра радиопрмышленности СССР Владимир Иванович Марков. Поэтому, пользуясь, случаем, спросил у Вотинцева номер телефона Маркова. Юрий Всеволодович взял со стола небольшую записную книжку. Открыл нужный лист и продиктовал мне номер домашнего телефона Маркова. Его я записал в свой рабочий блокнот. Там он отображен и поныне. Наша беседа явно затянулась. За окном на улице уже зажглись фонари. Надо было уходить. На прощанье генерал-полковник Вотинцев подарил мне на память красную папку с замочком, на которой белым шрифтом было помечено — «Делегату партийной конференции». В этой папке я лет десять хранил особо ценные документы, письма пока не сломался маленький замок, и окончательно не порвалась на сгибах искусственная кожа. Папка отслужила свой век, а вот разговор с Вотинцевым перекочевал с магнитной пленки на бумагу и до поры оставался в моем архиве.

Из квартиры генерал-полковника в отставке Юрия Всеволодовича Вотинцева я вышел на лестницу и стал спускаться на первый этаж. Лестница хорошо освещалась. На свежеокрашенных панелях отражались ярко горящие под потолком лампочки. Только общую картину чистоты и ухоженности портил резкий запах кошек. Видно в этом старом доме они давно обосновались и жили припеваючи на прокорме жильцов подъезда.

Рассказ генерал-полковника Вотинцева меня буквально переполнял. Хотелось поскорее добраться домой и засесть за расшифровку беседы на магнитофонной кассете. Уже на улице глубоко вдохнул полной грудью заметно посвежевший сентябрьский воздух, пахнущий опавшими листьями и еще многими другими столичными запахами. Запрокинув голову, посмотрел на глубокое осеннее небо, на котором уже ярко горели звезды. Где-то там, в бездонной высоте буравили ионосферу электромагнитные лучи могучих ЗГРЛС. Из-под Николаева, Чернигова (Чернобыля), Комсомольска-на-Амуре импульсы ЗГРЛС взмывали в ионосферу, за секунды достигали ракетных баз на территории США и возвращались обратно на свои загоризонтные узлы. Дежурные расчеты за индикаторами анализировали обстановку и докладывали о ней на командный пункт системы ПРН. Так мне представилось после беседы с замечательным человеком, первым командующим войсками ПРО и ПКО генерал-полковником Юрием Всеволодовичем Вотинцевым. Однако, тогда, в сентябре 1990 года, могучие советские ЗГРЛС уже бездействовали. На них зря были потрачены сотни миллионов полновесных советских рублей. И мне еще дальше предстояло разбираться, почему это произошло и кто виноват в трагедии советской боевой системы ЗГРЛС.

Глава 6 «Генерал создал ЦНПО «Вымпел»

В конце сентября 1990 года улицы и площади Москвы бурлили от накала политических страстей. Почти ежедневно, возникшие, словно по мановению волшебной палочки, различные партии самых всевозможных направлений и платформ устраивали митинги, демонстрации. Утром во время следования на службу в журнал, на небольшом пятачке перед выходом со станции метро «Беговая» на Хорошевское шоссе какой-то прилично одетый уже преклонных лет мужчина, зажав в руке газету, вероятно для придания своей речи большего эпатажа, призывал голосовать на выборах в Верховный Совет СССР за какого-то генерал-полковника. Я расслышал из-за шума небольшой толпы только воинское звание кандидата в народные депутаты. Парни и девушки раздавали листовки. Вероятно с описанием жизненного пути военачальника. Меня не интересовал ни сам кандидат, ни его предвыборная платформа.

– Вероятно из военных пенсионеров, отставников, которого определенные силы решили сделать ручным политиком, — мелькнула мысль.

В этот день у меня было свои заботы. Надо было обязательно позвонить бывшему заместителю министра Минрадиопро-ма СССР генерал-лейтенанту в отставке Владимиру Ивановичу Маркову и попытаться договориться с ним о встрече. Журналистское расследование по загоризонтной локации уже явно затягивалось. Возникали какие-то смутные опасения, что промедление с подготовкой этого материала явно не в мою пользу. Ведь я только несколько месяцев служил в журнале. Надо было еще себя зарекомендовать на журналистском поприще, чтобы в редакции асы военной журналистики признали специалиста и в дальнейшем считались в редакции с моим мнением, да и со мной, как с офицером и просто человеком.

Иначе от работы будет одна маята и душевные переживания. С такими примерно мыслями в тот день вошел в редакцию. Скверные предчувствия оправдались.

После утренней редакционной летучки начальник отдела полковник Некрылов словно невзначай, весьма тактично спросил о подготовке материала по ЗГРЛС. При этом испытующе посмотрел на меня.

– Конечно, тема ЗГРЛС сложная, понимаю — сказал полковник,- но за последние три месяца у тебя не опубликовано заметных и отмеченных редколлегией материалов. Другие молодые журналисты уже подготовили по две-три публикации. Они отмечаются в письмах читателей, на них положительная реакция в Минобороны. А у тебя, Александр, к сожалению, опубликованы лишь два проходных материала.

С начальником отдела спорить было бесполезно. И все же я возразил, что заметные публикации молодых журналистов, это или компиляции уже известных газетных и журнальных публикаций о репрессированных военачальниках предвоенных лет, или удачные проблемные материалы, интервью на военно-политические темы, которые сравнительно легко готовить. В нашем же отделе боевой подготовки и обучения войск я за время моей недолгой службы все же подготовил один заметный материал о злоупотреблениях начальника Центральных офицерских курсов зенитных ракетных войск ПВО страны в подмосковном гарнизоне в Костереве. Он через своих подчиненных и приближенных офицеров отправлял солдат и даже курсантов школы прапорщиков на отхожий промысел в местный леспромхоз. Заработанные средства использовались, как теперь говорят, нецелевым образом. Этот материал был отмечен на заседании редакционной коллегии. Но на мои слова начальник отдела лишь махнул рукой, мол, трудись. После этого он стал печатать что-то на машинке. Механическая машинка югославского производства грохотала, как кузнечный молот, или проезжающий по рельсам пустой товарный железнодорожный состав. Полковник Александр Григорьевич Некрылов двумя пальцами вгонял в лист бумаги буквы шрифта. Резко, с металлическим скрежетом переводил каретку печатного импортного агрегата на новую строку и, уже не обращая на меня никакого внимания, сосредоточенно что-то творил.

Краткий разговор с начальником отдела для меня был неожиданным и неприятным. За несколько месяцев, проведенных в редакции, ко мне, как журналисту, в общем-то, пока не было никаких претензий. А начальник отдела откровенно намекнул мне, что мало пишу заметных материалов.

– Неспроста Некрылов сегодня поводил меня мордой по батарее, ох неспроста, — размышлял я под грохот печатной машинки полковника, — вероятно в узком кругу руководство журнала обсуждает работу молодых журналистов и, увы, выводы не в мою пользу. Действительно, надо быстрее завершать расследование истории о ЗГРЛС и сдавать на обсуждение редколлегии материал. Потом искать новые интересные темы. А то ведь, не дай бог, уже официально обсудят на редколлегии мою деятельность в журнале, определят, что она неудовлетворительная и поеду я служить из столицы в какую-нибудь окружную газету. Тогда прощай мечты о большой журналистике.

Прошедший неприятный разговор с начальником отдела и навеянные им довольно невеселые мысли не располагали к работе. Но были обязательства. Надо было дальше вести расследование. Открыл блокнот. Поискал запись номера телефона генерал-лейтенанта в отставке Маркова. Набрал семь цифр. На удивление после нескольких длинных гудков на обратном конце провода трубку подняли.

– Слушаю, Марков, — раздался в трубке довольно властный мужской голос.

Я представился, кто такой и что хочу от отставного генерала, заместителя министра радиопромышленности и директора крупного оборонного научно-исследовательского института.

– Мне уже рассказали, что к вам приходил в редакцию Франц Кузьминский, — тут же ответил Марков, — если необходима встреча со мной, то приходите ко мне на квартиру.

Генерал в отставке, бывший заместитель министра радиопромышленности СССР, бывший руководитель ЦНПО «Вымпел» и НИИДАРа Марков Владимир Иванович назвал свой домашний адрес, дату и время встречи. Это была удача. Тут же невольно возник вопрос. Кто рассказал Маркову о визите в редакцию Кузьминского? Предположил, что это мог сделать кто-то из предыдущих моих собеседников.

– А впрочем, это даже к лучшему, что Маркову известно о визите Кузьминского, — возникли у меня мысли, — ну и что из того, что бывший главный конструктор рассказывал о своей проблеме. Наверное, Маркову интересно узнать, о чем мы говорили с Кузьминским. Да и сам генерал-лейтенант лицо явно заинтересованное в публикации объективного материала о проблемах создания боевой системы ЗГРЛС. Может многое рассказать. Перед встречей с Марковым решил подробнее узнать, что это за человек, составить вопросы для беседы.

Был у меня один знакомый полковник Владимир Иванов, в управлении начальника Вооружения Вооруженных Сил Минобороны СССР. С ним мы случайно познакомились в центральном санатории Минобороны в грузинском Цхалтубо. В столовой санатория не было особого разнообразия блюд. Отдыхающие и лечащиеся группами и поодиночке посещали в Цхалтубо шашлычные и кафе. С полковником Ивановым мы в один из дней встретились за одним столиком в уютном винном подвальчике за замечательным красным сухим «Алазан-ская долина» и шашлыком. Потом вместе с женами ездили на тряском автобусе в Поти на дикий пляж, знаменитый своим черным магнитным песком. Потом поддерживали отношения Москве, перезванивались. (Прим. автора: Полковник через десять лет стал генерал-полковником и ныне занимает высокую должность в госаппарате России. Его настоящую фамилию в данный момент раскрывать нежелательно).

Телефоны сотрудников одного из основных управлений Минобороны были на контроле у военной контрразведки КГБ. Поэтому я позвонил и предложил без всякого объяснения Владимиру Иванову встретиться в престижном в тот периоде пивном баре «Жигули» в начале Нового Арбата. Однако он предложил другое, более спокойное и недорогое заведение в районе метро «Серпуховская». За пивом, с хорошо просушенными черноморскими бычками, которые мне прислал недавно в посылке брат из Геленджика, мы обстоятельно поговорили о ЦНПО «Вымпел» и его первом руководителе Владимире Ивановиче Маркове. Владимир Иванов даже высказал предположение о том, что Марков потому так активно поддерживал создание боевой системы ЗГРЛС, что в случае успеха это гарантировало уже прижизненную славу. А если бы американцы оказались первыми, то именно с Маркова бы спросили, почему у нас не уделялось должного внимания этим работам . В США ученые разработками по загоризонтной радиолокации буквально дышали в затылок Минрадиопрому.

– У нас поговаривают, что он не хотел никому уступать лавры первенства по ЗГРЛС, — говорил несколько захмелевший Владимир Иванов.

– А что, в США тоже разрабатывают загоризонтные радиолокаторы? — задал я вопрос полковнику, — Тогда почему в газете «Советская Россия» утверждается, что идею боевой загоризонтной системы нам подбросили из-за рубежа?

– Американцы нам подбросили идею ЗГРЛС? — хмыкнул Иванов, да брось ты верить в эту чушь! Думаешь, за океаном не понимают выгоды от такой боевой системы, — проговорил Иванов и при этом своей кружкой звякнул в тосте о мою, — давай за советских первооткрывателей загоризонтной локации и создателей боевой системы ЗГРЛС, запомни Александр мы в этом первые, именно мы, а если интересуешься американскими разработками, то могу, конечно, за пару ящиков пива подарить некоторые материалы, так сказать из компетентных источников, — обнял меня за плечо Иванов. Нравишься ты мне Александр. Вон, что написал о проходимцах из ЦОКа в Костереве. Заварил ты кашу. Ведь из Костерева немало генералов в Войсках ПВО, Минобороны и Генштаба получили даром прекрасные срубы из строевой сосны для своих подмосковных дач. Удивляюсь, почему тебя еще не отправили с повышением из Москвы куда-нибудь в Хабаровск, или Читу. Приходи завтра в сквер у метро «Китай-город», наша контора недалеко оттуда, выскочу на несколько минут. Будут у тебе материалы по супостатам. Естественно, ждут от тебя пивка.

На следующий день, у знакомого заведующего винным магазином возле редакции за подарок в виде дефицитной в то время книги «Поющие в терновнике», купил несколько остро дефицитных бутылок чешского пива, уже не помню точно какого сорта. В свободной продаже такого пива не было. Отпускалось только по знакомству, или за немалую переплату от номинала.

Портфель с «драгоценным» хмельным напитком в метро вез очень осторожно. Все время крепко сжимал ручку, а то ведь в метро пассажиры очень часто не замечают встречных и прут напролом. Но все обошлось. Ровно в указанное время подошел к условленному месту на выходе из станции метро «Китай-город». Немного постоял, ожидая Иванова.

– Ну, Александр, — заулыбался Владимир, — да ты просто волшебник, где это ты достал в столице такую роскошь, — с явным удовольствием он разглядывал в моем портфеле бутылки чешского пива.

Он передал мне газету, с вложенной в нее пухлой пачкой стандартных машинописных листов. А в его портфель перекочевали бутылки с пивом и часть черноморских сушеных бычков из посылки брата.

– Может быть, где-нибудь присядем и поговорим за этим великолепием, — предложил полковник и прихлопнул по своему портфелю. А может, махнем ко мне домой, там у меня в холодильнике потеет бутылка «Столичной»? Посидим, поговорим. Моего соседа моряка позовем, веселый мужик, ты же его знаешь? — стал он заманивать меня. Но я решил не рисковать. Хорошо знал, чем заканчиваются такие спонтанные дружеские офицерские мероприятия. Завтра ведь меня к себе на квартиру ожидал Марков. Он хотя и был отставником, но все же еще совсем недавно работал заместителем министра радиопрома СССР. К нему не стоило идти с похмельным синдромом, или, как принято еще говорить, с глубокого бодуна. Благоразумно сослался на безотлагательное семейное дело и ретировался от своего радушного товарища. К сожалению, так уж получилось в сумятице 90-х годов, но следующая встреча с Владимиром Ивановым произошла только через десять лет на одном из совещаний в Минобороны РФ. На плечах его были уже генерал-полковничьи погоны. У меня всего лишь полковничьи. Однако это не помешало Иванову радушно полуобнять меня за плечи и тихо напомнить, что он помнит о чешском пиве. Несмотря на высокую должность, он по-прежнему остался доступным, приветливым человеком. Огромная власть его не испортила.

Вечером прочитал материалы, которые передал мне полковник Иванов. Они явно показывали на лживость утверждений «Советской России» о том, что «авантюристы, подхватившие из-за рубежа идею, добились создания трех ЗГРЛС — в районе Николаева, Чернобыля, Комсомольска-на-Амуре. Истрачено более миллиарда рублей, построены огромные сооружения, сотни метров в длину и в высоту. А результат? Он более чем курьезный». Маститый и заслуженный ученый довольно откровенно намекал, что нам подсунули ложную информацию о создании в США загоризонтных локаторов и мы, как лохи, купились на эту дэзу и ухлопали миллиард рублей, чтобы первыми создать никчемное радиоэлектронное вооружение. Из материалов Иванова прямо следовало, что американские военные и ученые после советских всерьез взялись за эту сложную научно-техническую проблему.

Американская фирма «General Elektrik» заключила контракт на разработку экспериментальной ЗГРЛС возвратного зондирования ОТН-В с управлением электронных систем (ESD) ВВС США только в середине 70-х годов XX века. У нас же в тот период Франц Кузьминский уже строил боевые ЗГРЛС. Передающая позиция американского суперрадара была построена вблизи Каратанк (штат Мэн). Эта позиция была выгодна во всех отношениях. Приемная позиция располагалась в 160 километрах от передающей. Там же был расположен временный центр управления и технического обслуживания (ЦУиТО). Локатор мог контролировать воздушно-космическую обстановку на дальностях до 3500 километров. Своими контурами и техническими характерами американский сверхрадар практически повторял проект советской экспериментальной ЗГРЛС. Не имеет смысла предполагать, что американцам был похищен совершенно секретный советский проект. На этот счет даже нет предположений. В науке нередки случаи, когда ученые и конструкторы независимо друг от друга создают аналогичные машины, устройства. Но все же почему-то по многим показателям два суперрадара — советский экспериментальный под Николаевом и американский в штате Мэн, были очень похожими. Даже систему контроля ионосферы для выбора рабочих частот радара американцы разработали практически как аналог советской. С этой целью использовалась специальная аппаратура зондирования ионосферы. Автоматический режим самокалибровки радара с периодом 8 секунд перестраивал передатчики.

На приемной позиции антенна имела длину 1170 метров и замыкалась на 82 модуля приемного устройства. Гигантскую антенную решетку связывали с приемниками сотни километров коаксиального кабеля. Имелась система подавления активных и пассивных помех. Окончательную обработку принимаемых сигналов вели две ЭВМ Univag-1100 и Univag-1616. В их память закладывалась информация о состоянии ионосферы, получаемая по результатам регулярных зондирований с территории США, Дании и Канады.

Анализ материалов, переданных полковником Ивановым, невольно приводил к мысли, что в газете «Советская Россия» известный ученый и конструктор умышленно допустил ошибку, обвиняя в «подхватывании из-за рубежа негодной идеи ЗГРЛС». Наш-то советский экспериментальный ЗГ радар был создан раньше. Неужели об этом не знал известный ученый? У него были все возможности для проверки такой информации. Более того, в свое время этот ученый был одним из руководителей ЦНПО «Вымпел», которое и создавало боевую систему загоризонтной радиолокации. Ему хорошо было известно, что еще в 1968 году будущий главный конструктор ЗГРЛС показывал работу экспериментальной аппаратуры генерал-полковнику Вотинцеву. В 1969 году был разработан проект боевой системы ЗГРЛС. Американцы в этом сложнейшем деле шли после Советского Союза. Только в 1980 году они смогли начать испытания экспериментального радара. Так может это из СССР по соответствующим каналам специально подбросили США информацию по боевым ЗГРЛС? Все может быть. Но это тайна, которая не скоро откроется.

Почти год шли испытания новейшего суперрадара для ВВС США. Военные американские самолеты имитировали налёты советской боевой авиации. Радар на дальности порядка 3000 километров от побережья штата Мэн, где на одном из полуостровов находится фамильная резиденция президентской семьи Буш, обнаруживал и сопровождал одиночные и групповые цели. Любые наземные радиолокаторы того времени не имели таких фантастических возможностей. Объективная информация дальней радиолокационной разведки в реальном масштабе времени передавалась командованию Norad, которое отвечало за противовоздушную и противокосмическую оборону Североамериканского континента. На обнаруженные цели наводились истребители перехватчики F-15S.

В американских ВВС испытания весьма сложной и дорогостоящей ЗГРЛС считали вполне успешными. Однако для решения всех организационных вопросов и, прежде всего, финансовых, начало строительства боевой системы было отложено до середины 1983 года. Однако слишком велики были выгоды от ЗГРЛС. Поэтому уже в 1982 году Пентагон одобрил программу разработки и развертывания боевой системы ЗГРЛС, которую предложило руководство управления электронных систем ВВС США. С фирмой «General Elektrik» заключается новый контракт на 70 млн. долларов на сооружение первой очереди РЛС ОТН-В с сектором обзора 60 градусов в штате Мэн, а так же на предварительные работы по сооружению двухпозиционной ЗГРЛС на западном побережье США.

В материалах Владимира Иванова было указано, что первая очередь боевой системы загоризонтного обнаружения воздушных целей в интересах ПВО Североамериканского континента (США и Канада) будет включать в себя передающие и приемные устройства экспериментальной ЗГРЛС. Явно американцы не разбрасывались средствами, как их советские коллеги. В Советском Союзе экспериментальный загоризонт-ный радар под Николаевом не вошел в боевую систему. Американцы же экспериментальный радар модернизировали. Увеличили передающую антенную решетку с 691 до 1107 метров, а длина вновь сконструированной на основе экспериментальных данных приемной антенны увеличилась до 1590 метров. Значительно усовершенствован весь аппаратурный комплекс суперрадара. Новый центр управления и технического обслуживания (ЦУиТО) размещался на территории международного аэропорта в городе Бангор в штате Мэн. В него вошло оборудование экспериментального ЦУиТО и новые дополнительные вычислительные комплексы и средства отображения радиолокационной информации. Это оборудование эффективно обеспечивало работу боевой ЗГРЛС, надежность всех систем и быстрое восстановление вышедшей из строя аппаратуры. На экспериментальном ЦУиТО работало 85 специалистов. На боевом в штате предусматривалось 450 человек.

После испытаний первой очереди американской боевой ЗГРЛС в штате Мэн с сектором обзора 60 градусов, что уже обеспечивало в этом регионе достаточно надежное прикрытие территории США, было начато строительство второй и третьей очередей радара. Планировалось создание еще двух комплексов оборудования передающих и приемных антенных решеток, что обеспечивало этому радару сектор обзора в 120 градусов.

Вторую ЗГРЛС американцы располагали на Западном побережье. Ее сектор обзора сразу был рассчитан на 180 градусов. Передающая позиция размещалась в штате Орегон на авиабазе вблизи Крисмас Вали. Приемная позиция находилась в 160 километрах в штате Калифорния. После возведения второй боевой ЗГРЛС американцы планировали строить на юге третий радар. На всю боевую систему ЗГРЛС из трех радаров американцы планировали израсходовать примерно 1 млрд. долларов. Их боевая загоризотная система была намного дороже, чем советская.

В переданных мне материалах еще были американские опытные данные о влиянии ионосферы на распространение коротких радиоволн иг соответственно, на эксплуатационные характеристики боевых ЗГРЛС. Внимательно их прочитал. Лишь через несколько лет в 1993 году американские исследовательские данные удалось сравнить с результатами, которых достиг в свое время бывший главный конструктор советских боевых ЗГРЛС Франц Кузьминский. К сожалению, с ним уже нельзя было поговорить. Два года назад в 1991 году не выдержало сердце конструктора необоснованных нападок в прессе и обвинений в различных советских ведомствах. Можно с уверенностью заявить, что выводы Кузьминского совпадали с выводами американских исследователей. Однако отстраненный от работы он получил свои результаты практически в одиночку. Нетрудно представить каких результатов мог добиться талантливый ученый и конструктор, если бы в его распоряжении был мощный научно-производственный коллектив и ему хотя бы не мешали работать.

Забегая немного вперед в своём журналистском расследовании, отмечу, что в 2000 году мне одним из старших офицеров Минобороны России были переданы несколько страниц текста явно разведывательной информации по боевой системе ЗГРЛС в США. (Прим. автора. Фамилию офицера не раскрываю, так как он еще служит в центральном аппарате МО РФ). Из этих данных следовало, что на континентальной части США уже в 1992 году были построены стационарные ЗГРЛС AN/FPS-118 — восточная в штате Мэн и западная в штате Калифорния. В тот период по этому радиолокационному супервооружению США уже опережали Россию. Американцы уже тогда разработали мобильные загоризонтные радары, что повышало их живучесть при ударах вероятного противника. США даже после распада СССР продолжали считать уже новую Россию наиболее вероятным противником. И ко-гда'в РФ сокращались военные расходы и вооруженные силы в США разрабатывали и производили надежные и эффективные наземные средства радиолокационной воздушно-космической разведки против России. И это несмотря на улыбки американских президентов и заверения в дружбе и сотрудничестве. Уже в начале 90-х годов американцы наплевали на все договоры по ПРО и, особо не афишируя, создавали более эффективные радиоэлектронные вооружения, направленные непосредственно против России. И делали это США в тот период с молчаливого согласия военно-политического руководства Российской Федерации. А в РФ политики и военные почему-то не замечали, а может, специально не хотел замечать, что в 1992 году США для укрепления своей национальной Воздушно-космической обороны, кроме уже построенных ЗГРЛС, планировали создать еще два мощных стационарных и девять транспортабельных (AN/TRS-71) загоризонтных радаров. При этом не нужно вкладывать огромные средства в гигантские капитальные сооружения. Необходимо только подготовить площадку, разместить на ней контейнеры, соединить их кабельными системами и радар готов к боевой работе. Весь цикл работ по развёртыванию занимает порядка двух недель. Если стационарная ЗГРЛС обходилась американским налогоплательщикам в 600-700 млн. долларов, то транспортабельная всего в 160 млн. долларов. Правда, транспортабельные ЗГРЛС могут контролировать территорию в 3,5-4 млн. квадратных километров, что в два раза меньше, чем стационарные. На стационарные ЗГРЛС США потратили примерно 2,5 млрд. долларов, на транспортабельные до 1,1 млрд. долларов. Всю американскую боевую систему ЗГРЛС, как следовало из переданных мне данных, в 1992 году обслуживали 4 тысячи специалистов.

Так что по сравнению с американскими расходами, расходы на создание советских загоризонтных станций были гораздо меньшими. Но США довели свою национальную систему ЗГРЛС, так сказать, до ума. А в Советском Союзе уже построенную боевую систему ЗГРЛС довели до «ручки» и оболгали в средствах массовой информации. А бывшего главного конструктора, который впервые в мире дерзнул решить одну из самых сложных научно-технических проблем, довели в расцвете творческих сил до гробовой доски.

Американцы в загоризонтной гонке оказались гораздо хитрее и прозорливее некоторых советских, а потом и российских военных и политиков. Они еще в 1991 году испытали свои ЗГРЛС в реальных боевых действиях. Американская ЗГРЛС на острове Кипр следила за пусками из Ирака по Израилю оперативно-тактических ракет типа «Скад», а так же за всей воздушно-космической обстановкой в зоне боевых действий. Такая плотная радиоэлектронная разведка, наведение на обнаруженные воздушные цели истребительной и бомбардировочной авиации и была одной из причин блокирования на земле иракской боевой авиации.

Благодаря своим связям в Минобороны СССР и аппарате начальника вооружения Вооруженных Сил мне удалось получить осенью 1990 года немало такой информации, которая явно не предназначалась для широкой общественности и была еще окружена плотной завесой секретности. Но идти к генерал-лейтенанту в отставке, бывшему заместителю министра радиопромышленности СССР и бывшему руководителю самого крупного советского оборонного научно-производственного объединения, не представляя какую проблему в свое время приходилось решать этому человеку, да и какой он вообще человек, было рискованно. Беседа из-за некомпетентности журналиста вполне могла просто провалиться.

Поэтому постарался узнать еще и подробности биографии Владимира Ивановича, что было в 1990 году весьма сложно. Не обошлось без подношений в виде небольших презентов кадровикам. Но эти затраты того стоили. Жизненный путь генерала Маркова оказался вполне достоин пера романиста. Деревенский парень со Смоленщины благодаря природным способностям стал студентом педагогического института. В 1939 году его призвали в Красную Армию. С самого начала Великой Отечественной войны Владимир Марков на фронте. В октябре 159 стрелковая дивизия оказалась в окружении. Благодаря своим качествам и подготовке он становится командиром партизанской группы, а потом возглавляет отряд в 500 бойцов. Уже это говорило о больших организаторских способностях.

После войны в 1950 году Марков закончил Военно-воздушную академию им. Жуковского и стал работать в знаменитом КБ-1 под руководством будущего академика Александра Андреевича Расплетина. С 1963 по 1968 год кандидат технических наук Владимир Марков работает директором НИИ-37 (НИИ-ДАР), а с 1968 по 1981 с небольшим перерывом заместителем министра радиопромышленности СССР. На парадном кителе целый иконостас орденов. Одних только высших в СССР орденов Ленина три. Именно Владимир Марков уже через год работы заместителем министра Минрадиопрома СССР, которому было поручено заниматься вооружениями противоракетной обороны и системы предупреждения о ракетном нападении, предложил создать крупное научно-производственное объединение. Такого масштабного научно-производственного комплекса еще не было в Советском Союзе. Идею создания объединения поддержали руководители военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, министр радиопромышленности СССР, большинство директоров оборонного комплекса Минрадиопрома. Центральное НПО «Вымпел» было образовано 15 января 1970 года. Его генеральным директором и техническим руководителем назначается Владимир Марков. При этом за ним сохранялась должность заместителя министра радиопромышленности СССР. В «Вымпел» вошли десятки научных и промышленных предприятий. В ведении Маркова оказались все основные разработки вооружений ПРО, СПРН и СККП. Вот с таким человеком предстояло мне встретиться и побеседовать. Естественно, что я тогда волновался. В своем архиве, к сожалению, не обнаружил распечатки диктофонной записи. Возможно, что Владимир Иванович не разрешил мне воспользоваться диктофоном. А может быть «чудо» отечественной радиопромышленности просто отказало в работе. И такой вариант вполне вероятен. Попробовал через 17 лет восстановить в памяти, как проходил разговор с Марковым. Вспомнилось, как шел на квартиру к генералу от станции метро «Сокольники», как по адресу нашел нужный дом и подъезд. Припомнил даже как пил чай с бывшим замминистра. От той встречи, к сожалению, осталось лишь несколько стандартных листков с торопливыми записями шариковой ручкой. К сожалению, я не знал стенографии, поэтому отдельные ответы записывал очень кратко, с множеством сокращений.

Беседа с бывшим заместителем министра радиопромышленности СССР, руководителем ЦНПО «Вымпел», директором НИИДАР, генерал-лейтенантом в отставке, кандидатом технических наук Владимиром Ивановичем Марковым

– Владимир Иванович, вы занимали высокие должности в военно-промышленном комплексе СССР, лично отвечали за производство многих образцов радиоэлектронного вооружения. Какое место в вашей работе занимала боевая система ЗГРЛС?

- Я был одним из инициаторов всех работ по созданию боевой системы ЗГРЛС.

– Но тогда вы, наверное, непосредственно принимали участие в выборе мест дислокации загоризонтных локаторов?

- Этим я тоже занимался. Я хотел разместить первый локатор на Камчатке. Мы туда с группой специалистов летали, выбирали площадку. Но для радара требовалось много электроэнергии, а на полуострове ее не хватало. Дорого обходились строительные работы и материалы. Поэтому было выбрано место под Чернобылем, где гораздо дешевле строительство и эксплуатация радара.

– Как утверждают некоторые специалисты, Чернобыльский вариант размещения ЗГРЛС оказался ошибочным. Неужели нельзя было избежать этой роковой ошибки?

– Это легко сейчас так говорить. А в тот период была очень сложная международная обстановка. В результате при создании некоторых образцов вооружения мы сознательно шли на риск для того, чтобы их дать Вооруженным Силам и обеспечить надежную обороноспособность государства. При этом наука не всегда с высокой долей достоверности выдавала необходимые данные для создания и размещения очень сложного и дорогостоящего радиоэлектронного вооружения для СПРН и ПРО. Так что нередко приходилось идти на осознанный риск, который не был волюнтаризмом. Ведь все решения по созданию стратегического вооружения принимались коллегиально.

– Можно ли было доработать боевую систему ЗГРЛС, которую государственная комиссия под руководством генерал-полковника Вотинцева не приняла на вооружение? Верно, ли било такое решение?

– Безусловно, что тактико-технические характеристики боевой загоризонтной системы могли быть улучшены. Необходимость проведения этой работы была указана в специальном постановлении Совета Министров СССР, подготовленном специалистами нескольких ведомств.

А госкомиссия по приему на вооружение боевой системы ЗГРЛС, которую возглавлял командующий войсками ПРО и ПКО генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев, подчиненные которого должны были впоследствии эксплуатировать наши загоризонтные радары, считаю, сделала правильные выводы. Да, ЗГРЛС надо было доработать. Однако на том совещании лично я был против такого решения. Считал, что боевую систему ЗГРЛС надо принять в целом на вооружение, а наука и промышленность в ходе ее эксплуатации провела бы все доработки. Но консервативнее всех оказался Франц Кузьминский. Он не признавал недостатков боевой системы, которые выявила госкомиссия.

– Отдельные специалисты из НИИДАР, бывший главный конструктор Франц Кузьминский утверждают, что вы своими предложениями мешали вести доработки на ЗГРЛС. Какие проблемы стали камнем преткновения?

– Вначале я поддерживал все технические решения Франца Александровича по технической доработке боевой системы ЗГРЛС. Ведь они были приняты не самолично главным конструктором, научно-техническим советом, в который входили известные ученые, конструкторы по радиолокации. Но я при этом считал, что нельзя дорабатывать ЗГРЛС только по обнаружению баллистических ракет. В тот период я был еще заместителем министра Минрадиопрома СССР. Уже тогда я знал, что «Дуга» может в коротковолновом диапазоне волн видеть американский самолет невидимку «Стеле» на расстоянии до 2 тысяч километров, что очень важно для обороноспособности государства.

Однако в Минрадиопроме у меня не заладилась работа, и я попросился обратно в НИИДАР. Некоторое время на посту директора института я не просто следил за работой Франца Кузьминского, а анализировал проведение доработок ЗГРЛС. Сам предлагал некоторые технические решения, на что имел все права. Например, предложил на базе ЗГРЛС провести работы по обнаружению самолетов и кораблей. Однако Франц Александрович был монополистом. Он считал, что только его решения наиболее верные. А ведь можно было решить наш спор на научной основе. Только Кузьминский пошел другим путем. По его инициативе один из конструкторов НИИДАР написал письмо против меня в КГБ СССР. Проводилось партийное разбирательство. Были и другие попытки меня снять с должности. На весьма тенденциозных партийных и служебных собраниях собирались против меня подписи. В конечном итоге нашего противостояния Франц Кузьминский написал докладную записку против меня министру радиопромышленности. Но вся эта борьба не шла на пользу делу и обернулась лично против главного конструктора. Кузьминского очень серьезно проработали в оборонном отделе ЦК КПСС, а потом министр радиопромышленности освободил его от должности.

Считаю, что Кузьминский слишком много внимания посвятил доработке ЗГРЛС под Чернобылем. Однако при этом он оказался в плену личных своих выводов и не признавал критику госкомиссии относительно того, что ЗГРЛС практически не обнаруживают одиночных стартов баллистических ракет. Он считал, что мое предложение по доработке ЗГРЛС на обнаружение еще и самолетов, а также кораблей мешает основной работе по обнаружению баллистических ракет и недопустимо.

Вместо Кузьминского я предложил конструктора полковника Евстратова. Кстати, Федор Федорович работал под руководством Кузьминского и был его выдвиженцем. Но как только Евстратов стал говорить о необходимости переориентации ЗГРЛС еще и на обнаружение аэродинамических целей, то Кузьминский его возненавидел.

– Но тогда почему новый главный конструктор ЗГРЛС Федор Евстратов не смог доработать боевую систему ЗГРЛС?

– Наверняка бы смог. Он подготовленный для такой работы специалист. Но помешала чернобыльская катастрофа. Черниговский радар накрыло радиоактивное облако, и он был законсервирован. Остался один радар под Комсомольском-на-Амуре. Мы бы и его доработали, как замышлял Кузьминский, и как было указано в постановлении Правительства СССР. Проект по доработкам был утвержден главкомом Войск ПВО страны. По нему было принято специальное решение Военно-промышленной комиссии. Имелся четкий график работ. Со своей стороны мы еще предлагали этот локатор использовать многофункционально для обнаружения ракет и самолетов на дальности 1,5-2 тысячи километров. «Дуга» ведь на Дальнем Востоке весьма эффективна по дальнему обнаружению самолетов. Через 2-3 года мы бы доработали эту ЗГРЛС. Но для внедрения новой аппаратуры, дополнительного строительства необходимы были еще 300 тысяч рублей. При этом тогда уже на новую аппаратуру было потрачено до 10 миллионов рублей.

Со своей стороны командование Войск ПВО страны предложило ввести в новую смету расходов еще и средства на замену инженерных систем. В итоге дополнительные расходы увеличились до нескольких миллионов. Таких средств, к сожалению, не нашлось. Поэтому мы не смогли доработать эту станцию.

– Было ли вам известно, что освобожденный от должности бывший главный конструктор Кузьминский с некоторыми единомышленниками научно обосновал решения по доработке радара?

– Знаю, что Франц Кузьминский вместе с учеными из МГУ работал над проблемой совершенствования боевой системы ЗГРЛС. Однако он и его сподвижники это реально не подтвердили и даже отказались от дальнейшего проведения исследований.

Все же специальная комиссия Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР рассматривала предложения бывшего главного конструктора ЗГРЛС Франца Кузьминского. Чтобы избежать кривотолков в предвзятости, я, в тот период директор НИИДАР, головной организации по доработке ЗГРЛС, специально послал вместо себя одного из компетентных сотрудников. Все доводы Кузьминского по доработке аппаратурного комплекса тогда посчитали необоснованными. Он даже предлагал предоставить ему для научных экспериментов филиал НИИДАРа в Николаеве. Но ему отказали.

– А снятие с опытного боевого дежурства ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре вы считаете обоснованным?

- Еще раз отмечу, что «Дуга» это средство так же по дальнему обнаружению и сопровождению самолетов, наведению на них перехватчиков. ЗГРЛС очень эффективна по аэродинамическим целям на дальности 3 тысячи километров. Сейчас радар дорабатывается для обнаружения самолетов. Этот объект своеобразные глаза государства на Дальнем Востоке, которые смотрят очень далеко за горизонт. Можно сокращать лишнее вооружение, но «глаза» у государства в этом регионе должны быть.

В беседе Марков не скрывал, что у него были разногласия с Францем Кузьминским. Более того, он даже утверждал, что Кузьминский сам загнал себя в угол проблем взаимоотношений с директором НИИДАРа. Более того, Марков прямо подтвердил мнение Кузьминского и других, что ЗГРЛС волне можно было доработать. Таким образом, я получил еще одно подтверждение о том, что не было волюнтаризма, как писала газета «Советская Россия» при создании этого сложнейшего вооружения.

В тот же день после разговора с Марковым я позвонил на квартиру Юрия Всеволодовича Вотинцева и попросил военачальника подсказать, у кого ещё из высшего руководства Вооруженных Сил можно узнать компетентное мнение о ЗГРЛС. Не долго раздумывая, Вотинцев назвал начальника управления 4 главного управления Минобороны СССР генерал-лейтенанта Ненашева.

– Михаил Иванович в 4 ГУМО отвечал за создание ЗГРЛС, — ответил на мой вопрос генерал-полковник, — и если бы ЗГРЛС после принятия их на вооружение оказались неэффективными, то одним из первых Ненашев лишился бы погон и должности.

Возможно, генерал-полковник не все сказал о возможных последствиях для Ненашева в случае, если ЗГРЛС после принятия на вооружение оказались бы, мягко говоря, никудышными. Именно он давал министру обороны и начальнику Генштаба экспертную оценку этому вооружению. В случае провала не спасли бы никакие заслуги. За огромную, неэффективную трату государственных средств, вполне можно было лишиться не только погон, но и пенсии, а может быть после расследования Главной военной прокуратуры и угодить в тюрьму.

Глава 7 «Загадочное 4 ГУМО - заказчик ЗГРЛС»

Деятельность 4 ГУМО (4 Главное управление Министерства обороны СССР) для корреспондента центрального военного журнала в 1990 году была практически неизвестной. Мне было лишь известно, что управление — генеральный заказчик вооружений противовоздушной обороны. В средства массовой информации о деятельности 4 ГУМО поступала очень дозированная информация. После предательства полковника Пеньковского, который продал за рубеж ценнейшую информацию по ряду образцов вооружений, 4 ГУМО вообще оказалось за тройной завесой секретности. Оно было под особенной опекой 8 управления Генштаба Вооруженных Сил, которое следило за режимом секретности, военной контрразведки и непосредственно КГБ. Несмотря на все мои попытки, предварительно мало, что удалось узнать о 4 ГУМО и непосредственно о генерал-лейтенанте запаса Михаиле Ивановиче Ненашеве. Он так сказать был носителем государственных секретов, давал соответствующие подписки о неразглашении государственной и военной тайны и, по роду своей деятельности даже после ухода в запас на встречу с журналистами должен был, вероятно, получить соответствующее разрешение в КГБ и Минобороны СССР.

Авторы материала в «Советской России» «Деньги на оборону» с подзаголовком «Четыре монолога о секретах «закрытой» науки», опубликованном 5 августа 1990 года лишь косвенно, без конкретной фамилии, упомянули о деятельности по ЗГРЛС управления генерал-лейтенанта Михаила Ненашева. Только спустя два года 2 января 1992 года, когда в стране царила полная вакханалия первых лет демократических преобразований и «свободная» пресса могла написать что угодно и о ком угодно, не взирая на заслуги и чины, в газете «Известия» в материале «Миллиарды, потраченные на чиновничьи амбиции» был нанесен удар по Ненашеву. Причем была показана якобы существовавшая коррупционная связь между директором НИИДАР Марковым от промышленности и генерал-лейтенантом Ненашевым от заказчика Минобороны. Так сказать вот они главные коррупционеры, которые протащили абсурдный проект ЗГРЛС «Дута». Но это случилось позднее. А в 1990 году информационный удар в печати был нанесен только по генерал-лейтенанту запаса Маркову, правда, уже тогда отстраненному от должности директора НИИДАР. Так сказать, старый, свергнутый с трона лев не опасен, можно и безбоязненно попинать его.

Однако в материале «Деньги на оборону» авторы все же косвенно «лягнули» генерал-лейтенанта Ненашева. Наверное, необходимо предложить читателям ознакомиться с выдержкой из старой газеты. За это заранее приношу извинения авторам той публикации, что без их разрешения воспользовался старым газетным материалом.

«Любой значительный военный проект формально проходит через ряд экспертиз, рассматривается на научно-технических советах, — писали авторы материала. — Но, как показывает практика, это не более чем ритуал. Надлежащим образом подобранные научно-технические советы по существу штампуют кому-то угодные решения. Экспертиза не может быть эффективной, пока нет строгой персональной ответственности и за идею, и за ее воплощение, и за высказанное экспертами «добро». Кто, скажете, понес наказание за Арал (Прим. автора. Имеется в виду катастрофическое обмеление из-за непродуманных ирригационных проектов Аральского моря) или нечто подобное? Никто. Вот и в сфере абсурдных военных разработок — никто. Каждый, какой бы чин он ни имел должен точно знать — за перевод народных денег, за разор, учиненный, по его инициативе или с его ведома, придется отвечать по всей строгости, а не только уходом в отставку». Явно здесь намек делается на 4 ГУМО и в нем на 5-е управление, которым руководил Михаил Иванович Ненашев. Ведь именно это управление давало «добро» и заказывало у НИИДАР и ЦНПО «Вымпел», которыми руководил Марков, боевую систему ЗГРЛС.

В советское время в 1990 году это было просто революционное высказывание борцов против мафиози в погонах. Ату их! Держите и ловите казнокрадов-генералов, которые вместе с коррумпированными учеными и производственниками из военно-промышленного комплекса под авантюрные проекты получают миллиарды советских полноценных рублей и втихую их делят между собой. Поэтому материал «Деньги на оборону» в 1990 году вызвал огромный общественный резонанс и даже дошел до Президента СССР Михаила Горбачева.

Мне же, как журналисту центрального военного журнала, предстояло не поддаться на эмоциональные высказывания, а детально разобраться в этой истории. И, прежде всего, многое мог рассказать Михаил Иванович Ненашев. Однако дозвониться к нему на квартиру по номеру телефона, который дал Вотинцев, все не удавалось. Буквально неделю потратил на звонки. Номер телефона Ненашева отпечатался в памяти рублеными цифрами. Мое журналистское расследование опять застопорилось.

В середине октября в редакции журнала мне выпала удача. Получил талон на покупку в центральном военном универмаге электрической стиральной машины «Фея». Историческое и просто прекрасное здание универмага находилось возле Московского Кремля (Прим. автора. Ныне это красивое здание продано и уничтожено). В субботу утром отправился за покупкой нужной в домашнем хозяйстве и остродефицитной, как впрочем и все остальные электротовары в то время, маленькой стиральной машинки. В отделе электротоваров, заплатив 98 рублей, получил упакованную в коробку небольших размеров заветную бытовую технику. На такси денег не было. Пришлось воспользоваться метро и автобусом. Хотя стиральная машинка и была маленькой, но производители в нее ухитрились вмонтировать весьма тяжелый электромотор и другие тяжеловесные механические части. Уже возле дома остановился перевести дух. Свитер, осенняя куртка промокли от пота, словно побывал под дождем. Поставил опротивевшую коробку с маленькой, но тяжеленной машинкой на землю и тут случайно посмотрел на обшарпанную кабинку телефонного автомата, в которой выбиты были все стекла. На удивление возле автомата не было никого. Обычно у этого телефона в очереди на звонок постоянно толклись несколько человек. По инерции, выработанной за неделю, возникло желание позвонить Ненашеву. В кармане лежало несколько двухкопеечных монет. Опустил монетку в желоб автомата и набрал по памяти номер телефона генерала.

– Я вас слушаю, — буквально сразу после первых гудков отозвался мужчина на другом конце провода.

Представился кто такой. Что номер телефона квартиры генерала мне дал Юрий Всеволодович Вотинцев. Объяснил причину звонка.

– Приболел немного,- ответил генерал, — был в госпитале. Приезжайте ко мне на квартиру в воскресенье. Поговорим за ч*аем. Думаю, что Вотинцев, кого попадя, не порекомендует.

В субботу вечером после всех домашних дел уединился на маленькой кухоньке. В соседней комнате в детской кроватке уже почивала малолетняя дочь, а на диване с книгой расположилась жена. Мне никто не мешал и я тщательно продумал вопросы для беседы с генерал-лейтенантом Ненашевым.

На следующий день ближе к полудню отправился на метро в центр Москвы. Без особого труда на одной из набережных Москва-реки отыскал монументальной, послевоенной постройки дом. Однако в памяти осталось, что заходил в нужный подъезд со стороны изрядно захламленного двора. Несмотря на всю внешнюю респектабельность дома в подъезде было довольно темно и неприятно пахло. После звонка дверь открыл небольшого роста седой мужчина с довольно простым, невыразительным лицом. О таких людях принято говорить неопределенного возраста. То ли 50 лет, а может и все 75. Сразу и не определить. Да меня это тогда и не волновало. И зря. Оказалось, Михаил Иванович уже тогда был серьезно болен. Но об этом я узнал, к сожалению, позднее, после выхода публикации в нашем журнале.

С той беседы прошли уже восемнадцать лет. В блокноте не осталось записей об обстановке, самой квартире. Смутно только припоминается, что генерал провел меня по коридорчику на небольшую кухню со стандартной мебелью и предложил на выбор чай или кофе. Сама квартира и обстановка в ней явно указывали, что хозяин не озолотившийся коррупционер на афере с боевой системой ЗГРЛС.

Может быть, я привлек внимание Михаила Ивановича своей заинтересованностью в деле ЗГРЛС, кратким рассказом о предыдущих встречах, о посещении нашего журнала Кузьминским. Но, судя по старым записям в блокноте и распечатке диктофонной записи нашей беседы, мы говорили довольно основательно. Правда, Михаил Иванович, очевидно, не разрешил мне записывать на диктофон его рассказ о 4 ГУМО. Над ним довлела секретность. Поэтому записи о 4 ГУМО и непосредственно 5-м управлении, которым руководил генерал-лейтенант Ненашев, делал наспех авторучкой с множеством сокращений. Через 18 лет пришлось изрядно поломать голову над различными сокращениями слов, которые были понятны в тот период, но через почти двадцать лет были просто абракадаброй. А вот по загоризонтной эпопее Михаил Иванович под диктофон очень многое рассказал без утайки и лакировки.

Рассказ Героя Социалистического Труда генерал-лейтенанта запаса Михаила Ивановича Ненашева о деятельности 5 управления 4 ГУМО

«В 1950 году Третье главное управление при Совете министров СССР (Прим. автора. Сокращенно это управление называли ТГУ) приступило к созданию первой в мире многоканальной (Прим. автора. Для обнаружения, сопровождения, уничтожения множества воздушных целей) зенитной ракетной системы противовоздушной обороны Москвы С-25 «Беркут». До 1953 года в этих работах не участвовало Минобороны СССР. В 1953 году для ускорения создания боевой системы ПВО столицы на базе ТГУ были образованы Главспецмаш и Главспецмонтаж. В том же году к созданию С-25 непосредственно подключилось и Минобороны. В августе 1954 года создается 4 управление Минобороны войсковая часть 77969. Оперативно главное управление подчинялось главнокомандующему Войсками ПВО страны — заместителю министра обороны маршалу Советского Союза Леониду Говорову. Задача 4 ГУМО состояла в подготовке Войск ПВО страны к приему на вооружение «Беркута». Зенитная ракетная система С-25 была принята на вооружение в 1955 году секретными Постановлениями ЦК КПСС от 14 апреля №720-435, Совета Министров СССР от 7 мая №893-533. Постановлением Совмина и совершенно секретным приказом министра обороны СССР от 21 мая 1955 года № 00112 вместо 4 управления Минобороны создается 4 Главное управление (4 ГУМО). Номер войсковой части 77969 сохранился. Вновь созданный военный главк, как его называли в Минобороны, занимался техническим обеспечением «Беркута», стоящего на вооружении Первой армии ПВО особого назначения. В войсках прижилось негласное название «Первая конная».

Постепенно у военного главка расширились полномочия. Он стал генеральным заказчиком разработки, серийного производства, технического обеспечения во время эксплуатации зенитных ракетных, радиотехнических вооружений, средств связи Войск ПВО страны.

В 50-60-е годы США и НАТО активно разрабатывали планы ракетно-ядерной войны, внезапного сокрушительного удара средств воздушно-космического нападения на основные стратегические, военные объекты. СССР ответило созданием в Войсках ПВО страны единой системы воздушно-космической обороны государства. Для решения проблемы повышения боевых возможностей войск в 1956 году было сформировано 5 управление 4 ГУМО по заказу у военно-промышленного комплекса СССР вооружений противоракетной обороны (ПРО), систем предупреждения о ракетном нападении (СПРН), противокосмической обороны (ПКО), контроля космического пространства (СККП). Первым начальником 5 управления был назначен полковник Михаил Мымрин, впоследствии генерал-лейтенант. Потом управление возглавил генерал-лейтенант Михаил Ненашев. Именно 5-е управление 4 ГУМО занималось созданием первой в мире системы противоракетной обороны А-35 генерального конструктора генерал-лейтенанта Григория Васильевича Кисунько. В 1978 году ее модификация А-35М была принята на вооружение и поставлена на боевое дежурство. В 1984 году специалисты 5-го управления дали «добро» на принятие на вооружение для противоракетной обороны Москвы еще более совершенного вооружения ПРО — боевой системы А-135.

Все боевые радиолокаторы системы предупреждения ракетного нападения «Днестр», «Днепр», «Даугава», «Дарьял», космические системы УС-К, УСК-МО для обнаружения стартующих ракет с ракетоопасных для СССР направлений, комплексы перехвата военных искусственных спутников Земли заказывались 5-м управлением 4 ГУМО. Боевая система ЗГРЛС то же заказывались у промышленности специалистами нашего управления.»

Через несколько лет мне попались интересные данные по работе 4 ГУМО. За более чем пятидесятилетнюю деятельность этого главка более 160 военных специалистов были награждены орденами и медалями. Лауреатами Ленинской и Государственной премий стали 35 офицеров. А вот Героями Социалистического Труда только два человека — начальник 4 ГУМО генерал-полковник Евгений Сергеевич Юрасов и генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Причем среди генералов главка Михаил Иванович прослужил в нем больше всех — 32 года. Но в моих старых записях нет даже намека о том, что генерал-лейтенант запаса Михаил Иванович Ненашев является Героем Социалистического Труда, что он столько лет верой и правдой прослужил в 4 ГУМО и его там весьма уважают за честность и порядочность. Поэтому в публикации «В одиночку крепостей не берут» в №3 «Коммуниста Вооруженных Сил» в феврале 1991 года я, к сожалению, не упомянул о заслугах генерал-лейтенанта Ненашева, а только кратно привел его мнение по проблеме создания и трагедии боевой системы ЗГРЛС. Но тогда меня ограничивал объем журнальной полосы и строгий редактор отдела боевой подготовки Александр Григорьевич Некрылов. Кстати, в том, что в тот период появилась эта публикация в нашем журнале, в общем-то, в защиту боевой системы ЗГРЛС и ее главного конструктора, немалая заслуга полковника Некрылова. Он убрал из моего материала некоторые резкости, которые наверняка не пришлись бы по нраву членам редакционной коллегии журнала — членам военных советов — начальникам политических управлений Видов Вооруженных Сил СССР. Возможно, что любой из них, убоявшись связываться с влиятельной в тот период газетой «Советская Россия», одним росчерком пера зарубил бы мой материал, или так выхолостил суть публикации, что она бы потеряла всякую актуальность и целесообразность. Так что низкий поклон моему начальнику за творческую помощь и журналистскую учебу. Но теперь есть возможность, без правки и купюр, привести мнение генерал-лейтенанта Михаила Ивановича Ненашева о создании боевой системы ЗГРЛС.

Распечатка диктофонной записи беседы с бывшим начальником 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенантом запаса Михаилом Ивановичем Ненашевым.

«Боевой загоризонтной системе радиолокации, еще на стадии разработки, отводилась в Войсках ПВО страны и ПРО, прежде всего, вспомогательная роль. И все, кто участвовал в создании ЗГРЛС, это прекрасно понимали. Ведь тогда ионосферу мы знали довольно плохо, как впрочем, и в настоящее время. Магнитосферу вообще не изучаем. А распространение радиолокационных сигналов в загоризонтной локации идет, как раз по верхней части ионосферы. Не знали, придет ли оттуда ответный сигнал, посылаемый радаром. Уже первые испытания опытной николаевской ЗГРЛС показали, что вероятность обнаружения одиночных стартов баллистических ракет с территории США будет очень низкая. Периодически радар надо было выключать и ставить на регламентные работы по корректировке передатчиков и приемников. Как панацею, разработчики порекомендовали создавать боевую систему из двух ЗГРЛС. Один радар, мол, несет боевое дежурство и обнаруживает американские баллистические ракеты, а другой в это время проходит регламентные работы. Наши возражения о том, что неизвестна природа прохождения сигнала в ионосфере и, особенно, через полярную шапку, то есть через Северный полюс, не принимались. Было очень много сторонников ЗГРЛС. Помню, как конструктор Ефим Штырен побывал на приеме у начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршала Советского Союза Захарова. Не знаю, о чем они там говорили, но после этого визита подготовка проекта ЗГРЛС закрутилась еще быстрее. Были подготовлены директивы начальника Генштаба ВС СССР, в которых были даны указания ВВС, Войскам ПВО страны заниматься проблемами боевых ЗГРЛС.

Проект системы ЗГРЛС был сделан не очень аккуратно. Однако он послужил основой для создания заманчивой загоризонтной боевой системы. Ведь она сулила существенно сократить время для обнаружения стартов баллистических ракет. Этого не могли сделать все, в то время существовавшие, боевые средства ПРО. Непосредственные начальники 4 ГУМО — начальник Генштаба маршал Захаров, главком Войск ПВО маршал Батицкий в тот период неоднократно говорили, что пусть вероятность обнаружения одиночных баллистических ракет у ЗГРЛС будет невысока, зато эти радары видят американские ракеты сразу после старта. Дают драгоценные минуты высшему руководству государства для принятия решения на ответно-встречный удар по США. Главное в истории принятия решения по созданию ЗГРЛС было в том, чтобы не прозевать первого ракетно-ядерного удара из США и не быть в одночасье разгромленными, а самим успеть нанести противнику максимальный урон.

Время тогда было какое-то идиотское. В центральных газетах писали, что СССР так трахнет по США ядерными ракетами, что это государство превратится в щепки. После одной из таких публикаций, где были подобные высказывания начальника Генштаба маршала Захарова, мы с начальником 4 ГУМО прославленным летчиком, генерал-полковником Байдуковым пошли к маршалу. Помню, что при мне Байдуков сказал Захарову, мол, товарищ маршал, что же вы такое утверждаете, будто мы можем опередить американцев в ракетно-ядерном ударе. Наши вооружения на это не способны. Маршал Захаров в ответ вспылил. Мол, как так он не прав. Пришлось терпеливо объяснять военачальнику, почему он не прав в том, что СССР может выйти победителем в ракетно-ядерной войне. В 1962 году американцы в ответ на угрозы советских руководителей в «щепки» разнести США поставили в Гренландии, в Англии, на Аляске три мощных локатора и практически перекрыли радиолокационным полем половину территории Советского Союза. Любой наш ракетный пуск они стали засекать уже примерно через пять минут после старта. К США советские ракеты летели 25-29 минут. Американцы их прекрасно обнаруживали и успевали за это время принять все необходимые меры для ответного удара. Вот Байдуков прямо и сказал маршалу Захарову, что мы не успеем полностью разбить американцев. Они нанесут более сокрушительный удар.

– Что же делать, товарищи, — ответил Байдукову заметно успокоившийся маршал.

– Товарищ маршал, — ответил Байдуков, — надо делать радиолокаторы, как у американцев, — если США первыми начнут пускать против СССР ракеты, или случится какая-либо ошибка и произойдет в нашу сторону одиночный старт баллистической ядерной ракеты, то при помощи своих радаров мы сможем разобраться в ситуации и принять верные решения.

– Вы, пожалуй, правы, — отреагировал тогда на наши возражения Захаров, — надо создавать мощные радары.

После этого начальник Генштаба отдал соответствующие распоряжения 4-му ГУМО. И мы стали заказывать системы обнаружения баллистических ядерных ракет в военно-промышленном комплексе. Через некоторое время у нас появились различные мощные радары противоракетной обороны. В тот период в СССР прилетел на переговоры госсекретарь США Киссинджер. Он очень аккуратно интересовался, по каким системам предупреждения о ракетном нападении советское руководство принимает решения на пуск баллистических ракет по вероятному противнику. Конечно, руководители СССР в общих чертах знали о СПРН и ее возможностях. Вполне вероятно, что Киссинджеру в политических целях кое-что было рассказано, а может быть и показано. Только уже во время визита госсекретарь предложил советскому руководству договариваться по ракетно-ядерным вооружениям и по системам предупреждения. Например, на ракеты поставить специальные защелки, которые предотвращают пуски. Эти устройства работали бы по специальной команде и препятствовали стартам БР. Вот тогда-то у нас политические и военные руководители всерьез задумались о том, что первый ракетно-ядерный удар не останется без ответа вероятного противника. И надо делать весьма серьезные системы предупреждения о ракетном нападении. В тот период американцы как раз по ним нас превосходили

Тогда было много абсурдных предложений. Например, НПО «Вектор» выдвинуло идею подслушивающей загори-зонтной локации. Это своего рода пассивная радиолокация, в основе которой была положена работа многих обычных гражданских коммерческих радиостанций, которые передавали в эфир сообщения, а летящие ракеты вызывали в электромагнитном поле определенные возмущения. Их можно было регистрировать. Авторы этой идеи утверждали на самом высоком уровне, что это новое вооружение будет стоит буквально копейки. Из Генштаба 4 ГУМО поручили разобраться. По нашим расчетам выходило, что не копейки, а многие миллионы рублей. При этом координаты летящих ракет определялись очень неточно. Но, несмотря на наши возражения, вокруг подслушивающей загоризонтной локации разгорелись серьезные дебаты. Дело уже доходило до практической реализации проекта. Предлагалось создать даже огромные антенные поля с большим количеством штыревых антенн для приема сигналов. Группа экспертов по этому проекту специально ездила на Кубу, где предполагалось строить такие поля. Однако ничего из этой затеи не вышло. Очень сложно, оказалось, передавать с Кубы информацию о стартах ракет. Были бы большие задержки по времени для принятия решения на ответно-встречный ракетно-ядерный удар. Нам пришлось министру обороны и начальнику Генштаба доказывать бесперспективность такого вооружения.

Тот же НИИДАР предлагал кроме ЗГРЛС еще и другую систему. Но она явно попахивала авантюрой. И 4 ГУМО от нее наотрез отказалось. А вот боевая система ЗГРЛС, которую предложил НИИДАР и непосредственно Франц Александрович Кузьминский, давала прямой ответ — летят к нам из США ядерные ракеты или нет. В этом было ее преимущество. Именно по массовым стартам БР боевая загоризонтная радиолокация могла дать очень точную информацию. Мы предварительно просчитали, во что обойдется Советскому Союзу такое вооружение. Оказалось, что средства необходимы незначительные по сравнению с затратами на ядерные вооружения.

В спешке велись масштабные работы по созданию боевой системы из двух гигантских радаров. Еще не был готов целый ряд исследований, а заместитель министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск генерал Комаров-ский отдавал приказы подчиненным формированиям военных строителей. И те в спешке заливали фундаменты под здания и сооружения ЗГРЛС и быстро вели все строительные работы. Но оказалось, что в боевую систему ЗГРЛС были изначально заложены неверные физические принципы. Новенькие боевые радары плохо видели старты американских БР.

После этого стали думать, как улучшить систему. В тот непростой период три раза был у меня в 5-м управлении главный конструктор Кузьминский. Он многое предлагал переделать. В последний раз я ему откровенно сказал, что Франц Александрович, мы ваш проект реализовали, построили боевую систему. Теперь четко опишите, что и как вы хотите улучшить в аппаратуре. Опишите, сколько это будет стоить. Только после этого мы — 4-е ГУМО поддержим ваши предложения на всех уровнях и будут выделены необходимые средства. Мне же ведь, как заказчику, важно было понять физику процесса доработки ЗГРЛС, способ реализации новых задач, стоимость и время доработки. Надо было понять, что новые предложения Кузьминского не техническая авантюра, которая никуда не приведет. Однако Франц Александрович не представил мне конкретных расчетов.

У нас были разговоры, что Кузьминский написал письмо министрам радиопромышленности, обороны, председателю ВПК, где детально обосновал свои идеи по доработке ЗГРЛС. Но я этого письма не видел. Может быть, там и были соответствующие технические обоснования. Но только, на мой взгляд, в то время Франц Александрович не смог бы доработать свою боевую систему. В этом сложном научно-техническом деле негативную роль сыграло не только слабое знание физики ионосферы, но и неправильные основополагающие идеи, которые легли в основу создания боевых ЗГРЛС. С научной точки зрения неправильно трактовался сам радиолокационный сигнал для обнаружения за 10 тысяч километров факела от стартующей баллистической ракеты. В итоге это привело к неправильному принципу построения всей аппаратуры радара. Кузьминский и его единомышленники полагали, что факел от ракеты имеет отражающую поверхность в миллион квадратных метров. Военные ученые из ракетной академии им. Дзержинского якобы экспериментально это подтвердили. А на самом деле была допущена стратегическая ошибка. Ведь по теории газодинамики факел от ракеты имеет зоны с большой и малой плотностями. Отражает же радиолокационный сигнал только зона большой плотности. А по площади она довольно небольшая. Поэтому в условиях ионосферы ЗГРЛС трудно обнаруживали старты ракет на огромном расстоянии.

Но это мы определили, к сожалению, позже, когда боевая система уже была построена.

Мы разработали специальные приборы для исследования физических процессов, которые происходят в ионосфере и магнитосфере. В тот период Франц Кузьминский уже ушёл из НИИДАР и был освобожден от должности главного конструктора ЗГРЛС. Были получены уникальные научные данные, при использовании которых можно было сделать боевые ЗГРЛС всевидящими. Однако средств на модернизацию заго-ризонтных локаторов в середине 80-х годов отпускалось очень мало. А в существующие радары были уже заложены предельные возможности по антенным системам, по излучающей мощности передатчиков. На коренную переделку огромного антенно-аппаратурного комплекса требовались большие ассигнования, которых не было. В итоге модернизировать ЗГРЛС в полной мере мы не могли. Более того, американцы все время модернизировали свои баллистические ракеты. Они добились того, что факел от двигателей БР в полете был даже в тепловом режиме почти не виден. Это еще больше подорвало веру в ЗГРЛС, которые были специально предназначены и построены для обнаружения на большом расстоянии факелов от стартующих баллистических ракет.

Из 4 ГУМО и своего 5-го управления я ушел в запас в 1987 году. Статья в «Советской России», откровенно говоря, меня покоробила. В ней не называется 4 ГУМО, и я в том числе. Однако делается завуалированный выпад в наш адрес. Мол, заказчики, вкупе с военной наукой и промышленностью, коррумпированы и занимаются протаскиванием негодного вооружения. Однако те, кто меня знает, могут подтвердить, что я даже во время службы не боялся прямо говорить, что такие структуры в Вооруженных силах, как всевозможные научно-технические комитеты, военно-научные управления приносят делу вооружения армии один лишь вред. Ведь они просто дублируют то, что делает заказчик в лице 4 ГУМО, заказывающих управлений видов и родов войск, соответствующих подразделений Академии наук СССР. Но при этом в корыстных целях они могли подставить нам ногу, не поставить визу на разработку, или выдать какой-либо вооруженческий проект за свое детище. Поверьте, это они могли сделать в полной мере при нередко высоком покровительстве. Я, три десятилетия работая в 4 ГУМО, сталкивался с этими организациями и хорошо знаю стиль и методы их работы. Научно-технический комитет Генштаба Вооруженных Сил СССР, НТК Видов ВС пытались диктовать 4-му ГУМО свою политику в области вооружений противовоздушной, противоракетной обороны, средств связи, автоматизированных систем управления, космических средств и других систем. Но ведь именно наш главк заказывал у науки и промышленности вооружения, платил за них деньги, а потом принимал на вооружение созданные системы и комплексы. Однако при этом мы не могли потратить и копейки на модернизацию вооружений, на какие-либо в них изменения без согласований у главкомов, у заместителя министра по вооружению. Нередко на это уходили долгие месяцы. Техника и вооружения, которые создавались, стоили миллионы рублей, а усовершенствования требовали порой весьма незначительные суммы. Но подписи чиновника не было, средства не выделялись, и работа по улучшению характеристик вооружения тормозилась на неопределенный срок. Мне, например, никто не мог сказать, что я не то делаю. Свою работу старался выполнять качественно. А вот средствами распоряжаться в полной мере не мог. Абсурд, да и только. Этим пользовались недобросовестные военные чиновники от науки.

Помню, был у нас в Минобороны один деятель, не буду называть его фамилию. Он ловко использовал услышанную, или подслушанную техническую идею по разработке вооружения. Быстро докладывал ее главкому ПВО. А тот, особенно не разобравшись в сути за текущими делами, относил новшество на счет этого генерала. Так создавался у этого человека ложный авторитет. И вот такие люди приживались в различных НТК и пытались рулить процессами создания вооружений. Поэтому у нас, по сравнению с теми же США, так долго и создавались особенно сложные системы вооружений. Слишком много вокруг них было всевозможных бездельников и прихлебателей.

Различные деятели, минуя 4 ГУМО и мое 5 управление, собирали ученые советы, принимали на них решения по созданию вооружений. Потом эти предложения передавались в научно-технический комитет при Совете Министров СССР. А там нередко заседали заинтересованные лица. И они 4-му ГУМО давали указания, что и как делать. Приходилось буквально «воевать» с абсурдными решениями. Например, главный конструктор Челомей предложил стратегическую ядерную ракетную систему, которой сразу должны были управлять из Ракетных войск стратегического назначения и Войск ПВО страны. С этой бредовой идеей он обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. Мол, такая ядерная общевидовая система вооружения дает огромную экономию средств. Хрущеву эта идея понравилась. И он ее поддержал. Из ЦК КПСС в 4-е ГУМО поступила команда заказать проект нового вооружения. Техническая несостоятельность проекта была очевидна. Мы стали доказывать министру обороны и начальнику Генштаба, что таким вооружением весьма проблематично управлять. Ведь в критический момент два главкома Видов ВС, вполне могут, одновременно дать команды на применение этих систем. Да ракеты просто не стартуют в нужное время. Однако Челомей мог отстаивать на самом высоком уровне свои проекты. На 4-е ГУМО стали давить из ЦК КПСС, Минобороны, Совмина СССР. Мы до конца держались и забраковали абсурдный проект.

А вот с явно авантюрным проектом по строительству Красноярской РАС для системы предупреждения о ракетном нападении ничего 4-е ГУМО поделать не смогло.

В свое время специалисты 4-го ГУМО доказали, что между РАС под Печорой системы ПРН и Красноярском нет радиолокационного поля. Подводные лодки США могли из Охотского моря обстреливать ракетами даже Москву. Доложили об этом на Совете обороны СССР. Доказали, как вероятный противник без ущерба для себя может поразить столицу и центральные промышленные районы страны. Советская СПРН была бессильной. Мы предложили построить РАС в районе Норильска. Однако возведение такого огромного объекта в Заполярье было крайне затратным. Поэтому было принято другое решение. Группа специалистов из ВПК спустилась по Енисею на судне и нашла великолепное место для радара у Енисейска. Однако размещение такого радара в том месте противоречило Договору по ПРО от 1972 года. Такие радары можно было возводить только лишь на границах национальных территорий. Однако деятели это не учли. Быстро составили обоснование по пригодности площадки для возведения огромного радара. В Генштабе рассмотрели этот документ и прислали его нам для визирования. А мы дали отрицательное заключение. Мол, площадка под РЛС была выбрана идеально. Однако размещение радара в том месте противоречило 6-й статье Договора по ПРО. Долго шло обсуждение что делать и где строить РЛС. И вот тогда в аппарате Начальника Вооружения додумались договориться с США по дипломатическим каналам. Специально по этому вопросу председатель Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Смирнов провел совещание. На нем присутствовал маршал Ахромеев, главком Войск ПВО страны маршал авиации Колдунов и я — начальник 5-го управления 4 ГУМО. Вместе с Колдуновым мы заявили, что у Енисейска нельзя размещать РЛС СПРН. Однако нас не поддержал Смирнов и другие товарищи и сказали, что наши сомнения беспочвенны, мол, американцы не догадаются, что это за радар. Начальник Генштаба утвердил карту, где была отмечена точка привязки РЛС. В 4-е ГУМО пришла вскоре директива Генштаба, в которой было указано, где строить радар СПРН, а также утверждена легенда о том, что это возводится объект для космических целей. Главкомат ПВО страны, 4 ГУМО опять возразили. Мы официально заявили, что такая маскировка ни к чему не приведет. Американцы установят истинное предназначение Енисейской РЛС. Так все и получилось. Когда огромный объект был почти построен, промышленность изготовила для него аппаратуру, затрачены миллионы рублей, неожиданно США потребовали выполнять Договор по ПРО и закрыть РЛС под Енисейском. Неверное техническое, авторитарное решение привело к огромным финансовым и материальным потерям, нанесло удар по международному престижу нашего государства.

Так что поверьте моему опыту, непросто было воевать с монополизмом и волюнтаризмом в деле создания вооружений. Свои решения тот же НИИДАР, другие аналогичные фирмы, министерства ВПК протаскивали через постановления Правительства СССР и навязывали 4-му ГУМО и моему 5-му управлению свою волю. И все это происходило под покровительством ЦК КПСС, военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, где в основном работали выходцы из конструкторских бюро и НИИ военно-промышленного комплекса. Естественно, что они поддерживали своих. Мы же заказчики вооружений могли соглашаться или нет с их решениями. Решающего слова мы не имели. А «Советская Россия» бессовестно пытается нас, заказчиков вооружений, представить какими-то советскими мафиози, которые лопатами гребли под себя народные рубли. Чушь, да и только. Повторяю, не мы в 4 ГУМО и других аналогичных управлениях влияем на техническую политику по вооружениям, а те, о ком я выше говорил. Мы же в создавшихся в государстве условиях делали все возможное для создания надежной системы заказа и создания качественных вооружений, всячески поддерживали науку и военную промышленность. Вот, например, когда в свое время почему-то стали в угоду кому-то (Прим. автора. Генерал Ненашев явно недоговаривал) сокращать тот же НИИ-ДАР, мы взяли в 4 ГУМО от туда ряд специалистов. Разогнать то просто. А вот чтобы создать такой НИИДАР надо, по крайней мере, не один год и даже десяток лет».

Беседа с генерал-лейтенантом запаса Михаилом Ивановичем Ненашевым прояснила ряд вопросов, которые были подняты в публикации в «Советской России». Хотя он многое и недоговаривал, призрачно намекал на различные проблемы при создании сложных радиоэлектронных вооружений, становилось понятно, в каких условиях приходилось работать заказчикам. Конечно, это было мнение только одного высокопоставленного военного чиновника. Он мог вполне многие вопросы трактовать в свою пользу. Однако подкупала предельная откровенность пожилого генерала. Хотелось Ненашеву верить, что так действительно все и было в истории с ЗГРЛС. Однако для полноты картины не хватало мнения рядовых конструкторов, инженеров, которые сами создавали и строили боевую загоризонтную систему. Ведь именно в их огород «Советская Россия» тоже бросила увесистый булыжник.

В блокноте у меня были записаны номера телефонов двух конструкторов Эфира Ивановича Шустова и Валентина Николаевича Стрелкина, которые вместе с Кузьминским начинали загоризонтную эпопею, а потом продолжали работать по этой тематике и после отставки главного конструктора. С ними через несколько дней я встретился в НИИДАРе.

Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»

В Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) мне была назначена встреча на 15.00. Кандидат технических наук Эфир Иванович Шустов, один из ближайших сотрудников бывшего главного конструктора системы ЗГРЛС Франца Кузьминского по телефону объяснил, что до этого времени должны завершиться все текущие совещания и планерки. Так что можно будет поговорить в более спокойной обстановке, чем в утренние часы. От станции метро «Беговая» до метро «Преображенская площадь» ехать в подземке менее часа с одной пересадкой. За пятнадцать минут до назначенного времени вышел из вестибюля станции метро по соседству с комплексом зданий загадочного НИИДАРа. Красивая аббревиатура названия столичного НИИ завораживала. Казалось, что за этим созвучным и красивым сокращением скрывалась, какая-то весьма загадочная, секретная деятельность, абсолютно недоступная простым москвичам и гостям столицы, которые по своим делам посещали Преображенскую площадь.

За время учебы в Военно-политической академии им. В.И. Ленина много раз проезжал через суетливую Преображенскую площадь мимо зданий НИИДАР. Академическая квартира находилась на Алтайской улице в районе Гольяново. Нередко было удобно прямо на площади трех вокзалов сесть в троллейбус. И на конечной остановке выйти у обычной московской уже довольно старой девятиэтажки, где располагалась в коммунальной квартире казенная академическая одиннадцатиметровая комнатушка. На оживленном перекрестке Преображенской площади всякий раз удивлялся причудливой архитектуре полукруглого сооружения, необычно по тем временам облицованного затемненными стеклянными панелями. Строений такой оригинальной конструкции, облицованных стеклопакетами в алюминиевых рамах, тогда вообще было мало в столице. Невольно всякий раз разбирало любопытство, для какой цели построено подобное здание, какие люди в нем работают, чем занимаются? И вот это архитектурное чудо, правда, с давно немытыми стеклянными панелями оказалось передо мной всего в нескольких шагах. Тогда подумалось, мол, наконец-то узнаю, что скрывается внутри этого полукруглого стеклянного сооружения.

Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.

– Все же решил вас проводить к себе в отдел, — обратился он ко мне довольно приятным баритоном, — иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.

Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.

– НИИДАР ведет свою трудовую биографию еще с 10 ноября 1916 года. Тогда Преображенская площадь называлась Преображенской заставой. Там в корпусах располагалась вторая автомобильная рота Технического управления русской армии. Вот на ее базе и образовалось авторемонтное предприятие, — на ходу рассказывал Эфир Шустов, — на русско-германском фронте повреждалось очень много автомобилей, а перед войной не были созданы мощные ремонтные части. Вот и были спешно организованы в Москве на Преображенской заставе авторемонтные мастерские для восстановления в основном грузовых автомобилей иностранного производства «Паккард».

В 1918 году это был уже полноценный авторемонтный завод. Ну а в 30-х годах заводу был присвоен номер 37 Спецмаш-треста. Он так сказать стал почтовым ящиком. Предприятию так же присвоили почетное имя Серго Орджоникидзе. Завод стал выпускать легкие танки Т-27, Т-37, Т-38, Т-40, Т-60, Т-70. До конца Великой Отечественной и несколько лет после нее завод выпускал боевую бронетехнику».

А в 1949 году на заводе № 37 было создано опытное конструкторское бюро, которое в спешном порядке занялось разработкой радиолокаторов. С 1950 года на предприятии начался серийный выпуск знаменитой РАС П-20, которая за расположение лепестков антенн получила цветочное название «Ромашка». Этот радар получился таким надежным, что работал в любых условиях в пустынях, заполярной тундре, высокогорье, тропических болотах. Именно за неприхотливость и безотказность индийские военные назвали П-20 «русским самоваром». Вот с этого уникального радара и началась радиоэлектронная биография одного из старейших российских предприятий радиоэлектронной промышленности. Здесь создавались особо сложные боевые радиотехнические системы вооружения.

В конце 50-х годов именно в НИИДАРе был создан первый в мире радиолокатор для противоракетной обороны. Он на большом расстоянии обнаруживал баллистические цели. Тогда впервые в мире ниидаровскими учеными и конструкторами была решена сложнейшая научно-техническая проблема по значимости равносильная созданию пилотируемой космической техники. Так же здесь создавались сверхмощные радары для ПВО Москвы и системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). А в 60-е годы специалисты НИИДАРа, в то время он еще назывался Научно-исследовательский радиотехнический институт (НИРТИ), начали работы по созданию загоризонтных, сверхдальних боевых локаторов. Одним словом за оригинальным фасадом этого института крылись такие тайны, за которыми охотились, наверное, все разведки мира. Но в конце пресловутой горбачевской перестройки режим секретности в НИИДАРе значительно ослаб. Пропуск, в прежде совершенно закрытый научный центр, мне был оформлен без особых проблем.

Прилично походив по этажам и коридорам, мы с Эфиром Ивановичем, наконец, зашли в небольшую комнату, в которой непонятным образом уместилось несколько стульев, пара канцелярских столов, да еще два книжных шкафа. Помню, что эта обстановка тогда меня несколько озадачила. Представлялось, что ученые разрабатывают свои системы в особенно комфортных условиях. А тут ворохи каких-то бумаг, папок на столах, книжные шкафы до отказа заполненные опять же различными папками и книгами. Но не случайно говорят, что первое впечатление обманчиво. То, что я услышал и записал в этой неказистой, пропыленной и прокуренной комнате, с давно немытыми стеклами окон было настоящим, ярким детективом из реальной жизни. Причем все это случилось с моими собеседниками в те годы, когда я еще учился в химико-механическом техникуме, а потом в Высшем военно-политическом училище Войск ПВО страны. Там на училищном полигоне мы курсанты случайно узнали от уважаемого нами преподавателя о работах по созданию удивительных могучих радаров. И вот передо мной сидели, пили чай и рассказывали о своей работе именно те люди, которые стояли у истоков зарождения советской боевой системы ЗГРЛС. Именно о них, об их творческом поиске и труде, так походя и зло, написала в 1990 году ежедневная, с миллионным тиражом газета «Советская Россия». Что именно эти авантюристы подхватили подброшенную из-за океана в Советский Союз заведомо ложную идею загоризонтных радиолокационных станций, на которую были бездумно ухлопаны миллиарды советских рублей.

Расшифровка диктофонной записи беседы Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным.

«Загоризонтная локация вообще уникальна. Потому, что именно среда, в которой распространяются радиосигналы, непосредственно определяла тактико-технические характеристики ЗГРЛС. А эта среда, в свою очередь, на дистанции в тысячи километров, характеризуется переменным состоянием ионосферы и тропосферы, сезонно-суточными изменениями физических свойств канала распространения радиоволн, огромным уровнем помех от промышленных предприятий. Все это непосредственно влияет на энергетические возможности и работу самой ЗГРЛС. Поэтому Франц Александрович Кузьминский задумал боевую ЗГРЛС, как автоматическую сложную радиоэлектронную систему, в которой боевому расчету отводилась лишь контролирующая и обслуживающая роль. Весь процесс обнаружения и сопровождения баллистических ракет на огромных расстояниях должен был происходить в автоматическом режиме.

Было разработано несколько проектов боевой системы ЗГРЛС. Под руководством Франца Александровича проводились различные научно-исследовательские работы. Именно Кузьминский предложил еще молодому инженеру Валентину Стрелкину должность начальника лаборатории. Потом он его выдвинул начальником николаевского филиала НИИДАР. Ныне это Украинский радиотехнический институт. Николаевский полигон НИИДАРа был ничем иным, как опытным образцом загоризонтной РЛС. Ее эскизный проект был утвержден еще в 1966 году.

В наш институт Франц Александрович Кузьминский пришел в 1964 году на должность главного инженера из известного КБ-1, где под руководством Александра Андреевича Расплетина участвовал в создании системы ПВО Москвы «Беркут», получил громадную полигонную практику. Расплетин умел подбирать себе сильных сотрудников, так сказать селектировал людей по способностям. В НИИДАРе главный инженер Кузьминский, по сути, был еще и научным руководителем. Без его непосредственной поддержки проект опытной ЗГРЛС не был бы реализован.

В тот период Эфир Иванович Шустов был начальником головной тематической лаборатории по загоризонтной локации. По этой научно-технической теме шла очень активная работа. Уже строился николаевский радиоцентр. Так что Кузьминский у истоков загоризонтной радиолокации не стоял. До него главными конструкторами — научными руководителями темы ЗГРЛС были Ефим Штырен, Николай Лобышев, потом Владимир Васюков. Под руководством Васюкова учеными Богдановым, Гришиным, Замориным, Калининым, Па-хомовым был сделан эскизный проект николаевского опытного загоризонтного объекта 5Н77. В 1966 году по проекту «Дуга-2» было специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Приход Кузьминского в НИИДАР главным инженером беспокоил многих сотрудников, в том числе и Эфира Шустова. Свое необычное имя он получил от отца-сибиряка. В молодости Иван Петрович Шустов служил в первом радиополку Рабоче-крестьянской Красной Армии. Вот и назвал своего сына Эфиром, в честь пространства, где распространялись радиоволны. Свое весьма необычное имя Шустов младший оправдал. Стал учиться радиоделу. Правда, было несколько попыток сменить имя. Но потом отказался, что богом и отцом дано, то навсегда. Никогда потом младший Шустов не встречал такого имени. (Прим. автора. Ныне Эфир Иванович Шустов — доктор технических наук, профессор, академик Международной академии информатизации).

После изучения научных тем, которые вел коллектив НИИ-ДАРа, главный инженер Кузьминский стал критиковать разработчиков ЗГРЛС по ряду технических вопросов. Он считал, что зондирующий сигнал ЗГРЛС должен быть импульсным и большой мощности в сотни мегаватт. Неодобрительно высказывался об антенне. Трения с учеными были и по другим проблемам. Это не устраивало фактического руководителя создания николаевского опытного радара Юрия Кузьмича Гришина, который был начальником отдела по ЗГРЛС. У него были реальные опасения, что Кузьминский поменяет саму идеологию построения николаевского объекта. Однако опытный, уже в годах (в тот период ему было около сорока пяти лет) Франц Александрович понимал, что старая команда будет отстаивать свои взгляды на построение ЗГРЛС. Без боя ему не уступят. Но противостояния ученых не произошло. Главный инженер не стал настаивать на правоте своих критических оценок и предложений. Кузьминский поступил довольно мудро. Мол, вы ребята действуйте, продолжайте делать свой опытный радар. Однако, надо думать и о будущем — головном образце боевой ЗГРЛС, а потом и системе загоризонтной локации, которая вошла бы в систему предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны, создававшуюся тогда под руководством академика Минца. Уже был проект этой комплексной системы.

Главный инженер НИИДАР вник в проект опытной николаевской ЗГРЛС и буквально полюбил эту тему. В тот период Франц Александрович много и внимательно работал над документами по опытному радару. Он вникал во все детали, изучал чертежи систем и устройств. Для него это была новая тематика и очень сложная. Со стороны было видно, что он буквально вгрызался в тему. Отчетливо понимая перспективу боевой за-горизонтной локации, он отказался от влиятельной должности главного инженера НИИДАР и взял на себя тяжелейшую обузу главного конструктора ЗГРЛС. Тогда в военно-промышленном комплексе страны неписанным правилом было, что именно главный конструктор пожизненно отвечает за свое детище. Пожизненно! Вот так Франц Александрович Кузьминский, которого мы, его ближайшие сотрудники, называли Александром Александровичем, в 1968 году стал главным конструктором научно-исследовательского отделения №3 (НИО-3) НИИДАР.

Он начал свою деятельность с создания нормальных условий для персонала НИО-3. Ведь для нашей работы по опытной ЗГРЛС были выделены всего два старых, еще предвоенной постройки, складских корпуса. Нечего и говорить в каких условиях приходилось работать. Это явно не устраивало Кузьминского. Он использовал свои возможности и пробил проект, а также финансирование перестройки этих складов. В тот период, когда буквально каждая копейка в государстве была на учете, это было равносильно крупному коммерческому успеху. Сам Кузьминский сделал генеральную перепланировку старых корпусов, составил проект перестройки, сделал смету расходов на строительство. Но рабочих взять было неоткуда. Они тоже, как и средства, и стройматериалы в государстве были острейшим дефицитом. Вот и предложил Франц Александрович каменщиками, плотниками, штукатурами и малярами на время стать нам — ученым и инженерам. Были созданы бригады. При этом часть персонала НИО-3 трудилась над разработкой опытного загоризонтного локатора, а другая часть, для того, чтобы не мешать основному делу, в вечернее время, по выходным перестраивала старые склады. При этом Кузьминский занимался и созданием надежного научно-производственного коллектива. Он сам отбирал в НИО-3 специалистов. За год наш коллектив со 117 инженеров и конструкторов вырос до 1000 специалистов по приемникам, передатчикам, антеннам, контролирующей аппаратуре. Кузьминский добивался того, чтобы в НИО-3 можно было решать все проблемы ЗГРЛС с минимальным привлечением смежных коллективов, которые были до предела загружены своей работой, а сторонние задачи решали часто впопыхах и не всегда качественно.

Главный конструктор НИО-3 был поистине многопрофильным специалистом. Он до тонкостей разбирался во всех проблемах будущего гигантского локатора. Ему во всем помогали заместители главного конструктора Эфир Иванович Шустов, Иван Сергеевич Брылев, Юрий Кузьмич Гришин, Виктор Николаевич Кондратов.

В 1968 году, наряду с работами над опытным образцом, Франц Александрович Кузьминский вместе с Эфиром Ивановичем Шустовым и коллективом сотрудников НИО-3 пишет инженерную записку по боевой загоризонтной системе. Этот объемный научный труд послужил основанием для Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по созданию боевой системы ЗГРЛС. Далее Кузьминский стал делать эскизный проект боевых локаторов 5Н32 и аванпроект всей боевой системы ЗГРЛС.

– Это был первый серьезный научный труд Франца Кузьминского, как главного конструктора боевых ЗГРЛС, — вспоминал Эфир Шустов, — в тот период Франц Александрович и сложился, как главный конструктор загоризонтных станций.

После утверждения проекта опытной ЗГРЛС разгорелись нешуточные дебаты, где ее строить? Какое место в стране наиболее для этого подходит? В начале опытный радар предлагали построить на Камчатке. Вблизи от американских ракетных баз, вдали от полярной шапки ионосферы, свойства которой представляли загадку для ученых. Предполагалось, что одни антенны этого экспериментального локатора будут повернуты вглубь Советского Союза и направлены на наши полигоны, а другие повернуты на ракетные базы США. Однако против такого варианта выступили начальник 4 ГУМО генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, другие генералы и офицеры. По их мнению, строительство ЗГРЛС на Камчатке будет очень дорогим. Оно, мол, не поддается калькуляционным финансовым оценкам. Никто даже приблизительно не мог назвать точную сумму стоимости радара. Все материалы будут доставляться туда судами с материка. Обслуживающий персонал и строители доставляться самолетами. Из-за этого возникнут всевозможные задержки. Очень многие факторы могли повлиять на значительное удорожание создаваемого объекта. Поэтому выбран был николаевский вариант на Украине. По оценке экспертов он обходился казне в 120 миллионов рублей. Тоже весьма по тем временам значительная сумма. Для примера, жилой 9-ти этажный б-ти подъездный дом в столице стоил около 800 тысяч рублей. К сооружению опытного радара на площадке под Николаевом была подключена мощнейшая научная, промышленная, строительная кооперация всего Советского Союза.

Осенью 1971 года председатель комиссии по выбору мест дислокации боевых ЗГРЛС генерал Коломиец и заместитель главного конструктора Шустов выбрали места для строительства боевых объектов. На Западе Советского Союза были определены точки под Киевом, Минском, Кировоградом. На Дальнем Востоке под Комсомольском-на-Амуре. В системе было запланировано еще и размещение мощного локатора в середине государства. Но на него не хватало денег. Поэтому привязку его к месту расположения оставили до лучших времен.

После опубликования в научной литературе в 1946 году эффекта Николая Кабанова в США начали эксперименты по за-горизонтному лоцированию баллистических и аэродинамических объектов. В Советском Союзе работы по загоризонтной радиолокации в коротковолновом диапазоне радиоволн начались в 1958 году после утверждения Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР научно-исследовательской работы «Дуга». Научным руководителем НИР был Ефим Семёнович Штырен. Под его руководством работали ученые Бурдэ, Быков, Какузин, Корадо, Шамшин (будущий министр связи и другие.

В 1961 году НИР «Дута» была завершена. Она показала потенциальную возможность создания принципиально новых мощных загоризонтных радиолокаторов. Эти работы продолжились по теме «Дута-1» до 1964 года. Под Мурманском и Ригой для исследований были созданы два стационарных пункта, а также пять подвижных измерительных пунктов. Потом работы проводились по теме «Дута-2». Их возглавил главный конструктор Васюков. Однако все эти изыскания для понимания физических аспектов загоризонтного лоцирования дали очень немного. Так и не были получены фундаментальные научные сведения о необычном сверхдальнем лоцировании, необычных радиолокационных объектах в виде баллистических ракет и их плазменного следа в ионосфере. Не было точных данных об участии в лоцировании необычной среды — ионосферы, с постоянными изменениями её состояния, воздействии на весь этот сложный процесс солнечной активности. Необычным был и сам объект локации — плазменное облако, которое образовывалось в результате прохода ракеты через слои ионосферы и тропосферы на активном участке полета до момента выключения двигателей. Образовывалось огромное, двигающееся, динамичное пятно, которое обладало отличными от внешней среды свойствами. Его то и можно было обнаруживать на фоне различных помех. Однако страна не располагала конкретными теоретическими или экспериментальными данными о сущности самой ионосферы во время прохождения через нее объекта лоцирования — баллистической ядерной ракеты.

В основных развитых странах мира тоже настойчиво искали реальное применение эффекту Николая Кабанова. Но в тех же богатых США, Франции, несмотря на проделанную большую исследовательскую работу так и не смогли значительно продвинуться в исследовании загоризонтного лоцирования. А перспектива была весьма заманчивой. Два-три суперлокатора могли радиолокационным полем обволакивать всю планету и выявлять все воздушные и космические цели в интересах обеспечения безопасности государства. В зарубежной научной литературе просачивались крохи информации о ведущихся работах по загоризонтной радиолокации. Дальше всех в этом направлении практически продвинулись США.

Они разместили на Тайване мощные передающие средства с гигантскими антенными системами и просвечивали со стороны Востока на Запад всю территорию СССР и страны Варшавского договора. В ФРГ, Франции, Англии, Испании и даже нейтральной Швейцарии размещались американские военные приемные пункты этой мощнейшей загоризонтной системы, работающей по принципу «на просвет». Таким образом, США контролировали старты советских ракет с полигонов Байконур, Капустин Яр, Плисецк. Классическая идея в классической радиолокации, когда приемник стоит за объектом лоцирования. Однако физические свойства сигнала в радиолокации на просвет значительно отличаются от свойств обратного сигнала, отраженного от объекта лоцирования. До-плеровское смещение при лоцировании на просвет очень небольшое и составляет буквально единицы герц. Поэтому американцы строили очень большие, дорогостоящие и технически сложные фильтрационные системы, которые выделяли очень маленький сигнал от цели при лоцировании на просвет на фоне огромных помех. Однако в этом варианте нельзя было определить направление движения объекта. В 1963-1965 годах мы в Советском Союзе своими техническими средствами наблюдали за сигналами американских радаров, работающих на просвет. Видели их физическую природу и понимали, как трудно обнаруживать такими РАС баллистические ракеты. Поэтому нас не устраивала загоризонтная радиолокация на просвет. Да и негде было за территорией США размещать приемники сигналов. По этим причинам и была принята схема загоризонтной радиолокации по отраженному сигналу. Советский радиолокатор строился по классической схеме приемо-передатчика с соответствующими антеннами. Но и здесь было не все так просто. Почти в два раза по сравнению с американскими локаторами на просвет терялась мощность сигнала на трассе. Нужны были очень мощные энергетические средства, которые бы позволяли компенсировать эти потери. Попросту необходимы были мощнейшие передатчики и специальные приемники, которых до этого еще никто в мире не строил. При этом надо было решать еще и сложнейшую проблему выделения на фоне помех сигнала, возвратившегося от объекта лоцирования. В тот период раздумий, дебатов начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, как-то отметил, что нужно все же потратиться на опытный локатор. Зато потом будем уверены, что построим надежную боевую ЗГРЛС. Этим генерал оказал весомую поддержку Кузьминскому. Под Николаевом началось строительство невиданного еще в мире супергигантского опытного радиолокатора.

В начале, строительство и монтаж аппаратуры опытной ЗГРЛС возглавлял Ефим Семенович Штырен, после него Николай Лобышев, затем Юрий Гришин. Но конструкторские испытания, организация и проведение уникальных глобальных экспериментов и, так сказать, доводка всего радара до ума уже велись под руководством главного конструктора Франца Александровича Кузьминского.

В 1970 году стали из земли подниматься стены сооружений опытного радара, расти антенны. Опытная ЗГРЛС получалась весьма внушительной. Ширина приемной антенны была 300 метров, высота 135 метров. Для устойчивости этого огромного, ажурного сооружения в фундамент были заложены 2000 кубометров бетона. По подземному коллектору к антенне от ЗГРЛС проходили все кабели и устройства управления антенной. На самой антенне размещались 330 вибраторов. Каждый размером 15 метров и диаметром 0,5 метра.

Передающая антенна была шириной 210 метров, высотой 85 метров. Под её фундамент были уложены 1500 кубометров бетона. Здание ЗГРЛС по фронту было длиной 90 метров. В нем располагались 26 передатчиков каждый размером с небольшой двухэтажный дом. Номинальная мощность каждого передатчика была 50 киловатт. И это в коротковолновом диапазоне распространения радиоволн, где минимальной мощности передатчика радиолюбителя вполне хватает для радиосвязи со всем миром. Общая мощность сигнала ЗГРЛС посылаемого в пространство, складывалась из мощностей всех 26 передатчиков уже в пространстве. Для всех сигналов передатчиков задавались начальные фазы и амплитуды с целью формирования диаграммы направленности с соответствующими параметрами.

В 1971 году завершилось строительство сооружений и зданий гигантского радара, которого еще не было на планете Земля. Предприятия ВПК завершили производство заказанной аппаратуры. Надо было ее монтировать. Однако у строителей практически по всем объектам было много незавершенной работы. Формально Кузьминский мог не приступать к монтажу сложнейшей аппаратуры. Делать это возможно было только после принятия госкомиссией у строителей всех объектов. Однако это могло растянуть еще на годы создание опытной ЗГРЛС. И тогда Кузьминский решает не ждать завершения строительных работ. В 1971 году в незаконченные еще объекты вошли все службы главного конструктора от научных подразделений до инженерно-технологических. Еще в не полностью доделанных строителями зданиях стала монтироваться радиолокационная техника. Причем аппаратура приемников и передатчиков была разнесена на 25 километров. Поэтому для координации и лучшего выполнения работ на передающей и приемной позициях создаются специальные воинские части и две службы главного конструктора. Из единого центра Франц Кузьминский управляет единым коллективом, который возводил гигантскую РАС в двух точках. Буквально ежедневно возникали различные проблемы, которые приходилось лично решать главному конструктору.

Первые изготовленные и вывешенные на антенное полотно вибраторы не выдерживали нагрузок. От большой вибрации начала рваться проволока излучающей поверхности. Главный конструктор Кузьминский и антенщик Бубнов стали решать, как выйти из сложного положения. На завод отправлять вибраторы слишком накладно и долго. Вот и стали реконструировать излучающие системы прямо на объекте. Были созданы бригады специалистов, которые прямо в полевых условиях переделали вибраторы. Причем точность изготовления изделий была заводской. Их проверили на прочность в построенной тоже на объекте аэродинамической трубе.

До 70-х годов разрабатывающие институты не брали на себя комплексную задачу сложения мощностей сигналов передатчиков в эфире. Они только решали задачу проектирования и построения локального передатчика. А дальше, мол, главный конструктор может делать с устройством все, что захочет. Хитрили коллеги по науке. Не хотели брать на себя ответственность за решение сложной научно-технической задачи. Тогда еще наука мощного радиоприборостроения базировалась на таких вещах, как сложение передающих мощностей на 50 киловатных мостах типа «Белка». И если мощности складывались по амплитуде, то достигался большой выигрыш, а если этого не происходило, то не получались ни диаграмма направленности, ни предельная дальность действия. Кузьминский смело взялся и за решение этой непростой задачи. Была создана специальная лаборатория в НИО-3. Ее начальником был назначен молодой ученый Валентин Стрелкин. И он решил проблему сложения мощностей передатчиков в эфире. На передающей позиции так же активно трудились Ю. Маркешкин, Ю. Отряшенков, В. Квасников, В. Бочков и другие ученые и конструкторы НИИДАР.

Ко всему еще Днепропетровский машиностроительный завод задерживал изготовление, монтаж и ввод передатчиков в эксплуатацию. Это были уникальные устройства. Таких еще не производили в Советском Союзе. Прообразов, где бы поучиться, не было. Передатчик был уникален по количеству режимов работы, полной автоматизации перестройки работы по режимам, частоте. Но самое главное, это качество излучаемого сигнала. На вход передатчика должен был поступать высококачественный сигнал. На выходе он должен был появляться точно таким же по своим физическим параметрам, но значительно усиленный по мощности и без различных наслоений на саму структуру этого сигнала. Иначе не получится ло-цирование на сверхдальних расстояниях. Причем все 26 гигантских передатчиков опытной ЗГРЛС должны были выдавать абсолютно одинаковые сигналы.

В тот период Кузьминский часто выезжал на Днепропетровский машиностроительный завод. Общался с дирекцией, инженерами, рабочими. Видел, как трудно идет работа. И тогда он точно спрогнозировал, что именно из-за проблем с передатчиками не сможет уложиться во время, отведенное на конструкторские испытания всего николаевского опытного комплекса загоризонтной локации. За все отвечал главный конструктор. За срыв испытаний стратегического объекта он вполне мог лишиться должности и партийного билета члена КПСС. Тогда за невыполнение плана, особенно в оборонной промышленности, весьма строго спрашивали. И Кузьминский принимает решение взять на себя, на НИО-3 работу по сооружению, монтажу и испытанию передатчиков. Так сказать, смело взялся за дополнительную нагрузку, состоящую в том, чтобы своими силами устранить отставание от плановых заданий Днепропетровского машиностроительного завода. Не каждый руководитель мог на такое решиться. Но Кузьминским двигала идея дать стране и обороне могучее средство радиолокационной разведки против ядерных ракет США. Из НИО-3 и других подразделений НИИДАРа были созданы несколько бригад в помощь заводчанам. Это решение главного конструктора было ключевым в эпопее с передатчиками. В итоге днепропетровцы сдали военной приемке 15 передатчиков, а команда Кузьминского —11.

Передатчики стали поступать на монтаж в виде набора узлов — силовые трансформаторы, силовые шкафы, трансформаторы, шкафы оконечного каскада. Их нужно было точно выставить, соединить со всеми устройствами и узлами, устранить производственные ошибки. При этом работать приходилось нередко под опасным для жизни человека напряжением. И слава богу, что благодаря грамотности институтских специалистов не было среди них потерь. К сожалению, у днепропе-тровцев были потери. При монтаже мощных передатчиков были нарушены правила техники безопасности и отключена блокировка шкафов. Несколько человек были убиты током, несколько стали инвалидами.

И вот 7 ноября 1971 года николаевская опытная ЗГРЛС впервые вышла в эфир. С трудом управлялся объединенный передатчик. К тому времени только 10 передатчиков могли работать под централизованным управлением и синхронно излучать мощность в пространство. На приемной площадке Кузьминский, генералы и другие специалисты увидели на экране электронно-лучевой трубки отраженный от факела ракеты сигнал. Это говорило о том, что радиоканал на тысячи километров был «прошит». Так же все увидели отраженный от Земли сигнал на огромном расстоянии во время скачка. Тогда же некоторые специалисты, в том числе и Кузьминский, пытались определить спектры сигналов опытной ЗГРЛС, что само по себе важно для понимания характера прохождения сигнала в ионосфере.

К началу 1972 года под высоким напряжением были уже все передатчики. Они синхронно излучали мощный сигнал в пространство. Потом в действие были введены все приемники и антенны. Их создавали ученые и конструкторы Б. Кукис, Б. Арансон, Е. Казаков, А. Гуров, Ю. Андриевский, Г. Бубнов, Ю. Майоров, В. Дергунов, Б. Горбунов.

В тот период Валентин Николаевич Стрелкин работал на передающей площадке начальником лаборатории. Вводил в действие передатчики, обеспечивал их управление с командного пункта передающей позиции. И вот 27 марта 1972 года опытный загоризонтный радар должен был впервые в истории мирового локаторостроения автоматически обнаружить старт баллистической ракеты с космодрома Байконур. Расстояние было не таким уж и большим для такого мощного радара. Поэтому из 26 передатчиков были введены в работу только 5. Ночью поступило первое оповещение о старте ракеты с Байконура. Однако тот ночной старт с космодрома радар почему-то не обнаружил. Зато после второго оповещения цель была обнаружена и определена ее траектория полета.

К конструкторским испытаниям в 1972 году опытная ЗГРЛС уже имела несколько обнаружений стартов баллистических ракет на гигантском расстоянии. Коллектив главного конструктора был уверен в том, что огромный опытный радар работоспособен и решает поставленные задачи. На испытания Кузьминский берет с собой Шустова, других опытных специалистов и вся эта команда едет в Николаев. В тот период Юрий Кузьмич Гришин, который одно время руководил созданием опытного радара, даже стал обижаться. Мол, он все сделал, а пришел Кузьминский и отодвинул его на вторые роли. Однако Кузьминский очень толково руководил монтажём и доводкой аппаратурного комплекса до заданных параметров. Для самого дела это оказалось весьма кстати. Ведь Франц Кузьминский, которого в тот период в НИО-3 уже называли вместо иностранного Франц — Александром, обладал более широким научным кругозором. Умел наладить в военно-промышленном комплексе необходимые связи, что помогало привлечь к созданию николаевского опытного радара различные научные и производственные организации, опытных специалистов.

Но не обошлось и без трений в самом НИО-3. Так Гришин и Бараев считали, что к указанному в Постановлении ЦК КПСС и Сомина СССР сроку проведения испытаний НИИДАР не успеет подготовить такой технически сложный объект. Утверждали, что это не реально. Мол, слишком много трудоемких научных и конструкторских задач. Однако Кузьминский настаивал на том, чтобы не расслабляться, активно решать все возникающие научно-технические проблемы и представить объект на испытания в срок. От этого зависел престиж как самого НИИДАРа, так и его ученых и специалистов.

Но когда конструкторские испытания стали проходить под контролем комиссии из 4 ГУМО, начали проявляться различные проблемы. Первые заказанные пуски баллистических ракет опытная ЗГРЛС не обнаружила. Радар работал как и прежде, все параметры аппаратуры были в норме, а ракеты не обнаруживались. А ведь запуск каждой баллистической ракеты обходился в копеечку. Генералы из комиссии, специалисты НИО-3, НИИДАРа детально разбирались в каждой неудачной работе. Кто виноват? Почему произошел сбой в работе той или иной системы? В результате кропотливого анализа были найдены просчеты в конструировании и сборке аппаратуры. Были установлены правильные команды управления техникой. Одним словом, был создан четкий алгоритм процесса работы огромного опытного локатора. Ведь любая неточность в командах, настойках приводила в конечном итоге к целой цепи технических ошибок. Само лоцирование скоростных объектов составляло всего десятки секунд. И за это чрезвычайно короткое время опытный радар должен был дать в автоматическом режиме траекторию полета баллистической цели. Радар обнаруживал ракету в ионосфере по плазменному облаку. Оно образовывалось в результате работы двигателей на активном участке полета, начиная от высот 80-100 километров до 160 километров. Как раз на высотах 120-130 километров и проходило загоризонтное лоцирование, а дальше ракета двигалась по своей траектории, которую тоже вычисляли и отслеживали.

Конструкторские испытания завершились 30 июля 1972 года обнаружением 4 стартов мощных баллистических ракет с космодрома Байконур. Они были обнаружены в диапазоне дальностей от 2300 до 3400 километров. Правда, не обошлось без проблем по одному обнаружению. Заблаговременно были отрегулированы все параметры аппаратуры. Системы четко работали. На большой дальности на экране индикатора аппаратуры управления, отображения и индикации, которая создавалась В. Родионовым, В. Никифоровым и другими, стал завязываться сигнал от ракеты. Все в зале пункта управления закричали, вон идет ракета, вот она. А потом отметка от ракеты стала стремительно расти и через несколько секунд ярко засветился весь экран электронного индикатора. Мощный отраженный сигнал перегрузил приемник. Автомат по определению координат и траектории полета не выдал необходимых данных. Все видели, что опытная ЗГРЛС обнаружила цель, но автомат не подтвердил этого обнаружения. В крайнем возбуждении Кузьминский, Чепига, Шустов вышли из пункта управления и стали обсуждать создавшееся положение. Кузьминский прямо спросил у Шустова и Чепиги в чем, по их мнению, проблема. Те ответили, что вероятнее всего слишком сильный ответный сигнал, создались перегрузки и автомат не отметил траекторию полета цели. Ответ явно не устраивал Кузьминского. Назревал разговор на повышенных тонах. К ученым подошел начальник 4 ГУМО, прославленный летчик, генерал-полковник Байдуков.

– Так говорите слишком большой отраженный сигнал приняла аппаратура, — сказал Байдуков, — но людей то не поубивало.

– Мы думали, что сейчас Байдуков подольет масла в огонь и разразится над нами гроза — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — а он шуточкой снял напряжение. И еще повторил, слава богу, что людей не поубивало. В итоге мы приободрились.

Кузьминский посадил в отдельную комнату Шустова и Че-пигу и приказал к утру следующего дня подготовить протокол испытаний. Всю ночь ученые составляли документ. Вместе с отделом анализа войсковой части объекта были проявлены фотографии объективного контроля. К утру протокол был отпечатан и предъявлен государственной комиссии. Все убедились, что обнаружение ракеты было реальным, только подвел автомат. Опытная ЗГРЛС реально видела цель на большом расстоянии. Комиссия предложила доработать математическое обеспечение процесса засечки целей, чтобы в условиях мощного отраженного сигнала устойчиво работал автомат станции по обнаружению, сопровождению и определению трассы целей. В дальнейшем это сильно помогло. Даже было выработано организационное требование, которое было доведено расчету по обслуживанию радара, чтобы во время боевой работы всем специалистам убирать руки с пультов управления. Ведь специалисты и военные и гражданские были очень высокой квалификации. Они могли чисто непроизвольно с благими намерениями пытаться подключать резервные системы или усиливать сигналы. Такие действия могли привести к срыву процесса обнаружения целей. Поэтому было строго приказано не вводить во время боевой работы какие-либо корректировки. Аппаратура сама автоматически все обнаруживала и записывала. Ведь само обнаружение старта ракет длилось всего доли минут. А затраты на него были огромные. Потом, когда уже сам Валентин Николаевич Стрелкин стал техническим руководителем на опытном радаре, он особенно требовал выполнения команды «Руки с пульта». В результате непроизвольного нажатия кнопок могли меняться режимы обнаружения. В этом случае было трудно контролировать и потом определять, почему не произошло конкретное обнаружение ракеты.

После испытаний Кузьминский и ряд специалистов поехали на трех автомашинах предъявлять документы в Москву. В дороге военный легковой вездеход ГАЗ сильно ударил в борт машину, в которой ехал Кузьминский и столкнул ее в кювет. Была смята дверца «Волги». На это тогда даже не обратили внимания. Главное, что главный конструктор не пострадал. Для всех очень важным было доставить в столицу отчетные документы об испытаниях и ценные научные результаты для анализа работы опытной ЗГРЛС. В столице в главном заказывающем управлении Минобороны, в Минрадиопроме были сделаны обстоятельные доклады. Результаты конструкторских испытаний были утверждены, несмотря на довольно большие недоделки в аппаратурном комплексе. Например, еще не было аппаратуры оптимизации частотно-угловых режимов работы станции (АОЧУР). Однако полученные данные позволили просчитать потенциальные возможности опытного радара для работы на больших дальностях. После этого Кузьминский начинает в рекордно короткие сроки создавать боевой локатор. Он был построен всего за четыре года. Строительство лично курировал заместитель министра обороны по строительству и расквартированию войск генерал-полковник Комаровский. В этом объекте были весьма заинтересованы в Минобороны, в Войсках ПВО страны, в Минрадиопроме.

Однако испытания и реальная работа николаевской опытной ЗГРЛС показала, что уровень автоматизации на гигантском радаре не может быть доведен до такой степени, чтобы полностью исключить участие в боевой работе личный состав. ЭВМ, командир узла, оперативный дежурный, личный состав боевого расчета станции были тесно взаимосвязаны. От мгновенного решения любого специалиста зависел исход всей боевой работы. Поэтому николаевская опытная РАС дала оптимальный взгляд на участие человеческого интеллекта в управлении сложнейшей аппаратурой гигантского радара, самим процессом загоризонтного лоцирования на нескольких тысячах километров. Именно на николаевской опытной ЗГРЛС под руководством Франца Кузьминского получались экспериментальные данные, которые должны были стать исходными для построения боевой загоризонтной системы, для определения модели взаимодействия трассы распространения радиоволн на гигантском расстоянии, боевой ЗГРЛС, объекта лоцирования, боевого расчета. Все эти экспериментальные данные приходилось получать в экстремальном режиме, ценой огромного нервного напряжения. Вот как это происходило.

В СССР была отработана система оповещения о стартах ракет различного назначения с полигонов. Информация заблаговременно передавалась соответствующим причастным к этим делам руководителям и ведомствам. На николаевскую опытную ЗГРЛС эта информация поступала в лучшем случае примерно за 24 часа, а в худшем за 5-6 часов. Огромный радар, боевой расчет должны были подготовиться к работе и обнаружить объект, который находился в зоне действия радара всего несколько десятков секунд. В редких случаях выпадали 3-4 минуты активного полета.

Расчет занимал свои места, огромный радар приводился в боевую готовность. Измерялись характеристики трассы на текущий момент времени. На их базе прогнозировалась модель поведения физических процессов на трассе в ближайшие 20-30 минут. Вычислялись вероятностные характеристики решения задачи. При этом попутно выявлялись и устранялись неполадки в аппаратуре радара, отрабатывались действия боевого расчета, ведь личный состав был переменным. Само же лоцирование объекта за тысячи километров ограничивалось всего примерно 60 секундами. В результате многочасовой кропотливой подготовительной работы сотен специалистов проводилось обнаружение и определялась траектория полета цели. И эта траектория сразу давала объективную информацию о ее свойствах, о характеристиках отраженного от объекта сигнала, о том, как ведет себя сама эта траектория, как она размывается, какова её надёжность и достоверность, соответствует ли полученная опытной ЗГРЛС траектория той, которая заложена в бортовую аппаратуру ракеты. От эксперимента к эксперименту эмоциональность работы у людей все возрастала. Бывало так, что расчет все выполнил правильно, цель обнаружена, проведена. Кузьминский или его заместитель проводят экспресс-анализ выполненной работы и обнаруживается, что ни один из военных или гражданских специалистов не могли точно проанализировать свои действия. Настолько все делалось быстро, решения нередко принимались чисто автоматически на основе накопленного практического опыта, а порой и чисто спонтанно. По сути, обнаружение целей велось расчетом в стрессовой обстановке. Люди при этом испытывали огромное эмоциональное напряжение. Поэтому Кузьминский и пришел постепенно к выводам о том, что необходимо полностью автоматизировать весь процесс лоцирования целей. Построить конфигурацию радара с максимальной автоматизацией всех процессов. В результате на николаевской опытной РЛС появилось громадное количество вычислительных средств, различных функциональных программ, связей, стыковок, которые, в свою очередь, сами стали источником некоторых технических проблем.

Однако все последующие работы показали, что невозможно заложить в вычислительные средства все свойства, нюансы, физические явления, с которыми мы сталкивались в процессе загоризонтной локации. Кроме того, не были полностью изучены свойства среды распространения электромагнитной энергии радара. С другой стороны, эти свойства были многомерными в своих проявлениях в различное время суток, сезона, года. Не хватало человеческих ресурсов, программистов, алгоритмистов, техников, инженеров, чтобы полностью воплотить идею созданию гигантского автомата загоризонтной РАС для обнаружения ракет, стартующих с территории США. Да в тот период, в общем-то, не было и мощных вычислительных средств для решения такой многоплановой научно-технической задачи. Поэтому пришлось ограничиться основными проблемами. Ведь опытные николаевские данные отчетливо показывали, что без автоматизации процесс лоци-рования очень сложен для боевого расчета. Режим постоянного круглосуточного дежурства, который являлся основным для боевых ЗГРЛС, невозможно вести в состоянии постоянного стресса. Поэтому требовалось решить задачу оптимального распределения усилий боевого расчета, определения интеллектуального вклада каждого специалиста. Переложить рутинные операции по всевозможным математическим расчетам, прогнозированию, селектированию целей на вычислительные средства. А на персонал ЗГРЛС — оперативного дежурного, начальников смен, руководителей групп возложить анализ различных ситуаций, принятие решений. Для этого было проведено большое количество учебно-тренировочных и экспериментальных стартов с наших космических полигонов и боевых позиций РВСН.

– Еще создавалась опытная ЗГРЛС под Николаевом, — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — проводились исследования по автоматизации процессов и другие работы, а нам уже была поставлена задача по разработке боевого загоризонтного радара. В 1970 году нами, под руководством Кузьминского, был создан проект боевой системы ЗГРЛС.

Оппонентом НИО-3 по проекту выступало 4 ГУМО и его 5-е управление. В военных институтах детально проанализировали проект и дали исчерпывающую оценку. Для НИО-3 это был очень сильный цензор. Боевая система ЗГРЛС состояла из трех мощнейших радаров. Они из трех точек должны были обнаруживать баллистические ракеты на огромных расстояниях. Но в дело вмешались финансовые средства. Проект военные эксперты раскритиковали. Они вместо трёх предложили всего два загоризонтных радара.

– Мы сделали очень много расчетов, — вспоминал Шустов, — и спроектировали новую систему, состоящую уже из двух боевых ЗГРЛС.

Второе крупное замечание от 4 ГУМО касалось надежности боевых загоризонтных радаров. НИО-3 была поставлена задача провести анализ так называемой полярной шапки ионосферы. Специалисты 4 ГУМО будто предчувствовали опасность для ЗГРЛС этого явления. Ведь рабочие трассы радаров проходили рядом с полярной шапкой. Ее влияние на распространение радиолокационных сигналов могло оказаться решающим. Поэтому впоследствии, вместе с Арктическим научно-исследовательским институтом были проведены специальные научно-исследовательские работы.

Кроме того, специалисты 4 ГУМО поставили много вопросов относительно энергетического потенциала. Они предложили сократить число передатчиков станции с 30 до 28 единиц.

Так же немало вопросов было и по сложнейшему новому антенному полю. Здесь впоследствии очень много сделал талантливый отечественный антеннщик — Георгий Григорьевич Бубнов. Он впервые применил в отечественной антенной практике использование легких металлов, алюминиевую сварку на воздухе. Одним словом, по предложению 4 ГУМО, ввели очень много всевозможных новшеств в проект боевой системы ЗГРЛС для снижения её сметной стоимости и повышения надёжности функционирования.

Разработка боевой системы ЗГРЛС проходила в не простой обстановке. Немало по проекту было дискуссий и споров. Некоторые известные гражданские специалисты в области локаторостроения утверждали, что НИИДАР взялся за неразрешимую задачу. Указывали на различные научно-технические проблемы, из-за которых загоризонтная радиолокация якобы невозможна. В НИО-3 активно изучали эти замечания. По многим из них были найдены конкретные положительные решения. По более принципиальным вопросам нами велись глубокие научные исследования. Именно в спорах, а не волевым решением заинтересованных чиновников, рождался проект советской боевой системы ЗГРЛС, которой не обладала ни одна страна в мире. Окончательно разработанный проект, с учетом всех поправок и замечаний был защищен на всех уровнях. По нему было выпущено специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Промышленная кооперация приступила к созданию советской боевой системы ЗГРЛС.

Тогда же, в 1973 году Кузьминский предложил своему заместителю Шустову написать докторскую диссертацию по теме ЗГРЛ. Научного материала для этого хватало. Мол, пока будут возводиться боевые станции, сможем и написать и защитить докторские диссертации. В тот период Кузьминский сам был лишь кандидатом технических наук. Для Шустова была выделена специальная комната.

– Я набрал документов, рассказывал Эфир Иванович, — стал анализировать данные и писать работу. Кузьминский с Чепигой в это время набирали необходимую статистику по обнаружению целей, необходимую для диссертаций. По этой грандиозной теме можно было сразу защитить несколько докторских диссертаций. Однако плодотворно поработать удалось всего пару недель.

После успешных конструкторских испытаний опытной николаевской станции 4-е ГУМО поставило перед НИО-3 задачу расширить экспериментальную базу и получить необходимые данные для уже создаваемой боевой системы. С середины 1972 по март 1973 года из-под Читы на расстоянии 5-6 тысяч километров была проведена серия заказных стартов баллистических ракет. Но опытный радар их не обнаружил. Для увеличения в два раза дальности обнаружения потенциала аппаратуры радара и его энергетических возможностей, казалось, хватало. Однако ионосфера, которая сама была включена в процесс загоризонтной локации, явно действовала отрицательно на радиолокационный сигнал. Она буквально морально нокаутировала главного конструктора и его команду. Все терзались догадками, почему опытный радар вдруг перестал видеть?

Опытная ЗГРЛС все хуже обнаруживала цели. С каждым неудачным обнаружением Кузьминский мрачнел. Как-то он зашел в комнату к Шустову и впервые за две недели позвал его на рабочее совещание. Предложил вместе разбираться, почему локатор не тянет. Ведь идеологию опытного радара, как раз и закладывал кандидат технических наук Шустов с коллегами. Тут уж стало не до докторской диссертации. У Кузьминского, Шустова, Чепиги начались острые споры. Несмотря на то, что Кузьминский очень уважал Виктора Павловича Чепигу непосредственно как ученого, он снял его с должности руководителя николаевского объекта и назначил туда Шустова. Но Чепигу Кузьминский оставил в теме. Мол, пусть практически доказывает свои выводы.

Так же в свое время Кузьминский отстранил от руководства одного из первых разработчиков николаевской станции Юрия Кузьмича Гришина. Тот занял просто ортодоксальную позицию. Требовал на проектируемую боевую РЛС перенести буквально все технические решения с николаевского объекта. Против этого выступил Шустов. Аппаратура обработки данных и другие устройства за время создания николаевского радара уже устарели. Надо делать новые. Однако Гришин возражал. В итоге после продолжительных споров и дискуссий Кузьминский перевел Гришина с должности первого заместителя главного конструктора на новое самолетное направление развития опытного радара.

Главный конструктор Кузьминский, Валентин Стрелкин, Эфир Шустов стали анализировать всю предыдущую деятельность на николаевском объекте. Выявилось очень много негатива, который непосредственно отражался на функционировании радара. Так, после конструкторских испытаний уехала с радара вся элита ученых, инженеров и конструкторов. На смену им прибыли другие люди. Персонал качественно изменился и не в лучшую сторону. Сменность персонала привела к тому, что людям приходилось буквально с нуля начинать осваивать сложную технику и управление ею. В результате, отдельные специалисты, едва освоившись на каком-то рабочем месте, начинали вводить из самых лучших побуждений локальные скороспелые изменения в аппаратуру, систему управления, команды. Об этих изменениях главного конструктора бывало и не оповещали. В результате, после различных необоснованных усовершенствований общий облик радара и его аппаратурного комплекса стал далек от первоначального. Это и явилось одной из основных причин того, что радар перестал обнаруживать цели.

Под руководством Кузьминского специалисты НИО-3 взялись за решение главнейшей на тот момент задачи — адаптации опытной ЗГРЛС к работе на больших расстояниях. Самолеты со специальной измерительной аппаратурой оценивали радиолокационное поле в регионе Читы. Но это не привело к значительному продвижению в познании физической сущности распространения электромагнитных волн в ионосфере. Мы еще не были к этому готовы. Теоретические выкладки не подтверждались опытными данными. В этой непростой ситуации, когда огромный радар оказался слеп и никто не знал, что с ним делать, Кузьминский, по какой-то особой интуиции, постарался упорядочить весь процесс исследований. Он дал инженерные установки по аппаратурному комплексу, что в нем изменить, переделать, как усовершенствовать управление радаром.

Применил главный конструктор и особые организационные меры. Он предложил создать на николаевском объекте так называемый институт двухгодичников. Он понимал, что в таком сложнейшем и новом деле, как загоризонтная радиолокация, нельзя использовать переменный состав инженеров и конструкторов. Были созданы постоянные коллективы, состоящие из заводчан-днепропетровцев, антеннщиков, специалистов НИО-3, войсковых частей, некоторых профильных научных институтов, которые постоянно работали на объекте. Люди менялись только через два года. Были подобраны очень грамотные специалисты. Более того, осознавая всю сложность задачи загоризонтного обнаружения, Кузьминский добился создания в Николаеве филиала НИИДАР — нового предприятия по загоризонтной локации. Пробил необходимые для этого средства, лимиты на специалистов. В тот период крайней загрузки промышленности и науки сделать это практически было невозможно.

Специалисты НИО-3, других подразделений НИИДАРа, предприятий кооперации месяцами пропадали на николаевском объекте. У некоторых начались обострения в семейных отношениях. Необходимо было как-то помочь людям. Это тоже было одной из причин принятия решения о создании николаевского филиала НИИДАР и так называемого института «двухгодичников». В тот период Кузьминский очень переживал за подчиненных. Специалистов уговаривали ехать в Николаев с семьями. Но надо было дать людям жилье, с которым были проблемы, как, впрочем, и по всей стране. Кузьминский пробил средства для нескольких капитальных жилых домов. Кроме того, тех, кто работал в Николаеве, он решил заинтересовать еще и материально. Однако здесь он встретил противодействие в различных государственных инстанциях. Ему говорили, что Николаев практически приморский город, поэтому пусть люди работают за обычную зарплату. А если станут отказываться ехать, лишатся партийных и комсомольских билетов. Тогда членство в КПСС и ВЛКСМ очень много значило. Но, несмотря на протесты чиновников, Кузьминский все же выбил для сотрудников в Николаеве очень весомые по тем временам материальные надбавки и льготы. В НИИДАРе его активная деятельность некоторым очень не нравилась. Появилось немало завистников. Но Кузьминский настойчиво шел к своей цели. Был создан николаевский филиал НИИДАРа, привлечено к работам много способных специалистов.

– Тогда заместителем главного конструктора по николаевскому направлению я и стал — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — а Валентину Николаевичу Стрелкину была поставлена задача провести полную паспортизацию аппаратурного комплекса и вернуть в исходное состояние весь огромный радар.

Передатчики, антенно-фидерный тракт, системы обнаружения целей и вся остальная аппаратура были тщательно проверены, замерены их параметры. Была разработана специальная система методик. К ноябрю 1973 года эта колоссальная работа была завершена. На этот раз у всех появилась надежда, что локатор станет нормально функционировать. Поэтому специалисты НИО-3 предложили снять со своей опытной станции так называемый «хитрый запрет». В свое время генерал-лейтенант Ненашев, как заказчик опытной ЗГРЛС, предложил лишний раз не рисковать разработчикам. Огромный радар постоянно был в поле зрения высшего партийного, государственного и военного руководства. Любой промах вызывал бурные эмоции противников загоризонтной локации. Поэтому Михаил Иванович и предложил Кузьминскому выходить опытной ЗГРЛС на обнаружение целей только при полной уверенности в успешной работе. Слишком много было недоброжелателей и злопыхателей. А опытная станция уникальна. К ней приковано очень серьёзное внимание в Советском Союзе. На ее базе идет разработка реального боевого радара. В госбюджете запланированы огромные средства, заработала промышленная кооперация.

Еще с момента первых удачных работ на опытной ЗГРЛС заказчики из Минобороны были уверены, что вполне достаточно нескольких обнаружений на невиданных до этого расстояниях и успешно проведённых конструкторских испытаний. Мол, если такого добились на опытной аппаратуре, то реальная боевая ЗГРЛС будет отлично обнаруживать американские баллистические ракеты. Главный конструктор и все сотрудники НИО-3 тоже были уверены в своем детище. Но все равно, несмотря на явные успехи, вопрос стоял так, или идем дальше и строим боевой радар, или ограничиваемся опытным локатором, сворачиваем боевую загоризонтную программу и занимаемся только наукой на опытном радаре. Поэтому Кузьминский особенно требовал правильно выбирать частотный режим работы станции. Ошибка хотя бы на один мегагерц вела к срыву обнаружения. Опытные специалисты из двухгодичных коллективов при оповещении о предстоящих пусках проверяли состояние радара, состояние ионосферы, подбирали частотно-угловые режимы работы. Затем делали вывод о том, что в такой-то интервал времени опытная ЗГРЛС видеть цель не будет, или наоборот, обнаружит ракеты. И в этом нет ничего предосудительного или от лукавого. Уже сам факт того, что удавалось спрогнозировать возможность обнаружения или не обнаружения целей для заданных условий пуска, был большим шагом вперёд. В самом тактико-техническом задании на опытную ЗГРЛС было отмечено, что в 20 процентах времени суток радар мог не обнаруживать цели. Мешала сама природа. Например, злополучный эффект Делинджера (внезапное ионосферное возмущение), когда полностью поглощались радиоволны. В это время не только радиолокатор не мог работать, но даже оказывались бессильными все коротковолновые средства связи. Состояние ионосферы в значительной степени зависело от солнечной активности, цикличности её изменения. Крайне капризной была ионосфера на пороге дня и ночи. В такие периоды опытная ЗГРЛС не выходила на обнаружение баллистических ракет. Тут не было никакого обмана. Это ведь была еще опытная аппаратура. Кузьминский и Ненашев надеялись, что на боевом радаре удастся преодолеть все коварства матушки природы. И вот этот «хитрый запрет», который посоветовал ввести Михаил Иванович, по просьбе самих же локаторщиков был снят и радар стал работать без всяких ограничений.

Боевые ракеты пускались с различных ракетных баз и космодромов в направлении специальных полигонов, в том числе и в акватории мирового океана. Буквально все пуски были обнаружены. В 1974 году были заказаны несколько проверочных пусков баллистических ракет из района Читы на дальности 6000 километров. Ракеты стартовали друг за другом с интервалом 15 минут. Все они были обнаружены, траектории зафиксированы. Огромный опытный радар действовал отменно. Он устойчиво обнаруживал пуски боевых ракет с ближних и дальних баз. Это была победа НИО-3 и его главного конструктора.

На последнем обнаружении рядом с электронным индикатором расположился генерал-полковник Евгений Сергеевич Юрасов. Он все время нервно спрашивал, где отметка от ракеты, где она, не вижу. А когда отметка появилась, буквально вскочил со стула и обнял оператора.

И вот тогда Эфир Шустов впервые стал возражать главному конструктору. Мол, как бы хорошо не обнаруживались баллистические ракеты на опытном радаре, главные усилия пора уже сосредотачивать на боевом чернобыльском объекте 5Н32. Заказчик 4 ГУМО будет оценивать работу НИИДАРа и НИО-3 именно по этому боевому радару. Поэтому надо получить устойчивое обнаружение ракет с полигонов США мыса Канаверал и Ванденберг. Шустов предложил Кузьминскому отправить его на строящийся чернобыльский объект. Однако главный конструктор предложил Эфиру Ивановичу завершить все испытания в Николаеве, а уж потом заняться украинским радаром. На чернобыльской станции работают опытные Виктор Николаевич Кондратов и Георгий Александрович Лидлейн. Они справятся с задачами. Конечно, николаевский объект был крайне важен для системы ЗГРЛС. Именно в Николаеве отрабатывалось математическое обеспечение для ЭВМ будущих боевых радаров, до совершенства доводилась различная аппаратура. Но николаевская станция смотрела на 6 тысяч километров, а чернобыльская была запланирована на все 10 тысяч. За такую задачу не брались даже в США. И отсутствие на главном боевом объекте первого заместителя главного конструктора явно не шло на пользу дела.

С ноября 1973 года на николаевском опытном радаре обнаруживали практически все пуски с ближних и дальних советских ракетных баз. Из 10 стартов гарантированно обнаруживалось и проводилось 9. Каждое не обнаружение научно объяснялось и доказывалось, почему это случилось. Весьма влиятельный в государстве министр Минрадиопрома лично контролировал работу. Начальник главного заказывающего управления генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков часто дневал и ночевал на объекте. Тогда на волне успешных испытательных обнаружений было принято решение о дополнительной доработке николаевского радара.

На доработку ушли 1974-75 годы. По-новому были сконфигурированы и упрощены антенные полотна, вычислительные средства, улучшены системы отображения информации, управления, передатчики и приёмники.

В тот период главный конструктор Франц Александрович Кузьминский уже думал о расширении возможностей загоризонтной локации. Он поставил задачу параллельно, наряду с совершенствованием процедур обнаружения стартов баллистических ракет начать исследования по загоризонтному обнаружению самолетов. Был создан специальный отдел, который занялся решением этой проблемы. Локатору придавались совершенно иные качества. Ведь у самолетов гораздо меньшая эффективная отражающая поверхность, чем у баллистических целей с их огромным плазменным следом, меньшие скорости полета. Если бы были созданы такие локаторы, то помимо оборонных задач, они могли принести большую пользу в системах управления воздушным движением.

К лету 1975 года николаевская опытная ЗГРЛС была модернизирована для более эффективного обнаружения пусков баллистических ракет. Параллельно с этим была проведена модернизация аппаратуры для обнаружения самолетов. Вначале обнаруживали стратегические бомбардировщики Ту-16, М-95. Потом тактические истребители МиГ-23, МиГ-25.

В 1975 году Валентин Стрелкин, Аркадий Сахаров, Юрий Кузьмичев, Александр Мищенко и другие специалисты провели экспериментальную работу по обнаружению, проведению и выдаче объективной информации по двум стратегическим бомбардировщикам Ту-16, которые летели на высотах 10 километров и 500 метров на максимальном удалении от ЗГРЛС. Радар в автоматическом режиме выдал информацию по траектории полета до места разворота на расстоянии 1400 километров. Тогда же была поставлена задача идентификации самолетов еще в момент взлета с аэродромов.

После модернизации состоялась проверка всей опытной ЗГРЛС. К этому времени уже выросла над землей первая боевая ЗГРЛС под Чернобылем. Вскоре предстоял монтаж сложнейшего и дорогостоящего аппаратурного комплекса. Но если опытная николаевская ЗГРЛС успешно прошла все испытания, то неизвестно было, как поведет себя боевая чернобыльская станция. Ведь разница между двумя объектами была где-то в 10 лет. Это предельный срок для аппаратуры одного поколения. Поэтому 4-е ГУМО категорически поставило вопрос о том, что надо проверить работоспособность аппаратурных узлов и технических решений, заложенных в боевой чернобыльский объект, на опытной николаевской станции. Так началась вторая модернизация николаевского радара, где тогда размещался основной счетно-решающий комплекс ЗГРЛС. Было принято решение переделать радар. В итоге, за довольно небольшой промежуток времени были созданы новые вычислительные средства, приемные устройства, аппаратура обработки сигналов, возбудители для передатчиков. С ноября 1976 по апрель 1977 года была проведена гигантская работа. А потом опять пошли испытания. Был успешно обнаружен старт баллистической ракеты с одного из самых отдаленных советских полигонов. Далее последовала ещё серия успешных обнаружений. Были очень убедительные обнаружения, но были и провалы. Обстановка в НИО-3 складывалась все более драматическая. Все понимали, что главный конструктор взялся за решение очень сложной научно-технической проблемы при явно недостаточном исследовании природного явления, которое непосредственно воздействовало на процессы. Например, луч радиолокатора при работе на больших расстояниях под воздействием ионосферы вдруг неожиданно менял свое направление. Гигантский локатор работал вхолостую и не обнаруживал цель. Срочно были проведены исследования. В итоге научились на опытном объекте вводить в передатчики станции соответствующие упреждения.

Наконец в НИО-3, николаевском филиале, у главного конструктора созрели все методологические, научные и технические решения по автоматическому обнаружению запуска группы баллистических ракет и определению траектории полета каждой из них. Такая задача была сформулирована 4-м ГУМО в мае 1976 года. Для проведения столь масштабной работы заблаговременно, ещё в 1974-75 годах на ближнем и дальнем советских полигонах развернулись стрельбовые комплексы геофизических ракет. Это обычные геофизические ракеты, у которых в головной части монтировалась телеметрическая аппаратура. С их помощью исследовался полный срез ионосферы по физическим параметрам до высоты 260 километров. Обычно ракеты запускались Институтом прикладной геофизики, который работал по мировой программе изучения ионосферы. Вместе с 4 ГУМО такие стрельбовые комплексы НИИДАР развернул на Балхаше, под Читой, Иркутском, в бухте Ольга на Дальнем Востоке. Одновременно готовятся Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) к пускам 5-ти боевых ракет. На огромном пространстве Советского Союза проводится глобальный эксперимент по загоризонтному лоцированию. К нему приковано внимание руководителей государства.

На эксперимент тратятся огромные средства. Назначается время старта. Команды локаторщиков в готовности в Николаеве, Чите, под Иркутском, в бухте Ольга, под Комсомольском-на-Амуре, где в тот период возводилась вторая боевая ЗГРЛС и уже были размещены соответствующие средства контроля. Вся эта огромная система должна была работать, как единый механизм. Все действия должны были быть увязаны в пространстве и во времени с точностью до секунды.

И вот настало время начала глобального эксперимента. Первой стартовала одиночная малая ракета. Опытный радар ее обнаружил. Только после этого Кузьминский решается на старт группы малых и больших ракет. Четыре ракеты должны были стартовать плотной группой. А одна отдельно на расстоянии 200 километров для того, чтобы одновременно вести траектории их полета. Все шло нормально. Точно откалиброванные хронометры по всем точкам на огромном пространстве отсчитывали минуты до пусков. И тут, когда до старта оставалось 10 секунд, на опытной ЗГРЛС выходит из строя одна из систем. Мгновенно Кузьминский отказывается от старта. А ведь в ракеты уже было залито горючее, включены бортовые аккумуляторы. На ракетах начались необратимые процессы. В Николаеве на командном пункте буквально произошел взрыв страстей. Были страшно возмущены все члены государственной комиссии. Некоторые весьма влиятельные генералы пытались доказывать, что неисправность незначительная и лоцирование пусть и не такое качественное, но все же произойдет. Однако Кузьминский умел крепко держать любые удары и отстаивать собственное мнение главного конструктора. Он был весьма авторитетен. Постепенно эмоции улеглись. Неисправность довольно быстро была обнаружена и устранена. Контроль функционирования всех систем показал, что николаевский опытный радар боеготов. Однако приказ об отказе от стартов ракет был уже отдан. Поэтому было назначено новое время испытаний — ноябрь 1977 года.

Начались суточные прогоны всего аппаратурного комплекса опытной ЗГРЛС. Все системы станции точно настраивали, до автоматизма доводили работу расчета. Для каждого рабочего места были разработаны строгие боевые наставления. К этому времени до 9 минут было доведено время приведения огромной ЗГРЛС в боевое состояние с оптимальным выбором всех режимов функционирования.

В октябре 1977 года опытный радар был проверен по обнаружению целей, запущенных с ближнего полигона. Только после этого принимается решение на обнаружение старта группы ракет на максимальной дальности. И вот в начале ноября в период подготовки к этим ответственным и, в конечном счете, определяющим для боевой загоризонтной системы испытаниям у Франца Александровича произошел обширный инфаркт. Он был госпитализирован в реанимационное отделение больницы в Николаеве, а спустя несколько недель перевезен в Москву. Коллектив без своего главного конструктора продолжал готовить радар к испытаниям. Государственной комиссией руководил маршал Зимин. Военную науку представлял генерал-майор Шаракшанэ. Организацию работ по проведению испытаний от НИИДАР возглавили Шустов и Стрелкин.

Испытания начались во второй половине ноября 1977 года. Опять вначале был одиночный старт. Радар его обнаружил. Потом другой и снова, как говорится, в яблочко. Далее последовал групповой старт из б баллистических ракет. Он был так же обнаружен, определены траектории ракет. Все измерительные и контрольные средства показали, что радар на дальности 5700 километров устойчиво обнаружил все одиночные и групповые старты. Таким образом, была полностью проверена на работоспособность вся сложнейшая схема огромного радара. Впоследствии полученные данные были положены в основу разработки и совершенствования аппаратурного комплекса боевого радара.

Сразу после успешных испытаний Эфир Иванович Шустов, Валентин Николаевич Стрелкин, Валерий Алексеевич Алебастров и Вячеслав Борисович Маклецов повезли в реанимационное отделение больницы в Николаеве фотографии объективного контроля и показали их прикованному к кровати главному конструктору. Врачи категорически запретили больному даже шевелиться. Анализы показывали, что у Франца Александровича крайне изношено сердце.

– Кузьминский посмотрел фотографии, — вспоминает Шустов и, прослезившись, сказал, что для него это лучшее лекарство.

С поздравлениями в больницу пришло несколько правительственных телеграмм.

Тогда в НИО-3 отчетливо осознали, как надо создавать боевую систему ЗГРЛС. В обстановке общей эйфории прошла подготовка к еще более сложным испытаниям в мае 1978 года.

К тому времени Франц Александрович Кузьминский уже выписался из больницы. Но врачи строго ограничили его работу.

По словам секретаря партийного комитета НИИДАР Вячеслава Борисовича Маклецова, все равно Кузьминского нельзя было никакими запретами оградить от активной деятельности. Для него специально в кабинете установили очень удобное по тем временам самолётное кресло. Оно могло изменять конфигурацию. И Кузьминский то сидя, то полулежа, а то и в горизонтальном положении продолжал работать. Рассматривал огромное количество различных документов, схем, составлял записки, отдавал распоряжения.

На этих испытаниях ракеты должны были стартовать ночью и лететь в день. Ионосфера в этот период суток очень нестабильна. К тому моменту все геофизические ракеты были уже расстреляны. Поэтому решили проверить работу станции сразу по групповому старту двух последних геофизических ракет и пяти боевых баллистических ракет. Аппаратура радара действовала отменно. После пуска все специалисты и члены государственной комиссии видели на средствах отображения информацию о ракетах, реально просматривалась траектория и по цифропечати. Однако не сработал автомат. Боевой алгоритм буквально запутался в «трех соснах». Подкачало программное обеспечение радара. Тогда с уверенностью специалисты НИО-3 заявили членам государственной комиссии о причинах данного недоразумения.

И опять была поставлена задача провести новое испытание по формуле ночь-день в декабре 1978 года. Пол года под руководством еще не полностью оправившегося после инфаркта Франца Кузьминского шла подготовка. Корректировалась математика радара, совершенствовалась аппаратура. 30 декабря 1978 года опытная николаевская ЗГРЛС выполнила и эту сложную задачу.

Параллельно с совершенствованием опытного николаевского радара и всего аппаратурного комплекса шло строительство объекта ЗГРЛС «5Н32-Запад» под Чернобылем. Лишь в 1976 году Шустов подключился к работам на чернобыльском объекте, когда огромная РЛС уже была практически построена. Вместе с полковником Федором Фёдоровичем Евстратовым они были в составе комиссии по заводским испытаниям, которые прошли достаточно успешно. Вместе с Евстратовым подписали все необходимые документы. Но именно тогда Шустов обнаружил на новом радаре большое количество недоделок. Поэтому он откровенно сказал Кузьминскому, что пока на совместные испытания промышленности и военных выходить рано. Необходимо прежде устранить недоделки. Ведь жесткие сроки строительства и монтажа аппаратуры приводили к авралам, в результате которых появились многочисленные проблемы в аппаратурном комплексе. На специалистов давили. Делалось все для выполнения плана работ и проведения заводских испытаний в установленные сроки. Однако за четыре года было просто невозможно построить такой технически сложный объект. К сроку едва успели завершить строительно-монтажные работы. А вот довести до совершенства программно-алгоритмический комплекс, где было очень много нововведений с опытного радара, так и не успели.

Уже после заводских испытаний Шустову стало ясно, что нельзя выполнить в полном объёме тактико-техническое задание, утвержденное 4 ГУМО. При этом он порекомендовал главному конструктору предложить военным отложить совместные испытания огромного боевого радара на пару лет, а за это время провести доработку аппаратурного комплекса, ввести все усовершенствования с николаевского объекта. Однако Кузьминский видно не устоял перед давлением из Минрадиопрома. Хотя руководство 4 ГУМО было не против предоставить дополнительное время для доводки аппаратуры до кондиции.

Не прошло и месяца после заводских испытаний, как Минрадиопром и, прежде всего заместитель министра Марков решили выставить чернобыльскую ЗГРЛС на государственные испытания. Конечно, и на Маркова давили из ЦК и ВПК. Вот и решили в Минрадиопроме внесение результатов, полученных на опытном радаре, осуществлять после представления объекта «5Н32-Запад» на совместные с военными испытания. После этого на чернобыльской станции и на всей системе ЗГРЛС начались настоящие мучения.

Правда, весьма верную позицию здесь заняло Минобороны СССР в лице 4 ГУМО. Военные отчетливо видели, что НИИДАР активно работает над радаром. Уже имеются серьёзные достижения. Для окончательной доводки «до ума» боевой ЗГРЛС необходимо только дать ученым время. И радар наверняка отлично заработает.

Опять Шустов докладывает Кузьминскому о том, что на готовящихся совместных испытаниях установленные в тактико-техническом задании требования не будут выполнены. Кузьминский и сам это конечно понимает. В свое время ТТЗ на чернобыльский локатор подписал сам Шустов. Кузьминский доверял ему подписывать такие важные документы. На всю же загоризонтную систему ТТЗ подписал главный конструктор.

Тогда Кузьминский предложил Шустову, если тот желает, самому пойти в Минрадиопром и отстоять идею задержки государственных испытаний. А ему за такое предложение уже дали по шапке.

– Кузьминского просто уговорили предъявить чернобыльскую ЗГРЛС на государственные испытания, — откровенно рассказал Эфир Иванович, — хотя он знал, к чему это может привести. Однако если бы он отказался от испытаний, его вполне могли снять с должности.

Однако в 4 ГУМО уже согласились отложить совместные испытания. Были даже подписаны соответствующие документы. А тут сам главный конструктор предлагает провести их. Военные запротестовали. Генерал-лейтенант Ненашев оказался в весьма щекотливом положении. Он откровенно заявил, что во время госиспытаний объекта займет более принципиальную позицию. Ведь сами же создатели боевой ЗГРЛС его убеждали, что на ней ещё много недоделок и необходимо дополнительное время для их устранения. А теперь сами же и отказываются от дополнительного срока на доработку радара.

В этот непростой период, по словам Эфира Ивановича, полковник 45 СНИИ МО Фёдор Фёдорович Евстратов заявил, что сможет быстро организовать работы и сдать радар госкомиссии. Кузьминский был в очень сложном положении, ещё не полностью оправился от болезни и принял его на должность заместителя главного конструктора. Но вместо реальной работы Евстратов стал критиковать уже созданную боевую станцию. На это Шустов ему возражал, мол, вы же сами сопровождали от военных все строительно-монтажные работы на радаре. Отлично знали ситуацию, а теперь критикуете. Выходило, что во всех проблемах на чернобыльской ЗГРЛС был виноват Шустов, как первый заместитель главного конструктора, который непосредственно за неё отвечал. От своей должности Шустов отказался и был от нее освобожден. Он стал начальником отдела и сосредоточился на НИР «Развитие», которая являлась дальнейшим совершенствованием темы загоризонтной локации.

К сожалению, во время госиспытаний тактико-технические характеристики чернобыльской ЗГРЛС оказались ниже расчетных. Руководители 4 ГУМО, как и предупреждали, заняли принципиальную позицию и отказались принимать радар. Госиспытания стали затягиваться. Евстратов не смог быстро доработать ЗГРЛС. У него начались проблемы во взаимоотношениях с Кузьминским. В трениях и разногласиях с членами госкомиссии прошло два года. В результате из двух ЗГРЛС на опытное боевое дежурство НИИДАР смог поставить только уже построенный к тому времени радар под Комсомольском-на-Амуре. Однако на него так и не смогли перенести все усовершенствования с опытного и первого боевого радаров, который был закрыт после катастрофы на Чернобыльской АЭС.

Первого мая 1986 года на чернобыльской ЗГРЛС, которая активно дорабатывалась специалистами НИИДАР, многих предполагали отпустить на праздник к семьям. В тот период обязанности технического руководителя на этом объекте выполнял Александр Николаевич Штрахов. Когда об аварии на АЭС узнал Валентин Стрелкин, он без промедления позвонил по прямой линии Штрахову и спросил: «Саша, что у вас там происходит?». В ответ Штрахов сказал, что ждут команд. А в это время радиоактивное облако накрыло радар, впоследствии он был законсервирован. Смертных случаев среди локаторщиков не было. Но бывшие тогда на объекте специалисты получили различные дозы облучения.

После этого в НИИДАРе к загоризонтной локации явно охладели. У директора института Маркова вообще появилась идея полностью передать эту тематику в филиал института в Николаеве.

До 1981 года Франц Александрович Кузьминский очень активно работал на посту директора НИИДАР, был главным конструктором. Он занимался разработкой глобальной системы ЗГРЛС, новых методов и принципов локации на дальние расстояния. Именно ему удалось на базе опытной Николаевской ЗГРЛС создать надежную команду из военных и гражданских ученых, эксплуатационников. Они смогли решить сложнейшие научно-технические проблемы. В 1983 году Кузьминский был вынужден уйти с поста главного конструктора ЗГРЛС и из НИИДАРа.

По мнению Шустова, специалисты НИИДАР смогли бы существенно улучшить характеристики объекта «5Н32-Запад» и всей системы ЗГРЛС. Однако вероятнее всего не смогли бы довести их до первоначально заданных военными требований.

– В некоторых научных вопросах, — откровенно рассказал Эфир Иванович, — мы с Юрием Павловичем Чепигой ошиблись. В частности, неверно трактовали скользящее распространение радиоволн в ионосфере.

– Нам были заданы в тактико-техническом задании вероятности обнаружения по одиночной цели 0,9, — рассказал Валентин Николаевич Стрелкин, — по массовому старту 0,99. В Николаеве мы достигли на дальности 6 тысяч километров вероятности обнаружения одиночной ракеты равной 0,7. На чернобыльском объекте вполне могли достичь вероятности обнаружения одиночного старта 0,3. Этого бы хватило, чтоб военный заказчик в корне изменил свое отношение к объекту «5Н32-Запад». Ведь военные прекрасно понимали, что одиночная ракета — не средство для решения стратегических задач. Все понимали, что требования ТТЗ явно завышены. В тот период никто в мире не знал реальных свойств ионосферы и протекающих в ней процессов. А мы в тот период уже могли давать четкое обнаружение двух-трёх стартов из 10 с полигона Канаверал в США. А по старту группы ракет могли дать вероятность обнаружения даже 0,8. По массовому старту вообще могли дать сто процентную гарантию обнаружения. А ведь настоящее предназначение боевой ЗГРЛС, как раз и состояло в том, чтобы обнаружить массовый старт боевых ракет. К сожалению ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре так и не была нормально доработана. У радара были посредственные тактико-технические характеристики. Поэтому у всех сложилось впечатление, что ЗГРЛС тупиковое направление в радиолокации.

– А если бы дали нормально поработать на комсомольском объекте хотя бы два года, — рассказал Стрелкин, — мы бы существенно улучшили его характеристики, модернизировали систему оптимизации частотно-угловых режимов (ОЧУР), сменили бы в передатчиках возбудители, усовершенствовали алгоритмы. Но главное, что даже в ухудшенном варианте ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре сыграла свою положительную роль. Она стояла на опытном боевом дежурстве и в США чувствовали на ракетных базах ее мощный сигнал».

Встреча и последующая беседа с Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным в НИИДАРе оказалась весьма результативной. Однако беседовать с учеными было очень сложно. В их словах было много специфических терминов и определений. Приходилось то и дело переспрашивать, задавать уточняющие вопросы. Это порой заставляло переключаться с темы разговора на детальное объяснение очевидных для них понятий, которые для меня, если откровенно признаться, были «темным лесом». Но к чести моих собеседников, уточняющие вопросы их особенно не раздражали. Тем не менее, несколько часов разговора с учеными буквально вымотали меня и морально и физически.

Уже в сумерки покинул здание теперь уже не такого таинственного, как прежде казалось, НИИДАРа. Сотрудник охраны посмотрел на обратную сторону моего разового пропуска. Убедился, что тот отмечен в отделе Шустова и открыл стопор вертушки, сделанной из гнутых труб нержавеющей стали. На улице приятно освежил октябрьский прохладный воздух. На дорогах было полно машин. Тогда еще под площадью не было нынешних удобных для пешеходов подземных переходов. У светофоров скапливались немалые толпы москвичей и приезжих. Ехать в редакцию уже не имело смысла. Поэтому спустился в подземку и поехал домой. В портфеле лежали две диктофонные кассеты с записью беседы. Два дня потратил на их расшифровку. В итоге кропотливого труда наработал 40 листов машинописного текста через один интервал. Конечно, объем полученной информации был просто громадным. Не вызывала сомнений достоверность того, что рассказали мне Шустов и Стрелкин. Ученые весьма убедительно и доказательно объяснили, как создавалась боевая система ЗГРЛС. Самое главное, что именно Советский Союз первым в мире взялся за решение этой сложнейшей научно-технической проблемы. Из-за рубежа никто тему загоризонтной локации советским ученым нe подбрасывал. Именно в светлые головы советских ученых Николая Ивановича Кабанова, Ефима Семёновича Штырена, Эфира Ивановича Шустова, Виктора Павловича Чепиги и других пришла идея создать мощные коротковолновые радиолокаторы. Уже после них за это дело взялись ученые в США. Возникали предположения, что в «Советской России» или журналисты не разобрались в сути проблемы, или в публикации умышленно, исходя из каких-то глобальных интересов, перевирались факты, искажался титанический научный поиск огромного отряда советских ученых, конструкторов, инженеров в совершенно неизведанной области науки.

Внимательно еще раз прочитал материал в газете «Советская Россия», изучил распечатки всех бесед. Ничего волюнтаристского, умышленно вредного не увидел в действиях бывшего главного конструктора Франца Александровича Кузьминского, бывшего заместителя министра радиопромышленности СССР Владимира Ивановича Маркова. Только после этого разработал детальный план будущей публикации. Встречи в ходе журналистского расследования с учеными, военными дали очень много фактического материала. Сожалею, что, несмотря на все попытки, так и не удалось встретиться с Григорием Васильевичем Кисунько. Телефон главного критика в газете загоризонтной радиолокации и ее создателей упорно не отвечал. Даже просил своего знакомого генерала из Генштаба организовать встречу. На что тот откровенно дал понять, чтобы я бросил эту затею.

– Ты, Александр, не знаешь Григория Васильевича, — ответил мне генерал. Он слывёт очень жестким и властным человеком, который никогда не идёт на попятную, не принимает компромиссных решений. У нас в ГШ весьма неодобрительно отнеслись к его публикации в «Советской России». Якобы даже сам начальник Генштаба звонил Кисунько и спрашивал, почему тот, зная все о создании системы ЗГРЛС, представил ее, как авантюрную затею отдельных лиц из Минобороны и ВПК. Между ними был довольно неприятный разговор. Мне об этом рассказал присутствующий при том начальник одного из управлений. Так что Кисунько, скорее всего, ушел в глухую оборону и не пожелает встречаться с тобой. Тем более, ты же не знаешь, какой гонорар за эту публикацию заплатила Кисунько газета.

Жаль, конечно, что не удалось побеседовать с Григорием Васильевичем. Все же авторитетный ученый, очень много сделавший для обороноспособности государства. Однако журналистское расследование и без того давало очень обширный материал для размышлений. Поэтому сел за рабочий стол и буквально за пару дней нагрохотал на своей печатной машинке материал для публикации. Долго и мучительно думал над заголовком. Пока не созрел тот, который, по моему мнению, наиболее отражал тему. Ведь, по сути, Франц Александрович Кузьминский на конечном этапе доводки уже построенной боевой системы ЗГРЛС остался в одиночестве. У него не было полномочий главного конструктора, не было решающего слова руководителя, который лично отвечал за свое детище. Ранее на него все время давили вышестоящие инстанции, требовали быстрее сделать и сдать военным боевые ЗГРЛС. И хотя Кузьминский отдавал себе отчет в том, что нельзя еще «сырую» систему представлять на государственные испытания, он вынужден был на это пойти. И проиграл. Потому и родился заголовок материала — «В одиночку крепостей не берут», с подзаголовком — «Или почему была закрыта система загоризонтных РЛС».

Глава 9 «Публикация в журнале «Коммунист Вооруженных Сил»

Ноябрьским утром с отпечатанным материалом о журналистском расследовании в портфеле и весьма довольный, что завершил почти четырехмесячный труд и выполнил редакционное задание, вошел в свой кабинетик на четвертом этаже в здании издательства газеты «Красная Звезда». За своим рабочим столом уже находился начальник отдела боевой подготовки полковник Александр Григорьевич Некрылов. Он заметил мое приподнятое настроение и поинтересовался, явно подкалывая, что, может быть, я выиграл в лотерею автомобиль? Не отвечая начальнику, я, повесил в плечики шинель, сел за свой стол, раскрыл портфель и, вынув материал, передал его Некрылову.

– Александр Григорьевич, я завершил расследование по ЗГРЛС, — сказал я начальнику.

– Вот почему у тебя приподнятое настроение, — отреагировал он, — после редакционной летучки почитаю твое творение.

Он ушел на совещание, а я, в свою очередь, еще раз прочитал с карандашом в руке материал. Нашел несколько грамматических и стилистических ошибок. Устранил их. И вновь положил материал на стол начальника.

После совещания Александр Григорьевич стал читать, как он выразился, мое творение. То и дело шариковой ручкой вносил какие-то правки. Безжалостно что-то вычеркивал. Прочитав одну страницу текста, переходил к следующей, но потом опять возвращался к предыдущей и опять вносил в нее исправления. Я уже было совсем приуныл. Начальник отдела весьма яростно правил и сокращал авторучкой текст, размашисто, словно косил «траву», вычеркивал целые фразы, в моем, с таким трудом подготовленном, материале. Но за ту правку я и сейчас, спустя 18 лет, готов еще раз сказать ему спасибо. Он довольно умело сгладил острые выражения, из-за которых наверняка редакционная коллегия вернула бы мне материал.

Полковник дочитал последнюю страницу текста. На первой странице материала вверху над заголовком что-то еще дописал. Это оказалась рубрика: «Военная реформа: проблемы и суждения». Таким образом, Некрылов давал материалу не критическую, а полемическую направленность, что приветствовалось членами редколлегии.

– Откровенно говоря, Александр, — после правки проговорил Некрылов, — не ожидал от тебя такого материала. На мой взгляд, ты разобрался в проблеме. Однако некоторые вопросы очень остро и зло поставлены. Этого не примут члены нашей редколлегии, которые будут обсуждать материал. Внимательно отнесись к моим замечаниям, все исправь и отдавай материал в машинописное бюро на распечатку. Буду предлагать его в номер.

После полковника Некрылова материал читали заместитель главного редактора журнала полковник Баранец, главный редактор генерал-майор Кошелев. Они тоже вносили правки. Опять я материал правил и перепечатывал. На это ушла примерно целая неделя. В нашей редакции тогда был всего один допотопный компьютер отечественного производства. Авторучки и пишущие машинки были основным техническим орудием труда журналистов. Так что с материалом пришлось еще изрядно повозиться. Однако и на этом не завершилась подготовка будущей публикации для передачи на рецензирование членам редколлегии. Материал еще должен был завизировать военный цензор. В советское время материалы для публикации в военной ведомственной печати обязательно контролировались цензурой на предмет содержания в них военной и государственной тайны.

Отдел военной цензуры располагался возле метро «Полежаевская» в здании «Воениздата». Материал читал весьма доброжелательный к журналистам и знающий свое дело военный цензор полковник Валерий Лобов. Особых замечаний он не высказал. Только посоветовал убрать несколько предложений по системам предупреждения о ракетном нападении и противоракетной обороне. Эти войска, их объекты, структура, назначение в перечне, утвержденном Совмином СССР, не подлежали разглашению в открытой печати. Я попробовал возразить, что, мол, уже были публикации в центральных газетах и журналах о СПРН и ПРО. Однако Лобов напомнил, что эти издания находятся в ведении высших государственных органов. Там и решают вопросы о подобных публикациях. А ведомственная военная печать обязана придерживаться рамок утвержденного в Совмине перечня закрытых тем для публикаций. Так что красный карандаш полковника Валерия Лобова то же прошелся по моему материалу. Только после этого материал был размножен на ксероксе и разослан для чтения и утверждения членам редколлегии журнала «КВС» — члену военного совета — начальнику политуправления Войск ПВО генерал-полковнику Бойко, первому заместителю Главного военного прокурора генерал-лейтенанту юстиции Заике, другим членам редколлегии. Они должны были прочитать мое творение и на специальном листе, приложенном к нему, написать свое заключение — публиковать, или вернуть автору на доработку, исправление, или вообще бросить материал в корзину и забыть о нем. Порой мнения высокопоставленных генералов были весьма резкими и критичными. Так что, публикации по острым проблемам готовились журналистами журнала особенно тщательно. Проверялась достоверность фактов, высказываний, примеров. Вот я и побаивался предстоящей редколлегии. Однако, при обсуждении в декабре на редколлегии журнала, о моем творении не было высказано особых замечаний. Даже генерал-полковник Бойко без особых претензий одобрил публикацию. Жаль, что не сохранился листок с его рецензией и выводами.

Материал был запланирован уже на 1991 год в февральский №3 выпуск журнала. До краха СССР и развала могучих Вооруженных Сил оставалось совсем немного времени. Но тогда в феврале никто и не предполагал такого развития событий в нашем едином государстве. Правда, было какое-то ощущение предстоящей беды. Ведь не случайно открыто в различных изданиях печатался откровенный негатив о советской действительности. Да та же публикация «Деньги на оборону» в весьма популярной газете «Советская Россия» с миллионными тиражами, где дискредитировался военно-промышленный комплекс государства, где известный ученый на всю страну заявлял о бездумных огромных тратах на никчемное вооружение, явно была очень тонким и рассчитанным воздействием на умы миллионов советских граждан. Ведь очень многие поверили авторам этой публикации о том, что якобы кучка авантюристов от науки и промышленности волевым решением стала создавать совершенно бесполезную боевую систему. Это никчемное дело якобы поддержали в ЦК КПСС беспринципные партийные чинуши. А смелая, одна из самых популярных в тот период в стране газет, «Советская Россия» не побоялась выступить против этих воротил, которые наверняка за свою работу получили ордена, да еще прикарманили немало народных денег. Таким образом, через печать в тот период открытого наступления на Советский Союз нечистоплотно обрабатывалось сознание миллионов наших сограждан, которые в августе 1991 года в Москве поддержали Бориса Ельцина и его команду, ложились на столичных улицах под танки и БПМ. Конечно, наш журнал был не таким популярным, как та же «Советская Россия». В основном журнал шел по подписке в Вооруженные Силы, в библиотеки. По принуждению его уже никто не подписывал. Не то время было в стране. Компартия и ее руководство стремительно теряли авторитет. А наш журнал был лишь небольшой информационной структурой военного партийно-политического аппарата. В начале 1991 года издание уже боролось за подписчиков. Редколлегия отказалась от догматических материалов. Стало больше печататься информационных, критических, аналитических, полемических материалов. Поэтому в войсках к «КВСу» относились неплохо. Конечно, в этом заслуга была, прежде всего, главного редактора генерал-майора Николая Кошелева, заместителя главного редактора полковника Виктора Баранца, второго заместителя полковника Николая Белякова. Они нередко смело и решительно отстаивали право журнала на перестройку редакционной политики, на то, чтобы делать военно-политический журнал по содержанию интересным и злободневным. Благодаря такой внутри редакционной перестройке, в общем-то, и появился мой материал по ЗГРЛС. Наверное, в книге стоит его привести полностью. Ведь материалу уже почти восемнадцать лет. С той поры прошла целая эпоха от социализма к рыночному капитализму. Кажется, что публикация должна была безнадежно устареть. Однако материал по-прежнему цитируется на некоторых сайтах, его помнят и в НИИДАРе.

В связи с разногласиями в 2007 году по ПРО между РФ и США, размещением американских противоракетных и радиолокационных баз в Чехии и Польше одна из центральных газет предложила мне опять вернуться к теме ЗГРЛС и рассказать, как США и СССР в 60-80-х годах прошлого века боролись за обладание радиолокационными возможностями ионосферы. Ведь в том, что и опытный радар в Николаеве (5Н77) и боевой чернобыльский объект (5Н32-Запад) неожиданно «слепли», возможно просматривается и противодействие со стороны США.

Вот что рассказал в одной из своих публикаций Герой Социалистического Труда, кандидат военных наук, участник Великой Отечественной войны, в 1943-45 годах он был даже командиром полка знаменитых «Катюш», генерал-лейтенант в отставке Михаил Маркович Коломиец. С 1963 по 1984 годы он был начальником специального управления по вводу в действие систем ПКО, СПРН и ПРО 4 ГУМО СССР. По его словам американцы советские радары ЗГРЛС за характерные звуки во время работы и мощные электромагнитные импульсы, которые регистрировались на американских ракетных базах, называли «Русскими дроздами». В других источниках советские ЗГРЛС американцы окрестили «Русскими дятлами». Однако не особенно важно, как наши сверхмощные радары были названы американцами. Главное, что США против наших огромных радиолокационных «птиц» построили в Норвегии в районе города Тромсе специальный огромный передатчик. На такие дела у США денег всегда хватало. Этот передатчик-глушилка с мощными электромагнитными импульсами создавал помехи, которые разрушающе действовали на ионосферу. Как только включался чернобыльский объект, тут же включался и передатчик в Тромсе. Но советские ученые делали боевой радар, который впоследствии можно было использовать и для мирных целей. А американцы своим дорогостоящим передатчиком попросту «гадили» в ионосфере. Поэтому вероятно американская «глушилка» могла быть одной из причин того, что «слепла» советская боевая ЗГРЛС. Ученые ломали голову, что происходит с радаром и его импульсами в ионосфере. Но думается, они нашли бы эффективное «лекарство» и против таких коварных действий, так сказать из-за угла, из соседнего государства. Советской разведке, возможно, трудно было предположить, для каких целей был создан в Норвегии в Тромсе огромный радиолокационный объект. Со временем, конечно, разобрались. Такое противодействие, по сути, было своеобразной радиоэлектронной войной в ионосфере. В свое время те же США возмущались, что чернобыльская ЗГРЛС, когда стала работать на излучение, буквально заглушила некоторые важные в США радиочастоты. Но это произошло не умышленно. Поэтому были изменены частоты работы советской ЗГРЛС. В то же время, сами США стали тайно пакостить в эфире. Но, впрочем, тогда шла между двумя супердержавами необъявленная «холодная война».

Однако Советского Союза больше нет. В угоду США опорочены многие достижения, в том числе так и не принятая на вооружение боевая система ЗГРЛС. Поэтому стоит привести старый журнальный материал полностью, чтобы показать читателям, что в 1991 году, накануне развала великой державы, один центральный военный журнал пытался не просто защищать создателей советской загоризонтной локации, а скорее объективно анализировать причины, почему была закрыта система боевых ЗГРЛС. Конечно, некоторые аспекты и вопросы в этом материале показаны в соответствии с требованиями военной цензуры того времени и редколлегии нашего журнала.

«Коммунист Вооруженных Сил» №3, февраль 1991 года. Рубрика: «Идеи. Реальность. Мы». Подрубрика: «Военная реформа: проблемы и суждения».

«В одиночку крепостей не берут» или почему была закрыта система загоризонтных РАС.

«Помещения огромного сооружения были заполнены всевозможной аппаратурой. Но ее состояние оказалось ужасающим. Многие блоки лежали на полу среди мусора, по углам и вдоль стен в беспорядке валялись всевозможные ящики, приборы, устройства. Некоторые изделия были разбиты, из них торчали обрывки проволоки, куски деталей. Этот разгром обнаружили военные юристы на таком важном оборонном объекте, как радиолокационная станция загоризонтного обзора...

«На вооружение не принимать...»

В начале 60-х годов американцы установили на Аляске, в Англии и Гренландии мощные локаторы. С помощью РАС они покрыли половину нашей территории радиолокационным полем. Стратегическое авиационное командование США также развернуло на 9 ракетных базах до тысячи межконтинентальных баллистических ракет типа «Минитмен». При этом преследовалась цель — первыми уничтожить советские баллистические ракеты и тем самым ослабить предполагаемый ответный удар. Угроза этого внезапного удара в условиях холодной войны висела над нашей страной как дамоклов меч. Достаточно эффективной системы противоракетной обороны практически не было. Поэтому и возникла необходимость создания такой системы предупреждения, которая оказалась бы способной в любое время, с высокой точностью обнаруживать внезапное ракетно-ядерное нападение с территории США. Представлено было немало проектов. Все они рассматривались и в управлении, которое возглавлял до недавнего времени генерал-лейтенант М. Ненашев. Выбор тогда был сделан в пользу детища главного конструктора Ф. Кузьминского, который через некоторое время стал еще и директором НИИ. Согласно его проекту создавалась система загоризонтной радиолокации, состоящая из двух мощных радаров. Они должны были обнаруживать за 6-10 тысяч километров старты ракет с американских военных баз. Весной 1971 года государственная комиссия рассмотрела и одобрила проект. Рекомендовалось начать его осуществление.

В 1975 году была построена первая РАС. Начались заводские испытания, которые велись несколько лет. Параллельно с ними шло сооружение локатора под Комсомольском-на-Амуре. Однако в ходе проверок станции под Чернобылем выяснилось, что некоторые тактико-технические данные значительно ниже расчетных. Они существенно влияли на вероятность обнаружения одиночных и небольших групп стартующих ракет. Началась доработка. Требования к испытаниям еще больше ужесточились. А к тому времени уже была сооружена вторая РАС. Она-то и стала вести опытное наблюдение за одним из полигонов. С него американцы периодически запускали ракеты по острову в Тихом океане. Целых три года продолжались испытания загоризонтных локаторов, но добиться желаемого так и не удалось. Оказалось, что электромагнитный сигнал, проходя через полярную ионосферу, затухал. Из десяти стартов одиночных баллистических ракет гарантированно РАС обнаруживала лишь часть. Неплохая эффективность была только по групповым стартам ракет. После этого состоялось несколько совместных заседаний государственной комиссии по приему вооружения, Госкомиссии по военно-промышленным вопросам.

Были высказаны полярные точки зрения относительно радиолокаторов. Так, главный конструктор Ф. Кузьминский доказывал, что и в таком виде система вполне справится со своими задачами, ведь массовый старт ракет обнаруживается достаточно эффективно. Против этих доводов выступили генерал-полковник Ю. Вотинцев, другие товарищи. Решался важнейший вопрос — принятие на вооружение системы, которой в недалеком будущем предстояло стать «электронными глазами» страны. Поэтому они утверждали, что не стоит делать поспешных выводов, надо дать главному конструктору возможность тщательно доработать свое детище.

В итоге разрабатывается обширная специальная программа. В ходе нее предполагалось провести доработку передатчика, других систем на РАС, расположенной под Чернобылем. А уж потом внедрять все новшества на другом локаторе, который в начале 80-х годов на основании соответствующего документа ЦК КПСС и Совета Министров СССР был поставлен в опытную эксплуатацию на боевое дежурство.

Трагедия главного конструктора

Для Кузьминского и его сподвижников это было очень напряженное время. Они настойчиво пытались разобраться в тайнах полярной ионосферы. Почему там происходит деление и затухание электромагнитного импульса? Как преодолеть коварное ее свойство — буквально пожирать энергию? Но в этот период с поста заместителя министра радиопромышленности уходит кандидат технических наук В. Марков. По словам генерал-лейтенанта в отставке М. Ненашева, Владимир Иванович своими решениями нередко тормозил деятельность отдельных конструкторов. Это негативно влияло на ход важных работ, порождало конфликты. И в конечном итоге министр радиопромышленности предложил Маркову оставить пост и вернуться на прежнюю должность. Так он стал директором НИИ вместо Ф. Кузьминского. Франца Александровича это перемещение вполне устраивало. Они были знакомы много лет. Главный конструктор надеялся, что, освободившись от директорского бремени, он сможет все силы сосредоточить на решении сложных научных проблем и доработать локатор.

Надеждам не суждено было сбыться. Как вскоре выяснилось, интересы главного конструктора и нового директора института оказались разными. Марков считал, что не стоит заниматься углубленными исследовательскими работами на экспериментальном и двух боевых локаторах, а достаточно лишь слегка подправить весь проект. Потом передать вооружение военным и считать свою миссию законченной.

Решения директора НИИ стали осложнять слаженную работу коллектива Кузьминского. На другие места переводились нужные специалисты, не отпускались своевременно материалы. Главный конструктор возмущался, пробовал повлиять на руководителя, стучался в различные высшие инстанции. Но перед ним была неприступная крепость. Более того. Партийный комитет научно-исследовательского института, рассмотрев жалобу главного конструктора, объявил ему, строгий выговор «за личную недисциплинированность, выразившуюся в систематическом невыполнении приказов директора». Сложно сейчас оспаривать это решение. Прошло с той поры уже немало времени. Только и сейчас Кузьминский продолжает считать, что партком пошел на поводу у Маркова. Вполне возможно, что главного конструктора хотели «загнать в угол» и тогда он перестанет бороться с директором и «выбросит белый флаг».

После партийного взыскания Кузьминский понял, что поддержки ему ждать неоткуда. Поэтому Франц Александрович, практически уже лишенный возможности нормально трудиться, решил уйти из НИИ. Но с таким расчетом, чтобы иметь возможность на новом месте заниматься прежней проблемой. Директор одного из научных институтов предоставил ему такую возможность.

– Очень жаль, что Кузьминский оставил пост главного конструктора, — отметил бывший председатель государственной комиссии по приему ЗГРЛС на вооружение генерал-полковник в отставке Ю. Вотинцев, — если бы за ним сохранилась возможность доработать свое детище, то он, наверное, своевременно смог бы это сделать.

Однажды Юрии Всеволодович стал свидетелем такого разговора. В то время главнокомандующий Войсками ПВО маршал авиации А. Колдунов спросил, что думает об этой РАС главный конструктор Ю. Бурлаков. Авторитетнейший ученый, мнение которого высоко ценится, заявил, что по одиночным стартам, вероятно, доработать систему не удастся. А вот по массовым она выдает самую объективную информацию. Подобное же мнение разделяют многие офицеры, которые эксплуатировали эти станции, сотрудники главного управления вооружений ПВО. Выходит, прав был Кузьминский, отстаивая свои предложения?

Парадоксально, но когда Кузьминский стал трудиться в нормальных условиях, то всего за восемь месяцев он смог аналитически оценить сложнейшую теоретическую проблему влияния магнитных импульсов полярной ионосферы на технические характеристики РАС и понять, что нужно изменить в аппаратуре загоризонтного радара. Успех окрылил опального ученого, и он обратился в Министерство радиопромышленности, в комиссию по военно-промышленным вопросам. Доказывал целесообразность своих новых предложений, говорил, что они помогут ускорить работы по доводке системы, нынешние работы на станциях бесперспективны и ведут в тупик. Но к мнению бывшего главного конструктора уже не прислушивались. Поэтому он пытается найти поддержку в Министерстве обороны. В свое время Маршал Советского Союза Д. Устинов заинтересовался его предложениями. Была создана межведомственная комиссия. Только ее выводы для Кузьминского оказались малоутешительными. По его словам, «власть имущие» остались безразличны к тому, как будет доработана система вооружения. Поэтому и были отвергнуты новаторские идеи. Вполне возможно, что комиссия попросту субъективно подошла к предложениям ученого.

Только и на этот раз Кузьминский не думал отступать, продолжал свои исследования. С одним из ближайших своих единомышленников проводит опытное моделирование функционирования РЛС в различных условиях, углубленно исследует прохождение электромагнитного импульса через полярную ионосферу. Результаты оказались весьма весомыми. Взяв их на вооружение, Кузьминский попытался опять заинтересовать руководителей ВПК. Посылал письмо тогдашнему председателю Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР. Но ему дали понять, что он напрасно тратит силы.

Надо отдать должное мужеству ученого, он и после этого не пал духом, продолжал трудиться. Еще два года напряженной работы. Проводил массу экспериментов, и весьма успешных. В результате пришел к пониманию многих физических процессов, связанных с функционированием боевой системы загоризонтной локации. Теперь он мог в нужном направлении повести доводку локаторов.

Очередное письмо Кузьминского пошло к председателю Государственной комиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам, министру радиопромышленности, главнокомандующему Войсками ПВО: «Я указал, что хотя и ушел из НИИ, но продолжал работать над темой загоризонтной радиолокации. Рассказал, какие необходимы меры по доводке вооружения». Однако на этот раз обращение ученого осталось вообще без ответа.

Справедливости ради следует отметить, что Владимир Иванович Марков после ухода Кузьминского даже расширил фронт работ по доводке радаров. Оказывал всяческое содействие новому главному конструктору. Наравне с выполнением прежней программы проводилось совершенствование аппаратуры РЛС, направленное еще и на обнаружение самолетов и морских целей. Как раз против подобных предложений Маркова и выступал Кузьминский. Он считал это тупиковым решением, которое помешает выполнению основной задачи — тщательной доводке РАС для обнаружения стартов баллистических ракет. Только, думается, еще во времена противостояния Кузьминского с Марковым было упущено драгоценное время.

Произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС. Из-за этого исследовательские работы на РАС, расположенной в районе аварии, были прекращены, Но оставался еще один объект под Комсомольском-на-Амуре. На его доводку, как отметили Ю. Вотинцев, В. Марков, требовалось еще 300 тысяч рублей. Но в связи с изменившейся международной обстановкой новое руководство в Министерстве обороны, главкомате Войск ПВО к этому времени уже утратило интерес к системе загоризонтной локации, деньги не были выделены. И в ноябре 1989 года из-за невозможности достичь на ней требуемых характеристик и эта РАС была снята с боевого дежурства и выведена из состава системы предупреждения о ракетном нападении. А аппаратура на одном из объектов этой станции по сути дела превратилась в груду металлолома. Трагедия главного конструктора, считает М. Ненашев, не только в разногласиях с директором института. Кузьминский пошел на создание боевого образца, не имея опытных данных прохождения электромагнитной энергии через определенные районы. Он просто не предполагал такого «предательского поведения полярной ионосферы». Когда же характеристики боевых радаров оказались ниже проектных, то он проявил нерешительность. Вполне вероятно, что главный конструктор попросту не хотел больше рисковать, решив глубже разобраться в сложных явлениях.

Рассказывая о трагической судьбе загоризонтных РАС, стоит остановиться еще и на роли некоторых ведомств, отвечающих за техническую политику в области вооружений.

О монополизме, паразитных структурах...

Десятилетиями наш народ был твердо уверен, что армия получает только первоклассное вооружение, которое рождается в результате дружной и согласованной работы конструкторов, научных учреждений, ведомств. Но лишь стоило чуточку приоткрыть плотную завесу секретности вокруг деятельности военно-промышленного комплекса, как оказалось, что там не все благополучно. Нередки случаи, когда огромные средства тратятся на вооружения сомнительного качества. Например, в 43-м номере «Недели» за 1990 год была опубликована беседа с первым заместителем главного военного прокурора генерал-майором Л. Заикой. В ней, в частности, указывается: «...в ходе проверки Главной военной прокуратурой Управления начальника связи Вооруженных Сил установлено, что с ведома некоторых начальников принята на вооружение и оплачена техника связи на 16,8 миллиона рублей, но ее качество не подтверждено результатами испытаний, а недокомплект ее составил еще сумму 20,6 миллиона рублей». Ну а загоризонтная локация вообще обошлась нашему народу примерно в сотни миллионов рублей, но так и не была принята на вооружение. К тому же один из ее объектов, по словам представителей Гохрана СССР, попросту разграблен.

Как считает генерал-лейтенант в отставке М. Ненашев, у нас сейчас немало инстанций, которые нередко создают неоправданные трудности конструкторам, заказчикам вооружения от Министерства обороны. Случалось, например, когда отдельные институты обходили заказчика и буквально протаскивали свои предложения через ВПК. Там работает немало конструкторов, и, разумеется, они оказывают своим коллегам всяческую поддержку. Не раз Михаил Иванович, другие товарищи пытались доказать абсурдность некоторых проектов, но в ответ следовало: они обсуждались авторитетными учеными и те не могли допустить ошибку.

Крайне примечательна в этом случае история с размещением под Красноярском мощной современной РАС. Именно за этот район ратовали некоторые специалисты из Министерства радиопромышленности, Генерального штаба. На заседании Государственной комиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам против этого решения высказались бывший тогда главнокомандующий Войсками ПВО маршал авиации А. Колдунов, генерал-полковник Ю. Вотинцев и генерал-лейтенант М. Ненашев. Они доказывали, что таким образом будет нарушен соответствующий договор с США, где говорится, что радары подобного класса государства обязуются размещать по границам национальной территории. Значит, нам надо строить РЛС по крайней мере, в районе Норильска. Но эти доводы не были приняты во внимание. Возобладала идея, что под Красноярском построить локатор проще и дешевле. И локатор был построен. Американцы, естественно, быстро определили, что советская сторона нарушила договор, и потребовали закрыть станцию. Ошибочное авторитарное решение в выборе места размещения важного государственного оборонного объекта привело к тому, что около миллиарда рублей, по сути дела, было выброшено на ветер.

– Все заказы, разработку вооружений, средства на эти цели, — говорил Михаил Иванович, — надо сосредоточить в одних руках, например, Генерального штаба.

Думается, что с этим нельзя не согласиться. Ведь оружие создается под определенную стратегию, для соответствующих целей. Кому, как не заказчику из Министерства обороны, а не различным ведомствам, производственным объединениям, как практикуется сейчас, распоряжаться и деньгами на вооружение. Не зря говорят, кто музыку заказывает, тот и платит. Но вот тут возникает еще одна проблема, которая в условиях рыночных отношений приобретает особую остроту и значимость.

Монополизм, думается, тоже в немалой степени проявил себя негативно в истории с ЗГРЛС. Разве мог бывший главный конструктор Ф. Кузьминский тягаться с Минрадиопромом, с новым руководством НИИДАРа? От опального ученого попросту отмахивались.

Как избежать этого в дальнейшем? Сейчас, как видно из тех фактов, которые приведены выше, наш оборонный комплекс дает досадные сбои в работе. Они оборачиваются колоссальными потерями для страны, Министерства обороны.

Конечно, обстановка в мире меняется к лучшему. Но означает ли это, что нашему государству не нужны армия и флот? В настоящее время из-за политических перемен в странах Восточной Европы практически прекратила свое существование ОВД, СССР лишился своих былых союзников, а блок НАТО сохраняет свои позиции. Очевидно, что в этих условиях Советскому Союзу крайне необходимы мощные Вооруженные Силы. Поэтому сейчас, в условиях военной реформы, сокращения ассигнований на оборону необходимо особенно бережно отнестись к деятельности ученых, военно-промышленного комплекса, перестроить их работу таким образом, чтобы каждый народный рубль на вооружение был оправдан. В этом случае, вероятно, какому-либо ученому не придется, как Кузьминскому, в одиночку приступом штурмовать ведомственные «крепости».

И еще. История с загоризонтными локаторами показала, что научные амбиции ученых, придерживающихся разных подходов, принципов в разработке вооружений, различного рода противостояния, подножки, человеческие антипатии — все это, в конечном счете, крайне негативно сказывается на динамике разработки необходимых армии современных вооружений, на обороноспособности страны. Разве можно допускать, чтобы талант, ум ученых больше тратились на передряги, нежели на дело, крайне необходимое государству? Государство, думается, обязано обеспечивать защиту научного поиска в оборонной сфере.

По фактам огромных потерь на объекте загоризонтного локатора под Комсомольском-на-Амуре ведут расследование органы военной прокуратуры. Редакция оставляет за собой право вернуться к проблеме, поднятой в данном материале. О результатах проверки мы сообщим читателям в одном из номеров журнала».

Вот такой материал был опубликован в №3 журнала Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота «Коммунист Вооруженных Сил». Мне, как автору материала, полагался один номер. Пришлось изворачиваться и доставать еще несколько. Лично передал по номеру журнала Францу Александровичу Кузьминскому, Эфиру Ивановичу Шустову, Юрию Всеволодовичу Вотинцеву, Михаилу Ивановичу Ненашеву. В секретариате редакции обещали еще отправить номер журнала по почте Владимиру Маркову, Валентину Стрелкину и другим. Обычно там так и поступали в отношении высокопоставленных руководителей даже тех, которые были уже не у дел. Мне звонили из НИИДАРа, благодарили за публикацию. Так же еще было несколько звонков от коллег журналистов из других военных ведомственных изданий, которые хорошо отозвались о публикации.

Прошла одна неделя после выхода журнала с материалом по ЗГРЛС, потом еще несколько. Больше ни какой реакции на публикацию не было. Складывалось такое впечатление, что она мало кого заинтересовала, и ее уже забыли. Ведь после февральского третьего номера журнала вышло еще несколько. И в них то же были острые злободневные материалы. Мне было даже как-то обидно, что столько времени потратил на материал, а в ответ такая довольно жидкая реакция. Словно это была рядовая заметка.

Через несколько недель позвонил бывший главный конструктор ЗГРЛС Франц Александрович Кузьминский, сказал, что прочитал материал с удовольствием, поблагодарил. Сказал, что болен и не мог раньше позвонить. Предложил еще вместе поработать над темой создания системы «Беркут» для ПВО Москвы. Тогда я не предполагал, что это был последний разговор с Францем Александровичем. Не то бы сразу после телефонного разговора поехал к нему и побеседовал под диктофон о знаменитом «Беркуте» и его создателях. Разговор с Кузьминский по новой теме оставил на потом из-за всевозможных больших и малых редакционных заданий. А летом 1991 года Франца Кузьминского не стало. Больное сердце не выдержало, в том числе и из-за чудовищных обвинений в газете «Советская Россия». В последующих публикациях, например, в «Красной Звезде» я указывал, что Франц Александрович умер в 57 лет. Однако это досадная ошибка. Он умер в 69 лет. На похороны на Троекуровском кладбище столицы пришел почти весь коллектив НИИДАРа. Не было только бывшего директора института генерал-лейтенанта в отставке Маркова, с которым покойный Франц Кузьминский был знаком много лет.

Еще откровенно сожалею о том, что не указал в публикации в журнале «КВС», что генерал-лейтенант в отставке Ненашев — Герой Социалистического Труда. Это звание он получил не к очередному юбилею, а за титаническую работу по созданию, приему на вооружение боевых систем для ПРО, СПРН, ПКО. И хотя Михаил Иванович принимал самое активное участие в подготовке материала, по моей просьбе читал его и правил, советовал, что еще добавить, с ним я больше не смог поговорить и узнать мнение заслуженного генерала, как отреагировали на эту публикацию в ВПК, Минобороны. Как на нее отреагировали в том же 4 ГУМО.

После звонка Кузьминского прошло еще несколько недель. Был уже апрель. На московских улицах и площадях вовсю кипели политические страсти. Почти каждый день проходили митинги, шествия, демонстрации. Демократические силы полным фронтом наступали на социализм, коммунистическую партию и ее Политбюро. Материал о ЗГРЛС уже забылся. Я занимался проблемой боевой подготовки в учебных мотострелковых и танковых частях. Съездил в командировку в Киевский военный округ в дивизии, расквартированные в Белой Церкви, Десне. Гарнизон в учебной дивизии в Десне попал в зону заражения во время Чернобыльской катастрофы. Огромные, красавицы корабельные сосны стояли с черными, мертвыми верхушками. Но за забором из колючей проволоки этого гарнизона гражданские люди получали льготы, а несколько тысяч военных с семьями их не имели. Собрал по этой проблеме материал, хотел его опубликовать в нашем журнале.

В мае вернулся в Москву. В редакции было на первый взгляд все как обычно. Начальник отдела предупредил, чтобы я не затягивал с подготовкой материалов из Киевского военного округа. Предстояла еще командировка на Дальний Восток. Поэтому засел за расшифровку диктофонных записей. После майских праздников, которые весьма бурно, даже с потасовками демонстрантов, прошли в 1991 году в Москве, по телефону позвонил мужчина. Он не представился, а сразу поинтересовался, как идут дела, как здоровье после командировки в чернобыльскую зону. Я как-то машинально ответил, что там не был, а был возле этой зоны, в учебной дивизии в Десне. Только после этого, не угадывая по голосу, кто звонит, поинтересовался, кто это печется о моем здоровье? На это мужчина ответил, что скоро узнаю, и тут же добавил, чтобы я больше не связывался с темой ЗГРЛС, мол, это может отразиться на моем здоровье и служебном положении. После этого в телефонной трубке раздались короткие гудки. Для меня это было полной неожиданностью. Если мне угрожают в таком виде, то значит, моя публикация достигла своей цели. Выходит не зря несколько месяцев копал эту тему. Решил, что обязательно подготовлю еще одну более расширенную публикацию по проблеме ЗГРЛС для одной из центральных газет или журнала. Использую в ней материалы расследования главной военной прокуратуры. А пока собрал в отдельную папку все материалы по загоризонтной локации и положил ее до поры в свой редакционный сейф. Разговор по телефону с неизвестным меня окончательно убедил, что проблема ЗГРЛС волнует не только меня, Кузьминского и его сподвижников из НИИДАРа. Есть в ней что-то такое, до чего я не смог докопаться. Поэтому решил и дальше собирать материал. Узнать, почему этими радарами заинтересовалось руководство Военно-морского флота, почему в «Советской России» было специально отмечено, что эту авантюру подбросили так же в ВМФ? На отдельном листке набросал примерный план дальнейших расследований по ЗГРЛС. Однако меня опередили коллеги журналисты более оперативные, но особо не вникающие в тонкости всех проблем ЗГРЛС.

Глава 10 «Новогодняя газетная «атака» на ЗГРЛС»

События августа 1991 года памятны всем россиянам и особенно жителям Москвы. Они довольно подробно освещены в средствах массовой информации, книгах. Однако в силу особой специфики военной организации государства, не так много известно, что в тот период происходило в Вооруженных Силах СССР, в самих войсках и различных военных организациях и структурах, особенно центральных. Возможно, что еще появятся исследования о последних днях знаменитого Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота (ГЛАВПУР). Старшее поколение хорошо знает, какую роль в войсках выполняла властная партийно-политическая вертикаль, которой управлял из центра ГЛАВПУР. Его руководители обязательно были членами Центрального Комитета КПСС. Начальник ГЛАВПУРа был непосредственно подотчетен ЦК КПСС и Политбюро и независим в решениях по своему ведомству даже от министра обороны.

В тот крайне сложный период истории государства досталось и нашему журналу «Коммунист Вооруженных Сил». Где-то в конце августа главный редактор генерал-майор Кошелев вызвал меня в свой кабинет и приказал поехать на авиабазу в подмосковную Кубинку. Там, мол, вновь назначенный главнокомандующий ВВС генерал-полковник Дейнекин устраивает прием для военно-морских атташе иностранных посольств в Москве и журналистов. При этом главный редактор сказал, чтобы я обязательно задал главкому, если получится, пару вопросов по военной авиации и внимательно посмотрел на его. Истинная подоплека этого задания открылась уже в Кубинке. А тогда просто хотелось вырваться в хорошую погоду в ближнее Подмосковье и еще раз побывать на знаменитой авиабазе Кубинка.

Точно в назначенное время несколько автобусов с журналистами отправились от главного штаба ВВС, который располагался в тот период в помпезном здании на Большой Пироговской улице в столице на авиабазу в Кубинку. Доехали довольно быстро. На Можайском шоссе поздним утром в августе 1991 года было не такое, как ныне, скопление автотранспорта. А в Кубинке нас ожидал настоящий праздник. Вначале многочисленных военных атташе и журналистов пригласили на специальную трибуну. С нее было хорошо наблюдать за показательными полетами боевых и транспортных самолетов, вертолетов. В перерыве между полетами, нового главкома окружили журналисты. Тогда мне удалось задать Петру Степановичу первый вопрос о перспективах развития ВВС. Главком, сам профессиональный военный летчик, довольно дельно рассказал о своем видении развития боевой авиации.

После полетов состоялась продолжительная пресс-конференция. Генерал-полковник Петр Дейнекин непринужденно отвечал на многие вопросы, в том числе и связанные с августовскими событиями в Москве. Тогда я задал генерал-полковнику второй вопрос. При этом сказал, какой печатный орган представляю. И опять главком ВВС на него ответил. После пресс-конференции главком пригласил всех журналистов в один из близ расположенных самолетных ангаров, чтобы в непринужденной обстановке отметить свое назначение. Во время перехода в этот ангар знакомая журналистка первого телевизионного канала из Останкино взяла меня под руку и доверительно сказала, что мой вопрос на пресс-конференции, да и вообще мое присутствие более чем неуместны. Мол, журнал «КВС» одиозен и против него уже готовятся какие-то санкции. После этого краткого разговора и совета журналистки искать работу в другом издании я понял, зачем меня послали на это мероприятие в Кубинку. Видно главный редактор хотел посмотреть на реакцию нового главкома ВВС, который поддержал в августе 1991 года Бориса Ельцина и вошел в его команду, даже не на вопросы, а скорее на факт присутствия в Кубинке журналиста из «КВС». Однако главком, который знал меня еще с 1989 года, доброжелательно ответил на вопросы майора из центрального журнала разгоняемого ГЛАВПУРа.

По приезду из Кубинки в столицу сразу же направился в редакцию. Не заходя в свой отдел, пошел в кабинет главного редактора, чтобы рассказать о словах тележурналистки и о самом приеме. На рабочем столе генерала Кошелева и на полу стояло несколько картонных коробок. Николай Александрович складывал в них какие-то бумаги, книги. Он кивнул на мое приветствие. И продолжал заниматься коробками. Потом словно что-то вспомнив, вопросительно посмотрел на меня. Не дожидаясь вопроса, я тут же рассказал о мероприятии, о том, что Дейнекин лично сказал, что будет сотрудничать с нашим журналом и только после этого передал информацию тележурналистки. Генерал Кошелев как-то мрачно и внимательно посмотрел на меня, а потом сказал, что его снимают с должности и пока неизвестна судьба самого журнала. Мое сообщение явно запоздало.

Однако журнал в августе 1991 года уцелел. Ограничились лишь переименованием издания в «Армию». Это название родилось в самом нашем коллективе. Издание получило статус центрального журнала Минобороны. Сохранил свою должность и главный редактор генерал-майор Кошелев. Тем не менее, уже при министре обороны РФ генерале армии Павле Грачеве в 1994 году рентабельный и популярный в войсках журнал «Армия» был закрыт. Практически все профессиональные военные журналисты, многие с огромным опытом работы, были уволены. Потом еще несколько лет в уже несуществующую редакцию журнала приходили из войск письма военнослужащих, гражданского персонала. В тот период я служил заместителем редактора отдела в газете «Красная Звезда» и сам видел сотни таких писем в закрытый, но по-прежнему популярный журнал.

В 1992 — начале 1994 года приходилось много ездить в войска в командировки и готовить немало различных публикаций по боевой подготовке и обучению военнослужащих. К теме по загоризонтной радиолокации, как-то не доходили руки. Да и сама эта проблема после августа 1991 года, казалось, уже не была актуальной. На государство и Вооруженные Силы нахлынули проблемы такой стратегической, глобальной величины, что по сравнению с ними перипетии ЗГРЛС были уж очень незначительными. Однако так только казалось. Уже в конце 1991 года в двух номерах 249 и 274 центральной с огромным тиражом газеты «Известия» были опубликованы сенсационные материалы корреспондентов Бориса Резника и Виктора Литовкина «Тайны «мертвого» объекта», в которых рассказывалось о вопиющей бесхозяйственности, допущенной чиновниками из Минобороны и Минрадиопром СССР. Из этих материалов следовало, что в тайге в районе поселка Большая Картель на произвол судьбы и разграбление брошен огромный военный радиотехнический объект. Охотники за драгоценными металлами варварски разбивают дорогостоящую аппаратуру в циклопическом сооружении. После прочтения этих материалов возникли мысли, что авторы явно не до конца разобрались в причинах, почему этот объект не охранялся армейскими караулами, да и вообще для какой цели он был создан. Эти материалы я положил в свой архив по ЗГРЛС. Руководству журнала предложил вновь вернуться к теме снятия с боевого дежурства загоризонтной системы. Доказывал, что в прессе идет открытая травля ЗГРЛС и ее создателей, которым просто не дали доработать сложное радиоэлектронное вооружение. Однако в тот период уже шло расследование по ЗГРЛС, которое после разоблачительных выступлений в «Советской России», других изданиях первый Президент СССР Михаил Горбачев поручил провести Генеральному прокурору Трубину, председателю КГБ Бакатину, министру обороны Шапошникову. Вот мне и порекомендовали воздержаться от дальнейших расследований по ЗГРЛС. Да, в общем-то, тогда нашему обновленному журналу публикации, которые могли вызвать ответную жесткую реакцию в центральной прессе, были не нужны. «Армии» такой материал был явно не ко времени, а в других изданиях в тот период по Вооруженным Силам и военно-промышленному комплексу активно публиковали лишь негатив. Так что негде было ответить на публикацию в «Известиях» объективным материалом по ЗГРЛС. К слову, в центральной газете Минобороны «Красная звезда» тоже ответили, что такая тема им не нужна. Вот появятся материалы расследования, тогда и опубликуем их. А так может создаться в обществе впечатление, что центральная военная газета защищает «честь мундира» Минобороны. Спорить и доказывать было бесполезно. Поэтому решил не спешить с публикацией. Собирать данные по теме боевой загоризонтной локации.

Однако газета «Известия» в свою очередь продолжила кампанию против ЗГРЛС и ее создателей. С сенсационными разоблачениями снова выступил член-корреспондент Российской академии наук Григорий Васильевич Кисунько, один из авторов первого разгромного материала. В 1992 году сразу после новогодних праздников 2 января, вероятно для того, чтобы как можно больнее ударить по создателям, был опубликован материал «Миллиарды, потраченные на чиновничьи амбиции» о якобы вопиющих злоупотреблениях при создании боевой системы ЗГРЛС. В этой публикации досталось на «орехи» уже не только бывшему заместителю министра радиопромышленности и директору НИИДАР Владимиру Маркову. Критиковался Герой Социалистического Труда, начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Обвинения были высказаны даже партийным и комсомольским работникам НИИДАРа, которые, по словам Кисунько, были несведущими в вопросах ЗГРЛС, но принимали угодные начальству решения. Сразу же приношу извинения газете «Известия», что без разрешения редакции и автора без изменения и корректировки публикую этот старый материал.

«Григорий Кисунько, член-корреспондент Российской академии наук

Миллиарды, потраченные на чиновничьи амбиции

Материалы наших корреспондентов Б. Резника и В. Литовкина под названием «Тайны «мертвого» объекта (№№ 249 и 274 за прошлый год), рассказывающие о вопиющих фактах бесхозяйственности, допущенных Министерством обороны и Министерством радиопромышленности СССР, которые бросили на произвол судьбы дорогостоящий военный объект, привлекли большое внимание.

М. Горбачев поручил Н. Трубину, В. Бакатину, и Е. Шапошникову тщательно разобраться в происшедшем и привлечь к ответственности виновных. Но пока результатов этого расследования нет.

В статьях «Тайны «мертвого» объекта», опубликованных в «Известиях», к сожалению, остались за кадром глубинные секреты станций загоризонтной радиолокации — этих вещественных памятников одной из военно-технических авантюр. И это неудивительно, так как на страже этих тайн под грифом липовой секретности стоит мощное кольцо круговой поруки.

Было бы ошибочно представлять эти факты только как бесхозяйственность на морально и технически устаревших, списанных или подлежащих списанию военных объектах. Наиболее скандальным является то, что в основу построения загоризонтной РАС «Дуга» были заложены подхваченные за рубежом бредовые, тупиковые научные идеи, и поэтому создаваемые объекты были изначально, как говорится, «не в дугу».

Они были мертворожденными из-за своей абсолютной неспособности выполнять возлагавшиеся на них задачи по обнаружению стартующих с территории США межконтинентальных баллистических ракет. И именно по этой причине, а не из-за мнимого «морального и технического старения», созданные ЗГРЛС не были приняты на вооружение и оказались в положении никому не нужных, заброшенных, бесхозных.

Заведомо бросовыми были затраты на создание ЗГРЛС. И как раз в них таится поистине Большой Миллиардный Грабеж государства, а не в транзисторах, выковыриваемых мальчишками из бесхозной аппаратуры, и даже не в деталях с драгметаллами, расхищаемых из нее взрослыми дядями и с инженерным образованием. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

Решения о создании ЗГРЛС готовились и принимались вопреки научно обоснованным предостережениям компетентных специалистов, а сами эти специалисты подвергались жестоким санкциям. Например, в управлении военного заказчика (ПВО) был с армейской скоростью уволен из Вооруженных Сил полковник-инженер Валерий Зинин за то, что выступил против этих станций. А вот в НИИДАРе начальству пришлось повозиться с главным конструктором надгоризонтных РАС А. Мусатовым. Его не только уволили из НИИ, но и из кадров Советской Армии, исключили из КПСС при поддержке сотрудников аппарата оборонных отделов МГК и ЦК КПСС Олега Белякова и Игоря Дмитриева.

В докладной записке, представленной в НТС института, Мусатов показал, что на ЗГРЛС эхо-сигнал от факела МБР будет в несколько тысяч раз слабее сигналов от помех и поэтому строить ЗГРЛС бессмысленно. Для рассмотрения этой записки было создано «бюро НТС», в которое вошли парторг НИИ, профорг, комсорг и другие несведущие в рассматриваемом вопросе, но угодные начальству лица, представители опытного завода. И это «бюро» единогласно — десять против одного Мусатова — высказалось за создание ЗГРЛС: дескать, американцы строят ЗГРЛС, значит, — и нам надо.

А американцы действительно «допустили» утечку информации будто приступают к созданию ЗГРЛС (проект ТиПи — Тэйлор проджект): передающая позиция на территории США и две приемные — на островах Кипр и Тайвань. Причем эта информация «подтверждалась» быстрым развертыванием работ на Кипре и Тайване.

Это дало повод директору НИИДАР В. Маркову и руководству управления военного заказчика развернуть целую программу строительства советских ЗГРЛС. А после повышения В. Маркова на должность заместителя министра ему не составило большого труда при поддержке представителя военно-промышленной комиссии при Совмине Горшкова и военного заказчика (ПВО) протащить предложения о создании ЗГРЛС на уровень постановления ЦК КПСС и Совмина СССР.

Между тем американцы, убедившись, что их идея бесперспективна, решили прекратить создание ЗГРЛС и передать построенные на Кипре и Тайване приемные центры службам радиоперехвата ЦРУ.

Предостережения, сделанные в докладной записке А. Мусатова, полностью подтвердились, когда по данным уже построенных ЗГРЛС разработчики представили материалы 44 проводок, якобы полученных при пусках баллистических ракет. Анализ показал, что это были «проводки» случайных выбросов помеховых сигналов. В связи с этим тогдашний начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Н. Огарков заявил на коллегии Минобороны, что принимать такие ЗГРЛС на вооружение нельзя.

Но и после этого В. Марков (от промышленности) и М. Ненашев (от заказчика) выступили с инициативой разработки эскизного проекта под шифром «Глобус», предусматривавшего создание сети ЗГРЛС путем развертывания новых, еще более громоздких и дорогостоящих объектов. Однако на этот раз не один только Мусатов, а вся оппонентская группа под его председательством, наполовину состоявшая из участников разработки ЗГРЛС, высказалась против «глобусного» продолжения «Дуги».

Впрочем, и это не смутило «загоризонтных» авантюристов: НИИДАР начал соблазнять «Дугой» ВМФ, и не исключено, что вскоре мы узнаем о новых мертвых «объектах», но теперь уже под военно-морским флагом. Большой грабеж продолжается!

Хотя уникальный коллектив НИИДАР, сформировавшийся на создании надгоризонтных РЛС дециметрового диапазона, с директорством В. Маркова начал переключаться в основном на пустопорожнюю тематику ЗГРЛС, А. Мусатову все же удалось сохранить небольшое подразделение на тематике надгоризонтной радиолокации. Этому способствовал уход Маркова на должность замминистра. Но затем он снова вернулся в директорское кресло НИИДАР, и начали обостряться конфликты между ним и Мусатовым, которые закончились не только расправой над талантливым конструктором, но и разгоном его наиболее квалифицированных помощников по разработке нового поколения РЛС, ориентированного на новейшие прогрессивные принципы и технологии.

Так было обезглавлено научное руководство создания новой РЛС в районе Гродно. В результате строительство этой станции, начатое в 1982 году со сроком окончания в 1987 году, превратилось в бессрочный долгострой, одна лишь строительная часть которого к началу 1990 года обошлась государству в 200 миллионов рублей. Это еще один кандидат в мертвые «объекты» под стать объектам ЗГРЛС.

Вот так авантюра с ЗГРЛС, кроме прямого материального ущерба государству, привела также к полному разрушению научно-технического потенциала в области разработок надгоризонтных РЛС дециметрового диапазона. Как раз того диапазона, в котором работают все РЛС систем предупреждения о ракетном нападении США. Между тем как наши РЛС СПРН тиражировались в метровом диапазоне, на порядок более уязвимом, в том числе и к ионизационному ослеплению ядерными взрывами в околоземном космосе.

Но «Дуга» — это только часть того насаждения абсурдов, которое врубилось в проблематику ПРО и СПРН с приходом «чрезвычайного комиссара» В. Маркова. Безусловно, конкурс идей, проектов, программ в науке и технике крайне необходим и очень полезен, но когда один человек обладает сразу несколькими титулами и должностями — заместитель министра — генеральный директор ЦНПО — технический руководитель ЦНПО — начальник Научно — тематического центра — председатель межведомственного НТС по ПРО и СПРН, — ни о какой научной состязательности речи быть не может.

Монополист, обладатель пышных титулов использовал их при поддержке оборонного отдела ЦК КПСС, военно-промышленной комиссии и Минрадиопрома как мандат от имени этих органов на бесконтрольный беспредел в агрессивно-комиссарском командовании научно — технической политикой в области ПРО и СПРН.

Думаю, такой беспредел отзовется для нас потерями еще не одного миллиарда рублей народных денег и десятками других мертворожденных «сверхсекретных» объектов.

Григории Васильевич КИСУНЬКО. Родился в 1918 году, участник Великой Отечественной войны. Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда, конструктор первых отечественных зенитно-ракетных систем и противоракетных комплексов. Автор ряда научных монографий.»

Нет смысла комментировать этот материал. Все предыдущие главы этой книги опровергают его положения и высказывания. Однако еще в январе 1992 года откровенно покоробило явно какое-то пренебрежительное отношение автора к тем, кто принимал решения по созданию ЗГРЛС. Это, дескать, делалось руками несведущих в этом деле, но угодных начальству, парторга НИИДАР, профсоюзного и комсомольского (ВЛКСМ) организаторов и других представителей научно-технического совета института. Это уже в материале был явный перехлест. В таких институтах, как НИИДАР, на руководящие партийные должности в советское время подбирались, как правило, технически грамотные люди. Иначе они не смогли бы не то, что руководить, а даже просто ужиться в многотысячном научном и творческом коллективе. Поэтому нужно было обязательно лично убедиться, действительно ли так некомпетентны, указанные в публикации функционеры, которые принимали важные технические и организационные решения. Однако секретарь партийного комитета НИИДАР Вячеслав Борисович Маклецов, который был в составе того НТС, уже перешел на другое место работы. Несмотря на все мои попытки в 1992 году так и не удалось связаться и поговорить ни с Маклецовым, ни с другими членами научно-технического совета НИИДАР периода создания боевой системы ЗГРЛС. Да и время тогда в стране было смутное. Многие старались не вспоминать о своей деятельности в недавний советский период, которую открыто критикуют в центральной российской печати. Как бы чего не вышло.

С бывшим секретарем партийного комитета НИИДАР Вячеславом Маклецовым удалось встретиться только в 2007 году. От моих друзей из НИИДАР он узнал, что я пишу документальную книгу-расследование о ЗГРЛС. В один из жарких июльских дней по приглашению Вячеслава Борисовича приехал к нему на дачу, расположенную примерно в 60 километрах от московской кольцевой дороги. После поста секретаря парткома НИИДАР Вячеслав Борисович в течение многих лет занимал внушительную должность в ЦНПО «Вымпел». Был заместителем генерального директора, а затем и вице-президентом нынешнего ОАО «МАК «Вымпел». Естественно, я ожидал увидеть на садовом участке внушительных размеров дом. Однако все садовые строения были весьма и весьма скромные. Так что хозяин участка никак не тянул на лавры одного из коррупционеров, которые втянули, по мнению авторов публикаций в «Советской России», «Известиях» и других изданиях, государство в авантюру с ЗГРЛС и, естественно, кое-что поимели от потраченных гигантских средств. Это именно о нем писалось в газете, что «несведущий» парторг принимал «угодные» для начальства решения по строительству ЗГРЛС. Поэтому я привожу дословно беседу с Маклецовым, чтобы читатели сами разобрались в технической подготовке парторга крупного оборонного научного центра.

Распечатка диктофонной беседы с бывшим секретарем партийного комитета НИИДАР Вячеславом Борисовичем Маклецовым.

– Вячеслав Борисович, в какой период вы работали в НИИ-ДАРе и какие должности занимали?

Я пришел в НИИДАР в сентябре 1964 года на должность ведущего инженера-конструктора НИО-4. Если не возражаете, я начну с самого начала моей трудовой биографии.

В 1958 году я окончил Московский автомеханический институт (МАМИ) и по распределению был направлен на работу в НИИ-10 инженером-конструктором в конструкторское бюро института. Эта работа, как я потом понял, предоставляла возможность хорошо изучить и понять деятельность тематических и отраслевых подразделений. При этом участвовать в процессе изготовления и испытаниях создаваемых изделий, хорошо узнать производство, понять его возможности, приобрести умение работать с заказчиком, узнать реальные эксплуатационные требования. Такую школу я прошел в НИИ-10, где, пройдя весь этап разработки и изготовления, в последние годы работы исполнял обязанности заместителя главного конструктора по конструированию изделия «Гурзуф» для военно-морского флота. Участвуя в разработке конструкторской документации радиотехнических комплексов, я в то время ощущал недостаток специального радиотехнического образования. Без отрыва от работы закончил двух годичное обучение на факультете автоматики и телемеханики МЭИ. Будучи членом ВЛКСМ, активно участвовал в общественной работе, неоднократно избирался секретарем комсомольской организации КБ, а в 1963 году был принят кандидатом в члены КПСС.

Завершив успешно все виды испытаний изделия «Гурзуф» и передав документацию для изготовления на серийный завод в Ростов-на-Дону, я, по определенным веским обстоятельствам, перешел на работу в НИИДАР. Опыт, приобретенный в НИИ-10, позволил мне быстро включиться в работу коллектива конструкторов. В 1967 году был назначен начальником лаборатории, а в 1970 году, создав совместно с заместителем главного конструктора ЗГРЛС 5Н77 Теребковым В.А. специализированный конструкторский отдел по разработке общестанционной и конструкторской документации, был назначен заместителем начальника этого отдела. В 1977 году был назначен начальником конструкторского отдела, который занимался, в том числе и разработкой документации на антенно-фидерные устройства в интересах всех систем, создаваемых в НИИДАРе. Участвуя в монтаже аппаратуры, многократно бывал в командировках на объектах и смежных предприятиях, включая Кубинку, Чернигов, Николаев, Днепропетровск, Гомель, Комсомольск-на-Амуре. Больше всего был на объектах загоризонтной радиолокации. Мне посчастливилось наблюдать первые обнаружения пусков ракет и самолетов на РАС под Николаевом.

В декабре 1964 года был принят в члены КПСС, неоднократно избирался секретарем партбюро конструкторского НИО, членом парткома и председателем партийной комиссии при парткоме. В 1978 году был избран секретарем парткома НИИДАР, проработав там до декабря 1982 года, когда был переведен в ЦНПО «Вымпел».

НИИДАР создавался на базе завода № 37 (механического). Затем его производство было переориентировано на изготовление и разработку радиотехнических устройств. С этой целью на предприятие были переведены целые коллективы из 108 института и КБ-1. В результате был создан крупный научно-исследовательский институт с опытным заводом, получивший в дальнейшем название НИИДАР. В то время, о котором мы говорим, НИИДАР представлял собой огромное предприятие, где работало около 10 тысяч человек, из которых коммунистов было более 2-х тысяч. Практически, это было два предприятия — собственно институт и опытный завод, способный выпускать серийную продукцию радиотехнического назначения, со своим директором, формально подчиненным директору НИИДАР. В целом это был сложный коллектив, с непростыми внутренними взаимоотношениями. В институте было три основных тематических подразделения, возглавляемые главными конструкторами Сосульниковым Владимиром Пантелеймоновичем, Мусатовым Александром Николаевичем и Кузьминским Францем Александровичем. Отраслевые подразделения и опытный завод одновременно выполняли работы всех главных конструкторов. Проводимые работы, были заданы постановлениями ЦК КПСС и Правительства СССР. Создавались сложные и дорогостоящие радиотехнические комплексы, имевшие важнейшее значение для укрепления обороноспособности страны. Поэтому НИИДАР находился под пристальным контролем Минрадиопрома, Военно-промышленной комиссии, Минобороны и оборонного отдела ЦК КПСС. Соответствующее отношение было и к партийной организации НИИДАР со стороны вышестоящих партийных органов.

Партийному комитету НИИДАР были предоставлены права райкома КПСС в части приема в партию и рассмотрению персональных дел коммунистов. Секретарь парткома и два его заместителя избирались на конференции партийной организации НИИДАР. Но в то же время, считались штатными работниками Районного комитета партии города Москвы и там получали зарплату. Это создавало возможность быть независимыми от руководства предприятия и, соответственно, объективными в своей работе. Секретарь парткома был номенклатурой оборонного отдела ЦК КПСС, и после избрания проходил утверждение в этом отделе. В то время заведующим оборонным отделом ЦК КПСС был Сербии Иван Дмитриевич, старейший и мудрый руководитель, с твердым и жестким характером. В отделе тогда работали В.Ф. Федоров, В.И. Шимко, О.С. Беляков, а заместителем заведующего был Н.Н. Детинов. Все они с большим опытом работы в научных и партийных организациях, высокопорядочные и грамотные специалисты. Давая согласие на мое назначение секретарем парткома, они, безусловно, брали на себя ответственность перед заведующим, и мне было понятно их волнение. В строго назначенное время Иван Дмитриевич принял меня в своем кабинете. Он попросил меня коротко изложить свою биографию, сделав упор на трудовую и общественную деятельность, а также мое представление о роли и месте партийной организации в НИИ. Затем он зачитал мне краткую, всего в четверть печатного листа, объективку о состоянии дел в НИИДАРе и сложной обстановке внутри коллектива предприятия. Многое мне в то время было известно, но форма изложения, соответствующие формулировки и выводы меня поразили. Я задумался. На это обратил внимание Иван Дмитриевич и спросил: «Ну что секретарь, не страшно брать на себя эту работу? Ты должен понимать, что на секретаре парткома лежит такая же ответственность за сроки выполнения работ, расходование финансовых и материальных ресурсов, кадровую политику, как и на директоре предприятия, а за состояние морально политического климата в коллективе даже большая, чем у директора. И помни, что спрос с члена партии всегда выше, чем с беспартийного и от вашей слаженной совместной работы, во многом будут зависеть успехи коллектива». Я ответил, что меня избрали мои товарищи, на их помощь и поддержку я очень рассчитываю. Про себя же подумал, что уже сложившиеся прекрасные отношения с Кузьминским, еще до назначения его директором, и сохранившиеся впоследствии, были гарантией нашей дружной и слаженной работы, что в дальнейшем и подтвердилось. Сказал, что трудностей я не боялся и раньше, думаю, что сумею справиться и теперь. Ему ответ понравился, он пожал мне руку, поздравил с избранием и, проводив до приемной технического секретаря, дал указание записать мои телефоны и связывать меня с ним в любое время. Пожелал успехов в работе, сказал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь и поддержку работников его отдела. После этого я зашел в кабинет Детинова, где меня уже ждали Беляков и Шимко. Им я кратко доложил, как прошло собеседование и чем оно закончилось. Зная строгость, высокую требовательность Сербина они облегченно вздохнули и обратили внимание на то, что впервые так успешно закончилось собеседование и мне даже была предложена личная помощь. Уверен, что Иван Дмитриевич и работники его отдела уже имели обо мне полную информацию и заранее дали согласие на утверждение меня в должности секретаря крупнейшей партийной организации важного оборонного предприятия. Они уже были убеждены в моей компетенции и способности организовать работу.

Так прошло мое назначение на должность секретаря парткома.

– А почему именно к Вам так отнесся влиятельный партийный чиновник Сербии?

В первую очередь из-за значимости проводимых работ в институте, я так думаю. В НИИДАРе научная деятельность проводились по трем важнейшим для страны направлениям — СПРН, СККП и ПРО. Было уже принято на вооружение несколько РЛС, созданных коллективом института. Проводились работы по созданию систем на принципах загоризонтной радиолокации, которые в случае положительного завершения, обеспечили бы значительный выигрыш во времени обнаружения стартов ракет вероятного противника — практически в момент запуска. Это обеспечивало возможность своевременного нанесения ответного удара. Пропадал эффект внезапного нападения, а неотвратимость возмездия минимизировала саму возможность ракетно-ядерной войны.

В то же время, в НИИДАРе периодически возникали конфликты в коллективе, а также между партийным и административным руководством. Оборонному отделу ЦК, приходилось вмешиваться. По этим причинам ко мне, я думаю, и было такое внимание.

– Ведь для компетентного решения разногласий, споров по научно-техническим проблемам необходима соответствующая подготовка, опыт. Были ли они у Вас? Ведь те же «Известия» в январе 1992 года сообщали, что парторг НИИДАРа не сведущ в вопросах ЗГРЛ.

Ну, начну с того, что автор статьи в газете меня в глаза не видел, но обвинил в некомпетентности. Для меня, как одного из руководителей НИИ ДАР, а потом МАК «Вымпел», досадно, что так написала уважаемая газета.

По положению, секретарь парткома входил в состав НТС предприятия (только он, а не комсомольский секретарь и профорг, как изложено в газетной публикации). Это было вызвано в первую очередь необходимостью иметь полное представление о сущности работ, научных проблемах и путях их решения. В свою очередь, в состав парткома входили те же учёные и специалисты НИИДАР, которые избирались на партийной конференции. Они профессионально рассматривали любые вопросы, в том числе касавшиеся научной и производственной сферы. А секретарь парткома, если сам не был ученым, опирался на мнение конкретных специалистов. Иначе и быть не могло. В противном случае неквалифицированный в вопросах радиолокации парторг просто не смог бы нормально работать в таком сложном научно-производственном коллективе, как НИИДАР.

А вот в вопросах партийной дисциплины, кадровой политики, контроля выполнения работ, мобилизации коллективов на решение поставленных задач секретарь парткома должен был быть на боевом коне. Так я и старался поступать, работая освобожденным секретарем парткома НИИДАР. Это отступление я сделал сознательно, уж больно искажается теперь роль КПСС в науке и производстве. В партии на руководящих постах было много достойных людей. Но впрочем, если откровенно, и на партийной работе встречались всякие товарищи.

Вопросы загоризонтной радиолокации и связанные с ней проблемы обсуждались в НИИДАРе постоянно. Проходили заседания НТС, разного рода совещания с привлечением широкой научной общественности. Все сходились на перспективности проведения этих работ. Споры сводились к одному, возможно ли в настоящее время создание боевого средства. Достаточно ли получено научного и практического материала для этого. И было принято решение о создании опытного образца ЗГРЛС 5Н77. Мне повезло, я очень часто присутствовал при этих обсуждениях и сразу стал приверженцем этого нового направления в радиолокации. Только после назначения Кузьминского главным конструктором эти работы приобрели конкретную зримую направленность. Великолепный организатор, талантливый ученый, человек, обладавший необыкновенным трудолюбием и высокой внутренней культурой, Александр Александрович быстро сумел создать коллектив единомышленников, преданных, как и он, работам по созданию ЗГРЛС. На созданном под его руководством опытном образце были получены первые обнадеживающие результаты. В тот период появилась информация о попытках создания подобных станций и в США.

После многократного рассмотрения и обсуждения на НТС предприятия, в ВПК, Минрадиопроме и Минобороны было принято решение о создании боевого образца, одновременно продолжая работу и на опытном. Главному конструктору Кузьминскому было поручено разработать эскизный проект боевой станции 5Н32 и провести его защиту. Используя все свои способности ученого-организатора, проявляя заботу о подчиненных, Александр Александрович в кратчайшие сроки завершил совместно с коллективом и успешно защитил этот эскизный проект. Мне, как заместителю Теребкова (по причине его болезни), приходилось принимать участие во всех совещаниях, проводимых главным конструктором. Вот тогда Александр Александрович предложил мне стать его заместителем по конструированию и возглавить работу по написанию целой книги (впервые, всегда были только разделы) эскизного проекта по конструктивным особенностям изделия 5Н32. Книга нашим коллективом была написана и принята, а от должности заместителя главного конструктора я тогда отказался и предложил на это место начальника конструкторского НИО. Я считал, что используя свои административные возможности, этот человек принесет гораздо больше пользы, а я и так всегда готов работать. При написании эскизного проекта главным конструктором была создана деловая, творческая обстановка. Ввиду того, что в процессе обсуждения тех или иных материалов далеко не всегда присутствовало полное единодушие, были созданы условия, когда каждый мог высказаться, обосновать свою точку зрения и только тогда принималось решение. Работы ежедневно заканчивались глубоко за полночь. Главный конструктор периодически устраивал небольшие перерывы, во время которых всегда появлялся чай, кофе и бутерброды. Пустячок, но приятно! Требуя от починенных полной отдачи сил в работе, он и сам был примером большого трудолюбия, порой на грани самопожертвования. Особенно это проявилось после инфаркта, случившегося у него прямо на объекте из-за огромных перегрузок и работы практически без отдыха, порой круглосуточной, в полном смысле слова на износ. После реанимации Александр Александрович был отправлен самолетом (был организован спецрейс) в Москву в ЦКБ Минздрава РСФСР. Как только его состояние здоровья стабилизировалось, а до полного выздоровления было еще далеко, он стал упрашивать врачей со свойственной ему настойчивостью отпустить его на работу. И тогда под наблюдением специально выделенного врача и обещание создания щадящего режима работы его отпустили. На работе, в кабинете, а не в санатории проходила, как положено в таких случаях, его реабилитация. Вот тогда в кабинете директора (к тому времени он уже был директором НИИДАР) было установлено, специально приобретенное авиационное кресло, которое при необходимости быстро превращалось из рабочего, в кресло для отдыха.

На что я еще хотел бы обратить внимание. Кузьминский, став директором, используя свои организаторские и буквально дипломатические способности быстро нормализовал обстановку в коллективе института и организовал слаженную работу по направлениям всех трех главных конструкторов. Он всегда с уважением относился к работе парткома, правильно понимал роль и возможности партийной организации и умело использовал это в работе. Конечно мне, как секретарю парткома, доставляла огромное удовольствие дружная и слаженная работа с руководством предприятия. Все это не могло не сказаться на результатах. Так Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26.09.1979 года коллектив предприятия за заслуги в создании средств специальной техники был награжден орденом «Трудового Красного Знамени», многие работники получили правительственные награды.

Но не все проходило так гладко. В начале 80-х годов в работах по ЗГРЛС и РАС «Волга» обозначились серьёзные трудности. Начали срываться сроки. И в этот сложный период я был поставлен в известность, что на место директора к нам вновь назначается, освобожденный от должности заместителя министра радиопромышленности Владимир Иванович Марков. И что самое интересное, Кузьминский добровольно согласился уступить должность директора. Он, вероятно, рассчитывал на помощь Маркова и возможность больше уделять времени работам по 5Н32. Как же он ошибался. Если бы он в то время посоветовался со мной, другими товарищами мы, зная характер и натуру Владимира Ивановича, попытались бы Кузьминского отговорить от такого шага. Еще работая заместителем министра, Марков весьма беспардонно вмешивался в работу директора НИИДАР. Особенно это проявлялось, когда Кузьминский находился в командировках. Владимир Иванович занимал кабинет директора и через своего помощника, которого он привозил из министерства, вызывал руководителей как научных, так и других подразделений, давал им указания и принимал порой административные решения, не согласовывая их с действующим директором и главным конструктором.

Так что Марков не только был в курсе всех дел, но и сам часто принимал решения, особенно в области работ по ЗГРЛС. Однако сама форма этого участия, особенно в отсутствии Кузьминского, не укрепляла авторитет директора, а создавала эффект двоевластия, что недопустимо в таких сложных коллективах как НИИДАР. Кузьминский, после назначения Маркова директором, оказался в еще худшем положении, чем остальные главные конструктора института. Дав ему почетную должность заместителя директора по науке, Марков вывел из его подчинения тематические подразделения, включая Николаевский филиал, лишив тем самым Кузьминского всех административных рычагов управления коллективом.

Как раз в тот период в нашем коллективе резко обострились отношения с одним из главных конструкторов Александром Николаевичем Мусатовым. В газете «Известия» он показан как активный борец против боевых ЗГРЛС, считая их строительство бессмысленной аферой. Дескать, бюро НТС, куда вошли парторг, профорг, комсорг и другие угодные начальству люди, специально разбиралось с Мусатовым. Все высказались против критических замечаний этого талантливого ученого и его предостережений относительно боеспособности ЗГРЛС. А потом из-за конфликта с директором НИИ Марковым, связанным, якобы, опять же с ЗГРЛС, с Мусатовым вообще расправились.

Позволю себе заметить, что это не совсем так, вернее, совсем не так. Действительно, Мусатов критиковал работы, проводимые в институте, кроме, конечно, своей. Начал требовать переброски всех ресурсов на его направление, требовал повышенной зарплаты для работающих по его тематике. Однако он не получил здесь поддержки у нового директора Маркова. Поле этого Мусатов просто перестал выполнять его приказы и указания, игнорировал решения партийного комитета, вовлек ряд подчиненных подразделений и сотрудников в открытое противостояние с руководством института. Возникла угроза дестабилизации обстановки на предприятии. Неоднократные беседы с Мусатовым, рассмотрения состояния дел на партийном комитете не изменили положение. В то же время, само состояние дел по тематике Мусатова было далеко не в лучшем состоянии. Срывались сроки разработки, заявленные ранее главным конструктором характеристики станции не удавалось реализовать, резко возрастала стоимость РАС.

В интересах сохранения целостности института, улучшения морально-психологического климата, обеспечения управляемости в этих сложных условиях, после многократных обсуждений было принято решение рассмотреть персональное дело коммуниста Мусатова. Это было поддержано районным и городским комитатами партии. В процессе рассмотрения, а также ещё до его начала, Александру Николаевичу неоднократно предлагалось прекратить свою разрушительную деятельность, а весь коллектив подчинённых ему подразделений мобилизовать на работу по созданию РЛС «Волга». Он отказался. Решение об исключении Мусатова из партии было принято не только одним партийным комитетом НИИДАР. Оно утверждалось во всех вышестоящих партийных структурах. Не возражали против этого и в Минобороны.

Кроме того, было ещё одно обстоятельство, компрометировавшее Александра Николаевича. Используя его, при желании, в те времена можно было поставить жирный крест на карьере любого человека, в первую очередь коммуниста. Надо отдать должное, Марков им очень тонко воспользовался в своих интересах.

После этого Мусатова уволили из армии, освободили от должности главного конструктора направления и уволили из НИИДАРа.

Честно говоря, для меня долгое время оставалось загадкой поведение Мусатова. На его место был назначен новый главный конструктор. Специалистов, которые ранее работали с Мусатовым по созданию РЛС «Волга», никто не разгонял, как пишет газета. Коллектив в конечном итоге довел до ума этот мощный надгоризонтный радар. Вероятнее всего, конфликт с Мусатовым произошел из-за того, что он сам в какой-то мере осознал, что не в состоянии обеспечить выполнение работ в установленные сроки и с обещанными им же характеристиками. Вот и стал сутяжить. Но жизнь продолжалась, и нужно было дальше работать.

У меня сложились очень хорошие служебные отношения с руководством Минрадиопрома, что во многом облегчало работу. В конце 1982 года заместитель министра радиопромышленности Олег Андреевич Лосев и генеральный директор ЦНПО «Вымпел» Юрий Николаевич Аксенов предложили мне перейти на вышестоящую должность. Я дал согласие. Приказом министра радиопромышленности я был назначен заместителем генерального директора ЦНПО «Вымпел» и покинул НИИДАР.

Уже позже, мне стало известно, что Ф.А. Кузьминский обратился в новый партийный комитет и к новому секретарю парткома с просьбой разобраться и оказать помощь в сложившейся ситуации по ЗГРЛС и во взаимоотношениях с директором НИИДАР Марковым. Но партком был уже другим, а секретарь парткома попал под полное влияние не терпящего инакомыслия Маркова. Вместо детального рассмотрения положения дел, была проявлена однобокость и руками парткома Кузьминский, вместо помощи, получил строгий выговор и вынужден был уйти с предприятия в 1983 году. Но почему-то по этому решению пресса молчала.

А что примечательного Кузьминский сделал для своих сотрудников в Николаевском филиале НИИДАР?

Прежде всего, по его инициативе и под его руководством был создан этот филиал. Александр Александрович добился выделения средств на строительство добротного здания института на окраине Николаева, жилых домов и великолепной гостиницы вместо старых армейских казарм. В кратчайшие сроки, под руководством Кузьминского, все это было построено и введено в эксплуатацию. Это происходило на моих глазах и с моим личным участием. Кузьминский умело использовал возможности партийной организации. Он всегда привлекал меня к участию во всех работах и совещаниях, а я как мог всегда оказывал ему поддержку и помощь.

Почему Вы, уже состоявшийся инженер, конструктор согласились стать партийным чиновником?

В молодости, когда я еще начинал работать инженером, ко мне обратился один старейший работник НИИ-10, очень уважаемый мной человек, участник войны, честный и принципиальный человек А.А. Анашкин. Он предложил дать мне рекомендацию в партию. Я стал отказываться, ссылаясь на то, что в партию идут одни карьеристы, а я этого не хочу. Тогда он объяснил просто, вот ты, честный и порядочный человек, неплохой инженер, таким образом, уступаешь место в партии проходимцам. А вот ты и тебе подобные придите в партию и восстановите ее доброе имя. На меня это подействовало, и я согласился. Этот случай помню всю жизнь. Но для этого нужно занимать всегда активную позицию. И вот, когда мне было сделано предложение, стать секретарем парткома, я конечно не отказался. Тем более что переходил не в аппарат партии, а на временно избираемую должность, не отрываясь ни от коллектива, где я работал, ни от самой работы.

Я знал и видел возможности влияния секретаря парткома на состояние дел в институте. Предоставлялась возможность, выходить для решения серьёзных вопросов на более высокие уровни, а также оказывать более существенное влияние на процессы, происходящие на предприятии. Мне эта работа нравилась, я ее понимал, у меня еще раньше сложились хорошие отношения с Александром Александровичем Кузьминским. Мне нравился его стиль руководства, уважительное и внимательное отношение к подчиненным, его трудолюбие, честность и порядочность. Я хорошо знал не один год весь состав партийного комитета, все они были моими товарищами по работе, высококвалифицированными специалистами. На их помощь и поддержку я очень рассчитывал, и как оказалось, не ошибся. А также я понимал, что у меня всегда оставалась возможность вернуться на прежнее место. Я никогда не был карьеристом. Если мне предлагали работу, которую я знал и понимал, то всегда соглашался. Мне дважды впоследствии предлагали стать директором НИИ, но я отказался, так как считал себя недостаточно подготовленным для этой должности.

В целом я очень доволен своей трудовой биографией. Знал очень много умных и хороших людей, со многими из которых посчастливилось вместе работать. У меня всегда была живая и интересная работа.

– По вашим словам выходит, что партийный комитет НИ-ИДАР поддерживал тематику ЗГРЛ? А как вы можете охарактеризовать отношения, сложившиеся у Кузьминского с Марковым?

Да, партийный комитет единодушно поддерживал в работе директора и главного конструктора Кузьминского Ф.А., также как и работы других главных конструкторов. Во-первых, все работы, проводимые в институте, были заданы постановлениями ЦК и Совмина, а во-вторых, члены партийного комитета сами, будучи хорошими специалистами, участвовали в создании систем и прекрасно были информированы о положении дел в институте.

С Марковым у Кузьминского отношения сложились ещё со времён совместной работы в КБ-1. Причём эти отношения были весьма своеобразными. Иногда их можно было назвать дружескими, но в значительной степени они зависели от состояния дел в институте, а также от других, одному только Маркову понятных факторов. Так, придя директором в НИИ-ДАР в 1963 году, Марков пригласил Кузьминского на должность главного инженера и заместителя директора по науке. Затем, некоторое время держал его в подвешенном состоянии. Не без участия Маркова, уже в ранге заместителя министра радиопромышленности, Кузьминский назначается начальником тематического НИО и главным конструктором по загоризонтной тематике. Это был достаточно мирный и спокойный период в их отношениях. С подачи того же Маркова в 1975 году Александр Александрович был назначен еще и директором НИИДАР. Но как только появлялись трудности в работе, ситуация резко менялась. Особенно это проявилось после освобождения Маркова от должности заместителя министра и возвращения его в кресло директора НИИДАР в 1981 году.

Мне было известно, со слов очевидца, что когда они возвращались в Москву в одной машине с тяжелого совещания в Солнечногорске, Марков обратился к Кузьминскому со словами: «Признайся Франц Александрович, что это ты неправильно выбрал место дислокации Черниговского объекта, что и отразилось на его плохой работе». На что Кузьминский с недоумением возразил, что ведь мы вместе, включая заказчика, выбрали место дислокации, с целью закрытия дыры в радиолокационном поле страны. После этого разговора Марков резко изменил свое отношение к Кузьминскому. Ему необходимо было выбрать крайнего.

Я обратил внимание, что когда все складывалось благополучно Марков, как и мы все, называл Кузьминского Александром Александровичем. Как только возникали проблемы или трудности, он тут же начинал называть его Францем Александровичем (как указано в паспорте). По этому фактору мы мгновенно узнавали об их отношениях и обстановке вокруг ЗГРЛС. Еще примечателен один запомнившийся мне эпизод, который произошёл после возвращения Маркова в НИИДАР.

Как-то Александр Александрович зашел ко мне в партком и, переговорив, я вышел в коридор его проводить. Прощаясь, мы подали друг другу руки. В это время мимо нас, сделав вид, что не замечает, быстро прошел Марков. А на следующий день при встрече он заявил, что возмущен моим поведением, я не должен был протягивать руку Кузьминскому и принимать его в парткоме. На это я ответил, что мы с Кузьминским много лет работали вместе и всегда были друзьями. А теперь, только из-за того, что у вас испорчены отношения, я не должен ему подавать руку? Нет, Владимир Иванович, так дело не пойдет. Вы первый перестанете меня уважать за это. Он пристально посмотрел мне в глаза и, думаю, мы тогда оба поняли, что не сможем сработаться. Марков привык, чтобы ему все безоговорочно подчинялись, а тут какой-то секретаришко посмел иметь свое мнение.

И конечно Владимир Иванович не возражал при переводе меня в ЦНПО «Вымпел». Выжив в противоборстве с Мусатовым, Марков не хотел, чтобы в НИИДАРе партком возглавлял относительно независимый секретарь.

– Некоторые специалисты утверждают, что Кузьминского буквально подталкивали к тому чтобы он выставил на государственные испытания еще сырую систему. При этом на доработку аппаратурного комплекса требовались еще как минимум 1,5-2 года. Так ли это?

- Да, так было реально. Наш институт попал в тот период в довольно сложную ситуацию. К новой РАС Мусатова из-за того, что ее стоимость по данным экспертов значительно возрастала, а обещанные характеристики не находили подтверждения, руководители заметно охладели. Постановка на боевое дежурство первой, уже построенной боевой ЗГРЛС задерживалась из-за сложных научно-технических проблем.

Директору НИИДАР Маркову надо было как-то себя проявить, доказать, что он на этом посту справляется лучше Кузьминского. Я участвовал практически во всех совещаниях по ЗГРЛС. Сам видел, как настойчиво Марков, ещё будучи заместителем министра, подталкивал главного конструктора СПРН Владислава Георгиевича Репина к испытаниям чернобыльской ЗГРЛС. При этом Кузьминский не возражал. Да и как он мог постоянно возражать начальнику, которому был непосредственно подчинен. А потом эти испытания показали, что огромный радар не может работать с заданным качеством. В тот период для Кузьминского наступили «черные дни». Он попал в крайне сложное положение. Общую негативную ситуацию вокруг ЗГРЛС обостряла еще и позиция директора института. Нужно было, как можно больше проводить экспериментальных работ, накапливать статистический материал, дорабатывать программы, проводить много кропотливых научных исследований. И, как говорят, «учить» видеть радиолокатор. Но интереса у Маркова к такого рода работам не было, и он не поддерживал Кузьминского в этих вопросах. Даже наоборот, любая инициатива Кузьминского, любые его действия встречались в штыки директором института. Кроме того, в силу своего характера, Марков не мог терпеть рядом с собой сильную, авторитетную и относительно независимую личность. Главный конструктор попал в положение, в котором, неся ответственность за громадное направление работ, он практически ничего не мог сделать.

– Но все же. Если бы Францу Кузьминскому дали время, то смог бы он доработать всю боевую систему ЗГРЛС?

–Думаю, что на этот вопрос никто не ответит достоверно. Но, на мой взгляд, в тот период значительно улучшить показатели функционирования системы ЗГРЛС мог только сам главный конструктор Франц Александрович Кузьминский. Только он. Я твердо уверен, что если бы Кузьминского не отстранили, а дали возможность плодотворно работать, то мы бы в этом направлении радиолокационной техники продвинулись бы значительно дальше. Были бы впереди всех стран мира. Ведь Кузьминский смог к созданию ЗГРЛС привлечь очень значительные ресурсы. Да, в общем-то, и Мусатов не был откровенным противником ЗГРЛС. Он, по-видимому, просто хотел перетянуть все ресурсы и силы на свой проект. Вот и делал демарши против загоризонтного направления в НИИДАРе. К этому руку приложили и извечные конкуренты нашего института из РТИ АН СССР.

По моему мнению, Кузьминский в своем научно-техническом поиске был прав. Думаю, что это направление будет развиваться и дальше. Возможно, что через некоторое время появятся мощные ЗГРЛС, работающие на дальностях до 10 тысяч километров. Не потерять бы накопленные с таким трудом знания и опыт, чтобы не начинать потом всё с начала».

Вот такая интересная беседа прошла у меня с якобы некомпетентным, как сообщала газета «Известия», бывшим секретарем парткома НИИДАР. Эта беседа разоблачает еще один газетный миф по ЗГРЛС о том, что решения по их созданию принимали дилетанты — парторг, комсорг, профорг и другие несведущие, но угодливые начальству лица. Как раз парторг и его команда были профессионалами. Тогда почему появилось это ложное обвинение в непрофессионализме ответственных за создание боевой системы ЗГРЛС руководителей в НИИДАРе, Минрадиопроме, Минобороны? Кто-то очень настойчиво, руками известно ученого и конструктора Кисунько, который был не в ладах в свое время с заместителем министра радиопромышленности Марковым, пытался окончательно через известные российские газеты опорочить отечественные работы по загоризонтной радиолокации. Но кому выгодно это делать? Что за силы воздействовали на общественное мнение в государстве в отношении ЗГРЛС? Во всяком случае, меня очень сильно задела публикация в газете «Известия». Для себя решил, что буду и дальше собирать материал по боевой загоризонтной системе и по возможности вновь опубликую объективный материал. Ведь, откровенно говоря, Франца Кузьминского просто вынудили уйти из НИИДАР. Позднее я смог достать на этот счет весьма интересные документы.

Глава 11 «Предновогодняя реабилитация Кузьминского»

В конце ноября 1993 года мне в редакцию журнала неожиданно позвонил знакомый полковник из аппарата Начальника Вооружения Вооруженных Сил РФ. Он сообщил, что из НИИДАРа к ним пришло приглашение на научно-техническую конференцию. Не осмыслив до конца услышанное, я в ответ хмыкнул в трубку, мол, ну и что, мало какие конференции проходят в этом институте.

– Да ты не перебивай, — ответил полковник, — а вначале прослушай название конференции.

Информация меня удивила и озадачила. Конференция называлась «Становление и развитие отечественной загоризонтной локации». В приглашении было указано, что посвящена она памяти главного конструктора направления Кузьминского Франца Александровича.

– Ну и дела, — примерно так тогда я подумал, — ведь еще три года назад в российской демократической прессе публиковались буквально клеветнические материалы о создателях боевой системы ЗГРЛС. От Франца Кузьминского отвернулись в Минобороны, Минрадиопроме, Правительстве. Он умер, так и не смог никому ничего доказать. Ученому и конструктору не поверили. А спустя всего два года после его кончины в НИИДАРе организуется официальная научно-техническая конференция по реабилитации ученого, на которую приглашаются представители всех вышеуказанных инстанций. Не фарс ли это?

– А когда будет проходить эта конференция? — спросил я своего знакомого.

– В приглашении сказано, что в декабре, — ответил полковник и добавил, — а тебя не приглашают? Ведь ты один в период травли в государстве загоризонтной локации выступил в печати в ее защиту.

Однако мне приглашение на конференцию не присылали.

– Всякое бывает, — подумал я про себя, — может, в организационной суете забыли, или просто не учли мою скромную персону?

Долго не раздумывая, позвонил по телефону в приемную директора НИИДАРа Александра Александровича Трухманова. Секретарша выслушала мою просьбу соединить с директором, спросила, по какому поводу я к нему обращаюсь, и попросила немного подождать. Видно проконсультировавшись с кем-то, оно сказала, что директор очень занят и мне позвонят относительно приглашения на конференцию. Однако никто так и не позвонил. Жаль, конечно, что не побывал на той конференции. Но что поделаешь, раз в институте посчитали целесообразным меня не приглашать. Это право организаторов. Уже в сердцах махнул рукой на эту конференцию и на НИИДАР в придачу. По горло было других забот. Однако спустя три месяца мне позвонил охранник из вестибюля здания «Красной Звезды» и сказал, что мне какая-то женщина принесла пакет. На нем написано, что это материалы конференции из НИИДАРа. Действительно, в пакете оказались семь объемных материалов с выступлениями военных, ученых на научно-технической конференции, посвященной памяти главного конструктора Франца Александровича Кузьминского. Откровенно говоря, чтение этих материалов особого удовольствия не доставило. Не зря говорится в народе, что дорога ложка к обеду. Этим материалам сразу после конференции цены бы не было. Одно выступление заместителя председателя научного совета по комплексной проблеме распространения радиоволн академика Мигулина могло бы заставить вздрогнуть клеветников ЗГРЛС от прессы. На основании этих выступлений, самого факта проведения конференции, на которой поднимались на щит достижения в отечественной загоризонтной радиолокации, уже было затоптанные лживыми публикациями, реабилитировалось после травли имя главного конструктора Франца Кузьминского, можно было действительно написать объективный материал о великом научном поиске, о людях, о конструкторе, деятельность которого достойна самых высших похвал и наград. Но организаторы конференции посчитали почему-то, что лучше ее провести кулуарно. Вполне вероятно, что на это были какие-то веские причины. Например, в приказе директора НИИДАР во втором пункте указано создать оргкомитет из 9 человек. А в пункте 4 говорится: «члену оргкомитета А.С. Пальцеву в обеспечение работы конференции разработать план режимных мероприятий по плану конференции». Ну, а режим штука весьма своеобразная, которая определена многими законами и инструкциями по государственной и служебной тайнам. Возможно, что и по этой причине конференция была для узкого круга специалистов.

Однако оргкомитету надо отдать должное в определенной смелости при подготовке конференции. Ведь с момента открытой травли боевой системы ЗГРЛС и непосредственно главного конструктора прошло всего пара лет. Из НИИДАРа материалы рассылались по многим инстанциям, в которых весьма неоднозначно, а порой и одиозно в тот период оценивали создание системы ЗГРЛС и работу Франца Кузьминского. Влиятельные силы вполне могли прихлопнуть эту конференцию, или организовать в прессе еще большую травлю создателей боевых ЗГРЛС. Однако оргкомитет не побоялся в рассылаемом информационном сообщении отметить:

«1. Планируемая научно-техническая конференция посвящается светлой памяти крупного ученого и организатора нового направления в отечественной радиолокации — главному конструктору Кузьминскому Францу Александровичу.

Бессменно находясь на посту главного конструктора, Франц Александрович посвятил себя созданию загоризонтных радиолокационных средств, научному обоснованию их ТТХ, управлению процессами производства, развертывания загоризонтных систем на объектах, всесторонним испытаниям и фундаментальным исследованиям явлений, связанных с получением радиолокационной информации на межконтинентальных дальностях.

Организованные и проведенные Францем Александровичем блестящие эксперименты по лоцированию за горизонтом различных объектов не имеют известных нам аналогов в мировой науке и до настоящего времени служат базой и источником научных, конструкторских и технологических изысканий и работ продолжателей и учеников главного конструктора.

2. Цели конференции

Обсудить отечественный опыт создания загоризонтных систем, результаты экспериментальных исследований явлений, сопутствующих процессам сверхдальней локации космических, воздушных и морских объектов.

Обобщить фундаментальные научные результаты, полученные отечественными учеными и инженерами в ходе создания загоризонтных радиолокационных средств и наметить пути решения научных проблем, не нашедших своего решения до настоящего времени.

Поделиться воспоминаниями о совместной работе и трудах с главным конструктором направления Кузьминским Ф.А».

После окончания конференции 24 декабря 1993 года ее участники в 16.00 выехали на Троекуровское кладбище в Москве и возложили цветы на могилу Кузьминского Ф.А. Это отмечено в распорядке работы научного мероприятия. Но об этом я узнал только спустя несколько месяцев. Наверное, на могиле ученого и конструктора произносились слова о его научной и технической одаренности, смелости и вообще выдающимся способностям. Может быть, звучали слова, что без таланта Франца Кузьминского Россия не добилась бы таких успехов в новой и перспективной области радиолокации. И это по праву. Но если бы мне тогда хотя бы сообщили о поездке на кладбище, то оставил бы в стороне текущие дела и приехал бы посмотреть на то, как и какие воздаются почести Кузьминскому. Этому бы не помешал даже особый, кулуарный режим проведения конференции. Может быть, удалось сфотографировать, как опальный главный конструктор реабилитируется всего через два года после смерти. В России ведь уже стало национальной традицией так поступать с наиболее талантливыми и одаренными соотечественниками.

Так что в тот период материалы научно-технической конференции в НИИДАРе без особой пользы просто пополнили мой архив по ЗГРЛС. А вот спустя 14 лет они вновь оказались на рабочем столе, и я стал решать, как их использовать в документальной книге-расследовании. Конференция видно не случайно ее организаторами была позиционирована, как научно-техническая. Ученые народ дотошный, любящий опираться на достоверные факты, математические выкладки. В переданных мне отпечатанных на стандартных листах бумаги выступлениях на той конференции буквально в каждом абзаце формулы, цифры, диаграммы, научные термины. Не специалисту в них трудно разобраться. Эти материалы скорее подошли бы для научно-технического издания. Думается, не стоит научными выкладками и формулами перегружать повествование о трагедии и триумфе отечественной загоризонтной локации. Поэтому решил размещать в книге некоторые выступления на той уже ныне забытой конференции в сокращенном виде, не влезая в дебри научно-технических терминов и выводов. Тем не менее, и эти сокращенные материалы весьма интересны потому, что показывают глубину научного поиска в неизученной области знаний.

«Радиофизические парадоксы загоризонтной локации»

В. Акимов, Ю. Калинин, В. Стрелкин, Э. Шустов «В загоризонтной локации на больших дальностях, соизмеримых с радиусом Земли, плазменных следов стартующих баллистических ракет происходит структурно простая последовательность радиофизических эффектов. Ее несколько условно можно разбить на относительно независимые этапы: излучение первичной волны, распространение радиоволн вдоль по трассе, рассеяние радиоволн на предполагаемой цели и на других неоднородностях трассы (пассивные помехи), распространение радиоволн в обратном направлении, регистрация сигнала на фоне сигналов от других радиотехнических средств коротковолнового диапазона (активные помехи). Эта радиофизическая картина была подтверждена многолетними исследованиями, как отдельных этапов процесса, так и реализацией процесса в целом. При этом для каждого из перечисленных этапов были построены частные радиофизические модели и проведены частные эксперименты.

При конструировании загоризонтных локаторов, предназначенных для работы на сверхдальних трассах, предполагается использовать эффект Доплера для того, чтобы осуществить селекцию движущейся цели (избавиться от мощных пассивных помех), подобно тому, как это делается в традиционной надгоризонтной локации. На ранних этапах развития загоризонтной локации проводились специализированные модельные газодинамические исследования структуры высотного следа баллистической ракеты. Исследования подтвердили опубликованные в мировой научной литературе результаты, состоящие в том, что след состоит из ряда фрагментов (головная ударная волна, участок расширения, зона турбулентного перемешивания). Из них часть имеет более высокую плотность заряженных частиц, чем окружающие среда-ионосфера, а часть — более низкую.

Более сложной оказалась задача расчета характеристик взаимодействия радиоволн с различными фрагментами следа. Фактически эта задача так и не была решена с достаточной для загоризонтной локации полнотой. Это обусловило проведение масштабных экспериментов по локации следа баллистической ракеты, как в зоне прямой видимости, так и на дальности одного скачка. По техническим причинам данные эксперименты осуществлялись при таком взаимном расположении средств локации и следа ракеты, которое соответствует облучению движущейся ракеты сзади. При этом радиоволновые пакеты прежде, чем достичь областей следа примыкающих к корпусу самой ракеты и, следовательно, движущихся со скоростью самой ракеты, проходили через более далекие области, покоящиеся относительно ионосферы или движущиеся в направлении противоположном движению корпуса ракеты. Тем не менее, спектральный анализ отраженных сигналов свидетельствует о том, что в спектре отраженного сзади сигнала существенная часть принадлежала компонентам, чей сдвиг по частоте соответствовал скорости движения самой ракеты. Ожидалось, что при переходе ко второму этапу экспериментов, в которых след ракеты с больших дальностей лоцировался бы спереди. Такое наличие в спектре отраженного сигнала компонент сдвинутых по частоте на величину, определяемую скоростью движения корпуса ракеты навстречу фронту первичной волны, сохранится. Однако этого не произошло. Парадокс ситуации состоял в том, что скорости, определяемые двумя разными методами — по доплеровскому смещению несущей радиолокационного сигнала и по изменению задержек сигнала — оказались неравны. Для ситуаций, в которых фаза сигнала имеет единственное значение при любых значениях частоты и времени, два упомянутых метода определения скорости цели соответствуют двум различным вторым смешанным производным фазы, как функции частоты и времени. Неравенство друг другу смешанных производных представляет собой формально-математическое выражение парадокса неравенства скорости цели определяемой по несущей и по огибающей радиолокационного сигнала.

Почему при локации из задней полусферы летящей ракеты рассеянная волна приобретает сдвиг частоты, соответствующей скорости движения самой ракеты, а при локации с передней полусферы сдвиг частоты существенно меньше? Ответ на этот вопрос можно было бы найти, предположив наличие разной роли поверхностного и объемного рассеяния радиоволн при различных ракурсах облучения следа. Однако эти гипотезы не смогут объяснить отсутствия подобного различия в скорости изменения задержки импульсов.

В заключение следует отметить, что целый ряд радиофизических парадоксов связан с нелинейными эффектами скачковых и скользящих волновых пакетов. Сигналы кругосветного эха также обладают рядом свойств, которые с трудом поддаются интерпретации. Можно смело утверждать, что отмеченные парадоксы являются, и будут являться мощным стимулом к исследованию свойств радиосигналов на протяженных радиолокационных трассах, включая ситуацию наличия искусственных ионосферных неоднородностей».

«Опытно-теоретический метод оценки характеристик сложных систем вооружения и его применение при решении задач загоризонтного обнаружения»

А. Шаракшанэ доктор технических наук, профессор, лауреат Государственной премии, генерал-майор в отставке. С. Козлов, доктор физико-математических наук, старший научный сотрудник, подполковник запаса. «Во второй половине 50-х годов на вооружение страны стали предлагаться некоторые системы, которые в дальнейшем получили название сложных. Наиболее типичными из них являются системы противоракетной обороны (ПРО) и предупреждения о ракетном нападении (СПРН). Главными отличительными чертами таких систем от других были невозможность их натурных испытаний в полном объеме на соответствие требованиям тактико-технического задания (ТТЗ), большая сложность в построении подобных систем и практически автоматизированное принятие решений (технических, политических). Все это потребовало разработки принципиально новых подходов к испытаниям таких систем и оценке их тактико-технических характеристик (ТТХ).

Первые идеи в данном направлении были высказаны и разработаны в управлении анализа одного из казахстанских полигонов Минобороны СССР, которое возглавлял в те годы полковник А. Шаракшанэ. Основное внимание уделялось решению двух вопросов: оценке характеристик сложных автоматизированных систем вооружения и проверке правильности работы программно-алгоритмического комплекса. Исследования проводились в интересах систем ПРО («Алдан», А-35) в период 1957-1961 гг. Большую роль в данной работе сыграли Г. Кононенко, И. Железнов, Ф. Евстратов, В. Васенев. В дальнейшем новый подход к испытаниям сложных систем авторы назвали опытно-теоретическим.

В 1961 году создается Специальный НИИ МО. Его основными задачами были разработка методологии испытаний и прием на вооружение систем ПРО и СПРН. Развитие и совершенствование опытно-теоретического метода связано именно с этим институтом, которым руководил генерал-лейтенант, доктор технических наук, профессор И. Пенчуков. В ЦНИИ были окончательно разработаны и обоснованы принципы отработки математических моделей.

Со временем в ЦНИИ начало развиваться новое направление опытно-теоретического метода, связанное с созданием комплексных испытательных моделирующих стендов (КИМС) для разных средств и элементов систем ПРО и СПРН. В отличие от испытаний, основанных на использовании главным образом математических моделей, КИМСы должны были применяться только на самих боевых узлах с полным использованием аппаратуры и комплекса программно-реализованных алгоритмов узла. Главная задача, решаемая с помощью КИМСов — имитация целевой обстановки и сигналов от целей, что позволяло в конечном счете вести испытания в реальном масштабе времени с максимальным привлечением технических средств объектов.

Новая проблема, возникшая в ЦНИИ в начале 70-х годов, была связана с загоризонтной радиолокацией (ЗГРЛС) стартов баллистических ракет с территории США (в рамках создания СПРН). Загоризонтная радиолокация, предназначенная для обнаружения запусков БР, когда они выходят на высоты более 100 км, безусловно, должна была сыграть положительную роль в рамках общей системы ПРН. Работа системы ЗГ РЛС предусматривалась в коротковолновом диапазоне радиоволн. Причем сама система «подстраивалась» под непрерывно изменяющиеся условия распространения радиоволн. Основные особенности использования опытно-теоретического метода относительно ЗГРЛС заключались в необходимости решения следующих задач:

– определения объема и условий исходных данных для последующей калибровки математических моделей с учетом значительной зависимости ТТХ от геофизических условий;

– обоснование принципов переноса экспериментальных оценок, полученных для РЛС в г. Николаеве, на боевые трассы;

– обоснование принципов моделирования массового старта БР с территории США;

– оценка достоверности результатов моделирования по определению ТТХ ЗГРЛС.

Создание теоретической модели помеховой и радиофизической обстановки для ЗГРЛС КВ-диапазона представляется весьма сложной задачей. Поэтому был использован КИМС, реализуемый на вычислительных средствах самих боевых объектов, который давал реальный помеховый и радиофизический фон. В конечном счете, были разработаны два вида моделей: автономная математическая модель, использование которой проводилось в вычислительном центре Специального НИИ Минобороны; КИМС, внедренный на узлах в городах Чернобыль и Комсомольск-на-Амуре. Достоверность результатов моделирования определялась с учетом трех факторов: адекватность созданных математических моделей описываемым физическим явлениям и процессам; точность исходных данных, включая самые разнообразные экспериментальные результаты, формируемые до начала испытаний; количеством реализаций на моделях.

Создание всего комплекса моделей потребовало использование последних достижений науки того времени в различных областях знаний. В этом отношении необходимо отметить коллективы ученых ИЗМИРАН (директор академик РАН Мигулин В.В.), НИРФИ (директор доктор физико-математических наук, профессор Гетманцев Г.Г.), НИИДАР (директор и главный конструктор ЗГРЛС Кузьминский Ф.А.), ИПГ (директор академик Федоров Е.К.). Среди ученых различной ведомственной принадлежности, внесших заметный вклад в решение проблемы в целом, следует упомянуть Шустова Э.И., Евстратова Ф.Ф., Козлова СИ., Васенева В.Н., Дубровского Н.Ф., Карлова М.Н., Лидлейна Г.А., Калинина Ю.К., Стрелкина В.Н., Ручкина А.Н., Алебастрова В.А., Акимова В.Ф., Заморина И.М., Богданова О.М., Когана В.А., Ватолло В.В.

Поученные результаты по натурным экспериментам, а также при проведении моделирования позволили, в конечном счете, с достаточной достоверностью оценить ТТХ созданных узлов ЗГРЛС по обнаружению запусков БР с территории США. Не останавливаясь на деталях и частностях, здесь мы отметим лишь несколько, на наш взгляд, наиболее важных результатов:

1. Оба боевых узла трудно использовать в СПРН с целью обнаружения одиночных и групповых стартов БР.

2. По своим ГФУ и РФУ чернобыльский узел хуже восточной РАС, так как часть трассы распространения радиоволн проходит через субполярную ионосферу.

3. Боевой узел в г. Комсомольске-на-Амуре может быть достаточно надежно использован в СПРН в качестве независимого от всех остальных средств системы источника информации о массовом налете БР. В этом плане физические и технические принципы, положенные в основу разработки ЗГРЛС, следует признать оправдавшими себя. В ряде случаев будет наблюдаться ухудшение некоторых ТТХ узла из-за состояния ионосферы по трассе распространения КВ-радиоволн, которая в целом характеризуется как среднеширотная».

«Исследования искусственно модифицированной ионосферы на комплексе загоризонтной радиолокации в г. Николаеве».

В. А. Алебастров, д.ф.-м.н., директор Украинскогорадиофизического института

A.M. Куликов, руководитель группы Украинского

радиофизического института

Ю.А. Романовский, к.ф.-м.н., старший научный сотрудник,

зав. отд. Института прикладной геофизики

имени академика Е.К. Федорова

«В настоящее время для исследований и мониторинга ионосферы используется широкий круг радиофизических методов, основанных на взаимодействии КВ-УКВ излучений с ионосферной плазмой. К наиболее распространенным методам относятся методы вертикального и наклонного КВ-зондирования, реализованные в аппаратурных комплексах ионосферных станций, с помощью которых получен основной объем имеющихся данных о состоянии и регулярных вариациях ионосферы. Возможности этих исследований существенно ограничиваются невысокими техническими характеристиками этих средств.

В то же время, в последние годы возникла необходимость изучения нестационарных процессов в ионосфере, тонкой структуры ионосферной плазмы, локальных неоднородных образований и других явлений и процессов, которые не могут быть исследованы в полной мере с помощью указанных комплексов. Это, в частности, относится к исследованиям искусственно модифицированной ионосферы, свойства и характеристики которой могут существенно изменяться при воздействии мощного радиоизлучения, запусков изделий ракетно-космической техники, при проведении в ионосфере экспериментов активного типа и др.

Эффективным средством для осуществления исследований нестационарных локальных явлений и образований в естественной и искусственно модифицированной ионосфере могут быть станции загоризонтной радиолокации (ЗГРЛС), обладающие мощным потенциалом и высокими характеристиками системы приема и обработки сигнала. Это, в частности, было убедительно продемонстрировано при проведении с помощью ЗГРЛС в г. Николаеве исследований ионосферы в естественных условиях, а также при воздействии мощного КВ-радиоизлучения и мощных наземных взрывов.

Авторами и их коллегами в период 1987-90г.г. с использованием указанной ЗГРЛС была выполнена программа исследований модифицированной ионосферы при создании искусственных плазменных образований (ИПО). Метод ИПО широко используется для изучения динамических и плазменных процессов в ионосфере. В основном ИПО применяются в качестве трассеров процессов в ионосфере при наблюдениях оптическими методами. При этом теряется значительная часть информации об особенностях изменений ионосферы, вызванных созданием ИПО, и процессах в ионосфере и в самом ИПО, не наблюдаемых оптическими методами. Зондирование ионосферы и ИПО с помощью ЗГРЛС позволяло получать дополнительную информацию о модификации ионосферы.

Основные задачи программы исследований состояли в следующем:

– анализ спектрально-энергетических характеристик сигналов обратного рассеяния (СОР) и сигналов возвратно-наклонного зондирования (ВНЗ);

– изучение по измерениям СОР и ВНЗ структуры и динамики ИПО на разных высотах и при различных способах их создания;

– исследования взаимодействия ИПО с ионосферой;

– изучение особенностей взаимодействия мощного КВ-излучения с «сильными» плазменными неоднородностями;

– анализ эффективности диагностики и контроля методами КВ-зондирования искусственной модификации ионосферы.

В программе экспериментов осуществлялись комплексные исследования ИПО, которые проводились с использованием бортовых измерительных средств, обеспечивающих прямые измерения параметров ИПО, а также с привлечением наземных оптических и радиофизических измерительных комплексов. В экспериментах ИПО создавались с помощью пиротехнических генераторов и плазменных ускорителей стационарного и импульсного типа, которые устанавливались на метеорологических ракетах MP-12 и МР-20, запускавшихся с полигона Капустин Яр и с борта научно-исследовательского судна в Норвежском море.

В активных экспериментах, образование ИПО производилось на высотах 130-180 км. При применении пиротехнических генераторов создавались крупномасштабные ИПО — т.н. искусственные ионные облака — с размерами от сотен метров на начальной стадии до десятка километров на заключительной фазе их образования. При использовании стационарных плазменных ускорителей при инжекции плазмы с борта ракеты образовывалось протяженное ИПО вдоль траектории ракеты. В ряде экспериментов для изучения особенностей взаимодействия мощного КВ-радиоизлучения с ИПО на ракете устанавливалось радиоприемное устройство, которое регистрировало излучение станции. В этом случае предусматривалось непрерывное излучение станции на одной из частот.

Особенности характеристик СОР при зондировании искусственных облаков на расстоянии — 1100 км от РЛС в зоне прямой видимости иллюстрируются данными эксперимента с созданием с помощью пиротехнического генератора одного ионного облака, в котором было создано 5 облаков вдоль траектории ракеты. Как следует из этих данных, о возникновении ИПО свидетельствует значительное на 40-50 дб возрастание амплитуды сигнала СОР, причем увеличенные значения СОР регистрируются в течение более 30 минут. Верхнюю временную границу регистрации ИПО определить не удалось из-за преждевременного прекращения зондирования на станции. Амплитудные вариации СОР характеризуются регулярными периодическими замираниями на 10-20 дб, свидетельствующими об изменениях структуры ИПО. Распад облака на множество мелких неоднородностей и его расслоение, обычно хорошо наблюдаемое по данным оптических наблюдений при локации ИПО, на ЗГРЛС проявляется в возникновении квазишумового характера СОР. При образовании в эксперименте нескольких ионных облаков создание каждого облака сопровождается возрастанием амплитуды СОР. Затем происходит уменьшение СОР на ~ 20 дб и этот уровень сигнала поддерживается в течение нескольких десятков минут.

Данные по локации ИПО свидетельствуют также о значительном увеличении СОР при создании ИПО, но и несколько отличающемся характере их изменений по сравнению с экспериментами с искусственными облаками. Важная особенность рассматриваемого эксперимента состоит в том, что наблюдения СОР существенно меньше по времени и СОР исчезает через 10-100 секунд после прекращения инжекции.

Отмеченные особенности СОР регистрировались не только в области «прямой» видимости ИПО, но и на дальностях около 3000 км (Норвежское море) при создании ИПО на нисходящем участке первого скачка КВ-радиоволн. В этом случае амплитуда СОР на 20-30 дб ниже, чем при локации ИПО на полигоне Капустин Яр, однако общий характер изменения сигналов подобен.

Важная информация о взаимодействии ИПО с ионосферой содержится в доплеровских спектрах СОР и ВНЗ. В качестве примера динамики доплеровских спектров СОР получены спектры, зарегистрированные в эксперименте с инжекцией плазменной струи. Ряд характерных особенностей при регистрации доплеровских смещений СОР в этом же эксперименте также наблюдаются. Из приведенных данных можно сделать следующие заключения:

1. После инжекции плазмы в спектрах регистрируется значительное увеличение амплитуды сигнала.

2.При инжекции плазменной струи на высотах h·140 км наблюдаются значительные знакопеременные изменения доплеровской частоты, а также появление «плавающих» максимумов в доплеровских спектрах, указывающих на то, что отражение происходит от фронта плазменной струи, не заторможенной в ионосфере.

3.Вблизи апогея траектории ракеты, когда флуктуации доплеровского смещения сигнала составляют + 10 Гц, отражение радиоволн определяется в основном объемным рассеянием радиоволн на развитой неоднородной структуре ИПО, «вмороженного» в ионосферу.

Доплеровские спектры СОР, зарегистрированные при зондировании искусственных ионных облаков спустя 2-10 секунд после инжекции, характеризуются также значительным увеличением средней амплитуды сигнала и малыми смещениями доплеровской частоты в пределах -Ь 5 Гц. Это указывает на «вмороженность» облаков в ионосферную плазму и перенос их со скоростью дрейфа в ионосфере.

Особенности вариации сигнала локатора, измеряемого на борту ракеты при ее пролете через ИПО, видны, что при «взлете» ракеты в диаграмму направленности. Происходит возрастание сигнала РАС, сопровождаемое его модуляцией. При образовании ИПО регистрируется резкое общее увеличение и возникновение значительных колебаний амплитуды сигнала. Результаты моделирования отмеченного эффекта получены A.M. Насыровым и Н.А. Осиповым. Качественное согласие экспериментальных данных и модельных оценок указывает на сильную дифракцию КВ-радиоволн на ИПО и значительное рассеяние «вперед» радиоволн на неоднородностях ИПО.

Взаимодействие мощных КВ-радиоволн с ионосферой при наклонном зондировании ЗГРЛС приводит к ряду нелинейных эффектов и, в частности, к увеличению МПЧ. Возможным проявлением нелинейных процессов при воздействии мощного излучения ЗГРЛС на ИПО в экспериментах служило заметное увеличение времени существования ИПО, зарегистрированное различными КВ-средствами, по сравнению с теми случаями, когда ИПО не облучалось ЗГРЛС.

Обобщая основные результаты программы исследований ИПО в ионосфере с помощью ЗГРЛС, можно сделать следующие основные выводы:

1. При зондировании ИПО выявлены основные особенности структуры и динамики ИПО, образуемых ниже максимума F-слоя при различных способах их создания.

2. Экспериментальные и модельные оценки взаимодействия мощного КВ-радиоизлучения с ИПО показывают, что при формировании в результате развития неоднородностей происходит интенсивное объемное рассеяние КВ-радиоволн и дифракция радиоволн на неоднородном ИПО.

3. ЗГРЛС является эффективным средством диагностики и контроля искусственной модификации ионосферы на расстояниях до нескольких тысяч километров от пункта нахождения станции.

В заключении авторы отмечают тот интерес, с которым относился к проведенным работам Ф.А. Кузьминский. Его замечания и советы во многом способствовали развитию исследований в этой новой области использования загоризонтной радиолокации. Значительную помощь авторам при организации и проведении исследований, а также при анализе их результатов оказал СИ. Козлов. Исследования по указанной программе стали возможны благодаря совместным усилиям специалистов из различных организаций. Авторы считают своим приятным долгом особо отметить вклад В.А. Иванова, В.М. Ороса, О.М. Ярко, М.Б. Белоцерковского, Н.В. Ветчинкина, И.В. Грыцькива».

«Загоризонтная радиолокация в России и на Украине (История и достижения)».

А.А. Кузьмин, В.А. Якунин, Ф.Ф. Евстратов, Э.И. Шустов,

А.А. Колосов (НИИДАР, г. Москва, Россия), В.А. Алебастров

(УРТИ, г. Николаев, Украина), Ю.И. Абрамович

(ОПУ, г. Одесса, Украина)

I. Поисковые работы

В России первые результаты по обнаружению объектов, находящихся далеко за пределами горизонта, были получены в 1946-1949гг. Н.И. Кабановым при работе методом возвратно-наклонного зондирования с отражением от ионосферы в коротковолновом диапазоне. Комиссия под руководством доктора технических наук А.А. Колосова установила, что устойчивые отражения от неподвижных объектов на расстоянии порядка 2000 км по своей конфигурации достаточно хорошо совпадают с рельефом берегового побережья Турции, на Черном море. Однако на фоне этих отражений выделить слабые сигналы от самолетов в то время не удалось.

Аналогичная попытка обнаружения самолетов была сделана в США в 1949-50гг. Она также закончилась неудачей.

В 1958-60 гг. в СССР была выполнена научно-исследовательская работа «Дуга» (научный руководитель Е.С. Штырен), в которой была научно обоснована возможность загоризонтного обнаружения самолетов на дальности одного скачка (~ 3000 км) и стартов баллистических ракет на дальности двух скачков (~ 6000 км). Были разработаны корреляционно-фильтровые методы выделения сигналов целей с доплеровским смещением частоты на фоне мощных сигналов возвратно-наклонного зондирования (ВНЗ). На специальном полигоне методом электродинамического моделирования были измерены эффективные отражающие поверхности самолетов и корпусов баллистических ракет в диапазоне декаметровых радиоволн применительно к моно — и бистатической схемам радиолокации с разнесением приемника и передатчика от 0° до 180° (руководители работ В.А. Шамшин, Э.И. Шустов). Были измерены также спектры сигналов ВНЗ (руководитель работ Б.С. Кукис).

2. Научно-исследовательские работы

С 1962г. работы по загоризонтной радиолокации были развернуты в Москве в Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР), который с этого времени является головным институтом по данной тематике в пределах бывшего Советского Союза. По мере развертывания фронта исследований к этим работам был привлечен ряд научно-исследовательских организаций: Институт земного магнетизма и распространения радиоволн Академии наук (ИЗМИРАН) во главе с академиком В.В. Мигулиным; Научно-исследовательский радиофизический институт в г. Горьком (Нижний Новгород) во главе с директором Г.Г. Гетманцевым; Московское Высшее техническое училище им. Баумана (ныне Московский Государственный технический университет), руководство работами осуществлял теперешний ректор университета доктор И.Б. Федоров; Харьковский политехнический институт (руководитель работ В.И. Таран); Одесский политехнический институт (руководитель работ доктор наук Ю.И. Абрамович).

Большое внимание к работам по загоризонтной радиолокации проявлял председатель Совета по распространению радиоволн Академии наук СССР академик А.Н. Щукин.

Научно-исследовательские работы по загоризонтной радиолокации в коротковолновом диапазоне в период с 1961 по 1972 гг. велись по двум основным направлениям: обнаружение ионизированного следа стартующих баллистических ракет и их сопровождение на трассах различной ориентации; обнаружение и сопровождение самолетов на среднеширотных трассах.

С 1961 по 1964гг. головной организацией НИИДАР в кооперации с организациями России и Украины в г. Николаеве был создан экспериментальный макет загоризонтного радиолокатора с использованием мощных передатчиков и антенн одного из радиоцентров Министерства связи. На этом макете в 1964 г. получены первые в бывшем Советском Союзе загоризонтные обнаружения стартов баллистических ракет на дальности ~ 3000 км (руководители работ В.А. Шамшин и Э.И. Шустов).

В 1965-72 гг. макет несколько раз модернизировался. В 1967-68 гг. на этом макете впервые были обнаружены самолеты на дальности одного скачка (Э.И. Шустов, О.Б. Сливницкий). А в 1969г. обнаружены запуски с полигона мыса Канаверал космических кораблей «Аполлон» на дальностях 9-10 тыс. км (В.П. Чепига, Ю.К. Калинин).

В 1962-72 г.г. было изготовлено несколько измерительных радиолокационных пунктов в декаметровом диапазоне радиоволн. С помощью этих пунктов в прямой видимости были измерены эффективные отражающие поверхности ионизированных следов баллистических ракет, стартующих с полигонов Байконур, Капустин Яр, Плесецк (И.М. Заморин).

На первых этапах этих работ, до перехода к натурным испытаниям, основное внимание было уделено теоретическому исследованию и математическому моделированию на больших ЭВМ следующих задач:

– определение геофизических условий, при которых состояние ионосферы является наиболее благоприятным для распространения коротких радиоволн на большие расстояния, в том числе и на расстояния, превышающие пределы первого скачка;

– разработка методики определения рабочих частот, оптимальных для данного сезона и времени дня, а также для данных ионосферных условий;

– исследование активных и пассивных помех в коротковолновом диапазоне;

– разработка методики расчета аппаратурного и реального потенциала станции, необходимого для заданной вероятности обнаружения с учетом затухания на трассе.

Кроме того, по специальной программе проводились экспериментальные исследования величины эффективной отражающей поверхности самолетов и ионизированного следа ракет в коротковолновом диапазоне.

Большой объем работ был выполнен по разработке алгоритмов и программ первичной и вторичной обработки, применительно к специфическим условиям загоризонтной радиолокации.

3. Опытно-конструкторские и исследовательские работы

В период 1966-72 гг. был разработан и создан на юге Украины опытный образец загоризонтного радиолокатора. В 1976г. он был существенно модернизирован. Была создана также специальная станция обзора трасс, предназначенная для диагностики ионосферы и исследования сигналов возвратно-наклонного зондирования (ВНЗ). В этой дополнительной станции использовалась кольцевая фазированная антенная решетка и многоканальный компьютеризированный приемник. Сектор наблюдения опытного образца был оборудован измерительными пунктами для исследования условий распространения декаметровых радиоволн. В составе вынесенных измерительных средств были ионосферные станции, измерители кругосветных эхо-сигналов, имитаторы радиолокационных сигналов, высотные измерители поля. Многочастотные высотные измерителя поля размещались на борту вертикально стартующих геофизических ракет. С помощью этих измерителей в 1974-78 гг. на удалениях 6-7 тыс. км были измерены профили напряженности электромагнитного поля для различных высот до 250 км в различных геофизических ситуациях. На опытном образце ЗГРЛС отрабатывались аппаратурные и программно-алгоритмические решения загоризонтных радиолокаторов.

Были отработаны методы сложения в пространстве мощностей передатчиков в широком диапазоне радиоволн с практически мгновенной перестройкой частоты в широкой полосе. Отработаны методы электронного фазо-фазового управления лучами передающей и приемной антенн в горизонтальной и вертикальной плоскостях. Отработаны аппаратурные и программно-алгоритмические решения анализа помеховой обстановки и автоматического выбора рабочей частоты с минимальным уровнем помех.

Большое внимание уделялось способам обработки информации и выделения сигналов на фоне мощных активных и пассивных помех, включая корреляционную обработку, аналоговые и цифровые методы узкополосной фильтрации доплеровских частот, траекторную обработку и др. Был выполнен большой объем исследований условий дальнего и сверхдальнего (включая кругосветные трассы) распространения декаметровых радиоволн в различных геофизических условиях. Отработаны методы оптимизации частотно-угловых режимов работы станции и автоматического выбора диапазона оптимальных рабочих частот. В целом были отработаны методы комплексной адаптации загоризонтных радиолокаторов к непрерывно изменяющейся помеховой обстановке и геофизическим условиям на трассе и автоматического обнаружения целей.

В ходе этих работ были произведены обнаружения большого количества запусков баллистических ракет как попутных, так и специальных на дальностях 3, 6 и 7 тыс. км, включая групповые старты ракет.

На станции с комплексом вынесенных средств был отработан натурно-математический метод испытаний загоризонтных радиолокаторов. Метод базировался на разработке математических моделей ионосферы и распространения радиоволн, эффективных отражающих поверхностей и сигналов целей, помеховой обстановки и аппаратурно-программного комплекса. По результатам натурных работ на станции с комплексом вынесенных средств производилась калибровка моделей и их проверка по реальным запускам баллистических ракет. Составленная из таких моделей комплексная модель загоризонтного обнаружения совместно с моделями налета целей использовалась для испытаний боевых загоризонтных РАС (Ф.А. Кузьминский, Э.И. Шустов, В.Н. Стрелкин).

Основным явлением, которое было положено в основу обнаружения стартующих ракет, является отражение коротких радиоволн с большим РЛ поперечным сечением (ЭПР) от расширяющегося потока частично ионизированных продуктов сгорания ракетного топлива на ионосферных высотах 100-300 км (130 сек. полетного времени). Во время проведения этих экспериментов было установлено, что с помощью узкого (по углу места) передающего луча, прижатого как можно ближе к горизонту, часть излученной энергии может войти в ионосферные каналы при их возбуждении через рефракцию. Были выявлены также другие механизмы возбуждения скользящего распространения, включая рефракцию на крупномасштабных неоднородностях и диффузию пучков на случайных неоднородностях ионосферы. Механизм скользящего распространения определил основные особенности использования этого первого поколения советских ЗГ радаров. Достаточное количество экспериментальных обнаружений специально запланированных запусков ракет было проведено на расстоянии 3 и 6 тыс. км. Следует отметить, что Николаевский загоризонтный радар был экспериментальным, поэтому все типы явлений и распространений тщательно изучались.

Наряду с работами по обнаружению стартующих ракет проводились также работы по обнаружению воздушных целей. После доработок аппаратуры и программного обеспечения в 1974-76 гг. под руководством Ю.К. Гришина и Э.И. Шустова была выполнена серия испытаний по обнаружению самолетов в пределах первого скачка при дальности до 3000-3500 км. На этом этапе работ были решены основные научные и технические задачи, которые нужно было решить для создания боевых станций загоризонтного обнаружения самолетов.

4. Создание и испытания боевых станций

К сожалению, вплоть до 1972 г. не имелось достаточно достоверных и надежных экспериментальных данных по обнаружению стартующих ракет, подтверждающих высокую надежность механизма канального распространения, на котором основано обнаружение целей в диапазоне дальностей от 9 до 12 тыс.км. Тем не менее, в 1972 г. были приняты решения по сооружению двух рабочих (боевых) загоризонтных радаров для дальнего обнаружения стартующих с континента США ракет. В течение 1975-1979 гг. обе эти станции были созданы: первая недалеко от знаменитого Чернобыля (Украина) и вторая — вблизи Комсомольска-на-Амуре (российский Дальний Восток) (Ф.А. Кузьминский, Э.И. Шустов, Г.А. Лидлейн).

В основных чертах они повторяли Николаевский прототип, но были более сложными и дорогими. Передающая система содержала две отдельные антенны: для низкочастотной части (5-14 МГц) и для высокочастотной части (14-28 МГц) частотного диапазона. Полная мощность 26 передатчиков составляла примерно 1,5 МВт. Для примера, любители-коротковолновики используют для связи на огромных расстояниях передатчики мощностью всего в десятки ватт. Каждая передающая антенна содержала по 13 мачт с 10 диполями на каждой. Приемная система состояла из двух отдельных антенн, каждая из которых включала по 30 мачт и имела длину 500 м и 250 м соответственно. Двадцать четыре приемника использовались для непрерывного обзора пространства. Специальная круговая антенна, аналогичная николаевской, содержащая 256 вертикальных диполей (300 т; Н = 7,6м; Н= 15м), была установлена для кругосветного контроля ионосферы в реальном масштабе времени по всем направлениям и обеспечивала потребности процедуры выбора частоты. Большое количество экспериментальных исследований было выполнено на этих боевых радарах в 1981-1984 гг. по обнаружению стартующих ракет, по изучению распространения радиоволн в полярной шапке, наблюдению за осуществлением американской программы Спейс-Шаттл, измерению параметров орбит спутников и т.д.

В то же время длительная работа показала, что механизм канального распространения действует только в течение ограниченного периода времени и не обеспечивает требуемую для боевой работы высокую степень вероятности обнаружения.

Для поддержки рассматриваемых боевых систем в этот период были проведены интенсивные ионосферные эксперименты. Было собрано множество данных, касающихся ионосферного распространения и моделирования, что потребовало больших усилий.

Несмотря на то, что построенные боевые станции не дали возможности полностью решить поставленные перед ними задачи, работа с ними позволила получить ряд ценных научных результатов, относящихся к дальнему распространению KB, к структуре ионосферы в приполярных районах и к опыту создания мощных радиолокационных средств коротковолнового диапазона. Были проведены значительные работы и разработаны предложения по модернизации этих станций с целью улучшения их технических характеристик. Наиболее ценные результаты могли быть получены при совместном использовании обеих станций. Однако Чернобыльская катастрофа (происшедшая в непосредственной близости от ЗГ радаpa ) вывела полностью из строя одну из них. Финансовые трудности, которые испытывала страна во второй половине восьмидесятых годов, не дали возможности построить на новом месте станцию взамен Чернобыльской, модернизировать станцию, расположенную на Востоке, и заново ввести в строй всю систему. Между тем проведенные работы по моделированию системы из двух модернизированных станций, опирающиеся на результаты натурных пусков, показали, что созданная система при массированном налете с территории США могла бы обладать достаточно высокой эффективностью. Прекращение «холодной войны» и общее изменение международной обстановки сделало продолжение работ в этом направлении нецелесообразным.

Огромный накопленный опыт по созданию уникальных радиолокационных средств, а также по разработке программного обеспечения этих средств, оказалось более полезным использовать для проведения работ по загоризонтной радиолокации в новых направлениях.

5. Радары для решения военно-морских задач С 80-х годов начато изучение возможности применения загоризонтных радаров для решения военно-морских задач. В 1982-1985 гг. группа, возглавляемая Ф.Ф. Евстратовым, создала экспериментальную версию прибрежного многофункционального радара, расположенного около г. Находки на русском Дальнем Востоке. Основной целью этого проекта было получение доказательства практической возможности обнаружения самолетов и надводных целей с применением поверхностной волны (- 300 км) и пространственной волны ( ~ 3000 км). Передающая система состояла из 28-элементной антенны с логопериодическими элементами вертикальной поляризации, питаемыми индивидуальными усилителями. Ширина диаграммы направленности передающей антенны составляла 8° на jo = 15 МГц. Суммарная мощность всех усилителей составляла 600 Квт. В приемной системе использовалась линейная антенная решетка из 256 вертикальных монополей (1 = 4,5м) общей длиной 1,3 км. Для обеспечения прижатия луча как можно ближе к горизонту и для уменьшения потерь в грунте перед антенной на поверхности земли расположен плоский проволочный экран. Для исключения приема с тыльной стороны позади диполей установлен вертикальный проволочный экран (Н= 16м).

Реализация рассматриваемого проекта позволила решить большое количество очень важных технических проблем: были созданы широкополосные антенные элементы с хорошим согласованием и высококачественным фазовым сканированием; разработаны мобильные передатчики нового поколения (25 КВт) с широкой электронной перестройкой по частоте (15% от средней частоты).

В процессе этой разработки выполнен ряд исследовательских работ:

– впервые создана широкоапертурная приемная антенная система, состоящая из укороченных несогласованных элементов и система матричного формирования диаграммы направленности;

– проверен и внедрен новый метод узкополосной цифровой доплеровской фильтрации для режекции хаотических отражений от морской поверхности;

– создано новое поколение высококачественных антенных усилителей и приемников с цифровым управлением частотой настройки, что обеспечивало высокую идентичность передаточных функций каждого приемного канала.

В состав радара входили системы вертикального и возвратно-наклонного зондирования, содержащие ПАО в реальном времени для моделирования ионосферы. Они использовались для выбора оптимальных частот. Система ионосферного зондирования была реализована, как независимый радар с собственными генераторами, передающей антенной, мощным усилителем (120 кВт) и приемными каналами.

Для увеличения точности измерения координат цели был предложен новый класс алгоритмов, компенсирующих возмущение ионосферы, в том числе наиболее эффективный алгоритм, основанный на обработке сигналов от известных островов.

Были осуществлены первые попытки адаптивного цифрового подавления активных помех и предложены новые подходы к режекции пространственно нестационарных активных помех и совершенного подавления пассивных помех. Эти подходы были экспериментально испытаны при осуществлении проекта.

Несмотря на то, что заключительная стадия исследований в 1992 г. проходила в условиях жестких финансовых ограничений, были собраны основные данные для создания боевого (мобильного) загоризонтного морского радара.

Такого рода системы с использованием поверхностной и пространственной волн распространения теперь разрабатываются в России для гражданских (береговая охрана) и оборонных применений. Основные черты систем, находящихся в настоящее время в стадии разработки, определяются следующими факторами:

– малая стоимость, как можно меньшие размеры и малое энергопотребление систем, использующих как поверхностную, так и пространственную волну;

– приоритет мобильных систем, которые могут быть перемещены на заранее подготовленное место и развернуты за несколько дней;

– использование сложного многочастотного сжатия импульса вместо большой импульсной мощности, увеличенное до 100 сек время когерентного накопления (ВКН) для доплеровского частотного разрешения целей радара поверхностной волны;

– усложненная адаптивная обработка пространственно-временных сигналов для одновременной режекции активных и пассивных помех, особенно для большого времени когерентного накопления;

– новый подход к технике адаптивного выбора частот, основанный на оценке качества доплеровского спектра отраженного сигнала и возможного прогноза эффективности режекции активных помех;

– адаптивные алгоритмы компенсации ионосферных возмущений для улучшения подавления пассивных помех в случаях применения пространственной волны;

– мультистатические системы, особенно для низкочастотных радаров поверхностной волны для повышения ДОА оценок;

– системы на смешанных модах, включающие излучение пространственной волны над землей и прием поверхностной волны;

– адаптивное установление порогов и использование статистических методов высокого порядка для обнаружения целей.

6. Опытно-конструкторские и исследовательские работы на Украине

Для проведения большого комплекса экспериментальных работ в 1973 году был создан филиал НИИДАРа в г. Николаеве, в 1992 г. преобразованный в Украинский радиотехнический институт (директор доктор наук В.А. Алебастров).

Упомянутые выше экспериментальные исследования свойств ионосферного распространения в основном проводились под руководством д-ра наук В.А. Алебастрова в Николаеве, где собрана уникальная база данных, полученных на основе пусков геофизических ракет.

Возможности упомянутого выше измерительного комплекса работать во всех направлениях были использованы для детального изучения распространения радиоволн в полярных районах (авроральная активность). Накопленные данные с очевидностью доказывают зависимость характеристик ВНЗ от типа зондирующей трассы, времени, магнитной и солнечной активности и др.

Более 500 опытов ионосферного многочастотного зондирования со спутника было проведено в Николаеве в течение 1990 г. (Космос 2059). База данных включает высоту и азимутальные данные спутника, оцененную задержку, направление и величину принятого импульса на каждой частоте. С помощью этих данных были изучены многие ионосферные явления, которые определяют затухание и доплеровский частотный спектр принятого сигнала, а также нелинейные эффекты, связанные с излучением достаточно большой мощности.

Более б лет в Николаеве совместно с Горьковским (Нижегородским) институтом радиофизики (1974-1980) исследовалось влияние нагрева ионосферы за счет радиоизлучения на условия распространения ВЧ сигналов. Энергетические, спектральные и поляриметрические параметры сигналов ВНЗ, рассеяния на искусственных ионосферных возмущениях и неоднородностях дали много информации для исследования нелинейных взаимодействий. Были проведены специальные исследования сигналов ВНЗ от движущихся ионосферных нерегулярностей, вызванных ионно-акустическими волнами, образованными наземными взрывами. Пять экспериментальных взрывов, проведенных в Средней Азии в 1980-1982 гг. дали достаточно полную картину о доплеровско-частотных свойствах ВНЗ сигналов, возникающих от взрывной ионно-акустической волны. Предполагалось, что подобные эффекты возникают при старте тяжелых ракет. Соответствующие экспериментальные данные также собраны в Николаеве. Особое внимание было уделено изучению движущихся ионосферных нерегулярностей, вызванных акусто-гравитационными волнами, которые сопровождают терминатор между днем и ночью.

Дополнительная база данных включает сигналы ВНЗ, рассеянные искусственно инжектированной плазмой. В результате такой искусственной инжекции появляются крупномасштабные ионосферные неоднородности (до десятков км), которые оказывают влияние на время-частотные свойства сигналов ВНЗ. Эти эксперименты были выполнены в 1985-1989 гг.

Естественно, что большинство проведенных экспериментов было сфокусировано на военные применения. Тем не менее, полученные данные и особенно экспериментальные установки, могут быть успешно использованы международным научным сообществом для открытия новой эпохи совместных глобальных ионосферных исследований, предсказаний землетрясений, наблюдения за солнечной активностью, дистанционного контроля за ядерными взрывами и т.д. Совместные эксперименты на мультистатической основе с совместным использованием западных установок и установок на территории бывшего СССР, которые уже обсуждались представителями России, Украины и Франции, могут вдохновить международное сообщество на новый этап загоризонтных исследований, которые позволяют получить ценные научные результаты».

«Основные вехи развития отечественной загоризонтной радиолокации»

Бывший командующий ПРО, ПКО, С ПРИ, генерал-полковник в отставке Ю.В. Вотинцев «Мы с Ф.А. Кузьминским (я называл его Александром Александровичем) были единомышленниками в понимании задачи, которую он формулировал так: «Надеть наручники на американский империализм».

То, что начал делать Александр Александрович, — не синица в небе, а журавль в руках. Весной 1969 г. разработан аванпроект на радиолокационную систему, состоящую из трех узлов. Тогда с учетом первых результатов сокращенного образца станции «Дута-2» комиссия вынесла решение о принятии аванпроекта. В Приказе от 29 сентября 1969 г. по результатам рассмотрения аванпроекта определена целесообразность создания системы ЗГ радиолокации.

Один узел размещался в Чернигове, второй — в Комсомольске, третий — в Николаеве. Определена кооперация, которая должна была реализовать проект. Стоимость Черниговского узла, включая стоимость городков, составляла 150 млн. руб., Комсомольского — 250 млн. руб., Николаевского — 200 млн. руб. Общая стоимость трех узлов составляла примерно 600 млн. руб.

Узлы создавались. Впервые Або Сергеевич Шаракшанэ разработал математическую модель для испытаний ЗГРЛС. Необходимо было обнаружить группу из 6 ракет и массовый старт из 940 ракет.

Для получения данных по Николаевскому узлу был осуществлен запуск 4-х групп ракет из района Читы в северном направлении, о чем предварительно уведомили МИД США. По результатам этого эксперимента была откалибрована математическая модель. Получили следующие результаты: вероятность обнаружения одиночной цели Р — 0,4; групповой цели Р — 0,5...0,6, массового старта Р — 0,9 при частоте ложной тревоги менее I за 6,7 года.

В 1977 г. результаты математической модели были поставлены под сомнение. В период с 1977 г. до 1981 г. с западного и восточного побережья США было осуществлено 94 запуска баллистических ракет и ракет со спутниками. Мы считали достоверным, что из этих 94 запусков состоялось 55 в действительности. Из 55 пусков на Черниговском узле было обнаружено 2, на Комсомольском — 3 пуска.

Тогда А.С. Шаракшанэ потребовалось произвести повторную калибровку математической модели. В результате критерий сигнал/помеха удалось повысить на 15 дБ для Черниговского узла, имевшего 3 ионосферных канала, и на 5 дБ — для Комсомольского узла. По этой модели повторно оценили вероятностные характеристики и получили Родин = О, Р групповой = 0,3-0,4 и Р массовой = 0,9 при частоте ложных тревог до 2,6 за сутки. Повторная калибровка математической модели потребовалась из-за того, что в первоначальном варианте модель основывалась на эффекте Кабанова, в соответствии с которым падающая электромагнитная волна зеркально отражается от ионосферы (угол падения равен углу отражения). На самом деле декаметровые волны, таким образом, отражаются и переотражаются от земли не полностью: часть энергии распространяется по ионосфере как по волноводу, а 20-30% уходит в космическое пространство.

Была поставлена задача: определить степень затухания излученной радиолокационными узлами волны на расстоянии 9000 км на американской земле. При этом излученную энергию целесообразно не распределять по всей территории, а сосредоточить на девяти американских базах. Это было реализовано.

Мы получили данные, что американцы на девяти базах постоянно замеряли уровень поля и ощущали, что находятся под воздействием нашего облучения. Это было чрезвычайно важным: даже при низкой эффективности ЗГ системы был положительный момент.

Очень важным был вопрос об испытании узлов. Ионосфера в разные моменты времени ведет себя по-разному. С учетом этого Черниговский узел испытывали с апреля 1978 г. до сентября 1979 г., чтобы проследить все его возможности в сезонных испытаниях.

На испытаниях Комсомольского узла присутствовал председатель Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Смирнов. Когда информация о массовом старте появилась на экране, он потребовал, чтобы вся информация от Комсомольского узла была выведена на КП СПРН.

Я с уважением отношусь к Ю.Г. Бурлакову, который создал станцию «Неман». На вопрос об его отношении к ЗГ радиолокации он ответил, что отрицательно, но готов положить голову на плаху, что в условиях массовых стартов эта система выдает надежную информацию.

Существует мнение, что создание космических систем опережало создание загоризонтных средств. Должен заявить, что загоризонтные средства развивались с опережением.

Так, в 1983 г. с борта космического аппарата поступила ложная информация о массовом старте ракет. Сработал терминатор. Только информация ЗГ средств (Комсомольский узел и Черниговский узел) позволила установить неподтверждение старта американских баллистических ракет. Через несколько минут оповестили необходимые службы об отсутствии массового старта ракет с территории США.

В 1983 г. было принято решение о введении Комсомольского узла в состав системы, и с 15 июня 1983 г. Комсомольский узел входит в состав СПРН.

Черниговский узел, которым занимался Ф.Ф. Евстратов, возвращен промышленности. На нем производились доработки. Поставили вычислительную машину ЕС, выполнялась доработка программ и подборка импульсов, соответствующих состоянию ионосферы. Работы проводились. Все, что внедрялось на головном узле, оперативно переносилось на узел боевого дежурства в Комсомольске. Если бы не произошла Чернобыльская катастрофа, можно было бы продолжить совершенствование узлов.

Несколько слов упрека В.И. Маркову и теперешним руководителям НИИДАРа и ученым. После того, как Ф.А. Кузьминский покинул институт, он продолжал работать, имел некоторые идеи по повышению надежности и эффективности системы. Они остались невостребованными.

Институт ослабил внимание к ЗГ радиолокации. Напомню, что ко времени ввода Комсомольского узла объект «Круг« был выведен из его состава, и программа работ по набору статистических данных с целью повышения характеристик узла оказалась невыполненной. Станция «Круг« сгорела, и это позволило т. Кисунько написать известную Вам статью.

Для работы системы очень важно оценить степень затухания сигнала, достигающего территории США. Была разработана программа, но интерес к этому вопросу пропал, институт работы прекратил, а вопрос остался без ответа.

Ситуация с Черниговским узлом понятна, а то, что институт дал согласие на снятие с дежурства Комсомольского узла я считаю просчетом. Условия, в которых мы оказались, не позволяют нам прекращать эти работы. Сейчас угрозы нет, но прекращать работы опрометчиво.

Наши традиционные средства обнаружения, расположенные на периферии и имеющие обращенные во внутрь страны антенны, удара ракет с подводных лодок «Трайдент» не обнаружат. Не пора ли узлы ЗГ развернуть на периферии страны?

Когда начал работать Черниговский узел, произошел инцидент, спровоцированный США заявлением, что их «задавили» помехами. Для разрешения конфликта была назначена комиссия, которая определила частоты «бедствия». Мы исключили эти частоты и ослабили обстановку.

ЗГ радиолокация всего мира прошла славный путь, несмотря на многие попытки ее задавливания. Но поддаваться нажиму не следует, в нынешних условиях особенно важно продолжать работу.

Когда есть совокупность средств, работающих на различных принципах, даже с невысокими характеристиками, общая эффективность повышается. Думаю, что присутствующий здесь И.И. Родионов поддержит это. После того, как объекты передавались войскам, к чести многих ученых их предложения принимались, эффективность средств повышалась за счет достижения заданных характеристик. Сейчас система находится в критическом состоянии, из которого ее надо выводить. На средства ЗГ радиолокации может быть возложено решение части задач. Одна космическая система все задачи, видимо, решить не сможет».

Применение ЗГ радиолокации для решения задач ВМФ

И. И. Тынянкин «Военно-морская наука начала заниматься вопросами загоризонтной радиолокации с 30-40 гг. В 1942 г. группа ученых Академии наук и флота получила Сталинскую премию за концепцию многоскачкового обнаружения целей.

Роль флота в решении задач нельзя считать ограниченной. Флот решает свои задачи. Он динамичен и охватывает 70 % пространства. Решение задачи обнаружения крылатых ракет является заслугой флота. Флот первый пошел па вооружение МБР. Когда появились МБР и крылатые ракеты дальнего действия, СПРН было трудно решать эти задачи.

Наши институты обосновали единую систему освещения надводной и подводной обстановки. Нам удалось оценить влияние морской среды, которая значительно сложнее других сред. Для этого потребовалось больше внимания и научного потенциала. В результате получено решение задачи обнаружения на дальности 3000 км. Мы можем с высокой точностью разрешать цели и просматривать надводную обстановку. Мы имеем также подводную систему, работающую на тех же дальностях.

Когда были обсчитаны региональные границы, где надо ставить системы, мы провели встречи с учеными и руководством НИИДАР.

Американцы располагают ракетами, которые летят на высоте 3 м над водой. Обычная радиолокация может обнаружить их на расстоянии 25 км. За это время не успевает сработать ни одна система. Приводная или волноводная радиолокация позволяет увеличить это расстояние до 300 км. Соответствующую систему можно разместить на корабле.

Отдавая дань уважения Ф.А. Кузьминскому, сотрудникам НИИДАРа, считаю необходимым отметить, что перспективы загоризонтной радиолокации велики, следует расширять развитие этих средств. Для решения поставленных задач ученые прилагают большие усилия и надо найти пути для оказания поддержки науки».

Заместитель председателя научного совета по Комплексной проблеме распространения радиоволн РАН академик В.В. Мигулин

«Коллеги, друзья, дамы и господа! Я не собираюсь делать большого обзора тех проблем, которые связаны с радиолокацией, хочу только напомнить некоторые вопросы, которые не решены до сегодняшнего дня.

Радиолокация родилась до Второй Мировой войны, в 30-е годы, под большим секретом. Сама война дала мощный толчок к развитию техники радиолокации, к решению тех проблем, которые связаны с возможностью радиообнаружения и определения координат и оперативной доставки информации для различных нужд.

В предвоенное, и в военное время, радиолокация базировалась на ультракоротких, метровых и даже дециметровых волнах, с тем, чтобы иметь возможность оперативно и надежно работать в пределах прямой видимости. Были достигнуты успехи, в частности, в создании соответствующих генераторов, приемников. Но желание получить информацию об объектах за пределами прямой видимости с самого начала волновало всех исследователей и разработчиков, и было немало попыток расширить диапазон дальности. Но тут возникли сложности, которые известны в радиотехнике и физике уже давно. За пределами видимого горизонта, когда мы попадаем за границу день-ночь (солнечный терминатор) плотность электроэнергии, излучаемой передатчиком, начинает резко падать. С другой стороны, более длинные волны — декаметровые, средние волны, распространяясь и дифрагируя вдоль земной поверхности, позволяют использовать ионосферу и выходят за горизонт даже при малых мощностях.

Но тут появилось самое главное «но» — ионосфера — это не постоянный экран, не надежный экран, и распространение очень не постоянно во времени, зависит от времени суток и состояния солнечной активности.

Возник вопрос, который надо было решить с учетом опыта, накопленного радиоконструкторами и физиками в области распространения радиоволн.

Чтобы выйти за пределы радиогоризонта и использовать те диапазоны, которые позволяют принимать остронаправленные антенные системы, надо было преодолеть ряд сложностей. Должны быть большие мощности излучения, которые сложно фокусировать. Эти большие мощности сами влияют на состояние ионосферы и могут изменять условия распространения на дальних расстояниях. При односкачковом распространении возникают искажения сигнала за счет отражения от ионосферы, при повторном распространении эти искажения сигнала еще более увеличиваются.

Какой должен быть сам сигнал, чтобы можно было выделить на фоне тех искажений, которые возникают при отражении от ионосферы и земной поверхности?

Надо было изучить свойства ионосферы и выбрать соответствующие условия работы, чтобы сигнал имел достаточную мощность, чтобы соответствующий сигнал смог обратно достичь приемного устройства и мог быть выделен на фоне помех.

Научные исследования процессов, происходящих в ионосфере, разработка методов корректировки сигналов, создание соответствующих устройств — эти вопросы очень интересны и ими успешно занимался Франц Александрович.

Совершенно обоснована организация этой конференции, посвященная памяти Франца Александровича, так как им сделан большой вклад в решение тех вопросов, о которых я говорил. Успехи, которые сейчас имеются, связаны с его именем».

От себя, как автора этой книги могу добавить то, что исследования по загоризонтной радиолокации в 60-80-е годы прошлого века просто фантастические. В 60-е годы вышел на экраны страны художественный фильм «Иду на грозу», в котором весьма детально показывалась широкой общественности опасная научная работа ученых. Исследования по ЗГРЛС в нашем государстве практически не известны россиянам и во всем мире. На мой взгляд, они гораздо сложнее, чем исследования по многим космическим программам. Может быть, я ошибаюсь, но эксперименты по ЗГ радиолокации в ионосфере возможно даже вызывали появления неопознанных летающих объектов.

В 1983 году я нес суточное дежурство на командном пункте нашей РЛР под польским городом Явор. Перед Второй Мировой войной это была территория Германии. Город тогда назывался Альт Яуер. Примерно в 23.00 по московскому времени дежурный по командному пункту войск ПВО Северной группы войск дал мне команду включить дежурные средства радиолокационной разведки и провести поиск и обнаружение неизвестного летающего объекта над Вроцлавом. Немцы его называли Бреслау. Польские радиолокационные средства ПВО его уже обнаружили. Однако НЛО не отвечало на имеющиеся у польских войск радиозапросщики «свой-чужой». Вот поляки и подумали, возможно, что это новейший советский или американский летательный аппарат. Мол, пусть русские с ним сами разбираются. Через несколько секунд были включены радиолокаторы П-18, П-40, радиовысотомер ПРВ-16. На выносном индикаторе обзора (ВИКО) я, действительно, увидел над Вроцлавом отметку, соразмерную с отметкой от четырехмоторного транспортного самолета Ил-18. На сигналы наших современных радиозапросщиков неизвестная цель не отвечала. Об этом доложил командиру радиолокационной роты капитану Григорию Моргунову, а тот в свою очередь командиру радиотехнического батальона подполковнику Анатолию Сагуле. Было принято решение усилить дежурную смену. Всю ночь мы следили всеми своими дальномерами и высотомерами за НЛО над Вроцлавом. На ВИКО отчетливо с командиром роты видели, как трассу НЛО вначале пересекали польские истребители. Потом прямо по НЛО прошла пара советских МиГ-25, поднятых с советской военной авиабазы Бжег. Оперативный дежурный с КП ПВО СГВ сообщил, что ни наши истребители, ни польские не обнаружили НЛО. Однако отметка от цели точно висела над Вроцлавом на довольно большой высоте. Уже под утро неожиданно отметка о НЛО пошла резко вверх и исчезла из зоны обнаружения радиолокаторов нашей РЛР. Утром документы объективного контроля из РЛР были доставлены на командный пункт противовоздушной обороны Северной группы войск в город Легницу. За отличную боевую работу мне лично командующий ПВО СГВ объявил благодарность.

В период написания этой книги я проконсультировался по тому НЛО в Польше со специалистами по радиолокации, в том числе и с генеральным директором — генеральным конструктором НИИДАР Сергеем Дмитриевичем Сапрыкиным. Все единодушно подтвердили, что это вполне могло быть какое-то последствие возмущений в ионосфере, в том числе вызванных и экспериментами по загоризонтной радиолокации.

Весьма необдуманно, а может быть и умышленно, некоторые деятели представляли в печати эпопею по ЗГРЛС каким-то мало продуманным поступком группы некомпетентных коррумпированных военных и гражданских чиновников. Выше приведенные материалы прямо показывают, какая гигантская научно-исследовательская работа велась в СССР по проблеме загоризонтной радиолокации. На мой взгляд, военного журналиста, все нынешние достижения России в этой области стали возможны благодаря труду и самоотверженности ученого Франца Кузьминского, его товарищей, коллег, последователей и учеников. Вот кого, действительно, надо по заслугам наградить. Нельзя предавать забвению великие дела наших современников. Тем более такие, которые осуществили прорыв в науке и технике. Думается, что сам Франц Александрович достоин увековечивания его имени.

Глава 12 «Новые материалы открывают новые тайны ЗГРЛС. Публикация в Красной Звезде в 1996 году»

В 1994 году наш центральный журнал Минобороны РФ «Армия» все-таки закрыли. В пресс-службе военного ведомства, очевидно, помнили, как осенью 1991 года наш коллектив боролся за сохранение журнала «Коммунист Вооруженных Сил» и своего главного редактора. Поэтому в редакцию специально приехал из пресс-службы один полковник. В общем-то, неплохой мужик и журналист. Но миссия ему досталась явно неблаговидная. Уговорить редакционный коллектив после выхода приказа Министра обороны РФ генерала армии Павла Грачева о закрытии журнала, кстати, члена редакционной коллегии журнала «Армия», так сказать, разойтись по-тихому. И не устраивать различные демарши, не пытаться использовать для защиты издания влиятельных политиков, военных. Ведь можно было закатить нешуточный скандал. Повод-то был. Военно-коммунистическое прошлое журнала «Армия» это, так сказать, эмоции. Из пресс-службы Минобороны, из Главного управления по работе с личным составом (ГУВР МО РФ) от знающих людей поступала информация, что все дело в деньгах. В тот период убыточными стали центральная газета МО РФ «Красная Звезда» и центральный художественно-публицистический журнал «Воин», бывший «Советский воин». Начальник управления информации и пресс-секретарь министра обороны лоббировали интересы этих изданий. Вот они и подали министру обороны, так сказать, не совсем верные сведения о журнале «Армия». Мол, убыточное, непопулярное издание. Надо закрывать. А генерал армии Павел Грачев, хотя и был членом редколлегии нашего журнала, но видно никогда в руках не держал сам журнал. Подмахнул приказ о закрытии «Армии», особо не разбираясь в тонкостях и проблемах ведомственной военной печати. Да и что для генерала армии Павла Сергеевича Грачева был какой-то журнальчик, хотя и рентабельный и популярный. Он в тот период общевойсковые, танковые, авиационные, противовоздушные армии расформировывал. Из Вооруженных Сил увольнялись ежегодно десятки тысяч офицеров-профессионалов. Этот разгон войск и в том числе военной печати, уже через два года аукнулся в Чечне, когда неопытные командиры повели в бой неопытных солдат-юнцов, а женщины из пресс-службы Минобороны пытались организовать работу против дудаевской пропагандистской машины. Пропагандистский аппарат Минобороны и государства оказался абсолютно не готов к информационной войне.

Полковник из пресс-службы, который приехал в редакцию уговаривать нас не бунтовать, положа руку на сердце, заверил, что всем будут предоставлены соответствующие должности в военных изданиях в Москве. Вышло все наоборот. Для 30 опытных военных журналистов не нашлось вакансий. Так я оказался безработным, да еще и бесквартирным в Москве. Но всё в жизни меняется. После нескольких попыток найти приемлемую работу мне позвонил вновь назначенный главным редактором журнала с инертным и ничего не говорящим названием «Ориентир» полковник Николай Николаевич Ефимов и предложил должность ответственного секретаря. То есть третьего руководителя в издании после него самого и его заместителя. Однако работу ответственного секретаря я не знал. Поэтому согласился стать старшим редактором, что, в общем-то, было в тот период совсем неплохо. Уже через пару месяцев получил долгожданную квартиру. А после того, как стал полноправным москвичом, мне, единственному из всего большого коллектива журналистов расформированного журнала «Армия», предложили перейти служить в центральную газету военного ведомства «Красная Звезда» в отдел оборонной промышленности заместителем редактора редакционного отдела. В газете служба складывалась довольно удачно, пока я вновь не заболел темой ЗГРЛС. Через несколько месяцев, после того как притерся в редакции газеты, опять возникло непреодолимое желание рассказать о загоризонтной эпопее в центральной газете Минобороны России. Тем более, что к этому меня буквально подталкивали нигде еще не опубликованные и лежащие в моем архиве материалы научно-технической конференции в НИИДАРе. Вот и решил подготовить материал, где рассказать о посмертной реабилитации главного конструктора, памяти и делам которого она была посвящена. Поделился этой идеей с редактором отдела оборонной промышленности полковником Валентином Руденко. Он поддержал мой замысел. Очень благодарен Валентину Владимировичу. Единственное, что он посоветовал, писать об этой щекотливой проблеме, полностью опираясь на документы, слова очевидцев событий. Так я начал второе журналистское расследование по ЗГРЛС.

На этот раз меня никто не подгонял. В первой половине 1995 года несколько раз встречался с военными и гражданскими специалистами, участниками загоризонтной эпопеи в нашем государстве. Более подробно изучил многие вопросы. Работалось без особых проблем. С журналистом из газеты «Красная Звезда» ученые, конструкторы, военные охотно встречались. Авторитет военной центральной газеты в государстве в тот период был высокий. Сейчас не припомню, кто именно в период второго расследования посоветовал встретиться с сыном Франца Кузьминского. Мол, у него могут оказаться материалы и документы, оставшиеся от главного конструктора. В старой записной книжке осталась запись — «Александр Францевич и номер домашнего телефона...».

Довольно быстро договорился о встрече с Александром Кузьминским. Наверное, не стоит подробно описывать, где и как мы беседовали. Тогда Александр Францевич мне передал ряд документов. Для журналистского расследования они оказались просто бесценными. На их основании я мог подготовить более объективный материал для газеты по проблеме ЗГРЛС. Однако в тот период со мной произошел случай, который мог окончиться весьма трагически.

По редакционному заданию, не связанному с расследованием по загоризонтной локации, выехал в небольшую командировку в дальнее Подмосковье. Несколько часов провел в военном комиссариате одного небольшого городка. Во второй половине дня военный комиссар на своей служебной машине подвез меня на железнодорожную станцию. В ожидании электрички мы вышли не платформу. Поезд уже подходил. Вдруг сзади в спину меня кто-то сильно толкнул на рельсы. Если бы не военком города, то точно бы слетел с платформы и упал прямо бы под колеса электрички. Военком успел в последний момент схватить одной рукой мою шинель и дернуть к себе. Хотя платформа и была посыпана песком, но все равно на небольшом морозе было довольно скользко. Меня буквально развернуло на месте. Потеряв равновесие, я упал на платформу и ударился при этом левым виском о выступающий на несколько сантиметров из асфальта платформы здоровенный железный уголок. Как потом выяснилось, это было основание срезанной опоры для крепления линии электропередачи. Быстро поднялся на ноги, Голова гудела. Подполковник бросился по платформе догонять двух удирающих мужиков. Было видно, как те невдалеке спрыгнули с платформы и скрылись за станционными складами. Лицу было непривычно жарко. Какая-то липкая масса текла по щеке. Пальцами потрогал ушиб. Посмотрел на них. Пальцы были в крови. На платформе под моими ногами в грязи была видна небольшая красная лужица. Я достал носовой платок и попытался стереть кровь. Платок сразу стал мокрым и липким. Через платок почувствовал, как из раны возле уха толчками выходила кровь. Прибежал запыхавшийся военком города. Он, ни слова не говоря, взял меня под руку и повел к машине. В городской больнице местный хирург два часа зашивал на голове возле уха небольшую ранку. При падении острый край железного уголка, выступающего над платформой, пробил кожу на голове и перебил какую-то маленькую артерию. Ее никак не удавалось зашить. Два часа пролежал на правом боку в неудобной позе на операционном столе. Спасибо тому хирургу. На прощанье он мне сказал, что если бы это произошло где-нибудь в глубинке, то исход мог быть весьма плачевным.

Примерно неделю я был на больничном. В общественном транспорте ездил в военную поликлинику на перевязки с перебинтованной головой. В редакции объяснил, что напали хулиганы. Милиция подмосковного города впоследствии сообщила, что отыскать нападавших не удалось. Якобы один местный житель видел, как примерно в то же время, когда меня толкнули под электричку, двое мужчин выбежали на пристанционную дорогу и сели в поджидавшую их машину, которая вся была в грязи. Ни цвета, ни марки, ни тем более номера, свидетель назвать точно не смог. Спасибо милиции за то, что хотя бы провели расследование. В итоге мне была выплачена небольшая страховка. За время лечения прочитал переданные мне сыном главного конструктора материалы. Они в несколько ином, более жестком свете позволяли смотреть на загоризонтную эпопею, противостояние вокруг нее.

Откровенно замечу, что были у меня сомнения относительно добровольно ухода Франца Кузьминского с поста директора — научного руководителя НИИДАРа. Журналист тогда в своей работе не ошибается, когда проверяет и перепроверяет при подготовке материала полученные сведения. Пусть они переданы из надежных источников от известных руководителей. Лишняя проверка и сомнения не помешают. Приказ № 371 министра радиопромышленности СССР П. Плешакова от 24.08.81 года окончательно развеял мои сомнения. С удивлением прочитал этот документ. Оказывается действительно, несмотря на распространённые впоследствии слухи, Кузьминский добровольно ушел с административной должности директора. Вот что отмечено в старом приказе:

«Тов. Кузьминского Франца Александровича освободить от должности директора — научного руководителя Научно-исследовательского института дальней радиосвязи ЦНПО «Вымпел» в связи с переходом на другую работу по личной просьбе. Отмечая многолетнюю и плодотворную работу на должности директора института объявить т. Кузьминскому Ф.А. благодарность. Желаем Вам, уважаемый Франц Александрович дальнейших успехов в трудовой деятельности».

В тот же день 24 августа 1981 года министр радиопрома СССР подписал и другой приказ №373: «Тов. Кузьминского Франца Александровича назначить заместителем директора Научно-исследовательского института дальней радиосвязи ЦНПО «Вымпел» по научной работе».

Весьма любопытными оказались институтские документы под грифом «Для служебного пользования». Но это секреты прошлого. Поэтому их можно публиковать. Это записи на бланках «Указание директора института». Из них видно, что уже в декабре 1981 года отношения между заместителем директора НИИДАРа по научно работе и непосредственно директором обострились. Бланки весьма оригинальные. В НИИДАРе, очевидно, были отработаны до мелочей бюрократические процедуры руководства коллективом. На одной стороне было «Указание директора института», на другой — «Доклад об исполнении (заполняется лично ответственным исполнителем)». А внизу бланка мелким шрифтом помечено «Подлежит возврату в секретариат в установленный срок». Таким образом, контроль за выполнением указаний директора НИ-ИДАР, был поставлен надлежащим образом. Вот такую бы систему отчетности за выполнением указаний внедрить повсеместно в нашем государстве. Ставишь подпись под графой «Доклад об исполнении» и будь добр, отчитаться о выполненной работе. Но вернемся к старым документам. Они лично мне открыли глаза на противостояние директора НИИДАР и главного конструктора, который добровольно оставил, в том числе и в угоду первому, руководящую административную должность для того, чтобы всецело заниматься системой ЗГРЛС. Вот только некоторые из них.

Указание директора института №27 от 12. 12. 1981 г.

«Тов. Кузьминскому ФА.

Обращаю внимание на невыполнение Вами приказа от 22. IX. 81 г. №65 по завершению проверки готовности объекта 1937 к постановке на... в ноябре месяце с/г.

Обязываю принять срочные меры, обеспечивающие оформление акта комиссии в ближайшие дни декабря с/г. Предупреждаю о персональной ответственности за срыв сроков».

Под «указанием» подпись — Марков.

На обороте в «Докладе о исполнении» отмечено:

«Это поручение не понятно. Проверку готовности 1937 ведет комиссия Заказчика во главе с т. Вороной. Работы успешно завершены и оформлен соответствующий протокол. Никакого акта комиссии Заказчик выпускать не собирается, да он и не нужен».

Разборчивая подпись — Кузьминский и дата 12.XII.81 г.

Следующее указание директора НИИДАР от 6.01.1982 года №4:

«Тов. Кузьминскому Ф.А.

Повторно обращаю внимание на демонстративное уклонение от личного участия и руководства в согласовании проекта решения ВПК (ВП — 16824сс от 30.X) и невыполнение в установленный срок (17.XII. 81 г.) указания генер. директора ЦНПО от 7.XII. 81 г. № 8912 ее».

Подпись — Марков.

В «Докладе об исполнении» Кузьминский в тот же день отвечает:

«т. Маркову

Ваше распоряжение мне непонятно, а изложенные претензии — надуманны. Я непрерывно лично участвую во всех сложных делах по известной тематике. Встречающиеся естественные трудности лучше решать с дружелюбной деловитостью, а не понуканием».

Подпись — Кузьминский.

Очевидно, в 1982 году отношения между директором и главным конструктором стали очень сложными, а в начале 1983 года они стали нетерпимыми для двух руководителей института. Это хорошо видно на примере служебной записки, которую в тот критический период Франц Александрович пишет директору Маркову:

«Вашим приказом №6сс от 08.02.83 г., — пункты 8,9,10,11,14, — поставлен ряд производственных задач НФ (Прим. автора. НФ — Николаевский филиал) НИИДАР и произведены в нем определенные структурно-организационные изменения. Этот приказ издан без обсуждения со мной как с должностным лицом, которому непосредственно подчинен НФ НИИДАР. Принятие Вами руководящих решений производственно-организационного плана применительно к подчиненным мне коллективам без согласования со мной, происходит неоднократно, что не способствует должной эффективности работы. Не сомневаюсь, что вы сами оцениваете такую практику отрицательно. Поэтому хочу расценить происшедшее как недоразумение и прошу Вашего согласия уточнить пункты 8,9,10,11,14 упомянутого приказа, имеяпри этом ввиду обеспечение выполнения соответствующих работ, заданных Постановлениями от 24 декабря 1982 г. и от 31 мая 1982 г.

Проект Вашего приказа, в уточнение приказа № бес от 08.02.83 г., будет Вам представлен при наличии на то Вашего согласия».

Под запиской разборчивая подпись Кузьминского и дата — 17.02.83 г.

Директор НИИДАР Владимир Марков написал на записке свою резолюцию, «т. Кузьминскому Ф.А. Затраты рабочего времени на аналогичные записки оцениваю отрицательно и рассматриваю, как недоразумение. Приказ, согласованный с руководством НФ, представлен во время вашего нахождения в командировке. Прошу его завизировать, или дополнительно доложить предложения по развитию в НФ указанных работ». Внизу услужливой рукой кадровика написана справка: Кузьминский Ф.А. находился в командировке с 7 февраля по 11 февраля 83 г.

Этот документ тоже подтверждал слова Франца Кузьминского о том, что директор НИИДАРа своими решениями чрезвычайно осложнил его работу, как главного конструктора. Для Кузьминского в тот период главным было улучшить тактико-технические характеристики уже построенных боевых загоризонтных радаров, ввести всю загоризонтную систему в состав системы предупреждения о ракетном нападении. И он максимально делал все, что было в его силах и возможностях. К слову, предложения Владимира Маркова в принципе были вполне разумными — доработать радары для обнаружения воздушных целей. Однако в тот период они тормозили основные работы Кузьминского, вносили в них дезорганизацию, отрывали силы и средства. Возможно, не будь этого противостояния, работай Франц Александрович в морально комфортных условиях, ему бы удалось выполнить намеченные работы по совершенствованию радаров. Ведь не случайно многие утверждали, что только Франц Александрович мог осилить эту гигантскую работу. Но, к сожалению, Владимир Марков и другие ему не дали этого сделать. Ведь Кузьминского просто вынудили уйти из НИИДАР. Как рассказывал выше бывший вице-президент МАК «Вымпел» Вячеслав Борисович Маклецов новый состав партийного комитета института стал полностью подконтрольным директору НИИДАР Маркову. Этого не учел или не понял Франц Кузьминский. Мне удалось, на этот счет, получить весьма примечательный документ.

«В партийный комитет НИИДАР.

Товарищи члены парткома! На заседании партийного комитета в феврале с.г. при обсуждении вопроса о работе опытного завода я предложил отметить в решении парткома, что планом завода не предусмотрено изготовление аппаратуры по изделию 32Д6, что противоречит заданию, установленному соответствующим Постановлением ЦК КПСС и Правительства СССР, и предложил поручить коммунистам Маркову В.И., Трухманову АЛ. и Кузьминскому Ф.А. принять необходимые меры по немедленному развертыванию производства аппаратуры по этому изделию в согласованном с Заказчиком порядке. Секретарь парткома НИИДАР т. Симонов С.А. дал мне разъяснение, что вопрос о состоянии работ по данной тематике (НИО-3) предполагается специально подготовить и рассмотреть на заседании парткома 23 марта 1983 года. Поэтому принятие моего предложения было бы преждевременным.

До настоящего времени рассмотрение вопроса о состоянии работ по тематике НИО-3 на заседании парткома не состоялось. Оно трижды назначалось и трижды переносилось: с 23 марта на 6 апреля, с 6 апреля на 21 апреля и с 21 апреля на неизвестное мне время. Вместе с этим я, как известное Вам должностное лицо, испытываю острую тревогу по поводу состояния дел по тематике НИО-3. Суть этого заключается в следующем. Упомянутым выше Постановлением нам поручено решение задачи, которая по крупному состоит из двух частей: совершенствование аппаратурного комплекса известного изделия и совершенствование комплекса специальных ионосферных алгоритмов. Что касается первой части, то она уже реализована в объеме эскизного проекта, одобренного заказчиком, и вопрос об изготовлении аппаратуры, после вмешательства руководства Министерства и Комиссии Совета Министров, по-видимому, в ближайшее время стронется с мертвой точки. При этом, потерянные несколько месяцев, вряд ли, возможно,будет наверстать. Однако теперь есть основание надеяться, что хоть с опозданием относительно установленного срока, задача изготовления аппаратурного комплекса будет решена. Что касается второй части задачи — совершенствование комплекса специальных ионосферных алгоритмов, то она находится под более серьезной угрозой. Дело в том, что именно эта часть задачи определяет успех или неуспех заданной работы в целом. Именно она является наиболее трудным разделом работы, содержащим в себе широкий диапазон весьма сложных задач таких, как изучение и соответствующее использование природных свойств ионосферы, опытно-математическое моделирование комплексного процесса решения конечной целевой задачи, организация и проведение специальных испытательных работ и т. д. Выполнение этих задач может быть обеспечено только на базе Николаевского филиала НИИДАР, который создавался и годами готовился для этого и который располагает соответственно необходимым комплексом уникальных экспериментальных средств. Однако директором НИИДАР издан ряд приказов, которыми произведены существенные перестановки ранее сложившихся и успешно выполнявшихся функциональных обязанностей основных руководителей работ. С нарастающим нажимом предпринимаются мероприятия по передаче Николаевскому филиалу задач по совершенствованию аппаратурного комплекса изделия. В условиях реально сложившейся действительности это неизбежно повлечет за собой недопустимое ослабление усилий Николаевского филиала по выполнению выше упомянутой второй части порученной нам задачи, что приведет уже не просто к оттяжке сроков исполнения. Это грозит недостаточно качественным решением ряда принципиальных вопросов, или тем, что просто не будут найдены должные решения по некоторым определяющим задачам. Это создает реальные предпосылки для некачественного решения поставленной перед нами задачи в целом, что приведет к незаслуженной компрометации созданных средств, в том числе уже переданных Заказчику. Мои многократные попытки убедить директора в пагубности предпринимаемых им мероприятий и недопустимости их реализации к желаемому результату пока не привели. Считаю своим долгом информировать Вас об изложенном.

Товарищи, меня тревожит еще одно обстоятельство. Существует специальная программа, утвержденная министром и руководством Заказчика. Эта программа лежит в основе выполнения работ по второй части порученной нам задачи, о которой шла речь выше. В связи с приказом директора НИИДАР об усилении отраслевых подразделений Николаевского филиала, что практически означает сокращение сил, выполняющих работу по совершенствованию ионосферных алгоритмов, я счел необходимым напомнить руководству Николаевского филиала основной круг задач, стоящих перед ним в соответствии с упомянутой программой. С этой целью я поручил подготовить фототелеграмму на имя начальника Николаевского филиала с обобщенно-концентрированным изложением этих задач и просьбой рассмотреть соответствующие организационные формы их выполнения. С подготовленной телеграммой я ознакомил ряд руководящих товарищей НИО-3 и попросил их ее завизировать, после чего подписал сам. Это обычная и привычная всем рабочая процедура. Однако после передачи телеграммы в Николаевский филиал секретарь партбюро НИО-3, заместитель начальника отдела т. Даньшин был приглашен к секретарю парткома т. Симонову С.А. и ему было выражено неудовольствие по поводу того, что он завизировал эту телеграмму, включая угрозу быть отстраненным от обязанностей секретаря партбюро НИО-3. Аналогично начальник отдела НИО-3 подполковник-инженер Быковский был вызван к директору т. Маркову В.И. и ему также было выражено неудовольствие по поводу визирования им телеграммы.

Я воспринимаю это как предупредительные меры по поводу возможной критики мероприятий, проводимых директором, и считаю это опасным симптомом, который не имеет право на существование.

Прошу настоящую мою информацию приобщить к протоколу сегодняшнего заседания парткома». Подпись — Кузьминский. 21. IV. 83 г.

Однако надежда Франца Кузьминского на партком НИИДАР, как справедливого коллективного арбитра в его затянувшемся конфликте с Марковым, не оправдались. Более того, партком не только не разобрался в сложившейся ситуации вокруг работ по ЗГРЛС, но и сурово наказал самого Кузьминского. Возможно, что такой несправедливости Франц Александрович уже не в состоянии был вынести. Есть же предел терпению. В итоге он с партийным взысканием, по собственному желанию ушёл из НИИДАР.

В Институт прикладной геофизики имени академика Федорова Е.К. (ИПГ) Франц Александрович пришёл работать рядовым сотрудником. Там быстро оценили, что это за человек и ученый. В 1985 году партийная комиссия этого института разобрала персональное дело коммуниста Кузьминского. Была такая во времена всевластия КПСС серьезная форма работы и влияния на членов партии. Своего рода партийный суд, или трибунал. Мне удалось добыть справку о работе той партийной комиссии. Я специально не правил этот документ, не менял его формулировок. Та эпоха навсегда канула в небытие. Однако забывать о ней не стоит. Откровенно говоря, не хочется повторения таких партийных судилищ в нашем государстве, на которых буквально выворачивали наизнанку душу человеку. Партийное взыскание закрывало дорогу на вышестоящую должность, на престижную работу. Парткомами и парткомиссиями руководили обычные люди со своими пристрастиями и амбициями, но которым полагалось быть кристально честными и справедливыми. Но разве изменить человеческий характер, когда дается право карать или миловать. Знаю по себе, что такое разбор дела на партийной комиссии. Но видно в тот период в ИПГ работали более принципиальные коммунисты, чем в НИИДАР. Вот эта справка.

«В июне 1983 года партком НИИДАР вынес коммунисту Кузьминскому Ф.А. (в то время сотруднику НИИДАР) строгий выговор в следующей формулировке: «За неудовлетворительное состояние плановой и исполнительской дисциплины в руководимых подразделениях, проявившееся в хроническом невыполнении плановых работ НИО-3 и НФ НИИДАР, неоднократное создание конфликтных ситуаций в коллективе, вносящих ненужную нервозность в работу и отвлекающих его от выполнения задач, сформулированных Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР, личную недисциплинированность, выразившуюся в систематическом невыполнении приказов Генерального директора ЦНПО «Вымпел» и директора НИИДАР, решений НТС и Совета руководства».

Для подготовки вопроса о снятии с коммуниста Кузьминского Ф.А. взыскания партбюро Института прикладной геофизики имени академика Федорова Е.К. создало комиссию в составе Иванова А. Б. — секретаря бюро, Козорезова Е.В. — зам. секретаря партбюро по оргвопросам и Писанко Ю.В. — секретаря цеховой n/о ГФС.

Комиссия провела беседы с т. Кузьминским Ф.А., секретарем парткома НИИДАР т. Симоновым С.А., а также — с руководящими и рядовыми сотрудниками подразделений ГФС, где в настоящее время работает т. Кузьминский Ф.А., изучила его отношение к производственной и общественной работе, поведение в коллективе.

Тов. Кузьминский Ф.А. работает в ИПГ с 1 ноября 1983 г. Переход его на работу из НИИДАР в ИПГ, по заявлению т. Кузьминского Ф.А., обусловлен принципиальным расхождением взглядов его (как главного конструктора) и директора НИИДАР по научно-техническим и организационным вопросам ведения разработки, заданной Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР. В результате этих расхождений т. Кузьминский Ф.А. пришел к выводу, что ему необходимо либо согласиться с линией директора и возглавить неверное, по его убеждению, направление в решении поставленной задачи, либо уйти в другую организацию занимающуюся смежными вопросами и попытаться найти способ теоретического решения принципиальных трудностей разработки, которую он вел в качестве главного конструктора.

За период работы в ИПГ т. Кузьминский Ф.А. проявил себя положительно с производственной и общественной стороны. Манера его общения с товарищами и поведение в коллективе также характеризуются положительно. По роду выполняемой работы он не имеет подчиненных подразделений, однако, как исполнитель, порученные производственные задачи выполняет качественно и в установленные сроки. Охотно помогает в работе коллегам по лаборатории. Никаких проявлений в плане создания конфликтных ситуаций в коллективе со стороны т. Кузьминского Ф.А. замечено не было. Более того, манерой своего поведения и соответствующими действиями он всегда стареется предупредить возможные возникновения ненужной нервозности в работе. Каких-либо элементовличной недисциплинированности за т. Кузьминским Ф.А. не замечено — все приказы, распоряжения и указания руководителей выполняются им качественно и с должной ответственностью.

Учитывая изложенное, парторганизация ИПГ 4 марта 1985 г. единогласно приняла решение о ходатайстве перед Куйбышевским РК КПСС о снятии с т. Кузьминского Ф.А. партийного взыскания. Однако бюро Куйбышевского РК КПСС на заседании 18 апреля 1985 г. сочло, что вопрос о снятии взыскания с коммуниста Кузьминского Ф.А. был поставлен преждевременно. После этого парторганизация ИПГ стала более пристально изучать как производственную, так и партийную работу т. Кузьминского Ф.А., его личные качества как человека и коммуниста. Ему была поручена ответственная партийная работа — в сентябре 1985 г. он был избран членом партийного бюро цеховой парторганизации, в настоящее время является заместителем секретаря по оргработе. Тов. Кузьминский Ф.А. серьезно отнесся к партийному поручению и зарекомендовал себя на этой работе с положительной стороны.

В порядке личной инициативы т. Кузьминский Ф.А. работает над теоретическими основами преодоления основной принципиальной трудности разработки, которую он вел в НИИДАР в качестве главного конструктора. Он считает, что эта работа близка к успешному завершению и намерен передать ее результаты в НИИДАР для внедрения.

Оценивая различные стороны деятельности и поведения т. Кузьминского Ф.А. за период его работы в ИПГ, комиссия пришла к выводу:

За время трехлетней работы в ИПГ недостатки, упомянутые в формулировке взыскания «строгий выговор», не проявились. Принимая во внимание положительную характеристику производственной деятельности общественной работы и поведения в коллективе коммуниста Кузьминского Ф.А., комиссия рекомендует партийной организации ИПГ ходатайствовать перед Куйбышевским РК КПСС о снятии с коммуниста Кузьминского Франца Александровича строгого выговора, вынесенного ему парткомом НИИДАР в июне 1983 года.

Председатель комиссии А.Б. Иванов Члены комиссии Е.В. Козорезов, Ю.В. Писанко

Таким образом, коллективу Института прикладной геофизики хватило менее чем полтора года для того, чтобы разобраться, кто такой на самом деле Франц Александрович Кузьминский. Он оказался не смутьяном, не подстрекателем, не саботажником, а, действительно, порядочным человеком и хорошим работником. А вот в НИИДАР за десятилетия так и не смогли понять, что за человек долгие годы руководил коллективом и при том довольно успешно.

Сам собой напрашивается вывод о том, что Францу Кузьминскому просто не дали доработать боевую систему ЗГРЛС. Именно к такой уверенности я пришел после своего второго журналистского расследования. Все соответствующие документы у меня были. И я засел за материал. Написал его в редакции практически за один день. Повезло, что не было других редакционных заданий, а новый по тому времени компьютер существенно облегчил творческие муки. Проблема была близкой и понятной. Однако работу над последним разделом материала неожиданно прервал телефонный звонок. Мужчина поинтересовался, с кем он разговаривает. При этом голос мужчины был, словно из подземелья, и его слова звучали на фоне какого-то гула, напоминающего тот, который возникает в автомобиле при движении по городу. Естественно, я представился. В ответ мужчина сказал, что сейчас со мной переговорят. Пару секунд из телефонной трубки слышался один монотонный гул. Потом уже явно другой мужчина с властной интонацией в голосе поинтересовался моим здоровьем. Для меня это было неожиданным. Какое ему дело до моего здоровья. Так примерно я и ответил и в свою очередь порекомендовал новому собеседнику отрекомендоваться, кто таков? На это мужчина буквально, разжевывая каждое слово, медленно произнес, что это необязательно. И опять спросил о моем здоровье и при этом добавил, мол, зажила ли у меня рана на голове. Тот разговор я запомнил почти дословно.

– Вас ведь предупреждали больше не писать о ЗГРЛС, — неторопливо сказал мужчина, — вы нас не послушались. Однако сожалею, что наши сотрудники перестарались. Они за это своеволие наказаны. У них не было полномочий так с вами поступать.

Тут я буквально взорвался.

– Да кто вы такой, черт возьми, — бросил резко я в трубку.

К сожалению, в кабинете во время разговора не было никого из сослуживцев. Могли бы попытаться засечь номер звонившего.

– Не пытайтесь Александр Григорьевич звонить в милицию или на АТС и просить определить мой номер, — отреагировал на мою бурную реакцию и небольшую паузу незнакомец, — бесполезно. Лучше подумайте над тем, что я вам сейчас скажу. Человек вы упрямый. Наверняка уже написали очередной материал по ЗГРЛС. Наверное, вам уже кое-кто говорил о попытках приватизации НИИДАР, возможном перепрофилировании института. Так вот. О Кузьминском и других можете писать, что угодно. А вот о перепрофилировании лучше не надо. Мы найдем способ прочитать ваш материал перед публикацией и поверьте мне на слово, найдем способ не допустить ее в печать. В случае вашего упрямства и несговорчивости мы можем применить некоторые меры. А может быть, даже получите от нас хороший гонорар за объективный материал по боевой системе ЗГРЛС. Всего наилучшего.

Разговор буквально выбил меня из рабочей колеи. В тот день я больше не притронулся к компьютеру. Конечно, я слышал о том, что может произойти с НИИДАР, как впрочем, и со многим другими заводами и научными центрами в стране в период приватизации. Об этом собирался указать в материале. Но телефонный звонок и голос неизвестного, явно говорившего по суперсовременному и дорогому в тот период сотовому телефону из машины, откровенно заставил задуматься о собственной и родных безопасности. Хорошо помнил толчок в спину и падение на перроне. Мои подполковничьи погоны и форма офицера не могли защитить ни меня, ни близких. Так стоило ли рисковать? В конечном итоге, хорошо обдумав все за и против, решил не играть с огнем и написать материал без всяких намеков на возможные баталии вокруг самого института. В этом вопросе пусть без меня разбираются. После таких раздумий, из материала убрал уже готовый абзац. И на том остановился. Однако сам материал несколько месяцев пролежал на столе редактора отдела и был опубликован лишь в 1996 году под рубрикой «Архив «Русского оружия». Правда, против этой рубрики я тогда пробовал возражать. Мол, рано еще такое радиолокационное вооружение считать бывшим. Оно еще покажет себя. Однако редактор отдела отреагировал на мои попытки изменить рубрику словами о том, что боевую систему так и не приняли на вооружение, а теперь и подавно вряд ли удастся ее доработать. Ну а рубрика не снижает ценности материала. Тем более что такая рубрика снимает вопросы о возможном лоббировании НИИДАРа в газете.

«Архив «Русского оружия»

«Смотрящие за горизонт»

Штрихи к истории создания супермощных отечественных РАС

Александр Бабакин

В самом начале 90-х годов эти фантастические на вид сооружения некогда сверхсекретных военных объектов вдруг оказались под пристальным вниманием прессы как нашей, так и зарубежной. Создателей таких объектов (загоризонтных РАС), талантливых конструкторов, инженеров, ученых обвиняли в прожектерстве. В некоторых изданиях, в частности, подчеркивалось, что они якобы ради блестящей карьеры, наживы и правительственных наград понапридумали проекты, подобные повороту сибирских рек вспять, и истратили на никчемное дело миллиарды народных денег. Впрочем, все по порядку.

«Этот веер черный, веер драгоценный...»

Послевоенные годы. Создается новое поколение реактивной авиации — с огромными скоростями, дальностью и высотой полета, появляется атомная бомба, на подходе ее носители — межконтинентальные баллистические ракеты... Успех заочной дуэли между авиационной и ракетной техникой и средствами разведки ПВО явно на стороне первых. Во всех ведущих государствах, в том числе и в СССР, идет активнейший поиск новых методов радиолокации по дальнему обнаружению целей. Возможность заглянуть за радиогоризонт обосновали ученые, изучающие ионизированные слои атмосферы Земли. Они обнаружили способность этих слоев отражать энергию коротких радиоволн.

В 1946 году русский ученый и конструктор Николай Иванович Кабанов впервые в мире предложил идею раннего обнаружения самолетов в коротковолновом диапазоне волн на удаленности до трех тысяч километров. «Нировская» работа, имеющая гриф «совершенно секретно», была известна узкому кругу лиц под кодовым названием «Веер». Как свидетельствуют очевидцы, знаменитый ученый в области радиофизики академик Щукин любил иной раз при встрече с Кабановым шутливо напевать: «Этот веер черный, веер драгоценный...»

И «Веер» действительно мог стать драгоценным — дать стране надежный радиолокационный щит, с помощью которого можно было бы контролировать большие пространства, заранее обнаруживать массу целей при сравнительно низких энергетических затратах. Однако в 1949 году Николай Кабанов из-за неразрешимых технических трудностей прекратил исследования. В научных кругах создался устойчивый стереотип, что такой радар создать невозможно. Позднее и американцы также прекратили исследования в этом направлении.

Только через несколько лет лауреату Государственной премии СССР Ефиму Штырену, его ближайшему помощнику и единомышленнику Василию Шамшину (ставшему впоследствии министром связи), а вместе с ними молодым ученым Борису Кукису и Эфиру Шустову 'удалось теоретически обосновать принципиально новую научную идею загоризонтно локационного наблюдения целей на дальностях от трех до десяти тысяч километров. Более того, они создали действующий макет загоризонтного локатора, с помощью которого следили за стартами баллистических ракет на Байконуре с расстояния в 2.500 километров. Казалось, этот успех надо развивать. И новый директор НИИ дальней радиосвязи Владимир Марков стал торопить Штырена строить уже опытный образец мощного радара. Тот настойчиво отказывался, пытаясь доказать, что без детальнейших научных исследований и лабораторных испытаний нельзя браться за строительство столь дорогостоящего объекта. И в результате за неуступчивость Штырена, несмотря на его заслуги, сняли с должности главного конструктора.

Опытный радар - еще не боевой

В 1964 году главным инженером в Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) становится Франц Кузьминский. Один из учеников академика Расплети-

300

«Новые материалы открывают новые тайны ЗГРЛС»

на — создателя первых советских зенитных ракетных комплексов — уже достаточно опытный, зрелый ученый, он заинтересовался научной проблемой, которой занимался один из отделов института. Ионосфера, солнечная радиация и активность, свойства целей и земной поверхности отражать сигналы РАС, промышленные помехи — все эти темы тогда были малоизученными. Они вызвали неподдельный интерес у Кузьминского, и он в качестве главного конструктора приступает в 1970 году к созданию под Николаевым опытного радара, проект которого был разработан учеными Владимиром Васюковым, Юрием Гришиным, Эфиром Шустовым, Альбертом Бараевым и Валентином Стрелкиным.

Как вспоминает бывший заместитель главного конструктора доктор технических наук, академик Эфир Шустов, постоянно приходилось решать сложнейшие научные и технические проблемы. Так, Днепропетровский машиностроительный завод на неопределенный срок задерживал изготовление, монтаж и ввод в эксплуатацию 26 огромных, с двухэтажный дом, передатчиков. А из-за этого оказался под срывом график испытаний всего николаевского загоризонтного комплекса. В верхах уже стали поговаривать о снятии с должности руководителей строительства, но тогда вообще недостроенный объект вполне мог быть замороженным... И Кузьминский, как говорится, рискуя головой, создает из своих специалистов несколько бригад в помощь заводу.

Люди работали в зоне повышенной опасности. Внутри огромного передатчика напряжение тока колебалось от 6 до 40 киловольт. Слава Богу, что институтские специалисты в этом плане были хорошо подготовлены. А вот у заводчан случилась трагедия: несколько человек погибли подтоком, еще несколько стали инвалидами. Впоследствии днепропетровцы в срок сдали военной приемке пятнадцать передатчиков, бригады из НИИДАРа -одиннадцать.

Загоризонтная РАС получалась весьма и весьма внушительной. Приемная антенна шириной 300 метров, высотой 135 метров. На самой антенне размещено 330 вибраторов. Каждый из них размером 15 метров. Передающая антенна шириной 210, а высотой 85 метров. В большом, длиной в девяносто метров здании, находилось 26 двухэтажных передатчиков.

Впервые заработало это фантастическое сооружение без малого 25 лет назад, 7 ноября 1971 года (да, пуск РАС был приурочен к очередной дате Великого Октября). Потом, в течение нескольких лет, главный конструктор Франц Кузьминский, его заместители Юрий Гришин, Эфир Шустов, Виктор Чепига, сотни других опытнейших мастеров, среди которых были Валентин Стрелкин и Юрий Калинин, настраивали системы, так сказать, учили радар видеть цели. На государственных испытаниях, за которыми наблюдали военные специалисты из управления заказчика, опытная ЗГРЛС успешно обнаружила несколько групповых запусков в составе четырех ракет, одновременно стартовавших с одного отдаленного полигона. Но для главного конструктора этот успех и сверхнапряжение последних лет стоили очень дорого. Тяжелейший обширный инфаркт на несколько долгих месяцев уложил Кузьминского на больничную койку. А боевую ЗГРЛС еще предстояло создать.

Опальный конструктор

Вначале надо было научить опытную радиолокационную станцию не просто фиксировать старт ракет и рисовать на экранах траекторию полета, но и выдавать все параметры движения одиночной и групповой цели, повысить надежность обнаружения на максимальных расстояниях, снизить до минимума вероятность ложных тревог. Кузьминский был сторонником того, чтобы провести серьезные исследования, накопить опыт, понять систему обнаружений. Например, почему в одной конкретной обстановке (имеется в виду данное время суток и года, уровень солнечной активности...) цели обнаружены, а уже через некоторое время радар вдруг слепнет.

Без ответа на все эти и другие вопросы Кузьминский не хотел приступать к созданию боевой РЛС. Но главного конструктора постоянно подгоняло руководство Минрадиопрома и Министерства обороны, а на министерских давили из всемогущего ЦК КПСС: «Когда появится боевой загоризонтный радар и вся суперсистема? Скоро ли мы будем иметь достоверную информацию об американских ракетных базах и всех стартах ракет оттуда? » Куда тут денешься.

В 1976 году на Украине был построен первый боевой локатор. Развернулись полномасштабные испытания. Параллельно сооружалась РАС под Комсомольском-на-Амуре. И вот на этапе испытаний боевой украинской РАС ее создателей стали преследовать неудачи. Сбылись опасения Кузьминского и военных специалистов относительно коварства полярной шапки ионосферы над Северным полюсом, которая была способна буквально пожирать энергию, излучаемую радаром. Поэтому он плохо видел одиночные цели.

Начало 80-х для главного конструктора Кузьминского, ставшего к тому же еще и директором своего института, стало очень тяжелым. Для проведения задуманных научных исследований по распространению электромагнитных волн в полярной ионосфере нужны были немалые средства и, что самое главное, длительная кропотливая работа. А от него требовали быстрого гарантированного успеха. В кругу единомышленников и самых близких лиц Кузьминский неоднократно говорил, что ему тяжело совмещать две должности: главного конструктора и директора.

И вот тут в сложную эпопею создания загоризонтной радиолокации вновь вмешался его величество случай. С поста заместителя министра радиопромышленности был снят Владимир Марков. В прежние годы Кузьминский много трудился с ним и рассчитывал вновь привлечь Маркова к своему делу, уступив ему директорское кресло в институте. Но...

Как выяснилось в скором времени, у них оказались разные точки зрения на пути доработки боевых ЗГРАС. Постепенно это расхождение во взглядах вылилось в открытую вражду. Не стоит ворошить прошлое и рассказывать, как она велась. Через некоторое время Кузьминский понял — ему не устоять против Маркова. И тогда, видя, что под угрозой огромный труд ученых и большие средства, он решается на отчаянный шаг. Пишет заявления в Центральное научно-производственное объединение «Вымпел» и министру радиопромышленности о своем уходе с работы. Таким демаршем Кузьминский надеялся повлиять на руководителей, заставить их изучить глубже проблему. Но от него просто отказались...

И все же ученый остался верен своим идеям. Шесть лет вместе со специалистами из института прикладной геофизики и математиками МГУ Кузьминский настойчиво исследовал закономерности прохождения сигнала радара через ионосферу. В 1989 году он уже знал, как сделать загоризонтный суперлокатор действительно всевидящим. Однако чиновники соответствующих ведомств оказались глухи к обращениям опального бывшего главного конструктора. Такого ученый уже не мог перенести. Его здоровье резко ухудшилось. И вот июньским днем 1991 года, на 69 году жизни, Франца Кузьминского не стало. Проститься с бывшим главным конструктором ЗГРЛС пришли тысячи сотрудников НИИДАРа, руководители отрасли, министерства, военнослужащие.

В ноябре 1993 года состоялась научно-техническая конференция, посвященная памяти ученого и 25-летию со дня проведения первых отечественных экспериментов по лоцированию объектов на загоризонтных сверхдальностях. Заместитель председателя научного совета по комплексной проблеме распространения радиоволн Российской академии наук академик Владимир Мигулин тогда отметил, что Кузьминский сделал большой вклад в загоризонтную локацию. Имеющиеся у нас в стране в этой области успехи напрямую связаны с его именем. Уже создана передислоцируемая, контейнерная ЗГРЛС. Разрабатывается летающий локатор для обнаружения малозаметных целей на больших дальностях, которому из-за его невысокой стоимости и простоты нет аналогов в мире. Ведутся исследования и по другим направлениям. Так что сегодня можно с уверенностью сказать — Россия будет смотреть за горизонт».

Какой-то особенной реакции на материал не последовало. Правда, он был отмечен, как один из лучших в номере газеты «Красная Звезда». Читался интересно. Было несколько звонков из НИИДАРа. Благодарили за объективность и за то, что рассказал о посмертной реабилитации Кузьминского и его детища. Однако газетный аналитический материал имеет свои особенности. В публикации я так и не смог привести ряд важных документов, показывающих деятельность Франца Кузьминского после увольнения из НИИДАРа, его многотрудный научный поиск. Только обозначил его работу после увольнения. Теперь же есть возможность опубликовать эти документы. Пусть даже маловеры убедятся, что Кузьминский и после увольнения активно пытался совершенствовать боевую систему ЗГРЛС, и был, возможно, близок к разгадке научно-технической проблемы, почему ионосфера «пожирала» энергию боевых радаров. В свое время мне не дали в Минрадиопроме, в комиссии по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР, в Минобороны СССР, ЦК КПСС ознакомиться с письмом Франца Кузьминского с предложениями по доработке боевых ЗГ радаров. Впоследствии некоторые руководители мне в лицо говорили, а было ли вообще это письмо. Может это плод фантазии уволенного и обиженного бывшего главного конструктора. Мол, меньше верьте на слово товарищ военный журналист. А я и не верил, а проверял полученную информацию. Но ее от меня утаивали. Многим было выгодно, чтобы письма и выводы навсегда остались погребенными в архивах ведомств. Теперь передо мной на столе лежит черновик того письма Ю.Д. Маслюкову, П.С. Плешакову, А.И. Колдунову, В.В. Сычову, датированный 23.04.1987 г. Для посвященных читателей этой книги думаю, не стоит указывать должности этих высокопоставленных военных и гражданских чиновников. Так что читатель пора перейти к следующей главе, где будут без купюр и исправлений опубликованы и другие материалы из архива Франца Кузьминского.

Глава 13 «Архив главного конструктора»

На рабочем столе передо мной обычная ученическая тетрадь с листами в клеточку для занятий по математике советского периода истории нашей страны ценой 12 советских полновесных копеек. Зеленая обложка выцвела от времени и стала какой-то серовато-зеленой. Рядом с тетрадью лежит весьма пухлая рукопись черновика письма на стандартных листах к руководству Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, Министерства радиопромышленности СССР, главкому Войск ПВО, руководителю ЦНПО «Вымпел». Следующая рукопись — черновик в 54 стандартных листа без названия. Очевидно, что это начало объемного литературного труда, который задумал главный конструктор Франц Александрович Кузьминский. Видно, что текст черновика у Франца Александровича рождался в серьезных творческих муках, раздумьях. В рукописи масса исправлений, переносов, вычеркиваний, дописывания на полях, в связи с чем, читается рукопись весьма трудно.

Материалы в ученической тетради в клеточку, черновик письма руководителям явились основой для официальных писем, которые Франц Александрович незадолго перед своей кончиной отправлял в различные инстанции, ведомства и доказывал, каким образом необходимо осуществлять доработку боевых ЗГРЛС. Те письма ученого так и сгинули неизвестно где. По крайней мере, все мои обращения в Минобороны, Минрадиопром, ВПК оказались тщетными. Приходили стандартные отписки, что такой-то документ не поступал и не зарегистрирован. Тогда, вполне законно возникает вопрос, а куда они подевались, или кто их преднамеренно положил в личные несгораемые шкафы, или под сукно чиновничьих столов? Однако неожиданно появились черновики бумаг ныне покойного Кузьминского. И это не подделка, а рабочие документы, написанные рукой главного конструктора, по которым уже составлялись официальные письма. Важно то, что Франц Александрович явно ощущая, что ему принципиально не дают доработать боевую загоризонтную систему, решился на открытый бой с явными и скрытыми противниками ЗГРЛС. Кому-то в тот период в СССР, или каким-то силам было очень выгодно похоронить его многолетнюю работу, а вместе с ней, возможно, и знаменитый НИИДАР. Выступления же военного журналиста Бабакина, то есть мои, в различных средствах массовой информации лишь частично раскрывали проблему ЗГРЛС и ее трагедию. Главному конструктору при жизни так и не дали опубликовать материал ни в одном издании. Вот и получилась об одном из величайших дел советского военно-промышленного комплекса какая-то однобокая, неполная информация. А затем на проблему ЗГРЛС в российских СМИ вообще наложили табу. По себе знаю. В моем рабочем столе лежат с десяток уже подготовленных материалов для различных центральных газет и журналов. Мои материалы по ЗГРЛС уже сверстанные и подготовленные к печати в последний момент снимались с номеров изданий и заменялись другими. Зачастую это объяснялось отсутствием доказательств того, что Кузьминский в действительности предлагал реальные пути доработки своих суперрадаров. Против таких аргументов я не мог возразить. И вот теперь у меня имеются черновые записи Кузьминского. На мой взгляд, они красноречиво показывают в какой атмосфере в последние годы трудился талантливый ученый, что он действительно был близок к разгадке тайн ионосферы и достиг в этом деле весьма значительных результатов. Кроме того, рукописи весьма красноречиво показывают взаимоотношения внутри самого НИИДАР в отношении одного из тематических направлений — загоризонтной локации. После ухода из НИИДАР Франц Александрович стал практически в одиночку работать над загоризонтной проблемой. На это у него было мужество ученого, знания и уже накопленный огромный научно-экспериментальный материал. Ученый решил не выбрасывать «белый флаг« перед противниками, не менять основную тему своих исследований. Уже через пару лет Франц Александрович чётко сформулировал, каким образом необходимо дорабатывать уже построенную боевую систему, на которую государство затратило по тем временам в совокупности более миллиарда полновесных советских рублей.

Но, к сожалению, пора гениальных одиночек давно прошла. Над загоризонтной проблемой и загадками ионосферы десятилетиями бились огромные коллективы ученых, конструкторов. Казалось, что еще одно усилие, еще один эксперимент и тайна ионосферы будет разгадана и появятся могучие коротковолновые радары, которые будут осуществлять лоцирование воздушных и космических объектов вокруг всего Земного шара. Но всякий раз матушка природа выставляла новые загадки. О них сообщалось в прежних главах. Эти неудачи кое-кто уже откровенно связывал с именем Франца Кузьминского. После долгих лет тяжелейших поисков Франц Александрович был вынужден уйти из НИИДАР. В многотысячном научном коллективе это было воспринято по-разному. Были и злопыхатели. Мол, теперь с нашим потенциалом сами доработаем боевую загоризонтную систему. Не получилось. О Кузьминском в коллективе вспоминали уже, как о бывшем руководителе, которому не удалось довести «до ума» свою систему. А Франц Александрович вдруг взял и преподнес сюрприз. Да еще какой. Через какую-то пару лет он стал стучаться и звонить во все заинтересованные ведомства со своими предложениями, как сделать ЗГРЛС всевидящими. Поднялся нешуточный переполох. Один из высокопоставленных отставников генералов мне откровенно рассказал, как в его ведомстве обсуждались предложения Франца Александровича. Никто не брал на себя ответственность сказать, что надо принять предложения отставного ученого, восстановить его в должности и дать «по шапке» тем деятелям, которые вынудили Кузьминского уйти из НИИДАР. При этом всех терзало сомнение, а вдруг Кузьминский не прав в своих выводах. Да и боялись за возможные последствия, которые могли последовать после возвращения Кузьминского. Ведь в его уходе была повинна немалая когорта деятелей всех уровней. Мог разразиться страшный скандал, который бы наверняка расследовала партийная комиссия при ЦК КПСС. Многие бы лишились своих постов, партийных билетов, что в тот период было равносильно «гражданской казни», как в царские времена. Вполне вероятно, что именно из-за успехов одиночки Кузьминского его письма-обращения мне, научному сотруднику центрального военного журнала, даже не показали ни в Военно-промышленной комиссии, ни в Минрадиопроме, ни в главкомате Войск ПВО. А в ЦНПО «Вымпел» вообще сослались на пресловутую секретность работ и отказались со мной разговаривать. Ныне оригиналы в лучшем случае где-то пылятся на архивных полках.

Да полноте, господа-товарищи. Какая там секретность вокруг ЗГРЛС. О них знали десятки, а может сотни тысяч наших сограждан. Просто один клан советских высокопоставленных ученых и чиновников решил вообще замолчать дело Франца Кузьминского и его боевую систему. Эта важнейшая для обороноспособности державы система в расцвет демократических преобразований в СССР и всеобщей любви к США у нас в Союзе уже была весьма немодна. Вот пожилой, гениальный ученый и организатор и ходил без всякой надежды от одного кабинета к другому. А чиновники наверняка сразу звонили и сообщали, кому следует, о визитах Кузьминского. Возможно, что депеши об этом поступали даже в Вашингтон. А там откровенно радовались, что в СССР сами же советские своими же руками гробят талантливого ученого, который еще в 70-е годы своими могучими загоризонтными радарами облучал американские ракетные базы и приводил в трепет и изумление американскую политическую и военную элиту. В США ох как боялись этих советских радаров и втихую сооружали свои, гораздо меньшей мощности. Только не могли за океаном тягаться с Францем Кузьминским и другими гениальными радиолокаторщиками из НИИДАР. Да и вообще у американцев этот НИИДАР долгие годы был как кость в горле. Сравнительно небольшой коллектив советских ученых, на достаточно устаревшей опытно-производственной базе буквально творил чудеса в радиолокации.

Вот теперь бы откровенно рассказать, кому выгодно было, и в каких целях выдавить Кузьминского из института и не дать ему доработать систему могучих загоризонтных станций. Ведь очень многие знали, что Кузьминский и его команда были на пороге величайшего научного открытия XX века — загоризонтной коротковолновой радиолокации на сверхдальние расстояния. Я не милитарист, хотя и в звании полковника запаса российской армии, но как обычный журналист и россиянин не хочу повторения никаких внезапных и сокрушительных ударов по нашей Родине. Но для этого и самой России в нынешний XXI век надо уметь защищаться. Это не банальность — реальность.

В середине 90-х годов был весьма моден один импозантный, с заросшей черной щетиной физиономией журналист, который, не имея никакого военного образования, самочинно присвоил себе то ли такой чин, то ли название — военный журналист. Его пацифистские откровения очень любили показывать и публиковать все демократические СМИ, в том числе и зарубежные. А через некоторое время выясняется, что этот бородатый и упитанный господинчик действует на внушительный грант от одной английской благотворительной организации. Вот такие господинчики, получившие зарубежные гранты и постарались опоганить в различных советских и российских изданиях дело Франца Кузьминского. Не буду называть фамилию этого бородатого журналиста, дабы тем самым не создавать ему рекламу. Да бог с ним и его клеветническими выпадами в прошлые года о нашей армии. Об этом сейчас мало кто помнит. Я же привел этот пример для того, чтобы еще раз показать, что за время работы над темой загоризонтной локации узнал много такого, о чем обычные россияне и не подозревают.

Со своей стороны ни в коем разе не выступаю защитником Франца Кузьминского. Я просто провел многолетнее журналистское расследование. Собирал факты, примеры. В ряде изданий публиковал о загоризонтной эпопее. Эта информация доходила и ныне доходит до россиян. Недавно мне по электронной почте поступил один, очень интересный материал о той гигантской научно-технической работе, которую вел в свое время Франц Кузьминский и его единомышленники. Жаль, что под этим документом автор почему-то забыл подписаться. Видно на то имеются причины. При первом прочтении сразу же передо мной создался образ не трибунного говоруна Кузьминского, а человека дела и недюжинного ума. Видно, что этот ученый или конструктор, который переслал по электронной почте документ, сам непосредственно участвовал во многих экспериментах, проводимых под руководством Франца Кузьминского. Поэтому так скрупулезно и лаконично на нескольких страницах он описал известную ему часть гигантской работы по созданию боевой системы ЗГРЛС и по изучению тайн и загадок ионосферы. Практически во всех областях человеческих знаний и науки исследователи хоть как-то могут лицезреть плоды своих экспериментов, даже потрогать руками вернувшиеся на землю космические аппараты. Загоризонтные же эксперименты велись на высотах более 100 километров и дальностях до 10 тысяч километров. Никакие сверхумные математические модели, компьютеры не могли точно оценить, как на таких дальностях и высотах проходит радиолокационный сигнал, что с ним происходит, как на него влияют ионосфера, солнечная активность, космические лучи. Это была поистине вселенская загадка. А научная работа по этой проблеме поражает смелостью человеческого ума, его способностью решать поистине фантастические задачи. Без лишнего пафоса и ангажированности отмечу, что в работе по загоризонтной радиолокации в полной мере проявилась гениальность Франца Кузьминского и многих его соратников, о которых рассказывал ранее. Для большего понимания того, что они делали, думаю, стоит привести полностью это электронное письмо.

Ученый назвал его «ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЙ, УЧАСТНИКИ РАБОТ». (Напомню, что здесь речь ведется только лишь о части экспериментов, которые велись перед началом и в процессе строительства боевой системы ЗГРЛС).

«В начале 70-х годов Главным конструктором Ф.А. Кузьминским в рамках ОКР 5Н77М и 5Н32 была задумана и поэтапно реализована обширная программа экспериментально-исследовательских работ по основным направлениям загоризонтной проблематики, в том числе:

– исследования сверхдальнего ионосферного распространения KB радиоволн на основе изучения сезонно-суточных, азимутальных и частотно-энергетических характеристик кругосветных сигналов (КС);

– исследования методов адаптации ЗГРЛС к изменяющейся геофизической обстановке на основе изучения радиофизических свойств сигналов возвратно-наклонного зондирования (ВНЗ);

– исследования дальнего распространения сигналов на трассах наклонного зондирования (НЗ) «земля-земля» (10000 км), а также «земля-воздух», с использованием авиации (АН-12), совершающей специальные полёты на удалениях до 6000 км от ЗГРЛС;

– исследования характеристик эффективных отражающих поверхностей (ЭОП) и сигналов, отражённых от следа баллистических ракет (БР) в KB диапазоне при наблюдениях в пределах прямой видимости и на загоризонтных дальностях;

– исследования пространственно-высотной структуры радиополей, создаваемых ЗГРЛС на дальностях до 7000 км;

– исследования влияния мощного излучения ЗГРЛС на характеристики дальнего ионосферного распространения;

– исследования возможностей улучшения вероятностных характеристик обнаружения ЗГРЛС с использованием пространственно-разнесенного приёма отражённых сигналов на вынесенной приёмной позиции;

– оценка влияния полярной ионосферы на функционирование ЗГРЛС.

Для решения этих задач на территории Советского Союза был создан комплекс вынесенных средств (КВС), объединённых в единую систему с ЗГРЛС 5Н77 (г. Николаев). В состав КВС на различных этапах работ входили следующие технические средства:

– автоматические ионосферные станции (АИС) — для контроля состояния ионосферы в различных зонах локационных трасс 5Н77, размещённые в районах городов Камышин, Капустин Яр, Томск, Чита, а также бухты Ольга (Приморский край);

– вынесенные имитаторы радиолокационных сигналов 5Г93 и измерители ЭОП БР — для оценки потенциальных возможностей обнаружения, в районах Приозёрск, Комсомольск-на-Амуре, Чита, Иркутск;

– высотные измерители поля, устанавливаемые на борту геофизических ракет 217МАП — измерение высотного распределения поля РАС в дальней зоне в районах Чита, бухта Ольга;

– измерители кругосветных сигналов (ИКС) — измерение характеристик кругосветных сигналов в районах городов Томск, Чита, Баку, Талсы (Прибалтика);

– вынесенная приёмная позиция, размещённая в районе г. Стрый (Львовская обл.).

Разработку и создание вынесенных средств осуществляли коллективы НИИДАР под руководством Н.А. Моисеева, В.П. Чепиги, А.В. Кашинцева, И.В. Поликарповича.

Разработку и монтаж аппаратуры комплекса вынесенных средств, а также проведение измерений на объектах размещения осуществляли:

автоматические ионосферные станции и измерители кругосветных сигналов — Г.А.Чудин, В.Ф. Железняков, В.Г. Богданов, А.С. Семёнов, В.Б. Холоденко, Н.П. Бурцев;

имитаторы 5Г93 и ИРП — В.В. Зимин, Н.В. Жемерев, И.М. Заморин;

самолёты АН-12 — В.В. Волков, Б.С. Рубцов, Н.А. Тарасов, Г.Н. Тарев, Н.П. Бурцев, Е.Ф. Шаранов;

высотные измерители поля 1, 2, 3 — А.А. Калинин, Ю.М. Власов, В.В. Козак, В.В. Волков, Н.П. Бурцев, А.С. Коновалов, В.Г. Лузановский, Е.М. Елисеевг В.П. Журавлёв, П.Г. Бобырь (НИИРП).

Методическое руководство работами, анализ и обработку данных измерений на объекте 3065Н (г. Николаев) осуществляли коллективы сотрудников НИИДАР и Николаевского филиала института под руководством Э.И. Шустова, В.А. Алебастрова, Ю.К. Калинина, Ю.М. Отряшенкова, А.А. Кирякина, А.С. Горяинова.

Моделирование ионосферы, отработку принципов оптимизации частотно-угловых режимов РЛС осуществляли В.Ф. Акимов, Ю.К. Калинин, А.Д. Ручкин, А.Б. Островская, В.М. Орос, А.Я. Воронин и другие.

В.А. Алебастров, В.П. Ржаницын, Т.В. Иванченко, В.И. Кубов, Н.Т. Сайнюк, С. Феник, В. Загребельный — проводили обработку и анализ результатов измерений кругосветных сигналов, исследование и разработку модели сверхдальнего распространения коротких радиоволн.

СМ. Савельев, В.А. Чобанян, В.Н. Иванов, А.С. Терехов, Н.И Ткаченко, В.В. Попок — анализ результатов измерений автоматических ионосферных станций, исследование влияния мощного радиоизлучения ЗГРЛС на состояние ионосферы и характеристики дальнего распространения коротковолновых сигналов, экспериментально-теоретическое обоснование принципов использования сигналов возвратно-наклонного зондирования.

B.C. Кристаль, М.М. Панфилов, Л.Н. Львов совместно с офицерами в/ч 02427 (В.А. Дабагян, В.Н. Ленин, Л.Г. Левин, Л.М. Быковский, Ю.В. Волков) проводили анализ работ по обнаружению, подготовке исходных данных, разработке модели сигнала (B.C. Кристаль), Л.К. Ковалёв (в части разработки модели эффективных отражающих поверхностей).

Разработку, отладку и совершенствование алгоритмов траекторной обработки осуществляли Г.А. Лидлейн, Д.Д. Садов, Н.П. Садова и другие.

Во всех работах принимали участие представители в/ч 03425 (45-й СНИИ МО) - В.Н. Васенёв, А. Казанцев, СИ. Козлов, Бикинеев, В.Г. Легасов и другие.

Управление работой КВС с объекта 3065Н осуществлялось отделом вынесенных средств в/ч 02427 под руководством Ф.М. Сердюкова, активно участвовали В. Мартинайтис, Пожидаев.

Техническим руководителем приёмной позиции был О.М. Илюхин, за организацию связи и передачи данных отвечал В.Д. Рогачёв.

Техническое обеспечение проводимых исследований на объекте 3065Н (г. Николаев) осуществлялось под руководством В.Н. Стрелкина и А.Н. Штрахова (в дальнейшем директора Украинского радиофизического института) коллективами НФ НИИДАР- в/ч 02427, ГПТП.

В 1981 — 1984 гг. был проведён комплекс работ по обнаружению стартов ракет с использованием вынесенной приёмной позиции, развёрнутой в районе г. Стрый Львовской области.

Аппаратура вынесенной приёмной позиции (ВПП) была разработана на основе приёмной части изделия 28Ж6, но с существенными доработками под режимы РАС 5Н77. Для ВПП была изготовлена новая антенная система, представляющая линейную решётку вертикальных широкополосных вибраторов с электронным управлением луча диаграммы направленности. Были разработаны новые алгоритмы и программы обработки радиолокационной информации.

В создании объекта принимали участие В.Н. Стрелкин, Г.А. Чудин (технический руководитель объекта), В.П. Ржаницын (научный руководитель НИР), К.Г. Базанин (начальник объекта), В.П. Богаченко (в то время начальник НФ НИИДАР), а также другие специалисты.

Приёмная аппаратура ВПП разрабатывалась в НИО-8 НИИДАР: В.П. Гаинцев, А.Ю. Андриевский, В.В.Панкин.

Антенно-фидерное устройство в НИО-6: руководитель работ Н.С. Шведов.

Вычислительный комплекс в НИО-9: B.C. Черняев, Е.Н.Беляев и др.

Алгоритмы и программы: А.Б. Винокуров, С.А. Зарудняк.

Методическое руководство работами на объекте осуществляли представители НИИДАР и НФ НИИДАР СМ. Савельев, А.И. Слащинин, П.М. Чудаков, Р.З. Агзамов, В.П. Дегтярь, А.Н. Ковалёв, А.В. Королёв.

Техническое обслуживание ВПП осуществлялось представителями монтажной организации ЮПТП под руководством В.Г. Миронцева, М.М. Оджубейского».

На четырех стандартных страницах очень кратко показана только часть той огромной научно-исследовательской работы по изучению свойств ионосферы и определению условий распространения радиоволн, которая велась в интересах создания будущей полномасштабной боевой системы. Названы фамилии далеко не всех участников — учёных, инженеров, конструкторов, которые самоотверженно трудились для достижения этой цели. И вот эту научную, многогранную деятельность в советской, а потом российской печати, отдельные «товарищи», считающие себя авторитетными журналистами и учеными, представили как авантюрные работы кучки заинтересованных в дележе государственных денег дельцов. Против боевой загоризонтной системы был развязан в прессе необузданный информационный «террор». Иначе, все выше указанные публикации, назвать нельзя. А в действительности, над сложнейшими научно-техническими проблемами трудились тысячи высококлассных специалистов. Многие выводы и полученные результаты легли в основу записок и писем уже отстраненного от работы Франца Кузьминского. Эти документы для краткости назову «архивом черновиков ученого». Волею судьбы и журналистского расследования этот небольшой архив попал мне в руки. До сих пор я его не использовал.

И вот теперь архив ученого и конструктора Франца Кузьминского частично станет доступен всем. Наверняка некоторым этого очень не хочется. Ведь у тех, кто отправлял в архивы эти документы, ставил на них свои резолюции, вполне можно спросить, куда же вы смотрели, когда гробили доработку важнейшей оборонительной системы государства, на которую уже были израсходованы огромные народные средства.

Как автор, при обработке материалов Кузьминского я постарался ничего в них без особой нужды не менять. Да и как вносить правки или сокращать записи, выводы ученого, если они могут ненамеренно изменить суть изложенного, его технические предложения. Нет, в материалах Франца Александровича Кузьминского все оставим, так сказать, в первозданном виде.

Рассмотрение сохранившихся в моем личном архиве материалов главного конструктора стоит начать с записей в старой школьной тетради. Это откровения ученого, написанные в начале 1983 года о сложившихся отношениях в НИИДАРе между его руководителями и вокруг боевой загоризонтной радиолокационной системы.

«Зеленая тетрадь»

«На основании Постановления (Прим. автора. Речь идет о совместном постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР о создании боевой системы ЗГРЛС) созданы два радиолокационных узла «Дуга», предназначенные для загоризонтного обнаружения баллистических ракет, стартующих с континента США.

Сложность и принципиальная новизна радиофизических факторов, лежащих в основе загоризонтного обнаружения запусков ракет (ионосфера, плазма факела ракетных двигателей, активные и пассивные помехи) ограничили решенную для боевого применения задачу рамками обнаружения запусков ракет в условиях массового старта. В соответствии с Постановлением один радиолокационный узел (РЛУ-2) введен в состав системы предупреждения о ракетном нападении и в июле 1982 года поставлен на боевое дежурство. А другой (РЛУ-1) находится в опытной эксплуатации. В период 1983-1984 годов он должен быть усовершенствован с учетом влияния полярной ионосферы на его работу. Реализация эскизного проекта по его совершенствованию, разработанного во исполнение этого Постановления, обеспечит соответствие РЛУ-1 характеристикам, заданным для условий массированного удара МБР США.

Наряду с этим существует возможность обеспечить обнаружение запусков одиночных (малых групп) ракет с характеристиками, приемлемыми для боевого применения. Возможность загоризонтного обнаружения радиолокационными узлами «Дуга» запусков одиночных ракет на дальностях 8-9 тысяч километров доказана практически, зафиксирована комиссией по совместным испытаниям узлов и подтверждена опытом их дальнейшей эксплуатации. Доведение этой возможности до уровня боевого применения является весьма сложной научно-технической задачей. Ее разработка требует дальнейшего повышения помехозащищенности от активных и пассивных помех и более полных знаний по ряду радиофизических характеристик ионосферы и плазмы факела ракетных двигателей. Решение этой задачи создает твердую уверенность в надежности контроля континента США при различных вариантах ракетного нападения и позволит сформулировать инженерные решения, необходимые для создания радиолокационных средств загоризонтного обнаружения запусков ракет с подводных лодок, находящихся в удаленных ракетоопасных акваториях. Актуальность этих задач очевидна. Поэтому было бы неоправданным ослабление наших усилий в направлении разработки способов достижения характеристик обнаружения запусков одиночных (малых групп) ракет до уровня, достаточного для боевого применения. Это тем более важно, что радиолокация на коротких волнах остается единственным способом, позволяющим наземными средствами, расположенными на нашей территории, обнаруживать запуски ракет с континента США уже в самой начальной стадии их полета. Кроме этого, следует иметь в виду уже созданный научно-технический потенциал и произведенные затраты.

При подготовке проекта Постановления было признано целесообразным произвести совершенствование узла №1 на базе уже имеющихся на то время технических решений по подавлению только пассивных помех. Этим же Постановлением поручено Минобороны определить в 1984 году совместно с Минрадиопромом порядок проведения работ по совершенствованию радиолокационного узла №2, несущего в настоящее время боевое дежурство. Очевидно, что предстоящие два года необходимо использовать для разработки следующего, более эффективного этапа совершенствования этого узла, имея при этом ввиду и повышение его возможностей по обнаружению запусков одиночных (малых групп) ракет. В НИИДАР — головном предприятии по разработке и созданию радиолокационных узлов «Дуга», были организованы работы по дальнейшему повышению обнаружительных характеристик этих узлов. В июле 1980 года Министром радиопромышленности СССР и Главкомом Войск ПВО утверждено тактико-техническое задание на опытно-конструкторскую работу «Дута-2М», которым предусматривалось, по существу как главная задача достижение высокой вероятности обнаружения запусков малой (4-5) группы ракет. Соответствующие работы, включая эскизное проектирование и изготовление аппаратуры, были развернуты.

За последние полтора года в НИИДАР проведены ряд организационно-технических мероприятий, которые ослабили фронт работ по дальнейшему совершенствованию радиолокационных узлов «Дута». Эти мероприятия можно рассматривать состоящими из двух основных групп.

В первой группе превалируют мероприятия, направленные на ограничение работ по совершенствованию радиолокационных узлов «Дуга» рамками ближайших задач, установленных Постановлением применительно к радиолокационному узлу №1.

Во второй группе превалируют мероприятия, создающие обстановку недоброжелательности, внутренней тревоги в среде основных исполнителей работ, гонения на главного конструктора и подрыва его авторитета как руководителя работы.

Некоторые мероприятия первой группы

Важным научно-техническим направлением дальнейшего повышения помехозащищенности является применение и экспериментальная обработка метода многоканального приема с пространственной фильтрацией принимаемых сигналов. Решение этой задачи предусмотрено утвержденным тактико-техническим заданием на ОКР «Дуга-2М». Пути решения изложены в эскизном проекте соответствующей модернизации экспериментальной РЛС «Дута-2» в районе Николаева, разработанном в 1981 году. Осенью 1981 года директор НИИДАР (Марков В.И. Прим. автора.) сначала отложил рассмотрение этого проекта на НТС предприятия, а как следствие и представление его заказчику. Затем, в связи с переводом опытно-конструкторской работы «Дуга-2М» в научно-исследовательскую экспериментальную работу НИЭР «Дуга-2М», он потребовал разработку и утверждение нового ТТЗ. На это Заказчик (Прим. Автора. Минобороны, 4 ГУМО), по понятным в частности для меня мотивам, не дал согласия и предложил оформить «Решение...», которое определило бы порядок выполнения НИЭР «Дуга-2М» на основе ранее утвержденного ТТЗ на ОКР «Дуга-2М». Многократные попытки сблизить решение директора НИИДАР с мнением «Заказчика» к успеху не привели. Такое отношение его к данному вопросу, тем более выраженное в отказе подписать ТТЗ на совершенствование радиолокационного узла «Дуга№1» только из-за того, что в нем предусмотрена задача оценить в эскизном проекте возможности узла по обнаружению запусков одиночных и малых групп МБР с последующим уточнением при испытаниях, естественно, снизило настойчивость исполнителей в доведении данного вопроса до нормальных условий выполнения работы.

В ноябре 1982 года бюро НТС предприятия приняло рекомендацию определить объем и сроки проведения работы по НИЭР «Дуга-2М» после утверждения ТЗ и рассмотрения проекта. В результате время ушло, согласованного решения по ТЗ на НИЭР «Дуга-2М» нет. Калькуляция не утверждена, финансирование отсутствует, и работа может оказаться обреченной на закрытие.

Особенностью проводимых организационных мероприятий является неоднозначность преследуемой конечной цели.

Пример. Осенью 1981 года директор провозглашает головную роль Николаевского филиала НИИДАР по совершенствованию узла «Дуга№1». Выдвигаемые мотивы кажутся логичными и прогрессивными. В действительности имеется другая логика, которая и проявилась в последующих действиях. А именно. Раз филиал — головной исполнитель, значит, главный конструктор должен быть в филиале. Раз главный конструктор и головная роль в филиале, значит, в нем должна выполняться основная, или главная часть работы. Следовательно, необходимо передать филиалу основные тематико-отраслевые задачи. После этого станет очевидной целесообразность освободить НИИДАР от головной роли по тематике «Дуга».

Следуя этой логике, действительно в последующем предпринимаются попытки назначить нового главного конструктора уже из сотрудников филиала, и прописывается в приказе по ЦНПО (№132 от 3.07.82 г.) определение Николаевского филиала головным исполнителем по основной массе работ, заданных Постановлением от 31 мая 1982 года. Затем приказом по НИИДАР (№67 от 22.11.1982 г.) Николаевский филиал дополнительно определяется головным по космическому комплексу «Дуга-К» и руководству филиала поручается сформулировать предложения по усилению его разрабатывающих подразделений, конструкторского отдела и базы макетирования. Таким образом, Николаевский филиал оказался головным исполнителем практически всех работ, заданных Постановлением от 31 мая 1982 года. Это противоречит (определенным образом) как упомянутому Постановлению, в котором назван именно НИИДАР научно-техническим руководителем работ, а не его филиал так и самой сущности Николаевского филиала НИИДАР. Начало создания Николаевского филиала относится к 1974 году. Его целевое назначение заключается в разработке большого перечня сложных радиофизических задач загоризонтной радиолокации, связанных с ионосферой, плазмой факела ракетных двигателей, активными и пассивными помехами в коротковолновом диапазоне. Эффективное решение этих задач может осуществляться только на базе проведения соответствующих экспериментальных работ и анализа комплексных результатов загоризонтного обнаружения запусков ракет. Именно поэтому филиал был создан в непосредственной близости к экспериментальному комплексу «Дуга» в районе города Николаева. Во имя этого сознательно пошли на трудности его создания, связанные с комплектованием филиала в основном выпускниками иногородних университетов и вузов, поскольку Николаев, как традиционный город кораблестроителей не имеет базы подготовки специалистов радиофизической и радиотехнической специальностей. В настоящее время филиал является сложившимся коллективом, общей численностью порядка 700 человек (включая охрану, административно-хозяйственные и вспомогательные технические службы) и в основном способен выполнять задачи в соответствии с его первичным целевым назначением. Безусловно, имеется резерв для повышения качества и эффективности его работы. Он кроется, прежде всего, в повышении профессионального уровня его специалистов и улучшении деловой организации их труда.

Передача филиалу всех вышеупомянутых задач означает серьезное расширение его профиля в направлении аппаратурно-разрабатывающей организации. В реальных условиях, когда в филиале нет лабораторно-отраслевой базы, отсутствуют специалисты соответствующих профилей, а в городе нет базы роста, нет представительства заказчика и никем не принято решение о выделении соответствующих ассигнований и ресурсов необходимое наращивание усилий будет происходить медленно и, безусловно, приведет к срыву сроков и качества выполнения установленных задач. В этих условиях станет неизбежным снижение усилий по разработке радиофизических задач загоризонтного обнаружения запусков ракет (для чего и был создан филиал). И как следствие замедление роста наших знаний, необходимых для совершенствования радиолокационных узлов «Дуга».

Постановлением от 31 мая 1982 года предусмотрено изготовление, монтаж и настройка аппаратуры (дополнительно вводимой), необходимой для совершенствования узла «Дуга№1». Изготовителем аппаратуры является опытный завод НИИ-ДАР. Техническая документация на заимствованную аппаратуру имеется и с Заказчиком согласована. На вновь вводимую аппаратуру документация разработана и будет согласована с Заказчиком после защиты эскизного проекта. Эскизный проект совершенствования узла «Дуга№1» разработан, Заказчику пока не представлен. В четвертом квартале 1982 года Заказчик дал согласие заключить с НИИДАР договор на изготовление опытным заводом НИИДАР заимствованной аппаратуры, на которую имеется согласованная с ним документация, с последующей корректировкой ведомости поставок после предъявления ему эскизного проекта. Директор НИИДАР (В.И.Марков) отказался заключить с Заказчиком (4 ГУМО Минобороны СССР) договор на изготовление аппаратуры и предлагает ему заключить этот договор непосредственно с опытным заводом. Заказчик с этим не согласен, поскольку по предыдущим темам на первые образцы договоры заключались с НИИДАР. Найти решение пока не удалось. В результате уже начался 1983 год, договора с Заказчиком нет и планом опытного завода изготовление соответствующей аппаратуры не предусмотрено.

Комплексный график совершенствования узла «Дуга№1», в котором предусматривается в частности и изготовление аппаратуры, разработан, однако его подписание в НИИДАР (а, следовательно, и утверждение у руководства) задержано до завершения рассмотрения эскизного проекта. Хотя в этом и можно усмотреть определенную логику, но организующего документа нет, и соответствующие работы не развернуты — создалась реальная угроза невыполнения установленных сроков совершенствования радиолокационного узла «Дуга№1».

Некоторые мероприятия второй группы

Гонения на главного конструктора начались в первый день прихода в НИИДАР нового директора с вопроса: «Почему Министр освободил тебя от должности директора НИИДАР с объявлением в приказе благодарности?» Затем почти полгода главный конструктор не имел структурно подчиненных подразделений, что сильно усложняло руководство работами и часто создавало двойственность положения и неоднозначность принимаемых решений. Только вмешательство руководства поставило все, как казалось, на свои места. Однако спустя несколько месяцев делается попытка заменить главного конструктора, формально руководствуясь тем, что усовершенствованной РЛС «Дуга» Заказчик дал новый индекс — 32Д6, а, следовательно(?) требуется назначение нового главного конструктора. Снова потребовалось вмешательство руководства. Затем началось демонстративное пренебрежение мнением главного конструктора, выражающееся в подписании приказов по тематике «Дуга» без согласования с ним, вплоть до выпуска несогласованного приказа о назначении заместителей главного конструктора. Изложенные в этом приказе функции заместителей главного конструктора не соответствуют сложившейся рациональной практике и внесли в работу сумятицу и внутренние неудовольствия в среду основных руководителей, в том числе и Николаевского филиала.

Сложилось положение, когда трудно рассчитывать на положительную реакцию директора даже в вопросах, имеющих серьезнейший деловой характер. Пример. Важнейшей в настоящий момент задачей является уточнение влияния полярной ионосферы на характеристики узла «Дуга№1». Эта работа ведется непосредственно на узле совместно с войсковой частью. Получены предварительные результаты и ведется набор и обработка дальнейшего статистического материала. Учитывая новизну и многоплановость работы, а также традиционную противоречивость мнений ряда заинтересованных организаций, считаю целесообразным заблаговременно подключить к систематическому рассмотрению и оценке получаемых результатов представителей необходимых организаций путем создания соответствующей межведомственной комиссии. Предложение согласовано с руководителями заинтересованных организаций. Директор НИИДАР ставит его на «стоп» и я не могу приступить к должной организации этой работы. А время летит.

Систематическое выражение неудовольствий, упреков и угроз стало нормой отношения директора к главному конструктору. Оно производится, как устно (типа «уйди с дороги, а то будет авария»), так и письменно (типа «обращаю внимание на недисциплинированность, уклонение от личного участия...») Все это вызывает нездоровый резонанс в коллективе, нежелательный психологический климат и соответствующие деловые трудности.

Я многократно пытался предпринять меры типа личного контакта с директором НИИДАР В.И. Марковым с целью установить нормальные деловые отношения. Однако явный результат пока не достигнут. Причинную сторону происходящего объяснить не могу. Однако каковой бы она ни была, ее следствия носят нежелательный характер. Я как главный конструктор отдал более десяти лет разработке и созданию радиолокационных узлов «Дуга», предназначенных для обнаружения стартующих с территории США ракет уже в начальной стадии их полета. Эти узлы еще не доведены до уровня полного использования их потенциальных обнаружительных возможностей и требуют дальнейшего совершенствования. Такая задача сформулирована в Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Прошу помочь в создании нормальных производственных условий для выполнения поставленной задачи».

Мои вопросы

1. Почему понадобилась попытка снимать главного конструктора в июле 1982 года и агитировать на его место т. Алебастрова — фактического научного руководителя Николаевского филиала?

2. Почему директор не подписал ТЗ на совершенствование «Дуги», мотивируя это наличием в нем задачи оценить ВПО одиночных ракет — ведь именно это и есть в действительности краеугольный камень дальнейшего совершенствования «Дуги»?

3. Почему директор не подписал комплексный протокол оценки эффективности технических решений, положенных в основу эскизного проекта, в то время как этот протокол разработала и единодушно подписала комиссия с участием Заказчика?

4. Почему накануне финишной прямой по подписанию эскизного проекта на несколько недель вывел из морально-психологического равновесия т. Алебастрова, использовав для этого превратное толкование им комплексного протокола по оценке технических решений закладываемых в совершенствование РЛУ-1, который к моменту доклада был полностью оформлен, как результатами работы, так и согласованием с Заказчиком?

5. Почему не дал коллективу премию за более чем двухлетний труд по внедрению, отработке и оценке эффективности технических решений по совершенствованию РЛУ-1, в то время как эти решения были положительно оценены комиссией с участием Заказчика с оформлением соответствующего комплексного протокола (октябрь 1982 г.)?

6. Почему препятствовал непосредственно моему участию, как главного конструктора, в написании эскизного проекта на последней стадии его разработки: сначала разрешал командировку в Николаев только на 4 (!!!) дня, затем после потери не менее недели разрешил (с оскорблениями) на 40 дней. Однако через 20 дней отозвал на неделю под предлогом «дать предложения о порядке развития дальнейших работ», которые после их написания мною нигде не использовал (все это можно было сделать по телефону) ?

7. Почему именно в середине ноября, — самый напряженный момент финишного этапа написания эскизного проекта — директор издает несогласованный с главным конструктором приказ о назначении заместителей главного конструктора, в котором отменяет рационально сложившиеся функции заместителей главного конструктора т. Лидлейна, Алебастрова. Вменяет им в обязанности не согласованные задачи и несогласованно назначает нового заместителя главного конструктора т. Давыдова, что в совокупности наносит морально-психологический удар основным руководителям разработки эскизного проекта «Дуги»?

8. Почему препятствует участию заместителей главного конструктора т. Кукиса и Маркешнина в разработке эскизного проекта на конечном, наиболее ответственном этапе его разработки — после многократных настойчивых требований разрешил им прибыть в Николаев всего лишь на одну неделю и отказался продлить им командировку на 2-3 дня для участия в завершающем обсуждении эскизного проекта?

9. Почему под предлогом «ускорения» процесса предъявления эскизного проекта Заказчику не стал проводить полагающееся рассмотрение его на НТС НИИДАР, в результате чего с момента готовности эскизного проекта до момента предъявления его Заказчику прошло более 1,5 месяцев (беспрецедентно!)?

10. Почему отказался заключить договор с Заказчиком на изготовление заимствованной аппаратуры при наличии на то согласия Заказчика?

11. Почему опытному заводу не запланировано на 1983 год изготовление аппаратуры по совершенствованию РЛУ-1 ?

12. Почему 4 месяца не подписывал калькуляцию на 32Д6?

13. Почему не подписывает всеми согласованные решения о создании межведомственной комиссии для заблаговременного рассмотрения хода работ по полярной ионосфере?

14. Почему препятствует постановке 2-го этапа «Дуга-2М»?

Что и говорить, весьма интересный черновик. Я бы даже отметил, что это крик души главного конструктора, которому директор и стоящие за ним силы откровенно вставляли палки в колеса, мешали дорабатывать уже созданное сложнейшее радиолокационное вооружение, которым в тот период не обладало ни одно государство в мире. Нерациональными приказами, затягиванием принятия решений по важнейшим научно-техническим вопросам, кадровыми уколами почему-то настойчиво Франца Кузьминского загоняли в угол, из которого не было выхода. И этот умнейший руководитель и мужественный человек пошел на крайность. Вокруг него была создана такая атмосфера, что Франц Александрович для того, чтобы ее разорвать уволился из НИИДАР, которому посвятил лучшую часть своей жизни.

Следующий черновик уже официального письма бывшего главного конструктора Франца Кузьминского председателю комиссии по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР Маслюкову Ю.Д., Министру Радиопромышленности СССР Плешакову П.С, Главнокомандующему Войсками ПВО страны Колдунову А.И., заместителю генерального директора по науке ЦНПО «Вымпел» Сычеву В.В. Письмо отправлено 23.04.1987 года. Исходящие номера в четыре адреса №148,149,150,151.

«Известно, что ЗГРЛС поставлена на дежурство с невыясненной причиной низкой результативности обнаружения запусков ракет с территории США. Считая себя в долгу за это, я продолжал, после ухода из НИИДАР, самостоятельный поиск причин и способа ее преодоления. В настоящее время эта работа в основном завершена. Оказалось, что причина носит принципиальный характер и не может быть устранена в рамках принятых в радиолокации способов обработки сигналов. Поэтому многолетняя работа по повышению общих характеристик не могла дать положительных результатов. Первоисточником причины является рассеянное отражение радиоволн в ионосфере — диффузная многолучевость. Она разрушает радиолокационную информацию, необходимую для обнаружения цели. Устранить эту причину, можно только применив для обработки принимаемых сигналов, так называемые, регуляризирующие алгоритмы. С их помощью можно восстановить разрушенную информацию. В радиолокации они до сих пор не применялись. Выполненное исследование вселяет уверенность, что доработанная на базе этих алгоритмов ЗГРЛС обеспечит достаточно высокую вероятность обнаружения запускаемых с территории США и других стран баллистических ракет. Капитальные затраты, связанные с таким совершенствованием минимальны и могут касаться только доработки ее вычислительных средств. Учитывая важность задачи повышения боевых характеристик ЗГРЛС, считаю необходимым довести до Вашего сведения основные результаты выполненной работы.

Полагать, что только непомерно большое затухание радиоволн в ионосфере и неблагоприятные отражающие свойства цели являются источником низких обнаружительных характеристик ЗГРЛС, является ошибочным. Такая позиция неверно ориентирует поиск способов ее совершенствования. Более опасным является диффузная многолучевость. Она разрушает информацию о радиолокационных параметрах цели, что не позволяет обнаруживать цель даже при достаточно большой энергетике принятого сигнала. В надгоризонтной локации такое явление отсутствует. Поэтому способ борьбы с ним теория радиолокационного обнаружения не формирует.

С затуханием радиоволн в ионосфере загоризонтная локация умеет бороться, а против разрушения информативности радиолокационного сигнала, обусловленного диффузионной многолучевостью, она бессильна. В этом ее главный недостаток, обусловивший низкие обнаружительные характеристики, и суть нашей конструктивной недоработки. При этом увеличение числа ракет в зоне ответственности радара не помогает их обнаружению. Отсутствие диффузной многолучевости в ионосфере — событие редкое. Это подтверждается, в частности, и радиозондированием внешней ионосферы с космического аппарата «Космос-1809», проводимое в настоящее время Институтом прикладной геофизики. Как следствие и обнаружение реальных запусков ракет также является редким событием.

Способ устранения указанного недостатка заключается в применении регуляризирующих алгоритмов для обработки принимаемых сигналов. Они позволяют восстановить информативность радиолокационного сигнала, разрушенную диффузной многолучевостью. По результатам выполненных исследований, включая моделирование регуляризирующих алгоритмов с оценкой их эффективности, можно ожидать, что соответственно доработанная ЗГРЛС обеспечит обнаружение запусков баллистических ракет с территории США с вероятностью примерно... При этом вероятность обнаружения массовых стартов будет весьма высокой. Цифровая оценка ее не произведена, так как для этого требуется специальное моделирование, выполнение которого выходит за рамки моих возможностей.

Следует подчеркнуть, что «простой» перенос в загоризонтную радиолокацию методов обнаружения, принятых в надгоризонтной радиолокации, без должного учета дисперсных свойств ионосферы, оказался неоправданным. Он стал источником несоответствия ЗГРЛС предъявляемым к ним требованиям.

При диффузной многолучевости цель облучается множеством сигналов «непрерывно» следующих один за другим на ограниченном интервале радиотока ионной задержки. При определенном значении задержки внутри этого интервала возникает нарушение начальной фазировки (когерентности) составляющих спектра распространяющегося сигнала. В результате спектр принимаемого сигнала расчленяется на две части: когерентную, в пределах которой сигнал достаточно сфазирован и является предметом обнаружения, и некогерентную, в пределах которой он «размытый» (несфазирован) и не может обнаруживаться соответствующими алгоритмами. Соотношение между сфазированной и несфазированной частями спектра определяется отношением полосы когерентности ионосферы к полосе излученного сигнала. Полоса когерентности ионосферы служит мерой диффузной многолучевости и определяется как диапазон частот, в пределах которого коэффициент взаимной корреляции амплитуд любых двух монохроматических колебаний не ниже некоторого допустимого значения. Она носит случайный характер и принимает значения от сотни герц до единиц килогерц. Только в редких случаях отсутствия диффузной многолучевости полоса когерентности ионосферы становится более широкой, достигая 10-20 кГц. Для приполярной ионосферы полоса когерентности сосредоточена в области нижних значений. В ЗГРЛС применяется сигнал с шириной спектра 20 кГц. Поэтому амплитуда сфазированной части принятого сигнала меньше амплитуды расфазированной части в 15-200 раз (- -20 дБ -*- -40 дБ по мощности). Несфазированная часть сигнала имеет вид псевдослучайного шума, являющегося помехой обнаружениям. При указанных для ЗГРЛС соотношениях сфазированной и несфазированной частей сигнала невозможность радиолокационного обнаружения цели становится очевидной.

Таким образом, отраженный от цели сигнал, спектр которого шире полосы когерентности ионосферы, сам несет маскирующую себя помеху, снижающую вероятность обнаружения цели вплоть до нуля. Устранить эту помеху можно сужением спектра излучаемых сигналов до минимальных значений. Но в этом случае ЗГРЛС будет лишена возможности обнаруживать цели из-за маскирующего влияния сигналов, отраженных от Земли. Для исключения этого влияния необходимо заменить потерянное разрешение по дальности, которое в загоризонтной радиолокации оказывается ограниченным полосой когерентности ионосферы (а не полосой излученного сигнала), на соответствующее разрешение по спектру доплеровских частот цели. Реализовать это можно в том случае, когда спектр доплеровских частот занимает полосу меньшую, чем частота повторения излучаемых сигналов. В противном случае спектр отражаемого сигнала принимает псевдослучайный вид, маскирующий спектр доплеровских частот цели. При свойственных для ЗГРЛС соотношениях (ширина спектра доплеровских частот цели в 10-60 раз больше частоты повторения) оценка доплеровского спектра цели принятыми в радиолокации способами становится невозможной. Так образовался порочный круг, из которого нет выхода в рамках существующих в радиолокации способов обработки принятого сигнала. В этом и заключается суть причины, из-за которой многолетние попытки повысить обнаружительную эффективность ЗГРЛС не давали положительных результатов.

Использование регуляризирующих алгоритмов как средства достижения максимально возможных обнаружительных характеристик ЗГРЛС требует опорных сведений о свойствах доплеровского спектра цели и о свойствах источников, искажающих как этот спектр, так и радиолокационную задержку принимаемых сигналов. Используя эти сведения, регуляризирующие алгоритмы приводят принятый искаженный сигнал к неискаженному виду (восстанавливают). Имеющееся количество опорных сведений можно оценить как приближенно достаточное для построения регуляризирующих алгоритмов. Дальнейшие процедуры обнаружения, после восстановления сигнала, можно производить общепринятыми методами. Теория этих алгоритмов разработана в последние 15-20 лет советскими математиками. Наиболее эффективным является метод «регуляризации по Тихонову», требующий незначительного объема опорных сведений и дающий высокую точность восстановления. Начало исследований возможности применения этого метода к задачам ЗГРЛС относится к 1980 году. Разработка принципиальных вопросов применения метода выполнена совместно с факультетом прикладной математики МГУ под руководством А.Н.Тихонова. Дальнейшая разработка вопросов, связанных с использованием этого метода в ЗГРЛС, и произведенные аналитические оценки показали, что доработка ЗГРЛС на базе этого метода позволяет минимизировать отрицательное влияние диффузной многолучевости ионосферного распространения радиоволн и обеспечить вполне приемлемые обнаружительные характеристики ЗГРЛС. Открытым остался вопрос о разрешающей способности для случая применения регуляризирующих алгоритмов. Он требует специального определения и соответствующего отдельного рассмотрения. В настоящее время следует полагать, что обнаружение массового старта необходимо производить как обнаружение определенной сигнальной картины, соответствующей тому или иному виду старта, с ограниченной оценкой числа стартующих ракет.

Основное содержание необходимой доработки ЗГРЛС заключается в следующем:

– Внедрить алгоритм оперативной оценки полосы когерентности ионосферы и выбора оптимального спектра излучаемых сигналов. Входной сигнальной информацией для него могут служить сигналы, отраженные от Земли, с соответствующим учетом протяженности отражающего участка (могут быть и другие виды этой информации);

– Внести коррективы в алгоритм выбора частот, минимизирующих затухание (алгоритм ОЧУР), с целью назначения частот, как с учетом затухания, так и с учетом полосы когерентности ионосферы;

– Внедрить регуляризирующий алгоритм восстановления двумерной (задержка, частота) функции взаимной неопределенности;

– Внести коррективы в программно-алгоритмический комплекс, вытекающие из внедрения выше указанных алгоритмов.

Очевидно, что перед доработкой боевых образцов ЗГРЛС необходимо отработать соответствующие проектные решения на экспериментальном образце в Николаеве и уточнить количественную оценку их эффективности с помощью запусков ракет из дальней зоны.

К выводу о неизбежной необходимости ввести в ЗГРЛС мероприятия, обеспечивающие минимизацию отрицательного влияния диффузной многолучевости, я пришел в 1984 году. Тогда же доложил об этом заинтересованным товарищам. Заключение комиссии, созданной по этому поводу Минрадиопромом, по-видимому, не сыграло достаточную роль — вопрос о введении в ЗГРЛС регуляризирующих алгоритмов с учетом полосы когерентности ионосферы остается открытым. Игнорирование этого вопроса не позволит повысить обнаружительную способность ЗГРЛС. Это принципиальный вопрос. Он касается всей загоризонтной радиолокации. Неучет полосы когерентности ионосферы адекватен неучету затухания радиолокационных сигналов. Для всех очевидно, что без оперативного выбора частот, минимизирующих затухание радиолокационных сигналов в ионосфере, загоризонтная радиолокация невозможна. В такой же мере это относится и к полосе когерентности ионосферы — без применения регуляризирующих алгоритмов, минимизирующих разрушение информативности радиолокационных сигналов в ионосфере, загоризонтная радиолокация также невозможна. Задачи эти имеют разную физическую природу и не могут быть взаимно заменимы. Только одновременное их решение способно обеспечить устойчивую, достаточно высокую результативность загоризонтного обнаружения целей. В противном случае она неизбежно будет носить эпизодический, ни чем не управляемый, характер. Краткие аналитические описания воздействия диффузной многолучевости на радиолокационный сигнал и регуляризирующего алгоритма приведены в приложении к настоящей записке». Под этим документом стоит подпись — Главный конструктор Ф.А. Кузьминский (до 30.06.83г.).

Я ознакомился также с приложением. В нем два раздела:

1. Расчленение радиолокационного сигнала в ионосфере на когерентную и некогеретную составляющие.

2. Регуляризирующий алгоритм.

Все выводы подкреплены математическими формулами. Вполне очевидно, что Кузьминский аналитически проработал очень сложную научную проблему доработки боевой системы ЗГРЛС, чтобы она стала всевидящей. Я еще раз повторяю, что старался максимально не править редакторским пером черновики главного конструктора. Для меня важно показать, что, оставшись без мощного научного центра, без лабораторий, тысяч ученых и конструкторов Франц Александрович продолжал работать и предложил конкретное решение задачи доработки уже созданных боевых радаров. К сожалению, в конце 80-х годов XX века от ученого отмахнулись и в результате СССР, а потом РФ остались без мощнейшего радиолокационного вооружения, которого до сих пор нет нигде в мире в том качестве и с такими характеристиками, которые предлагал ученый и конструктор Кузьминский.

Третья часть черновых записок архива Франца Кузьминского литературного характера. Они повествуют о человеческих отношениях в тот период, когда принималось решение о создании боевой системы ЗГРЛС. И собственно кто явился инициатором быстрейшего создания боевой загоризонтной системы. Эти черновики интересны тем, что за вымышленными персонажами угадываются реальные люди. Кузьминский умело владел словом, и при желании, и если бы позволило время, наверное, смог бы написать интересный роман или повесть о создании первого в мире уникального радиолокационного вооружения. К сожалению, рукопись, так сказать, оборвана на полуслове. По всей видимости, это была последняя работа бывшего главного конструктора боевых ЗГРЛС. В ней Франц Кузьминский фигурирует под вымышленной фамилией Уманько, в память о городе, где прошло его детство.

«Январь тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Кабинет директора научно-исследовательского института оборонной промышленности. Идет разговор о возможности разработки нового вида боевой радиолокационной техники. Речь идет о загоризонтной радиолокации. Она позволяет обнаруживать цели, скрытые горизонтом, что недопустимо для обычной радиолокации. В принципе загоризонтная радиолокация позволяет создать систему специальных загоризонтных радиолокаторов, которые следили бы за запусками ракет с территории Соединенных Штатов Америки. Такая система могла бы выдавать сообщения о произведенных запусках почти сразу же после взлета ракет, не дожидаясь пока они поднимутся на высоту, при которой могут стать видимыми надгоризонтными радиолокаторами. Это значительно увеличило бы время предупреждения о ракетном нападении и довело бы его до максимально возможного значения, что позволило бы успеть провести необходимые ответные действия.

Каждый из участников разговора, — а их было трое: заместитель министра Макров, директор института Аскенов, и главный конструктор Уманько, — понимал, что если бы такая система уже существовала и находилась на боевом дежурстве, то Соединенные Штаты Америки не рискнули бы нанести неожиданный ракетный удар по Советскому Союзу, так как такая попытка для США была бы равносильна самоубийству. Разговор длился уже долго. Как бы заключая его, Макров сказал:

– Не могу понять наших военных: поставили на боевое дежурство стратегические ракеты, а когда нажимать пусковую кнопку — никто не знает. Зачем же тогда они нужны? Разве только как мишень для американских. Нельзя же всерьез воспринимать пару наших радиолокаторов, которые могут обнаружить летящие из Америки ракеты за каких-нибудь семь-десять минут до их падения на наши объекты. За это время, как говорил министр обороны, нельзя успеть даже голову под стол спрятать, не то чтобы принять все необходимые решения и нанести ответно-уп-реждающий удар. Неужели в Генштабе не понимают сложившуюся ситуацию? Почему Заказчик сохраняет спокойствие, как будто у него есть что-нибудь за душой? С космическими средствами обнаружения дела идут плохо. И не только у нас, американцы со своим «Мидасом» тоже переживают большие трудности, если уже не зашли в тупик. Пока только средства загоризонтнои радиолокации как будто могут внушать надежду. Ведь американцы же первой своей экспериментальной установкой «Типи», расположенной на их территории, обнаружили запуск нашего спутника почти сразу же после старта ракеты-носителя, а в настоящее время полностью накрыли наши стартовые позиции своим радиолокатором просветного варианта, расположив передающие устройства на Тайване и в Японии, а в Западной Европе — приемные. Да и мы имеем некоторые успехи по загоризонтному обнаружению запусков ракет.

Ты же, дорогой товарищ главный конструктор, все еще медлишь и находишься в колебательном режиме, а при попустительстве директора НИИ, занимаешься только экспери-ментально-выяснительными работами. Все равно до конца ничего и никогда не выяснишь. Нужно решаться. Тем более в сложившейся ситуации. Так что даю вам, друзья, две недели и прошу, чтобы технические предложения о создании системы загоризонтного обнаружения ракет, стартующих с территории США, были положены на стол.

Макров подошел к столу директора, отсчитал на перекладном календаре ровно четырнадцать листков и сделал запись: «Десять ноль-ноль, Уманько — доклад техпредложений».

– Вот, Николай Юрьевич, для памяти. Если не возражаете, то я приеду послушать.

Затем все трое пошли к машине, стоящей у главного подъезда. Проводив заместителя министра, директор и главный конструктор вернулись в институт. Расстались они у лифта. Аскенов поднялся к себе в директорский кабинет, а Уманько пошел в другой корпус, где располагалось его специальное бюро. Перед расставанием Николай Юрьевич пожал плечами, развел руками и сказал: «Ну, ты сам все слышал; теперь давай пиши».

Кабинет главного конструктора находился на третьем этаже старого, внешне довольно ветхого, хотя еще и достаточно крепкого, трехэтажного корпуса. В свое время он строился как складское помещение завода, но так и не стал складом. Вскоре после окончания войны завод начал перепрофилироваться на выпуск радиолокационного оборудования. Потребовалось конструкторское бюро — ОКБ. Его и разместили в этом корпусе. Количество оборонных задач росло быстро. Они становились все более сложными и наукоемкими. Их решение требовало специализированных научно-исследовательских работ. Необходимы были разработки новых технологических процессов. В 1959 году на базе ОКБ и завода был создан научно-исследовательский институт с опытным заводом. Старый складской корпус стал первой резиденцией руководства и разработчиков вновь созданного НИИ.

Спустя несколько лет был построен первый лабораторный корпус. А в старом остались экспериментальный цех, вычислительный центр, несколько подразделений службы главного инженера и созданное в начале шестидесятых годов специальное научно-тематическое бюро загоризонтной радиолокации СБ-3.

Состояние помещений в этом корпусе было плохим. Давно требовался капитальный ремонт. Обшарпанные стены, полуцелые-полуизломанные двери и оконные рамы, избитый паркетный пол, какая-то несуразная, ни к чему не приспособленная планировка помещений, которые заставлены старой, уже почти негодной, мебелью — так выглядят помещения третьего этажа, где работают сотрудники подразделений СБ-3. В ближайших планах главного конструктора предполагалась коренная реконструкция помещений, занимаемых СБ-3. Качественному оформлению интерьеров, равно как и оборудованию рабочих мест, Уманько отводил важную роль в создании условий для хорошего делового настроения сотрудников. Мысль об этом непременно возникала, когда он входил в своё спецбюро.

На этот раз он прошел в приемную, как бы ничего не заметив. Попросив секретаря никого к нему не пускать и ни с кем не соединять по телефону, зашёл в кабинет. Сел в кресло, достал сигарету и закурил. Особое удовольствие доставляла ему сосредоточенно-медленная процедура закуривания. Она отвлекала и он, как бы незаметно для окружающих, отдыхал. Этих мгновений бывало достаточно для того, чтобы успокоиться или должным образом собраться, если на то возникала необходимость. Почему-то разговор с Макровым оставил неприятный осадок, какой-то душевный дискомфорт.

Уманько откинулся на спинку кресла, удобно устроил руки на подлокотниках кресла и, вытянув ноги, закрыл глаза. Он полностью отключился от всего постороннего и углубился в мысли, связанные с этим вопросом.

Наверное, многим людям знакомо ощущение противоречия между сознанием целесообразности того или иного решения и интуитивным ощущением того, что это решение еще недостаточно подготовлено и может таить в себе непредвиденную опасность. Здесь видимо и возникает то, что иногда можно назвать нерешительностью. Конечно, легко решиться прыгнуть через пропасть, если не подозревать, что в нее можно свалиться. Но если опасность осознана, то к прыжку готовятся. Только чрезвычайные обстоятельства, исключающие возможность подготовки, могут оправдать риск неподготовленного прыжка.

Так готовы ли мы к прыжку, которым по существу является задача, поставленная Макровым? Ответ сходу — отрицательный. Мы далеко не закончили подготовку к нему. Так как же браться за написание технических предложений о создании боевой системы? Чем подкрепить идеи, на которых они должны базироваться?

В который раз жизнь возвращает Уманько к одним и тем же научным загадкам. Обстоятельства не хотят ждать и требуют немедленных ответов. А где их взять? В книжках они ещё не изложены. Нужно самим добывать их у природы. За многими замками хранит она свои тайны. Сколько ключей нужно подобрать и сколько замков открыть, да ещё обязательно в какой-то хитрой последовательности. Уманько имел опыт и знал, сколь опасным бывает кажущийся успех, достигнутый путем пренебрежения каким-либо, недостаточно познанным явлением или случаем. Он неизбежно принесет неприятности, да еще в самый неподходящий момент. Поэтому, став в 1968 году главным конструктором, он начал с детального анализа всех работ, выполненных в предыдущие годы. Его предшественником был Ефим Семенович Штырен, которого три года назад сменил Николай Дмитриевич Лобышев, а затем, немного спустя, Владимир Порфирьевич Васюков.

Полгода назад хозяином кабинета главного конструктора стал Уманько. До этого он почти пять лет работал заместителем директора института по научной работе — главным инженером и хорошо знал состояние работ, выполнявшихся в области загоризонтной радиолокации. Тем не менее, став главным конструктором, счел необходимым, чтобы коллектив спецбюро, теперь уже непосредственно им возглавляемый, сам подытожил и проанализировал все результаты и на основе этого сформулировал необходимые направления дальнейших работ. В результате были определены пять главных направлений:

1. Создание экспериментальной (опытной) загоризонтной радиолокационной станции.

2. Определение количественных значений радиоотражающих свойств выхлопной струи ракетных двигателей в полете.

3. Количественное описание электромагнитного поля коротких радиоволн на трассах протяженностью до девяти тысяч километров при их различной географической ориентации.

4. Разработка и создание специальных наземных и ракетных измерительных комплексов, обеспечивающих работы второго и третьего направлений.

5. Разработка способа автоматической адаптации загоризонтной РАС к динамике состояния ионосферы и помеховой обстановки в диапазоне коротких радиоволн.

По своему содержанию это огромная, насыщенная научными и конструкторско-производственными задачами, программа работ, предусматривающая, прежде всего, создание специализированных технических средств. И только потом, уже с их помощью, позволяющая получить ответы на принципиальные вопросы, определяющие практическую возможность построения загоризонтных РЛС, обладающих необходимыми боевыми характеристиками. Стоимость выполнения этой программы была оценена несколькими десятками миллионов рублей. Предусмотрено крупное строительство капитальных сооружений. Фактически создается новый специализированный полигон с примыкающими к нему экспериментальными загоризонтными радиотрассами, протяженностью до десяти тысяч километров, которые предусмотрено оборудовать специализированными измерительными комплексами. Для эксплуатации полигона, использования средств, участия в испытаниях создаются специальные войсковые части, подчиненные заказывающему управлению Министерства обороны СССР.

Создание экспериментального (опытного) образца загоризонтной РЛС, как центрального звена полигонного комплекса и соответствующее участие в этом Министерства обороны предусмотрено Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Остальные работы, предусмотренные этой программой, определены специальными Решениями Комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам. Определена кооперация организаций соисполнителей работы и установлены сроки ее завершения. До истечения этих сроков есть еще четыре года с лишним. Значит ни по фактическому уровню наших знаний, ни по требованиям формальных документов мы еще не готовы к написанию технических предложений на создание боевой загоризонтной радиолокационной системы. Все это Макров хорошо знает. Неделю тому назад коллегия Министерства заслушивала состояние работ. Как будто всем все было ясно и понятно. Коллегия, в том числе и Макров, приняли одобрительное решение. И вот, пожалуйста — новая вводная: немедленно давай предложения на создание боевой системы! Что это? Возникла чрезвычайная ситуация? Как будто не похоже. Так в чем же дело ?

Раздался звонок прямого директорского телефона, прервавший течение мысленных рассуждений Уманько. Не торопясь, закурив сигарету, он взял трубку и услышал голос Николая Юрьевича: «Сейчас по фантомасу (так он называл аппарат правительственной телефонной связи) звонил Макров и сказал, что был у министра и рассказал ему о нашем с тобой обязательстве подготовить через две недели предложение о создании боевой системы загоризонтной радиолокации. Валерий Дмитриевич одобрил и просил подготовиться для доклада у него в начале следующего месяца».

Директор ожидающее умолк. Уманько неспешно выпустил тонкую струйку дыма и задиристо-вопросительным тоном сказал: «поехали»?

– Другого выхода я не вижу, желаю успеха, — ответил Николай Юрьевич, явно почувствовав недовольство Уманько, и положил трубку.

Еще, будучи главным инженером Уманько много думал о различных аспектах практического применения коротковолновых радиолокаторов. Сейчас, закончив разговор с директором, он снова обратился к этой проблеме. Развитие радиолокации всегда шло в направлении повышения её тактических возможностей — повышения дальности обнаружения целей, повышения точности локации, повышения разрешающей способности, повышения помехозащищенности, повышения количества одновременно сопровождаемых целей и так далее. Физика радиолокационных процессов такова, что для реализации всех этих повышений требуется применение как можно более коротких длин волн, вплоть до сантиметров и миллиметров. Исключение составляет повышение дальности обнаружения целей, для которого предпочтительнее более длинные волны. В борьбе этих двух противоречивых факторов и выбираются длины волн для конкретных радиолокаторов при их проектировании. При этом необходимо не забывать об условии прямолинейности траектории распространения радиоволн между радиолокатором и целью. Так как именно на этом строится принцип определения пространственного направления на цель.

Кривизна Земли создает горизонт, или, применительно к радиолокации, радиогоризонт. Если цель находится выше горизонта, то упомянутое условие сохраняется и радиолокация, еще с тридцатых годов, развивается со всеми своими трудностями и чудесами успеха. Если же цель находится ниже радиогоризонта, то прямая линия, соединяющая ее с радиолокатором, перестает существовать в пространстве — она уходит в Землю. И в этом случае радиолокация уже невозможна.

Как только появилась угроза ракетного нападения со стороны США, жизнь остро поставила задачу обнаруживать запуски ракет в момент, близкий к моменту их старта. Однако в этот момент ракеты с ядерными боеголовками находятся еще на многие сотни километров ниже ридиогоризонта любого радиолокатора, расположенного на территории Советского Союза. Решить поставленную задачу радиолокация не может — нужно ждать и немалое время, пока ракета взойдет над радиогоризонтом. А это запаздывание оказывается роковым. Оставшегося времени не хватает для принятия необходимых оборонительных мер. Нужна новая радиолокация — загоризонтная. На первый взгляд здесь все очень просто: нужно применить декаметровые радиоволны. Они замечательны тем, что, отражаясь от ионосферы, могут огибать Землю. Радиогоризонт при этом исчезает — он просто ложится на поверхность земли. Главное препятствие преодолено! Торжество рождения новой, загоризонтной радиолокации казалось бы совсем уже близким. Но... Так как это все-таки радиолокация, то со всеми ее тактическими возможностями, которые всегда развивались только в сторону повышения, здесь происходит обратный процесс — они резко падают (кроме дальности обнаружения целей) по причине резкого увеличения длины волны.

И вновь возникает вопрос: а хватит ли этих, резко уменьшенных возможностей для того, чтобы, используя загоризонтное распространение радиоволн, решить радиолокационную задачу? Этот вопрос многие специалисты, особенно имеющие опыт работы в области коротковолновой радиосвязи, ставят на второе место. Они считают, что есть еще более сложный вопрос, который следует поставить на первое место — это энергетические потери при загоризонтном распространении коротких радиоволн. Устранив радиогоризонт с помощью ионосферы, мы взамен приобрели дополнительное затухание энергии распространяющихся в ней радиоволн. Как минимизировать это затухание и возможно ли это сделать настолько, чтобы обеспечить беспрецедентно огромную дальность радиолокации? Вот первый вопрос. Ответы на эти два вопроса должны дать результаты уже принятых пяти направлений работ. В соответствии с планами они ожидаются только через четыре года. Можно говорить о какой-то интенсификации хода работ, но нельзя закрывать глаза на неясности, тем более, если они имеют принципиальный характер. Всё это хорошо знают специалисты СБ-3. Это является их научной платформой, которую разделяет Заказчик и ряд других, причастных к этой задаче, сотрудников смежных институтов и организаций.

Время летит быстро. Уже четыре года прошло с того момента как под руководством Василия Александровича Шамшина и Эфира Ивановича Шустова в декабре 1964 года впервые было осуществлено загоризонтное радиолокационное обнаружение запуска нашей ракеты с помощью созданной ими лабораторной установки, использующей серийный радиосвязной передатчик. Это был большой успех, которому все были рады. Но к чести товарищей они восприняли его трезво, так как хорошо понимали, что вносит он лишь малую долю в огромный объем работ, который еще предстоит выполнить прежде, чем будут получены ответы на упомянутые выше два вопроса — гиганта. Без этих знаний невозможно создать инструмент конструирования загоризонтного радиолокатора, позволяющий обеспечить взаимное соответствие его расчётных и экспериментальных характеристик. Только такое соответствие, подтверждённое натурными испытаниями, позволило бы говорить о рождении нового вида радиолокации.

Что же мы имеем нового спустя четыре года после первого загоризонтного обнаружения? Повторение подобных обнаружений носит редкий случайный характер. Разные специалисты по-разному объясняют причины этого. Ничего достоверного по этому поводу пока нет. Соответственно нет и теории, достойной доверия. По-прежнему остается только вопрос!

Написали эскизный проект экспериментального образца загоризонтного радиолокатора. Как всегда руководство и Заказчик требуют минимальных затрат, минимальных сроков. Бездна противоречивых требований. Поэтому экспериментальные возможности образца минимизированы — его даже назвали сокращенным опытным образцом. Слово «опытный» вставили из чисто формальных, бюрократических соображений — только в этом случае Заказчик имеет право финансировать капитальное строительство. Но пока все это еще только бумага, да некоторая организационная договоренность по некоторым вопросам. Одним словом и здесь мы имеем только команду «старт», а бег на длинную дистанцию с препятствиями еще впереди. Что и когда покажет финиш?

Купили несколько передвижных военных радиостанций связи типа Р-110. Переделали их в элементарные радиолокаторы прямой видимости. Развернули на ракетных полигонах и получаем сигналы, отраженные от струи ракетных двигателей. Это оправдано, как первый пробный эксперимент. Но нужен обобщающий результат, теория с проверкой и калибровкой ее на практике. Ничего подобного нет, и с помощью развернутых на полигонах радиостанций с весьма ограниченными радиолокационными возможностями вряд ли можно будет получить. По видимому не зря все получаемые результаты авторы уже несколько лет всё квалифицируют, как «первые», выражая тем самым авторскую неуверенность в них. Можно понимать это и как стремление авторов к корректности своих выводов и заключений, базирующихся на не очень уверенном экспериментальном материале. Таким образом, и здесь занавес остается закрытым. Только чуть-чуть заглянули через щелочку и увидели, что в зале как будто что-то есть. Но то ли это, что мы ожидаем, все еще остается вопросом.

Вот и весьма наш актив для разработки предложений на создание боевой системы загоризонтной радиолокации. Весьма не жирно!

Для себя Уманько уже давно сформулировал гипотезу построения системы загоризонтного радиолокационного обнаружения запусков ракет с территории США. Он не раз обсуждал ее со своими сотрудниками и руководством в лице Аскенова и Макрова. Но эта гипотетическая система базировалась на том, что все неясные вопросы, подлежащие еще выяснению, получат благоприятные ответы. Если это не так, то система рушится. Такую гипотетическую систему Уманько рассматривал как цель, к которой нужно стремиться. Он был убежден, что без наличия такой цели невозможно обеспечить необходимую целенаправленность выполняемых научно-исследовательских и экспериментально-поисковых работ. Поэтому Уманько сейчас не волновало содержание технических предложений, которые поручил написать Макров и о чем он уже доложил министру. Написать такие предложения можно очень быстро, если бы они затем никуда не рассылались, и на этом все кончилось. Но ведь это же не так. В действительности их придется защищать перед коллегией министерства, перед комиссией Заказчика и самое страшное — перед своим научно-техническим советом. В роли защищающегося должен будет выступать он, главный конструктор. А с какими аргументами? С точки зрения зачем нужна боевая система — здесь все ясно, аргументов хоть отбавляй, обстановка просто очевидна. А вот с точки зрения будет ли всё работать так, как предлагается — здесь вместо аргументов одни эмоции или вопросы, уже сведенные в оформленные программы работ, результаты которых планируется получить спустя четыре года. Тогда зачем сейчас Министерству и Заказчику предложения?

Уманько понял, что эту загадку ему сегодня уже не разгадать. Сигареты все были выкурены, стрелки часов приближались к двадцати двум. Уманько встал, привычно навел порядок на рабочем столе, сдал кабинет дежурному по этажу и поехал домой. По дороге, а затем и дома во время ужина, он пытался отключиться от терзавших его мыслей, но это у него плохо получалось.

К парку «Сокольники» Уманько подъехал со стороны, противоположной центральному входу. Попросив шофера остановиться, вышел из машины и пошел через парк. Он любил этот маршрут поездки на работу и часто пользовался им в любое время года. Весь путь в парке он считал шаги — ему казалось это приятным отдыхом. Затем садился в машину, ожидавшую его уже у центрального входа. Однако в этот день Уманько не стал считать шаги. Он хотел в безлюдном в ранние часы парке продолжить размышления начатые вчера. Но никак не мог сосредоточиться на них. Казалось без всякой связи, как бы произвольно, возникали один за другим отдельные эпизоды давних встреч с Макровым.

Первая половина пятидесятых годов. На трех автомобилях «Победа» Макров, Уманько и Сорокин со своими семьями возвращались домой из подмосковного леса. Все утро они катались на лыжах с удобных, хорошо накатанных, лесных горок. Как всегда, Макров ехал первым. Он не любил когда, едучи в компании нескольких машин, кто-нибудь оказывался впереди него.

Как-то двумя годами раньше был такой случай. Макров и Уманько работали в конструкторском бюро, которое имело экспериментально-испытательную базу в подмосковном городе Жуковский. Возвращаясь оттуда на своих автомобилях «Москвич», каждый с полным комплектом пассажиров — товарищей по работе, Уманько обогнал Макрова и вышел вперед. Сделал это он без специального намерения ехать впереди Макрова. Старорязанское шоссе, по которому они ехали, было сильно загружено. Между машинами Макрова и Уманько шли несколько автомобилей различных марок, в том числе и грузовые. Шоссе было узкое, и при большом встречном потоке машин обогнать впереди идущий транспорт было не всегда возможно. Водители хорошо знают, как неприятно ехать за рулем маленького автомобиля в непосредственной близости от едущего большого грузовика. В таком положении оказался Уманько. Он уже несколько раз делал попытки обогнать идущий впереди грузовик, но встречный транспорт не позволял ему это сделать. Когда возникла первая благоприятная ситуация, он решил воспользоваться ею полностью. Выехав на левую сторону шоссе, дал полный газ. На большой скорости стал обгонять все попутные машины, пока это позволяло отсутствие встречного транспорта. При этом он обогнал и автомобиль Макрова. Сидящий рядом с Уманько товарищ помахал рукой товарищам в автомобиле Макрова. Этому поступку Макров мгновенно дал свою оценку и тут же, выйдя из занимаемого ряда и совершая двойной обгон, обошел машину Уманько. Когда их машины двигались по шоссе на скорости бок о бок, Макров взглянул на Уманько таким выразительным взглядом, что сомнений в его содержании не оставалось. Это задело Уманько. Что-то в нем включилось и что-то выключилось. Благоразумие исчезло и началась невероятная гонка. Узкое шоссе, сложный профиль дороги, населенные пункты и большой поток транспорта в обе стороны — все это имело уже только второстепенное значение. Главное заключалось в том, чтобы оставить машину Макрова позади. Ту же цель, только в обратном порядке, уже преследовал и Макров. Какое-то отчаянное безумство овладело ими и почти сорок минут продолжалось это опасное состязание. К первому светофору Москвы они подъехали одновременно. Проехав его, подрулили к тротуару и остановились. Оба вышли из машин и, улыбаясь, пошли навстречу друг другу. Поудивлялись своему безрассудному поступку и поехали дальше. Только теперь уже разными дорогами, несмотря на то, что ехать им нужно было в одном и том же направлении. После этого случая Уманько никогда больше не обгонял автомобиль, за рулем которого сидел Макров, спокойно предоставляя ему роль ведущего.

Вот и сейчас Макров зачем-то свернул на дорогу, идущую к деревне, которая виднелась на пригорке недалеко от шоссе. Дорога была хорошо расчищена. По обе ее стороны возвышались навалы снега высотой полтора-два метра. Она была узкая, и двигаться по ней можно было только в одну сторону. Зачем свернул Макров на эту дорогу ни Уманько, ни его жена, сидевшая рядом с ним в машине и державшая на коленях уже начинающую засыпать пятилетнюю дочурку, не понимали. Но, доверяясь Макрову как ведущему, спокойно следовали за ним. За их машиной шла машина Сорокина. Перед самым въездом в деревню Макров вдруг резко остановил машину. Останавливая свой автомобиль, Уманько увидел выскочившего из машины Макрова. Какое-то мгновение он смотрел в сторону уже остановившихся за ним автомобилей. Выражение его лица было каким-то странно-необычным. Взгляд широко открытых глаз, который перехватил Уманько, выражал опасность и готовность к немедленному бою. В руке Макров держал монтировочную лопатку. Не понимая в чем дело, Уманько тоже выскочил из машины и побежал вперед. Подбегая к Макрову, который был уже примерно в десяти шагах впереди своей машины, Уманько услышал: «Вон с дороги, убью!» Это кричал Макров, угрожая трем парням подросткового возраста, которые уже быстро и не оглядываясь, убегали к деревне. Макров и Уманько остановились.

–У-у гады! Напасть хотели, — сказал Макров и пошел назад к своей машине.

Загородные автомобильные прогулки обычно заканчивались тем, что ехали к кому-либо из участников домой и устраивали товарищеский обед или ужин. По пути заезжали в магазин и покупали все необходимое. Жены совместными усилиями быстро сооружали приличный стол, на котором различного рода закуски и винно-водочные изделия были предоставлены в достаточном количестве для многочасовых дружеских посиделок. Накормив, прежде всего детей и обеспечив их вполне автономным занятием, взрослые садились за стол и начиналось приятное дружеское застолье.

В тот раз все собрались на квартире Уманько. Как в большинстве подобных случаев, в центре внимания за столом был Макров. Он умел незаметно, без каких-либо видимых на то стараний, вызывать к себе интерес окружающих. Как бы, между прочим, и нехотя вспоминал свои партизанские годы войны и очень умело, всегда к месту, рассказывал о какой-нибудь ситуации, или отдельном эпизоде прошлых лет. Он умел возбудить у слушателей живой интерес к тому, о чем говорил, и вызвать уважение и интерес к себе, как человеку, жизнь которого уже казалась связанной с каким-то подвигом. Заканчивая свои рассказы, он умело намекал на их еще незавершенность и давал понять, что на сей раз уже хватит — хорошего понемножку.

Легко и как-то незаметно перешел Макров от эпизода с тремя парнями, которым сегодня не удалось разбойное нападение на нас, — только потому, что Александр Александрович Уманько, — как он шутливо отметил, — решительно и во время поддержал его атакующую самооборону, — к воспоминаниям военных лет.

Небольшой партизанский отряд, который он недавно организовал, базировался в глухом лесу и, как ему казалось, в большой удаленности от любого населенного пункта. Шел период обустройства. Не каждый партизан еще имел оружие. Отсутствовала радиосвязь. Не было карты района базирования, без которой командир на войне чувствует себя как с завязанными глазами на узенькой тропке, вьющейся по извилистому краю пропасти. Одним словом обстановка была такой, что главная задача заключалась в том, чтобы не раскрыть врагу место своего базирования. В противном случае отряду могла грозить гибель. В этой ситуации к Макрову привели трех женщин, задержанных в расположении отряда. Они утверждали, что живут в недалеко расположенной деревне, и ходили по лесу, собирая грибы. Перед Макровым стал вопрос: что делать, как быть с тем, что так неожиданно месторасположение отряда стало известно трем местным жителям? Рассказ об этом он вел долго. Искусно излагая свои душевные переживания, которым противостояла суровая необходимость сохранить жизнь отряду. Он завершил рассказ тем, что всю тяжесть и муку необходимого решения принял на себя. Слезы сочувствия появились на глазах у женщин, сидящих за столом, — сочувствия Макрову. «Сильный человек, не жалеет себя для товарищей. Сегодня он тоже показал нам это» — такой, или примерно такой вывод сам напрашивался слушателям. Сорокин наполнил рюмки и предложил тост за Макрова.

Проводя гостей, Уманько мысленно сопоставил рассказ Макрова с убегающими тремя парнями на узкой заснеженной дороге и ощутил что-то холодно-неясное, какой-то мучительно непонятный вопрос.

Он вздрогнул от этого нахлынувшего воспоминания и увидел, что уже вышел из парка к центральному входу. Там его уже поджидала машина.

– Да, бесполезно протопал весь парк, — мысленно сказал сам себе Уманько, — ни одной разумной мысли, все чепуха какая-то в голову лезет.

Открыв дверь машины и не садясь в нее, велел водителю ехать в институт, сказав, что на работу доберется свом ходом. До института оставалось около двух километров и Уманько решил проделать этот путь пешком, надеясь хоть немного подумать с пользой. Перейдя улицу, он пошел по направлению к метро, затем свернул налево и, пройдя метров двести, как-то не очень уверенно остановился. Ему показалось, что он видит Макрова, который, опустив голову, как бы отяжелевшую от наполнявших ее нелегких дум, медленно идет к автомобилю, стоящему недалеко у бордюрной кромки тротуара. Эта встреча не вызвала большого удивления, поскольку Макров жил в доме, стоящем рядом. Он тоже заметил Уманько, улыбнулся и они пошли навстречу друг другу.

– Ты чего здесь бродишь? — спросил Макров, поздоровавшись.

– Решил прогуляться, надо же осмыслить твою вводную и понять, куда же запрягать лошадей, — ответил Уманько.

– Слушай, давай пройдемся до следующего метро, только в обратную для тебя сторону, я давно хочу поговорить с тобой, — сказал Макров и, не дожидаясь согласия Уманько, подошел к машине и дал распоряжение водителю. Вернувшись, сказал, что внес коррективы в свое предложение. Разговор будет на закрытую тему и вести его среди массы прохожих не совсем удобно, да и не полагается. Поэтому, давай погуляем в парке. Там, кроме спящих зимним сном деревьев, мы никого не встретим. Они повернули в сторону парка, и пошли по направлению к его центральному входу.

В должности заместителя министра Макров работал уже около года. На него, как было принято говорить, замыкались несколько институтов, которые вели разработку системы противоракетной обороны, а также зенитно-ракетных комплексов и радиолокационных станций дальнего обнаружения баллистических целей.

Разные люди по-разному понимали содержание служебных задач, объединенных этим «замыкающим» понятием. Вырабатывал свое понимание и Макров. По натуре он был человек энергичный, деятельный, умеющий хорошо ориентироваться в различных ситуациях и мыслить с дальним прицелом, но чрезвычайно подозрительный и властолюбивый. Понимая, что властолюбие является весьма неприятным для окружающих недостатком, он всегда старался его тщательно маскировать, С этой целью любил проповедовать мысль о том, что для него власть — только средство, неприятное приложение, необходимое для выполнения поставленной перед ним задачи, и ни чуть не более того. Это было основным стержнем, на котором базировалась разветвленная сеть различных приемов камуфлирования его властолюбия. Он хорошо владел большим набором камуфляжных приемов и пользовался ими в широком спектре различных своих интересов. Это часто приносило ему неплохой успех.

Как-то, лет пятнадцать назад, Уманько оказался невольным свидетелем того, как Макров, используя уже отработанные им приемы камуфляжа, покорил, казалось бы, не покоряемого Александра Андреевича Расплетина — в то время главного конструктора зенитно-ракетных управляемых комплексов. Александр Андреевич — это особая, прекрасная книга в многотомной истории отечественной радиотехники, — был тогда начальником головного тематического отдела, в котором работали Макров и Уманько. Сам Расплетин отличался исключительной работоспособностью и беззаветной преданностью выполнению поставленной перед ним задачи — ведь задачи эти ставились ЦК КПСС и Советом Министров СССР! Когда и как он отдыхал и когда ходил в отпуск (ходил ли он вообще в отпуск в те годы?) никому не было ведомо. Что касается своих сотрудников, то он как бы и не подозревал, что им требуется отдых, и что отпуск для них не только необходим, но и по закону полагается. Когда к нему обращался кто-либо из сотрудников с заявлением об отпуске, он неизменно удивлялся, краснел и злился, выражая недоумение по поводу несознательности этого товарища, готового бросить работу в столь напряженно-критический момент и пойти в отпуск. Его возмущение было столь искренним и столь глубоким, что обратившийся быстро начинал ощущать себя виноватым и делал слабые попытки как-то оправдаться и тут же забирал заявление об отпуске обратно, а потом еще долго и старательно замаливал свой грех перед дядей Саней, как любовно называли Расплетина между собой сотрудники.

Потому отпускные вопросы все старались решать у его первого заместителя — Анатолия Васильевича Пивоварова, с которым всегда чувствовалось как-то по обыденному просто, легко и надежно. Но так сложились обстоятельства, что Макров вынужден был обратиться по поводу своего отпуска именно к Расплетину. Попросившись к нему на прием по какому-то актуальному производственному вопросу, Макров стал рассказывать о тревожном состоянии дел. Его рассказ вызывал все возрастающий интерес и какое-то напряжение у дяди Сани, а когда он уже начал краснеть от возникшей у него тревоги, Макров перешел к тому, как он организовал работу по этому вопросу и показал развернутый график соответствующих работ, уже утвержденный Пивоваровым. Он сразу же обратил внимание Расплетина на конечный срок в утвержденном графике, показывая, как хорошо он укладывается в общий ритм работы, что обеспечит выполнение установленного срока начала испытаний. Затем он стал комментировать содержание работ, предусмотренных графиком, которые выполняются смежными по отношению к лаборатории Макрова подразделениями. Комментарий был весьма искусно целенаправленным. Он невольно вызывал у слушателя ощущение того, что во имя выполнения этих работ в установленные графиком сроки целесообразно было бы, примерно, месячное отсутствие Макрова. Такая мысль буквально вытекала из того, что на данный момент лаборатория Макрова обеспечила всех смежников необходимыми исходными данными и требованиями, им надо только дать возможность спокойно поработать. Присутствие же Макрова, отличающегося, как известно, своей жесткой требовательностью, может только повредить этому. Он неизбежно внесет какие-либо улучшения в исходные данные и потребует у смежников учесть это. А ведь лучшее — враг хорошего. Поэтому поползут сроки, и начнется чехарда вместо хорошо налаженной работы. Такой, или примерно такой мыслью заразил все-таки Макров даже Александра Андреевича. И произошло невероятное. Дядя Саня сам предложил Макрову немедленно пойти в отпуск. Присутствовавший при этом Уманько чуть рот не открыл от удивления. А Макров сделал вид, что готов на эту жертву, которая в данный момент для него немалая, тут же написал заявление об отпуске и получил резолюцию Расплетина.

Этот эпизод почему-то возник в голове Уманько сразу же после первой фразы, которую произнес Макров на пути в парк.

– Знаешь, Александр Александрович, — обратился он к Уманько, — по- моему, у нас что-то не то делается. Затем, сделав некоторую паузу и как бы настраиваясь на определенную направленность разговора, продолжал. Страна оказалась по отношению к американцам в исключительно невыгодном положении: они в любой, угодный им, момент могут нанести ракетно-ядерный удар по нашим ракетным базам и любым другим объектам территории и этот удар останется для них безнаказанным — у нас ведь нет ни противоракетной обороны, ни соответственно необходимых средств предупреждения. Мы же нанести ракетно-ядерный удар по США первыми не можем, так как такой шаг был бы для нас равносилен самоубийству — ведь каждый наш чих они тут же фиксируют своими средствами предупреждения, расположенными вблизи южной части нашей территории на всем ее протяжении от Японии до Европы.

А что же мы можем противопоставить американцам? Какие работы ведем? Наша противоракетная оборона еще не успела родиться, а морально уже устарела и является беспомощной. Ведь просто смех и горе — столько тратим времени, усилий и средств на ее создание, а поразить она сможет только одиночную ракету. Какой же дурак будет наносить удар одной ракетой? Все это отлично понимают, видят острую необходимость создания средств защиты от массированного ракетного нападения, но практически ничего реально в этом направлении не делается. Григорий Васильевич, как генеральный конструктор ПРО, только то и делает, что подкармливает Заказчика разными проектиками подштопывания своей, еще не родившейся, системы.

А по системе предупреждения о ракетном нападении вообще какая-то анархия. Как будто и генеральный есть, видишь, даже я говорю «как будто», командный пункт построили и создали полтора радиолокатора в метровом диапазоне, которые все еще никак не могут отличить баллистическую траекторию от спутниковой. А системы предупреждения, как взаимоувязанного комплекса средств, решающих единую целевую задачу предупреждения о ракетном нападении, все еще нет. Да и неизвестно когда и что будет. Так, идут умные разговоры о принципах построения и никакой организации работ. Анатолий Иванович со своим космическим спутником еле-еле колупается, и все время оглядывается: как бы его Борис Васильевич не зажал — после смерти Расплетина они никак между собой не разберутся. Загоризонтная радиолокация все еще никак не вылупится. А вот Сосульниковские «Дунай» — единственно толковые, чем мы располагаем из средств дальней радиолокации, — никак в системе предупреждения не используются и только потому, что они входят в состав противоракетной обороны и ходят под Кисунько, а не под Минцем. Прямо-таки набор каких-то удельных княжеств, которые между собой только интригуют да враждуют. И понимаешь, каждый из этих князьков напрямую взаимодействует с министром, с руководством военно-промышленной комиссии Совмина, с аппаратом и секретарем ЦК, с министром обороны. Каждый по-своему мозги засоряет начальству, создавая такой ералаш, за которым скоро наступит полная мозговая прострация. Вот тогда-то, если раньше не произойдет чего-либо уникального, они вспомнят, что есть же специальный замминистра, отвечающий за эту область работы... Тут Макров сделал небольшую паузу затем, как бы о чем-то поразмыслив, продолжил. Одним словом, обстановку я тебе обрисовал. Да ты и сам ее оцениваешь примерно так же. Ждать дальше нельзя. Нужно принимать меры. Хочу на тебе, если не возражаешь, опробовать, как смотрится, так сказать снизу, вариант создания специализированного научно-производственного объединения. Сейчас объединения начинают входить в моду и склонить начальство на это, наверное, будет возможным. В состав объединения необходимо было бы включить все основные институты, занятые разработкой средств противоракетной обороны и предупреждения о ракетном нападении, а также пару головных заводов, ведущих изготовление этих средств. Кроме того, нужно было бы создать головное предприятие объединения — научно-тематический центр. Его основная задача должна заключаться в разработке всех общесистемных задач, как противоракетной обороны, так и предупреждения о ракетном нападении, разумеется, с учетом их целесообразной взаимоувязки, и уже на основе этого осуществлять тематическую координацию всех работ, ведущихся на предприятиях объединения.

– Возглавлять такое объединение, по видимому, должен генеральный директор и он же заместитель министра, — сказал Уманько с таким же серьезно-сосредоточенным выражением лица, с каким он слушал все, что сейчас говорил Макров.

– Ну, вот видишь, Александр Александрович, по уровню понимания организационных задач ты уже перерос, по крайней мере, заместителя министра, — отреагировал, улыбаясь, Мак-ров. — Ну, а если без шуток, как бы ты сходу, так сказать на вскидку, прокомментировал этот вариант, — сказал он и умолк, приготовившись слушать.

– На мой взгляд, здесь есть две проблемы, — после некоторой паузы сказал Уманько. Первая — что делать? Вторая — как делать? Что касается первой проблемы, то моя позиция тебе хорошо известна. Если помнишь, еще десять лет назад я записал ее в свою рабочую тетрадь, когда мы работали в КБ-1. Могу, если хочешь, кратко напомнить.

Противоракетная обороны, построенная по принципу стрельбы противоракетой по атакующей ракете — бесперспективна. Элементарные рассуждения могут показать это. Ведь очевиден абсурд защиты от пули, путем стрельбы по ней. Всегда находят любой другой, но только не этот способ. Ну, это к слову. Применительно к противоракетной обороне не совсем так. Здесь рассуждения другие. Хотя в чем-то может быть и аналогичные. Для того, чтобы прорваться через противоракетную оборону, достаточно вести обстрел целей не одной, а множеством боеголовок. Необходимо, чтобы хоть одна из атакующих головок прошла непораженной и упала бы на цель — этого достаточно для уничтожения любого объекта. Как следствие, эффективность противоракетной обороны имеет пороговый характер. Противоракетная оборона либо эффективна, — если она уничтожает все сто процентов атакующих боеголовок на безопасном для цели расстоянии, либо неэффективна, — если допускает падение на цель хотя бы одной боеголовки. Промежуточного состояния здесь нет — любое ранение смертельно.

Такая пороговая эффективность, обусловленная сверхмощным разрушительным свойством применяемых боезарядов, предъявляет к противоракетной обороне, по меньшей мере, два требования, выполнить которые практически невозможно.

Первое — вероятность поражения каждой боеголовки должна быть близкой к единице. Это означает, что на каждую атакующую боеголовку оборона должна израсходовать, как минимум две-три противоракеты, иначе невозможно достичь столь высокой вероятности поражения — ведь на противоракету ядерный заряд не поставить, так как при запуске большого числа противоракет загубишь сам себя. Отсюда вытекает требование многократно опережающего производства числа противоракет. Например, если увеличить число атакующих боеголовок на десять, то число противоракет нужно увеличить в среднем на двадцать пять. Оборона здесь оказывается в накладе. Но это еще полбеды. Куда страшнее второе — число боеголовок, которые система противоракетной обороны должна быть способной уничтожить за время ракетного удара (единицы минут), обязано хоть немного, но превышать количество боеголовок, которыми располагает для атаки противоборствующая сторона.

Если это требование перестанет выполняться, то противоракетная оборона тут же захлебнется и непораженные боеголовки, как зерно через край переполненного сосуда, посыпятся на цель. Эффективность противоракетной обороны превратится в нуль. Сделать это нападающей стороне совсем нетрудно — просто нужно чуть-чуть увеличить число атакующих боеголовок. Если принять вполне допустимые упрощения, то наращивание числа ракетно-ядерных средств нападения можно рассматривать как налаженный процесс производства по готовой технической документации.

Совсем по-другому обстоят дела с системой противоракетной обороны. Здесь постановка задачи по увеличению числа поражаемых боеголовок неизбежно требует не только соответственно увеличенного числа противоракет, но и создания при этом практически новых радиолокационных средств обнаружения, распознавания и управления с новыми, более высокими, тактическими возможностями почти по всем основным функциональным элементам системы противоракетной обороны. Задача становится проблемной! Ее не возможно решать столь же быстро, как простое наращивание числа атакующих боеголовок. Поэтому ракета против ракеты — это гиблый принцип обороны, с его помощью невозможно отразить ракетное нападение и защитить себя.

– Это твой ответ на твой же вопрос «что делать?», из которого следует, что вообще не нужно что-либо делать? — спросил, усмехнувшись Макров.

– Ну, зачем ты так, разве я сказал какую-либо крамолу? Ты же все это давным-давно хорошо знаешь и отлично понимаешь, — ответил Уманько, — Тебя же не интересует моя точка зрения просто в двоичном коде. Как я понимаю, тебе необходимо поговорить, чтобы услышать какие-то тонкости точек зрения, пусть даже совпадающих с твоими, или уловить какие-то противоречия, или услышать другие мнения. Без этого ты не можешь отточить свое идейное оружие, с помощью которого собираешься решить уже овладевшую тобой задачу. Если уж ты избрал меня в числе тех товарищей, с кем ведешь подобные беседы, то дай мне, пожалуйста, выговориться до конца, не перебивая.

– Ты что, обиделся на мой вопрос? Ну ладно, извини, больше не буду, — полушутя, полусерьезно сказал Макров.

– У тебя сигареты с собой? Свои я оставил в машине, — сказал Уманько, обращаясь к Макрову.

Иван Владимирович слегка ощупал карманы пальто и достал пачку «БТ». Они остановились и закурили. Ни Макров, ни Уманько не любили курить на ходу. Поэтому они, немного потоптавшись на месте, подымили, обмениваясь малозначительными фразами, и быстро завершили свой короткий перекур.

– Итак, мы остановились на том, что отразить ракетное нападение, практически невозможно, — сказал Уманько, пройдя вместе с Макровым довольно значительное расстояние от места перекура. Конечно, нужно разворачивать поиск новых физических принципов поражения атакующих ракетных средств. Здесь нужны идеи, которых в приемлемом виде пока еще нет. Но реальным может быть другой подход: не допустить возникновение ракетного нападения. Тогда не будет необходимости и отражать его. Представим себе такую модель.

Стоят два человека друг перед другом. Перед каждым из них точно пристреленный пистолет, который жестко закреплен на станине. На спусковые скобы положены пальцы. Нажатие скобы одним человеком гарантирует поражение другого. Промах исключен. Вопрос только в том, кто раньше нажмет. Вот так мы и стоим с Соединёнными Штатами друг против друга и оба дрожим — как бы кто раньше не нажал пусковую кнопку, а поторопиться тоже страшно. Каждый понимает, что при этом погибнет не только противостоящая сторона, но могут произойти непредвиденные глобальные последствия.

Ну, а если дополнить эту модель жесткой тягой связывающей спусковые скобы этих пистолетов между собой без каких-либо люфтов? Тогда снимается вопрос, кто раньше нажмет спусковую скобу: кто бы ни нажал — произойдет два встречных ракетно-ядерных удара и наверняка погибнут оба. Это уже в корне меняет дело. Что же остается тогда делать этим двум чудакам со своими пристреленными пистолетами? Либо самоубийство, либо разоружение. Народы неизбежно сделают второй выбор. Сомнений в этом быть не может, только для этого нужно проложить ту самую жесткую и безлюфтовую тягу. Вот ею-то и является система предупреждения о ракетном нападении, а величину люфта в ней играет роль время запаздывания между моментом начала ракетного нападения и моментом, когда об этом стало достоверно известно. Свести этот люфт до незначительной величины могут принципиально только космические и загоризонтные радиолокационные средства обнаружения запусков баллистических ракет. Отсюда и вытекает, что разработка и создание этих средств является задачей номер один. Вот это пока одна треть ответа на вопрос «что делать?».

– А где еще две трети? — спросил Макров.

– Как ни парадоксально, — продолжил Уманько, но первая из них состоит в том, что все-таки нужно создавать противоракетную оборону, которую я только что обрисовал как бесполезную. Она действительно бесполезна сама по себе. Но во взаимодействии с системой предупреждения может сыграть определяющую роль.

– Ты имеешь в виду несанкционированный удар одной — двумя ракетами по милости какого-нибудь маньяка? — спросил Макров.

– Безусловно, да и вряд ли стоит обосновывать актуальность этой задачи — она очевидна, — ответил Уманько, — но попутно важен еще и тот факт, что разработка и создание радиолокационных станций обнаружения атакующих ракет и наведения противоракет будут сильно стимулировать развитие всех элементов радиолокационной техники: микроминиатюризация элементной базы, внедрение вычислительной техники, программное распределение энергии в зоне ответственности РАС, создание антенных решеток и так далее. Все это и есть наиболее современная тенденция развития радиоэлектроники. Она двигает, как научный, так и производственно-технологический прогресс и поможет, в том числе, созданию средств системы предупреждения о ракетном нападении.

Ну, и наконец, поиск, поиск и еще раз поиск способов создания лучевого оружия, способного безинерционно поражать любое количество целей попадающих в зону ответственности радиолокатора. До этого мы, слава богу, не доживем. Лучше бы увидеть разоружение сторон — вот это была бы идеальная противоракетная оборона. От него, я думаю, человечество все-таки не уйдет, не миновать его. Рычаг к этому — система своевременного предупреждения о ракетном нападении в совокупности со стратегическими ракетами. Это обеспечит неизбежность взаимного ракетно-ядерного возмездия. Странно, какая-то вывернутая логика самоисцеления, вернее самосохранения человечества. Но от нее пока никуда не уйдешь.

– А ты понимаешь, Александр Александрович, что это уже не просто научно-технический или военный вопрос, хотя ты и сильно обузил его? Это вопрос политической стратегии, вопрос мировоззрения. Разоружение — это примирение. Кого с кем...? Это уже не наша компетенция. Так что давай не будем выходить за сферу наших полномочий. Как я тебя понял, ты уже исчерпал первую проблему и так убедительно сформулировал свою позицию по проблеме «что делать? » что я даже пожалел, что дал тебе две недели на разработку предложений, хватило бы и одной. Нуда ладно, менять не будем, — лукаво, улыбаясь, сказал Макров.

– Это, Иван Владимирович вопрос особый и ты не хуже меня понимаешь весомость этого шага, — отреагировал Уманько.

– Не усложняй, Александр Александрович, жизнь мудрее нас с тобой. Давай лучше перейдем ко второй проблеме — «как делать?», — предложил Макров.

– Вот по этой проблеме совсем простой ответ: по-всякому, как угодно. Лишь бы шло дело, — Уманько улыбнулся и постарался незаметно заглянуть в глаза Макрову, желая увидеть его реакцию.

Уманько прекрасно понимал, что Макрову хотелось бы услышать от него о необходимости централизации руководства всеми работами по противоракетной обороне и предупреждению о ракетном нападении и жесткой научно-тематической координации разработкой проблемных задач. И, безусловно, о необходимости создания специализированной производственно-технологической базы. Уманько разделял такую позицию и вполне был согласен с Макровым, что наилучшей организационной формой было бы научно-производственное объединение. Но в этом полном согласии с идеей замминистра был для Уманько один нюанс. Он считал, что во главе такого объединения, которому предстоит решать по сути единую, беспрецедентную по новизне и сложности задачу, должен быть генеральный конструктор. Дальше уже дело генерального конструктора — хочет сам будет одновременно и директором или будет иметь подчиненного себе генерального директора. Одним словом это уже его дело. Вариантов здесь много. Важно, чтобы стержень руководства разработкой проблемы, порученной объединению, был научно-конструкторским. Вот здесь-то и возникает главное противоречие, которое Уманько не хотел сейчас затрагивать. Дело в том, что уже около двух лет его отношения с Макровым были натянутыми. Только сейчас они начинают, как будто немного налаживаться и идти на разговор, от которого ничего, кроме неприятного осадка, у обоих не останется, не было смысла. Тем более что и без слов они понимали друг друга по этому поводу вполне однозначно.

Возглавит Объединение, безусловно, Макров. Он стремится к этому. Является инициатором его создания. Да и задача в целом уже поручена ему, как заместителю министра. Как инициативный, стратегически мыслящий организатор крупного масштаба, умеющий отстаивать свои взгляды и убеждать в них как верха, так и низы, он в действительности способен был бы возглавить такое объединение. При этом он останется одновременно и заместителем министра. Это даже полезно на этапе развертывания и становления объединения.

Но вот генеральным конструктором его никто, ни верха, ни низы не хотели бы видеть, кроме него самого. Будучи не просто чувствительным, а чрезвычайно подозрительным человеком он хорошо понимал это. Поэтому стремиться стать генеральным конструктором не будет. Более того, он сумеет обосновать перед начальством нецелесообразность иметь генерального конструктора Объединения. И тем самым обеспечит себе возможность всегда, оставаясь первым лицом, узурпировать права главных конструкторов отдельных средств и систем по своему вкусу и в угодной для себя мере. Уманько мысленно представил себе главных конструкторов объединения, которых погоняет Макров, накинув на них ловчие сети.... И тут он почувствовал, что вопрос о создании объединения и передачи его в полное распоряжение Макрову уже предрешен во всех необходимых инстанциях.

Так вот какую форму предупреждения каких-либо демаршей избрал Макров. Уж лучше бы его назначили и генеральным конструктором, тогда бы хоть полнота ответственности за качество разработок была бы на нем.

– Ты уходишь от ответа на тобою же сформулированный вопрос «как делать?» хотя хорошо понимаешь, что сейчас именно он и есть самый главный. Ведь у тебя, безусловно, по этому поводу есть конкретный взгляд. Вот только почему ты не хочешь его высказать? — сказал Макров утвердительно-вопросительным тоном.

– Нет, почему же, — ответил Уманько, могу совсем конкретно, типа, «если бы я был царем», то:

– создал бы объединение по разработке и созданию системы противоракетной обороны и предупреждения о ракетном нападении как единой задачи;

– включил бы в состав объединения все предприятия, которые ты курируешь как заместитель министра, кроме тех, которые занимаются зенитными управляемыми ракетами;

– назначил бы генеральным конструктором и генеральным директором тире заместителем министра товарища Макрова Ивана Владимировича.

– Вот такая четка триада!

– Да куда уж четче, — Макров улыбнулся своей полузагадочной, хотя и довольно приятной улыбкой. Можешь считать себя уже «царем» без «если бы», поскольку все, что ты сказал уже почти везде согласовано и подготовлен проект Постановления. Только без генерального конструктора — это нецелесообразно. Вот у американцев вообще нет ни генеральных, ни главных. Просто — руководитель проекта. В крупных системах это, по-видимому, играет немаловажную роль.

Макров взглянул на часы, — все, лимит времени исчерпан, пошли к машине.

– Ну что ж, я так понимаю, сказал Уманько, что поздравлять еще рано, а вот перекурить как будто в самый раз. Макров достал сигареты, Они закурили и бодрым шагом, без торопливости, пошли на выход из «Сокольников». Подходя к машине, Макров предложил Уманько довезти его до института. Поблагодарив, Уманько отказался, мотивируя тем, что ему еще нужно подумать над содержанием технических предложений, поэтому лучше еще немного пройтись пешком.

Расставшись с Макровым, Уманько интуитивно чувствовал, что технические предложения написать всё же придется. Разумную аргументацию в защиту этого он еще не мог сформулировать. Но интуиция уже начала покорять разум и требовала повторного анализа ситуации с учетом информации, полученной от Макрова.

Уманько начал полемику с самим собой.

– Да, требования жизни далеко ушли вперед от наших возможностей. Ну и что? Ведь образовавшееся рассогласование и является сигналом, определяющим движение вперед. Так то оно так, но это рассогласование не по ускорению или скорости, когда система чувствует и быстро реагирует на малейшие изменения динамики процесса. К сожалению, нашей системе не до динамики, она рассогласована уже в статике — по уровню этого процесса. При этом величина рассогласования огромна — четыре года (если не больше) сложного научно-исследовательского труда, да еще не исключен и отрицательный результат. Во всем этом виноваты люди, в том числе и. я, персонально: сам недостаточно думал вперед, недостаточно убеждал других, недостаточно добивался, недостаточно создавал условия, недостаточно..., недостаточно... Словом, все недостаточно. Но ведь на моем месте уже были трое других. Похоже, что все мы делаем одну и ту же ошибку. В чем она?

– Для конечного успеха нужны средства. Чтобы получить средства — нужно пообещать конечный успех...».

На этом литературные записки бывшего главного конструктора боевой системы ЗГРЛС обрываются. Откровенно говоря, жаль, что Франц Александрович Кузьминский, или, как чаще его называли, Александр Александрович успел только начать свой литературный труд и не завершил его. Честно говоря, пятьдесят три листа черновика читаются на одном дыхании. Самое главное, что в них от первоисточника показано как, в каких условиях и зачем принималось решение о создании боевой системы загоризонтной радиолокации. В этом непростом и многотрудном деле Франц Кузьминский и его команда были первопроходцами.

Глава 14 «У России имеются боевые ЗГРЛС»

Конечно, Россия это не СССР с его громаднейшим экономическим и военным потенциалом. Но и у нее в современных условиях нашлись силы для создания загоризонтных локаторов. Основу для них создал Франц Кузьминский и другие ученые из НИИДАР. Единомышленники Кузьминского не бросали в рыночное лихолетье эту, не сулящую огромных барышей, сложнейшую работу и незаметно, без рекламной шумихи создавали новое российское радиолокационное чудо. Под руководством главного конструктора Федора Фёдоровича Евстратова созданы уникальные загоризонтные радиолокационные комплексы. Решена задача обнаружения надводных и воздушных целей в ближней и дальней ионосферной зоне.

Для удовлетворения любопытства читателей расскажу, что это дело началось еще в 1982 году. В тот период против Франца Кузьминского, по словам генерал-лейтенанта в отставке Героя Социалистического Труда Михаила Марковича Коломийца — начальника специального управления по вводу систем ПКО, ПРО, СПРН 4 ГУМО, начались гонения. Как отметил генерал Коломиец некоторые должностные лица, в том числе и бывшие соратники Кузьминского, пытались в ошибках создания боевой загоризонтной системы обвинить именно главного конструктора. «Но это не так, — категорично заявил генерал Коломиец, — Кузьминский был человеком с высокими организаторскими способностями, четко и логично выражающий свои мысли, к работе относился с полной самоотдачей. Лейтмотив его деятельности: «Все трудное мы делаем немедленно, а невозможное — несколько позже». Выходец из КБ-1, в работе не щадил ни себя, ни подчиненных. О загоризонтной локации и возникших проблемах Михаил Маркович высказался весьма прямолинейно, по-военному: «Скажу лишь, что проблема оказалась значительно сложнее отнюдь не по вине главного конструктора. К тому времени изученность состояния ионосферы, особенно в северных широтах, была недостаточной. И это была не вина, а беда главного конструктора — здесь требовалась координация усилий десятков НИИ, по крайней мере, Президиумом Академии наук СССР».

Я уже отмечал, что Франц Кузьминский был поставлен в крайне сложные условия. Он и его команда работали над сложнейшей наукоемкой проблемой. И он близок был к разгадке тайны природы. Но время и обстоятельства были против него.

В то же время, возможностями боевых ЗГРЛС заинтересовались в ВМФ СССР. В 1982 году Евстратов предложил главкому ВМФ адмиралу флота Советского Союза Сергею Георгиевичу Горшкову использовать ЗГРЛС для контроля надводной и воздушной обстановки режимом поверхностной волны в ближней 200-мильной зоне, а в дальней зоне, порядка 3000 километров, вести радиолокационную разведку через ионосферу, посредством пространственной волны. Главкому ВМФ было известно положение, которое сложилось с боевыми ЗГРЛС для Войск ПВО. Однако военно-морские эксперты объективно рассмотрели предложение Евстратова и Горшков не побоялся взять на себя ответственность за выделение средств на их создание. Строительство военно-морской ЗГРЛС было санкционировано специальным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР 24 декабря 1982 года. Ее назвали «Волна». Главный конструктор Евстратов с коллективом учёных и инженеров спроектировали эту ЗГРЛС максимально мобильной. Вся аппаратура, включая мощный вычислительный комплекс, размещалась в транспортируемых кабинах. Это значительно снизило затраты на сам радар. Под него готовилась лишь площадка, для размещения кунгов и кабельного хозяйства. В радаре был применен новейший тип антенны. При длине 1500 метров она имела высоту всего 5 метров. По металлоемкости, объёму строительно-монтажных работ эта антенна в сотни раз была меньше прежних антенн для загоризонтных радаров ПВО. Флот весьма оперативно подошел к созданию своей системы. В 1983 году под городом Находка на тихоокеанском побережье в одной из бухт было выбрано место для дислокации «Волны». В 1984 году началось строительство жилого городка, инженерных систем, площадки для радара.

ЗГРЛС «Волна» была сложным и наукоемким объектом. По опыту создания радаров для Войск ПВО для проведения монтажно-настроечных работ было создано Дальневосточное производственно-техническое предприятие.

Научно-техническое руководство созданием объекта, разработку программно-алгоритмического комплекса осуществляли заместитель главного конструктора Валентин Николаевич Стрелкин, заместитель главного конструктора Эфир Иванович Шустов, Виктор Андреевич Собчук и вверенные им коллективы разработчиков.

Первая очередь ЗГРЛС «Волна» была построена уже в 1986 году. Ее использовали для экспериментальных работ по обнаружению в ближней зоне научно-исследовательского судна «Океан», сторожевого корабля Тихоокеанского флота «Летучий». Эти работы ученые и конструкторы вели до сентября 1987 года. В результате была достигнута дальность загоризонтного обнаружения кораблей поверхностной волной свыше 300 километров. А далее ученые и конструкторы стали работать над тем, чтобы ЗГРЛС обнаруживала надводные и воздушные объекты на дальностях до 3000 км в пределах первого ионосферного скачка. В 1987 году впервые были зафиксированы положительные результаты по обнаружению кораблей и самолётов на дальностях до 2800 километров. Это дало возможность завершить экспериментальные работы и провести дальнейшее дооборудование этого радара до опытного образца.

С 1987 по 1990 годы проводились работы по модернизации программно-алгоритмическое комплекса ЗГРЛС «Волна», повышению ее энергетического потенциала. Эти работы оказались настолько успешными, что в 1990 году радар устойчиво обнаруживал и сопровождал авианесущие группировки США в Тихом океане на дальностях свыше 3000 километров.

Государственные испытания ЗГРЛС «Волна» прошли в 1992 году. Радар обнаруживал корабли и воздушные цели пространственным лучом на дальностях 1000-3000 километров. В том же году локатор был передан ВМФ России. Он поступил на вооружение Тихоокеанского флота для решения задач обнаружения надводных и воздушных целей.

В 1999 году НИИДАР при непосредственной поддержке ВМФ построил на полуострове Камчатка экспериментальный образец низкопотенциальной ЗГРЛС поверхностной волны «Телец». Осенью того же года «Телец» обнаруживал корабли ВМС США на дальностях до 250 километров, а также осуществлял загоризонтное обнаружение самолётов.

Возможно, скоро можно будет рассказать о новых загоризонтных радарах, успешно используемых в интересах ПВО. Но вот тут необходимо отметить следующие моменты.

Еще несколько лет назад в открытой зарубежной печати можно было почерпнуть информацию о ведущихся на Западе и особенно в США разработках принципиально нового класса оружия для использования его в воздушно-космической сфере вооруженной борьбы. Это гиперзвуковые летательные аппараты (ГЗЛА). Они способны действовать в воздухе, космосе. При этом быстро переходить из одной среды в другую. И вдруг поток этой информации иссяк. Лишь в отдельных специализированных изданиях можно узнать, что работы по ГЗЛА все больше приобретают практическую направленность, то есть рабочие чертежи и макеты могут вскоре превратиться в реальные сверхсовременные летательные аппараты. Они будут практически неуязвимыми. Естественно, в российском Минобороны забеспокоились на предмет появления такого класса вооружения. Тут еще НАТО неудержимо расширяется и увеличивает и без того свой огромный потенциал воздушных средств нападения. А в России ныне большая часть территории осталась без радиолокационного прикрытия. Не то, что ГЗЛА, обычные иностранные вертолеты могут безнаказанно пересекать границы. Поэтому еще в ноябре 2002 года коллегия Минобороны РФ рассмотрела и одобрила проект концепции создания системы воздушно-космической обороны государства. Документ весьма обширный. В его разработке принимали участие все главные командования Видов Вооруженных сил РФ, военно-научные центры. В документе есть разделы по построению системы ВКО России, этапность этой работы. Одним словом, учтены все основные вопросы, указаны новые угрозы и определено, как с ними бороться. Не буду пересказывать весь документ. А только отмечу, что наряду с созданием перспективных средств поражения СВКН вероятного противника предлагается совершенствовать системы управления войсками и главное развивать систему предупреждения о ракетном нападении и радиотехнические войска ПВО. Все ясно и понятно. Надо быть готовыми отразить возможные новые угрозы по типу воздушно-космических операций в Югославии или Ираке.

Проблема новых форм вооруженной борьбы так же активно обсуждается и Вневедомственным экспертным советом по проблемам ВКО. Есть в нашем государстве и такой орган, куда вошли известные ученые, военные. Так на заседании президиума этого совета 8 июня 2007 года сопредседатель совета генерал армии Анатолий Михайлович Корнуков сообщил, что по результатам рассмотрения разработки новой загоризонтной РАС еще в октябре 2006 года Председателю Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ — первому заместителю Председателя Правительства РФ Сергею Борисовичу Иванову было направлено обращение о поддержке этих работ, которые ведет ОАО «НПК «НИИДАР». Обращение, так сказать, было услышано и внимательно прочитано. В результате аппарат Правительства РФ отправил соответствующие поручения в ряд ведомств. Из них в совет по проблемам ВКО, по словам генерала армии Корнукова, поступили письма. Например, ВРИО начальника Вооружения Вооруженных сил РФ В.Г. Михеев сообщил, что предложения Вневедомственного экспертного совета по проблемам ВКО будут учтены при формировании плана реализации Концепции Воздушно-космической обороны. Предложения совета по ВКО в отношении ЗГРЛС поддержал и заместитель руководителя Федерального агентства по промышленности Станислав Борисович Пугинский. Так почему же до сих пор не было поддержано создание перспективной ЗГРЛС, зачем вообще она нужна?

На эти и другие вопросы ответил в беседе член совета по проблемам ВКО, заместитель генерального директора ОАО «Конструкторское бюро-1», доктор технических наук, бывший начальник управления заказов и поставок вооружений Войск ПВО, генерал-майор запаса Сергей Константинович Колганов:

«Наше обращение к первому заместителю Председателя Правительства РФ Сергею Борисовичу Иванову вызвано необходимостью поддержки этого направления радиолокации. Загоризонтная радиолокация и новейшие разработки по ЗГРЛС стали еще более актуальными для обороноспособности государства в связи с безденежьем. Ведь прежде в Советском Союзе системой ЗГРЛС решалась задача увеличения времени предупреждения о ракетно-ядерном нападении. В созданной системе Ракетно-космической обороны ЗГРЛС дополняли информацию спутниковой системы предупреждения, которую создал Анатолий Иванович Савин. Нужно это было для повышения достоверности информации спутниковой системы потому, что на первых порах она работала посредственно. А во-вторых, всегда лучше иметь два источника такой стратегический информации, чем один.

Проект ЗГРЛС для Войск ПВО страны «Дуга», как известно, был первой попыткой практической реализации боевой загоризонтной локации. Но эта попытка, на мой взгляд, по тем временам была чрезмерной смелой. ЗГРЛС должна была обнаруживать стартующие американские баллистические ракеты на третьем скачке после двух отражений от ионосферы радиолокационной энергии. Но затухание радиолокационного сигнала, распространяющегося на огромную дальность, было колоссальным, отсюда для первых ЗГРЛС требовались колоссальные мощности электромагнитной энергии. Поэтому надежность работы боевых станций главного конструктора Франца Кузьминского была невысокой. Плюс работа тех ЗГРЛС очень сильно зависела от текущего состояния ионосферы, которая, как известно нестационарно «дышит». Крайне сложно было спрогнозировать это «дыхание» и в соответствии с ним распространение в ионосфере радиоволн. И хотя в «Дуге» предпринимались серьезнейшие меры для того, чтобы компенсировать этот эффект и другие проблемы, но чрезмерно смелый проект нередко заходил в тупик во время доработки уже созданных боевых средств.

После создания в городе Николаев экспериментальной ЗГРЛС количество сторонников и скептиков этого смелого проекта только увеличилось. Более того, уже по ходу дальнейшей разработки выяснилось, что радиолуч отражается не от точки в ионосфере, а от области, которая, как я уже отметил, нестандартно «дышит». И только лет через десять после начала этих работ НИИДАР несколько переделал антенную систему, алгоритмы работы станции и обозвал открытое явление особого отражения от ионосферы — скользящим модом. После этого были приняты контрмеры в аппаратуре и алгоритме ЗГРЛС и получились более-менее устойчивые результаты по обнаружению целей.

Но ведь мало кто знает, что параллельно с проектом «Дуга» в рамках системы «Щит», которая должна была противодействовать угрозе крылатых ракет США, начались в НИИДАРе работы по созданию односкачковой ЗГРЛС. Эта станция должна была накрыть наш Север радиолокационным полем. Но тогда эти работы были прекращены из-за наличия в северных широтах так называемых авроральных областей ионосферы. Они вообще дают непредсказуемое отражение радиолуча. И фактически являются очень мощной помехой для ЗГРЛС. Поэтому противосамолетная ЗГРЛС в рамках системы «Щит» была закрыта. А работы по «Дуге» продолжались и начались получаться очень устойчивые обнаружения. В этом сложнейшем деле огромную роль сыграла экспериментальная ЗГРЛС под Николаевом, потому что на ней были отработаны все технологии, которые НИИДАР успешно использовал для создания нового поколения ЗГРЛС. Не зря Франц Александрович Кузьминский создал николаевский филиал и вложил в него столько сил и энергии.

В 1986 году в результате Чернобыльской катастрофы в зону отчуждения попал западный узел «Дуга-1» и был закрыт. И практически сразу было принято решение о прекращении работ на восточном узле «Дуга-2». Объект якобы был законсервирован. Но слава богу, что благодаря главному теоретику загоризонтной локации, доктору технических наук Эфиру Ивановичу Шустову при создании второго поколения ЗГРЛС были использованы новые принципы и новые технологии. Прежде всего, был положен принцип поверхностной волны, который буквально на «ура» поддержал наш ВМФ. Параллельно разрабатывалась для войск ПВО ЗГРЛС «Контейнер». Она была мобильным вариантом радара. Однако первыми покупателями этого нового поколения русских боевых ЗГРЛС стали китайцы. У нас же в войсках ПВО по-прежнему к загоризонтным радарам существует какое-то недоверие. Как ни странно разработку ЗГРЛС для войск ПВО поддержали не радиотехнические войска, а разведка ПВО. «Контейнер» позволяет решать в интересах разведки самые различные задачи. Даже уже была разработана карта размещения ЗГРЛС «Контейнер» по территории страны. Это позволяло в очень короткие сроки полностью накрыть радиолокационным полем всю территорию государства и вести разведку воздушного пространства даже за границами для своевременного выявления конфликтных ситуаций. Радар обладал дальностью обнаружения от 1000 до 2000 километров по обнаружению самолетов.

Но раньше, если серьезной проблемой было утверждение проекта, то сейчас добавилась еще проблема денег. В условиях, когда ныне МО РФ не может позволить себе создать даже подобия единого радиолокационного поля, которое было над государством в советский период, только «Контейнер» способен как то обеспечить безопасность государства в воздушном пространстве. Он будет давать своевременную информацию предупреждения о воздушном нападении или его угрозе. Но, к сожалению, пока ЗГРЛС «Контейнер» в российские войска не поступает. Есть только единичные образцы этого радара.

На одном из заседаний Вневедомственного совета по проблемам ВКО был заслушан доклад НИИДАР по ЗГРЛС. Совет по ВКО активно поддержал это направление создания радиолокаторов. Ведь в настоящее время использование в ПВО боевых ЗГРЛС — это единственный путь создать в государстве хотя бы минимальную систему информационного предупреждения о полетах авиации в пределах России. Другими средствами, из-за недостаточно выделенных ассигнований на оборону, немыслимо создать сплошное радиолокационное поле. Нужно всего-навсего 10-12 ЗГРЛС «Контейнер» для создания единого радиолокационного поля государства. Обычных радиолокационных станций для этого потребуются тысячи. Один же «Контейнер» будет работать в полосе от 1000-2000 километров и в секторе 180 градусов. Думаю, что кроме самолетов он будет вскоре обнаруживать и баллистические ракеты. Первый «Контейнер» был испытан и показал устойчивое обнаружение целей еще в начале 2000 года. Но пока на вооружение Российской армии он не принят.

Да, заслуги Франца Кузьминского в отечественной загоризонтной радиолокации очевидны. На мой взгляд, статьи Кисунько в популярной в советский период газете «Советская Россия» и в других издания крайне необъективны. Это эмоции человека, крупного руководителя, не простившего некоторым людям своей отставки с высокого поста. Однако за выступлениями Кисунько, очевидно, кто-то стоял, или были какие-то силы в государстве, которые знали его отношение к Маркову, Ненашеву и умело использовали его для удара по боевой системе ЗГРЛС, а вместе с тем и по Минобороны, и военно-промышленному комплексу всего государства в целом.

В настоящее время загоризонтная локация и с поверхностной волной, и классическая жизненно необходимы для решения задач противосамолетной обороны в возможной воздушно-космической войне. Наше государство не скоро сможет по своим финансовым возможностям восстановить наземное радиолокационное поле до требуемого уровня. Повторяю, что ныне, только «Контейнеры» могут создать сплошное радиолокационное ноле. С помощью него может наводиться на цели наша боевая истребительная авиация. Для зенитно-ракетных войск пока «Контейнеры» дают неточную информацию. Тут имеется некоторая проблема, но она вполне решаема. Кстати, новые автоматизированные системы управления для войск уже учитывают совмещение с ЗГРЛС «Контейнер».

Весьма любопытную информацию дал для книги Сергей Константинович Колганов. Конечно, я постарался проследить, используя свои возможности, дальнейшую судьбу поручения по поддержке создания ЗГРЛС в интересах ВКО России первого заместителя Председателя правительства РФ Сергея Иванова. От него поручение поступило в Федеральное агентство по промышленности и в Минэкономики и торговли. И там это поручение, как-то тихо, что ли затаилось, или его чиновники положили под сукно в своих столах. На мой взгляд, в этом не повинны силы из-за рубежа, которые препятствуют новейшим российским вооруженческим разработкам. Просто продолжается конфликт Марков — Кузьминский уже во втором поколении. Происходит банальное столкновение российских фирм за сферы своих интересов и за бюджетные средства. Ряд известных фирм в настоящее время чувствуют опасного конкурента в лице НИИДАР и не хотят допускать этот институт к вопросам радиолокационного перевооружения российской армии. Но так можно доконкурировать, что называется, до ручки. Видно кому-то история нашей страны не идет впрок. Забыли, как в результате чиновничьих игр оставили Красную Армию накануне Второй мировой войны без автоматического стрелкового оружия, зенитных орудий и еще многого другого. Не дай бог, если придется в возможной воздушно-космической войне остаться без надежного радиолокационного поля. Так что слова главного конструктора первых боевых ЗГРЛС Франца Александровича Кузьминского относительно обороноспособности государства не потеряли своей актуальности. Он начал трудный научно-конструкторский поиск по созданию очень нужного стране радиолокационного вооружения. Нынешние специалисты НИИДАР продолжили его дело. У России сегодня есть загоризонтные радиолокаторы, которым по силам обнаружить и предупредить возможную воздушно-космическую угрозу. А самому Францу Кузьминскому необходимо воздать должное в государстве за его самоотверженный научный труд.

На этом закончено мое восемнадцатилетнее журналистское расследование о трагедии и триумфе боевой системы ЗГРЛС и ее главном конструкторе. Опять в старый портфель упакованы все добытые, нередко с большим трудом, материалы. Эта книга у кого-то вызовет неподдельный интерес, а у кого-то наоборот ярость и раздражение. Может быть, я невольно допустил некоторые ошибки в технических терминах. Прошу меня за это извинить. Одно скажу, что попытался честно разобраться в истории боевой системы ЗГРЛС, показать какие замечательные люди, профессионалы с большой буквы ее создавали.

Фотографии

После войны будущий главный конструктор системы загоризонтных радиолокационных станций продолжил учёбу в Московском авиационном институте

На всю жизнь Франц Кузьминский запомнил фронтовых товарищей

Во время возведения экспериментальной ЗГРЛС под Николаевым с главным конструктором работала одна команда. Нижний ряд. слева направо: Евгений Ханыков, Франц Кузьминский, Эфир Шустов, Иван Брылёв, верхний ряд: Владимир Ржаницын, Анатолий Кирякин, Георгий Лидлейн, Георгий Пахомов, Юрий Калинин

Проблемы решались и на свежем воздухе под папиросный дым

Снимок сделан во время одной из командировок. Через несколько мгновений главный конструктор с товарищами сядут в служебный транспорт и уедут на объект

Очередной мозговой штурм. На переднем плане научно-технический руководитель НФ НИИДАР В.А. Алебастров, 1980 год

Обсуждение проблем ЗГРЛС на совещании ведущих специалистов НИИДАР. Докладывает В.А. Корадо. Николаев, 1980 год

Участники научно-технической конференции НИИДАР и НФ НИИДАР по проблемам эагоризонтной радиолокации. Николаев, 1980 год

После удачной работы. Е.А. Ханыков, И.С. Брылёв, Г.А. Лидлейн

Основной корпус Николаевского филиала НИИДАР (НФ НИИДАР), 1980 год

Директор НИИДАР Ф.А. Кузьминский, директор опытного завода НИИДАР Н.Д. Малышев, секретарь парткома НИИДАР И.И. Лукашёв, секретарь профкома НИИДАР С.Я. Кобзарь, 1977 год

Антенное полотно вынесенной приёмной позиции, размещённой в районе г. Стрый (Львовская обл.)

Доклад на собрании актива НИИДАР, 1977 год

Рассмотрение хода разработки ЗГРЛС совместно с заказчиком

Грандиозность созданного особенно ощущается с верхней точки антенного полотна

Генеральный директор ЦНПО «Вымпел» Ю.Н. Аксёнов вручает директору НИИДАР Ф.А. Кузьминскому знамя победителя социалистического соревнования в отрасли

Один из моментов начала строительства николаевского объекта

Министр радиопромышленности СССР П.С. Плешаков, директор НИИ-ДАР Ф.А. Кузьминский, секретарь парткома НИИДАР В.Б. Маклецов, 1979 год

Рассмотрение вопросов на совете руководства НИИДДР. Слева направо: В.Н. Кондратов, Б.Ф. Маркешкин, Ф.Ф. Евстратов, А.А. Трух-манов, Д.К. Бедненко, Н.Д. Шмачилин, Ф.А. Кузьминский, И.Е. Бетитнёв

Фрагмент циклопической антенны Чернобыльской ЗГРЛС. Все элементы конструкции просчитаны с высочайшей точностью

Приёмная антенна николаевской ЗГРЛС

И сам объект ЗГРЛС и его создатели, включая главного конструктора, были долгие годы засекречены. Многие разведки мира пытались понять, что возводится за колючей проволокой

Обсуждение проблем ЗГРЛС на совещании ведущих специалистов НИИДАР. Докладывает Эфир Шустов. Николаев, 1980 год

Этот боевой радар под Чернобылем обнаруживал старты американских космических кораблей Шатлл. Оставалось совсем немного усилий, чтобы он стал надёжным средством предупреждения о ракетном нападении. Радиоактивное облако после катастрофы на Чернобыльской АЭС накрыло уже созданную ЗГРЛС

Франц Александрович Кузьминский умел слушать подчинённых и коллег, старался всесторонне продумывать принимаемые решения

После награждения НИИДАР Орденом Трудового Красного Зна правительственных наград. В центре первый секретарь МГК КПС далее слева директор НИИДАР Кузьминский Ф.А., секретарь пар завода НИИДАР Трухманов А.А.. Кремль, 1979 год.

Об издании

А. Бабакин

Битва в ионосфере

Журналистское расследование трагедии и триумфа отечественной загоризонтной радиолокационной боевой системы

Ответственный за выпуск А . Гусев

Художник Г. Терещенко

Редактор Н . Кузнецов

Руководитель проекта А . Егоров

ООО «Издательство «Цейхгауз».

117534, Москва, а/я 25

Тел.: (495) 776-97-46

E-mail: zeughaus@rambler.ru

www.zeughaus.ru

Подписано в печать 10.03.08. Формат 70x100/16.

Бумага офсетная. Гарнитура «Балтика».

Печать офсетная.

Усл.печ.л. 24.

Тираж 3000 экз.

Заказ №517

Отпечатано в ГУП ППП «Типография «Наука»,

121099, г. Москва, Шубинский пер. д. 6

Об авторе

Военный журналист, «Ветеран боевых действий», Лауреат премии союза журналистов Москвы за освещение событий на Балканах, Чечне, оборонно-промышленном комплексе России полковник запаса Александр Бабакин после окончания химико-механического техникума работал на Северодонецком химическом комбинате (Луганская область) аппаратчиком в особо вредном цехе производства капролактама. Затем служил радиотелеграфистом и радиомехаником радиостанций УКВ на командном пункте Бакинского округа ПВО. После окончания Ленинградского высшего военно-политического училища Войск ПВО страны служил 4 года офицером в радиолокационной роте 86 отдельного радиотехнического батальона в Северной группе войск в Польше. Потом был журналистом в дивизионной и ряде окружных газет Вооруженных Сил СССР. После окончания редакторского отделения Военно-политической академии имени В.И. Ленина, служил научным сотрудником в редакциях журнала Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота «Коммунист Вооруженных Сил», преобразованного в 1991 году в центральный журнал Минобороны России «Армия», заместителем редактора отдела в центральной газете МО РФ «Красная Звезда», старшим военным корреспондентом в отделе специальных военных корреспондентов при пресс-службе МО РФ. После увольнения в запас работал корреспондентом в «Российской газете», обозревателем в «Независимом военном обозрении» еженедельном приложении к «Независимой газете». Ныне работает редактором отдела в газете «Транспорт России» Минтранса РФ.

Автор документальной книги-расследования «Битва в ионосфере» Александр Бабакин и издательство «Цейхгауз» продолжают работу над подготовкой книг-расследований о жизни и деятельности ученых, конструкторов, руководителей, представителей различных других профессий, а также организаций и предприятий отечественной промышленности, транспорта и других сфер.

Александр Бабакин Битва в ионосфере