Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине

Пётр Павлович Яковлев
Перед вызовами времени (циклы модернизации и кризисы в Аргентине)

Аргентинцы, займитесь делом!
Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ

Нам удалось изменить логику национального развития.
Мы начали процесс перемен, и это заслуга не правительства или партии, а всех аргентинцев.
Кристина Фернандес де Киршнер

Предисловие

Новая книга доктора экономических наук П.П. Яковлева, в которой в блестящей форме исследуется траектория развития аргентинской экономики, по ряду причин должна привлечь внимание читателей и в России, и в Аргентине. В 2010 г. исполняется 200 лет Майской революции, открывшей путь к политической независимости аргентинского государства. В этом же году мы отмечаем 125-летие установления российско-аргентинских дипломатических отношений. Но дело, конечно, не только и не столько в юбилейных датах, хотя и они по-своему важны и символичны. Главное состоит в другом – темы, поднимаемые и анализируемые автором на материале Аргентины, имеют прямую и жесткую связь с целым рядом ключевых теоретических и практических вопросов мирового экономического и социально-политического развития, помогают глубже понять и точнее очертить наши собственные, российские, проблемы и болевые точки.

Развитие мировой экономики поставило перед исследователями и практиками хозяйственной деятельности немало задач, как правило не имеющих однозначных и простых решений. Одна из таких проблем, над которой бьются ученые, – почему отдельные страны, имеющие, казалось бы, все для успешного и поступательного развития, десятилетиями не могут вырваться из порочного круга отсталости и нерешенных экономических и социально-политических задач, с завидным постоянством попадают в жернова острейших кризисов, до основания потрясающих их общественные структуры. Автор книги задался целью решить подобную головоломку на примере Аргентины, другими словами – разгадать «аргентинскую экономическую загадку». Разумеется, помощь в решении поставленной задачи оказало то, что П.П. Яковлев долгие годы работал в этой стране и знает ее проблемы, можно сказать, изнутри.

Выбор Аргентины в качестве объекта научного исследования полностью оправдан и продиктован целым рядом весомых соображений. За последние сто лет она прошла сложный и извилистый путь от одного из наиболее богатых и многообещающих государств мира до страны, экономика которой в значительной степени утратила международную конкурентоспособность и серьезно отстала от мирового хозяйственного авангарда. Говорят, что будущее вытекает из прошлого. Анализ исторической траектории развития Аргентины позволяет автору взглянуть на сегодняшний день и на экономические перспективы страны с концептуально выверенной точки зрения, аргументированно показать истоки нынешних проблем и трудностей, предложить собственный сценарий устойчивого поступательного роста. При этом многие принципиальные выводы исследования четко сформулированы и точно адресованы.

В книге прослеживается, как одни и те же дилеммы возникают с роковой регулярностью. Попытки динамизации развития и модернизации хозяйственных структур каждый раз заканчивались антимодернизационными откатами либо периодами застоя. Неоднократно модернизационные циклы наталкивались на политические и социальные препятствия, оборачивались кризисами и военными переворотами. Подобного рода «рваный ритм» развития ощутимо тормозил продвижение вперед.

Модернизация в последние годы превратилась в одну из главных тем макроэкономических исследований. Вокруг этой проблемы либо в связке с ней рассматриваются наиболее насущные вопросы развития самых разных государств. Именно изучение модернизационной проблематики помогает понять, почему (при прочих сходных условиях) одни страны далеко вырвались вперед, а другие не могут выйти на траекторию стабильного роста. Автор анализирует перипетии процесса модернизации в Аргентине и на основе научного диагноза дает, на мой взгляд, убедительный ответ на вопрос, в чем причины исторического отставания такой богатой страны.

В 90-е гг. прошлого века аргентинскими правящими кругами была взята на вооружение имитационная модернизационная модель неолиберального толка. Были проведены радикальные рыночные преобразования, во многом изменившие хозяйственный облик Аргентины. Но «импортированные» неолиберальные реформы были оторваны от национальной почвы, не содержали эффективной социальной компоненты и в конечном счете «захлебнулись». Острейший кризис 2001–2002 гг. подвел неутешительный итог десятилетию фактически безраздельного правления неолибералов и привел в движение «тектонические плиты» в общественном сознании.

В книге показано, что после испытаний начала века сменившаяся политическая власть разработала долгосрочные планы социально-экономического развития и энергично приступила к их осуществлению на новой идейной платформе. Главный замысел – переход экономики от экспортно-сырьевого к инновационному, неоиндустриальному и социально ориентированному типу развития. Причем определяющей чертой современного этапа модернизации стала активная роль государства. Мировой кризис 2008–2009 гг. создал дополнительные препятствия для реализации этой стратегии, но страна даже в условиях международных потрясений выстояла и, опираясь преимущественно на внутренние ресурсы, сохранила основной вектор роста. Тем самым был подтвержден тот факт, что Аргентина – ценный и перспективный актив формирующейся новой экономической и политической глобальной системы. Косвенным признанием этого обстоятельства стало включение страны в состав «Большой двадцатки». Аргентина способна сыграть (и, надо полагать, сыграет) существенную роль в ресурсообеспечении мировой экономики и решении таких острейших общечеловеческих проблем, как, например, борьба с голодом.

Отмечая большой потенциал и глобальную значимость аргентинской экономики, автор не упрощает реальной картины и не закрывает глаза на имеющиеся трудности и узкие места, которые препятствуют реализации этого потенциала. Его не загипнотизировали высокие темпы роста Аргентины в 2003–2008 гг. (на 7–9 % в год). Преимущество книги – в серьезном внимании, которое уделяется институциональным аспектам социально-экономического развития. Именно слабость отдельных институтов – ахиллесова пята Аргентины, длительное время не позволявшая обеспечить решение стратегических задач национального развития. Институциональная «рыхлость» аргентинского государства и сегодня остается нерешенной задачей, серьезным вызовом политическому классу и всему обществу. В этом – реальная опасность того, что очередные модернизационные цели будут размыты и утеряны. Похоже, что в правящих сферах это понимают. По крайней мере, в дискурс Президента Аргентинской Республики Кристины Фернандес де Киршнер и других высших руководителей страны прочно вошли заявления о необходимости кардинальных институциональных реформ.

Напрягая внутренние силы для решения актуальных проблем развития, аргентинская нация учитывает и внешние факторы, стремится эффективно встроиться в меняющуюся мировую экономику, укрепить экономические и торговые связи с максимально широким кругом зарубежных партнеров. В их числе и бизнес-сообщество России, в последние годы стабильно наращивающее взаимодействие с аргентинскими деловыми кругами.

Российско-аргентинское сотрудничество проявилось и в трудные времена мирового кризиса. Участие Буэнос-Айреса и Москвы в работе «Большой двадцатки» продемонстрировало объективное совпадение интересов Аргентины, России и ряда так называемых восходящих гигантов (в первую очередь, входящих в группу БРИК) в том, что касается перестройки мирового финансово-экономического порядка. Это – фундаментальная задача, решение которой способно обеспечить благоприятные внешние условия для модернизационного рывка и в Аргентине, и в России.

Директор Института Латинской Америки РАН, доктор экономических наук, профессор В.М. ДАВЫДОВ

Загадка Аргентины (в жанре введения)

Больше всего меня поражает в Аргентине то, что такая неорганизованная страна добилась столь больших успехов.
Альберт Эйнштейн

Главная тема книги – развитие и трансформация аргентинской экономики, ее адаптация к вызовам мирового рынка, процессам глобализации и внешним шокам, выдвижение различных по своему макроэкономическому содержанию модернизационных проектов (волны модернизации). Эти вопросы рассматриваются на протяжении значительного исторического периода, начиная с конца XIX в. и заканчивая сегодняшним, точнее – завтрашним днем, поскольку работа содержит элементы прогноза. Основное внимание уделено современным проблемам модернизации, макроэкономический анализ которых предполагает изучение крупномасштабных хозяйственных явлений и процессов, а также действий государства по регулированию экономики.

Аргентина – своеобразная, можно сказать, атипичная страна, прошедшая «свой» путь экономической и социально-политической эволюции, путь, отмеченный целым рядом специфических черт и характеристик [1] . В то же время уже более ста лет Аргентина находится в гуще мировых событий, своими внутренними процессами и международными акциями периодически привлекая к себе внимание глобального сообщества. Проиллюстрируем эту мысль конкретными примерами.

На рубеже XIX XX вв. Аргентина стала «всемирной житницей», выдвинулась в очень ограниченное число ведущих государств – экспортеров продовольствия, что на годы вперед придало ей глобальную экономическую значимость , зафиксировало место и роль в международном разделении труда, в мировой торговле как крупного игрока на рынках сельскохозяйственных товаров. В тот период Аргентина особенно остро конкурировала с Россией на европейском рынке зерновых. Невольно вспоминается отрывок из знаменитых «Одесских рассказов» И. Бабеля: «Неужели ты не знаешь, что в этом году в Аргентине такой урожай, что хоть завались, и мы сидим с нашей пшеницей без почина?»1

В Российской империи внимательно следили за тем, что происходило у конкурентов на далеких берегах Ла-Платы. Вот показательный факт. В 1911 г. в Петербурге была издана книга российского ученого H.A. Крюкова «Аргентина. Сельское хозяйство в Аргентине в связи с общим развитием страны»2. Это – объемистый, 500-странич-ный труд, детально анализирующий проблемы аргентинской экономики и внешней торговли с упором на освещение тенденций роста сельскохозяйственного производства и экспорта, а также импорта промышленных изделий.

Долгое время аргентинские производители не имели себе равных в экспорте мяса, прежде всего говядины. В начале 20-х годов прошлого века они обеспечивали 40 % всех мировых поставок этого важнейшего продукта3. Слава аргентинского мяса была столь велика, что богатые аргентинские скотоводы, отправлявшиеся «проветриться» в Европу, везли с собой элитных бычков, «чтобы не остаться голодными» в Старом Свете.

Благоприятная конъюнктура на международных рынках, сохранявшаяся вплоть до мирового экономического кризиса 1929–1933 гг., вывела Аргентину в первый ряд динамично развивавшихся государств, привлекла на берега Ла-Платы миллионы иммигрантов. Страна не только заняла уникальное положение в Латинской Америке [2] , но и опередила по объему душевого ВВП многие ведущие державы: Австрию, Голландию, Италию, Испанию, Францию, Японию, Россию и т. д. В энциклопедическом словаре «Ларусс» за 1919 г. было написано: «Все говорит о том, что Аргентинская Республика, благодаря своему богатству и размерам территории, предприимчивости ее населения, а также уровню развития индустрии и торговли, чей прогресс нельзя не заметить, будет в один прекрасный день соперничать с США»4. Аргентину часто называли «роллс-ройсом» среди государств и народов. «Богат, как аргентинец», – говорили в Париже в 20-е годы прошлого века. Но многим оптимистическим прогнозам не суждено было сбыться.

В 1930 г. Аргентина стала мировой новостью со знаком «минус»: верхушка вооруженных сил отстранила от власти гражданское правительство и положила начало череде военных переворотов, ставших своего рода «черной меткой» политического процесса в стране. Но именно из среды офицеров, организовавших в 1943 г. очередной мятеж, выдвинулся крупнейший национальный лидер XX в. – Хуан Доминго Перон , создавший и по сей день ведущую общественную силу – Хустисиалистскую (перонистскую) партию — и выступавший под лозунгом «За великую Аргентину». Однако действительность оказалась иной: вторая половина прошлого века стала для Буэнос-Айреса периодом экономического отставания от развитых государств, последовательной сдачи позиций на международных рынках, уменьшения доли в совокупном ВВП Латинской Америки (до 13 % к 2000 г.). Страна оказалась на периферии мировой экономики. В зарубежной научной литературе указанный процесс получил наименование «аргентинского экономического декаданса»5. Весьма характерной в этом плане была опубликованная в 1978 г. в американском журнале «Нью Стейтсмэн» нашумевшая статья, в которой констатировалось: «Провал Аргентины как нации – самая большая политическая загадка нашего времени»6. Сходную мысль высказал и нобелевский лауреат Милтон Фридман , который заметил, что не может объяснить двух вещей: как Япония с ее скудными ресурсами смогла достичь столь многого и как Аргентина с ее огромными богатствами сделала так мало7.

Военной и дипломатической катастрофой обернулось для правившей репрессивной хунты вооруженное столкновение с Великобританией в 1982 г. из-за Мальвинских (Фолклендских) островов. Боевые действия в Южной Атлантике, на несколько месяцев приковавшие к себе внимание всего мира, стали своеобразной «лебединой песней» политической активности аргентинских военных. На волне всеобщего недовольства обанкротившимся преступным режимом в Аргентине были восстановлены конституционные порядки. Это позволило в рамках нормальных демократических процедур начать поиск ответа на вопрос, волновавший все общество: почему богатейшая страна с огромным человеческим и природным потенциалом десятилетиями не может выйти на траекторию устойчивого хозяйственного развития и обеспечить большинству граждан достойный уровень жизни?

Откровенно говоря, и эта книга в значительной мере рождалась в упорных попытках автора дать свой вариант ответа на «аргентинскую загадку », предложить собственную концепцию, объясняющую причины многочисленных (и периодических) экономических неудач и провалов Буэнос-Айреса.

Обширный материал для такого рода анализа и обобщений добавила аргентинская действительность последних двух десятилетий. Страна за исторически короткий период по существу прожила несколько экономических и политических «жизней», вновь выдвинулась на передний план международного общественного внимания. В 90-е гг. прошлого века, в разгар проведения неолиберальных реформ перонистским правительством Карлоса Сауля Me нема, мировые СМИ и самые влиятельные западные «мозговые центры» хором заговорили об «аргентинском экономическом чуде» и настоятельно требовали от других стран, включая Россию, «равняться на Буэнос-Айрес» [3] .

Внимание во всем мире привлекли к себе драматические события, разыгравшиеся в Аргентине в декабре 2001 г. и вновь давшие повод рассуждать об «аргентинской загадке». Корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме» в Буэнос-Айресе Клиффорд Краус в те дни писал: «Аргентина располагает одними из самых богатых в мире сельскохозяйственных и скотоводческих угодий, значительными запасами нефти, у нее образованное и культурное население, едва превышающее 36 миллионов человек, но занимающее территорию размером с Индию. В начале XX века ее экономику сравнивали с экономикой США. Так почему сегодня страна находится в столь ужасной ситуации? И почему похожие кризисы уже не раз бывали в ее новейшей истории?»8

Период 2001–2002 гг., даже по меркам бурной истории Аргентины, был перенасыщен катаклизмами. Экономический, социальный и институциональный мегакризис, крах неолиберальной модели, крупнейший в мировой истории дефолт по суверенным долгам, напряженная борьба за власть в политических верхах, мучительный поиск новых ориентиров национального развития. Интересно, что эти события напомнили о себе в 2007–2008 гг. в другой стране – США в связи с разыгравшимся там финансовым кризисом. «Маловероятно, что Соединенные Штаты ожидает рецессия наподобие аргентинской. Но причины наших проблем весьма схожие», – писал видный американский экономист, нобелевский лауреат Пол Кругман9.

Пристальный интерес к происходившему в южноамериканской стране был проявлен в российских официальных кругах и научном сообществе10. Не остались в стороне и СМИ, по которым прокатилась лавина публикаций и комментариев с попытками осмысления причин провала аргентинских реформ, на протяжении ряда лет служивших витриной неолиберализма и «образцом для подражания». Причина такого интереса лежала на поверхности. В аргентинских событиях российские политики и экономисты усмотрели явственные параллели с нашей действительностью, с проблемами постсоветского реформирования и транзита. Отсюда – стремление оценить ситуацию, своевременно извлечь уроки из аргентинского опыта « неолиберализации всей страны» и не наступить «на те же грабли», не допустить повторения российского кризиса 1998 г., имевшего целый ряд схожих черт с событиями в Аргентине. Одна из центральных задач книги – внести посильный вклад в исследование причин и последствий « аргентинского обвала », дать взвешенную, научно обоснованную и политически не ангажированную оценку реформам 1990-х гг. При этом автор исходит из того, что аргентинский кризис начала века – частный случай общих, фундаментальных закономерностей, отражающих новые сложные реалии глобализирующегося мира.

В 2003–2008 гг. Аргентинская Республика вновь оказалась в фокусе международного внимания (теперь уже со знаком «плюс») благодаря по-истине «китайским» темпам роста ее экономики, а также весомым успехам местных товаропроизводителей на мировых рынках и мастерски проведенной реструктуризации суверенного долга, позволившей стране выйти из дефолта11. Усилия правительства Нестора Киршнера по преодолению последствий кризиса и посткризисная модернизация национальной экономики, осуществляемая на принципиально иных концептуальных основах (и другими методами), нежели реформы 1990-х гг., отчетливо обозначили стремление аргентинского правящего класса и общества в целом перевести страну в более высокую «весовую категорию» в мировом экономическом рэнкинге и существенно улучшить ее позиционирование в глобальном разделении труда.

Победа на президентских выборах 28 октября 2007 г. Кристины Фернандес де Киршнер — жены действовавшего главы государства – еще больше акцентировала интерес мирового медиасообщества к событиям на берегах Ла-Платы. «Королева Кристина», «Латинская Хиллари Клинтон», «Новая Эвита Перон» – такими заголовками запестрели страницы газет и журналов. Но дело было не только в повышенном внимании к уникальному варианту политического «семейного подряда», но и к тем знаковым процессам модернизации, которые развернулись в Аргентине.

За прошедшие с конца XIX в. десятилетия Буэнос-Айрес «перепробовал» различные варианты модернизации и накопил разнообразный и противоречивый опыт проведения макроэкономических трансформаций, опередив в этом отношении большинство развивающихся стран. Поэтому изучение и осмысление аргентинского опыта значимо и существенно для многих государств, включая Россию. Модернизационная парадигма Аргентины развивалась во взаимодействии с реальными процессами национального развития, вносившими коррективы в ее содержание и определявшими ее цели. Конкретные задачи, смыслы, формы и методы модернизации изменялись в ходе исторического развития аргентинского общества и национальных хозяйственных структур. Этот путь не был гладким. Он изобиловал противоречиями, конфликтами, попытками торможения и даже движения вспять. Особенность современного модернизационного проекта в его синергетическом характере стремлении извлечь уроки истории, опереться на опыт прошлых лет и включить в себя отдельные элементы, присущие прежним моделям модернизации.

Суровым испытанием для Аргентины стал мировой финансово-экономический кризис 2008–2009 гг. Анализ основных аспектов, равно как непосредственных результатов антикризисной политики Буэнос-Айреса, завершает проведенное в книге исследование, позволившее автору сформулировать основные выводы, предложить сценарий развития страны на среднесрочную перспективу и выдвинуть собственную интерпретацию «аргентинской загадки».

I Сто лет в мировой экономике и политике (1880—1980-е гг.)

В начале XX века никто не сомневался в том, что Аргентина – страна будущего.
К 1980 году все считали, что если существует прототип нации, потерпевшей провал, то это – Аргентина.
Пол Э. Самуэльсон

Я путешествовала по Европе, там кругом один антиквариат.
Будущее – за Аргентиной Перона.
Эва Перон

Более ста лет Аргентина принадлежит к классу крупнейших хозяйственных систем Латинской Америки, во многом задает тон в политической и экономической жизни государств региона. За этот период аргентинская нация прошла сложный путь, отмеченный аутентичными экспериментами, впечатляющими экономическими взлетами и разочаровывающими падениями. Как констатировал видный аргентинский историк и экономист Марио Рапопорт, Аргентина – «парадоксальная страна». И пояснил: располагая огромными и высококачественными природными и людскими ресурсами, Аргентина, несмотря на все попытки, не сумела консолидировать свою экономику на современных основах, что подразумевает высокую степень индустриализации и сравнительно равное распределение доходов12.

Отсутствие консолидации обусловило неравномерность хозяйственного развития и все более ощутимое падение роста ВВП на протяжении рассматриваемого периода. В период 1870–1914 гг. ВВП Аргентины рос на 5,61 % в год, тогда как у Канады этот показатель составлял 3,77, у США – 3,66, у Австралии – 3,35 %. В 1930–1945 гг. ситуация выглядела уже совсем иначе: Аргентина – 2,18 %, Канада – 3,82, Австралия —3,51, США – 5,21 %13. Во второй половине прошлого столетия положение продолжало ухудшаться. В течение 30 лет (1959–1989 гг.) было зафиксировано 11 случаев абсолютного падения аргентинского ВВП, т. е. экономика сокращалась практически раз в три года14.

Одним из факторов, воспрепятствовавших поступательному экономическому развитию страны, стала хроническая политическая нестабильность, которой была отмечена аргентинская история большую часть XX века. Частые смены правивших режимов не позволяли сохранять принципиальные установки хозяйственной политики сколько-нибудь длительное время, провоцировали резкие (часто неоправданные) перемены экономического курса. Макроэкономические результаты не замедлили сказаться. Если в 1952 г. душевые ВВП (по паритету покупательной способности) Аргентины, Франции и Германии находились примерно на одномуровне и составляли соответственно 6 тыс., 6,8 тыс. и 5,5 тыс. дол., то в 1990 г. аргентинский показатель вырос до 10 тыс., тогда как французский и германский превысили 20 тыс. дол. Таким образом, в 1952–1990 гг. ВВП на душу населения в Аргентине в среднем в год рос на 1 %, во Франции – на 3,1 %, а в Германии – на 3,7 %15. По оценке аргентинских экономистов Мигеля Брауна и Лукаса Лача, Аргентина в указанный период стала «примером застоя»16.

Глава 1 От аграрной специализации к индустриальному обществу

Когда индустриальные страны не обеспечивали себя продовольствием, Аргентина была аграрной Саудовской Аравией.
Родольфо Терраньо, аргентинский государственный деятель

Восход и закат «золотого века». Первая волна модернизации

Аргентинская Республика формировалась как самостоятельная нация в середине XIX в. после Майской революции 1810 г., провозглашения в 1816 г. независимости провинций Ла-Платы от владычества испанской короны и в ходе длительных и ожесточенных междоусобных войн. Крупным шагом к сплочению нации и созданию современного независимого государства явилось принятие в 1853 г. национальной конституции буржуазно-демократического толка, заложившей правовую основу всего дальнейшего процесса политического и социально-экономического развития страны.

Кардинальной проблемой молодой южноамериканской нации была ее изначальная хозяйственная слабость [4] , обусловившая, в частности, высокую степень финансовой зависимости от наиболее развитых государств того времени, в первую очередь от Англии. Многие аргентинские исследователи, даже придерживающиеся противоположных политических взглядов, солидарны в том, что их родина чуть ли не с самого рождения оказалась посаженной на долговую иглу. И такие утверждения не лишены веских оснований. В 1824 г., т. е. всего через восемь лет после провозглашения независимости, власти Буэнос-Айреса взяли у английского банка «Бэринг Бразерс» свой первый международный заем в размере 1 млн фунтов стерлингов (на тот момент – эквивалент 8 т золота) из расчета 6 % годовых и со сроком погашения в 27 лет. Причем из-за жестких условий соглашения и непомерных комиссий посредников в страну реально поступило немногим более половины номинальной суммы кредита – 570 тыс. фунтов, да и эти средства были потрачены не по назначению (создание хозяйственной инфраструктуры), а на финансирование военных действий против Бразилии. В результате уже в 1828 г. власти молодой республики оказались неплатежеспособными и объявили первый в истории Аргентины дефолт по суверенным долгам17.

Официальный Буэнос-Айрес сохранял мораторий на платежи «Бэринг Бразерс» вплоть до 1857 г., когда было подписано соглашение о реструктуризации задолженности, и возобновились платежи по ее обслуживанию, продолжавшиеся до 1904 г. За это время должник перечислил кредитору суммы, равнозначные почти 5 млн фунтам стерлингов (эквивалент – 38 т золота)18. Таким образом, был дан старт длительной и полной драматических эпизодов долговой истории Аргентины.

Новая хозяйственная структура страны начала складываться в середине и второй половине XIX в. под влиянием меняющихся внутренних и внешних факторов. Важнейшее значение имела колонизация обширных территорий, вошедшая в историю как «завоевание пустыни». На землях, отвоеванных у коренных жителей (большинство которых было физически уничтожено), создавались огромные поместья, специализировавшиеся, главным образом, на производстве говядины и выращивании зерновых и масличных культур: пшеницы, кукурузы, льна, подсолнечника, сорго. Мощным стимулом быстрого расширения аграрного сектора был возникший высокий спрос на продовольствие на мировом рынке, прежде всего в странах Европы, ставших основными покупателями товаров с берегов Ла-Платы. Вплоть до 30-х гг. XX в. на мясо и зерновые приходилось порядка 95 % всего аргентинского экспорта19.

В отличие от США, Канады или Австралии, где аграрный сектор развивался на базе фермерских хозяйств, в Аргентине главную роль играли именно крупные поместья-латифундии. На владения свыше 1000 га приходилось около 80 % всех сельскохозяйственных угодий. В результате средняя площадь земельного участка в Аргентине составляла 360 га, тогда как в Австралии – 70, а в США немногим превышала 50 га20. Подобная концентрация земельного богатства имела значение не только с точки зрения экономических интересов, но и в плане социально-политической эволюции аргентинского общества. На протяжении десятилетий сравнительно немногочисленная группа земельных олигархов играла непомерно большую роль в жизни страны, стремилась направить ее развитие в узкое русло собственных интересов, неоднократно напрямую или через своих союзников в политических партиях, вооруженных силах, интеллектуальном сообществе вмешивалась в ход событий, устраняя неугодные правительства и блокируя решения, невыгодные хозяевам аграрного сектора. С другой стороны, основной массой сельскохозяйственных производителей были не мелкие собственники земли, а арендаторы, составившие впоследствии ядро аргентинского среднего класса, и наемные работники. Именно эти две категории граждан длительное время образовывали большую часть экономически активного населения (ЭАН)21.

В последние десятилетия XIX в. и в первой четверти XX в. экономическая экспансия в Аргентине почти исключительно основывалась на сравнительных преимуществах наиболее богатых земледельческих районов страны – так называемой Влажной пампы (провинции Буэнос-Айрес, Кордова, Санта-Фе, Энтре-Риос). Высочайшее плодородие этих земель, соединенное с относительно низкими затратами на другие факторы производства, позволило аргентинским помещикам-латифундистам превратиться в крупных производителей сельскохозяйственной продукции, успешно конкурировавшей на мировых рынках, а сама страна стала главным поставщиком мяса [5] (говядины) и стремительно ворвалась в число ведущих экспортеров зерновых (см. табл. 1.1).

Таблица 1.1 Ведущие страны – экспортеры зерновых (тыс. т)

Источник. Rapopo?l М. у colaboradores. Historia econ?mica, politica у social de la Argentina (1810–2000). Buenos Aires, 2004. P. 75, 76.

Таким образом, с макроэкономической точки зрения аргентинское сельское хозяйство оказалось высоко факторонасыщенной отраслью. Именно благодаря этому и в соответствии с теоремой Хекшера – Олина Аргентина на рубеже XIX–XX вв. быстро наращивала экспорт некоторых востребованных в мире видов аграрной продукции, т. е. тех фактороинтенсивных товаров, для выпуска которых у нее образовались относительно избыточные факторы производства, прежде всего суперплодородная земля и сравнительно обильная конкурентоспособная рабочая сила.

К 1880 г. завершился процесс национальной организации Аргентины как государства: сформировалась регулярная армия, была введена единая денежная единица, Буэнос-Айрес стал столицей объединенной страны, власть сконцентрировалась в руках первого общенационального и конституционного правительства. В 1890 г. образовалась первая политическая, и при этом оппозиционная, партия национального масштаба – Гражданский радикальный союз (ГРС) и произошла подлинная политическая революция (так называемая «Парковаяреволюция») , серьезно ослабившая позиции консервативных сил, до того момента доминировавших в общественной жизни.

На рубеже веков в Аргентине сложилась так называемая модель «Стимулируемого экспортом экономического роста» (The export led growth model),

что предполагало поддержание сравнительно низкого, но стабильного обменного курса национальной валюты, позволявшего обеспечивать конкурентоспособность аргентинской продукции на внешних рынках и тем самым «подстегивать» внутренний рост производства торгуемых товаров. Подобно другим государствам того времени, активно участвовавшим в мировой торговле и «первом раунде» процессов глобализации, Аргентина в 1883 г. окончательно присоединилась к системе «золотого стандарта» и в 1899 г. ввела валютно-финансовый механизм « Кассы конвертации» (Caja de Conversion), ставший, как писал обозреватель испанского экономического издания «Синко диас» Анхель Хосами, «историческим символом аргентинского процветания»22. В функции «Кассы конвертации» входила денежная эмиссия, которой до этого момента занимались отдельные коммерческие банки, а также сохранение (путем купли-продажи золота) фиксированного обменного курса национальной валюты – песо. Стержнем финансовой системы стал свободно конвертируемый в драгоценный металл « золотой песо »23, стоимость которого по отношению к бумажному песо составляла 1:2,27, а золотое содержание по закону равнялось 1,6129 грамма.

Благоприятные внешние условия и стабильная денежная система обеспечили беспрецедентно высокие темпы роста экспорта и экономики в целом, составившие в период 1900–1914 гг. в среднем соответственно 7,5 и 6,3 % в год. Весьма убедительно выглядят и статистические данные, охватывающие значительно более длительный исторический отрезок времени. Экспорт сельскохозяйственных товаров [6] стал платформой хозяйственного восхождения Аргентины, продолжавшегося в течение 50 лет: с 1880 по 1930 г. Интересно отметить, что в 1882 г. был поставлен абсолютный рекорд в аргентинской истории роста валового внутреннего продукта – 25,9 %. В целом же в указанный период ВВП в неизменных ценах вырос в 13 раз, а душевой продукт – почти в 3 раза (см. табл. 1.2). Такие темпы в мировой истории знали считанные страны.

Таблица 1.2 Динамика основных макроэкономических показателей (1880–1980 гг.)

Подсчитано по: Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). Buenos Aires, 2005. P. 127, 128, 183–185, 526, 590, 591. ВВП дан в постоянных ценах 1993 г., госдолг, валютные резервы, экспорт и импорт – в текущих ценах.

Исключительное плодородие земель Влажной пампы, быстрый рост производства зерна (см. табл. 1.3), а также увеличение поголовья скота24 обеспечили латифундистам получение добавочного продукта, составлявшего материальную основу избыточного чистого дохода в виде дифференциальной ренты. Такие поступления при иных обстоятельствах могли быть инвестированы в развитие национальной промышленности. В Аргентине этого не произошло.

Таблица 1.3 Производство основных сельскохозяйственных культур (тыс. т)

Составлено по : Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 265–274.

Дифференциальная земельная рента в своей массе использовалась на индивидуальное потребление и не обеспечивала необходимого макроэкономического эффекта. Самым очевидным результатом богатства, полученного от сельскохозяйственного экспорта, было строительство дворцов «новых аргентинцев», их помпезные и расточительные поездки в Европу25 и превращение Буэнос-Айреса в одну из наиболее респектабельных столиц мира. По многочисленным свидетельствам очевидцев, уже в начале XX в. Буэнос-Айрес, служивший главными морскими воротами в страну, буквально поражал приезжавших туда европейцев, поскольку мало чем уступал Парижу, Лондону, Риму или Мадриду. Как писал известный государственный деятель Жорж Клемансо (премьер-министр Франции в 1906–1909 и 1917–1920 гг.), побывавший в Аргентине в 1910 г., Буэнос-Айрес произвел на него впечатление «великого европейского города»26. И таких оценок в мемуарной литературе можно встретить немало. Все говорило о том, что Аргентинская Республика, только что отметившая первый столетний юбилей Майской революции, переживала в известном смысле «золотой век».

Страница истории

Начало XX века: русский взгляд на Аргентину

Обратимся к упомянутой выше фундаментальной книге H.A. Крюкова «Аргентина. Сельское хозяйство в Аргентине в связи с общим развитием страны» (Петербург, 1911 г.), предоставляющей обильную информацию, что называется, из первых рук о положении в стране и тенденциях развития аргентинской экономики.

Автор обращает внимание на интенсивное железнодорожное строительство и отмечает, что на Американском континенте Аргентина по протяженности железных дорог (свыше 25 тыс. км) уступает только США, но далеко превосходит такие крупнейшие страны, как Бразилия (16,8 тыс. км) и Мексика (15,6 тыс. км). Напоминая, что первая железная дорога была построена аргентинцами в 1857 г., H.A. Крюков пишет: «Железная дорога явилась в Аргентине тем могучим рычагом, посредством которого могли проявиться во всей мощи производительные силы страны…» (с. 72).

Отмечая экономические и внешнеторговые успехи аргентинских производителей, ученый приводит следующие данные. С 1900 по 1909 г. объем экспорта мороженого мяса возрос в 12 раз, а по стоимости – в 13,5 раза (с. 137). При этом главным потребителем основных товаров аргентинского экспорта являлась Англия, на долю которой приходилось почти 100 % вывозимых мясных продуктов, порядка 55 % кукурузы, 40 % пшеницы, 20 % льна (с. 140, 337). Именно за английский рынок зерновых между Аргентиной и Россией развернулась острая конкурентная борьба, проходившая с переменным успехом. Например, в 1908 г. в английском импорте пшеницы российская доля составила 5 %, а аргентинская – почти 35 %, тогда как в 1910 г. ситуация существенно изменилась: на российское зерно пришлось 27,5 % английского ввоза, а на аргентинское – менее 15 % (с. 386).

Размышляя не только о текущем международном соперничестве двух стран, но и о потенциальных возможностях российско-аргентинского торгово-экономического сотрудничества, H.A. Крюков писал: «В Аргентине почти все машины и орудия привозные, главным образом из Соединенных Штатов и Англии; на месте делаются лишь самые простейшие орудия и то в ограниченном количестве» (с. 362). Из этого обстоятельства ученый делал обоснованный вывод, что Россия могла бы поставлять в Аргентину достаточно широкий ассортимент товаров, включая промышленные: локомотивы, железнодорожные вагоны, мосты, рельсы и шпалы, разнообразные ювелирные изделия, текстиль и швейную продукцию, алкогольные напитки, табачные изделия, древесину мягких пород (с. 132).

Судя по всему, на ученого большое впечатление произвел уровень жизни аргентинцев. Так, давая подробное описание столицы страны, автор констатировал: «Все улицы и тротуары замечательно гладки… Освещение всюду электрическое и ночью улицы и площади залиты массой света. Кроме прекрасных мостовых и освещения в Буэнос-Айресе всюду имеется хорошая вода, канализация и дешевые и быстрые сообщения, удобные писсуары. Одним словом, приехавши в Буэнос-Айрес, сразу видите, сколько здесь сделано для удовлетворения первичных нужд горожан» (с. 78).

Российский ученый обратил внимание и на характерные черты формировавшегося национального характера жителей Аргентины, многие из которых уже к тому времени были иммигрантами, приехавшими на берега Ла-Платы в поисках заработков. «Аргентинцы любят свою страну, но любят по-своему. Они любят ее как землю, дающую им материальные блага. Однако это имеет и неприятную сторону – стремления духовные, интеллигентные как-то заслонены этой всеобщей погоней за материальными благами» (с. 84).

Сравнительно высокий уровень жизни (разница в заработной плате в Аргентине и, например, в Италии в отдельные годы превышала 100 % (см. рис. 1.1), обширная территория, политика правительства, поощрявшего иммиграцию, – все это способствовало превращению страны в одно из главных направлений «великого переселения народов» в конце XIX – начале XX в. Наряду с США и Канадой Аргентина была главным реципиентом иммигрантов на Американском континенте. По имеющимся данным, в 1857–1914 гг. на берега Ла-Платы прибыло 3,3 млн. человек, главным образом из стран Европы: Италии, Испании, Германии, Российской империи, Австро-Венгрии. Значительно меньшее число иммигрантов было из государств Ближнего и Среднего Востока, практически отсутствовали переселенцы из Китая и Индии. К началу XX в. иммигранты составляли до 40 % всего аргентинского населения. Они образовали костяк промышленного пролетариата, значительную часть предпринимательского класса, а в отдельных сельскохозяйственных районах страны стали инициаторами возделывания новых аграрных культур.

Рис. 1.1. Средний уровень заработной платы в Италии и Аргентине (в условных единицах)

Источник. Coiies Conde R. La economia politica de la Argentina en el siglo XX. Buenos Aires, 2005. P. 37.

Иммигранты из стран Европы (среди них было немало членов различных политических партий и синдикалистских организаций) сыграли заметную роль не только в хозяйственном развитии, но и в становлении политической системы Аргентины. Здесь раньше, чем в большинстве латиноамериканских стран, возникли современные партии, профсоюзные центры, институты гражданского общества. Вслед за образованием партии ГРС, по настоящее время играющей роль одной из основных политических общенациональных организаций [7] , в 1896 г. возникла Социалистическая партия Аргентины , являвшаяся членом II Интернационала. В стране распространялись передовые для того времени социальные и экономические идеи.

По мнению социолога Мануэля Моро и Араухо, формула мощного экономического роста Аргентины в начале XX в. представляла собой комбинацию нескольких базовых факторов: либеральная конституция, стремление общества к модернизации, его склонность к восприятию современных научных идей и макроэкономический здравый смысл основных хозяйствующих субъектов. На этой основе в стране было достигнуто национальное единство, сложилась государственность, эффективно защищались права собственности, поощрялось развитие образования, приветствовалась трудовая иммиграция27. Благодаря всему этому в первой четверти XX в. Аргентина являлась одной из самых открытых и либеральных общественных систем в мире. Схожей точки зрения придерживается и экономист Роберто Качаноски. Он пишет: «Либеральная философия нашего Основного закона была одним из главных инструментов того впечатляющего роста, который Аргентина продемонстрировала в период 1880– 1930-х годов. Руководствуясь силой закона, правительство превратилось в гаранта соблюдения прав личности и высвободило творческие силы граждан, которые могли заниматься любым видом предпринимательской деятельности»28.

В то же время аргентинская агроэкспортная модель имела свои слабые стороны. Как отмечал Хорхе Тодеска (он занимал посты заместителя министра экономики и вице-президента Банка провинции Буэнос-Айрес), производственная система начала XX в. «покоилась на глиняных ногах»29. О чем шла речь? Прежде всего о структуре земельной собственности – основе экономического богатства. Слишком большая часть угодий находилась в руках сравнительно узкой группы крупнейших латифундистов, которые сдавали земельные участки в наем непосредственным работникам – арендаторам. Возможности последних наращивать производительность труда были ограниченными по двум главным причинам. Во-первых, не являясь собственниками земли, арендаторы не могли ее заложить и получить кредит для развития производства. Во-вторых, по той же причине (отсутствие прав собственности) арендаторы опасались вкладывать свои средства, если таковые имелись, в приобретение более совершенных орудий труда, удобрений и т. д., что ощутимо замедляло технический прогресс в аграрном секторе Аргентины по сравнению, например, с Австралией, США и Канадой.

В нарождавшемся научном сообществе30 и в продвинутой части политического класса отчетливо понималась настоятельная необходимость диверсификации экономики и развития национальной индустрии. Еще в 1906 г. Карлос Пеллегрини (президент страны в 1890–1892 гг. и основатель Банка аргентинской нации (БАН) – местного аналога Национального банка) писал, что «современное государство не должно основываться исключительно на животноводстве и производстве зерновых. Не может быть великой страна, которая не является промышленной державой. Аргентинской Республике следует стремиться к тому, чтобы не служить только огромной фермой для Европы»31.

Процесс индустриализации Аргентины в его исторической ретроспективе до настоящего времени остается объектом научных и политических дискуссий. С одной стороны, по сравнению с соседними латиноамериканскими государствами страна добилась значительно более весомых результатов в промышленном и научно-техническом отношении, развитии хозяйственной инфраструктуры. Так, число промышленных предприятий в период 1895–1914 гг. выросло более чем вдвое: с 23 до 49 тыс., параллельно сложилась развитая банковская система, протяженность железных дорог возросла с 732 км в 1870 г. до 33 510 км в 1914 г.32 Но с другой – все усилия в этом направлении не приводили к сколько-нибудь заметному сокращению исторически сложившегося научно-технического и технологического отставания от передовых индустриальных держав, на которые Буэнос-Айрес стремился «равняться». Оценивая состояние промышленности накануне Первой мировой войны, экономист Адольфо Дорфман отмечал, что «и в 1913 г. индустрия Аргентины все еще оставалась на элементарном уровне, подобном тому, который наблюдался в 1895 г., и тащилась на буксире у аграрного сектора»33. В данной связи нам представляется, что не следует переоценивать количественные, а главное – качественные результаты аргентинского индустриального развития в конце XIX – первой трети XX в.

Разумеется, в быстро растущей стране, прочно привязанной к мировым рынкам, промышленность просто не могла не возникнуть и не приобрести известную динамику. Но речь шла в основном о мясохладобойнях, пивных производствах, железнодорожных мастерских и т. п. В целом же аргентинский процесс индустриализации на его первом этапе (до 1914 г.) носил весьма специфический характер и имел целый ряд серьезных проблем и изъянов. Отметим наиболее существенные.

1. Индустриальное развитие не изменило преимущественно аграрной направленности и специализации аргентинской экономики. К 1914 г. доля сельского хозяйства в ВВП составляла 32,5 %, а обрабатывающей промышленности – только 11,5 %34.

2. В стране сложилась индустриальная структура, при которой лидирующие позиции заняли легкая и пищевая отрасли, тогда как производство оборудования и машин, включая сельскохозяйственную технику, не получило должного развития, и растущий внутренний спрос практически полностью удовлетворялся за счет импорта. Например, в 1891–1910 гг. страна ввезла 11,5 тыс. молотилоки 199,5 тыс. зерновых комбайнов. Поразительно, но факт: в связи с интенсивным дорожным строительством в Аргентину импортировались целиком в комплекте железнодорожные вокзалы35.

3. Многие командные высоты в промышленности (и в экономике в целом) захватили иностранные, прежде всего европейские, компании, на долю которых в 1913 г. приходилось 50 % совокупного капитала. В ряде отраслей иностранный контроль был почти абсолютным. Например, железные дороги на 85 % принадлежали британским банкам и фирмам, узкая группа международных корпораций («Бунге и Борн», «Луи Дрейфус», «Вейл») контролировали 75 % экспорта пшеницы и кукурузы и 90 % экспорта льна. За контроль над вывозом мяса развернулась бескомпромиссная борьба между английскими и американскими компаниями. В целом на Аргентину приходилось 33 % общего объема зарубежных инвестиций в Латинскую Америку36.

4. Обращает на себя внимание и сверхконцентрация аргентинской экономики и ее индустриального сектора: в 1914 г. 150 предприятий обеспечивали 50 % всего производства в стране. В результате класс местной промышленной буржуазии оставался сравнительно немногочисленным, а его вес в обществе – ограниченным, что имело серьезные социальные и политические последствия.

5. З.И. Романова отметила еще одну важную особенность промышленного развития Аргентины – его «очаговый характер»37. Индустриализация не распространилась на все отрасли хозяйства и не охватила всю территорию страны. Предприятия создавались в основном в зоне Пампы, прежде всего в прибрежных районах. В то же время многие «внутренние» провинции с экономической точки зрения как бы остановились во времени.

Особенности индустриализации и в целом сложившейся в стране экспортно-сырьевой модели хозяйствования обусловили структурную уязвимость экономики, ее повышенную восприимчивость как к перепадам конъюнктуры мирового рынка, так и к капризам погоды, от которой во многом зависел урожай зерновых. Так, сильнейший неурожай пшеницы в 1914 г. (сбор упал с 5,8 млн т в 1913 г. до 2,8 млн т)38 фактически «обрушил» деловую активность.

С уязвимостью экспортно-сырьевой структуры аргентинской экономики связано еще одно обстоятельство. Подобная модель в условиях периодической нехватки внутренних инвестиционных ресурсов априори предполагала дополнительное внешнее финансирование. Конец XIX – начало XX в. стали периодом постоянного увеличения суверенной внешней задолженности Буэнос-Айреса и расходов по ее обслуживанию. Вот показательные цифры. Если в 1881–1883 гг. платежи по внешнему долгу составили 47 млн золотых песо, то в 1911–1913 гг. они выросли почти в 9 раз, достигнув 419 млн золотых песо, или около 33 % всех экспортных поступлений39. В те годы в стране неоднократно возникали серьезные финансовые трудности, и только чудом удавалось избегать официального дефолта. Однако на практике аргентинские власти не раз прекращали – полностью или частично – долговые платежи и в связи с этим испытывали политическое давление со стороны зарубежных кредиторов.

Во время Первой мировой войны Аргентина оказалась отрезанной от международных кредитных рынков и вернулась к практике внешних заимствований лишь в 1924 г., разместив на финансовой площадке Нью-Йорка заем на сумму 60 млн золотых песо. За этим последовали новые соглашения, причем к зарубежным займам, наряду с центральным правительством, стали все чаще прибегать власти отдельных провинций и городов, которые таким образом восполняли дефициты своих бюджетов. Как с иронией отмечал в те годы американский исследователь Гарольд Петерс, «…внешние заимствования отражали стремление местных политиков быстро получить деньги и оставить проблему платежей в наследство своим преемникам»40.

В военные и послевоенные годы правительство радикалов во главе с Иполито Иригойеном (президент в 1916–1922 и в 1928–1930 гг.) под нажимом промышленных кругов существенно (до 25–30 %) повысило таможенные пошлины. Эта мера стимулировала национальное промышленное производство и послужила первым сигналом начала нового этапа экономического развития, принявшего форму политики импортозамещения, которая придала дополнительный импульс хозяйственному росту Аргентины, закрепив ее в числе наиболее преуспевающих государств мира.

Влиятельный в тот период экономист Алехандро Бунхе в книге «Экономика Аргентины» привел интересные данные, характеризовавшие ситуацию в стране в первой половине 20-х годов прошлого века. Вот некоторые из них. В 1923 г. свыше 50 % внешнеторгового оборота всех латиноамериканских стран приходилось на Аргентину (для сравнения: на Бразилию – 18 %, на Чили – 10 %). Из 88 тыс. км железных дорог, проложенных в Южной Америке, более 47 % находились на аргентинской территории, и по ним перевозилось 60 % грузов и 57 % пассажиров. В том же году в южноамериканских государствах насчитывалось 349 тыс. телефонных линий, из которых 157 тыс., или 45 %, приходилось на Аргентину. В 1924 г. автомобильный парк Южной Америки составил 214 тыс. машин, причем 58 % – принадлежали аргентинцам. По данным международного статистического бюро в Женеве, в 1924 г. на Аргентину пришлось 60 % всех почтовых отправлений Южноамериканского региона. По этому показателю на душу населения (172 в год) страна занимала первое место в мире, превосходя самые развитые державы – США (152), Великобританию (141), Францию (129), Германию (70), Италию (47). В Аргентине издавалось 55 % всех газет и журналов Южной Америки, а тираж ведущей аргентинской газеты того времени «Ла Насьон» превосходил суммарный тираж периодических изданий в любом из южноамериканских государств41. Такого рода факты ясно говорят не только о количественном отрыве Аргентины от основного массива латиноамериканских стран, но и о качественно более высоком уровне развития аргентинской нации в тот период.

В условиях кризисных потрясений 1929–1933 гг. драматически совпали две тенденции и обе – негативные с позиций интересов Аргентины. Во-первых , упал спрос на продукты традиционного аргентинского экспорта: их объем сократился с 1 015 млн дол. в 1928 г. до 331 млн дол. в 1932 г., что стало самой низкой точкой падения. Во-вторых (и в значительной степени как следствие первого), резко сократились поставки из-за рубежа промышленных изделий, включая оборудование и технику.

«Золотой век » аргентинской экономики явно и неотвратимо подходил к концу. Одновременно теряла силу и первая волна модернизации сложившихся в стране хозяйственных и социально-политических структур (см. табл. 1.4).

Таблица 1.4 Модернизация в рамках модели экспортоориентированной аграрной экономики (первая волна, конец XIX – начало XX в.)

Интеллектуальная элита, крупный сегмент местного бизнес-сообщества, часть политического класса видели выход из создавшегося положения на путях ускоренной индустриализации и форсированного замещения импорта отечественной промышленной продукцией и потому призывали к проведению политики «здорового и рационального протекционизма».

Как отмечал А. Бунхе, «у Аргентины есть рынок, который она может завоевать. Это – ее внутренний рынок, снабжаемый до настоящего времени за счет закупок за рубежом на огромную сумму – 800 млн долларов»42.

Импортозамещение и госкапиталистические тенденции

Переход к индустриальному этапу развития аргентинской экономики, постепенно сменившему эпоху доминирования аграрного сектора и приоритетного значения внешних рынков, начинался в острой политической борьбе основных группировок аргентинской сельскохозяйственной олигархии и промышленной буржуазии ( Аргентинское аграрное общество, Торговая палата, Аргентинский индустриальный союз) против правительства радикалов, вновь возглавляемого И. Иригойеном. В августе 1930 г. властям был направлен меморандум, в котором бизнес-сообщество сформулировало свои основные претензии. От правительства настоятельно требовали: выделения государственных субсидий аграрному сектору, усиления защиты местной промышленности от иностранной конкуренции, восстановления механизма «Кассы конвертации», отмененного в годы войны.

Президент проигнорировал выдвинутые требования (в значительной степени из-за физической невозможности их выполнить «в пакете») и уже 6 сентября того же года был свергнут военными под руководством генерала Хосе Урибуру , лично занявшего пост главы государства. Тем самым Аргентина вступила в принципиально новый период своей политической истории. Он длился больше полувека – вплоть до 1983 г. и сопровождался неоднократными военными переворотами, нарушениями конституции и подавлением демократических прав и свобод. «Переворот 6 сентября 1930 года…означал колоссальный шаг назад в процессе расширения демократии, начатом в 1916 году. А приход в правительство наиболее консервативных кругов под корень подрезал саму возможность дискуссии о модели экономического развития страны и формах ее участия в складывавшемся новом мировом порядке», – констатировал X. Тодеска43.

Действительно, изменение основных параметров аргентинской модели было замедлено. В системе международного разделения труда страна оставалась поставщиком сельскохозяйственной продукции, но внутри аргентинского общества происходили глубинные процессы, готовившие будущую смену парадигмы развития. В экономическом смысле Аргентина вставала на рельсы индустриального развития, но сам этот исторически обусловленный и закономерный тренд носил ограниченный и далеко не всегда и не во всем последовательный характер44. Рассмотрим это положение на конкретном примере.

В Аргентине происходило планомерное усиление роли и прямого участия государства в экономике. Но необходимо пояснить содержательную сторону государственного вмешательства в хозяйственную жизнь, которое в 30-е годы прошлого века стало приобретать все более широкий размах. Участие государства в экономике, прежде всего, выражалось в учреждении ряда регулирующих органов (отраслевых «хунт»), которые определяли базовые цены на основные сельскохозяйственные товары, закупали готовую продукцию, а затем реализовывали ее на внешнем или внутреннем рынке. Целью этой практики было оградить местных сельхозпроизводителей от резких перепадов мировых цен и обеспечить им приемлемую рентабельность вне зависимости от складывающейся рыночной конъюнктуры. Нередко те цены, которые устанавливали отраслевые «хунты», превышали рыночный уровень, что вполне устраивало аграриев, но ложилось бременем на федеральный бюджет. По существу, правительство напрямую субсидировало сельское хозяйство, зачастую в ущерб другим секторам экономики. Кроме того, БАН через свои многочисленные отделения, разбросанные по всей стране, кредитовал посевные кампании, действуя, таким образом, в качестве финансового агента отраслевых регулирующих органов. Одновременно государство внимательно следило за динамикой развития аграрного сектора и стремилось не допустить такого перепроизводства продукции, которое могло вызвать падение цен. Причем во многих случаях власти не стеснялись применять жесткие меры в отношении нарушителей установленных правил. Например, дополнительные площади, введенные в производственный оборот, облагались повышенными налогами. Вместе с тем (и это разительно отличало отраслевые «хунты» от подобных регулирующих органов, например, в Австралии) аргентинские власти долгое время не уделяли никакого внимания инновационному развитию сельскохозяйственного производства, его техническому перевооружению. Тем самым тормозился хозяйственный прогресс не только данной отрасли, но и – с учетом ее удельного веса – национальной экономики в целом.

Все сказанное выше стало возможным благодаря сохранению у власти в Аргентине консервативных сил, выражавших, главным образом, интересы довольно узкого, но крайне могущественного и влиятельного круга крупнейших латифундистов. Однако сама логика общественной эволюции страны обусловила неизбежные (хотя и замедленные) экономические и социальные трансформации. Они неотвратимо происходили и ставили в повестку дня вопрос об изменении вектора хозяйственного и политического развития, причем ставили его во вполне определенной плоскости – форсирование индустриального роста, усиление роли промышленных отраслей и связанных с ними социальных сил. Начиная с 1930-х гг. в стране развертывается концептуальное и политическое противостояние аграрного и промышленного секторов, затянувшееся на многие десятилетия. Речь, по существу, шла о дальнейших путях развития страны, и в этот конфликт, принимавший самые разные формы и носивший, во многом контрпродуктивный характер, оказалось, так или иначе, втянуто все общество. Как писал экономист Карлос Ф. Диас Алехандро, «в мире очень мало стран, где столкновение интересов сельского хозяйства и индустрии было таким ожесточенным, продолжительным и бесплодным, как в Аргентине»45. Конфликт между аграриями и промышленниками лежал в основе многих общественных пертурбаций и не позволял сформулировать выверенную и сбалансированную стратегию долгосрочного развития.

В историческом противостоянии с латифундистской олигархической группировкой промышленники последовательно добивались того, чтобы главным направлением экономической деятельности стало интенсивное освоение внутреннего рынка, энергичное продвижение на него – в рамках парадигмы импортозамещающей индустриализации – разнообразных промышленных и сельскохозяйственных товаров местного изготовления. Вот некоторые примеры, иллюстрирующие результаты этой борьбы. В 1932–1939 гг. объем промышленного производства вырос на 62 %, тогда как ВВП в целом увеличился лишь на 20 %. В 1929 г. страна импортировала 65 % потребляемого цемента, в 1939 г. этот показатель снизился до 5 %46. Та же тенденция просматривалась со многими потребительскими товарами: текстилем, одеждой, обувью, мебелью, предметами домашнего обихода, полиграфическими изделиями. Это указывало на динамизм развития ряда промышленных отраслей, в первую очередь трудоемких, которые и без активной государственной поддержки наращивали свое присутствие на местном рынке.

Труднее дело обстояло с капиталоемкими отраслями, с производством средств производства (машиностроение, станкостроение), а также с базовыми секторами: черной и цветной металлургией, химией и нефтехимией. В Аргентине отсутствовали судостроение, автомобилестроение и авиастроение, которые стали локомотивами экономического роста самых передовых в хозяйственном отношении государств, включая США, Германию, Великобританию, Францию, Японию, СССР. В отличие от таких стран, как Канада и Австралия (с которыми ее традиционно и с полным на то основанием сравнивают), Аргентина не уделяла должного внимания развитию тяжелой индустрии. Так, в 1939 г. страна импортировала 95 % всей потребляемой стали и каустической соды, 100 % электрогенераторов и оборудования для нефтяной промышленности. Явно недостаточной (по мировым критериям) была энерговооруженность аргентинской индустрии. В расчете на одного промышленного рабочего в Аргентине потреблялось в 4 раза меньше электроэнергии, чем в США или в Канаде47.

Индустриализация по-аргентински неотвратимо меняла структуру национального продукта в пользу секторов обрабатывающей промышленности (см. табл. 1.5), но она не приобрела интегрального характера, не сопровождалась приоритетным развитием наукоемких и капиталоемких отраслей, как это происходило в США, Японии, странах Западной Европы и в Советском Союзе. В этом заключалась главная стратегическая слабость аргентинской индустриальной модели.

Таблица 1.5 Структура ВВП (в %)

Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 198–203.

Тем не менее в социальном плане Аргентина, благодаря ранее накопленному богатству и развернувшемуся процессу индустриализации, все еще продолжала фигурировать в числе наиболее благополучных государств, занимая в 1939 г. шестое место в мире по размерам дохода на душу населения. Большим своеобразием (на латиноамериканском фоне) отличалась структура аргентинского общества, а именно наличие массового среднего класса, составлявшего в целом по стране 35 % населения, а в федеральной столице и провинции Буэнос-Айрес превышавшего 45 % жителей48. Такая ситуация контрастировала с положением дел в других южноамериканских странах. Особенности социальной структуры существенным образом повлияли на политический процесс, в значительной степени определили механизм принятия решений в хозяйственной области и весь ход общественного развития. Это особенно отчетливо проявилось в 1940-е гг., когда в Аргентине возникли и вышли на арену политической жизни массовые движения, основу которых составляли именно средние слои.

Ощущая дополнительную социальную опору, индустриальные круги в самом начале десятилетия 1940-х предприняли организованную попытку изменения (в свою пользу) официальной хозяйственной политики, и это стало кульминационным эпизодом упорного противостояния латифундистов и промышленников. Речь идет о борьбе, развернувшейся вокруг «плана Пинедо» (по имени тогдашнего министра экономики Федерико Пинедо), представленного в декабре 1940 г. «План Пинедо», носивший явный отпечаток модных в тот период кейнсианских идей, предусматривал принятие ряда мер по стимулированию национальной индустрии: долгосрочные кредиты промышленным компаниям, поощрение экспорта индустриальной продукции, введение протекционистских импортных пошлин, реализация масштабной программы жилищного строительства и даже создание в Латинской Америке зоны свободной торговли. Впервые в истории Аргентины план исходил из необходимости (в целях развития внутреннего рынка) повышения жизненного уровня основной части населения, в том числе через создание новых рабочих мест в промышленных секторах, где заработки были существенно выше, чем в сельском хозяйстве49. Инициатива экономического ведомства вызвала негативную реакцию других членов правительства, тесно «завязанных» на интересы латифундистов, и в результате действий аграрного лобби была «провалена» в Национальном конгрессе. Однако эта победа консерваторов не стала полной и окончательной. На практике «План Пинедо» хотя и в малых дозах, но стал осуществляться. В 1941 г. была создана государственная корпорация «Фабрикасьонес милитарес», под эгидой которой в стране развернулось производство вооружений и боевой техники, постоянно возрастало число промышленных предприятий, аргентинские индустриальные товары появились на рынках других латиноамериканских государств. В Аргентине набирали силу новые тенденции, в полной мере давшие о себе знать в середине 1940-х годов. Было очевидно, что экспортно-сырьевая модель исчерпала свой потенциал и доживает последние дни. Приближалась новая (вторая) волна модернизации.

Суммируя вышеизложенное, зададимся вопросом: какие главные факторы вызвали наступившие в 30-х и 40-х гг. прошлого века «перебои» с функционированием аргентинской агроэкспорт ной модели и в конечном счете предопределили ее замену другой парадигмой экономического развития ?

Во-первых, сказалось негативное воздействие мирового кризиса 1929–1932 гг.: падение спроса на товары аргентинского экспорта, усиление протекционистских режимов, проблемы с импортом многих промышленных изделий, включая машины и оборудование. Все это продемонстрировало высокую степень внешней уязвимости аргентинской экономики, ее «сверхчувствительность» к перепадам конъюнктуры на международных товарных рынках. В период 1930–1943 гг. ВВП вырос всего на 28 %, но заметно расширился государственный сектор, поглотивший часть дополнительной рабочей силы и тем самым несколько ослабивший социальное напряжение.

Во-вторых, в полной мере проявились и стали очевидными слабости и архаичность политической системы Аргентины (свидетельство тому – военный переворот 1930 г.). В общественной жизни, оттеснив радикалов, доминировала латифундистская элита, основывавшая свое господство на земельной собственности, тормозившая развитие индустриального сектора экономики и демократических институтов и неизменно искавшая поддержки консервативной верхушки вооруженных сил.

В-третьих, после динамичного роста в первой четверти XX в. в 1930-е гг. произошло ощутимое замедление темпов социального развития и обновления. Проявилось и усилилось недовольство сравнительно массовых средних городских слоев, столкнувшихся в кризисный и посткризисный период с возросшими материальными трудностями и провалом оптимистичных общественных ожиданий. К этому можно прибавить рост численности маргинальных слоев населения, углубление имущественного неравенства. Все отчетливее претендовал на свою часть национального богатства и власти класс промышленников, вступивший в конфликт с аграрной олигархией.

В обществе развивался интенсивный процесс накопления протестных антисистемных настроений, кульминацией которого стал государственный переворот 1943 г. [8] Он оттеснил от власти консерваторов и традиционные господствующие группы и открыл путь в большую политику новым национальным элитам из числа военных, синдикалистов и партийных функционеров, в различных комбинациях управлявших страной в течение 40 лет, вплоть до прихода к власти в 1983 г. правительства радикалов.

Дискуссионным в зарубежной научной литературе остается вопрос о воздействии Второй мировой войны на экономическое положение Аргентины. Например, А. Хосами пишет, что в военные годы произошло «закрытие европейских рынков, что серьезно задело Аргентину и привело к экстраординарному сокращению экспорта ее сырьевых продуктов»50. Однако надежные статистические данные опровергают эту точку зрения. В период 1940–1945 гг. аргентинские власти, до последнего момента сохраняя нейтралитет, поддерживали весьма активные коммерческие связи с обеими воюющими сторонами. В результате объем экспортных поставок возрос с 430,2 до 737,6 млн дол., т. е. на 72 %. Разумеется, ни о каком сокращении не было и речи. Как раз наоборот. Именно в годы войны крупным покупателем аргентинских товаров впервые стали США (до этого страны больше конкурировали): на их долю приходилось порядка 30–33 % экспорта. С другой стороны, в те же годы произошло некоторое (почти на 20 %) уменьшение импорта: с 380,9 до 308,2 млн дол., что обеспечило Буэнос-Айресу аккумулированное положительное сальдо торгового баланса в размере около 1,6 млрд дол. и рост валютных резервов в три с лишним раза, с 469 до 1 615,3 млн дол. (см. табл. 1.6).

Таблица 1.6 Внешняя торговля и валютные резервы в 1940–1950 гг. (млн дол.)

Составлено по : Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 545, 592.

Данные показывают, что в целом экономические итоги Второй мировой войны и первых послевоенных лет были для Аргентины благоприятны. В частности, в 1948 г. был достигнут рекордный уровень экспорта – 1 626,8 млн дол., который удалось превзойти лишь в 1970 г., т. е. через 22 (!) года. Страна не только полностью расплатилась по внешним долгам, но впервые в своей истории превратилась из «закоренелого» должника в международного кредитора. Любопытно в этой связи, что, по мнению ряда исследователей, отмена в августе 1947 г. британским правительством свободной конвертируемости фунта стерлингов на деле означала дефолт по накопившимся за военные годы долгам Лондона Буэнос-Айресу51.

В середине десятилетия 1940-х стала отчетливо проявляться новая и более сложная композиция социальных сил, в первую очередь рост влияния и политической активности промышленных рабочих (как следствие процесса индустриализации), наиболее квалифицированные представители которых образовали часть средних слоев, чей удельный вес в обществе продолжал увеличиваться. Традиционные политические партии и группировки в силу целого ряда причин, анализ которых выходит за рамки данного исследования, оказались не в состоянии возглавить новые социальные силы и предложить привлекательную и отвечавшую их интересам программу общественных перемен. В этой обстановке созрела потребность в иных политических организациях и объединениях.

Перонистский пролог – вторая волна модернизации

Знаковой фигурой нового этапа аргентинской истории стал один из организаторов переворота 1943 г., полковник Хуан Доминго Перон. Его идеология и политическая практика на десятилетия определили основные направления экономического и социального развития Аргентины. Без преувеличения можно сказать, что в XX в. это был крупнейший национальный лидер и «выразитель чаяний трудящихся», чье имя сохраняется в исторической памяти народа, а влияние основанного им политического движения – перонизма – в общественной жизни страны чрезвычайно сильно до сих пор.

Хуан Доминго Перон Родился в городке Лобос провинции Буэнос-Айрес 18 октября 1895 г. В 16 лет поступил в военное училище, в 1938 г. был направлен в качестве наблюдателя в ряд европейских стран, включая Италию, где познакомился с опытом организации корпоративного фашистского государства. В частности, в Турине посещал курсы политической экономии. В 1943 г., как один из руководителей Группы объединенных офицеров, принял участие в очередном военном перевороте, свергнувшем гражданское правительство консерватора Рамона Кастильо. В новом кабинете Х.Д. Перон руководил департаментом труда, что позволило ему установить тесные контакты с частью влиятельных лидеров Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) и добиться принятия трудового законодательства, выгодного синдикатам и отвечавшего интересам наемных работников. В 1943–1945 гг. по его инициативе было принято 111 законов в сфере трудовых отношений, так или иначе улучшавших положение работавших по найму. В том числе устанавливался новый порядок повышения заработной платы и вводилось дополнительное (и обязательное) ежегодное вознаграждение – своего рода 13-я зарплата. Это привлекло в ряды профсоюзов сотни тысяч новых членов из низших слоев общества («черные головы»), что вызвало недовольство «старой рабочей гвардии» из числа потомков европейских иммигрантов. Страна разделилась на два лагеря: сторонников и противников Х.Д. Перона. В 1945 г. сформировался единый антиперонистский фронт с участием коммунистов, социалистов, консерваторов, радикалов, поддержанный крупным бизнесом и послом США Спрюилом Бреденом. Под их давлением Х.Д. Перон 9 октября того же года был арестован, однако массовые демонстрации сторонников обеспечили его освобождение уже 1 7 октября. Эта дата является официальным праздничным днем перонистского движения. На президентских выборах 24 февраля 1946 г. Х.Д. Перон одержал убедительную победу и возглавил страну. В 1947 г. была образована Перонистская (с 1958 г. – Хустисиалистская) партия, ставшая главным политическим инструментом в руках главы государства. Активную роль в перонистском движении играла его жена Эва Мария Дуарте Перон (Эвита), пользовавшаяся большой популярностью и любовью миллионов аргентинцев. Ее смерть от рака в возрасте 33 лет в 1952 г. стала без преувеличения национальной трагедией. В области внешней политики Х.Д. Перон провозгласил приверженность своего правительства «третьей позиции»: «равноудаленности» от капитализма и социализма. В 1946 г. были установлены дипломатические отношения с СССР. В 1951 г. он повторил свой электоральный успех, но второй президентский срок был прерван военным переворотом 1955 года. До 20 июня 1973 г. Х.Д. Перон находился в эмиграции. После возвращения в Аргентину он был в третий раз избран президентом страны и находился на этом посту до своей кончины 1 июля 1974 г.

В середине 40-х годов прошлого века, когда агроэкспортная модель проявила отчетливые признаки морального и материального износа, страна оказалась в точке бифуркации, из которой были возможны различные траектории движения. Обновленные правящие элиты в лице перонистской верхушки принялись вырабатывать альтернативную стратегию экономического развития и формировать новую социальную базу правительственного курса. Перонистскому режиму удивительным образом удалось сплотить в рамках единого блока традиционных консерваторов из аграрной глубинки и склонных к социалистическому влиянию промышленных рабочих, объединенных в быстро растущие синдикаты (число членов профсоюзов в 1947–1950 гг. выросло в 10 раз – с 500 тыс. до 5 млн человек)52. Вне этого контекста трудно понять основное содержание политики перонизма.

Едва придя к власти, новый глава государства выступил с беспрецедентными для Аргентины социально-экономическими заявлениями откровенно националистического толка и сформулировал такие цели в сфере хозяйственного и политического развития страны, которые были абсолютно немыслимы для его предшественников на этом посту. В частности, под лозунгом «Социально справедливая, политически свободная и экономически суверенная Аргентина » в качестве приоритетных ставились задачи добиться «сверхиндустриализации», покончить с системой «laissez faire» (т. е. рыночным капитализмом) и поместить государство в центр всей национальной экономики53.

Обеспечивая достижение этих целей, Х.Д. Перон приступил к созданию огромного по аргентинским масштабам государственного сектора. Правительство национализировало созданный в 1935 г. как смешанное предприятие Центральный банк, передало в государственные руки телефонную связь, снабжение потребителей природным газом и электроэнергией, создало национальную авиационную компанию «Аэролинеас архентинас» и укрепило ранее образованное госпредприятие торгового флота, совместно с частным капиталом учредило сталелитейную фирму СОМИСА, значительно расширило производственную деятельность учрежденного в 1941 г. военно-промышленного холдинга «Дирексьон хенераль де фабрикасьонес милитарес», заложило основы программы создания в стране атомной энергетики. Одновременно был установлен государственный контроль над страховыми компаниями и национализированы банковские депозиты. На практике национализация депозитов означала, что все вклады переходили под контроль Центробанка, который решал, кому и на каких условиях предоставлять кредиты. В руках государства (а точнее – конкретных чиновников) оказывался мощный рычаг воздействия как на отдельные компании, так и в целом на макроэкономическую обстановку в стране. «Выражаясь другими словами, – писал в этой связи Р. Качаноски, – с точки зрения перонистов, небольшая группа бюрократов имела право решать, что производить, по каким ценам, в каких количествах и какого качества»54.

Принятые меры (вторая волна модернизации национальных социально-экономических структур) означали структурную трансформацию экономики Аргентины, которая прошла в весьма сжатые исторические сроки, но, как показали дальнейшие события, носила частичный и незаконченный характер и была отмечена внутренними противоречиями и нестыковками. Все это, разумеется, ослабляло положительный эффект от проводимых преобразований.

Приоритетным направлением макроэкономической политики Х.Д. Перона явилась индустриализация, проводимая преимущественно на основе национальных усилий и за счет внутреннего рынка. В этом ее историческое значение. Как писал аргентинский исследователь Клаудио Белини, «перонистское десятилетие, охватившее 1946–1955 гг., можно рассматривать в качестве ключевого периода в экономической истории Аргентины»55.

Индустриальный проект перонизма предусматривал использование разнообразных инструментов и институтов развития: протекционистские тарифы в отношении импорта, контроль над обменным курсом песо, дешевые кредиты промышленным компаниям, относительно низкие цены на товары и услуги предприятий государственного сектора. Были созданы Министерство промышленности и Банк индустриального кредита, приняты два пятилетних плана, которые заложили ориентиры роста национальной индустрии и определили механизмы достижения поставленных целей. На ряде направлений промышленное развитие продвинулось далеко вперед. Так, были заложены основы автомобилестроения (местное производство подскочило со 108 машин в 1951 г. до 6404 в 1955 г.), что дало мультипликативный эффект роста целого ряда смежных отраслей. Бурно развивалось производство электробытовых приборов (см. табл. 1.7), определенный импульс получил выпуск сельскохозяйственной техники, почти в 3 раза в 1946–1953 гг. выросло количество текстильных предприятий и т. д. Подгоняемая высоким спросом, созданным благодаря развертыванию общественных работ, увеличила обороты цементная промышленность.

Таблица 1. 7 Производство электробытовых приборов (шт.)

Источник. Belini C. La industria peronista. 1946–1955: politicas p?blicas у cam-bio estractural. Buenos Aires, 2009. P. 138.

Структурным ограничителем индустриализации стали сами сравнительно небольшие размеры аргентинской экономики, сложность пробиться на внешние рынки и относительно слабый внутренний потребительский спрос, в частности, за счет низких заработных плат большинства населения. Простой пример. В 1954 г. средние зарплаты работающих по найму колебались в пределах 500—1000 песо, тогда как холодильник стоил порядка 10 тыс. песо. Это обстоятельство заставило власти (наряду с проведением политики роста реальных доходов) поощрять продажу товаров длительного пользования с рассрочкой платежа до трех лет, что несколько улучшило ситуацию. С тех пор продажа товаров в квотах пользуется у аргентинских потребителей особой популярностью.

Наиболее впечатляюще выглядели макроэкономические показатели 1946–1948 гг.: ВВП Аргентины в среднем рос на 8,5 % в год, объем внешней торговли подскочил с 1 851 до 3 217 млн дол. (см. табл. 1.8). В эти три «золотые года» обрабатывающая промышленность развивалась опережающими темпами и выросла на 32 % (аграрный сектор – на 13 %). Положительный сдвиг произошел в социальной сфере – покупательная способность населения увеличилась на 46 %.

По данным переписи 1954 г., в Аргентине насчитывалось 1478 государственных предприятий, многие из которых были крупными (по аргентинским меркам) компаниями. Составляя всего 1 % общего числа индустриальных фирм, госпредприятия давали 10,3 % валовой продукции. Анализируя эту информацию, З.И. Романова обоснованно пишет: «Рост государственного предпринимательства в промышленности означал усиление экономических позиций промышленной буржуазии, опиравшейся на более емкий рынок в связи с увеличением государственного спроса»56. От себя добавим, что именно в период перонистского правления в Аргентине сформировался мощный, влиятельный и крайне коррумпированный слой так называемой «буржуазии пребенды» или «синекурной буржуазии », т. е. части местного предпринимательского класса, строящего свой бизнес преимущественно на базе «особых отношений» с государством. Вполне определенно по этому поводу высказался видный перонистский деятель, президент страны в 2002–2003 гг. Эдуардо Дуальде: «Наша национальная буржуазия практически была создана волевым решением государства в конце 40-х – начале 50-х годов. Перон кооптировал одного из предпринимателей в свое правительство и назначил его министром экономики. С этого момента началось формирование местного предпринимательского сообщества…»57

Таблица 1.8 Динамика макроэкономических показателей в 1946–1955 гг. (млн. дол.)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 172, 450, 527, 545, 546, 592.

Важным звеном системы государственного регулирования экономики стало учреждение в 1946 г. Аргентинского института содействия товарообороту (ИАПИ), получившего практически монопольное право скупать по фиксированным ценам сельскохозяйственную продукцию у местных производителей для ее последующей перепродажи на внешних рынках, а также импортировать необходимые национальной промышленности изделия и оборудование. К 1951 г. на долю ИАПИ приходилось 75 % экспорта и 20 % импорта58. Очевидно, что создание ИАПИ в идейном и оперативном смысле было развитием деятельности регулирующих отраслевых «хунт», созданных в 1930-е гг. Но имелось одно принципиальное различие: если «хунты» защищали интересы аграрного сектора, гарантированно обеспечивая ему высокие цены на производимую продукцию, то ИАПИ, напротив, сдерживал «экономические аппетиты» сельских олигархов и сохранял цены на сельскохозяйственные товары на сравнительно низком уровне. По мнению многих специалистов, таким образом перонистское руководство обеспечило небывалый в истории Аргентины «перелив» части финансовых ресурсов из аграрного сектора в индустриальный59. Со своей стороны согласимся, что именно изъятые из сельского хозяйства ресурсы позволили сформировать в стране современную индустриальную базу. Знаковый характер носила национализация в 1949 г. железных дорог – символа многолетнего английского присутствия и влияния. В этой акции удивительно полно отразились сильные и слабые стороны политики Х.Д. Перона, внутренняя противоречивость его курса. Обратимся к фактам. Первое. В руки государства перешел огромный сегмент развитой производственной инфраструктуры – сеть дорог общей протяженностью 24,5 тыс. км, 4,7 млн кв. м прилегающих земель, 3965 локомотивов, тысячи вагонов, гостиницы, офисные здания и другое имущество. Но при этом больше половины подвижного состава было ввезено в страну до 1914 г., т. е. к моменту национализации его износ был весьма существенный. Второе. Специальные исследования установили, что реальная стоимость собственности, перешедшей к аргентинскому государству, не достигала 1 млрд песо (в ценах того времени), тогда как перонистское правительство выплатило прежним хозяевам около 3 млрд. Как писал английский историк Генри Фернс, Буэнос-Айрес купил «старое железо» по цене золота60.

Национализация иностранной собственности и в целом изначально негативное отношение Х.Д. Перона к международному бизнесу привели к резкому сокращению удельного веса зарубежных инвестиций в совокупном капитале (в 1955 г. до 5 %) и к укреплению автаркических тенденций в экономической политике Аргентины. Этот курс по времени совпал с действием ряда внешних факторов, оказавших отрицательное воздействие на позиции страны на международных рынках. Главное – Аргентина столкнулась с неблагоприятной конъюнктурой мировых цен на доминирующие в ее экспорте товары. В частности, реализация выдвинутого правительством США плана Маршалла привела к заметному падению цен на сырьевые и сельскохозяйственные товары (в 1949 г. – на 30 %) и, по мнению аргентинских специалистов, практически вытесняла Буэнос-Айрес с его традиционных европейских рынков, занимаемых американскими и канадскими экспортерами, а также окрепшими в послевоенные годы местными производителями61. В 1949 г. аргентинский экспорт сократился на 42,6 % (с 1 626,8 до 933,8 млн дол.) и внешнеторговый баланс впервые за 10 лет был сведен с дефицитом в 138,8 млн дол. Такого отрицательного сальдо во внешней торговле не было никогда. Как следствие – экономическое положение страны становилось все более шатким.

Перепады хозяйственной конъюнктуры ставили под угрозу осуществление основных политических и социальных планов перонистского руководства. Но на первом этапе своего правления перонистам удалось ощутимо улучшить материальное положение широких слоев аргентинского населения и тем самым повысить свой авторитет. Краеугольным камнем социальной политики Х.Д. Перона было последовательное укрепление позиций преданных лично ему профсоюзов и националистически настроенной части предпринимательского класса. Широко используя накопленные в период войны и в первые послевоенные годы значительные финансовые ресурсы, перонистское правительство провело существенное повышение реальной заработной платы (см. рис. 1.2) и создало развитую систему социального обеспечения, которая ориентировалась на европейские образцы и на тот момент была, безусловно, лучшей в Латинской Америке. Отсюда – глубоко укоренившееся в обществе мнение, что во времена правления Х.Д. Перона «Аргентина была праздником».

Рис. 1.2.

Аргентина: динамика реальной заработной платы (1929 г. = 100)

Источник. Coiies Conde R. La economia politica de la Argentina en el siglo XX. P. 168.

В 1948 г. впервые в аргентинской истории доля заработной платы в национальном доходе превысила долю доходов, получаемых из других источников – соответственно 53 и 47 % (всего пятилетие назад ситуация была прямо противоположная: 44 и 56 %). Известные выгоды извлекли и местные промышленники, надежно защищенные от иностранной конкуренции. Кроме того, в интересах частного бизнеса происходило снижение (в реальном исчислении) тарифов на товары и услуги государственных компаний, которое в 1945–1955 гг. составило порядка 35 %62. Все это расширяло социальную базу перонистского режима, а самому Х.Д. Перону помогло одержать убедительную победу на выборах 1951 г. и переизбраться на пост главы государства [9] . Однако с ухудшением международного экономического положения страны в значительной мере сводились на нет и привилегии местного бизнеса, и результаты политики перераспределения национального дохода в пользу трудящихся.

Для целей нашего исследования важно отметить еще одно принципиальное обстоятельство: именно в период перонистского правления стратегический вектор экономического развития Аргентины начал расходиться с новой генеральной линией мирового хозяйственного роста. Если аргентинские власти сделали ставку на протекционизм и автаркию, то глобальная экономика становилась все более либеральной, открытой и конкурентной. Это противоречие стало одной из главных причин все более заметного отставания Аргентины от передовых индустриальных государств.

Суть проблемы, на наш взгляд, состояла в том, что перонисты не сумели в рамках модели импортозамещающей индустриализации создать конкурентоспособную диверсифицированную промышленность, способную занять свою нишу на мировых товарных рынках. Те новые предприятия, которые возникали, полностью и исключительно зависели от колебаний внутреннего спроса. По оценкам экспертов, сравнительные производственные издержки в промышленности Аргентины были в 2 раза выше, чем, например, в Австралии или Канаде63. «Стягивание» экономики под жесткий контроль государства было несовместимо с решением задач технического перевооружения индустрии, повышения ее конкурентоспособности. В результате уменьшение привычных экспортных сверхдоходов от реализации сельскохозяйственной продукции не было компенсировано ростом промышленного экспорта и правительству пришлось направлять на социальные нужды и другие государственные расходы валютные резервы Центрального банка, драматическим образом сократившиеся с 1 686,6 млн дол. в 1947 г. до 235,4 млн дол. в 1955 г., т. е. в семь с лишним раз64. Из-за возросших государственных расходов уже в 1949 г. бюджетный дефицит достиг 12 % ВВП, что ясно указывало на серьезные просчеты в макроэкономической политике.

Структурные слабости аргентинской экономики особенно выпукло проявились в области энергетики. Отсутствие необходимых стратегических инвестиций в этой жизненно важной сфере привело к тому, что страна оказалась в сильнейшей зависимости от импорта энергоносителей. К середине 1950-х годов Аргентина ввозила из-за рубежа 90 % потребляемого угля и 60 % нефти. Причем импорт «черного золота» в физических объемах вырос с 590 тыс. т в 1949 г. до 3,7 млн т в 1955 г. (в 6,3 раза)65. Такую дополнительную нагрузку аргентинский бюджет просто не выдерживал. Злую шутку сыграли с Х.Д. Пероном сильные неурожаи зерновых 1950 и 1951 гг. Звучит парадоксально, но в 1952 г. Аргентина впервые в XX в. была вынуждена импортировать пшеницу из Канады66.

Не сработали планы подъема металлургической промышленности, в результате чего страна в этой отрасли отстала от других латиноамериканских государств (см. табл. 1.9). Причин такого положения дел было несколько: слабая сырьевая база, нехватка валюты для закупки дорогостоящего оборудования, бюрократические барьеры и проволочки. Но факт остается фактом: при первом перонистском правлении металлургическая основа аргентинской промышленности создана не была. А без этого многие другие проекты повисали в воздухе.

Таблица 1.9 Производство стали в отдельных латиноамериканских странах (тыс. т)

Источник. Belini C. La industria peronista. 1946–1955: politicas p?blicas у cam-bio estructural. P. 52.

Фактический провал перонистской стратегии превращения Аргентины в «великую индустриальную державу» и сокращение материальных возможностей режима «подкармливать» значительную часть населения привели к следующим последствиям. Первое. Замедлился рост реальных доходов подавляющего большинства работающих по найму. В ряде случаев наблюдалось сокращение заработной платы. Страна впервые в своей истории столкнулась с феноменом высокой инфляции, когда индекс потребительских цен «скакнул» с 13,1 % в 1948 г. до 31,1 % в 1949 г. и 38,6 % в 1952 г.67 Второе. На волне нараставшего недовольства стал еще глубже раскол нации на сторонников и противников перонизма. Причем количество последних постоянно возрастало. Третье. Правящий режим, как это очень часто бывает в истории, не мог простить народу собственные ошибки и открыто перешел к авторитарным методам правления. Правительство Х.Д. Перона вступило в острый конфликт с весьма влиятельной католической церковью, ответило репрессиями на рост забастовочного движения и, что было фатальной ошибкой, допустило возникновение в армии сильной оппозиции политике перонизма.

В начале 1955 г. Х.Д. Перон сделал в своей политике поворот на 180° и заявил, что «аргентинская экономика декапитализирована и не отвечает современным техническим требованиям» (что было чистой правдой), а потому «единственным реальным ресурсом» ее подъема и модернизации является иностранный капитал [10] . Точности ради нужно заметить, что перонистский режим понемногу открывал двери зарубежным инвестициям уже с 1952 г., когда было подписано соглашение с итальянским концерном ФИАТ об организации в Кордове сборочного предприятия по выпуску автомобилей и тракторов. В 1953 г. совместно с американским капиталом и государственным участием была учреждена первая аргентинская автомобильная компания «Индустриас Кайсер Архентина», и в том же году Национальный конгресс принял закон, разрешавший иностранным компаниям, действовавшим в стране, переводить прибыли за границу. Но в 1955 г. Х.Д. Перон пошел еще дальше, допустив американскую нефтяную монополию «Стандард ойл» в святая святых – добычу нефти в Патагонии.

Вынужденная смена экономического курса свидетельствовала о недостаточной эффективности методов государственного регулирования, применявшихся перонистским руководством. Но, внеся коррективы в хозяйственную политику, Х.Д. Перон ясно продемонстрировал присущую ему гибкость и способность извлекать уроки из собственного опыта. Положительные результаты не замедлили сказаться. Правительству удалось поставить под контроль инфляцию, и в 1955 г. экономика выросла на 7 %. В более широком контексте было бы некорректно с научной точки зрения отрицать историческое значение социально-экономических реформ, проведенных Х.Д. Пероном. Несмотря на очевидную неудачу в достижении поставленных амбициозных («великодержавных») целей, баланс правления перонистов был далеко не так однозначен.

Case study

Итоги перонистского правления (1946–1955 гг.)

За десятилетие пребывания Х.Д. Перона у власти аргентинская экономика выросла на 48 % (в среднем на 4 % в год), а покупательная способность населения увеличилась на 41 %. Вместе с тем в повседневную жизнь аргентинцев впервые вошло такое разрушительное явление, как инфляция, позднее превратившаяся в почти постоянный кошмар национальной экономики. Важнейшим социально-экономическим изменением стало новое положение в обществе широких слоев трудящихся, которые существенно повысили долю своего участия в национальном богатстве, получили доступ к фундаментальным государственным услугам (в большинстве – бесплатным), начали играть заметную роль в политике. Курс на перераспределение доходов принес плоды не только в плане повышения благосостояния основной массы населения, но и в смысле расширения внутреннего рынка для растущей аргентинской промышленности. Главным стратегическим просчетом перонистов было противопоставление интересов аграрного сектора задачам развития национальной индустрии. Вместо того чтобы «суммировать» потенциалы двух составляющих реальной экономики, правительство Х.Д. Перона (особенно на первом этапе своей деятельности) стимулировало промышленный рост за счет недофинансирования и отставания сельского хозяйства. Аграрный сектор, исторически играющий исключительно важную роль в хозяйственной жизни, не получил необходимого модернизационного импульса в период, когда на глобальном уровне стремительно крепли позиции стран-конкурентов. Данное обстоятельство (наряду с неспособностью индустрии прочно закрепиться на все более конкурентных международных рынках) вело к ослаблению позиций Аргентины в мировой экономике и торговле.

Исследователь Пабло Бродер писал, что в период правления перонистов впервые в истории Аргентины была предпринята реальная попытка трансформировать отсталые общественные структуры и ощутимо улучшить условия жизни наименее имущих слоев населения68. Как мы видели, в данном отношении немало удалось сделать, и это осталось в социально-экономическом активе аргентинской нации, в памяти и сознании миллионов людей, до конца оставшихся верными своему лидеру. «Для большой части аргентинцев, – отмечал X. Тодеска, – перонистское десятилетие было временем исторического значения, когда богатая страна, о которой так много говорили, постучалась им в двери»69.

Перонистская волна модернизации стала важной вехой в хозяйственном развитии. Благодаря Х.Д. Перону Аргентина ощутимо продвинулась вперед в направлении создания основ современного социально ориентированного государства. Вместе с тем нельзя не учитывать и другие компетентные мнения, дополняющие наши представления об исторической роли перонизма. Речь, в частности, идет о таком явлении, как аргентинская апория, или присущая стране неразрешимая проблема – периодически возникающая неуправляемость («ингобернабилидад») общественными процессами, своего рода ступор власти, когда существующие государственные институты не в состоянии должным образом исполнять свои функции, и страна вступает в полосу кризиса. На протяжении XX в. (и в начале нынешнего) Аргентина неоднократно оказывалась в такой критической ситуации, платила за нее чрезвычайно высокую социальную цену. Эндемический характер явления неуправляемости многие исследователи связывают именно с перонизмом, чей выход на политическую арену разделил аргентинскую нацию почти пополам и создал следующий жесткий алгоритм национального политического процесса: либо перонисты сами находятся у власти, либо они чрезвычайно затрудняют (если не делают абсолютно невозможным) правление других социальных сил. Поэтому одной из ключевых, но трудно выполнимых задач политического процесса стал поиск выхода из обозначенного порочного круга, преодоление раскола общества и сплочение его ради достижения стратегических целей общественного развития.

Фактом является то, что феномен перонизма очень по-разному трактовался и продолжает трактоваться политиками и исследователями как в самой Аргентине, так и (особенно) за рубежом. Для одних он выступал аргентинским вариантом европейской левой, для других – своеобразной версией корпоративизма и фашизма, перенесенной на латиноамериканскую почву. Бесспорно одно: в перонизме органично совместились следующие элементы (составные части):

? идеологический прагматизм , позволивший лидерам движения эволюционировать от ортодоксального этатизма и дирижизма (их максимальным выразителем был, прежде всего, сам Х.Д. Перон) к либеральному рынку (реформаторы-монетаристы 1990-х годов во главе с К. Менемом);

? популизм или опора на беднейшие и консервативно настроенные слои населения, привлеченные популистскими лозунгами и конкретными акциями (достаточно вспомнить неутомимую деятельность на этой ниве Эвы Перон, по сей день остающейся главной героиней малоимущих аргентинцев);

? аргентинский лейборизм , обеспечивший превращение в социальную базу перонистского движения организованной части рабочего класса, создание массовых профсоюзов, сплоченных вокруг ХП;

? автаркическая модель позиционирования Аргентины в мире, с минимальными изменениями просуществовавшая вплоть до начала 1990-х гг.

Все это, вместе взятое, легло в основу оригинальной (автохтонной) аргентинской парадигмы общественного развития, которая, несмотря на частые политические зигзаги и потрясения, сохранялась до 1989 г., когда из водоворота кризиса и гиперинфляции возник новый, отличный от всех предыдущих, проект национальной модернизации.

Страница истории

Свержение правительства Х.Д. Перона

15 июня 1955 г. боевые группы, состоящие из сторонников консерваторов, радикалов и социалистов, совместно с военными моряками и представителями клерикальных кругов предприняли попытку государственного переворота. Расположенная перед президентским дворцом (Розовый дом) Майская площадь и некоторые другие центральные районы Буэнос-Айреса подверглись бомбардировкам авиацией ВМФ. В налетах участвовали 20 боевых машин, 364 человека были убиты, сотни ранены. Путч провалился, и его участники скрылись в соседнем Уругвае. После столкновения президент призвал нацию к спокойствию и диалогу, но его сторонники предприняли контратаку и сожгли несколько церквей и штаб-квартиру Соцпартии. Оппозиция ответила призывами к «свержению тирании», и 16 сентября 1955 г. армия отстранила Х.Д. Перона от власти. Активисты перонистского движения, включая деятелей ВКТ, готовы были продолжать борьбу и требовали раздачи оружия. Х.Д. Перон ответил отказом и эмигрировал сначала в Парагвай, а затем в Испанию. Ненависть к нему со стороны нового режима была настолько велика, что в 1956 г. специальным декретом власти запретили упоминать его имя, а Перонистская партия официально «вычеркивалась» из политической жизни страны.

Десаррольизм и кризис госрегулирования

Военные перевороты, длинная череда которых началась 6 сентября 1930 г. со свержением И. Иригойена, очень часто преследовали сугубо прагматические, как правило, политические цели, но в ряде случаев приводили и к серьезным изменениям в хозяйственной области. В частности, в 30-е годы прошлого века военный режим явно отступил от националистического курса правительства радикалов, ориентированного на стимулирование промышленного роста, и пошел навстречу интересам аграрной олигархии, чем на целое десятилетие затормозил прогрессивную перестройку аргентинской экономики, по существу, задержал развитие страны.

В 1955 г. не существовало веских экономических причин для государственного переворота. Несмотря на имевшиеся хозяйственные проблемы и ошибки перонистского руководства, экономическая ситуация отнюдь не была безнадежной, а страна нуждалась не в крутых поворотах и потрясениях, а в стабилизации положения и продуманных структурных реформах, своего рода «тонкой настройке». Ничего подобного пришедший к власти военный режим предложить не мог. Можно утверждать, что мотивация переворота была в чистом виде политической (ставилась задача, во что бы то ни стало «выбить» власть из рук перонистов). Действуя в направлении «деперонизации» страны, военные власти разогнали Национальный конгресс, ввели внешнее управление в провинциях, «перетряхнули» состав Верховного суда, назначили своих представителей на руководящие посты в университетах, провели массовые аресты видных перонистов. Политическую мотивацию переворота косвенно подтверждает и отсутствие у путчистов внятной экономической программы.

Поскольку пришедший к власти военный режим плохо представлял, что делать с экономикой, соломоновым решением стало поручить разработку программы необходимых мер в хозяйственной области самому известному латиноамериканскому экономисту того времени, аргентинцу Раулю Пребишу, занимавшему пост исполнительного секретаря престижной и влиятельной Экономической комиссии ООН для Латинской Америки (ЭКЛА, позднее – ЭКЛАК) и известному своими антиперонистскими взглядами.

Рауль Пребиш Выдающийся аргентинский экономист, один из создателей теории периферийной экономики и лидеров десаррольизма. Родился в 1901 г. в городе Тукуман в Аргентине, в 1923 г. окончил экономический факультет Университета Буэнос-Айреса. В течение многих лет сочетал научно-преподавательскую работу и государственную службу (был помощником министра финансов, директором Центрального банка). Мировую известность Р. Пребиш приобрел в качестве исполнительного секретаря ЭКЛА (1950–1963 гг.) и генерального секретаря Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) в 1964–1969 гг. В своих теоретических трудах и практической деятельности Р. Пребиш искал ответы на такие кардинальные вопросы глобального развития, как причины отсталости стран «третьего мира» и выработка стратегии их экономического роста. Им обоснованы и развиты идеи импортозамещающей индустриализации, региональной экономической интеграции в Латинской Америке, преобразования аграрных структур, программирования развития. Р. Пребиш выдвигал задачу выйти на «синтез социализма и экономического либерализма», беря все ценное и общественно полезное от того и другого и отсекая в них то, что в реальной жизни себя не оправдало. Скончался в Чили в 1986 г.

По просьбе властей Р. Пребиш представил аналитические доклады и сформулировал ряд рекомендаций, главными из которых были две: активное поощрение аргентинского промышленного экспорта в соседние латиноамериканские страны (в направлении будущей региональной интеграции) и развитие базовых отраслей индустрии. Последнее рассматривалось в качестве необходимого условия, гарантирующего устойчивость и сбалансированность платежного баланса, который в Аргентине в последние годы сводился с хроническим дефицитом. Кардинальную задачу Р. Пребиш видел в обеспечении макроэкономического равновесия, серьезно нарушенного в предшествующий период.

Военные лидеры правительства «де-факто» равнодушно отнеслись к предложениям маститого экономиста и, руководствуясь своего рода «висцеральным» антиперонизмом, во главу угла экономической политики поставили форсированный демонтаж основных хозяйственных и социальных механизмов и институтов, созданных при Х.Д. Пероне. Так, был разогнан ИАПИ, ослаблен контроль над ценами, осуществлено прямое вмешательство в дела ВКТ, приватизированы банковские депозиты, сделана попытка (неудачная) либерализации импорта и стимулирования экспорта сельскохозяйственных товаров. Коренному пересмотру подверглись приоритеты внешнеэкономических отношений Аргентины. На место проводившейся перонистами политики «равноудаленности» и «третьей позиции» пришел курс на тесное взаимодействие с Западом. Буэнос-Айрес вступил в МВФ и Всемирный банк, в качестве ассоциированного члена присоединился к Европейскому союзу платежей (впоследствии – Парижский клуб)70, предпринял дополнительные шаги по привлечению в страну иностранного капитала с целью преодолеть ситуацию « внешнего удушения» [11] .

Кроме того, режим провел резкую девальвацию песо (его цена за 1 доллар США снизилась с 8,8 до 22 единиц) и внес коррективы в фискальную политику, отвечавшие интересам наиболее обеспеченных слоев населения. В итоге были практически перечеркнуты результаты, достигнутые перонистским правительством в деле перераспределения национального дохода в пользу наемных работников: их доля снова ощутимо снизилась, составив в 1957 г. 42 %71. В целом макроэкономические результаты правления военного режима были весьма скромными (см. табл. 1.10). В 1955–1957 гг. ВВП демонстрировал умеренный рост, сальдо внешнеторгового баланса оставалось отрицательным, увеличивался госдолг, набирала темпы инфляция.

В результате социально-экономическая политика военного режима вызвала широкое гражданское недовольство, и прежде всего со стороны многочисленных приверженцев перонизма, которые, несмотря на официальный запрет и гонения, в различных формах продолжали участвовать в политической жизни и оказывать заметное воздействие на общественную обстановку в стране. Столкнувшись с массовыми протестами и не добившись заметного улучшения экономического положения Аргентины, правящая хунта пошла на проведение в феврале 1958 г. президентских выборов, на которых победу одержал лидер одного из течений в радикализме, видный сторонник теории десаррольизма Артуро Фрондиси, приступивший к выполнению обязанностей главы государства в мае того же года.

Таблица 1.10 Динамика макроэкономических показателей в 1956–1963 гг. (млн дол.)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 172, 450, 527, 546, 592.

Страница истории

Десаррольизм

Реформистская экономическая теория, получившая свое название от испанского слова desarrollo (развитие) и имевшая широкое хождение в странах Латинской Америки в 50-е и 60-е годы прошлого века. Идеологи десаррольизма (Р. Пребиш, Ф. Эррера, ХА. Майобре, А. Фрондиси, Р. Фрихелио и др.) ставили главной задачей ускорение экономического роста латиноамериканских государств на путях ускоренной индустриализации с активным участием иностранного капитала, проведение аграрных преобразований, укрепление госсектора, а в социально-политической сфере – развитие демократических порядков и обеспечение основных гражданских прав и свобод самых широких слоев населения. Многие приверженцы десаррольизма последовательно выступали решительными сторонниками латиноамериканской экономической интеграции и повышения роли региона в системе мирохозяйственных связей.

Правительство А. Фрондиси внесло глубокие качественные изменения в экономическую политику. Оно предложило новую стратегию развития и собственный взгляд на способы выравнивания платежного баланса, ставшего к тому времени (и, как оказалось, на долгие годы) одной из центральных макроэкономических проблем. Главным тезисом правительственного « мозгового центра», который возглавил известный экономист десаррольистского толка Рохелио Фрихелио, был следующий. Экономические трудности Аргентины в решающей степени детерминированы ее структурной зависимостью от импорта базовых промышленных товаров (металлы, химические продукты и т. д.), а также энергоносителей [12] . Отсюда – кардинальная задача приоритетного динамичного развития именно указанных отраслей. При этом главным рычагом хозяйственного подъема, по мнению кабинета А. Фрондиси, должен был стать иностранный капитал, а в качестве важного дополнительного источника финансирования – внутренние накопления, которые предполагалось обеспечить за счет дальнейшего перераспределения национального дохода в пользу предпринимательского класса72.

Вполне можно сказать, что с приходом правительства А. Фрондиси была предпринята еще одна попытка сконцентрироваться на вопросах индустриального развития, в известном смысле продолжая и углубляя политику, начатую Х.Д. Пероном. Вместе с тем между перонистской и десаррольистской моделями индустриализации была существенная разница: десаррольисты делали ставку не только (и не столько) на государственный сектор, сколько на частный аргентинский и иностранный капитал. Большое внимание новые власти уделяли росту внутренних накоплений, увеличению производственных капиталовложений, уже ставшему традиционным замещению импорта и поиску рынков для экспорта73. В конкретном плане десаррольистская стратегия образца конца 50-х годов прошлого века включала в себя пять главных инструментов:

? увеличение добычи нефти с целью выхода на полное самообеспечение этим важнейшим энергоносителем, что должно было дать значительную экономию средств за счет сокращения импорта;

? развитие металлургической промышленности как базовой отрасли для подъема всей аргентинской индустрии;

? создание современной инфраструктуры (в первую очередь строительство дорог, мостов и аэропортов) в качестве необходимой предпосылки экономического объединения страны и стимула для роста автомобильной отрасли;

? децентрализация национальной экономики, сконцентрированной в провинции Буэнос-Айрес и федеральной столице, путем приоритетного финансирования индустриальных проектов в других провинциях Аргентины, включая наиболее отсталые в хозяйственном отношении;

? осуществление этой стратегии одновременно по всем названным направлениям, что получило наименование «шоковой терапии» и мыслилось в качестве эффективного средства «встряхнуть» аргентинскую экономику.

Реализация экономической политики команды десаррольистов имела в качестве ключевого момента подписание в декабре 1958 г. соглашения stand by с МВФ, которое фиксировало некоторые принципиальные элементы нового курса: полный отказ от контроля над ценами, девальвация и введение свободного рыночного курса песо, либерализация внешней торговли, жесткое ограничение роста заработной платы. Одновременно был принят закон, уравнивавший иностранный капитал в правах с национальным и снимавший все ограничения на перевод прибылей за границу. Знаковым актом политики А. Фрондиси стала передача в концессию до 1982 г. американской корпорации «Амоко» крупнейшего в стране нефтяного месторождения «Серро Драгон», открытого специалистами государственной компании «Ясимьентос петролиферос фискален (ЯПФ) в 1957 г.74

Принятые меры экономического характера были в целом положительно восприняты зарубежными и местными инвесторами и стимулировали приток капиталовложений в такие отрасли, как нефтяная, автомобильная, энергетическая, транспорт и связь. Если в период 1952–1958 гг. в страну в среднем в год поступало 70 млн дол. иностранных инвестиций, то в 1959–1961 гг. этот показатель поднялся до 300 млн дол.75 Кроме того, либерализация импорта позволила ощутимо увеличить ввоз нового оборудования, необходимого для технического перевооружения аргентинской промышленности. Его доля в общем объеме импортных закупок выросла с 23 % в 1959 г. до 32 % в следующем76.

Самым слабым местом и ошибкой стратегического масштаба экономической политики десаррольистов была недооценка роли и потенциального значения аргентинского экспорта, в том числе аграрного. Данное обстоятельство имело свои объяснения. Первое — общетеоретического характера – сводилось к тому, что сельскохозяйственное производство по своей природе «неэластично », т. е. его объемы невозможно в короткие сроки существенно (а главное – гарантированно) увеличить, и это является естественным ограничителем устойчивого расширения внешней торговли Аргентины. Второе объяснение – конъюнктурного свойства. 50-е и 60-е годы прошлого века – период глубоких качественных изменений в мировой торговле, сопровождавшихся заметным ухудшением условий товарообмена для стран – экспортеров comodities, сырьевых и сельскохозяйственных продуктов: цены на многие из них падали абсолютно (см. табл. 1.11) и относительно промышленных (прежде всего – технически сложных) изделий и новейших технологий. В этих условиях, по мнению десаррольистов, происходило следующее: недооцененный аргентинский экспорт обогащал зарубежных импортеров, а сами производители несли убытки. Отсюда следовал во многом ложный и ошибочный (в силу своей односторонности) вывод – экспортные поставки не выгодны стране и следует сосредоточиться на развитии внутреннего рынка {развитие вовнутрь) и добиваться создания подлинно интегрированной национальной экономики, располагающей всеми необходимыми отраслями, включая базовые, для самостоятельного стабильного роста.

Таблица 1.11 Экспортные цены на основные сельскохозяйственные товары Аргентины (в дол. за 1 т)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 458, 459.

Последствием такого подхода стал беспрецедентный рост внешнеторгового дефицита (экспорт не поощрялся, а импорт машин и оборудования быстро увеличивался), составивший в сумме за 1960–1962 гг. свыше 806 млн дол. и покрывавшийся за счет притока иностранных капиталовложений и заимствований на международных финансовых рынках. Именно в этот период происходит очередной «всплеск» государственной задолженности Аргентины: с 1 178 млн дол. в 1960 г. до 3 706 млн дол. в 1962 г.77 Таким образом, всего за трехлетие суверенный долг страны увеличился в три с лишним раза. Это неизбежно закладывало мину замедленного действия под весь процесс хозяйственного развития, поскольку в обозримом будущем предполагало существенное увеличение платежей по обслуживанию задолженности.

Противоречивые итоги экономического курса правительства А. Фрондиси стали очевидны уже в 1962 г. С одной стороны, были достигнуты определенные результаты в укреплении индустриальной базы. Важнейшими из них стали: рост добычи нефти почти в 3 раза по сравнению с 1958 г. (с 5,7 до 15,6 млн куб. м) и более чем тройное увеличение производства природного газа (с 1,7 до 6,2 млрд куб. м), что означало выход Аргентины на самообеспечение этими важнейшими энергоресурсами78. Но одновременно аргентинская промышленность в целом не становилась более конкурентоспособной, что явилось следствием ее почти исключительной ориентации на внутренний рынок. К слову сказать, и зарубежные инвесторы, следуя правительственному курсу, полностью «замыкались» на местного потребителя и не расширяли экспортные возможности страны. Между тем внутренний аргентинский рынок не являлся достаточно емким (ни по количеству потребителей, ни по покупательной способности основной массы населения), чтобы обеспечивать такой масштабный сбыт промышленной продукции, который бы позволил ощутимо снизить производственные издержки и повысить конкурентоспособность товаров. Эта ситуация в значительной мере дискредитировала экономические идеи десаррольистов, поскольку реальное положение дел очевидно расходилось с обещанными результатами.

Сложный клубок острых конфликтов образовался в социально-политической сфере. Недовольство широких слоев населения вызывала политика замораживания реальной заработной платы и рекордная на тот момент инфляция, составившая в 1959 г. 113,7 % и в полной мере не компенсированная в последующие годы коррекциями доходов работающих по найму. Правительство искало возможности ослабления общественной напряженности и пошло на отмену наложенного на перонистов запрета заниматься политической деятельностью. Тем самым делалась попытка расширить социальную базу политики десаррольизма и консолидировать общество. Этот шаг Розового дома насторожил верхушку вооруженных сил, которая в течение всего срока пребывания у власти А. Фрондиси «накапливала» на него «компромат», периодически оказывала давление и ждала удобного момента для решительного вмешательства в ход событий [13] . Такой момент настал, когда А. Фрондиси, который «колебался» в кубинском вопросе, встретился (о ужас!) с Э. Че Геварой и предложил свои услуги посредника для урегулирования конфликта между американским Белым домом и революционным руководством Гаваны. Реакция со стороны аргентинской армии последовала незамедлительно, и 28 марта 1962 г. правительство десаррольистов было свергнуто.

Поставленный военными на пост президента председатель сената Национального конгресса радикал Хосе Мария Гидо «просидел» в кресле главы государства полтора года и за этот небольшой срок сменил пятерых министров экономики, чья короткая и мало вразумительная деятельность привела к рецессии и только усугубила имевшиеся хозяйственные и финансовые проблемы. Очередная «смена президентского караула» произошла в октябре 1963 г., когда в результате победы на выборах в Розовом доме обосновался еще один представитель ГРС – Артуро Ильиа.

Его приход к власти произошел в обстановке давно невиданного и для многих совершенно неожиданного экономического подъема, пришедшего на смену довольно глубокому спаду. Если в 1962 и 1963 гг. ВВП сокращался соответственно на 1,6 и 2,4 %, то в 1964 г. – вырос на 10,3 % (самый высокий показатель с 1947 г.), а в 1965 г. – еще на 7,1 %. Анализируя причины такого хозяйственного оживления, можно отметить следующее. Во-первых , дали о себе знать требовавшие времени результаты некоторых мер десаррольистов по развитию местной промышленности и привлечению иностранных инвестиций. За прошедшие годы возникли новые сравнительно современные производства, теперь заработавшие в полную силу. Во-вторых , и это, наверное, главное, в 1964–1965 гг. были собраны рекордные урожаи зерновых (см. табл. 1.12), позволившие очень существенно увеличить экспорт и обеспечить суммарный профицит внешнеторгового баланса в размере 1 130 млн дол.79

Таблица 1.12 Производство и экспорт основных сельскохозяйственных культур (тыс. т)

Источник. Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 268, 269, 616.

На этом благоприятном фоне правительство А. Ильии осуществило очередной (в истории Аргентины) поворот на 180 градусов и кардинальным образом изменило курс экономического развития. Выступая с подчеркнуто националистических позиций, Розовый дом аннулировал или существенно изменил договоренности с иностранными нефтяными компаниями (в частности, пересмотрел условия концессии месторождения «Серро Драгон»), разорвал соглашение stand by с МВФ, воспрепятствовал участию Всемирного банка в бизнесе отдельных аргентинских компаний. Как писал А. Феррер, эти шаги правительства означали «решительный разрыв с линией на сотрудничество с международным финансовым сообществом, которую… проводили три предыдущих администрации. Поэтому неудивительно, что в период 1963–1966 гг. последовало бегство капиталов, превысившее в среднем 100 млн дол. в год»80.

Вопреки столь ощутимому оттоку инвестиций аргентинские власти, используя средства от растущего экспорта, проводили экспансионистскую финансовую политику, наращивая денежную массу, увеличивая государственные расходы и повышая заработную плату. За один 1964 год предложение денег (денежный агрегат М3) возросло на 40 %, а реальная заработная плата между 1963 и 1965 гг. поднялась почти на 20 %. Более полная загрузка производственных мощностей позволила увеличить выпуск промышленной продукции на 15 % в 1964–1965 гг. и существенно снизить уровень безработицы: с 8,8 % в 1963 г. до 5 % в 1966 г.81

Правительство А. Ильии несколько выправило те перекосы в макроэкономической и социальной ситуации, которые образовались в связи с рецессией и политикой сдерживания роста заработной платы, проводимой в предшествующий период. Несмотря на рискованные и не вполне продуманные и обоснованные действия в отношении международного финансового капитала, курс радикалов в целом создавал условия для дальнейшего поступательного роста экономики и в будущем, при прочих благоприятных условиях (и с учетом необходимых коррекций), мог послужить основой для выработки долговременной стратегии хозяйственного развития. Но, как показали последующие события, будущего у правительства А. Ильии не было. В июне 1966 г. оно было свергнуто в результате очередного военного переворота.

Как признают многие исследователи, причины свержения правительства радикалов (и на этот раз) не имели прямого касательства к экономическим вопросам и лежали исключительно в политической сфере, отражая ожесточенную борьбу за власть между различными секторами вооруженных сил, основными партиями и группами влияния [14] . У многих тогда возникло сильное желание, перехватив управление страной, воспользоваться благоприятной внутренней и внешней конъюнктурой и «порулить» ситуацией, поставив под свой контроль главные финансовые потоки. Это объясняет и тот факт, что, придя к власти, военная хунта (ее возглавил генерал Хуан Карлос Онганиа) отнюдь не спешила предпринимать какие-либо резкие шаги в экономической области. Только в марте 1967 г. были сформулированы новые (вернее, старые) принципы хозяйственной политики, сделавшие понятной социальную и экономическую ориентацию правившего режима.

Очередное правительство де-факто, отражая интересы доминировавшей в тот момент группировки в вооруженных силах, определилось с главными (по его мнению) действующими лицами аргентинской экономики. На эту роль были «назначены»: иностранные компании, действовавшие в наиболее динамичных отраслях; ведущие государственные предприятия; финансовый сектор. Именно эти хозяйственные акторы, по замыслу режима, должны были стать и основными движителями экономики, и приоритетными получателями разного рода привилегий и льгот из рук государства. Действуя в таком духе, Розовый дом, например, восстановил статус-кво в отношениях с «Амоко», отменив ограничения, наложенные кабинетом А. Ильии. Однако на практике совместить разновекторные интересы трех различных сегментов аргентинского бизнес-сообщества оказалось непросто. В частности, правительство приняло меры в фискальной области (повышение налогов и отчислений на социальные нужды), которые привели к перераспределению доходов в пользу госсектора, что, вполне естественно, вызвало неудовольствие не только частного бизнеса, но и целого ряда профсоюзов, поскольку обернулось новым снижением жизненного уровня наемных работников.

Военные оставались у власти до конца мая 1973 г. (почти семь лет) и за все это время не внесли в экономическую политику кардинальных изменений, в целом продолжая прежний курс, можно сказать, на «автопилоте». Может быть, поэтому в указанный период ВВП страны неуклонно увеличивался (см. табл. 1.13), хотя темпы роста не отличались равномерностью.

Таблица 1.13 Динамика макроэкономических показателей в 1964–1973 гг. (млн дол.)

Составлено по: Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 173, 450, 527, 528, 546, 592, 593.

Определенных положительных сдвигов добился министр Адальберт Кригер Васена, который руководил экономикой с января 1967 по июнь 1969 г. Комбинируя некоторые ортодоксальные и гетеродоксальные макроэкономические решения, он в известной мере примирил националистов с либералами и сделал акцент на масштабных инфраструктурных и промышленных проектах: возведение гидроэлектростанций, расширение сети шоссейных дорог, строительство первой в Латинской Америке атомной электростанции «Атуча I». Отдельные наблюдатели даже называли проводимую в тот период политику «перонизм без Перона», что, разумеется, означало выдавать желаемое за действительное. Тем не менее известная преемственность (по отношению к десаррольистам) хозяйственного курса была очевидна и приносила свои позитивные плоды. 1964–1973 гг. в экономической истории Аргентины отмечены опережающими темпами развития промышленности (в среднем 1 % в год при росте ВВП на 5 %) и повышением доли индустриальных товаров в экспорте с 3 до 20 % при общем увеличении экспортных поставок более чем в 2 раза.

Оценивая результаты второй волны модернизации (см. табл. 1.14), отметим следующее. Во-первых, в значительной мере была решена фундаментальная задача – на базе импортозамещающей индустриализации произошла смена сложившейся в первой трети XX в. аграрно-экспортной модели экономического роста. В начале 1970-х гг. аргентинская экономика обрела новое лицо, превратилась в заметно более диверсифицированный и современный хозяйственный организм. Национальная индустрия заняла ведущее место в производственной структуре, отодвинув аграрный сектор на второй план. Во-вторых, модернизация была инициирована государством, которое пришло в экономику (в том числе в качестве предпринимателя) и осталось в ней на несколько десятилетий. В-третьих, существенно изменилось само аргентинское общество, его социальная структура. Ощутимо возросла роль профсоюзов, впервые получивших право политического голоса. Вместе с тем данный модернизационный проект (назовем его перонистско-десарролъистский) не был реализован в полной мере. Он натолкнулся на препятствия, отражавшие отсутствие внутриэлитного консенсуса и в конечном счете обернувшиеся рядом военных путчей и переворотов. Заработали технологии антимодернизационного торможения. Запущенная программа структурной перестройки не смогла воплотиться в осознанный общенациональный мегапроект развития на сколько-нибудь длительную историческую перспективу. Прерывистые попытки модернизации приносили определенные плоды, но были не в состоянии радикально изменить положение Аргентины в мировой экономике. Созданные промышленные отрасли (в силу своей относительной слабости и низкой конкурентоспособности) не сумели занять место аграрного сектора в структуре национального экспорта, и страна осталась в мировом разделении труда в роли преимущественно поставщика сельскохозяйственной продукции.

Конечно, важное значение имел и тот факт, что в Аргентине, благодаря усилиям сначала перонистов, а затем десаррольистов, сформировалось государство с развитой системой социальной защиты населения, реальным широким доступом к бесплатному образованию, включая высшее, и продвинутым здравоохранением, охватывавшим практически всех граждан. Аргентинское общество отличалось сравнительно высокой (по латиноамериканским меркам) социальной мобильностью и наличием разнообразных и активных гражданских институтов. Однако все это не уберегло Аргентину от сильнейших политических и социально-экономических катаклизмов, перечеркнувших не слишком длительный период относительного процветания.

Таблица 1.14 Модернизация в рамках модели импортозамещающей индустриализации (вторая волна, 1940—1960-е гг.)

Размышляя о причинах последовавшего общественного «срыва», можно прийти к следующим заключениям. Первое. Сам по себе экономический рост не гарантировал перманентного социального спокойствия и окончательного политического примирения. Несмотря на очевидную взаимосвязь и взаимовлияние общественных процессов, политика жила своей жизнью, и различные участники политического процесса в конкретных условиях Аргентины были готовы в любой подходящий для этого момент выступить со своими требованиями и прибегнуть к методам, далеко выходившим за рамки демократического и конституционного поля. Второе. Экономика оказалась заложницей политики, поскольку направления и характер хозяйственного развития в значительной мере подчинялись вполне определенным (часто сугубо конъюнктурным) политическим целям, интересам и расчетам. Вопреки расхожей марксистской формуле «политика – концентрированное выражение экономики» общественная обстановка в Аргентине развивалась в русле иной логики. Нараставшее недовольство, основанное не только на чувстве социальной неудовлетворенности, но и на усиливавшейся политической конкуренции, стало с годами выливаться в массовые беспорядки, ожесточенные и кровавые столкновения с властями (например, в Кордове в мае 1969 г.), жестокие террористические акты, направленные против военных, политиков, профсоюзных деятелей, бизнесменов и интеллектуалов [15] . В стране набирали силу ультранационалистические настроения, усилились требования «аргентинизации» экономики, дальнейшего расширения госсектора. Уже ставший традиционным раскол страны на перонистов и антиперонистов дополнился новыми линиями размежевания, принимавшими все более глубокий и угрожающий характер. В обстановке террора и растущей политической неустойчивости вопросы экономической политики и модернизации, несмотря на их стратегическую значимость, вновь отошли на задний план. На авансцену общественной жизни вышли проблемы восстановления национального единства и управляемости политическими и социальными процессами. Возникла острая потребность в общенациональном лидере, способном вывести нацию из кризиса и положить предел опасному противостоянию и сползанию к гражданской войне.

Глава 2 Эпоха турбулентности и общественного противостояния

Нет ничего более эластичного, чем экономика, которую все боятся, потому что никто ее не понимает.
Хуан Доминго Перон

В Аргентине очень мало предпринимателей, готовых конкурировать. Большинство привыкло добиваться преимуществ в коридорах Розового дома.
Ален Турен, французский социолог

1973–1982 годы стали в аргентинской истории одним из самых сложных и драматичных десятилетий. На него пришлись трагические события: беспрецедентное по своей остроте и жестокости внутриполитическое столкновение противоборствующих сил и первый за сто с лишним лет вооруженный конфликт с иностранным государством – так называемая Мальвинская война с Великобританией в районе Южной Атлантики. В экономическом плане это также было непростое время, вместившее в себя попытки реализовать диаметрально противоположные хозяйственные проекты. С одной стороны, имело место своего рода «второе издание» традиционного перонистского курса на укрепление принципов государственного дирижизма, с другой – состоялась первичная и в целом неудачная имплантация в аргентинскую действительность неолиберальных подходов (монетаристский «фальстарт»), получивших в тот период распространение как в центрах мирового капитализма (Великобритания М. Тэтчер и США Р. Рейгана), так и в некоторых латиноамериканских странах (например, в Чили А. Пиночета). В результате задачи модернизации были отброшены, и Аргентина усугубила свое отставание от передовых государств.

Политический реванш и экономический провал перонистов

В условиях опасного нагнетания внутренней напряженности произошло почти невероятное событие: основные политические силы страны, включая часть военного руководства, перед лицом надвигавшихся угроз пришли к согласию о необходимости восстановления демократических процедур и проведения всеобщих выборов с участием всех основных партий, включая Хустисиалистскую. В результате перонисты одержали электоральную победу, и после нескольких промежуточных маневров тактического характера Х.Д. Перон в сентябре 1973 г. выиграл новые выборы и в третий раз стал президентом Аргентины. При этом он и его вторая жена Мария Эстела Мартинес де Перон (Исабель Перон), кандидат в вице-президенты, получили 62 % голосов. Интересный исторический факт. Х.Д. Перон вернулся в Аргентину 17 ноября 1973 г. (после семнадцати лет и двух месяцев изгнания) чартерным рейсом авиакомпании «Алиталия» в сопровождении 153 видных деятелей перонистского движения, в числе которых было четыре будущих президента, включая Карлоса Менема. В столичном аэропорту «Эсейса» Х.Д. Перона встречала многотысячная восторженная толпа. По такому случаю ВКТ объявила всеобщую национальную забастовку, и военному режиму не осталось ничего другого, как объявить 17 ноября нерабочим днем82.

Триумфальное возвращение перонистского лидера говорило о многом. Во-первых, это было свидетельством поразительной живучести хустисиалистских идей, их глубокого укоренения в сознании широких слоев населения. Во-вторых, военные режимы на тот момент исчерпали свои возможности выступать в роли своего рода национального арбитра или «последней инстанции» в решении конфликтных ситуаций. И в-третьих, хотя и с трудом, но пробивала себе дорогу тенденция к конструктивному взаимодействию различных общественных сил, заинтересованных в сохранении конституционного строя. Тенденция, которая не была закреплена, не стала доминирующей и в конечном счете на длительный период оказалась похороненной в ходе яростных идеологических и политических столкновений, принявших форму квазигражданской войны.

Еще одно принципиальное замечание. Новое пришествие перонизма во власть состоялось в условиях (национальных и международных), разительно отличавшихся от условий периода 1940-х и 1950-х гг. Изменилась Аргентина, ее экономика стала более диверсифицированной, более сложной. В значительной степени были израсходованы резервы роста государственных предприятий и вычерпаны возможности финансировать развитие индустрии за счет аграрного сектора. Существенно ограничились ресурсы перераспределения национального богатства между различными категориями населения: сокращение доли доходов занятых по найму неизбежно вызывало сопротивление профсоюзов. В свою очередь, уменьшение массы прибылей предпринимателей вело к снижению капиталовложений в экономику. Заметно сужалось поле для политического маневра, и ограничивались возможности перонизма проводить значимые социально-экономические трансформации в рамках существовавшей общественной парадигмы.

Кардинальные изменения произошли на международной арене и в Латиноамериканском регионе, что также накладывало свой отпечаток на обстановку в Аргентине. Кризис Бреттон-Вудской валютной системы, либерализация обменных курсов валют ведущих индустриально развитых стран, шок взлета нефтяных цен (с 3 до 12 дол. за баррель к марту 1974 г.) в первой половине 1970-х гг. потрясли мировую экономику, оказавшуюся в глубокой рецессии, и заставили по-новому взглянуть на многие макроэкономические проблемы хозяйственного развития. В центрах капитализма (особенно в Великобритании и США) в экономической науке и практике лидирующие позиции заняли адепты неолиберализма и монетаризма, решительно потеснившие еще недавно доминировавших сторонников кейнсианской модели.

Не осталась в стороне от общемировых потрясений и Латинская Америка, по которой прокатилась волна кризисов и военных переворотов (напомним свержение Сальвадора Альенде в Чили, установление правоавторитарного режима в соседнем с Аргентиной Уругвае, жесткую диктатуру Уго Бансера в Боливии). Уровень социального и политического противостояния редко когда был столь высоким, и Аргентина в известном смысле оказалась в эпицентре быстро разворачивавшихся драматических событий. Все это означало одно: проблемы аргентинской действительности «завязались» в столь тугой узел, что не имели простых и легких решений, к которым всегда был склонен Х.Д. Перон [16] . Изменившаяся ситуация требовала нетривиальных, всесторонне проанализированных и обоснованных подходов, учитывавших весь комплекс внутренних и внешних факторов. Как выяснилось, перонизм, придя к власти со старым идейно-политическим багажом, не был к этому готов ни с точки зрения теории, ни с позиций практики.

Шагом на пути формирования нового экономического курса стало принятие Акта национального согласия (или Общественного договора ), подписанного представителями ведущих предпринимательских объединений, профсоюзов и государства. Документ предусматривал установление строгого контроля над ценами и заработной платой с целью снижения инфляции и стабилизации денежно-финансовой ситуации. Одновременно на 209 % был увеличен налог на землю, существенно повышены экспортные налоги («retenciones») на сельскохозяйственную продукцию и снижены внутренние цены на мясо. Достигнутая трехсторонняя договоренность привела к относительному росту цен на промышленные товары и крупным государственным субсидиям отдельным (наиболее капиталоемким) отраслям индустрии83. В первой половине 1974 г. (по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года) субсидии промышленности в постоянных ценах выросли на 151 %, поглотив 52,2 % фондов, полученных за счет налогообложения сельскохозяйственного экспорта84. Подобного рода «экономический фаворитизм» индустриального сектора вызвал недовольство различных предпринимательских кругов, в первую очередь аграриев и влиятельного Аргентинского торгового союза, членов которого не устраивало повышение цен на промышленные товары.

Давая оценку программе перонистов в экономической сфере в 1970-е гг., Хулио Севарес писал, что это была «последняя попытка выстраивания националистической модели импортозамещающей индустрии, основанной на идее классового сотрудничества»85. Перонисты разработали и провели через конгресс целый пакет законов, затрагивавших практически все аспекты хозяйственной деятельности: промышленное производство, трудовые отношения, финансовую и налоговую системы, иностранный капитал, малый и средний бизнес, аграрные отношения. Эти нормы в своем большинстве не получили практического воплощения и остались на бумаге, но сама их идеология, а также отдельные «продавленные» решения (например, традиционная попытка «выжать» как можно больше налогов из аграрного сектора) сыграли негативную роль, лишив сельскохозяйственных предпринимателей стимулов к расширению производства и усугубив раскол в местном бизнес-сообществе. Другим результатом хозяйственной политики перонистов явилось также характерное для них расширение госсектора: число занятых на его предприятиях выросло с 310 тыс. человек в 1970 г. до 433 тыс. в 1976 г., т. е. практически на 40 %. Одновременно неоправданно увеличивалось количество государственных служащих всех уровней – в общей сложности почти на 28 %, что неизбежно влекло за собой ощутимый рост бюджетных расходов86.

В целом финансовая и бюджетно-налоговая политика правительства И. Перон имела катастрофические итоги. Если в 1970 г. собираемые налоги покрывали свыше 80 % расходной части бюджета, то в 1975 г. этот показатель снизился до 25 %, а в первом квартале 1976 г. – до рекордно низкого уровня в 20 %87. Как следствие – стремительный рост суверенной внешней задолженности с целью «залатать» возникшую в бюджете огромную брешь. Именно в середине 1970-х гг. долг иностранным кредиторам вновь приобретает угрожающе большие масштабы (см. табл. 2.1) и превращается в один из наиболее болезненных и конфликтогенных вопросов экономического развития.

Таблица 2.1 Динамика макроэкономических показателей в 1974–1976 гг. (млн дол.)

Составлено по: Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 173, 450, 527, 528, 546, 592, 593.

Столкнувшись с нарастающим валом социально-экономических проблем, правительство И. Перон начало лихорадочно изыскивать новые формулы стабилизации хозяйственного положения, все дальше отдаляясь от базовых идеологических и политических принципов перонизма. Причем принимаемые властью решения нередко находились за гранью политических (и экономических) реальностей и хозяйственной целесообразности.

Страница истории

«Родригасо», или «План, который потряс страну»

Так в аргентинской печати окрестили программу Селестино Родриго, который за 49 дней пребывания на посту министра экономики предпринял попытку с помощью «шоковой терапии» сдержать инфляцию и оздоровить финансовую ситуацию в стране. Вступив на должность 2 июня 1975 г., С. Родриго уже 4-го числа того же месяца издает декрет о девальвации песо на 61,5 %, повышении цены на бензин на 172 % и тарифов на электричество и газ в среднем на 60 %. Одновременно проводится полная либерализация ставок банковского процента и снимаются все ограничения на деятельность иностранного капитала. В обстановке всеобщей паники начинаются долгие и крайне тяжелые переговоры правительства с профсоюзами. В качестве компенсации им предлагается повышение заработной платы на 38 %, что, разумеется, и отдаленно не устраивает руководство ВКТ, которое отвергает план «затягивания поясов» и объявляет 48-часовую всеобщую забастовку. Прямые угрозы делаются в адрес И. Перон. Она не выдерживает давления перонистской «профсоюзной гвардии», и Розовый дом «дает задний ход»: заработная плата повышается на 130 %. План «Родригасо» рухнул, а сам министр 21 июля подал в отставку. Первая в истории Аргентины попытка решить структурные проблемы национальной экономики монетарными методами была «отбита» организованным рабочим движением, продемонстрировавшим свою силу. Но реальные вопросы хозяйственной модернизации страны остались без ответа.

Провал плана «шоковой терапии» еще больше раскрутил спираль инфляции. Данные в табл. 2.1 показывают, как с 1975 г. годовой индекс роста цен в Аргентине стал выражаться трехзначной цифрой. На практике это означало обесценение денег и снижение уровня жизни большинства населения. В 1975 г. реальная заработная плата (несмотря на вырванное профсоюзами повышение) снизилась на 5 %, а уже в следующем году «обрушилась» почти на 35 %88. Ситуация усугублялась и крайне запутанным валютным регулированием, наличием параллельных обменных курсов песо – официального и свободного, а также контрпродуктивной практикой произвольного определения властями размеров банковского процента, существованием «черного рынка» определенных видов потребительских товаров и расцветом финансовых махинаций. «Экономика, – констатировал А. Феррер, – погрузилась в спекулятивное болото…»89 Аргентина перестала быть моделью роста и обретала все признаки модели хозяйственного упадка. Таким образом, бесславно завершался сложный и неоднозначный период политики активного государственного регулирования экономики. На ее завершающем этапе высшая власть в лице перонистского руководства не смогла адекватно оценить происшедшие в мире и стране перемены и выработать эффективные методы и механизмы управления, отвечавшие целям модернизации и требованиям нового исторического момента. Очередная попытка механически заменить «невидимую руку рынка» видимой рукой государства не принесла желаемых результатов. Более того, не сумев остановить волну террора и насилия (между 25 мая 1973 г. и 23 марта 1976 г. различные подрывные организации провели 6500 насильственных акций, в которых погибло 1358 человек)90, перонистская верхушка сама встала на путь репрессий, создав в недрах властных структур нелегальную террористическую группу ультраправого толка «Аргентинский Антикоммунистический Альянс» (Трише А). Эти факты окончательно дезавуировали кабинет Исабель Перон в глазах аргентинского общества. 24 марта 1976 г. в результате военного переворота ее правительство было свергнуто.

Страница истории

Военные и политика

Характерной чертой политического процесса в Аргентине, сближавшей страну с другими государствами Латинской Америки, являлось активное вмешательство в него представителей вооруженных сил. В период 1930–1976 гг. военные совершили шесть государственных переворотов (в 1930, 1943, 1955, 1962, 1966 и 1976 гг.) и неоднократно организовывали вооруженные выступления и другие акции силового давления на гражданские власти. Исторически на позиции армии сильное влияние оказывала аграрная олигархия, чьи представители долгое время формировали верхушку вооруженных сил. Это обстоятельство детерминировало антидемократический настрой аргентинской армии, ее приверженность консервативным взглядам и реакционным теориям типа концепции «внутреннего фронта», стремление «закатать под асфальт» политических противников. Не случайно исключительно острый характер носило противостояние армии и перонизма, несмотря на тот факт, что сам верховный вождь движения происходил из военной среды. В ряде случаев вооруженные силы покидали казармы и «маршировали в политику» в тот момент, когда выходили из строя другие механизмы власти или создавалась угроза общественного хаоса. Тогда государственные перевороты встречали массовую поддержку, которая впоследствии оборачивалась глубоким разочарованием в результатах правления военных. В целом вмешательство армии в политику нанесло серьезный ущерб демократическому развитию общества, затруднило становление и нормальное функционирование современной политической системы и гражданских институтов. Значительный урон понесла экономика, поскольку именно в условиях военных диктатур Аргентине особенно часто навязывались хозяйственные решения, не соответствовавшие стратегическим интересам ее развития. Обществу пришлось пройти через суровые испытания и освободиться от многих иллюзий, прежде чем армия вернулась в казармы и заняла подобающее ей место в жизни страны.

«Процесс национальной реорганизации» и политэкономия военных режимов. Аргентино-британский конфликт 1982 г

В 1970-е гг. экстремистские действия левых и правых, их иррациональное насилие, по существу, обеспечили своеобразное политическое алиби организаторам военного переворота 24 марта 1976 г. Политический парадокс: леваки атаковали правительство И. Перон во имя идеалов социализма и ради достижения социальной справедливости, но на его место пришел не легендарный герой революционеров Че Гевара, а самые ярые и непримиримые (говоря словами советской пропаганды тех лет – пещерные) антикоммунисты в лице военных каудильо.

Экономическая стратегия диктаторского режима может быть правильно понята лишь в контексте его более широкого видения аргентинских проблем и путей общественного развития. В качестве главной политической задачи военные рассматривали ликвидацию левого экстремизма и подавление любых проявлений несогласия и протеста. На практике все вылилось в проведение политики государственного терроризма, по своей жестокости не имевшей аналогов в аргентинской истории. Как впоследствии писал видный перонистский деятель Эдуардо Дуальде (президент Аргентины в 2002–2003 гг.), в 1976 г. военные «во имя свободы уничтожили эту самую свободу и под предлогом наведения порядка установили в стране кладбищенский порядок»91. С точки зрения путчистов, в свою очередь подчеркивал А. Феррер, «аргентинская нация отнюдь не состояла из тех 30 миллионов граждан, которые жили в стране, а сводилась только к хозяевам экономики, де-факто политическим лидерам и тем, кто безропотно признавали их власть»92.

Определив без ложной скромности свое правление как «Процесс национальной реорганизации» (впоследствии этот период в Аргентине стали именовать просто «Процессом»), члены военной хунты [17] на самом деле почти полностью «реорганизовали» страну, создав своего рода политический «парк юрского периода». Они добили остатки демократии, уничтожили тысячи людей – так называемые «исчезнувшие»93, круто трансформировали экономическую систему и втянули аргентинскую нацию в заранее проигранный вооруженный конфликт с заведомо более сильным противником – Великобританией в Южной Атлантике, который после 74 дней противостояния закончился безоговорочной капитуляцией Буэнос-Айреса.

В отличие от некоторых других военных режимов, приходивших к власти без четкой программы действий в хозяйственной области, лидеры «Процесса», судя по всему, были теоретически соответствующим образом подготовлены94. Уже 2 апреля 1976 г., т. е. через семь дней после переворота, министр экономики Хосе Альфредо Мартинес де Ос (известный бизнесмен, член совета директоров десятка крупных сельскохозяйственных и промышленных компаний), который уже занимал эту должность в течение нескольких месяцев 1963 г. в правительстве Х.М. Гидо, обнародовал план экономических преобразований, включавший следующие принципиальные пункты:

? определение нового, более низкого уровня реальной заработной платы. В период 1977–1978 гг. он оказался на 40 % ниже, чем в предыдущее пятилетие;

? ликвидация налогов на экспорт сельскохозяйственной продукции (явный сигнал, указывающий на отход от политики импортозамещающей индустриализации);

? отмена кредитов и субсидий, поощрявших экспорт нетрадиционных товаров (читай: промышленных изделий);

? сокращение социальных расходов, особенно в сфере здравоохранения и жилищного строительства;

? прогрессивное снижение импортных таможенных пошлин и в целом широкая либерализация внешней торговли;

? повышение тарифов на коммунальные услуги, главным образом предоставлявшиеся государственными компаниями;

? либерализация аргентинских финансового и валютного рынков;

? финансирование уже приобретавшего хронический характер дефицита государственного бюджета путем размещения суверенных долговых обязательств на международных рынках ценных бумаг;

? сокращение государственных расходов, а также уменьшение числа госслужащих и снижение, таким образом, дефицита федерального бюджета;

? приватизация принадлежащих государству промышленных предприятий и компаний в сфере коммунальных услуг95.

Очевидно, что главным в экономических планах новой власти было «распахнуть» внутренний рынок для международной конкуренции, осуществить кардинальные изменения в валютно-финансовой сфере и подготовиться к наступлению на позиции государственного сектора. По существу, впервые в истории Аргентины была анонсирована столь масштабная и комплексная программа откровенно неолиберального, монетаристского толка.

«Открытие» экономики осуществлялось по нескольким направлениям. Так, была проведена либерализация режима, регулировавшего деятельность иностранного капитала, который вновь уравнивался в правах с национальным предпринимательством. Существенным образом снижались импортные тарифы, ограждавшие местную промышленность от международной конкуренции. Если к моменту прихода военных к власти уровень таможенного обложения половины аргентинского импорта достигал 100 %, то по новым правилам максимальный импортный тариф устанавливался на уровне 40 %. Большой эффект имело введение завышенного обменного курса песо в отношении мировых валют. В результате импортные товары становились более дешевыми и вытесняли аргентинские изделия с внутреннего рынка. Таким образом, пишет А. Феррер, «был запущен механизм импортозамещения наоборот. Другими словами, местное производство замещалось импортом»96.

Сердцевиной экономического курса военного режима стала объявленная в июле 1977 г. реформа, которая предусматривала дерегулирование финансовой деятельности , либерализацию политики банковских процентных ставок и в целом поощряла и стимулировала кредитно-финансовую деятельность. Реформа в короткий срок спровоцировала невиданную активизацию посреднических и спекулятивных операций, привела к возникновению 2000 новых банковских отделений и превратила финансовые спекуляции в самый выгодный бизнес97. Одновременно правительство ввело механизм так называемой «таблички» (tablita) или «ползущей привязки » валютных курсов, известной в мире как «crawlingpeg». Эта система функционировала следующим образом. Государственные органы заранее обнародовали тенденцию изменения интервалютного паритета (обменного курса песо), заявив о намерении менять курс национальной валюты в направлении его постепенного снижения. Но именно постепенного, что давало возможность игрокам на валютных рынках заранее просчитывать свои операции и хеджировать риски. С другой стороны, в реальном измерении инфляция (фактическое обесценение песо) опережала официальное снижение его обменного курса, что «работало» на номинальное удорожание национальной валюты. В результате для той части общества, которая была прямо или косвенно связана с финансовыми операциями, настали исключительно благоприятные времена «сладких» (легких) денег, период «plata dulce», как говорили в Аргентине. «Тяжелый» или сильный песо использовался для скупки иностранной валюты, последующих инвестиций за рубежом, приобретения там недвижимости. Обеспеченные аргентинские граждане начали в серьезных масштабах вывозить капиталы за границу. Для них, похоже, вернулись времена «золотого века».

В другом положении оказались миллионы работавших по найму, и в первую очередь промышленные рабочие. Их материальная ситуация стала ухудшаться, поскольку другим ключевым моментом политики «Процесса» был курс на снижение доли наемных работников в национальном доходе. С этой целью военный режим распустил ВКТ, запретил проводить забастовки и другие акции протеста, внес антирабочие изменения в трудовое законодательство и периодически замораживал заработную плату. Физическое устранение особенно несговорчивых профсоюзных лидеров дополняло картину политики в отношении трудящихся. Однако наибольший ущерб материальным интересам граждан, работавших по найму, нанесла проводимая неолибералами, состоявшими на службе военной диктатуры, фактическая деиндустриализация страны, т. е. разрушение местного промышленного потенциала (в первую очередь в результате усилившейся иностранной конкуренции), что неумолимо вело к сохранению реальной заработной платы на относительно низком уровне (см. рис. 2.1).

Рис. 2.1. Реальная заработная плата (в песо в постояннных ценах 2004 г.)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 461.

По мнению профессора Университета Буэнос-Айреса Алехандро Ваноли, процесс деиндустриализации [18] был «обратной стороной государственного терроризма», поскольку в результате разорения тысяч предприятий (в первую очередь малых и средних) миллионы аргентинцев оказались практически выключены из нормальной социальноэкономической жизни. Вместо того чтобы, внеся необходимые коррективы в модель импортозамегцения, продолжить курс на индустриализацию страны, писал А. Ваноли, военный режим приступил к радикальным структурным изменениям с опорой на транснациональный капитал98. Также отметим, что на фоне (и за счет) терявшего позиции малого и среднего предпринимательства происходил интенсивный процесс концентрации капитала, возникали и усиливались крупные промышленные группы, «капитаны индустрии». Именно они, наряду с иностранными корпорациями, извлекли максимальную выгоду из экономической политики неолибералов. В выигрыше остались и ведущие производители, и экспортеры аграрной продукции, которые, как и в начале XX в., вышли на авансцену хозяйственной жизни. Начиная с этого периода, происходит складывание современного агропромышленного комплекса , который образуют сельскохозяйственные предприятия и компании, занятые переработкой аграрного сырья и производством и экспортом готовой продукции (промышленных товаров аграрного происхождения). Жестко фиксировалось место Аргентины в мировом разделении труда на длительную перспективу. Центры капитализма вполне устраивало такое положение дел.

Подтверждение этому – тот факт, что экономические шаги команды X. Мартинеса де Ос не остались незамеченными в мировых политических и финансовых кругах. В специальном документе, направленном в Государственный департамент, посол США в Аргентине Роберт Хилл отмечал, что новая политика Буэнос-Айреса в хозяйственной области соответствует американским интересам, и предлагал оказать Розовому дому помощь со стороны Экспортно-импортного банка с целью реструктуризации аргентинского внешнего долга. Одновременно МВФ, который незадолго до этого отказал в поддержке правительству И. Перон, весьма оперативно предоставил военным лидерам крупный кредит (126 млн дол.) для стабилизации финансового положения режима. Примеру МВФ последовала группа банков первой линии во главе с «Чейз Манхеттен Бэнк», мобилизовавшая кредитные ресурсы общим объемом 650 млн дол.99 На тот момент это были самые значительные финансовые средства, когда-либо полученные Аргентиной от частных банков на международном рынке капиталов.

Впрочем, это было только начало. В августе 1976 г. МВФ, охарактеризовавший экономическую программу X. Мартинеса де Ос как «серьезную» и «пользующуюся поддержкой, гарантирующей ее выполнение», выделил аргентинским неолибералам заем stand by размером 260 млн дол. [19] и подписал с ними письмо о намерениях с положительной оценкой проводившихся реформ. Через месяц уже Межамериканский банк развития (МАБР) выделил Буэнос-Айресу 750 млн дол., что было лишь частью беспрецедентного по тем временам кредита в 2,5 млрд дол., предназначенного для расширения хозяйственной инфраструктуры Аргентины: строительства газопроводов и шоссейных дорог, гидроэлектростанции Сальто-Гранде, портовых сооружений, современных зерновых элеваторов и т. д. В октябре того же года «Чейз Манхеттен Бэнк» организовал еще один коммерческий кредит Буэнос-Айресу объемом 500 млн дол. К этому можно добавить немалые средства, добытые X. Мартинесом де Ос в Европе (358 млн дол.) и Канаде (66 млн дол.)100. В первые семь месяцев пребывания у власти военный режим получил доступ к финансовым ресурсам на сумму почти 4 млрд дол., что означало «добро» на проведение неолиберальной экономической политики.

Щедрые кредиты ведущих банков и международных организаций открыли «зеленую улицу» многим частным инвесторам, которые обнаружили в Аргентине привлекательную площадку для валютно-финансовых операций, поскольку процентные ставки местного денежного рынка были существенно выше среднемировых. Вместе с тем макроэкономические итоги неолиберальной политики военной диктатуры в целом складывались неутешительно (см. табл. 2.2).

Таблица 2.2 Результаты экономической политики военных режимов (1977–1983 гг., млн дол.)

Источник. Dos siglos de econom?a argentina (1810–2004). P. 173, 461, 527, 546, 592, 593.

ВВП упорно «топтался на месте», а душевой ВВП падал, инфляция сохранялась на неприемлемо высоком уровне, а принимаемые монетаристские меры по ее снижению не приносили желаемых результатов.

Отражая продолжающийся с начала 1950-х гг. процесс сокращения доли страны в мировом товарообороте, квота внешней торговли оставалась крайне низкой – в пределах 5–8 % ВВП. И самое главное – наблюдался экспоненциальный рост суверенного долга, превысившего в 1983 г. 41 млрд дол. К концу правления военных Аргентина прочно вошла в число государств с максимальной внешней задолженностью на душу населения в мире.

В Аргентине утвердилась так называемая модель «Стимулируемого долгом экономического роста» (The Debt led growth model), которая окончательно пришла на смену прежней модели, отдававшей приоритет импортозамещению. Обращает на себя внимание и еще одно обстоятельство. Если в предыдущий период внешний долг как бы «сопровождал» экономическое развитие и служил дополнительным источником финансирования программ расширения инфраструктуры или модернизации отдельных предприятий и отраслей, то после 1976 г. ситуация коренным образом изменилась. Теперь долг возрастал не столько благодаря производственным инвестициям и целевым кредитам, а из-за спекулятивных операций, связанных с игрой на разнице обменных валютных курсов, банковских процентных ставок, и в конечном счете обернулся декапитализацией аргентинской экономики , поскольку заработанные на этих операциях средства в массе своей не вкладывались в реальный сектор, а уходили за рубеж, где инвестировались в объекты недвижимости или размещались на банковских счетах.

Репрессивный характер правления, негативные последствия неолиберального экономического курса для большинства населения, в целом все более одиозный имидж диктатуры внутри страны и за ее пределами – вот те главные факторы, которые создавали вокруг правившей хунты политический вакуум, служили благодатной почвой для роста и структурализации оппозиционных сил, переходивших от глухого недовольства к прямым акциям массового протеста и требованиям восстановления демократических порядков. В этих условиях диктатура пошла на отчаянный шаг: развязала международный конфликт, главной целью которого было спровоцировать взрыв ура-патриотических настроений и сплотить нацию вокруг режима. Военные, по существу, попытались сделать внутреннюю политику заложницей внешних обстоятельств.

Страница истории

Мальвинская война

Спор между Аргентиной и Великобританией за суверенитет над Мальвинскими (в английской версии – Фолклендскими) островами, а точнее, еще и Южными Сандвичевыми островами и островом Южная Георгия имеет давнюю историю. Эти земли были открыты европейцами в конце XVI в. Колонизацию начали французы, в 1766 г. уступившие архипелаг испанцам, которые удерживали его до 20-х гг. XIX столетия. В этот период острова перешли к аргентинцам, завоевавшим независимость от Мадрида и основавшим на них свои поселения. В 1833 г. территории были захвачены английским десантом, а в 1892 г. Великобритания объявила их своей колонией. Аргентина не признала (и не признает) английский суверенитет над Мальвинами и пыталась политическими средствами вернуть себе контроль над островами. В частности, аргентино-британский спор по данному вопросу неоднократно рассматривался в ООН. По указанию военной хунты МИД Аргентины в июле 1977 г. начал переговоры с представителями Форин Оффис об условиях урегулирования Мальвинской проблемы. В первые месяцы 1982 г. стороны пришли к согласию о необходимости найти решение вопроса и практически договорились о создании совместной комиссии для подготовки соответствующего документа. Однако в силу ряда причин, в первую очередь внутриполитических, правивший военный режим склонился к силовому варианту и принял решение о высадке аргентинских войск на Мальвинах. Глава хунты генерал Леопольдо Гальтьери уведомил об этом президента США Р. Рейгана, который попытался отговорить аргентинские власти от данного шага, подчеркнув, что в случае конфликта Вашингтон встанет на сторону Лондона. Несмотря на это, 2 апреля 1982 г. аргентинские войска высадились на островах, а уже 5 апреля в направлении архипелага двинулся крупнейший со времен Второй мировой войны британский военно-морской флот, насчитывавший более ста кораблей, в том числе два авианосца. Все попытки мирного завершения конфликта, включая усилия Совета Безопасности ООН, посредничество США и некоторых других стран, не дали результатов. Английские войска высадились на островах. После нескольких столкновений аргентинский экспедиционный корпус капитулировал 14 июня 1982 г. В этой бессмысленной «войне на краю света» потери аргентинцев составили: 635 убитых, 1275 раненых, 60 самолетов, 2 вертолета и 1 корабль (крейсер «Хенераль Бельграно», потопленный британской подводной лодкой). Англичане потеряли 255 человек убитыми, 777 ранеными, 14 самолетов, 21 вертолет и 8 кораблей.

Мальвинский кризис и его драматическая развязка стали важной вехой общественной жизни Аргентины, предопределив (и ускорив) падение диктаторского режима и восстановление демократии. Страна вступала в новый период своего социально-экономического и политического развития.

Глава 3 «Потерянное десятилетие» и поиск новой парадигмы развития

Демократия кормит, лечит и учит.
Рауль Альфонсин

Если бы я сказал, что в действительности собирался сделать, за меня бы не проголосовали.
Карлос Сауль Менем

80-е годы прошлого века, по определению исследователей ЭКЛАК, вошли в историю Латинской Америки как «потерянное десятилетие». Этой горькой дефиницией ученые хотели метафорично передать состояние экономического застоя, в котором оказалось большинство государств региона. Разумеется, застойные и кризисные явления затронули разные национальные экономические системы в различной степени. Аргентина оказалась в числе самых «пострадавших» – ВВП в расчете на душу населения здесь сократился больше, чем во многих других латиноамериканских странах (см. табл. 3.1). Уже сам по себе этот факт говорил о глубине хозяйственного спада и остроте социально-экономических проблем, с которыми столкнулось аргентинское общество на этапе демократического транзита.

Таблица 3.1 Динамика душевого ВВП ряда крупнейших стран Латинской Америки (в дол. 1990 г.)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 68.

В научной среде нет согласия по вопросу о главных причинах застойных явлений 1980-х гг. Ряд известных экономистов, включая нобелевского лауреата норвежского ученого Финна Кидланда, оценивают среднегодовое падение душевого ВВП (в расчете на одного занятого) в период 1979–1990 гг. в размере 2,4 %. При этом, по оценке Ф. Кидланда и его соавтора Карлоса Сарасаги, львиная доля (2,1 %) отмеченного сокращения объемов производства была обусловлена технологическим отставанием и только 0,3 % – нехваткой капиталовложений101. С этими подсчетами не согласны Мигель Браун и Лукас Лач, которые считают, что технологическое отставание Аргентины в 1980-е гг. не было столь значительным, но, напротив, недостаток инвестиций сыграл более существенную роль в общем падении ВВП102. В любом случае бесспорным остается факт резкого замедления экономического роста в «потерянное десятилетие». При этом правящие круги периодически выдвигали программы реформ, но они не имели стратегического успеха. Развитие Аргентины продолжалось в рамках традиционной парадигмы и перед лицом внешней конкуренции несло крупные потери, а в ряде отраслей практически застопорилось. Более того, как отмечал Д. Кавалло, экономическая ситуация характеризовалась «стагфляцией» – застоем и инфляцией одновременно103. На фоне тяжелого хозяйственного положения (можно сказать, беспрецедентного провала) непросто складывалась и политическая обстановка. Едва оправившись от поражения в Мальвинской войне и пережив эйфорию восстановления демократических прав и свобод, аргентинское общество в 1983–1989 гг. прошло через ряд суровых испытаний. Оно подверглось вооруженным атакам мятежников, разочаровалось во многих государственных и гражданских институтах, пережило период гиперинфляции, проголосовало за предложенный «обновленным перонизмом» очередной националистический вариант дирижизма и неожиданно для самого себя получило из рук тех же перонистов жесткую неолиберальную модель социально-экономического развития и, по существу, стало во многих отношениях жить в «другой стране».

Правительство Р. Альфосина: наследие диктатуры и демократический транзит

Победа лидера партии ГРС Рауля Рикардо Алъфонсина на президентских выборах 1983 г. знаменовала качественную, исторического масштаба перемену в правящем классе Аргентины – переход стратегической инициативы и властных рычагов от полностью дискредитированных традиционных корпораций (военная верхушка, олигархические кланы, профсоюзные лидеры, католическая церковь) в руки политических партий и профессиональных политиков. Именно с последними аргентинцы в начале 1980-х гг. связывали свои надежды на восстановление конституционных и демократических порядков и кардинальное улучшение морально-политического климата в стране. Характерная статистика тех лет: по опросам общественного мнения, положительно оценивали политиков 90 % граждан, тогда как военных – 28, финансистов – 45, священнослужителей – 55, синдикалистов – 67 %104.

По откровенному признанию Э. Дуальде, «Рауль Альфонсин пришел к власти в 1983 г. потому, что олицетворял стремление аргентинцев к восстановлению свободы и демократии». В политической жизни страны президентские выборы стали своего рода «глотком свежего воздуха» после семи лет диктатуры. Что касается перонизма, то у большинства аргентинцев он продолжал ассоциироваться с трагическими событиями 1970-х гг. и на некоторое время утратил значительную долю былой популярности. ХП выступила под старыми знаменами и лозунгами и не нашла в своих рядах лучшего кандидата, чем Итало Архентино Лудер, которого сами хустисиалисты характеризовали как «тусклого политика, лишенного харизмы»105.

Радикалы получили от военных тяжелое наследие. Вот как характеризовал ситуацию А. Феррер. Экономика была обременена гигантским внешним долгом, в ней образовались глубокие структурные перекосы, инфляция превышала 300 % в год, цены на основные товары аргентинского экспорта падали. Вдобавок в Латинской Америке разразился долговой кризис, что еще больше ухудшило внешнюю конъюнктуру106.

Пять с лишним лет (1983–1989 гг.) пребывания у власти правительства партии ГРС стали – без преувеличения – особым периодом политической истории Аргентины. За эти годы необходимо было, во-первых, вывести страну из состояния своего рода психологического шока, вызванного жесткими репрессиями военных властей и тяжелым поражением в войне с Великобританией в Южной Атлантике; во-вторых, наладить функционирование совершенно разлаженного механизма конституционного правления, возродить демократические институты власти, гарантировать свободную деятельность политических партий, общественных организаций и средств массовой информации; в-третьих, оздоровить хозяйственное положение, модернизировать экономику, снизить уровень социальной напряженности; в-четвертых, вернуть Аргентине утраченный международный престиж, укрепить ее позиции на мировой арене. Другими словами, акцент нужно было сделать на поиске onmuмальных путей системного обновления страны. Задача исторического масштаба и стратегического значения.

Удалось ли радикалам достигнуть этих целей? Думается, что только частично. Слишком противоречивы были итоги правления ГРС. Бесспорно одно: радикалам в целом удалось стабилизировать конституционный строй, обеспечить необходимый минимум демократических свобод. Большие усилия были направлены на создание устойчивой буржуазно-демократической структуры на основе фактического принципа двухпартийное™: ГРС и ХП. Одновременно резко активизировалась деятельность многих общественных организаций, в том числе профсоюзов, вновь занявших видное место в политической жизни страны. Правительство Р. Альфонсина пошло на беспрецедентный для буржуазных государств Латинской Америки шаг, посадив на скамью подсудимых бывших главарей военных режимов, проведя чистку в рядах вооруженных сил.

В активе радикалов – прорыв на внешнеполитическом фронте. Буэнос-Айрес, игравший при военных режимах роль союзника силовой политики США в Центральной Америке и в конечном счете оказавшийся в международной изоляции107, в 1980-е гг. занял достойное место в мировых делах, стал выступать с самостоятельных взвешенных позиций, значительно расширил диапазон внешних связей. Как отмечалось в фундаментальном исследовании международных отношений Аргентины, «…правительство радикалов внесло глубокие изменения во внешнюю политику, что обеспечило ему важные достижения на международной арене»108. Аргентина стала активным участником Движения неприсоединения, сторонником политики мира и сотрудничества, поборником латиноамериканской солидарности и регионального экономического и политического взаимодействия. Из официальных документов аргентинского правительства следует, что именно на этих направлениях концентрировались основные международные усилия Буэнос-Айреса109.

Большой вклад в развитие новой аргентинской дипломатии внесли Р. Альфонсин (первый в истории Аргентины президент, посетивший в 1986 г. с официальным визитом Советский Союз) и министр иностранных дел и культа Данте Капуто, избранный в сентябре 1988 г. председателем Генеральной Ассамблеи ООН. В многочисленных выступлениях глава дипломатической службы последовательно проводил мысль о том, что внешняя политика должна быть предсказуемой и ориентироваться на защиту суверенитета и коренных национальных интересов страны, на приоритетное развитие всесторонних связей с государствами, с которыми Аргентину объединяет общая судьба и схожесть социально-экономических проблем. Отсюда – те позитивные подвижки, которые произошли в отношениях Буэнос-Айреса со многими латиноамериканскими странами. Назовем лишь главные: подписание 29 сентября 1984 г. в Ватикане Договора о мире и дружбе с Чили (это положило конец острому территориальному конфликту); участие в так называемой «группе поддержки Контадоры» по урегулированию ситуации в Центральной Америке (затем – в «группе Рио»); политическое и торгово-экономическое сближение с Бразилией в направлении создания интеграционной группировки в районе Южного конуса (только в одном 1986 г. было подписано 16 двусторонних аргентино-бразильских соглашений).

Вместе с тем следует учитывать, что новый внешнеполитический курс формировался в сложных внутриполитических и экономических условиях. Самой главной проблемой для правительства партии ГРС стало преодоление тяжелого наследия, оставленного военным режимом в области экономики. Хозяйственная политика периода «Процесса» усугубила негативные явления, накопившиеся за десятилетия нестабильности и потрясений, привела к ослаблению международных позиций страны, в том числе – на фоне других государств Латинской Америки. В 1930–1985 гг. ВВП Аргентины на душу населения вырос (в неизменных ценах) всего на 50 %, тогда как в Мексике – на 200 %, а в Бразилии – на 340 %110. В 1970–1985 гг. данный показатель для Мексики возрос на 32 %, для

Бразилии – на 70 %, а для Аргентины сократился на 11,5 %, что обусловило уменьшение ее доли в совокупном ВВП латиноамериканских стран с 14,3 % в 1970 г. до 8,8 % в 1985 г.111

Одним из главных результатов политики военного режима, унаследованных правительством ГРС, стала чрезвычайно возросшая роль в экономике сравнительно немногочисленной группы филиалов ТНК и ТНБ, а также местных «капитанов индустрии», зачастую тесно связанных с иностранным капиталом. В период «Процесса» иностранные инвестиции выросли более чем в 2 раза (с 3,5 млрд дол. в 1976 г. до 8,4 млрд дол. в 1983 г.)112. В результате в 1983 г. доля группы крупнейших филиалов ТНК и «капитанов индустрии» в промышленном производстве возросла до 49,7 % (в 1973 г. – 43,9 %). «Таким образом, – отмечалось в работе аргентинских экономистов, – в центр экономической системы выдвинулся новый «социальный блок», состоящий из местных промышленных групп и транснациональных компаний…»113

Укрепление позиций филиалов ТНК и «капитанов индустрии» далеко не всегда совпадало с общенациональными интересами экономического развития. Особенно это касалось денежно-финансовой сферы, приобретшей в начале 1980-х гг. огромный вес. Осуществляя крупномасштабные операции спекулятивного характера, ТНК и ТНБ буквально обескровили Аргентину в финансовом отношении: утечка капиталов из страны в 1976–1983 гг. составила громадную по тем временам сумму – 25–30 млрд дол.114 В то же время в конце правления военных произошло резкое сокращение объема внутренних капиталовложений (15,4 млрд дол. в 1980 г. и 9,1 млрд дол. в 1983 г.)115, что привело к падению производства, росту безработицы, другим тяжелым последствиям. «Господство иностранного капитала в жизненно важных секторах и в наиболее динамичных отраслях индустрии, капиталистическая экспансия в сельском хозяйстве при сохранении латифундизма и характерной для него отсталости, гипертрофированный рост сферы финансов, торговли и услуг представляют собой факторы, в решающей степени обусловившие развитие капитализма в деформированном виде, усилившие присущие ему диспропорции и вызвавшие тяжелые последствия не только в социальной, но и в других сферах жизни страны», – отмечал экономист левых взглядов Хайме Фучс116. Нужно заметить, что многое из сказанного соответствовало действительности.

В платформе радикалов, выработанной накануне президентских выборов 1983 г., резонно отмечалось, что хозяйственные трудности «были беспрецедентными», и формулировались основные задачи экономической политики будущего правительства. В их числе: перераспределение доходов в пользу наиболее бедных слоев населения и борьба с безработицей, что должно было увеличить внутренний рынок и служить стимулом экономического роста; расширение сельскохозяйственного производства, имеющего «приоритетное значение» с точки зрения внешнеторговых интересов; максимальное использование производственных мощностей в индустрии; расширение жилищного строительства; резкое снижение уровня инфляции, ставшей одной из острейших проблем аргентинской экономики; оздоровление валютно-финансовой системы; сужение сферы деятельности государственного сектора в экономике путем передачи в частные руки («приватизации») ряда компаний, не имеющих «стратегического значения»117.

Программа ГРС содержала ряд разумных и обоснованных положений и целей. Весь вопрос заключался в том, в какой степени радикалы были готовы провести в жизнь намеченный курс. Успех их экономической стратегии зависел как от конкретных действий правительства, так и от многих внутренних и внешних факторов политического и финансового характера. В конце декабря 1983 г. министр экономики Бернардо Гриспун представил первый план кабинета Р. Альфонсина в хозяйственной области. В документе подтверждались и уточнялись предвыборные обещания радикалов и прослеживалось явное концептуальное влияние перераспределительной модели прошлых времен. Так, на 12 % повышалась заработная плата, и предусматривалась ее индексация в дальнейшем в соответствии с темпами инфляции. Вводился частичный контроль над ценами, а также декларировалось намерение увеличить субсидии малым и средним предприятиям и оградить местных производителей от зарубежной конкуренции с помощью высоких таможенных тарифов. Аграрному сектору было обещано снижение экспортных налогов118. Нет необходимости доказывать, что намерения администрации радикалов не встретили сочувствия значительной части крупного аргентинского бизнеса, многие представители которого встали в оппозицию правительству, с самого начала осложнив и без того непростую задачу хозяйственной стабилизации.

Огромных усилий от экономического блока кабинета Р. Альфонсина потребовало обслуживание суверенного внешнего долга : только в 1984–1985 гг. Аргентина выплатила в счет погашения внешней задолженности порядка 5,4 млрд дол., что составило около 33 % всех поступлений от экспорта. Долг между тем не только не уменьшился, но, напротив, возрос в 1986 г. до 47 млрд дол., в результате чего ощутимо увеличилась финансовая нагрузка на экономику (см. табл. 3.2). «Внешняя задолженность, – отмечалось в документе, выработанном в июле 1986 г. представителями большинства политических и общественных организаций Аргентины, – сегодня затрагивает все стороны национальной жизни, прямо и ежедневно давит на каждого аргентинца. Настолько велик размер долга и так очевидно опустошительное воздействие выплаты процентов, что общепризнано его превращение в ключевую для страны проблему»119.

Таблица 3.2 Долговая нагрузка на аргентинскую экономику (1981–1986 гг.)

Составлено по: World Bank. World Debt Tables. Washington, 1989.

Придя к власти, ГРС был вынужден принять условия МВФ и продолжать выплату огромных сумм в счет погашения внешней задолженности. Параллельно правительство радикалов искало решение проблемы с помощью так называемой « капитализации » внешнего долга, суть которой состояла в следующем. Иностранные банки-кредиторы продавали ТНК (со скидкой 30–40 %) долговые обязательства Аргентины. Корпорации, в свою очередь, предъявляли их Центральному банку для оплаты в местной валюте и использовали вырученные таким образом средства для расширения своих позиций в аргентинской экономике. Путем такого рода «капитализации» отчасти можно было сократить объем внешней задолженности и тем самым уменьшить бремя ее обслуживания. Но очевидно и другое. «Капитализация» внешнего долга позволила ТНК по бросовым ценам скупить местные аргентинские фирмы, наподобие того, как это произошло в Чили, где механизм «капитализации» «работал» уже не один год (что, однако, не привело к сколько-нибудь существенному сокращению объема внешнего долга). Именно поэтому такого рода путь решения долговой проблемы вызвал критику со стороны многих политических и общественных деятелей, экономистов и социологов, назвавших «капитализацию» внешнего долга способом «экспроприации» экономик развивающихся стран транснациональным капиталом.

Между тем долговая проблема была далеко не единственной «головной болью» Розового дома в середине 1980-х гг. Стержнем экономической политики правительства радикалов стал поиск мер, способных обуздать инфляцию, уровень которой в первой половине 1985 г. достигал 25–30 % в месяц, что служило главным препятствием на пути оздоровления экономики, осуществления структурных преобразований. План борьбы с инфляцией был разработан группой экономистов-радикалов во главе с Хуаном Сурруилем, занявшим в феврале 1985 г. пост министра экономики. В конце марта того же года X. Сурруиль представил конкретные предложения, а 14 июня 1985 г. был объявлен комплекс антиинфляционных мер, получивший название «План Аустраль». Он включил следующие основные меры: денежную реформу (на смену обесцененному песо пришел аустраль, обменный курс которого на основные мировые валюты первоначально превышал курс доллара); прекращение безудержной эмиссии денежных знаков (за счет чего ранее покрывался хронический дефицит федерального бюджета); резкое сокращение государственных расходов; жесткий контроль – по существу, замораживание – заработной платы. Одновременно планировался второй этап осуществления «Плана Аустраль»: программа поощрения экспорта сельскохозяйственной и промышленной продукции, приватизация предприятий госсектора, рациональное использование природных ресурсов, реформа банковской системы и т. д.

В результате реализации первого этапа «Плана Аустраль» властям удалось снизить уровень инфляции: с 30,5 % в июне 1985 г. до 6,2 в июле, 3,1 % в августе и 2 % в сентябре120. Это позволило в известной степени стабилизировать экономическую обстановку, «укрепить репутацию» Аргентины в глазах ее внешнеэкономических партнеров. Определенный – правда, кратковременный – эффект имела политика поощрения экспорта, что коснулось, в первую очередь, крупных компаний. Так, если в

1984 г. объем экспорта 25 ведущих фирм Аргентины составил 1,1 млрд дол., то в 1985 г. он превысил 1,8 млрд дол.121 В последнем квартале 1985 г. и в первой половине 1986 г. было отмечено оживление хозяйственной деятельности, имел место рост производства. В этой ситуации правительством были задействованы дополнительные рычаги структурной перестройки. Упор делался на поощрение частной инициативы, привлечение инвестиций из-за рубежа. Еще в марте 1985 г., выступая в Хьюстоне (США), Р. Альфонсин призвал нефтяные ТНК шире участвовать в разведке и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений на территории Аргентины. В сентябре 1986 г. были подписаны первые контракты такого рода, и в результате страна добилась самообеспечения нефтью, что явилось бесспорным успехом кабинета радикалов. Одновременно были разработаны планы приватизации некоторых крупных государственных предприятий. В том числе: «Аустраль» (авиатранспортная), «Атанор» (химическая), «Петрокимика Москони» (нефтехимическая), «Петрокимика Баиа Бланка» (нефтехимическая).

Однако отдельные положительные результаты осуществления «Плана Аустраль» не устранили (и не могли устранить) накопившиеся за десятилетия проблемы и противоречия. Это дало о себе знать уже в середине 1986 г. Так, уровень инфляции в августе достиг 8,8 % и с большим трудом был снижен до 7,2 % в сентябре122. Из-за падения цен на мировом рынке на сельскохозяйственную продукцию весьма существенно – с 8,4 млрд дол. в 1985 г. до 6,9 млрд в 1986 г. – сократились поступления от экспорта123. «Хрупкой экономической стабильности, достигнутой «Планом Аустраль»… – отмечал исследователь Габриэль Гринберг, – оказалось недостаточно, чтобы развязать гордиев узел проблем аргентинской экономики»124. И действительно, хозяйственное положение оставалось чрезвычайно сложным, а цели, провозглашенные в программных документах ГРС, не были достигнуты. Одна из главных причин этого состояла в том, что правительство Р. Альфонсина вынужденно проводило свою политику в макроэкономических условиях, созданных в период «Процесса» и отмеченных доминирующим влиянием ТНК, ТНБ и «капитанов индустрии». Именно эти круги всеми возможными способами пытались сохранить ту модель развития, которая была взята на вооружение во времена диктатуры, и с этой целью оказывали давление на правительство, «корректируя» его экономический курс. Все это вело к одному: в правящих кругах и в целом в обществе не прекращалась напряженная борьба по вопросам экономической стратегии, что затрудняло последовательное проведение намеченного курса, исключало возможность модернизации.

В ловушке неэффективности: расчеты и просчеты хозяйственного реформирования

Во второй половине 1980-х гг. правительство оказалось между двух огней. С одной стороны, на него целенаправленно усиливали нажим профсоюзы (в большинстве своем перонистские), отражавшие недовольство наемных работников падением их жизненного уровня. В период 1984–1987 гг. в стране имели место 2142 трудовых конфликта, в том числе 10 общенациональных забастовок. Причем ситуация все время нагнеталась: только за первую половину 1988 г. были организованы 509 забастовок, включая одну всеобщую125. Враждебная правительству позиция ВКТ сыграла важную роль в поражении радикалов на промежуточных выборах 6 сентября 1987 г. [20] и продолжала создавать реальную угрозу их политическим позициям. Как отмечал видный деятель ГРС Родольфо Терраньо, «походило на то, что профсоюзы объявили бессрочную забастовку..»126.

С другой стороны, все отчетливее наблюдалось опасное осложнение отношений между правительством и основными предпринимательскими кругами, порой принимавшее форму прямой словесной конфронтации Р. Альфонсина с председателем Аргентинского индустриального союза (АИС) Эдуардо де ла Фуэнте, другими лидерами объединений частного бизнеса. Радикалы «упрекали» предпринимателей в том, что последние «медленно перестраиваются», не желают вкладывать капиталы в модернизацию и расширение производства, ведут дело к консервации модели (по выражению Р. Альфонсина) «синекурного капитализма», находящегося в тепличных условиях «под крылышком» государства и защищенного от иностранной конкуренции высокими таможенными барьерами127. Ведущие предпринимательские объединения страны (например, так называемая Группа 17), в свою очередь, критиковали правительство за неспособность стабилизировать экономическую обстановку, нерешительность в деле приватизации государственных компаний, беспомощность перед лицом инфляции, крайне высокие процентные ставки по банковским кредитам, постоянное повышение тарифов на электроэнергию, газ и горючее, что вело к росту производственных издержек. В конце июля 1988 г. Группа 17 обнародовала документ, содержавший эти и некоторые другие обвинения в адрес правительства и требование внести принципиальные коррективы в его макроэкономическую политику128.

Конфликт с деловыми кругами серьезно беспокоил радикалов. Тем более что часть предпринимателей, включая самых крупных, все настойчивее искали политического взаимопонимания с перонистами. Это ставило администрацию в неудобное положение, выход из которого найти было крайне сложно. Между тем краткосрочные прогнозы были неутешительными. Большинство экономистов предсказывали на период до конца 1988 г. сохранение низких темпов хозяйственного роста (увеличение ВВП на 0,5–1 %), повышение уровня инфляции в пересчете на год до 350–400 %, снижение на 3,5 % реальной заработной платы и дефицит государственного бюджета порядка 7–8 % ВВП129.

Такого рода пессимистические оценки (имевшие под собой, надо признать, весьма веские основания) свидетельствовали о том, что экономическая политика радикалов оказалась неспособной преодолеть затянувшийся застой и придать положительный динамизм хозяйственному развитию. Острейшей проблемой оставалась инфляция, набравшая высокие обороты в 1987–1988 гг. (см. рис. 3.1).

Вместе с тем нельзя не отметить и некоторые положительные моменты, одни из которых были плодом усилий правительства по модернизации экономических структур, другие – результатом изменений конъюнктуры на мировом рынке сельскохозяйственной продукции в благоприятном для Буэнос-Айреса направлении. Например, ощутимых успехов удалось добиться в ряде новых для Аргентины отраслей, в частности в информатике и биотехнологии. В первом случае речь шла о вводе в строй в марте 1988 г. в провинции Кордова предприятия компании ИДАТ («Индустриа де альта текнолохиа С.А.»), выпускавшего микропроцессоры, миникомпьютеры и другую электронную технику. Во втором – о выходе на мировой рынок аргентинской биотехнологической продукции. Так, компания «Милар» – ведущее предприятие отрасли – начала осуществлять поставки своих товаров в страны Латинской Америки (Бразилия, Мексика, Чили, Уругвай), США, Южноафриканскую Республику, Новую Зеландию130. Разумеется, на первых порах объемы экспорта были не слишком большие, но сам тренд имел для инновационного будущего аргентинской экономики принципиальное значение.

Рис. 3.1. Динамика потребительских цен

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 450.

Усиливалась роль национальной территории Огненная Земля как центра электронной промышленности Аргентины. Благодаря налоговым льготам здесь в середине 1980-х гг. обосновались 23 фабрики (в 1980 г. было только три), принадлежавшие транснациональным компаниям – обладателям известных мировых марок: «Касио», «Дево», «Филипс», «Саньо», «Шарп», «Джи-ви-си», «Фишер», «Телефункен». На их долю приходилось 90 % выпуска в стране теле– и радиоаппаратуры, видеомагнитофонов, другой электронной техники. Иностранные корпорации вложили в производство на Огненной Земле свыше 150 млн дол., вызвав своего рода локальный инвестиционный и экономический бум, особенно заметный на фоне общего хозяйственного застоя131.

«Помощь» аргентинской экономике оказала засуха, поразившая в 1988 г. ряд основных аграрных районов США. В результате на мировом рынке произошел существенный рост спроса на сельскохозяйственную продукцию и соответственно цен на нее. Так, с конца 1987 до середины 1988 г. цены на пшеницу возросли со 127 дол. за тонну до 157 дол., на сою – с 225 до 386 дол., на кукурузу – с 83 до 141 дол.132 По оценкам, в 1988 г. экспорт продукции сельского хозяйства мог достичь 5 млрд, а в 1989 г. – 7 млрд дол., что должно было обеспечить повышение стоимости всех экспортных товаров до 11,2 млрд дол. (на 2 млрд больше, чем в 1988 г.)133. В том случае, если бы приведенный прогноз сбылся, правительство Р. Альфонсина накануне президентских выборов 1989 г. могло получить уникальный шанс улучшить экономическое положение страны, ослабить давление многочисленных негативных факторов и тем самым несколько укрепить свои политические и электоральные позиции.

Этого, однако, не произошло. Цены на сельскохозяйственную продукцию на мировых рынках пошли вниз, что больно отразилось на состоянии аргентинской экономики (прежде всего на финансовом положении) и потребовало от Розового дома новых усилий по решению проблемы внешней задолженности. Буэнос-Айрес активизировал переговоры с МВФ и банками-кредиторами об условиях выплаты процентов по внешнему долгу, целью которых было добиться рефинансирования, получения новых кредитов и займов («свежих денег»), пересмотра – в сторону уменьшения – размеров взимаемых процентов и отсрочки платежей. Параллельно происходил (правда, медленно и в скромных масштабах) процесс капитализации части внешней задолженности134. Учитывая серьезные финансовые трудности, правительство радикалов на международных переговорах указывало на необходимость политического решения проблемы задолженности, последовательно выступало в пользу согласованных действий стран-должников, поднимало вопрос о моратории на платежи по обслуживанию долга (хотя бы частичном, временном, по договоренности с кредиторами).

Откровенно политический характер носило заявление по вопросам внешней задолженности, сделанное Р. Альфонсином в ООН 1 июня 1988 г. Его призыв вдвое сократить международную ставку банковского процента (с 8 до 4 %) не встретил понимания у мировых финансовых кругов, но был использован аргентинской делегацией на переговорах с МВФ в качестве одного из доказательств неспособности страны самостоятельно, без новых зарубежных кредитов и займов, обслуживать накопившийся внешний долг. Кроме того, заявление Р. Альфонсина явилось своего рода пробным камнем реакции со стороны других развивающихся государств, и, как показали дальнейшие события, аргентинский демарш не получил сколько-нибудь серьезной международной поддержки. Аргентина продолжала оставаться с иностранными кредиторами один на один.

Другое направление экономической политики радикалов – курс на приватизацию части государственных компаний, а также повышение эффективности тех предприятий, которые оставались в госсекторе135. Процесс этот протекал тяжело, поскольку во многих случаях наталкивался на твердое сопротивление профсоюзов, считавших, что приватизация приведет к массовым увольнениям. В связи с этим отрицательно относились к идее демонтажа госсектора (а точнее – сокращения прямой предпринимательской деятельности государства) многие ведущие деятели перонизма. Возникали и другие препятствия. Так, правительством была подготовлена частичная передача частному капиталу ведущей авиатранспортной компании «Аэролинеас архентинас». По плану ответственного за госсектор министра Р. Терраньи, 40 % ее акций должна была приобрести скандинавская авиакомпания САС, и переговоры по этому поводу уже близились к завершению, когда аргентинская частно-предпринимательская группа «Пескармона» (одна из крупнейших в стране) неожиданно выступила с альтернативным предложением: вместе с европейскими фирмами «Алиталиа» и «Свиссэйр» купить 55 % акций «Аэролинеас»136. Тем самым развернулась реальная межмонопо-листическая борьба за получение наиболее «лакомых кусков» в ходе процесса приватизации.

Новым элементом стали планы приватизации ряда предприятий, находившихся в сфере интересов министерства обороны, в том числе семи нефтехимических фирм («Полисур», «Петропол», «Индуклор», «Мономерос виниликос», «Атанор», «Рио-Терсеро», «Карбокимика») и металлургической компании «Форха». Министр обороны Орасио Хаунарена заявил, что правительство рассчитывает получить 100 млн дол. в результате этой операции и что Всемирный банк обещал предоставить специальный кредит возможным частным покупателям137.

Еще одно профилирующее направление хозяйственной политики радикалов – развитие внешнеэкономических и внешнеторговых связей, расширение их географии и придание им новых форм. В этом контексте во второй половине 1980-х гг. особое внимание было уделено налаживанию сотрудничества с западноевропейскими странами, в первую очередь с Испанией и Италией.

4 августа 1988 г. сенат Национального конгресса одобрил подписанный Р. Альфонсином 10 декабря 1987 г. в Риме Договор об особых отношениях ассоциации между Аргентиной и Италией, в соответствии с которым в аргентинскую экономику в период 1988–1992 гг. предполагалось инвестировать 5 млрд дол. итальянских капиталов как в виде прямых вложений, так и в форме кредитов. Причем кредиты должны были предоставляться сроком на 20 лет с пятилетним льготным периодом (в течение которого не производятся платежи погашения) из расчета 1,75 % годовых и адресовываться в первую очередь средним и малым частным компаниям138.

В официальных кругах Аргентины придавали соглашению с Италией исключительное значение по ряду соображений. Во-первых, инвестиции столь крупного масштаба могли способствовать оживлению аргентинской экономики, укреплению позиций национального малого и среднего производителя, остававшегося самым слабым звеном хозяйственной системы страны. Во-вторых, реализация достигнутых договоренностей должна была означать важный шаг в восстановлении и расширении экономических связей Аргентины с Западной Европой, серьезно подорванных в годы военного режима, особенно в период Мальвинской войны. В-третьих, в правящих сферах Буэнос-Айреса ожидали, что договор с Италией послужит своего рода моделью для похожих соглашений с другими высокоразвитыми индустриальными странами. В частности, аргентинский МИД направлял усилия на достижение аналогичных договоренностей с Японией и ФРГ, рассчитывая в каждом случае добиться соглашений об инвестициях и кредитах как минимум на 1 млрд дол.139 Большие надежды в Розовом доме связывали и с реализацией подписанного Р. Альфонсином 3 июня 1988 г. в Мадриде Договора о дружбе и сотрудничестве с Испанией. Финансовая часть этого межгосударственного соглашения предусматривала на пятилетний период испанские капиталовложения в Аргентине общим объемом 3 млрд дол., из которых 1 млрд – государственные кредиты на сравнительно льготных условиях, а 2 млрд дол. – частные инвестиции с целью создания смешанных испанско-аргентинских компаний. По мнению экспертов, договор, кроме того, открывал путь к капитализации аргентинского долга Испании, составлявшего 640 млн дол.140

Непосредственно вслед за подписанием соглашения Аргентину посетила делегация влиятельных представителей деловых кругов Испании во главе с председателем Испанской конфедерации предпринимательских организаций Хосе Мария Куэвасом, которая обсудила с аргентинскими чиновниками и промышленниками конкретные вопросы двустороннего экономического сотрудничества. При этом отмечалось, что Аргентина рассматривает хозяйственное сближение с Испанией в качестве канала продвижения своих товаров в страны Европейского сообщества, тогда как Мадрид рассчитывал использовать аргентинский рынок как плацдарм для широкого проникновения в Бразилию и Уругвай, с которыми Буэнос-Айрес связывала серия внешнеторговых договоренностей141.

Для испанского бизнес-сообщества это было тем более актуально, поскольку Аргентина продолжала придавать серьезное значение развитию интеграционных процессов с соседними латиноамериканскими странами, прежде всего с Бразилией. Подписанные Р. Альфонсином и бразильским президентом Жозе Сарнеем соглашения охватывали многие области двусторонних отношений и, по замыслу лидеров этих государств, должны были послужить началом нового этапа региональной интеграции. Вместе с тем первый опыт реализации аргентино-бразильских договоренностей, накопленный с момента их заключения (июль и декабрь 1986 г.), показал, что многие сектора аргентинской промышленности еще должным образом не подготовлены к такого рода сотрудничеству. Основные выгоды в процессе сближения двух стран получали предприниматели Бразилии, что вызывало растущую обеспокоенность части делового мира Аргентины и ее правящих кругов142.

Извлекая уроки из сложившейся непростой макроэкономической ситуации и достаточно реалистично оценивая в целом неутешительные результаты хозяйственного развития страны в 1980-е гг. (см. табл. 3.3), правительство Р. Альфонсина пришло к логичному выводу о невозможности эффективно использовать открывшиеся преимущества растущих внешних связей Аргентины без существенного укрепления и модернизации национальной экономики, преодоления затянувшегося состояния застоя. Это обусловило выработку и принятие очередной программы хозяйственных мер дирижистского характера, целью которых было остановить дальнейшее раскручивание спирали инфляции, оздоровить финансовое положение и создать реальные стимулы роста промышленного и сельскохозяйственного производства и экспорта.

Таблица 3.3 Динамика макроэкономических показателей в 1983–1989 гг. (млн дол.)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 173, 450, 461, 528, 593. Реальная зарплата дана в песо в ценах 2004 г.

В конкретном плане указанная программа (так называемый «План Весна»), обнародованная X. Сурруилем 3 августа 1988 г., включала следующие основные моменты: девальвация аустраля на 12 %, замораживание цен до 15 августа и установление их предельного роста до октября 1988 г. в размере 5 % (это было примерно в 7–8 раз меньше существовавшего до августа уровня инфляции); сокращение с 18 до 15 % налога на добавленную стоимость; сохранение двух обменных курсов аустраля в отношении доллара («коммерческого», или официального, и «свободного», который устанавливался на 20 % ниже), причем если экспорт сельскохозяйственной продукции должен был рассчитываться по официальному курсу, то импорт (за исключением топлива) – по «свободному», а экспорт промышленных товаров – пополам по тому и другому курсу [21] . Одновременно были снижены таможенные пошлины по 3 тыс. позиций (шаг в сторону более «открытой» экономики), на 30 % повышены – с последующим замораживанием на 60 дней – тарифы на услуги компаний госсектора, на 25 % увеличивалась заработная плата их рабочих и служащих. С целью большей рационализации деятельности государственных предприятий было организовано «добровольное» увольнение 30 тыс. работников, а также были приняты меры по ограничению федеральных расходов, включая свертывание ряда дорогостоящих проектов и резкое сокращение (на 5 тыс. единиц) парка служебных автомобилей143.

«План Весна» стал логическим продолжением «Плана Аустраль», с тем же упором на антиинфляционные меры144. Правительство радикалов в очередной раз (в данном случае – последний до президентских выборов 1989 г.) с помощью своего рода «финансового шока» предприняло попытку «сбить» инфляцию и стабилизировать положение в стране. Руководство ГРС разыграло свою последнюю карту в экономической сфере и тем самым окончательно определило основные направления хозяйственной политики до конца президентских полномочий Р. Альфонсина.

Принятая программа не носила структурного характера и не содержала принципиально новых идей и подходов. Речь шла о монетаристских попытках выйти из застоя на путях производственной рационализации, поощрения экспорта промышленных товаров и уменьшения государственных расходов. Соответственно и результаты были вполне ожидаемыми. Чрезвычайно высокий уровень инфляции накануне принятия «Плана Весна», резкое повышение тарифов и значительная девальвация аустраля негативно сказались на материальном положении большинства аргентинцев: в 1989 г. реальная заработная плата снизилась на 20 % (см. табл. 3.3). Определенный урон понес и аграрный сектор, поставленный – вопреки правительственным заявлениям – в сравнительно менее благоприятные макроэкономические условия, нежели промышленность, ориентированная на экспорт. Именно поэтому представители этих двух сегментов аргентинской экономики по-разному отнеслись к «Плану Весна». Промышленники (в своем большинстве) в той или иной степени его поддержали, аграрники единодушно подвергли критике [22] .

Неожиданно кабинет Р. Альфонсина получил поддержку за рубежом. В пользу «Плана Весна» высказались международные финансовые организации и банки – кредиторы Аргентины, усмотревшие в новой антиинфляционной программе намерение правительства по возможности следовать рекомендациям МВФ и Всемирного банка и выполнять свои обязательства по обслуживанию внешней задолженности. И в период подготовки «Плана Весна», и сразу после его принятия Буэнос-Айресу были предоставлены значительные кредиты и займы. МВФ одобрил заем в 1,2 млрд дол., а министерство финансов США – в 500 млн дол. Деловые круги расценили эти действия как акт поддержки политики радикалов, в результате чего акции 72 из 74 компаний, котировавшиеся на столичной Фондовой бирже, подскочили в среднем на 20 %145.

Естественно, положительную реакцию «План Весна» встретил в руководстве правящей партии. Лидеры радикализма высказались в том смысле, что программа продиктована необходимостью остановить инфляцию и, несмотря на ее недостатки и несовершенства, может стабилизировать хозяйственное положение и подготовить почву для последующего экономического роста. Как важный позитивный элемент было воспринято взаимопонимание, достигнутое правительством с большой группой промышленников. По мнению сенатора-радикала Эктора Васкеса, план «вселил надежду» в аргентинцев, смертельно уставших от галопирующей инфляции146.

Совсем другую оценку «План Весна» получил в лагере оппозиции. Критики «справа» – прежде всего лидеры партии Союз демократического центра (СДЦ) – охарактеризовали правительственную программу как еще один шаг к политике дирижизма, которая неминуемо потерпит провал и заведет страну в «трясину глубокого политического кризиса». Депутат конгресса от СДЦ Мария Хулия Альсогарай (дочь лидера партии) заявила, что принятые меры не сдержат инфляцию и лишь ухудшат положение «среднего класса». С близких позиций критиковал программу и лидер Прогрессивно-демократической партии (ПДП) Альберто Натале, заметивший, что «правительство хочет потушить пожар, подливая масло в огонь»147.

С развернутой критикой «Плана Весна» выступили главные политические оппоненты радикалов – перонисты, часть руководителей которых громогласно назвали его « агрессией против трудового народа ». Экономисты из ХП в качестве основного недостатка хозяйственной программы ГРС выделили ее ориентированность не на расширение внутреннего рынка, а на поощрение промышленного экспорта, что, по их мнению, должно было привести к «сокращению масштабов национальной экономики» со всеми вытекающими отсюда негативными социальными последствиями. Не остался в стороне от развернувшейся дискуссии и бывший в то время депутатом Национального конгресса Д. Кавалло (будущий «творец аргентинского неолиберального чуда»), который предрек, что план правительства радикалов не будет иметь успеха на перспективу, хотя и может в краткосрочном плане снизить уровень инфляции148.

Критика официального курса во многом была справедливой. Правительство не сумело выправить ситуацию и решить кардинальные проблемы национального развития. Пример тому – сохранение хронического бюджетного дефицита, унаследованного от прошлых времен и подрывавшего финансовую стабильность государства. Ни «План Аустраль», ни «План Весна» не привели к ликвидации дефицитности государственной бюджетной системы. Более того, в 1987–1988 гг. первичный дефицит достиг угрожающих размеров порядка 4–5 % ВВП (см. табл. 3.4).

Таблица 3.4 Основные параметры государственного бюджета (в % от ВВП)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 516.

Что лежало в основе практически перманентной несбалансированности государственного бюджета Аргентины? Видимо, речь может идти о целом комплексе факторов структурного порядка. В том числе:

? сохранение давно устаревшей фискальной системы, характеризовавшейся наличием огромного количества налогов, тотальным уклонением от их уплаты, завышенными ставками и неспособностью государства эти налоги в полной мере собрать;

? распространение режима различного рода льгот, скидок и освобождений (частичных или полных) от налогов, что также способствовало сокращению налогооблагаемой базы и, следовательно, доходов государства;

? хроническая дефицитность пенсионной системы, когда выплаты систематически превышали поступления, а формально высокие взносы в пенсионный фонд побуждали работодателей и самих работников к «черным» и «серым» схемам заработной платы;

? убыточность государственных предприятий (в результате сравнительно низких цен и тарифов на их товары и услуги, а также нерационально большого количества занятых и крупной задолженности);

? чрезмерно высокая численность служащих федеральных, провинциальных и муниципальных органов власти и других ведомств, что также лежало тяжелым бременем на бюджетах всех уровней.

Было очевидно, что в конкретных условиях Аргентины без структурных реформ невозможно кардинальным образом оздоровить финансовое положение и решить проблему бюджетного дефицита. Но в Розовом доме, похоже, еще надеялись «вылечить» национальную экономику «терапевтическими средствами», не прибегая к «хирургическому вмешательству».

«Альфонсин, – писал Р. Качаноски, – никогда не принимал всерьез необходимость проведения структурных реформ и соблюдения бюджетной дисциплины. В результате Центробанк в промышленных масштабах печатал деньги, чтобы покрывать бюджетный дефицит и финансировать убытки государственных компаний»149. Справедливости ради напомним, что правительство (по инициативе его наиболее «продвинутых» министров, например Р. Терраньи) неоднократно «подступало» к решению назревших структурных задач, но на протяжении всего периода пребывания у власти кабинета Р. Альфонсина (по различным причинам) не смогло разработать и реализовать взвешенную программу модернизации путем проведения кардинальных экономических реформ.

Отнюдь не снимая вины за этот провал с самих радикалов, следует отметить ту немалую роль, которую сыграли политические противники ГРС в срыве правительственных планов. Именно перонистская оппозиция торпедировала программы Розового дома по приватизации (весьма ограниченной) предприятий государственного сектора. Как заявил в конгрессе влиятельный сенатор-перонист Эдуардо Менем (брат будущего президента), «известно, что государственные компании в прошлые годы несли убытки, но вы можете быть уверены: хустисиалисты их никогда не пускали и не пустят с молотка, потому что ставкой в этой игре является национальный суверенитет»150.

Подводя некий промежуточный итог, можно констатировать, что правительство радикалов за несколько месяцев до президентских выборов не решилось внести сколько-нибудь серьезные изменения в свою экономическую политику, избрав путь компромиссов с крупными аргентинскими промышленниками, а также рассчитывая на дальнейшую поддержку со стороны международного финансового капитала и сохранение благоприятной для Аргентины конъюнктуры на мировом рынке сельскохозяйственных товаров. Все эти расчеты в конечном счете были опрокинуты.

Сильнейшим ударом по экономике (и по правительству) стал энергетический кризис, охвативший страну в декабре 1988 г. и растянувшийся на несколько месяцев. В чем заключались его причины? С одной стороны, сыграли свою роль неблагоприятные погодные условия. Сильная засуха в ряде районов страны вызвала значительное падение уровня воды в реках. Это драматическим образом сократило выработку электроэнергии на ГЭС. А на их долю в тот период приходилось 47 % всех установленных мощностей аргентинской электроэнергетики. Одновременно в результате серьезных неполадок вышли из строя агрегаты на ряде ТЭС и на АЭС «Атуча-I» [23] . В итоге к началу 1989 г. производство электроэнергии ГЭС упало на 40 %, ТЭС – на 43 и АЭС – на 36 %151.

Энергетический кризис в буквальном смысле обесточил хозяйственную жизнь в стране и повлек за собой беспрецедентное в истории Аргентины одномоментное сокращение промышленного производства. Так, в январе 1989 г. лишь 8 % (!) предприятий продолжали функционировать нормально, 27 % сократили производство до минимума, а 65 % оказались практически полностью парализованными152.

Кризис в электроэнергетике, погасив свет в домах миллионов аргентинцев, высветил многие застарелые проблемы экономики страны в целом, продемонстрировал высокую степень ее структурной уязвимости. Но самое главное и болезненное – хозяйственный застой 1980-х гг. крайне негативно сказался на материальном положении большинства аргентинцев. В 1988 г. инфляция составила 343 %, но, как показали дальнейшие события, худшее было еще впереди. Вполне понятно, что падение жизненного уровня населения вызвало рост сопротивления со стороны организованного рабочего движения, профсоюзов, большинство которых к тому же контролировались перонистской оппозицией, не дававшей кабинету ГРС никаких политических передышек. В целом в 1984–1988 гг. прошло около 3 тыс. забастовок, в том числе 13 общенациональных. Это был абсолютный рекорд и сильнейший удар по престижу и политическим позициям правительства радикалов.

Еще одно немаловажное замечание. Экономические проблемы и социальные конфликты 1980-х гг. сопровождались вспышками напряженности в отношениях правительства Р. Альфонсина и части военных, которые трижды перерастали в мятежи и прямые вооруженные столкновения (апрель 1987 г., январь и декабрь 1988 г.). В основе этих явлений лежало несогласие военных с политикой ГРС в отношении роли вооруженных сил в общественной жизни и попытками властей наказать деятелей «Процесса», ответственных за организацию и осуществление репрессий. Радикалы вознамерились в политическом смысле «вернуть военных в казармы» и посадили на скамью подсудимых лидеров диктатуры и наиболее одиозных исполнителей их приказов. Именно эти действия стали детонатором драматических событий, напомнивших аргентинскому обществу о его недалеком прошлом и заставивших ГРС пойти на определенные уступки мятежникам. Наиболее активно против гражданских властей выступили представители так называемого « фундаменталистского » течения в вооруженных силах, которые исповедовали идеологию, сочетавшую в себе мессианские идеи о роли армии в обществе с ортодоксальными религиозными воззрениями и взглядами фашистского толка.

Страница истории

Полет «Альбатроса»

На рассвете 1 декабря 1988 г. полсотни военнослужащих из батальона специального назначения («коммандос») под названием «Альбатрос» самовольно покинули место своего расквартирования в столичном пригороде Оливос и вооруженные до зубов перебрались в расположение пехотного училища в Кампо-де-Майо, служившего центром мятежа в апреле 1987 г. Здесь во главе мятежников стал ветеран Мальвинской войны и бывший военный атташе в Панаме полковник Мохаммед Али Сейнельдин, пользовавшийся репутацией лидера «фундаменталистов». Так начался третий по счету и самый опасный военно-политический кризис в Аргентине периода демократического транзита. Два предыдущих (Кампо-де-Майо в апреле 1987 г. и Монте-Касерос в январе 1988 г.) закончились своего рода «патовым результатом». Мятежникам не удалось получить широкую политическую поддержку и «свалить» Р. Альфонсина, но и радикалам пришлось пойти на удовлетворение отдельных требований путчистов (были ощутимо повышены оклады военным и принят закон «О должном повиновении», освобождавший от уголовной ответственности большинство участников репрессий периода диктатуры). Какие же требования выдвинули мятежники в декабре 1988 г.? Их было несколько: амнистия уже осужденным военным; прекращение «нападок» на армию в средствах массовой информации; смещение ряда генералов, вызывавших недовольство «фундаменталистов»; увеличение оборонного бюджета; новое повышение окладов военнослужащим. Это была своего рода « программа-минимум ». Но существовала и «программа-максимум», предусматривавшая отставку Р. Альфонсина, роспуск Национального конгресса и создание контролируемого армией временного правительства. Власти мобилизовали все силы для ликвидации кризиса. На подавление мятежников Розовый дом двинул лояльные по отношению к президенту войска, а все основные политические партии и общественные организации выступили за сохранение конституционного строя. В результате решительных действий восстание было подавлено, а его участники, включая М.А. Сейнельдина, арестованы и предстали перед судом. Таким образом, несмотря на все сложности, аргентинская демократия на этот раз выдержала испытание «огнем и мечом».

Экономика и предвыборная борьба. Гиперинфляция 1989 г

В ходе подготовки к президентским выборам 1989 г. в стане радикалов наибольшую поддержку сравнительно быстро получил губернатор провинции Кордова Эдуардо Анхелос , пользовавшийся репутацией опытного и умелого администратора и доверием деловых кругов. Этому в немалой степени способствовал тот факт, что экономическая ситуация в Кордове была несколько лучше, чем в подавляющем большинстве других провинций. Именно в Кордове концентрировались новые производства (информатика, биотехнология), здесь действовали промышленные предприятия, довольно успешно конкурировавшие на мировом рынке, сложились крупные аграрные хозяйства.

К чему сводились экономические и политические воззрения Э. Анхелоса? Основываясь на опубликованных им книгах153 и сделанных заявлениях, можно констатировать следующее. Он выступал поборником преимущественной опоры на частное предпринимательство, ускорения приватизации предприятий госсектора, выработки и принятия комплекса финансовых и других мер, способных стимулировать рост промышленного производства («производственный шок», как выражался кандидат радикалов). Принципиальное значение Э. Анхелос придавал росту экспорта, укреплению позиций страны на мировых рынках. Широкое включение Аргентины в систему международных экономических отношений в роли крупного поставщика не только сельскохозяйственных, но и технологически передовых промышленных товаров, «приобщение» ее к достижениям «третьей научно-технической революции» стало основным лозунгом его предвыборной кампании. В этом смысле губернатор Кордовы выступал как сторонник курса на модернизацию, провозглашенного (но не реализованного) правительством Р. Альфонсина.

Если у ГРС выдвижение кандидата в президенты прошло по заранее подготовленному сценарию, то у главной оппозиционной силы – перонистов – события приняли иной оборот. 9 июля 1988 г. в результате внутрипартийных выборов одержал победу и стал кандидатом в президенты от ХП губернатор небольшой и сравнительно бедной провинции Ла-Риоха Карлос Саулъ Менем. Он и его партнер по формуле депутат Национального конгресса Эдуардо Альберто Дуалъде (кандидат в вице-президенты) получили 53,8 % голосов, значительно опередив своих соперников: губернатора провинции Буэнос-Айрес, одного из самых влиятельных деятелей перонизма Антонио Кафъеро , и его напарника Хосе Мануэля де ла Соту , набравших соответственно 46,2 %154.

Карлос Сауль Менем

Карлос Сауль Менем (в арабской транскрипции Менехен) родился 2 июля 1930 г. в аргентинской провинции Ла-Риоха. Мусульманин по происхождению, он в юношеские годы принял католичество. Уже в раннем возрасте отличался силой воли и упорством в достижении поставленной цели. Успешно закончив среднюю школу, поступил на юридический факультет университета г. Кордовы. Пятилетнюю учебную программу он выполнил за два с половиной года и получил звание адвоката.

Студенческие годы К. Менема совпали по времени с первым президентством Х.Д. Перона. На волне широкого увлечения перонизмом он вступает в Хустисиалистскую партию и активно включается в политическую борьбу. После свержения Х.Д. Перона в 1955 г. К. Менем некоторое время занимается частной адвокатской практикой. По поручению партии в период запрета на деятельность ХП он выступает в качестве защитника на судебных процессах привлеченных к уголовной ответственности видных деятелей перонизма. В 1958 г., после восстановления в стране демократии, его политическая карьера стремительно набирает силу. В 1962 г. К. Менем избирается депутатом Законодательного собрания провинции Ла-Риоха, затем становится во главе провинциальной партийной организации перонистов и одновременно баллотируется на пост губернатора. Однако голосование состоялось без участия перонистского кандидата. Выполняя указание находившегося в эмиграции Х.Д. Перона, ХП бойкотировала выборы. К. Менему пришлось «добровольно» снять свою кандидатуру. Его мечта занять кресло главы провинции Ла-Риоха осуществилась лишь в 1973 г. Кстати сказать, К. Менем был в числе пассажиров рейса «Алиталии», сопровождавших перонистского лидера в его возвращении на родину. После переворота 1976 г. многие активные перонисты подверглись репрессиям. Не избежал этой участи и К. Менем и почти пять лет провел в заключении. После освобождения он вернулся в Ла-Риоху, население которой оказало ему восторженный прием. Ореол «мученика за перонистскую идею» способствовал росту его политической популярности. В 1983 г. К. Менем вновь становится губернатором провинции, а в 1987 г. переизбирается на этот пост.

К. Менем являлся одним из немногих губернаторов, заметных на национальном уровне. В январе 1988 г. на съезде ХП он был избран первым заместителем председателя партии и некоторое время считался одним из лидеров так называемой «обновленческой» фракции ХП, которая выступала за «умеренную модернизацию перонизма». Однако в ходе внутрипартийной борьбы за выдвижение кандидатом на пост президента республики несколько отошел от «обновленцев», сделал ставку на традиционно настроенные низовые перонистские организации, заручился поддержкой радикальных кругов перонизма, среди которых оказалось немало бывших «Монтонерос» и боевиков из так называемой «железной гвардии». Отвергая теорию классовой борьбы, равно как и само существование классов, К. Менем, в соответствии с доктриной Х.Д. Перона, усиленно пропагандировал идею создания в рамках хустисиализма общественно-политического движения националистического, популистского толка. Эту концепцию он противопоставлял модели, предусматривавшей трансформацию партии по образцу западноевропейской социал-демократии, которую предлагал тогдашний председатель ХП и его основной внутрипартийный политический соперник А. Кафьеро.

Предвыборная конкуренция между К. Менемом и А. Кафьеро протекала в крайне упорной и достаточно равной борьбе. Можно сказать, что окончательный результат для очень многих в Аргентине и за рубежом оказался неожиданным. Почему? Во-первых, А. Кафьеро незадолго до внутрипартийных выборов был избран председателем ХП, что дало ему в руки такой мощный рычаг, как контроль над партийным аппаратом. Во-вторых, он возглавлял важнейшую и богатейшую провинцию страны и являлся, безусловно, самым опытным деятелем перонистской партии, не раз занимавшим министерские и другие высокие государственные посты. И, в-третьих, А. Кафьеро в качестве лидера «обновленческого перонизма» пользовался серьезной внешней поддержкой, в частности со стороны международной христианской демократии и социал-демократии. Так, Фонд Конрада Аденауэра вложил свыше 200 тыс. дол. в избирательную кампанию губернатора Буэнос-Айреса, а Фонд Фридриха Эберта оказывал ему помощь через профсоюзное движение Аргентины. Ставку на победу А. Кафьеро сделала и Международная конфедерация свободных профсоюзов. По имеющимся оценкам, А. Кафьеро для проведения внутрипартийной предвыборной кампании получил примерно на 40 % больше средств, чем К. Менем155. Но все оказалось напрасным.

Победу К. Менема печать окрестила «политическим землетрясением»156. Что же предпочли перонистские массы? За какую программу они проголосовали, отдав свои голоса губернатору Ла-Риохи?

В 1986 г. К. Менем опубликовал книгу «Аргентина на пути к 2000 году», в которой изложил основные пункты своей будущей предвыборной платформы157. В работе, в частности, предусматривалось (в случае прихода к власти):

? не допустить приватизации государственных компаний;

? национализировать банковские вклады (как это делал Х.Д. Перон);

? ввести государственную монополию внешней торговли;

? «разобраться» с проблемой внешнего долга и «отсечь» ту его часть, которая будет признана «незаконной». Что касается «законной» части, то платежи по ее обслуживанию следовало ограничить «минимальным процентом от объема аргентинского экспорта»;

? добиваться согласия кредиторов на эти предложения по «реструктуризации» задолженности, в противном случае объявить 10-летний мораторий на все платежи по внешнему долгу.

Несколько опережая события, отметим, что экономическая политика Менема-президента настолько сшьно KOHmpacmupoeajia с содержанием его собственной программной книги, что в 1990-е гг. нераспроданный тираж этого нетленного труда, по указанию властей, бьи изъят (!) из книжных магазинов.

К середине 1988 г. К. Менем предстал перед избирателями в качестве традиционного националистически настроенного перонистского каудильо (вождя), делавшего акцент на требовании «сохранить чистоту» перонистского движения, восстановить «дух Перона», возродить основополагающие принципы хустисиализма158. Руководствуясь таким подходом, К. Менем и его политическое окружение огонь критики направили против социал-демократии, характеризуя ее как «новый империализм» и способ «коммунистического проникновения в буржуазные правительства». С точки зрения «менемистов» , концепции социал-демократии носили космополитический характер и противоречили национальной по своему характеру перонистской доктрине, не отвечая коренным интересам Аргентины159.

Разумеется, одной только идейно-пропагандистской борьбы против социал-демократии было совершенно недостаточно, чтобы привлечь на сторону К. Менема миллионы избирателей, хотя сама по себе апелляция к «славному перонистскому прошлому», к национальным истокам хустисиалистского движения имела определенный успех. Но главную роль в победе К. Менема сыграло другое: личные качества харизматического лидера, легко находившего общий язык с рядовыми членами ХП, а также сформулированная его советниками экономическая программа, привлекшая на сторону губернатора Лa-Риохи представителей самых разных общественных слоев.

Основные пункты этой программы были следующие. Во-первых, добиваться пятилетнего моратория на выплату процентов по внешнему долгу, что, по замыслу «команды Менема», экономило значительные финансовые средства, которые следовало направить на модернизацию и расширение производственного сектора аргентинской экономики (осуществить «производственную революцию»). Во-вторых, ощутимо сократить налоговое обложение предпринимателей, с тем чтобы они могли увеличить заработную плату рабочим (перонистский лидер торжественно обещал всем аргентинцам «зарплатищу»), что, в свою очередь, привело бы к росту внутреннего потребительского рынка. И, в-третьих, вести целенаправленный поиск новых, «нетрадиционных» источников внешнего финансирования. Речь, в частности, шла о привлечении инвестиций из Южной Кореи и Тайваня.

Наряду с этим планировалось создание на территории Аргентины «свободной финансовой зоны» (по примеру Гонконга или Багамских островов), сохранение госсектора в экономике, поощрение промышленного экспорта. Руководствуясь такими идеями, советники К. Менема составили прогноз экономического роста (на случай прихода перонистов к власти), в соответствии с которым на период 1990–1994 гг. предполагался среднегодовой прирост ВВП в размере 6,2 %, промышленного производства – 8,1 %, реальной заработной платы – 8 % и т. д.160 Тем самым рисовалась оптимистическая картина и – что немаловажно в предвыборной борьбе – создавалось впечатление сравнительной легкости осуществления указанного проекта, без каких-либо материальных потерь со стороны наемных работников и предпринимателей. Напротив, и те, и другие чудесным образом оказывались в выигрыше. В этом смысле программа К. Менема в глазах избирателей выгодно отличалась от модернизаторского проекта Э. Анхелоса, который нудно твердил о необходимости дополнительных усилий и жертв в интересах прогрессивной перестройки отсталых экономических структур. В условиях кризиса и падения жизненного уровня призывы к «затягиванию поясов» не встречали энтузиазма.

Существенные различия между претендентами от ГРС и ХП наблюдались и в вопросах международной политики. В отличие от Э. Анхелоса К. Менем делал акцент на необходимости для Буэнос-Айреса оставаться в рамках Движения неприсоединения, подходить к проблемам мировой политики под углом зрения интересов развивающихся стран, не забывая, однако, о принадлежности Аргентины к «западному христианскому миру». Лейтмотив внешнеполитической программы К. Менема – прагматизм, активная защита национальных интересов, невмешательство во внутренние дела других государств. Политические советники К. Менема (и в первую очередь его брат сенатор Э. Менем) поддерживали интенсивные контакты с посольством США в Буэнос-Айресе, явно прощупывая почву для налаживания диалога с новой администрацией Дж. Буша.

Достаточно эклектичная по своему содержанию программа перонистского кандидата определила пестрый состав тех, кто его поддерживал. Это в первую очередь профсоюзы, рассчитывавшие с приходом К. Менема в Розовый дом резко усилить свое влияние на процесс формирования правительственной политики и добиться улучшения материального положения трудящихся. Но это и часть предпринимателей (в том числе крупных), которые видели в кандидате ХП лидера, способного, с одной стороны, контролировать рабочее движение и предотвращать такие акции, как всеобщие забастовки, а с другой – оградить интересы аргентинской буржуазии, не допустив реального «открытия» местной экономики для иностранных конкурентов, к чему якобы вели дело радикалы. На стороне К. Менема были и многие националистически настроенные военные, недовольные попытками «загнать армию в казармы».

В целом победа губернатора Ла-Риохи на внутрипартийных выборах в ХП расценивалась как свидетельство своего рода политического возрождения традиционного перонизма со всеми вытекающими отсюда угрозами. Оппоненты ХП в этой связи указывали на опасность возникновения в стране новой волны террора. «Перонизм не способен править страной», «с приходом к власти К. Менема насилие вновь станет характерной чертой политической жизни Аргентины» — такие и подобные им тезисы были пущены в ход пропагандистской машиной радикалов161.

Между тем в 1989 г. экономическое положение резко ухудшилось. Страна переставала быть управляемой, и население окончательно утрачивало доверие к политическим и экономическим институтам. В решающей степени такое положение дел было связано с грубыми просчетами правительства радикалов в финансовой политике, которая приобрела весьма специфический характер. В данном случае аргентинцы в полной мере испытали на себе известный эффект Оливеры – Танци, суть которого сводится к тому, что в условиях высокой инфляции реальная стоимость собираемых налогов ощутимо снижается. Это ведет к появлению (или росту) бюджетного дефицита, что подталкивает власти к увеличению денежной эмиссии и, следовательно, ускоряет инфляцию. Образуется порочный круг, из которого сложно вырваться без радикальных мер, как правило, связанных с резкой девальвацией национальной денежной единицы.

Case study

«Недоступные депозиты» и «черный день» 6 февраля

Иллюстрацией того, что в конце 1980-х гг. происходило в денежно-финансовой сфере Аргентины, может служить система, получившая название «недоступные депозиты» и сыгравшая роковую роль в раскручивании инфляционной спирали. Дело заключалось в следующем. Поскольку (в связи с ростом инфляции) печатание денег в 1988–1989 гг. приобрело гигантские размеры, угрожавшие окончательно подорвать финансовые рынки, то Центробанк обязал коммерческие банки кредитовать его теми средствами, которые размещались на их счетах в виде депозитов. Другими словами, получив деньги от вкладчика, банк автоматически переводил их в ЦБ для финансирования деятельности государственных компаний и других бюджетных расходов. Это приводило к известному из экономической теории эффекту вытеснения ( crowding out effect) кредитов частному сектору, поскольку средства, размещенные на депозитах, становились недоступны. Одновременно Центробанк выплачивал коммерческим банкам постоянно возраставший объем процентов за полученные финансовые ресурсы (так называемые квазифискальные расходы), продолжая печатать деньги и подогревая инфляционные ожидания. Но наступил момент, когда сумма процентов, выплачиваемых ЦБ коммерческим банкам, превысила объем бюджетных расходов федеральных властей. Чтобы привлечь новых вкладчиков, в том числе иностранных, правительство установило небывало высокие банковские процентные ставки и приняло на себя обязательство поддерживать неизменным обменный курс. В страну хлынули доллары, которые конвертировались в аустрали и размещались на депозитах под 10 % (!) в месяц. Разумеется, эти дополнительные ресурсы также оставались недоступны для реального сектора экономики, поскольку ни одна производственная компания не могла брать кредит из расчета 12–15 %Ь в месяц. Поэтому все деньги «крутились» в банковском секторе, образуя круговорот финансов, не связанных с нормальной хозяйственной деятельностью. Между тем обстановка нагнеталась. Все большее количество международных и местных финансовых спекулянтов, получив баснословные прибыли, не верили в устойчивость аустраля и «выходили из игры», скупая и вывозя из страны доллары. Выполняя обещание правительства, Центробанк пытался поддерживать курс аргентинской денежной единицы и в значительных количествах выбрасывал доллары на рынок. Однако спекулятивные операции достигли таких масштабов, что золотовалютных резервов ЦБ уже не хватало, и б февраля 1989 г. он объявил о прекращении долларовых интервенций. Это заявление вызвало гиперреакцию валютного курса ( exchange rate overshooting), и произошла обвальная девальвация аргентинской валюты: доллар США подорожал с 17 аустралей в начале февраля 1989 г. до 535 в июне того же года (в 31 раз). Инфляция за шесть месяцев составила 2100 % и вместе с обесценением национальной валюты предопределила крах политики ГРС.

Именно в год президентских выборов инфляцию буквально «прорвало»: она достигла невероятной величины – более 3000 %. Это был один из немногих в мировой истории случай гиперинфляции, не связанный с такими бедствиями, как гражданская война и иностранное нашествие (см. табл. 3.5).

Таблица 3.5 Периоды гиперинфляции в Аргентине и некоторых других странах мира (в %)

Источник . Braun М., Llach L. Macroeconomia argentina. Buenos Aires, 2006. P. 396.

В условиях нараставшего финансового хаоса на первый план в деловой жизни выдвинулись ушлые дельцы, которые зарабатывали целые состояния на валютных спекуляциях, ловко используя резкие перепады курса доллара и неспособность правительства управлять ситуацией. В Аргентине окончательно становилось невыгодным вкладывать капиталы в расширение производства, создание хозяйственной инфраструктуры. Вновь возникла « рatriafinanciera», т. е. «финансовая родина», когда кучка крупных финансовых спекулянтов втянула в игры с куплей-продажей валюты практически всю страну. А реальных (не обесцененных) денег, находившихся в руках государства и простых людей, становилось все меньше. В стране в мгновение ока до неприличного уровня (89 млн дол.) сократились валютные резервы Центрального банка, а на всех банковских счетах граждан оказалось только 530 млн. дол.162 Внешний долг подскочил до 64,4 млрд дол., а месячная зарплата миллионов аргентинцев, в том числе высококлассных профессионалов, в результате обесценивания национальной денежной единицы – аустраля – зачастую составляла в эквиваленте 30–40 дол.163

Такова была макроэкономическая обстановка, в которой 14 мая 1989 г. состоялись президентские выборы. Уверенную победу одержал К. Менем, получивший 49,2 % голосов, тогда как его главный соперник Э. Анхелос – 36,9 %. Подобный результат вызвал новую волну политического и психологического давления на правительство радикалов, доживавшее свои последние месяцы. Но им не дали сделать даже этого. Полностью утратив возможность управлять страной, Р. Альфонсин на полгода раньше срока передал президентские полномочия вновь избранному главе государства.

Провал экономической политики правительства радикалов нередко связывают с тем, что она в своих основных чертах продолжала курс, сформировавшийся при военном режиме, и не смогла предложить аргентинскому обществу эффективных решений накопившихся проблем. В принципе с такой постановкой вопроса можно согласиться, но с одним существенным дополнением, а именно: парадоксальным образом наиболее конструктивные намерения и реальные шаги ГРС в хозяйственной области были заблокированы оппозицией, которая одну за другой срывала правительственные инициативы. В очередной раз в Аргентине партийно-политические расчеты взяли верх над соображениями макроэкономического порядка, затрагивающими жизненные интересы всей нации. Поэтому можно с уверенностью сказать, что «потерянное десятилетие» 1980-х – это не только тяжелое наследие военного режима и ошибки правительства радикалов (их экономических импровизаций), но и результат политики перонистов. Все основные общественные силы страны внесли свой посильный вклад в углубление кризисных явлений. Наверное, прав Р. Терраньо, который назвал все произошедшее «экономическим государственным переворотом»164.

С приходом к власти правительства перонистов в Аргентинской Республике начался процесс глубоких экономических и социально-политических перемен, многие из которых были совершенно неожиданными как для большинства голосовавших за К. Менема избирателей, так и для аргентинского общества в целом. Большой сюрприз ожидал и все международное сообщество.

Первые шаги кабинета К. Менема

Главным политико-идеологическим элементом ситуации, сложившейся в Аргентине, являлось то, что правительство К. Менема, добившись власти с помощью левоцентристского избирательного блока, широких националистических кругов и под традиционными идейными знаменами Хустисиалистской партии, начало проводить политику, имевшую мало общего с базовыми постулатами перонизма. Основное содержание курса кабинета К. Менема можно было определить как попытку создать в стране работоспособную капиталистическую систему западного образца, базировавшуюся на рыночной экономике неолиберального толка, и обеспечить Аргентине значительно более широкое и активное участие в мирохозяйственных отношениях. С этой целью правительство разработало и начало проводить в жизнь программу мер, призванных обеспечить решение следующих кардинальных задач.

В экономической области. Стабилизация макроэкономического положения (прежде всего, снижение инфляции), преодоление кризиса и повышение общей эффективности функционирования национального хозяйственного механизма. При этом акцент был сделан на коренное изменение роли государства и места государственного сектора в экономике, что предполагало приватизацию целого ряда крупнейших предприятий, сокращение государственных расходов, ликвидацию бюджетного дефицита, постепенное снятие ограничений на импорт и поощрение экспорта, оздоровление общего валютно-финансового состояния. Приоритетное значение отводилось развитию агропромышленного комплекса, с которым правительство К. Менема в первую очередь связывало свои надежды на ускорение экономического роста.

В политической области. Был взят курс на усиление института президентской власти, уменьшение ее зависимости от других компонентов существующей демократической системы (Национального конгресса, Верховного суда, политических партий и т. д.), ослабление влияния организованного рабочего движения, ограничение самостоятельности профсоюзов и сужение их возможностей воздействовать на политику правительства, свертывание деятельности других общественных организаций и движений, адаптацию армии к новым контурам буржуазнодемократической системы.

В сфере пропаганды. Обеспечение благоприятного пропагандистского освещения политики руководства страны и происходивших перемен; создание положительного имиджа перонистской партии, лично К. Менема и Аргентины в целом в зарубежных средствах массовой информации.

Правовую базу нового экономического курса заложили принятые уже в 1989 г. Закон о чрезвычайном экономическом положении и Закон о реформе государства. Эти законодательные акты определили магистральные направления хозяйственного развития Аргентины в 1990-е годы: приватизацию государственных компаний, распродажу значительной части общественного имущества, «замораживание» роста числа государственных служащих, полное уравнивание в правах национального и иностранного капитала, отмену субсидий, открытие экономики международной конкуренции. В начале 1990 г. правительство одобрило так называемый «План Бонекс ». С целью сократить объем денежной массы (и снизить инфляцию) был произведен обмен большой части банковских срочных вкладов на 10-летние казначейские ценные бумаги, номинированные в долларах. Эта болезненная для многих вкладчиков мера действительно помогла сдержать рост денежных агрегатов Ml и М3 и замедлить инфляционные процессы.

Принципиальное значение имела политика новых хозяев Розового дома в отношении производителей и экспортеров аграрной продукции. Эта часть предпринимательского класса Аргентины оказалась в максимальном выигрыше в результате резкого обесценения национальной денежной единицы. В самом деле, продавая свои товары на мировом рынке за доллары, агроэкспортеры затем обменивали валюту на аустрали по крайне выгодному курсу. 2 августа 1989 г., выступая на ежегодной сельскохозяйственной выставке, К. Менем сделал еще один шаг навстречу интересам земельной олигархии: объявил о снижении налогов на экспорт аграрной продукции. В частности, налог на вывоз кукурузы сокращался с 30 до 18 %, сои – с 40 до 21 % и т. д. «Даже коровы аплодировали К. Менему», – писали аргентинские газеты, передавая царившую на выставке праздничную атмосферу, резко контрастировавшую с конфронтационной обстановкой времен правления радикалов165.

За первый год своего пребывания у власти правительство К. Менема ценой огромных усилий и в первую очередь благодаря беспрецедентному повышению цен и тарифов смогло «сбить» инфляцию (с 95,5 % в марте до 16 % в сентябре 1990 г.) и несколько стабилизировать финансовое и в целом хозяйственное положение. Это обстоятельство было использовано в пропагандистских целях как внутри страны, так и за рубежом. Однако обстановка оставалась сложной и противоречивой. Во-первых, экономика не выходила из состояния депрессии: за первые шесть месяцев 1990 г. (по сравнению с тем же периодом 1989 г.) промышленное производство сократилось на 10,8 %, в том числе производство средств производства – на 11,4 %. До критически низкого уровня упали валовые внутренние инвестиции, отражавшие снижение деловой активности (см. табл. 3.6). Во-вторых, высокой оказалась социальная цена стабилизации. Реальная заработная плата квалифицированного рабочего в промышленности к концу 1990 г. покрывала лишь 62,6 % стоимости «семейной продовольственной корзины», а транспортного рабочего – 39,4 %. По официальным статистическим данным, из 11 млн экономически активного населения 7,5 % были безработными, что являлось самым высоким уровнем за многие годы166. В-третьих, с трудом и крайне медленно протекала заявленная экономическая реформа (в частности, ее ключевой элемент – приватизация крупнейших государственных предприятий), встречавшая сильное сопротивление профсоюзов и многих политических противников К. Менема, в том числе в самой перонистской партии.

Таблица 3.6 ВВП и валовые внутренние инвестиции

Источник . La Inversion privada en la Argentina (1950–2000). Buenos Aires, 2007. P. 179.

Все это, вместе взятое, позволяло оппозиции наращивать критику в адрес правительства, предсказывать «неизбежный крах» хозяйственной политики перонистов. В средствах массовой информации не раз назывались различные даты ожидаемого «экономического апокалипсиса », чего, однако, не происходило.

Стремясь облегчить свое положение, новые аргентинские власти лихорадочно искали дополнительные источники внешнего финансирования, пытались создать благоприятные условия для деятельности иностранного капитала, приступили к интенсивным переговорам с кредиторами с целью урегулирования проблемы внешней задолженности. При этом чрезвычайная сложность ситуации вынуждала Розовый дом идти на все более серьезные уступки МВФ, который фактически напрямую участвовал в формировании новой экономической политики Аргентины.

Правительство К. Менема вступало в решающий период своей деятельности, когда от него ожидали конкретных результатов в деле улучшения социально-экономического положения страны.

II Неолиберальный ответ на исторический вызов. Третья волна модернизации

В 1990-е годы Аргентина была латиноамериканской экономической звездой…
журнал «The Economist»

В 1990-е гг. в Аргентинской Республике была предпринята очередная попытка трансформировать и модернизировать экономические структуры и институты страны, лучше приспособить их к требованиям времени, органично «вписать» в интерьер процессов глобализации, на исходе второго тысячелетия охвативших, по существу, все цивилизованное человечество и мощно диктовавших новые правила игры в системе мирохозяйственных связей.

Аргентинское общество неоднократно в своей 200-летней истории меняло вектор развития, и каждый раз экономическая философия перемен имела свою ярко выраженную специфику и идеологическую окраску. В последнее десятилетие XX в. структурные реформы прошли под знаком неолиберализма . В течение ряда лет страна служила наглядным примером «успешного» переноса базовых принципов и конкретных механизмов рыночного фундаментализма и монетаризма из мировых капиталистических центров на латиноамериканскую почву, а «главный аргентинский неолиберал», министр экономики Доминго Кавалло, стал, как писала в те годы американская пресса, подлинным «любимцем Уолл-стрита»167. Не случайно аргентинские реформы кроились по лекалам «Вашингтонского консенсуса».

Монетаристский эксперимент, принесший многим аргентинцам суровые испытания, закончился глубоким экономическим провалом и острейшим социально-политическим кризисом 2001–2002 гг. Вместе с тем к долгосрочным результатам рыночных преобразований не следует подходить с позиций, скажем так, «унтер-офицерского марксизма» и полностью отрицать (как это часто делают многие исследователи и политики) их значение для судеб хозяйственного развития Аргентины. Нужна более спокойная, взвешенная и всесторонняя научная оценка, основанная на непредвзятом и комплексном изучении вопроса. Несколько опережая события, заметим, что в известном смысле это был исторически обусловленный и во многом необходимый этап развития страны, и некоторые его заделы создали предпосылки быстрого роста аргентинской экономики уже в первом десятилетии нового, XXI в.

Глава 1 «Дорожная карта» и практика рыночных реформ

Как показывает опыт Аргентины, экономическое процветание и политическая стабильность начинаются со стабильных денег.
Рудигер Дорнбуш, американский экономист

«Конвертируемость» надела на аргентинскую экономику смирительную рубашку.
Пол Кругман, нобелевский лауреат

План «конвертибилвдад» и новая роль Центробанка

В феврале 1991 г. Д. Кавалло покинул пост министра иностранных дел и осуществил свою давнюю мечту – возглавил министерство экономики. Это стало поворотным пунктом в ходе реформ и в целом в аргентинской истории конца XX в. Начинался этап неолиберальных преобразований по всему фронту, круто изменивших многие государственные и общественные институты Аргентины и весь экономический и социально-политический облик страны.

Доминго Фелипе Кавалло Родился в 1946 г. в г. Сан-Франсиско, в провинции Кордова. Высшее образование получил в Национальном университете Кордовы, который окончил с золотой медалью, и в Гарвардском университете (США), где защитил докторскую диссертацию в области экономики. Быстро получил известность в Аргентине и других странах как экономический эксперт. Был участником целого ряда международных научных проектов, опубликовал несколько книг и большое количество статей. В числе его главных исследований фигурируют следующие монографии: «Вновь расти» (1984 г.), «Федеральный вызов» (1986 г.), «Экономика во времена кризиса» (1989 г.), «Аргентина, какой она могла быть» (1989 г.), «Значение правды. Импульс к транспарентности в Аргентине 90-х годов» (1997 г.). Долгое время являлся консультантом частных аргентинских промышленных компаний. В 1976 г. Д. Кавалло вместе с американским экономистом Р. Масгрейвом провел исследование, которое легло в основу налоговой реформы в Боливии. В 1977 г. Д. Кавалло создал в Кордове так называемый Фонд Медитерранеа (ФМ), а в его рамках – Институт изучения экономических реальностей Аргентины и Латинской Америки (ИЭРАЛ), ставший одним из ведущих в стране исследовательских центров данного профиля. Отличительная черта этих организаций – тесная связь с деловыми кругами Аргентины. Так, в числе основателей ФМ можно назвать известные в стране фирмы: АРКОР, «Арнальдо Этчарт», «Астра», «Багли», «Бридас», «Массух», «Ледесма», «Пескармона» и другие. Д. Кавалло занимал ряд ответственных государственных постов: вице-президента Банка провинции Кордова (1971–1973 гг.), президента Центрального банка Аргентинской Республики (1982 г.). В 1987 г. по спискам Хустисиалистской (перонистской) партии, в которой он не состоял, был избран депутатом Национального конгресса и активно включился в политику. Являлся одним из ключевых советников по экономическим и политическим вопросам перонистского кандидата в президенты К. Менема, а после победы последнего на выборах занял сначала пост министра иностранных дел, а затем министра экономики, став самым влиятельным членом кабинета («суперминистром»). На посту министра иностранных дел и культа Д. Кавалло проявил себя энергичным и компетентным руководителем, провел реорганизацию министерства с целью повышения оперативности и эффективности его работы, подключил к подготовке важных внешнеполитических и юридических документов группу авторитетных экспертов, прежде всего из ИЭРАЛ, активизировал деятельность специально созданного при МИД Аргентины Центра международной экономики. Но главные свершения Д. Кавалло были, безусловно, связаны с его пребыванием во главе министерства экономики в 1991–1996 гг.

Курс Д. Кавалло, ставивший своей декларированной стратегической целью перевести экономику Аргентины в режим стабильного роста, в идейно-теоретическом отношении имел, выражаясь ленинским языком, «три источника и три составные части», определившие его главные особенности и характерные черты.

Первое . В основе экономических воззрений «суперминистра» и его «команды» лежали взгляды и концепции либерализма. Именно либеральное (точнее неолиберальное) мировоззрение определяло систему базовых ценностей и целей «неоперонистов» («менемистов»), а также методы и средства достижения этих целей. Анализ взглядов Д. Кавалло, изложенных в его научных работах и официальных выступлениях, позволяет выделить ключевые моменты (критериальные черты) неолиберальной стратегии в ее «аргентинском варианте». В их числе:

? последовательное снижение удельного веса государственного сектора в экономике, в том числе через приватизацию госпредприятий;

? стремление к снижению государственных расходов, минимизация (или полная ликвидация) бюджетного дефицита, цель – сделать «экономику экономной »;

? проведение жесткой денежной политики (сдерживание роста денежных агрегатов, и прежде всего агрегата Ml – наличных денег), почти исключающей дополнительную эмиссию и ограничивающей объем кредитов БАН; тем самым предполагалось надеть на аргентинскую экономику своего рода финансовую «смирительную рубашку»;

? принятие кардинальных антиинфляционных мер и последующее удержание инфляции на максимально возможном низком уровне;

? исключение из финансовой практики резких изменений обменного курса (снижение темпов девальвации) национальной валюты;

? обеспечение полной открытости аргентинской экономики путем отмены протекционистских мер; возможность сохранения отрицательного сальдо внешнеторгового баланса в том случае, если оно компенсируется притоком иностранного капитала; поощрение зарубежных инвестиций; предоставление иностранным компаниям и банкам равных прав с местными бизнес-структурами;

? допущение роста внешнего долга под тем предлогом, что он служит элементом открытости экономики и важным финансовым резервом ее развития;

? сокращение доли социальных расходов в государственном бюджете и разного рода социальных трансфертов (субсидий, дотаций и т. д.), поскольку они снижают конкурентоспособность национального бизнеса и культивируют иждивенческие настроения предпринимателей и населения в целом;

? уменьшение числа занятых в государственном управленческом аппарате, понижение степени бюрократизации и коррумпированности властных институтов.

Второе . Сильное влияние на правительство К. Менема – Д. Кавалло оказала популярная в тот период на Западе теория предложения ( supply-side economics) [24] , согласно которой реальный рост в экономике зависит в основном от факторов, воздействующих на предложение, а не на эффективный спрос, как это утверждает кейнсианская концепция. Теория предложения постулирует еще ряд идей, взятых на вооружение аргентинскими реформаторами 1990-х годов. Назовем самые важные:

принципиальная бесполезность механизма девальвации национальных валют, поскольку вслед за этим происходит «всплеск» инфляции, нивелирующий эффект от снижения обменного курса денег;

гипотетическая возможность сокращения заработной платы, так как, в соответствии с теорией предложения и законом Сэя, исключается вероятность кризиса перепроизводства.

Третье. Постулаты уже упомянутого «Вашингтонского консенсуса», который, как отмечал В.М. Давыдов, «суммировал господствовавшие неолиберальные представления экономических гуру того времени и подходы крупнейших международных финансовых организаций (прежде всего МВФ) к оказанию помощи «проблемным странам, встающим на путь реформ»168. Напомним суть рекомендаций «Вашингтонского консенсуса»: снижение до минимума бюджетного дефицита; изменение приоритетов государственных расходов в пользу здравоохранения, образования и инфраструктуры; проведение налоговой реформы, направленной на расширение облагаемой базы при устранении завышенных фискальных ставок; финансовая либерализация и переход на рыночное регулирование банковского процента; введение унифицированного и конкурентоспособного обменного курса национальной валюты, позволяющего стимулировать нетрадиционный (промышленный) экспорт; замена количественных ограничений во внешней торговле импортными тарифами, поэтапно снижаемыми до уровня 10–20 %; ликвидация барьеров, препятствующих притоку иностранных инвестиций; приватизация государственных предприятий; отмена регламентаций, затрудняющих выход на рынок новых фирм и ограничивающих конкуренцию; надежное обеспечение прав собственности, особенно для неформального сектора169.

Таков был основной теоретический багаж, определивший узловые моменты программы («дорожной карты») экономических реформ, разработанной неолибералами во главе с Д. Кавалло и реализованной в своих основных чертах в первой половине 90-х годов прошлого века. Как видим, главные подходы, взятые на вооружение Розовым домом, носили космополитический характер и полностью соответствовали западному идейному мейнстриму тех лет. К этому, вероятно, следует прибавить концептуальные подходы собственно аргентинских «исторических» либералов, многие годы бессменно возглавлявшихся Альваро Альсогараем. Превратившись из непримиримых врагов перонизма в наиболее близких союзников К. Менема и окружавших его «менемистов» и «неоперонистов», твердо стоящие на либеральных позициях члены партии СДЦ также внесли свой вклад в идейный арсенал «команды» Д. Кавалло.

Победа ХП на выборах 1989 г. и приход в Розовый дом администрации К. Менема, отказавшегося от идейного наследия «исторического» перонизма и избравшего неолиберальный вариант экономического реформирования, означал, что либеральные знамена СДЦ оказались перехвачены новой властью. Это обстоятельство, с одной стороны, ослабило интерес к либералам (появились иные, значительно более влиятельные носители рыночной идеологии), а с другой – позволило отдельным представителям СДЦ «влиться» в ряды аргентинских реформаторов и внести свой конкретный вклад в процесс рыночных преобразований.

Тем самым вокруг Д. Кавалло образовалась группа «неолиберально настроенных» профессионалов, состоявшая из «неоперонистов», либералов и внепартийных экономистов, главным образом из «Фонда Медитер-ранеа». Так, Карлос Санчес занял пост заместителя министра, Альдо Дадоне – президента БАН, Роберто Доменеч – директора Центрального банка и т. д. Дочь А. Альсогарая – Мария Хулия вошла в состав правительства и приняла самое активное участие в процессе приватизации государственных предприятий. С этой командой Д. Кавалло и приступил к практической реализации программы реформ.

Кардинальное значение для формирования общей линии экономической политики правительства К. Менема имело одобрение Национальным конгрессом 28 марта 1991 г. закона 23.938, который вступил в силу 1 апреля того же года, вошел в историю как закон «О конвертируемости» («конвертибилидад») и коренным образом менял валютно-финансовую ситуацию в стране. Вот его основные положения.

1. Центральный банк был обязан в неограниченном количестве продавать иностранную валюту из расчета 10 тыс. аустралей за 1 доллар США. Несколько позднее (с 1 января 1992 г.) вводилась новая аргентинская денежная единица с традиционным названием – песо и устанавливался ее паритет с американским долларом (1:1).

2. Центробанк обязывался постоянно располагать золотовалютными резервами в объеме не меньше 110 % имевшейся в обороте денежной массы (агрегат Ml). Комментируя такую политику, американские экономисты П. Кругман и М. Обстфельд писали: «Фиксируя валютный курс, центральный банк отказывается от своей способности влиять на экономику посредством денежно-кредитной политики»170.

Кроме того, запрещалась индексация контрактов, номинированных в аустралях, благодаря чему блокировался «переброс» инфляции в будущее, и прерывалась инфляционная инерция, с которой страна жила несколько последних десятилетий. С целью укрепить фактически вводимый в стране бимонетарный режим (равноправное хождение двух денежных единиц: аргентинского песо и доллара США) разрешалось впредь заключать контракты в американских долларах.

Существенно менялась и суживалась макроэкономическая роль Центробанка, утратившего возможность финансировать государство путем практически бесконтрольной эмиссии денег (как правило, по требованию исполнительной власти, которая таким способом «заделывала» бреши в федеральном бюджете и одновременно «разгоняла» инфляцию). Это было важнейшее – и весьма трудное – политическое решение, достаточно быстро оздоровившее денежный рынок. В условиях системы «конвертибилидад» государство могло получить дополнительные средства только путем заимствований на внутреннем или внешнем финансовых рынках, выпуская соответствующие суверенные долговые инструменты (обязательства). Такое положение дел теоретически должно было вынудить федеральные и провинциальные власти укреплять финансовую дисциплину и повышать собираемость налогов – единственный источник денежных поступлений, не считая заимствований.

Введение режима «конвертибилидад» и по сей день остается остро дискуссионной темой, сталкивающей самые различные точки зрения и порождающей порой весьма парадоксальные, неожиданные оценки. Рассмотрим некоторые из них, чтобы получить более полную и сбалансированную картину происшедшего в Аргентине в 1990-е гг.

Начнем с мнения самого Д. Кавалло, неоднократно обращавшегося к анализу закона «О конвертируемости». В работе, подготовленной для авторитетного испанского Королевского института Элькано в 2002 г.171, бывший министр сформулировал ряд тезисов, представляющих немалый интерес. Прежде всего, он опроверг абсолютно устоявшееся мнение, что режим «конвертибилидад» предполагал «мертвую» привязку песо к доллару в соотношении 1:1. По утверждению Д. Кавалло, закон устанавливал «потолок» обменного курса, т. е. аргентинская валюта не могла быть дороже американской, но не определял нижнего уровня соотношения двух валют. Таким образом, согласно автору закона «О конвертируемости», введенный валютный режим юридически оставлял возможность для маневра – в случае необходимости понизить номинальную стоимость песо. На этом основании утверждалось, что не следует ставить знак равенства между режимом «конвертибилидад» и твердо фиксированным обменным курсом (pegged/fixed exchange rate). Далее, Д. Кавалло подчеркивал чрезвычайную популярность «конвертируемости», которая позволила аргентинским гражданам осуществлять любые денежные операции и накапливать личные сбережения в иностранной валюте, а на макроэкономическом уровне на определенный отрезок времени (почти 10 лет) обеспечила устойчивость и стабильность национальной финансовой системы. И последнее. Говоря о других макроэкономических эффектах «конвертируемости», экс-министр указал на следующее:

? в 1970–1990 гг. среднегодовой прирост ВВП составил 0,7 %, а в 1990–1998 гг. (т. е. в условиях «конвертибилидад») – 6,3 %;

? в 1970–1990 гг. количество занятых в народном хозяйстве возрастало в среднем на 0,9 % в год, в 1990–1998 гг. – на 1,4 %;

? в 1970–1990 гг. факторная производительность аргентинской экономики (рассчитанная как остаток по Солоу ) [25] снижалась в среднегодовом исчислении на 1,1 %, а в 1990–1998 гг. возрастала на 4,3 %172.

Отдельные положительные макроэкономические последствия реализации плана «конвертибилидад» отмечали и другие авторы, включая тех, кто в целом резко критиковал неолиберальную политику 1990-х гг. Так, Хулио Севарес (один из наиболее непримиримых критиков) подчеркнул, что «конвертируемость» радикально сократила инфляционные ожидания аргентинцев, в результате чего индекс потребительских цен упал со 171 % в 1991 г. до 25 % в 1992 г., 11 % в 1993 г. и 4 % в 1994 г. Население страны, большая часть которого родилась и выросла в условиях галопирующей инфляции, не могла припомнить другой период похожей финансовой стабильности. Благодаря этому, пишет автор, «сократилась эрозия доходов, заработная плата, особенно у самых низкооплачиваемых слоев населения, возросла, а бедность уменьшилась»173.

Признавая позитивные эффекты режима «конвертируемости», Рафаэль Оларра Хименес и Луис Гарсиа Мартинес в совместном исследовании отмечают и серьезный просчет «команды» Д. Кавалло, а именно сохранение у государства и его организаций и институтов возможности (ничем фактически не лимитированной) занимать ресурсы на внутренних и внешних финансовых рынках. Конечно, пишут авторы, сам по себе выпуск и размещение суверенных долговых инструментов – нормальная, общепринятая практика, часто совершенно необходимая для бесперебойного хозяйственного функционирования государства. Но в конкретных условиях Аргентины сохранялась и (как показало будущее) сыграла роковую роль возможность безудержного заимствования, не ограниченного какими-то эффективными легальными нормами174.

По мнению Даниэля Мучника, режим «конвертируемости» был своего рода калькой с «Кассы конверсии», регулировавшей валютнофинансовую систему Аргентины в начале XX в., а потому являлся «анахронизмом». Такого рода «фиксированный обменный курс, – продолжал исследователь, – характерен для небольшой горстки государств, тогда как большинство стран мира используют плавающий курс»175. Тем самым Д. Мучник как бы дезавуирует приведенное выше утверждение Д. Кавалло о том, что режим «конвертируемости» не являлся вариантом фиксированного обменного курса и оставлял аргентинскому песо возможность «плавать». Точку зрения Д. Мучника в целом разделяет Альдо Феррер. Он указывает, что Д. Кавалло провел денежную реформу, руководствуясь историческим опытом «Кассы конверсии» и установив фиксированный обменный курс песо. В результате количество денег в обращении стало напрямую зависеть от объема (притока – оттока) валютных резервов Центробанка. Возникшая система, продолжает А. Феррер, не просто являлась бимонетарной, но создавала условия для прогрессирующей долларизации аргентинской экономики, поскольку в скором времени 2/3 банковских депозитов, а также коммерческих контрактов и соглашений номинировалось в валюте США176.

Одним из немногих критиков «конвертируемости», напрямую дискутировавших с Д. Кавалло в период наибольшего влияния неолибералов, был Родольфо Терраньо. В частности, две их дискуссии прошли на телевидении в 1993 и 1995 гг. Р. Терраньо являлся сторонником модели, сфокусированной на развитие экспорт-ориентированных отраслей промышленности, и утверждал, что обменный курс 1:1 отнюдь «не оздоровил песо», а лишь «подключил его к аппарату искусственного дыхания». Поэтому, утверждал экономист, «конвертируемость» – это сугубо временная мера, которая должна быть со временем отменена. Но выход из режима «конвертируемости» следует осуществлять постепенно и организованно, и заниматься этим должен реально независимый Центральный банк (наподобие германского Бундесбанка)111. Такие идеи вызывали у аргентинских и зарубежных неолибералов неподдельный ужас. Они дружно утверждали, что отказ от «конвертируемости» будет «безрассудством», что такая мера неминуемо приведет к гиперинфляции, а американский экономист Рудигер Дорнбуш даже предлагал «личности, подобные Терраньо, поместить в зоопарк»178.

Все перечисленное дает представление о том большом влиянии, которое оказала политика «конвертируемости» на идейное состояние политических и академических кругов аргентинского общества. Но главным, разумеется, было ее сильнейшее макроэкономическое воздействие, и в первую очередь беспрецедентное открытие экономики, значительно превосходившее все предыдущие попытки либерализации, что особенно отчетливо проявилось в связи с развернувшимся процессом приватизации государственных предприятий и новой ролью ТНК.

Программа приватизации в рамках открытой экономики

Приватизация государственной собственности, проведенная правительством К. Менема – Д. Кавалло, стала одной из самых масштабных (на мировом уровне) передач госпредприятий в частные руки в 1990-е гг. Менее чем за пять лет аргентинское государство почти полностью «избавилось» от принадлежавших ему значительных активов, передав их – в собственность или в долговременную концессию – частным консорциумам, в которых в подавляющем большинстве случаев главную роль играл иностранный капитал. Местные предприниматели, как правило, участвовали в приватизационных сделках в качестве миноритарных партнеров зарубежных фирм и банков и зачастую продавали впоследствии свои доли мажоритарным акционерам (т. е. иностранным участникам).

Вдохновляемый примером М.Тэтчер, К. Менем представил свой проект приватизации госсобственности в качестве попытки создать в Аргентине «народный капитализм» и превратить «пролетариев в собственников» (“proletaries en propietarios”) [26] . Как писал Анхель Хосами, «новое правительство перонистов Менема заняло места в неолиберальном приватизаторском вагоне, объявив о срочной необходимости сделать аргентинской экономике серьезную хирургическую операцию»179. Перонисты, которые не давали Р. Альфонсину провести весьма ограниченную приватизацию, были готовы практически к тотальной, или, как образно писала З.И. Романова, «ковровой», приватизации180. И действительно, в частные руки перешли не только госпредприятия-лидеры (вплоть до военных заводов), но и самые разнообразные, принадлежавшие государству хозяйственные объекты, включая метрополитен, ипподром, зоопарк, телеканалы, радиостанции и почту.

Характерной внутриполитической особенностью процесса приватизации в Аргентине было почти полное отсутствие (особенно на первом этапе) какой-либо организованной оппозиции данному процессу, как это неизменно бывало в прошлом в ходе практически всех попыток ликвидировать государственный сектор. В 1990-е гг. ситуация круто изменилась по ряду причин. Во-первых, сам госсектор уже в течение длительного времени находился под огнем критики за плохой менеджмент, низкую рентабельность (нередко – убыточность) многих предприятий и неудовлетворительное качество выпускаемых товаров и предоставляемых услуг. В целом такие обвинения были справедливы, другое дело – мало кто задумывался, в чем были реальные причины невысокой эффективности госпредприятий. Как бы то ни было, в пропагандистском плане власти хорошо подготовили общественное мнение к демонтажу госсектора. Во-вторых, не было ни одной весомой политической силы в стране, которая выступала (или могла авторитетно выступать) против приватизации. В самом деле, ГРС не могла этого делать, поскольку сама выдвигала приватизационную программу, СДЦ традиционно требовала покончить с участием государства в экономике, «менемисты» сумели переломить неизменно «государственническую» позицию ХП, а левые партии и группы были слишком слабы, чтобы их протестующий голос кто-то услышал. Более того, кардинальная перемена настроений в руководстве перонизма повлияла и на позицию профсоюзов – непримиримых противников приватизации. Теперь основные профессиональные объединения, как минимум, сохраняли нейтралитет и ждали развития событий. С другой стороны, мощную поддержку планам правительства оказали все самые влиятельные организации бизнес-сообщества, давно не имевшие такой блестящей возможности расширить зону «свободного предпринимательства» и включить в нее сферы, традиционно закрытые для частных компаний. С политической точки зрения ничто не мешало тандему К. Менем – Д. Кавалло реализовывать свои планы.

В макроэкономическом смысле аргентинские неолиберальные реформаторы обосновывали проведение приватизации тремя основными соображениями. Первое — стремлением к повышению эффективности предприятий, находившихся в государственной собственности и своей неудовлетворительной работой «тормозивших» общий прогресс национальной экономики. Второе — императивной необходимостью ликвидировать хроническую дефицитность федерального бюджета, в основе чего как раз и лежала убыточность государственных предприятий. Третье — стратегической задачей остановить быстрый рост суверенного долга, который формировался в решающей степени из-за огромных внутренних и внешних заимствований центральных властей и компаний, принадлежавших государству. В дальнейшем мы увидим, в какой степени «менемистам» удалось достичь этих целей, проводя приватизацию.

Case study

ЭНТЕЛЬ, телекоммуникации

Телефонная связь в Аргентине начала развиваться в конце XIX в., когда швейцарский капитал основал небольшую компанию, позднее перекупленную англичанами. В 30-х годах XX в. в стране обосновалась американская монополия ИТТ, поставленная в 1948 г. под государственный контроль правительством Х.Д. Перона. В 1956 г. была создана 100 %-ная государственная «Эмпреса насиональ де телекомуникасьонес» (ЭНТЕЛЬ), ставшая монополистом отрасли. Постепенно ЭНТЕЛЬ превратилась в вопиющий пример неэффективности и коррупции (установка новой телефонной линии либо осуществлялась за взятку, либо могла тянуться 10–15 лет). Логично, что уже через два месяца после прихода к власти К. Менем подписал декрет о приватизации компании. При этом в правительстве даже не скрывали, что хотят сделать из сделки с ЭНТЕЛЬ своего рода приватизационную модель, образец рыночной операции. Не случайно во главе процесса была поставлена М.Х. Альсогарай – большего рыночника и либерала трудно было себе представить. Чтобы сделать коммерческое предложение как можно более привлекательным, государство в период до начала торгов на 90 % повысило тарифы на телефонную связь, приняло на себя все долги ЭНТЕЛЬ (порядка 2 млрд дол.) и взяло обязательство субсидировать в дальнейшем нового собственника в том случае, если его прибыли составят меньше 16 %Ь годовых. Несмотря на то что активы ЭНТЕЛЬ были оценены в 3,1 млрд дол., стартовая цена для международных торгов по этой компании (было выставлено на продажу 60 % ее акций) составила только 1 млрд дол. Остальной акционерный пакет распределялся следующим образом: 30 % оставалось в руках государства, которое некоторое время спустя реализовало их на Фондовой бирже, а 10 % в соответствии с установленным порядком перешли в руки персонала ЭНТЕЛЬ. По итогам тендера владельцами бывшей телефонной монополии, разделившими ее на две самостоятельные бизнес-структуры, стали международные консорциумы, один из которых возглавила ведущая испанская телекоммуникационная компания «Телефоника», а другой – французский концерн «Франс Телеком». В первом случае победитель торгов заплатил 114 млн дол. наличными и внес на сумму 2 720 млн дол. аргентинских долговых инструментов, рыночная стоимость которых не превышала 500 млн дол., во втором – соответственно 100 млн дол. наличными и 2 101 млн дол. в долговых бумагах.

В период 1990–1999 гг. в Аргентине было приватизировано около 110 крупных госкомпаний и передано в частные руки свыше 40 концессий. Общий размер финансовых средств, полученных государством, измерялся цифрой порядка 30 млрд дол., из которых 20 млрд были получены наличными, а 10 млрд – в виде ценных бумаг и аргентинских суверенных долговых обязательств, так называемые операции «долги за активы » (debl-for-equity-swaps). Иногда исследователи приводят немного иные цифры, но они не меняют общей картины: аргентинская приватизация носила масштабный характер, была проведена в исторически сжатые сроки и с технической точки зрения отличалась сравнительно высокой степенью организации. Курс на денационализацию экономики на определенном этапе стал важным инструментом финансирования бюджетного дефицита. Вместе с тем в целом ряде случаев (как, например, с ЭНТЕЛЬ) государственные активы приобретались приватизаторами по ценам значительно ниже рыночных, что нередко использовалось противниками К. Менема для политических атак на его правительство. Власти сознательно шли на такого рода издержки, рассчитывая в конечном счете укрепить конкурентные (рыночные) начала экономики. В Розовом доме считали, что главное состояло в том, чтобы на месте убыточных госмонополий создать конкурирующие между собой высокорентабельные частные фирмы и таким образом повысить эффективность производства товаров и услуг. При этом отраслевая направленность приватизационного процесса, вполне естественно, детерминировалась структурой госсектора, в котором главный удельный вес приходился на компании, предоставлявшие коммунальные услуги (телефонная связь, газ, электричество, водоснабжение), а также банковские учреждения и транспорт. Все они были приватизированы в 1990–1999 гг. (см. табл. 4.1). Кроме того, под паровой каток приватизации попали металлургические предприятия, тепловые и гидроэлектростанции, страховые общества, морские и речные порты, фирмы, обслуживающие внешнеторговые операции (погрузка-разгрузка грузов и т. д.), судостроительные верфи.

Таблица 4.1 Ведущие государственные компании, перешедшие в частные руки в 1990–1999 гг.

Составлено по: Caballero A.I. у Otros. Economia Argentina en Presente у Futuro. Buenos Aires, 2000. P. 414–417.

Case study

«Аэролинеас Архентинас»

Приватизация находившейся в собственности государства крупнейшей аргентинской авиатранспортной компании «Аэролинеас Архентинас» была одной из первых в длинном списке приватизационных сделок, совершенных правительством К. Менема, и, как и ЭНТЕЛЬ, стала своего рода парадигматическим случаем, иллюстрирующим многие характерные аспекты процесса приватизации в Аргентине. Переход «Аэролинеас» в частные руки начался с президентского декрета № 1591 от 27декабря 1989 г., объявлявшего международный тендер на ее приобретение. Единственным заинтересованным покупателем была бизнес-группа в составе испанской авиационной компании (кстати говоря, государственной) «Иберия» и нескольких аргентинских миноритарных участников. Соглашение о приватизации «Аэролинеас» было подписано 21 ноября 1990 г. и сразу же обоснованно вызвало немало критических комментариев. Рассмотрим условия сделки. Накануне тендера полная стоимость «Аэролинеас» была оценена в 630 млн дол. На торги фактически выставлялось 85 % акций компании (с заявленной ценой 530 млн дол.), поскольку 5 % оставалось в руках государства, а 10 % переходило к служащим предприятия. При этом в оценку активов компании (что было совершенно некорректно) входила лишь стоимость движимого и недвижимого имущества (самолетный парк, офисы и т. д.) и не учитывался такой важный фактор, как коммерческая цена торговой марки и налаженных маршрутов: «Аэролинеас» контролировала 98 %Ь внутренних пассажирских перевозок и 50 % международных рейсов из Аргентины. Кроме того, компания передавалась покупателю без долгов, которые брало на себя аргентинское государство – 740 млн дол. В итоге новые владельцы приобрели: признанную торговую марку, внутренние и международные маршруты, 28 собственных авиалайнеров и один арендованный, десятки офисов в Аргентине и за рубежом (в том числе на Виа Венето в Риме, Елисейских Полях в Париже и в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке), заплатив за все в общей сложности порядка 464 млн дол., из которых только 130 млн наличными, а остальные – в ценных бумагах и купленных за 14 % их номинальной стоимости суверенных долговых обязательствах Аргентины (debt-for-equity-swaps). Говоря ненаучным языком, компания досталась новым владельцам даром.

Важнейшей отличительной чертой процесса приватизации было широкое участие в нем иностранного капитала, в том числе многих ведущих мировых ТНК и ТНБ. Действуя в духе постулатов «Вашингтонского консенсуса», правящие круги Аргентины в 1990-е гг. создали оптимальные условия для экспансии международного капитала, что вызвало очередную – и самую мощную – волну зарубежных инвестиций в аргентинскую экономику. Именно иностранный капитал был сделан несущей осью новой хозяйственной политики, рассчитанной на модернизацию экономических структур страны и ускорение ее развития. В известном смысле стратегия правящего дуэта К.Менем – Д. Кавалло была (по замыслу) стратегией прорыва в постиндустриальный мир, и ударной силой этого исторического рывка должен был служить транснациональный промышленный и банковский капитал. В этом состояла специфика очередного (на этот раз – неолиберального) модернизационного проекта, третьей в истории страны волны модернизации. Европейские и американские корпорации и банки моментально усмотрели новые фантастические для себя возможности на аргентинском рынке и решительно возглавили процесс перехода государственной собственности в частные руки. Приведем некоторые показательные цифры. По данным ЭКЛАК, в период 1990–1998 гг. в приватизацию госпредприятий Аргентины было вложено 18,4 млрд дол., из них иностранными компаниями – 16,1 млрд дол. (87,5 %), а частными аргентинскими – 2,3 млрд дол. (12,5 %)181. Тем самым не будет преувеличением сказать, что демонтаж государственного сектора почти полностью был осуществлен зарубежными ТНК, сумевшими прибрать к рукам ряд наиболее перспективных предприятий и целых секторов. В частности, крупнейшие активы иностранный капитал приобрел в одной из ведущих отраслей аргентинской экономики – нефтяной.

Case study

ЯПФ и нефтяной сектор

Созданная в 1922 г. государственная нефтяная корпорация «Ясимьентос петролиферос фискалес » (ЯПФ) долгие годы являлась символом экономического суверенитета Аргентины и играла исключительную роль в хозяйственной жизни страны. С момента своего образования ЯПФ обеспечивала львиную долю добычи нефти и контролировала свыше половины ее коммерциализации. На долю компании приходилось до 10 % национального ВВП. До начала 1990-х гг. все попытки различных правительств (в том числе А. Фрондиси и Р. Аяьфонсина) ощутимо ограничить доминирование ЯПФ и ассоциировать компанию с иностранными партнерами заканчивались провалом, натыкаясь на яростное сопротивление политической оппозиции и профсоюзов. В 1989 г., когда К. Менем объявил о намерении приватизировать ЯПФ, она обеспечивала 63 % добычи нефти, 61 %Ь переработки, а на ее предприятиях было занято 35 тыс. рабочих и служащих. Это был один из крупнейших работодателей Аргентины. В первую очередь благодаря ЯПФ страна полностью обеспечивала себя нефтью и основными нефтепродуктами, гарантировала национальную энергобезопасность. Аргументы в пользу приватизации ЯПФ не отличались новизной: низкая эффективность в расчете на одного занятого, огромные долги, недостаточный технический уровень, архаичная корпоративная структура, непрофессиональный менеджмент. На роль главного приватизатора компании был назначен боливийский бизнесмен-нефтяник Хосе Эстенссоро, имевший значительный опыт работы в нефтяной промышленности США. В декабре 1990 г. К. Менем подписал декрет № 2778 и дал «зеленый свет» приватизации ЯПФ, превратив компанию в акционерное общество. Параллельно были открыты двери в нефтяную промышленность Аргентины частным национальным и иностранным предпринимателям. Уже в 1993 г. в этом секторе, наряду с ЯПФ, работало еще свыше 30 частных фирм. Процесс приватизации бывшей госмонополии прошел несколько этапов и растянулся до июня 1999 г., когда испанская энергетическая корпорация «Репсоль» за 13 млрд дол. приобрела 100 %Ь акций ЯПФ. К этому моменту персонал аргентинской компании сократился до 5 тыс. человек (т. е. уменьшился в 7 раз), а сама она вышла на сравнительно высокую рентабельность, оставив далеко позади времена хронической убыточности. Вновь образованная корпорация «Репсоль – ЯПФ» вошла в число ведущих мировых нефтяных компаний, а энергетический сектор аргентинской экономики быстро приобретал новую конфигурацию.

С покупкой ЯПФ испанским капиталом процесс приватизации в Аргентине в основном завершился. Приватизация коренным образом преобразила картину хозяйственной жизни. Оставшиеся в руках государства экономические активы (включая предприятия атомной энергетики) уже не определяли характер и структуру национальной экономики. Это дает возможность подвести некоторые итоги приватизационного процесса и отметить те перемены, которые произошли в компаниях, перешедших в частную собственность. Выделим наиболее характерные общие моменты.

Во-первых, практически на всех приватизированных предприятиях произошло обвальное сокращение количества персонала. А если брать в целом, то в бывших государственных компаниях, работавших в сфере коммунальных услуг и транспорта, число занятых сократилось с 230,6 тыс. человек в 1988 г. до 75,8 тыс. в 1998 г. (в 3 раза)182. Во-вторых, приватизированные предприятия, как правило, демонстрировали сравнительно высокую рентабельность (8—12 %), значительно превышавшую средние показатели по стране (3–5 %).

Имеющиеся данные показывают противоречивое воздействие процесса приватизации на макроэкономическое положение Аргентины. С одной стороны, произошло существенное повышение эффективности многих предприятий, перешедших в частные руки, повысилась их рентабельность, с государства была снята тяжелая ноша – поддержка убыточных компаний. Более того, приватизация непосредственно пополнила аргентинский бюджет и благодаря операциям «долги за активы» позволила несколько сократить долговую нагрузку на экономику. Вместе с тем рационализация производства вела к массовым увольнениям и росту безработицы, что закладывало, скажем так, социальную мину замедленного действия. И это были еще далеко не все негативные последствия приватизации и в целом неолиберальной перестройки.

Экспансия транснациональных корпораций и концентрация капитала

Неолиберальные реформы обусловили беспрецедентное усиление позиций транснационального капитала, степень влияния которого на хозяйственную жизнь Аргентины можно было сравнить лишь с началом XX в., когда иностранный капитал занял многие ключевые позиции в наиболее рентабельных секторах. Новый этап экспансии ТНК, развернувшийся в 1990-е гг., отличался рядом особенностей, и прежде всего беспрецедентными масштабами прямых инвестиций, аккумулированный объем которых в период 1991–2001 гг. вырос почти в 7 раз (см. табл. 4.2).

Отраслевое распределение капиталовложений ТНК (см. рис. 4.1) в целом отражало доминировавшие в тот период общемировые тренды движения капитальных потоков. Как правило, большая часть инвестиций направлялась в наиболее динамичные сервисные сектора. В аргентинском случае речь преимущественно шла о таких отраслях, как коммунальные услуги, финансы, торговля и телекоммуникации. Значительные ресурсы аккумулировались в обрабатывающей промышленности (автомобилестроение, химия и нефтехимия, пищевкусовая отрасль). Обращает на себя внимание высокая доля добывающей промышленности, что объяснялось в первую очередь огромными инвестициями в приобретение активов, занимавшихся добычей, переработкой и коммерциализацией углеводородов (нефть и природный газ).

Таблица 4.2 Прямые иностранные инвестиции в Аргентине (аккумулированный объем на конец года в млн дол.)

Источник. Ministerio de Economia. – www. mecon. gov. ar

Рис. 4.1. Отраслевая структура прямых иностранных инвестиций в Аргентине в 1992–2000 гг.

Источник. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. CEPAL, Santiago de Chile, 2002. P. 68.

Анализируя стратегию ТНК в Аргентине периода 1990-х гг., можно подразделить международные компании на следующие группы по профильным бизнес-интересам. Первая группа — корпорации, заинтересованные исключительно в работе на аргентинском рынке услуг. К ним, в частности, относятся уже упомянутые телекоммуникационные фирмы и авиаперевозчик «Иберия». В их стратегии четко прослеживалась линия на модернизацию купленных предприятий, расширение спектра услуг и обеспечение максимальных прибылей путем рационализации бизнеса и поддержания сравнительно высоких тарифов, уровень которых согласно закону «О конвертируемости» и соглашениям с правительством Аргентины рос в соответствии с темпами инфляции в США. В результате данные компании были чистыми импортерами, поскольку продавали свои услуги почти исключительно на местном рынке (реализовывали так называемые неторгуемые товары), но ввозили из-за рубежа значительное количество оборудования и технологий, необходимых для технического перевооружения предприятий. В указанную группу, кроме того, входили компании энергетического сектора, торговые и финансовые структуры, где транснациональный бизнес также приобрел лидирующие позиции.

Например, в электроэнергетике командные высоты заняли испанские и французские фирмы: «Эндеса Эспанья», «Энергис», «Электриситэ де Франс», «Луи Дрейфус», «САУР Интернасиональ»; американские «АЭС корп.», «Энрон» и другие. В газовой отрасли прочно обосновались «Камуцци Газометри» и «Италгас» (Италия), «Бритиш Гэз» и «Юнайтед Ютилитис» (Великобритания), «Ройал Датч/Шелл Групп» (Великобритания/ Нидерланды), «Трактебель» (Бельгия), ИБЕРДРОЛА (Испания). В торговле мощную экспансию, поставившую под иностранный контроль основные сети супермаркетов, осуществили французские «Каррфур», «Промодэ», «Касино Гишар Перрашон» и «Ашан», голландские «Ройал Ахолд» и «Конинклихе Ахолд НВ». Именно благодаря массированному проникновению ТНК доля супермаркетов в розничной торговле возросла в 1990-е гг. в 2 раза, достигнув к 2000 г. порядка 60 %183.

Иностранное присутствие в банковской сфере Аргентины было традиционно существенным. Однако до середины 1990-х гг. ведущую роль в финансовой системе страны играли государственные кредитные учреждения федерального и провинциального уровня, а также многочисленные сравнительно небольшие местные частные банки. «В русле общей стратегии, – пишет H.H. Холодков, – существенному пересмотру подвергся и режим взаимодействия с зарубежными кредитными институтами, который стал базироваться на принципе равных возможностей для местного и иностранного банковского капитала»184. Действительно, ситуация стала стремительно меняться после февраля 1994 г., когда правительство К. Менема специальным декретом № 146 сняло почти все ограничения на приток зарубежного капитала в национальную кредитную систему. Одновременно были резко повышены требования к финансовым организациям и установлены более высокие уровни их минимального капитала. Это вызвало неизбежный процесс концентрации в отрасли, чем воспользовались зарубежные инвесторы, предприняв широкомасштабную скупку местных финансовых структур. В итоге в 2001 г. на долю иностранных владельцев приходилось 53 % всех активов аргентинской банковской системы185.

Особый размах продемонстрировали американские «Ситикорп» и «Бостон», а также европейцы, чью экспансию возглавили два испанских финансовых гиганта: «Банко Сантандер Сентраль Испано» (БССИ) и «Банко Бильбао Вискайа Архентариа» (ББВА), к которым подключились английский «Гонконг энд Шанхай Бэнкинг Холдинге ПЛК» (ХСБК Холдинге), французские «Банко Судамерис», «Кэс Насиональ де Креди Агриколь» и итальянские «Банко Национале дель Лаворо» и «Асикурациони Хенерали Спа». В результате в первой десятке аргентинских банков с иностранным участием 7 оказались под контролем европейского капитала и только 2 – американского и 1 – канадского186. Оценивая ситуацию в целом, следует отметить еще одно характерное следствие процесса концентрации и интернационализации банковского капитала в Аргентине: резкое сокращение общего количества учреждений за счет падения удельного веса национальных (государственных и частных) финансовых институтов (см. табл. 4.3).

Таблица 4.3 Динамика количества банковских учреждений (1991–1999 гг.)

Источник. El fracaso del Consenso de Washington. La caida de su mejor alumno: Argentina. Barcelona, 2003. P. 72.

Вторую группу иностранных компаний, «рванувших» в 1990-е гг. в Аргентину, образовали фирмы, заинтересованные в местном рынке промышленных товаров. И в этом случае приоритет был явно на стороне европейских бизнес-структур. Так, из почти 458 тыс. автомобилей, произведенных в Аргентине в 1998 г. (максимальный уровень, достигнутый в 90-е годы прошлого века), на долю европейских фирм «Фиат», «Пежо – Ситроен», «Рено», «Фольксваген» и «Даймлер-Крайслер» приходилось 304 тыс., или свыше 66 %187. Похожая ситуация сложилась в пищевкусовой отрасли, где европейские концерны «Гленкор», «Нестле» и «Груп Андре» (Швейцария), «Данон» (Франция), «Пармалат» (Италия), «Варстайнер» (Германия), «Хайнекен» (Нидерланды), «Бритиш Америкэн Тобэкко» (Великобритания) и др. скупили местные компании-лидеры и прочно обосновались на рынке, модернизировав производство и сбытовую сеть и предложив потребителю новые, более качественные и разнообразные товары.

Многие компании второй группы (особенно в первоначальный период своей экспансии) стали крупными импортерами оборудования, необходимого для технического переоснащения предприятий, а также новых потребительских товаров (чье производство еще не было организовано на месте) для их реализации на местном рынке. Однако с течением времени отдельные корпорации стали сравнительно быстро наращивать и экспортные поставки. В максимальной степени это относилось к автомобилестроению. Так, в 2001 г. предприятия отрасли поставили за рубеж продукции почти на 2 млрд дол., что составило 8,2 % суммарных экспортных продаж 1000 крупнейших аргентинских компаний, или 7,5 % совокупного экспорта Аргентины188.

Крупные инвестиции международные концерны осуществили в химическую и нефтехимическую промышленность. Здесь выделились американская монополия «Дау Кемикл», англо-голландский «Юнилевер», германские «Байер» и «БАСФ», бельгийский «Сольвай». Для этих компаний также был характерен интерес не только к внутреннему аргентинскому рынку, но и к возможностям поставок продукции за рубеж, прежде всего в соседние южноамериканские страны. Именно освоение этих рынков явилось главным направлением внешнеэкономической деятельности филиалов автомобилестроительных, пищевкусовых, химических и нефтехимических корпораций. В этом плане транснациональный бизнес, расширив свое присутствие в Аргентине, стал одним из крупнейших участников интеграционных процессов, развивавшихся на юге Латиноамериканского региона.

Третью группу составили компании, обосновавшиеся в Аргентине с целью эксплуатации ее природных ресурсов (нефть, газ, горно-рудное сырье). В этой группе лидером была испанская нефтяная корпорация «Репсоль», вложившая в покупку аргентинских активов, прежде всего ЯПФ, в общей сложности 16,7 млрд дол. и ставшая крупнейшим единоличным инвестором в целом в Латинской Америке. Поглотив ЯПФ, «Репсоль» позиционировалась в первом ряду ведущих транснациональных нефтяных компаний с интересами в 24 странах мира189. К началу XXI в. «Репсоль-ЯПФ» стала самой мощной бизнес-структурой Аргентины с годовым оборотом продаж, превысившим 8,6 млрд дол. (2000 г.) и объемом экспортных поставок порядка 2 млрд дол. (7,5 % совокупного экспорта страны). По этим показателям «Репсоль-ЯПФ» далеко превзошла аргентинские филиалы двух других европейских нефтяных гигантов: англо-голландской «Ройал Датч/Шелл» и английской «БП Амоко», а также американских «Эссо» и «Шеврон»190.

Единственная важная отрасль аргентинской экономики, где присутствие европейского бизнес-сообщества осталось незначительным, – добыча и переработка горно-рудного сырья. Здесь экспансию иностранного капитала, активно развернувшуюся в 1990-е гг. благодаря новому поощрительному законодательству, принятому правительством К. Менема, возглавили североамериканские (США и Канада), австралийские и южноафриканские ведущие майнинговые компании. Но это было тем исключением, которое лишь подтверждало правило: в ходе неолиберальных реформ впервые после Второй мировой войны произошло чрезвычайное укрепление позиций, прежде всего, европейских ТНК почти во всех основных секторах хозяйственной жизни Аргентины. Показательно, что на долю компаний трех стран – Испании, Италии и Франции – пришлось свыше 50 % суммарных прямых инвестиций, что в 2 раза превышало аналогичный показатель США (см. рис. 4.2). Данное обстоятельство отличало Аргентину от подавляющего большинства других государств Латинской Америки, где американские корпорации (несмотря на усилившуюся конкурентную борьбу) сохранили свое господствующее влияние.

Рис. 4.2. Географическое распределение прямых иностранных инвестиций в Аргентине 1992–2000 гг. (в %)

Источник: La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. NU, CEPAL, Santiago de Chile, 2002. P. 68.

Наряду с классическим и традиционным увеличением прямых капиталовложений, в ходе неолиберальных реформ произошел резкий рост притока портфельных инвестиций. В 1990-е гг. зарубежные инвесторы, в том числе институциональные, впервые в истории Аргентины стали широко приобретать акции компаний (в том числе в ходе приватизации) на местном фондовом рынке, что привело к значительной активизации процесса межфирменных слияний и поглощений аргентинских корпоративных активов. Эксперты ЭКЛАК в ходе специального исследования выявили за период 1991–2001 гг. 100 случаев слияний и поглощений активов стоимостью свыше 100 млн дол. на общую сумму более 49 млрд дол.191 Своеобразным знамением времени явилось возникновение в эти годы значительного числа смешанных обществ, стратегических партнерств (альянсов), а также разного рода инвестиционных фондов, занявших свою нишу на рынке акций, облигаций и других ценных бумаг и сыгравших заметную роль в аллокации местных и международных финансовых ресурсов.

Case study

Наступление инвестиционных фондов

С самого начала процесса приватизации в Аргентине усилиями местных и зарубежных предпринимателей и банкиров стали создаваться инвестиционные фонды (ИФ) с целью концентрации финансовых ресурсов, которые затем использовались для приобретения наиболее привлекательных активов. Так, в 1991 г. был образован инвестиционный фонд «Ситикорп Эквити Инвестментс» (СЭИ). Одним из первоначальных направлений деятельности СЭИ стала капитализация находившихся на балансе «Ситибанк» долговых обязательств (debt-for-equity-swaps). Затем фонд приступил к приобретению акций быстро растущих телекоммуникационных компаний и стал крупным игроком на рынке средств связи. В том же 1991 г. был учрежден инвестиционный фонд «Экксел Групп», в скором времени установивший контроль над 50 фирмами не только в Аргентине, но и в других странах: Бразилии, Чили и Уругвае. До 95 % капитала «Экксел Групп» принадлежало институциональным инвесторам США, включая таких престижных, как «Форд Фаундейшн», «Дженерал моторе инвестмент компании» и «Оппенхаймер». За десятилетие 1990-х гг. фонд приобрел активы общей стоимостью свыше 4 млрд дол. В их числе: сети супермаркетов, системы платной медицины, предприятия пищевкусовой промышленности. Свой инвестиционный фонд «Инверсьонес u репресентасьонес» (ИРСА) основал в Аргентине и известный международный финансист Джордж Сорос. Его структура специализировалась главным образом на приобретении объектов недвижимости (гостиницы, офисные здания), строительстве торговых центров и вложениях в сельское хозяйство. К началу нынешнего столетия ИРСА превратилась в крупнейшего в стране владельца сети торговых центров. Общим знаменателем деятельности ИФ было совмещение «под одной крышей» функций оператора прямых и портфельных инвестиций. Если собственный капитал фондов формировался (и пополнялся) за счет портфельных капиталовложений институциональных структур и частных лиц, то на аргентинском рынке (ив других странах) ИФ выступали в роли прямых (стратегических) инвесторов. В своем большинстве фонды понесли серьезные убытки в период кризиса 2001–2002 гг. и утратили былую роль.

В 1990–2000 гг. общий объем иностранных капиталовложений (прямых и портфельных) в аргентинскую экономику составил порядка 138 млрд дол., из которых на долю ТНК стран Евросоюза пришлось около 60 % (свыше 82 млрд дол.). Причем почти половину этой суммы, или 40 млрд дол., инвестировали компании Испании, ставшие протуберанцами процесса экспансии международного капитала в Аргентину192. Массированный «приход» капитала ТНК в 1990-е гг. имел серьезные последствия как для самих корпораций, так и для судеб аргентинской экономики. В условиях быстро развивавшегося процесса глобализации экспансия в Аргентине (и в целом на латиноамериканском экономическом пространстве) позволила транснациональным корпорациям и банкам закрепиться на новых рынках, упрочить свои международные позиции, повысить конкурентоспособность и обеспечить получение высоких дивидендов. Так, испанская «Телефоника» и французская «Телеком», приватизировав ЭНТЕЛЬ, уже в первые четыре года вернули все вложенные средства, а в сумме за десять лет работы на аргентинском рынке получили свыше 6,2 млрд дол. прибылей193. В 2001 г. «Телефоника» обслуживала в Латинской Америке больше телекоммуникационных линий, чем в самой Испании. Важнейшее значение операции в Аргентине и других латиноамериканских странах приобрели для БССИ: доля его региональных филиалов в общем объеме чистых прибылей выросла с 8 % в 1996 г. до 68 % в 2001 г.194 Такого рода факты позволили экспертам ЭКЛАК сделать следующий вывод: в 90-е годы прошлого века аргентинская экономика поглотила огромные зарубежные инвестиции и стала одним из плацдармов экспансии ТНК в Латиноамериканский регион 195.

Мощное вторжение западных корпораций в хозяйственный организм Аргентины радикальным образом изменило расстановку экономических сил в стране. К минимуму была сведена прямая предпринимательская роль государства, а многие местные промышленные и финансовые структуры либо разорились, либо перешли под контроль транснационального капитала. Так, если в 1991 г. в числе 100 ведущих аргентинских компаний было 14 государственных, 49 частных местных и 37 иностранных фирм, то к 2001 г. государственных осталось только 3, частных местных – 34, а число структур, контролируемых ТНК, возросло до 63. Причем доля последних в совокупном объеме продаж первой сотни лидеров аргентинского рынка увеличилась с 35,7 до 70,6 % (в абсолютных цифрах – с 13,1 до 59,4 млрд дол.)196. Более полная информация о месте иностранного капитала в аргентинской экономике к началу нынешнего тысячелетия подтверждает названную выше тенденцию (см. табл. 4.4). Концентрация экономической мощи в руках филиалов ТНК оказала неоднозначное воздействие. С одной стороны, иностранные корпорации вывели Аргентину из состояния деловой прострации, провели своего рода «евроремонт» экономики, модернизировали сотни ведущих предприятий, повысили их эффективность и конкурентоспособность. Вот несколько фактов. Обследование примерно 150 компаний, приватизированных и перешедших под контроль ТНК, показало, что валовые инвестиции выросли в среднем на 350 %, производительность труда поднялась на 46 %, а цены на выпускаемые товары снизились на 2 %197.

Таблица 4.4 500 крупнейших компаний Аргентины: состав и удельный вес отдельных групп по основным показателям (2000 г.)

Источник. Realidad Econ?mica. 2002, # 189. P. 7.

В большинстве случаев приватизация привела к улучшению качества предоставляемых услуг, способствовала повышению жизненных стандартов населения, включая его малоимущие слои. Так, переход в частные руки систем электро-, газо-и водоснабжения способствовал их быстрому расширению и сделал эти услуги более доступными широким слоям населения. Особое значение имело развитие водоснабжения, поскольку улучшало санитарное состояние маргинальных кварталов. Это не замедлило положительно сказаться на таком важнейшем показателе, как уровень детской смертности от инфекционных заболеваний, который за несколько лет снизился на 23 %198. Но были и примеры совсем другого рода. В частности, печально сложился опыт с приватизацией «Аэролинеас Архентинас». Напомним, что ее приобрел консорциум во главе с испанской «Иберией» в ноябре 1990 г. без долгов и с внушительным собственным самолетным парком и развитой инфраструктурой. Покупая «Аэролинеас», консорциум брал на себя обязательство осуществить в течение пяти лет инвестиционный проект стоимостью 683 млн дол., предусматривавший приобретение дополнительно 15 авиалайнеров. Каков же был реальный итог 10-летнего иностранного (в данном случае – испанского) менеджмента? К 2001 г. уже давно приватизированная «Аэролинеас» осталась только с одним собственным самолетом, остальные были взяты в лизинг, продала почти все офисные помещения и залезла в долги на сумму 900 млн дол. И хотя персонал компании был сокращен с 11,5 тыс. человек до 6,5 тыс., ее рентабельность не только не возросла, но, напротив, драматическим образом упала. В 2000–2001 гг. «Аэролинеас» ежемесячно несла убытки на 25–30 млн дол.199 Провал иностранного менеджмента был полным.

Глава 2 Трансформация основных отраслей хозяйства

Производить, производить и производить.
Работать, работать и работать.
Хуан Доминго Перон

От «мировой фермы» к «всемирному супермаркету»

В рамках стратегии рыночной модернизации аграрному сектору, а точнее – агропромышленному комплексу (АПК) [27] отводилось особое место. Неолиберальные реформаторы резонно считали, что именно в сельском хозяйстве и связанных с ним перерабатывающих промышленных отраслях Аргентина обладает максимальными конкурентными преимуществами. Концептуально такой подход ничем не отличался от взглядов экономической команды времен «Процесса», но в конце прошлого века АПК претерпел очень серьезные изменения, позволяющие говорить о его новом качестве.

Правительство К. Менема, рассчитывая на мощный приток иностранного капитала и благоприятную внешнеторговую конъюнктуру, поставило перед собой крайне амбициозную задачу, суть которой можно свести к формуле: «превратить Аргентину из мировой житницы в глобальный супермаркет». Это означало не просто увеличить производство аграрной продукции, но ощутимо повысить роль промышленной переработки, сделать поставки на внешние рынки готовых продовольственных товаров главной торговой маркой (признанным международным коммерческим брендом) Аргентины. В конкретном плане, как утверждал государственный секретарь по стратегическому планированию президентской администрации Хорхе Кастро, к 2010 г. планировалось довести объем продаж аргентинского АПК до 165 млрд дол. в год, а экспорт – до 60 млрд дол., или 10 % общемирового импорта продовольствия200.

Время показало, что эти прогнозы не были точны. Чисто арифметически задача не была выполнена – слишком высокие и не вполне корректные показатели были заложены кабинетом К. Менема. Однако стратегическое направление национального развития в данной области было выбрано верно, и таргетирование (то есть установление целевых ориентиров) показателей сельскохозяйственного роста во многом себя оправдало. Аргентинский АПК действительно стал локомотивом хозяйственного роста не только в 1990-е гг., но и, как мы увидим в дальнейшем, на более длительную историческую перспективу.

Таблица 5.1 Рост производства и урожайности основных сельскохозяйственных продуктов (данные на 1999 г. в % к 1990 г.)

Источник. Teubal М ., Rodriguez J- Agro у alimentos en la globalizaci?n. Buenos Aires, 2002. P. 101.

Таблица 5.1 показывает, что в период 1990–1999 гг. имело место существенное увеличение объемов производства и повышение продуктивности сельского хозяйства. В целом ряде случаев (рис, мясо птицы, кукуруза, картофель, соя, молоко, цитрусовые) это увеличение составило от 56 до 160 %, что свидетельствовало об усилении моторных функций аграрного сектора.

Следует подчеркнуть, что его подъем был обусловлен, в числе прочих факторов, и конкретной экономической политикой правительства К. Менема Д. Кавалло. В частности, кардинальное значение имела отмена налогов на экспорт сельскохозяйственных товаров («retenciones»), размер которых доходил до 30–40 % стоимости вывозимых продуктов. Интересам экспортеров соответствовало и упразднение специальных государственных органов, по существу выполнявших посреднические функции: Национальной мясной хунты и Национальной зерновой хунты, которые реально ограничивали вывоз сельхозпродуктов. В более широком макроэкономическом смысле повышению рентабельности аграрного производства способствовало и снижение импортных пошлин на удобрения, сельхозтехнику и другие товары, ввоз которых в 90-е годы прошлого века был упрощен. В результате аграрный бизнес становился все более выгодным, что явилось сильнейшим стимулом для производителей и экспортеров как сельскохозяйственного сырья, так и промышленных товаров аграрного происхождения, в первую очередь продуктов питания.

Росту рентабельности аграрного производства в решающей степени способствовало то, что в десятилетие 1990-х годов значительно укрепилась материально-техническая база сельского хозяйства, повысилась степень его химизации, возросло потребление удобрений (см. табл. 5.2).

Таблица 5.2 Сельское хозяйство Аргентины: некоторые характеристики

Источник. Teubal М., Rodriguez J- Agro у aliment os en la globalizaci?n. P. 105.

Важно отметить очень существенное (в разы) увеличение объемов внесения в почву химикатов и удобрений. В течение многих десятилетий их чрезвычайно низкое потребление было характерной чертой развития аргентинского аграрного сектора и его главной слабостью. Достаточно привести следующие данные: в начале 1960-х гг. внесение удобрений в сельском хозяйстве Аргентины в среднем составляло 0,5 кг на 1 га, тогда как в Австралии – 21 кг, а в Соединенных Штатах Америки этот показатель достигал 39 кг (почти в 80 раз больше, чем в Аргентине)201. Такое положение дел сохранялось довольно долго, в результате чего в 60-е и 70-е годы прошлого века аргентинские сельхозпроизводители стали утрачивать конкурентоспособность и одну за другой сдавали свои позиции на мировых рынках. В частности, в 1972 г. Аргентина (после нескольких десятилетий бесспорного лидерства) перестала быть главным экспортером говядины, уступив пальму первенства другим странам: Австралии, Бразилии, США. В каком-то смысле аргентинские аграрии «проспали» «зеленую революцию», охватившую многие страны мира и позволившую последним серьезно улучшить не только количественные, но и качественные показатели в аграрной сфере. Во всяком случае, аргентинцы если на каких-то направлениях и воспользовались плодами «зеленой революции», то далеко не в полной мере. По нашему мнению, «зеленая революция» не получила должного распространения в Аргентине, поскольку предполагала крупные производственные затраты, к которым не были готовы ни местные латифундисты, предпочитавшие «хозяйствовать по-старому», ни власти, ориентированные на проведение политики импортозамещающей индустриализации. По большому счету, только в 1990-е гг. глобальный процесс интенсификации сельскохозяйственного производства начал охватывать аграрный сектор Аргентины и приобрел здесь комплексный характер, что положительно сказалось на объемах производства (см. табл. 5.3).

Таблица 5.3 Сбор основных зерновых и масличных культур в 1960–2000 гг. (тыс. т)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 266–274.

Именно в период неолиберальных реформ в сельском хозяйстве соединились в одной точке применение последних достижений научно-технического прогресса, использование новых высокоурожайных сортов зерновых, зернобобовых и овощных культур, рост внесения химикатов и удобрений, повышение уровня механизации и энерговооруженности, модернизация транспортной составляющей. Немалое значение имело широкое внедрение с начала 90-х гг. новых технологий обработки почвы и так называемого прямого сева [28] , позволившего существенно повысить урожайность зерновых и улучшить качество семян. Все это в комплексе и обеспечило «рывок» аграрного сектора. Главную роль в увеличении общего объема сельскохозяйственного производства и экспорта сыграл значительный рост сбора зерновых и масличных культур, в первую очередь пшеницы, кукурузы, сои и подсолнечника. Их валовой сбор вырос с 35,4 в 1991 г. до 60,8 млн т в 1999 г., а экспорт – с 15,4 до 24,2 млн т (см. табл. 5.4). Причем фаворитом аграрного производства в 1990-е гг. становится соя, не случайно получившая наименование «зеленое золото». Как отмечал специалист по аграрным вопросам Эктор Уэрго, еще в 1970-е гг. соя была всего лишь «ботанической редкостью », а уже во второй половине 1990-х гг. она стала ведущей сельскохозяйственной культурой страны202. Во многом именно расширение посевов и сбора этой культуры стало мощным толчком к развитию всего аргентинского АПК. При этом быстрый рост соевого производства был теснейшим образом связан с очередной волной научно-технического прогресса в сельском хозяйстве, основанной на распространении и внедрении в практику новой продукции биотехнологий – генных модификаций. Возникшее как средство получения военных преимуществ в потенциальных войнах будущего, это перспективное научное направление парадоксальным образом нашло свое вполне мирное прикладное применение в агропроизводстве. Поэтому данный этап развития сельского хозяйства многие специалисты называют «генной» революцией203.

Таблица 5.4 Сбор и экспорт основных зерновых и масличных культур в 1990-е гг. (тыс. т)

Источник, http://www.fyo/cjm/granos/estadisticas/default.asp

Аргентина оказалась в первом ряду стран, сформировавших быстро растущий международный рынок генетически модифицированных продуктов. Если официальной датой начала их коммерциализации считается 1994 год, когда в США поступили в продажу помидоры длительного хранения, то в Аргентине уже в марте 1996 г. была подписана резолюция № 167/96 Секретариата сельского хозяйства, рыболовства и пищевой промышленности, которая разрешала производство и продажу генетически модифицированной (ГМ) сои204. С этого момента в стране непрерывно расширяются посевы ГМ растений. В результате в 2000 г. на долю Аргентины приходилось 23 % общемировых площадей, занятых под ГМ культурами (второе место после США)205. Среди производимых в растениеводстве ГМ культур соя занимает доминирующее положение не только в Аргентине, но и в глобальном масштабе. Это связано с высокой эффективностью выращивания именно данного растения и его широким применением в пищевой промышленности при изготовлении большого ассортимента готовых продуктов (прежде всего соевого масла). Кроме того, через кормовой сектор ГМ соя в значительных объемах поступает в животноводство. Вместе с США и Бразилией Аргентина в 1990-е гг. составила тройку мировых лидеров в производстве этой культуры (см. табл. 5.5). При этом обращает на себя внимание поступательное увеличение удельного веса «латиноамериканцев» в глобальном соевом производстве, что свидетельствует об их весьма серьезных конкурентных преимуществах.

Таблица 5.5 Соя: сбор в мире и основных странах-производителях

Составлено по: http: //www. fyo. cjm/granos/estadisticas/soja. asp

Одной из черт развития сельского хозяйства стало производство экологически чистых органических продуктов питания (биопродуктов), рынок которых, прежде всего в наиболее экономически развитых и богатых странах, непрерывно растет. Из всех государств Южной Америки, где сформировался органический сектор агропроизводства, только в Аргентине еще в 1994 г. были приняты специальные требования к биопродуктам, определившие правила сертификации экологически чистого продовольствия. Благодаря этому страна превратилась в безусловного регионального лидера по объему занятых под экологически чистыми культурами площадей (с 1992 по 1999 г. они увеличились с 5,5 до 380 тыс. га) и по объему экспорта органического продовольствия, достигшего к концу 1990-х гг. 20 млн дол.206 Первыми органическими продуктами, производимыми в Аргентине, стали фрукты, зерно, мясо, молоко, мед. Значительная часть этой продукции (из-за ее сравнительно высокой стоимости) с самого начала предназначалась на экспорт в США, Японию и страны Западной Европы. Однако многочисленные мелкие сельскохозяйственные предприятия, преимущественно семейные, производят биопродукты и для личного потребления. Как правило, это производство далеко не полностью учитывается в статистических обзорах.

Таким образом, в последнее десятилетие прошлого века в сельском хозяйстве Аргентины произошли качественные изменения. Они обусловили расслоение аграрного производства на три типа технологических систем, выпускающих различные виды продовольственных товаров: традиционные, генетически модифицированные и органические. Причем в каждом из названных сегментов страна сумела занять важное место, что характерно для узкой группы высокоразвитых государств. Это – бесспорное макроэкономическое достижение периода неолиберальных реформ и вклад в дело модернизации хозяйственных структур.

В структурном плане в 1990-е гг. произошло окончательное формирование агропромышленного комплекса, сохраняющегося в этом виде до настоящего времени. В результате аргентинский АПК состоит из нескольких отраслевых комплексов, наиболее важные из которых приведены ниже.

Мясной комплекс. Включает в себя всю производственную цепочку основных видов мясных продуктов (за исключением мяса птицы), начиная с выращивания и забоя скота и заканчивая индустриальной переработкой мяса для внутреннего и внешнего рынков.

Молочный комплекс. Производство молока и всей линии молочной продукции с их последующей коммерциализацией. Главный потребитель – внутренний рынок, который определяет основную динамику роста этого сектора, но с начала нынешнего столетия наблюдается существенное увеличение экспортных поставок.

Масличный комплекс. Выращивание масличных культур (соя, подсолнечник, арахис), производство растительных масел, других продуктов и субпродуктов, их сбыт. Огромное значение для развития комплекса имеет внешний рынок, где реализуется большая часть производимой продукции.

Зерновой комплекс. Традиционный сектор аргентинского сельского хозяйства. Его основу с конца XIX в. составляет выращивание пшеницы и кукурузы, производство муки, а также конечных продуктов: хлеб, пасты и т. д. Аргентина экспортирует как зерно в его натуральном виде, так и конечные потребительские продукты.

Пивной комплекс. Выращивание ячменя, хмеля, производство солода и пива. Первые предприятия появились в XIX в. и входили в число лидеров формировавшейся национальной пищевой промышленности. По сей день для сектора характерна очень высокая степень концентрации производства. Основная часть продаж в настоящее время – на внутреннем рынке.

Фруктово-овощной комплекс. Все виды фруктов (кроме винограда) и овощей. Главные: яблоки, груши, цитрусовые, помидоры, огурцы и т. д. Реализация в свежем виде и в качестве продуктов промышленной переработки. Продажа на внутреннем и внешнем рынках.

Комплекс виноградарства и виноделия. Разведение винограда и производство вина. Исторически комплекс был почти целиком ориентирован на внутренний рынок, и лишь в 90-е годы прошлого века начались сколько-нибудь крупные поставки продукции (вино и сусло) на мировой рынок.

Рыбный комплекс. Включает в себя рыболовство, промышленную переработку улова и реализацию (в том числе на внешних рынках) готовой продукции. Учитывая значительные морские ресурсы Аргентины, этот сектор имеет неплохие коммерческие перспективы.

Практически все отраслевые комплексы (в большей или меньшей степени) испытали на себе последствия процессов модернизации и интенсификации производства, что в общем и целом привело к росту их эффективности. При этом, говоря о процессе интенсификации сельскохозяйственного производства в 1990-е гг., необходимо учитывать, что возможности для модернизации и внедрения достижений научно-технического прогресса в тот период были лишь у крупных сельхозпредприятий и мощных кооперативных объединений. Поэтому повышение эффективности и увеличение объемов сельскохозяйственного производства повсеместно сопровождалось концентрацией мощностей, укрупнением хозяйств (при сокращении их численности), поиском новых форм кооперации.

Аргентинский АПК в 1990-е гг. в целом прошел через те же процессы и структурные трансформации, что и другие сектора национальной экономики: усиление влияния иностранного капитала и концентрация производства. Характерной чертой агропромышленной отрасли было то, что в разных ее сегментах степень концентрации исторически очень сильно разнилась. В частности, 8 крупнейших компаний в 1994 г. обеспечивали207:

? 99,8 % производства крахмала и сопутствующих продуктов;

? 91,2 % производства пива;

? 87,3 % производства сахара;

? 61,2 % производства растительных масел;

? 36,8 % производства молочных продуктов;

? 36,5 % производства рыбопродуктов;

? 29,8 % производства вина;

? 17,4 % индустриального производства хлебобулочных изделий.

В середине 1990-х гг. в результате неолиберальных преобразований процесс концентрации капитала заметно усилился и приобрел невиданные для сельского хозяйства Аргентины параметры. Если в 1990 г. 5 крупнейших компаний обеспечивали 38,7 % экспорта растительного масла, то в 1998 г. – уже 57,9 %. Похожая картина была характерна и для многих других отраслей АПК, куда в последнее десятилетие XX в. пришли (или расширили свои позиции) десятки ведущих мировых пищевкусовых монополий: «Юнилевер», «Нестле», «Данон», «Кока-Кола», «Пепси-Кола», «Пармалат», «Перно Рикар», «Набиско», «Фарго», «Гленкор» и т. д. Доля иностранного участия в числе 200 крупнейших агропромышленных компаний в 1993–1997 гг. выросла с 33 до 51 %208.

Case study

«Данон»

Экспансия этой французской монополии – типичный пример деятельности ТНК по расширению своего присутствия на аргентинском рынке. В конце 1994 г. «Данон» приобрел 50 % акций одной из ведущих национальных компаний – производителей печенья и других пищевых продуктов (кофе, шоколад и т. д.) – «Багли», поставив под свой контроль этого многолетнего лидера отрасли (на его долю приходилось 30%о совокупного оборота). Следующим шагом стало создание «Даноном» смешанного предприятия с другим лидером аргентинской пищевкусовой промышленности – фирмой «Ла Серенисима». Таким образом, французский гигант утвердился на рынке молочных продуктов (йогурты, сыр, десерты). Впоследствии «Данон» приобрел 50 % акций компании, занимавшейся дистрибуцией продукции «Ла Серенисима». И наконец, «Данон» за 135 млн дол. приобрел у местной промышленной группы «Картельоне» производственную структуру, выпускающую минеральную воду «Вильявисенсио» – одну из самых востребованных на аргентинском рынке. В итоге французский пищевой концерн создал в Аргентине весьма диверсифицированную производственную и сбытовую сеть, войдя в число крупнейших игроков местного АПК. Главными в бизнес-стратегии «Данона» были два момента: а) приобретение важных местных производителей, имевших длительную траекторию развития и признанные коммерческие бренды; б) организация выпуска и реализации на аргентинском рынке таких же товаров, какие компания коммерциализирует в десятках других стран мира.

Важным элементом коммерческой стратегии ведущих компаний АПК (как иностранных, так и местных) в 1990-е гг. стало ускорение процесса вертикальной интеграции, т. е. объединение в рамках одного юридического лица нескольких бизнес-структур, занятых на разных этапах производственного процесса. Для большей наглядности обратимся к двум конкретным примерам. Первый пример. Аргентинская национальная группа «Аркор» (крупнейший производитель широкой гаммы пищевых товаров) приобрела фирмы, выпускающие различные виды упаковок, и специальные дистрибуторские структуры, а в 1996 г. присоединила к себе крупную компанию, производящую сахар – главное сырье для своей конечной продукции. Таким образом, была выстроена полная производственно-сбытовая цепочка. Именно такого рода интеграция позволила «Аркор» из небольшой семейной фирмы превратиться в международную корпорацию, занимающую сильные позиции в Бразилии и Чили. Только в период 1991–1995 гг. «Аркор» «выбросила» на рынок 300 новых продуктов, полностью сменила упаковку продаваемых товаров и создала около 100 собственных торговых брендов. К концу десятилетия компания производила и сбывала на внутреннем и внешнем рынках свыше 1500 наименований пищевкусовых изделий, что сделало ее лидером отрасли в странах МЕРКОСУР209.

Второй пример. Международная корпорация «Каргилл» традиционно занималась экспортом зерновых культур, играя весьма заметную роль трейдера на мировых рынках. В 1990-е гг. эта ТНК мощно внедрилась в сектор переработки зерна в муку, применив «апробированную» стратегию разорения более слабых (в основном – национальных) конкурентов. Так, только в провинции Кордова во второй половине 1990-х гг. корпорация довела до банкротства 10 местных мукомольных предприятий. Механизм давления был предельно прост: пользуясь своим огромным финансовым превосходством, «Каргилл» резко сбивала цены на конечную продукцию (муку) и тем самым делала производство более слабых конкурентов нерентабельным. В сентябре 1999 г. «Каргилл» совместно с другой ТНК, «Молинос», создала крупнейшую в стране мукомольную компанию «Трагалиа», которая захватила 35 % внутреннего рынка муки210.

Вместе с процессом концентрации капитала и производства (и тесно переплетаясь с ним, как видно из приведенных примеров) вертикальная интеграция в аграрных отраслях в 1990-е гг. объективно содействовала эффективному проникновению – чаще всего через филиалы ТНК – достижений научно-технического прогресса во все звенья продовольственной цепочки. Отражая сложившиеся в конкретных условиях аргентинской экономики механизмы функционирования всей национальной агросистемы, вертикальная интеграция хозяйствующих субъектов в значительной степени способствовала повышению продуктивности сельскохозяйственного производства, но, разумеется, не была свободна от определенных издержек.

Одним из самых болезненных социально-экономических последствий процессов концентрации и вертикальной интеграции в сельском хозяйстве Аргентины стало разорение значительного числа преимущественно мелких хозяйств и сокращение общей занятости в аграрном секторе. В 1988–1999 гг. суммарное количество сельхозхозяйств сократилось на 24,2 %. При этом если взять хозяйства размером до 5 га, то здесь падение численности было намного больше – 38 %, а в сегменте от 5,1 до 10 га – 44,1 %. Одновременно беспрецедентно возрос удельный вес и количество крупнейших агропредприятий. Так, число хозяйств размером 1000–2500 га возросло на 38,7 %211.

Анализируя главные тенденции и характерные особенности развития аргентинского агробизнеса в 1990-е гг., нельзя не учитывать и такой фундаментальный фактор, как конъюнктура мировых рынков и динамика международных цен на продовольственные товары (см. табл. 5.6).

Таблица 5.6 Динамика цен мирового рынка продовольственных товаров в 1992–2000 гг. (1992 г. = 100)

Источник . FAO Food Prices and Stocks Monitor. – hww.fao.org/es/esc/esce/ ESCB/monitor/monitore.htm

Как видим, агрегированный индекс цен на продовольствие на международных рынках имел ярко выраженную повышательную тенденцию вплоть до 1996 г., после чего начал быстро снижаться. Что это означало для аргентинских производителей? Как отмечали Мигель Теубаль и Хавьер Родригес, речь шла о существенном изменении макроэкономического положения в неблагоприятную сторону. Падение мировых цен на продовольствие больно ударило по его экспортерам и к началу нового века «сделало ситуацию невыносимой»212.

Изменение (в худшую сторону) международной конъюнктуры продовольственных товаров явилось одним из факторов, породивших рецессию и экономический кризис в Аргентине на рубеже XX и XXI вв.

Перестройка в промышленности: деиндустриализация или «созидательное разрушение»?

Промышленное развитие Аргентины в эпоху рыночных реформ, как и целый ряд других экономических и финансовых сюжетов, рассматриваемых в данной книге, – тема, остающаяся остро дискуссионной вплоть до настоящего времени. Причем следует признать, что в основе имеющихся научных и политических разногласий и столкновений экспертных мнений лежат действительно неоднозначные результаты 1990-х гг. для судеб аргентинской индустрии.

В дореформенный период избыточная зарегулированность промышленной деятельности своим следствием имела торможение производственной активности частного сектора, ограничение масштабов его операций и сравнительно вялое внедрение новых технологических процессов и научно-технических достижений. Существовавшие институты и механизмы промышленной политики были мало эффективны и инновационно инертны, а сам индустриальный сектор нуждался в постоянной опеке со стороны государства. Эти негативные явления остро дали о себе знать в «потерянное десятилетие» 1980-х гг., когда критическая масса накопившихся проблем породила глубокий структурный кризис. Неудивительно, что к началу 1990-х гг. в аргентинском обществе сложился консенсус по вопросу необходимости либерализации промышленной политики и предоставления большей свободы действий частному сектору, как местному, так и иностранному.

В годы реформ контроль властных структур за осуществлением промышленной политики был существенно ослаблен. Благодаря процессу приватизации резко сократился список отраслей экономики с доминирующим (или преобладающим) участием государственного капитала и расширилось поле для предпринимательской активности частных компаний. В промышленности развернулся процесс вытеснения с рынка неконкурентоспособных и инертных предприятий новыми, более динамичными и агрессивными фирмами, многие из которых контролировались транснациональным капиталом. Достаточно сравнить списки крупнейших аргентинских компаний за 1990 и 2000 гг., чтобы убедиться в том, что за период рыночных преобразований состав бизнес-лидеров обновился более чем на 60 %.

Рассматривая итоги промышленного развития Аргентины в последнее десятилетие прошлого века, многие исследователи сходятся на том, что в 1990-е гг. имел место процесс деиндустриализации экономики, который нанес тяжелый урон национальным интересам стратегического порядка, в известной степени отбросил страну в хозяйственном отношении назад. В частности, П. Бродер пишет об упадке индустрии в последнее десятилетие XX в., общем снижении доли в ВВП производственных секторов, «массовом закрытии промышленных предприятий»213. Еще категоричнее выразился крупный бразильский ученый Элио Жагуарибе, назвавший неолиберальную промышленную политику К. Менема – Д. Кавалло «индустриальным самоубийством»214.

К похожим оценкам пришли авторы доклада «Инновации и производительность: исследование политики аргентинских промышленных фирм (1992–2001)», подготовленного при финансовой поддержке Международного исследовательского центра проблем развития. В документе отмечено: «В то время, когда многие местные компании были разорены (особенно это затронуло средние и малые предприятия) или проданы иностранным инвесторам, другие фирмы полностью либо частично оставили производственную деятельность и превратились в импортеров зарубежных товаров. В свою очередь, крупные компании, прежде всего филиалы транснациональных корпораций (ТНК), лучше приспособились к новым рыночным условиям»215.

Следует признать, что тезис о «деиндустриализации» аргентинской экономики в 1990-х гг. имеет под собой некоторые основания. Например, в 1993–1998 гг. ВВП вырос на 21,8 %. Более высокие показатели продемонстрировали: сельское хозяйство – 23,1 %, строительство – 27,6 %, добывающая отрасль – 34 % и сфера коммунальных услуг – 44,5 %, тогда как объем производства в обрабатывающей промышленности увеличился лишь на 14,5 %. Однако в действительности все обстояло не так просто и не может оцениваться «чисто арифметически». К тому же даже приводимые исследователями цифры во многом зависят от поставленной «сверхзадачи».

В качестве примера приведем позицию X. Кастро. В первые 8 лет десятилетия 1990-х, пишет он, промышленное производство выросло на 50 %, индустриальный экспорт увеличился на 67 %, а производительность труда в расчете на одного занятого – на 70 %216. Исходя из приведенных данных, делается вывод о высокой динамике роста индустрии, переломившей негативную тенденцию, сложившуюся в 1970—1980-х гг. Не менее важна и качественная сторона дела. Предприятия ряда отраслей индустрии воспользовались ситуацией дешевого доллара и за время рыночных реформ благодаря импорту современного оборудования и технологий сумели перестроить производство и повысить свою конкурентоспособность. Данное обстоятельство признают даже такие непримиримые критики неолиберального курса и политики «конвертируемости», как Э. Дуальде. Он писал: «Промышленность вышла на самый современный уровень за последние пятьдесят лет. Соотношение песо – доллар 1:1 помогло предпринимателям модернизировать свои производства»217. Забегая вперед, отметим, что это явилось одним из факторов, позволивших после кризиса 2001–2002 гг. быстрыми темпами увеличить выпуск и экспортные поставки многих промышленных товаров.

С учетом имеющихся разнообразных и во многом противоположных экспертных мнений и оценок попробуем объективно разобраться в ситуации и установить реальные результаты промышленного развития Аргентины в контексте неолиберальных преобразований. В начале обратимся к основным (базовым) показателям индустриального роста страны (см. табл. 5.7).

Как видим, конкретные цифры в целом не рисуют никакой «промышленной катастрофы»: по основным позициям в 1990-е гг. в индустрии либо наблюдался рост (в ряде случаев – существенный), либо объемы производства сохранялись примерно на одном уровне. Исключение составляет хлопковое волокно. Его выпуск на протяжении десятилетия сначала заметно возрос, а затем резко снизился. Однако общей картины это никоим образом не меняет, поскольку удельный вес данных товаров в агрегированной стоимости национальной продукции весьма незначительный.

Таблица 5. 7 Производство важнейших видов промышленной продукции (1990–2001 гг.)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 322, 346, 349, 352–354, 362–364, 368.

Характерные статистические подсчеты сделал один из ярых критиков неолиберализма, Эдуардо Басуальдо, всесторонне проанализировавший основные тренды развития индустриального сектора в интересующий нас период. Ученый выделил такие показатели, как общий объем промышленного производства, уровень занятости, динамика реальной заработной платы и производительности труда (см. табл. 5.8). Результаты исследования дополняют имеющуюся панораму и помогают глубже понять существо достаточно сложных и многослойных процессов, происходивших в аргентинской обрабатывающей промышленности на исходе прошлого века.

Таблица 5.8

Показатели развития аргентинской индустрии в 1991–2001 гг. (1993 г. = 100)

Источник , http: //www. iade/org. ar/Re/Articulos/

Из приведенных в табл. 5.8 данных можно сделать вывод стратегического порядка. В 1990-е гг. в аргентинской обрабатывающей промышленности имели место не только и не столько количественные, сколько качественные изменения. Данное наблюдение наводит на мысль о формуле «созидательного разрушения», выдвинутой Йозефом Шумпетером. Согласно его работам, «созидательное разрушение» означает уход с экономической сцены неэффективных, закостеневших компаний и укрепление позиций наиболее конкурентоспособных предприятий. Другими словами, разрушение необходимо для созидания, т. е. экономического роста. По некоторым оценкам, в современной экономике примерно 50 % роста производительности труда обеспечивается именно «созидательным разрушением». Включение в Аргентине рыночных механизмов «подстегнуло» промышленность, но не всю, а те ее сектора, продукция которых была востребована в условиях резко усилившейся конкуренции и изменений в структуре потребительского спроса (внутреннего и внешнего).

Важным моментом было существенное – почти в 2 раза – повышение производительности труда, происходившее постоянно в течение всего периода неолиберальных реформ на фоне (и, видимо, в значительной степени благодаря) сокращения числа занятых (почти на */3) и фактического замораживания и даже некоторого снижения средней реальной заработной платы работников индустриального сектора. В подкрепление данного тезиса приведем дополнительные цифры, отражающие динамику отобранных показателей (см. табл. 5.9).

Представляется очевидным, что падение объема промышленного производства произошло в условиях кризисных потрясений 1995 г., а также в период рецессии и последовавшего за ней системного кризиса 2001–2002 гг. Именно в 1999–2001 гг. происходит максимальное падение промышленного производства (см. рис. 5.1). Но в этом смысле ситуация в индустрии мало чем отличалась от положения дел в национальной экономике в целом.

Таблица 5.9 Динамика основных показателей развития аргентинской индустрии в 1991–2001 гг. (в % в среднем за год)

Источник . http://www.iade/org.ar/Re/Articulos/

Рис. 5.1. Изменение объема промышленного производства (%)

Источник . Argentina: Indicadores Econ?micos. Octubre 2009

Что касается реальной заработной платы и производительности труда, то их динамика была напрямую связана с такими системообразующими процессами, как приватизация, усиление роли ТНК, концентрация капитала и производства, снижение уровня защиты местных товаропроизводителей от трансграничной конкуренции. В контексте указанных макроэкономических изменений, как правило, происходило улучшение корпоративного менеджмента, что, в свою очередь, вело к рационализации производства, повышению рентабельности и, говоря марксистским языком, усилению эксплуатации трудящихся. И в этом плане обрабатывающая промышленность не «выбивалась» из общего ряда большинства других отраслей экономики. Иное дело, что в 1990-е гг. продолжился (а в условиях рыночных реформ ускорился) начавшийся значительно раньше процесс сокращения доли обрабатывающей промышленности в ВВП в пользу некоторых других хозяйственных секторов (см. табл. 5.10). Однако данный тренд носил не национальный, а глобальный характер и в первую очередь означал возникновение и укрепление в стране определенных элементов постиндустриального общества, выражавшихся в последовательном увеличении удельного веса и макроэкономического значения информационно-сервисных секторов, включая телекоммуникации, транспорт и финансы.

Таблица 5.10 Структура ВВП Аргентины (в %)

Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 198–203.

Рассмотрим теперь более конкретно и детально тенденции развития в 1990-е гг. ряда основных отраслей обрабатывающей промышленности, не входящих в АПК.

1. Черная и цветная металлургия.

Период неолиберальных реформ стал временем форсированной консолидации отрасли и укрепления в ней позиций предприятий одной из крупнейших и наиболее диверсифицированных аргентинских промышленных транснациональных групп – «Течинт», принявшей активное участие в процессе приватизации и благодаря включению в свою структуру новых производств увеличившей за десятилетие объем продаж втрое (в 2000 г. – до 2,5 млрд дол.)218. Одна из компаний группы – «Сидерка» стала одним из мировых лидеров по выпуску бесшовных стальных труб для трубопроводов, другая компания – «Сидерар» – закрепилась в роли ведущего в стране производителя стального литья.

Сильные позиции в отрасли удерживала фирма «Асиндар» (ее президентом одно время был бывший министр экономики X. Мартинес де Ос), сложившаяся в мощную вертикально интегрированную структуру с крупными бизнес-интересами в Бразилии и Чили. Третий металлургический гигант Аргентины – главный производитель алюминия – компания «Алуар». К началу нового века она выпускала порядка 190 тыс. т металла, из которых свыше 100 тыс. т направлялось на экспорт219.

2. Автомобилестроение.

Эта отрасль с самого своего рождения находилась под контролем иностранного капитала. Статистика зафиксировала начало производства в 1951 г., когда в стране были собраны первые 108 машин. В дальнейшем аргентинское автомобилестроение знало свои взлеты и падения. Низшей точкой за 30 лет стал кризисный 1990 год, когда было выпущено менее 100 тыс. автомобилей. В следующем десятилетии производство пошло вверх, достигнув своего максимума в 1998 г. – почти 458 тыс. машин, из которых около 238 тыс. (52 %) было отправлено на экспорт220. К этому моменту в отрасли насчитывалось 6 заводов (сборочных производств) и порядка 600 предприятий, выпускавших отдельные узлы и запасные части. В общей сложности на них трудилось свыше 40 тыс. человек221. Лидерами рынка стали мировые автомобильные гиганты: «Форд», «Фольксваген», «Фиат», «Пежо-Ситроен», «Дженерал моторе» и «Тойота».

3. Нефтехимическая промышленность.

В отличие от большинства других отраслей аргентинской экономики нефтехимия в «потерянное десятилетие» 1980-х развивалась динамично благодаря мощной государственной поддержке, достаточно крупным частным инвестициям и солидной сырьевой базе. Именно в этот период сложился центр (полюс) нефтехимии в районе города Баиа-Бланка на юге провинции Буэнос-Айрес. В 1990-е гг. в ходе приватизации в отрасль пришли новые сильные игроки: аргентинские нефтяные компании ЯПФ, «Перес Компанк» и «Астра», а также транснациональные «Дау Кемикл», «Юнион Карбайд», «Сольвай».

4. Химическая промышленность.

Данный сектор традиционно практически полностью контролируется филиалами германских и американских ТНК: «Байер», «БАСФ», «Хехст», «Дюпон», «Монсанто», а также английской «Империал кемикл индастрис». Для этих предприятий характерна высокая степень диверсификации выпускаемой продукции, значительная доля которой (к началу XX в. – порядка 500 млн дол.) направлялась на экспорт.

5. Электротехника и электроника.

В структуре отрасли, которая является одной из самых наукоемких в аргентинском машиностроении, доминирует производство товаров бытового назначения (телевизоры, холодильники, радиоаппаратура и т. д.). Один из важных центров производства возник в 1980-е гг. на Огненной Земле благодаря специальному законодательству (закон № 19.640), предоставившему налоговые льготы обосновавшимся там компаниям. Их основной сферой деятельности стала сборка бытовой электроники из импортных деталей, прежде всего в расчете на внутренний рынок. В 1990-е гг. в связи с либерализацией экономики и резким увеличением импорта электротехнической и электронной продукции предприятия на Огненной Земле столкнулись с возросшей конкуренцией, что заставило их существенно рационализировать производство (в первую очередь за счет сокращения персонала) и искать новые рынки сбыта своей продукции. Последнее послужило стимулом для быстрого роста экспорта: с 49 млн дол. в 1990 г. до 333 млн дол. в 1995 г.222 Во второй половине десятилетия перегруппировка сил на рынке электротехники и электроники в основном завершилась. Его главными характеристиками стали: высокий процент импортной продукции, значительное количество местных и иностранных производителей (в массе своей – средних) и дистрибуторов, создавших остроконкурентную среду.

6. Текстильная и швейная промышленность.

Одна из традиционных отраслей аргентинской промышленности, сыгравшая очень заметную роль в реализации политики импортозамещающей индустриализации. К началу неолиберальных реформ сектор насчитывал тысячи предприятий (в основном малых и средних), фактически полностью контролировавших внутренний рынок благодаря высоким импортным пошлинам. В 1990-е гг. ситуация резко изменилась. Снятие протекционистских таможенных барьеров привело к невиданному наплыву высококонкурентоспособной продукции из Бразилии и стран Азии, вытеснившей с прилавков местные изделия. С 1993 г. и до конца десятилетия отрасль потеряла 150 предприятий и 50 тыс. занятых223.

7. Фармацевтическая промышленность.

Две характерные особенности отличают эту отрасль экономики: высокая степень наукоемкости (в том числе серьезные национальные научные разработки) и сильные позиции местных компаний, обеспечивающих свыше 50 % всего объема продаж. Лидер аргентинского фармацевтического бизнеса – фирма «Лабораторное Баго С.А.» с годовым оборотом в конце 1990-х гг. порядка 200 млн дол. (без учета зарубежных рынков). Именно в этом секторе возникли национальные биотехнологические предприятия, самым крупным из которых была компания «Био Сидус С.А.», не только активно освоившая внутренний рынок, но и ставшая крупнейшим экспортером биотехнологической продукции – около 24 млн дол. в 2000 г.224

Проведенные примеры показывают, что, несмотря на существенное сокращение удельного веса обрабатывающей промышленности в общем объеме ВВП в 90-е годы прошлого века, роль индустриального сектора осталась весьма значительной. Непреложным фактом является то, что в условиях неолиберальных реформ промышленность пережила своего рода «ломку», структурные изменения, в результате которых пострадали традиционные отрасли, не выдержавшие международной конкуренции, но одновременно получили дополнительные возможности роста и модернизации наиболее современные наукоемкие сектора. Сокращение удельного веса промышленности в ВВП и снижение уровня занятости в этой отрасли экономики вследствие опережающего развития информационно-сервисной сферы не вызвало симметричного сокращения значимости индустрии в народном хозяйстве.

Вместе с тем очевидно, что индустриальное развитие в 1990-е гг. было непростым. В ходе рыночных трансформаций страна пережила смену моделей промышленной политики. На место традиционной «этатистской» парадигмы, с минимальными отклонениями просуществовавшей несколько десятилетий, пришла парадигма неолиберальная. Если первая (в рамках импортозамещающей стратегии) использовала методы прямого государственного вмешательства в экономические процессы, постоянно отделяла «чистых от нечистых», выделяя привилегированные отрасли и поддерживая их субсидиями, бесконечными манипуляциями с валютным курсом и тарифами естественных монополий, то вторая парадигма, как нам представляется, в целом была направлена не на создание «тепличных условий» и исключений для некоторых («отобранных») производств, а на организацию унифицированных базовых правил для всех индустриальных секторов в контексте открытой и конкурентной экономики. Такие правила, по замыслу правительства К. Менема – Д. Кавалло, должны были естественным образом «подстегивать» инвестиционную активность частных компаний и стимулировать рост их продуктивности.

Непредвзятый взгляд на конкретные результаты промышленного развития Аргентины в 1990-е гг. заставляет отказаться от сверхкритических и даже апокалипсических оценок. В то же время сложность и многомерность процесса индустриальной модернизации не могли не сказаться негативно на его динамике и нередко рождали опасные перекосы.

Противоречивые сдвиги в энергетике

Одна из базовых отраслей экономики Аргентины – энергетика – до 1950-х гг. оставалась слаборазвитой, отстающей сферой хозяйственной деятельности. И топливные сектора, и электроэнергетика, несмотря на наличие существенных запасов таких энергоносителей, как нефть (добыча с 1907 г.) и природный газ (добыча с 1913 г.), а также огромного гидроэнергетического потенциала (50 тыс. МВт), не получали должного развития вплоть до развертывания перонистского этапа процесса импортозамещающей индустриализации (вторая волна модернизации). Новые промышленные производства потребовали резкого увеличения энергоснабжения и дали мощный толчок росту добычи нефти и газа (см. табл. 5.11).

Таблица 5.11 Добыча и подтвержденные запасы нефти и газа (1920–2000 гг.)

Источник . Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 321, 322.

Статистические данные, приведенные в табл. 5.11, показывают, что в течение 30 лет (1950–1980 гг.) добыча нефти увеличилась почти в 8 раз, а природного газа – в 18 раз. В этот период были введены в строй десятки тепловых электростанций, развернулось строительство нефте– и газопроводов, не только соединивших различные районы Аргентины (добычи и основного потребления), но и протянувшихся в соседние южноамериканские государства. В 1980-х гг. продолжался рост добычи природного газа, что помогло стране выйти на полное самообеспечение энергоносителями.

Процесс неолиберальных преобразований не обошел стороной и топливно-энергетический комплекс (ТЭК). Он подвергся глубокой реформе (можно сказать, «по Чубайсу»), которая привела к приватизации основных энергоактивов, либерализации энергетического рынка, разделению ТЭК на добывающие, генерирующие, транспортные и сбытовые компании. При этом приватизация нефтяной и газовой отрасли имела противоречивые последствия. С одной стороны, в этой сфере ощутимо повысился общий технический и управленческий уровень, возросли объемы добычи (особенно газа), Аргентина в 1992 г. стала нетто-экспортером углеводородных энергоносителей. До 25 % добываемой нефти и 15 % газа по новым трубопроводам и танкерами отправлялось в Бразилию, Чили, Уругвай и Парагвай225. К началу нового столетия страна превратилась в самого эффективного производителя энергии в Латинской Америке : оптовая цена 1 МВт ч электричества упала с 50 дол. в 1992 г. до 22 дол. в 2001 г. (для сравнения: в Бразилии цена составляла 50, а в Чили – 60 дол.). Заметим, что дешевая электроэнергия станет важным конкурентным преимуществом и существенным фактором динамичного восстановления промышленности в посткризисный период. В тоже время, по заключению многих авторитетных специалистов, интенсификация добычи углеводородов не сопровождалась достаточными инвестициями в геологоразведку и разработку новых месторождений. Как признавал управляющий частной нефтяной компании «Плуспетроль» Карлос Крус, «…в конце 90-х годов разведка резко сократилась и уже не восстановила былой ритм»226. Подтвержденные запасы нефти и газа, достигнув своих максимальных показателей в 1999–2000 гг., в последующий период стали сокращаться, что поставило под угрозу будущее энергообеспечение.

Значительное место в структуре топливно-энергетического баланса в 70—80-е годы прошлого века заняла гидроэнергетика , что было связано с реализацией масштабных проектов, в том числе межнациональных (с Уругваем и Парагваем), строительства ГЭС, как на внутренних аргентинских реках, так и на пограничных – Уругвае и Паране. На первой в 1979 г. вступила в строй аргентино-уругвайская «Сальто Гранде» (мощность 1890 МВт), а на второй в 1988 г. – аргентино-парагвайская «Ясирета» (3200 МВт) [29] . В 1990-е гг. новых проектов общенационального масштаба в области гидроэнергетики реализовано не было. Это и понятно. Строительство крупной ГЭС невозможно без активного государственного участия, а такое участие не согласовывалось с идеологией неолиберализма и политикой правительства К. Менема. Развитие гидроэнергетики было приостановлено. Если в 1990-е гг. и в начале XXI в. производство энергии на ГЭС наращивалось за счет мощностей, созданных в предшествующий период, то начиная с 2002 г. оно начало снижаться как абсолютно, так и относительно (см. табл. 5.12).

Таблица 5.12 Производство электроэнергии (млрд кВт ч)

Подсчитано по : Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 367, 368.

Третий компонент топливно-энергетического баланса Аргентины – ядерная энергетика . До настоящего времени удельный вес этой отрасли в общем объеме производства электроэнергии остается сравнительно низким. Однако, как отмечают специалисты, АЭС отличает максимально высокий (по сравнению с другими энергетическими станциями) коэффициент полезного действия. В результате на атомную энергетику приходится 4,4 % от всех установленных мощностей отрасли, но 7–8 % суммарного объема производства электроэнергии227.

Case study

Аргентинская ядерная программа

Аргентина вступила в ядерный век 31 мая 1950 г., когда Х.Д. Перон подписал правительственный декрет № 10.936 о создании Национальной комиссии по атомной энергии (НКАЭ). С этого момента в стране разворачиваются работы в области использования энергии атома в мирных целях и постепенно формируется аргентинский ядерный сектор, включающий в себя НКАЭ – регулирующий орган, компанию «Нуклеоэлектрика Архентина С.А.» (НАСА), фирмы «Конуар С.А.», «Фае С.А.», «ЭНСИ С.Э.», «Диокситек С.А.», «ИНВАП С.Э.», а также два фонда: «Школа ядерной медицины» и «Центр ядерной диагностики ». Стратегическое значение имело строительство атомных электростанций, изменивших энергетическую матрицу Аргентины. Первая АЭС – «Атуча 1» была спроектирована и построена германской компанией « Сименс » на берегу реки Парана в 100 км от Буэнос-Айреса и вступила в строй 24 июня 1974 г. Ее установленная мощность составляет (брутто) 375 МВт, коэффициент нагрузки – 70 %: и коэффициент полезного действия – 75 % (в отдельные годы этот показатель составлял 90 %). Вторая АЭС «Эмбальсе» функционирует с 20 января 1984 г. на берегу водохранилища реки Терсеро в провинции Кордова. Мощность этой станции, которую построил итало-канадский консорциум, достигает 648 МВт, средний коэффициент нагрузки – 84 %, а максимальный коэффициент полезного действия – 98 % (самый высокий в мире показатель для аналогичных реакторов). В качестве побочного продукта «Эмбальсе» производит радиоизотоп Кобальт-60, широко применяемый в промышленности и медицине. В 1980 г. вблизи АЭС «Атуча 1» по проекту « Сименс » началось строительство станции «Атуча II» установленной мощностью (брутто) 745 МВт. В силу экономических и политических причин строительство АЭС в 1995 г. было остановлено. Только в 2005 г. правительство Н. Киршнера (под влиянием возникших энергетических трудностей) приняло решение о завершении работ на «Атуча II» и вводе ее в действие в 2010 г. В результате в настоящее время ядерный сектор Аргентины располагает: двумя работающими АЭС и одной строящейся; технологиями и мощностями по производству ядерного топлива; структурами, добывающими урановое сырье, вырабатывающими диоксид урана, легко обогащенный уран и тяжелую воду; учебными заведениями, готовящими кадры для атомной промышленности; специализированными научно-исследовательскими центрами; предприятиями, выпускающими исследовательские и иные реакторы, а также радиоизотопы; специальными органами по осуществлению международных контактов НКАЭ и других организаций ядерного сектора. Успехи страны в атомной области нашли подтверждение на мировом уровне. Аргентинские специалисты поставили реакторы для ядерных исследовательских центров в Перу и Алжире, установили сотрудничество в атомной области с Бразилией, КНР, Индией, Ираном, Египтом и рядом других стран.

В октябре 2001 г., когда развитие кризиса уже вступало в свою высшую фазу, в Буэнос-Айресе собрался XVIII Мировой конгресс по энергетике. На форум съехались практически все лидеры международного энергетического бизнеса (Россию представлял А.Б. Чубайс), и, несмотря на сложное финансовое положение Аргентины, многие компании заявили о намерениях осуществить в стране масштабные инвестиционные проекты. Об этом говорили представители «Томаль – Фика Эльф» (Франция – Бельгия), «Винтершолл энергиа» (Германия) и «Пан Америкен Энерджи» (США), образовавшие консорциум для разработки месторождения природного газа на Огненной Земле. Французская компания «Электриситэ» выступила с проектом строительства высоковольтных линий электропередачи, аргентинская группа «Перес Компанк» объявила программу открытия сети из 420 автозаправочных станций, с аналогичной идеей в Буэнос-Айрес приехали руководители венесуэльского нефтяного государственного гиганта ПДВСА. Беспрецедентные по объему капиталовложения (7,8 млрд дол. на период до 2006 г.) анонсировала «Репсоль – ЯПФ», подтверждая тем самым свой статус главного игрока на аргентинском нефтегазовом рынке. Интерес к расширению бизнеса в соседней стране подтвердила бразильская монополия «Петробраз» 228.

Такое обилие планов со стороны международного энергетического бизнеса (причем в условиях острых кризисных явлений) говорило об одном: приватизация предприятий аргентинской энергетики принесла мировым ТНК и крупному местному предпринимательству очень серьезные дивиденды. Это рождало желание компаний закрепить и расширить присутствие в ТЭК Аргентины. Однако кризис 2001–2002 гг. заметно охладил пыл большинства инвесторов, их планы были заморожены, а аргентинская энергетика столкнулась с новыми сложными проблемами.

Горнодобывающая отрасль: меняющиеся приоритеты

В 1862 г. Доминго Фаустино Сармьенто [30] будучи губернатором провинции Сан-Хуан, писал в письме тогдашнему президенту страны Бартоломе Митре: «Помогите мне в горном деле, и я сделаю республику богатой». Д. Сармьенто просил кредит на организацию горнодобывающих работ в Андах и обещал его вернуть государству с высокими процентами в самый короткий промежуток времени229.

Идея развития в Аргентине горно-рудной промышленности многим казалась очевидной. Во-первых, был вдохновляющий пример Чили, где добыча меди (половина мировой), серебра, селитры и угля на глазах обогащала страну. Во-вторых, существовала уверенность в том, что и с аргентинской стороны Анд имеются запасы полезных ископаемых, необходимых для промышленного развития и востребованных на международных рынках. Однако экономическая модель Аргентины во второй половине XIX в. начала выстраиваться в другом формате, в котором горной добыче с ее огромными затратами на разведку недр и организацию производства не было места. В результате, несмотря на значительный потенциал, добыча горно-рудного сырья почти полтора века оставалась второстепенной отраслью аргентинской экономики, не игравшей существенной роли ни в ВВП, ни в системе внешнеэкономических связей.

Ситуация начала быстро меняться в 1990-е гг. благодаря институциональным изменениям, осуществленным правительством К. Менема в контексте неолиберального дерегулирования экономики. В 1993–1994 гг. официальный Буэнос-Айрес принял целую серию законов, установивших новые правила игры в горнодобывающей промышленности. В том числе: закон № 24196 об инвестициях, закон № 24224 о перестройке отрасли, закон № 24228 об отношениях между федеральной властью и отдельными провинциями, закон № 24402 о режиме финансирования горной добычи, закон № 24498, актуализирующий горный кодекс, и закон № 24585, касающийся охраны окружающей среды230. В дополнение к этой лавине законодательных актов были созданы новые учреждения, призванные обеспечить должный уровень геологоразведки и технической помощи предприятиям добывающей отрасли, а также образован специальный Федеральный совет, координирующий отношения между отдельными провинциями в горно-рудной области. Все эти решения и меры позволили выработать План развития горной добычи , наметивший основные координаты модернизации и расширения отрасли на среднесрочную перспективу.

В соответствии с новым законодательством горнодобывающим компаниям, в том числе – иностранным, предоставлялись налоговые льготы, концессии сроком на 36 лет (5 лет – на разведку, 1 год – на подготовку проекта и 30 лет – на разработку месторождения), свободное распоряжение добытым сырьем, гарантии репатриации прибылей и вложенных капиталов. Политика рыночных реформаторов впервые в истории страны создала реальные институциональные предпосылки для прихода в горнодобывающую отрасль как частных аргентинских предпринимателей, так и крупнейших международных майнинговых корпораций (число иностранных компаний в секторе выросло с 4 в 1989 г. до 80 к началу нового столетия)231.

Широкое участие ведущих мировых горнодобывающих ТНК в геологоразведке и эксплуатационных работах на территории Аргентины в исторически сжатые сроки коренным образом изменило лицо отрасли, привело к быстрому росту производства и поставок продукции на внешний рынок (см. табл. 5.13).

Таблица 5.13

Горнодобывающая отрасль Аргентины: производство и экспорт

Источник. Ministerio de Econom?a, Direcci?n de Econom?a Minera. – www.mecon.gov.ar

Большое стратегическое значение долговременного характера имело подписание в 1997 г. межправительственного соглашения с Чили о сотрудничестве в горнодобывающей отрасли. Эта межгосударственная договоренность впервые давала аргентинской стороне дополнительные возможности в использовании мощной и технологически продвинутой производственной инфраструктуры соседней страны для обогащения и переработки добываемого сырья и его экспорта (через порты на тихоокеанском побережье) в США, а также в страны Азии и Океании. И еще одно важное обстоятельство. Рост горнодобывающего производства (по определению) происходил в отдаленных от столицы страны аргентинских провинциях, как правило – отстающих в своем социально-экономическом развитии. Поэтому новые крупные капиталовложения имели для этих районов особую значимость. С приходом горно-рудных компаний в провинции активизировалось предпринимательство и оживлялась вся хозяйственная жизнь: строились новые дороги, росло потребление электроэнергии, создавались дополнительные рабочие места [31] , повышалась востребованность в специалистах высшей квалификации, включая ученых и инженеров, ощутимо пополнялся местный бюджет. Данный эффект мультипликатора в сложных условиях отсталой аргентинской «глубинки» трудно переоценить.

Case study

Основные проекты в горнодобывающей отрасли

Месторождение меди и золота «Бахо Ла Аьумбрера» в провинции Катамарка. Это крупнейший из уже реализованных проектов в аргентинской горнодобывающей отрасли, начатый консорциумом из двух австралийских и одной канадской компаний: «Маунт Иса Майне» (МИМ), «Норт Лтд.», «Рио Алгом». Впоследствии контроль перешел к одной из ведущих мировых майнинговых фирм, «Кстрата», со штаб-квартирой в Швейцарии. Собственно говоря, месторождение было открыто еще в 1960-е гг. специалистами из Университета Тукумана, оценившими обнаруженные запасы меди в 3,3 млн m (9-е место в мире) и золота – 12 млн тройских унций (14-е место в мире), однако из-за отсутствия инвестиций месторождение в серьезных масштабах не разрабатывалось вплоть до середины 1990-х гг. Консорциум инвесторов к концу десятилетия вложил порядка 1 млрд дол., организовав добычу руды, производство концентрата на предприятии в Тукумане (порода доставляется пульпопроводом на расстояние 250 км) и его экспорт на судах из собственного порта на реке Парана. В 2001 г. объем внешних поставок превысил 340 млн дол. (более половины всего аргентинского горнорудного экспорта). В начале текущего столетия «Ла Алумбрера» вышла на уровень производства 190 тыс. т медной и 10 тыс. т (730 тыс. унций металла) золотоносной руды в год.

«Паскуа Лама» (в стадии реализации) – месторождение золота и серебра в провинции Сан-Хуан на границе с Чили, где также имеются залежи этих драгоценных металлов, что делает данный проект крупнейшим трансграничным предприятием. Освоение месторождения стало возможным благодаря подписанию упомянутого аргентино-чилийского соглашения 1997 года. Разработку предприняла канадская фирма «Бэррик Голд» (одна из крупнейших в мире), инвестировавшая в проект порядка 950 млн дол. и планирующая вести добычу в течение 16 лет с годовым производством золота в объеме 750–800 тыс. унций и серебра – 35 млн унций.

«Агуа Рика» (в стадии реализации) – добыча меди, золота и молибдена. Месторождение расположено в провинции Катамарка, в 35 км от «Ла Алумбреры», и стало осваиваться совместно транснациональной корпорацией № 1 горнодобывающей отрасли «БХП Биллитон» (Австралия) и канадской фирмой «Нортерн Орион», инвестировавших около 1 млрд дол. и поставивших целью начать добычу в 2012 г. с годовым оборотом до 500 млн дол.

«Серро Вангуардиа». Месторождение золота и серебра в провинции Санта-Крус, за разработку которого взялись концерн «Англо-Америкен» (Великобритания – Южная Африка) и аргентинская группа «Перес Ком-панк». Запасы золота здесь оцениваются в 100 т, организация его добычи и отправки для последующей обработки в Бразилию потребовала инвестиций около 200 млн дол., годовой объем продаж составил 120 млн. дол., а экспорт в 2001 г. достиг 95 млн дол. Любопытно, что это богатейшее месторождение было обнаружено в зоне, которая никогда не рассматривалась в качестве перспективной с точки зрения возможного наличия полезных ископаемых. Данный случай заставляет во многом пересмотреть (в сторону увеличения) потенциал Аргентины в плане горной добычи и включить в список «перспективных» новые обширные области национальной территории.

«Эль Пачон» (в стадии реализации) – месторождение меди и молибдена в провинции Сан-Хуан, на границе с Чили, на высоте 4500 м над уровнем моря. К освоению приступили канадская компания «Камбьор Инк.» и боливийская «Компании Минера Сан-Хорхе». В 2005 г. контроль над месторождением перешел к фирме «Кстрата», чьи суммарные инвестиции должны превысить 1,5 млрд дол. Проект включает в себя строительство пульпопровода, соединяющего месторождение с перерабатывающим предприятием в Чили, и предусматривает экспортные поставки через чилийские порты. Это тоже результат двустороннего соглашения о сотрудничестве в области горнодобывающей промышленности.

«Эль Саль дель омбре муэрто». Такое трагическое наименование (в переводе – «Солончак мертвеца») было дано месторождению солей лития (запасы – 1,2 млн т), расположенному в провинции Катамарка на высоте 4000 м над уровнем моря. Компания «Минера дель Аяьтиплано» (дочерняя структура американской «ФМК Литиум Корп.») вложила в проект 110 млн дол. и организовала поставку продукции через чилийский порт Антофагаста в США и Японию. Объем экспорта в 2001 г. превысил 27 млн дол. По оценке специалистов, месторождение может обеспечивать до 30 % мирового спроса в карбиде и хлориде лития.

«Рио-Колорадо» (в стадии реализации) – одно из крупнейших в мире месторождений калия, расположенное в провинции Мендоса и первоначально контролировавшееся корпорацией «Рио Тинто». В начале 2009 г. перешло под контроль бразильского капитала. Объем инвестиций должен составить около 2 млрд дол.

Реализация названных выше и других (менее масштабных, но достаточно многочисленных) проектов обеспечила в ряде случаев экспоненциальный рост добычи полезных ископаемых. Например, добыча меди только в период 1992–1998 гг. увеличилась с 297 т до 170,3 тыс. т (в 573 раза!), золота – с 1,1 т до 19,5 т232. По существу, горнодобывающая промышленность в 90-е гг. прошлого века заново сформировалась как важная отрасль аргентинской экономики, имеющая значительный экспортный и инвестиционный потенциал. Официальные данные говорят о почти

5 млрд дол. капиталовложений, аккумулированных этой отраслью в 1992–2001 гг. Причем обращает на себя внимание и такой факт: 75 % территории Аргентины, считающихся потенциально богатыми полезными ископаемыми, до сих пор не стали объектом серьезной геологоразведки. Подлинные возможности страны как производителя и экспортера горно-рудной продукции известны далеко не полностью.

Рост сферы услуг и «революция» телекоммуникаций

В 90-е гг. прошлого столетия в Аргентине максимально высокими темпами рос сектор услуг, доля которого в национальном ВВП увеличилась с 48,1 % в 1989 г. до 69,2 % в 2000 г. Как и в большинстве других государств мира (в первую очередь высокоразвитых), этот процесс в основе своей носил объективный характер, был связан с развитием науки и техники, переменами в производственной сфере и с изменениями в системе общественных потребностей. Напомним, что десятилетие 1990-х отличалось быстрым ростом производительности труда в промышленности. Так же как в свое время повышение эффективности аграрного производства обусловило (и сделало возможным) перелив ресурсов из первичного сектора экономики во вторичный, индустриальный, так и на этот раз рационализация и повышение продуктивности в промышленности обеспечили опережающее развитие третичного сектора, послужили мощным толчком расширения сферы и номенклатуры услуг.

Большую стимулирующую роль, безусловно, сыграла неолиберальная политика, акцентировавшая объективно развивавшиеся тенденции к изменению секторальной (отраслевой) структуры экономики и ускорившая процесс ее «сервисизации». В результате к началу нынешнего столетия третичный сектор в Аргентине в целом сложился по меркам развитых государств и, по классификации ВТО, насчитывал более 160 видов предоставляемых услуг: от научных исследований до ремонтных работ, от образования до обслуживания престарелых и больных граждан. При этом на первый план стали динамично выдвигаться информационно-сервисные отрасли, основанные на использовании сложного, высококвалифицированного интеллектуального труда: финансы, аудит, юридические услуги, бизнес-консалтинг, информатика, телекоммуникации, высококачественное платное медицинское обслуживание, мирового уровня высшее образование [32] . Показательно, что удельный вес финансового сектора в ВВП с 1989 по 2000 г. вырос с 14,9 до 19,7 %.

Одним из важных направлений развития сферы финансовых услуг явилось расширение операций на фондовом рынке. Особых размеров биржевые сделки достигли во второй половине десятилетия, когда в основном был завершен процесс приватизации и на бирже стали котироваться акции новых частных компаний, созданных на базе бывших государственных предприятий. Характерно, что в 1998–2000 гг., несмотря на экономическую рецессию, капитализация аргентинских компаний, чьи акции котировались на бирже Буэнос-Айреса, увеличилась с 45 до 166 млрд дол.233 При этом сложился совершенно новый рынок финансовых инструментов, который, стимулируя развитие биржевых операций, увеличил возможности внутренних и внешних инвесторов по диверсификации их инвестиционных портфелей.

В конце 1990-х гг. на бирже Буэнос-Айреса, наряду с акциями местных компаний, широко торговались различные финансовые инструменты: купоны, корпоративные и государственные облигации, депозитарные расписки, позволявшие инвесторам свободно и оперативно переводить свои вложения с одних ценных бумаг в другие, включая финансовые документы иностранных эмитентов. Все это, в контексте проведенной либерализации валютного законодательства, создало условия для активного использования ресурсов аргентинских компаний и частных вкладчиков в качестве инвестиций не только в национальные, но и в зарубежные ценные бумаги. Аргентинские потребители финансовых услуг все глубже встраивались в глобальное пространство посредством расширявшихся международных обменов. Одним из последствий этого процесса явилось существенное увеличение активов аргентинцев за рубежом.

Развитие сферы услуг определенным образом меняло хозяйственный ландшафт, усиливая роль и инвестиционную привлекательность отраслей, еще недавно являвшихся объектом острой критики. Классический пример – сектор телекоммуникаций. Переход в частные руки телефонных компаний обеспечил приток в отрасль беспрецедентных по размерам инвестиций, составивших в 1991–2000 гг. свыше 21 млрд дол., что позволило в этот период увеличить количество линий с 3 млн до 8,1 млн и практически решить в стране проблему телефонной связи, в том числе для значительной части малоимущих слоев населения. Если в 1990 г. только 10 % из числа экономически наиболее нуждающихся аргентинских семей имели телефоны, то уже к 1996 г. их количество составило 32 %234. Неизмеримо возросло качество обслуживания. Можно привести такой пример: до приватизации в среднем требовалось 23 дня, чтобы исправить вышедшую из строя телефонную линию, после приватизации этот срок сократился до двух дней.

Одновременно с расширением национальной сети телефонной связи и повышением качества обслуживания в 1990-е гг. наблюдался интенсивный приток современных технологий в области телекоммуникаций: волоконной оптики, цифровых телефонных станций, сотовой телефонии.

Все это обеспечило коренную модернизацию отрасли. Аргентина стала в Латинской Америке одним из региональных лидеров в распространении мобильной связи, кабельного телевидения, персональных компьютеров, Интернета (см. табл. 5.14). Например, количество сотовых телефонов возросло с 15 тыс. в 1990 г. до 6,4 млн в 2000 г., а число пользователей Интернетом только в период 1997–2000 гг. увеличилось со 190 тыс. до 2,5 млн человек235. С января 1997 г. население Аргентины и других государств МЕРКОСУР получило доступ к спутнику связи «Науэль I», который был построен и выведен на принадлежащую Буэнос-Айресу орбитальную позицию международным консорциумом, выигравшим соответствующий тендер. Этот спутник полностью покрыл территорию стран – членов МЕРКОСУР и позволил в значительной мере удовлетворить спрос на региональном рынке услуг спутниковой связи (телевидение, передача информации). Благодаря новым техническим возможностям местные и иностранные фирмы в области телекоммуникаций к началу нынешнего столетия предоставляли услуги на сумму более 8 млрд дол. в год236.

Таблица 5.14 Латинская Америка: развитие телекоммуникаций и компьютеризации (2000 г.)

Источник. Argentina: Ventajas de Invertir Hoy. Ministerio de Economia у Pro-ducci?n. Buenos Aires, 2005. P. 37.

В правительстве К. Менема развитию сектора телекоммуникаций придавали приоритетное значение. Неолиберальные реформаторы видели (и не без оснований) в этой отрасли важный сегмент новой, постиндустриальной системы хозяйства, а также, как выразился X. Кастро, рассматривали ее в качестве «невралгического центра, дающего импульс глобализации мировой экономики…»237. Происходившую в 90-е гг. прошлого века трансформацию производственной матрицы Аргентины в сторону кардинального повышения роли сектора услуг можно было бы определить как «революцию», подчеркнув тем самым не только фундаментальный макроэкономический характер и высокую общественную значимость этого структурного сдвига, но и в целом глубокие изменения, в том числе социальные, последовавшие в стране вслед за этой хозяйственной переменой.

Глава 3 Лицом к глобализму: Аргентина на товарных и финансовых рынках

К концу XX в. либерализация внешней торговли стала частью «мантры» политических руководителей передовых индустриальных стран как левого, так и правого толка.
Джозеф Ю. Стиглиц, нобелевский лауреат

Развитие Аргентины (впрочем, как и многих других государств) последних десятилетий невозможно адекватно представить и осмыслить вне глобального контекста и в отрыве от общемировых тенденций. Плотность международных хозяйственных, финансовых, информационных и других связей стала к концу XX в. настолько высокой, что роль глобальной среды нередко оказывалась решающей в процессе принятия экономических и политических решений в тех или иных странах. При этом, как отмечалось многими исследователями, в отношении развивающихся государств глобализация носила асимметричный характер238. «Глобальная экономика является площадкой, где демонстрируются неравные возможности. Глобализация предельно обнажает разнокачественность стран, вступающих в общее взаимодействие по универсальным правилам, и подпитывает процесс их дифференциации»239, – подчеркивается в фундаментальном исследовании российских ученых.

Энергично развернувшийся процесс глобализации [33] не только изменил конфигурацию мировой экономической (и политической) системы, но и самым активным образом воздействовал на внутренние тенденции развития отдельных стран и регионов. В первую очередь это коснулось государств с нарождающимися рынками на этапе реформ, поскольку именно в «состоянии переходности» (транзита) и трансформаций общественные структуры таких стран особенно уязвимы для внешних воздействий. Сказанное в полной мере относится к Аргентине. Происходившие здесь в 1990-е гг. перемены многими нитями были связаны (а нередко и детерминировались) с трендами глобального характера и масштаба. Поэтому в указанный период резко возросло значение международной торговли, новое качество приобрели интеграционные программы, драматически обострилась проблема государственного долга, изменились координаты и приоритеты внешней политики. В условиях глобализации международные экономические, политические, информационные и гуманитарные контакты Буэнос-Айреса достигли невиданной интенсивности, наложили сильнейший отпечаток на характер и траекторию национального развития.

Исследуя проблематику адаптации аргентинской экономики к изменившимся международным (внешним) условиям развития, автор трактует глобализацию, так сказать, в узком смысле как процесс расширения мировой экономики с единой, в идеале, системой цен на товарных и факторных рынках (за исключением рынка рабочей силы), абсолютной мобильностью главных факторов производства и едиными универсальными правилами игры. Аргентина в период неолиберальных реформ в основном приняла эти правила и стремилась формировать свою экономику в качестве хозяйственной ячейки глобальной матрицы. Правящие круги, пытаясь избежать международной маргинализации, выстраивали национальное экономическое пространство таким образом, чтобы оно в максимальной степени соответствовало требованиям пространства глобального. Это достигалось через поддержание свободной конвертации аргентинской валюты, сохранение паритета песо – доллар, сближение внутренних ценовых уровней и пропорций с условными среднемировыми, снятие запретительных барьеров и препятствий при входе иностранных бизнес-агентов в национальную хозяйственную систему и их выходе из нее.

В то же время опыт неолиберальной модернизации Аргентины подтвердил, что сама глобализация носит весьма сложный, неупорядоченный, действительно асимметричный характер и нередко вызывает серьезные дисбалансы (прежде всего в торговой и финансовой сферах)240 как на международном уровне, так и в макроэкономических процессах в отдельных странах.

Неоднозначные перемены во внешней торговле

Смена модели экономического роста с агроэкспортной на импортозамещающую обусловила последовательное (развивавшееся на протяжении десятилетий) сокращение роли и удельного веса международных торговых связей в воспроизводстве национального богатства Аргентины [34] . В результате на рубеже 90-х гг. прошлого века страна характеризовалась сравнительно низким уровнем интернационализации национального производства – только 8—10 % ее ВВП реализовывалось за границей, а импортная квота составляла 6–8 %241.

Придя к власти, «команда» неолиберальных реформаторов поставила своей задачей кардинальным образом расширить и углубить участие Аргентины в международном разделении труда. В действиях новой администрации ясно просматривалось стремление обеспечить долгосрочное (по существу – стратегическое) смещение общей оси экономического развития в сторону внешнеторговых обменов, что, по замыслу правительства К. Менема – Д. Кавалло, могло быть достигнуто форсированным ростом экспорта товаров и услуг и увеличением доли конкурентоспособных импортных изделий в удовлетворении потребностей страны.

Справедливости ради нужно напомнить, что реформирование внешнеторговой политики в сторону ее либерализации началось еще при правительстве Р. Альфонсина. Именно во второй половине 1980-х гг. Буэнос-Айрес постепенно начал понижать импортные пошлины [35] . Администрация К. Менема сохранила данный вектор перемен и ускорила процесс снижения таможенных барьеров. Уже в 1991 г. аргентинский рынок был в значительной степени открыт для зарубежных товаров (см. табл. 6.1).

Таблица 6.1 Аргентина: размер импортных пошлин в 1987–1995 гг. (в %)

Источник . Casabu? G. Trade and Industrial Policies in Argentina since the 1960s. ECLAC, 1997. P. 16.

Критики рыночного фундаментализма нередко упрекают «команду» К. Менема – Д. Кавалло в «чрезмерном неолиберальном рвении», из-за которого местная промышленность в одночасье оказалась под мощными ударами значительно более сильных иностранных конкурентов, а национальные экспортеры не получили должной политической и финансовой поддержки со стороны официального Буэнос-Айреса. Большая доля правды в этих упреках есть. «Открытие» аргентинских рынков произошло слишком стремительно, а макроэкономическая почва для столь крутого поворота подготовлена не была.

Нет сомнений в том, что без конкуренции внутри страны конкуренция на внешних рынках нежизнеспособна. По крайней мере, таков проверенный практикой главный тезис теории конкурентоспособности Майкла Портера242. Поскольку аргентинские власти в начале 1990-х гг. ставили задачу укрепления позиций национальных товаропроизводителей на международных рынках, то, по логике вещей, начинать должны были с себя: отладить конкурентную политику на уровне государства, содействовать совершенствованию корпоративного управления предприятий, осуществить дебюрократизацию на федеральном и местном уровнях. Словом, провести необходимые реформы и подготовить аргентинское бизнес-сообщество к жестким условиям международной конкуренции. На практике все обернулось иначе.

Чилийский экономист Рикардо Френч-Дэвис сравнил латиноамериканский вариант внешнеторговой либерализации с аналогичным опытом ряда азиатских стран. В Азии, писал ученый, снижение импортных пошлин произошло в тот момент, когда в экономике уже состоялись структурные преобразования, а промышленный экспорт азиатских государств набрал силу и демонстрировал уверенный динамизм. В Латинской Америке, в том числе в Аргентине, все было наоборот: сначала – внешнеторговая либерализация, потом – структурные реформы и наращивание индустриального экспорта243. Разумеется, такая модель реформирования внешнего сектора изначально предполагала серьезные экономические потери и жертвы со стороны значительной части предпринимательского класса латиноамериканских стран, прежде всего малого и среднего бизнеса.

В то же время не следует чрезмерно упрощать содержание внешнеторговой политики К. Менема – Д. Кавалло. Она носила многогранный характер и не являлась однозначно «капитулянтской» перед лицом зарубежных партнеров. В ряде случаев (автомобильная промышленность, текстильная и обувная отрасли) оградительные тарифы в значительной мере сохранялись. Возможно, не всегда своевременно и в должном объеме, но правительство принимало меры по защите национального производителя. Например, периодически повышался так называемый статистический сбор (см. табл. 6.1), являвшийся, по сути, дополнительной импортной пошлиной. С другой стороны, делались шаги по поощрению экспортеров: в декабре 1992 г. была введена система «reintegros », или механизм возврата части внутренних налогов, уплаченных предпринимателем-экспортером. Размер возврата доходил до 20 % стоимости вывозимого товара244. Стимулирующий эффект имело, безусловно, полученное бизнесменами право свободно распоряжаться валютой, поступавшей от реализации продукции на внешнем рынке. В ряду поощрительных мер можно назвать и кредиты специально созданного в 1992 г. государственного Банка инвестиций и внешней торговли [36] , а также деятельность так называемого Фонда Экспорт-Ар. Известную защитную функцию носила и практика возбуждения антидемпинговых расследований против «недобросовестных иностранных конкурентов», к которым аргентинское правительство прибегало весьма часто (428 случаев только в период 1996–2001 гг.). Как отмечают эксперты Роберто Боусас и Эмилиано Пагнотта, Аргентина входила в число семи стран – членов ВТО, ежегодно возбуждавших максимальное число антидемпинговых расследований245.

Либерализация национальной экономики и меры по поощрению экспорта придали внешнеторговому обороту беспрецедентную динамику. Впервые за долгое время в 1993–1998 гг. рост внешних поставок аргентинской продукции значительно превысил аналогичные среднемировые показатели и данные в целом по Латинской Америке (см. табл. 6.2).

Таблица 6.2

Среднегодовой рост товарного экспорта (в %)

Источник . Bouz,as R., Pagnotta E. Dilemas de la politica comercial externa argen-tina. Buenos Aires, 2003. P. 11.

В абсолютных цифрах аргентинский экспорт вырос с 12 354 млн дол. в 1990 г. до 26 434 млн дол. в 1998 г. (максимальный показатель за десятилетие), затем несколько снизился в 1999 г. и восстановился в начале нынешнего столетия (см. табл. 6.3). Таким образом, в 1990-е гг. Аргентина более чем вдвое увеличила продажу товаров на мировом рынке, переломив уже устоявшуюся тенденцию к сокращению своего участия в международной торговле, в глобальном разделении труда. Значительный рост объемов экспорта вполне можно занести в актив правительству К. Менема, интерпретировать это как известное достижение неолиберальных реформаторов. Однако вся проблема в том, что в тот же период еще более высокими темпами вырос товарный импорт: с 4 079 млн дол. в 1990 г. до 31 404 млн дол. в 1998 г. (увеличение почти в 8 раз). В данном случае в полной мере дал о себе знать так называемый эффект создания торговли — переориентация потребительского спроса от товаров, произведенных внутри страны, к более эффективным иностранным товарам, ставшая возможной в результате снижения импортных пошлин в рамках политики либерализации. Внешнеторговый баланс все чаще сводится с дефицитом, размер которого в 1994 г. достиг рекордной суммы – 5 567 млн дол. Это обстоятельство должно было стать предметом особого беспокойства в Розовом доме, и именно с такого рода тревожными фактами были связаны упомянутые выше меры по стимулированию национального экспорта и некоторому ограничению иностранной торговой конкуренции, в том числе «недобросовестной» (вспомним многочисленные антидемпинговые расследования, инициированные Буэнос-Айресом).

Таблица 6.3 Аргентина: внешняя торговля товарами в 1990–2000 гг. (млн дол.)

Подсчитано по: Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.ar

Рост экспорта и импорта, перекрещивающееся движение товарных потоков объективно вели к усилению процессов интернационализации и глобализации аргентинской экономики, создавали необходимые дополнительные условия для уточнения и корректировки ее специализации на мировой хозяйственной арене. В 1990-е гг. в номенклатуре внешней торговли произошли некоторые весьма заметные подвижки, которые, однако, не меняли кардинальным образом международной товарной специализации страны. По-прежнему основу экспорта составляли сырьевые (в первую очередь сельскохозяйственные) продукты, а также промышленные товары аграрного происхождения. На их долю в совокупности в начале и конце десятилетия приходилось свыше 50 % всех экспортных поставок (см. табл. 6.4). Параллельно очень заметно возрос удельный вес топливно-энергетической продукции – с 8 до 17–18 %, что было связано, в первую очередь, с резким расширением зарубежных продаж нефти и природного газа. В абсолютных стоимостных значениях весьма ощутимо (более чем вдвое) увеличились продажи за рубеж промышленных товаров индустриального происхождения, но в связи с ростом в аналогичной пропорции совокупного объема экспортных поставок удельный вес индустриальных изделий не претерпел существенных изменений и оставался на уровне 27–31 %.

Таблица 6.4 Объем и структура товарного экспорта (1990–2001 гг.)

Составлено по: Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.ar

Вместе с тем в самом секторе промышленных товаров индустриального происхождения произошла своего рода «смена лидера»: на первое место уверенно вышла продукция автомобильной отрасли, объем зарубежных поставок которой с 223 млн дол. в 1990 г. возрос до 3 млрд дол. в 1998 г. (в 13,5 раза)246. Значительно улучшили свои позиции производители химических и нефтехимических продуктов, фармацевтических товаров, целлюлозно-бумажной продукции. В целом «композиция» экспорта отражала структурные изменения, происшедшие в национальной экономике в контексте рыночных реформ. Экспортные поставки стали приобретать более диверсифицированный характер, лучше приспосабливаться к потребностям мирового рынка и требованиям глобализации. Заметно и быстро менявшийся экономический и деловой климат внутри страны усилил потребность местных предпринимателей (прежде всего в индустриальном секторе) в ускорении технического обновления производства как для конкуренции на внутреннем рынке, так и для завоевания новых позиций за рубежом. Существенные перемены претерпел импорт. Причем речь шла не только о количественных параметрах и объемах, но и о макроэкономической роли импорта в экономике Аргентины. В период 1990–1998 гг. аргентинский импорт рос на 29,1 % в год (второе место в мире после Польши), что практически вдвое превышало динамику увеличения импорта в среднем по Латинской Америке (14,7 %) и в пять с лишним раз – аналогичный среднемировой показатель (5,6 %)247. При таких темпах роста особенно рельефно выглядели структурные изменения в импортных потоках (см. табл. 6.5).

Таблица 6.5

Объем и структура товарного импорта (среднегодовые значения в млн дол. и в %)

Источник. Bouzfls R., Pagnotta E. Dilemas de la politica comercial externa argen-tina. P. 30.

Следует отметить шестикратное увеличение ввоза средств производства , доля которых в общем объеме импорта поднялась почти до 24 %. В 1990–2000 гг. аргентинская экономика получила иностранного оборудования на сумму порядка 60 млрд дол ., что обеспечило техническое перевооружение ряда наиболее перспективных отраслей промышленности и услуг. В то же время, как отмечают критики рыночных реформ, огромные закупки средств производства за рубежом отрицательно сказались на местных производителях промышленного оборудования, понесших большие убытки248. Это была оборотная сторона модернизации по неолиберальным рецептам.

Неоднозначные последствия имел и колоссальный (почти в 14 раз) рост импорта потребительских товаров , который реально затронул интересы местных промышленников и который не смогли остановить упомянутые выше правительственные ограничительные меры. С одной стороны, рынок заполнился разнообразными и часто гораздо более дешевыми и качественными иностранными изделиями. С другой – под удар попали многие местные производители, частично превратившиеся из фабрикантов в импортеров и дистрибуторов чужой продукции, а частично – пополнившие ряды безработных. И это тоже была суровая реальность неолиберальных реформ, последствие рыночной глобализации аргентинской экономики.

Меркосур: горизонты интеграции

Одним из важнейших трендов развития мировой экономики в последней четверти XX в. стал динамичный рост регионализма как инструмента внешнеэкономической либерализации. При этом регионализм основывается на принципиально отличном от глобализма характере открытия рынков – либерализация производится не по отношению к отдельным отраслям, а по отношению к отдельным странам (или регионам). Для Аргентины именно регионализм стал той дополнительной платформой, которая вовлекала страну в водоворот международного разделения труда. Подлинным прорывом в развитии внешнеторговых и шире – внешнеэкономических связей Аргентины в 1990-е гг. стало ее инициативное участие в создании и деятельности новой интеграционной группировки латиноамериканских стран – Общем рынке юга (МЕРКОСУР).

Образование МЕРКОСУР в региональном масштабе явилось безусловным шагом вперед в сложном процессе формирования общего латиноамериканского торгово-экономического пространства, послужило площадкой для налаживания и углубления хозяйственного и политического взаимодействия крупнейших стран Южной Америки – Аргентины и Бразилии, заложило основы будущих межнациональных проектов в самых различных областях. Важной чертой группировки с самого начала стало то, что ее динамику (при активной роли государственных органов и лично глав стран-участниц) определяли бизнес-сообщества, частные компании, усмотревшие в МЕРКОСУР шанс расширить рынки сбыта и укрепить свои региональные и международные торговые позиции. Процесс формирования общего рынка сыграл существенную роль и в привлечении в субрегион Южного конуса иностранного предпринимательского и финансового капитала. Филиалы ТНК, открывая производственные структуры в одной из стран – членов МЕРКОСУР, получали в качестве потенциальных потребителей своих товаров свыше 200 млн человек.

С течением времени МЕРКОСУР занял важное (можно сказать – ключевое) место в системе расширяющихся межгосударственных контактов и в переговорном процессе между латиноамериканскими государствами и экономическими объединениями в других районах мира, прежде всего Европейским союзом. Именно в рамках диалога МЕРКОСУР – ЕС обсуждались наиболее актуальные проблемы взаимоотношений индустриально развитых и развивающихся стран в самом широком контексте249. Роль Общего рынка юга стала существенной и в плане реализации (или нереализации) интеграционного суперпроекта – образования Зоны свободной торговли Америк (АЛКА). Для многих в Латинской Америке МЕРКОСУР стал выступать не столько как один из возможных компонентов (составных частей) панамериканского объединения, сколько в качестве своеобразной альтернативы интеграционному проекту под эгидой Вашингтона. Активное, временами – инициативное участие Буэнос-Айреса во всех этих процессах и дипломатических акциях способствовало укреплению отношений партнерства Аргентины с другими латиноамериканскими государствами (прежде всего с Бразилией), новому глобальному позиционированию Буэнос-Айреса и повышению международного авторитета аргентинской нации.

Страница истории

Аргентина и Бразилия на пути к МЕРКОСУР

Идея аргентино-бразильского тесного торгово-экономического сотрудничества имеет давнюю историю. Еще в 1844 г. выдающийся аргентинский политический деятель, дипломат и ученый-обществовед Хуан Баутиста Альберди в одном из своих трудов впервые сформулировал тезис о необходимости сближения двух стран в рамках «испано-американского экономического сообщества». В последующие годы эта мысль все больше овладевала аргентинскими руководителями и интеллектуалами. В 1909 г. А. Бунхе выступил с предложением о создании «таможенного союза Юга» как шага к достижению «великого экономического единства» южноамериканских государств. Знаковый эпизод произошел в 1915 г.: Аргентина, Бразилия и Чили подписали так называемый Договор ABC. И хотя конкретным поводом для этого соглашения служило стремление к политико-дипломатическому посредничеству в конфликте между США и Мексикой, договоренность оставляла открытой возможность создания своего рода «экономической Антанты» трех стран. В 30—40-е гг. прошлого века попытки наладить хозяйственное взаимодействие в субрегионе Южного конуса продолжались. Одним из убежденных сторонников региональной интеграции стал Х.Д. Перон. «Я выступаю, – писал он, – за немедленное учреждение южноамериканского таможенного союза с целью сформировать экономический блок, способный на равных обсуждать интересующие нас вопросы с великими державами». Эту линию продолжил А. Фрондиси, в апреле 1961 г. подписавший с президентом Бразилии Жанио Куадросом четыре документа, касавшихся различных сторон аргентино-бразильского сотрудничества. Все эти (и многие другие) политические и дипломатические демарши, контакты и договоренности не канули в Лету. Они готовили почву для последующего торгово-экономического сближения Аргентины, Бразилии и других государств региона, сыграли свою роль в становлении и развитии процесса латиноамериканской интеграции, набравшего силу в I960—1970-е гг. Конкретно траектория институционализации Общего рынка юга берет начало 30 ноября 1986 г., когда президенты Рауль Аяьфонсин и Жозе Сарней подписали Декларацию Игуасу, в которой выразили волю своих правительств содействовать интеграции двух стран и расширять сотрудничество фактически во всех сферах общественной жизни. Уже в июле того же года была принята Программа интеграции и экономического сотрудничества и началась работа по подготовке 24 протоколов по конкретным направлениям взаимодействия. 10 декабря в Бразилиа президенты подписали Аргентино-бразильскую декларацию о дружбе, демократии, мире и развитии. В последующие годы к интеграционному процессу присоединились Уругвай и Парагвай. Кульминацией их усилий стало подписание 26 марта 1991 г. в парагвайской столице высшими руководителями четырех государств и их министрами иностранных дел Асунсьонского договора о создании Общего рынка юга – МЕРКОСУР, который вошел в силу 29 ноября того года после его ратификации законодательными органами всех подписавших сторон. Договор ставил целью гармонизацию макроэкономических политик стран-участниц, ликвидацию таможенных барьеров во взаимной (внутризональной) торговле и введение согласованных единых внешних импортных тарифов в отношении товаров из государств, не входящих в группировку.

В середине 1990-х гг. МЕРКОСУР в основном сложился и как зона свободной торговли, и как таможенный союз. Внутри блока между четырьмя странами-членами были ликвидированы таможенные пошлины и другие ограничения на 90 % товаров, а по внешнему периметру на 85 % импортируемой продукции распространились общие таможенные тарифы, ставки которых (в зависимости от степени «чувствительности» для национальных экономик ввозимых изделий) варьировались от 2 до 20 %. В отношении остальных 15 % товарной номенклатуры был определен особый порядок формирования величины тарифов, чей максимальный уровень составлял 30 %250. Образование МЕРКОСУР обусловило серьезные подвижки в географии внешней торговли Аргентины в пользу ее соседей по Южному конусу. Их доля в аргентинском внешнеторговом обороте, в частности экспорте, в последнее десятилетие прошлого века стремительно выросла (см. табл. 6.6). Тем самым речь шла об эффекте отклонения торговли — переориентации потребительского спроса стран Южного конуса от товаров, произведенных вне пределов интеграционной группировки, к продукции внутриинтеграционного происхождения, в данном случае – аргентинской. Удельный вес государств – членов МЕРКОСУР (прежде всего, разумеется, Бразилии) в товарном экспорте Буэнос-Айреса только в 1990–1997 гг. поднялся с 14,8 до 36,3 %. Если к этой цифре прибавить долю еще одной соседней страны – Чили (7,2 %), то получится, что около 45 % аргентинских экспортных поставок в 1997 г. направлялись в государства Южного конуса. Такая небывалая концентрация продаж в сравнительно ограниченной географической зоне дала повод Р. Боусасу и Э. Пагнотте выдвинуть тезис о превращении Аргентины в «регионального продавца», не уделявшего достаточного внимания завоеванию новых рынков за пределами Южной Америки251.

Таблица б. б Географическое распределение товарного экспорта Аргентины (в %)

Подсчитано по: INDEC – http://www.mecon.gov.ar

Это замечание затрагивает одну из уязвимых сторон внешнеторговой стратегии Буэнос-Айреса. Дело в том, что в условиях глобализации и формирования современного мирового хозяйства существует несколько общепризнанных методов проведения внешнеэкономической либерализации: 1) на многосторонней основе в рамках ВТО, 2) на двусторонней основе, 3) в рамках региональных соглашений. Наиболее эффективная стратегия повышения качества внешнеэкономической либерализации состоит в максимальной оптимизации сочетания этих трех возможных методов роста открытости национальной экономики. «Данная стратегия, – подчеркивал Я.Д. Лисоволик, – была сформулирована в период взрывного роста региональных интеграционных группировок в 90-х годах прошлого века и получила название конкурентной либерализации»252.

В Латинской Америке стратегия «конкурентной либерализации» была взята на вооружение и с максимальным успехом реализовалась Чили. Что касается Аргентины, то здесь ситуация складывалась иначе. Ее опыт 1990-х гг. подтвердил значение «конкурентной либерализации» как бы от обратного: страна не проводила этой политики и в результате не использовала все возможности (и преимущества) внешнеторговой либерализации. Можно сказать и по-другому. Действия Буэнос-Айреса в ходе неолиберальных реформ показали, что в современных условиях успех экономического развития определяется не столько масштабами и глубиной внешнеторговой «открытости», сколько целенаправленной оптимизацией качественных составляющих этого (в целом позитивного и необходимого) явления, умелым сочетанием многосторонней, региональной и двусторонней либерализации в плане извлечения максимальных торговых дивидендов для национальных товаропроизводителей. В противоположность указанным постулатам «конкурентной либерализации» в Аргентине проводилась сравнительно ограниченная (по набору инструментов) внешнеторговая политика, которая свелась, по существу, к регионализму – участию в МЕРКОСУР. Это само по себе было крайне важно, но недостаточно для завоевания новых стратегических позиций на мировых рынках и обеспечения устойчивого положительного сальдо во внешней торговле. Страна не выстроила системы двусторонних торговых соглашений и тем самым лишила себя необходимой гибкости и свободы маневра. В результате к концу десятилетия 1990-х отчетливо проявилась излишне высокая зависимость модернизации аргентинской экономики от весьма ограниченного набора инструментов внешнеэкономической политики, что сыграло не последнюю роль в усилении кризисных явлений.

В 1990-е гг. на фоне общего роста внешнеторгового оборота на некоторых стратегически важных направлениях Буэнос-Айрес допустил беспрецедентное превышение импорта зарубежных товаров над экспортом своей продукции. И в этом смысле МЕРКОСУР был счастливым исключением (см. табл. 6.7). Данные показывают, что внешняя торговля Аргентины с двумя крупнейшими мировыми интеграционными группировками – НАФТА и Европейским союзом – в 1999–2000 гг. свелась с громадным совокупным дефицитом в размере почти 43 млрд дол., тогда как в торговле со странами – членами МЕРКОСУР у нее был активный баланс порядка 8,3 млрд дол.

Таблица 6. 7 Аргентина: сальдо внешнеторгового оборота (млн дол.)

Подсчитано по: INDEC. – http://www.mecon.gov.ar

Значительный перекос в системе мирохозяйственных связей Буэнос-Айреса говорил о многом. Мероприятия неолибералов в 1990-е гг. по ослаблению роли и прямого участия государства в воспроизводственных процессах, смещение акцентов в сторону рыночных методов регулирования означали (в конкретных макроэкономических условиях) попытку решения назревших национальных проблем с помощью стратегии, ориентированной, прежде всего, на транснациональные корпорации, которые обладают достаточной мощью, чтобы выдержать перепады мировой конъюнктуры и противостоять возможным негативным для Аргентины последствиям процесса асимметричной глобализации. Как показали внешнеторговые итоги десятилетия 1990-х, эта ставка правительства К. Менема на ТНК оправдала себя далеко не во всем. Аргентина не стала еще одним «торговым тигром», а ее международный товарообмен (прежде всего с США и Западной Европой) приобрел устойчиво дефицитный характер. Относительное ослабление своих позиций на рынках индустриально развитых стран Буэнос-Айрес пытался компенсировать за счет расширения внешнеторговой экспансии в соседние государства, прежде всего в рамках МЕРКОСУР. Естественно, приоритетное значение приобрели аргентино-бразильские торговые отношения. Данные табл. 6.8 показывают в целом положительную для Аргентины динамику ее товарообмена с Бразилией. Если в первой половине 1990-х гг. баланс во внешней торговле с соседним государством складывался для нее, как правило, с отрицательным сальдо, то начиная с 1995 г. сложилась диаметрально противоположная ситуация: аргентинский экспорт в Бразилию стабильно превышал импорт из этой страны.

Таблица 6.8 Внешнеторговый оборот Аргентины с Бразилией в 1990–2001 гг. (млн дол.)

Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 606, 607, 631, 632.

В 1990-е гг. аргентино-бразильское внешнеторговое и внешнеэкономическое сотрудничество выросло не только количественно, но и качественно, превратившись в фундамент интеграционного процесса в рамках МЕРКОСУР. В отношениях между двумя соседними государствами определились следующие главные области хозяйственного взаимодействия: энергетическая отрасль; автомобильная промышленность; поставки в Бразилию продукции аргентинского АПК; закупки Аргентиной разнообразных бразильских промышленных товаров. Особый интерес для энергодефицитной Бразилии представлял рост в Аргентине производства углеводородных энергоносителей. В плане реализации принятой двумя странами в 1993 г. программы «Основные направления энергетической политики» аргентинские компании начали экспорт в Бразилию нефти и природного газа, а затем и электроэнергии (в 2000 г. была введена в действие первая линия электропередачи между соседними государствами). С учетом некоторого количества нефти, поставляемой Аргентиной в Уругвай и Парагвай, доля углеводородов в аргентинском экспорте в страны МЕРКОСУР в 1999–2001 гг. в среднем за год составляла 18,6 %253. Углублению взаимодействия в энергетической области способствовало участие бразильской корпорации «Петробраз» в разработках нефтяных и газовых месторождений на территории Аргентины, а также создание сети газопроводов, соединивших районы добычи с центрами потребления: Гаучо, Крусдель-Сур и другие. В результате во второй половине 1990-х гг. Аргентина заняла позицию крупнейшего поставщика нефти и второго по значению (после Боливии) продавца природного газа в Бразилию.

Важное место в двусторонних отношениях заняло взаимодействие в области автомобилестроения. В обеих странах в 1990-е гг. производство автомобилей достигло своих максимальных показателей: в Бразилии – 2,1 млн машин (1997 г.), в Аргентине – 453 тыс. (1998 г.). И в том, и в другом случае главными производителями были одни и те же ТНК: «Форд», «Фольксваген», «Фиат» и т. д., что позволило наладить широкую межнациональную внутрикорпоративную кооперацию. Отдельные модели выпускались в одной из стран, но реализовывались одновременно на двух рынках, что повышало конкурентоспособность продукции. Кроме того, аргентинские предприятия в значительной степени переориентировались в закупках запасных частей и узлов с американского и европейского рынков на бразильский, что также обеспечивало снижение производственных издержек. В решающей степени именно благодаря зарубежным поставкам продукции автомобильной отрасли удельный вес промышленных товаров в общем объеме экспорта Аргентины в государства МЕРКОСУР в конце 1990-х гг. составлял свыше 50 % (для сравнения: в страны НАФТА – 37,6 %, ЕС – 17,9 %)254.

Серьезный интерес бразильский рынок стал представлять и для аргентинских производителей аграрной продукции. Ее доля в конце 1990-х гг. составляла 17,3 % экспорта Аргентины в Бразилию, что стимулировало расширение сельскохозяйственного производства и его адаптацию к жестким требованиям глобальных рынков255.

Таким образом, в 90-е годы прошлого века произошло то, что десятилетиями стояло в повестке дня: две крупнейшие страны Южной Америки превратились в привилегированных хозяйственных партнеров, и это важнейшее обстоятельство стратегического масштаба заложило основу для активного и многопланового политического взаимодействия Буэнос-Айреса и Бразилиа. Вместе с тем усиление зависимости аргентинской экономики от бразильских рынков таило в себе потенциальную угрозу нежелательного «внешнего эффекта » в возможной кризисной ситуации.

Беспрецедентные масштабы долговой зависимости

Узловой проблемой финансово-экономического развития Аргентины, наложившей сильнейший отпечаток на все прочие аспекты общественной эволюции и во многом определившей контуры кризисных явлений на рубеже двух веков, стало продолжение интенсивного роста всех видов задолженности: внешней, внутренней, суверенной (государственной), корпоративной (частных компаний и банков), провинциальной. Начиная с 1960-х гг. все без исключения правительства, хотя и в различной степени, внесли вклад в увеличение долгового бремени. Данные табл. 6.9 дают представление о развитии этого процесса на примере роста внешней задолженности.

Таблица 6.9 Динамика увеличения внешнего долга Аргентины

Подсчитано по: Ministerio de Economia у Obras P?blicas. – www.mecon.gov.ar

Как видим, задолженность непрерывно возрастала на протяжении трех десятилетий, но подлинный «взлет» внешнего долга произошел в период «Процесса» (1976–1983 гг.). Попытки правительства Р. Альфонсина остановить нараставший вал задолженности не принесли успеха, и в 1988 г. Буэнос-Айрес ввел фактический мораторий (без официального объявления дефолта) на платежи по ее обслуживанию. В результате долговая проблема «по наследству» перешла кабинету К. Менема. Придя к власти, перонисты-реформаторы начали переговоры с МВФ и банками-кредиторами о реструктуризации внешнего долга, аргументируя необходимость такого шага тяжелым экономическим положением страны (что было правдой), задачами неолиберальной модернизации (что тоже соответствовало действительности) и демонстрируя свою готовность к компромиссам [37] . Аргументация Буэнос-Айреса встретила понимание со стороны правительства Дж. Буша (старшего) и руководства МВФ, что позволило начать переговорный процесс. Поддержка Вашингтона и Фонда оказала влияние и на позицию частных банков, сделав ее несколько более гибкой, но, несмотря на это, переговоры продвигались очень медленно.

В конце 1991 г., когда механизм неолиберальных реформ был уже запущен, администрация К. Менема – Д. Кавалло усилила нажим на кредиторов и добилась частичного урегулирования проблемы задолженности в рамках так называемого Плана Брейди , методика которого была апробирована в Мексике (1989 г.), Венесуэле (1990 г.) и Уругвае (1991 г.)256. МВФ вновь поддержал позицию Буэнос-Айреса и в марте 1992 г. предоставил ему заем stand by в размере 3 млрд дол. с условием их выплаты отдельными траншами по мере реализации согласованных с Фондом мер по реформированию экономики. Вслед за этим комитет банков-кредиторов (steering committee) дал согласие на присоединение Аргентины к Плану Брейди, и 6 декабря того же года Д. Кавалло и представитель международного банковского сообщества Уильям Родес (банк «Ситикорп») подписали соглашение о рефинансировании аргентинской суверенной задолженности.

В соответствии с этой договоренностью долги Буэнос-Айреса коммерческим банкам обменивались на государственные облигации и ценные бумаги с некоторым (2,4 млрд дол.) дисконтом, но с гарантиями платежей. Таким образом, задолженность в значительной мере переводилась в финансовые инструменты, которые, наряду с прежними аргентинскими бондами, начали котироваться на вторичном финансовом рынке, переходя из рук в руки тысяч частных держателей. Менее чем за год объем суверенных обязательств, ставших предметом свободной купли-продажи практически по всему миру, увеличился в 4,3 раза: с 13,6 до 58,9 млрд дол.257

Подписав соглашение с кредиторами, К. Менем твердо заверил аргентинское общество, что путь к решению долговой проблемы открыт и что страна в будущем будет последовательно сокращать объем внешней задолженности. «К 2000 г., – торжественно заявил хозяин Розового дома, – мы придем с внешним долгом, равным 25 % ВВП, и это станет одним из самых низких показателей задолженности в мире»258. Смелый и многообещающий прогноз К. Менема не оправдался. Правительству перонистов не удалось удержаться на позициях сдерживания роста задолженности, ставшей своего рода важнейшим внутренним дестабилизатором, встроенным в экономическую структуру Аргентины. Сама логика выбранной модели развития, ее конкретные механизмы, а также неадекватная финансовая политика (особенно после отставки Д. Кавалло в 1996 г.) перечеркнули надежды аргентинцев сойти с долговой иглы.

Экспоненциальное увеличение суверенного долга было обусловлено – в числе прочих факторов – непрерывным ростом государственных расходов (на 150 % за десятилетие «неэкономной экономики» К. Менема), что привело к увеличению размеров бюджетного дефицита с 474 млн дол. в 1993 г. до 11,8 млрд дол. в 1999 г., т. е. в 25 раз, а также отрицательным сальдо во внешней торговле товарами и услугами, в сумме составившим в 1993–1999 гг. 58,9 млрд дол.259 Правительство с удивительным энтузиазмом «затыкало бюджетные дыры» с помощью новых заимствований [38] до тех пор, пока ситуация не стала в полном смысле слова критической: страна в 1992–2000 гг. выпустила международных долговых обязательств в общей сложности на 78 млрд дол. и приближалась к той грани, за которой утрачивалась даже гипотетическая возможность обслуживать внешний долг в нормальном режиме.

Таблица 6.10 Платежи по обслуживанию внешнего долга (в % от объема экспорта товаров и услуг)

Источник. ECLAC, 2001.

Как видно из табл. 6.10, долговая нагрузка на экономику в Аргентине в конце десятилетия 1990-х была ощутимо выше, чем в соседних южноамериканских странах – Бразилии и Чили. Оценивая сложившуюся в тот период ситуацию, главный экономист МВФ Майкл Мусса писал: «…в вопросах управления бюджетом аргентинское правительство ведет себя как хронический алкоголик: оно получает политические удовольствия от дефицитного расходования государственных средств и продолжает это делать до тех пор, пока не впадает в состояние полного опьянения»260. В 1990-е гг. Аргентина превратилась в «финансовую воронку», затянувшую десятки миллиардов долларов, как прямых инвестиций, так и кредитных ресурсов и «горячих денег», освоивших местный фондовый рынок. Долговая компонента в экономике беспрецедентно возросла, причем в гонку за иностранными займами и кредитами (следуя примеру государства) активно включились крупнейшие частные компании и банки, прежде всего аргентинские филиалы ТНК. В результате параллельно с увеличением суверенной задолженности быстрыми темпами рос корпоративный внешний долг, «скакнувший» с 8,6 млрд дол. в 1991 г. до 60,5 млрд дол. в 1999 г. Это обстоятельство существенно видоизменило структуру совокупной внешней задолженности, ощутимо повысив удельный вес частного сектора (см. табл. 6.11).

Таблица 6.11 Аргентина: объем и структура внешнего долга по секторам экономики

Составлено по: Ministerio de Economia. – www.mecon.gov.ar

Вполне можно сказать, что «взрыв» суверенной и корпоративной кредитной задолженности в последнем десятилетии прошлого века явился неотъемлемым элементом неолиберальной модели развития. Таким образом, третья волна модернизации характеризовалась сохранением долговой парадигмы хозяйственного роста, ставшей своего рода «аргентинской болезнью» в период с конца 1960-х гг.

Масштабные заимствования (прежде всего на международных финансовых рынках) в течение ряда лет позволяли государству покрывать бюджетный и внешнеторговый дефицит, а частным предприятиям финансировать поглощения других компаний и осуществлять расширение и модернизацию производственной и технологической базы. Вместе с тем с каждым годом правительство К. Менема все глубже погружалось в трясину задолженности, а леверидж (отношение собственного капитала к заемным средствам) растущего числа аргентинских фирм становился все ниже, ясно обозначая опасно возросший уровень долговой зависимости. Такая ситуация могла быть терпимой только в условиях быстрого и устойчивого экономического роста, который как бы хеджировал возникающие риски (в том числе внешние) и давал возможность и государственному, и частному сектору жить в долг в оптимистическом расчете на будущие поступления и дивиденды. Но ситуация коренным образом менялась при снижении темпов развития и возникновении даже первых признаков рецессии и кризиса. В этом случае возникшая структурная уязвимость финансового положения Буэнос-Айреса моментально давала о себе знать, превращалась в самое слабое звено неолиберальной модели модернизации.

Тернистый путь в «первый мир»

Начало 1990-х гг. стало новой точкой отсчета во внешней политике Аргентины. Реализация программы рыночных преобразований нуждалась в эффективном дипломатическом сопровождении. Это означало, что для перемен во внешней политике Буэнос-Айреса существовали весомые внутренние причины. Но принципиальное значение имел и тот факт, что неолиберальные реформы проводились в новой международной обстановке. Она характеризовалась глобальными сдвигами, потрясшими всю структуру сложившихся после Второй мировой войны межгосударственных отношений: крушение социалистического лагеря, дезинтеграция Советского Союза, окончание «холодной войны», превращение США в единственную сверхдержаву и их борьба за формирование однополярного мира. Суверенные государства на глазах растворялись в глобальном «плавильном котле», где утрачивали контроль над своими национальными экономиками и финансовыми системами. Таким образом, геостратегическим фоном внешней политики Буэнос-Айреса стал переход от биполярного мироустройства к новой конфигурации системы международных связей, которая на всем протяжении 1990-х гг. выглядела как утверждение единоличного экономического, идейнополитического и военного господства Вашингтона. Перед Розовым домом встала задача определить место и роль Аргентины в обновленном мировом контексте.

Основываясь на неолиберальном видении перспектив социально-экономического развития страны, «менемисты» поставили под вопрос все основные слагаемые курса Буэнос-Айреса на международной арене. Причем правительство К. Менема не только отказалось от «дипломатического наследия» радикалов, но и с завидной легкостью рассталось с собственными предвыборными обещаниями в сфере внешней политики. Вполне можно констатировать, что внутренняя логика неолиберальных реформ и распад привычного биполярного мирового порядка коренным образом видоизменили внешнеполитическую парадигму.

Анализируя новый курс перонистского руководства в мировых делах, исследователи усмотрели его идейно-концептуальные основы в теории «периферийного реализма», которая выдвигает к развивающимся странам два главных требования: а) сравнительно низкой активности на мировой арене и б) следования в фарватере политики державы-гегемона261. Речь идет об отказе от внешнеполитической идентичности и проведении курса «автоматического равнения» на заведомо более сильного партнера. В 1990-е гг. в системе координат, продиктованной правилами процесса глобализации, таким партнером могли быть только Соединенные Штаты. Это и предопределило основной вектор дипломатической деятельности Розового дома – выстраивание плотных приоритетных связей с Вашингтоном, получивших наименование «кровные отношения» («relaciones camales») [39] .

В стремлении добиться «синтеза» внешнеполитических усилий Аргентины и США правительство К. Менема беспрецедентно интенсифицировало дипломатические контакты между двумя странами. Достаточно сказать, что в 1989–1997 гг. состоялось шесть специальных встреч на высшем уровне: четыре раза (в 1989,1991,1993 и 1996 гг.) аргентинский глава государства посещал Вашингтон и дважды (Дж. Буш в 1990 г. и Б. Клинтон в 1997 г.) американские президенты побывали с визитами в Аргентине. Кроме того, лидеры регулярно встречались на различных международных форумах. Характерно, что К. Менем был к тому времени единственным президентом-перонистом, посетившим США, а поездка Дж. Буша стала первым визитом хозяина Белого дома в Буэнос-Айрес с 1960 г. В содержательном смысле аргентино-американские отношения превратились в краеугольный камень внешней политики «менемистов», которые, действуя в духе теории «периферийного реализма», пошли навстречу интересам и требованиям Вашингтона в целом ряде крупных вопросов международной жизни и национальной политики. Так, правительство К. Менема в сентябре 1990 г. направило корабли аргентинских ВМС в Персидский залив для участия в морской блокаде Ирака, в 1992 г. пересмотрело традиционно настороженный подход аргентинской дипломатии к Договору Тлателолко (о запрещении ядерного оружия в Латинской Америке) и ратифицировало этот документ, вышло из Движения неприсоединения, отказалось от планов создания и развертывания собственных ракетных систем (проект Кондор II).

Case study

Проект Кондор II

Речь шла о разработке (на базе аргентинских и немецких технологии) ракеты с радиусом действия свыше 1000 км, способной нести ядерный или химический боевой заряд. С самого начала проекта, который родился после поражения Аргентины в Мальвинской войне, в числе его самых ярых противников фигурировали Великобритания и Израиль. Если в первом случае Лондон опасался за безопасность своего воинского гарнизона на Мальвинских островах, то израильские власти допускали возможность передачи Буэнос-Айресом ракетных технологий одной из арабских стран. В результате оба государства, используя свой статус ближайших союзников Вашингтона, приложили максимум усилий, чтобы настроить его против Проекта Кондор II. Нажим США на Аргентину начался в 1990 г. после прихода к власти К. Менема, когда командующий аргентинскими ВВС бригадир Хосе Хулиа получил от американской стороны недвусмысленное предупреждение, что продолжение работы над проектом «может стать серьезным препятствием на пути военного сотрудничества между Соединенными Штатами и Аргентиной»262. Крайне заинтересованный в развитии всесторонних отношений с Вашингтоном, К. Менем (вначале без какой-либо огласки) предпринял шаги по консервации проекта, а затем прямо приказал командованию ВВС прекратить все действия по его реализации. В итоге уже в мае 1991 г. Розовый дом (несмотря на сопротивление в военных кругах) принял решение о прекращении работ по Проекту Кондор II, а в 1993 г. все созданное к тому времени было полностью размонтировано. В результате Аргентина в значительной мере утратила серьезные национальные высокотехнологичные наработки в области ракетостроения.

Декларированной стратегической целью сближения с США был переход Аргентины в ряды государств «первого мира». «Мы не хотим быть «третьим миром» и тащиться в хвосте прогресса. Мы не хотим быть нижним этажом человечества…» – патетически заявлял К. Менем263. Такого рода тезисы стали лейтмотивом аргентинской дипломатии, которая, используя новый характер политического диалога с Вашингтоном, стремилась повысить уровень взаимосвязей с Западом в целом. В этом плане первостепенное значение имела нормализация отношений с Великобританией, прерванных после Мальвинской войны264. В результате целенаправленных дипломатических усилий с обеих сторон в октябре 1989 г. в Мадриде представители Буэнос-Айреса и Лондона подписали первое с 1982 г. соглашение, в котором были зафиксированы прекращение враждебных действий и взаимный отказ от каких-либо рекламаций в связи с ущербом, нанесенным такого рода действиями. Соглашение предусматривало восстановление консульских отношений между двумя странами и предметное обсуждение вопроса о полной нормализации торгово-экономических и дипломатических отношений (что и произошло в феврале 1990 г.).

Кроме того, правительство Великобритании выражало твердую политическую волю содействовать установлению сотрудничества между Аргентиной и Европейским экономическим сообществом. Таким образом, процесс нормализации связей с Лондоном выходил за рамки двусторонних аргентино-британских отношений. По существу, соглашение в Мадриде явилось ключевым звеном в цепи дипломатических усилий правительства К. Менема, направленных на повышение уровня взаимодействия с ведущими государствами Запада. Экономической подоплекой этой политики было добиться международной поддержки проводимых неолиберальных реформ. И нужно заметить, что эта цель в основном был достигнута. Ведущие западные державы и на декларативном уровне, и в практическом плане на протяжении десятилетия 1990-х однозначно были на стороне аргентинских рыночных реформаторов.

Последнее, впрочем, не означало, что между Аргентиной и развитыми государствами не осталось зон противоречий и разногласий. Большинство из них лежало в торгово-экономической плоскости и касалось, в первую очередь, более широкого допуска аргентинских сельскохозяйственных товаров на рынки США и Западной Европы. В этом смысле одной из болевых точек являлось сохранение в Соединенных Штатах и странах ЕЭС высоких таможенных барьеров и (это – главное) многомиллиардных субсидий местным производителям аграрной продукции. Однако по данным вопросам аргентинской дипломатии, несмотря на все попытки, не удалось продвинуться вперед. Было очевидно, что страна была лимитирована своими все еще недостаточными экономическими и финансовыми (а следовательно, внешнеполитическими) возможностями и не обладала необходимыми рычагами международного влияния. В конечном счете дивиденды Буэнос-Айреса от смены дипломатической ориентации оказались минимальными. Аргентина больше отдавала, чем получала взамен. Даже поддержка Западом неолиберальной модели, как выяснилось в кризисном 2001 году, имела свои четко очерченные границы.

Таким образом, планировавшийся «менемистами» переход в «первый мир» на деле был сопряжен с такими трудностями, которые в 1990-е гг. аргентинскому обществу преодолеть не удалось. Несмотря на отчаянные попытки и серьезные уступки Вашингтону, страна не смогла вписаться в новый миропорядок в качестве влиятельного и равноправного участника и в экономическом смысле осталась в контексте «третьего мира».

Глава 4 «Неолиберальная передозировка» и срыв модернизационного процесса

Аргентина была своего рода лабораторией, где прошли испытание все самые ужасные ошибочные решения, которые только можно сделать в экономике.
Роберто Качаноски, аргентинский экономист

Отпразднуем год уходящий и год новый, который будет лучше.
Приближается время сбора плодов наших усилий.
Фернандо де ла Руа накануне 2001 года

Третья волна модернизации (на этот раз в ее неолиберальном варианте) в крайне сжатые сроки не только существенным образом преобразовала аргентинскую экономику, но и буквально захлестнула весь социум, нарушила уже давно и, казалось бы, прочно укоренившиеся общественные правила игры. Неолиберальный надлом видоизменил сложившуюся социальную структуру государства, скорректировал расстановку основных политических сил, создал новый морально-этический климат.

Конечно, это был исторически обусловленный и во многом необходимый этап развития страны, и его заделы создали предпосылки динамичного хозяйственного роста в период с 2003 г. Вместе с тем аргентинское общество заплатило за неолиберальный эксперимент неприемлемо высокую цену. В 1990-е гг. в Аргентине сработала неолиберальная стратегия «взлома» национальной экономики. Более того, аргентинские власти по существу делегировали внешним силам (транснациональному капиталу, международным финансовым организациям, ведущим западным державам, прежде всего США) часть своего государственного суверенитета в области экономики, внешней политики и, что было особенно болезненно, в сфере социальных отношений. В результате критически сократились возможности местного политического класса эффективно управлять национальными общественными процессами, и ситуация в конечном счете полностью вышла из-под контроля, что максимально отчетливо проявилось в драматических событиях 2000–2001 гг.

Системный кризис начала нового тысячелетия стал болезненной и острой реакцией аргентинского общества на развернувшийся процесс последовательной утраты национального суверенитета, со временем вызвавший открытое неприятие самых широких слоев населения, включая значительную часть политического истеблишмента и бизнес-сообщества, не связанного напрямую с транснациональным капиталом.

Парадоксы аргентинской модели

При анализе результатов неолиберального реформирования привлекают внимание многочисленные парадоксы этого процесса, которые, обобщая, можно определить как усиление противоположных тенденций. Развития и застоя, созидания и разрушения, укрепления национальной финансово-экономической системы и повышения ее уязвимости, расширения возможностей профессионального роста определенной части аргентинцев и сокращения сотен тысяч рабочих мест, накопления новых богатств и появления массы «новых бедных». Такая противоречивость в свою очередь вела к росту неопределенности траектории модернизации страны, накапливала в обществе потенциал сомнений, разочарований и недовольства, чреватый острыми социальными коллизиями. Стоит отметить, что указанные противоречия прослеживались во всех основных сферах хозяйственной и социальной жизни, усиливая разрыв между ожиданиями, вызванными политическими обещаниями власти, и конкретными результатами неолиберальных реформ для значительной части населения.

Что лежало в основе парадоксов аргентинской модели рыночной модернизации? На наш взгляд, недостаточно объяснять их только обычной диалектикой противоречий, имманентно присущих процессу общественного развития. Вероятно, это были также проявления вполне определенных пороков неолиберальной парадигмы и симптомы надвигавшегося кризиса. «Отличительная черта неолиберализма, – писал Р. Френч-Дэвис, – это его экстремальная вера в эффективность традиционного частного сектора и такое же беспредельное неверие в государственный сектор…»265 Столь жесткий подход, как показали дальнейшие события, себя не оправдал. Он изначально ограничил возможности политического руководства (и общества в целом) влиять на ход и направления хозяйственного развития и оставил страну фактически незащищенной перед лицом внутренних и внешних вызовов и факторов деструктивного характера. Именно в этот момент проблемы и парадоксы неолиберальной модели дали о себе знать с особой разрушительной силой.

Таблица 7.1 дает (в первом приближении) представление об основных макроэкономических трендах в 1990-е гг. Из нее видно, что неолибералам-реформаторам не удалось достичь главного – обеспечить стабильно высокие темпы хозяйственного развития. В самом деле, в течение десяти лет аргентинская экономика трижды (в 1990, 1995 и 1999 гг.) демонстрировала отрицательный рост, и только однажды (в 1991–1994 гг.) был зафиксирован спурт, хотя и сравнительно кратковременный. Таким образом, волатильность динамики ВВП, характерная для предшествующего периода, сохранилась и в 1990-е гг.

Таблица 7.1 Динамика макроэкономических показателей в 1990–1999 гг. (млн дол.)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 173, 450, 461, 462, 528, 593. Реальная зарплата дана в песо в ценах 2004 г.

На первый взгляд успехом правительства К. Менема – Д. Кавалло стало «удушение» инфляции, десятилетиями терзавшей аргентинское общество. В 1999 г. была даже зафиксирована дефляция, т. е. не повышение, а снижение уровня цен. Но и здесь все было не так просто и однозначно. Во-первых, дефляция сопровождала падение деловой активности, сокращение эффективного платежного спроса и развивалась на почве неуверенности (у производителей и потребителей) в будущем. Причем развеять эту неуверенность правительство оказалось не в состоянии. Во-вторых, в процессе приватизации сектора услуг (телекоммуникации, энергетика, водоснабжение и т. д.) было законодательно установлено, что индексация тарифов должна проводиться в соответствии с темпами инфляции в США. А поскольку инфляция во второй половине 1990-х гг. в Соединенных Штатах была выше, чем в Аргентине, то рост тарифов опережал общее повышение цен в стране, что оборачивалось дополнительными финансовыми потерями как рядовых аргентинских потребителей, так и реального производственного сектора, терявшего конкурентоспособность из-за возросших расходов. Другой парадокс. К середине 1990-х гг. в Аргентине заработали кредитно-финансовая и банковская системы, резко (на 745 % в период 1991–1998 гг.) возросла денежная масса, находившаяся в обращении. В 1997 г. в стране циркулировало свыше 20 млрд наличных долларов США, т. е. примерно 570 дол. на душу населения, что в тот момент делало ее одной из самых долларизированных экономик в мире. Возросшие доходы определенной части населения привели к огромному росту банковских депозитов, причем как в песо, так и в долларах. Напомним, что в кризисный 1989 г. их объем сократился до 530 млн дол., а вот к середине 2000 г. возрос почти в 160 раз (!), составив 32 млрд в песо и 52 млрд в валюте США, т. е. всего 84 млрд дол./песо266. Ощутимо увеличился объем займов и кредитов, предоставляемых банковской системой юридическим и физическим лицам (см. табл. 7.2). Казалось бы, это свидетельствовало о доверии граждан и бизнес-сообщества к реформированной кредитно-финансовой системе. Но одновременно огромных объемов достигла утечка частных капиталов из Аргентины (более 100 млрд дол. к 2000 г.)267.

Таблица 7.2 Займы и кредиты банковской системы Аргентины (млн песо/дол.)

Составлено по данным: Ministerio de Economia. – www. mecon. gov. ar

Далеко не все гладко было с финансированием на внутреннем кредитном рынке, и вот почему. Подавляющее большинство аргентинских предприятий – это малые и средние компании, для которых вопрос повышения собственной продуктивности (а часто и выживания) напрямую зависит от доступа к кредитам. И здесь неолиберальная модель не срабатывала. Поскольку в условиях ускоренного экономического роста спрос на кредиты был чрезвычайно высок, то и их стоимость (цена денег) на местном финансовом рынке была явно завышенной, нередко достигая 20–30 % годовых. Понятно, что абсолютное большинство малых предпринимателей были отрезаны от «свежих денег» и тем самым поставлены в очень жесткие макроэкономические условия. Что же касается крупных предприятий, и в первую очередь филиалов ТНК, то их ситуация была несравненно лучше, поскольку они имели доступ к международным кредитам, чья стоимость в 3–4 раза и более была ниже, чем цена кредитов на аргентинском рынке.

Парадоксальным образом завершились широко разрекламированные попытки кабинета К. Менема реформировать государственные структуры. Демонтаж госсектора в экономике отнюдь не привел к тому, что обещали реформаторы, ожидало аргентинское общество и ради чего это делалось: сокращению расходов, уменьшению бюрократизма, снижению коррупции. Аргентина в ходе рыночных преобразований получила нечто совершенно противоположное, плохо укладывавшееся в традиционные экономические схемы неолиберализма. Вопреки многочисленным заявлениям, консолидированные (федеральные власти плюс провинции) государственные расходы в 1990-е гг. не только не сокращались, но, напротив, быстро росли: с 16,3 млрд дол. в 1989 г. до 68,6 млрд дол. в 1999 г. (увеличение в 4,2 раза)268, заметно обгоняя темпы роста экономики.

В «черную дыру» провалились и миллиарды долларов, заработанные в ходе приватизации, и резко возросший объем собираемых налогов (6,9 млрд дол. в 1989 г. и 55,5 млрд дол. в 1999 г.)269, и огромные суммы, получаемые Буэнос-Айресом от размещения на местном и международном финансовых рынках суверенных долговых обязательств. Рост государственных расходов, как ничто другое, продемонстрировал, что правительству К. Менема не удалось реформировать госаппарат таким образом, чтобы придать ему необходимый динамизм и кардинально повысить эффективность его работы. По сути, государственный аппарат не сокращался, а расходы на его содержание, в частности благодаря «зарплатище», которую получали чиновники, парламентарии, судьи и т. д., постоянно возрастали (см. табл. 7.3).

Таблица 7.3 Государственные служащие в Аргентине: количество и заработная плата

Источник. IMF – http://www.imf.org/extemal/np/speeches/2002/071702.htm

Критики правительства утверждали, что в Аргентине в конце 1990-х гг. было примерно такое же количество госслужащих (порядка 1,8 млн человек), как и в США, при соотношении численности населения двух стран 1:8270. При всей сомнительности такого утверждения бесспорно одно: в результате рыночных реформ ощутимого сокращения «бюрократического навеса» над аргентинским обществом не произошло. Данные табл. 7.3 показывают увеличение вдвое средней заработной платы госслужащих и повышение на 30 % удельного веса их совокупных официальных вознаграждений в национальном ВВП.

Традиционно являясь страной сильно берущих чиновников, Аргентина и во времена К. Менема не изменилась в лучшую сторону. Коррупция и разного рода злоупотребления приняли тотальный характер, и сама власть в этом смысле показывала пример всему обществу. Вот несколько характерных фактов. Депутаты Национального конгресса получали в среднем 6,4 тыс. дол. в месяц (в несравненно более богатой и благополучной Австралии – 5,3 тыс.) и содержали за государственный счет целую армию помощников, порученцев и секретарей: 8132 человека на 329 законодателей. Еще комфортнее чувствовали себя представители власти на местах. Так, в провинциях обычным делом было месячное жалование законодателей, судей и других высоких должностных лиц порядка 12 тыс. дол. И это в стране, где у миллионов граждан заработок не превышал 300–400 песо/долларов. В провинции Формоза (одной из небольших и сравнительно бедных) при 504 тыс. жителей было больше законодателей, чем в германской земле Бавария с населением свыше 12 млн человек и ВВП в 156 раз (!) большим. При этом и бюджет у аргентинцев был солиднее, чем у их немецких коллег271.

Но, разумеется, не заработные платы, как бы высоки они ни были, являлись основой благополучия политиков и чиновников. Как показали специальные расследования, в том числе журналистские, коррупция охватила практически все институты власти: законодательные и судейские органы, полицию, министерства и ведомства, таможню и т. д. Так, депутаты конгресса в обычном режиме брали от лоббистов взятки в 25 тыс. дол. за каждое голосование, а судьи за фиксированную по всей стране «таксу» в 20 тыс. дол. выносили «нужное» решение272. Неудивительно, что Аргентина в 90-е гг. прошлого столетия, как и прежде, прочно занимала «почетное» место в списках самых коррумпированных стран мира (по соседству с Ганой и Сенегалом)273.

Весь период президентства К. Менема был отмечен громкими коррупционными «делами», которые выделялись даже на фоне привычной к коррупции аргентинской политической жизни. В некрасивую историю с незаконным экспортом оружия (вопреки международному эмбарго) оказался замешан и сам К. Менем вместе с рядом своих министров и помощников. В шумный международный скандал переросла история с многомиллионной взяткой, полученной высшими чиновниками БАН, включая его президента А. Дадоне – «правую руку» министра Д. Кавалло, от корпорации ИБМ. Под судом и следствием, а также в бегах за границей оказались многие крупные деятели эпохи менемизма, что указывало на прогрессирующее разложение верхов и не могло не сказаться на моральном состоянии всей нации. В Аргентине «нет культуры честности. И я это воспринимаю как образ жизни», – откровенничал в одном из интервью Карлос Гроссо, видный перонист, бывший мэр Буэнос-Айреса, покинувший этот пост со скандалом и 38 судебными исками в свой адрес274.

Отдельного внимания заслуживают социальные аспекты неолиберальных реформ. До последнего десятилетия XX в. ситуация в Аргентине характеризовалась сравнительно высокой степенью социальной мобильности. Дети иммигрантов достаточно легко получали высшее образование и становились врачами и адвокатами, а внуки могли превратиться в крупных промышленников и даже занять президентский пост. На приемлемом уровне держалась безработица. В 1990-е гг. положение стало на глазах меняться: за время рыночных реформ она драматически увеличилась, достигнув небывалых для Аргентины показателей (см. табл. 7.4).

Таблица 7.4 Экономически активное население (ЭАН), занятость и безработица

Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 129, 130, 465, 466.

Большинство критиков неолиберализма в той или форме продвигают тезис о том, что рост безработицы был прямым следствием рыночных реформ и рационализации производства, в результате чего произошло существенное сокращение числа рабочих мест. Статистические данные подтверждают этот тезис.

В социальном плане произошла четкая фрагментация аргентинского общества, состоялся его раскол на тех, кто смог успешно приспособиться к рыночным правилам игры и извлек максимум выгод из новой ситуации (высокие зарплаты, доходы от биржевых операций, резкий рост потребления), и «неудачников», ставших «лишними» на неолиберальном празднике жизни. Для «лузеров» суровой реальностью стали: постоянное падение реальных доходов, безработица или угроза потерять работу, утрата ранее приемлемого общественного статуса. Значительно сузились возможности социальной мобильности (что долгие десятилетия было важным достижением аргентинской действительности), возросло количество молодых людей, лишенных доступа к высшему образованию, а следовательно, шанса в перспективе получить высокооплачиваемую престижную работу. По оценкам авторитетных аргентинских социологов, в условиях рыночных реформ полностью «конкурентоспособными» оказались 36 % аргентинцев, а 64 % (подавляющее большинство) либо с трудом удерживались «на плаву» (30 %), либо образовали массив «новых бедных» (34 %)275.

Положение усугублялось и тем обстоятельством, что на фоне сверхприбылей ограниченной группы крупнейших корпораций и банков, а также сверхдоходов перонистской верхушки, местных и зарубежных олигархов, а также топ-менеджеров и «звезд» шоу-бизнеса в 1990-е гг. четко проявилась тенденция к сокращению доли наименее обеспеченной части населения в национальном богатстве. Так, доля «низших» 40 % населения сократилась с 13 % в 1991 г. до 8,9 % в 1998 г., а разрыв между средними доходами 10 % самых богатых и 10 % самых бедных увеличился с 12,8 до 24,1 раза. К 1999 г. 13 млн человек (свыше 36 % населения) жили ниже черты бедности276. Более того, во второй половине десятилетия 90-х произошло не только относительное, но и абсолютное падение реальных доходов значительной части населения. Как отмечала известный экономист Мерседес Марко дель Понт [40] , в этот период заработки занятых по найму сократились в среднем на 13 %, а самых низкооплачиваемых – на 25 %. В результате соотношение в оплате труда рабочего и топ-менеджера составило 1:44 (для сравнения: в Италии – 1:20, в Испании – 1:17, во Франции – 1:15, в Швеции – 1:13)277.

Все эти реалии аргентинской жизни ясно указывали, что 1990-е гг. были периодом накопления не только огромных капиталов, но и сложных макроэкономических и социальных проблем. Страна прочно села на иглу внешней задолженности, массовый приход ТНК хотя и обеспечил частичную модернизацию довольно обветшалого промышленного здания, но одновременно привел к «выдавливанию» большого числа местных предпринимателей из хозяйственного пространства. Аргентинскому бизнесу в целом не удалось «оседлать» мировой рынок и получить ожидавшиеся дивиденды, а на внутреннем рынке он пережил тяжелую контузию и под напором зарубежных конкурентов утрачивал одну позицию за другой.

И еще одно весьма важное обстоятельство, на которое обратила внимание З.И. Романова. В 1990-е гг. в Аргентине происходили преобразования, затрагивавшие основы уже сложившегося общества. Неолиберальные реформы, и в первую очередь приватизация, были не только социально-экономической и политической ломкой, но и психологическим шоком. Процесс реформирования по монетаристским рецептам был связан с переломом национального сознания и общественного менталитета, формировавшегося в течение длительного исторического периода278. Это означает следующее: далеко не все в Аргентине встретили неолиберальную модернизацию, что называется, с распростертыми объятиями. Для многих период реформ стал временем суровых испытаний, к которым они не были в достаточной мере подготовленными. В этих условиях от политического руководства страны требовались серьезные усилия по своевременной корректировке сложившейся ситуации, по оказанию действенной помощи тем слоям населения, которые проиграли в ходе реформ. К сожалению, правящие круги проявили в тот период явное социальное безразличие и общественную глухоту, смотрели на происходившее «широко закрытыми глазами», подменяя саморекламой и самолюбованием неотложную и кропотливую работу по решению назревших проблем и внесению необходимых коррективов в социально-экономическую политику.

И еще одно парадоксальное обстоятельство. Отдельные рыночные реформы приносили совсем не тот результат, на который изначально рассчитывали неолибералы («эффект кобры»), В частности, именно так произошло с перестройкой национальной пенсионной системы.

Case study

Реформа пенсионной системы

Аргентинская государственная система пенсионного обеспечения (распределительного типа) была создана в 1940-х гг. и традиционно рассматривалась в качестве важного социального завоевания. На первоначальном этапе взносы будущих пенсионеров и работодателей существенно превышали выплаты, что вполне устраивало государство, которое свободно распоряжалось остававшимися средствами. Однако с течением времени соотношение между работающей частью населения и пенсионерами смещалось в пользу последних. По состоянию на начало 1990-х гг. пенсионной системой было охвачено подавляющее большинство населения страны, а средств, поступавших государству, не хватало на выплату пенсий. В 1993–1994 гг. была проведена пенсионная реформа, имевшая крайне противоречивые последствия. Смысл изменений сводился к тому, что, наряду с сохранением прежней государственной системы, создавались частные управляющие компании пенсионных фондов – УКПФ (Administradoras de Fondos de Jubilaciones у Pensiones – AFJP), которые на альтернативной основе распоряжались пенсионными накоплениями граждан, доверивших им свои финансовые ресурсы. Как рыночная идея эта реформа, отражая общемировые тенденции, имела право на существование и в перспективе могла модернизировать практику пенсионного обеспечения и снять с бюджета немалую нагрузку. Но именно с точки зрения обеспечения бюджетного равновесия деятельность УКПФ, «оттянувших» на себя значительную часть средств, которые ранее направлялись государству, оказалась контрпродуктивной. Причем это произошло почти одномоментно, и уже через два-три года после начала реформы власти почувствовали негативные последствия принятого решения. В табл. 7.5 показано, что потери госбюджета в 1998 г. превысили 4 млрд дол., тогда как общий объем поступлений в пенсионные фонды остался на уровне 1994 г.

Таблица 7.5 Поступления в пенсионные фонды (млн песо)

Составлено по: Ministerio de Economia – www.mecon.gov.ar

Стоит обратить внимание еще на один также парадоксальный факт. А именно: несмотря на устоявшуюся международную репутацию «твердых рыночников», правительство К. Менема в своей экономической политике далеко не во всем следовало «неолиберальному катехизису», сформулированному в «Вашингтонском консенсусе». В противоположность тому, что требовал консенсус, аргентинские реформаторы-рыночники 1) не переориентировали государственные расходы на приоритетное финансирование здравоохранения, образования и инфраструктуры; 2) не установили и не поддерживали конкурентоспособный обменный курс национальной валюты; 3) не обеспечили соблюдения бюджетной дисциплины, допустив огромные размеры дефицита платежного баланса. Более того, даже отсутствие у аргентинских властей взвешенной социальной политики воспринималось авторами консенсуса как отход от его базовых принципов. Как задним числом подчеркивал Джон Уильямсон (один из «отцов» «Вашингтонского консенсуса»), в его намерения отнюдь не входило «минимизировать роль государства в решении социальных проблем, в частности в том, что касается более справедливого распределения доходов»279. Таким образом, практика рыночных преобразований в Аргентине в конце XX в. носила сложный и неоднозначный характер. С одной стороны, администрация «менемистов» проявила завидную решимость в деле либерализации экономики, сокращения прямого государственного участия в хозяйственной жизни. Были задействованы отдельные монетаристские рычаги реформирования десятилетиями существовавших в стране и во многом утративших актуальность экономических механизмов. Вместе с тем в процессе реформ не были устранены многие «родимые пятна» аргентинской действительности: коррупция, клиентелизм, «привычка» жить не по средствам, отсутствие строгой бюджетно-финансовой дисциплины. Отсюда внутренняя противоречивость модернизационной модели в ее неолиберальном варианте. Именно эта противоречивость акцентировала макроэкономическую уязвимость страны и снижала ее возможности адекватно отвечать на внутренние и внешние вызовы и шоки.

Рецессия конца 1990-х гг. и ее последствия

Серьезным испытанием на прочность неолиберальной модели стала вторая половина 1990-х гг., начавшаяся с переизбрания К. Менема в 1995 г. президентом на новый срок. Перонисты праздновали очередной политический триумф, однако в стане победителей уже выявились глубокие разногласия, вскоре вылившиеся в прямое столкновение двух лидеров: К. Менема и Д. Кавалло. Ни тот, ни другой не ставили под сомнение принципы официальной экономической политики, оба были в равной степени нечувствительны к социальным проблемам, но тактические расхождения и взаимная неприязнь, основанная на личных амбициях, становились все глубже.

В 1995 г. Мексику потряс финансовый кризис, последствия которого в числе других стран испытала на себе и Аргентина («эффект текилы»). Местные финансовые рынки отреагировали весьма болезненно, в частности, сократились банковские депозиты (см. табл. 7.6): наученные горьким опытом физические и юридические лица в считанные дни сняли крупные суммы – почти 2,7 млрд песо, ясно продемонстрировав низкий уровень доверия к власти. Другим следствием кризиса стал резкий рост процентной ставки. По кредитам для компаний «первой линии» она подскочила с 10 % в 1994 г. до 30 % в середине 1995 г. Деловая активность спала, безработица в мае 1995 г. выросла до 18,4 %, в течение года на 8 % сократилась реальная заработная плата, ВВП упал на 2,85 %280. Тем не менее экономика выдержала это испытание и сумела абсорбировать шок от «эффекта текилы». Рынки восстановились, депозиты вернулись на прежнее место и даже возросли. Переизбрание К. Менема на пост президента в 1995 г. было воспринято в стране и за рубежом как гарантия поддержания политической стабильности и сохранения неолиберального курса, и в 1997 г. хозяйственный рост возобновился. Но внимательным наблюдателям стало очевидно, что модель нуждается в сильных дополнительных импульсах и – весьма возможно – в определенной коррекции.

Таблица 7.6 Депозиты банковской системы Аргентины в 1991–2001 гг. (млн дол.)

Составлено по: Ministerio de Economia. – www.mecon.gov.ar

Это было тем более необходимо, что страна столкнулась с трудностями на внешних рынках. После динамичного увеличения экспорта в первой половине и середине 1990-х гг. его рост прекратился в 1998 г., а в 1999 г. – объем экспортных поставок сократился почти на 12 % (см. табл. 7.1). Анализ сложившейся ситуации позволяет назвать несколько причин данного явления. Во-первых, отсутствие активной – в хорошем смысле слова – агрессивной государственной политики поощрения экспорта. Во-вторых, структура внешних поставок, в которой лидирующую роль продолжали играть сельскохозяйственные и некоторые другие сырьевые товары, цены на которые отличаются особой волатильностью. Именно в этот период – в конце 1990-х гг. – произошло очередное падение мировых цен на основные продукты аргентинского экспорта и для страны ухудшились условия внешнеторгового обмена. В-третьих, «бразилизация» внешней торговли Аргентины, ее «зацикленность» на рынки соседнего государства. В результате любые перепады конъюнктуры на бразильском рынке оказывали сильное влияние на аргентинскую внешнюю торговлю. В-четвертых, происшедшая в этот период ревалоризация доллара США (в 1996–2001 гг. обменный курс доллара к евро вырос с 0,85 до 1,23), что благодаря привязке песо к американской валюте привело к повышению цен на аргентинские (прежде всего промышленные) товары относительно продукции других государств. Таким образом, имела место комбинация ряда негативных воздействий. С одной стороны, просматривалось падение мировых цен на сельскохозяйственное сырье, со сбытом которого у Аргентины обычно не было проблем, а с другой – выросла относительная стоимость национальной индустриальной продукции, чья внешняя реализация всегда происходила в острой конкурентной борьбе.

В этих условиях правительство К. Менема должно было тем или иным способом демпфировать негативные для Аргентины факторы. Как показали дальнейшие события, Д. Кавалло усматривал главный потенциал совершенствования модели в проведении налоговой реформы, решительном наступлении на коррупцию, теневую экономику, разного рода мафиозные структуры, сложившиеся и процветавшие в аргентинской экономике, в общем повышении эффективности государственных учреждений и ведомств, включая сокращение численности персонала, в урезании прав профсоюзов. По существу, речь шла об углублении неолиберального характера процесса модернизации, избавлении страны от «родимых пятен» перонистского и авторитарного прошлого281.

Эти идеи не нашли сочувствия у большинства лидеров ХП, которых позиция Д. Кавалло все больше раздражала, поскольку многое из того, что критиковал «суп ер министр», они не без оснований относили на личный счет. К. Менем, в свою очередь, не слишком вдавался в нюансы экономических дискуссий, но также был недоволен возросшей самостоятельностью Д. Кавалло и его усилившимися персональными политическими претензиями. В итоге, когда уже было необходимо «прописать» неолиберальной модели новые сильнодействующие лекарства, К. Менем в июле 1996 г. уволил Д. Кавалло и назначил на его место президента Центрального банка Роке Фернандеса, довольно бесцветного деятеля, который, как отмечал Мариано Грондона, вместо проведения серьезного «лечения» стал давать заболевающей аргентинской экономике «аспирин»282.

К. Менем и Р. Фернандес явно рассчитывали, что рыночная модель уже набрала достаточную кинетическую энергию и вполне может обойтись «автопилотом». Однако ситуация, как внутри страны, так и в мире, складывалась не в их пользу. Все сильнее давали о себе знать те хозяйственные и социальные проблемы, о которых шла речь выше, а экономика стала проявлять признаки перегрева и усталости, что увеличивало недовольство менемистским правлением [41] . За пределами страны на фоне экономической рецессии в целом ряде районов мира один за другим разразились два острейших финансовых кризиса: азиатский 1997 г. и российский 1998 г. («эффект водки»)ш.

Избавившись от самого «либерального либерала» Д. Кавалло и сделав ставку на его бледное подобие – Р. Фернандеса, менемистская верхушка не смогла включить никакие дополнительные механизмы защиты экономики от новых шоков и потрясений и ограничилась дрейфом в прежнем русле неолиберализма без каких-либо серьезных корректировок. Результат не замедлил сказаться: с августа 1998 г. экономический рост прекратился, а уже с четвертого квартала того же года началось перманентное сокращение объема ВВП. Затем последовал новый сильнейший внешний удар. В январе 1999 г. Бразилия – крупнейший торговый партнер – отказалась от практики мини-девальваций своей валюты и в одночасье обесценила реал по отношению к доллару (а значит, и к аргентинскому песо) более чем на 40 %, сделав многие промышленные товары партнера по МЕРКОСУР окончательно неконкурентоспособными на бразильских рынках.

Аргентинская экономика была совершенно не готова к такому повороту событий, а правительство, и прежде всего министр экономики, проявило полную беспомощность. «Роке Фернандес, – писал Вальтер Грасиано, – всегда проявлял себя бесхарактерным человеком…» И далее: «Фернандес твердил с большим упорством, чем даже сам бразильский министр экономики Педро Малан, что Бразилия быстро решит свои проблемы, стабилизирует валюту и что кризис не повлияет на Аргентину»284.

Но, опровергая показной оптимизм министра, кризис оказал на Аргентину самое негативное воздействие. Продолжилось падение ВВП: к третьему кварталу 1999 г. он сократился почти на 20 млрд дол. (примерно 6 %) по сравнению с аналогичным показателем год назад. Еще сильнее пострадала торговая активность, снизившаяся в 1999 г. почти на 10 %285. Аргентину охватила экономическая рецессия: страна медленно, но верно вползала в кризис. В этой связи интересное исследование провел профессор Университета Буэнос-Айреса Хосе Мария Фанелли, который определил группу внешних факторов, вызвавших кризисные явления в аргентинской экономике (см. табл. 7.7). Из таблицы видно, что в конце 1990-х гг. в одной точке сошлись различные негативные явления внешнего порядка, которые существенно повлияли на хозяйственное положение Аргентины, резко ослабив ее конкурентные позиции на международных рынках.

Таблица 7. 7 Аргентина: внешние факторы, вызвавшие рецессию 1998–1999 гг.

Источник. FaneWi J. М. Growth, Instability and the Crisis of Convertibility in Argentina // The Crisis That Was Not Prevented. Lessons for Argentina, the IMF, and Globalisation. The Hague, 2003. P. 58.

В условиях рецессии еще больше обострилась и без того болезненная проблема бюджетного дефицита (см. табл. 7.8). Статистика показывает, что на протяжении всего десятилетия 1990-х гг. Аргентина жила с отрицательным платежным балансом, который с 1995 г. стал приобретать угрожающе большие размеры: 2,4–3,6 % ВВП. Но подлинный обвал произошел в 1999 г., когда итоговый дефицит вплотную приблизился к отметке в 5 % ВВП. Разумеется, в основе несбалансированности бюджета лежало превышение расходов над доходами, но из приводимых данных видно, что решающую роль в росте дефицита играли платежи по обслуживанию государственного долга.

Таблица 7.8 Платежный баланс в 1991–1999 гг. (в % от ВВП)

Источник. IMF – http:/www/imf/prg/extemal/np/speeches/2002/071702.htm

Рецессия и ощутимое ухудшение материального положения широких слоев населения (включая значительную часть «среднего класса») питали недовольство социально-экономической политикой менемизма. Деятельность властей вызывала стойкую аллергию общества, что ускоряло изменение в расстановке политических сил. В стране сложилось и окрепло мощное оппозиционное объединение левоцентристского толка Альянс за труд, справедливость и образование («Альянс») , в которое вошли ГРС и так называемый Фронт солидарной страны (ФРЕПАСО), собравший под своими знаменами ряд партий и организаций и оттянувший на себя часть перонистов, не согласных с генеральной линией К. Менема. Организованная оппозиция подвергла правительственный курс острой критике с акцентом на вопросах социального характера.

В программе «Альянса» ставились следующие задачи: сократить безработицу, добиваться улучшения условий и оплаты труда, восстановить экономический рост, задушить коррупцию, уменьшить (или полностью ликвидировать) дефицит государственного бюджета286. Такого рода тезисы прочно вросли в дискурс оппозиции. Красной нитью через документы коалиции и выступления ее лидеров проходила идея оздоровления морально-нравственной обстановки в аргентинском обществе. Это было созвучно настроениям большинства населения, включая тех его представителей, кто не отрицал базовые неолиберальные ценности, но смертельно устал от коррупционного беспредела менемистской верхушки.

В этих условиях политический ресурс лично К. Менема и в целом перонизма оказался исчерпанным. 24 октября 1999 г. лидер левоцентристской коалиции «Альянс» радикал Фернандо де ла Руа уверенно опередил кандидата перонистов Эдуардо Дуальде (в тот момент – губернатора провинции Буэнос-Айрес) и стал президентом Аргентины [42] .

Находясь в оппозиции, деятели «Альянса» беспрерывно атаковали правительство К. Менема за коррупцию и «социальную бесчувственность», но обещали продолжить основные направления его экономической политики, в частности оставить в неприкосновенности режим «конвертируемости». «Со мной один песо будет равен одному доллару», – не уставал повторять Ф. де ла Руа во время избирательной кампании, тем самым принося присягу на верность неолиберальному курсу. «С такой стратегией, – подчеркивал Р. Терраньо, занявший видное место в руководстве «Альянса», – мы могли выиграть выборы 1999 г., но не могли управлять страной»287. Однако Р. Терраньо со своими идеями оставался в гордом одиночестве. Подавляющее большинство лидеров «Альянса» выступали за сохранение паритета песо – доллар. Так, в специальном предвыборном документе коалиции под названием «Письмо к аргентинцам » прямо указывалось: «Альянс полон решимости поддерживать режим конвертируемости»288.

Не случайно после победы на выборах целый ряд экономистов неолиберального толка получили министерские портфели в кабинете Ф. де ла Руа: Хосе Луис Мачинеа (экономика), Рикардо Лопес Мерфи (оборона), Хуан Ллач (образование), Адальберто Родригес Джиаварини (иностранные дела), Фернандо де Сантибаньес (разведка). «Неолиберальный водоворот поглотил правительство», – с горечью констатировал Р. Терраньо289. И он оказался прав: продолжение макроэкономического курса, проложенного кабинетом К.Менема – Д.Кавалло, завело новые власти в тупик.

«Альянс» у власти: нарастающие проблемы и ошибочные решения

Приход в Розовый дом представителей оппозиции, в рядах которой было немало деятелей, не запачканных в громких коррупционных скандалах, породил в обществе надежды на скорое исправление ситуации и решение наиболее болезненных проблем: снижение деловой активности, рост безработицы, падение жизненного уровня. Кроме того, люди ждали морально-нравственного очищения общественной атмосферы и наказания наиболее одиозных фигур прежнего режима.

Ф. де ла Руа оказался в сложном положении. С одной стороны, необходимо было соответствовать ожиданиям избирателей, что неизбежно привело бы к столкновению с «менемистами», все еще занимавшими многие важные позиции на политическом поле, с другой – «Альянс» нуждался в сотрудничестве с перонистами для принятия ряда срочных мер по выправлению экономической ситуации. Президент избрал путь лавирования: он привлек к ответственности ряд видных деятелей менемизма, включая самого К. Менема, но одновременно подтвердил незыблемость краеугольного камня прежней макроэкономической политики – «конвертируемости», целесообразность сохранения которой к тому моменту вызывала сомнения специалистов как в самой Аргентине, так и за ее пределами. Сошлемся на некоторые характерные высказывания. Экономист Эдуардо Конеса сравнил «конвертируемость» со СПИДом, разрушившим иммунитет аргентинской экономики290. А В. Грасиано написал следующее: «Конвертируемость напоминает… кураре, смертельный змеиный яд. Применяемый в малых дозах, он служит для анестезии больных… В больших дозах… вызывает смерть»291. Подобные мнения разделял и нобелевский лауреат по экономике Милтон Фридман, глава Чикагской школы: «Аргентина скована конвертируемостью в период, когда доллар котируется слишком высоко». И далее: «Для ускорения экономического развития нужны стимулы роста внутреннего потребления и капиталовложений. Необходимо снизить налоги, что взбодрит национальную индустрию и привлечет инвесторов»292.

Правительство Ф. де ла Руа сделало все с точностью до наоборот. Возглавивший министерство экономики Хосе Луис Мачинеа (он занимал при Р. Альфонсине пост главы Центрального банка и немало потрудился для того, чтобы ввергнуть страну в пучину гиперинфляции) обозначил главной проблемой бюджетный дефицит, достигавший 7 млрд дол. в год и вынуждавший Буэнос-Айрес к новым внешним заимствованиям. В расчете на уменьшение расходов и увеличение собираемой налоговой массы Х.Л. Мачинеа в конце декабря 1999 г. и в мае 2000 г. принял два самоубийственных решения: повысил налоги и сократил заработную плату бюджетникам, что затронуло интересы средних слоев, которые образовывали социальную базу правительства «Альянса». Наблюдатели назвали этот шаг грубейшей и «почти детской ошибкой», поскольку в экономическом плане он ставил крест на возможности оживить предпринимательскую деятельность и выйти из рецессии, а в политическом – лишал «Альянс» общественной поддержки. «Никакое правительство в мире, – писал в этой связи Хосе Анхель Ди Мауро, – едва придя к власти, не наказывает своих избирателей»293.

Впрочем, наказаны были не все. Проводя политику «затягивания поясов», кабинет Ф. де ла Руа не решился замахнуться на интересы большого бизнеса, и прежде всего ТНК. Парадоксальным образом в обстановке тотальной рецессии доходы многих филиалов ведущих иностранных компаний отнюдь не сократились. В частности, в 2000 г. по сравнению с 1999 г. выросли или остались на прежнем высоком уровне прибыли испанских «Репсоль-ЯПФ», БССИ, ББВА, «Эндеса» и «Телефоника», британской «Бритиш Гэз», французских ЭДФ и «Телеком» и т. д. ТНК продолжали свою политику выкачивания ресурсов из аргентинской экономики, а правительство Ф. де ла Руа не обнаружило ни способности, ни подлинного стремления действовать на опережение кризисного и катастрофического развития событий. Как писал впоследствии Э. Дуальде, президент «…загорал на палубе Титаника в ожидании чуда»294.

Контрпродуктивные правительственные меры в социально-экономической области встретили широкие протесты. Только с 5 мая по 9 июня 2000 г. прошли две общенациональные забастовки. В разных районах протестующие (так называемые «пикетерос») перерезали автострады, на что власти ответили репрессиями, повлекшими за собой человеческие жертвы. В июле того же года разгорелся шумный коррупционный скандал в сенате, а в правительстве усилились внутренние разногласия, которые выплеснулись наружу 5–6 октября и привели к отставке трех ключевых министров и вице-президента страны – лидера ФРЕПАСО Карлоса «Чачо» Альвареса , выступившего с резкими критическими заявлениями в адрес президента. Аргентина пережила острый институциональный кризис, во время которого местная пресса прямо обвинила Ф. де ла Руа в бездеятельности и неспособности руководить страной. Его рейтинг стремительно падал: 73 % в декабре 1999 г. и 37,5 % в декабре 2000 г.295 Президент оказался в положении, известном в шахматной игре как цугцванг — любой очередной ход вел к ухудшению его позиции. Может быть, поэтому глава государства был на удивление пассивен. Он не хотел загонять себя в рамки, которые могли оказаться слишком узкими.

Между тем экономическое положение продолжало ухудшаться: деловая активность падала, безработица росла, рекордного уровня достигло количество банкротств (см. табл. 7.9), а все попытки правительства пополнить казну не давали результатов. В начале декабря 2000 г. сенат принял бюджет на следующий год с уже привычным дефицитом в 7 млрд. дол. Страна оказалась на грани финансового срыва и нуждалась в экстренной и масштабной помощи.

Таблица 7.9 Число банкротств аргентинских компаний

Источник. Broder P. La Argentina de la postconvertibilidad. Buenos Aires, 2003. P. 130.

Эмиссары Розового дома вели бесконечные напряженные переговоры с МВФ, другими финансовыми организациями и банками, а также с властями США в стремлении добиться массированной экономической поддержки. В конечном счете это им в известной мере удалось. Ни Фонд, ни Вашингтон по большому счету не были заинтересованы в крахе Аргентины, несколько лет служившей витриной неолиберальных идей и аккумулировавшей огромные инвестиции транснациональных корпораций и банков. В итоге во второй половине декабря 2000 г. международное финансовое сообщество преподнесло аргентинцам своего рода рождественский подарок: было объявлено о пакете кредитов, так называемом «финансовом щите», общим объемом около 40 млрд дол. (см. табл. 7.10). Комментируя это событие, лондонская «Файнэншл тайме» писала, что кредиты в столь значительном объеме наверняка помогут стране выиграть время и отодвинут ее от края финансовой пропасти, но сомнительно, чтобы вмешательство МВФ «смогло само по себе возобновить экономический рост». Далее высказывалось мнение, что через год Аргентина может вновь оказаться в таком же сложном положении296. Британские аналитики как в воду смотрели. Следует также отметить, что этот пакет помощи был рассчитан на несколько лет и предполагал финансирование отдельными траншами по мере выполнения согласованных с руководством МВФ решений. На практике указанная программа никогда полностью выполнена не была.

Таблица 7.10 Структура экстренной финансовой помощи Аргентине («финансовый щит»)

Источник. Ministerio de Economia. – www.mecon.gov.ar

Несмотря на обещанную мощную финансовую инъекцию, Аргентина встретила 2001 г. в обстановке уныния и тревоги. Груз нерешенных проблем не становился легче, поскольку проводимая политика не затрагивала основных причин экономической рецессии, плавно переходившей в кризис.

Во-первых, оставался завышенным курс песо, что, особенно на фоне новых девальваций Бразилии и ослабления позиций евро по отношению к доллару, делало аргентинские товары все менее конкурентоспособными. Так, по оценке Мирового экономического форума, Аргентина в международном рейтинге конкурентоспособности занимала лишь 45-е место, пропуская далеко вперед, например, Чили (28-е место)297.

Во-вторых, усилившееся налоговое бремя лишало предпринимателей стимула к расширению производства. На душу населения в Аргентине в среднем приходилось 1900 дол. в год налоговых платежей (порядка 25 % доходов)298. Уровень далеко не самый высокий в мире, но с учетом очень значительной доли теневой экономики, не обремененной фискальными платежами, вся тяжесть налогов ложилась на плечи предпринимателей, работавших «на свету», многие из которых, включая достаточно крупных, разорялись, не выдерживая наплыва импорта, контрабанды и недобросовестной конкуренции со стороны «теневиков».

В-третьих, ничего кардинального не было сделано для борьбы с коррупцией, злоупотреблениями, а также многочисленными личными привилегиями, поглощавшими значительную долю расходной части бюджета. Не было разработано и эффективных мер борьбы с растущей безработицей.

В итоге новые внешние заимствования, сделанные в расчете на ускорение экономического роста, были использованы на латание текущих (перманентно возникающих) бюджетных и других финансовых дыр, а частично и банально разворованы. Результат – продолжавшаяся рецессия и очередное существенное увеличение внешнего долга и платежей по его обслуживанию, составивших, по оценке «Файнэншл тайме», порядка 15 млрд дол. в 2001 г. (в 2000 г. – 11,2 млрд дол.)299. Ситуация вновь зашла в тупик, сделав положение правительства и лично президента страны чрезвычайно неустойчивым и уязвимым.

На борту «Титаника»: «шок» 2001 г. и самый крупный дефолт

Ф. де ла Руа чувствовал, что политическая почва уходит у него из-под ног. В стране приближались парламентские выборы (октябрь 2001 г.), а экономическая ситуация продолжала ухудшаться, и у правительства явно не хватало ни конструктивных идей, как ее исправить, ни решимости эти идеи, если бы они вдруг появились, реализовать на практике. Осуществленная президентом в начале марта 2001 г. замена X.Л. Мачинеа на известного экономиста неолиберального толка Р. Лопеса Мерфи, бывшего до этого министром обороны, ничего не дала. Новая команда пришла со старыми идеями: путем тривиального сокращения расходов добиться ликвидации бюджетного дефицита и упорядочить государственную бухгалтерию в расчете на то, что экономический рост начнется сам по себе как ответ на «финансовый порядок в доме». Эта точка зрения, которую принято называть ортодоксальной, была сродни позиции Д. Кавалло «первого призыва» и, как правило, разделяется МВФ.

Кратковременное – менее 350 часов – пребывание Р. Лопеса Мерфи на посту министра экономики было отмечено энергичной (даже отчаянной) попыткой двинуть вперед неолиберальные реформы, застрявшие в период второго президентства К. Менема и с тех пор находившиеся в замороженном состоянии. Новый министр предложил следующий план:

? провести реформу государственной службы, избавиться от многих бюрократических структур и функций и таким путем экономить в год до

3,5 млрд дол.;

? продолжить процесс приватизации, в частности передать в частные руки БАН, Национальную лотерею, Монетный двор;

? углубить либерализацию внешней торговли;

? осуществить реформу трудового кодекса с целью снижения стоимости рабочей силы;

? ликвидировать социальные субсидии, а также специальные фонды поддержки отдельных (наиболее отсталых) регионов;

? сократить финансовые трансферты провинциям;

? уменьшить существующие налоговые льготы и увеличить НДС300.

План Р. Лопеса Мерфи произвел в аргентинском истеблишменте эффект разорвавшейся бомбы: министр предлагал продолжить (в утрированном виде) делать то, за что лидеры «Альянса» в ходе избирательной кампании идеологически постоянно атаковали К. Менема и его неолиберальную «команду». Немедленно ряд министров и государственных секретарей подали в отставку. Против плана выступили все губернаторы провинций. Профсоюзы начали акции протеста. Очевидно, что в год парламентских выборов президенту не нужен был министр экономики, создававший такие политические проблемы, и 19 марта 2001 г. Р. Лопес Мерфи был отправлен в отставку. И в этот момент вновь возникла фигура легендарного Д. Кавалло, которого мировая пресса привычно считала лидером латиноамериканских неолибералов.

Автор «плана конвертируемости», несмотря на общее уныние, охватившее аргентинский политический класс, излучал уверенность в завтрашнем дне, охотно давал интервью, содержавшие советы правительству, а также критику в адрес предпринимателей и банкиров за пессимизм и излишнюю деловую осторожность. Руководствуясь мало реалистичной на тот момент идеей создать кабинет «национального единства», Ф. де ла Руа пригласил «творца аргентинского экономического чуда» возглавить министерство экономики, и Д. Кавалло, вопреки советам ряда близких друзей, вернулся на свой прежний пост после 56 месяцев вынужденного «простоя».

Возвращение «суперминистра» во власть, писали Пабло Гидо и Густаво Лассари, «стало одним из необъяснимых фактов аргентинской истории»301. На самом деле все было объяснимо. Президент находился в отчаянном положении. Пригласив Д. Кавалло в правительство, Ф. де ла Руа пытался подзарядить свои изрядно «подсевшие» политические батареи и найти наконец выход из тупика. Что касается Д. Кавалло, то он рассматривал приход в исполнительную власть как решительный шаг к будущей борьбе за президентское кресло. Судя по всему, у нового (старого) министра экономики не было сомнений в успехе его миссии по спасению Аргентины. К слову сказать, это назначение вызвало в аргентинском обществе «состояние эйфории». Согласно проведенным опросам, 72 % граждан одобряли возвращение во власть «архитектора экономического чуда», который вызывал большее доверие, чем сам президент302.

Действия «суперминистра» не заставили себя ждать. 21 марта 2001 г. было объявлено о программе под названием «план конкурентоспособности», и здесь выяснилось, что Д. Кавалло «второго пришествия» серьезно отличается от прежнего неолиберала. Теперь министр делал акцент не на соблюдении строгой финансовой дисциплины (которой, заметим в скобках, давно не было), а на приоритетной задаче « подкрутить» механизм спроса и предложения. Необходимо в первую очередь стимулировать производство, расширить рынки сбыта. Когда это будет достигнуто, то поступления в бюджет через налоги и другие фискальные платежи возрастут, а дефицит сократится, утверждали министр и его помощники, повторяя, по существу, некоторые хорошо известные кейнсианские постулаты.

Д. Кавалло видел, что низкая конкурентоспособность целого ряда отраслей оставалась ахиллесовой пятой аргентинской экономики и с помощью ряда мер государственного регулирования – повышения импортных тарифов, селективного снижения налогов, избирательной поддержки отдельных секторов экономики – пытался помочь тем предприятиям, которые имели реальные перспективы сравнительно быстро расширить производство и экспорт. Следует отметить, что потенциал для увеличения выпуска готовой продукции (причем без новых капитальных вложений) был у страны огромный. Так, в среднем в промышленности не использовалось 36 % производственных мощностей, при этом в текстильной – 47 %, а в автомобильной индустрии, имевшей ключевое макроэкономическое значение, при мощностях, рассчитанных на годовой выпуск 700 тыс. машин, в 2001 г. едва собрали 235 тысяч303.

Новые, по существу гетеродоксальные, подходы к экономическим проблемам Аргентины вызвали неоднозначную реакцию в стране и за рубежом. Значительная часть политических элит, профсоюзы, многие предприниматели, ориентированные на внутренний рынок, одобрили действия правительства, поскольку рассчитывали на защиту национального бизнеса, увеличение занятости и ослабление социальной напряженности. С другой стороны, банковские круги и крупные импортеры выразили опасения, что отход от ортодоксальной политики может подорвать стабильность аргентинской валюты и спровоцировать хозяйственный хаос. Определенную настороженность новый курс вызвал в МВФ, а также на международных финансовых рынках, где усилилось недоверие к Аргентине со стороны инвесторов и держателей ценных бумаг (долговых обязательств), в огромных количествах выпущенных Буэнос-Айресом.

Д. Кавалло поручил своему заместителю с многозначительной фамилией Маркс [43] вести переговоры с МВФ и другими финансовыми организациями, с тем чтобы добиться «свежих» кредитов, а также обмена государственных облигаций на новые, с более отдаленными сроками погашения. Таким образом, аргентинские власти рассчитывали несколько снизить давление долгового пресса. Нужно заметить, что на момент прихода Д. Кавалло в правительство общий объем долговых обязательств Аргентины – внешних и внутренних – превысил 211 млрд дол. Из них 127 млрд – суверенная задолженность федерального правительства (60 % общего объема), 62 млрд – долги частных предприятий и банков (30 %) и 22 млрд – долги провинций (10 %). Очевидно, что при таких объемах задолженности (почти 6 тыс. дол. на душу населения) страна в финансовом смысле просто «задыхалась», и меры по стимулированию экономического роста при сохранении режима «конвертируемости» ничего в принципиальном плане не меняли. Какие-то корректировки валютной политики являлись неизбежными. Аргентинские деньги были явно «лучше» национальной экономики, и такое положение становилось абсолютно нетерпимым.

В начале июня 2001 г. Д. Маркс добился согласия иностранных кредиторов обменять аргентинские бонды стоимостью 29,5 млрд. дол. (с близкими сроками погашения) на новые облигации со сроками погашения в 2008, 2018 и 2031 гг. Таким образом, осуществилась конвертация краткосрочных долгов в среднесрочные и долгосрочные (так называемая операция «мегаобмен»). А буквально через пару недель происходит то, чего одни очень ждали, а другие страшно боялись. Буэнос-Айрес объявил о частичной валютной реформе: теперь аргентинский песо становился привязанным не только к доллару США, но и к евро, т. е. к более дешевой на тот момент мировой валюте. Д. Кавалло торжественно назвал эту систему «расширенной конвертируемостью». На деле для всех внутренних операций сохранялось прежнее соотношение песо – доллар, а новый курс применялся только в расчетах с экспортерами, да и то не со всеми. В частности, из этой схемы были исключены нефтяные компании.

Если называть вещи своими именами, то можно констатировать: аргентинское правительство фактически провело частичную и довольно робкую девальвации* песо с целью поддержать своих экспортеров, фактически пошло на введение системы параллельных валютных курсов и нерыночного механизма конвертации валюты для определенной части производителей.

Такого рода полумеры не изменили кардинальным образом положения основной массы экспортеров: слишком невелика была разница в курсах доллара и евро, слишком решительно Бразилия девальвировала собственную валюту. Но действия Д. Кавалло вызвали критику в международных финансовых кругах (за нерыночные меры), и в зарубежной прессе появились комментарии о неизбежном близком дефолте – отказе Аргентины платить по долгам. Одновременно чрезвычайно оживились финансовые спекулянты, долгое время сидевшие почти «без работы» из-за политики «конвертируемости». Теперь они почувствовали возможность реванша и стали всячески подогревать страсти и сеять панику. Результат не замедлил сказаться. Аргентинцы начали в массовом порядке изымать деньги из банков [44] , иностранные инвесторы «заморозили» проекты новых вложений и в целом ряде случаев перевели активы в другие страны, в частности в Бразилию, и самое неприятное – сокращались резервы Центрального банка: с 26,5 млрд дол. в июле 2000 г. до 19,3 млрд годом позже304.

В этой критической (по существу, преддефолтной) ситуации Д. Кавалло сделал новый поворот на 180° и 11 июля 2001 г. заявил о фактическом возвращении к ортодоксальным принципам хозяйственной деятельности и прекращении заигрываний с политиками и профсоюзами. «Вновь, – писал М. Грондона, – как во времена Мачинеа и еще больше Лопеса Мерфи, правительство объявило войну государственным расходам, заявив о намерении сократить до нуля бюджетный дефицит, и бросилось срочно, почти отчаянно искать ускользающее благословение рыночных сил»305. Принятый в августе месяце закон «О нулевом дефиците» стал одной из последних попыток Д. Кавалло вернуть в нормальное русло выходившую из-под контроля финансовую ситуацию.

Однако спасти положение уже могло только чудо. На полную мощь включились все внутренние и внешние деструктивные механизмы, и доверие к Аргентине со стороны местных и зарубежных деловых кругов таяло буквально на глазах. В конце июля 2001 г. международные агентства понизили кредитный рейтинг страны до значения Caal, что было даже ниже, чем у России накануне дефолта 17 августа 1998 г. В начале сентября резервы Центрального банка сократились до угрожающе низкой отметки в 14 млрд дол.306 Этих ресурсов не хватало на обслуживание накопленных долговых обязательств, не говоря уже о других расходах. Между тем государственный долг достиг нового рекордного уровня (см. табл. 7.11). При этом обращает на себя внимание не только громадный объем – свыше 141 млрд дол., но и структура суверенной задолженности Аргентины, сложившаяся в конце сентября 2001 г., т. е. уже после «мегаобмена». Здесь можно усмотреть настораживающие обстоятельства. Первое: 66 % долга приходилось на облигации, номинированные в иностранной валюте и «разбросанные» по всему миру. Таким образом, они находились вне аргентинской национальной валютно-финансовой юрисдикции, и виртуальная девальвация песо мало что давала в плане сокращения размеров долговых обязательств. Напротив, в этом случае произошло бы фактическое удорожание (для аргентинского государства) облигаций, номинированных в долларах, евро, иенах и т. д. Второе: более 10 % задолженности находилось в руках МВФ, что давало Фонду мощный рычаг воздействия на Буэнос-Айрес, позволяло вмешиваться в процесс выработки и принятия решений по основным экономическим вопросам.

Таблица 7.11 Объем и структура государственного долга (на 30 сентября 2001 г.)

Составлено по: Ministerio de Economia. – www.mecon.gov.ar

Принимая во внимание все эти факты, наблюдатели пришли к выводу, что в самое ближайшее время аргентинскому правительству придется выбирать один из трех вариантов, причем все три были почти одинаково плохие: дефолт, девальвация, долларизация (полный отказ от национальной валюты). Точный диагноз поставил профессор Колумбийского университета в США Чарльз Каломирис, который написал, что Аргентина переживала острый кризис внешней задолженности, и принимаемые фискальные меры не решали проблемы, а только загоняли ее внутрь и отодвигали неизбежную развязку. В этой связи ученый предлагал «прямо сейчас объявить дефолт и провести реструктуризацию долга», поскольку со временем негативные последствия такого шага будут значительно более серьезными307. Рациональный совет «мрачного экономиста с греческой фамилией» (определение Д. Кавалло) не был воспринят.

Рис. 7.1. Аргентина: динамика ВВП в 1991–2001 гг. (в %)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 173.

Но «суперминистр» не собирался сдаваться и сконцентрировал всю свою кипучую энергию на решении двух главных, с его точки зрения, задач: сокращение бюджетного дефицита и рост экспорта. Одновременно Д. Маркс неутомимо продолжал «выбивать» международные кредиты. В середине сентября 2001 г. в Национальный конгресс был направлен проект бюджета на следующий год, предусматривавший сокращение расходов на 6 млрд дол., в том числе благодаря сохранению уже произведенных снижений заработной платы и пенсий и урезанию ряда социальных программ. А несколькими днями позже Д. Кавалло объявил о дополнительных мерах поощрения экспорта.

Трудно сказать, могли бы или нет эти меры спасти положение. Скорее всего – нет. В лучшем случае агония продолжалась бы несколько дольше. Но трагические события в Нью-Йорке 11 сентября сыграли роль катализатора развивавшихся негативных процессов, в том смысле, что отвлекли внимание правящих кругов США и международного сообщества от аргентинских проблем, и все расчеты Д. Кавалло и Д. Маркса на новую массированную помощь МВФ и Вашингтона оказались опрокинутыми. После этого экономика Аргентины окончательно «легла» и уже не хотела подниматься. Рецессия переросла в депрессию и кризис, что отражено на рис. 7.1, показывающем динамику аргентинского ВВП. В 2001 г. глубина его падения достигла 4,4 %.

10 октября 2001 г. Аргентина впервые за многие годы заняла верхнюю строчку (1825 баллов) в рейтинге самых рискованных для бизнеса стран, опередив Нигерию. Эта новость, как писал столичный еженедельник «Нотисиас», вызвала в аргентинском обществе настоящий психоз308.

Дальнейшие события развивались стремительно. 14 октября правящая коалиция потерпела поражение на парламентских выборах: количество мест «Альянса» в палате депутатов сократилось со 129 до 87, а у перонистов выросло с 99 до 116. Ф. де ла Руа лишился поддержки законодательной власти и остался один на один с надвигавшейся финансово-экономической катастрофой. Воспользовавшись благоприятной для них политической ситуацией, лидеры ХП повели фронтальное наступление на Ф. де ла Руа, требуя его отставки. МВФ фактически самоустранился, приостановив оказание помощи Буэнос-Айресу и обрекая его на банкротство. Это послужило сигналом для международного и местного бизнес-сообщества, которое резко увеличило вывоз капиталов из Аргентины. Так, если в период с марта по октябрь 2001 г. из страны «сбежали» около 7,4 млрд дол., то за один месяц – ноябрь – свыше 7,1 млрд дол.309

Страница истории

Падение правительства «Альянса»

В декабре 2001 г. аргентинская экономика вступила в 40-й по счету месяц рецессии и кризиса. Агония неолиберальной модели приближалась к своему апогею. Развязку, неожиданно для него самого, ускорил Д. Кавалло, который, с целью остановить «бегство» капиталов, ввел с 3 декабря сроком на 90 дней ограничение на снятие наличных денег с банковских счетов: не больше 250 песо/долларов в неделю (так называемый финансовый «загончик» – “corralito”). В банковской системе оказались «загнанными» свыше 60 млрд песо/долларов, значительная часть которых принадлежала среднему классу, поскольку крупные компании и богатые вкладчики, как правило, успели либо обналичить, либо перевести свои накопления за рубеж. Смертельный удар указанная мера нанесла по неформальному сектору экономики, поскольку в нем все расчеты осуществлялись наличными. « Загончик » стал последней каплей, переполнившей чашу терпения населения Аргентины. Страну охватила волна антиправительственных выступлений. Д. Кавалло расценил их как «беспорядки, требующие применения не экономических, а полицейских мер». 19 декабря Ф. де ла Руа объявил о введении осадного положения, явно не отдавая себе отчета в происходящем и не понимая всей глубины кризиса. Население ответило еще более массовыми манифестациями. В различных районах, прежде всего в Буэнос-Айресе, произошли столкновения демонстрантов с силами правопорядка, участились случаи грабежей, нападений на магазины, банки, официальные учреждения. 33 человека были убиты, сотни – ранены. Ситуация стала неуправляемой. На рассвете 20 декабря свыше 30 тыс. человек собрались перед Розовым домом и потребовали отставки правительства «Альянса». Первым министерские полномочия сложил Д. Кавалло, расписавшись в провале своей экономической политики. Но это никого уже не могло успокоить. Ф. де ла Руа приказал подавить протесты и убрать манифестантов с улиц. В столице повсюду передвигались полицейские патрули, но сопротивление нарастало. В 16 часов президент призвал перонистов к созданию коалиционного правительства, но и он сам не верил в такую возможность. В 20 часов загнанный в угол Ф. де ла Руа после 740 дней правления (половина конституционного срока) подал в отставку и на вертолете покинул Розовый дом.

21 декабря 2001 г. в Аргентине началась новая историческая эпоха, отмеченная высоким накалом политических страстей, перегруппировкой сил и очередными изменениями основных координат социально-экономического развития. В этот день созванная в срочном порядке Законодательная ассамблея избрала временным президентом страны сенатора-перониста от провинции Мисьонес Рамона Пуэрту , но уже 23 декабря его сменил другой перонистский лидер – губернатор провинции Сан-Луис Адольфо Родригес Саа. Предполагалось, что новый президент пробудет на своем посту до 3 марта 2002 г., когда состоятся всеобщие выборы. Однако события приняли другой оборот. В глубине политической сцены проступал силуэт другой, значительно более сильной фигуры – Эдуардо Дуальде , одного из самых влиятельных деятелей хустисиализма.

Отставка кабинета Ф. де ла Руа означала очередное (третье по счету с 1973 г.) возвращение к власти перонистов, которые, как и в 1989 г., приняли страну в крайне тяжелом, можно сказать, отчаянном положении. История повторилась с еще большим драматизмом. Уход правительства «Альянса» ставил точку в реализации неолиберального модернизационного проекта. Третья волна модернизации (см. табл. 7.12) утратила свою энергию, уступив место иным макроэкономическим подходам и новым концептуальным решениям. Болезненная структурная перестройка аргентинской экономики по лекалам «Вашингтонского консенсуса» завершилась провалом.

Между тем ситуация требовала принятия незамедлительных решений, способных затормозить дальнейшее сползание аргентинского социума в пучину кризиса. И такое решение последовало: 23 декабря временный глава государства А. Родригес Саа, принимая на себя президентские полномочия, объявил о введении моратория на платежи по суверенному внешнему долгу Аргентины310. При этом подчеркивалось, что сэкономленные таким образом средства будут использованы «для создания рабочих мест и обеспечения социального прогресса». Заявление президента было встречено бурей оваций и криками «ура» большинства присутствовавших законодателей, которые совсем недавно принимали прямо противоположные решения, подготовленные кабинетами К. Менема и Ф. де ла Руа.

Таблица 7.12 Неолиберальная модернизация (третья волна, 1991–2001 гг.)

Введение Аргентиной моратория на платежи по внешнему долгу было равнозначно объявлению самого крупного в мировой истории дефолта. Хотя эта экстраординарная мера не распространялась на аргентинские долги МВФ, Всемирному банку, МАБР, а также на гарантированные государством займы, объем дефолтированных финансовых инструментов превысил рекордную сумму – 80 млрд дол. [45] Разумеется, в самом факте аргентинского дефолта не было ничего уникального. Он стал девятым по счету мораторием, к которым прибегали разные государства, включая Россию, в период с 1997 г. Но масштабы проблемы были беспрецедентны и акцентировали те риски, на которые пошло перонистское руководство. Как отмечал обозреватель влиятельной столичной газеты «Насьон» Андрес Оппенхеймер, дефолт «нанес Аргентине огромный вред, создав ей за рубежом репутацию безответственной страны»311.

Дефолт действительно ставил Буэнос-Айрес в сложное положение, поскольку мораторий на платежи резко обострял отношения с кредиторами, в том числе с сотнями тысяч частных держателей долговых инструментов в разных странах, правительства которых испытали сильное давление со стороны обманутых инвесторов. Негативную позицию в отношении Аргентины заняли влиятельные международные институты, и в первую очередь МВФ, руководство которого дало ясно понять, что страна лишается поддержки мирового финансового сообщества.

Был ли дефолт неизбежен? Единого мнения на этот счет не существует. Многие эксперты считают данный шаг оправданным и даже единственно верным на том основании, что в условиях углублявшегося кризиса Аргентина к началу 2002 г. исчерпала все возможности по нормальному обслуживанию долга. Введение моратория «лишь де-юре оформляло фактически сложившуюся ситуацию», подчеркивают сторонники такой точки зрения312. Другие аналитики исходят из того, что именно объективно тяжелое положение давало Буэнос-Айресу шанс (без объявления дефолта) путем переговоров добиться от кредиторов реструктуризации задолженности на выгодных для себя условиях. Этой точки зрения придерживается, в частности, Эухенио Бруно, опубликовавший в 2004 г. капитальный труд по проблемам внешнего долга313. На возможности урегулирования долговой проблемы настаивал задним числом и Д. Кавалло. Выступая в Мадриде в декабре 2003 г., экс-министр утверждал, что запущенный еще летом 2001 г. переговорный процесс о реструктуризации задолженности имел шансы на успех314.

Как бы то ни было, решение о дефолте было принято, что на макроэкономическом уровне и в социально-политическом плане создавало иную, отличную от прежней ситуацию. Страна вступала в 2002 г. в новом качестве: не как неолиберальный образец для подражания, а как несостоятельный должник. На месте «процветающей» рыночной экономики образовалось охваченное системным кризисом хозяйство, утратившее стратегические ориентиры развития и модернизации.

III Экономика современной Аргентины: навстречу императивам XXI века

Аргентина обречена на успех.
Элио Жагуарибе, бразильский социолог

Если мы сумеем сохранить стабильность и поддержать экономический рост, страна через десять лет будет совершенно другой.
Хавьер Гонсалес Фрага, Мартин Пусто, аргентинские экономисты

Перешагнув рубеж третьего тысячелетия, Аргентина вышла на финишную прямую в направлении 200-летия своей независимости (2010 г.) и неизбежно должна была извлечь уроки из противоречивого опыта прошедшего времени. Первое десятилетие нового века началось с глубокого системного кризиса, не имевшего аналогов в послевоенной истории страны, стало периодом очередного переосмысления и переоценки многих, ставших уже привычными взглядов на проблемы и пути национального развития.

Кризис подверг общественные институты суровому тесту на прочность и адаптабельность к новым условиям. Политический класс, бизнес-сообщество и в целом аргентинская нация нашли в себе силы сойти с неолиберальной орбиты, преодолеть кризисные явления и выйти на траекторию хозяйственного роста. 2003–2010 гг. отмечены радикальными политическими и социально-экономическими трансформациями, позволяющими говорить о проведении в жизнь нового проекта общественной модернизации (четвертая волна). Перестройке подверглись многие стороны жизни аргентинского государства, его внутренняя и внешняя политика, система международных торгово-экономических и финансовых связей.

Этот курс можно охарактеризовать как государственническую политику левоцентристского толка с прицелом на создание современного социально ориентированного и социально ответственного капиталистического общества. После этапа доминирования неолиберального фундаментализма на первый план вышли вопросы, связанные с защитой государственного суверенитета и национальных экономических интересов, материальной защищенностью малоимущих слоев населения, а в сфере внешних отношений – расширением диапазона международных связей и приоритетным укреплением взаимодействия со странами Латинской Америки, в первую очередь с Бразилией, Венесуэлой, Боливией, Чили. В основе этого курса – стратегия динамичного хозяйственного развития, укрепление национальной индустрии, активное использование имеющихся конкурентных преимуществ, ускорение научно-технического прогресса, перевод экономики на инновационные рельсы.

Большое значение имел тот факт, что государству (впервые за многие годы) удалось ослабить зависимость от традиционных групп давления – местных и транснациональных монополистических структур и международных финансовых организаций. При правительстве Н. Киршнера начала выстраиваться новая парадигма частногосударственного партнерства, приоритетное значение в которой отводится долговременным общенациональным интересам. Несмотря на серьезные испытания и тяжелые потери кризисных лет, аргентинская политическая система прошла проверку на прочность и имеет шансы консолидироваться. Именно такую цель продекларировал правящий режим. Не случайно в одном из первых пунктов повестки дня кабинета К. Фернандес де Киршнер фигурировало достижение национального согласия. Ориентируясь на пример Испании, в которой после смерти Ф. Франко основные политические партии, профсоюзы и предприниматели заключили соглашение о сотрудничестве («пакты Монклоа»), Розовый дом также политически нацелился на подобную трехстороннюю договоренность.

Но реализация нового модернизационного проекта сопряжена со многими рисками как внутреннего, так и внешнего порядка. Оставаясь на почве реальности, следует подчеркнуть, что наблюдавшийся в Аргентине в 2003–2008 гг. быстрый хозяйственный рост на первоначальном этапе в значительной степени носил восстановительный характер (после рецессии и кризиса начала нынешнего века). Затем задача осложнилась. Избыточные производственные мощности стали близки к лимиту, и потребовались значительные инвестиции для увеличения и – что еще важнее – обновления основного капитала. Это стало одним из главных вызовов правительству в экономической области.

Во внешней сфере возникла угроза ухудшения международной торгово-экономической конъюнктуры. Мировой финансовый кризис 2008–2009 гг. вновь властно напомнил, что глобализация – это не только новые хозяйственные возможности, но и возросшие трансграничные риски. Это факт, что Аргентина получила немалые дивиденды от повышения цен на сырье и продовольствие. Беспрецедентные экспортные доходы обеспечили профицит бюджета, позволили финансировать масштабные программы инфраструктурного и социального развития. Но что будет, если произойдет долговременное ощутимое падение мировых цен на основные товары аргентинского экспорта? Это может серьезно повлиять в негативном плане на состояние экономики, вызвать крупные социальные и политические осложнения. Таковы только некоторые из вызовов, с которыми столкнулась аргентинская нация на пути в XXI век.

Глава 1 Антикризисное управление и ревизия неолиберального курса

Наступил момент сказать правду: Аргентина – банкрот, Аргентина разорена.
Эдуардо Дуальде

Только безумец в этих условиях мог согласиться возглавить аргентинское правительство.
Фидель Кастро, 1 января 2002 г.

В январе 2002 г. шел 41-й месяц с начала экономической рецессии в Аргентине. За это время рецессия уже перешла в депрессию, а депрессия – в кризис, глубина которого измерялась не столько падением ВВП, сколько отчаянием миллионов аргентинцев, потерявших надежду найти работу, лишившихся доступа к своим финансам, помещенным в «загончик», не выдержавших конкуренции с заполонившими местный рынок импортными товарами, утративших веру в сегодняшний и завтрашний день.

«План Дуальде»: отказ от «конвертируемости» и девальвация песо

После упорной подковерной борьбы между различными группировками ХП, в ходе которой в течение нескольких дней сменилось три главы государства, 1 января 2002 г. Законодательная ассамблея в составе обеих палат Национального конгресса практически единодушно проголосовала за нового президента страны – сенатора Э. Дуальде. Бывший вице-президент при К. Менеме (с которым они затем стали политическими архиврагами [46] ), губернатор крупнейшей в Аргентине провинции Буэнос-Айрес и неудачливый соперник Ф. де ла Руа на выборах 1999 г., Э. Дуальде, называющий себя «биологическим перонистом», а вместе с ним и Хустисиалистская партия взяли убедительный реванш. В своей инаугурационной речи 1 января 2002 г. новый президент так сформулировал главные задачи правительства: 1) восстановить авторитет политических институтов Аргентины; 2) гарантировать мир в стране; 3) заложить основы для трансформации сложившейся социально-экономической модели315. Специальное внимание уделялось укреплению властных механизмов воздействия на хозяйственные процессы. «Политика всегда должна управлять экономикой. В последние годы в Аргентине, похоже, экономика управляла политикой, и теперь мы имеем то, что имеем», – подчеркивал Э. Дуальде316.

Возвращение ХП на вершину власти подтвердшо роль перонизма как ведущей национальной политической силы, находящейся в фокусе общественного интереса и сохраняющей мощные рычаги влияния на социально-экономическую обстановку в Аргентине. Очередное пришествие во власть перонистов произошло в специфическом внутриполитическом, экономическом и социальном контексте:

ХП еще раз предстала как единственная партия национального масштаба, способная взять на себя максимальную политическую ответственность, пойти на риск и думать не только о будущих выборах, но и о будущем государства;

в Аргентине в тот момент возобладало общественное настроение тотального неприятия властных элит, прежде всего, профессионального политического класса (см. табл. 8.1), особую популярность приобрел лозунг: «Пусть убираются все!»;

как свидетельствовали социологические замеры, в стране, перенасыщенной проблемами и очевидно нуждавшейся в глубоких переменах, растущая часть населения все больше укреплялась в мысли, что в своем неолиберализме аргентинцы зашли слишком далеко, нужно было притормозить, а может, остановиться и даже слегка подать назад.

Таблица 8.1 Эволюция имиджа отдельных социальных групп аргентинского общества (поддержка в % от числа опрошенных)

Источник. Mora у Araujo М. La Argentina: una victima de si misma. Debil gober-nabilidad у bajo consenso social // Sanchez Amau J. C. (editor). Crisis econ?mica у politicas p?blicas. Las experiencias de Rusia у Argentina. Buenos Aires, 2003. P. 337.

Именно на долю Э. Дуальде выпало сыграть роль такого тормоза и внести в экономическую и политическую ткань Аргентины качественные изменения, влекущие за собой перемену вектора общественного развития. Задача была изначально не из легких, особенно с учетом неполной легитимности его президентства (избрание не на всеобщих выборах, а парламентариями). Прекрасно идеологически натренированный в популизме, знающий изнанку «большой политики» и учитывающий настроения народа, Э. Дуальде не скрывал своего отношения к местным элитам. «Мы, включая и меня, – дерьмовые руководители, – заявлял он. Такова моя точка зрения. А люди говорят о нас и худшие вещи: коррумпированные, преступные, беспомощные, ограниченные, сукины дети, продающие родину. Все, что угодно. Так они думают о политическом классе»317.

На практике дискредитация элит находила свое выражение, в том числе и в падении престижа и влияния традиционных партий, в частности ГРС, которая после событий декабря 2001 г. рисковала сжаться до размеров карликовой структуры, и в появлении новых политических и гражданских образований, всерьез угрожавших позициям ХП. Дело дошло до того, что возникло предложение передать государственную власть так называемым народным ассамблеям. Комментируя эти идеи, Э. Дуальде писал, что они служили своего рода «комичной экстраполяцией большевистского лозунга 1917 г. «Вся власть Советам!»318. Масла в огонь подлил Р. Дорнбуш, опубликовавший в конце февраля 2002 г. статью, в которой предложил на пять лет передать управление аргентинской экономикой и финансами в руки иностранных специалистов. Аргентина «пожирает сама себя», утверждал Р. Дорнбуш, потому что в стране никто никому не доверяет и невозможно достичь национального согласия319.

В сложившихся условиях Э. Дуальде должен был политически и идейно реабилитировать перонизм, укрепить его лидерство в общественной жизни и в обозримом будущем обеспечить переход президентской власти к близкому по взглядам и на 100 % легитимному главе государства, т. е. избранному на всеобщих выборах. В конкретном плане перед кабинетом Э. Дуальде стояли следующие главные задачи:

? остановить отток капиталов и стабилизировать валютно-финансовое положение;

? найти общий язык с кредиторами и не допустить превращения Аргентины в международного изгоя.

При объявленном дефолте Буэнос-Айрес не мог рассчитывать на финансовую помощь из-за рубежа, оставалось полагаться на собственные силы. В этом плане единственным способом «перевернуть ситуацию» и пополнить государственную казну было изменение условий внешнеторгового обмена: сделать максимально выгодным экспорт, ограничить импорт и за счет положительного сальдо движения товаров и услуг увеличить валютные резервы.

7 января 2002 г., т. е. уже в конце первой недели пребывания Э. Дуальде у власти, Национальный конгресс принял Закон о чрезвычайном экономическом положении (на его подготовку правительству потребовалось всего три дня). Отметим основные положения закона. Первое: вводились налоги на экспорт углеводородов [47] . Впервые в аргентинской истории власти покусились на доходы (в том числе природную ренту) нефтяных компаний. Второе: исполнительная власть получила право устанавливать контроль над ценами на основные товары и коммунальные услуги, и с этой целью правительство приступило к переговорам о пересмотре условий 64 контрактов с частными компаниями, предоставляющими данные услуги. И главное – был положен конец более чем десятилетнему паритету аргентинского песо и доллара США. Тем самым прекращал свое существование принцип «конвертируемости» (валютного регулирования), служивший одной из опор неолиберальной модели, козырной картой в экономической игре властей Аргентины в 90-е годы прошлого века.

Отказ от «конвертируемости» вписывался в широкий международный контекст того времени. Как отмечала О.В. Буторина, в начале нового столетия «большинство успешных развивающихся стран и стран с переходной экономикой «переболели» привязкой национальных валют к доллару и перешли к плавающим курсам». И далее: «С учетом малой глубины их финансовых рынков (и, следовательно, высокой подверженности конъюнктурным колебаниям) следует признать, что переход к плавающим курсам является настоящим достижением макроэкономической политики»320.

Нельзя сказать, чтобы выход Аргентины из режима «конвертируемости» был хорошо продуман и организован. Вначале кабинет Э. Дуальде установил два параллельных курса песо по отношению к доллару: коммерческий (фиксированный) 1,4:1 – для внешней торговли, а для других операций – плавающий, который моментально «оторвался» от коммерческого и к середине 2002 г. достиг соотношения 3,6:1. В результате сами реалии хозяйственной жизни заставили правительство отказаться от принципа двух курсов и пустить песо в свободное плавание.

Неудивительно, что принятая радикальная мера встретила резкое осуждение авторов и адептов режима «конвертируемости». Так, К. Менем назвал девальвацию «тяжелейшей стратегической ошибкой» и предрек, что она будет означать «смертельный удар по экономической стабильности и международным позициям страны». Не менее категоричной была газета «Амбито финансьеро» – орган аргентинского «большого бизнеса»: «У нас нет больше финансовой системы… Это верх абсурда»321. Но каковы были реальные социально-экономические последствия девальвации?

Во-первых, в пересчете на доллары произошло резкое сокращение доходов основной массы населения. Средняя заработная плата работавших по найму составляла к началу 2002 г. порядка 580 песо (долларов), а вскоре после девальвации этот показатель, оставшись почти неизменным в национальной валюте, упал до 160 дол. США. В результате имело место падение покупательной способности большинства аргентинцев, сужение внутреннего рынка для многих товаров, в первую очередь эластичных по спросу, т. е. тех, сбыт которых подвержен сильным колебаниям в зависимости от уровня доходов потребителей (товары длительного пользования, недвижимость, предметы роскоши и т. д.). Особенно сильно сократился спрос на импортные изделия, поскольку цены на них в песо существенно возросли. В этих условиях правительству не оставалось ничего иного, как сдерживать рост цен на продукты питания, энергоресурсы, товары массового спроса, а также заморозить тарифы на коммунальные услуги.

Во-вторых, в результате девальвации одни бизнес-структуры выиграли, а другие проиграли. В числе первых оказались компании, работавшие преимущественно на экспорт и получавшие основные доходы в долларах. В числе вторых – фирмы-импортеры, а также компании, ориентированные исключительно на внутренний рынок. Изменение правил игры в результате девальвации не замедлило сказаться на показателях внешней торговли: при сохранении и начале роста экспорта произошло обвальное сокращение импорта (с 20,3 млрд дол. в 2001 г. до 9,0 млрд дол. в 2002 г.).

Образование огромного положительного сальдо во внешней торговле (в размере 16,7 млрд дол. в 2002 г.) в сочетании с прекращением выплат по основной части задолженности позволило правительству Э. Дуальде заблокировать тенденцию к сокращению валютных резервов и получить некоторую передышку для выработки и осуществления антикризисной стратегии. Основные усилия кабинета теперь могли быть направлены на достижение макроэкономической и макросоциальной стабилизации и – на этой базе – преодоление глубокого и многовекторного кризиса, охватившего все основные стороны жизни аргентинского общества.

В середине января правительство приступило к выработке Национального стратегического производственного плана, ставшего квинтэссенцией новой модели экономического развития. Приведем ключевые идеи плана: 1) аграрный сектор – локомотив развития, который сдвинет с места всю аргентинскую экономику и потянет за собой основные производственные цепочки; 2) промышленность своей продукцией должна занять место импортных товаров (утративших конкурентоспособность из-за удешевления песо); 3) наиболее конкурентоспособные отрасли хозяйства активизируют борьбу за внешние рынки, учитывая растущий спрос на ряд аргентинских товаров, прежде всего продовольственных. Центральной стратегической задачей новой администрации, как это формулировал сам

Э. Дуальде, было покончить с « финансизмом», который «душил» хозяйственную систему, и отдать безусловный приоритет развитию реального сектора экономики322. В целях придания дополнительного импульса промышленному развитию было образовано новое министерство производства, которое возглавил крупный и национально ориентированный предприниматель Хосе Игнасио де Мендигурен.

Одной из главных задач было поощрение экспорта, в первую очередь промышленных изделий. Поскольку основные статьи аргентинского вывоза (зерновые, энергоносители, минеральное сырье) пользовались устойчиво высоким спросом и не нуждались в особой государственной поддержке, то властные структуры озаботились положением дел с готовой продукцией. В министерстве экономики составили список 97 приоритетных товаров, зарекомендовавших себя на мировых рынках, имевших хорошие коммерческие перспективы, но для дальнейшей экспансии нуждавшихся в помощи официального Буэнос-Айреса. По каждому из этих товаров были определены необходимые действия для их глобального позиционирования. В частности, усилиями министерства иностранных дел для 57 аргентинских товаров, включенных в Генеральную систему преференций, был открыт рынок США. Другой пример. Аргентине удалось заключить соглашения с Мексикой и Чили, которые позволили начать экспорт автомобилей аргентинского производства в эти страны. Положительные последствия указанных договоренностей трудно переоценить, поскольку они помогли восстановить одну из важнейших отраслей индустрии, понесшую колоссальные убытки в результате кризиса и падения внутреннего платежеспособного спроса.

Привлекала внимание та оперативность, с которой действовали власти. Уже в конце января 2002 г. в Китай отправилась совместная делегация предпринимателей Аргентины и Бразилии. Это была первая зарубежная бизнес-миссия двух стран, ставшая новой формой сотрудничества главных членов МЕРКОСУР. Поистине новаторский характер носил и торговый договор с Индией, благодаря которому порядка 500 аргентинских товаров стали поступать в эту крупнейшую азиатскую державу323. Правительство Э. Дуальде включило реальные механизмы господдержки местных товаропроизводителей, позволившие им закрепиться на новых рынках.

3 февраля 2002 г. министр экономики Хорхе Ремес Леников (известный критик неолиберализма) обнародовал новые решения в экономической области, дополнявшие уже принятую и озвученную программу:

? «песификацию» (перевод из долларов в песо) подавляющего большинства уже выданных кредитов, займов, банковских депозитов, а также заключенных контрактов и тарифов на коммунальные услуги;

? резервирование за государством права устанавливать максимальный уровень тарифов и цен на товары первой необходимости, в том числе горючее и медикаменты; достижение договоренности с хозяевами сетей супермаркетов о стабильных ценах;

? ликвидацию субсидий для экспортеров (которые и без того сильно выиграли от девальвации песо);

? по достижении экономической стабилизации – начало переговоров с МВФ и другими многосторонними организациями и банками о предоставлении финансовой помощи, необходимый объем которой оценивался в 15 млрд дол.

Кроме того, давалось традиционное (и чаще всего невыполняемое) обещание ликвидировать бюджетный дефицит.

План Э. Дуальде – X. Ремес Леникова многими аналитиками и в Аргентине, и за рубежом был встречен скептически. «Никто, – вспоминал Э. Дуальде, – за этот план не давал ломаного гроша. Более того, говорили, что у правительства вообще нет никакого плана»324. Оценивая правительственную программу, газета «Уолл-стрит джорнал» характеризовала планируемые меры как «безумные» и сравнила Аргентину с «банановыми республиками»325. Глубокие сомнения в успехе политики перонистов выразил бывший директор-распорядитель МВФ Мишель Камдессю, заявивший, что девальвация не даст желаемого эффекта326. В мировой прессе появилось несметное количество материалов алармистского толка, в которых выдвигались самые экзотичные идеи о будущем Аргентины. Точнее говоря, утверждалось, что у страны нет никакой перспективы. «Исчезновение Аргентины идет своим курсом», – писала мадридская «Эль Пайс»327, а парижская «Либерасьон» утверждала, что банки-кредиторы готовы в счет погашения долгов получить часть аргентинской территории, в частности в Патагонии328. Наряду с этим указывалось (и вполне справедливо), что предложенный план действий не предусматривал проведения структурных реформ, необходимых аргентинской экономике, а потому носил поверхностный характер и не затрагивал основные проблемы, приведшие к кризису. Весь план, писал, например, испанский экономист Роберто Веласко, – это «монетаристская алхимия»329. Но нужно учитывать следующее обстоятельство: план принимался в пожарном порядке и был призван не реформировать экономику, находившуюся в коматозном состоянии, а всего лишь предотвратить ее дальнейшее сползание в пропасть. И уже одно это сделать было не просто.

Параметры макроэкономической стабилизации

Действуя в довольно узком коридоре возможностей, правительству Э. Дуальде в целом удалось выдержать ожесточенные нападки противников и провести в жизнь программу стабилизации. Страна перешла к плавающему курсу валюты, а граждане получили свободный доступ к банковским счетам, на которые переводилась их заработная плата. «У нас нет магических формул выхода из кризиса и сиюминутных решений», – признал X. Ремес Леников, но подчеркнул решимость кабинета осуществлять стабилизационные меры, содействующие восстановлению нормального процесса промышленного производства и созданию новых рабочих мест330.

Серьезные трудности возникли у федерального правительства в его отношениях с провинциями. Наиболее острый характер носили разногласия по двум вопросам: дефицит провинциальных бюджетов, достигавший 5 млрд дол. в год, и распределение собранных налогов между центром и периферией. В результате напряженных консультаций 27 февраля 2002 г. Розовому дому удалось прийти к соглашению с губернаторами по основным спорным сюжетам. Разумеется, это был компромисс, при котором каждая из сторон пошла на уступки. Используя слова великого аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса, можно сказать, что в данном случае федеральный центр и провинции «объединила не любовь, а ужас», ужас перед неизбежной катастрофой в случае провала переговоров. Провинции согласились на сокращение своих бюджетных дефицитов на 60 % (Буэнос-Айрес настаивал на 80 %) и отказались от фиксированных размеров налоговых трансфертов – порядка 590 млн дол. в год. Теперь часть средств, получаемая провинциями, исчислялась, исходя из суммы реально собранных налогов. Чтобы компенсировать потери провинций, федеральные власти согласились поделиться с ними 30 % поступлений от нового налога на финансовые операции (так называемый «impuesto a! cheque»), который уплачивается сразу по заключении сделок. Кроме того, государство брало на себя номинированные в долларах долги провинций, при условии, что кредиторы согласятся на «песификацию» задолженности331.

Стремясь адекватно реагировать на настроения широких масс населения, Э. Дуальде предпринял ряд шагов, направленных на некоторое смягчение вопиющей социальной несправедливости. В качестве демонстративной меры были ограничены максимумом в 3000 песо месячные оклады государственных чиновников. Кроме того, была изменена практика назначения так называемых «привилегированных пенсий» (pensiones de privilegio), которые получали около 10 тыс. бывших высокопоставленных служащих и обходившиеся казне ежегодно почти в 500 млн песо332. С этими пенсиями было связано немало поистине скандальных ситуаций, когда чиновник, прослужив всего несколько месяцев, уходил на пенсию задолго до достижения пенсионного возраста и получал огромное вознаграждение. В частности, министр юстиции в правительстве самого Э. Дуальде Хорхе Рейнальдо Ваносси в период военной диктатуры в начале 1970-х годов служил в министерстве внутренних дел, затем уволился и в возрасте 33 лет (!) начал получать «привилегированную пенсию». И таких историй было немало.

Разрядив атмосферу в отношениях с губернаторами и несколько ограничив привилегии чиновников, Э. Дуальде столкнулся с новой проблемой. Тысячи граждан, чьи банковские вклады оказались замороженными благодаря «corralito», обратились в суд и добились положительного для себя решения. В результате только за один день 19 апреля, ставший для властей «черной пятницей», аргентинцы на основании судебных постановлений «вынули» из банков около 200 млн дол., чем не на шутку испугали руководство министерства экономики, опасавшегося гиперинфляции и коллапса финансовой системы. X. Ремес Леников попытался в Национальном конгрессе «перекрыть кислород» вкладчикам и заблокировать возможность через суд размораживать банковские депозиты. Однако потерпел полный афронт: парламентарии, испытывавшие давление избирателей, отказались рассматривать законопроект, предполагавший, что банковские сбережения будут переведены в ценные бумаги. 23 апреля 2002 г. X. Ремес Леников подал в отставку, его примеру последовали министр производства и глава кабинета.

Э. Дуальде удалось в сжатые сроки преодолеть последствия правительственного кризиса. На ключевой пост министра экономики был назначен Роберто Лаванья – экономист гетеродоксального толка, «государственник», автор ряда теоретических работ, в том числе книги «Неоконсерватизм против конкурентоспособного капитализма», демонстрирующей глубокое знание проблем глобализма и основных аспектов политики Всемирного банка и МВФ333. На момент назначения Р. Лаванья был представителем Аргентины в Европейском союзе и Всемирной торговой организации. Комментируя личность нового министра, аргентинская и зарубежная печать в первую очередь отмечала его качества как «умелого и твердого переговорщика», имеющего опыт общения с международными чиновниками334. Думается, что именно эта характеристика была решающей в глазах Э. Дуальде. Аргентина нуждалась в нормализации фактически прерванных в разгар кризиса отношений с МВФ и другими многосторонними финансовыми учреждениями. В этом и состояла основная миссия Р. Лаваньи.

Знаковой тенденцией последних двух десятилетий развития Аргентины стал критический рост зависимости от состояния финансовых рынков, как внутренних, так и международных. Причина тому – изменение природы экономического роста, отрыв финансового сектора от реальной экономики, его гипертрофированное влияние на все стороны жизни аргентинского общества. Вследствие этого успех любых попыток стабилизировать хозяйственное, а следовательно, социально-политическое положение в значительной степени зависел от «поведения» местных и зарубежных финансовых кругов. Подчеркнем, что Аргентина благодаря неолиберальным реформам 1990-х гг. стала одной из самых глобализированных экономик Латинской Америки, заняв по этому показателю во всемирном рейтинге 34-е место (для сравнения: Чили – 37-е место, Мексика – 45-е, Бразилия – 53-е)335.

Сложные отношения сложились у Буэнос-Айреса с МВФ – ключевым игроком на мировых финансовых рынках, от решений которого зависят судьбы десятков государств [48] . Аргентина вступила в МВФ 20 сентября 1956 г. (через год после свержения Х.Д. Перона). С этого момента и до 2004 г. страна обращалась за помощью к Фонду 34 раза, но только в четырех случаях выполняла условия заключенных соглашений336. В 1990-е годы страну посетило около 50 специальных миссий МВФ, согласовавших четыре пакета экстренной финансовой помощи, в результате чего аргентинский долг Фонду к началу 2002 г. превысил 14,5 млрд дол. Как подчеркивал высокопоставленный член правительства Эдуардо Амадео, история весьма турбулентных взаимоотношений Аргентины и МВФ характеризовалась, с одной стороны, жесткими условиями, которые выдвигал Фонд, а с другой – их систематическим невыполнением аргентинскими властями. Но все это, утверждал Э. Амадео, было «детскими играми» по сравнению с тем накалом страстей, которого достигли отношения Буэнос-Айреса с МВФ в 2002–2003 гг.337

В настоящее время признается, что МВФ в своих рекомендациях Аргентине в 1990-е годы допустил ряд серьезных ошибок, помешавших своевременно исправить макроэкономическое положение и предотвратить финансовый и хозяйственный коллапс. Известна критическая оценка Фонда, данная нобелевским лауреатом по экономике Джозефом Стигли-цем в его книге «Глобализация и недовольство ею»338. А Пол Кругман сравнил рецепты, которые МВФ «выписывал» Аргентине, с методами лечения средневековых медиков: продолжать делать пациенту кровопускание, несмотря на очевидное ухудшение его состояния. И так до самой смерти339. Заслуживает внимания и мнение ответственного чиновника МВФ Майкла Муссы, подчеркнувшего: «… ошибки, совершенные Фондом в Аргентине, – это не изолированные промахи. В действительности они отражают недостатки общего характера и заслуживают внимательного диагноза и серьезных усилий по их исправлению»340.

Признание ошибок – явление конструктивное. Но этот факт мало чем облегчал положение Буэнос-Айреса, вынужденного вести диалог с МВФ. Крайне тяжелое финансовое положение Аргентины [49] , сложившееся в начале 2002 г., ставило перед кабинетом Э. Дуальде две взаимосвязанные задачи: «самортизировать» негативные последствия дефолта на международном уровне (главное – не допустить ареста за границей имущества и банковских счетов страны, как того требовали иностранные держатели аргентинских долговых обязательств) и добиться получения новых займов, прежде всего для того, чтобы выборочно осуществлять платежи по внешнему долгу, раскалывая таким образом единый фронт кредиторов. Реализация этой стратегии на 99 % зависела от договоренностей с МВФ. Первый удар по позициям Аргентины руководство Фонда нанесло уже в январе 2002 г., когда обусловило любую финансовую помощь принятием «последовательного экономического плана». Тем самым МВФ оставлял Буэнос-Айрес наедине с его проблемами и резервировал за собой возможность оказывать воздействие на формирование новой экономической политики. С этого момента начался мучительный период труднейших переговоров аргентинских властей с МВФ. Нет никакой возможности анализировать все перипетии этого переговорного процесса. Остановимся на главных, ключевых вопросах и этапах.

В середине февраля 2002 г. аргентинская делегация во главе с X. Ремес Лениковым встретилась в Вашингтоне с директором-распорядителем Хорстом Келером и его заместителем Энн Крюгер. По свидетельству участников, атмосфера встречи была гнетущей. Стороны обменялись многочисленными взаимными упреками, но начало прямым контактам на высоком уровне между новым правительством Аргентины и руководством Фонда было положено. С этого момента эксперты МВФ вновь отслеживали процесс формирования экономической политики Буэнос-Айреса и выдвигали свои требования, принявшие форму декалога — «десяти заповедей» – международного финансового истеблишмента. Главные «пожелания» сводились к следующему:

? сокращение государственных расходов, в частности путем увольнения 400 тыс. госслужащих и сокращения программ социальной помощи; другими словами, дальнейшее «затягивание поясов» (на профессиональном сленге МВФ – формирование «реалистичного» бюджета);

? отмена только что введенного налога на экспорт углеводородов;

? прекращение выпуска провинциальных бондов (долговых обязательств отдельных провинций);

? проведение налоговой реформы с целью увеличения фискальных поступлений в государственную казну;

? восстановление нормального функционирования банковской системы, в частности отказ от «загончика»;

? одинаковое отношение к кредиторам: международным финансовым институтам и частным держателям аргентинских ценных бумаг (явная попытка торпедировать тактику Буэнос-Айреса, направленную на раскол единого фронта кредиторов)341.

В принципе правительство Э. Дуальде не оспаривало резонности ключевых требований Фонда, но указывало на невозможность их выполнения в полном объеме «здесь и сейчас», поскольку это могло привести ситуацию в стране к состоянию абсолютной неуправляемости. В результате в отношениях с МВФ основные усилия Буэнос-Айрес направил на постепенное сближение позиций на базе последовательной стабилизации положения в Аргентине. При этом главным для правительства Э. Дуальде, а затем его приемника Н. Киршнера было добиться отсрочки платежей по долгам международным банкам и финансовым организациям [50] и разблокировки кредитных линий, так как без внешнего финансирования стране было крайне сложно выполнять свои обязательства и в конечном счете выйти на траекторию поступательного развития.

Успехом аргентинской дипломатии явилось соглашение с МВФ в июле 2002 г. о предоставлении Буэнос-Айресу годовой отсрочки в погашении долга Фонду в размере около 1 млрд дол. Однако до генерального соглашения было еще далеко. 16 августа в адрес Фонда был направлен аргентинский проект письма о намерениях, учитывавший некоторые требования МВФ, но весьма прохладно воспринятый в Вашингтоне, где продолжали настаивать на ряде пунктов, неприемлемых для Розового дома. В частности, международные финансисты требовали принятия пакета новых налогов и достижения в среднесрочной перспективе профицита бюджета на уровне 4–5 % ВВП. Ни то, ни другое было ни политически, ни технически невозможно, поскольку первая мера (будь она принята) задушила бы остатки предпринимательской активности, а вторая могла окончательно «добить» еще остававшиеся программы социальной поддержки неимущих слоев населения, находившихся в отчаянном положении. Твердая позиция позволила Аргентине сохранить тенденцию к восстановлению экономического роста и не допустить нового социального взрыва. Конкретным знаком некоторого улучшения ситуации в стране стала объявленная 22 ноября 2002 г. отмена «corralito». С начала декабря в свободный денежный оборот поступило свыше 21 млрд песо, в течение года замороженные на банковских счетах. Одновременно было заявлено о планах некоторого повышения тарифов на коммунальные услуги (на этом особенно настаивал МВФ).

Между тем в самом Фонде обозначилось расхождение во мнениях. Накануне Рождества 2002 г. «железная леди» Э. Крюгер заявила: «Для соглашения с Аргентиной все еще отсутствуют необходимые условия», что вызвало возражения членов Совета директоров, которые настаивали на скорейшем подписании соглашения342. Нужно отдать должное аргентинской стороне: администрация Э. Дуальде воспользовалась ситуацией, и 16 января 2003 г. Р. Лаванья подписал соглашение с МВФ, за которое Буэнос-Айрес боролся 11 месяцев. Соглашение имело принципиальное значение. Во-первых, это означало урегулирование отношений не только с Фондом, но и с другими финансовыми организациями: Всемирным банком и Межамериканским банком развития. Тем самым достигалась тактическая цель разбить единый фронт кредиторов. Во-вторых, в чисто техническом плане Аргентина обретала крайне необходимую ей финансовую передышку, поскольку получала согласованную отсрочку платежей по долгам МВФ, ВБ и МАБР на общую сумму свыше 16 млрд дол.343

Усилия аргентинского правительства и всего общества в 2002–2004 гг. позволили остановить уже превратившееся в доминанту национального развития сползание страны в экономическую пропасть, сдержать процесс дальнейшего разрушения хозяйственной и политической жизни государства. Но беспрецедентная глубина падения обусловила чрезвычайно болезненный сценарий выхода из кризиса, потребовала значительных жертв и нестандартных решений. Работа по восстановлению нарушенных механизмов общественного воспроизводства властно диктовала необходимость национальной консолидации и вывода населения из состояния политического отчаяния.

Социальное положение и проблема бедности

При всей сложности и многогранности экономических задач восстановительного периода самым драматичным для Аргентины стал социальный шок, потрясший всю нацию. Вполне можно констатировать, что именно протестный общественный взрыв в декабре 2001 г. покончил (по крайней мере, на время) с неолиберальным экспериментом и вынудил местный правящий класс приступить к реформированию рыночных реформ 1990-х годов [51] .

В период 1998–2002 гг. произошло максимальное за всю аргентинскую историю ухудшение определяющих социальных показателей: индексов безработицы и бедности (см. рис. 8.1). Как видим, более половины населения страны оказалось за чертой бедности, а работу потерял каждый четвертый экономически активный аргентинец.

Рис. 8.1. Основные параметры социального кризиса (в %)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810.2004). P. 466; Argentina Macroeconomic Databook, осtubre 2008. www.ecometrica.com.ar

Приведем ряд данных, характеризующих динамику роста числа и положение «новых бедных». В период с октября 2001 г. по октябрь 2002 г. количество граждан, живших (по принятым критериям) в условиях бедности и нищеты, возросло на 7,3 млн чел., т. е. в среднем увеличивалось на 600 тыс. в месяц. Одновременно произошло резкое акцентирование дифференциации доходов. Этот процесс зародился еще в середине 70-х годов XX в., но особенно ускорился в ходе неолиберальных реформ, а затем кризисных потрясений начала нового века. Если в 1974 г. на долю 10 % самого необеспеченного населения приходилось 2,3 % валового национального дохода, то в 2002 г. этот показатель снизился более чем вдвое и составил 1,1 %. В то же время доля 10 % наиболее состоятельных граждан возросла с 28,2 до 37,6 %. Таким образом, разрыв между этими группами, даже по официальным данным, составил порядка 35 раз, а на самом деле был еще больше, так как хорошо известны десятки способов богатой части населения скрывать истинные масштабы доходов. Как бы подтверждая это, министр внутренних дел в правительстве Н. Киршнера Анибаль Фернандес указал, что соотношение между доходами 10 % самых богатых и 10 % самых бедных как минимум составляло 40:1344.

Чрезвычайные экономические обстоятельства, в которых в период рецессии, а затем кризиса оказалась значительная часть аргентинского общества, и неспособность властных структур решить их материальные проблемы заставили миллионы обездоленных аргентинцев изыскивать любые способы самосохранения. В частности, приспособление населения к жесткому режиму выживания в условиях кризиса проявилось в резком увеличении числа так называемых «картонерос» — собирателей картона и бумаги (выражаясь нашим языком – макулатуры), которые десятками тысяч ежедневно приезжали в столицу из бедных районов Большого Буэнос-Айреса и вели «раскопки» в грудах городского мусора, выбирая то, что можно продать на утилизацию. Причем в числе «картонерос» все чаще встречались представители среднего класса.

Изменения в условиях жизни большинства аргентинцев обусловили быстрое распространение и такого феномена, как движение пикетчиков («пикетерос»). Следует заметить, что пикеты как форма социального протеста известны в Аргентине с начала XX в. Тогда их организаторами выступали анархисты и социалисты, превратившие пикетирование в одну из популярных форм борьбы рабочего класса. Современный этап развития борьбы «пикетерос» берет начало в июне 1996 г., когда сотни уволенных рабочих нефтяной компании ЯПФ заблокировали национальную автостраду № 22, протестуя против закрытия их предприятия. В последующие годы практика пикетирования (причем не только дорог, но и промышленных предприятий, банков, магазинов, общественных и государственных учреждений) нарастала, как снежный ком: в 1998 г. – 51 пикет, в 1999 г. – 252, в 2000 г. – 514, в 2001 г. – 1383, в 2002 г. – 1609 пикетов. В июле 2001 г. прошла Первая национальная ассамблея пикетчиков , продемонстрировавшая их стремление к координации действии в масштабах страны. «Пикетерос» превратились в реальную общественную силу, выставлявшую условия государственной власти и нередко добивавшуюся удовлетворения своих требований.

Правительства Э. Дуальде и Н. Киршнера долгое время не располагали достаточными возможностями для решительного подавления «пикетерос», даже когда имели место очевидные нарушения закона и происходили кровавые столкновения с силами правопорядка. Розовый дом предпочитал занимать выжидательную позицию, не отказываясь от контактов с лидерами пикетчиков и явно рассчитывая, что постепенное улучшение экономического положения снизит накал страстей и движение «пикетерос» пойдет на убыль. Неудивительно, что такая позиция властей являлась объектом критики как со стороны значительной части истеблишмента (в том числе и в перонистской партии), так и в ряде ведущих средств массовой информации. В частности, на страницах крупнейшей в стране газеты «Кларин» Н. Киршнеру постоянно бросали упреки в бездеятельности перед лицом беспорядков, провоцируемых пикетчиками.

Еще одно неординарное общественное явление (хорошо, впрочем, известное россиянам), получившее распространение в Аргентине в годы кризиса, – бартер, т. е. натуральный обмен. В начале текущего столетия аргентинская экономика вошла в состояние, которое в науке называют «ригидным». Это означает сочетание низкого платежеспособного спроса с высокими производственными издержками, следствием чего становится сокращение прямых денежных продаж и возникает необходимость применения специальных форм неденежных расчетов. Не имея наличных денег, тысячи аргентинцев в различных районах страны объединились в своего рода «супермаркеты бедных», где происходил прямой обмен одних товаров или услуг на другие. Впервые подобный «шопинг» появился в 1995 г. в одном из районов Большого Буэнос-Айреса, но «расцвет» бартера пришелся на 2001–2002 гг. К августу 2002 г. эта практика охватила до 6 млн человек, которые осуществляли свои обменные операции в 8 тыс. «бартерных клубов», разбросанных по всей стране345.

Некоторая часть доведенных кризисом до отчаяния людей прибегла к такому экстраординарному методу, как захват предприятий с целью не допустить их остановки. По состоянию на 2004 г. в Аргентине имелось порядка 200 контролируемых трудящимися компаний, чьи хозяева либо объявили себя банкротами, либо просто покинули свою собственность. Рабочие и служащие этих фирм отказались прекратить производство и взяли управление в свои руки. Вновь зазвучали уже почти забытые за время неолиберальных реформ слова: солидарность, самоуправление, социальная ответственность. В числе предприятий, занятых рабочими, были металлургические заводы и текстильные фабрики, типографии и транспортные фирмы, гостиницы и рестораны. В ряде случаев речь шла о сравнительно крупных производствах, известных всей стране. Например, «Аврора Грюндиг» (электроника), «Брукман» (одежда и текстиль), «Санон» (керамическая плитка)346.

Отмеченные явления – это были своего рода «резервы выживания» аргентинцев в условиях острейшего кризиса. Они носили вынужденный и в принципе нездоровый характер, поскольку обращение к ним шло вразрез с общепринятыми нормами социально-экономического и политического развития, провоцировали напряженность и нередко вели к прямым столкновениям различных общественных сил. В этом противоречивость ситуации. С одной стороны, захват предприятий их работниками, движение «пикетерос», распространение бартерных операций, рост числа «картонерос» и т. д. выполняли роль амортизатора кризисных трудностей , с другой – вызывали очевидные негативные последствия для настоящего и будущего страны, вели к ее маргинализации и отбрасывали в прошлое. К тому же потенциал такого рода амортизаторов всегда весьма ограничен. Например, невозможно было бесконечно наращивать количество «картонерос» или перегородить пикетами все дороги страны.

Вместе с тем ряд инициатив «снизу» нес существенный положительный заряд. Так, массовые протесты в декабре 2001 г. породили новую для Аргентины структуру социальной мобилизации: народные ассамблеи. Вначале это был чисто столичный феномен, но очень быстро он «получил прописку» и в других городах и провинциях: Кордове, Санта-Фе, Рио-Негро, Неукене, Сан-Хуане, Ла-Пампе, Энтре-Риос. Всего к началу 2003 г. в стране насчитывалось 272 ассамблеи, которые взяли в свои руки решение самых разнообразных проблем, затрагивающих насущные интересы граждан: материальная и моральная поддержка безработных, организация специальных столовых для малоимущих, общественный контроль за формированием муниципальных бюджетов и расходованием средств и т. д. Деятельность ассамблей привлекла к себе широкое внимание общественности и средств массовой информации как одна из форм «прямой демократии», отразившей стремление простых аргентинцев тем или иным путем компенсировать неспособность власти если не парализовать, то хотя бы смягчить негативные процессы, развивавшиеся в Аргентине в обстановке кризиса. При этом в консервативных кругах навязчиво указывали на потенциальные опасности, якобы исходившие от народных ассамблей. «Нужно иметь в виду, – писала, например, газета «Насьон», – что такого рода механизмы народных обсуждений таят угрозу, поскольку в силу своей природы могут перерасти в мрачную модель принятия решений наподобие (большевистских. – П.Я.) «советов», когда небольшая кучка идеологических активистов манипулировала лирически настроенным большинством»347.

Другие аналитики были настроены более оптимистично. Так, П. Бродер усмотрел в ассамблеях определенные элементы нового государственного устройства, новой демократии, идущей на смену дискредитировавшей себя политической системе. «Ни один из политиков последнего времени, – писал этот автор, – не мог и не может моментально мобилизовать такие массы населения, какие собирали народные ассамблеи»348. Все это справедливо, но верно и то, что рожденные в условиях глубокого массового разочарования в политиках и в политике ассамблеи сами стали ареной противоборства между теми, кто хотел сохранить эти организации в роли защитников конкретных интересов конкретных людей, и теми, кто пытался использовать их в борьбе за власть.

В таком сложном социальном контексте перед страной со всей остротой встала задача не только стабилизировать макроэкономическую ситуацию (что правительству Э. Дуальде в целом сделать удалось), но и «разрубить гордиев узел проблем» – окончательно переломить негативные тенденции, выйти из кризиса, обеспечить подъем общественного производства и на этой основе решить самые неотложные социальные вопросы, устранить возникшие уродливые явления. Ответ на вопрос: как это сделать? – стал предметом напряженных идейных дискуссий в аргентинском обществе, в первую очередь по проблемам экономической стратегии.

Международное измерение аргентинского кризиса

Крах аргентинской неолиберальной модели по своим последствиям вышел за национальные рамки и оказал негативное воздействие на ситуацию в Латиноамериканском регионе, привнеся в нее дополнительные элементы неуверенности и неустойчивости. К счастью, «эффекта домино », которого опасались многие наблюдатели, не произошло. «Аргентинская кризисная инфекция оказалась нейтрализованной…» – отмечалось в мировой печати349. Но сама Аргентина была крайне заинтересована в политической солидарности и деловом сотрудничестве латиноамериканских государств на этапе экономического восстановления.

Актуальными задачами аргентинских властей были улучшение международного имиджа страны, серьезно пострадавшего в период кризиса, и такая организация иностранных контактов Буэнос-Айреса, которая могла помочь процессу национального экономического и политического возрождения. «Перестройка внешних связей, как в отношениях с международными финансовыми организациями, так и по дипломатическим каналам с основными государствами мира, стала одной из первых инициатив нового правительства», – писала в редакционной статье газета «Кларин»350.

Политически важно было в кратчайшие сроки добиться интернациональной поддержки нового курса Розового дома, прежде всего, со стороны латиноамериканских партнеров. Энергичные действия аргентинского МИДа (его работу возглавил видный деятель перонизма Карлос Рукауф) позволили уже в середине января 2002 г. на встрече министров иностранных дел стран – членов МЕРКОСУР четко сформулировать позицию, благоприятную для правительства Э. Дуальде. «Аргентина, – подчеркнула, в частности, представитель Чили Соледад Альвеар, – продемонстрировала свою способность выйти из политического кризиса конституционным путем»351. По этому поводу аргентинская печать писала, что «МЕРКОСУР прикрыл Дуальде политическим щитом»352. Поддержка южноамериканских соседей проявилась и на саммите МЕРКОСУР 18 февраля того же года, где положение в Аргентине стало главным пунктом повестки дня. Участники встречи выразили солидарность с усилиями правительства Э. Дуальде стабилизировать обстановку в стране и призвали международные финансовые организации «отнестись с пониманием» к возникшим в Аргентине проблемам. Благодаря конструктивной позиции бразильского президента Фернандо Энрике Кардозо на саммите удалось достичь договоренности о придании дополнительного импульса «забуксовавшим» в условиях кризиса интеграционным процессам на юге региона. Лидеры Аргентины и Бразилии сошлись в том, что одним из препятствий к росту внутрирегиональной торговли в последние годы был завышенный обменный курс аргентинской валюты и что выход из режима «конвертируемости» устранял данное препятствие353.

Активную и очень ценную поддержку аргентинскому руководству оказал тогдашний президент Межамериканского банка развития Энрике Иглесиас. Как писал впоследствии Э. Дуальде, «этот уругвайский друг боролся за Аргентину и в международных кредитных организациях, и в ходе своих переговоров в США и Европе»354. В середине февраля 2002 г. Буэнос-Айрес посетил канцлер Германии Герхард Шрёдер – первый глава правительства одной из стран «Большой семерки», побывавший в Аргентине во времена кризиса. В Розовом доме его визит восприняли как дружественный жест, продемонстрировавший доверие немецких деловых кругов к экономическим планам аргентинских властей, и максимально использовали результаты переговоров, чтобы подготовить необходимую международно-политическую почву для снятия возникшей напряженности в отношениях с другими европейскими странами и продвижения вперед в контактах с МВФ.

Двусмысленную позицию в отношении правительства Э. Дуальде заняла вашингтонская администрация. Как вспоминает сам аргентинский лидер, в телефонном разговоре президент Дж. Буш назвал Аргентину «дорогим другом США» и пообещал «не оставить страну один на один с ее проблемами». Однако в конкретном плане Белый дом настаивал на выполнения Розовым домом неприемлемых для аргентинских властей требований МВФ. Такая линия официального Вашингтона воспринималась в правящих сферах Буэнос-Айреса «как издевательство»355.

И все же главным было то, что соседи по региону не отгородились от аргентинских проблем. В самые тяжелые первые месяцы 2002 г. не было недостатка в официальных заявлениях в поддержку Аргентины как на национальном, так и на региональном уровне. С предложением к международному сообществу оказать Буэнос-Айресу срочную финансовую помощь обратился на Мировом экономическом форуме в Нью-Йорке президент Перу Алехандро Толедо. В мае 2002 г. с идеей создать региональный фонд поддержки Аргентины выступил постоянный секретарь Латиноамериканской экономической системы Отто Бойе. По его мнению, латиноамериканские страны должны были проявить региональную солидарность и помочь братской стране в трудный момент, поскольку «подобное может случиться с каждым»356.

Эти и многие другие проявления солидарности имели, бесспорно, позитивное значение, оказали аргентинскому народу и правительству важную моральную поддержку. Вместе с тем нужно ясно представлять ограниченность материальных возможностей латиноамериканских государств в плане предоставления прямой экономической помощи. Впрочем, Буэнос-Айрес на это и не надеялся. Расчет был на другое: использовать механизмы двустороннего и регионального сотрудничества в целях обеспечения рынков для аргентинских производителей и решения конъюнктурных и стратегических хозяйственных проблем.

В данном контексте на передний план выступала судьба МЕРКОСУР – самого мощного центра торгово-экономической интеграции в регионе, переживавшего в начале текущего столетия не лучшие времена из-за кризиса в Аргентине и экономических трудностей Бразилии. Наряду с позитивными примерами взаимодействия и сотрудничества (наподобие упоминавшейся совместной поездки в Китай предпринимателей двух стран), имели место и тенденции другого рода. Так, опасность ослабления МЕРКОСУР порождали, в частности, внутриблоковые торговые войны, постоянно возникавшие между различными группами аргентинских и бразильских промышленников за больший доступ на рынки друг друга. Вспышки противоречий, сопровождавшиеся взаимными обвинениями в недобросовестной конкуренции, затронули целый ряд ключевых отраслей: автомобилестроение, производство бытовой электроники, мукомольную, пищевую, обувную, текстильную. В этих условиях от Буэнос-Айреса и Бразилиа потребовались немалые усилия, с тем чтобы, во-первых, не допустить перерастания отраслевых противоречий во всеобщий конфликт, а во-вторых, изыскать новые, дополнительные резервы для углубления регионального сотрудничества, укрепления интеграционных институтов. Определенное значение в этом плане имело создание на саммите в Монтевидео в декабре 2003 г. Постоянной комиссии МЕРКОСУР во главе с Э. Дуальде (он к тому времени уже ушел с поста президента), а также регулярные встречи и консультации нового главы государства Н. Киршнера с лидерами Бразилии, Уругвая, Парагвая, Боливии и Чили.

Активная экономическая дипломатия Буэнос-Айреса в сочетании с процессом оздоровления аргентинской экономики способствовала тому, что МЕРКОСУР пережил кризисные испытания и подтвердил свою репутацию ведущего торгово-экономического интегратора региона. Признанием этого могли служить такие факты: подписание договора о свободной торговле с Андским сообществом, присоединение к МЕРКОСУР в качестве ассоциированных членов Чили, Боливии, Перу и Венесуэлы, а Мексики – в роли наблюдателя. Более того, воодушевленные достигнутым результатом, Э. Дуальде и Н. Киршнер, при поддержке президента Бразилии Луиса Инасио Лулы да Силва, начали прорабатывать идею создания единого политического пространства в Южной Америке в формате Южноамериканского сообщества наций351.

По общему мнению многих представителей политических, деловых и научных кругов южноамериканских государств, отношения между Аргентиной и Бразилией – главная ось, вокруг которой выстраивается экономическое будущее региона. В специальном исследовании «К новой международной стратегии. Вызов Нестора Киршнера» особо отмечалась актуальность активного взаимодействия двух стран в таких областях, как развитие интеграционных процессов, реализация совместных научно-технических проектов прикладного характера и борьба с бедностью358. В этом же русле в 2004 г. в деловых и официальных кругах начал интенсивно дискутироваться вопрос о принятии единой денежной единицы, которая постепенно могла бы заменить национальные валюты стран – членов МЕРКОСУР. «Наступает момент для выработки наднациональных механизмов валютного сотрудничества», – подчеркивалось в данной связи в специальном аналитическом документе, подготовленном аргентинскими финансовыми экспертами359.

Налаживание всестороннего аргентино-бразильского взаимодействия выступало как абсолютно необходимый для обеих стран, но сложный и противоречивый процесс, что являлось закономерным следствием разнонаправленной игры национальных и региональных экономических и политических сил, наличия объективных несовпадений конкретных интересов хозяйствующих субъектов в Аргентине и Бразилии. Но главное, что сыграло роль в сложный кризисный период и сохранило свое значение до сих пор: у двух крупнейших государств Латинской Америки нет реальной альтернативы поступательному развитию и углублению двустороннего сотрудничества в рамках региональных интеграционных процессов. «Больше диалога и здравого смысла» – вот, по мнению газеты «Кларин», залог успеха в аргентино-бразильских отношениях360.

Политическое взаимодействие с партнерами по МЕРКОСУР позволило Буэнос-Айресу акцентировать внимание участников саммита Америк (Монтеррей, январь 2004 г.) на неотложных социальных проблемах латиноамериканских стран. Президент Н. Киршнер воспользовался участием в форуме, чтобы лишний раз обозначить те трудности, с которыми сталкивается Аргентина в отношениях с МВФ и другими финансовыми организациями, поскольку последние своими чрезмерно жесткими требованиями затрудняли процесс восстановления аргентинской экономики. Эмоциональная речь Н. Киршнера была с пониманием и энтузиазмом воспринята лидерами других стран региона, хорошо знакомых с практикой мировых финансовых институтов. «В Монтеррей стоило ехать только за тем, чтобы это услышать (речь Н. Киршнера. – П.Я.)» — так отозвался о выступлении аргентинского руководителя президент Венесуэлы Уго Чавес361.

Лидеры Бразилии и Венесуэлы поддержали позицию Аргентины в диалоге с МВФ и в ходе саммита Группы 15 [52] в Каракасе в конце февраля 2004 г. В данном случае речь шла уже о более широком, нежели региональный, формате солидарных выступлений развивающихся стран, поскольку в этом объединении, наряду с Латинской Америкой, представлены Азия и Африка.

Важной гранью сотрудничества Буэнос-Айреса с партнерами в регионе становилось все более эффективное взаимодействие (в некотором смысле – симбиоз) аргентинского государства и национального бизнеса, стремление превратить последний в стратегическое продолжение первого. К решению этой задачи привлекались интеллектуальные, информационные и административные ресурсы Розового дома, которые направлялись на обеспечение экспансии аргентинских бизнес-структур на рынках латиноамериканских стран. Пример тому – организация при активной и всесторонней поддержке официального Буэнос-Айреса многочисленных поездок предпринимателей в государства региона. В частности, регулярными стали визиты представительных делегаций аргентинских бизнесменов в Бразилию и Мексику. В конце июля 2004 г. на венесуэльском острове Маргарита прошел раунд переговоров руководителей 75 ведущих фирм Аргентины с их местными партнерами. В результате были заключены многомиллионные контракты на дорожное строительство, поставки турбин для гидроэлектростанции Макагуа, продажу в Венесуэлу сои, мясомолочных продуктов, вина, фруктов и других традиционных товаров аргентинского экспорта. Правительство Н. Киршнера не без оснований считало, что последовательная реализация описанной выше политики позволит закрепить и расширить позиции компаний Аргентины в регионе, укрепит взаимодействие и сотрудничество деловых кругов латиноамериканских стран, обеспечит Буэнос-Айресу дополнительную политическую и моральную поддержку на сложном этапе посткризисного транзита.

Глава 2 Неоиндустриальная модернизация (четвертая волна)

В экономическом смысле я – десарролъист. У меня не дрогнет рука принять те решения, которые будут необходимы.
Нестор Киршнер

В 2003–2008 гг. развитие аргентинской экономики характеризовалось стабильно высокими, «китайскими» темпами роста (см. рис. 9.1). После четырех кризисных лет этот для многих неожиданный феномен получил широкое признание362 и вызвал пристальный интерес международных деловых кругов, правительственных чиновников и экспертов к вопросу о перспективах дальнейшего хозяйственного, социального и политического развития страны, ее будущности в глобализирующемся мире.

Рис. 9.1. Изменение ВВП Аргентины (в %)

Источник. INDEC – http://www.mecon.gov.ar

Особую интригу этому сюжету придало вполне понятное опасение, что новый экономический подъем – один из многих эпизодов конъюнктурного и циклического характера, который неизбежно сменится очередной рецессией и кризисом, как это неоднократно случалось в турбулентном прошлом. Профессор Университета Буэнос-Айреса Альберто Мюллер в данной связи подчеркивал, что кризисы в Аргентине в последние три десятилетия происходили с завидным постоянством каждые 6–7 лет: в 1975–1976, 1982, 1989–1990, 1995 и в 2001–2002 гг.363 Следуя такой фаталистической логике, вполне можно было ждать потрясений в 2007–2008 гг. Как бы отвечая на эти страхи, другой экономист, Мигель Бейн, отметил: «Сегодня существуют сомнения относительно долгосрочной перспективы, но они никоим образом не могут остановить хозяйственный рост, поскольку его макроэкономический фундамент – самый прочный за последние 70 лет аргентинской истории»364. Тем не менее мировой кризис 2008–2009 гг. сыграл свою негативную роль, остановив аргентинский экономический спурт. Весь вопрос в том, насколько глубоко внешние факторы могут воздействовать на внутренние процессы, развивающиеся в Аргентине после событий 2001–2002 гг. и приобретающие очертания новой социально-экономической парадигмы.

Подчеркнем, что формирование отличной от неолиберальной модели проходило в специфических политических условиях, отразивших глубокие подвижки в расстановке социальных сил и изменения в общественных настроениях.

Своеобразной иллюстрацией имевших место перемен могут служить президентские выборы 27 апреля 2003 г. и 28 октября 2007 г. В первом случае в борьбе за высшую власть символично столкнулись два перониста: неувядаемый Карлос Менем и губернатор провинции Санта-Крус Нестор Киршнер [53] , как бы олицетворявшие противоположные подходы к проблемам аргентинского развития. Если первый, естественно, в глазах электората ассоциировался с неолиберальным курсом, то второй выступал в качестве сторонника политики, начатой Э. Дуальде (антитеза монетаризма), и пользовался поддержкой действующего президента страны. Оба кандидата в первом туре опередили других претендентов, причем К. Менем вырвался вперед, набрав на два с лишним процента голосов больше, что говорило обо все еще сильных позициях сторонников рыночного фундаментализма в аргентинском обществе. Но дальше произошло нечто невиданное: К. Менем снял свою кандидатуру и Н. Киршнер без голосования во втором туре стал главой государства. За четыре года пребывания у власти он не только добился макроэкономических успехов, но и резко увеличил собственный политический вес, что помогло ему обеспечить преемственность курса.

В декабре 2007 г. президентская власть от Нестора Киршнера перешла к его жене – сенатору Кристине Фернандес де Киршнер, которая уверенно победила на выборах 28 октября того же года, получив свыше 45 % голосов и опередив ближайшего конкурента на 22 процентных пункта. Причем ближайший из ее соперников, выступавший с откровенно неолиберальных позиций бывший министр Р. Лопес Мерфи, не набрал и 1,5 % голосов (в 2003 г. он же собрал более 16 %). Таким образом, аргентинские избиратели определенно высказались в пользу продолжения курса «реформирования рыночных реформ», а сам Н. Киршнер, по выражению писателя Маркоса Агиниса, подтвердил свою репутацию «политического виртуоза»365.

И еще одно замечание. В истории Аргентины было «доброй» традицией, когда почти каждый новый глава государства обрушивался с резкой критикой на своего предшественника и декларировал радикальную смену правительственного курса. С избранием «королевы Кристины» этот «порядок» был нарушен. Ее кабинет позиционировался как идейный союзник Н. Киршнера и ставил целью продолжение и углубление процесса перемен. На этом направлении аргентинские правящие круги существенно продвинулись вперед, накопили значительный потенциал дальнейшего роста, но отнюдь не освободились от сложных проблем, внутренних и внешних рисков.

Идейные баталии вокруг альтернатив развития

В декабре 2002 г. в заполненном людьми актовом зале факультета общественных наук Университета Буэнос-Айреса в течение четырех часов шла презентация экономической программы, подготовленной «Группой Феникс» – коллективом специалистов, поставивших целью разработать концепцию социально ориентированного экономического развития. Представляя исследование, известный ученый, бывший министр экономики Альдо Феррер подчеркнул, что подход авторов «Плана Феникс» (так назвали разработанный документ) базировался на стремлении в максимально сжатые сроки решить первоочередные социальные проблемы. «Принятие этой программы, – сказал А. Феррер, – позволило бы всего за один год покончить с нищетой»366.

Обратимся к основным положениям «Плана Феникс». Прежде всего, бросается в глаза завидный оптимизм авторов, что явилось несколько неожиданным, учитывая все еще драматическое положение Аргентины в конце 2002 г. Но «Группа Феникс» утверждала, что страна способна «встать на ноги», причем может сделать это самостоятельно, опираясь на собственные силы. Откуда проистекала такая уверенность? В документе указывалось на три благоприятных для Аргентины фактора. Первое: наличие неиспользуемых производственных мощностей (до 30 % хозяйственного потенциала), которые могли быть моментально задействованы для удовлетворения внутреннего спроса и обеспечения экспортных поставок. Второе: международная дискредитация позиции МВФ, его рекомендаций, что дало Буэнос-Айресу дополнительные шансы отстоять национальные интересы в переговорах по урегулированию проблемы внешней задолженности. Третье: громадный человеческий потенциал страны, наличие в Аргентине без всякого преувеличения уникальных природных ресурсов, что создавало дополнительные условия для немедленного экономического рывка367.

Для эффективного использования названных факторов авторы «Плана Феникс» предложили целый ряд решений и мер стратегического характера, призванных изменить существовавшую модель развития и обеспечить Аргентине быстрый хозяйственный рост (как минимум, 6 % годовых на период 2003–2007 гг.). Вот эти меры:

? безотлагательное перераспределение доходов в пользу большинства населения и на этой основе ликвидация нищеты, что должно было обеспечить увеличение внутреннего спроса;

? возвращение государству центральной регулирующей и определяющей роли в экономике;

? изменение условий соглашений с иностранными компаниями, приватизировавшими предприятия коммунальной сферы;

? введение валютного контроля и поддержание обменного курса песо, способствующего росту конкурентоспособности аргентинских товаров;

? обеспечение за государством эффективного получения рентных платежей за эксплуатацию невозобновляемых природных ресурсов.

Особая роль в «Плане Феникс» отводилась задачам развития образования, науки и технологий – ключевым, по определению авторов концепции, элементам современного экономического и социального развития. «Мы настаиваем, – указывалось в документе, – на необходимости увеличения ресурсов, направляемых на национальную науку..»368

Очевидно, что базисные положения «Плана Феникс» вполне адекватно отразили настроения значительной части аргентинского общества, а сам документ позиционировался его авторами в качестве программы нового (постнеолибералъного) идейного мейнстрима. Это, впрочем, не означает, что план не встретил противодействия в интеллектуальных кругах Аргентины. Причем критика последовала как «справа», так и «слева». Но если левые расходились с «Группой Феникс» в основном в степени радикализма (например, требовали вообще не вести переговоры с МВФ, а полностью и навсегда прекратить платежи по внешнему долгу), то правые мишенью своих атак избрали главное содержание программы – роль государства в экономике.

На волне критики «Плана Феникс» очень заметно активизировались многие известные адепты неолиберализма в его аргентинской интерпретации. Переждав идейную и политическую смуту, наступившую после бурных событий конца 2001 – начала 2002 г., неолибералы вновь вышли на общественную сцену, когда усмотрели в действиях правительства явный отход от хозяйственной теории и практики 1990-х гг. В этом контексте «План Феникс» рассматривался правыми как идеологическая подпитка националистически настроенных властных кругов и даже как теоретическое обоснование необходимости реформирования (радикального пересмотра) проведенных рыночных реформ. Особенно частыми и резкими выступления неолибералов стали после избрания президентом страны Н. Киршнера, который в целом акцентировал проложенный Э. Дуальде курс на ревизию монетаристской модели и на практике воплотил целый ряд идей «Плана Феникс».

В конце марта 2004 г. в столичном Американском клубе состоялось обсуждение ситуации в Аргентине с участием Марка Майлса, директора известного своими консервативными взглядами «Фонда Наследие» («The Heritage Foundation »), который буквально накануне обнародовал рейтинг стран по критерию «экономическая свобода». Согласно этому списку Аргентина за один год опустилась с 68-го на 116-е место, что у многих аналитиков неолиберального толка вызвало форменную истерику. При этом в фокусе критики оказался тезис «Плана Феникс» о необходимости усиления прямого участия государства в экономике. Так, бывший министр экономики в правительстве Ф. де ла Руа Р. Лопес Мерфи методом антитезы указал на тот непосильный, по его мнению, груз, который вынуждены были нести федеральные и провинциальные власти. «Если суммировать пенсионеров, госслужащих и граждан, получающих те или иные субсидии, то мы получим 9 млн человек, зависящих от государства, а налоги на их содержание платят 2,7 млн аргентинцев. С таким соотношением мы ни к чему хорошему не придем», – утверждал один из тех, кто, находясь в составе правительства, внес немалый вклад в обострение кризисных процессов в стране. Попутно Р. Лопес Мерфи обрушился на «пикетерос», назвав их «варварами, избивающими на улицах стариков»369. Это был уже прямой выпад в сторону Н. Киршнера, которого не переставали упрекать в излишней терпимости в отношении действий пикетчиков.

Подлинной манифестацией любви и преданности неолибералов к реформам 1990-х гг. назвала газета «Пахина 12» крупный семинар экономистов, политиков и журналистов правых взглядов, проведенный в фешенебельном столичном отеле «Шератон» в 2004 г. аргентинской организацией «Fundaci?n Atlas » и германским фондом «Friedrich Naumann». Участники семинара подвергли правительство Н. Киршнера не просто критике, но и прямым нападкам. Хозяин Розового дома был охарактеризован как «популист» и обвинен в организации «идеологических атак» на предпринимателей. Главный редактор газеты «Амбито финансьеро» Хулио Рамос и другие известные деятели в своих выступлениях в самых мрачных тонах обрисовали итоги первого года президентства Н. Киршнера: отсутствие свободы, безопасности, уважения к главенству закона и т. д., а в экономической сфере прямо призвали к восстановлению правил игры 1990-х годов через выдвижение новой либеральной альтернативы макроэкономическому курсу Розового дома370. В известном смысле точку над «i» в дискуссии поставил известный экономист Хорхе Авила, призвавший к фактическому отказу Аргентины от национального суверенитета в вопросах хозяйственной политики, да и вообще в международных делах. Рассуждая в этом русле и, по существу, повторяя зады концепций Р. Дорнбуша и других западных экономистов, сформулированных еще в разгар кризиса 2001–2002 гг., X. Авила утверждал, что единственно возможная для Аргентины формула успешного общественного развития – теснейшая экономическая и финансовая привязка к Соединенным Штатам через отказ от собственной денежной единицы, переход на расчеты в долларах и форсирование создания континентальной интеграционной группировки во главе с Вашингтоном – AЛKA371.

Таким образом, в посткризисный период в Аргентине развернулась серьезная идейная борьба вокруг альтернативных путей дальнейшего социально-экономического и политического развития страны. Острое идеологическое противостояние стало своего рода приметой времени, и это обстоятельство, безусловно, оказало свое воздействие на курс правительства Н. Киршнера в хозяйственной области, повлияло на процесс формирования новой модели роста.

От «Программы К» к «Плану КФК»

Основополагающие подходы Н. Киршнера к вопросам экономической политики были сформулированы в его предвыборной платформе, а затем озвучены в инаугурационной речи 25 мая 2003 г. Центральная идея «проекта Киршнера» (или, как его стали называть, «Программы К»), по собственным словам президента, – «восстановить национальный капитализм, который создаст возможности для вертикальной социальной мобильности». С этой целью предполагалось усилить экономическую роль государства, обеспечить «более справедливое распределение доходов», добиться стабильности в обществе, гарантировать повышение жизненного уровня основной части населения и, следовательно, роста внутреннего рынка – необходимого условия надежного экономического подъема. Похожие тезисы были повторены и год спустя в интервью газетам «Кларин» и «Пахина 12» в связи с первой годовщиной президентства Н. Киршнера.

Речь шла об очередной попытке модернизации социально-экономических структур Аргентины, но на иных идейных основах, чем те, на которых строилась неолиберальная политика. Формулируя новую национальную стратегию, предпосылки которой были созданы администрацией Э. Дуальде, глава государства проявил завидную законотворческую активность: в первый год пребывания у власти он издал 67 правительственных декретов и направил в Национальный конгресс 72 проекта законов372. Это было больше, чем у любого его предшественника на посту президента Аргентины за всю историю страны.

Что реально сделал официальный Буэнос-Айрес для выполнения продекларированных задач? Во-первых, были предприняты конкретные шаги как по осуществлению мер хозяйственного регулирования, так и в плане прямого участия государства в экономической деятельности, в частности путем создания госкомпаний: авиационной и энергетической. Более того, 8 июля 2004 г. Аргентина подписала с Венесуэлой соглашение об образовании совместной межгосударственной нефтяной компании «Петросур». Во-вторых, правительству Э. Дуальде, а затем Н. Киршнера удалось (путем введения новых сборов и усиления контроля) расширить налогооблагаемую базу и улучшить собираемость фискальных платежей. Это дало возможность стабилизировать валютно-финансовое положение страны и добиться первичного профицита государственного бюджета (порядка 3 % от объема ВВП), что, в свою очередь, позволило правительству открыть кредитные линии малым и средним предприятиям, в максимальной степени пострадавшим в условиях кризиса. В-третьих, около 2 млн аргентинцев стали участниками программы социальной помощи малоимущим «Главы семей», что в некоторой степени облегчило их материальное положение и стимулировало внутренний потребительский спрос.

Все это транслировало положительные импульсы в экономику, способствовало переходу от модели падения, характерной для 1998–2002 гг., к модели роста. Нельзя не подчеркнуть: экономический курс кабинета Н. Киршнера прокладывался между Сциллой внутренних проблем и Харибдой бесконечных переговоров с МВФ, который не прекращал оказывать на Буэнос-Айрес давление с целью добиться уступок в пользу кредиторов, понесших убытки из-за дефолта, и компаний, предоставляющих коммунальные услуги (газ, электричество, водоснабжение и т. д.), тарифы на которые были заморожены после отмены «конвертируемости» и девальвации песо. Тактика МВФ была стара, как мир: Буэнос-Айресу обещали новое внешнее финансирование в обмен на повышение внутренних тарифов, достижение договоренностей с кредиторами и дальнейшее увеличение профицита бюджета (главным образом, путем сокращения расходов на социальные нужды).

Правительство Н. Киршнера (так же как и до него кабинет Э. Дуальде) принимало в расчет позицию Фонда, но в полной мере принять его требования не могло. Отсюда постоянное «перетягивание каната», перманентный поиск компромиссов или промежуточных и частичных договоренностей. Для Буэнос-Айреса главным было выиграть время, создать для себя комфортную внешнюю среду, добиться от МВФ поддержки основных направлений экономической политики и укрепить хозяйственное положение. В рамках данной парадигмы отношений потери были неизбежны. Именно давление Фонда сыграло решающую роль в повышении в мае 2004 г. тарифов на газ на 40 %. Это говорило о том, что вынужденные уступки требованиям МВФ оставались суровой реальностью, известным ограничителем способности Буэнос-Айреса в тот момент в полной мере суверенно определять приоритеты развития страны. По мере преодоления последствий кризиса и восстановления динамики хозяйственного развития Розовому дому удавалось ослабить влияние внешних сил и повысить степень самостоятельности в принятии ключевых макроэкономических решений.

Опыт 1990-х гг. показал, что в конкретных условиях Аргентины комбинация внешних (ситуация на мировых товарных и финансовых рынках) и внутренних факторов порождает такую конструкцию экономического роста, в которой сравнительно непродолжительные периоды резкого наращивания хозяйственной активности легко сменяются периодами не менее резкого ее падения. Поскольку нестабильность на мировых рынках сохранялась, то одной из первостепенных задач аргентинского правительства являлось достижение внешней сбалансированности национальной экономики, ее эффективная модернизация и создание механизмов, способных сдемпфировать колебания мировой конъюнктуры и обеспечить плавную (без резких перепадов) динамику развития. Ключевым условием успешной модернизации аргентинской экономики, ее реального оздоровления на принципах «нового капитализма» должен был стать глубоко продуманный и всесторонне аргументированный выбор «точек роста», основных направлений выхода из «неолиберальной ловушки», когда страна в известной мере утратила критически важные ресурсы: человеческие, политические, хозяйственные и финансовые. Эта поистине историческая задача, решение которой определяло будущее аргентинской нации, неизбежно предполагала изменение целого ряда традиционных подходов и инструментов внутренней и внешней политики, и прежде всего в экономической сфере.

Такое положение дел потребовало от правительства Н. Киршнера серьезной интеллектуальной проработки актуальных вопросов аргентинской действительности. Идейное оживление, наблюдавшееся в Аргентине после десятилетия неолиберального доминирования, появление альтернативных концепций национального развития, разброс и острая борьба подходов и мнений – все это создавало благоприятную питательную среду для идеологического прорыва и выдвижения адекватной реалиям, отвечающей стратегическим мегаинтересам аргентинской нации программы модернизации и подготовки страны к переходу в постиндустриальный этап развития. Известную положительную роль, в частности, сыграло создание Экономического и финансового центра развития Аргентины (Cefidar), учрежденного по инициативе Н. Киршнера пятью крупнейшими аргентинскими банками с целью «поощрения исследований и генерирования идей для новой страны»373.

В последнем квартале 2002 г. в экономике Аргентины начался восстановительный рост, и уже в следующем году ВВП вырос на 8,8 %, что явилось наивысшим показателем за десятилетний период. Особенно существенно – на 18 % – возросло промышленное производство, причем тенденция к увеличению продукции просматривалась в таких разных отраслях, как автомобилестроение, пищевая, текстильная, сельскохозяйственное машиностроение. В 2004 г. хозяйственный подъем сохранился, что дало повод многим наблюдателям в Аргентине и за рубежом впервые заговорить о начале процесса хозяйственного выздоровления страны.

Положительные тренды развития реального сектора национальной экономики обусловили заметное оживление внешней торговли, особенно экспортных поставок, объем которых в 2003 г. достиг рекордного за все годы уровня – 29,5 млрд дол. (на 14 % больше, чем в 2002 г.). С этого момента внешнеторговый оборот обрел беспрецедентную для истории страны динамику, которая стала одним из главных стимулирующих факторов ускоренного экономического роста в первом десятилетии XX в.

Укрепление позиций страны на международных рынках явилось свидетельством определенных успехов в деле восстановления хозяйственного потенциала и результатом реализации «Программы К» – правительственной стратегии модернизации, ключевым элементом которой стал поиск путей повышения конкурентоспособности аргентинской экономики. Добившись макроэкономической стабилизации, правительство Н. Киршнера определило девять отраслей (секторов) народного хозяйства, призванных стать «очагами высокой конкурентоспособности» и локомотивами динамичного и – что самое главное – стабильного развития всего национального экономического комплекса.

Case study

«Очаги конкурентоспособности»

Информатика, создание программ информационного обеспечения. На данном направлении Аргентина быстро добилась первых успехов. В результате девальвации песо труд аргентинского программиста, например, стал дешевле, чем у его индийского конкурента (соответственно 11 и 13 дол. в час). Благодаря этому, а также наличию высококвалифицированных специалистов отрасль наращивала производство на 20 % в год, и Аргентина только за один 2003 г. увеличила объем экспорта информационных товаров и услуг почти на 42 % – до 170 млн дол. Главными покупателями выступили США, Испания, Бразилия, Мексика и Чили. В рамках развития данного «очага конкурентоспособности» частный бизнес при поддержке министерства иностранных дел организовал ряд специальных зарубежных поездок с целью продвижения информационных услуг предприятиям агроиндустрии, медицинской и нефтяной промышленности, а также в сфере образования и охраны окружающей среды в ряде испаноязычных стран. Почувствовав благоприятную рыночную конъюнктуру, в Аргентине открыли производства такие глобальные корпорации, как ИБМ, Моторола, НЕК, Индра. В итоге информационный сектор занял достойное место в списке приоритетов правительства Н. Киршнера.

Биотехнология, производство генетически модифицированных семян. Успехи биотехнологии привели к прорывам в продуктивности сельскохозяйственных растений и к созданию новых продуктов с заданными свойствами. Правительство Аргентины в посткризисный период явно сделало крупную ставку на развертывание именно этого направления в науке и технике (по состоянию на 2006 г. в секторе работало свыше 80 компаний с оборотом продаж более 1 млрд песо), вызвавшего, впрочем, немалые споры, в том числе в Национальном конгрессе, в течение ряда лет тормозившем принятие закона, регулирующего развитие отрасли. Между тем впечатляющие результаты достижений биотехнологиио были налицо. Речь, прежде всего, идет о сое. В первом десятилетии текущего столетия на экспорт отправлялось 95 % этой культуры, и соя подтвердила свою роль в качестве главного источника внешнеторговых поступлений – до 25 % всех экспортных доходов. Именно рост производства сои и ее субпродуктов стал толчком к дальнейшему развитию всего агропромышленного комплекса, закрепив и усилив уже сложившиеся тенденции.

Производство сельскохозяйственной техники. Подъем в аграрном секторе породил повышенный спрос на машинотехническую продукцию. В 2003 г. на внутреннем рынке было продано тракторов и комбайнов соответственно на 360 и 430 % больше, чем в 2002 г., что свидетельствовало о преодолении последствий кризиса. При этом национальная продукция отрасли стала уверенно замещать на аргентинском рынке импорт и сама начала превращаться во все более важную экспортную статью.

Использование сжатого газа в качестве горючего для автотранспорта. В первые годы нового века каждый седьмой автомобильный двигатель в Аргентине работал на газе. В связи с постоянным ростом цен на нефть и нефтепродукты, в том числе на бензин, спрос на сжатый газ рос в стране на 25 % в год. Правительство усмотрело в данной тенденции серьезные резервы повышения конкурентоспособности всей национальной транспортной системы и различными методами, включая правовые, стало стимулировать переход на газ большой части автотранспорта.

Индустрия строительных материалов. В значительной степени благодаря реализации государственных планов развития инфраструктуры и строительства жилья данный сектор за 2003 г. вырос на 30 % и «потянул» за собой смежные отрасли экономики: добычу неметаллических минералов, деревообработку, цементную и стекольную промышленность.

Деревообрабатывающая и мебельная промышленность. Эта традиционная отрасль сильно пострадала в 1990-е гг. от зарубежной конкуренции. Девальвация песо и падение импорта изменили ситуацию и сделали сектор конкурентоспособным. Огромные природные лесные массивы (33 млн га) обеспечивают отрасль всем необходимым сырьем, а современные деревообрабатывающие и мебельные предприятия в благоприятных посткризисных условиях стали уверенно не только завоевывать внутренний рынок, но и наращивать экспортные поставки.

Текстильная и швейная отрасли промышленности – еще два новых (старых) «очага конкурентоспособности», возникшие на руинах также традиционных для Аргентины отраслей, возможно, больше других потерявших от открытия местных рынков в период неолиберальных реформ. В посткризисный период пережили бурный этап восстановления своих позиций внутри страны (в 2003 г. продажи практически удвоились) и приобрели бренды международного уровня.

Кожевенная промышленность. Так же как и текстильная отрасль, с трудом пережила времена «тяжелого песо», но после девальвации быстро отвоевывала позиции на внутреннем и мировом рынке. В 2003 г. экспорт продукции сектора превысил 200 млн дол.

И последний в данном перечне, но отнюдь не по значению, «очаг конкурентоспособности» – сектор разного рода культурно-просветительской и рекламной продукции (книги и журналы, телевизионные программы и кинофильмы, коммерческая реклама). Годовой оборот этой отрасли в Аргентине в середине первого десятилетия 2000-х составлял порядка 2,5–3 млрд дол. С экспортным потенциалом сектора смогли напрямую познакомиться и миллионы россиян – зрителей телевизионных сериалов аргентинского производства.

По мере улучшения макроэкономических показателей список отраслей, способных конкурировать на региональном и глобальном уровне, увеличивался, включая в себя как традиционные, так и новые сектора хозяйства. Одно существенное замечание: по мнению Н. Киршнера и его соратников, выделение «очагов конкурентоспособности» не должно было обернуться предоставлением односторонних преимуществ отобранным секторам в ущерб другим отраслям экономики. На этот момент специальное внимание обращали и министры экономики, и другие высокопоставленные чиновники. Но в то же время признавалось, что наиболее конкурентоспособным секторам будет оказываться приоритетная управленческая, информационная, финансовая и техническая помощь по линии министерств экономики, производства, индустрии и туризма, иностранных дел, труда и образования, а также Межамериканского банка развития. В ряде случаев не исключались и налоговые льготы, а также меры по некоторому ограничению зарубежной конкуренции. На данном примере просматривалось понимание правительством Н. Киршнера, с одной стороны, императивного характера всесторонней поддержки «очагов конкурентоспособности», а с другой – сопряженных с этим рисков допустить нежелательные перекосы в экономике, разделить ее на «чистых» и «нечистых». Общемировая практика показывает, что главная опасность лежит в области бюрократических процедур, которые способны извратить любое полезное начинание. В Аргентине с бюрократией все в порядке. Проведение взвешенной промышленной политики от фатальных ошибок отделяет очень тонкая грань. Одним из вызовов для аргентинского руководства стало эту грань не перейти.

С приходом к власти К. Фернандес де Киршнер линия на структурную модернизацию экономики сохранилась. Госпожа президент подтвердила верность принципам проводимой макроэкономической политики и намерение углублять процесс перемен, начатый Э. Дуальде и Н. Киршнером. Как заявил министр экономики Мартин Лусто, «мы подтверждаем макроэкономические ориентиры. Теперь нужно работать на микроуровне. Я лично буду вести переговоры с каждым сектором экономики…»374. В рамках программы, получившей наименование «План КФК», новая администрация (в ней сохранились ключевые фигуры прежнего кабинета) продолжила моделирование стратегии государственного регулирования и преимущественной опоры на внутренние факторы роста, приоритетного внимания к социальным проблемам. Вместе с тем были расставлены дополнительные акценты: совершенствование национальных институтов, дальнейшая диверсификация экономики, расширение участия в мирохозяйственных связях и международной политике. Правительство «королевы Кристины» провозгласило главной политической задачей поддержание высоких темпов экономического роста и с этой целью обещало сосредоточить усилия на:

? создании реальных стимулов для инвестиций в производственной сфере (в частности, путем удешевления банковского кредита);

? решении проблем энергоснабжения;

? снижении уровня инфляции до приемлемых размеров;

? достижении договоренности между профсоюзами и предпринимателями о темпах роста заработной платы, учитывающих динамику производительности труда;

? консолидации первичного бюджетного профицита на уровне порядка 3,0 % ВВП;

? нормализации внешнего финансового положения страны, в первую очередь путем урегулирования долговой проблемы с Парижским клубом375.

Обобщая, можно сделать вывод, что аргентинские власти ставили перед собой достаточно сложную и амбициозную задачу: переломить исторически сложившуюся тенденцию «рваного ритма» хозяйственного развития и обеспечить условия для долговременного экономического роста, гарантирующего максимально полную занятость, сокращение уровня бедности, искоренение нищеты и более высокую степень социальной справедливости.

Страна в фазе хозяйственного подъема

Сентябрь 2008 г. стал 70-м месяцем непрерывного поступательного роста аргентинской экономики, которая, как писала местная печать, весь этот период « развивалась с крейсерской скоростью »376. В 2003–2008 гг. ВВП страны в неизменных ценах увеличился более чем на 70 %. Такого хозяйственного «рывка» не фиксировалось с 1907 г.377 В 2008 г. по сравнению с кризисным 2002 г. экспорт возрос более чем вдвое, валютные резервы – почти в 5 раз, государственный долг сократился на 25 % (см. табл. 9.1).

2005 год явился в известном смысле переломным в процессе восстановления аргентинской экономики после разрушительного кризиса начала века. Во-первых, именно в 2005 г. объем ВВП превысил исторически максимальный уровень, достигнутый в докризисном 1998 г. Во-вторых, был зафиксирован рекордный с 1992 г. годовой прирост ВВП – 9,2 %. В-третьих, страна преодолела психологически важный рубеж показателя экспортных поставок – 40 млрд дол. В-четвертых, Буэнос-Айрес, как будет показано в гл. 10, провел в целом успешную реструктуризацию государственного долга и осуществил полную выплату задолженности МВФ. И в-пятых, в основных чертах завершилось формирование стратегического курса дальнейшего социально-экономического развития страны – курса на модернизацию. Последнее, в частности, было связано и с некоторыми важными перестановками в правительстве, обеспечившими укрепление генеральной линии президента Н. Киршнера.

Таблица 9.1 Основные макроэкономические показатели (2001–2008 гг.)

Составлено по: INDEC, Anuario Estadistico; INDEC Informa, Septiembre 2009.

В структурном отношении главной движущей силой хозяйственного роста Аргентины остался агропромышленный комплекс. Качественные изменения, происшедшие в 1990-е гг. в аграрном секторе, а также в промышленности, занимающейся переработкой сельскохозяйственного сырья, были закреплены благодаря выгодному для производителей и экспортеров обменному курсу национальной валюты и в целом положительной конъюнктуре мирового рынка продовольственных товаров. В специальном исследовании «Стратегические направления развития производства в Аргентине», подготовленном экспертами министерства экономики в мае 2007 г., отмечалось, что на долю АПК приходилось порядка 30 % ВВП и 35 % общего числа занятых378. Это – цифры, которые говорят сами за себя. Важен и эффект мультипликатора: динамичное развитие АПК стимулировало рост других секторов экономики. Но, несмотря на достигнутый прогресс, на рубеже столетий аргентинское сельское хозяйство по ряду важных показателей (уровень механизации и химизации, урожайность отдельных культур и т. д.) все еще уступало высокоразвитым странам379. Дальнейшая модернизация АПК и повышение его эффективности стало одним из важнейших национальных вызовов первого десятилетия нынешнего века. В 2007 г. Аргентина собрала рекордный в своей истории урожай зерновых и зернобобовых – 97 млн т, или свыше 2,3 т на душу населения (в 6–7 раз больше среднемирового показателя). Одновременно происходило стабильное наращивание производства многих других видов сельскохозяйственной продукции. По ряду позиций – соя, кукуруза, пшеница, подсолнечник, растительные масла, говядина, свежие фрукты, включая цитрусовые, и т. д. – страна либо закрепилась на передовых рубежах мирового производства, либо приблизилась к ним. В первую очередь это касается сои, сбор которой за полтора десятилетия вырос почти в четыре с половиной раза (см. табл. 9.2).

Таблица 9.2 Сбор зерновых и масличных культур (млн т)

Составлено по: http:/www/eclac/cl/argentina/noticias/; www.mecon.gov. с om. ar.

Обращает на себя внимание и значительное увеличение производства кукурузы, пик которого пришелся на 2007 г. – 22,5 млн т. Причем эксперты подчеркивали беспрецедентный рост урожайности этой культуры: с 36 квинталей [54] с 1 га в 1980-е гг. до 75 квинталей в 2005 г. Последний показатель находился практически на одном уровне с рекордной урожайностью знаменитого «кукурузного пояса» США380.

Многие данные свидетельствуют о том, что расширение АПК в первом десятилетии нынешнего века происходило по следующим основным направлениям.

Первое. В Аргентине уже сложились и продолжают формироваться так называемые производственные агропромышленные цепочки, включающие в себя самые различные предприятия, занятые выращиванием сельскохозяйственных продуктов, их переработкой, транспортировкой, сбытом, а также, что крайне важно, банковские учреждения, финансирующие национальный АПК. Пример такого рода взаимодействия – созданная в конце

2004 г. Ассоциация цепочек аргентинской сои, одним из членов-учредителей которой стала Ассоциация банков Аргентины, объединяющая частные иностранные финансовые учреждения, действующие в стране381.

Второе. Динамично развивалась агрохимическая отрасль, обеспечивающая интенсивную химизацию сельского хозяйства. Как отмечено в упомянутом исследовании министерства экономики, агропромышленный комплекс становится «технологически насыщенным»382. Например, заметно окрепла собственная (национальная) промышленность сельскохозяйственных удобрений, фактическое отсутствие которой долгие годы являлось слабым звеном АПК. Так, было организовано производство наиболее эффективного вида химических удобрений – карбамида (мочевины), ранее полностью импортируемого, а в конце августа 2006 г. в городе Пуэрто де Сан-Мартин (провинция Санта-Фе) была открыта первая в Аргентине фабрика, выпускающая простой суперфосфат – удобрение, широко используемое при выращивании сои. Мощность нового предприятия (300 тыс. т удобрений в год) позволяет не только обеспечить внутренние потребности, но и экспортировать продукцию в соседние южноамериканские государства383. Предприятие по выпуску серных удобрений мощностью 140 тыс. т в год построил в провинции Буэнос-Айрес бразильский концерн «Петробраз».

Третье. АПК все больше диверсифицируется. Растущую роль в нем начали играть сектора, раньше не имевшие существенного значения для экономического развития страны и ее внешней торговли. Это касается производства свинины, конины, некоторых видов фруктов (яблоки, груши, цитрусовые), меда, а также мяса птицы. Последняя позиция особенно показательна: рост этого сектора уже более десятилетия составляет в среднем около 10 % в год. В 2007 г. объем производства составил 1 300 тыс. т (в 2003 г. – 760 тыс. т). Значительных объемов достигло производство свежих фруктов, вина, меда. Появились возможности восстановить утраченные еще в 70-е годы прошлого века позиции одного из ведущих производителей говядины384.

Четвертое. Наблюдалось растущее применение новых технологий и прогрессивных методов хозяйствования. Характерно, что прямой сев (технология беспашенного земледелия) к середине первого десятилетия XXI в. охватил уже 70 % всех посевных площадей. Это – лишнее свидетельство перехода подавляющего большинства сельскохозяйственных производителей на современные способы обработки почвы.

И пятое. В последние годы имело место ощутимое укрепление машинотехнической базы аграрного сектора, в том числе за счет развития национального сельскохозяйственного машиностроения.

Все перечисленное закрепило Аргентину в качестве одного из ведущих игроков на международных рынках сельскохозяйственных товаров. Она вошла в первую пятерку экспортеров зерновых (вместе с США, Канадой, Евросоюзом и Австралией)385, а по оценкам ВТО и ФАО, стала 8-м по значению мировым производителем продовольствия и 7-м – его экспортером386. Интересен и такой факт: по утверждению директора «Фонда ЭкспортАр» Марсело Элисондо, Аргентина близка к тому, чтобы занять первое место в мире по производству продовольствия на душу населения.

Принципиальную важность имело то, что в посткризисный период опережающими темпами развивалась обрабатывающая промышленность. Была остановлена тенденция к сокращению доли индустриальных отраслей в ВВП. Статистика свидетельствует: после рецессии и обвального падения промышленного производства в начале века его объем в период с 2002 по 2008 г. вырос на 70 % (см. рис. 9.2).

Рис. 9.2. Динамика промышленного развития (в %)

Источник. Argentina: Indicadores Econ?micos, Julio 2006. – Ministerio de Economia, www.mecon.gov.ar; INDEC Informa, Septiembre 2009.

В ряде отраслей восстановительный рост производства в указанный период был еще более значительным: в цементной промышленности – 149 %, в машиностроении – 182 %, в текстильной промышленности – 209 %. Сильный толчок экономическому росту был дан быстрым расширением производства в автомобилестроении. После провального 2002 г., когда выпуск транспортных средств упал до самого низкого с 1992 г. показателя (160 тыс.), производство в 2008 г. достигло исторически рекордного уровня – 597 тыс. машин. Страна заняла 25-е место в мире по объемам производства, тогда как в начале XX в. она находилась лишь в пятом десятке. При этом автомобилестроение сыграло роль своего рода локомотива, потянувшего за собой другие отрасли аргентинской индустрии: производство отдельных узлов и запасных частей (сектор насчитывает свыше 400 компаний и 50 тыс. занятых), металлургию, резинотехническую промышленность, электротехнику, производство пластмасс.

Ускоренное развитие промышленных отраслей дало повод говорить о « реиндустришизации» или «неоиндустриализации» Аргентины как следствия, в том числе и целенаправленной государственной политики. Эти термины прочно вошли в дискурс представителей официального Буэнос-Айреса. Как подчеркивал высокопоставленный чиновник министерства экономики Мигель Пейрано (будущий министр), «реиндустриализация – центральная задача. И это потому, что именно в промышленности создаются добавочная стоимость и технологии, необходимые для обеспечения занятости, повышения доходов и укрепления единства страны»387.

В роли еще одного локомотива экономического роста выступило строительство. Только за один 2005 год его объемы выросли на 17,3 %, стимулировав увеличение производства цемента, металлов, стекла, продукции деревообрабатывающей промышленности и ряда других секторов. Кроме того, строительство, будучи исключительно трудоемкой отраслью, в фазе подъема традиционно провоцирует рост занятости [55] . Оценивая отмеченные тенденции, Н. Киршнер подчеркнул: «Все это создает рабочие места, помогает снизить безработицу, уменьшить бедность, нищету и социальную исключенность. Это – реальная Аргентина, которую граждане могут сейчас постоянно наблюдать и которую они не видели много лет…»388

Позитивное значение имел и тот факт, что новые направления экономического роста, зародившиеся в 90-е годы прошлого столетия, были продолжены и получили дополнительное развитие в первое десятилетие XXI в. Пример тому – горно-рудная промышленность. В 2003 г. в Аргентине имелось 40 крупных проектов в этой области, а в 2008 г. их число возросло до 403. Инвестиции в горно-рудную промышленность достигли 7,4 млрд песо, а общий объем производства в отрасли вырос с 1,1 млрд дол. в 2001 г. до 3,5 млрд дол. в 2007 г. Благодаря этому продолжалось увеличение занятости (до 212 тыс. прямо и косвенно занятых к началу 2008 г.) и акцентировалось положительное воздействие горнодобывающего сектора на общую экономическую ситуацию в целом ряде аргентинских провинций389. В результате роста горной добычи Аргентина начала превращаться в значимого производителя не только меди, но и золота (добыча: в 1997 г. – 2,5 т, в 2007 г. – 42 т), серебра и железной руды.

Восстановительный рост, перешедший в течение 2005 г. в фазу оживления и расширенного воспроизводства, обеспечил значительно более полную загрузку производственных мощностей национальной индустрии. В среднем по обрабатывающей промышленности данный показатель вырос с 56 % в кризисном 2002 г. до 79,2 % в сентябре 2008 г. При этом в металлургии загрузка доходила до 95,5 %, в нефтепереработке – 93,1 %, текстильной промышленности – 82,9 %, в целлюлозно-бумажной – 80,8 %, в химической – 76,8 %, в полиграфии – 76,6 %, в пищевой – 76,5 %390. Разумеется, не все отрасли восстанавливались в равной степени динамично. Наряду с лидерами, так называемыми «драйверами» (drivers) роста, оставались секторы, в которых простаивавшие мощности составляли до 50 % производственного потенциала. Но в целом тенденция складывалась однозначно: страна преодолела последствия кризиса 2001–2002 гг. и высокими темпами наращивала промышленное производство (см. табл. 9.3).

Таблица 9.3 Производство важнейших видов промышленной продукции

Источник. INDEC, Estadisticas de Productos Industrials, Junio 2009.

Важным индикатором подъема аргентинской экономики стало значительное увеличение числа компаний [56] , составившее в период 2003–2005 гг. 153 тыс. новых юридических лиц, что на 108 % превышало показатель 2000–2002 гг.391 В своей массе это были малые и средние предприятия семейного типа, многие из которых, как мы помним, разорились в ходе неолиберальных реформ. В новых условиях, судя по всему, сложилась более благоприятная атмосфера для предпринимательской деятельности. Экономическое развитие середины первого десятилетия XXI в. отличалось как внушительными количественными, так и убедительными качественными характеристиками. К сказанному выше добавим еще несколько существенных моментов.

Первое. Увеличение выпуска промышленной и сельскохозяйственной продукции происходило в контексте перехода к предельной производительности капитала и сопровождалось повышением производительности труда: в расчете на одного индустриального рабочего, например, она увеличилась на 16,8 % в период 2001–2004 гг.392

Второе. Эффективным инструментом повышения производительности и конкурентоспособности экономики стала кластерная стратегия, получившая широкое распространение. В данном случае под «кластером» мы понимаем производственное объединение, сложившееся по географическому признаку и включающее в себя сети поставщиков, производителей, элементы промышленной инфраструктуры, зачастую – исследовательские центры или лаборатории, тесно взаимосвязанные в процессе создания добавочной стоимости. Как правило, кластеры извлекают конкурентные преимущества и экономические выгоды, аккумулируя синергетические эффекты региональной кооперации и диффузии профессиональных знаний и умений. В условиях Аргентины кластеры сродни производственным цепочкам. Но есть существенное отличие: географическая привязка отдельных частей кластеров (близость партнеров, поставщиков и фабрикантов), что в случае с цепочками не является обязательным. Примером успешного и крупного кластера можно считать так называемое Движение в защиту сельскохозяйственного машиностроения, объединяющего 655 различных предприятий (60 тыс. занятых), расположенных в районе на стыке провинций Буэнос-Айрес, Санта-Фе и Кордова393.

Третье. Экономический подъем, несмотря на численный рост малых и средних компаний, сопровождался сохранением, а на ряде направлений – относительным усилением позиций группы крупнейших корпораций, большинство которых продолжало находиться под контролем иностранного капитала. Удельный вес 1000 фирм-лидеров в общем объеме добавленной стоимости вырос с 17 % в 1993 г. до 26 % в 2003 г., а в рамках этих компаний филиалы зарубежных ТНК обеспечивали 76 % всех продаж394.

И последнее. Совокупный рост производства в решающей степени опирался (при всей важности инвестиций и экспортных поставок) на увеличение внутреннего спроса и повышение покупательной способности основной массы населения [57] . Аргентинцы после депрессивных кризисных лет стали «возвращаться» на потребительские рынки, в том числе за дорогостоящими товарами длительного пользования. В частности, в 2008 г. был установлен абсолютный исторический рекорд продажи автомобилей – свыше 2 млн (610 тыс. новых машин и 1,4 млн подержанных). Резко возрос сбыт мотоциклов: с 64 тыс. в 2004 г. до 743 тыс. в 2008 г. Страна понемногу «приходила в себя» после кризисных спазм, а общество постепенно избавлялось от тотального пессимизма (от «эффекта танго», как заметила К. Фернандес де Киршнер) первых лет текущего столетия.

На волне экономического подъема показатели социального развития ощутимо изменились в лучшую сторону. Приведем некоторые данные принципиального плана. Так, в период 2003–2007 гг. в Аргентине было создано около 3,2 млн новых рабочих мест, что позволило резко сократить безработицу: с 24,3 % в 2002 г. (максимально высокий уровень в кризисные годы) до 7,3 % к началу 2009 г. Одновременно происходило повышение доходов работающих по найму. Минимальная заработная плата, которая была в течение 10 лет «заморожена» на уровне 200 песо, с июля 2003 г. стала последовательно повышаться и выросла до 980 (порядка 310 дол.), а средняя «белая» зарплата в частном секторе в 2007 г. превысила 2 тыс. песо (около 640 дол.)395. В меньшей степени повысились доходы занятых в неформальном секторе и государственных служащих, но и здесь произошли существенные положительные подвижки, в результате чего, хотя и в разной степени, возросла покупательная способность всех основных категорий аргентинских граждан (см. рис. 9.3). В итоге агрегированный удельный вес наемных работников в ВВП вырос с 34,3 % в 2003 г. до 41,3 % в 2007 г. и несколько улучшился коэффициент Джини: с 0,490 до 0,4 3 5 396.

В известной мере облегчилось тяжелое положение пенсионеров. Аргентинские власти с июля 2003 г. по январь 2007 г. повысили размер минимальной пенсии с 220 до 530 песо, а ее средний уровень вырос с 382 до 653 песо (более 210 дол.). Кроме того, правительство пересмотрело итоги неолиберальной пенсионной реформы 1993 г. и предоставило возможность всем желающим перейти из частной системы пенсионного обеспечения в государственную. В результате такой «контрреформы» в течение 2007 г. переход в государственную систему совершили свыше 1,2 млн человек397.

Рис. 9.3. Эволюция покупательной способности различных категорий занятых (2000 г. = 100)

Источник. Составлено на основе данных INDEC. – www.mecon.com.ar

В активе правительства еще целый ряд мер, в том числе законодательных, направленных на улучшение материальных условий жизни широких слоев населения и обеспечение большей социальной справедливости. Речь идет об увеличении семейных пособий, защите покупательной способности доходов работающих по найму, некотором ограничении прав работодателя. Термин «социальная справедливость» («cohesion social») впервые после 10 лет почти безраздельного господства неолиберальных смыслов прочно вошел в лексикон интеллектуальной элиты и правящих кругов, утвердился на страницах печати. «Социальная справедливость – это императив развития», – подчеркивал в газете «Кларин» политолог Мануэль Антонио Гарретон398.

Инкрементные социальные перемены позитивного характера позволили К. Фернандес де Киршнер сфокусировать внимание на решении задачи большой государственной важности – подготовке «общественного договора» («pacto social»), участниками которого, по замыслу власти, должны стать три главных действующих лица аргентинской политики: государство, бизнес-сообщество и профсоюзы. Не случайно вице-президент Аргентинского индустриального союза Х.И. де Мендигурен заметил, что «заключение общественного договора – единственный путь к обеспечению достойного уровня заработной платы и инвестиций»399.

Таковы были основные параметры фазы подъема, в которую аргентинская экономика вступила в середине первого десятилетия XXI в. С опорой на имеющийся потенциал у страны появился очередной исторический шанс повысить национальную конкурентоспособность, расширить позиции на мировых рынках, приблизиться к решению наболевших социальных проблем, продвинуться вперед в деле модернизации.

Модель роста – «национальный десаррольизм»

По мере стабилизации экономического и социально-политического положения Аргентины и обретения ее хозяйством новых масштабов и новой динамики уточнялась и корректировалась государственная стратегия развития. Ключевыми вопросами оставались роль государства в экономике и пределы его вмешательства в хозяйственную жизнь на этапе постнеолиберального развития.

Обращаясь к этой теме, исследователи справедливо указывали на универсальный характер проблемы, что позволяло проводить параллели (и делать сравнения) с другими странами мира. Оценивая в данном контексте политику правительства Н. Киршнера, экономист либерального толка Хуан Алеманн подчеркивал те риски, с которыми сталкивался курс Розового дома на «возвращение государства в экономику»: засилье бюрократии, снижение эффективности, появление бюджетного дефицита400. При этом автора не смутил тот известный факт, что своих максимальных размеров бюджетный дефицит достигал как раз в период неолиберальных реформ, резко сокративших прямое участие государства в экономике. Но как бы то ни было, возрождение активного госрегулирования проходило не просто, встречая критику и сопротивление со стороны адептов неолиберализма и действительно заключая в себе риски возврата к временам и не самым лучшим практикам импортозамещающей индустриализации.

Правительство Н. Киршнера приняло этот исторический вызов, руководствуясь идеями так называемого «неонационализма» , получившего в начале XXI в. широкое распространение в Латинской Америке и своими корнями (в Аргентине) уходившего к концепциям «прогрессивного национализма» и «национальной левой», авторами и выразителями которых были такие аргентинские теоретики, как Артуро Хауретче, Хосе Мариа Роса, Хорхе Абелардо Рамос401. Современные сторонники «неонационализма», включая Н. Киршнера и его окружение, ориентируются на следующие принципы (и составляющие элементы) экономической политики:

? поддержка в различных формах национальной индустрии («реиндустриализация») и национальных товаропроизводителей [58] ;

? повышенный интерес к инновационным секторам, поощрение научно-технических исследований и разработок, расширение сектора «новой экономики», основанной на передовых технологических решениях;

? возрождение концепции смешанной экономики, создание государственных предприятий и возвращение государству природной ренты;

? частичный контроль над ценами и таргетирование инфляции;

? последовательный курс на повышение доходов и социальной защищенности малоимущих слоев населения и увеличение доли работающих по найму в национальном богатстве; на этой основе – рост потребительского спроса и емкости внутреннего рынка;

? содействие капитализации крупнейших местных компаний, имеющих стратегическое значение, за счет национальных инвестиций;

? сдержанное отношение к ТНК и постоянные переговоры с ними для получения более выгодных (с точки зрения национальных интересов) условий сотрудничества;

? приоритетная ставка на развитие и углубление латиноамериканской интеграции (в частности, путем расширения рамок МЕРКОСУР) и определенное дистанцирование от внешнеполитического курса США, отказ от «кровных отношений».

Сумму приведенных принципов вполне можно определить как концепцию национального ши нового десаррольизма («неодесаррольизма»). Что стоит за этим термином? Аргентинский исследователь Хорхе Фернандес Диас отметил два кардинальных момента. Во-первых, «кисло-сладкие» плоды «Вашингтонского консенсуса» и – шире – неудовлетворительные для латиноамериканцев последствия глобализации стимулируют рост национализма и своего рода «реанимацию» старых, но не забытых десаррольистских постулатов. Во-вторых, уроки прежних экономических неудач традиционного национализма (дирижистские перегибы, недостаточный учет тенденций на мировых рынках и т. д.) обязывают современных национальных десаррольистов продемонстрировать, что они могут быть в хозяйственном отношении более успешны и эффективны, чем неолибералы.

«Новый десаррольизм – это не просто экономическая теория, но и стратегия национального развития», – подчеркивал бывший министр финансов Бразилии Луис Карлос Брессер-Перейра402. Сравнивая «неодесаррольизм» с классическим десаррольизмом 1950—1960-х гг., автор отметил следующее. При всем идейном и принципиальном сходстве в современных условиях десаррольисты значительно больше внимания уделяют эффективности и финансовой состоятельности государства (отсюда – стремление аргентинских властей к сохранению бюджетного профицита и активного внешнеторгового сальдо). Кроме того, нынешние сторонники десаррольистской теории проявляют определенную гибкость и избирательность в проведении промышленной политики. В частности, они на практике отошли от присущей их предшественникам тотальной поддержки национального производителя, заменив его избирательным подходом, сильный акцент делают на повышение конкурентоспособности и, что очень важно, расширении экспорта продукции глубокой переработки (в отличие от «экспортного пессимизма» прежних лет). Но, разумеется, главные концептуальные различия пролегают между «неодесаррольизмом» и неолиберализмом. (Для большей наглядности попробуем их выразить в виде табл. 9.4.)

Таблица 9.4 Сравнительный анализ стратегий развития

Как отметил Л.K. Брессер-Перейра, в начале XXI в. теоретики и практики «неодесаррольизма», основываясь на принципиальных моментах национальной стратегии развития, разработали «комплекс предложений, касающихся институциональных реформ и экономической политики, целью которых было подтянуть среднеразвитые страны до уровня передовых держав»403. Речь, таким образом, шла о так называемой стратегии догоняющего развития («catch up»), разумеется, в ее «неодесаррольистской» версии.

Опираясь на «неодесаррольистскую» идеологическую матрицу, Н. Киршнер и его единомышленники выстроили «многоугольник» целей государственного регулирования – взаимосвязанный набор важнейших целевых установок социально-экономического развития Аргентины на современном этапе, за которые государство несет первоочередную ответственность, в том числе обеспечение высоких темпов экономического роста; снижение безработицы и достижение максимальной занятости; сохранение стабильности цен и устойчивости национальной денежной единицы; поддержание внешнеэкономического равновесия (выравнивание внешних эффектов).

Пожалуй, самым трудным вопросом экономической политики был (и остался) вопрос о прямом участии государства в хозяйственной деятельности. В ходе неолиберальных реформ государственные предприятия в своем большинстве перешли в частные руки, но проблема осталась, в том числе и потому, что не все случаи приватизации, как отмечалось, были равнозначно успешными. Кроме того, сама проблематика выхода страны из экстремальной ситуации кризиса 2001–2002 гг. императивно требовала существенно более активного (и разновекторного) участия государственных институтов.

Разумеется, процесс деприватизации и огосударствления не принял (да и не мог принять) какого-то массового или тем более тотального характера. Аргентинская экономика сохранила свой рыночный статус, но тенденции к усилению вмешательства государства в хозяйственную жизнь в середине первого десятилетия XXI в. проявились достаточно четко. Вместе с тем опыт создания новых государственных компаний не во всем был удачным. Так, непростая ситуация сложилась в сфере авиаперевозок. Плачевные результаты приватизации фактического монополиста – компании «Аэролинеас Архентинас» [59] – вынудили правительство Э. Дуальде, а затем Н. Киршнера учредить государственную фирму «Линеас Аэреас Федералес С.А.» (ЛАФСА) с целью создания в отрасли нормальной конкурентной среды. Однако новое предприятие в силу многих причин не смогло организовать авиаперевозки, и в феврале 2005 г. министр планирования Хулио Де Вито объявил о его ликвидации. В известном смысле ЛАФСА – классический пример предпринимательской неэффективности государства. Достаточно заметить, что, несмотря на отсутствие реальной работы, руководящий персонал компании продолжал много месяцев полностью получать заработную плату (и не самую маленькую по аргентинским меркам). В конечном счете правительству, чтобы спасти ситуацию в области воздушного транспорта, пришлось пойти на возвращение под контроль государства «Аэролинеас Архентинас», что и было сделано в 2008 г.

Понятно, что курс на деприватизацию (как бы к нему ни относился сам Н. Киршнер и близкие к нему неогосударственники) не мог стать генеральной линией политики государственного регулирования в современных условиях. Слишком много примеров неэффективности государственных предприятий отмечено в аргентинской истории и слишком много влиятельных противников практики огосударствления оставалось в истеблишменте страны. К слову сказать, в их число входил и Р. Лаванья. Находясь на посту министра экономики, он в интервью лондонской «Фай-нэншл тайме» прямо заявил, что выступает против деприватизации предприятий (в частности, компаний, предоставляющих коммунальные услуги) и перераспределения доходов в духе и по рецептам «классического» перонизма404.

Следует признать, что формирование инновационной модели роста исключает хождение по хозяйственным тупикам аргентинской истории. Путь к «новой экономике» пролегает не в узком русле хорошо известного в стране государственного капитализма синекурного типа, а в более широком коридоре тщательно взвешенных стратегических решений, свободных от влияния любых крайностей, будь то дирижистские или неолиберальные.

Именно с учетом этих обстоятельств центральное место в стратегии государственного регулирования занял курс правительств Н. Киршнера и К. Фернандес де Киршнер на объединение модернизационных усилий государства и бизнес-сообщества. С этой целью, в частности, 19 декабря

2005 г. был учрежден так называемый Стратегический форум национального развития, в состав которого вошли государственные учреждения, университеты и ряд ведущих частных компаний405. Форум поставил своей задачей координацию усилий государства, науки и бизнеса с целью развития национальной индустрии, производственной инфраструктуры, образования, а также решения актуальных социальных вопросов. Особое внимание было обращено на задачи в сфере высоких технологий: информатика, биотехнология, нанотехнологии, энергетика. Таким образом, подтверждалась ориентация аргентинского государства на приоритетное развитие инновационного контура национальной экономики, на внедрение в хозяйственную практику достижений науки и техники.

Разумеется, самое широкое поле для использования научно-технических новинок и достижений предоставляет индустриальный сектор. Поэтому промышленная политика, формирование которой рассматривалось выше, осталась в фокусе внимания Розового дома и министерства экономики. С учетом накопленного опыта и чрезвычайно деликатного характера данного предмета [60] правительство действовало сравнительно осторожно, лишь в отдельных случаях прибегая к откровенно протекционистским мерам. Например, власти способствовали восстановлению некогда вполне успешной индустрии мототехники, которая была «приговорена к смерти» в годы неолиберальных реформ406. Положение отрасли стало настолько отчаянным, что его не спасла даже девальвация песо – аргентинский рынок продолжал заполняться преимущественно импортной продукцией. Чтобы поддержать местного товаропроизводителя, правительство в конце августа 2006 г. ввело систему импортных лицензий на ввоз зарубежной мототехники. Реакция бизнес-сообщества последовала немедленно: компании-производители объявили о планах привлечения инвестиций в размере 60 млн дол. и увеличения занятости в отрасли на 3500 человек407. Такого рода факты свидетельствовали о реальном стремлении правительства Н. Киршнера способствовать реиндустриализации Аргентины.

Вместе с тем официальный Буэнос-Айрес учитывал, что инновационный вектор проходит и через аграрный сектор – основу аргентинского экономического благополучия. Выдающееся место АПК в хозяйственной структуре страны фиксирует и ту особую нагрузку, которую несет правительственная политика в области сельского хозяйства. Вполне можно констатировать, что это очень чувствительная сфера, требующая своего рода тонкой настройки, поскольку резкие ошибочные действия властей могут нанести вред не только самой аграрной отрасли, но и всей экономике.

Анализ аграрного курса кабинета Н. Киршнера позволяет прийти к следующему заключению. Правительство на среднесрочную перспективу преследовало двоякую цель: сохранить сельскохозяйственный сектор в качестве важного источника прямых бюджетных поступлений (в виде взимаемых экспортных налогов – «retenciones») и использовать АПК в роли главного инструмента участия Аргентины в мировом разделении труда. Очевидно, что эти две цели частично противоречат одна другой. Облагая аграрный экспорт сравнительно высокими налогами408, власти волей-неволей снижают конкурентоспособность аргентинской продукции (или уменьшают прибыли экспортеров) и тем самым ограничивают ее продвижение на международные рынки. Поскольку в обозримом будущем правительство не сможет отказаться от экспортных налогов на аграрные товары, то ему приходится изыскивать иные методы поддержания конкурентоспособности продукции АПК. В частности, с помощью регулирования властям удалось сдерживать рост тарифов на электроэнергию, несколько снизить стоимость удобрений (например, мочевины), а также последовательно улучшать информирование участников рынка об имеющихся деловых возможностях в Аргентине и за ее пределами.

Обобщая сказанное, можно прийти к выводу, что при Н. Киршнере в стране начал формироваться новый вектор модернизации, который можно условно определить как «третий путь». Если принять за «первый путь» изначальный перонистский проект, ориентированный на классовое сотрудничество и огосударствление, а «второй» – это основанный на принципах индивидуализма неолиберализм в его аргентинском варианте (менемизм), то «третий путь» представляет собой движение к такому общественному устройству, при котором станет возможным использование позитивных моментов двух предыдущих моделей. Это, в частности, предполагает сочетание активной роли государства с опорой на преимущества рынка и свободные мирохозяйственные связи, эффективное частногосударственное партнерство, значительную роль профсоюзов, прямое участие населения в решении социальных, экономических и политических вопросов развития общества.

По-видимому, эволюция новой аргентинской модели должна предполагать, с одной стороны, все более глубокое внедрение рыночных начал в деятельность государственного сектора, а с другой – широкое участие частного бизнес-сообщества в решении социальных проблем. В рамках «третьего пути» чрезвычайно важно органично сочетать и разумно дозировать такие, казалось бы, несовместимые методы, как государственное вмешательство в экономику и дерегулирование, защита национальных производителей и либерализация внешней торговли, взаимовыгодное сотрудничество с «капитанами индустрии» и поддержка малого и среднего бизнеса, ориентация на внутренние силы и поощрение иностранных инвестиций, снижение долговой нагрузки на экономику и рациональное использование возможностей внешнего финансирования.

На практике (и в идеале) должно происходить постепенное взаимопроникновение различных моделей развития. Например, частичная замена либерально-рыночной парадигмы на социал-реформистскую, близкую к западноевропейским образцам, основанным на кейнсианстве и концепциях «смешанной экономики» и «социального рынка». В этом – один из важнейших историко-стратегических вызовов, самим временем брошенных аргентинской политической власти.

Контуры «экономики знаний»

Как корневую задачу, от решения которой в конечном счете зависит хозяйственное будущее страны и ее место в международном разделении труда, аргентинские власти рассматривают развитие национального научно-технического потенциала – основы «новой экономики».

Case study

Сфера НИР в Аргентине

На фоне большинства других латиноамериканских государств Аргентина традиционно выделялась высоким уровнем системы образования и наличием высококвалифицированных научных и инженерных кадров [61] . Кризисные явления в этой области начали проявляться в 1970—1980-е гг. и были связаны как с общим ухудшением экономического положения страны, так и с политикой правящих кругов (в частности, в период «Процесса»), не уделявших национальной науке должного внимания. Ситуация не только не улучшилась, но по ряду позиций усугубилась в ходе неолиберальных реформ. В эти годы в значительной мере были свернуты ядерные исследования, прекращена программа разработки и строительства ракет «Кондор II» (как отмечалось, под нажимом США), тысячи аргентинских ученых выехали на работу за рубеж, ощутимые потери понесла высшая школа в лице системы государственных университетов. Общую удручающую картину не могли кардинально изменить в лучшую сторону успехи на отдельных направлениях, например в биотехнологии. В результате названных негативных процессов в Аргентине в начале XXI в. сложилась следующая ситуация в области научно-исследовательских разработок. Во-первых, расходы на НИР в 2002 г. упали до максимально низкого уровня за последние три десятилетия (0,39 % ВВП). При этом доля частного сектора составила только 28 %. Для сравнения: в Бразилии – 38 %, в США – 68 %, в Южной Корее – 72 %. Во-вторых, недостаток финансирования науки (а следовательно, низкая заработная плата научных работников) сдерживал кадровый рост. По состоянию на 2004 г. в сфере НИР было занято 23 тыс. исследователей, 6,3 тыс. ассистентов, 13 тыс. вспомогательных сотрудников. На 1000 человек ЭАН в Аргентине насчитывалось 1,7 исследователя, тогда как во Франции – 6,9, а в США – 9,0. В-третьих, тяжелое положение сложилось с молодыми научными кадрами. Отсутствие материальных (и моральных) стимулов резко сократило приток в науку молодежи и поставило под угрозу будущее аргентинских НИР. В-четвертых, тормозом научно-исследовательских разработок был незначительный объем венчурных инвестиций, который к тому же относительно сократился в период 1993–2000 гг.409

Все это, вместе взятое, нарушало расширенное воспроизводство имевшегося научно-технического потенциала, формировало комплекс ограничительных факторов инновационного развития аргентинской экономики, и официальный Буэнос-Айрес, встав на путь неоиндустриальной модернизации, должен был преодолеть указанные узкие места. В чем конкретно состоял обновленный курс правительства в области НИР? Выделим наиболее существенные моменты.

Первое. Используя хозяйственный подъем и увеличение бюджетных поступлений, власти начали наращивать инвестиции в науку. Уже в 2005 г. они ощутимо выросли и составили 0,55 % ВВП, а к 2010 г. расходы на НИР планировалось довести до 1 % ВВП, а общий бюджет на науку и образование – до 6 % ВВП. В планах было расширить географию исследовательских работ, и с этой целью предполагалось создать 150 научнотехнологических центров в различных провинциях. В течение 2007 г. такие центры были открыты в Баии-Бланке, Комауе, Кордове, Ла-Плате, Росарио, Санта-Фе и Тукумане410.

Второе. Началось последовательное повышение заработной платы работникам науки [62] , которое в период 2003–2005 гг. составило 90 %. В 2005 г. после очередного повышения зарплаты, более 10 тысяч сотрудников Национального совета по научным и техническим исследованиям (КОНИСЕТ) получали от 1538 до 4497 песо (порядка 512 и 1500 дол.). Одновременно штат этого ведущего исследовательского и координирующего научного центра был увеличен на 500 сотрудников и 1500 стипендиатов411.

Третье. Улучшение материального положения научных работников снизило их отток за границу. «Мы создаем условия для прекращения «утечки умов»… И мы хотим, чтобы лучшие силы нашего научного сообщества располагали необходимыми возможностями и вносили вклад в научно-техническое развитие страны», – подчеркивал министр образования Даниэль Филмус412. Принятые меры не только замедлили «утечку» наиболее подготовленных кадров, но и стимулировали возвращение на родину части работавших за границей аргентинских специалистов высшей квалификации. Так, с 2003 по начало 2010 г. вернулись свыше 700 ученых. Следует подчеркнуть, что государство оказывало возвращавшимся экспертам реальную поддержку: оплачивало переезд или предоставляло специальные стипендии для занятия исследовательской работой. С этой целью была принята так называемая программа «Корни» ( Raices ), финансирующая желающих вернуться в Аргентину специалистов и исследователей.

Четвертое. Правительство стало предоставлять целевые субсидии научно-исследовательским центрам, содействовать формированию нового поколения ученых. В конце февраля 2006 г. министр Д. Филмус объявил о выделении субсидий 28 учреждениям, в которых осуществлялась работа в области НИР. В числе этих организаций были государственные университеты, Фонд института Лелуара, Институт социально-экономического развития, Национальная академия медицины и т. д. Параллельно была принята программа финансирования обучения аспирантов в объеме 40 млн дол.

И пятое. В рамках строящегося государственно-частного партнерства просматривается тенденция к образованию технологических парков и инновационных кластеров, которые, как отмечалось в специальном документе Всемирного банка, «могут иметь критическое значение для промышленного и в целом хозяйственного развития Аргентины»413. Поскольку в начале XXI в. в аргентинской экономике складывание инновационных кластеров только начиналось, то роль государства по включению в данный процесс предприятий частного сектора имела принципиальное значение. Одним из успешных примеров такого рода опыта стало создание и функционирование Технологического полюса Конституентес в провинции Буэнос-Айрес. В его работе были задействованы Национальный университет Сан-Мартин, Научно-технический исследовательский центр вооруженных сил, Национальный институт промышленных технологий и другие учреждения, разрабатывавшие новые технические решения, используемые затем частными промышленными компаниями. По состоянию на 2008 г. в стране действовало 18 технологических парков (как правило, при университетах), в которых работало порядка 250 производственных фирм414.

Приход к власти К. Фернандес де Киршнер был ознаменован новым шагом в развитии сферы НИР – впервые в истории страны было создано Министерство науки, технологий и производственных инноваций, руководителем которого стал видный ученый в области биотехнологий Лино Бараньао. Развитие науки, отмечала в данной связи аргентинская печать, становится «делом государственной политики»415.

Сама логика развития и достигнутые результаты на пути экономического восстановления и модернизации предопределили заинтересованность в расширении производства товаров с высокой долей добавленной интеллектуальной стоимости, росте объемов инновационных услуг и «продвинутых» технологий мирового уровня. Власти стремились повысить влияние научно-технического уклада и олицетворяющих его производительных сил и направить экономику по траектории инновационного развития. При этом главная ставка делалась на те области, где уже имелись существенные заделы и возникла насущная потребность в форсированном расширении масштабов производства. Роль стратегической отрасли была, в частности, отведена информатике. В 2004 г. правительство разработало и одобрило 10-летний план ее развития, в рамках которого был принят закон о программном обеспечении, предоставивший фирмам-производителям существенные налоговые льготы (например, по налогу на прибыль – 60 %)416, и запущена специальная программа ускоренной компьютеризации страны.

Case study

План «Мой первый компьютер»

В конце марта 2005 г. в министерстве экономики состоялась презентация программы стимулирования продаж персональных компьютеров (ПК) на льготных условиях, получившей наименование «Мой первый компьютер». Официальная инициатива (ее автором был Р. Лаванья), впервые озвученная в ноябре 2004 г., предполагала открытие дополнительных кредитных линий для покупки ПК в рассрочку (от 12 до 40 месячных квот). Финансирование программы брали на себя Национальный банк, Банк провинции Буэнос-Айрес и группа частных финансовых учреждений, в общей сложности выделившие 2,3 млрд дол. К участию в реализации плана подключились 40 ведущих компаний, включая местные филиалы «Майкрософт» и «Интел», которые совместно с крупными сетевыми предприятиями торговли организовали по всей стране порядка 1000 пунктов сбыта ПК на новых условиях. По замыслу организаторов, потенциальных покупателей, наряду с относительно невысокой ценой предлагаемых компьютеров (430–560 дол.) и выгодными условиями кредита (12,5 % годовых), должна была привлечь и еще одна важная льгота: с покупкой ПК клиент получал бесплатное подключение к Интернету сроком на 6 месяцев. Министерство экономики прогнозировало, что с реализацией Плана продажи ПК в Аргентине могут возрасти с 700 тыс. до 2 млн единиц в год и обеспечить повышение уровня компьютеризации населения страны с 13 % в 2004 г. до 40–45 % в 2010 г. (показатель Испании и Италии). Распространение компьютерной грамотности тем самым ставилось правительством Н. Киршнера в один ряд с другими приоритетными задачами общенационального модернизационного проекта.

Принятые меры позволили придать заметное ускорение развитию информатики: в 2005 г. объем продаж в отрасли увеличился на 29 % [63] , превысив

2,5 млрд дол., а количество занятых (по сравнению с 2002 г.) возросло с 20 до 35 тыс. человек и превысило число работников автомобильной промышленности – одной из главных отраслей аргентинской индустрии417. В 2007 г. инвестиции частного сектора в развитие информационных технологий и телекоммуникаций составили, по оценкам, свыше 3,1 млрд дол., благодаря чему продажи продукции этих секторов возросли на 20 % и достигли 34 млрд песо (около 11 млрд дол.), или порядка 4,6 % ВВП418.

Институциональные импульсы роста получила биотехнология, имеющая приоритетное значение в иерархии макроэкономических интересов Аргентины. Внедрение достижений биотехнологии в производство сои принесло в 1997–2006 гг. дополнительные поступления от реализации этой культуры в объеме 20 млрддол. Правительство разработало План действий по развитию отрасли в 2005–2007 гг.419 и инициировало принятие Национальным конгрессом закона о развитии современной биотехнологии и закона о биотопливе. Эта законодательная база позволила определить перспективы и направления научных исследований в области биотехнологий, а также сферы практического применения полученных результатов. Наряду с расширением коммерциализации генетически модифицированных злаков особую актуальность приобрел вопрос о налаживании производства биотоплива (биоэтанола и биодизеля) на базе кукурузы, сои и других культур.

Аргентинское законодательство, определив обязательную норму содержания биоэтанола в бензине и дизельном топливе в 2010 г. не менее 5 %, тем самым создало дополнительный рынок инновационных товаров и «подтолкнуло» местное и международное бизнес-сообщество к инвестированию в новые технологичные производства. Так, «Репсоль-ЯПФ» приступила к строительству в г. Росарио (провинция Санта-Фе) завода по выпуску биодизеля мощностью 120 тыс. т топлива в год. К этим проектам подключился и известный международный финансист Джордж Сорос, объявивший о планах вложить от 300 до 500 млн дол. в производство биотоплива в Аргентине. «Инвестиции будут направлены на производство биологического топлива на основе кукурузы, а также биоэтанола, используемого в качестве добавки к бензину для повышения октанового числа и снижения расхода горючего», – прокомментировал указанное решение министр X. Де Видо420. По его словам, в провинции Санта-Фе (где складывается новый биотопливный кластер) будет построено предприятие по выпуску биотоплива из кукурузы и сахарного тростника производительностью 200 млн л в год.

Масштабный проект, включающий создание 30–40 производств биотоплива, разработали эксперты Аргентинской ассоциации производителей кукурузы («Майсер»), В ее планах – расширить на 1,3 млн га посевные площади под кукурузой и сорго и, увеличив, таким образом, сбор этих культур на 10 млн т, направить дополнительный урожай на переработку в биотопливо, и прежде всего в биоэтанол. Причем освоение новых площадей планируется в отдаленных районах, где выращивание сельскохозяйственных культур оставалось нерентабельным из-за высоких транспортных расходов. Выпуск более дорогого продукта (биоэтанола) может сделать производство прибыльным.

На фоне резкого повышения мировых цен на углеводородное сырье в 2005–2008 гг. рыночные товарные свойства сои, кукурузы, сорго и других сельхозпродуктов приобрели дополнительную макроэкономическую значимость и открыли новые возможности диверсификации и роста в рамках инновационной парадигмы хозяйственного развития. Экстраполируя эту уже весьма рельефную тенденцию в обозримое будущее, эксперты прогнозируют превращение Аргентины в своего рода «энергетическую ферму», «зеленый Ближний Восток», а местных сельхозпроизводителей – в «шейхов Влажной Пампы»421.

Новым, перспективным направлением НИР в последние годы стали исследования и эксперименты в модной в настоящее время сфере нанотехнологий. Разработками в этой области занимаются порядка 200 исследователей и 20 компаний, в том числе фирма «Нанотек», сотрудники которой в 2004 г. получили первые в Аргентине наночастицы. В 2007 г. в стране началось коммерческое использование наночастиц с антибактериальными свойствами422.

Значительный научно-технический, инновационный потенциал сохранила (несмотря на потери в 90-е годы прошлого века) ядерная промышленность. Вполне логично, что в контексте неоиндустриальной модернизации и создания «новой экономики» атомная отрасль должна была занять достойное место. 23 августа 2006 г. правительство Н. Киршнера обнародовало 8-летний план развития ядерной индустрии, предусматривающий суммарные капиталовложения в размере 3,5 млрд дол. и включающий следующие главные пункты423:

? завершение строительства АЭС «Атуча II» (вложения в размере 600 млн дол.);

? продление на 25 лет полезной жизни АЭС «Эмбальсе» (стоимость работ оценивается в 400 млн дол.);

? увеличение производства тяжелой воды на предприятии в провинции Неукен, в том числе для обеспечения будущих потребностей АЭС «Атуча II» (инвестиции в объеме 200 млн дол.);

? реализация проекта создания ядерного реактора «Карем», предназначенного как для потребностей национальной экономики, так и для внешних рынков;

? изучение возможности строительства четвертой АЭС мощностью 1000 МВт (стоимость проекта 2 млрд дол.; начало работ – после ввода в строй АЭС «Атуча II»).

Заявляя новую ядерную программу, власти специально подчеркивали ее мирный характер. В частности, учитывая повышенную «чувствительность» США к вопросам сохранения ядерных секретов, официальный Буэнос-Айрес гарантировал, что разработанная в стране технология обогащения урана не будет передаваться другим государствам. «Соединенные Штаты могут быть спокойны. Политическая позиция Аргентины всегда сводилась к уважению принципов нераспространения», – отметила Эльза Келли, высокопоставленный сотрудник аргентинского МИД424.

Принятая целевая программа развития атомной промышленности органично вписалась в контекст хозяйственного развития, была направлена на расширение имеющейся технологической и производственной платформы ядерной индустрии и предполагала внедрение в отрасли инновационных разработок, имеющих макроэкономическое значение. А в целом ставилась задача повернуть страну в направлении инновационного тренда и полнее раскрыть созидательный (интеллектуальный и научный) потенциал аргентинской нации. Без этого любые планы модернизации страны неизбежно повиснут в воздухе.

Глава 3 Курс на финансовый суверенитет. Выход из дефолта

По мере обесценения песо внешний долг,
номинированный в долларах,
рос с метеорной скоростью
и в конечном счете накинул на Аргентину
смертельную финансовую петлю.
Пол Кругман, нобелевский лауреат

Переговоры Аргентины с МВФ походили на поединок Давида с Голиафом.
Роберто Лаванья, министр экономики Аргентины в 2002–2005 гг.

Многолетний опыт разнообразных попыток реформирования и модернизации аргентинской экономики убедительно показал то значение, которое имеет стабилизация валютно-финансового положения для общего хозяйственного подъема. Посткризисный период начала XXI в. не стал в этом смысле исключением. И кабинет Э. Дуальде, и правительства Н. Киршнера и К. Фернандес де Киршнер в своей новой экономической политике (НЭП) целенаправленно добивались поддержания валютнофинансовой стабильности, укрепления бюджетной дисциплины и финансового суверенитета. Бюджет, этот «закон законов», стал своего рода «священной коровой» всей макроэкономической стратегии, а таргетирование бюджетного профицита превратилось в постоянную и приоритетную заботу всех министров экономики.

В соответствии с экономической теорией государственный бюджет Аргентины воздействовал на достижение основных хозяйственных целей посредством фискальной (налоговой) политики, которая после кризиса 2001–2002 гг. претерпела существенные изменения. С помощью фискальных мер, государственных расходов и кредитно-денежной политики правительство стремилось «точно настраивать» национальную экономику: обеспечивать устойчивый и динамичный рост с высоким уровнем занятости, сглаживать колебания экономического цикла, не допускать неконтролируемого и опасного увеличения инфляции, сокращать разрыв в доходах различных категорий граждан.

Второй приоритетной заботой власти стала проблема выхода из состояния дефолта и нормализации отношений с международными финансовыми организациями и банками на приемлемых для Буэнос-Айреса условиях. Причем нужен был не выход из дефолта любой ценой, но такое структурное решение застарелой долговой проблемы, при котором страна кардинальным образом сокращала зависимость от внешнего финансирования и ощутимо повышала степень своей кредитно-финансовой суверенности. Это был один из самых серьезных вызовов, с которыми столкнулись правящие круги Аргентины.

НЭП: бюджетно-налоговые и валютно-финансовые аспекты

На протяжении десятилетий аргентинским властям не удавалось обеспечить сбалансированность государственного бюджета на сколько-нибудь продолжительное время. Хронический финансовый дефицит, как правило связанный с процентными платежами по долгам, превратился в трудноразрешимую проблему и не позволял правительству добиться устойчивого превышения доходов над расходами. Как следствие – запускался печатный станок, и страна наводнялась обесцененными деньгами либо государство прибегало к новым заимствованиям. В посткризисный период Розовый дом сумел переломить эту ситуацию и создать условия для радикального изменения финансовых показателей (см. табл. 10.1).

Статистика говорит о том, что в 2002–2008 гг. произошло значительное улучшение многих финансовых переменных, причем как эндогенных (определяемых факторами в рамках данной модели), так и экзогенных, изменения которых в большой мере лежат за пределами аргентинской экономики. Так, доходы бюджета выросли более чем в 5 раз, первичный профицит – в 14 раз, золотовалютные резервы Центрального банка – в 4,5 раза, частные и государственные депозиты – почти в 3 раза и т. д. Важно и другое: начиная с 2003 г. бездефицитными стали бюджеты большинства провинций – факт экстраординарной важности. Особое значение имело стабильное сохранение высокого первичного профицита, размер которого стал превышать 3 % ВВП (см. рис. 10.1).

Таблица 10.1 Основные финансовые показатели (2002–2008 гг., млрд песо)

Составлено по данным: Ministerio de Economia, INDEC, Banco Central de la Rep?blica Argentina.

Разумеется, власти сумели нарастить доходы в первую очередь благодаря беспрецедентно быстрому экономическому росту. Но в основе бюджетного профицита последних лет лежали и факторы, связанные с реформированием самой фискальной системы: введением новых налогов (на экспорт и финансовые операции), расширением налогооблагаемой базы, а также перемены в организации пенсионного обеспечения – переход сотен тысяч граждан из частных УКПФ в государственную структуру.

Case study

Налоги в Аргентине

Характерная черта аргентинской фискальной системы – высокая доля косвенных налогов. В 2007 г. НДС, а также налоги на внешнюю торговлю и финансовые операции обеспечили 52 % всего объема налоговых поступлений (см. рис. 10.2). С учетом особенностей текущей макроэкономической политики можно ожидать, что такое положение сохранится, по крайней мере, на среднесрочную перспективу. В частности, в 2007 г. правительство ощутимо повысило «retenciones» на экспорт нефти, нефтепродуктов, природного газа и основных сельскохозяйственных культур: сои – с 27,5 до 35 %, пшеницы – с 20 до 28, кукурузы – с 20 до 25, подсолнечника – с 23,5 до 30 %425. Только одно это должно было обеспечить в 2008 г. фискальную прибавку в размере 4,5 млрд дол.426 Определенное значение имело и укрепление налоговой дисциплины. Благодаря принятым административным мерам с 2002 по 2006 г. уклонение от уплаты НДС снизилось с 35 до 21 процентного пункта, что принесло в казну около 8 млрд песо. В целом объем собираемых федеральных налогов (налоговая нагрузка) за указанный период возрос с 16 до 23 % ВВП, а общий объем фискальных сборов, включая провинциальные и местные налоги, – до 31–32 % (один из самых высоких уровней в Латинской Америке). В 2007–2008 гг. этот показатель продолжал увеличиваться. Вместе с тем в отношении собираемости налогов в Аргентине еще остаются очень значительные неиспользованные резервы, прежде всего из-за сохраняющегося огромного неформального сектора в экономике. «За исключением Бразилии (там налоги достигают 34 % ВВП. – Примеч. авт.) ни в одной развивающейся стране нет таких высоких налогов, как у нас», – отмечал аргентинский экономист Даниэль Атрана. В то же время, как подчеркивал другой известный эксперт, Роберто Френкель, в Аргентине «повышение налогов не носит всеобщего характера, а затрагивает отдельные сектора экономики»427. Это обстоятельство порождает явление крайне неравномерного распределения фискальной нагрузки в хозяйстве и обществе.

Рис. 10.1. Первичный профицит государственного бюджета Аргентины (в % от ВВП)

Источник: Ministerio de Economia – www.mecon.gov.com.ar

Рис. 10.2. Структура налоговых сборов (в %)

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. Argentina: indicadores econ?-micos. Diciembre 2007. – www.mecon.gov.com.ar

Отметим еще одно немаловажное обстоятельство: в 2003–2007 гг. правительство при формировании бюджета регулярно руководствовалось консервативными оценками темпов роста ВВП. Реальное увеличение экономики (а следовательно, поступлений в бюджет) было значительно больше, что позволило исполнительной власти свободно располагать суммой порядка 74,6 млрд песо. На 2008 год были заложены 185,5 млрд песо поступлений в консолидированный бюджет, тогда как реальные доходы превысили 268 млрд, что дало в распоряжение правительства порядка 80 млрд песо дополнительных финансовых ресурсов, которые власть могла расходовать по своему усмотрению.

При выработке генеральной линии экономического роста кабинет Н. Киршнера исходил, в частности, из того, что важным элементом модернизации экономики и ее перехода на инновационный путь развития является валютная политика. Причем поскольку осуществление инновационной стратегии определяется задачами эффективного функционирования национальной экономики и обеспечения расширенного воспроизводства, то и валютная политика должна была иметь ярко выраженный воспроизводственный аспект.

Каким образом это достигалось? Последние десятилетия показали, что валютная политика – один из главных инструментов адаптации экономики страны к постоянно меняющемуся (особенно в условиях глобализации) внешнему контексту. Именно с помощью регулирования валютных курсов создавались предпосылки для более сбалансированного участия хозяйствующих субъектов в системе мировых торгово-экономических отношений. Далеко не всегда эта политика давала желаемый результат. Пример тому – последние годы режима «конвертируемости», когда ошибки в формировании валютного курса обернулись серьезными потерями реального сектора экономики. Результативная валютная политика не может исходить из каких-то узких (пусть даже весьма важных) целей, а должна быть направлена на решение основных задач национального хозяйственного развития в рамках так называемого «магического многоугольника»: обеспечение устойчивого экономического роста, сдерживание инфляции и безработицы, поддержание равновесного платежного баланса428.

Исходя из такого рода соображений, правительство стремилось к тому, чтобы валютная политика (в максимально возможной степени) отвечала интересам всех участников воспроизводственного процесса, а не только экспортеров или импортеров. Эта позиция официального Буэнос-Айреса нашла свое практическое воплощение в таких ключевых составляющих валютной политики, как режим валютного курса, динамика обменного курса песо, объем золотовалютных резервов. Следует подчеркнуть, что речь идет об очень непростых макроэкономических вопросах, требующих глубоко продуманного и крайне осторожного, взвешенного подхода. Не случайно в документах МВФ специально отмечалось, что «выбор режима валютного курса представляет собой сложную проблему и зависит от специфических обстоятельств отдельных стран»429.

Благоприятные тренды хозяйственного развития утвердили аргентинские власти в том, что примерное (с небольшими отклонениями) соотношение песо/доллар 3:1 себя оправдало. Отсюда – основное направление девизной политики Центрального банка, состоящее в поддержании высокого обменного курса американской денежной единицы путем периодических интервенций на валютном рынке [64] . «Стержень экономической политики нашего правительства – покупка Центральным банком долларов с целью увеличения резервов и поддержания высокого обменного курса», – подчеркивала Ф. Мисели, категорически отвергая любые призывы отойти от данной линии430. По существу, речь идет о том, что в посткризисный период на смену режиму «конвертируемости» пришел управляемо плавающий валютный курс («tipo de cambio administrado flotante»).

Поскольку интервенции ЦБ состоят главным образом в покупке долларов (прежде всего у аргентинских экспортеров), это, с одной стороны, гарантирует постоянное увеличение валютных запасов страны, а с другой – производит «стерилизующий» эффект, т. е. обеспечивает корреляцию денежной массы с ростом аргентинской экономики или такое увеличение денежных агрегатов, которое сопровождает (но не слишком опережает) общее экономическое развитие. Подтверждение данного тезиса – динамика агрегатов Ml, М2, М3, размеры которых по отношению к ВВП в период 2003–2008 гг. не претерпели драматических изменений (см. рис. 10.3). На это обстоятельство специальное внимание обратил президент ЦБ Мартин Редрадо, представляя в сенате Национального конгресса политику банка на 2008 год431.

Рис. 10.3.

Источник: Ministerio de Economia у Producci?n. Argentina: indicadores econ?-micos. Diciembre 2007, Octubre 2009. – www.mecon.gov.com.ar

После бурных событий начала XXI в., на рубеже 2005–2006 гг., произошла относительная нормализация банковской деятельности и сложились условия для активизации кредитных операций. В специальном исследовании рейтингового агентства «Мудис» отмечалось «стабильное положение аргентинских банков», их возросшая кредитоспособность и растущая финансово-посредническая деятельность432. За последние полтора десятилетия – сначала в результате неолиберальных реформ, а затем под воздействием кризисных потрясений – банковская система претерпела кардинальные изменения, главным из которых стала концентрация капитала в сравнительно узком кругу крупнейших финансовых организаций. К началу 2007 г. в стране действовало 89 банков (в 1991 г. – 213), но 90 % всех депозитов и 72 % кредитов приходилось на долю 11 крупнейших государственных и частных финансовых учреждений: Национального банка, Банка провинции Буэнос-Айрес, «ББВА Франсес», «Банко Рио», «Галисиа», города Буэнос-Айрес, «БанкБостон», «Ситибанк», «Кредико-оп», «МакроБансуд» и «ХСБК»433. Именно эти наиболее сильные банки, большинство которых – частные компании, сумели не только выстоять в кризисные годы, но и расширить свое влияние. В частности, только за 12 месяцев (с конца декабря 2006 г. по начало января 2008 г.) депозиты в аргентинских банках выросли почти на 20 % – со 150 до 178,8 млрд песо, а портфель предоставленных кредитов увеличился более чем на 30 %, достигнув суммы 105,6 млрд песо434.

Разумеется, речь пока шла о сравнительно скромных (по масштабам аргентинской экономики) объемах кредитования реального сектора [65] . Но положительный тренд был налицо. Это подтверждали высокопоставленные менеджеры банковского сектора, выражавшие уверенность в том, что не позднее 2008 г. кредитно-финансовая система Аргентины полностью восстановится и будет в состоянии адекватно обслуживать экономику страны, предоставляя товаропроизводителям необходимые денежные средства на приемлемых условиях. В частности, такие заверения на встрече с Н. Киршнером в июле 2006 г. дал директор по странам Латинской Америки крупнейшего испанского банка «Сантандер» Франсиско Лусон435.

Квалифицированный государственный интервенционизм, который обычно используется политической властью как компенсатор дефектов рыночных механизмов, в аргентинском случае нашел свое выражение в резком увеличении инвестиций государства в сферы национальной экономики, оказавшиеся «заброшенными» частным капиталом (и местным, и иностранным). Правительство, пойдя на известный экономический и политический риск, выдвинуло ряд мегапроектов, имеющих крупное народнохозяйственное значение, и приняло на себя бремя их финансирования. Эксперты, по состоянию на конец 2006 г., насчитали 14 такого рода проектов (общей стоимостью свыше 15 млрд дол.): от строительства ГЭС и АЭС до современных автомобильных дорог и скоростных поездов436. Наращивание инвестиций стало одним из приоритетных направлений макроэкономической политики аргентинских властей (см. рис. 10.4).

Как видим, удельный вес инвестиций государства и в общем объеме федеральных расходов, и по отношению к ВВП в 2002–2006 гг. стремительно вырос. В 2007–2008 гг. этот рост был продолжен. Уже в первые два месяца пребывания у власти К. Фернандес де Киршнер сформировала пакет государственных инвестиций на сумму почти 24 млрд песо, который включил широкую гамму инфраструктурных проектов (продолжавшихся и новых): жилищное и дорожное строительство; энергетические объекты; транспорт, включая закупку подвижного состава для железных дорог; очистительные сооружения437. Все эти общественные работы должны быть реализованы до истечения президентских полномочий нынешнего главы государства в 2011 г.

Рис. 10.4. Динамика государственных инвестиций

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. Argentina: indicadores econ?-micos. Diciembre 2007. – www.mecon.gov.com.ar

В условиях восстановления и консолидации экономического роста значительный макроэкономический эффект имели целевые государственные кредиты и субсидии частному сектору438. Так, в начале 2006 г. власти объявили об открытии БАН новой кредитной линии размером 4,5 млрд песо. Эта новость была с энтузиазмом встречена деловым сообществом, в том числе Аргентинским индустриальным союзом, президент которого Эктор Мендес подчеркнул, что госкредиты имеют особое значение для предприятий, в основном завершивших восстановительный этап роста и достигших пределов своих производственных мощностей [66] . В свете этого в целом ряде случаев бизнес остро нуждался в кредитах для закупок нового оборудования и передовых технологий439. Государство, в свою очередь, заинтересовано в увеличении платежеспособного спроса на средства производства, рассматривая его как один из главных стимулов роста экономики. Таким образом, интересы правительства и бизнес-сообщества в данном вопросе совпадают, создавая благоприятную основу для развития и углубления частногосударственного партнерства.

Логика удержания новой экономической политики Розового дома в зоне относительного общественного консенсуса вынуждала власти сравнительно в крупных масштабах субсидировать отдельные сферы бизнеса с целью обеспечить разумную прибыль предпринимателям, но не допустить чрезмерного повышения цен. К таким «чувствительным» отраслям относится, в первую очередь, общественный транспорт. Частные компании, занятые в этом секторе, получили из бюджета в 2005 г. свыше 1,7 млрд песо, а в 2006 г. – уже на 34 % больше440. Как отмечается в аргентинской печати, правительство с помощью субсидий снижает протестный потенциал малоимущих слоев населения и укрепляет отношения с влиятельными профсоюзными кругами – традиционной опорой перонистских режимов.

В 2007 г. госсубсидии выросли на 125 % по сравнению с предыдущим годом и превысили 14,6 млрд песо. По данным на 2008 г., общий объем прямых государственных субсидий возрос до 16,4 млрд песо. Кроме того, на 14 %, или до 19,8 млрд песо, увеличатся косвенные субсидии (главным образом налоговые льготы). При этом основными получателями господдержки являлись:

? 29 государственных предприятий (почти 4 млрд песо);

? государственные попечительские фонды (2,3 млрд песо);

? частные компании (10,2 млрд песо)441.

Таким образом, финансовая политика аргентинских властей носит дискреционный характер и представляет собой манипулирование налогами и государственными расходами с целью воздействия на национальное производство, занятость и денежное обращение в интересах обеспечения устойчивого экономического роста. Реализация стратегии неоиндустриальной модернизации Аргентины и программа конкретных действий правительства в социально-экономической области, включая ее валютно-финансовые аспекты, может интерпретироваться (в том числе) и как стремление Розового дома добиться распространения и постепенного доминирования инновационного мышления во властных структурах, ответственных за принятие государственных решений в сфере экономики.

Реструктуризация внешнего долга: платформа Буэнос-Айреса и позиция кредиторов

Стабилизации финансового положения страны в значительной степени способствовал мораторий на платежи по обслуживанию части суверенного долга (тот самый дефолт). Обратимся к цифрам. Если бы Аргентина не объявила дефолт, то, по прогнозу МВФ, сделанному в середине 2001 г., в период 2002–2005 гг. она должна была выплатить кредиторам свыше 65,5 млрд дол., но при этом ее суверенный долг возрос бы практически до 175 млрддол. (см. табл. 10.2).

Таблица 10.2 Аргентина: прогноз роста внешнего долга (млрд дол.)

Составлено по: International Monetary Fund. – http://www.imf.org

Объявив дефолт, Аргентина сумела сохранить значительные финансовые ресурсы: страна в 2002–2004 гг. заплатила кредиторам около 19,4 млрд вместо 48 млрд дол., т. е. экономия за три года составила почти 30 млрд дол.442

Высокие темпы развития экономики, активный внешнеторговый баланс, бюджетный профицит, увеличение валютных резервов – положительные черты посткризисного хозяйственного состояния Аргентины. Но бесспорные успехи в экономическом восстановлении сами по себе не решали долговую проблему. Более того, в 2002–2004 гг., несмотря на дефолт, суверенная задолженность продолжала быстро расти, превысив в середине 2004 г. колоссальную цифру – 181 млрд дол. Как это произошло?

Свою роль сыграли два главных обстоятельства. Первое : федеральная власть взяла на себя обязательства по внешним долгам отдельных провинций (в объеме 10 млрд дол.). Второе : государству в прямом смысле пришлось оплатить последствия кризиса 2001–2002 гг. и компенсировать банкам и частным гражданам потери, связанные с девальвацией песо. С этой целью были выпущены новые государственные долговые облигации на сумму свыше 20 млрд дол. В результате острота долговой проблемы не спадала и требовала от аргентинского руководства осмысленных и решительных действий.

Все более актуально стоял и вопрос инвестиций. Как уже отмечалось, хозяйственный подъем 2002–2005 гг. носил в значительной степени компенсационный характер, основывался на более полном использовании простаивавших производственных мощностей. Однако указанный резерв сравнительно быстро был исчерпан, и для дальнейшего экономического роста стал необходим позитивный инвестиционный эффект, т. е. «свежие», в том числе зарубежные, вложения в основной капитал. Однако в условиях дефолта наступила своего рода «инвестиционная зима», многие новые капиталовложения были надолго заморожены, и Буэнос-Айрес не мог рассчитывать на быструю «оттепель» и массовое возвращение иностранных инвесторов на аргентинские рынки. Поэтому данное обстоятельство также побуждало правительство форсировать урегулирование долговой проблемы.

Поставив целью ослабить давление долгового пресса и добиться приемлемых для Аргентины условий реструктуризации внешней задолженности, Буэнос-Айрес сконцентрировал усилия на двух направлениях: выстраивание новых отношений с МВФ и проведение переговоров с частными держателями дефолтированных облигаций. При этом крайне тяжелое финансовое положение, сложившееся в начале 2002 г., ставило Буэнос-Айрес перед сложным вызовом: расколоть единый фронт кредиторов. Реализация этой стратегии во многом зависела от договоренностей с МВФ. Контакты с Фондом были регулярными, но полного взаимопонимания достичь не удавалось. МВФ настаивал на принятии ряда мер (повышение тарифов на коммунальные услуги, реформа банковской системы и т. д.), к которым Буэнос-Айрес не был готов. В результате был достигнут своеобразный компромисс: отношения Аргентины с Фондом на некоторое время «замораживались», с тем чтобы дать возможность правительству Н. Киршнера сконцентрироваться на достижении договоренностей с частными кредиторами.

В сентябре 2003 г. на конференции МВФ в Дубае Р. Лаванья сделал чрезвычайно сильный политический ход: предложил произвести обмен дефолтированных аргентинских долгов номинальной стоимостью 81,8 млрд дол. на новые инструменты на сумму 20,3 млрд дол. (75 % дисконта) и без учета процентов, «набежавших» с момента объявления дефолта443. Разумеется, требование такой огромной скидки не вызвало восторга со стороны кредиторов и инвесторов, подвергших демарш Розового дома резкой критике. Но главное было сделано: реструктуризация долгов стала предметом конкретных переговоров, стороны получили возможность четче обозначить исходные позиции для их возможного последующего сближения.

Как географически распределялся дефолтированный суверенный долг Аргентины и каковы были действия частных инвесторов?

В середине 2004 г. общий объем дефолтированной задолженности, включая просроченные проценты (20,8 млрд дол.), составил 106,4 млрд дол. Долговые бумаги находились на руках граждан Аргентины, США, Японии и ряда европейских государств (см. табл. 10.3).

В целях координации своих позиций на переговорах с Буэнос-Айресом аргентинские и зарубежные держатели долговых облигаций объединились в ассоциации инвесторов. Так, в Нью-Йорке в конце 2001 г. был образован Комитет держателей аргентинских бондов, объединивший группу институциональных кредиторов: Морган Стэнли, ХБК Инвестментс, Ван Эк Кэпитал и т. д. На их долю приходилось долгов на сумму порядка 7 млрд дол. Этот орган стал инициатором создания в начале 2004 г. Глобального комитета кредиторов (ГКК), который возглавили американский финансист Ханс Хьюмс и итальянский банкир Никола Сток444.

Таблица 10.3 Географическое распределение дефолтированного суверенного долга Аргентины

Подсчитано по: Ministerio de Economia у Production. – www.mecon.gov.com.ar

В Италии, где было сосредоточено максимальное количество зарубежных держателей аргентинских бондов – 450 тыс. человек, в начале 2002 г. образовалась так называемая Аргентинская тактическая группа , объединившая свыше 450 банков, разместивших облигации на местном финансовом рынке и не без оснований опасавшихся юридического преследования со стороны частных инвесторов, купивших по их рекомендации аргентинские бонды в тот момент, когда страна уже находилась накануне дефолта. Группа вошла в ГКК. Другая организация – Комитет итальянских кредиторов — сплотила индивидуальных инвесторов, недовольных позицией банков и предпринявших легальные действия как против итальянских финансовых учреждений, так и против аргентинского государства.

В Германии жертвами дефолта оказались 40 тыс. частных лиц, чьи интересы представили Немецкая ассоциация инвесторов, Агентство по возвращению аргентинского долга и Агентство по реструктуризации аргентинской задолженности (вошло в ГКК). Значительное число кредиторов предъявило судебные иски банкам Нью-Йорка и Франкфурта и в ряде случаев добилось возвращения инвестированных средств.

Жесткую позицию по отношению к Буэнос-Айресу с момента дефолта заняли 30 тыс. японских граждан – держателей аргентинских облигаций. Консультируемые банками Токио – Митсубиси и Шинсей (оба вошли в ГКК), японские инвесторы потребовали от аргентинских властей полной и незамедлительной компенсации. «Чтобы расплатиться с нами, Аргентина должна продать все, вплоть до части своей территории», – заявили японцы на переговорах с представителями аргентинского министерства экономики. «…Слово «Аргентина», – констатировала газета «Уолл-стрит джорнал», – стало в Японии ругательством»445.

Рекордное число понесших ущерб от дефолта было в самой Аргентине – порядка 500 тыс. держателей номинированных в иностранной валюте долговых обязательств, чье обслуживание было прекращено. Тысячи кредиторов объединились в Ассоциацию пострадавших от дефолта и предъявили иски в судебные инстанции Нью-Йорка и Буэнос-Айреса. В многочисленных заявлениях и протестных выступлениях инвесторы подчеркивали, что их операции с долговыми инструментами государства не имели ничего общего с финансовыми спекуляциями и по существу явились кредитованием федеральных и провинциальных властей. В этих утверждениях было много справедливого. В большинстве случаев бонды приобретались аргентинскими гражданами практически по их номинальной стоимости (в ряде случаев – даже по более высокой цене) и обеспечивали держателям сравнительно невысокий доход, зачастую – ниже дивидендов по срочным банковским вкладам. Расчет, как правило, был не на высокую доходность, а на исключительную надежность бумаг. Отсюда – не просто разочарование, но подлинное отчаяние индивидуальных инвесторов.

«Частные держатели аргентинских дефолтированных долговых обязательств… – это настоящая Вавилонская башня. И не только по разнообразию языков и культур, с которыми столкнулись аргентинские переговорщики. Группы инвесторов, занимающие жесткие позиции, соседствуют с более покладистыми группами. Индивидуальные вкладчики и адвокаты – с фондами-стервятниками и мегаассоциациями, действующими на трех континентах… Держатели дефолтированных долговых обязательств – это участники сложной игры, в которой замешаны интересы бизнеса, политики, дипломатии и будущее многих людей, как аргентинцев, так и иностранцев», – отмечали исследователи проблем внешнего долга446.

Давление кредиторов, с одной стороны, возросшие финансовые возможности страны и ее заинтересованность выйти из дефолта – с другой, побудили правительство Н. Киршнера улучшить первоначальную оферту по реструктуризации дефолтированной задолженности. Так, 1 ноября

2004 г. Буэнос-Айрес выступил с новым – последним – предложением (офертой) инвесторам. В соответствии с ним общий объем дефолтированных обязательств без учета процентов по-прежнему оценивался в 81,8 млрд дол., и взамен старых ценных бумаг предлагались новые, максимальной номинальной стоимостью 41,8 млрд дол. Таким образом, дисконт сокращался до 49 %. В начале декабря 2004 г. президент Н. Киршнер подписал декреты № 1733/04 и 1735/04, утвердившие легальный формат процесса выхода из дефолта и механизм обмена долговых инструментов. Позднее были установлены временные рамки этой финансовой операции: с 14 января по 25 февраля 2005 г.

В окончательном виде аргентинское предложение содержало следующие главные моменты.

Первое. В принципиальном плане правительство Н. Киршнера исходило из того, что страна не может расходовать на обслуживание долгов средства, превышающие ее реальные возможности, не может, заплатив кредиторам, обделить подавляющее большинство собственных граждан, поставить подудар политическую стабильность и социально-экономическое равновесие.

Второе. Оферта Буэнос-Айреса объявлялась окончательной и неизменной, по принципу: «соглашайся или уходи». Те кредиторы, которые в установленные сроки не обменивали облигации, превращались в holdouts , как на финансовом сленге называют тех, кто остается за рамками процесса и теряет право на какую-либо компенсацию.

Третье. Вместо дефолтированных 152 разновидностей долговых инструментов на сумму 81,8 млрд дол. выпускалось три вида новых ценных бумаг: бонды Par, Cuasi Par и Discount общей номинальной стоимостью от 38,5 до 41,8 млрд дол. (в зависимости от процента участия кредиторов в операции обмена). Большая часть инструментов номинировалась в долларах, евро, иенах и песо.

Четвертое. Бонды Par выпускались объемом от 10 млрд дол. (если участие кредиторов будет 70 % или меньше) до 15 млрд дол. (если участие превысит 70 %). По этим облигациям не было дисконта, но предлагались самые низкие процентные ставки: от 1,33 до 5,25 годовых в течение 25 лет. Амортизация основного капитала осуществлялась в 2029–2038 гг.

Пятое. Бонды Cuasi Par эмитировались только в песо на сумму, эквивалентную 8,3 млрд дол. с дисконтом в 30,1 %, сроком окончательного погашения в 2045 г. и годовыми процентами, равными 3,31. Амортизация капитала – с 2036 г.

Шестое. Бонды Discount имели самую большую скидку – 66,3 %, но наивысшие годовые проценты – 8,28. Эти облигации выпускались на сумму от 18 до 21,1 млрд дол. с погашением в 2033 г. и частичной капитализацией процентов в течение первых десяти лет после эмиссии (в этот период проценты должны выплачиваться не полностью).

Седьмое. Инвесторы получали новые долговые инструменты 1 апреля 2005 г., и в тот же день им выплачивались наличными начисленные проценты по долгам.

По общему мнению, успешной могла быть признана реструктуризация, охватившая, по меньшей мере, 70 % общего объема дефолтированной задолженности. В этом случае операция обмена принималась международным финансовым сообществом, становилась легитимной, и Аргентина официально выходила из дефолта. Именно поэтому обеспечение минимально 70 %-ного участия инвесторов рассматривалось правительством Н. Киршнера в качестве непосредственной и кардинальной задачи.

Момент истины: «соглашайся или уходи»

Как и планировалось, обмен дефолтированных долговых обязательств начался 14 января 2005 г., и уже первый день был отмечен особой активностью на аргентинских финансовых площадках. Институциональные и частные инвесторы спешили приобрести бонды Cuasi Par, которые многими расценивались как «меньшее зло». В дальнейшем высокая степень участия в операции местных держателей сохранилась и дала убедительный результат: свыше 95 % старых облигаций были обменены на новые инструменты.

Одновременно высокопоставленные посланники Розового дома колесили по всему миру, встречались с кредиторами и убеждали их участвовать в реструктуризации. Эти поездки, получившие в прессе название road show (представления гастролирующей труппы), сыграли свою позитивную роль, но в целом на зарубежных рынках ситуация складывалась неоднозначно. ГКК в лице X. Хьюмса, Н. Стока и целой армии юристов объявил Буэнос-Айресу настоящую войну, пытаясь сорвать обмен. В ход было пущено все: шантаж, угрозы судебных преследований, психологическая атака на инвесторов, которых, в частности, убеждали в том, что аргентинцы в последний момент могут серьезно улучшить уже сделанное предложение. «Нужно быть очень легковерным, чтобы принять эту оферту», – утверждал X. Хьюмс и предрекал глобальный уровень участия в обмене ниже 50 %, что было бы для правительства Н. Киршнера равнозначно полному провалу447.

Японские банки Токио – Митсубиси и Шинсей также не меняли своей негативной позиции. Их официальные представители не уставали твердить о нежелании участвовать в реструктуризации аргентинского долга на заявленных условиях и требовали от властей Японии и МВФ оказать давление на Буэнос-Айрес и заставить его существенно увеличить компенсацию инвесторам. Да и в самой Аргентине нашлось немало скептиков и прямых критиков позиции властей. Целый ряд известных деятелей оппозиции и крупных экономистов монетаристского толка («неолиберальные мудрецы», как иронично называл их президент страны) выступили с апокалипсическими заявлениями, прогнозируя массовый отказ кредиторов от участия в обмене. Все это вносило дополнительную нервозность, отрицательно воздействовало на настроение сотен тысяч частных держателей долговых обязательств, которые не знали, кого им слушать. Приближался своего рода «момент истины».

Не прекращавшиеся интриги и возникавшие угрозы потребовали от Розового дома незамедлительных действий. По инициативе правительства 9 февраля 2005 г. Национальный конгресс подавляющим большинством голосов (146 – «за», 8 – «против» и 30 – воздержавшиеся) принял так называемый закон «замок», исключавший возможность изменения условий реструктуризации и продления ее сроков. Тем самым была выбита почва из-под ног всех тех, кто рассчитывал, что кабинет Н. Киршнера «даст слабину» и уступит давлению ГКК и связанных с ним финансовых кругов. Аргентинцы выстояли, курс правительства получил широкую политическую и общественную поддержку, и после принятия упомянутого закона обмен старых бондов на новые заметно оживился. Этому способствовала и конструктивная позиция, занятая рядом крупнейших мировых банков: Дойче банк, Креди Суисс Ферст Бостон, Ситигруп, которые рекомендовали кредиторам принять предложение Буэнос-Айреса448.

В итоге правительству Аргентины удалось выдержать график и завершить процедуру реструктуризации 25 февраля (к слову сказать, в день 55-летия Н. Киршнера, сделавшего себе, таким образом, хороший подарок). Усилия его кабинета не пропали даром: обмен охватил свыше 76 % дефолтированного долга, что с полным на то основанием можно было расценивать, как крупный экономический и политический успех Аргентины. «Гордиев узел долга разрублен», «Кошмар дефолта остался позади», «Масштабы обмена достойны книги рекордов Гиннесса» – так с нескрываемым удовлетворением комментировала случившееся аргентинская печать. «Самой удачной сделкой» суверенного государства с частными кредиторами в мировой истории назвал реструктуризацию сам Н. Киршнер и подчеркнул: «Мы сохранили для аргентинцев миллиарды и миллиарды долларов, которые в противном случае были бы выкачаны из страны»449. А вот мнение лондонского еженедельника «Экономист»: «Успех переговорной стратегии аргентинского правительства… – это политический триумф президента Нестора Киршнера»450.

Официальное заявление о выходе Аргентины из дефолта последовало 1 марта 2005 г. в речи главы государства на открытии очередной 123-й сессии Национального конгресса. Символично, что произошло это в том же зале, где тремя с липшим годами ранее А. Родригес Саа объявил о введении моратория на платежи по внешнему долгу.

По данным министерства экономики Аргентины, в ходе реструктуризации был произведен обмен долговых обязательств стоимостью 62,2 млрд дол. на новые инструменты на общую сумму 32,5 млрд дол, а на руках у holdouts осталось облигаций на 19,6 млрд дол. В результате общий объем признаваемого Буэнос-Айресом суверенного долга, достигавшего в конце 2004 г. 191,3 млрд дол., сократился почти на 35 % и непосредственно после реструктуризации составил 125,3 млрд дол.451 Дальнейшая эволюция размера задолженности показана на рис. 10.5.

Рис. 10.5. Суверенный долг в млрд дол.

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.com.ar

Основываясь на анализе приведенных данных, можно констатировать ощутимое ослабление долгового прессинга, а с учетом возросших сроков амортизации основного капитала улучшились и временные рамки обслуживания суверенной задолженности. Все это – положительные итоги реструктуризации, которые нельзя недооценивать [67] .

Далее. Выход из дефолта стал знаковым событием не только в экономической и политической жизни Аргентины, но и в общем контексте международных финансовых отношений. Обращают на себя внимание сразу несколько существенных особенностей аргентинского сценария реструктуризации внешнего долга. В том числе:

? операция обмена была осуществлена в период экономического подъема и в рамках новой парадигмы хозяйственного развития страны, что заметно усилило переговорные позиции Буэнос-Айреса;

? правительство Н. Киршнера провело реструктуризацию, располагая собственными денежными ресурсами и не прибегая к заимствованиям у МВФ и других финансовых институтов;

? в ходе процедуры обмена Розовый дом активно задействовал все основные рычаги влияния на кредиторов, включая новые законодательные инициативы.

Итоги реструктуризации стали для многих сюрпризом и вызвали определенное беспокойство в мировых финансовых кругах. «Аргентина создала опасный прецедент», – писала «Файнэншл тайме» и поясняла: «Страна доказала, что государства-должники располагают большой силой в переговорах с держателями долговых обязательств»452. Интересное мнение высказал сотрудник парижского Центра перспективных исследований и международной информации Жером Сгар. Он отметил, что реструктуризация «установила новые правила игры, которые снижают роль МВФ»453. Это означало, что аргентинский выход из дефолта зафиксировал некоторые подвижки в отношениях кредиторов и должников в плане растущего учета интересов развивающихся государств и обеспечения стабильности их валютно-финансового положения – непременного условия устойчивого роста реальных секторов экономики.

Реакция международного сообщества и отношения с МВФ

Вместе с тем было преждевременно говорить об окончательном урегулировании проблемы аргентинского долга. В повестке дня оставались сложные вопросы, не имевшие простых решений. Первый из них – все еще очень высокие обязательства Буэнос-Айреса перед кредиторами на ближайшие годы. Подсчеты экспертов показывали, что даже после реструктуризации платежи по обслуживанию суверенной задолженности составляли порядка 13 млрд дол. в 2005 г. и 12,5 млрд дол. в 2006 г.454 Такие расходы Розовому дому были не под силу, что неизбежно влекло за собой новый этап переговоров с кредиторами, и прежде всего с МВФ, о смягчении условий обслуживания долга.

Конфликтный характер приобрела проблема «holdouts». Позиция аргентинского правительства оставалась предельно ясна: не участвовавшие в реструктуризации инвесторы утрачивали право на компенсацию. Но на сторону оказавшихся «за бортом» кредиторов встали мощные политические силы. В пользу « holdouts » высказались руководители МВФ, высокопоставленные чиновники США и ряда других западных стран. Да и в самой Аргентине кредиторы приобрели влиятельных союзников. Как

Буэнос-Айрес мог противостоять такому нажиму? Ответ на этот вопрос оставался открытым.

В любом случае было принципиально важно, чтобы позиция аргентинских властей в их контактах с международными инвесторами формулировалась с учетом накопленного опыта и приоритетных национальных интересов, исходила из сложившейся макроэкономической реальности и опиралась на прочный общественный консенсус и поступательное развитие экономики страны. Еще в июле 2004 г. эксперты министерства экономики подготовили обстоятельный доклад, касающийся основных аспектов отношений Аргентины с МВФ. Все содержание этого документа было подчинено тезису о необходимости («в меру налоговых и финансовых возможностей») уменьшения кредитной зависимости Буэнос-Айреса от Фонда455. Проведя реструктуризацию дефолтированных долгов, Аргентина получила уникальный исторический шанс качественно укрепить свой финансовый суверенитет и должна была его использовать на все сто процентов. Из Розового дома стали поступать сигналы о подготовке нового шага на этом пути, что нашло отражение и в важных кадровых изменениях в правительстве.

Во второй половине 2005 г. (после реструктуризации долга, которая укрепила авторитет Р. Лаваньи в Аргентине и за рубежом) в отношениях между президентом и министром экономики стали накапливаться и частично вышли на поверхность определенные расхождения. Можно обозначить несколько конфликтных точек. Так, Н. Киршнера не устраивали участившиеся критические высказывания Р. Лаваньи в адрес политики популизма, которые глава государства не без оснований принимал на свой счет. Кроме того, президент был крайне недоволен резким скачком инфляции (с 4,4 % в 2004 г. до 12,3 % в 2005 г.) и был склонен возложить за это вину на главу экономического блока в правительстве. Разница в подходах выявилась и по отношению к МВФ: Н. Киршнер явно занимал более радикальную и непримиримую позицию. И главное. Президента не устраивала на глазах формировавшаяся новая роль Р. Лаваньи как своего рода очередного (по примеру Д. Кавалло) «суперминистра», обретавшего собственную политическую гравитацию456. Все это привело к тому, что в конце ноября 2005 г. Р. Лаванья был отправлен в отставку, а на его место была назначена президент БАН Фелиса Мисели, ставшая, таким образом, первой в истории страны женщиной-министром экономики457.

Отставка Р. Лаваньи и назначение Ф. Мисели вызвали поток комментариев не только в самой Аргентине, но и за рубежом. Обозреватель газеты «Нью-Йорк тайме» Ларри Ротер написал: «Аргентинский президент выгоняет архитектора экономического восстановления страны». И добавил, что Н. Киршнер воспользовался итогами выборов в октябре 2005 г. [68] и ликвидировал свою зависимость от Р. Лаваньи, поставив на его место Ф. Мисели, которой «не хватает влияния и политической независимости»458. Положительно восприняла события в Буэнос-Айресе бразильская пресса. Газета «О Глобо» писала: «Бразилия аплодирует переменам. Для бразильского правительства диалог будет более сбалансированным». Характеризуя политическую подоплеку отставки, газета «Фолья де Сан-Пауло» подчеркнула: «Киршнер обеспечивает киршенизацию и полевение своего правительства». В свою очередь испанская «АБС» подчеркнула, что президентское решение последовало через неделю после того, как Р. Лаванья выступил с антикоррупционными разоблачениями и вскрыл злоупотребления при проведении общественных работ. Тем самым невольно (или намеренно) проводилась параллель с историей отставки Д. Кавалло, который вызвал неудовольствие К. Менема своими выступлениями против «мафиозных и коррупционных сделок»459.

Весьма сдержанно (или откровенно критически) «смена караула» в министерстве экономики была воспринята в международных политических и деловых кругах. Влиятельная организация «Межамериканский диалог» в своем бюллетене отметила, что Р. Лаванья «занимал прагматичную и независимую позицию в правительстве Киршнера» и с его уходом президент усилил собственное влияние в финансово-экономических вопросах. Более определенно высказался вице-президент банка «Дж. П. Морган» Владимир Вернинг. В документе, направленном клиентам этого финансового учреждения, он подчеркнул: «Мисели – разочаровывающая замена в том смысле, что она, похоже, будет играть пассивную роль в качестве министра экономики». В свою очередь, аналитик банка «Креди Суис Ферст Бостон» Карола Сэнди заметила, что Ф. Мисели в вопросах экономической политики полностью солидарна с Н. Киршнером и «поддерживает президентскую идею сохранения слабого песо и контроля за движением капиталов». Наблюдатели не могли обойти стороной одну из главных проблем Буэнос-Айреса – отношения с МВФ. Рассматривая их в широком контексте, эксперты банка «Беар Стирнс» сделали следующий вывод: «Уход Лаваньи не является сюрпризом, он всего лишь подтверждает наше мнение, что нынешний враждебный рыночным реформам климат в Аргентине не изменится и отношения с МВФ не улучшатся»460.

Отношения с МВФ действительно нисколько не улучшались. Фонд не оставлял попыток воздействовать на процесс формирования макроэкономического курса Буэнос-Айреса и продолжал «хлопотать» в защиту интересов «holdouts», чем вызывал растущее раздражение Н. Киршнера, которое президент уже и не думал скрывать. Мишенью критики представителей аргентинских властей все чаще становился долг Аргентины МВФ и условия его обслуживания. В частности, многократно подчеркивалось, что в течение 2002–2005 гг. страна, несмотря на тяжелое хозяйственное и финансовое положение, выплатила Фонду очень значительную сумму – 8 824 млн дол. в счет погашения основной суммы задолженности и соответствующих процентов (см. табл. 10.4).

Таблица 10.4 Аргентинский долг МВФ и платежи по его обслуживанию

Источник. Подсчитано по данным МВФ и министерства экономики Аргентины.

При этом условия погашения со временем стали жестче, поскольку задолженность МВФ исчислялась в специальных правах заимствования (СПЗ – special drawing rights, SDR), курс которых по отношению к доллару США ощутимо подрос. В этой связи в коридорах власти крепло мнение о целесообразности ликвидации аргентинского долга Фонду. 15 декабря 2005 г. Н. Киршнер выступил с заявлением о планах в самое ближайшее время единовременно и полностью «расплатиться» с МВФ и тем самым (слова президента) «похоронить вечную и бесконечную задолженность» Аргентины перед этой международной финансовой организацией461. Характерно, что президент поместил принятое решение в контекст общего процесса трансформации национальной экономики. «Чтобы продолжать перемены, нужно с корнем вырвать то, что им мешает, создать условия для выработки долгосрочной стратегии развития. Долг – основное препятствие на этом пути»462. Выполняя указание главы государства (был принят специальный правительственный декрет, затем одобренный Национальным конгрессом), Центральный банк использовал часть валютных резервов (их общий объем на тот момент составлял 28,1 млрд. дол.) для перевода МВФ более 9,5 млрд. дол. и таким образом полностью погасил аргентинскую задолженность этой финансовой организации [69] . Чисто технически и формально долг аргентинского государства перед Фондом был «переписан» на ЦБ.

Рис. 10.6. Объем и структура госдолга Аргентины после выплаты задолженности МВФ (январь 2006 г., млн долл.)

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.com.ar

Окончательная амортизация долга МВФ подводила черту под 50-летней историей взаимоотношений Аргентины с Фондом, открывала новый этап развития не только этих противоречивых связей, но и в целом системы международных кредитно-финансовых отношений Буэнос-Айреса. Журнал «Нотисиас» назвал шаг аргентинских властей «историческим» и именно в силу своей неординарности вызвавшим как поддержку, так и осуждение463. Сторонники «развода» с МВФ указывали на два последствия: ослабление долговой нагрузки на экономику и укрепление суверенности Розового дома в принятии макроэкономических решений. «Выплата долга МВФ, – поясняла в редакционной статье газета «Кларин», – повышает степень свободы правительства, поскольку освобождает его от условий, которые обычно налагает Фонд, предоставляя рефинансирование»464. В поддержку

Н. Киршнера высказался и один из лидеров перонизма, А. Кафьеро. Он напомнил, что Х.Д. Перон отвергал все приглашения МВФ вступить в эту организацию, и Аргентина стала членом Фонда только после военного переворота 1955 г. «Решение президента Киршнера, – писал А. Кафьеро, – имеет глубокое историко-политическое содержание и заслуживает похвалы»465. С одобрением действий Розового дома выступил нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. «В экономическом смысле Аргентина поступила корректно, – заметил ученый, – потому что отвергла требования МВФ проводить политику налоговых и денежных корректировок»466.

В лагере критиков собралась достаточно пестрая компания: 1) экономисты неолиберального толка, 2) политические конкуренты Н. Киршнера из рядов аргентинского истеблишмента, 3) радикальные приверженцы левых взглядов. Первых больше всего беспокоил тот факт, что выход Аргентины из-под контроля МВФ усилит тенденцию к отходу страны от монетаристских догм и приведет к консолидации «неодесаррольистской» модели развития. Вторые атаковали правительство по процедурным вопросам. В частности, губернатор провинции Неукен Хорхе Собич вменял Розовому дому в вину тот факт, что столь судьбоносное решение (выплата долга МВФ) было принято единолично президентом, минуя демократические механизмы и институты. «Это, – писал он на страницах газеты «Насьон», – выпад против Национального конгресса, с которым нужно было проконсультироваться до, а не после принятия решения, потому что Фонду платит нация, а не президент со своего банковского счета»467. Третьи (критики «слева») упрекали власти в том, что они скрупулезно выполнили свои международные финансовые обязательства, вместо того чтобы применить к долгам МВФ такие же правила, включая дисконт порядка 50 %, какие были использованы при реструктуризации дефолтированной части суверенной задолженности. Более того, поднимаясь до уровня обобщений, отдельные авторы использовали соглашение с Фондом как пример нежелания властей концентрироваться на решении насущных проблем страны: бедности и неравномерном распределении доходов468.

В любой критике есть доля истины. Но именно доля, поскольку положительные результаты президентского решения явно «перевешивали» имевшие место процедурные шероховатости. Вслед за выходом из дефолта ликвидация задолженности перед МВФ стала шагом в направлении поэтапного освобождения страны от «смирительной рубашки» долговой зависимости. На рис. 10.7 показано, как в 2002–2008 гг. стабильно снижалась долговая нагрузка на аргентинскую экономику. Характерно и то, что впервые за долгое время в период после проведения реструктуризации суверенный долг Аргентины рос значительно медленнее, чем ВВП и экспорт.

Достигнутые успехи не означали окончательного решения долговых проблем. В частности, не оставляли попыток пересмотреть итоги реструктуризации структуры, представлявшие интересы «holdouts». В ноябре 2007 г., накануне встречи «Группы 20-ти» в Кейптауне (ЮАР), American Task Force Argentina распространила коммюнике, в котором говорилось, что «Аргентина бросила вызов правилам международных заимствований…», и потребовала от стран – членов «Группы 20-ти» оказать давление на Розовый дом и заставить его удовлетворить требования кредиторов, не принявших участие в мегаобмене долговых обязательств в 2005 г.469 Юридические представители неудовлетворенных инвесторов неоднократно добивались наложения эмбарго на аргентинские счета в зарубежных банках, втягивали власти Буэнос-Айреса в длительные судебные разбирательства.

Рис. 10.7. Суверенный долг в % к ВВП

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.com.ar

В ряду неурегулированных проблем продолжала фигурировать задолженность Буэнос-Айреса странам – членам Парижского клуба [70] , в том числе: Германии – 2 113 млн, Японии – 1 414 млн, Испании – 629 млн, Италии – 516 млн, Нидерландам – 457 млн, США – 362 млн, Франции – 271 млн дол. Во всех случаях платежи не производились Аргентиной с 2002 г. Этот вопрос прочно вошел в повестку переговоров официальных аргентинских представителей с их западными партнерами. Так, во время встречи посла США в Буэнос-Айресе Эрла Уэйна с новым министром экономики Мартином Лусто в середине февраля 2008 г. американский дипломат прямо спросил, что аргентинские власти собираются предпринять в отношении задолженности Парижскому клубу. Ответ министра был абсолютно категоричен: «Аргентина хочет решить эту проблему, но не любой политической ценой»470. Речь, очевидно, шла о выработке приемлемых для Буэнос-Айреса условиях погашения и этого долга.

Между тем положение Аргентины на мировых финансовых рынках оставалось незавидным. В 2008 г., несмотря на то, что с момента дефолта прошло больше шести лет, аргентинские долговые инструменты, не участвовавшие в реструктуризации 2005 г., продолжали торговаться на рынке ценных бумаг (в среднем по цене 12 дол. за 100-долларовый номинал). Значительную их часть приобретали фонды-стервятники, чтобы впоследствии либо перепродать, либо предъявить аргентинскому государству в обмен на другие обязательства. Эти фонды и находившиеся под их влиянием «holdouts» не прекращали оказывать давление на Буэнос-Айрес.

Проблема «holdouts» и дефолтированный долг Парижскому клубу не позволяли Аргентине полностью и окончательно выйти из состояния дефолта и, следовательно, на приемлемых условиях пользоваться услугами международных финансовых рынков. А такая потребность сохранялась, главным образом, для покрытия платежей по суверенному долгу, объем которого вновь стал расти и в июне 2008 г. достиг 149,8 млрд дол. Буэнос-Айрес стал эмитировать долговые обязательства, которые мог размещать только на венесуэльском рынке благодаря сотрудничеству с У. Чавесом и под сравнительно высокие проценты (15 % годовых).

2 сентября 2008 г. К. Фернандес де Киршнер сделала заявление о планах Розового дома полностью и «одним махом» расплатиться с Парижским клубом. «Я подписала декрет, уполномочивающий министра экономики выплатить долг Парижскому клубу, используя свободно располагаемые резервы Центрального банка», – подчеркнула глава государства. При этом пояснили, что так называемые «свободно располагаемые» резервы ЦБ – это те, которые превышают средства, необходимые для обеспечения стабильности денежной массы. По имевшимся расчетам, на сентябрь месяц в распоряжении Центробанка находилось порядка 14,4 млрд дол. таких средств471. Этого было больше чем достаточно для полной ликвидации задолженности Парижскому клубу, объем которого аргентинские власти на тот момент оценивали в 6,7 млрд дол. Правда, сами члены Клуба озвучивали другую цифру – 7,9 млрд дол., но это, в конце концов, был предмет для конкретных обсуждений.

Заявление было положительно воспринято в международных финансовых кругах, поскольку свидетельствовало о готовности (и возможностях) Буэнос-Айреса окончательно нормализовать отношения с кредиторами. Однако жесткие коррективы в планы аргентинских властей внес разразившийся в 2008 г. мировой финансовый кризис, последствия которого дали о себе знать и в Аргентине (подробнее об этом будет сказано ниже). Правительство К. Фернандес де Киршнер сочло за благо притормозить выплату долгов, чтобы лучше разобраться в создавшейся ситуации и оценить возникшие риски.

Изучая возможности урегулирования отношений с кредиторами, Розовый дом не упускал из виду стратегическую задачу – укрепление финансового суверенитета страны. Правительство Аргентины приняло активное участие в развитии регионального кредитно-финансового сотрудничества. 9 декабря 2007 г. в Розовом доме состоялось подписание учредительных документов «Банка Юга» – многосторонней финансовой организации, созданной по инициативе Буэнос-Айреса и Каракаса семью государствами Южной Америки: Аргентиной, Боливией, Бразилией, Венесуэлой, Парагваем, Уругваем и Эквадором. Главной целью новой финансовой структуры (ее уставной капитал был определен в объеме 7 млрд дол.) было кредитование тех государственных и частных хозяйственных проектов, на которые отказывались выделять ресурсы другие международные банки и организации. Речь шла о создании межгосударственного регионального банка развития — новой формы интеграционного сотрудничества южноамериканских стран. Не случайно учредители ссылались на пример МАБР, но, как заявил министр экономики Бразилии Гидо Мантега, «в отличие от МАБР деятельность «Банка Юга» будет напрямую подчинена интересам государств Южной Америки»472.

Симптоматично, что для провозглашения решения о создании «Банка Юга» южноамериканские лидеры собрались в Буэнос-Айресе за один день до вступления в должность президента К. Фернандес де Киршнер. Тем самым было подчеркнуто признание инициативной роли и заслуг аргентинских властей в развитии регионального сотрудничества, а также продемонстрирована поддержка новой администрации, выразившей намерение продолжить курс Н. Киршнера.

Основные бюджетно-налоговые и валютно-финансовые компоненты новой экономической политики, обеспечившие значительную денежную суверенность аргентинского государства в посткризисный период (чего не было в течение десятилетий), имели не только макроэкономическую и модернизационную значимость. Была создана своего рода «подушка безопасности», благодаря чему в условиях международной финансовой турбулентности, начавшейся в связи с ипотечным кризисом в США, денежная система Аргентины оказалась более подготовленной (по сравнению с прошлыми временами) к непростым испытаниям, которым «с подачи Вашингтона» подверглись многие страны мира.

Глава 4 Вызовы глобального рынка и внешнеэкономические ориентиры

Аргентина может вновь стать мировой фермой.
Луис Альберто Морено, президент МАБР

Впервые за многие десятилетия Аргентина
находится в оптимальном положении,
чтобы использовать те возможности,
которые ей сегодня предоставляет мировой рынок.
Хорхе Тайана, аргентинский министр иностранных дел

Для адекватного понимания содержания и перспектив современного модернизационного проекта важно проанализировать внешние условия, в которых происходит (и будет происходить в обозримом будущем) развитие основных секторов экономики Аргентины. И главное: в какой степени подъем в 2003–2008 гг. был связан с переменами на мировых товарных и финансовых рынках.

Как уже отмечалось, исторически Аргентина была глубже, чем подавляющее большинство латиноамериканских государств, вовлечена в систему мирохозяйственных связей. На рубеже XIX и XX вв. страна вошла в число значимых торговых держав и стала объектом повышенного внимания со стороны международного капитала. Но такая ситуация не оставалась неизменной. Роль внешней торговли в хозяйственном развитии Аргентины кардинально менялась. Если в начале прошлого века экспортные поставки служили катализатором экономического роста, то во второй половине столетия произошло резкое снижение удельного веса внешнеторгового оборота в национальном ВВП. Неолибералы обычно видят причины этого явления в недостатках импортозамещающей стратегии и государственном вмешательстве в экономику. Безусловно, развитие промышленных отраслей, в которых Аргентина не была конкурентоспособна, отступало от логики сравнительных преимуществ, которую в свое время сформулировал Давид Рикардо. В этом смысле стратегия импортозамещения изначально основывалась на весьма спорном – в теоретическом плане – положении. Верно и то, что роль государства в аргентинской экономике сплошь и рядом была гипертрофирована и не отличалась эффективностью. Но справедливо и альтернативное мнение, которое гласит, что внешнеторговый и – шире – хозяйственный провал Аргентины (и других стран Латинской Америки) в 1970—1980-е гг. в меньшей степени был обусловлен бесспорными издержками импортозамещения и в большей мере – экзогенными факторами, независимыми от внутренней политики. В их числе: ухудшение условий международной торговли и падение спроса (и цен) на товары аргентинского экспорта, повышение учетных ставок и осложнение финансового положения, проблемы с притоком прямых иностранных инвестиций в реальный сектор экономики, рост внешней задолженности473.

К середине 1980-х гг. стало очевидным, что Аргентина попала в порочный круг фактической изоляции от двусторонней, региональной и многосторонней либерализации внешнеторговых связей. Это обстоятельство приводило к мультипликативному росту издержек от эффекта отклонения торговли , или, выражаясь иначе, из-за потери торговых потоков. В результате страна теряла позиции на мировых рынках, что статистически хорошо видно из данных табл. 11.1.

В последней четверти прошлого века на Аргентину стал давить пресс экономического отставания не только от передовых государств Запада, но и от целого ряда развивающихся стран Азии и Латинской Америки. Аргентинские производители, несмотря на определенные успехи в диверсификации внешней торговли, теряли позиции даже в тех секторах международной торговли, где исторически имели существенные конкурентные преимущества (например, мясо и мясопродукты), но взамен не становились заметными поставщиками новых изделий. В самом деле, если в 1948 г. внешние поставки аргентинских товаров составляли 2,7 % общемирового экспорта и превышали аналогичный показатель таких огромных государств, как СССР, Китай и Бразилия, то в 1983 г. удельный вес Аргентины снизился до 0,4 %. Тот же тренд был характерен и для аргентинского импорта.

Таблица 11.1 Изменение доли отдельных стран в мировой торговле (в %)

Источник. WTO. World Trade Report 2007. Geneva, 2007. P. 47, 48, 199, 200.

Как подчеркивалось в гл. 6, попытка переломить эту неблагоприятную тенденцию была предпринята в 1990-х гг. в рамках неолиберальной трансформации национальной макроэкономической парадигмы. В этот период в экономической политике произошел перелом, главной отличительной чертой которого была либерализация как внутренних «правил игры», так и механизмов внешнеэкономических связей. Внешняя торговля стала одним из ключевых источников экономического роста. Вместе с тем эмпирические исследования свидетельствуют, что в 1990-е гг. в целом ряде случаев была нарушена экономически целесообразная последовательность и дозировка внешнеторговой либерализации по отдельным отраслям аргентинской экономики. Издержки эффекта адаптации в процессе либерализации торговли далеко не всегда удавалось смягчать продуманными и эффективными регулятивными мерами. В результате во внешней торговле возник дисбаланс: импортные закупки все чаще превышали поставки на экспорт, что усугубляло хозяйственные и финансовые трудности Буэнос-Айреса. Среди факторов, которые ускоряли развитие кризисных явлений в конце 1990-х гг., следует отметить как макроэкономические причины, так и хозяйственные проблемы на микроуровне. В макроэкономической сфере политика поддержания стабильного обменного курса песо (паритет с долларом США) все более негативно сказывалась на конкурентоспособности реального сектора и одновременно способствовала нарастанию спекулятивного давления на аргентинскую валюту. На микроуровне сравнительная ограниченность внутреннего рынка и необходимость наращивания экспорта подталкивали аргентинские фирмы к накоплению существенных объемов задолженности в иностранной валюте, что в условиях падения предпринимательской активности и начавшейся рецессии приводило к массовым банкротствам предприятий, в первую очередь малых и средних. Таким образом, внешнеторговая стратегия неолибералов в конечном счете себя не оправдала, что продиктовало необходимость выработки нового курса в сфере мирохозяйственных связей.

Приоритеты и динамика внешней торговли

После кризиса 2001–2002 гг. Аргентине в определенной степени удалось оптимизировать свои взаимоотношения с мировым хозяйством, радикально диверсифицировав внешние связи и реализовав значительный потенциал торгово-экономических отношений с Китаем, Россией, Индией, арабскими и другими государствами. При этом сохранялись (а на ряде направлений наращивались) обмены с традиционными партнерами: Бразилией, США, Чили, Евросоюзом.

Готовясь к рывку в попытке «вытащить» экономику из трясины кризиса и наверстать упущенные возможности, аргентинские власти внесли коррективы в стратегию развития внешнеэкономических связей и существенным образом видоизменили национальную внешнеторговую модель. Стимулирование экспорта превратилось в сверхзадачу правительства. Забегая вперед, отметим, что в период 2003–2008 гг. экспортные поставки и внешнеторговый оборот в целом росли опережающими темпами (см. рис. 11.1), став существенным фактором общего хозяйственного подъема.

Рис. 11.1. Внешняя торговля в млрд дол.

Составлено по: Ministerio de Economia y Produccion. www.mecon.gov.ar

В начале 2004 г. правительство Н. Киршнера приняло Основные направления внешнеторговой политики Аргентины — документ, определивший цели и принципы развития внешнего сектора национальной экономики474. В нем, в частности, ставились следующие задачи:

? к 2008 г. удвоить объем товарного экспорта (что было выполнено);

? расширить предложение торгуемых товаров с высокой добавленной стоимостью;

? диверсифицировать рынки аргентинских внешних поставок за счет новых покупателей в Латинской Америке, США, Европе и Азии.

Здесь же формулировались базовые принципы «неодесаррольистской» внешнеторговой стратегии, принятой на вооружение правящими кругами страны:

? многополюсность или одновременное продвижение по различным географическим азимутам;

? взаимность (так называемый принцип «trade-off», предполагающий обязательный учет интересов партнера);

? тематический плюрализм (предложение самых разнообразных товаров и услуг, производимых в стране, с акцентом на нетрадиционные изделия);

? консистенция – опора на прочную теоретическую и экспертную базу при принятии решений в области мирохозяйственных связей;

? консенсус – обеспечение эффективного взаимодействия государства, бизнеса и академического сообщества, в том числе в рамках Совета по международной торговле и Консультативного совета гражданского общества, в состав которых вошло свыше 140 заинтересованных организаций (торговые палаты, университеты, профсоюзы, исследовательские центры);

? транспарентность, или максимальная открытость, позволяющая широко обсуждать все актуальные вопросы развития внешнеэкономических отношений.

Основополагающим макроэкономическим фактором роста экспорта стала политика поддержания конкурентоспособного обменного курса песо, что серьезно облегчило позиционирование национальных производителей на мировых товарных рынках. Но свою роль сыграли и другие обстоятельства. Факты говорят о том, что в посткризисный период государственная поддержка аргентинских экспортеров была основана не столько на «выборе победителей», сколько на снижении информационных и других издержек всего национального бизнес-сообщества при выходе предприятий на зарубежные рынки.

Компонентами новой модели стали конкретные инструменты реализации внешнеторговой политики. Один из них – организация правительственными структурами (МИД, министерство экономики) торговых миссий аргентинских предпринимателей за рубеж с целью установления прямых деловых контактов с потенциальными партнерами. Эти миссии показали свою эффективность, о чем свидетельствует их впечатляющий количественный рост: со 126 в 2003 г. до 750 в 2008 г.475 Сходную задачу решают торгово-промышленные выставки и приглашения иностранным импортерам посетить Аргентину и на месте ознакомиться с экспортными возможностями страны.

Существенное значение для частных экспортеров (особенно малых и средних компаний, только начинающих вывозить свою продукцию за границу) имеют профессиональные услуги правительственных экспертов, помогающих в составлении бизнес-планов и предоставляющих товаропроизводителям необходимую коммерческую и финансовую информацию о зарубежных рынках сбыта. Еще одна государственная программа нацелена на содействие в организации так называемых консорциумов экспортеров , объединяющих группы небольших предприятий, которые в одиночку не могут пробиться на внешние рынки. Нередко такие консорциумы создаются при сложившихся производственных кластерах, что повышает их шансы продвигать продукцию за рубеж. Успешные примеры такой практики легко встретить в полюсах концентрации производителей сельскохозяйственной техники, вина, фруктов, мебели, текстиля, обуви. Можно упомянуть и некоторые другие правительственные меры поддержки местных предпринимателей. Было принято решение субсидировать процентные ставки по кредитам малым и средним компаниям. При обычной рыночной стоимости кредита 15 % и выше власти обеспечивали фирмы, работающие на внутреннем рынке, кредитами под 10 % годовых, а экспортеров – ниже 7 %476. Свидетельством положительных изменений делового климата стал тот факт, что с каждым годом все большее количество предприятий, в первую очередь промышленных, выходили на международные рынки. В период 2003–2007 гг. число национальных компаний-экспортеров увеличилось на 4 тыс. и составило порядка 15 тыс. предприятий (в подавляющем большинстве – малые и средние фирмы), а количество стран, закупающих аргентинскую индустриальную продукцию, возросло со 158 до 19 4477.

Современная внешнеэкономическая стратегия Розового дома предусматривает активное использование механизмов многосторонних организаций и интеграционных группировок. Особое место в иерархии инструментов внешнеэкономической деятельности занимает участие Аргентины в ВТО. Это объясняется тем обстоятельством, что в мировой торговой системе в построении двусторонних альянсов Буэнос-Айрес до последнего времени заметно отставал от наиболее продвинутых в этом отношении латиноамериканских стран (например, от Мексики и Чили). В продвижении аргентинской продукции за рубеж большой вес приходится на фактор многосторонней либерализации торговли именно в рамках ВТО, ставшей для Аргентины важной переговорной площадкой по широкому кругу мирохозяйственных вопросов478.

В числе тем, представляющих приоритетный интерес для аргентинского бизнес-сообщества, уже в течение ряда лет фигурирует либерализация рынков сельскохозяйственных и продовольственных товаров в промышленно развитых странах – США, Евросоюзе, Японии и некоторых других. Эта проблема включает целый ряд сюжетов, по которым ведутся напряженные дискуссии: экспортные субсидии; адресная бюджетная поддержка местных сельхозпроизводителей («желтая» корзина); меры правительств по развитию инфраструктуры сельского хозяйства и стимулированию внутреннего спроса в виде различных форм господдержки («зеленая» корзина); выплаты, направленные на ограничение используемых угодий и сокращение производства («голубая» корзина). Являясь членом Кэрнской группы и Группы 20, Аргентина совместно с другими развивающимися государствами в рамках Дохийского раунда добилась согласия развитых держав на снижение внутренних дотаций и отмену с 2013 г. экспортных субсидий, что можно считать весомым дипломатическим успехом.

Но одновременно острый характер приобрели дискуссии по второй конфликтной проблеме – снижению таможенных пошлин на импорт промышленных товаров. В этом случае роли диаметрально поменялись: Аргентина и несколько наиболее развитых государств «третьего мира», объединенных в группу НАМА 11 (Бразилия, Египет, Индонезия, ЮАР и др.), вынуждены «отбивать атаки» стран Запада, требующих максимального открытия рынков индустриальной продукции. Позиция Буэнос-Айреса была неоднократно сформулирована на официальном уровне и сводится к тому, что в настоящее время «Аргентина находится в процессе реиндустриализации, и ей необходимо время для укрепления собственной промышленности»479. Аргентинские власти продолжали уделять внимание ходу переговоров и остро реагировали на все предложения, которые не коррелировали с линией Розового дома. Так, в феврале 2008 г. аргентинский МИД в письме генеральному секретарю ВТО Паскалю Лами пригрозил выйти из переговорного процесса, если в проекте вырабатываемого многостороннего соглашения позиция развивающихся стран не найдет должного отражения480. В критически настроенной аргентинской прессе ситуацию в ВТО назвали «диалогом глухих»481.

Противоречия между Аргентиной (и другими латиноамериканскими государствами) и Западом нашли свое отражение и в контексте рассмотрения вопроса о создании в 2005 г. Зоны свободной торговли Америк (AЛKA). Переговоры на эту тему с самого начала характеризовались существенными разногласиями в подходах к проведению континентальной торговой либерализации. Вашингтон выступал за единовременное подписание документа, который бы уделял значительное внимание вопросам защиты прав интеллектуальной собственности, а также либерализации сектора услуг. То есть тех областей, где США занимали доминирующие позиции. Со своей стороны латиноамериканские страны (ведомые Бразилией и Аргентиной) настаивали на приоритизации снижения торговых барьеров на сельскохозяйственную продукцию. Причем Бразилиа и Буэнос-Айрес предложили проводить переговоры по созданию зоны свободной торговли на разных уровнях. Так, предлагалось на континентальной платформе договориться о правилах происхождения товаров, на двусторонней основе заключать соглашения о свободной торговле, а ряд вопросов оставить для разрешения в рамках ВТО. Тем самым латиноамериканцы стремились использовать такой вариант «конкурентной либерализации», который был направлен, по мнению Я.Д. Лисоволика, «на максимизацию торговых уступок со стороны США»482. Понятно, что такой подход не устраивал вашингтонскую администрацию.

В результате возникших глубоких разногласий между Соединенными Штатами и большой группой латиноамериканских стран переговоры по созданию АЛКА стали напоминать противостояние между Севером и Югом в ходе Дохийского раунда в рамках ВТО. Это отчетливо проявилось на IV саммите Америк в аргентинском курортном городе Мардель-Плата в начале ноября 2005 г. Встреча руководителей 34 американских государств в том, что касалось либерализации торговли и создания АЛКА, закончилась неудачей из-за отказа Вашингтона пойти на значительное сокращение внутренних сельскохозяйственных субсидий. Вопрос о зоне свободной торговли от Аляски до Огненной Земли остался открытым (а может, и закрытым). Как заявил Н. Киршнер, «мы хотим справедливой интеграции, а не той, что выгодна самому большому участнику»483.

Процесс образования АЛКА осложнился и одновременными попытками интеграции между МЕРКОСУР и Европейским союзом. Латиноамериканские страны пытались использовать переговоры о создании зоны свободной торговли с Евросоюзом для получения уступок со стороны США. В частности, государственный секретарь по сельскому хозяйству Аргентины Мигель Кампос неоднократно заявлял, что договоренность между МЕРКОСУР и ЕС могла бы способствовать продвижению вперед в деле панамериканской интеграции. Бразильские власти, в свою очередь, предлагали сделать соглашение МЕРКОСУР – Евросоюз прототипом договора по АЛКА484. В результате ситуация еще больше осложнилась. Впрочем, следует заметить, что и в отношениях с ЕС не наблюдалось ощутимого прогресса. Планировавшееся на 2005 г. создание зоны свободной торговли МЕРКОСУР – Евросоюз не состоялось, и переговоры на эту тему были заморожены во многом по тем же причинам, по которым зашел в тупик проект АЛКА. «Европейский союз крайне заинтересован возобновить переговоры с МЕРКОСУР, но Бразилия и Аргентина тормозят подписание возможного соглашения, защищая чувствительные отрасли промышленности обоих государств», – констатировал в январе 2008 г. бывший аргентинский госсекретарь по торговле Марсело Регунага485.

Сталкиваясь с трудноразрешимыми проблемами в торгово-экономических отношениях с наиболее развитыми странами, аргентинские власти предприняли энергичные действия по расширению и углублению интеграционных процессов в Латинской Америке, в первую очередь в рамках МЕРКОСУР. Это было тем более необходимо, поскольку на рубеже веков члены данной группировки неоднократно нарушали принятые обязательства, вводя протекционистские ограничения в условиях ухудшения внешнеторговой конъюнктуры или нарушения внутриэ-кономического равновесия. В частности, аргентинский кризис 2001–2002 гг. сопровождался ростом протекционизма, что негативным образом повлияло на отношения между двумя лидерами МЕРКОСУР – Бразилией и Аргентиной. Определенное недовольство результатами своего участия в МЕРКОСУР неоднократно и на самом высоком уровне высказывали Парагвай и Уругвай, считавшие (и не без оснований), что главные дивиденды от интеграции получили их более крупные партнеры. В этой связи и Аргентина, и Бразилия были кровно заинтересованы в придании интеграционным процессам дополнительного динамизма.

Благодаря усилиям аргентинских и бразильских властей, МЕРКОСУР был сохранен, а экономическое сотрудничество между двумя странами получило новый импульс. По мнению ряда экспертов, МЕРКОСУР вплотную подошел к этапу перемен486. Определились новые сферы взаимодействия: принятие унифицированного таможенного кодекса и завершение формирования таможенного союза, производственная интеграция, сотрудничество в области энергетики, переход на местные валюты во вну-тризональной торговле. В посткризисный период ассоциированными членами МЕРКОСУР (наряду с Боливией и Чили) стали Колумбия, Перу и Эквадор, статус наблюдателя получила Мексика. Дальше всех пошла Венесуэла, начавшая процедуру превращения в полноправного члена объединения. Кроме того, с отдельными группировками арабских и африканских стран, а также с Египтом и Марокко были заключены рамочные соглашения о торговле, а с Индией – преференциальное торговое соглашение487. Документы о сотрудничестве были подписаны с Андским сообществом наций, что послужило сближению государств региона и облегчило создание в декабре 2004 г. Южноамериканского сообщества наций (ЮСН) [71] . В декабре 2007 г. произошло знаковое событие: состоялось подписание договора о свободной торговле между МЕРКОСУР и Израилем, которое было воспринято в деловых кругах как начало процесса более глубокой интеграции стран Южного конуса в систему мирохозяйственных связей488.

Указанные положительные подвижки не отменяют того факта, что МЕРКОСУР после почти двадцати лет своего существования продолжает быть незавершенной зоной свободной торговли и незавершенным таможенным союзом. Глубокими остаются внутренние диспропорции, периодически вспыхивают острые разногласия, сохраняется недовольство отдельных участников объединения. Все это – почва для пессимизма, для возникающих время от времени призывов чуть ли не «ликвидировать» эту группировку. Но все же думается, что будущее МЕРКОСУР в другом – в развитии и углублении интеграционных процессов и на такой основе в постепенном сближении хозяйственных интересов всех его членов.

Заметное «внешнеторговое оживление» местных производителей и усилия властей по стимулированию экспортных поставок развивались в условиях благоприятной мировой экономической конъюнктуры, когда цены на многие аргентинские товары на международных рынках пошли вверх. В первую очередь это коснулось продовольствия, углеводородного сырья, энергоносителей и горно-рудной продукции. Данное обстоятельство имело принципиальное значение, поскольку меняло негативную для Аргентины понижательную тенденцию 2000–2002 гг., когда цены на такие важные товары аргентинского экспорта, как соя, кукуруза, медь и некоторые другие, находились на низком уровне, что усугубило финансовые трудности кризисных лет (см. табл. 11.2).

Таблица 11.2 Мировые цены на отдельные сырьевые товары (1990 г. = 100)

Составлено по: Chicago Board of Trade. – www.cbot.com

Повышение цен затронуло и многие экспортируемые Аргентиной промышленные товары. Так, в 2003–2006 гг. средняя стоимость одной тонны вывозимой индустриальной продукции выросла с 1053 до 1937 дол., или на 84 %. В ряде случаев рост был еще ощутимее. В частности, цены на металлы и металлоизделия увеличились на 122 % (в среднем – с 591 до 1313 дол. за 1 т). В то же время цены на импортируемые товары хотя и возросли, но в несколько меньшей пропорции – на 55 %, или с 1725 до 2679 дол. за тонну. В результате если в 2003 г. средние экспортные цены на индустриальную продукцию составляли 61 % от уровня импортных цен, то в 2006 г. этот показатель поднялся до 72 %489. Изменившаяся (в лучшую сторону) международная конъюнктура и внешнеэкономическая стратегия Буэнос-Айреса позволили в крайне сжатые сроки коренным образом изменить баланс внешнеторгового оборота страны и впервые за многие годы обеспечить устойчивый и внушительный профицит, составивший в период 2002–2008 гг. свыше 92 млрд дол. (см. табл. 11.3).

Таблица 11.3 Аргентина: внешняя торговля товарами (млн дол.)

Составлено по: Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.com.ar

Показателен и такой факт: из почти 200 стран – партнеров Аргентины в 2006 г. со 148 государствами у нее был торговый профицит490. Положительный бюджетный результат и активное сальдо торгового баланса составили «двойной профицит» или пару так называемых «профицитов-близнецов», которые образовали финансовую основу новой экономической политики и придали дополнительную устойчивость «неодесаррольистской» модели развития и модернизации. В этом – главное макроэкономическое значение перемен во внешней торговле Аргентины, происшедших в первое десятилетие XXI в.

Экспортный рывок

Сфера внешней торговли, как правило, весьма консервативная область хозяйственной деятельности почти любого государства. Структура национального экспорта может не меняться (и во многих случаях не меняется) десятилетиями, поскольку ее изменение зависит не только от динамики и глубины внутренних перемен в экономике данной страны, но и от ситуации в мирохозяйственных связях, конъюнктуры и вызовов международных товарных рынков – словом, от большой группы разнообразных эндогенных и экзогенных факторов, от их наложения и переплетения.

Именно так развивался внешний сектор аргентинской экономики. Вплоть до 70-х годов прошлого века, несмотря на положительные результаты усилий десаррольистов и ощутимое продвижение вперед в деле импортозамещающей индустриализации, место Аргентины в мировом разделении труда практически не менялось: она оставалась преимущественно поставщиком сельскохозяйственной продукции. В 1970 г. вывоз всех промышленных товаров индустриального происхождения выразился в весьма скромной сумме – 217 млн дол., что составило 12,2 % общего объема экспорта. Лишь в 1980-е и в еще большей степени в 1990-е гг. ситуация начала качественно меняться, и процесс диверсификации товарного экспорта заметно ускорился. В результате в начале XXI в. начала складываться современная структура внешнего сектора экономики Аргентины, в целом адекватно отражающая роль и место страны в системе глобализирующихся мирохозяйственных связей.

Таблица 11.4 Объем и структура товарного экспорта

Составлено по: Ministerio de Economia у Production. – www.mecon.gov.ar INDEC Informa, Septiembre de 2009.

Агрегированные данные в табл. 11.4 показывают, что основу аргентинского экспорта составляют промышленные товары аграрного и индустриального происхождения, на долю которых приходится 62–66 % общего объема экспортных поставок. Заметную роль продолжают играть сырьевые товары (19–22 %), а доля топливно-энергетической продукции, несмотря на значительное повышение международных цен, ощутимо снизилась: с 17 % в 2002 г. до 12 % в 2008 г. С точки зрения внешнеэкономической специшшзации Аргентину можно характеризовать как преимущественного экспортера промышленной продукции, большая часть которой является результатом переработки сельскохозяйственного сырья.

Рассмотрим более детально товарную композицию аргентинского экспорта и определим основные тренды его развития. Прежде всего, страна не только подтвердила, но и ощутимо повысила свой статус значимого поставщика сельскохозяйственных и продовольственных товаров на мировой рынок [72] . В 2007 г. экспорт продовольствия достиг 66,4 млн т (в 2006 г. – 54,7 млн т), что в стоимостном отношении составило 22 млрд дол. (в 2006 г. – 16,1 млрд дол.). Из них продукты растительного происхождения – 64,4 млн т (17,5 млрд дол.), а животного – 2 млн т (4,5 млрд дол.)491.

Ведущая роль в продовольственном сегменте прочно принадлежит соевому комплексу , основные продукты которого (соевые бобы, масло, мука, шрот) стали внешнеторговым брендом Аргентины. Соевый комплекс оказался самым динамичным и конкурентоспособным в мире: в 2003–2007 гг. он удовлетворил 95 % мирового прироста спроса на соевую муку и 100 % – соевого масла. На долю Аргентины стало приходиться 49 % мирового экспорта первого продукта и 59 % второго 492. Подчеркивая значение экспорта соепродуктов для аргентинской экономики, а значит, и политики, мадридская газета «Эль Пайс» писала: «Соя для четы Киршнер – это то же самое, что для Чавеса нефть…»493 В период 2002–2008 гг. вывоз продуктов сои вырос с 5 до 19,5 млрд дол. (см. рис. 11.2), и они действительно стали «звездной позицией» аргентинского экспорта, составив в разные годы от 19 до 28 % всего объема внешних товарных поставок. В аргентинской и мировой печати появились материалы о «соезации» страны, замелькали характеристики Аргентины как «соевой республики». При этом производство продуктов сои носит классический кластерный характер: 73 % мощностей по промышленной переработке сосредоточены в районе вокруг города Росарио, в провинции Санта-Фе. Из порта Росарио на реке Парана на внешние рынки (более чем в сто стран мира) вывозится порядка 96 % соевого масла, муки и шрота494.

Рис. 11.2. Экспорт продуктов сои, млрд дол.

Источник, http://www.cei.gov.ar/estadisticas/mercosur/prod_ex.xis; AIERA, Informe econ?mico, octubre de 2009.

Аргентина удерживала сравнительно прочные позиции и на рынках традиционных для нее культур – пшеницы и кукурузы (экспорт в 2008 г. – 7,1 млрд дол.), хотя нужно признать, что их удельный вес по сравнению с соей, приобрел тенденцию к сокращению. В дополнение к зерновым, заложившим в начале XX в. основу экономического благополучия страны, в структуре национального экспорта появляются новые продовольственные товары. К концу первого десятилетия нынешнего века Аргентина утвердилась как крупнейший в мире экспортер подсолнечного и соевого масла, груш, меда, концентрированного лимонного сока, второй по значимости поставщик арахисового масла и лимонов, третий – бобовых, четвертый – концентрированного яблочного сока. В большинстве случаев рост аргентинского экспорта продовольствия рос как в натуральном выражении (увеличение объемов вывоза), так и благодаря росту цен, что было особенно характерно для 2006–2007 гг. (см. табл. 11.5).

Таблица 11.5 Эволюция среднегодовых цен на основные экспортные товары Аргентины аграрного происхождения (дол. за 1 т)

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – http://www.mecon.gov.com.ar .

Заметное место в аргентинском продовольственном экспорте заняли свежие фрукты и овощи. Причем наряду с традиционными для Аргентины видами фруктов и овощей (яблоки, груши, цитрусовые, виноград, персики, клубника, лук, чеснок и т. д.) в посткризисный период аргентинские предприниматели впервые начали вывозить на международные рынки продукты, которые всегда считались в этой стране экзотическими и либо не выращивались вовсе, либо производились в очень ограниченных количествах. В числе таких новых экспортных позиций можно назвать арбузы, дыни, грейпфруты, ананасы, бананы. За короткий период Аргентина превратилась во второго по значению экспортера черники в Южном полушарии и мирового лидера по поставкам высококачественного арахиса495. Показательно, что этот вид ореха аргентинцы поставляют даже его крупнейшим производителям – США и Китаю, а также еще в 60 стран. К категории экзотических и не традиционных статей экспорта можно отнести и ароматические травы и растения (майоран, лавр, тимьян и др.), которые Аргентина раньше импортировала, а сейчас вывозит в десятки стран, включая Германию, Бразилию, Италию, ставших главными покупателями этих товаров496.

Немногие сектора аргентинской экономики продемонстрировали в первое десятилетие XXI в. такой внешнеторговый динамизм, как производство вина и винопродуктов. Исторически эта отрасль всегда была ориентирована на внутренних потребителей, и ее значительный потенциал почти не находил реализации на международных рынках. Ситуация изменилась в считанные годы: экспорт вина «подскочил» со 122 млн дол. в 2002 г. до 753 млн дол. в 2008 г., когда импортерами аргентинской винной продукции стали 116 государств мира, в первую очередь США, Великобритания, Канада, Нидерланды, Бразилия, Мексика, Россия497. Секрет успеха – в оптимальном сочетании цена/качество, что позволяет аргентинским экспортерам строить поистине «наполеоновские» планы и прогнозировать в среднесрочной перспективе рост внешних поставок до 2 млрд дол. в год.

Свою нишу в экспортной структуре занимает продукция рыбохозяйственного комплекса. Начиная с 1980-х гг. Аргентина является заметным поставщиком рыбы и морепродуктов (за границу вывозится до 90 % улова), хотя эта статья экспорта подвержена сильным конъюнктурным перепадам: 937 млн дол. в 2001 г., 476 млн – в 2004, порядка 1 270 млн дол. в 2008 г.498 Еще одна важная специализация аргентинского товарного вывоза – молоко и молочные продукты (301 млн дол. в 2002 г. и 814 млн дол. в 2008 г.)499. Однако в данном случае существует определенный сдерживающий фактор – высокое национальное потребление, за удовлетворением которого правительство внимательно наблюдает и стремится не допустить значительного роста внутренних цен из-за давления экспортеров, сбывающих свои товары на международных рынках на более выгодных коммерческих условиях.

В период после 2002 г. Аргентине удалось существенно улучшить свои позиции на традиционном для нее мировом рынке мяса, в первую очередь говядины, чей экспорт в натуральном выражении вырос со 205 тыс. т в 2002 г. до 483 тыс. т в 2005 г., а по стоимости – с 453 до 1 294 млн дол. Однако перед лицом столь быстрого увеличения вывоза, вызвавшего рост цен на внутреннем рынке, правительство Н. Киршнера пошло на принятие жестких рестриктивных мер и количественно ограничило экспорт говядины [73] . В результате в 2006, 2007 и 2008 гг. зарубежные поставки заметно сократились, а страна опустилась по экспорту говядины до шестого места в мире (после Бразилии, Австралии, Новой Зеландии, Индии и Уругвая), что, разумеется, не соответствует ее огромному потенциалу (см. рис. 11.3).

Рис. 11.3. Аргентина: экспорт говядины (тыс. т)

Источник. Sistema Integrado de Informaci?n Agropecuaria.

С учетом устойчивого внутреннего спроса и высоких цен на международных рынках можно предположить, что мясная промышленность Аргентины еще не сказала своего последнего слова и в обозримом будущем можно ожидать ощутимого увеличения и производства, и экспорта.

Совершенно иная картина сложилась с экспортом мяса птицы , главным образом курятины. Опираясь на динамично растущее производство (760 тыс. т в 2003 г. и 1,3 млн т в 2007 г.), аргентинские предприниматели в острой конкурентной борьбе с американскими, европейскими и бразильскими компаниями в буквальном смысле слова прорвались на мировой рынок, за указанный короткий период нарастив внешние продажи с 30 до 250 млн дол.500 Откликаясь на запросы и вызовы мирового рынка, аргентинские производители все активнее осваивали выпуск и других, новых для себя видов продовольствия, таких как, мясо буйвола и оленя, свинина, конина, крольчатина, которые также находили покупателей за рубежом.

Качественное значение имело закрепление ориентации на производство и вывоз экологически чистых продуктов. Тем самым Аргентина вошла в узкий круг стран – экспортеров экологического продовольствия, заняв по размеру сертифицированных площадей, занятых под этими культурами (3,1 млн га), третье место в мире после Австралии (12,1 млн га) и Китая (3,5 млн га). Разумеется, объемы аргентинского экспорта экологически чистых продуктов до настоящего времени остаются скромными, но привлекает внимание их рост: 46 тыс. т в 2004 г. и 95 тыс. т в 2006 г.501 При этом на экспорт направляется до 98 % всей производимой продукции, т. е. в данном случае речь определенно идет о секторе экономики, почти полностью ориентированном на внешние рынки, причем рынки с повышенной требовательностью со стороны потребителей (США, Канада, Япония, страны Европейского союза).

Подытоживая сказанное, можно выделить два момента, характеризующих состояние дел и генеральную тенденцию развития аргентинского экспорта продовольственных товаров в 2002–2008 гг.: 1) поступательный и динамичный рост объемов и стоимости вывозимых продуктов; 2) беспрецедентная диверсификация товарной номенклатуры, включение в нее все новых и новых позиций, ранее никогда не фигурировавших в списках вывозимой продукции.

Похожая картина наблюдалась и в других секторах аргентинской экспортной продукции, и прежде всего в сегменте промышленных товаров индустриального происхождения, суммарный вывоз которых в период 2002–2008 гг. увеличился в 3 раза: с 7,6 дол. до 22,1 млрд дол. (см. табл. 11.4). В индустрии сложилось несколько комплексов, чье развитие теснейшим образом связано с международными рынками и в значительной степени зависит от динамики внешнего спроса. В их числе: выпуск автомобилей и запасных частей, металлообработка, химия и нефтехимия, производство пластмасс, меховой и кожаной продукции, текстиля.

Бесспорным лидером среди экспортеров-промышленников является автомобилестроение, которое обеспечивает около 8 % совокупного экспорта: в 2008 г. – свыше 5,3 млрд дол. (см. табл. 11.6).

Таблица 11.6 Ведущие автопроизводители – экспортеры Аргентины (млн дол.)

Источник. Prensa Econ?mica. 2009, # 294. P. 48.

Поскольку транспортные средства – эластичный вид потребительских товаров, то их сбыт в сильной степени зависит от общей экономической ситуации в стране и уровня реальных доходов населения. В этой связи обращают на себя внимание резкие перепады объемов производства и экспорта аргентинских автомобилей в последнее десятилетие (см. рис. 11.4), адекватно отразившие состояние национальной экономики. Подлинный обвал производства и экспорта произошел в 2003 г. как непосредственный результат кризисных потрясений предшествовавших лет.

Затем, по мере нормализации хозяйственной деятельности, автомобильная индустрия стала быстро набирать обороты и в период 2004–2008 гг. в 2,5 раза увеличила поставки за рубеж (в 84 страны).

Рис. 11.4. Производство и экспорт автомобилей (тыс. ед.)

Источник. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). P. 362; http://www. cei.gov.ar/estadisticas/mercosur/prod_ex.xis

Стараясь «поймать» и максимально использовать благоприятную конъюнктуру, крупнейшие мировые производители объявили о планах дальнейшего увеличения внешних продаж, а в ряде случаев – о создании в Аргентине так называемых «экспортных платформ», или преференциального производства в стране той или иной марки автомобиля для последующих продаж в разных регионах земного шара. В частности, так поступила фирма «Пежо-Ситроен» с 307-й моделью в варианте «седан». Свыше 75 % автомобилей отправляет на экспорт аргентинский филиал компании «Форд мотор», а «Фольксваген» только в Аргентине с 2007 г. выпускает современную модель пикапа, которая продается в десятках стран. Похожую цель поставил перед собой «Фиат»: начать производство пикапов и вывозить 80 % машин за рубеж.

Высокую экспортную динамику продемонстрировали и другие ведущие сектора обрабатывающей промышленности: химическая, металлургия, машиностроение, производство пластмасс и т. д. В частности, вывоз изделий химической промышленности вырос с 1,3 до 3,0 млрд дол. Причем заметно увеличился экспорт наукоемкой продукции, в первую очередь фармацевтических товаров (с 200 до 700 млн дол.), которые реализуются на рынках десятков стран Латинской Америки, Азии, Африки и Европы502. Новое, быстро растущее направление представлено косметической продукцией (экспорт в 2007 г. – порядка 400 млн дол.). В настоящее время аргентинская косметика продается главным образом в странах Латинской Америки и в США, но фирмы-экспортеры борются за новые рынки, включая и такие насыщенные высококачественными товарами, как западноевропейские. С этой целью формируются объединения отдельных компаний (экспортные консорциумы), чтобы совместными усилиями преодолеть существующие торговые барьеры. Так, «Андроматико», «Капилатис», «Плюмари», «Сен-Жульен» и «Соль Плено» образовали консорциум «Аустраль Бьюти Кэр – АБК Групп» для продвижения своей продукции на рынки государств Евросоюза503.

Положительным трендом был отмечен экспорт товаров металлургической отрасли: с 1,5 млрд дол. в 2003 г. до 2,8 млрд дол. в 2007 г.504 Здесь главную роль играет черная металлургия, предприятия которой поставляют на международный рынок (в первую очередь в Бразилию, США и Чили) сталь горячего и холодного проката. Выдающееся место в отрасли принадлежит производственным активам концерна «Течинт» [74] – одного из ведущих мировых экспортеров бесшовных стальных труб. В условиях высокого спроса на продукцию цветной металлургии единственный аргентинский производитель первичного алюминия – «Алуар» приступил к расширению мощностей своего завода в провинции Чубут с целью увеличить поставки в США, Мексику, страны Южной Америки, Азии и Европы, составившие в 2007 г. 160 тыс. т (55 % общего объема производства)505.

Значительным экспортным потенциалом располагают аргентинские предприятия сельскохозяйственного машиностроения. Это – конкурентоспособный производственный комплекс, насчитывающий около 700 компаний, 60 % которых расположены в провинциях Санта-Фе и Кордова, где сложились мощные кластеры, ориентированные как на внутренний, так и на внешний рынок (экспортируются трактора, сеялки, комбайны и другая техника). Примером может служить фирма «Пауни», 15 % продукции которой направляется за рубеж. Главные потребители – Венесуэла и государства Восточной Европы. В 2007 г. компания начала выпуск первого в мире прицепного трактора с независимым валом отбора мощности «Рино 4000», привлекшего внимание в целом ряде стран, включая Россию506. По официальным данным, совокупный экспорт продукции сельскохозяйственного машиностроения в 2007 г. составил 200 млн дол. и в 2010 г. может возрасти вдвое – до 400 млн дол. «Национальное производство сельхозтехники, – отмечал министр иностранных дел Хорхе Тайана, – приобрело динамизм благодаря инновациям: применению современных технологий, строгому следованию критериям качества и безопасности, а также организации технического обслуживания»507. Министр не случайно заговорил о развитии данной отрасли, поскольку она входит в число тех секторов экономики, которым МИД оказывает содействие в выходе на зарубежные рынки.

Специально подчеркнем: именно отрасли обрабатывающей промышленности обеспечивают максимальную диверсификацию аргентинского экспорта. Свои ниши на мировых рынках ищут (и нередко находят) тысячи местных производителей текстиля, одежды и обуви, модных аксессуаров, меховых и кожаных изделий, бытовой электротехники, медицинского оборудования, мебели и разнообразной домашней утвари, бумаги и картона, печатной и другой культурно-просветительской продукции, товаров для отдыха и занятий спортом.

Частичное изменение экспортного профиля Аргентины было связано и с ростом внешних продаж продукции горно-рудной отрасли, в первую очередь меди и золота (порядка 85 % из общего объема экспорта, равного 2 169 млн дол. в 2008 г.). В целом в 2002–2008 гг. страна экспортировала горно-рудного сырья на сумму свыше 8 млрд дол. Оптимисты считают, что в обозримом будущем вывоз может выйти на уровень 5–7 млрд дол., и тем самым наконец реализуется мечта Д.Ф. Сармьенто о превращении Аргентины в крупную горнодобывающую державу508.

Отраслевая диверсификация аргентинского экспорта, ставшая позитивной макроэкономической реальностью в посткризисный период, была дополнена ощутимым расширением круга стран-импортеров, благодаря чему несколько ослабла имевшая место в 1990-е гг. «бразилинизация» – чрезмерная зависимость внешней торговли Аргентины от одного бразильского рынка. Доля Бразилии в аргентинском экспорте снизилась с 28 % в 1996 г. до 19 % в 2008 г., хотя бразильский рынок и остался важнейшим направлением вывоза товаров из Аргентины. В абсолютных цифрах динамика экспорта в Бразилию представлена на рис. 11.5.

Рис. 11.5. Экспорт в Бразилию (млрд дол.)

Источник. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004); http://www.mecon.gov.ar

В структурном (отраслевом) отношении экспортные поставки аргентинских товаров на бразильский рынок в посткризисный период отличают высокий уровень диверсификации и значительная доля промышленных изделий индустриального происхождения (порядка 60 %, тогда как для всего экспорта данный показатель составляет 30–32 %)509. Так, Бразилия – крупнейший покупатель аргентинских автомобилей, химических товаров, полимеров, металлов и металлоизделий, продукции машиностроения. Помимо этого, бразильский рынок поглощает значительную часть аргентинского экспорта горючего, горно-рудного сырья (медь и золото) и зерновых (в основном пшеницы).

Практически на прежнем уровне сохранились позиции Евросоюза, США и Чили – традиционно важных потребителей аргентинских товаров. В частности, Аргентина (несмотря на все проблемы и ограничения) закрепилась в роли крупного поставщика продовольствия на рынки ЕС. В 2007 г. страны– члены Евросоюза импортировали сельскохозяйственной продукции на сумму около 4,5 млрд дол. (на 26 % больше, чем в 2006 г.). В том числе: Испания – 1,2 млрд дол., Нидерланды – 760 млн, Италия – 675 млн, Германия – 506 млн, Франция – 318 млн дол.)510.

Даже на фоне значительного общего увеличения объемов аргентинского экспорта заметно возрос удельный вес Китая, выдвинувшегося в первый ряд импортеров продукции товаропроизводителей Аргентины. (Динамика экспорта в США, Чили и Китай отражена на рис. 11.6.)

Рис. 11.6. Экспорт в США, Чили и КНР (млрд дол.)

Источник. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). P. 607; INDEC Informa, agosto de 2006; INDEC Informa, Septiembre de 2009; http://www.mecon.gov.ar

Case study

«Эффект Китая»

Дипломатические отношения между Аргентиной и КНР были установлены 19 февраля 1972 г. Однако только в XXI в. они стали наполняться конкрет ным политическим и экономическим содержанием. В 2001 г. китайский лидер Цзян Цзэминь посетил с официальным визитом Буэнос-Айрес и договорился с тогдашним президентом Ф. де ла Руа о расширении двустороннего «интегрального сотрудничества», что было воспринято в официальных кругах обеих стран как курс на формирование отношений стратегического партнерства. Аргентино-китайское сближение получило новое ускорение в 2004 г., когда Н. Киршнер посетил Пекин, а новый председатель КНР Ху Цзиньтао побывал в Аргентине. В основе расширяющегося межгосударственного взаимодействия – экономическая дополняемость, позволившая партнерам выстраивать свои отношения в духе концепции «win-win» («выигрыш-выигрыш»). Глубокая заинтересованность китайской стороны в стабильных поставках аргентинских сельскохозяйственных товаров, в первую очередь продуктов сои, продиктована качественным изменением потребительской модели значительной части китайского населения, в частности резким повышением спроса на мясные продукты, что, в свою очередь, ведет к увеличению импорта кормов (соевого шрота и т. д.). Не случайно аргентинские экспортеры стали называть Китай «пылесосом, всасывающим продукцию соевого комплекса». Международные эксперты отмечают, что КНР должна прокормить свое растущее население, уже сейчас составляющее 22 % мирового, располагая лишь 7 % обрабатываемых земель планеты. Учитывая сложившиеся тренды, представители аргентинского аграрного бизнес-сообщества считают, что их товарам гарантировано 15–20 лет высокого спроса со стороны китайских покупателей. При этом «эффект Китая» может положительно сказаться не только на аргентинском экспорте сельскохозяйственных товаров, но и на вывозе продукции других секторов национальной экономики. В августе 2007 г. Пекин посетила аргентинская делегация, передавшая китайской стороне информацию о промышленных товарах, которые Аргентина готова поставлять в Китай. Как отмечал исполнительный директор «Фонда Экспорт Ар» Марсело Элисондо, аргентинские власти рассматривают КНР в качестве «мотора более глубокого включения Аргентины в международную экономику».

По нашему мнению, экономическому сближению Аргентины и Китая способствует и близость моделей развития двух стран: «национального десаррольизма» и «Пекинского консенсуса». Напомним, что «Пекинский консенсус» ориентирован на инновации, устойчивое развитие, социальную справедливость и национальное самоопределение511. Важно, что он придает социальным переменам не меньшее значение, чем экономическим. Другой ключевой момент – решающее значение государства в процессе модернизации (в отличие от «Вашингтонского консенсуса», который минимизировал роль государства). В оптимальном варианте «Пекинский консенсус» усваивает и некоторые уроки неолиберализма и стремится соединить национальные сравнительные преимущества с возможностями глобализации. Все это очень напоминает теорию и практику «национального десаррольизма».

Новым крупным покупателем самых разнообразных аргентинских товаров стала Венесуэла. Аргентинские поставки в эту страну традиционно были не слишком значительными (в 2003 г. – порядка 140 млн дол.), но ситуация резко изменилась в середине первого десятилетия нового века. В 2005 г. экспорт превысил 500 млн дол., а в 2008 г. вплотную приблизился к 1,5 млрд дол.512 Аргентина начала поставлять в Венесуэлу продукты питания (мясомолочную продукцию, муку, растительное масло) и широкую гамму промышленных изделий, видное место среди которых заняли сельскохозяйственные машины.

Существенное значение имело то, что интенсивный рост аргентинского экспорта в Венесуэлу происходил в контексте качественного изменения всего характера внешнеэкономических (и внешнеполитических) отношений между двумя странами. Свидетельство этому – подписание в марте 2007 г. Н. Киршнером и У. Чавесом пакета из 11 межгосударственных соглашений, предусматривавших сотрудничество в таких областях, как энергетика, финансы, сельское хозяйство, биотехнологии, производство автомобильных двигателей, работающих на сжатом газе, и ряд других513. В рамках этих договоренностей было организовано содействие аргентинских фирм модернизации аграрного сектора Венесуэлы, включая поставки сельскохозяйственной техники, передачу «ноу-хау» и технологий. Настоящим прорывом в двусторонних экономических отношениях явилась победа аргентинской компании «Индустриас Металурхикас Пескармона» («Импса») в международном тендере на поставку десяти турбин стоимостью 520 млн дол. для строящейся в Венесуэле ГЭС «Токома»514.

Стремясь к последовательному расширению географических рамок своего экспорта, Буэнос-Айрес проявляет коммерческую активность на самых разных направлениях. В частности, в фокусе его растущего внимания емкий мексиканский рынок. Используя возможности, предоставляемые двусторонним межправительственным соглашением об экономической дополняемости (в соответствии с ним были отменены или снижены таможенные пошлины на сотни внешнеторговых позиций), аргентинские экспортеры увеличили товарные поставки в Мексику с 800 млн дол. в 2003 г. до почти 1,4 млрд дол. в 2008 г. Более того, концерн «Течинт» за 3 млрд дол. приобрел крупную мексиканскую сталелитейную компанию «Имса САБ», снабжающую стальным листом автомобилестроительные фирмы в США515. Тем самым аргентинский капитал обеспечил себе готовую зарубежную производственную платформу для экспорта промышленной продукции на высококонкурентный американский рынок.

Повышенный интерес Буэнос-Айрес проявил к растущим импортным потребностям Индии, «азиатских тигров», арабских и африканских стран. Пример Африки весьма показателен. Это – один из районов мира, где Аргентина наращивает объем экспортных поставок и стабильно сводит свой внешнеторговый оборот с максимальным положительным сальдо, размер которого в 2008 г. превысил 4,5 млрд дол. Крупнейшими покупателями аргентинских товаров (в основной массе – продовольствия) на континенте стали ЮАР, Алжир, Египет, Марокко и Ангола. На их долю приходится порядка 70–75 % совокупного импорта из Аргентины всех африканских государств516.

С учетом того обстоятельства, что в посткризисный период аргентинские экспортеры (при поддержке официального Буэнос-Айреса) заметно активизировались в странах Восточной Европы, на постсоветском пространстве и в Океании, можно констатировать следующее. К концу первого десятилетия нового века Аргентина впервые за всю свою историю превратилась в «глобального трейдера», в государство-экспортера, имеющего коммерческие интересы буквально во всех уголках земного шара.

Разумеется, не следует преувеличивать масштабы достигнутого. При бесспорном существенном росте внешних поставок страна по общему объему экспорта еще находится в самом начале процесса превращения в действительно значимого мирохозяйственного игрока, уступая по этому показателю не только ведущим экономическим державам, но и наиболее продвинутым латиноамериканским странам – Бразилии, Мексике, Чили. Все это обстоит именно так. Но для целей нашего исследования важно подчеркнуть основные сложившиеся тренды: рост физических объемов и стоимости аргентинского экспорта, его отраслевую и географическую диверсификацию, повышение макроэкономического веса внешнеторгового сектора. Дальнейшее поступательное развитие указанных тенденций в обозримом будущем вполне может привести к усилению позиций Аргентины в системе международных торгово-экономических связей.

На рынках услуг и высоких технологий

Качественные изменения во внешней торговле нашли выражение в росте экспорта услуг и высокотехнологичной продукции. Традиционно Аргентина и по одному, и по другому показателю не играла сколько-нибудь заметной роли в мировой торговле. В том, что касается трансграничного сервисного обмена, страна всегда была нетто-импортером, приобретая значительно больше услуг, нежели продавая. Факты свидетельствуют о высокой степени инерционности такой ситуации. В отличие от внешней торговли товарами, где в посткризисный период в одночасье экспорт существенно превысил импорт (сломав тенденцию, доминировавшую в 1990-х гг.), в сфере обмена услугами подобного рода кардинальной перемены не произошло (см. табл. 11.7). Тем не менее и в данном случае прослеживалась тенденция к опережающему росту экспорта и снижению отрицательного сальдо.

Таблица 11.7 Аргентина: международная торговля услугами (млн дол.)

Составлено по: Direcci?n Nacional de Cuentas Internacionales. – www.mecon. gov.ar/cuentas/.

Обращает на себя внимание следующее обстоятельство. Если в 2002–2008 гг. товарный экспорт Аргентины вырос в 2,7 раза, то внешние поставки услуг увеличились в 3,5 раза, что дало повод говорить о начавшемся в стране «буме сервисного экспорта». На это, в частности, было указано в специальном исследовании престижной консалтинговой компании «Эколатина», которую после ухода с поста министра экономики возглавил Р. Лаванья517. Фиксируя данную тенденцию, специалисты отметили, что экспорт услуг в 2007 г. вырос на 25 %, тогда как товарный – «всего» на 20 %, и пришли к выводу о вероятном сохранении такого соотношения в темпах роста на ближайшие годы. В качестве главных причин опережающего увеличения национального сектора услуг и сервисного экспорта обычно называют их меньшую зависимость от долгосрочных капитальных вложений, быструю окупаемость инвестированных средств и существенно более низкую (по сравнению с промышленным производством) энергоемкость. В экспертном сообществе и в местных деловых кругах сформировалось мнение, что Аргентина в обозримом будущем может занять новые позиции в международной торговле услугами.

Факты говорят о том, что основными статьями аргентинского сервисного экспорта в первом десятилетии текущего столетия стали: международный туризм и деловые поездки; предпринимательские, консалтинговые, инжиниринговые и прочие профессиональные услуги; транспортные перевозки. На эти категории приходится порядка 86 % всего объема экспорта услуг (см. рис. 11.7). Значительно меньшую роль играют страхование, аренда, финансы, почтовые отправления, строительство и т. д.

После провала в 2002 г. она продемонстрировала способность к восстановлению и достигла невиданных прежде объемов продаж, перешагнувших в 2007 г. рубеж 4 млрд дол., и почти в 1,5 раза превысивших прежний рекордный показатель 1998 г. (см. рис. 11.8). Комментируя значительное увеличение числа иностранных туристов, местная печать отмечала, что «Аргентина, очевидно, входит в моду», и приводила данные, свидетельствующие о бурном развитии туристической инфраструктуры.

Источник. Informe Econ?mico Semanal. 2007, # 638. P. 5. – www.ecolatina. com

Так, по состоянию на начало 2008 г. в стране одновременно велось строительство 300 новых отелей категорий 4 и 5 «звезд», а в Буэнос-Айресе было объявлено о планах открытия первого 6-звездного отеля (с минимальной стоимостью номера 1000 дол. в сутки), входящего в контролируемую мексиканским капиталом сеть «Майан Ресортс». По мнению экспертов, все это свидетельствует о развитии сегмента туризма класса «премиум», включающего довольно широкий набор эксклюзивных услуг: проживание в комфортабельных отелях и департаментах, передвижение по стране на частных самолетах, аренда яхт и лимузинов. В том же направлении развивается и сектор авантюрного туризма (охота, рыбалка, посещение труднодоступных районов и т. д.), который ориентируется на состоятельных и требовательных клиентов518.

В последние годы в аргентинском сервисном секторе все большее место занимают услуги информатики и телекоммуникаций, включая услуги контактных центров (call center), обслуживающих зарубежных клиентов, в первую очередь в США, Испании, странах Латинской Америки. Экспорт информационных сервисов и программного обеспечения вырос с 60 млн дол. в 2000 г. до 450 млн дол. (оценка) в 2008 г. и приобрел устойчивую тенденцию дальнейшего роста благодаря расширению данного сектора национальной экономики и постоянному увеличению спроса на услуги аргентинских специалистов, работу которых отличает высокая конкурентоспособность за счет достаточной профессиональной подготовки и низкого обменного курса песо519.

Стратегическое значение с точки зрения перспектив позиционирования в системе мирохозяйственных связей имеет экспорт высокотехнологичной промышленной продукции.

Рис. 11.8. Поступления от иностранного туризма (млрд дол.)

Источник. Direcci?n Nacional de Cuentas Internacionales. – www.mecon.gov. ar/cuentas/

В этом отношении реальные достижения Аргентины еще очень скромные. Компонент высоких технологий в структуре аргентинского вывоза индустриальной продукции составляет порядка 7 % (см. табл. 11.8), а в общем объеме экспорта находится на уровне 2–2,5 %. По этому показателю Буэнос-Айрес далеко отстает от целого ряда латиноамериканских государств (включая крупнейшие – Мексику и Бразилию, а также группу малых стран: Коста-Рика, Доминиканская Республика, Гватемала, Гондурас, Сальвадор), которые резко нарастили экспортные поставки высокотехнологичных промышленных товаров520. Такое отставание – серьезный вызов аргентинским властям и национальному бизнес-сообществу.

Таблица 11.8 Структура аргентинского индустриального экспорта по степени технологичности (2006 г., в %)

Подсчитано по: Revista del CEI. 2007, # 8. P. 15.

Как видно из табл. 11.8, львиная доля промышленного экспорта Аргентины – продукция среднего уровня технологичности. Но есть исключения из данного правила. Крупным достижением в сфере экспорта высоких технологий и инжиниринговых услуг стала передача «под ключ» Организации по атомной науке и технике (ОАНТ) Австралии исследовательского реактора «ОПАЛ» (OPAL – Open Pool Australian Light-water Reactor ), созданного аргентинской государственной компанией «ИНВАП С.Э.» [75] . Выведенный на номинальный уровень мощности 20 МВт в ноябре 2006 г. и официально открытый 20 апреля 2007 г., «ОПАЛ», по определению исполнительного директора ОАНТ Йена Смита, вошел в первую тройку лучших исследовательских реакторов мира и стал «бриллиантом в короне австралийской атомной науки и самым крупным инвестиционным научным проектом». С вводом в строй «ОПАЛ» у Австралии появились новые возможности по развитию энергетической отрасли, детальному изучению геологической структуры Земли, а также производству изотопов, используемых в медицине и промышленности. «Ядерные инструменты ОПАЛ, – подчеркнул Й. Смит, – позволят ученым лучше понять целый ряд вопросов, связанных с основными биологическими процессами в теле человека, генетикой, болезнями, например раком и ожирением»521.

Ложкой дегтя в этой бочке меда явилась остановка реактора на несколько месяцев в 2007 г. в связи с обнаруженными техническими неполадками, что, безусловно, ударило по репутации аргентинских специалистов. Тем не менее «ИНВАП С.Э.» в целом сохранила свой имидж опытного проектировщика и поставщика эффективных ядерных технологий и инструментов, что позволило компании в декабре 2007 г. пройти предквалификационный этап для участия в международном тендере на поставку (строительство «под ключ» стоимостью несколько сот миллионов евро) исследовательского реактора бакового типа мощностью до 80 МВт в Нидерландах522.

Продвижение услуг и высокотехнологичной продукции на международные рынки вошло в число приоритетов макроэкономической политики, стало составной частью «неодесаррольистской» стратегии развития. В феврале

2008 г. министры экономики и науки провели совещание с ведущими предпринимателями, занятыми в сфере информационных технологий, на котором проанализировали состояние дел в отрасли и перспективы ее роста. «Аргентина, – отмечалось на встрече, – располагает определенными конкурентными преимуществами, которые необходимо полностью использовать»523. С учетом имеющегося потенциала и сложившихся позитивных производственных и внешнеторговых трендов представители властей и деловых кругов высказали мнение, что страна со временем может войти в первую десятку мировых экспортеров информационных услуг. (Правда, при этом не назывались никакие конкретные сроки.) Даже принимая во внимание во многом пропагандистский характер таких заявлений, нельзя не признать, что в рамках нынешней «неодесаррольистскои» парадигмы развития у Буэнос-Айреса появились возможности внести качественные изменения в традиционную модель включения страны в мирохозяйственные отношения, нарастить в структуре национального экспорта сервисный и высокотехнологичный компоненты. Задача состоит в максимально полном использовании таких возможностей, в более энергичном и целенаправленном участии государства и, главное, в расширении круга национальных компаний, занятых в инновационных секторах.

Импорт: от падения к взлету

Резкое сокращение импорта в кризисные годы (см. рис. 11.1) ощутимо изменило макроэкономическую обстановку, обозначило своего рода «второе издание» политики импортозамещения, когда местные производители смогли восстановить позиции на внутреннем рынке и начать (или увеличить) вывоз продукции за рубеж.

Однако по мере увеличения производства спрос на зарубежные изделия начал расти, что было связано с техническим перевооружением ряда промышленных отраслей и обеспечением производственных активов запасными частями, а также сырьем и полуфабрикатами, потребность в которых не удовлетворялась местными предприятиями. Указанные статьи – средства производства, сырье, полуфабрикаты и запасные части – составили подавляющую долю (75–78 %) всего импорта (см. табл. 11.9). Таким образом, структура аргентинского импорта в первом десятилетии нового века приобрела выраженный производственный характер в отличие от ситуации 1990-х гг., когда произошел резкий рост удельного веса потребительских товаров.

Таблица 11.9 Объем и структура товарного импорта

Составлено по: Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.ar; INDEC Informa, Septiembre de 2009.

Та же характеристика относилась и к импорту транспортных средств, объем которого в 2002–2008 гг. увеличился в 22 (!) раза. Значительная часть ввезенных автомобилей была производственного назначения (грузовики, пикапы и т. д.). Другой отличительной чертой импорта второй половины 2000-х гг. стали резко возросшие объемы ввоза топливно-энергетической продукции, что также контрастировало с ситуацией конца прошлого столетия. Тогда такие закупки были минимальные. По сравнению с предкризисным периодом определенные изменения претерпела географическая структура импортных поставок (см. рис. 11.9). Примерно за 10 прошедших лет существенно сократилась доля таких традиционных торговых партнеров Аргентины, как Евросоюз и США: в первом случае – с 30 до 16 %, во втором – с 20 до 12 %. В то же время резко возрос удельный вес Бразилии и Китая: соответственно с 22 до 32 % и с 3 до 11 %. В ряду других крупнейших поставщиков удержала свои позиции Япония (3 %) – одна из немногих крупных стран, с которыми у Аргентины сохранился дефицит внешнеторгового оборота. Несколько (с 22 до 25 %) увеличилась доля остальных государств, что свидетельствовало о тенденции к расширению круга зарубежных товарных источников, хотя – и это очевидно – географическая диверсификация импорта отставала от аналогичной диверсификации экспорта.

Рис. 11.9. География аргентинского импорта (2008 г., в %)

Источник. INDEC Informa, Septiembre de 2009.

Важнейшим структурным изменением явилось беспрецедентное увеличение аргентинского импорта из Бразилии в 7 раз в период 2002–2008 гг. (см. рис. 11.10), что кардинально изменило парадигму внешнеторговых связей двух соседних государств. Если в 1995–2002 гг. Аргентина стабильно имела активный баланс в торговле с южноамериканским гигантом, то начиная с 2003 г. сложилась прямо противоположная ситуация: закупки бразильских товаров с каждым годом в растущих масштабах превышали аргентинский вывоз в эту страну. В результате суммарный дефицит Буэнос-Айреса в двусторонней торговле только за пять лет (2004–2008) составил порядка 18,2 млрд дол. Очевидно, что такое положение дел явилось прямым следствием сложившейся композиции аргентинобразильской торговли. В аргентинском экспорте очень значительную роль играют товары с невысокой добавленной стоимостью: сельскохозяйственные продукты, горючее и сырье (исключение составляет капиталоемкая автомобильная техника), а в бразильском главное место занимают промышленные товары индустриального происхождения, включая машинотехническую и химическую продукцию, электротехнику, транспортные средства, металлоизделия, разнообразные потребительские товары. Показательно, что в 2006–2007 гг. дефицит Аргентины в торговле с Бразилией индустриальной продукцией составил 13,4 млрд дол.524 Это ясное свидетельство все еще относительной слабости (по высоким международным меркам) аргентинского промышленного сектора. В то же время масштабы аргентино-бразильского товарообмена – в 2008 г. он составил около 25 % всего внешнеторгового оборота Аргентины – говорят о том, что торговля между двумя странами стала нервным умом всего комплекса внешнеэкономических связей Буэнос-Айреса.

Рис. 11.10. Аргентинский импорт из Бразилии (млрд дол.)

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.ar; INDEC Informa, Septiembre de 2009.

Разумеется, сильнейший дисбаланс в торговле с основным внешнеэкономическим партнером не мог не беспокоить аргентинские власти и национальное бизнес-сообщество, заинтересованные в максимально возможной степени сбалансировать двусторонний товарный обмен. Эта тема регулярно затрагивалась и затрагивается во время встреч на высшем уровне, а также в ходе рабочих контактов представителей экономических ведомств двух стран и в рамках МЕРКОСУР. В конце марта 2008 г. состоялся семинар с участием руководителей Аргентинского индустриального союза и Федерации промышленников штата Сан-Пауло, которые в числе прочих тем рассмотрели проблему выравнивания аргентинобразильской торговли. Одним из «рецептов», предложенных аргентинской стороной, стало углубление так называемой «производственной интеграции» – все более тесной кооперации промышленных компаний двух стран525. Это – один из путей решения вопроса. Но радикальный ответ на вызов торгового дисбаланса может быть дан только при условии форсированной деиндустриализации экономики Аргентины и ощутимого повышения в ее экспорте доли продукции высоких переделов.

Еще стремительнее, чем из Бразилии, вырос импорт из Китая (см. рис. 1.11). В 2002–2008 гг. закупки в КНР увеличились почти в 21 раз: с 342 до 7 104 млн дол. Разумеется, этот показатель пока значительно уступает размерам закупок бразильских товаров, но тенденция более чем показательна. В 2008 г. китайский экспорт в Аргентину по объему превзошел импорт в КНР аргентинской продукции, что может стать своего рода «точкой невозврата» – последующего роста дефицита в торговле Буэнос-Айреса с Пекином, как это произошло с подавляющим большинством стран мира, имеющим с КНР устойчивое отрицательное внешнеторговое сальдо. Это тем более вероятно, поскольку сложился огромный разрыв в ценах за 1 тонну аргентинского и китайского экспорта (в 2006 г. – соответственно 270 и 4200 дол.)526. Таким образом, упомянутый выше «эффект Китая» к концу десятилетия 2000-х гг. стал приобретать для аргентинской экономики дополнительное звучание. Речь теперь шла не только об одном из важнейших покупателей национальной (преимущественно сельскохозяйственной) продукции, но и о растущем напоре китайских экспортеров, уверенно осваивавших аргентинские рынки, размещая на них промышленные товары с высокой добавленной стоимостью.

Рис. 11.11. Аргентинский импорт из Китая (млрд дол.)

Источник. Ministerio de Economia у Producci?n. – www.mecon.gov.ar; INDEC Informa, Septiembre de 2009.

В 2005–2008 гг. имел место бум закупок китайской продукции. (Всего в Аргентину поступает свыше 20 тыс. наименований товаров из КНР.) Причем если на начальном этапе основу экспорта составляли относительно недорогие потребительские изделия массового спроса (текстиль, одежда, обувь, детские игрушки, товары для дома и досуга), то затем очень быстро стала расти доля промышленного оборудования, транспортных средств (в первую очередь мотоциклов), химической продукции, сложной бытовой и вычислительной техники, а также запасных частей и агрегатов для машинотехнического парка целого ряда отраслей аргентинской индустрии. Ее предприятия сравнительно легко «подсаживались» на иглу конкурентоспособных китайских поставок527.

Данное положение дел начало всерьез тревожить аргентинских производителей промышленных товаров. Местные бизнесмены неожиданно для себя (поскольку уже несколько лет находились почти в «тепличных» макроэкономических условиях благодаря невыгодному для импортеров обменному курсу песо) столкнулись с набиравшей силу конкуренцией со стороны экспортеров КНР. Более того, китайские конкуренты потеснили аргентинцев на важнейшем бразильском рынке. Не случайно по страницам аргентинской прессы прокатилась волна своего рода нового «экономического патриотизма»: появились материалы о «китайской торговой угрозе», о неспособности местных рынков «переварить» (без ущерба для национальных промышленников) растущие объемы китайского экспорта, раздались настойчивые требования «защитить национальную индустрию от нелояльной конкуренции азиатских компаний» путем принятия мер протекционистского характера528.

Давление бизнеса и общественного мнения стало настолько сильным, что официальный Буэнос-Айрес был вынужден предпринять шаги по регулированию импорта из Китая и других азиатских стран отдельных видов товаров, ввоз которых противоречил интересам аргентинских производителей. Речь шла, прежде всего, об антидемпинговых решениях (установление минимальных импортных цен или введение дополнительных таможенных сборов). Эти меры затронули широкую гамму товаров: стальные трубы, автомобильные шины, шарикоподшипники, химическую продукцию, бытовую электротехнику, солнечные очки, термосы, игральные карты529. Указанная политика вызвала недовольство китайских властей. По сообщениям аргентинской прессы, Пекин «выразил свою глубокую озабоченность» и пригрозил ответными санкциями530.

Такого рода факты свидетельствовали о непростой ситуации, которая начала складываться в сфере внешнеторговых связей Аргентины. Опережающий рост импорта (являющийся в значительной степени следствием динамичного экономического развития и повышения потребительского спроса) может в обозримом будущем поставить под вопрос одно из кардинальных достижений неодесаррольистской макроэкономической политики – значительное положительное сальдо торгового баланса, вкупе с бюджетным профицитом образующее основу финансовой стабильности страны. Этот вызов обязывает аргентинские власти не только активизировать поиск новых рынков для местной продукции, но и добиваться качественного улучшения структуры экспорта за счет увеличения доли товаров с высокой добавочной стоимостью.

Аргентина – Россия: принцип взаимного дополнения

В первое десятилетие XXI в. аргентино-российские отношения приобрели дополнительную динамику, достигли значимых масштабов и ощутимо диверсифицировались. Это проявилось в резком увеличении торгово-экономических и научно-технических обменов, в интенсификации контактов на высоком политическом уровне, в новаторских формах взаимодействия в области бизнеса, культуры, спорта и средств массовых коммуникаций. На пространстве двусторонних отношений, наряду с традиционными игроками – государствами, их институтами и предприятиями, укрепились и расширили свое влияние новые акторы: частные промышленные, торговые и сельскохозяйственные компании, банки, объединения предпринимателей, разного рода консалтинговые организации, юридические и посреднические фирмы, СМИ и другие социальные субъекты, включая так называемых «неорганизованных» лиц. В результате аргентинороссийские связи стали наполняться более разнообразным содержанием и охватили практически все сферы человеческой деятельности.

Заметим, что Аргентина относится к числу тех немногих государств мира, которые, несмотря на внешние отличия (порой разительные), в экономическом и социально-политическом плане имеют много общего с Россией. Лейтмотив таких сравнений в настоящее время состоит в том, что в результате синхронно проведенных неолиберальных реформ 1990-х годов в Аргентине и России сложился капитализм сходного типа с целым рядом общих характеристик, проблем и изъянов. Это действительно так, но «похожесть» двух стран имеет более глубокие исторические корни и носит не только конъюнктурный, но и структурный, если угодно – системно-образующий характер. Выделим хотя бы некоторые наиболее важные черты этого сходства.

Во-первых, Аргентина и Россия (в отличие от подавляющего большинства развивающихся стран) имеют в основном образованное и технически грамотное население, обладающее инновационным мышлением и в принципе способное решать стратегические задачи перехода в постиндустриальную стадию общественного развития. Но и в том, и в другом случае данные возможности до настоящего времени реализовались далеко не полностью. Это – два мировых примера неэффективного использования имеющегося богатого человеческого, интеллектуального потенциала. По данным исследовательского подразделения журнала «Экономист» (The Economist Intelligence Unit), Россия и Аргентина занимают соответственно предпоследнее (37-е) и последнее (38-е) места в международном рейтинге инновационно развитых стран мира531.

Во-вторых, оба государства располагают уникальными природными ресурсами, огромными экономическими возможностями. На долю России, как известно, приходится свыше 25 % мировых запасов природного газа, 17 % – каменного угля, 9 % – нефти, огромные объемы других природных богатств, включая миллионы гектаров плодородных земель532. Аргентина, в свою очередь, благодаря имеющемуся у нее сельскохозяйственному потенциалу «кормит» миллионы граждан других государств, превращается в «мировой супермаркет» продовольственных товаров. Кроме того, в этой южноамериканской стране сосредоточены залежи углеводородов и горно-рудного сырья, отдельные виды которого (например, медь) в XXI в. только начали разрабатываться в глобально значимых промышленных масштабах. Но многолетний упор на широкое использование природных богатств (в ущерб развитию наукоемких отраслей) привел к тому, что и та, и другая страна – экспортеры преимущественно сырья или, как в случае с Аргентиной, низкотехнологичных промышленных товаров сельскохозяйственного происхождения, а импортеры – высокотехнологичной продукции. В результате стоимость одной тонны аргентинского или российского экспорта в несколько раз уступает стоимости аналогичного объема их импорта533.

В-третьих, и российское, и аргентинское общества в значительной мере испытывают ностальгию «по славному прошлому»: первое – по советским временам «сверхдержавности», второе – по первой трети XX в., когда страна входила в число наиболее богатых государств мира.

В-четвертых, и Россия (коммунистический эксперимент), и Аргентина (правление перонистов в 1940—1950-х гг.) отдали дань утопическим идеям организации общественной жизни, не извлекли всех преимуществ научно-технической революции [76] и в большой степени «проели» собственное экономическое богатство, что и предопределило их последующее отставание от передовой части человечества.

В-пятых, черты разительного сходства обнаружились и в почти одновременном осуществлении военно-политических авантюр, имевших серьезные негативные последствия для обоих государств: ввод советских войск в Афганистан в конце 1979 г. и высадка аргентинского воинского контингента на Мальвинских островах в апреле 1982 г.

И главное. Обе страны практически одновременно — в начале 90-х гг. прошлого века – предприняли попытку реформирования и модернизации своих социально-экономических структур. Причем целью реформ декларировалось преодоление отсталости, подъем жизненного уровня населения и в конечном счете переход в категорию высокоразвитых государств, так называемый «золотой миллиард». И в том, и в другом случае реформы осуществлялись под знаменами монетаристского фундаментализма (ослабление роли государства, приватизация, либерализация, открытие рынков), но ни аргентинский, ни российский неолиберализм не вполне отвечали западным канонам. В обеих странах реформы возглавлялись двумя харизматическими лидерами – президентами Борисом Ельциным и Карлосом Менемом, которые, по иронии судьбы, за время преобразований почти полностью утратили свой некогда огромный авторитет и растеряли былую популярность. Насколько непохожи внешне эти два человека, настолько похожа их роль в истории двух государств. Те же популистские лозунги и щедрые обещания, впоследствии обернувшиеся своей полной противоположностью534.

Вместе с тем именно в разгар неолиберальных реформ и буржуазнодемократических преобразований в России начал складываться новый, отличный от прежнего, советского, имидж страны в мире в целом и в Аргентине в частности, ощутимо возрос интерес за рубежом к политическим событиям, развернувшимся на постсоветском пространстве. Российская Федерация стала восприниматься большей частью либерально настроенного аргентинского общества как многообещающее государство, прокладывающее путь к демократии и рынку.

Кризисы конца XX – начала XXI в. (российский 1998 г. и аргентинский 2001–2002 гг.) еще больше сблизили Аргентину и Россию [77] . Две страны оказались в сходных ситуациях перед лицом синхронизированных процессов и аналогичных внутренних и внешних проблем, компаративный анализ которых представлял и продолжает представлять серьезный теоретический и практический интерес для судеб обоих государств. Поэтому далеко не случаен тот взрыв внимания к Аргентине, который наблюдался в 2002 г. в средствах массовой информации, а также в политических и деловых кругах Российской Федерации. Примером такого интереса стало проведение российско-аргентинского научно-практического семинара «Россия – Аргентина: уроки экономических кризисов », по итогам которого в двух странах на русском и испанском языках были изданы материалы этого совместного экспертного анализа535.

Изучение аргентинского опыта было чрезвычайно важно для россиян и потому, что новая Россия еще только вступала на тот путь, по которому Аргентина (хотя и «рывками») развивалась полтора столетия. Россия лишь на современном этапе реально втягивается в орбиту глобализации, во многом впервые примеривая на себя ее возможности, преимущества, риски и удары, тогда как Аргентина с середины XIX в. активно вовлечена в международные экономические отношения и в свое время сыграла роль одного из факторов генезиса мирового рынка и складывания современной капиталистической системы не только в Латинской Америке, но и в Западной Европе.

Анализируя совместно с российскими коллегами драматические перипетии кризисных лет, аргентинские исследователи, политики и дипломаты вновь «открывали» для себя Россию, создавали обновленный образ географически далекой страны, переживавшей трудности, сходные с аргентинскими реалиями. Таким образом, углублялось взаимопонимание, расширялся интерес друг к другу.

Новые аргентино-российские параллели явственно определились в посткризисный период, особенно начиная с 2003 г. Назовем лишь основные, бросающиеся в глаза общие места. 1. Обе страны в этот период продемонстрировали устойчиво высокие темпы экономического роста: порядка 7–9 % в год. 2. Активную роль в обоих случаях играло государство, восстановившее влияние на экономические процессы, утраченное в период неолиберальных реформ. 3. И Россия, и Аргентина существенно укрепили свои позиции на мировых рынках, накопили беспрецедентные валютные резервы, позволившие ослабить давление внешней задолженности, в частности полностью расплатиться с Международным валютным фондом. 4. Преодолевая последствия кризисов, россияне и аргентинцы добились ощутимого повышения уровня жизни, снижения бедности, но мало преуспели в сокращении сложившихся еще в 90-е гг. прошлого века чудовищных разрывов в доходах между богатыми и малоимущими.

5. И в Аргентине, и в России сохраняются огромные сектора неформальной (теневой) экономики: порядка 35–40 % всего народного хозяйства. 6. Оба главы государства – В.В. Путин и Н. Киршнер пользовались широкой общественной поддержкой, что позволило им (опять же практически одновременно) провести «операцию приемник» и передать президентские полномочия в руки своих ближайших политических союзников. Избрание на президентские посты Д.А. Медведева и К. Фернандес де Киршнер почти на 100 % гарантировало продолжение (естественно, с неизбежными конъюнктурными корректировками) проложенных их предшественниками социально-экономических и политических курсов.

В современных условиях сходство между Аргентиной и Россией сохраняется (хотя и в измененном виде), и это служит немаловажным фактором взаимного притяжения и обоюдной заинтересованности в развитии двусторонних связей по всем направлениям, но прежде всего – в торгово-экономической сфере.

Разумеется, отмечая разнообразные аргентино-российские совпадения и параллели, нельзя обойти молчанием и имеющиеся различия. Если говорить о макроэкономической политике (предмете нашего приоритетного интереса), то можно выделить следующее. Во-первых, если в российской экономике даже в посткризисный период продолжала раскручиваться «спираль деиндустриализации»536, то в Аргентине в рамках «неодесаррольистской» модели пошел противоположный процесс, который мы условно определяем как «доинду-стриализацию». Во-вторых (во многом как следствие первого), Аргентина, по сравнению с Россией, добилась значительно большей диверсификации экономики в целом и товарной структуры своего экспорта. Аргентинцы значительно настойчивее россиян осваивали внешние рынки, предлагая импортерам как традиционные, так и новые товары. Это обстоятельство самым непосредственным образом отразилось и на аргентино-российских торговых отношениях, определив структуру экономических обменов.

Аргентинская Республика – традиционный торгово-экономический партнер Российской Федерации (СССР). При этом на протяжении XX в. кардинально изменился характер двусторонних связей: от торгового соперничества за зерновые рынки третьих (прежде всего европейских) стран Аргентина и Россия перешли к модели экономического взаимодополнения. Советский (а затем российский) рынок приобрел исключительную важность для аргентинских экспортеров сельскохозяйственных товаров, прежде всего зерновых, тогда как отечественные предприятия в 1960—1980-е гг. стали сравнительно крупными поставщиками в Аргентину промышленного оборудования, машинотехнической продукции и энергоносителей. В отдельные годы взаимный товарооборот существенно превышал 1 млрд дол., достигнув в 1981 г. своего исторического максимума – 2,4 млрд дол. Затем в десятилетие 1990-х в значительной степени в связи с хозяйственными реформами и переналадкой национальных экономик произошло его резкое снижение до мизерного – для двух столь крупных государств – уровня в 54,5 млн дол. в 1998 г. (см. табл. 11.10). В посткризисный период наблюдался новый рост на основе все более активного взаимодействия частных предпринимательских структур.

Таблица 11.10 Аргентина – Россия: внешнеторговый оборот (млн. дол.)

Составлено по: Таможенная статистика внешней торговли Российской Федерации за 1998–2008 гг.

Промышленные и технологические потенциалы двух стран взаимодополняемы, что позволяет предлагать друг другу весьма широкую номенклатуру товаров и услуг, эффективно использовать накопленный опыт хозяйственного сотрудничества и разработанную договорно-правовую базу. В 2008 г. взаимный товарооборот превысил 1,9 млрд дол. Россия вошла в число главных импортеров длинного ряда аргентинских товаров, в частности фруктов (яблоки, груши, лимоны и т. д.), вина и виномате-риалов. Аргентина – поставщик на российский рынок мяса и мясопродуктов, рыбы и морепродуктов, рыбной муки, сои, растительного масла, табака, фруктовых соков, сыра, сухофруктов. Девальвация песо в начале 2002 г. сделала многие аргентинские товары конкурентоспособными и привлекательными для импорта в Россию. Причем речь идет не только о продуктах питания, но и о разнообразных промышленных товарах, имеющих коммерческую перспективу: сельскохозяйственные машины, бесшовные стальные трубы, одежда, обувь, косметика, медикаменты и медицинские приборы, товары для дома и занятия спортом.

В свою очередь в аргентинских деловых кругах хорошо знакомы с промышленным и научным потенциалом России. Достаточно сказать, что значительная часть (по некоторым оценкам, до 25 %) электроэнергии Аргентины вырабатывается на российском (советском) оборудовании. В свое время в эту южноамериканскую страну из СССР, а затем из РФ в больших количествах поставлялись установки антиградовой защиты, энергетическое оборудование, разнообразная дорожная и строительная техника, троллейбусы, другая машинотехническая продукция (легковые и грузовые автомобили, тракторы). В середине первого десятилетия XXI в. началась перекомпоновка номенклатуры российского экспорта в Аргентину: какая-то продукция удержалась на рынке, в других случаях имело место появление новых товаров. Назовем лишь несколько коммерчески перспективных позиций: энергетическое оборудование, дизельное топливо, минеральные удобрения, шарикоподшипники, металлопродукция, строительные материалы, бумага, резинотехнические изделия. Проблема в том, что объемы российского экспорта существенно уступали закупкам аргентинских товаров. Разумеется, такое положение дел не могло удовлетворять российскую сторону.

Основываясь на имеющемся опыте, можно с большой долей уверенности сказать, что на среднесрочную перспективу приоритетными областями взаимодействия могут стать энергетика, нефтеперерабатывающая и горнодобывающая промышленность, аэрокосмическая и ядерная отрасли, геологоразведка, машиностроение, а также использование аргентинского опыта, капиталов и технологий в различных сферах сельского хозяйства и пищевой промышленности Российской Федерации. Отдельные российские компании (например, ОАО «Силовые машины») оказывали и продолжают оказывать на местном аргентинском рынке технические услуги в области энергетики, транспорта и городского хозяйства. Далеко не все предприятия были успешными, некоторые прекратили свое существование, на их место приходили новые производственные и коммерческие структуры. В общем это нормальный процесс поиска рентабельных и взаимовыгодных бизнес-проектов. Главное состояло в том, что и российские, и аргентинские предприниматели продолжали поиск новых возможностей сотрудничества, исходя из меняющихся хозяйственных условий двух стран и конъюнктуры мирового рынка.

Россия, писала столичная «Кларин», – это «Мекка для аргентинских экспортеров»538. Газета сформулировала фундаментальный вопрос, в первую очередь волнующий аргентинское бизнес-сообщество: в чем главные причины привлекательности современной России с точки зрения торговых и экономических интересов? Те ответы, которые обычно дают предприниматели с берегов Ла-Платы, уже имеющие опыт ведения дел на российском рынке, можно свести к следующим основным тезисам:

? экономики Аргентины и России во многом взаимодополняемы: то, что экспортируют аргентинские производители российские импортеры закупают на мировых рынках, и наоборот;

? в последние годы покупательная способность россиян существенно возросла, что позволяет им значительно расширять закупки аргентинских товаров, в первую очередь продовольственных (мясо, фрукты, соки и вина, молочные продукты и т. д.);

? повышение уровня жизни особенно заметно в Москве, Санкт-Петербурге и в восточных районах страны, богатых полезными ископаемыми. «В Сибири, – писал аргентинский журналист Эрнандо Клеймане, много лет работавший в России, – жизненный уровень городского населения очень высок. Это – нефтяная зона, напоминающая Хьюстон в США, здесь все новое, можно сказать, «с иголочки»539;

? на быстро растущих рынках Сибири конкуренция пока не такая интенсивная, как в центральной части России, что дает аргентинским бизнесменам больше шансов продвигать свои товары;

? значительное число сибирских предпринимателей ищут прямые контакты с зарубежными партнерами, в том числе в странах Латинской Америки, в частности в Аргентине, уже получившей известность в качестве важного поставщика разнообразных потребительских товаров, имеющих спрос у российских покупателей.

Таким образом, динамичное социально-экономическое развитие Российской Федерации, в том числе в богатых ресурсами восточных регионах рассматривается как фактор усиления внешнеторговой экспансии аргентинского бизнес-сообщества, а сама наша страна – в качестве нового огромного рынка сбыта аргентинских товаров, в том числе продукции тысяч малых и средних предприятий, рвущихся за национальные границы540. Не случайно вице-президент Аргентины Даниэль Сциоли, лично убедившись в возможностях российского рынка во время своего официального визита в РФ в 2005 г., заявил: «Нужно пошире открыть глаза. Россия дает экстраординарный шанс аргентинскому малому и среднему бизнесу»541.

Стратегическая задача в торгово-экономических отношениях, как ее понимают и в России, и в Аргентине, – перейти от «классического» товарообмена к многопрофильному промышленно-инвестиционному взаимодействию, добиться реализации масштабных двусторонних проектов, которые могли бы «расчистить поле» для активного производственного и технологического сотрудничества.

Оживление аргентинской экономики после кризиса 2001–2002 гг. и существенный рост экспортных поставок привели к тому, что страна стала отвоевывать утраченные позиции на международных рынках, в том числе в мясном секторе. При этом одним из крупнейших импортеров стала Россия: в 2005 г. на ее долю пришлось порядка 33 % аргентинского экспорта говядины (182 тыс. т), что, в свою очередь, составило 28 % всех российских закупок данного вида мяса за рубежом542. Таким образом, в торговых отношениях между двумя странами возникло крупное и перспективное направление, в развитии которого были заинтересованы (каждая по своим причинам) и Россия, и Аргентина. Но в эту в целом благоприятную коммерческую ситуацию неожиданно вмешалась традиционная приверженность аргентинцев к мясным блюдам. С целью не допустить неконтролируемого роста цен на говядину на внутреннем рынке власти приняли меры по ограничению зарубежных поставок (вначале приостановив вывоз мяса на 180 дней, а затем, введя экспортные квоты), и Россия оказалась в числе основных пострадавших. Как заявил в тот момент президент Национальной мясной ассоциации С. Юшин, «прекращение аргентинских поставок может вызвать рост цен на российском рынке и создать проблемы предприятиям, перерабатывающим мясо»543. На деле так и произошло, что свидетельствовало о все еще недостаточном уровне сотрудничества двух стран, которые не застрахованы от досадных срывов во взаимной торговле. Видимо, необходимо сделать следующий шаг и выработать эффективные инструменты более глубокого взаимодействия: учреждение совместных предприятий (с крупными производственными активами), а также проработка вопроса о создании аргентино-российской зоны свободной торговли. Тогда взаимодополняемость аргентинской и российской экономик, носящая объективный характер, «заработает» в полной мере.

В декабре 2008 г. состоялся визит К. Фернандес де Киршнер в Россию. Президента сопровождали ключевые министры и представительная делегация деловых кругов, включая многих лидеров аргентинского бизнеса. В ходе состоявшихся переговоров были подтверждены главные направления двустороннего сотрудничества: энергетика, мирное использование атома, развитие инфраструктуры, геологоразведка, налаживание межбанковских связей. В ряду подписанных соглашений обратил на себя внимание меморандум о взаимопонимании между российским нефтяным гигантом «ЛУКОЙЛ» и аргентинскими компаниями «Энарса» и «Побатер». Документ, в частности, предусматривал возможность поставок нефтепродуктов в Аргентину. Наряду с этим, лидеры двух стран ясно указали на необходимость расширять формы взаимодействия. «Помимо собственно товарообмена, – подчеркнул Д.А. Медведев, – мы должны развивать и кооперацию между нашими компаниями, создавать совместные компании»544.

22 октября 2010 г. исполняется 125 лет российско-аргентинским дипломатическим отношениям. Поэтому визит Д.А. Медведева в Аргентину в апреле этого года (первая в истории поездка высшего российского руководителя на берега Ла-Платы) имел символическое значение, что и было отмечено в Совместном заявлении по итогам переговоров.

Но главным, разумеется, было «материальное наполнение» визита. Подписанные в Буэнос-Айресе документы зафиксировали широкий диапазон сложившихся двусторонних связей и наиболее перспективные направления сотрудничества на ближайшее будущее. Президенты проанализировали ход выполнения принятого по их поручению 23 сентября

2009 г. Плана действий по построению отношений стратегического партнерства, который обозначил реалистичные конкретные задачи по достижению различных целей в сфере политического взаимодействия, торгово-экономического, инвестиционного, научно-технического сотрудничества, а также в области высоких технологий. Переговоры показали, что российско-аргентинское взаимодействие выходит на уровень совместной реализации масштабных бизнес-проектов в ключевых секторах экономики.

В настоящее время векторы реформирования экономических и социально-политических структур Аргентины и России все больше сходятся. Оба государства стремятся в полной мере учесть уроки кризисов, усилить новые – прежде всего внутренние, национальные – импульсы развития, обеспечить кардинальное повышение конкурентоспособности своих экономик. На этом сложном пути активное российско-аргентинское взаимодействие в торгово-экономической области может принести обеим странам и их народам ощутимые положительные результаты.

Глава 5 Модернизационный проект под ударами мирового кризиса

Мы будем когтями и зубами защищать то, чего достигли за эти годы.
Кристина Фернандес де Киршнер

Внутренний рынок и антициклическая политика, в частности рост государственных инвестиций, позволили нам противостоять кризису.
Амадо Буду, аргентинский министр экономики

Реализация «неодесаррольистского» модернизационного проекта и путь к «новой экономике» – сложные процессы, сопряженные с решением ряда макроэкономических и политических задач и преодолением разного рода встроенных ограничений, в том числе институциональных. Коридор стратегических решений, в рамках которого Аргентина может адекватно ответить на вызовы новейшего времени, сравнительно узок и жестко детерминирован как спецификой социально-экономической структуры страны, так и ее (исторически сложившимся) местом в мировом разделении труда.

В аргентинских элитах начал складываться консенсус по вопросу о необходимости увеличения наукоемкости национального производства, всемерном насыщении и развитии его инновационной составляющей. Собственно говоря, с чисто экономической точки зрения императивную необходимость перехода на инновационный путь развития невозможно оспорить. Но в реальной жизни вообще и в аргентинской практике в частности формирование новой хозяйственной модели обусловлено многими внеэкономическими факторами, которые в известных обстоятельствах могут сыграть не просто важную, но даже решающую роль. Отсюда необходимость комплексного анализа конкретных внутренних и внешних условий развития, а также институциональной среды, в которой аргентинская экономика существует и функционирует. Последнее особенно актуально, поскольку, как неоднократно демонстрировала история Аргентины, именно ограничения институционального характера препятствовали поступательному развитию и лежали в основе периодически возникавших кризисных явлений.

В конце первого десятилетия нового века аргентинская экономика пережила сильнейший внешний шок – последствия мирового финансового кризиса, который, зародившись в США, приобрел по-настоящему всемирный характер и во многом явился ответом международной хозяйственной системы на процессы асимметричной глобализации. Внешняя нестабильность и ослабление мировой экономической конъюнктуры усугубили внутренние трудности и стали еще одним вызовом аргентинской нации. Кризис 2008–2009 гг. сформировал перед Буэнос-Айресом особую повестку дня: возникла срочная потребность в эффективных антикризисных усилиях, способных смягчить негативное воздействие глобальных финансовых потрясений.

Перекресток экономических проблем

Успех (или неуспех) аргентинской модернизации – ее четвертой волны – и перехода страны на инновационный путь развития в значительной степени будет зависеть от того, сможет ли нация в обозримом будущем преодолеть внутренние ограничители роста и «расшить узкие места» национальной хозяйственной системы. Во второй половине первого десятилетия XXI в. наиболее проблемными зонами, вызывавшими повышенное беспокойство политического руководства, бизнес-сообщества и широкой общественности, стали три: инвестиции, энергетика, инфляция.

Сбой в функционировании неолиберальной модели и кризис 2001–2002 гг. коренным образом изменили инвестиционную парадигму, вызвали спад как внутренних, так и иностранных капиталовложений, служивших в 1990-е гг. одним из главных факторов хозяйственного роста [78] . Наступил «инвестиционный голод»: в 2002 г. общий объем капиталовложений обрушился с обычных для 1990-х гг. 19–20 % до 11,3 % ВВП, составив менее 50 % от рекордного уровня 1998 г. (см. табл. 12.1). Причем инвестиции в инфраструктуру составили всего 1 % ВВП – вдвое меньше, чем в среднем на протяжении последней четверти века545.

Таблица 12.1 Объем инвестиций (млн песо в ценах 1993 г.)

Источник. INDEC. – www.http://mecon.gov.ar

В этих экстремальных условиях Буэнос-Айресу пришлось изыскивать новые источники капиталовложений и срочно, буквально «на ходу», вводить в действие дополнительные механизмы финансирования экономики. Конечно, уже сама стабилизация общего финансового положения и повышение доходов консолидированного бюджета позволили правительству

Н. Киршнера существенно увеличить государственные инвестиции, в том числе в развитие инфраструктуры. Но для обеспечения долговременного экономического роста этого было недостаточно, и потребовались настойчивые действия властей, чтобы восстановить необходимые объемы инвестирования. С точки зрения местного бизнес-сообщества, ключевое значение для активизации инвестиционной деятельности имела возникшая перспектива, во-первых, занять своей продукцией образовавшиеся (за счет резкого сокращения импорта) ниши на внутреннем рынке и, во-вторых, благодаря снижению производственных издержек расширить экспортные поставки. В основе этих новых возможностей лежал установленный в результате девальвации выгодный для местных производителей обменный курс национальной валюты: 3 песо за 1 доллар США.

Положительный демонстрационный эффект имело последовательное наращивание валютных резервов: с 8,3 млрд дол. в феврале 2002 г. до 50 млрд дол. в начале 2008 г. Повторим, что Буэнос-Айрес настолько окреп в финансовом отношении, что смог себе позволить полностью выплатить задолженность МВФ (9 530 млн дол.) и, вопреки мнению многих скептиков, меньше чем через 9 месяцев после этой огромной трансакции не только полностью восстановил, но и превысил объем накопленных валютных резервов. Так, 2 января 2006 г. (накануне выплаты МВФ) резервы Центробанка составляли 28 078 млн дол., а 27 сентября того же года – 28 125 млн дол.546

Давая оценку стратегии Буэнос-Айреса в финансовых вопросах, можно констатировать: лейтмотивом стал тезис о том, что Аргентина стремилась обеспечить внешнее финансирование не за счет бесконтрольного и безудержного увеличения государственного долга (как это нередко происходило в прошлом, особенно в 1990-е гг.), а путем привлечения прямых инвестиций преимущественно в реальный сектор экономики. Эта мысль предельно четко была сформулирована X. Де Видо, прокомментировавшим встречу Н. Киршнера с группой лидеров международного бизнеса в Нью-Йорке в сентябре 2006 г. [79] «Аргентина не ищет кредитов, мы не хотим погрязнуть в долгах. Мы хотим привлечь инвестиции», – подчеркнул министр547.

Целенаправленные усилия Буэнос-Айрес приложил к нормализации связей с бизнес-сообществом Испании. Правительству Н. Киршнера в целом удалось восстановить климат доверия в аргентино-испанских деловых отношениях, серьезно пострадавший в период кризиса 2001–2002 гг. В контексте укрепления международно-политического сотрудничества двух стран и под влиянием успехов Аргентины в развитии национальной экономики предпринимательские круги Испании возобновили крупномасштабные операции на аргентинском рынке. Показательно, что испанские компании и банки сохранили за собой первое место по объемам прямых капиталовложений (см. табл. 12.2). Как отмечал в этой связи президент Испанской торговой палаты в Аргентинской Республике Гильермо Амброхи, рост аргентинской экономики на 9 % в год «создает такие инвестиционные возможности, которые никто не желает упускать»548.

Таблица 12.2 Прямые иностранные инвестиции (млн дол. на конец года)

Источник. Banco Central de la Rep?blica Argentina. Las Inversiones directas en empresas residentes a fines del 2007; Las Inversiones directas en empresas residentes a fines del 2008.

Как бы подтверждая данное мнение, период 2005–2008 гг. был отмечен новыми крупными инвестиционными инициативами и проектами с участием частного местного и иностранного капитала. Например, в марте

2005 г. металлургическая компания «Сидерар» в ответ на рост спроса на металл объявила о планах увеличения производства стали с 2,6 млн т до 4 млн. т в 2008 г., что потребовало дополнительных капиталовложений порядка 680 млн. дол. Причем, как подчеркнуло руководство концерна, в отличие от прошлых лет, когда расширение производственных мощностей осуществлялось с помощью заемных средств и внешнего финансирования, нынешний проект должен был осуществляться за счет внутренних ресурсов «Сидерар», которые существенно возросли в условиях экономического роста549. Инвестиции в размере 1 млрд дол. в течение пяти лет планировал осуществить автомобильный концерн «ФИАТ», о чем Н. Киршнера официально уведомил председатель итальянского правительства Романо Проди во время встречи двух руководителей в 2006 г.550

Еще одним примером масштабных операций на аргентинском рынке может служить деятельность чилийской группы «Сенкосуд», котроли-рующей порядка 300 торговых точек. В 2004 г. «Сенкосуд» за 315 млн дол. приобрела сеть супермаркетов «Диско», а в конце сентября 2006 г. хозяин группы – чилиец немецкого происхождения – Хорст Паульманн объявил о планах открыть до середины 2009 г. еще 182 торговые площадки (включая ряд гипермаркетов), что предполагало инвестиции в объеме 500 млн дол. и дополнительно создавало 15 тыс. рабочих мест551. В 2008 г. «Сенкосуд» по размерам продаж занял 53-е место в списке крупнейших аргентинских компаний.

Оценивая сложившиеся тренды, можно резюмировать: в 2004–2008 гг. инвестиционный климат в Аргентине стал характеризоваться рядом положительных черт, и это стимулировало увеличение инвестиций, сопровождавших быстрый экономический рост. В 2008 г. был зафиксирован рекордный уровень капиталовложений – 23 % ВВП, что превысило максимальные показатели 1990-х гг. Отметим и наращивание прямых иностранных инвестиций, хотя они и уступали объемам десятилетия 1990-х.

Одним из итогов макроэкономических процессов и усилий по стимулированию частных (внутренних и зарубежных) капиталовложений стала известного рода перекомпоновка в рядах инвесторов. С одной стороны, большинство местных предпринимателей в стремлении использовать новые возможности и не упустить исторический шанс расширить свой бизнес вышли из депрессивного состояния кризисных времен и увеличили капиталовложения в производство. Их примеру последовала часть иностранных компаний и банков, заинтересованных в аргентинском рынке и пустивших здесь глубокие корни. С другой стороны, иностранные инвестиции утратили «повальный» характер и приобрели более сдержанный и селективный вид. Подвижки произошли и в среде государств-инвесторов.

Наряду с традиционными игроками (США, Канада, Испания, другие европейские страны), возросла роль Чили и особенно Бразилии.

Большие надежды в плане получения новых капиталовложений аргентинские власти и предприниматели связывают с резко возросшей в последние годы внешнеэкономической активностью так называемых «восходящих стран-гигантов», в первую очередь Китая, а также Южной Кореи и ЮАР552. Их проникновение на аргентинский рынок Буэнос-Айрес стал рассматривать в качестве важного фактора диверсификации зарубежных инвестиционных источников.

В связи с задачами перехода на инновационный путь развития в полный рост встал вопрос не только о количестве (объемах), но и о качестве (отраслевой структуре) иностранных инвестиций. Аргентина нуждается не вообще в капиталовложениях зарубежных компаний, но в инновационно наполненных инвестициях, определяющих лицо «новой экономики», ускоряющих научно-технический прогресс и придающих импульс тем хозяйственным секторам, развитие которых в силу тех или иных обстоятельств не может быть обеспечено национальным капиталом, будь то государственный или частный. Эта ситуация рождает новый вызов: поиск инвестиций, имеющих приоритетное, стратегическое значение с точки зрения долговременных национальных интересов.

Буэнос-Айрес принял вызов, в какой-то степени нормализовал инвестиционный климат в стране и сумел привлечь новые капиталовложения в ключевые экономические сектора. Достигнутый уровень инвестиций (22–23 % ВВП) бы достаточен на этапе восстановительного роста, когда развитие шло в основном за счет недоиспользованных производственных мощностей. Но обеспечит ли этот уровень сохранение стабильно высоких темпов увеличения объемов производства на следующем этапе, начавшемся на рубеже 2005–2006 гг., этапе расширенного воспроизводства и инвестиционного роста? Ряд исследователей считают, что капиталовложений на уровне 22–23 % может не хватать, и приводят пример Чили, где указанный показатель в течение 10 лет составлял 24,5 %, обеспечивая среднегодовой прирост ВВП в объеме 4 %553. Отсюда необходимость, не останавливаясь на достигнутом, последовательно повышать уровень инвестиций в аргентинскую экономику. Но следует признать, что эта задача не из легких. Нельзя не видеть те проблемы и препятствия (в том числе институциональные), которые стоят на пути дальнейшего улучшения инвестиционного климата и наращивания капиталовложений. Отметим наиболее существенные.

Первое. Сдерживающее воздействие на инвесторов оказали конфликты с зарубежными компаниями, приватизировавшими в 1990-е гг. предприятия сферы услуг. Девальвация песо, «песификация» и замораживание тарифов были восприняты частью бизнес-сообщества как нарушение условий контрактов и повлекли за собой цепь судебных разбирательств. При этом многие пострадавшие компании обратились в Международный центр по урегулированию инвестиционных споров (МЦУПС), играющий роль арбитражного трибунала при Всемирном банке554. В результате МЦУПС превратился в арену жесткого противостояния аргентинского государства и группы иностранных корпораций, выдвинувших Буэнос-Айресу 34 иска общим объемом свыше 15 млрд дол.555 Борьба происходила с переменным успехом. В частности, МЦУПС вынес решение в пользу американской компании «Азурикс» (она контролировала службу водоснабжения и канализации в 71 городе провинции Буэнос-Айрес), присудив ей компенсацию в размере 165,2 млн дол. [80] В то же время юристы, представляющие интересы Аргентины, добились того, что в начале октября 2006 г. МЦУПС впервые признал правомочность закона № 25561 о чрезвычайном положении, на основании которого были приняты меры, затронувшие интересы иностранных компаний. Это обстоятельство укрепило переговорную позицию аргентинской стороны556.

Второе. Опасения инвесторов сохранялись в связи с неурегулированностью проблемы «holdouts», которая использовалась не только деловыми, но и политическими кругами отдельных стран для давления на Буэнос-Айрес. При этом применялись различные формы нажима: попытки добиться эмбарго на авуары Центробанка Аргентины за рубежом; в судебном порядке заставить аргентинское государство выплатить компенсацию инвесторам, не участвовавшим в реструктуризации долга в 2005 г.; повлиять на позицию Розового дома, используя дипломатические каналы, и т. д. Все это внушало бизнесу чувство неуверенности и во многих случаях блокировало намерения наращивать капиталовложения в аргентинскую экономику.

Третье. Сильный психологический прессинг и на Буэнос-Айрес, и на инвесторов оказали (и продолжают оказывать) признанные международные рейтинги, регулярно публикуемые разного рода агентствами, экономическими организациями и консалтинговыми фирмами. В большинстве случаев место Аргентины в этих рейтингах было невысоким. Так, по версии агентства «Стандард энд Пурс» на начало октября 2006 г. суверенный кредитный рейтинг страны (а именно он лежит в основе всей иерархии рейтингов, и на него в первую очередь ориентируются инвесторы) был В+, что является не инвестиционным, а спекулятивным показателем и, следовательно, дестимулирует мировое бизнес-сообщество, снижает его интерес к капиталовложениям в Аргентине557. Еще один пример. Согласно оценкам американской консалтинговой группы «Аон Корпорейшн», периодически составляющей так называемую «Карту политических и экономических рисков», Аргентина, несмотря на весомые успехи в процессе стабилизации, относится к странам «средне-высокого» уровня риска, тогда как Чили, например, – «низкого» уровня, Бразилия – «средне-низкого», Уругвай – «среднего»558.

Таким образом, инвестиционный климат в середине первого десятилетия XXI в. оставался далеко не во всем благоприятным. Между тем потребность в новых, прежде всего прямых, капиталовложениях с высокой инновационной составляющей ощущалась все более остро, что было связано с изменением парадигмы экономического развития страны, переходом от восстановительного к инвестиционному росту. Период «легкого» хозяйственного роста (связанного с использованием имевшегося производственного потенциала) заканчивался, и требовались новые усилия по обеспечению реального сектора современным оборудованием, технологиями и оборотным капиталом.

Стремясь придать дополнительный импульс политике государства по привлечению инвестиций (в том числе иностранных), Н. Киршнер в октябре 2006 г. подписал декрет о создании на базе существовавшего с 2003 г. в рамках министерства экономики Агентства по развитию инвестиций нового учреждения с более широкими полномочиями и возможностями – Национального агентства развития инвестиций (НАРИ). Определяя основные направления работы НАРИ, его вновь назначенный президент Беатрис Нофаль559 отметила следующее:

? позиционирование Аргентины в качестве привлекательной площадки для местных и зарубежных инвестиций; содействие процессу интернационализации аргентинского бизнеса;

? участие в формировании стратегии по привлечению капиталовложений и выработке конкретных инструментов, обеспечивающих стабильное поступление инвестиций в экономику страны в среднесрочной и долгосрочной перспективе;

? оказание помощи предпринимателям на различных этапах реализации инвестиционных проектов и выполнение роли «одного окна» при решении возникающих проблем;

? защита национальных интересов в многосторонних организациях, на международных форумах и в двусторонних отношениях при рассмотрении спорных вопросов, касающихся инвестиций560.

Стратегической задачей НАРИ и – шире – всей власти остается формирование внутри страны и на международной арене репутации Аргентины как солидного экономического и финансового партнера, государства, где инвесторы надежно защищены и могут не опасаться за свои активы. Только при этом условии могут быть гарантированы капиталовложения, необходимые (как количественно, так и качественно) для обеспечения долгосрочного ускоренного и стабильного инновационного роста.

Недостаточный уровень инвестиций561 в 1990-е гг. в разведку и разработку новых месторождений углеводородных энергоносителей, а также в создание дополнительных энергетических мощностей привел к тому, что в середине первого десятилетия XXI в. острой проблемой стала ситуация в энергетике. Энергетическая отрасль явно «не поспевала» за быстрым хозяйственным ростом в целом, и это нашло свое выражение в перебоях с подачей электроэнергии как для промышленных нужд, так и для частного бытового потребления. Общим моментом в комментариях на энергетические темы стали тезисы о необходимости энергосбережения, экономии, возможных новых ограничениях потребления в будущем. На горизонте замаячила угроза энергетического кризиса.

Case study

Кардиограмма аргентинской энергетики

Страна вышла на самообеспечение энергоносителями в 1988 г. в первую очередь благодаря введению в строй ряда крупных ГЭС и увеличению добычи нефти и газа (см. гл. 5). В 1992 г. Аргентина становится нетто-экспортером углеводородных энергоносителей и поставщиком электричества в соседние государства. К началу нового столетия страна превратилась в самого эффективного производителя энергии в Латинской Америке: оптовая цена 1 МВт электричества упала с 50 дол. в 1992 г. до 22 дол. в 2001 г. (для сравнения: в Чили цена составляла 60 дол., в Бразилии – 50 дол.). Дешевая электроэнергия стала существенным фактором динамичного восстановления аргентинской промышленности. Вместе с тем быстро нарастали трудности в энергетической отрасли. Уже в 2002 г. из-за нехватки собственного природного газа Аргентина была вынуждена (правда, в небольших количествах) импортировать мазут и дизельное топливо для ТЭС. В 2003–2004 гг. импорт энергоносителей резко вырос, включая закупки боливийского газа, и одновременно уменьшились объемы нефтяного экспорта. Дефицит электроэнергии приобрел хронический характер. В начале апреля 2004 г. на ряде промышленных предприятий было отключено электричество, несколько упало напряжение, подаваемое в дома аргентинцев. Правительство без предупреждения сократило экспорт природного газа в Чили на 15 % и прекратило поставки электроэнергии в Уругвай. В 2005 г. ситуация продолжала осложняться: импорт жидкого топлива (в стоимостном выражении) превысил 1,1 млрд песо, импорт природного газа составил около 230 млн песо. Соответствующие показатели 2006 г. возросли до 1,5 млрд и 480 млн песо и приобрели тенденцию к дальнейшему повышению.

Главной причиной возникших трудностей стала возросшая зависимость энергетического баланса от углеводородного сырья. В условиях, когда нефтяные и газовые концерны ограничивали инвестиции в поиск и разработку новых месторождений562, затормозилось увеличение добычи, критически сократились подтвержденные запасы углеводородов. По официальным данным, запасы нефти в 2005 г. сократились на 11,4 % (с 393,9 до 349 млн куб. м) и покрывали потребности страны на период в 8,2 года, а запасы природного газа упали на 19 % (с 541,8 до 438,9 млрд куб. м), что могло обеспечить национальный спрос в течение 9,6 года563. Тем самым при сохранении такого положения дел Аргентина может полностью исчерпать запасы углеводородов до 2015 г. Одним из факторов, сдерживавших рост инвестиций нефтяных компаний в разработку новых месторождений, был сравнительно низкий уровень цен на внутреннем аргентинском рынке нефтепродуктов, в частности бензина (см. рис. 12.1). Сохраняя низкие цены на горючее, правительство субсидировало население и местный бизнес, но ограничивало прибыли предприятий энергетической отрасли.

Рис. 12.1. Цена 1 л бензина (в аргентинских песо, без налогов) в отдельных странах Латинской Америки в 2007 г.

Составлено автором на базе данных национальной статистики соответствующих стран.

Положение в энергетической отрасли привлекло международное внимание и породило немало комментариев откровенно алармистского характера. Например, в документе министерства энергетики США564 ситуация в Аргентине характеризовалась как «кризисная» [81] . Энергетическим проблемам страны специальное внимание уделил лондонский «Экономист», а два влиятельных игрока на «Уолл-стрит» – инвестиционный банк «Биер Стирнс» и консалтинговая компания «Эурасил групп» – предупредили международное деловое сообщество (в том числе потенциальных инвесторов) о вероятном нарастании энергетических проблем в Аргентине и возможных негативных последствиях этого явления не только для национальной экономики, но и для хозяйственных интересов соседних государств, в частности Чили и Бразилии565.

Действительные и мнимые энергетические проблемы акцентировали интерес Розового дома к положению в этой ключевой отрасли, в результате чего правительство разработало целевую программу развития национальной энергетики566. Рассмотрим ее основные составляющие.

1. Программа предусматривала государственные инвестиции в размере более 17 млрд песо в период 2004–2008 гг. и была нацелена на модернизацию и расширение всего энергетического комплекса.

2. Центральное место в планах властей занимало увеличение производства электроэнергии путем ввода в строй новых энергетических мощностей и наращивания уже существующих. Так, в начале 2005 г. Аргентина и Парагвай договорились о проведении необходимых работ для подъема уровня воды в водохранилище ГЭС «Ясирета» с тогдашних 76 до 83 м, что обеспечит увеличение мощности станции на 1272 МВт. В октябре 2006 г. концерн «Сименс» выиграл торги на строительство двух электростанций комбинированного цикла суммарной мощностью 1600 МВт в провинциях Санта-Фе и Буэнос-Айрес. Наряду с завершением строительства АЭС «Атуча II» и реализацией планов использования биотоплива, указанные новые мощности должны повысить уровень энерговооруженности аргентинской экономики.

3. Большое внимание уделялось расширению национальной сети магистральных и распределительных газопроводов, увеличению их пропускной способности, а также строительству 4750 км новых высоковольтных линий электропередачи. Например, в начале октября 2006 г. в провинции Чубут был введен в эксплуатацию 530-километровый участок Патагонского газопровода, благодаря чему природный газ стал централизованно поступать в 20 тыс. жилых зданий и на 1,6 тыс. хозяйственных объектов.

4. В ходе реализации масштабной программы развития энергетики власти активно использовали существовавшие правовые механизмы и дополняли их новыми законодательными нормами. С целью не допустить роста дефицита энергоносителей и пресечь спекулятивное повышение цен на топливо на внутреннем рынке правительство поставило под контроль экспорт нефти, нефтепродуктов и сжиженного газа (резолюция № 1338, вступившая в силу в начале октября 2006 г.). Более того, вышла резолюция министерства экономики № 25, регулирующая коммерциализацию дизельного топлива, спрос на которое особенно возрастал в посевной период со стороны сельхозпроизводителей. Власть угрожала нефтяным компаниям применением так называемого «закона о снабжении» [82] , в соответствии с которым фирмы, не обеспечивавшие в полном объеме (по крайней мере, на уровне предыдущего года) и по согласованным ценам местных потребителей, могли быть оштрафованы или даже закрыты, а их руководители – предстать перед судом. Чтобы несколько «подсластить пилюлю» и сохранить отношения сотрудничества с бизнес-сообществом, Розовый дом, несмотря на сопротивление оппозиции567, провел через конгресс «закон об углеводородах», вводивший фискальные льготы для тех компаний, которые инвестировали в поиск и разработку новых месторождений, и продлевавший на 10 лет срок нефтяных концессий, находившихся в руках частных корпораций.

5. Задачам укрепления частно-государственного партнерства было подчинено образование в 2006 г. специального «Смешанного энергетического комитета », в который, наряду с представителями властей, вошли руководители «Аргентинского индустриального союза» (Эктор Мендес), «Ассоциации предпринимателей» (Луис Бетраса) и «Ассоциации дистрибьюторов энергии» (Алехандро Макфарлейн). Создание комитета, расцененное деловым сообществом как «свидетельство зрелости» отношений бизнеса и государства, предполагало взаимодействие по широкому кругу вопросов: поиск путей увеличения производства энергоносителей, рациональное потребление энергии и т. д.568 Но главным, на наш взгляд, было продемонстрировать, что в стране имеется консенсус между властью и бизнесом, позволяющий рассчитывать на преодоление возникших трудностей. Общий вектор настроений значительной части аргентинских элит выразил вице-президент группы «ИМПСА» Рубен Валенти, заявивший, что Аргентина должна изменить свою энергетическую матрицу и «сократить зависимость от ископаемого горючего, увеличить инвестиции в производство возобновляемых источников энергии, включая модернизацию и расширение числа ГЭС и атомных станций»569.

6. Приоритетное значение партнерства с частным сектором в энергетической области прочитывается и в деятельности вновь созданной государственной компании «Энарса», определенно стремящейся занять сильные позиции на местном рынке энергоносителей. В январе 2006 г. «Энарса» подписала с «Репсоль-ЯПФ», «Петробраз» и уругвайской «Петроуругуай» соглашение о разведке месторождений нефти и газа на континентальном шельфе у берегов провинции Буэнос-Айрес. Указанные четыре компании образовали консорциум, по условиям которого все первичные расходы (до обнаружения достоверных запасов углеводородов) должны нести частные участники партнерства, а «Энарса» вносила свою финансовую долю на этапе начала эксплуатации месторождений [83] . Таким образом, аргентинское государство избегало инвестиций с высокой степенью риска. Одновременно «Энарса» подписала отдельное соглашение с «Репсоль-ЯПФ» о совместной работе в других районах аргентинской морской экономической зоны (эти договоренности получили в местной прессе название «Ловить нефть в море»)570. Давая оценку заключенным соглашениям, министр X. Де Вито охарактеризовал их как «исторический шаг» в направлении восстановления критически сократившихся в последние годы национальных запасов углеводородов571.

7. Заметную роль «Энарса» призвана сыграть и в рамках международного сотрудничества Аргентины – необходимого условия решения проблем энергоснабжения страны. В частности, большую актуальность для Буэнос-Айреса в середине первого десятилетия XXI в. приобрел вопрос поставок природного газа из Боливии.

Case study

Аргентино-боливийское энергетическое сотрудничество

Среди стран Латинской Америки и Карибского бассейна Боливия находится на втором месте (после Венесуэлы) по запасам природного газа, Тринидад и Тобаго – на третьем, Аргентина – на четвертом. Доля Венесуэлы в совокупных региональных запасах составляет 57,1 %, Боливии – 10,6%о, Аргентины – 8,3 %. В связи с возросшим потреблением и возникшим дефицитом энергоносителей Буэнос-Айрес не только начал закупки боливийского газа, но и стал добиваться его гарантированных и растущих поставок на перспективу. С этой целью в 2005–2006 гг. были проведены интенсивные двусторонние переговоры, завершившиеся подписанием 20 октября 2006 г. межправительственного энергетического соглашения, предусматривающего постепенное увеличение поставок боливийского газа в Аргентину с 7,7 до 27,7 млн куб. м в день. Для транспортировки дополнительных объемов энергоносителя в 2010 г. предполагается ввести в строй новый Аргентинский северо-восточный газопровод, который обеспечит природным газом провинции Мисьонес, Коррьентес, Чако и Формоса. Центральное место в энергетическом сотрудничестве двух стран отводится государственным компаниям – аргентинской «Энарса» и боливийской «Ясимьентос петролиферос фискалес боливьянос», которые должны обеспечить поставки и распределение природного газа. Более того, в планах Буэнос-Айреса – участие «Энарса» в разведке и добыче энергоносителей на территории Боливии, что может обеспечить более высокий уровень двустороннего экономического взаимодействия. И еще один принципиальный момент. В связи с существенным ростом стоимости углеводородов на мировых рынках аргентино-боливийское соглашение предусматривало повышение цен на природный газ, импортируемый Аргентиной, что гарантировало Боливии значительные валютные поступления (по имеющимся оценкам, порядка 17 млрд дол. на период до 2026 г.). Однако повышение цен не должно в равной степени затронуть интересы аргентинских потребителей, поскольку на внутреннем рынке «Энарса» будет продавать газ по значительно более низким тарифам. Таким образом, государство приняло на себя дополнительное субсидирование национальной экономики.

В контексте международного сотрудничества приоритетное значение для Буэнос-Айреса приобрели отношения с Венесуэлой, которая стала поставщиком мазута и дизельного топлива. Именно в контактах с Каракасом родились два энергетических мегапроекта: участие компании «Энарса» в эксплуатации нефтяного месторождения в бассейне реки Ориноко и совместное строительство самого протяженного в мире Большого южного газопровода, призванного транспортировать венесуэльский газ на расстояние порядка 8 тыс. км в Бразилию, Уругвай и Аргентину. Безусловно, реализация последнего проекта (его стоимость оценивается в 20 млрд дол.)572 могла бы на долгие годы решить энергетические проблемы Аргентины. Но, как показывает практика, супермасштабные межнациональные предприятия крайне сложны и нередко сталкиваются с труднопреодолимыми (или вовсе непреодолимыми) преградами, и практически всегда их конечная стоимость значительно превышает первоначальную смету, а запланированные сроки строительства выходят за все мыслимые рамки. С другой стороны, воплощение в жизнь идеи Большого южного газопровода способно придать мощный импульс региональному сотрудничеству и привлечь внимание международного финансового и предпринимательского сообщества. Не случайно, судя по сообщениям печати, к участию в «проекте XXI века» проявил интерес российский Газпром573.

Стремясь к мобилизации всех потенциальных ресурсов энергоснабжения, власти не упускают из виду и значительные возможности атомной энергетики и биотехнологии, о чем подробно говорилось в гл. 11. Добавим к ранее сказанному лишь то, что организация масштабного производства «зеленой нефти» (биотоплива) рассматривается в качестве нового компонента национальной энергетической матрицы и как один из способов «сесть на поезд истории» и воспользоваться плодами научно-технического прогресса, выстроив собственную инновационную схему574.

Приведенные разнообразные примеры демонстрируют реальные проблемы энергетического сектора и подтверждают тот факт, что Буэнос-Айрес, действуя практически по всем азимутам, предпринял усилия для преодоления возникших трудностей. Но очевидно и другое: потребуется определенное время и необходимы очень значительные финансовые и технико-экономические ресурсы, чтобы модернизировать аргентинскую энергетику и ощутимо нарастить ее производственные мощности. До этого момента угроза энергетического дефицита будет сохраняться.

Во второй половине первого десятилетия 2000-х гг. на фоне высоких темпов экономического роста и в обстановке эйфории от успехов во многих хозяйственных секторах тревожным (и пугающим) сигналом стал всплеск инфляции – традиционного кошмара аргентинского общества [84] .

Напомним, что в 1990-е гг. Аргентина впервые за долгие десятилетия избавилась от инфляционного синдрома, и это справедливо расценивалось в качестве одного из главных достижений политики «конвертируемости». Инфляция вернулась в аргентинскую действительность в 2002 г. (см. рис. 12.2) в связи с девальвацией песо, но уже в 2003 г. рост цен составил вполне приемлемые 3,7 % годовых.

Рис. 12.2. Индекс потребительских цен в Аргентине в 2001–2008 гг. (официальные данные, в %)

Источник. INDEC Informa, Septiembre de 2009.

Гром разразился в 2005 г., когда индекс потребительских цен достиг 12,3 %, что явно не укладывалось в схему стабилизации экономического и финансового положения страны. Отметим в данной связи, что указанный инфляционный уровень вдвое превышал средний показатель по Латинской Америке (6,1 %)575.

Очевидны многие негативные последствия инфляции, означавшей разбалансировку платежеспособного спроса и товарного предложения. Она являлась (и всегда была) одним из базовых факторов торможения структурных изменений в аргентинской экономике и развития здоровой конкурентной среды, сдерживания модернизации производства, замедления темпов роста реальных доходов населения, особенно наименее обеспеченных его групп. Инфляция стала угрозой той макроэкономической политике, которая проводилась в посткризисный период и ориентировалась на модернизацию Аргентины и повышение жизненного уровня ее граждан.

Принятые администрацией Н. Киршнера экстренные меры по сдерживанию роста цен позволили в 2006 г. снизить инфляцию до 9,8 % и несколько приглушить страхи перед возможностью нового гиперинфляционного всплеска. Но проблема осталась, и она приковала к себе внимание правящих кругов, делового мира и экспертного сообщества в самой Аргентине, вызвала комментарии за рубежом. Тогдашний президент МВФ Родриго Рато назвал это явление «опасным» для дальнейшей нормализации аргентинской экономики и призвал Буэнос-Айрес в денежной политике перенести акцент с поддержания низкого обменного курса песо на стабилизацию розничных цен. А нобелевский лауреат по экономике 2006 г. Эдмунд Фелпс высказался в том плане, что все посткризисные годы в Аргентине происходил процесс «накопления инфляции», который правительство пыталось скрыть с помощью «статистических ухищрений». Выход из этой ситуации, по мнению маститого ученого, один – динамичное развитие инновационной экономики576. В конце 2007 г. другой гуру, Пол Кругман, связал аргентинскую инфляцию с перегревом экономики и в качестве одного из направлений антиинфляционной политики подчеркнул необходимость повышения обменного курса песо577.

В среде аргентинских экономистов наблюдался весьма широкий разброс мнений о причинах инфляции и соответственно о методах антиинфляционной борьбы. Так, часть экспертов указывала на «перегрев» экономики и выступала за снижение темпов ее роста путем, в частности, сокращения государственных расходов. Другие усматривали «корень зла» в недостаточном предложении, отстающем от спроса, и настаивали на приоритетном кредитовании производственных инвестиций и сдерживании увеличения потребительского кредита. По их мнению, высокая инфляция проистекала не от избытка денег, а от недостатка инвестиций. Поэтому для системной борьбы с инфляцией необходимы меры по расширению национального товарного предложения. Третьи видели выход из создавшегося положения в заключении трехстороннего соглашения (государство, предприниматели, профсоюзы) с целью остановить гонку между ценами и заработной платой и ослабить инфляционные ожидания в обществе. Практически все специалисты были солидарны в том, что инфляция – острейшая проблема хозяйственного развития страны, или, как выразился Карлос Мелконьян, ахиллесова пята экономической политики Розового дома578. Не случайно многие экспертные оценки встретили крайне раздраженную реакцию Н. Киршнера, который заявил: «Это ложь, что рост внутреннего потребления носит инфляционный характер. Так утверждают определенные экономисты ортодоксального толка, ратующие за дальнейшую концентрацию национального богатства»579.

В этой связи особую актуальность приобрел закономерный вопрос: какова была действительная природа очередного инфляционного витка в Аргентине?

Инфляция «образца 2005 г.» – многофакторное явление, в основе которого лежал целый комплекс причин. Эмпирические данные подтвердили, что имевшее место «вздутие цен» одновременно носило характер и инфляции спроса, и инфляции предложения. В первом случае речь шла о прямых (и во многом неизбежных) последствиях ощутимого повышения доходов и покупательной способности подавляющей части населения, увеличения совокупного спроса, что не всегда своевременно удовлетворялось ростом местного производства и импортными поставками (output gap). После нескольких лет «затягивания поясов» и падения потребительского спроса рынок быстро восстанавливался и требовал товарного наполнения. Несколько опережая предложение, избыточный спрос и спровоцировал взлет цен. Вместе с тем имела место и инфляция издержек. Такие факторы, как повышение заработной платы, удорожание стоимости энергоносителей, сырья, зарубежного оборудования и технологий, увеличивали производственные издержки, которые далеко не всегда и не в полной мере компенсировались ростом производительности труда и общим повышением хозяйственной эффективности. Более глубокому пониманию феномена аргентинской инфляции служит и кривая Филипса , указывающая на то, что с повышением заработной платы и занятости и снижением безработицы (а именно эти процессы развивались в Аргентине) происходит рост цен. Аргентинская действительность подтвердила известную формулу.

Болезненную реакцию в обществе вызывал тот факт, что при общем уровне инфляции, например, в 12,3 % (2005 г.) цены на целый ряд товаров массового спроса, включая продовольствие, выросли значительно больше: на 15–20 %580. Это затронуло в первую очередь интересы среднего класса и малоимущих слоев населения, которым было сложно поверить в официальные показатели инфляции. Отсюда – определенное сомнение в истинности правительственных заявлений, что обеспокоило Розовый дом, поскольку подрывало с трудом достигнутое доверие к его социально-экономической политике. Дальше – больше. В 2006–2008 гг. уже мало кто верил в официальные цифры инфляции. По результатам социологических исследований, большинство населения страны считало реальной цифрой роста цен в 2007 г. 20 %, т. е. практически вдвое выше, чем данные правительственных ведомств, и прежде всего Национального института статистики (INDEC)581. Проведенный в декабре 2007 г. репрезентативный опрос 25 аргентинских экономистов показал, что ни один из них не доверял официальной статистике и оценивал уровень годовой инфляции в пределах 16–21 % [85] . Причем, по мнению отдельных специалистов, 20 %-ная инфляция может стать «точкой невозврата»: вслед за этим возникает угроза возникновения неконтролируемых инфляционных процессов582.

Case study

Денежная система Аргентины (ретроспектива) и инфляция

За рассматриваемый в книге период в стране несколько раз проводилась денежная реформа, как правило вызывавшаяся нараставшим обесценением денежных знаков. Впервые общенациональная денежная единица – песо – была введена 5 ноября 1881 г. и просуществовала рекордно долгий срок – вплоть до начала 1970 г. За это время крупнейшей (по номиналу) выпущенной единицей была банкнота в 10 ООО песо. 1 января 1970 г. в соответствии с законом № 18.188 в оборот был выпущен новый песо (так называемый «песо-закон»), равный 100 старым. Из-за усилившейся инфляции обесценение новых денег произошло «ударными» темпами, и в самом начале 1980-х гг. в обороте уже находились купюры достоинством 1 ООО ООО песо. С 1 июня 1983 г. «песо-закон» по обменному курсу 10 000:1 сменил «песо-архентино», просуществовавший всего два года (в данном случае крупнейшая банкнота имела номинал в 10 ООО). 15 июня 1985 г. на смену «песо-архентино» в соотношении 1000:1 пришел аустраль – единственная за всю историю денежная единица Аргентины, стоившая (по обменному курсу) дороже доллара США. Самая крупная купюра была 500 ООО аустралей, что вполне адекватно отражало чудовищные размеры инфляции, поразившей экономику страны в 1989 г. Согласно закону от 27марта 1991 г. аустраль был заменен свободно конвертируемым песо по обменному курсу 10 000:1. Новый песо, в свою очередь, вплоть до января 2002 г. сохранял паритет с американским долларом, а после девальвации на несколько лет «закрепился» на уровне порядка 3 песо за 1 доллар. Не сложно подсчитать, что за период с 1881 г. агрегированная инфляция в Аргентине составила, ни много ни мало, 30 ООО ООО ООО ООО % тридцать триллионов процентов. Как видим, эта цифра на порядок отличается от упомянутой выше оценки «Брадеско» (256 трлн), что можно объяснить различиями в методологии подсчетов. В любом случае речь без преувеличения идет о колоссальном обесценении национальной аргентинской валюты.

Именно историческая память «кошмарит» аргентинские власти и общество в целом, делая их особенно чувствительными к любой угрозе очередного инфляционного всплеска. В попытке не допустить его администрации Н. Киршнера и К. Фернандес де Киршнер фактически встали на путь таргетирования инфляции (infla?on targeting)5S3 постепенного снижения ее до уровня 3–4 %. Этот шаг был не случаен. В последние годы режим денежно-кредитной политики инфляционного таргетирования многими специалистами принято считать наиболее эффективным инструментом в борьбе с инфляцией [86] . Указанный режим, как правило, предполагает следующее:

? наличие среднесрочного целевого ориентира уровня инфляции;

? приоритетный статус сохранения ценовой стабильности по сравнению с иными целями и задачами, стоящими перед финансовыми властями;

? поддержка антиинфляционного курса на всех уровнях государственного управления;

? доверие экономических агентов к политике правительства;

? информационная открытость, прозрачность решений и действий Центробанка.

Особенно важно доверие населения к денежным властям и проводимой ими политике. Это является важнейшим условием успеха, поскольку эквивалентно формированию и сохранению низких инфляционных ожиданий.

С конца 2005 г. сердцевиной антиинфляционного курса Розового дома стало сочетание политики сдерживания роста тарифов и цен (в частности, путем соглашений с производителями и торговыми сетями, охвативших порядка 500 базовых продуктов) с мерами по ограничению экспорта отдельных продовольственных товаров. В итоге правительство получило так называемый «эффект кобры» — результат, прямо противоположный ожидаемому584. Предложение целого ряда товаров сократилось, а цены продолжали расти. В этих условиях власти пошли по пути наименьшего сопротивления: работу INDEC поставили под правительственный контроль, а сама методология подсчета динамики потребительских цен была изменена таким образом, что, по свидетельству специалистов, стала невозможной более или менее реальная оценка темпов инфляции585. Официальные цифры роста цен стали все больше отличаться от независимых экспертных данных и – главное – от непосредственных ощущений потребителей, утративших доверие к денежным властям.

В апреле 2008 г. Министерство экономики разработало комплексную программу антиинфляционных мер, включившую в себя ряд противоположных по своей направленности предложений. Например, предусматривалось повышение тарифов на электричество, газ и транспорт; сокращение государственных расходов на создание объектов инфраструктуры; поддержание текущего обменного курса песо; фактическое замораживание заработной платы; поощрение конкуренции на рынках потребительских товаров; стимулирование роста срочных банковских депозитов; обеспечение независимости INDEC; ограничение сверхприбылей крупнейших торговых сетей (в Аргентине уровень их прибыльности в 2–3 раза превышает среднемировой). Кроме того, в целях укрепления доверия к стране на международных финансовых рынках предлагалось ускорить достижение договоренности с Парижским клубом586.

Реализация указанной программы могла привести к торможению экономического роста, что шло вразрез со стратегией Н. Киршнера и К. Фернандес де Киршнер и потому вызвало недовольство Розового дома и стало одной из причин отставки министра экономики Мартина Лусто. Новый глава ведомства – Карлос Фернандес – фактически положил программу своего предшественника под сукно, но от этого острота ситуации не спадала. «С уходом Лусто, – отмечалось в исследовании консалтинговой компании «Эколатина», – проблемы никуда не делись»587. Как бы подтверждая эту оценку, в августе 2008 г. руководство Аргентинского индустриального союза оценило уровень инфляции в стране в 25 % и потребовало «срочной нормализации» работы INDEC588.

Расхождения по вопросам антиинфляционной политики отразили тот факт, что форсированное снижение инфляции в условиях экономического подъема было затруднено в силу ряда объективных (внутренних и внешних) факторов. В том числе:

? двойственности целей кредитно-финансовой политики, которая, с одной стороны, в условиях быстрого хозяйственного роста призвана «насытить» экономику ликвидностью, а с другой – не должна «разогнать» инфляцию путем чрезмерного увеличения денежных агрегатов;

? высоких цен на основные товары аргентинского экспорта, оказывавших повышательное давление на внутренние цены и, как следствие, на темпы инфляции в реальном секторе экономики;

? сравнительно низкой сберегательной активностью населения, полностью не избавившегося от синдрома «загончика» и других правительственных мер, в недалеком прошлом не раз замораживавших банковские депозиты;

? ростом цен на мировых рынках на энергоносители и продовольствие, что порождало так называемую «импортируемую инфляцию».

Тем самым аргентинская инфляция подпитывалась множеством разнородных факторов, существенно затруднивших борьбу с этим опасным явлением. Говоря о перспективах эффективной антиинфляционной стратегии, следует иметь в виду, что она подразумевает взвешенное использование различных инструментов: монетарных рычагов контроля над инфляцией, таможенно-тарифных мер, кредитной и долговой политики. Эмпирические данные по разным странам показали, что наращивание инвестиций (преимущественно частных) и ускорение промышленного роста лучше, чем что бы то ни было, снижают инфляционный потенциал денежного расширения. Частные инвестиции, проходящие через рынок ценных бумаг и «оседающие» в реальном секторе экономики, – это именно тот механизм, который способен обеспечить решение стоящей перед аргентинским обществом двуединой задачи – увеличение капиталовложений с одновременным снижением инфляции.

Институциональные особенности, ограничения и риски

Рассматривая долгосрочные экономические изменения, происходившие на протяжении более чем столетнего исторического отрезка времени, нельзя не прийти к выводу, что стратегической задачей аргентинской нации и правящего класса было и остается построение эффективной хозяйственной модели с учетом траектории предшествующего развития общества ( эффект «path dependence»). В этой связи вновь возникает естественный вопрос, заявленный в начале книги: в чем главные причины систематических исторических провалов Аргентины, той череды экономических и финансовых кризисов и социально-политических потрясений, из которых страна не могла вырваться в течение долгих десятилетий?

Общественные процессы развиваются в конкретных институциональных условиях, которые, в зависимости от действия многочисленных разнонаправленных факторов, могут активно способствовать проведению тех или иных хозяйственных преобразований, а могут серьезно затруднять и ограничивать любые изменения исторически сложившихся производственных структур и отношений. Поэтому исследование экономических трендов неотделимо от анализа роли и значения национальных институтов, понимая под этим термином (в соответствии с неоинституциональной теорией) систему формальных правил и неформальных норм, определяющих взаимоотношения в обществе [87] .

Для понимания сути макроэкономических проблем и перспектив национального развития полезно использовать результаты сравнительного анализа разных государств, отраженные в международных рейтингах, которые по отдельным шкалам ранжируют подавляющее большинство стран. Эти рейтинги (при всей их условности и относительности) расширяют и уточняют представление о месте Аргентины в современном мире и степени развития ее институтов. Учитывая огромное количество существующих рейтингов, приведем лишь самые репрезентативные, дающие достаточно полную картину нынешнего состояния аргентинского государства и общества.

Case study

Аргентина через призму рейтингов

Рейтинг государственности. Охватывает 192 страны, из которых лишь 46 – «лидеры государственности», страны демократического выбора, относительно высокого качества жизни, низких внешних и внутренних угроз. Аргентина занимает 17-е место, что свидетельствует о самостоятельности, независимости, суверенности и относительной политической стабильности.

Рейтинг потенциала международного влияния. В данном случае Аргентина, занимая высокое 31-е место, не может, разумеется, «тягаться» с глобальными лидерами – США, другими членами «Большой восьмерки», Китаем, но входит в число региональных лидеров.

Сравнительный анализ (в частности, корреляция между индексами) показывает: международное влияние связано с уровнем государственности.

При этом создается впечатление, что совокупный потенциал аргентинского государства на сегодняшний день больше его международного влияния и используется не полностью.

Рейтинг качества жизни. 46-е место Аргентины можно считать сравнительно высоким – позади почти 150 стран, включая Польшу (48-е место), Саудовскую Аравию (56-е), Мексику (59-е), Малайзию (61-е), Бразилию (65-е), Россию (73-е). Качество жизни также в значительной степени связано с эффективной и состоятельной государственностью. Кроме того, значение имеют такие показатели, как продолжительность жизни, уровень смертности, расходы на здравоохранение.

Рейтинг институциональных основ демократии. И здесь позиции Аргентины выглядят неплохо. Она входит в число 30 (29-е место) стран с достаточными основами демократии, опережая Корею, Германию, Японию, Польшу, Бразилию (и все другие латиноамериканские государства), Украину, Россию и т. д. Аргументы для такого позиционирования: сравнительно продолжительная демократическая традиция, реальная конкуренция на президентских и парламентских выборах, отсутствие (в последние десятилетия) попыток неконституционной смены власти.

Рейтинг экономической свободы. По этому индексу Аргентина в пост-кризисный период стабильно занимает места во второй сотне государств (в 2008 г. – 108-е место из 157), что свидетельствует о наличии серьезных проблем в таких областях, как внешнеторговое регулирование, налогообложение, кредитно-финансовая система, участие государства в экономике, иностранные инвестиции, права собственности, удельный вес неформального сектора. По степени экономической свободы страна уступает подавляющему большинству латиноамериканских соседей, в ряде случаев – разрыв огромный. Для сравнения: Чили занимает 8-е место, Сальвадор – 33-е, Уругвай – 40-е, Мексика – 44-е, Колумбия – 67-е, Бразилия – 101-е.

Обратимся теперь к международным индексам, фиксирующим уровень развития Аргентины (и, для сравнения, Бразилии и Мексики) в конкретных областях хозяйственной жизни (см. табл. 12.3). Приведенные данные показывают, что в целом весьма благоприятные (внутренние и внешние) условия развития отнюдь не гарантируют стабильных экономических успехов. Очевидно, что в данном случае большую роль играют другие факторы, главные из которых – формальные и неформальные институты. По мнению ряда исследователей – прежде всего либерального толка – одна из причин экономических провалов Аргентины состоит в том, что, начиная с 1930-х гг., в стране сформировался такой формальный институт, как практика периодического «легального отъема» частной собственности. Он производился (в пользу тех или иных секторов населения или экономико-финансовых групп) путем прямого государственного вмешательства, осуществляемого разными способами и в различных формах, например «замораживание» или экспроприация банковских вкладов. Особое распространение такая практика получила в период первого правления перонистов, когда система «легального отъема» приобрела всеобщий характер и многие аргентинцы уверились в своем праве «отнимать» чужую собственность и претендовать на чужие доходы. «Культура честного труда с целью заработать на жизнь и улучшить свое положение была отодвинута в сторону и заменена оргией «легальных» грабежей и обманов», – отмечал Роберто Качаноски589. Зачем напрягаться и что-то производить, повышая эффективность и конкурируя, если можно (по закону!) получить требуемое от государства, которое приняло на себя функцию экспроприатора и распределителя.

Таблица 12.3 Международные рейтинги экономических показателей (индексы развития)

Составлено по: World Economic Forum. – http://www.ger.weforam.org; http:// www.insted.edu/

Эта система имела негативные макроэкономические последствия. Во-первых, автоматически снижался объем частных капиталовложений в реальный сектор хозяйства, поскольку потенциальные инвесторы опасались за судьбу своих активов и сбережений. Отсюда – перманентная необходимость компенсировать нехватку предпринимательских инвестиций за счет государства и заимствований за рубежом, так называемого долгового финансирования. Во-вторых, острая потребность в растущих государственных расходах провоцировала власти на новые действия по насильственному перераспределению доходов и собственности (которая в результате оставалась юридически незащищенной), а также вела к повышению налоговой нагрузки на бизнес и на все население.

Налоговая система заслуживает отдельных комментариев. Изобретая способы «легального отъема» собственности, власти постоянно изменяли «правила игры», но одно оставалось неизменным – активное использование фискальных инструментов. Кто бы ни находился в Розовом доме, законотворчество в налоговой области не прекращалось ни на минуту.

В итоге сложилась невероятная, можно сказать, парадоксальная ситуация, которую любой заинтересованный читатель может оценить самым непосредственным образом. А именно: аргентинское издательство «La Ley» («Закон») под общим заголовком «HAЛOLH» опубликовало 25 томов по 1290 страниц каждый (всего 32 250 страниц!), содержащих материалы национальной налоговой системы [88] . Как подсчитал экономист Антонио Маргарита, даже для поверхностного знакомства со всем этим «интеллектуальным богатством» необходимо, по крайней мере, четыре года усердного чтения590. Мало этого. Неподъемным является и суммарный объем всех налогов (федеральных, провинциальных, муниципальных), которые, по идее, должен уплачивать средний аргентинец. По оценке того же А. Маргарита, этот показатель «зашкаливает» за 65 %591. Разумеется, ни один аргентинский гражданин, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда в жизни такие налоги не платил и платить не собирался.

В 50—70-е гг. прошлого века процесс формирования новых институтов приобрел четко выраженный рентоориентированный характер, что привело к принятию неэффективных законов и постановлений «барьерного» характера, имеющих целью получение бюрократической ренты. Это обусловило резкий рост трансакционных издержек осуществления как отдельно взятых сделок и коммерческих операций, так и функционирования экономической системы в целом592. Нужно при этом заметить, что свой вклад в процесс бюрократизации хозяйственной жизни внесли практически все правительства, начиная с Х.Д. Перона и заканчивая военными режимами, а в 1980-е гг. – включая администрацию Р. Альфонсина. «Перегруженность» экономики административными барьерами повлекла за собой тяжелые общеэкономические последствия, ощутимо затормозившие хозяйственное развитие. В ряду факторов, блокировавших экономический рост, следует назвать:

нереализованный предпринимательский потенциал значительной части аргентинских граждан, которых высокие административные барьеры отпугивали и не давали заниматься легальным бизнесом;

«уход в тень» тысяч представителей предпринимательского класса (прежде всего малого бизнеса) из-за трудностей преодоления барьеров;

потери налоговых поступлений в бюджеты всех уровней, поскольку зачастую платежи за преодоление барьеров шли не государству, а в частные карманы тех, кто «снимал» бюрократическую ренту.

В итоге страна попала в так называемую «институциональную ловушку». В терминах неоинституционализма «институциональная ловушка» трактуется как эффект блокировки ( lock-in-effecl ), означающий, что однажды принятое решение трудно отменить593. Другими словами, «институциональная ловушка» – это устойчивая неэффективная норма (неэффективный институт), имеющая самоподдерживаюгцийся характер. К характерным для Аргентины «институциональным ловушкам» того времени относились: коррупция, уклонение от уплаты налогов, бартер, неплатежи и т. д.

Если посмотреть на аргентинскую экономику 1980-х гг. через призму неоинституциональной теории, то напрашивается вывод, что она стала заложницей системы «институциональных ловушек», явившихся результатом макроэкономической политики на протяжении нескольких десятилетий. Одной из главных ловушек была зависимость экономического курса от траектории предшествующего развития, заданной еще в период первого президентства Х.Д. Перона и окончательно сформировавшейся в 1970-е гг. Цепь «институциональных ловушек» привела к тому, что дальнейшее развитие происходило не в сторону рынка, а в направлении к псевдорыночным формам и воспроизводству нерыночных отношений. Зачастую неэффективные производства находились под опекой государства, тогда как эффективные предприятия вынуждены были от этого государства защищаться. Экономика оказалась в западне собственной неэффективности. Подтверждением тому, что аргентинская экономика была сплошной цепью «институциональных ловушек», являлось положение правительства Р. Альфонсина, которое само находилось в ловушке, пытаясь одновременно достичь трудно совместимые цели, например, сдержать инфляцию и снизить безработицу, удержать явно завышенный обменный курс аустраля и активизировать экспорт.

Лучше понять происходившее в 1980-е гг. помогает теория экономической дисфункции. Под этим углом зрения можно утверждать, что главной причиной негативных результатов развития аргентинской экономики в тот период была дисфункция (качественное расстройство) институциональной макроструктуры, которая характеризовалась потерей функционального наполнения практически всех ее работающих подсистем. Таким образом, из-за макроэкономической дисфункции хозяйственные институты испытывали угрожающую потерю качества и были не в состоянии выполнять изначально свойственные им функции. В стране образовался своего рода институциональный вакуум – недостаток формальных институтов, способных поддерживать осуществление сделок с наименьшими трансакционными издержками.

Неолиберальный эксперимент 1990-х гг. произвел революционные изменения, которые не подразумевали следования предыдущей траектории развития общества и сопровождались болезненной ломкой привычек, традиций, образа мышления – того, что принято называть неформальными институтами. В практике неолиберальных реформ возросшая рыночная эффективность целого ряда секторов оказалась не адекватной уровню общей социально-экономической эффективности (точнее – неэффективности). Революционные изменения привели к тяжелым социальным последствиям для многих групп населения. Пример Аргентины подтвердил ту аксиому, что те или иные экономические модели, имеющие успех в одних странах, могут терпеть крах в другой институциональной среде и привести к структурному кризису. Практика аргентинских реформ свидетельствовала: некоторые рыночные законы, эффективно действующие в развитых государствах и импортируемые в развивающиеся или переходные экономики, дают обратный результат. Во многом этому способствует неподготовленный должным образом импорт (трансплантация)594 того или иного института, то есть отсутствие необходимых адаптационных условий.

Как показал опыт 1990-х гг., импорт новых институтов в Аргентину происходил не гладко и сопровождался целым комплексом негативных последствий. В их числе можно упомянуть так называемый «парадокс передачи», суть которого в том, что в ходе процесса имплантации институтов основные выгоды получает не страна-импортер (в нашем случае – Аргентина), а государства-экспортеры. Пример – либерализация внешней торговли. Многие сегменты аргентинского рынка не были конкурентоспособны, и резкое снижение импортных тарифов привело к беспрецедентному наплыву иностранных товаров и разорению тысяч местных производителей. Другими словами, переход к либеральному режиму внешней торговли обернулся рядом отрицательных эффектов (трансформационные издержки) и обострил экономическую ситуацию.

Результаты неолиберальных реформ доказали целесообразность более осторожного подхода к осуществлению хозяйственных перемен, затрагивающих институциональные основы общества.

Кризис 2001–2002 гг. заставил правящие круги и бизнес-сообщество взглянуть на экономическую науку как на необходимую основу для разработки хозяйственной политики и поднял вопрос об ответственности ученых за происходившие события. Не случайно посткризисный период отмечен острыми теоретическими дискуссиями по всему спектру макроэкономических вопросов. Особую актуальность приобрела проблема выбора нового экономического курса, поскольку неолиберальные рекомендации, на которых в 1990-е гг. основывалась программа реформ, в начале нового столетия отвергались как большей частью аргентинских элит, так и обществом в целом. В стране вновь стало утверждаться уже основательно забытое мнение, что рыночный механизм несовершенен и требуется вмешательство государства для сглаживания циклических колебаний деловой активности.

Ученые-неоинституционалисты доказали зависимость эффективности экономики от эффективности ее институциональной основы595. Иными словами, как и в любом другом социуме, в аргентинском обществе имеются институты, как повышающие, так и снижающие эффективность экономической системы. Например, многолетняя недооценка роли и соответственно «остаточное финансирование» сферы образования и науки явились фундаментальной причиной инновационного отставания {в ряде отраслей – научно-технической маргинализации) Аргентины и снижения конкурентоспособности большинства отраслей ее индустрии. С другой стороны, сравнительно развитое (и бесплатное для большинства граждан) здравоохранение сказалось на таких важных показателях, как высокая продолжительность жизни и сравнительно низкая смертность, что положительно влияло на рынок труда. Кроме того, во многих случаях существующие институты отнюдь не однозначны по своему воздействию на экономику.

Оценке «институционального качества» Аргентины может помочь «кардиограмма» состояния основных компонентов страновой институциональной матрицы.

Разделение властей. При формальном наличии трех ветвей власти эксперты отмечают имеющиеся проблемы. Даже в демократических условиях наблюдаются попытки президентской администрации «подмять под себя» законодательную и судебную ветви власти. Бросается в глаза астрономическое количество законодательных актов, принимаемых, минуя парламент. В Аргентине, отмечал депутат конгресса от ГРС Даниэль Кац, «существует чрезмерная концентрация власти» в руках правительства, которое «временами действует наподобие военных режимов»596. С этим связаны персоналистские (и каудильистские) тенденции, стремление отдельных глав государства до бесконечности продливать свое пребывание у власти (Х.Д. Перон, К. Менем). В прессе многократно упоминался план четы Киршнер управлять в течение 16 лет, попеременно сменяя друг друга597. Отсюда – обвинения в авторитаризме, ставшие расхожей монетой в руках противников правительства.

Диктатура закона. В стране ощущается явная нехватка уважения к закону и во многих случаях у физических и юридических лиц просматривается стремление уклониться от выполнения законодательных норм и правил (избежать уплаты налогов, любыми способами уйти от гражданско-правовой и уголовной ответственности). С другой стороны, претензии правового характера предъявляются к политическому руководству. Например, в конце мая 2001 г. АИС выступил с целым рядом требований к власти, сформулированных в специальном документе под названием «Основы для восстановления Нации». В числе прочего промышленники указывали на необходимость обеспечения «подлинного и серьезного правового порядка»598. Данная проблема тесно связана с вопросом разделения властей. Уже в первый год своего президентства Н. Киршнер «революционным образом изменил неписаные правила аргентинской политики». Он кардинально поменял состав Верховного суда, сместил чрезвычайно влиятельного («неприкасаемого») председателя этой высшей судебной инстанции Хулио Насарено и ввел в состав суда юристов, не связанных с традиционными политическими партиями. Этот шаг был воспринят как «коренная и громадная институциональная перемена»599.

Уровень коррупции. Аргентина входит в число государств с вязкой коррупционной средой. Независимо от характера правящего режима страна оставалась буквально пронизанной метастазами коррупции, которая стала образом жизни политического класса [89] . Конечно, это явление принимало различные формы, но неизменно сохранялся коррупционный (административный) навес над экономикой. В аргентинских условиях институт коррупции следует рассматривать как процесс воспроизводства устойчивых неформальных отношений, которые повышают трансакционные издержки и снижают эффективность экономической системы. Причем эти отношения получили распространение как на микроуровне – взятка мелкому чиновнику, так и на макроуровне – взятка высокопоставленному государственному лицу, депутату парламента, члену правительства или видному деятелю правящей партии. Коррупция стала неотъемлемой частью государственной машины. Таким образом, с полным на то основанием можно говорить об институционшшзации коррупции в аргентинском обществе, поскольку этот процесс фактически означал синтез административной и политической коррупции, когда решения принимались коррумпированными политиками не столько в интересах частных компаний, сколько в интересах самих бюрократических структур. В последний период внимание привлекло сращивание власти с бизнесом, формирование вокруг семьи Киршнер группы «приближенных» бизнесменов, пользующихся расположением президентской администрации. В их числе: Кристобаль Лопес (игорный бизнес), Ласаро Базе (мегапредприниматель), Энрике Эскенаси (энергетика). Последний, в частности, при поддержке властей за 2 235 млн дол. приобрел около 15 % акций «ЯПФ» и планировал в будущем довести эту долю до 25 %. В стране, отмечают эксперты, происходит ранее неизвестный процесс «в стиле Владимира Путина»: правительство устанавливает контроль над стратегическими активами, и формируется полюс политической и экономической власти, не имеющий никакого противовеса600.

Политические партии. В Аргентине «система политических партий больна», констатирует редакционная статья газеты «Насьон»601. В значительной мере такая оценка соответствует действительности. В настоящее время партии, включая крупнейшие – перонистскую и радикальную, во многом утратили роль ключевого политического актора. Как отметил политолог Хоакин Моралес Сола, «старой партийной системы больше нет, а новая еще не появилась»602. При Н. Киршнере главным политическим ресурсом верховной власти стал бюрократический аппарат, а дополнительными – силовые структуры, сторонники президента различной политической окраски, значительная часть профсоюзов и национально ориентированные (или тесно связанные с государством) предпринимательские круги, главным образом промышленники.

Роль оппозиции. Оценивая ситуацию последних лет, эксперты отмечают, что «никогда в своей истории у перонизма не было такой слабой оппозиции»603. Добавим, что речь сейчас идет не о перонизме как таковом, а о правящей верхушке, позиционирующей себя в качестве левоцентристской (прогрессистской) силы, способной сплотить приверженцев этой политической ориентации. В то же время в лагере оппозиции не так все просто. Одновременно наблюдаются противоположные тенденции: с одной стороны, процесс атомизации, появления различных внепартийных лидеров без четко выраженной идеологической позиции, которые разобщены и не способны к объединению; с другой стороны, периодическая консолидация оппозиционных сил по конкретным вопросам противостояния с правящим режимом. Вторая тенденция особенно четко прослеживается в Национальном конгрессе, где правительству все чаще приходится сталкиваться с организованным сопротивлением, в том числе по важнейшим вопросам экономической политики.

Избирательная система. Как писал Р. Качаноски, в Аргентине «…действует фальшивая избирательная система, которая позволяет самым неэффективным и коррумпированным деятелям подолгу сидеть в правительстве»604. Критики политического строя отмечают такую особенность электорального процесса, как возможность победы кандидата, набравшего всего 40 % голосов избирателей. Это, с их точки зрения, снижает легитимность главы государства, поскольку его поддержало меньше половины электората.

Принципы федерализма. Отношения между центром и провинциями – один из сложных вопросов существования аргентинского государства. Проблема коренится в исторически сложившихся значительных различиях в уровне экономического развития, в огромной концентрации ресурсов (в ущерб другим районам страны) в федеральной столице и провинции Буэнос-Айрес. Выступая в августе 2008 г. в провинции Сантьяго-дель-Эстеро, на северо-западе страны, К. Фернандес де Киршнер обозначила задачу выравнивания имеющихся диспропорций как «крупный вызов ее правительству»605.

Характер демократии. При наличии всех демократических атрибутов, власть периодически (тем или иным образом) стремится «приручить демократию». Это дало повод экспертам сформулировать тезис о «неограниченной демократии» (в смысле – не ограниченной законами, институтами и т. д.). «Аргентина сегодня – это непредсказуемая страна, поскольку система «неограниченной демократии» означает: правила игры в общественных отношениях меняются в зависимости от того, кто из кандидатов победит на выборах», – считает Р. Качаноски 606. И далее: «Проблема Аргентины не в недостатке честности, а в отсутствии подлинной демократии, которая ограничивает власть правителей, чтобы они, среди прочего, не могли наживаться, «продавая» привилегии»607.

Стабильность «правил игры». М. Браун и Л. Лач указывают на «перманентную институциональную нестабильность» Аргентины и усматривают в этом одну из главных причин замедления развития, особенно в последней четверти XX в. «Связь между слабым хозяйственным ростом и нестабильными институтами невозможно отрицать, – отмечают ученые. Например, в 1981, 1990 и 2001 гг. Буэнос-Айрес нарушил условия финансовых контрактов, в двух случаях прекращая обслуживание внешнего долга. В тот период страна жила в условиях трех правовых режимов: один был установлен военной диктатурой, второй определялся Конституцией 1853 г., а третий – Конституцией 1994 г. Высшие представители судебной власти отбирались в рамках различных процедур, их число менялось, а состав подвергался частой ротации. Главы исполнительной власти либо не полностью отрабатывали положенный срок, либо на ходу меняли конституционный порядок»608. Постоянными изменениями «правил игры» были отмечены конец 1990-х и начало 2000-х гг. В этот период неоднократно законодательным путем менялись важнейшие бюджетные ориентиры – уровень государственных расходов и профицита бюджета. Такое «институциональное непостоянство» ослабляло стимулы к масштабным инвестициям в новые проекты.

Свобода печати. Средства массовой информации в разные периоды национальной истории подвергались прессингу со стороны правящих режимов, в первую очередь военных. Дело нередко доходило до закрытия газет и журналов, арестов и убийств журналистов. Разумеется, с восстановлением в 1983 г. конституционного строя ситуация изменилась в лучшую сторону. Но и сегодня власть оказывает давление на прессу, используя, в частности, рычаги экономического влияния. Об этом регулярно говорится в ежегодных докладах Государственного департамента США, основанных на информации, получаемой из независимых аргентинских (в большинстве – оппозиционных правительству) и международных источников. Тем не менее достаточно бегло просмотреть местную прессу, чтобы удостовериться: критика правительственного курса носит постоянный и острый характер.

Анализ аргентинских реалий с позиций неоинституционализма позволяет сделать вывод, что переход к более эффективным схемам управления экономикой (государственного регулирования в интересах стабильного роста) неразрывно связан с задачей повышения национального институционального качества, совершенствованием всех институтов, устранения все еще многочисленных институциональных перекосов, ловушек, дисфункций и властных злоупотреблений. Как отмечалось в редакционной статье газеты «Кларин», «манипуляция институтами превратилась в составную часть правительственной политики, которая угрожает республиканскому строю и… подрывает доверие к стране здесь и за рубежом»609. Без коренного исправления такого положения нынешний модернизационный проект может оказаться под угрозой.

Власть и агробизнес: новый-старый конфликт

В конце марта 2008 г. Буэнос-Айрес стал ареной открытого противостояния сторонников и противников правительственной политики. В столице страны прошли, казалось, уже забытые «кастрюльные манифестации», участники которых протестовали против введенных Розовым домом новых налогов на экспорт аграрной продукции. Манифестанты (в том числе жители богатых кварталов) расценили действия власти как попытку расколоть страну, «натравить город на деревню».

Напомним, что в посткризисный период экспортные налоги («retenciones») играли существенную (и возрастающую) роль в наполнении бюджета. Их уровень постепенно рос, составив в 2007 г. в среднем 11,7 % стоимости совокупного экспорта. При этом фискальные платежи предприятий АПК превышали этот усредненный показатель. Так, налог на готовые продовольственные товары достигал 16 %, на зерновые – 18 %, на масличные культуры – 21 %, в том числе на сою – 27,5 %. Эксперты консалтинговой фирмы «Эконометрика С.А.» подчеркивали, что валютные поступления от экспорта сои «сыграли важную роль в деле индустриализации аргентинской экономики» и помогли избежать типичного для хозяйственной истории Аргентины циклического спада – той периодической остановки роста, которая стала частью национального алгоритма развития, получившего в экономической литературе наименование «Stop and Go»610.

В ноябре 2007 г. произошло очередное повышение налоговых платежей, затронувшее сою и соепродукты (с 27,5 до 35 %). Уже тогда сельхозпроизводители выказывали свое недовольство, но главное было впереди. 11 марта 2008 г. министр экономики объявил об изменении системы налогообложения экспорта сельскохозяйственной продукции, и была подписана резолюция 125, юридически закреплявшая новые правила. Реформированная система не просто увеличивала налоговую нагрузку на АПК, но меняла концепцию фискальных платежей, устанавливая порядок так называемых «мобильных налогов» (retenciones mviles), размеры которых зависели от уровня экспортных цен. Другими словами, чем выше цены, тем больше фискальные сборы. Так, при ценовых показателях на середину марта налог на сою возрастал с 35 до 44 %, на подсолнечник – с 32 до 39 %, а после определенного ценового потолка (например, для сои – свыше 600 дол. за 1 т) он достигал 95 %. Вводя новые тарифы, правительство рассчитывало более чем вдвое увеличить объем налоговых поступлений от экспорта: с 6,7 млрд дол. в 2007 г. до 14,7 млрд дол. в 2008 г., из которых 12,5 млрд дол. (или 85 %) должен был обеспечить АПК (см. табл. 12.4). Одновременно демонстративно были незначительно снижены налоги на экспорт тех культур, которые (в отличие от сои и подсолнечника) имели приоритетное значение для внутреннего рынка: на пшеницу – с 28 до 27,1 %, на кукурузу – с 25 до 24,2 %.

Таблица 12.4 Поступления в бюджет от налогов на экспорт в 2008 г. (план)

Источник. Informe Especial # 389, Mar?o 2008. P. 2. – www.econometrica. com.ar

Правительственные чиновники и близкие к ним эксперты выдвинули целую систему аргументов в обоснование правомерности введения «мобильных налогов». Один из основных доводов – сверхприбыли аграрного сектора. Если в 2001 г. средняя рентабельность в сельском хозяйстве составляла 21 %, то в 2007 г. благодаря повышению мировых цен на продовольствие она достигла 56 % (для сравнения: в промышленности – 16 %)611. Другой расхожий аргумент – «соезация» аграрного сектора. В частности, многократно подчеркивалось, что на фоне экспоненциального роста производства сои (на 142 % за десять лет) произошло сокращение сбора других сельскохозяйственных культур, в том числе крайне важных для удовлетворения потребностей внутреннего рынка. «Никто не говорит, что соя плоха, – подчеркивал М. Лусто, – но расширение ее посевов имело глубокое воздействии в целом на производственную деятельность»612.

Case study

Соя в Аргентине

Исторически соевые бобы впервые стали культивироваться в странах Азии (Китай, Корея, Япония) и попали в Европу только в XVIII в.: в 1740 г. – во Францию и в 1790 г. – в Англию. Коммерческий интерес к их выращиванию возник еще позже – в период Второй мировой войны, когда возникла потребность в новых значимых источниках продуктовых масел и жиров. С 1942 г. соя начинает культивироваться в США, которые на многие десятилетия становятся ее крупнейшим производителем и экспортером. В Аргентине соя появилась в первой половине 1970-х гг. В эти годы произошло потепление вод Тихого океана в районе Эквадора, что привело к значительному снижению улова перуанской сардины, из которой производилась рыбная мука – важнейший в то время корм для скота и птицы. Единственной реальной заменой была соевая мука, спрос на которую быстро возрастал, особенно в странах Азии и США. Таким образом, складывался новый огромный рынок сои и ее субпродуктов, и аргентинские сельхозпроизводители (с подачи перонистского правительства) проявили к этой теме живой интерес. В октябре 1974 г. два грузовых самолета «Геркулес» ВВС Аргентины доставили из США семена сои, которые прямо с аэродрома на грузовиках развезли по заинтересованным хозяйствам. Аргентинский аграрный сектор начал осваивать новую культуру, чтобы в начале XXI в. превратить страну в крупнейшего мирового экспортера соевой муки.

В идейном арсенале власти (и ее союзников) имелись аргументы и более общего, стратегического и макроэкономического характера. Главный из них – необходимость преобразования аграрной экспортоориентированной модели, сформированной в период монетаристских реформ и диссонирующей с задачами «неодесаррольистской» стратегии национального роста. «Чтобы обеспечить в стране социальное равенство и справедливость, необходимо создать иную модель развития аграрного сектора», – подчеркивали представители малого сельскохозяйственного бизнеса613. Часть экспертов в данном вопросе поддерживали правительство и считали «retenciones» необходимым элементом «неодесаррольистского» макроэкономического курса, в частности политики таргетирования инфляции. «Налоги на экспорт продемонстрировали свою эффективность в качестве незаменимого инструмента борьбы с инфляцией в условиях повышения цен на мировых рынках», – утверждали экономисты Николас Арсео и Хавьер Родригес и подчеркивали, что, несмотря на постоянное повышение фискальной нагрузки, прибыли сельхозпроизводителей «велики, как никогда»614. Последнее утверждение, в общем, соответствовало действительности. Даже при «мобильных налогах» рентабельность аграрного сектора оставалась на высоком уровне, значительно превышая показатели 2005–2007 гг. (см. табл. 12.5).

Таблица 12.5 Прибыль с 1 га после уплаты налогов на экспорт (в песо по курсу 2007 г.)

Составлено по: revista M?rgenes Agropecuarios. – http://www.margenes.com/

Однако по сравнению с ситуацией до 11 марта потери аграриев были чувствительными. Поэтому лидеры аграрного сектора придерживались другого мнения и восприняли в штыки новую инициативу в фискальной области. Представители крупного аграрного бизнеса квалифицировали введение «мобильных налогов» как «настоящую конфискацию », поставившую под угрозу рентабельность производства зернобобовых культур. В оппозицию власти встали крупнейшие объединения аграриев: Аргентинские сельскохозяйственные конфедерации, Ассоциация производителей сои, Аграрная федерация, Аргентинское сельскохозяйственное общество и другие. «Правительство семьи Киршнер – препятствие на пути экономического развития», – заявил президент Аграрной федерации Эдуардо Бусси615. «Аграрный сектор говорит: «Хватит!» – под таким названием был обнародован согласованный ответ Розовому дому, с порога отвергавший аргументы власти и требовавший от нее установить «ясные и предсказуемые правила, которые способны стимулировать инвестиции… и обеспечить растущее предложение продовольственных товаров для нашей страны и остального мира»616.

Сформировав единый фронт борьбы с властью, ведущие организации сельхозпроизводителей сумели привлечь на свою сторону значительную часть общества и, опираясь на поддержку союзников и симпатисантов, прибегли к открытым силовым методам противодействия: забастовки, пикетирование, локауты. «Забастовка аграриев превратилась в экономическую и политическую проблему. Ее решение зависит от воли к переговорам, которую не демонстрируют ни правительство, ни сельхозпроизводители», – с нескрываемой тревогой констатировала в редакционной статье газета «Кларин»617. Действительно, несмотря на периодические встречи главы государства и других высших политических руководителей с лидерами аграриев, события развивались в логике противоборства. Ни та, ни другая сторона не желала идти на принципиальные уступки. Страна раскололась на два лагеря, возникла угроза возвращения в политическую жизнь контрпродуктивной схемы «друг – враг» на базе известной еще с 30-х гг. прошлого века антиномии между (условно) городом и деревней. На эту опасность указал Р. Альфонсин, написавший: «Аргентина много пострадала от такого рода антиномий, которые годами раздирали аргентинское общество»618. Бывший президент осудил действия Розового дома, назвав уровень новых налогов «абсурдным», и заметил, что правительство встает на путь превращения в экономического хозяина страны и стремится сделать частных предпринимателей своими служащими.

Но высказывались и прямо противоположные оценки. В конце апреля было обнародовано письмо группы интеллектуалов (ученых, писателей, журналистов), в котором, в частности, говорилось: «Мы являемся свидетелями жесткой конфронтации между секторами, исторически доминировавшими в экономике, политике и идеологии страны, и демократическим правительством, пытающимся проводить реформы с целью усилить участие государства в экономике и перераспределить национальное богатство»619. Наиболее активную поддержку правительству оказали ведущие профсоюзы. Председатель Всеобщей конфедерации труда Уго Мойано характеризовал позицию противников власти как «отражающую интересы аграрной аристократии и направленную на организацию государственного переворота»620. Более сдержанно повели себя лидеры индустриальных кругов. Они не испытывали особой симпатии к «разжиревшим» на высоких ценах крупнейшим аграриям, но опасались дальнейшего усиления вмешательства государства в экономическую жизнь. Учитывая такие настроения, президент АИС Хуан Карлос Ласкураин заявил: «Нужно успокоиться, хорошенько подумать и начать диалог»621. Очевидно, в Розовом доме от промышленников ожидали большего.

Столкнувшись с отчаянным сопротивлением сельскохозяйственного сектора, правительство предприняло попытку внести разлад в единый фронт аграриев и с этой целью в конце марта озвучило комплекс мер, облегчавших положение основной массы сельхозпроизводителей. Например, в случае с соей речь шла о мелких хозяйствах (до 150 га земли и 500 т продукции), на долю которых приходится порядка 80 % общего числа предприятий и 20 % совокупной производимой продукции. Этим хозяйствам предполагалось: 1) автоматически возвращать часть экспортного налога, превышавшего 35 % (то есть для них восстанавливалось статус-кво, существовавшее до 11 марта); 2) частично компенсировать транспортные расходы; 3) облегчать доступ к «мягким» кредитам БАН; 4) с помощью субсидий поощрять рост продукции с высокой добавленной стоимостью622. Одновременно власти добились от крупнейших местных производителей удобрений (компаний «Профетриль», «Каргилл» и «Петробраз») снижения на 20 % цен на их продукцию, что означало для сельхозпроизводителей экономию порядка 100–110 млн дол., или 12 % производственных издержек623.

По мере развития конфликта возрастало внимание к нему не только в самой Аргентине, но и за рубежом. И здесь просматривался достаточно широкий спектр разноречивых мнений. Так, Дж. Стиглиц – «любимый экономист» К. Фернандес де Киршнер – встал на сторону правительства. В конце апреля он побывал в Буэнос-Айресе и выступил с докладом

о проблемах аргентинской экономики, в котором дал положительную оценку политике в посткризисный период, в том числе налогам на экспорт. Иную позицию заняли эксперты консервативного «Фонда Наследия». В их специальном аналитическом материале противостояние власти и аграриев послужило предлогом для фронтальной критики «популистской перераспределительной политики» Розового дома и обосновывалась необходимость возвращения Аргентины к неолиберальной модели624. Тем самым проблема «мобильных налогов» оказалась в эпицентре идейных споров о путях развития аргентинской экономики.

Забастовки и иные акции протеста сельхозпроизводителей и поддержавших их транспортников нанесли стране ощутимый экономический урон. По официальным данным, в июне 2008 г. производство продовольствия упало почти на 10 % по сравнению с тем же месяцем годом раньше. Заметные потери понесли и другие сектора, что дало повод INDEC констатировать замедление темпов экономического роста625.

Накал нешуточных страстей вокруг «мобильных налогов» заставил Розовый дом (для большей легитимизации этой меры) перенести вопрос в Национальный конгресс, где правительство рассчитывало на поддержку своих сторонников, составлявших большинство в обеих палатах. И здесь случилось невероятное. Если палата депутатов хотя и со скрипом, но утвердила решение исполнительной власти, то в сенате после жарких дебатов возникло патовое положение: число голосов «за» и «против» оказалось одинаковым – 36. В таком случае последнее слово оставалось за вице-президентом страны, являющимся спикером верхней палаты. Страна буквально замерла в ожидании решения Хулио Кобоса. И оно последовало: несмотря на деликатность своего положения и оказанный на него нажим, вице-президент решил вопрос о «мобильных налогах» в пользу их противников. 18 июля президентским декретом 1.176 и резолюциями министерства экономики 180, 181 и 182 отменялась резолюция 125 и экспортные налоги возвращались на уровень, существовавший до 11 марта: соя – 35 %, подсолнечник – 30 %, пшеница – 28 %, кукуруза – 25 %. Так бесславно для правительства закончилось 130-дневное противостояние власти и аграриев.

Поражение кабинета К. Фернандес де Киршнер в сенате отразило те значительные перемены, которые произошли в стране в первой половине 2008 г., и «означало конец эпохи» безраздельного доминирования Розового дома в политической жизни626. Одним из итогов конфликта явилось резкое падение индекса популярности К. Фернандес де Киршнер: с 70 % в конце 2007 г. до 23 % в начале апреля 2008 г.627 Эксперты обратили внимание и на другие последствия поражения власти. Так, обозначилась тенденция к консолидации позиций главных объединений сельхозпроизводителей, к формированию своего рода «аграрной партии», занимающей идеологически консервативные позиции, ратующей за максимальную свободу торговли и противостоящей дирижистскому и «неодесаррольистскому» курсу правящей группировки. Ощутимо ослабло влияние Буэнос-Айреса на провинциальные элиты, отдельные губернаторы (особенно в важных сельскохозяйственных районах) потребовали большего учета их интересов и изменения стиля президентского правления. Супруги Киршнер потеряли часть союзников и оказались в «гордом одиночестве» перед лицом новой внутриполитической реальности.

В числе причин поражения власти аналитики назвали пассивную позицию, занятую индустриальными кругами. Как отмечал профессор Университета Буэнос-Айреса Альберто Мюллер, «промышленники не поняли, что ставкой в споре об экспортных налогах было их собственное будущее, а не судьба аграрного сектора»628. Ученый пояснил: увеличение налоговой нагрузки на экспорт продукции сельского хозяйства выгодно промышленности, поскольку сдерживает рост внутренних цен на продовольствие и тормозит инфляцию. В результате не происходит чрезмерного увеличения стоимости рабочей силы, что способствует сохранению конкурентоспособности индустриальных отраслей. В более широком смысле, утверждал А. Мюллер, речь вдет о макроэкономическом будущем Аргентины. А именно: останется она преимущественно агроэкспортером или совершит рывок в сторону радикальной модернизации и диверсификации экономики и прочно встанет на рельсы инновационного развития.

Мировой кризис 2008–2009 гг.: испытание на прочность

В середине 2008 г. мировую финансовую систему охватил кризис ликвидности, зародившийся в Соединенных Штатах и ударивший по десяткам стран на всех континентах. По оценке экспертов МВФ, сложившуюся ситуацию – критические перегрузки на рынках – можно было сравнить со всемирным экономическим шоком начала 1930-х гг. Ежедневные сообщения информационных агентств с биржевых площадок стали напоминать панические сводки с театра военных действий. Глобальный «финансовый цунами» перекинулся на реальные сектора и привел к замедлению роста мировой экономики, хозяйственные системы многих государств вступили в период серьезного спада. В результате сократился спрос и упали цены на сырьевые (в том числе сельскохозяйственные) и промышленные товары, что создало реальную угрозу интересам государств-экспортеров, включая и Аргентину.

В Латинской Америке мировой кризис дал о себе знать, прежде всего, заметным снижением темпов экономического роста: с 5,6 % в 2007 г. до 4,6 % в 2008 г. и 1,9 % (оценка ЭКЛАК) в 2009 г.629 «Как и в других районах мира, – отметили эксперты МВФ, – в Латиноамериканском регионе экономика столкнулась с комбинацией ряда негативных факторов: снижением активности, более сложными внешними условиями и все еще высокой инфляцией»630.

Заметим, что первоначально трудности на рынках США и других государств были восприняты официальным Буэнос-Айресом подчеркнуто индифферентно. Аргентинские руководители говорили о своей стране как об «острове спокойствия и стабильности» в бурном океане международных потрясений. Принимая в начале октября 2008 г. бельгийского принца Филиппа, прибывшего во главе многочисленной делегации деловых кругов, К. Фернандес де Киршнер характеризовала Аргентину в качестве надежного «убежища» для бизнеса и отметила «прочность» национальной модели развития, позволяющей стране успешно противостоять внешним кризисным шокам631.

Но на деле ситуация в аргентинской экономике становилась более сложной. Сначала кризис материзовался обвалом фондового рынка. 29 сентября индекс «Мерваль» биржи Буэнос-Айреса, фиксирующий курсы акций крупнейших аргентинских компаний, рухнул на 8,68 %, что явилось самым глубоким падением за шесть с половиной лет – с 11 февраля 2002 г., и закрепился на отметке 1545 пунктов (еще в феврале 2008 г. этот показатель находился на уровне свыше 2000). Биржевые брокеры до последнего момента надеялись, что глобальные неурядицы обойдут Аргентину стороной. Но, как писала газета «Насьон», «эта иллюзия испарилась, когда произошел всемирный финансовый коллапс»632. Октябрь 2008 г. стал в полном смысле слова «черным» месяцем для биржи Буэнос-Айреса. Акции 10 ведущих компаний («голубые фишки») по сравнению с апрелем того же года обесценились на астрономическую сумму – 70 млрд песо, в ряде случаев потери составляли до 50 % корпоративной капитализации633. « Медвежий » тренд на фондовом рынке стал тревожным сигналом неполадок в национальной экономике.

К середине октября негативные последствия мирового кризиса для Аргентины стали абсолютно ясны. Цена на международных рынках главной экспортной культуры – сои рухнула на 40 % по сравнению с рекордным уровнем начала года, кукурузы – на 44 %, пшеницы – на 52 % (в начале 2009 г. эти цены все еще оставались низкими по сравнению с первым полугодием 2008 г.). Сложные проблемы возникли в связи с сильнейшей засухой и резким падением урожая основных сельскохозяйственных культур, включая сою. По сравнению с предыдущим циклом в 2008–2009 гг. сбор зерновых сократился на треть – с 96 до 62 млн т, что (вкупе с падением цен) означало критическое уменьшение поступлений от экспорта, а значит, трудности с наполнением доходной части бюджета.

Весь четвертый квартал 2008 г. снижался спрос на товары длительного пользования: автомобили, домашнюю электронику. По заявлениям представителей деловых кругов, во второй половине 2008 г. и в преддверии 2009 г. они стали отчетливо ощущать негативные последствия мировых финансовых потрясений (« финансового землетрясения», как писала пресса) для реальных секторов аргентинской экономики. Национальный рынок, отмечали промышленники, «замер в ожидании» будущего развития событий в США, Бразилии, Евросоюзе. Речь шла о целом ряде отраслей, чье дальнейшее динамичное развитие оказалось под угрозой. В частности, кризис затронул главные локомотивы индустрии – автомобилестроение и производство запасных частей и компонентов. Выпуск автомобилей прекратил расти после почти шести лет непрерывного наращивания производства и экспорта. В январе 2009 г. автомобильная индустрия сократила выпуск на 54,6 % по сравнению с тем же месяцем 2008 г. (с 41 228 до 18 720 машин). Схожая ситуация сложилась в ряде других отраслей. Так, производство стали упало на 31,9 %. По оценке ряда экспертов, аргентинская промышленность вошла в период рецессии634. Сокращение спроса и выпуска заставило многие компании секвестировать инвестиционные планы и программы роста занятости.

Не остался в стороне от кризиса и АПК. «Этот внешний шок осложнил положение в сельском хозяйстве, которое уже понесло потери от засухи, падения цен, удорожания удобрений, государственного интервенционизма и отсутствия финансирования», – заявил Алехандро Стенхель, руководитель крупной компании – производителя сои «Лос Гробо»635. Падение аграрного производства вызвало цепную реакцию, сократив спрос на сельскохозяйственную технику, горючее, удобрения, другие товары и услуги.

Как заметил известный экономист, бывший президент Центрального банка Марио Блехер, «у Аргентины нет иммунитета от кризиса глобальной финансовой системы и мировой экономической рецессии». По его мнению, одним из последствий могло стать сокращение экспорта. «Очевидно, что экспортные поставки имеют фундаментальное значение для экономики Аргентины, и если будет замедление мирового роста, то это скажется не только на ценах, но и на объемах вывозимых товаров», – подчеркнул ученый636. М. Блехер оказался прав. Засуха 2008 г. и сжатие мирового (и внутреннего) спроса в условиях глобального кризиса обусловили резкое сокращение аргентинской внешней торговли. В 2009 г. объем товарооборота снизился почти на 26 %, причем экспорт «просел» на 20 %, а импорт – на 32 %.

Прямую угрозу валютно-денежной стабильности страны стал представлять отток средств из национальной банковской системы, только за июль – сентябрь 2008 г. составивший около 6 млрд дол.637 Это уже было очень серьезно, поскольку ставило под вопрос краеугольный камень официальной макроэкономической политики – ее финансовую устойчивость. Если к этому добавить падающие поступления от экспорта и растущие платежи по обслуживанию внешнего долга, то картина, прямо скажем, складывалась неблагоприятная.

К. Фернандес де Киршнер не оставалось ничего другого, как публично признать, что метастазы мирового кризиса проникли в аргентинскую экономику. Страна начала испытывать последствия глобальных финансовых потрясений. В официальный дискурс были внесены коррективы – главным тезисом стало не отрицание воздействия кризиса на Аргентину, а утверждение о готовности национальной экономики к любым кризисным испытаниям. Министр экономики Карлос Фернандес заверил: «Аргентина лучше подготовлена к кризисным потрясениям, чем это было в 1990-е годы»638. Справедливости ради нужно заметить, что, как показали опросы общественного мнения, почти 68 % аргентинцев разделяли правительственный оптимизм и считали, что власти сумеют противостоять кризисным явлениям639.

Мировые потрясения заставили Розовый дом проанализировать сложившуюся ситуацию под углом зрения доминирующих трендов глобального развития. Президент Аргентины, писала газета «Кларин», «присоединилась к хору мировых лидеров, которые с сожалением говорили о глобальных эффектах неудачной экономической политики Соединенных Штатов»640. Выступая в ООН 23 сентября 2008 г., К. Фернандес де Киршнер обратила внимание на следующее обстоятельство. А именно: если предыдущие кризисы, сотрясавшие международную экономику в 1995–1999 гг. (мексиканский, азиатский, российский, бразильский), зарождались в развивающихся странах (на формирующихся рынках) и отсюда их названия – «эффект текилы», «эффект риса», «эффект водки», «эффект кайпириньи», то теперь спусковой крючок кризиса сработал в цитадели капитализма – Соединенных Штатах Америки. Это давало повод назвать его глобальные последствия «эффектом джаза». По мнению главы аргентинского правительства, кризис оттенил несостоятельность неолиберальных концепций снижения роли государства в экономической жизни. Имея в виду «пожарные меры» Вашингтона по спасению американской финансовой системы, К. Фернандес де Киршнер подчеркнула, что дирижизм и интервенционализм парадоксальным образом возродились в стране, «откуда нас заверяли в ненужности государства»641. Как отметил журнал «Нотисиас», «финансовый кризис превратил Уолл-стрит в кладбище догматических идеологий»642.

В данной связи приведем также мнение аргентинского историка и экономиста Марио Рапопорта. Ученый заметил: «Либеральный североамериканский капитализм трансформировался (какой парадокс!) в государственный капитализм в стиле бывшего СССР»643. От себя добавим, что серия банкротств и спираль дефолтов в американской экономике поставили под вопрос роль США как глобального финансового и хозяйственного стабилизатора.

Развивая идеи относительно причин очередных международных пертурбаций, президент Аргентины в качестве сущностной характеристики нового кризиса отметила его «чисто денежную» подоплеку, оторванность финансового сектора от реальной экономики. В этом она усмотрела «нарушение логики капиталистического развития», которая состоит в производстве материальных и духовных ценностей с целью их продажи и получения денег, а не в воспроизводстве самих денег как таковых. «Не может быть капитализма, который производит деньги, а не товары и услуги», – заявила госпожа президент644. Глава государства решительно выступила в защиту аргентинской модели развития и подтвердила такие ее основы, как конкурентоспособный курс песо и двойной профицит (внешнеторговый и бюджетный). В условиях, говорила она, когда «рушатся парадигмы», казавшиеся вечными, аргентинские власти оказались правы, подчеркивая необходимость укрепления активной хозяйственной роли государства и продолжения конструктивного взаимодействия власти, предпринимателей и организаций трудящихся645. Осуждение экономической политики Вашингтона стало составной частью общего критического дискурса Розового дома в адрес внешнеполитической стратегии администрации Дж. Буша. Так, выступая 22 сентября в Нью-Йорке в авторитетном Совете по внешней политике, К. Фернандес де Киршнер усмотрела причину многих международных проблем в одностороннем подходе Белого дома к кризисным ситуациям, в его контрпродуктивном нежелании следовать принципам многосторонности646.

Мировой кризис задел и Бразилию, что усугубило проблемы Аргентины. Многомиллиардные зарубежные инвестиции «побежали» с бразильского рынка, а местная денежная единица – реал – не выдержала давления и потеряла свыше 30 % своей стоимости, а по отношению к валюте США – 43 % (с 1,56 до 2,29 реала за 1 доллар). В известном смысле повторилась история 1999 г., когда резкая девальвация реала создала для аргентинской внешней торговли дополнительные трудности. Конечно, в нынешней ситуации Буэнос-Айрес располагал значительно большим «запасом финансово-экономической прочности», но события на мировых рынках и в соседней стране не могли не вселять в аргентинцев чувство тревоги. Тем более что и в самой Аргентине появились симптомы хозяйственных неурядиц, затронувшие системообразующие экономические субъекты – ведущие промышленные и сельскохозяйственные активы.

Девальвация реала подлила масла в огонь. Эксперты быстро прикинули, какие могут быть последствия для Аргентины финансовых трудностей в соседней стране. Во-первых, неизбежное сокращение спроса на аргентинские товары, а следовательно, сохранение (как минимум, а может, и рост) уже ставшего традиционным внешнеторгового дефицита Буэнос-Айреса с Бразилиа. Во-вторых, вполне вероятное падение объема прямых инвестиций бразильских компаний в экономику Аргентины. В-третьих, удешевление реала оказывало воздействие на условия туристического обмена между двумя странами: Бразилия становилась более дешевой (в долларах) страной и перетягивала на себя значительную часть иностранцев, а также аргентинских граждан, которые ранее предпочитали проводить отпуск у себя на родине. Аргентино-бразильские торгово-экономические и финансовые отношения вступили в полосу непредвиденных испытаний.

Но такова диалектика современного положения, что, несмотря на все шероховатости, именно с приоритетным углублением аргентинобразильского взаимодействия в хозяйственной, финансовой и политической областях связывают в Буэнос-Айресе и стратегические перспективы развития национальной экономики, и (более локально) возможности сдемпфировать негативные последствия финансового кризиса.

Case study

Аргентино-бразильские соглашения

Государственный визит К. Фернандес де Киршнер в Бразилию 7–8 сентября 2008 г. подтвердил (и уточнил) основные сферы кумулятивных усилий двух государств, что было отражено в совместно принятой декларации647. В документе фигурировали следующие области и механизмы взаимодействия:

? координация макроэкономической и отраслевой политики (в том числе сельское хозяйство, наука и технологии, транспорт и производственная инфраструктура);

? консультации и сотрудничество в вопросах двусторонней, региональной и глобальной торговли, включая согласованные действия в рамках ВТО. Начало использования местных валют (вместо доллара США) в двустороннем товарообмене. В октябре эта норма «заработала» и, по оценкам, способна экономить аргентинским экспортерам порядка 500 млн дол. в год;

? сотрудничество национальных банков развития в финансировании интеграционных проектов стратегического значения;

? создание и совместная эксплуатация аргентино-бразильского искусственного спутника с целью охраны окружающей среды, изучения вопросов изменения климата и поиска природных ресурсов на дне океана;

? расширение деятельности Межнационального центра нанотехнологий с участием предпринимателей двух стран. Предусматривается запуск новых проектов, выполняемых компаниями-лабораториями в областях, представляющих приоритетный интерес для обоих государств;

? реализация широкой программы в области создания новых и возобновляемых источников энергии (биотопливо, энергия солнца, ветра, морских приливов и т. д.);

? одобрение 30 новых проектов сотрудничества в рамках Межнациональной комиссии в области ядерной энергии, включая строительство реакторов, утилизацию отходов и создание аргентино-бразильского предприятия по обогащению урана;

? подтверждение решения о совместном строительстве ГЭС «Гараби» и реализации других двусторонних инициатив в области гидроэнергетики;

? создание Комиссии железнодорожной интеграции (Аргентина – Бразилия – Парагвай – Чили) с целью проработки вопроса строительства и эксплуатации межокеанского железнодорожного коридора, призванного соединить бразильский атлантический порт Паранагуа с чилийским тихоокеанским портом Антофагаста;

? сотрудничество по широкому кругу вопросов в области обороны и безопасности (в текущей работе находятся 16 двусторонних проектов), включая совместное производство и модернизацию систем вооружения;

? развитие взаимодействия в сфере здравоохранения, образования, культуры и социального обеспечения.

Таким образом, аргентино-бразильское межгосударственное сотрудничество в первом десятилетии XXI в. приобрело исключительно масштабный и многослойный характер и явилось для Буэнос-Айреса одним из главных факторов макроэкономической стабильности, что стало особенно очевидным в условиях международной финансовой турбулентности. По заявлениям аргентинских лидеров, они стремились координировать антикризисную политику с Бразилией и – шире – в рамках МЕРКОСУР, с тем чтобы «обеспечить многосторонний выход из кризиса»648. В пользу такого подхода высказался и бразильский президент Луис Инасио Лула да Силва, который, кроме того, отметил целесообразность проведения специальной встречи МЕРКОСУР с государствами – членами группы БРИК, в которую, помимо Бразилии, входят Россия, Индия и Китай649.

Разумеется, проблемы в отношениях с Бразилией были лишь частью целого комплекса новых вызовов, с которыми столкнулся Буэнос-Айрес в условиях мирового финансового кризиса, снизившего шансы на фиксацию динамичного роста аргентинской экономики. Кризисные явления продолжали накапливаться. В четвертом квартале 2008 г. было отмечено снижение уровня внутренних валовых инвестиций на 2,8 % по сравнению с тем же периодом 2007 г. В первом квартале 2009 г. падение составило уже 14,2 %. Во втором квартале 2009 г. ВВП сократился на 0,8 % по сравнению с тем же периодом годом раньше. Одновременно происходило постоянное сокращение бюджетного профицита, объем которого в сентябре 2009 г. составил всего 223 млн песо, или на 93 % меньше, чем в том же месяце 2008 г. Падение деловой активности имело различные негативные последствия. Впервые после 2003 г. кривая безработицы поползла вверх и превысила отметку в 8 %. Под угрозой оказались и другие социальные завоевания последних лет. В полный рост встал вопрос: выдержит ли Аргентина суровое испытание внешними шоками и падением сбора основных сельскохозяйственных культур? Наступил момент истины – проверке на прочность оказалась подвергнута сама модель развития, взятая на вооружение правящими кругами после 2002 г.

Главные черты и результаты антикризисной политики

В начале октября 2008 г. аргентинское правительство сформировало так называемый Координационный совет (Mesa de Coordinaci?n) под руководством главы кабинета Серхио Массы с целью постоянного мониторинга и всестороннего анализа возможных последствий для Аргентины мирового финансового кризиса и выработки соответствующих защитных мер. В числе первых решений, принятых Советом, ставшим своего рода «антикризисным штабом», было поддержание сравнительно низкого обменного курса песо (с помощью механизма управляемо плавающего валютного курса), что приобрело особую актуальность после радикальной девальвации бразильского реала, и сохранение бюджетного профицита650. «Мы внимательно следим за тем, что происходит в Бразилии, и сделаем все возможное, чтобы баланс двусторонней торговли не был нарушен. Но предприниматели также должны выработать стратегию сохранения конкурентоспособности», – подчеркнул источник в правительстве651.

Розовый дом выступил с заявлениями, которые свидетельствовали о намерении продолжать прежнюю макроэкономическую политику. Аргументация кабинета К. Фернандес де Киршнер сводилась к следующему: выбранный курс (и, прежде всего, активное участие государства в экономике) соответствует хозяйственному мейнстриму, отвечает требованиям сегодняшнего дня и демонстрирует свою жизненность. Но реально ли было сохранить его реперные точки (например, «профициты-близнецы») в меняющейся глобальной обстановке, значительно менее благоприятной для аргентинских товаропроизводителей и экспортеров?

По мнению части экспертов и предпринимателей, при сохранении статус-кво национальная модернизационная модель рисковала увязнуть в зыбучих песках мирового финансового кризиса и потому нуждалась в сильных дополнительных импульсах. Возникла своего рода идейная и стратегическая развилка – по какому пути пойдет Буэнос-Айрес: продолжит основные направления «неодесаррольистского» модернизационного курса (с неизбежными «косметическими» коррекциями) или пересмотрит его основополагающие принципы?

Как бы отвечая на этот вопрос, президент Аргентины использовала участие в саммите «Большой двадцатки» (G-20) в Вашингтоне 14–15 ноября для защиты текущей экономической политики Розового дома. В своей речи К. Фернандес де Киршнер вновь заявила, что возникшие в мире финансовые проблемы свидетельствуют о кризисе экономической и политической модели, для которой характерны отсутствие государственного контроля, рыночное саморегулирование и отрыв финансового сектора от реальной экономики. Глава аргентинского государства призвала к « новому капитализму» , способному создавать рабочие места и обеспечивать социальный прогресс. В практическом плане президент предложила ограничить возможности «бегства капиталов», ликвидировать оффшорные центры, облегчить доступ развивающихся стран к многосторонней финансовой помощи и усилить их роль в международных валютнофинансовых институтах652. В целом позиция Аргентины имела много общего с подходами Бразилии и Евросоюза в том, что (фактически) касалось требований в адрес США.

На последующих саммитах «Большой двадцатки» (в Лондоне и Питтсбурге) аргентинцы заостряли международное внимание на ряде вопросов, представляющих для Буэнос-Айреса первостепенный интерес. В том числе: большее представительство развивающихся стран и расширение для них доступа к ликвидности в международных финансовых институтах, ограничение возможностей МВФ диктовать «правила игры» и вмешиваться в процесс формирования национальной экономической политики, а также контроль над «налоговыми оазисами» (включая предоставление последними информации о счетах резидентов заинтересованных стран). По утверждению К. Фернандес де Киршнер, делегация Аргентины стремилась привлечь внимание (в числе других сюжетов) к проблемам реальной экономики и настаивала на том, чтобы правила поведения в рамках формирующегося нового мирового экономического порядка были универсальными, то есть обязательными, для всех стран, а не только для развивающихся государств653.

По состоянию на начало марта 2009 г. аргентинские власти в основных чертах сформировали пакет антикризисных мер и предприняли определенные действия, макроэкономический смысл которых соответствовал генеральной линии хозяйственной политики Н. Киршнера – К. Фернандес де Киршнер. Главным было: расширение государственных инвестиций; поддержка реального сектора; налоговое стимулирование инвестиционного и инновационного процесса; поддержание потребительского спроса; поощрение экспорта; реструктуризация части суверенной задолженности; внешнеполитические действия, направленные на продвижение торгово-экономических интересов Аргентины. В целом речь шла о мерах антициклического характера.

В конкретном плане можно назвать следующие принципиальные решения и действия официального Буэнос-Айреса:

? наращивание государственных инвестиций (прежде всего в строительство и развитие инфраструктуры). Главное – реализация Плана общественных работ для всех аргентинцев с инвестициями в размере 30,7 млрд дол. (на 2009 г. – 15,9 млрд, или вдвое больше, чем в 2008 г.). Эта мера должна была обеспечить занятость 400 тыс. человек654. Несмотря на угрозу сокращения бюджетного профицита, государственные субсидии в 2009 г. увеличились и составили 37 млрд песо (3,4 % ВВП, в 2008 г. – 3,3 %)655. Если во втором квартале 2009 г. частное потребление снизилось на 1,8 % (по сравнению с уровнем 2008 г.), то государственное потребление выросло на 6,3 % и компенсировало провал рынка. Вопреки финансовым трудностям правительство сохранило ориентацию на расширение инвестиций в НИР и в бюджете на 2010 г. предусмотрело увеличение расходов на эти цели почти на 19 % (до 52 76 млн песо);

? финансовые меры, рост ликвидности и помощь банкам. Была понижена норма обязательных долларовых резервов и в 3 раза увеличены кредиты Центрального банка местным финансовым учреждениям. Кроме того, государство выпустило облигации с целью дополнительного финансирования дорожного строительства;

? предоставление государством через БАН «мягких» производственных кредитов малому и среднему бизнесу (на 10 лет из расчета 14 % годовых, что было почти вдвое ниже рыночной стоимости) и открытие новых линий потребительского кредитования, в том числе для приобретения товаров длительного пользования. Правительство не осталось в стороне от проблем автомобильной промышленности. Были запущены программы стимуляции спроса и открыты линии кредитования производителей. Государство предоставило заем в 259 млн песо местному филиалу «Дженерал моторе», с помощью которого предприятие в октябре 2009 г. запустило в серию новую модель автомобиля «Шевролет» и объявило о выходе из кризиса. «Для аргентинцев это была хорошая инвестиция», – заявила в этой связи К. Фернандес де Киршнер656;

? принятие ряда мер социального и фискального характера. В том числе: повышение в 2009 г. на 15,5 % заработной платы работникам бюджетной сферы; частичное сокращение налогообложения физических лиц (включая некоторое снижение подоходных налогов для сравнительно высокооплачиваемых категорий граждан); увеличение минимального размера пенсий (с 690 до 770 песо в месяц)657; решение об учреждении Экономического и социального совета с участием представителей всех основных секторов аргентинского общества;

? формирование линии субсидируемого государством ипотечного кредитования (кредиты под 12 % годовых сроком на 20 лет);

? национализация пенсионной системы, которая позволила значительно нарастить денежные средства, находящиеся под контролем государства, и использовать их часть в производственных целях. С начала декабря 2008 г. по конец октября 2009 г. активы пенсионного фонда выросли с 98,2 до 134,6 млрд песо, часть которых (свыше 8 млрд песо) была инвестирована в реальную экономику658;

? поощрение репатриации нелегально вывезенных капиталов. Так называемый Антикризисный закон 26.476 вступил в силу 1 марта 2009 г. и предоставил возможность в течение 180 дней «отбелить» размещенные за рубежом активы;

? усиление контроля над импортом ряда «чувствительных» товаров: обувь, текстиль, электроника, велосипеды и некоторые другие изделия массового спроса. Были увеличены налоги на импортную электронную продукцию с целью снизить конкуренцию местным производителям, обосновавшимся на Огненной Земле. По оценке Евросоюза, Аргентина стала второй страной (после России) по количеству принятых протекционистских мер: соответственно 35 и 48 в период с октября 2008 по октябрь 2009 г.659;

? отсрочка выплаты долгов по гарантированным займам, выпущенным министром экономики Д. Кавалло в 2001 г. Правительству удалось провести обмен большей части обязательств (порядка 80 % общей суммы в 24 млрд песо) на новые инструменты с более поздними сроками погашения);

? решение провести дополнительную реструктуризацию суверенной задолженности, чтобы снять проблему holdouts. Аргентина выражала намерение вернуться на международный рынок облигаций и рассчитывала на размещение новых долговых инстументов на более выгодных условиях. Это было необходимо в связи с сокращением бюджетного профицита и сравнительно высокими обязательствами по обслуживанию долга (в 2010 г. страна должна заплатить порядка 13 млрд дол.);

? принятие мер по стимулированию экспорта. В частности, некоторое снижение экспортных налогов (на пшеницу – с 28 до 23 %, на кукурузу – с 25 до 20 %), а также увеличение количества торговых миссий за рубеж и решение об учреждении Федерального совета по вопросам внешней торговли, призванного координировать действия центральной власти и отдельных регионов. Новым элементом стало соглашение с Центральным банком КНР о валютном свопе (swap) на сумму 10 млрд дол., механизм которого может быть задействован в случае нехватки долларовых резервов для финансирования операций двусторонней торговли;

? некоторое ослабление аргентинской денежной единицы песо и повышение обменного курса доллара (примерно до 3,8–3,9 песо за

1 доллар). Цель – укрепить конкурентоспособность аргентинских товаров;

? соглашение со Всемирным банком о кредитах в размере 3,3 млрд дол. на период до 2011 г., предназначенных на финансирование социальных и инфраструктурных программ.

Тем самым аргентинские власти и в условиях кризиса не отошли от базовых принципов существующей модели и в макроэкономической политике модернизации продолжили делать главную ставку на усиление государственного регулирования экономики.

В сфере международных связей усилия Розового дома были направлены на: а) укрепление сотрудничества с латиноамериканскими странами (в первую очередь с Бразилией, Венесуэлой и Чили); б) изменение механизма функционирования МВФ (используя участие в работе «Большой двадцатки»); в) улучшение отношений с США в свете новой политики правительства Б. Обамы; г) поиск зарубежных инвесторов и партнеров в развитии стратегических секторов (пример: визит К. Фернандес де Киршнер в Россию в декабре 2008 г.).

В октябре 2009 г. состоялся визит К. Фернандес де Киршнер в Индию, обозначивший вектор сближения двух стран. В его основе лежали три фактора: растущий товарообмен (с 694 млн дол. в 2003 г. до 1 300 млн в 2008 г.), близость позиций в рамках «Большой двадцатки», взаимный интерес к сотрудничеству в ряде высокотехнологичных отраслей. Министр X. Тайана оценил результаты переговоров как «качественный скачок» в двусторонних отношениях660. О чем шла речь? Во-первых, были подписаны 10 соглашений о сотрудничестве. В том числе: о научно-технических обменах (программа на 2009–2011 гг.), мирном использовании атомной энергии, передаче технологий, геологической разведке минеральных ресурсов, взаимной отмене визового режима и др. Во-вторых, в рамках визита прошли встречи предпринимателей в Нью-Дели и Мумбае, в которых участвовало свыше 500 аргентинских и индийских бизнесменов. Подписанные контракты, по мнению аргентинской стороны, позволят увеличить товарооборот до 3 000 млн дол. в 2012 г. В ряде случаев была достигнута договоренность о кооперации и создании совместных производств. Так, аргентинская компания – производитель автобусов ТАТСА [90] и индийская автомобильная фирма «Ашок Лейланд» пришли к соглашению о взаимной передаче технологий и «ноу-хау», что позволит выпускать в Индии автобусы, разработанные аргентинскими специалистами, а в Аргентине – 12-тонные грузовики, предназначенные для экспорта в страны Латинской Америки661.

Подчеркнем, что не все антикризисные меры Розового дома были в достаточной мере эффективными. Так, не дали существенных результатов попытки «отбелить сбежавшие капиталы» и вернуть их на родину. Но в целом антикризисная политика аргентинских властей принесла свои плоды. Об этом свидетельствуют экономические итоги 2009 г. и прогноз на 2010 г. (см. табл. 12.6).

Таблица 12.6 Воздействие кризиса 2008–2009 гг. на аргентинскую экономику (изменение показателей в %)

Источник. INDEC. – http://www.indec.mecon.gov.ar/ (2010 г. – прогноз).

Приведенные данные показывают, что Аргентине удалось сохранить (и даже немного увеличить) объем ВВП и промышленного производства, а в ряде ключевых отраслей существенно нарастить выпуск. Положительная динамика наблюдалась в химической и пищевой промышленности, производстве алюминия, бумаги, полиграфической продукции, а также в строительстве. Принятые правительством меры способствовали тому, что был сравнительно быстро преодолен кризис в автомобильной промышленности. После резкого сокращения выпуска в начале 2009 г. уже в третьем квартале он начал динамично восстанавливаться и по итогам года составил порядка 500 тыс. автомобилей. (В 2010 г. ожидается рост производства до 550 тыс. машин.)

Принятые антикризисные меры (прежде всего сдерживание импорта и сравнительно льготные государственные кридиты [91] ) помогли не только выстоять, но и укрепить свои позиции ряду традиционных отраслей местной индустрии, в частности мебельной промышленности, которая в 2009 г. в условиях снижения зарубежной конкуренции сумела увеличить объем продаж на внутреннем рынке на 25 %662. Схожие последствия протекционистские меры имели для обувной промышленности. Ее выпуск в 2009 г. также возрос.

В третьем квартале 2009 г. появились признаки оживления на крайне важном для Аргентины рынке сельскохозяйственного машиностроения. По общему мнению специалистов, этому способствовали следующие факторы: рост аграрного производства, повышение цен на сою (на 30 % по сравнению с октябрем 2008 г.), а также использование предприятиями АПК льготных кредитов БАН – из расчета 8 % годовых663. Очевидно, что страна преодолевала последствия засухи 2008 г. и готовилась к богатому урожаю цикла 2009–2010 гг.

Кумулятивный эффект от повышения государственных расходов, заработной платы и пенсий «подогрел» внутренний спрос и подготовил почву для восстановления («отскока») промышленного выпуска. По мнению экспертов, главными локомотивами, которые могли окончательно вывезти страну из кризиса, были: производство продовольствия, автомобильная промышленность и строительство, в том числе за счет массированных госинвестиций. Большие ожидания были связаны с восстановлением (после засухи 2008 г.) урожая основных сельскохозяйственных культур, в первую очередь сои, сбор которой для цикла 2009–2010 гг. оценивался в 53 млн т, что является абсолютным национальным рекордом. Неплохие виды были на урожай кукурузы – 20 млн т, что на 54 % превышало уровень 2008–2009 гг. Сложнее обстояло дело с производством пшеницы. Не в последнюю очередь в результате рестриктивных мер правительства ее сбор резко упал, составив в 2010 г. лишь 7,5 млн т. Но в целом сбор зерновых достиг порядка 90 млн т, что означало весомую «прибавку» в 28 млн по сравнению с провальным циклом 2008–2009 гг.

«Экономика пришла в движение», – заявил руководитель Аргентинского института развития предпринимательства Густаво Риполли664. Это мнение разделил П. Кругман, побывавший в Буэнос-Айресе в конце октября 2009 г. Аргентинская экономика, по его словам, демонстрировала явные признаки динамичного выхода из кризиса, но макроэкономическая стратегия нуждалась в коррекции. В частности, ученый указал на необходимость отказа от контроля над ценами665.

Важно отметить и то обстоятельство, что антикризисные усилия Буэнос-Айреса (прежде всего их социальная составляющая) предотвратили неприемлемый рост безработицы и самортизировали неизбежное в условиях кризиса падение жизненного уровня большинства населения. В 2009 г. средняя заработная плата по стране достигла 3091 песо в месяц (порядка 800 дол.), а на 2010 г. планируется ее повышение в пределах 15–23 % (в зависимости от отрасли экономики и результатов переговоров между работодателями и профсоюзами), что превышает уровень инфляции, прогнозируемый не только правительством, но и частными источниками. Это должно обеспечить чувствительный рост потребительского спроса и ускорить преодоление последствий кризиса. В марте 2010 г. размер минимальной пенсии вырос до 895 песо, а с учетом субсидий на здравоохранение, которые получает подавляющее большинство пенсионеров, этот показатель составил 940 песо (около 245 дол.)666.

В рамках «Программы восстановления производства» (El Programa de Recuperaci?n Productiva – Repro) государство в целях сохранения рабочих мест в течение года выплачивало субсидии в размере до 600 песо в месяц в расчете на одного занятого тем предприятиям, которые, оказавшись в кризисном положении, не прибегали к увольнениям. В конце 2009 г. эта мера распространилась на 140 тыс. работников 2700 компаний, порядка 96 % которых были малые и средние предприятия667. Кроме того, благодаря принятым антикризисным мерам количество легализованных (выведенных из тени) занятых менее чем за год возросло на 503 тыс. человек668. Тем самым правительству удалось в какой-то степени снизить уровень социального напряжения, рост которого в условиях кризиса быть неизбежен.

Удары кризиса в целом выдержала финансовая система Аргентины. Налоговые поступления в бюджет в 2009 г. превысили 304,9 млрд песо, что означало рост на 13,2 % по сравнению с предыдущим годом. В этом отношении положение в Аргентине резко контрастировало с ситуацией в большинстве стран мира, где в условиях кризиса наблюдалось ощутимое падение бюджетных доходов. Для сравнения: в США и Чили – на 24 %, во Франции – на 22, в России – на 20, в Испании – почти на 17, в Канаде – на 14, в Перу – на 11 %669. Несмотря на возросшие государственные расходы, аргентинский бюджет был сведен с первичным профицитом, хотя его размер (1,5 % ВВП) сократился вдвое по сравнению с результатами 2004–2008 гг.670 Признаком восстановления можно считать и рост фондового индекса «Мерваль» почти на 90 %. По этому показателю Аргентина заняла одно из первых мест в мире (см. рис. 12.3).

Мировой кризис поставил диагноз и банковской системе. С одной стороны, аргентинские банки в силу их сравнительно низкой кредитной активности и отсутствия «токсичных кредитов» не испытали особых трудностей. Поэтому правительству не пришлось спасать национальные финансовые институты, как это происходило в США, России и ряде других стран. С другой стороны, стали особенно очевидны существующие «финансовые тромбы» – ограничители насыщения ликвидностью реального сектора экономики. В первые месяцы кризиса частные банковские учреждения еще сильнее закупорили кредитные линии, вынудив государство активизировать прямое финансирование производителей и потребителей. Отсюда – упомянутое выше значительное увеличение государственных кредитов и субсидий.

Исторически Аргентина принадлежала к тем странам, которые в максимальной степени зависели от мировой конъюнктуры и больше других были подвержены негативному воздействию глобальных кризисов. Спад 2008–2009 гг. показал, что эта ситуация стала меняться. При всей важности внешних рынков нынешний экономический рост страны, по оценкам, на 60 % определяется внутренними факторами, и это создает новую, более устойчивую макроэкономическую ситуацию671. На это ясно указывает тот факт, что существенное сокращение товарооборота (на 26 %) и «бегство капиталов» (свыше 32 млрд дол. в период с апреля 2008 г. по июнь 2009 г.) не привели к катастрофическим последствиям и были компенсированы внутренним спросом и государственными инвестициями.

Рис. 12.3. Страны с максимальным ростом биржевых индексов в 2009 г. (%)

Источник. Instituto Argentino de Mercado de Capitales, Diciembre 2009.

Еще одно наблюдение. Имевшее место в условиях кризиса сокращение товарного экспорта не было равномерным. Так, вывоз сырьевой продукции упал на 43 %, тогда как зарубежные поставки промышленных товаров снизились на 12 %. Соответственно удельный вес сырья в аргентинском экспорте уменьшился с 23 до 16 %, а промышленных товаров вырос с 66 до 73 % (см. табл. 12.7). Это лишний раз подтвердило важность диверсификации экспортных поставок и увеличения доли готовых изделий, продажи которых в меньшей степени, нежели сбыт сырьевых продуктов, зависят от перепадов мировой конъюнктуры.

Таблица 12. 7 Изменение структуры товарного экспорта в период кризиса

Источник. Intercambio Comercial Argentino. – www.mecon.gov.ar

После кризиса: стратегия роста и перспективы модернизации

В условиях кризиса 2008–2009 гг. нынешняя модель хозяйственного роста Аргентины консолидировалась как антитеза неолиберального курса и подтвердила свой «неоиндустриальный» и «неодесаррольистский» характер. Основываясь на проведенном исследовании, представим в концентрированном виде основные слагаемые макроэкономического алгоритма «неодесаррольистской» политики модернизации в ее аргентинском варианте (см. табл. 12.8). При этом учтем, что формирование модели еще не завершено, курс на модернизацию нуждается в дальнейшей корректировке, учитывающей изменения как внутренней социально-экономической и политической обстановки, так и международной конъюнктуры.

Таблица 12.8 «Неодесаррольистская» модернизация (четвертая волна, с 2002 г.)

Главным макроэкономическим результатом в период 2003–2008 гг. стало не только прекращение падения, но существенное увеличение доли товарного производства в структуре ВВП, иными словами, имел место процесс, противоположный тому, что происходило в 1990-е гг., когда неуклонно возрастал удельный вес сектора услуг (см. табл. 12.9). С нашей точки зрения, последовательное и взвешенное проведение в жизнь выбранного курса способно оздоровить и модернизировать экономику, провести ее реиндустрилизацию и подготовить переход на более высокую, инновационную ступень развития.

Таблица 12.9 Структура ВВП Аргентины (в %)

Источник. Argentina: Composition sectorial del PIB. – http://cei.mrecic. gov.ar/

В рамках современной стратегии задача состоит в том, чтобы найти «золотую середину» – создать условия для прибыльной деятельности всего предпринимательского сообщества , а не отдельных его отрядов, как это было в рамках других моделей хозяйственного развития, когда одни сектора экономики оказывались в выигрыше, а другие – в проигрыше. Безусловно, историческую по своим масштабам и значению задачу создать более или менее равные условия для развития всей экономики нельзя понимать примитивно. Сама жизнь ставит разные отрасли в изначально неодинаковые условия, поэтому правительство неизбежно должно исходить из реального положения дел и быть предельно «чутким» к любым изменениям внутренней и внешней конъюнктуры. На практике это означает эффективное государственное регулирование воспроизводственных процессов и своевременную корректировку «правил игры» на аргентинском рынке. В результате государство – в контексте «неодесаррольистской» парадигмы – сформировало широкий арсенал средств макроэкономической политики. Часть из них носит общий характер, а часть имеет более «точечную» ориентацию.

Case study

Основные элементы «неодесаррольистской» макроэкономической политики

? поддержание конкурентоспособного обменного курса национальной валюты;

? введение (и периодическая корректировка) налогов на сверхприбыли и рентные доходы экспортеров сырьевых и сельскохозяйственных товаров, востребованных на мировом рынке;

? укрепление валютно-финансового положения страны, в том числе – обеспечение двойного профицита и снижение долговой нагрузки. Цель – защита от внешних шоков;

? последовательное наращивание государственных инвестиций в экономику;

? предоставление субсидий частным компаниям отдельных отраслей (в первую очередь предприятиям общественного транспорта), выполняющим важные инфраструктурные и социальные функции;

? диверсификация внешнеэкономических связей и поощрение экспорта индустриальной продукции;

? защита от чрезмерного импортного прессинга промышленных секторов, оказавшихся в сложном положении в ходе неолиберальных реформ, но способных выпускать необходимую стране продукцию;

? проведение политики сдерживания роста цен на некоторые товары массового спроса (прежде всего продовольствие) и тарифов на коммунальные услуги;

? регулирование роста заработной платы путем проведения трехсторонних консультаций с участием представителей государства, предпринимателей и профсоюзов. Цель – обеспечить улучшение материальных условий жизни всех слоев населения, соотнося рост заработной платы с повышением производительности труда и продуктивности производства.

В целом можно констатировать, что аргентинская экономика находится в процессе формирования новой кризисоустойчивой модели, при которой главными двигателями роста должны быть: а) расширение внутреннего спроса (прежде всего потребительского, но также и инвестиционного); б) экспортная экспансия и в целом географическая и товарная диверсификация внешней торговли.

Разумеется, указанный процесс не может быть и не является гладким, и приведенная схема носит во многом характер «добрых намерений», а социально-экономические реалии вносят в нее свои существенные поправки. При этом экономический курс, начатый Н. Киршнером и продолженный его женой, находится под постоянным «идейным обстрелом» буквально со всех сторон, как «справа», так и «слева». Более того, с абсолютной ясностью подчеркнем: по мере реализации экономической программы «кирпшеризма» политическое сопротивление Розовому дому нарастало, что создавало (и создает) реальную угрозу будущему «неодесаррольистского» проекта. Приведем самые типичные мнения идеологических и политических оппонентов власти, которые отмечают уязвимые стороны (болевые точки) «неоиндустриальной» модели. Главные сомнения в ее «прочности» и жизнеспособности сводятся к нескольким пунктам.

Высокая (по международным меркам) инфляция , с которой правительство не может справиться, несмотря на частичный контроль над ценами и тарифами, и другие антиинфляционные меры. Поскольку проблема кардинально не решается, а в стране происходит последовательное увеличение денежной массы, то сохраняется постоянная угроза «инфляционного всплеска», способного перечеркнуть результаты с большим трудом достигнутой макроэкономической стабильности.

Недостаточный уровень инвестиций. По имеющимся оценкам, для поддержания экономического роста на уровне 6 % в год необходим объем капиталовложений порядка 30 % ВВП, что значительно превышает максимальный показатель 2008 г., равный 23 %. Но проблема не только в объеме инвестиций, но и в их структуре. Критики модели отмечают чрезмерную концентрацию ресурсов в экспортных отраслях (приносящих быстрый доход) и в строительстве в ущерб другим секторам, в том числе базовым, производящим средства производства.

Проблемы в фискальной области. Введение в 2002 г. новых налогов (на экспорт и на финансовые операции), расширение налогооблагаемой базы и увеличение фискальных сборов позволили повысить объем поступлений в бюджет с 16,1 % ВВП в 2002 г. до 26,2 % в 2008 г. Разумеется, этот показатель сильно отстает от уровня развитых государств – порядка 45 % ВВП, но положительный тренд налицо. Но продолжают сохраняться структурные слабости аргентинской налоговой системы. В том числе: а) неравномерное распределение фискальной нагрузки, когда работающие по найму, получая 25 % национального дохода, обеспечивают 50 % налоговых поступлений; б) наличие огромного неформального сектора экономики, практически выведенного за пределы налогообложения; в) предоставление не всегда экономически обоснованных фискальных льгот отдельным секторам, в частности финансовому.

Серьезный вызов – энергетическая проблема , способная превратиться в тормоз промышленного развития. Здесь также не просматриваются скорые и простые решения. Противники правительства «слева» называют его политику в данной области не слишком удачной «импровизацией» и усматривают единственный выход из создавшегося положения в национализации энергетической отрасли.

Чрезмерно большой объем внешнего долга. Несмотря на все успехи в деле ослабления долгового прессинга, платежи по обслуживанию задолженности превышают бюджетные ассигнования на высшее образование и на финансируемые федеральной властью социальные программы.

Неадекватность банковской системы с точки зрения кредитования реального сектора экономики. Наблюдатели подчеркивают, что после 2002 г. аргентинские банки (прежде всего филиалы иностранных финансовых учреждений) восстановили рентабельность своей деятельности за счет привлечения средств вкладчиков и государственной поддержки, но до последнего времени вяло проявили себя в роли кредиторов. Увеличение кредитного портфеля предстает в качестве одного из вызовов, брошенных финансовым властям.

Относительная слабость внешнеторговых позиций. Это проявляется по трем направлениям: все еще сравнительно небольшой объем внешнеторгового оборота; высокий удельный вес в экспорте сельскохозяйственных товаров (отсюда – низкая стоимость 1 т экспорта); чрезмерная зависимость от двух – бразильского и китайского – рынков.

Следует признать, что все названные выше проблемы существуют, носят структурный характер и потому не могут быть решены в сжатые сроки. Это – серьезные вызовы и риски, масштабы которых нельзя преуменьшать.

Внешние шоки 2008–2009 гг. показали, что решение стратегических задач модернизации аргентинской экономики неразрывно связано с усилением внутренних факторов роста и формированием инновационной модели развития, поскольку только она способна обеспечить эффективное и полное использование всего хозяйственного потенциала, как промышленного, так и сельскохозяйственного.

Анализ аргентинских реалий в модернизационном контексте позволяет представить вероятные перспективы экономического развития. При этом автор не склонен к прогнозным оценкам, основанным на экстраполяции краткосрочных трендов. Попытки «заглянуть в будущее» следует соотносить со всем историческим опытом аргентинской нации, а также принимать в расчет общемировые тенденции, ставшие в последние годы предметом массированной «интеллектуальной атаки» как в российском научном сообществе, так и за рубежом672. Поскольку наш прогноз носит вероятностный характер, то он не претендует на предсказание будущего. Речь идет о другом показать возможную генеральную линию хозяйственного развития Аргентины, которая может состояться при двух обязательных условиях: 1) глобальная экономика не вступит в полосу затяжного кризиса, 2) аргентинская власть не допустит фатальных макроэкономических просчетов и не будет сметена с политической сцены активизировавшейся непримиримой оппозицией.

Прогноз хозяйственного роста неизбежно предполагает учет политической и социальной составляющих, соотнесение экономической динамики с деятельностью ведущих общественных сил. В обозримом будущем характерной особенностью, влияющей на содержание и темпы экономического роста, будет, судя по всему, интенсификация политического процесса и активизация общественного противоборства, в том числе в связи с президентскими выборами 2011 г. Эволюция партийных позиций и перегруппировочные процессы в обществе образуют то социально-политическое пространство, на котором сформируется траектория экономического роста в обозримой перспективе (скажем, до 2020 г.). При этом важнейшей политической задачей станет продолжение начавшейся модернизации и адаптация страны к императивам нового миропорядка. В преддверии 200-летия Аргентина вплотную подошла к исчерпанию внутреннего потенциала той модели роста, которая доминировала после 2002 г. (использование незагруженных производственных мощностей, эффект дешевого песо, избыток незанятой рабочей силы, опора на внутренние силы, включая источники финансирования). Поэтому можно с определенностью сказать, что результаты политических и экономических решений, которые примет аргентинское руководство в ближайшие два-три года, будут ключевыми для развития страны на период до 2020 г. и на более отдаленную перспективу.

Положительная хозяйственная динамика 2003–2008 гг. вселила в аргентинцев надежду. Значительная часть местных экспертов, не говоря уже о правительственных чиновниках, считает вероятным восстановление с 2010–2011 гг. сравнительно высоких (порядка 4–6 % в год) темпов экономического роста. Нельзя сказать, что для оптимизма нет оснований. Но верно и то, что во второе десятилетие текущего столетия страна вступает не только с солидным багажом очевидных достижений, но и с тяжелым грузом сложных проблем. Одни из них – наследие прошлого, а другие представляют собой разнообразные внутренние и внешние вызовы новейшего времени, на которые еще предстоит дать ответ. В условиях мирового кризиса перед аргентинской властью стояла задача, сопоставимая по сложности с квадратурой круга: как одновременно усилить конкурентоспособность экономики (укрепить позиции на внешних рынках) и увеличить внутренний спрос (повысить реальные доходы основной массы населения).

На период после кризиса 2008–2009 гг. главные стратегические вызовы для Аргентины можно определить следующим образом:

? удастся ли стране восстановить и поддерживать относительно высокие темпы экономического роста (например, на уровне 4–6 % в год) в условиях дальнейшей глобализации национального хозяйства;

? сумеют ли власти и местное бизнес-сообщество ощутимо ускорить научно-техническое развитие, расширить инновационный сектор экономики и сократить общее технологическое отставание от ведущих государств мира;

? принесут ли успех совместные усилия правительства, профсоюзов и предпринимателей в деле сохранения социального спокойствия на базе последовательного повышения уровня жизни основных слоев населения и сокращения нетерпимого разрыва в доходах наиболее и наименее обеспеченных категорий аргентинцев.

Очевидно, что адекватный ответ на эти вызовы – сложная политическая и хозяйственная задача. Одна из главных сложностей состоит в том, что экономика Аргентины является структурно неоднородной: наряду с развитыми конкурентоспособными секторами имеются технологически отсталые отрасли, наличие которых тормозит общеэкономический рост. Похожая картина наблюдается и в региональном разрезе, где сосуществуют провинции-лидеры и провинции-аутсайдеры. В данной связи одной из стратегических проблем будет постепенное преодоление накопленного за многие десятилетия структурного отставания отдельных отраслей и сохраняющихся региональных диспропорций. В решении этой задачи не последнюю роль может сыграть распространение кластерной модели развития целого ряда районов («специальные промышленные зоны»), что способно «подтянуть» отстающие отрасли и регионы и расширить спектр экспорт-ориентированных предприятий.

Главный вектор развития в ближайшее десятилетие будет задавать АПК — крупный и конкурентоспособный межотраслевой комплекс, в последние годы развивающийся в условиях усиления интеграционных связей между различными секторами национальной экономики. «Старая» аграрная отрасль обретает новую жизнь и выходит на невиданные ранее (еще совсем недавно казавшиеся фантастическими) рубежи производства и экспорта. Основными факторами роста сельского хозяйства во втором десятилетии XXI в. станут биотехнологический и информационный. При этом ключевую роль сыграет развитие биотехнологии, благодаря которой в середине 1990-х гг. началась коммерциализация растений, полученных генно-инженерными методами, в первую очередь сои, устойчивой к гербициду «раунд-ап». В стране продолжится переход сельскохозяйственного производства на новую технологическую базу.

Сердцевина АПК – пищевая индустрия, мощный конгломерат из десятков отраслей, которые обеспечивают самой разнообразной продукцией внутренний рынок и осуществляют крупные поставки за рубеж. Пищевая отрасль многие десятилетия занимает видное место в аргентинской обрабатывающей промышленности, располагает всем необходимым для сохранения своих позиций в обозримом будущем и вполне может стать одной из опор стабильного роста в первой четверти XXI в. Неизбежна дальнейшая диверсификация агропромышленного сектора, в частности, за счет форсированного развития птицеводства, рыболовства, производства молочной продукции, вина и виноматериалов, фруктов и овощей и т. д. Подобного рода диверсификация агросферы придаст дополнительный импульс развитию всего АПК и – шире – всей экономики. На основе использования естественных сравнительных преимуществ (исключительного плодородия почв, агроклиматического разнообразия и т. д.) и с помощью достижений биологической науки Аргентина может значительно увеличить и диверсифицировать товарное производство аграрного сектора, расширить номенклатуру экспорта и решить важнейшую стратегическую задачу – закрепиться в роли значимого низкозатратного и высокоприбыльного игрока на мировом рынке сельскохозяйственной и пищевой продукции.

Низкие издержки производства целого ряда сельскохозяйственных товаров и единицы промышленной продукции аграрного происхождения и в будущем обеспечат аргентинской экономике конкурентные преимущества в сравнении с большинством других мировых экспортеров аналогичных продуктов. Это обстоятельство будет все очевиднее по мере ослабления (под давлением со стороны развивающихся стран) протекционистской защиты сельхозпроизводителей в США и странах Евросоюза. Например, производители сои из Аргентины еще больше потеснят конкурентов на мировых рынках, а по целому ряду других направлений (мясомолочная продукция, рыба и морепродукты, растительное масло, овощи и фрукты, вино и т. д.) возможно усиление позиций аргентинских компаний и диверсификация рынков сбыта их продукции.

Перспективы расширения АПК напрямую зависят от динамики спроса на аграрную продукцию на международных рынках. К 2030 г. население Земли составит 8 млрд человек. Чтобы обеспечить их достаточным количеством продовольственных ресурсов, необходимо увеличить глобальное производство зерновых культур на 30 % и на 80 % – выпуск мясной продукции. Эксперты из «Фундасьон продусир консервандо» в специальном аналитическом докладе, представленном в 2008 г., спрогнозировали опережающее увеличение глобального спроса на продовольствие по сравнению с его производством, что, по их мнению, дает Аргентине «беспрецедентный исторический шанс»673. К 2020 г. мировое потребление говядины возрастет почти на 7 млн т, куриного мяса – на 48, молока – на 22, пшеницы – на 39, кукурузы – на 35, фруктов – на 63, цитрусовых – на 16, сои – на 236 (!) млн т. Определяющую роль в этом потребительском буме сыграют развивающиеся страны. В указанный период их вклад в рост мирового потребления подсолнечника составит 71 %, куриного мяса – 87, молока —88, пшеницы – 89, говядины —93, кукурузы – 95, сои —97, фруктов – 99 %674.

Под влиянием мирового спроса в Аргентине прогнозируется дальнейшее увеличение производства аграрной продукции. В декабре 2009 г. министерство сельского хозяйства представило стратегические направления развития аграрного сектора и прогноз роста производства на период до 2016 г. По оценке министерства, валовой сбор зерновых должен возрасти до 150 млн т, а производство мяса составит 10 млн т675. Это «потянет» за собой другие сектора экономики, поскольку потребует развития отраслевой и транспортной инфраструктуры, а также значительного – на 76 % – увеличения объема вносимых удобрений (до 4,4 млн т)676.

Несмотря на намерения власти так или иначе ограничить дальнейшую «соезацию» всей страны, рост производства сои будет продолжен, но делать это нужно не в ущерб другим сельскохозяйственным культурам. В частности, с учетом глобальной конъюнктуры определенная ставка должна делаться на расширение производства и экспорта кукурузы и пшеницы. По прогнозам ФАО и других международных организаций, мировой экспорт этих культур в период 2006–2016 гг. увеличится соответственно на 18 и 28 %, тогда как их аргентинский вывоз может возрасти на 83 и 58 %677. Существенный прирост экспорта ожидается и по ряду других товарных позиций. По существу, Аргентина делает заявку на то, чтобы в обозримом будущем стать одним из гарантов мировой продовольственной безопасности.

Экстраполируя тенденции, сложившиеся в первом десятилетии XXI в., можно предположить, что, в отличие от подавляющего большинства развитых стран мира, в Аргентине в ближайшее десятилетие в результате политики «деиндустриализации» не произойдет существенного сокращения доли материального производства в ВВП.

Принципиально важным вектором национальных усилий, в частности, в форме растущих инвестиций (как государственных, так и частных) неизбежно станет энергетическая сфера. Министр X. Де Вито отметил, что потребление энергии в период 2003–2010 гг. возросло на 51 %. Это потребовало значительных инвестиций, суммарный объем которых составит 78 млрд песо678. У Аргентины просто нет альтернативы дальнейшему наращиванию энергопроизводящих мощностей, что, разумеется, не снимает с повестки дня меры по энергосбережению. Страна будет вынуждена изыскивать способы снижения потребления топлива и энергии в расчете на единицу промышленной продукции. В этом в ближайшие годы будет заключаться одно из направлений повышения эффективности экономического роста в целом. Любой сценарий развития энергетической отрасли должен (наряду с расширением сырьевой базы) предусматривать мероприятия по модернизации имеющихся производящих мощностей, строительству новых предприятий электроэнергетики, улучшению качества передачи энергии и ее последующего эффективного распределения, а также освоения энергосберегающих технологий.

В конце декабря 2009 г. руководство ЯПФ заявило о планах инвестировать в период до 2014 г. 1 700 млн дол., из которых 500 млн должны быть направлены на разведку новых месторождений нефти и газа, в том числе таких нетрадиционных активов, как природный газ в плотных породах (tight gas), чья добыча становится рентабельной благодаря применению современных технологий679.

Аргентина имеет шансы закрепиться в роли значимого поставщика биотоплива. С 2000 по 2009 г. вдвое возросли мощности помола сои (до 170 тыс. т в день) и ее частичного использования для производства биотоплива. Фабрику биодизеля мощностью 200 тыс. т в год построила компания «Лукси». В феврале 2010 г. вступил в силу закон, предусматривающий обязательную 5-процентную добавку биотоплива в дизельное топливо (в течение четырех лет эту долю намечено довести до 20 %). Созданные мощности позволили в кризисный 2009 год резко нарастить экспорт в государства Евросоюза: до 1 млн т (в 2008 г. – 70 тыс. т), что вызвало обеспокоенность европейских компаний и было отмечено в специальном коммюнике Европейского биотопливного совета (European Biodiesel Board). Аргентина стала пятым в мире производителем биотоплива и крупнейшим его экспортером, в 2009 г. объем экспорта составил порядка 1,3 млн т, а в 2010 г. возрастет до 1,8 млн, т. е. увеличится почти на 40 %680. В 2011 г. должны начаться обязательные добавки биоэтанола в бензин, что неизбежно потребует дальнейшего наращивания производства (см. прогноз на рис. 12.4).

Рис. 12.4. Прогноз производства биодизеля (млн т)

Источник, http://www.infobae.com/notas/05/03/2010.

Несмотря на конъюнктурные колебания мирового рынка и волатильность цен на commodities , был сделан шаг вперед в развитии горной добычи. Растет количество реализуемых проектов, наращиваются инвестиции, увеличивается объем производства, расширяется вывоз продукции и диверсифицируется ее номенклатура. Все это позволяет прогнозировать дальнейший рост основных показателей отрасли (см. табл. 12.10). В 2009 г. экспорт горно-рудной продукции составил 2 851 млн дол., в том числе золото – 1 023 млн (рост на 46,6 %), медь – 922 млн, нелегированный алюминий – 325 млн, серебро – 277 млн дол.681

Таблица 12.10 Показатели горнодобывающей промышленности

Источник. Mineria en n?meros. 2009. Secretaria de Mineria. Ministerio de Pla-nfficaci?n Federal, Inversion P?blica у Sevicios. – www.mineria.gov.ar .

Одним из «хитов» майнинговой отрасли в среднесрочной перспективе может стать литий, мировая потребность в котором экспоненциально возрастет в связи с массовым производством литий-ионных аккумуляторов для электромобилей. В настоящее время 70 % всех доступных мировых запасов этого металла находятся в так называемом «литиевом треугольнике», включающем Аргентину, Боливию и Чили. Аргентина, наряду с Австралией и Чили, входит в тройку крупнейших производителей и экспортеров лития (в 2009 г. она поставила 6000 т металла в США, Великобританию, Германию, Китай, Нидерланды, Россию и Японию на сумму свыше 300 млн песо)682. Не случайно к участию в добыче лития на аргентинской территории проявляют внимание порядка 30 компаний, включая таких грандов автомобильного бизнеса, как «Тойота» и «Магна». Уроки кризиса 2008–2009 гг. заставили власть обратить внимание на состояние банковского сектора, на политику Центрального банка, переосмыслить его место и роль в экономике в свете попыток осуществить модернизационный рывок. Следует заметить, что функционирование банковской системы до настоящего времени регулируется главным образом двумя законодательными актами: Законом о финансовых учреждениях , разработанным А. Мартинесом де Осом в период «Процесса» в 1977 г., и Хартией Центрального банка , принятой при Д. Кавалло в 1992 г. и фиксирующей автономность Центробанка. И тот, и другой документ носят четко выраженный неолиберальный характер и плохо коррелируют с задачами «неодесаррольистской» модели.

Case study

Страсти по Центральному банку

С точки зрения Розового дома проблемы финансовой системы сводятся к следующему. Первое. Банки «заточены» на наиболее прибыльные операции (потребительское кредитование) в ущерб финансированию промышленного производства. Второе. Автономность ЦБ создает проблемы для исполнительной власти, ограничивая ее возможности использовать валютные ресурсы по своему усмотрению. Последнее обстоятельство дало о себе знать в начале 2010 г., поставив вопрос о независимости ЦБ в центр повестки дня. Правительство пошло напролом и со скандалом отправило в отставку «слишком самостоятельного» президента ЦБ Мартина Редрадо [92] . Назначение на его пост президента БАН Мерседес Марко дель Понт развязало Розовому дому руки в вопросе использования « излишних » валютных резервов для погашения внешней задолженности и финансирования реального сектора экономики. В стратегическом плане речь идет о попытке реформирования банковско-кредитной системы, ее адаптации к задачам реиндустриальной модернизации. Заметим, что правительство с большой осторожностью подходило к вопросу реорганизации банковского сектора – этого «минного поля», на котором каждый неверный шаг грозит трагическими последствиями для общеэкономической ситуации. Но после кризисных потрясений 2008–2009 гг., когда финансовое положение осложнилось, а объем частных инвестиций в производство снизился, власти не могли больше «тянуть» с реформами. По-видимому, ее главными элементами будут: 1) более широкое использование резервов ЦБ в целях обслуживания суверенной задолженности; 2) ориентация частных банков на приоритетное кредитование производственного сектора; 3) создание достаточно мощного государственного банка развития (по типу Бразильского национального банка развития). Однако реализация этой стратегии с самого начала натолкнулась на жесткое сопротивление оппозиции.

Острый конфликт вокруг Центробанка и будущего финансовой системы – свидетельство высокого накала политических страстей, который с приближением президентских выборов 2011 г. будет только нарастать. В этих условиях коридор возможностей макроэкономического маневра Розового дома может сузиться, что чревато новыми рисками в деле модернизации и диверсификации экономики. Одновременно возрастает опасность новых внутриэлитных конфликтов и обострения отношений власти с отдельными секторами бизнес-сообщества.

Мировой опыт показал, что лидерами в росте конкурентоспособности становятся те страны, которые в своей макроэкономической политике опираются на модель тройной спирали (Triple Helix Model) – партнерское сплетение государства, бизнеса и науки. В Аргентине уровень и структура финансирования науки и новых технологий пока не соответствует ни текущим экономическим потребностям, ни решению стратегических задач. Модернизация невозможна без массированных инвестиций (государственных и частных) в образование и сферу НИР, поскольку именно здесь закладываются прочные основы устойчивого роста и восходящего развития аргентинской нации. До настоящего времени активность частного бизнеса в сфере НИР оставалась низкой [93] . Развитие «новой экономики» должно быть акцентировано. В частности, необходимо ускорить перевооружение промышленности на базе современных технико-технологических достижений и диффузии в реальном секторе результатов НИР (как национальных, так и зарубежных).

В декабре 2009 г. состоялся успешный запуск полностью созданной аргентинскими специалистами ракеты Gradicom PCX 2009 , которая способна вывести на орбиту искусственный спутник земли и может быть использована как в мирных, так и в военных целях. Успехом национальных проектировщиков и инженеров можно считать создание первого в стране океанского многоцелевого патрульного судна, а также развертывание военно-технического сотрудничества с Бразилией, включающего, в частности, выпуск автомобилей для вооруженных сил683. 20 января 2010 г. в Барилоче президент страны приняла участие в открытии нового здания государственной компании ИНВАП – лидера инновационных разработок. Эти и другие факты – свидетельство больших возможностей аргентинского научно-технического сообщества.

При всех особенностях, сложностях и отклонениях социально-экономическое развитие Аргентины должно происходить в направлении построения информационно-индустриального общества. Разумеется, речь идет о длительной исторической перспективе, но и в ближайшее десятилетие имеются объективные возможности для существенного (количественного и качественного) продвижения вперед в деле модернизации общественных структур и институтов, перехода на рельсы инновационного развития. При этом сохранится (и, возможно, усилится) тенденция как укрепления позиций новых наукоемких секторов хозяйства, так и встраивания предприятий традиционных отраслей в структуры создающейся «новой экономики». В результате повысится инновационная восприимчивость местных предпринимателей, инновационные контуры приобретут более четкие очертания (станут более выразительными), а страна подтвердит выбор вектора на развитие «экономики знаний». Уже сейчас можно с большой долей уверенности назвать приоритеты национального научно-технического развития:

? информационные технологии;

? авиационные и космические исследования;

? ядерные исследования и атомная энергетика;

? производство биотоплива (и другие новые энергетические технологии);

? нанотехнологии;

? геномика и биотехнология для сельского хозяйства;

? фармацевтика;

? разработка новых качественных продуктов питания;

? социально-экономические и политические исследования, содействующие модернизации государства и укреплению гражданского общества, базирующегося на передовых институтах.

На рис. 12.5 показано, что в бюджете на 2010 г. федеральные расходы на НИР возросли почти на 18,5 % (по сравнению с 2009 г.) и составили 5 276 млн песо, или 0,42 % ВВП (в 2009 г. – 0,40 %). Если к этому добавить расходы провинциальных властей и частного сектора, то мы получим общую сумму порядка 11 млрд песо (0,9 % ВВП), что близко к поставленной в 2006 г. цели – довести совокупные национальные расходы на развитие НИР до 1 % ВВП684.

Рис. 12.5. Расходы национального бюджета на НИР (млрд песо)

Источник. Ministerio de Ciencia, Tecnologia e Innovation Productiva. – http:// www.mincyt.gov.ar/ (2010 г. – план).

Генерируя инновации, аргентинская экономика (впервые в истории) имеет шансы выйти на траекторию устойчивого роста и закрепить модернизационную направленность своего развития, сделать ее основным вектором общественных перемен. Но будем откровенны: Аргентина в обозримом будущем не в состоянии определять моду на существующем инновационном пространстве и не может самостоятельно создать новые инновационные рынки. Поэтому она должна встраиваться в глобальные цепочки и максимально активно участвовать в международных научнотехнологических усилиях (в том числе во взаимодействии с другими развивающимися странами).

В ближайшие годы усилится интенсивность внешнеэкономических связей Аргентины, а внешней торговле (прежде всего экспорту) будет принадлежать важная роль в процессе модернизации. Формируя новые каналы сопряжения национальной экономики с запросами мирового рынка, обеспечивая непосредственную связь местных товаропроизводителей с зарубежными потребителями, экспортные поставки должны расти высокими темпами, стать необходимым источником внутреннего развития. Товарная структура экспорта будет постепенно меняться за счет уменьшения (в физическом выражении) зарубежных поставок энергоресурсов и увеличения доли продукции горнодобывающей отрасли, но главное – роста вывоза продовольствия и промышленных товаров индустриального происхождения. В обозримом будущем у Аргентины есть неплохие шансы стать одним из значимых в испаноязычном мире экспортеров программного обеспечения и информационных услуг «колл центров».

Опережающий рост внешней торговли по сравнению с общим производством товаров и услуг будет перманентно повышать степень воспроизводственной открытости аргентинской экономики, усиливать ее взаимодействие с мировым хозяйством. Наиболее успешные и динамичные предприниматели с берегов Ла-Платы (а их число растет) смогут «обосноваться» в новых мирохозяйственных нишах и при поддержке государства укрепить позиции Аргентины в мире «конкурентной либерализации». Это – безусловный императив, в противном случае может односторонне увеличиваться зависимость (и уязвимость) страны от перепадов мировой конъюнктуры и возможных протекционистских мер конкурентов в Северной Америке и Европейском союзе.

Экономическое пространство МЕРКОСУР останется стратегическим тылом Аргентины в ее борьбе за новые позиции в системе региональных и мирохозяйственных связей. Возможное вовлечение в орбиту МЕРКОСУР новых южноамериканских государств (даже без их формального членства в группировке) повысит авторитет этого интеграционного объединения как в Латинской Америке, так и в мире в целом, что может найти свое выражение в подписании специальных соглашений о свободной торговле с внерегиональными странами и другими экономическими сообществами. Вместе с тем нельзя исключить возможности некоторого торможения интеграции в рамках МЕРКОСУР, снижения ее скорости и определенного смягчения условий участия.

Властные экономические органы и бизнес-сообщество Аргентины должны будут приложить серьезные усилия для повышения роли фондового рынка и его институтов в экономике, как это характерно для большинства развитых стран. В перспективе более емкий аргентинский фондовый рынок должен существенно расширить возможности национальных предприятий привлекать дополнительные ресурсы как местных инвесторов, включая институциональных, так и зарубежных. Но при этом властям следует разработать и принять превентивные меры, с тем чтобы волатильный финансовый рынок не стал потенциальным источником экономической нестабильности (как это случилось на рубеже прошлого и нынешнего веков). Анализ эволюции международных инвестиционных позиций Аргентины позволяет предположить, что произойдет некоторое усиление роли иностранных источников финансирования.

И теперь главный вопрос, подводящий итог нашему исследованию: какая модернизация необходима Аргентине на пороге 200-летия Майской революции?

По нашему мнению, основанному на изучении аргентинского и мирового опыта, Аргентина нуждается в так называемой «органичной модернизации»685, под которой мы понимаем естественно развивающиеся процессы, опирающиеся преимущественно на национальные ресурсы и удовлетворяющие интересы всей нации , а не отдельных социальных групп и слоев. Ее основные черты можно сформулировать следующим образом:

? наличие в обществе четкого представления об исторической миссии модернизации, ее значения для судеб нации. Агенты современного аргентинского модернизационного проекта должны ясно понимать перспективы социально-экономического и политического развития страны, отчетливо видеть ее будущее в системе мировых хозяйственных связей;

? консолидация широких общественных сил (в первую очередь национальных элит) на платформе модернизации, их активное участие в деле формирования и реализации конкретных планов инновационной перестройки экономических структур;

? безусловная опора на собственные силы, приоритетное развитие внутреннего рынка и всесторонняя поддержка национальных предприятий-лидеров, образующих ядро новой конкурентоспособной экономики. Помимо выбора технологий, рынков и ключевых игроков опора на собственные силы предполагает наличие у нации достаточно устойчивой финансовой системы и центра принятия суверенных решений в сфере кредитно-денежной политики;

? четкая оценка стратегии участия Аргентины в мировом разделении труда. Следует понимать, что опора на собственные силы отнюдь не означает недооценки внешних связей. Напротив, эффективная органичная модернизация в нынешних условиях немыслима вне постоянного совершенствования международного торгово-экономического и финансового взаимодействия, углубления участия страны в мировой экономике, но первичны внутренние усилия, без наращивания которых национальные хозяйственные структуры станут лишь придатком глобального рынка.

Модернизация – сложный и многогранный процесс трансформаций во всех сферах общественной жизни. Как правило, это длительный процесс, занимающий десятилетия. Аргентина в настоящее время находится лишь в начале реализации очередного национального проекта модернизационных изменений. Определены основные цели и контуры модернизации, формируются ее главные условия и механизмы, образуется критическая масса агентов инновационного развития. Страна выходит на старт нового модернизационного рывка.

Нынешний этап модернизации должен полностью раскрыть потенциал аграрно-сырьевого комплекса Аргентины, включающего АПК, производство энергоносителей и быстро растущий майнинговый сектор. Модернизация этих отраслей на основе инноваций может обеспечить более эффективное использование конкурентных преимуществ в производстве различных видов продовольствия, носителей энергии (включая ее возобновляемые источники) и горно-рудного сырья, что, в свою очередь, позволит направлять растущие доходы на развитие высокотехнологичных отраслей промышленности и сферы услуг. Результатом станет такое позиционирование Аргентины в мировой экономической системе, при котором инновационно насыщенные традиционные сектора будут органично сочетаться с новыми отраслями, развивающимися на основе фронтальной диверсификации производства.

Процесс модернизации, начатый после кризиса 2001–2002 гг., задан самой историей и продиктован реальными потребностями развития аргентинской нации. Выбранный вектор не должен быть остановлен или повернут вспять.

Экономическая аритмия (вместо заключения)

Аргентина выиграла главный приз в лотерею, но еще не знает об этом.
Хуан Хосе Ллач, аргентинский экономист

На фоне 200-летия Майской революции отчетливо проступает тот факт, что для исторической траектории Аргентины характерно многократное, циклическое и крайне болезненное повторение социально-экономических и политических потрясений и кризисов, прерывавших периоды динамичного хозяйственного роста и тормозивших (или временно прерывавших) процесс модернизации. В результате такой аритмии страна с удручающей регулярностью сталкивалась с попытками «демодернизации», консервации отсталых структур и неэффективных институтов, стремлением направить общественное развитие по линии наименьшего сопротивления, что периодически загоняло экономику в патовую ситуацию.

Модернизация в смысле поиска новых ресурсов ускоренного экономического развития, преодоления отсталости и повышения конкурентоспособности была и остается главной стратегической задачей аргентинской нации. С 1880-х гг. и по настоящее время национальная экономика пережила несколько модернизационных волн. Первая пришлась на конец XIX и начало XX в., когда в канун старта современного мирового экономического роста Аргентина обладала уникальным набором факторов для мощного хозяйственного рывка. Но далеко не все эти факторы были задействованы в полной мере. В стране сложилась модель экспортно-сырьевой экономики, основанной на вывозе сельскохозяйственной продукции, в которой в тот период остро нуждались европейские государства, переживавшие этап форсированной индустриализации. Мировая конъюнктура позволила аргентинскому государству «встать на ноги», в течение нескольких десятилетий занимать место в ряду наиболее богатых государств того времени. Заметную роль сыграл иностранный капитал, ставший двигателем «железнодорожной» модернизации. Но открывшиеся возможности не были использованы для создания конкурентоспособной промышленности, выпускавшей средства производства, и страна все больше зависела от импорта машин, оборудования и технологий. Эту ситуацию не смогла радикально изменить и политика импортозамещения, проводившаяся с 30-х гг. прошлого века. Другой слабостью модели была ее повышенная восприимчивость к перепадам цен на мировых рынках сырья и продовольствия: понижательные конъюнктурные изменения оказывали шоковое воздействие на аргентинскую экономику и порождали серьезные финансовые проблемы. Не случайно внешняя задолженность стала своеобразной визитной карточкой Аргентины. Агроэкспортная модель исчерпала свой модернизационный ресурс, хозяйственное развитие все больше характеризовалось неустойчивостью, а технико-технологическое отставание от передовых государств усугублялось. Экономическая звезда Буэнос-Айреса закатилась, и своим примером он подтвердил, что одного наличия природных богатств недостаточно для обеспечения устойчивого роста.

Вторая волна модернизации охватила 1940—1960-е гг. и была связана с дирижизмом — расширением экономических компетенций национального государства, интенсивным ростом ряда отраслей промышленного производства (в значительной мере – в логике импортозамегцения и за счет аграрного сектора), укреплением позиций национальной науки и техники. В социально-политическом отношении это был период формирования современной структуры аргентинского социума – появления массового среднего класса, повышения роли профсоюзов, создания системы социального обеспечения, возникновения новых политических партий, зарождения институтов гражданского общества. Многое из того, что делалось в те годы, делалось Хустисиалистской партией под знаменами перонизма и лично Х.Д. Пероном. В 1940—1960-х гг. Аргентина смогла осуществить индустриализацию, хотя и экономически малоэффективным путем. В частности, совершенно недостаточное внимание уделялось завоеванию внешних рынков, и перонистская модель уперлась в пределы роста.

При перонистах модернизация затронула главным образом государственный сектор и тот сравнительно узкий круг частных предпринимателей, которые были тесно связаны с властью. Государство все активнее вмешивалось в экономику, включая вопросы регулирования, распределения и ценообразования, что вело к увеличению коррупции, нарастанию инфляции, возникновению черного рынка. Со временем модель теряла первоначальную динамику и привлекательность и вызывала отторжение у значительной части населения, что облегчало оппозиционным силам борьбу с перонистским режимом и в конечном счете привело к его свержению в 1955 г.

Дополнительный импульс модернизации в рамках импортозамещающей индустриализации был дан на рубеже 1950—1960-х гг. десаррольистским правительством А. Фрондиси, которое реализовало целый ряд стратегически значимых индустриальных и инфраструктурных проектов, привлекло крупные зарубежные производственные капиталовложения. На фундаменте, заложенном перонистами и десаррольистами, аргентинская экономика непрерывно росла в течение 11 лет – с 1964 по 1974 г.

Поступательное развитие этого процесса (при всех его сложностях и недостатках) могло принести серьезные положительные плоды, но было нарушено прямым вмешательством армии в политическую жизнь. Военные, отражавшие интересы консервативных сил (прежде всего аграрной олигархии), узурпировали власть, нанесли удар по демократическим институтам, усилили раскол общества, а в макроэкономической области сместили вектор хозяйственного развития в сторону углубления зависимости от внешних факторов. Модернизация была остановлена. Если в 1940—1960-х гг. Аргентина осуществила индустриализацию, то следующий экономический и технологический переход в 1970–1980 гг. в значительной мере был пропущен – национальная индустрия не сделала решительного шага вперед, а структура экономики подверглась деформации. Страна вступила в затяжной период политической турбулентности и финансово-экономических потрясений. Значительная часть бизнес-элиты стала мыслить и действовать в парадигме финансовых спекуляций, в которых общество буквально захлебнулось. Приметами того времени были регулярные военные перевороты, политические репрессии, расцвет коррупции. При этом коррупция приобрела институциональный характер, т. е. стала системой взаимодействия бизнеса и граждан с государством. В результате аргентинское государство съедало само себя.

В 1970–1980 гг. Аргентину с завидной регулярностью потрясали финансовые кризисы. В чем главная причина этого деструктивного явления? По-видимому, дело в том, что ни одно из правительств (ни гражданские, ни военные) не решалось на проведение глубоких структурных реформ, которые могли бы придать валютно-финансовой и денежной системам страны долгосрочную устойчивость и стабильность. Каждый раз, когда возникали бюджетные сложности, связанные с непомерными государственными расходами, власти пытались подменить структурные преобразования мерами монетаристского характера и тривиальной эмиссией денежных знаков, не имевших товарного обеспечения.

Учитывая провалы стабилизационных программ, носивших постепенный или ступенчатый характер, демократическое правительство Р. Альфонсина в 1985 г. попыталось действовать «хирургически»: ввело новую валюту (аустраль), заморозило цены и заработную плату, сократило бюджетный дефицит. Результат превзошел ожидания – менее чем за полгода месячный показатель инфляции снизился с 42 до 2 %. Но эйфория продолжалась недолго. Уже в 1986 г. дефицит бюджета вновь вырос, и правительство в очередной раз прибегло к помощи печатного станка, заполняя рынок обесценивавшимися деньгами. Драматическая развязка наступила в 1989 г., когда инфляция (точнее – первая в аргентинской истории гиперинфляция) в годовом исчислении превысила 3000 %, перечеркнув все попытки стабилизации без проведения структурных реформ. Страна столкнулась с айсбергом финансово-экономических проблем, который отправил на дно «аргентинский Титаник».

Сложившаяся в середине 1970-х и просуществовавшая до начала 1990-х гг. экономическая система характеризовалась сохранением гипертрофированного государственного сектора и в целом автаркического хозяйственного режима, но одновременно отдельными (неудачными) попытками рыночных или псевдорыночных реформ. В сфере внешних связей эта модель опиралась на экспорт узкой группы сельскохозяйственных товаров и государственный контроль над импортом, позволявший местной индустрии существовать в тепличных условиях. В контексте процесса глобализации аргентинская экономика демонстрировала свою неэффективность, а страна, утратив модернизационный импульс, все больше отставала от передовых государств и перемещалась на обочину мировой экономической системы.

Попытка структурных реформ была предпринята при правительстве К. Менема неолиберальной командой во главе с Д. Кавалло (он приобрел поистине мировую известность и стал именем нарицательным) в рамках новой, третьей по счету модернизаторской волны. В 1990-е гг. целеполагание развития экономики оказалось в руках неолиберальных реформаторов, которые в силу определенного стечения обстоятельств не встретили сколько-нибудь организованной и влиятельной оппозиции, что серьезно облегчило реализацию программы жестких рыночных реформ.

Правовой основой неолиберальной модернизации стала серия законов и декретов, в сумме означавших реформу аргентинского государства и установивших новые правила взаимодействия основных экономических агентов. Как и несколькими десятилетиями ранее, инициатором перемен выступила государственная власть – правительство перонистов («менемистов»), перевернувших страницу своей идейно-политической биографии и вставших на позиции рыночных реформаторов. Роль главных агентов модернизации сыграли ТНК и ТНБ, а также ассоциированные с ними крупные местные бизнес-структуры. Упор Буэнос-Айреса на привлечение иностранного капитала, включая чисто спекулятивный, – это то, что сделало его особенно уязвимым перед внешними шоками. В терминах финансовой либерализации Аргентина стала одной из самых открытых экономик мира.

Перонистские лидеры во главе с К. Менемом провели форсированный демонтаж госсектора и открыли национальное хозяйство международной конкуренции, к которой местные предприниматели не были готовы. Тем не менее неолиберальная философия была принята аргентинским истеблишментом и легла в основание структурных реформ, охвативших некоторые формальные и неформальные институты, которые традиционно составляли «аргентинскую модель» развития. Вопрос в том, в какой степени неолиберальные преобразования подвергли эрозии традиционные институты и заложили основу новой институциональной структуры. Реформы носили четкую направленность на сужение прямой социальной ответственности государства, что открыто противоречило аргентинской традиции, сложившейся во времена правления перонистов и в основных чертах сохранившейся до начала 90-х гг. прошлого века. Сказанное отнюдь не отменяет того факта, что неолиберальные реформы рывком продвинули вперед инновационный тренд, формировавшийся в сельском хозяйстве в предшествующий период, но не получавший развития в силу отсутствия необходимых институциональных условий. К началу нынешнего столетия в Аргентине утвердилась открытая экономическая система, включающая в себя хотя и несовершенные, но функционирующие рыночные институты. Благодаря неолиберальной модернизации произошла «зачистка» аргентинского экономического пространства. В этом, надо полагать, и состояла историческая миссия неолиберального проекта.

В 1990-е гг. инвестиционный процесс в значительной мере обеспечивался за счет притока ресурсов извне в самых различных формах: прямые и портфельные инвестиции, частные и государственные заимствования. При этом основной формой прямых иностранных инвестиций стали слияния и поглощения местных компаний в контексте неолиберальных реформ. Нараставшая экзогенная уязвимость экономики требовала целенаправленных мер по защите общенациональных интересов, но на деле правящие круги с упорством, достойным лучшего применения, продолжали погружать страну в трясину внешней задолженности. В 1990-х гг. экономика в значительной степени формировалась и, более того, регулировалась за счет внешних финансовых потоков, включая значительные объемы так называемых «горячих денег».

Встраивание Аргентины в контекст глобализации в 1990-е гг. носило преимущественно пассивный характер, поскольку главными движущими силами этого процесса были ТНК и ТНБ, преследовавшие (что вполне естественно) собственные коммерческие и финансовые цели. В результате стратегические задачи активного позиционирования страны в мировом хозяйстве не решались, а реальные модернизационные потребности и интересы национальной экономики далеко не всегда принимались в расчет. Пример тому – значительное и неуклонное усиление позиций импорта на внутреннем рынке (в том числе в секторах с возможностями импор-тозамещения), происходившее в условиях неоправданного укрепления песо и фактического отсутствия диверсифицированного импортного тарифа, приспособленного к выполнению функций инструмента структурной макроэкономической политики.

Аргентинский опыт рыночных реформ лишний раз продемонстрировал, что мир неолиберализма – жесткий, если не сказать жестокий, и лишен социальных сантиментов. Миллионы аргентинцев попали в маховик неолиберализма и заплатили за это одним из самых глубоких кризисов за всю национальную историю. Не случайно обещание покончить с коррупцией и восстановить социальную справедливость стало главным фактором возбуждения электората и его консолидации вокруг оппозиционного блока «Альянс», победившего на выборах 1999 г. Кабинету во главе с Ф. де ла Руа досталось непростое наследство, и приходилось принимать решения в рамках неолиберальной парадигмы, которая себя уже исчерпала и нуждалась в срочной замене. Но замены не было. Власти предпочли не вырабатывать новую стратегию развития, а выжимать все возможное из монетаристской модели. В этом – корень многих ошибок, допущенных правительством Ф. де ла Руа, независимо от того, кто в данный момент занимал пост министра экономики. Принимаемые решения были несопоставимы с масштабами возникших к тому времени проблем.

Регрессивная тенденция хозяйственного развития на рубеже XX и XXI вв. поставила под сомнение эффективность как самих реформ 1990-х гг., так и дееспособность власти. Нисходящий тренд в развитии экономики и стремительно нараставшие финансовые трудности не только привели к самому крупному в мировой истории дефолту по суверенным долгам, но и спровоцировали позорную отставку правительства «Альянса». В итоге Аргентина сорвалась в финансово-экономическую пропасть на пике неолиберального модернизационного цикла.

Обобщая опыт трех первых волн модернизации, можно констатировать следующее. Ни один из этих проектов не отвечал в полной мере стратегическим интересам аргентинской нации, хотя и содержал конструктивные, продиктованные самой жизнью элементы. Все попытки трансформаций либо насильственно прерывались, либо заканчивались кризисом, отражавшим внутреннюю противоречивость очередной реформаторской модели. Модернизационные проекты, реализованные в Аргентине, могут быть рассмотрены в логике модели так называемой парциальной (частичной) модернизации. Она представляет собой такой процесс изменений, который ведет к институционализации в рамках одной и той же хозяйственной системы относительно модернизированных и традиционных структур и институтов.

Подчеркнем, что модернизация экономических структур Аргентины не являлась однозначно поступательным процессом, а носила прерывный , или, говоря иначе, циклический, характер. Этапы (волны) модернизации сменялись периодами застоя и стагнации, что стало одной из главных причин технико-технологического и – шире – хозяйственного отставания страны от индустриально развитых государств. И все же развитие Аргентины в XX в. (при всех «паузах», проблемах, издержках и провалах) сформировало внутренние предпосылки современного этапа модернизации – перехода к дальнейшей диверсификации и интенсификации экономики, инновационной трансформации производительных сил и производственных отношений.

В начале нового тысячелетия на концептуальной основе «неодесаррольизма» (своеобразного ребрендинга десаррольизма 1950–1960 гг.) была вычерчена формула очередного, четвертого модернизационного проекта. Его реализации предшествовал короткий период, главной задачей которого было стабилизировать макроэкономическую ситуацию и определить градиент хозяйственного развития, другими словами, обозначить основной вектор роста.

Характерен нетрадиционный способ выхода из кризиса 2001–2002 гг. В отличие от похожих ситуаций, когда преодоление кризисных явлений осуществлялось при опоре на международные финансовые институты (прежде всего МВФ) и с использованием крупных заемных средств, правительства Э. Дуальде и Н. Киршнера пошли по иному пути: сделали упор на собственные силы и максимально задействовали имевшиеся внутренние ресурсы национальной экономики и потенциал местного бизнес-сообщества. Официальный Буэнос-Айрес создал необходимые макроэкономические условия и ориентировал предпринимателей на активизацию производственной и внешнеторговой деятельности. Данная стратегия дала положительные результаты, и в течение исторически короткого срока Аргентина не только восстановилась после глубокого хозяйственного провала, но и начала выходить на новые, более высокие рубежи социально-экономического и технико-технологического развития, упрочила свои позиции на глобальных рынках.

Нынешний этап модернизации связан с новой моделью развития, которая на практике носит синтетический характер — включает в себя отдельные элементы, присущие всем прежним модернизационным проектам. Это обстоятельство определяет специфику макроэкономической политики и современной парадигмы модернизации национальных экономических структур. Аргентинские власти, декларативно отрицая неолиберальную модель, де-факто воспользовались ее плодами, стремились опереться на весь предшествующий опыт и извлекли уроки из периода рыночных реформ и кризиса 2001–2002 гг. Это видно по более ответственной валютно-финансовой и денежной политике, которая позволила сократить внешний долг, обеспечить профицит бюджета и активное внешнеторговое сальдо, поддерживать конкурентоспособный обменный курс песо, сдерживать спираль инфляции. Реальностью стали высокие темпы экономического роста, инновационные проекты, реиндустриализация, экспортный рывок, ощутимое снижение уровней безработицы и бедности.

В 2003–2010 гг. Аргентина не просто повторила (значительно менее продолжительный) экономический спурт 1991–1994 гг. в количественном смысле, но и добилась качественных подвижек в системе национального хозяйства. В результате в первое десятилетие XXI в. аргентинские власти (опираясь на уже достигнутый потенциал и используя новые рычаги государственной политики и частно-государственного партнерства) предприняли скоординированные усилия по диверсификации и модернизации национальных хозяйственных структур. Тем самым была снижена угроза узкой специализации, которая могла в долгосрочном плане законсервировать экономическое отставание страны.

В современной аргентинской стратегии модернизации просматриваются две генеральные, цементирующие идеи: повышение роли государства и диверсификация экономики. Сочетание этих двух подходов особенно отчетливо проявляется в области мирохозяйственных связей Буэнос-Айреса. И вот почему. В рамках новой модернизационной модели была поставлена задача использовать возможности и преимущества внешнеэкономической деятельности для повышения национальной конкурентоспособности и обеспечения устойчиво высоких темпов экономического роста. Стала формироваться система государственного регулирования внешнеэкономической деятельности, нацеленная на качественное повышение роли международных хозяйственных связей в деле модернизации. Усилилось значение государства в создании благоприятных условий для мирохозяйственной экспансии местного бизнес-сообщества, и был выработан комплекс мер, повышающий внешнеторговую компетентность и стимулирующий выход отечественных товаропроизводителей на внешние рынки. Важное место заняли усилия государства по информационно-консультационной и организационной поддержке экспортеров, а также прямое политико-дипломатическое лоббирование и сопровождение международных проектов и сделок с участием аргентинских предприятий. Все это способствовало повышению степени эластичности национальной экономики к внешним импульсам (как позитивным, так и негативным).

Политика диверсификации стала приоритетной и наиболее емкой задачей всей макроэкономической стратегии Буэнос-Айреса. При этом диверсификация предстает как многоплановое явление, охватывающее целый комплекс вопросов. Причем она не означает отказа от развития тех секторов, где у страны имеются сравнительные преимущества, а предполагает надстраивание над сложившейся сельскохозяйственной специализацией расширяющегося сегмента нетрадиционных товаров и услуг, включая изделия глубокой переработки и наукоемкую продукцию. Особенно важна именно инновационная (а не инерционная) диверсификация, позволяющая качественно улучшить параметры страновой международной специализации.

Аргентина обладает неординарным общеэкономическим – аграрным и промышленным – потенциалом и массивом образованной и квалифицированной рабочей силы. В сочетании с огромными (и далеко не полностью задействованными) природными ресурсами, сравнительно развитой сферой услуг, работающим банковским сектором и устойчивой политической системой это обеспечивает правящему классу и обществу в целом относительную самостоятельность и суверенность в принятии стратегических решений о будущем страны.

Экономическая динамика последних лет и положительные тенденции в социальной сфере (рост реальных доходов основной части населения) сопровождались постепенной сменой в иерархии факторов хозяйственного развития. В том числе: ощутимое повышение роли внутреннего платежеспособного спроса на товары и услуги; дальнейшее расширение круга значимых источников инвестиционной инициативы – государство, местные власти, частные аргентинские корпорации и финансовые институты, индивидуальные инвесторы, иностранные компании и банки, включая региональные и международные, и т. д. (появление так называемого эффекта «самовоспроизводящегося спроса» на инвестиции)\', некоторое усиление влияния научно-технологического компонента в процессе воспроизводства; рост воздействия интеграционных процессов в рамках МЕРКОСУР и – шире – в южноамериканском масштабе.

В целом страна выбрала вектор на переход к «экономике знаний», отнюдь не отказываясь от опоры на традиционные отрасли хозяйства, которые адаптируются к требованиям сегодняшнего дня и наполняются достижениями «новой экономики». Но нельзя отрываться от реальности: подлинный прорыв на инновационном направлении все еще блокируется недостаточными вложениями в сферу НИР и образование, а также многими институциональными проблемами.

Узел острых противоречий завязался вокруг отношений правительства с аграрным истеблишментом. Лидеры сельскохозяйственного производства традиционно ощущают себя безраздельными хозяевами аграрной ренты и тех сверхдоходов, которые в посткризисный период им принесли благоприятная мировая конъюнктура (высокий уровень цен) и внутренние макроэкономические условия (низкий обменный курс песо), а потому не слишком склонны делиться прибылями с властью и остальным обществом. Отсюда – болезненная реакция аграриев на введение экспортных налогов (особенно «мобильных»), попытки сдерживать рост цен, ограничивать экспорт и регулировать рынки продовольственных товаров. В основе «враждебности» сельхозпроизводителей – та матрица латифундистского землеустройства, которая исторически определила характер аграрного развития Аргентины.

Новая модель, которую мы определяем термином «неодесаррольистская», не свободна от политических ошибок и сильных элементов популизма, засорена коррупцией, а в макроэкономическом смысле пока не отвечает в полной мере жестким требованиям глобализации и постиндустриальных реалий. Однако нельзя не видеть, что современная аргентинская модернизационная парадигма обладает значительным потенциалом и при прочих благоприятных условиях способна обеспечить переход национальной экономики на более высокий качественный уровень. Но верно и то, что многие до сих пор не решенные хозяйственные проблемы обусловлены недостаточно эффективной институциональной средой, не позволяющей в полной мере задействовать механизмы саморазвития. Аргентинское общество (прежде всего – класс предпринимателей) вправе ожидать от властей целенаправленных усилий по созданию благоприятного правового климата, укреплению демократических порядков, выкорчевыванию коррупции и ликвидации излишних юридических, регламентационных и других барьеров, все еще мешающих бизнесу. Перспективы развития страны зависят от оздоровления основных институтов не меньше, чем от состояния ее ресурсов – капитала, труда, науки и технологий. Необходимо подвести надежный институциональный фундамент под новую модель экономического роста и модернизации.

Другими словами, дальнейшее поступательное развитие Аргентины во многом зависит от продвижения вперед в создании обновленной институциональной среды. Именно в избавлении от традиционных институциональных слабостей кроется решение проблемы периодических провалов национальной экономики. Можно с большой долей уверенности утверждать, что главная причина отставания страны от передовых государств – исторически длительное сохранение контрпродуктивных институтов (во многом неформальных), изнутри подрывающих процесс национального экономического и социально-политического развития.

Общим вектором изменений в институциональной структуре аргентинской экономики должно стать усиление частно-государственного партнерства нового типа и повышение социальной ответственности частного бизнеса. Со всей очевидностью на первый план выдвигается задача совершенствования национального хозяйственного механизма на основе эффективного сочетания рыночной инициативы и рациональной регулирующей деятельности государства. В этой связи перед страной в полный рост встает проблема прочного закрепления имеющихся положительных сдвигов, дальнейшего улучшения макроэкономической обстановки, и прежде всего, повышения качества государственного регулирования и администрирования.

Анализ процесса модернизации в Аргентине говорит о том, что историческое отставание ее экономики (парадоксальным образом образовавшееся, несмотря на самые благоприятные условия роста) невозможно объяснить какой-то одной причиной. Речь должна идти о комплексе факторов, затормозивших и продолжающих тормозить развитие страны и прогрессивную трансформацию ее хозяйственных структур. В их числе:

? сохранение экономического и политического влияния консервативных сил, которые способны в нужный им момент вмешаться в ход событий и «отыграть ситуацию назад»;

? эпизодический и очаговый характер инноваций, нехватка общенациональной стратегии технико-технологического развития, опирающегося на мощный сплав современного образования и продвинутой фундаментальной и прикладной науки;

? сохранение системных патологий (коррупции, слабой защищенности частной собственности, сильных элементов авторитаризма и т. д.), мешающих инновационному развитию и тормозящих процесс модернизации.

Таким образом, решение «аргентинской загадки» лежит в различных плоскостях и потому носит системный характер.

Аргентина в последние десятилетия пережила несколько «высших точек общественного оптимизма»: в 1974 г., когда в страну после долгой эмиграции вернулся Х.Д. Перон; в 1982–1983 гг. в связи с переходом от авторитаризма к демократии; в 1985 г., когда был принят «План Аустраль»; в 1989 г. в ответ на привлекательные предвыборные обещания К. Менема; в 1999 г., отмечая окончание «эры менемизма» и электоральную победу «Альянса». Каждый раз возникавшие надежды оборачивались горькими разочарованиями. Данный тезис также указывает на аритмию общественного процесса, наличие множества экономических и политических рисков, серьезных внешних и внутренних вызовов, с которыми ежечасно сталкивается аргентинская нация. Успехи модернизации и динамичный рост в 2003–2008 гг. породили новые надежды. Но никакая власть пока не застрахована от того, что «девятый вал» таких, например, проблем, как мировой финансовый коллапс или всплеск гиперинфляции, не опрокинет ее планы и расчеты.

Решение проблем модернизации задается не только эндогенно, но и экзогенно, то есть региональным и глобальным контекстом, оказывающим на внутренние процессы очень существенное воздействие. Вполне можно сказать, что перемены в Аргентине находятся под воздействием «внешнего магнитного поля» и развиваются в русле общерегиональных латиноамериканских трендов. Буэнос-Айрес – весомый фактор влияния в Латинской Америке и все более активный игрок на международном торгово-экономическом и политическом поле. В чем состоит стратегия дальнейшего встраивания Аргентины в мирохозяйственные процессы? Укрепление ее международных позиций неразрывно связано, во-первых, с последовательным проведением эффективной внутренней хозяйственной политики и, во-вторых, с углублением и совершенствованием интеграционного взаимодействия с региональной и глобальной экономикой на основе активного использования механизмов «конкурентной либерализации». В этом – серьезный резерв и еще далеко не полностью задействованный потенциал долговременного стабильного роста аргентинской экономики. Но отличительная черта современной ситуации в том, что впервые за долгие годы национальная стратегия опирается преимущественно не на внешние факторы, а в первую очередь на внутренние источники роста. Данное обстоятельство дает шанс на конечный исторический успех нынешнего модернизационного проекта. Однако положительный результат отнюдь не гарантирован.

Объективно и субъективно (благодаря ошибочным действиям власти) возникающие внутренние и внешние трудности создают благоприятный климат для активизации «правых» и «левых» противников нынешнего модернизационного проекта , которые стремятся использовать промахи Розового дома и концентрируют силы для решительной (идейно-политической и экономической) атаки на власть, особенно накануне президентских выборов 2011 г. И это еще вопрос, сумеет ли правительство удержаться на завоеванных рубежах, сохранить выбранный макроэкономический курс.

Пробным камнем устойчивости «неодесаррольистской» модели стала антикризисная политика Буэнос-Айреса, смоделированная в ответ на глобальные финансово-экономические потрясения 2008–2009 гг. В начале кризиса у официального Буэнос-Айреса был расчет на так называемый декаплинг — снижение степени корреляции между темпами роста экономики США и латиноамериканских стран. Данный расчет не оправдался, поскольку рецессия в Соединенных Штатах вызвала цепную реакцию, охватив практически всех торговых партнеров Аргентины и понизив спрос на ее товары. Но это не все. Расшифровка кардиограммы, задетой кризисом национальной экономики, показала различные каналы передачи мировой рецессии в реальный аргентинской сектор: сжатие внешнего спроса; сокращение кредита; ухудшение платежного баланса; дефляционная спираль (сокращение потребительского спроса, рост безработицы и т. д.). Иначе говоря, мировой финансово-экономический кризис стал для аргентинской модели стратегическим шоком, серьезным вызовом модернизационному проекту.

Аргентинская экономика устояла под ударами кризиса и даже продемонстрировала в 2009 г. хотя и небольшой, но прирост. Модель форсированного (на первом этапе – восстановительного) роста во многом себя оправдала и в условиях кризиса выполнила стабилизационную миссию и подтвердила свою жизнеспособность. Но очевидно и другое. Для запуска послекризисных модернизационных проектов возникла потребность в обновлении и расширении макроэкономических подходов и решений. Нынешняя стратегия должна быть дополнена новыми инструментами развития. По нашему убеждению, у Аргентины в современных условиях ограничены возможности самостоятельно двинуть вперед подлинную модернизацию экономики. Впрочем, это можно сказать и в отношении подавляющего большинства других развивающихся стран, включая Россию. Задачи модернизации на ее нынешнем этапе объективно подталкивают Буэнос-Айрес к максимально широкому международному сотрудничеству , которое должно включать в себя всех основных глобальных и региональных игроков, а также мировые финансовые институты. Игнорировать это обстоятельство – стратегическая ошибка.

И еще одно обстоятельство. То, что произошло и происходит в Аргентине, является элементом борьбы между двумя условными моделями : неолиберальным капитализмом и «государственническим капитализмом», пришедшим на смену традиционному дирижизму. Если в 1990-е гг. государство было уходящей натурой, то в первое десятилетие XXI в. оно стало динамично «выходить из подполья». Многие инструменты поддержания экономического роста сейчас находятся в руках государства, чья политика (по сравнению с периодом неолиберальных реформ) характеризуется иной идейной направленностью и большей стратегической четкостью.

Нынешняя обстановка диктует новые правила «экономической игры». Модернизация аргентинской экономики состоит не в попытке реанимировать давно умершую модель индустриализации на основе импортозамещения (хотя ее элементы могут и должны присутствовать в новой модернизационной парадигме), а в создании благоприятных макроэкономических и социально-правовых условий для развития наиболее перспективных и наукоемких секторов, продукция которых востребована на мировом рынке. Исходя из этого, современная политика модернизации предполагает:

? постоянное расширение внутреннего рынка и стимулирование производственного и потребительского спроса на продукцию инновационных секторов;

? агрессивную экспортную стратегию, опирающуюся на всестороннюю поддержку государства;

? приоритетное развитие образования и науки, включая фундаментальную, без чего все призывы к модернизации останутся пустым «сотрясением воздуха». Наука должна стать безусловным общественным приоритетом, священной коровой макроэкономической политики;

? формирование инновационного актива – эффективного диалога и взаимодействия государства, бизнеса и науки;

? преодоление исторически сформировавшейся антиномии между аграрным и промышленным секторами. Критически важно обеспечить между ними положительный резонанс, что может быть достигнуто, в первую очередь, путем дальнейшей индустриализации сельского хозяйства, расширения промышленной переработки аграрного сырья и увеличения экспорта продукции высоких переделов;

? включение политической оппозиции в реализацию модернизационного проекта (своеобразный «пакт согласия»). Ценности модернизации и обновления должны стать в аргентинском обществе безальтернативными.

Реализация данного сценария уже в среднесрочной перспективе способна ощутимо укрепить инновационные контуры аргентинской экономики, обеспечить ее дальнейшую диверсификацию и усилить глобальную значимость. Одновременно структурная, институциональная, инновационная и содержательная модернизация может дать системный эффект развития. Но это та «экономическая головоломка», которую еще предстоит решить.

Примечания

1. Бабель И. Сочинения в 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 130.

2. Крюков H.A. Аргентина. Сельское хозяйство Аргентины в связи с общим развитием страны. Пб., 1911.

3. Muchnik D. Tres paises, tres destinos. Argentina frente a Australia у Canada. Buenos Aires, 2003. P. 83.

4. Gonzalez Fraga Lousteau M. Sin atajos. De la ciclotimia a la madurez del desarrollo. Buenos Aires, 2005. P. 2.

5. Olaira Jimenez, R. La economia у el hombre. Evolucion del pensamiento econ?mico argentino. Buenos Aires, 2004. P. 73.

6. Цит. no: Vazquez-Rial H. El enigma argentino (descifrado para espanoles). Barcelona, 2002. P. 24.

7. Цит. no: http://www.infobae.com/notas/15.10.2006.

8. The New York Times. 2001.22.12.

9. Цит. no: Krugman P. No llores por mi, Estados Unidos // La Naci?n. 2008.19.01.

10. См., например, материалы дискуссии, опубликованные в журнале «Латинская Америка» (2002. № 4), а также результаты обсуждения, организованного в Институте Европы РАН (Финансовый кризис в Аргентине: уроки для России. М., 2002).

11. Си.: Яковлев П.П. Аргентина: кризис преодолен, долги остались //Латинская Америка. 2005. № 6.

12. P?gina/12. 2007.19.08.

13. Cachcmosky R. El smdrome argentino: del Estado de crisis a la crisis del Estado. Buenos Aires, 2006. P. 91, 103.

14. Подсчитано no: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). Buenos Aires, 2005. P. 172, 173.

15. Braun M., Llach L. Macroeconomia argentina. Buenos Aires, 2006. P. 32.

16. Ibid. P. 40.

17. Bruno E. A. El default у la reestructuraci?n de la deuda. Buenos Aires, 2004. P. 58.

18. Caflero M., Llorens J. La Argentina robada. Buenos Aires, 2002. P. 14.

19. Rapopo?l М. у colaboradores. Historia econ?mica, politica у social de la Argentina (1880–2000). Buenos Aires, 2003. P. 75.

20. Muchnik D. Tres paises, tres destinos. Argentina frente a Australia у Canada. Buenos Aires, 2003. P. 58; Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. 2004. P. 128.

21. В 1914 г. из почти 2 млн человек ЭАН Аргентины 1,2 млн. (60 %) были заняты в сельском хозяйстве (Сан Эстебан Р. Сельское хозяйство Аргентины. Структурный кризис. М., 1984. С. 23).

22. Jozami A. Argentina, la destrucci?n de la naci?n. Barcelona, 2003. P. 316.

23. Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 144.

24. Поголовье крупного рогатого скота выросло с 12 млн в 1881 г. до 29 млн в

1910 г. (Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 299).

25. Именно в этот период складывается характерное для аргентинских имущих классов стремление «зарабатывать в Аргентине, а тратить в Европе» (Cav-allo D. Volver a crecer. Buenos Aires, 1984. P. 62).

26. Jozami ?. Op. cit. P. 306.

27. Mora у Araujo M. La Argentina: una victima de si misma. Debil gobemabilidad у bajo consenso social // S?nchez Arnau J. C. (editor). Crisis econ?mica у politicas p?blicas. Las experiencias de Rusia у Argentina. Buenos Aires, 2003. P. 301.

28. Cachanosky R. Op. cit. P. 90.

29. Todesca J. El mito del pais rico. Economia у politica en la Historia argentina. Buenos Aires, 2006. P. 97.

30. Экономические исследования зарождаются в Аргентине в конце XIX в. В 1892 г. на юридическом факультете Университета Буэнос-Айреса начинается чтение курса «Политическая экономия», а в 1913 г. там же был основан факультет экономических наук.

31. Jozami ?. Op. cit. Р. 312.

32. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 377, 378.

33. Dorfman A. Historia de la industria argentina. Buenos Aires, 1986. P. 318.

34. Rapopo?l M. у colaboradores. Op. cit. P. 104.

35. Muchnik D. Tres paises, tres destinos… P. 54, 55; Rapoport M. Tiempos de crisis, vientos de cambio. Argentina у ei poder global. Buenos Aires, 2002. P. 284.

36. Объем иностранных инвестиций в Аргентине в 1913 е составил 3 250 млн золотых песо (в 1900 г. – 1 013 млн). В отдельные годы на страну приходилось 40–50 % общемирового вывоза английского капитала (La inversion extranjera en America Latina у ei Caribe, 2001. CEPAL, Santiago de Chile, 2002. P. 59; Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 122, 129, 131).

37. Подробнее см.: Романова 3.FF. Развитие капитализма в Аргентине. М., 1986. Гл. V.

38. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 265.

39. Rapopo?l M. у colaboradores. Op. cit. P. 37.

40. Peters H. E. The Foreign Debt of the Argentine Republic. New York, 1934. P. 137.

41. Цит. по: Cachcmosky R. Op. cit. P. 73.

42. Jozami ?. Op. cit. P. 335.

43. Ibid. P. 125.

44. Не случайно многие аргентинские авторы, характеризуя процесс индустриализации, определяют его как «неполный» и «незавершенный».

45. Diaz Alejandro C. F. Ensayos sobre la historia econ?mica argentina. Buenos Aires,

1975. P. 110.

46. Подсчеты автора на основе данных аргентинской национальной статистики.

47. Там же.

48. Jozami ?. Op. cit. Р. 343.

49. Todesca J. Op. cit. P. 140, 141.

50. Ibid. P. 347.

51. Escude C. Gran Bretana, Estados Unidos у la declinaci?n argentina, 1942–1949. Buenos Aires, 1983. P. 203.

52. Todesca J. Op. cit. P. 154.

53. В научной литературе, в том числе российской, в целом справедливо отмечается противоречивый характер перонистского движения, соединившего в себе элементы различных течений: буржуазнодемократических (включая реформистские), популистских, реакционнонационалистических. На экономические воззрения лидеров «классического» (или «исторического») перонизма заметное воздействие оказали идеи дирижизма и концепции Джона Мейнарда Кейнса.

54. Cachcmosky R. Op. cit. P. 113.

55. Belini C. La industria peronista. 1946–1955: poiiticas p?blicas у cambio estructu-ral. Buenos Aires, 2009. P. 9.

56. Романова З.И. Развитие капитализма в Аргентине. С. 145.

57. Duhakle E. El nuevo rumbo 1. Memorias del incendio. Los primeros 120 dias de mi presidencia. Buenos Aires, 2007. P. 216.

58. Todesca J. Op. cit. P. 161.

59. Broder P. La Argentina de la postconvertibilidad. Buenos Aires, 2003. P. 39.

60. FemsH. S. The Argentine Republic 1516–1971. London, 1973. P. 149.

61. Muchnik D. La patria financiera… P. 123.

62. Cortes Conde R. Op. cit. P. 203.

63. Olarra Jimenez R La economia argentina у el hombre. Evoluci?n del pensamien-to econ?mico argentino. Buenos Aires, 2004. P. 148.

64. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 546.

65. Cortes Conde R. Op. cit. P. 208.

66. Massot V. La excepcionalidad argentina. Auge у ocaso de una Naci?n. Buenos Aires, 2005. P. 205.

67. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 450.

68. Broder P. Op. cit. P. 40.

69. Todesca J. Op. cit. P. 174.

70. Собственно говоря, Парижский клуб был создан в 1956 г. для решения проблем задолженности развивающихся стран, и Аргентина была первым государством, которое провело переговоры о реструктуризации своего долга с этим новым объединением кредиторов.

71. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 232.

72. Frigerio R. Crecimiento econ?mico у democracia. Buenos Aires, 1963.

73. Menotti E. Arturo Frondizi. Buenos Aires, 1998. P. 198.

74. Heirero F. Argentina: 89 aiios sin Cerro Dragon // Realidad econ?mica. 2007, #

230. P. 88.

75. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 235.

76. Ibidem.

77. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 592, 527.

78. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 321, 322.

79. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 228, 592.

80. Feirer A. Op. cit. P. 241.

81. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 461, 464, 556.

82. Amato A. Hace 35 aiios, Per?n volvi? para cambiar la historia de la Argentina // Clarin. 2007.17.11.

83. Peralta Ramos M. La economia politica argentina: poder у clases sociales (1930–2006). Buenos Aires, 2007. P. 148, 149.

84. Ibid. P. 158.

85. Sevares J. Por que cay? la Argentina. Imposici?n, crisis у reciclaje del orden neoliberal. P. 30.

86. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 467.

87. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 256.

88. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 461.

89. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 256.

90. La Naci?n. 2006.19.03.

91. Duhalde E. Op. cit. P. 53.

92. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. Op. cit. P. 304.

93. По оценкам правозащитных организаций, в Аргентине в годы «Процесса» было физически уничтожено около 30 тыс. человек (El Pais. 2006.27.03).

94. Экономическая программа военной хунты разрабатывалась в ведущих «мозговых центрах» неолиберального толка – ФИЕЛ и СЕМА.

95. Muchnik D. La patria financiera… P. 186, 187.

96. Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 305.

97. Ibid. P. 306.

98. darin, 2006.02.04.

99. Sevares J. Op. cit. P. 33; Muchnik D. La patria financiera… P. 187.

100. Muchnik D. La patria financiera… P. 188, 189.

101. Kydland F. E. & Zarazaga C. E. Argentina’s Lost Decade // Review of Economic Dynamics. 2005. Vol. 5,1.

102. Braun M., Llach L. Op. cit. P. 161.

103. Cavallo D. F. Estanflaci?n. Inflaci?n con recesi?n. C?mo evitar un nuevo «Ro-drigazo» у otros peligros de la economia kirchenista. Buenos Aires, 2008. P. 36.

104. Mora у Araujo M. Op. cit. P. 337.

105. Duhalde E. Op. cit. P. 58.

106. Ferrer A. El capitalismo argentino. Buenos Aires, 2008. P. 85.

107. По мнению ряда исследователей, Аргентина в тот период оказалась в роли «международного изгоя». См.: Escude С. ^.Argentina paria internacional? Buenos Aires, 1984.

108. Argentina en el mundo (1973–1987). Buenos Aires, 1988. P. 276.

109. Discursos del senor ministro de Relaciones Exteriores у Culto Dr. Dante Mario Caputo. Diciembre 1983 – diciembre 1986. Buenos Aires, 1987. P. 173–177.

110. Extra. 1986. N 253. P. 40.

111. Prensa Econ?mica. 1986. N 145. P. 8.

112. Fuchs J. Argentina: estructura econ?mico-social actual. Buenos Aires, 1985. P. 83.

113. Azpiaz,u D., Basualdo E., Khavisse M. El Nuevo poder econ?mico en la Argentina de los anos 80. Buenos Aires, 1986. P. 10.

114. Tiempo argentino. 1985.09.12.; Prensa Econ?mica. 1986. N 145. P. 60.

115. El Economista. 1986.10.10.

116. Fuchs J. Op. cit. P. 308.

117. Plataforma de Gobiemo. Union Civica Radical. Buenos Aires, s.a. P. 18–23, 99.

118. La Naci?n. 1983.31.12.

119. Por la definitiva independencia. Posici?n de la multisectorial por la soluci?n de la deuda externa. Buenos Aires, 1986. P. 5.

120. Redacci?n. 1986. N 161. P. 32.

121. Mercado. 1986. N 829. P. 65.

122. La Raz?n. 1986.08.10.

123. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 593.

124. El Periodista de Buenos Aires. 1986. N 107. P. 12.

125. Faiana J. El movimiento obrero (1973–1988). Buenos Aires, 1988. P. 29; Somos. 27.02.1988. P. 18.

126. Terragno R. La simulaci?n. Argentina у el FMI: dos decadas de mentiras у au-toenganos. Buenos Aires, 2005. P. 47.

127. darin. 1988.24.06.

128. La Naci?n. 1988.27.07.

129. Prensa Econ?mica. 1988. N 164. P. 7—34.

130. Ibid. P. 84, 86.

131. Mercado. 1988.28.07. P. 103–109.

132. El Nuevo Periodista. 1988.1–7.07. P. 30.

133. darin. 1988.10.07.

134. К середине 1988 г. имели место 36 случаев капитализации на общую сумму 427 млн дол., что сократило внешний долг Аргентины на 322 млн дол., или немногим более чем на 0,5 % его тогдашнего размера. Очевидно, что это значительно уступало масштабам капитализации, например, в Мексике и Чили // darin. 1988.24.06.

135. Процессом приватизации руководил министр общественных работ Родольфо Терраньо – один из главных идеологов проекта «модернизации» Аргентины.

136. El Nuevo Periodista. 1988.29.07—4.08.

137. darin. 1988. 4, 23.06.

138. El Nuevo Periodista. 1988.22–28.07. P. 36; darin. 1988.04.08.

139. Somos. 1988.27.07. P. 46.

140. El Nuevo Periodista. 1988.10–16.06. P. 29.

141. Ibid., 1988.24–30.06. P. 29–30.

142. В частности, если в 1986 г. Аргентина имела положительное сальдо в торговле с Бразилией в размере 7,9 млн дол., то в 1987 и 1988 гг. – уже отрицательное (соответственно 266,2 и 400 млн дол.) //Mercado. 30.06.1988. Р. 35: El Observador. 1988.06.07. P. 13.

143. По оценкам, только ограничение парка персональных автомашин могло дать экономию свыше 50 млн дол. в год // El Observador. 1988.03.08. P. 3.

144. Некоторые аргентинские средства массовой информации даже назвали его «новым изданием «Плана Аустраль» // Siete Dias. 1988.5—11.08. P. 12.

145. ?mbito Financiero. 1988.05.08.

146. P?gina/12. 1988.05.08.

147. darin. 1988.04.08.

148. darin. 1988.05, 07.08.

149. Cachanosky R. Op. cit. P. 183.

150. Цит. по: Tetragno R. Op. cit. P. 59.

151. Somos. 1989. N 641. P. 15.

152. darin. 1989.15.01.

153. Angelos E. El Tiempo de los Argentinos. Buenos Aires, 1988; Idem. El Tiempo de la Transici?n. Buenos Aires, 1988.

154. El Observador. 1988.27.07. P. 4.

155. Usted у la informaci?n. 1988.25.06. P. 5.

156. El Observador. 1988.13.07. P. 3.

157. Menem C. S. Argentina Hacia el Ano 2000. Buenos Aires, 1986.

158. El Observador. 1988.06.07. P. 2.

159. El proyecto nacional. Junio de 1988. P. 75–81.

160. Mercado. 1988.28.07. P. 27.

161. La Prensa. 1988.12.09; La Naci?n. 1988.13.09.

162. Castro J. La gran decada. Del abismo al crecimiento. Buenos Aires, 2000. P. 41; Clarin. 2000.27.06.

163. Conesa E. Que pasa en la economia argentina. Buenos Aires, 2000. P. 94.

164. Teiragno R. Op. cit. P. 69.

165. Pagina/12. 1989.13.08.

166. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 466.

167. Цит. no: Grondona M. La realidad. El despertar del sueno argentino. Buenos Aires, 2001. P. 96.

168 . Давыдов B.M. Эффект адаптационного реформирования. М., 2003. C. 11.

169. After the Washington Consensus. Restarting Growth and Reform in Latin America. Washington, 2003. P. 324.

170. Кругмап FI. P ., Обстфельд М. Международная экономика. Теория и практика. М., 2003. С. 550.

171. Cavallo D. F. Regimen monetario у politica cambiaria: lecciones de la experien-cia Argentina. Madrid, 2003.

172. Ibid. P. 6–10.

173. Sevares J. Op. cit. P. 59.

174. Olaira Jimenez R., Garcia Martinez, L. El derrumbe argentino. De la Convertibi-lidad al «corralito». Buenos Aires, 2002. P. 62, 63.

175. Muchnik D. La patria financiera… P. 251.

176. Feirer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. P. 320.

177. Teiragno R. Op. cit. P. 99, 103; La Naci?n. 1995.19.11.

178. P?gina/12. 1996.26.01.

179. Jozami ?. Op. cit. P. 177.

180. Романова З.И. Аргентинский сценарий решения финансово-экономических проблем // Латинская Америка. 2000. № 2. С. 46.

181. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. NU, CEPAL, Santiago de Chile, 2002. P. 66.

182. Realidad Econ?mica. Buenos Aires, 2001. N 182. P. 6.

183. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 76.

184. Иностранные банки в Латинской Америке в контексте структурных реформ и финансовой глобализации. М., 2002. С. 92.

185. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 77.

186. Ibidem.

187. Ibid. P. 81.

188. Подсчитано no: International Financial Statistics. Vol. LVI. N 2, February 2003. IMF, Washington, 2003. P. 96; Prensa Econ?mica. 2002. N 254. P. 80, 90.

189. Vanguardia/Dossier. 2003. N 4. P. 44.

190. Prensa Econ?mica. 2002. N 254. P. 66; La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 91.

191. Подсчитано no: La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 96–98.

192. El Pais. 2002.20.01; Clarin. 2000.23.11.

193. Le monde diplomatique. 2000. N 18. P. 3.

194. Vanguardia/Dossier. 2003. N 4. P. 45.

195. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 86.

196. Ibid. P. 70.

197. Sturzenegger F. La economia de los argentinos. Reglas de juego para una sociedad pr?spera у justa. Buenos Aires, 2003. P. 244.

198. La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 74; Sturzenegger F. Op. cit. P. 245.

199. Di Mauro J. A. iQue se vayan todos? Cr?nica del derrumbe politico. Buenos Aires, 2003. P. 275.

200. Castro J. Op. cit. P. 129.

201. Feirer A. Op. cit. P. 267.

202. Huergo H. A. De la abundancia a la escasez // Clarin. 2006.12.01.

203. См.: Ревенко Л.C. Мировой рынок продовольствия в эпоху «генной» революции. М., 2002. С. 83–98.

204. Clarin. 2006.01.04.

205. Ревеяко Л.С. Цит. соч. С. 274.

206. Там же. С. 150.

207. ТеиЪа1 М., Rod?guez, L Agro у alimentos en la globalizaci?n. Buenos Aires, 2002. P. 75.

208. Ibid. P. 76, 81, 82.

209. Alvarado Ledesma M. Agronegocios: empresa у emprendimientos. Buenos Aires,

2004. P. 156, 157.

210. Pagina/12. 1999.21.11.

211. Teubal М., Rod?guez, J. Op. cit. P. 124.

212. Ibid. P. 118.

213. Broder P. Op. cit. P. 89, 96.

214. Clarin. 2004.11.11.

215. Chudnovsky D., L?pez A., Pupato G. Innovation and productivity: A study of Argentine manufacturing firms behavior (1992–2001). March 2004. P. 2.

216. Castro J. Op. cit. P. 132.

217. Duhalde E. Op. cit. P. 223.

218. http://www.mercado.com.ar/M_2002/

219. Caballero A. L у Otros. Economia argentina. En presente у futuro. Buenos Aires, 2000. P. 219.

220. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 361, 362.

221. Caballero A. I. у Otros. Op. cit. P. 222.

222. Ibid. P. 64.

223. Ibid. P. 219.

224. Ibid. P. 222; Prensa Econ?mica. 2002. N 254. P. 86.

225. Bemal F. Argentina: Politica energetica nacional о abismo. – http://www.bol-press.com/servicios/

226. Ibidem.

227. Ibidem.

228. http://argentina.ru/index

229. Hacia una Argentina minera // La Naci?n. 2005.01.04.

230. Mari E. Plan de desarrollo minero // Realidad Econ?mica, 2002. N 188. P. 103.

231. Caballero A. I. у Otros. Op. cit. P. 169; Castro J. Op. cit. P. 134.

232. Caballero A. I. у Otros. Op. cit. P. 38.

233. http://www.aca.ru/data/article_com23.htm

234. Argentina: Ventajas de Invertir Hoy. P. 37; Sturzenegger F. Op. cit. P. 244; La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 74.

235. Argentina: Ventajas de Invertir Hoy. P. 37; Pagina/12. 2004.08.12.

236. http://argentina.polpred.ru/1999/19.htm

237. Castro J. Op. cit. P. 135.

238. См., например: Давыдов В.М. Эффект адаптационного реформирования. С. 53.

239. Мировая экономика: прогноз до 2020 года / Под ред. A.A. Дынкина. М., 2007. С. 61.

240. Подробнее см .: Давыдов В.М., Бобровников A.B., Теперман В.А. Указ. соч. С. 35–37; Бобровников A.B. Макроциклы в экономике стран Латинской Америки. М., 2004. С. 246–256.

241. Подсчитано по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 172, 173, 591–593.

242. Портер M. Международная конкуренция. Конкретные преимущества стран. М., 1993.

243. Ffrench-Davis R. Reformas para America Latina: despues del fundamentalismo liberal. Buenos Aires, 2005. P. 134.

244. Bouz.as R., Pagnotta E. Dilemas de la politica comercial externa argentina. Buenos Aires, 2003. P. 37.

245. Ibid. P. 66, 68.

246. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 600.

247. Bouzfls R., Pagnotta E. Op. cit. P. 25.

248. Sevares J. Op. cit. P. 132.

249. Подробнее см.: Arnand V.G. MERCOSUR, Union Europea, NAFTA у los procesos de integraci?n regional. Buenos Aires, 1999. P. 183–198.

250. Caballero A. I. у Otros. Op. cit. P. 442.

251. Bouz.as R., Pagnotta E. Op. cit. P. 94.

252. Лисоволик Я.Д. Конкурентная Россия в мире «конкурентной либерализации». М., 2007. С. 11.

253. Bouzfls R., Pagnotta E. Op. cit. P. 22.

254. Ibidem.

255. Ibidem.; La Naci?n. 2006.15.01.

256. Подробнее о Плане Брейди см.: Basualdo E. Estudios de Historia Econ?mica Argentina. Desde mediados del siglo XX a la actualidad. Buenos Aires, 2006. P. 346–354.

257. Ibid. P. 353; Terragno R. Op. cit. P. 77.

258. Clarin. 1992.07.12.

259. Подсчитано no: Instituto de Estadistica у Censos (INDEC). – www. mecon. gov. ar

260. Mussa M. Argentina у el FMI. Del triunfo a la tragedia. Buenos Aires, 2002. P. 15.

261. Escude C. Realismo periferico. Buenos Aires, 1992.

262. Цит. no: Duhalde E. Op. cit. P. 317.

263. Цит. no: Castro J. Op. cit. P. 169.

264 Подробнее см.: Яковлев П.П. Проблемы и надежды «менемстройки» // Латинская Америка. 1990. № 3.

265. Ffrench-Davis R. Op. cit. P. 25.

266. Подсчитано no: Ministerio de Economia. – www.mecon.gov.ar

267. Noticias. 2000.23.09. P. 32.

268. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 517.

269. Ibid. P. 485.

270. El Pensamiento Conservador. Septiembre de 2000. P. 6.

271. Le Monde Diplomatique. 2000, # 18. P. 3.

272. Noticias. 2000.23.09. P. 31.

273. Clarin. 2000.10.12.

274. Noticias. 2001.13.10. P. 34.

275. Mora у Araujo M. La Argentina: una victima de si misma. Debil gobernabilidad у bajo consenso social // S?nchez Arnau J. C. (editor). Crisis econ?mica у poli-ticas p?blicas. Las experiencias de Rusia у Argentina. P. 316.

276. Jozami E. Op. cit. P. 69.

277. darin. 2000.10.07; 18.06.

278. Латиноамериканский опыт разгосударствления и приватизации. М., 1993. С. 40.

279. Williamson J. Did the Washington Consensus Fail? Washington D.C., 2002.

280. Braun M., Llach L. Op. cit. P. 217.

281. Свои взгляды на проблемы развития Аргентины Д. Кавалло изложил в книге: Cavallo D. El peso de la verdad. Un impulso a la transparencia en la Argentina de los 90. Buenos Aires, 1997.

282. Grandona M. Op. cit. P. 77, 78.

283. Подробнее о кризисах 1990-х гг. и их воздействии на страны Латинской Америки см.: Давыдов В.М., Бобровников A.B., Теперман В.А. Указ. соч. С. 69–110.

284. Graziano W. Las siete plagas de la Argentina. Buenos Aires, 2001. P. 140.

285. darin. 2000.17.12; 26.06.

286. Morales Sola J. El sueno eterno. Ascenso у caida de la Alianza. Buenos Aires, 2001.

287. Teiragno R. Op. cit. P. 128.

288. www.mitclub.org.ar/cartaarg/cartaarg.html

289. Teiragno R. Op. cit. P. 136.

290. Conesa E. Op. cit. P. 86.

291. Graziano W. Op. cit. P. 101.

292. Noticias. 2000.16.12. P. 26.

293. Di Mauro J. A. [,Que se vayan todos? Cr?nica del derrumbe politico. P. 98.

294. Duhalde E. Op. cit. P. 267.

295. darin. 2000.10.12.

296. The Financial Times. 2000.20.12.

297. darin. 2000.26.10.

298. darin. 2000.19.06.

299. The Financial Times. 2000.20.12.

300. Guido P., Lazzaii G. Apuntes sobre la caida de la economia argentina: (sepuede evitar todo, menos las consecuencias) – http://www.fucaes.com.ar/biblioteca/ informes/

301. Ibidem.

302. Confianza en Cavallo para salir de la crisis // La Naci?n. 2001.30.03; Cavallo genera m?s confianza que De la R?a // Ambito Financiero. 2001.02.04.

303. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). P. 362.

304. Instituto Nacional de Estadistica у Censos (INDEC). – www. mecon.gov.ar

305. Grondona M. Op. cit. P. 97, 98.

306. darin. 2001.14.09.

307. Calomi?s Ch. W. How to Resolve the Argentine Sovereign Debt Crises. – www. aei.org/publications/

308. Noticias. 2001.13.10. P. 38.

309. Banco Central de la Rep?blica Argentina.

310. «Возьмем быка за рога – поговорим о внешнем долге» – так начал А. Родригес Саа свое заявление о дефолте (Di Майю J. A. Op. cit. Р. 199).

311. La Naci?n. 2002.08.11.

312. См., например: Sevares J. Op. cit. P. 119.

313. Bruno E. A. Op. cit. P. 155.

314. Cavallo D. En que sentido fue la deuda externa el detonante de la crisis argentina? – http://www.cavallo.com.ar

315. http://www.presidenciaduhalde.com.ar

316. Duhalde E. Op. cit. P. 289.

317. El Pais. 2002.02.01.

318. Duhalde E. Op. cit. P. 75.

319. Caballero R., Dornbusch R. Argentina: a rescue plan that works. – http://econ-www. mit/edu/faculty/dornbusch/

320. Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет, которые могут все изменить / Отв. ред. С.А. Караганов. М., 2008. С. 94.

321. ?mbito Financiero. 2002.08.01.

322. Duhalde E. Op. cit. P. 272.

323. Ibid. P. 247.

324. Ibid. P. 17.

325. La Naci?n. 2002.23.01.

326. P?gina/12. 2002.08.03.

327. Relea F. La desaparici?n de Argentina sigue su curso // El Pais. 2002.14.04.

328. Bigo A. Etat ? l\'agonie vendrait Patagonie // Liberation. 2002.04.03.

329. El Pais. 2002.07.01.

330. darin. 2002.04.02.

331. La Naci?n. 2002.28.02; El Pais. 2002.01.03.

332. El Pais. 2002.16.03.

333. Lavagna R. Neoconservadurismo versus capitalismo competitivo. Buenos Aires, 2002.

334. Realidad econ?mica. 2002. N 187. P. 142.

335. darin. 2004.14.03.

336. Teiragno R. Op. cit. P.15.

337. Amadeo E. La salida del abismo. Memoria politica de la negociaci?n entre Duhalde у el FMI. Buenos Aires, 2003. P. 33.

338. Stiglitz J. E. Globalization and its Discontents. New York; London, 2003.

339. Krugman P. Llorar con Argentina // El Pais. 2002.20.01.

340. Mussa M. Argentina у el FMI. Del triunfo a la tragedia. Buenos Aires, 2002. P. 111.

341. Amadeo E. Op. cit. P. 77–86.

342. Clarin. 2002.22.

343. Realidad Econ?mica. 2003. N 193. P. 137.

344. Clarin. 2004.18.03.

345. Almeira G. La protesta social en la Argentina (1990–2004). Buenos Aires, 2004. P. 130, 131.

346. Ibid. P. 161, 195–197.

347. La Naci?n. 2005.14.11.

348. Broder P. Op. cit. P. 142.

349. El Pais. 2004.20.01.

350. Recomposici?n de las relaciones exteriores // Clarin. 2002.09.01.

351. El Mercosur le otorg? un blindaje politico a Duhalde // Clarin. 2002.14.01.

352. Ibidem.

353. Duhalde E. Op. cit. P. 305.

354. Ibid. P. 306.

355. Ibid. P. 251, 304.

356. El Universal. 2002.17.05.

357. Как известно, такое объединение было официально учреждено на саммите в Куско (Перу) в декабре 2004 г. См.: Лaeym А.А. ЮАСН – новый экономикополитический блок // Латинская Америка. 2006. № 1.

358. Tokatlian J. G. Hacia una nueva estrategia internacional. El desafio de Nestor Kirchner. Buenos Aires, 2004. P. 184.

359. http://www.fortuna.uolsinectis.com.ar

360. Clarin. 2004.09.02.

361. http://www.realinstitutoeicano.org

362. Своеобразным свидетельством признания международным бизнес-сообществом экономических успехов Аргентины стало приглашение Н. Кпршнеру ударить в колокол на Нью-Йоркской фондовой бирже в сентябре 2006 г. и тем самым объявить начало торгов. Сам президент расценил это как символ возвращения Аргентины «на то место в мире, которое она никогда не должна была покидать». – http://www.infobae.no-tas/20.09.2006.

363. Muller A. Lecciones // P?gina/12. 2006.06.08.

364. Bein M. La economia Argentina presenta los mejores fundamentos «en 70 aiios». – http://www.infobae.com/notas/06.08.2006.

365. Aguinis M. Kirchner es un virtuoso de la politica. – http://www.infobae.com/ notas/06.12.2007

366. P?gina/12. 2002.12.12.

367. El Plan Fenix // Realidad Econ?mica. 2003, # 193. P. 118–121.

368. Ibid. P. 122.

369. La Naci?n. 2004.23.03.

370. P?gina/12. 2004.12,25.06.

371. P?gina/12. 2004.12,8.07.

372. La Naci?n. 2004.23.06.

373. darin. 2004.02.04.

374. darin. 2007.07.12.

375. Bonelli M. Sostener el crecimiento, el principal objetivo politico // darin.

2007.07.12.

376. Cufre D. Una economia que va a velocidad crucero // P?gina/12. 2006.22.09.

377. Важно отметить и тот момент, что с декабря 2001 по декабрь 2005 г. душевой ВВП (в постоянных ценах) вырос на 20 % // darin. 2006.15.01.

378. Lineamientos Estrategicos para el Desarrollo Productivo de la Argentina. (Primer documento para discusi?n). Mayo 2007, Ministerio de Economia у Producci?n. P. 41.

379. Подробнее см.: Разумовский Д.В. Сельское хозяйство Аргентины: особенности развития, экологические условия и перспективы модернизации // Латинская Америка: проблемы модернизации в контексте устойчивого развития. М., 2007. С. 185–197.

380. Clarin. 2005.05.03.

381. Clarin. 2005.10.03.

382. Lineamientos Estrategicos para el Desarrollo Productivo de la Argentina. P. 41.

383. Clarin. 2006.02.09.

384. Clarin. 2005.31.12; 2008.05.01; La Naci?n. 2004.06.03; 2008.22.01; http://www. fortuna.uolsinectis. com. ar/

385. Grain Market Report. 2008, # 374. – http://www.igc.org.uk/

386. Clarin. 2004.13.11.

387. Clarin. 2006.26.02.

388. Clarin. 2006.20.04.

389. Secretaria de Mineria de la Naci?n. Rep?blica Argentina. – http://www.mineria. gov.ar/noticias/

390. http://www.infobae.com/contenidos/25/ll/2007; INDEC Informa, Marzo de 2009.

391. P?gina/12. 2006.03.09.

392. P?gina/12. 2006.16.04.

393. Clarin. 2006.05.03.

394. Подсчитано no: Ranking de las 1000 empresas lideres // Prensa Econ?mica.

2005. N 273. P. 92–102.

395. El trabajo en Argentina. Condiciones у perspectivas. Informe trimestral, Primavera 2007. – www.cenda.org.ar

396. Ibid. P. 5.

397. Ibid. PIO.

398. Garret?n M. A. La cohesion social, un imperativo del desarrollo // Clarin. 2007.21.10.

399. La Naci?n. 2008.05.01.

400. Alemann J. El replanteo del Estado, un problema mundial // La Raz?n.

2005.20.01.

401. Fernandez Diaz, J- Bienvenidos a la moda del neonacionalismo // La Naci?n.

2006.29.01.

402. Bresser-Pereira L. C. Estado у mercado en el nuevo desarrollismo // Nueva Sociedad. 2007. N 210. P. 110.

403. Ibid. P. 114.

404. Lavagna rales out a return to «populist» Argentine policies // The Financial Times. 2005.24.03.

405. В числе учредителей Форума были: Национальная комиссия по атомной энергии, Университет Буэнос-Айреса, Национальная инженерная академия, компании «Сименс», «Аркор», «БиоСидус» и другие. – http://info.asocia-cionenlaces.org/anchives/009358.html/

406. В начале 1990-х гг. отрасль насчитывала 30 предприятий и выпускала 150 тыс. единиц мототехники в год. В 2002 г. осталось лишь 5 компаний, а производство сократилось до 4 тыс. единиц (Clarin. 2006.31.08).

407. Ibidem.

408. По состоянию на 2006 г. экспортный налог на сою составлял 23,5 % (La Naci?n. 2005.31.12).

409. Fhom K. Science, Techology and Innovation in Argentina. World Bank, Working Paper, September 2005. – http://siteresources.worldbank.org/

410. Clarin. 2005.21.08; La Naci?n. 2005.11.01; 2007.27.11.

411. P?gina/12. 2005.13.08.

412. Ibidem.

413. Fhom K. Op. cit. – http://siteresources.worldbank.org/

414. Ibidem.; Clarin. 2007.01.11.

415. La ciencia como politica del Estado // La Naci?n. 2007.27.11.

416. P?gina/12. 2006.14.05.

417. Ibidem.; Clarin. 2006.09.03.

418. Clarin. 2008.08.01.

419. В документе говорилось: «Аргентина станет одним из лидеров в Латинской Америке в использовании и коммерциализации достижений современной промышленной биотехнологии…» (Biotecnologia. Plan de acci?n 2005 —

2007. – http://www.foarbi.arg.ar/docs).

420. http://www.rian.ru/economy/branches/20060919/5402714 – print.html/

421. Galii E. El granero energetico // La Naci?n. 2006.30.05.

422. Nanotecnologia: las empresas argentinas est?n en carrera. – http://www.servicios. ieco.com.ar.notas/14.10.2007.

423. http://www.minplan.gov.ar/

424. Rossi A. Lanzan el plan nuclear e insisten en que ser? para «uso pacifico» // Clarin. 2006.24.08.

425. Finsoport. Economia у Finansas. Informe N 269. – www.finsoport.com.ar

426. Castineira R. Politica Fiscal 2008: [,A Cu?nto Aumenta el Super?vit Fiscal? // Argentina Macroeconomic Outlook. Diciembre 2007. N 37. – www.economet-rica.com.ar

427. Galak O. El aumento de la voracidad fiscal // La Naci?n. 2007.09.12.

428. См.: Международные валютно-кредитные и финансовые отношения. М.,

2001. С. 181.

429. International Monetary Fund. Annual Report 1998. Washington, 1998. P. 45.

430. Clarin. 2006.14.07.

431. Presentaci?n del programa monetario 2008 ante el Honorable Senado de la Naci?n. 26 de Diciembre de 2007. – http://www.bcra.gov.ar/

432. Banking System Outlook: Argentina, October 2007. Moody’s Investors Service. – www.moodys.com

433. La Naci?n. 2006.21.02.

434. Argentina Macroeconomic Databank. I Trimestre 2008, # 38. – www.econome-trica.com.ar

435. http://www.infobae.com/notas/

436. Clarin. 2006.03.09.

437. Clarin. 2008.16.02.

438. Clarin. 2006.20.08.

439. Как отмечал B.A. Теперман, государственные банки в тяжелых условиях кризиса приняли на себя значительную часть финансирования частного бизнеса. Так, в 2002 г. на их долю пришлось 45 % объема кредитования малого бизнеса и 50 % сельского хозяйства (Государственные и межгосударственные банки в экономической стабилизации в Латинской Америке. С. 105).

440. La Naci?n. 2006.16.01; Clarin. 2006.03.01.

441. La Naci?n. 2007.24.09; 2008.01.02.

442. La Raz?n. 2005.27.01.

443. Clarin. 2004.07.11.

444. ГКК представлял интересы держателей облигаций на сумму 37 млрд дол. (Clarin. 2005.12.01).

445. The Wall Street Journal. 2004.14.01.

446. Bruno E. A. Op. cit. P. 186.

447. La Naci?n. 2005.11.02.

448. http://www.mercado.com.ar/27.02.2005.

449. La Naci?n. 2005.26.02.

450. The Economist. 2005.25.02.

451. http://www.presidencia.gov.ar/prensaoficial/mostrar_news

452. The Financial Times. 2005.07.03.

453. Цит. no: La Prensa. 2005.03.03.

454. Clarin. 2005.27.02.

455. Ministerio de Economia у Production. An?lisis № II – Argentina, el FMI у la Crisis de la Deuda. Presentation. – http://www.mecon.gov.ar

456. Clarin. 2005.29.11.

457. Пребывание Ф. Мисели на посту министра экономики неожиданно закончилось в июле 2007 г. в связи с тем, что в туалете ее офиса в ходе рутинного обхода агентов службы безопасности была обнаружена крупная сумма денег, по поводу происхождения которых она не смогла дать вразумительного объяснения.

458. Уход Р. Лаваньи был частью реорганизации кабинета, в котором заметно усилились позиции националистически настроенных деятелей. Министром обороны стала Нильда Lappe – правозащитник, соратник Х.Д. Перона, бывшая до этого назначения послом в Венесуэле, где много сделала для сближения Буэнос-Айреса с режимом У. Чавеса. Во главе МИДа встал Хорхе Тайана, социолог, сын личного врача Х.Д. Перона, сторонник приоритетного развития отношений с латиноамериканскими странами.

459. Цит. по: La Naci?n. 2005.30.11.

460. Ibidem.

461. Kirchner: «Esta es la oportunidad del cambio, de la transformation» // Clarin.

2005.16.12.

462. Ibidem.

463. El paga Kirchner. —

http://www.noticias.uol.com.ar/edicion_1512/nota_00.htm

464. La economia у la sociedad, despues del FMI // Clarin. 2005.18.12.

465. Cafiero A. Un paso hist?rico frente al Fondo Monetario // Clarin. 2006.03.01.

466. La Naci?n. 2006.15.01.

467. Sobisch J. Asalto a las instituciones // La Naci?n. 2006.02.01.

468. Cibilis A. ^.Desendeudarce? // P?gina/12. 2006.08.01.

469. La Naci?n. 2007.16.12.

470. Guino de EE.UU. para negociar con Club de Paris. —

http://www.servicios.ieco. com.ar.notas/15.02.2008

471. Reporte Econ?mico, № 72. —

http://www.ieco.clatin.com/2008/09/29/marco72/pdf.

472. Clarin. 2007.10.12; La Naci?n. 2007.04.12.

473. См., например: Стиглиц Дж. Ю., Чарлтон Э. Справедливая торговля для всех. Как торговля может содействовать развитию. М., 2007. С. 31–33.

474. Lineamientos de la politica comercial externa de Argentina. – http://www.sice. oas.org.

475. Clarin. 2007.25.02; La Naci?n. 2007.19.12.

476. Clarin. 2008.01.02.

477. Cr?nica. 2007.15.08.

478. Подробнее см.: Страны Латинской Америки и Карибского бассейна в ВТО. М., 2008.

479. Buscan un acuerdo mundial en cinco meses // La Naci?n. 2006.03.02.

480. Argentina fija posici?n en comercio exterior. – http://www.infobae.com/conte-nidos/09/0/2008.

481. Clarin. 2007.12.10.

482. Лисоволик Я.Д. Указ. соч. C. 106.

483. Clarin. 2005.08.11.

484. La Raz?n. 2004.25.05.

485. La Naci?n. 2008.08.01.

486. El Mercosur enfrenta una etapa de cambios // Informe. Comercio Exterior у Negociaciones Internationales. Buenos Aires, julio de 2007.

487. http://www.mercosur.org.uy

488. Libre comercio Mercosur – Israel // La Naci?n. 2008.19.01.

489. Precios Medios del Comercio Exterior de Productos Industriales. – www.infobae. com/

490. El Mercosur enfrenta una etapa de cambios. P. 9.

491. www.infobae.com/contenidos/19.01.2008.

492. La Naci?n. 2007.29.12; 2008.19.03.

493. El Pais. 2007.26.10.

494. www.infobae.com/contenidos/26.12.2007.

495. La Naci?n. 2007.21.02; Clarin. 2008.9.02.

496. La Naci?n. 2007.22.09.

497. www/fao.org/es/ess/compendium_2006/pdf/ARG_ESS_pdf; INDEC Informa, Septiembre de 2009

498. Las exportaciones pesqueras llegaran a u$s 1.000 millones. – www.infobae.com/ contenidos/15.10.2006; INDEC Informa, Setiembre de 2009.

499. Las exportaciones de l?cteos superaron los u$s 600 millones. – www.infobae. com/contenidos/25.02.2006; INDEC Informa, Setiembre de 2009.

500. La Naci?n. 2008.02.02.

501. La Naci?n. 2006.17.10; 2007.27.03.

502. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). P. 600; La Naci?n.

2008.03.02.

503. La Naci?n. 2007.18.12.

504. Anuario Estadistico de la Rep?blica Argentina 2007. Buenos Aires, INDEC.

2008.

505. http://www.aluar.com.ar

506. La Naci?n. 2007.22.12.

507. Taicma J. El desafio de exportar maquinaria // Clarin. 2007.27.10.

508. Ibidem; Prensa econ?mica. 2009. # 294.

509. INDEC Informa. Agosto de 2006. P. 105.

510. Europa compra m?s alimentos al pais. – www.infobae.com/conteni-dos/19.02.2008.

511. Бергер Я. Китайская модель развития // Мировая экономика и международные отношения. 2009. № 9.

512. Anuario Estadistico de la Rep?blica Argentina 2007. Buenos Aires, INDEC. 2008; INDEC Informa. Septiembre de 2009.

513. Los presidentes sellaron once acuerdos econ?micos // Clarin. 2007.10.03.

514. Pescarmona gan? en Venezuela una licitaci?n millonaria // La Naci?n. 2008.19.01.

515. Una radiografia de Mexico // La Naci?n. 2007.16.10.2007.

516. Amguete N. Africa… // P?gina/12. 2007.21.01; INDEC Informa. Septiembre de

2009.

517. Boom en la exportaci?n de servicios // Clarin. 2007.12.11.

518. La Naci?n. 2008.04, 10.02.

519. P?gina/12. 2008.12.02.

520. Подробнее см.: Бобровников A.B. Макроциклы в экономике стран Латинской Америки. С. 293–302.

521. http://www.atombroker.ru/news/?id=732&t=2

522. http://www.nuclear.rus/press/other_news/

523. BenchimoI P. La meta de ser top ten en el nicho de servicios con valor agrega-do // P?gina/12. 2008.08.02.

524. Informe Econ?mico Semanal. 2008. N 652. P. 5.

525. Gestiones para equilibrar la balanza comercial entre la Argentina у Brasil // La Naci?n. 2008.26.03.

526. Informe Especial Comercio Exterior China // Finsoport. Informe N 250. P. 3.

527. Informe Especial Comercio Exterior China // Finsoport. Informe N 250. P. 7.

528. De gigante amigo a gran peligro chino // La Naci?n. 2007.26.08.

529. El boom de importaciones chinas una amenaza para la industria nacional // Informe Econ?mico Semanal. 2008. N 654. P. 4.

530. De gigante amigo a gran peligro chino // La Naci?n. 2007.26.08.

531. Ведомости. 2007.21.05.

532. Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего / Отв. ред. С.А. Караганов. М., 2007. С. 56; Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет, которые могут все изменить / Под ред. С.А. Караганова. М., 2008. С. 182.

533. Для Аргентины, например, это соотношение составляет соответственно 367 и 1335 дол. (Roberto Lavagna. Neoconservadorismo versus capitalismo com-petetivo. Buenos Aires, 1999. P. 34).

534. Не случайно и в России, и в Аргентине до настоящего времени сильна критика событий 1990-х гг. и роли в них двух экс-президентов.

535. См.: Яковлев П.П. Две страны, два кризиса // Латинская Америка. 2004. № 4. С. 102 – 105.

536. Подробнее см.: Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет, которые могут все изменить / Под ред. С.А. Караганова. С. 215.

537. La Raz?n. 2004.04.10.

538. Clarin. 2006.19.03.

539. La Naci?n. 2005.18.10.

540. Показательный факт: из 300 аргентинских компаний, экспортирующих свою продукцию в Россию, 270 – малые и средние предприятия (Clarin. 2005.19.04).

541. http://www.infobae. com/notas/26.04.2005.

542. La Naci?n. 2006.11.03.

543. Ibidem.

544. Http://www.kremlin.ru/text/appears/2008/12/210429.shtml

545. Подсчитано по: http://www.indec.mecon.gov.com.ar

546. http://intobal.com/notas/28.09.2006.

547. Clarin. 2006.26.09.

548. P?gina/12. 2006.20.09.

549. Clarin. 2005.04.03.

550. http://www.infobal.com/notas/20.09.2006.

551. La Raz?n. 2006.27.09.

552. Подробнее см.: Новые партнеры Латинской Америки – Китай, Южная Корея, Индия, ЮАР // Аналитические тетради ИЛА РАН. 2005. № 18.

553. Bermudez I- La polemica por el nivel у la calidad de la inversion // Clarin. 2006.11.06.

554. МЦУПС (ICSID – International Centre for Settlement of Investment Disputes) был создан в рамках Всемирного банка в 1966 г. В целях содействия увеличению международных инвестиций путем предоставления услуг по арбитражному разбирательству и урегулированию споров между правительствами и иностранными инвесторами. – http://www.worldbank. org/icsid/news/news/htm.

555. http://www.worldbanl.org/icsid/cases/pending.htm.

556. Clarin. 2006.05.10. Свидетельством укрепления позиций Аргентины в МЦУПС стал, в частности, тот факт, что ряд крупнейших компаний, включая «Телефонику», сняли свои претензии к стране.

557. http://www2.standardpoors.com/servlet.

558. http://www.aon/about/publications/issues/political_risl_map.isp; La Naci?n.

559. Беатрис Нофаль – экономист, в период президентства Р. Альфонсина была заместителем государственного секретаря (этот пост занимал Р. Лаванья) по внешней торговле и принимала участие в подготовке создания МЕРКОСУР.

560. La Naci?n. 2006.05.10.

561. Новые инвестиции в энергетический сектор полностью прекратились в 1998 г. (Clarin. 2006.17.09).

562. «Объема капиталовложений хватает лишь для поддержания нынешнего уровнядобычи, но его недостаточно для разработки новых месторождений», – отмечал высокопоставленный менеджер компании «Шеврон» Али Мошири (La Naci?n. 2006.11.08).

563. Secretaria de Energia. – www.mecon.gov.ar.

564. http:/www.eia/doc.gov/emen/cabs/argentina.html.

565. La Naci?n. 2006.11.10.

566. Informe de gesti?n en la secretaria de energia. – http://www.minplan.gov.ar/.

567. Противники «закона об углеводородах» утверждали, что он «премирует» иностранные компании, которые в 90-е годы прошлого века не инвестировали в новые месторождения, а в начале XXI в. благодаря взлету мировых цен на нефть, получили в стране прибыль порядка 15 млрд дол. «Почему мы, аргентинцы, должны финансировать транснациональные корпорации?» – вопрошал, в частности, бывший заместитель государственного секретаря по энергетике Густаво Кальеха (P?gina/12. 2006.11.10).

568. Bonelli М. Acuerdo para enfrentar el problema energetico // Clarin.06.10.2006.

569. Martinez O. Electricidad: al filo de un ataque de nervios // Clarin. 2006. 20.08.

570. Cufre D. Salir a la mar a pescar petr?leo // P?gina/12. 2006.12.01.

571. Clarin. 2006.12.01.

572. Ya se diagrama en Caracas el gasoducto sudamericano // La Prensa. 2006.02.03.

573. Petrobr?s negocia por el gasoducto del Sur // La Naci?n. 2006.17.07.

574. Scaletta C. Petr?leo verde // P?gina/12. 2006. 08.10; Moiina C. Subirse al tren de la historia // Clarin. 2006.11.02.

575. Balance preliminar de las economias de America Latina у el Caribe, 2006. Na-ciones Unidas, CEPAL. Santiago de Chile. 2006. Cuadro A-23.

576. La Naci?n. 2007.08, 16.10.

577. http://www.infobae/com/contenidos/29.11.2007.

578. http://www.infobae.com/contenidos/14.09.2007.

579. Kirchner: el consumo no provoca inflaci?n // La Naci?n. 2007.19.09.

580. Inflaci?n: que miden los indices // Clarin. 2007.28.01. По результатам опросов, проведенных в 2006–2007 гг. Центром финансовых исследований Университета Ди Телья, 70–80 % аргентинцев считали, что реальный уровень инфляции в стране превышал официальный показатель на 50 % (Clarin.

2007.15.03).

581. http://www.servicios.ieco.com.ar.notas/14.09.2007.

582. La Naci?n. 2007.09.12; Clarin. 2007.18.09.

583. Впервые к переходу к прямому таргетированию инфляции заявили власти Новой Зеландии в 1990 г. Впоследствии такой режим был принят еще в двух десятках стран, в том числе в Австралии, Великобритании, Канаде, Испании, Норвегии, Чехии, Швеции, Индонезии, Бразилии, Колумбии, Чили.

584. См.: Зиберт X. Эффект кобры. СПб., 2003.

585. Reporte Econ?mico. 2008, edici?n # 66. R 2.

586. Informe especial # 390, abril 2008. – www.econometrica.com.ar.

587. Informe Econ?mico Semanal. 2008, # 662. R 1.

588. Clarin. 2008.06.08.

589. Cachanosky R. Op. cit. P. 32.

590. Ibid. P. 72.

591. Ibid. P. 73.

592. Теория трансакционных издержек (transaction cost economics) является одной из составных частей неоинституционализма, а сами издержки наравне с институтами – ее базовой категорией. Это – издержки сбора и обработки информации, проведения переговоров и принятия решений, издержки контроля и юридической защиты выполнения контракта. Эти издержки не связаны с процессом производства как таковым, но оказывают огромное воздействие на конечный результат всей хозяйственной деятельности.

593. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 122.

594. Импорт или «трансплантация» – процесс заимствования институтов, развившихся в иной институциональной среде. Позитивная адаптация этих институтов к новым условиям – ключевая задача. См.: Полтерович В.М. Трансплантация экономических институтов // Экономическая наука современной России. 2001. № 3.

595. См.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 25.

596. La Naci?n. 2008.12.04.

597. Bast einer М.A. «Kirchnosaurio» en combustion // El Pais. 2007.23.07.

598. UIA, Bases para refundar la Naci?n. – http://www.presidenciaduhalde.com.ar

599. Wainfeld M. Cr?nica de la era del pingiiino // P?gina/12. 2007.09.12.

600. Pagni C. El juego avanza de la mano del poder // La Naci?n. 2008.17.03.

601. Un sistema de partidos enfermo // La Naci?n. 2008.02.03.

602. Morales Sola J. Argentina, el sistema de los Kirchner // Politica Exterior. 2007. N 120. P. 32.

603. Fernandez Diaz, J- La oposici?n no sabe a que oponerse // La Naci?n.

2007.07.01.

604. Cachanosky R. Op. cit. P. 18.

605. http://www.infobae.com/23.08.2008.

606. Cachanosky R. Op. cit. P. 34.

607. Ibid. P. 29.

608. Braun M., Llach L. Op. cit. P. 87.

609. Clarin. 2009.18.10.2009.

610. Informe Especial N 389, Marzo 2008. P. 4. – www.econometrica.com.ar

611. P?gina/12. 2009.24.08.

612. http://www.servicios.ieco.com.ar/31.03.2008.

613. P?gina/12. 2008.02.04.

614. Ajreo N., Rodriguez J Ganan como nunca // P?gina/12. 2008.16.03.

615. «El gobierno de los Kirchner es un obst?culo para el crecimiento» // P?gina/12. 2008.25.05.

616. Juntos, un paro con mucha fuerza // Clarin. 2008.15.03.

617. Negociar para superar el conflicto agrario // Clarin. 2008.23.03.

618. Alfonsin R. Politicas erradas para el campo // Clarin. 2008.27.03.

619. P?gina/12. 2008.27.04.

620. http://www.infobae.com/17.03.2008.

621. P?gina/12. 2008.23.03.

622. http://www.servicios.ieco.com.ar/31.03.2008.

623. http://www.infobae.com/19.03.2008.

624. Roberts J. M. Argentina Farmers Strike: Refusing to Foot the Bill for the Kirchner’s Populist Politics // The Heritage Foundation Paper N 1938, May 27, 2008.

625. http://www.servicios.ieco.com.ar/30.07.2008.

626. Perez del Castillo D. La derrota de los Kirchner en el Senado marca el fin de una ёроса // La Naci?n. 2008.17.07.

627. Marirrodriga J. La popularidad de la presidenta argentina se hunde en tres meses // El Pais. 2008.09.04.

628. Muller A. Otra vez la misma piedra // P?gina/12. 2008.10.08.

629. http://www.eclac.org/

630. P?gina/12. 2008.09.10.

631. La Naci?n. 2008.08.10.

632. La Naci?n. 2008.30.09.

633. В целом за 2008 г. биржа Буэнос-Айреса упала почти на 50 % и «закрыла» год на отметке 1079 пунктов. – http://www.servicios.ieco.com.ar/no-tas/30/12/2008.

634. ?mbito Financiero. 2009.24.02.

635. http://www.servicios.ieco.com.ar/notas/7.10.2008.

636. http://www.infobae.com/notas/06/10/2008.

637. Подсчитано по: http://www.mecon.gov.ar

638. Clarin. 2008.17.09.

639. http://www.infobae.com/notas/10/10/2008.

640. Dayton-Johnson J. El «efecto jazz» у la economia latinoamericana //Clarin. 06.10.2008.

641. Palabras Cristina en la ONU, martes, 23 de septiembre de 2008. – http://www. casarosada.gov.ar/

642. http://www.noticias.uol.com.ar/edicion_1659_05.htm

643. P?gina/12. 2008.12.10.

644. Dia de la Industria, jueves, 18 de septiembre de 2008. – http://www.casarosada. gov.ar/

645. Palabras de la Presidente en Puerto Deseado, viemes, 10 de octubre de 2008. – http: //www. casarosada.gov. ar/

646. Palabras de la Presidenta de la Naci?n en Council of Foreing Relations, lunes, 22 de septiembre de 2008. – http://www.casarosada.gov.ar/

647. Declaration Conjunta. Visita de Estado a Brasil de la Presidenta de la Rep?blica Argentina, Cristina Fern?ndez de Kirchner. – http://www.mrecic.gov.ar/portal/ novedades/ccargbra080908.html

648. http://www.infobae.com/notas/10/10/2008.

649. Clarin. 2008.10.10.

650. Clarin. 2008.08.10.

651. P?gina/12. 2008.12.10.

652. En el G-20, Cristina Kirchner breg? por «otro capitalismo». – http://www.in-fobae.com/notas/16/11/2008.

653. Seminario en Nueva Delhi. – http://www.casarosada.gov.ar

654. Clarin. 2009.16.12.

655. Clarin. 2009.14.10.

656. La Naci?n. 2009.28.10.

657. Эта мера затронула свыше 6 млн человек. В целом расходы бюджета на социальные нужды в 2009 г. превысили уровень 2002 г. в 7,5 раза. – http:// www.servicios.ieco.com.ar/notas/14/02/2009.

658. http://www.anses.gov.ar

659. La Naci?n. 2009.07.11.

660. Clarin. 2009.14.10.

661. http://www.elargentino.com/Impresion.aspx7KH61745.

662. http://www.infobae.com/notas/22.01.2010.

663. La Naci?n. 2009.21.10.2009.

664. http://www.infobae.com/notas/25.10.2009.

665. P?gina/12. 2009.28.10.

666. http://www. casarosada.gov. ar/

667. P?gina/12. 2009.22.12.

668. La Naci?n. 2009.19.12.

669. P?gina/12. 2010.05.01.

670. Resultado Fiscal Ano 2009. – http://noticias.mecon.gov.ar/

671. http://www.elargentino.com/Impresio.aspx?ID=74331.

672. См., например: Мировая экономика: прогноз до 2020 г.

673. Seguir? firme la demanda mundial de alimentos // La Naci?n. 2008.05.09.

674. Ibidem.

675. Argentina agroalimentaria 2010–2016. – http://www.minagri.gob.ar/SAGP-УА/

676. http://www.fyo.com.ar/analisis/noticias/05/09/2008.

677. http://www.infobae./com/22.07.2007.

678. P?gina/12. 2010.06.02.

679. La Naci?n. 2009.23.12.

680. P?gina/12, 06.02.2010; http://www.infobae.com/notas/05/03/2010.

681. http://www.mineria.gov.ar/

682. Clarin. 2010.21.01.

683. Se prob? con exito un misil desarrollado en el pais. – http://www.elargentino. com/18.12.2009.

684. Proyecto Presupuesto 2010. Ley de Financiamiento Educativo. Objetivos de CyT. – http://www.mincyt.gov.ar/

685. Стать нацией, которая чего-то стоит // Эксперт. 2010. № 128. С. 48.

Статистическое приложение

Таблица 1

Аргентина: основные показатели

Источник. Данные национальной и международной статистики.

Таблица 2 Динамика населения и занятости (тыс. человек и %)

Составлено по: Carrera J. I. La formaci?n econ?mica de la sociedad Argentina. V. I. Renta agraria, ganancia industrial у deuda externa. 1882–2004. Buenos Aires, 2007. P. 208–210.

Рис. 1. Высшие и низшие точки изменения ВВП (в %, 1880–2010 гг.)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 227–229; IN DEC. – www.indec.gov.ar

Таблица 3 Циклы непрерывного роста ВВП Аргентины (5 и более лет) в период 1880–2010 гг.

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 227–229; INDEC. – www.indec.gov.ar

Таблица 4 ВВП и валовые внутренние инвестиции (млн песо в ценах 1993 г. и в %)

Источники. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 175–181; INDEC. Anuario Estadistico de la Rep?blica Argentina. 2007. Buenos Aires, 2008. P. 376; INDEC Informa. Septiembre 2009. Buenos Aires, 2009. P. 208, 209.

Таблица 5 Объем производства в расчете на одного занятого (в дол. 1990 г. и по ППС)

Источник. International Labour Organization. – http://kilm.ilo.org/.

Таблица б Структура ВВП Аргентины (%)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 183–203; Argentina: Composicion sectorial del PIB. – http://cei.mrecic.gov.ar/html/mercosur.htm

Таблица 7 Удельный вес сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности в ВВП (млн песо в постоянных ценах 1993 г. и %)

Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 183–203; Argentina: Composicion sectorial del PIB. – http://cei.mrecic.gov.ar/html/mercosur. htm.

Таблица 8 Основные показатели аргентинской промышленности (2001 г. = 100)

Источник. INDEC. – www.indec.gov.ar.

Таблица 9 Производство важнейших видов промышленной продукции

Источник. INDEC, Estadisticas de Productos Industrials, Junio 2009.

Рис. 2. Объем жилищного строительства (1997 г. = 100)

Источник. INDEC. Indicadores de la coyuntura de la actividad de la constracci?n. Diciembre de 2009 (datos provisorios). – http://www.indec.gov.ar.

Таблица 10 Сбор основных сельскохозяйственных культур (тыс. т)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 265–274; Ministe – rio de Agricultura у Pesca. – http://www.minagri.gov.ar/ (2009–2010 гг. – оценка).

Таблица 11 Развитие животноводства (убой, тыс. голов)

Источник. INDEC, Estadisticas de Productos Industrials, Junio 2009.

Рис. 3. Валовой сбор зерновых и масличных культур (млн т)

Источник. Secretaria de Agricultura, Ganaderia, Pesca у Aliment os (2010 г. – оценка).

Таблица 12 Производство продовольственных товаров

Источник. INDEC, Estadisticas de Productos Industrials, Junio 2009-

Таблица 13 Страны – лидеры по производству ГМ культур (2009 г.)

Источник, http://www.ieco.clarin.com/informes_y_papers_html .

Таблица 14 Объем и структура федеральных налогов (млн песо)

Источник. CEPAL. – eclac.org/Argentina/default.asp

Таблица 15 Изменение уровня потребительских цен в 1970–2009 гг. (в %)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 450; INDEC. – www.indec.gov.ar.

Таблица 16 Крупнейшие банки Аргентины (по состоянию на август 2009 г., млн песо)

Источник. Banco Central de la Rep?blica Argentina. – http://www.bcra.gov .

Таблица 17 Аргентина: ставки банковского процента

Источник. Dos siglos de economia Argentina (1810–2004). P. 450, 562–563; CEPAL. Balance preliminar de las economias de America Latina у el Caribe; INDEC.

Таблица 18 Аргентина: динамика государственного долга (млн дол.)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 526–528; INDEC. – www.indec.gov.ar

Таблица 19 Внешний долг Аргентины (млрд дол.)

Источник. CEPAL. – eclac.org/Argentina/default.asp

Таблица 20 Динамика внешней торговли (млн дол.)

Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 591–593; INDEC. – www.indec.gov.ar (2010 г. – оценка).

Рис. 5. Доля Аргентины в мировой торговле (в %)

Источник. World Trade Organization. – http://www.wto.org

Источник. Mercado. 2009. N 1095. Р. 86.

Рис. 6. Экспорт продукции агропромышленного комплекса (млрд дол.)

Источник. CEPAL. – eclac.org/Argentina/default.asp

Таблица 22 Крупнейшие компании-экспортеры (2008 г., млн дол.)

Источник. Prensa Econ?mica. 2009. N 294. P. 9.

Рис. 7. Экспорт промышленной продукции (млрд дол.)

Источник. CEPAL. – eclac.org/Argentina/default.asp

Таблица 23 Мировые цены на основные продукты аргентинского экспорта (дол./т)

Источник. CEPAL. – eclac.org/Argentina/default.asp

Таблица 24 Главные статьи аргентинского товарного экспорта (млн дол. и % от общего объема экспорта)

Источник. Составлено на основе аргентинской официальной статистики.

Примечания

Нобелевский лауреат Пол Самуэльсон отмечал: «Существует четыре типа стран: развитые, развивающиеся, Япония и Аргентина».

В 1910 г. на долю Аргентины приходилось 50 % совокупного ВВП латиноамериканских стран. Уже в 1913 г. в Буэнос-Айресе была открыта линия метро – первая в Латинской Америке.

Не случайно в 1998 г. по приглашению Правительства РФ в Москву для передачи опыта приезжал «творец аргентинского экономического чуда», бывший министр экономики Аргентины Доминго Кавалло.

В 1810 г. на долю Аргентины приходилось лишь 3 % совокупного ВВП стран Латинской Америки.

Экспорт мяса вырос с 25 тыс. т в 1900 г. до 145 тыс. т в 1910 г. (почти в 9 раз) // Cortes Conde R. La economia politica de la Argentina en el siglo XX. Buenos Aires, 2005. P. 29.

На международных рынках реализовывалось до 75 % всего объема сельскохозяйственной продукции. Страна, по существу, работала на экспорт // Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. Buenos Aires, 2004. P. 131.

Придя к власти в 1916 г., правительство ГРС ввело в стране 8-часовой рабочий день и 48-часовую рабочую неделю, национализировало нефтяные месторождения.

Характерно, что военные, организовавшие переворот, позиционировали себя в качестве сторонников индустриального развития.

Перонисты получили 4 580 тыс. голосов, тогда как их главные конкуренты, радикалы, почти в 2 раза меньше – 2 300 тыс. Важную роль сыграло то обстоятельство, что в этих выборах впервые участвовали женщины, получившие право голоса в 1947 г. во многом благодаря настойчивости Э. Перон. Неудивительно, что женский электорат в своем большинстве поддержал перонистов.

Заметим, что к этому моменту Аргентина вновь была вынуждена прибегнуть к внешним займам и снова превратилась в международного должника.

Этим термином P. Пребиш определял механизм ухудшения позиций развивающихся стран в международных экономических отношениях // Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? М., 1992. С. 224–234.

В 1957 г. на нефть пришлось 25 % всего аргентинского импорта, что составило 300 млн дол. // Ferrer A. La economia argentina. Desde sus origenes hasta principios del siglo XXI. Buenos Aires, 2004. P. 234.

По имеющимся оценкам, за время правления А. Фрондиси военные 26 раз предъявляли ему различные требования и 6 раз пытались отстранить от власти // Mudmik D. La patria financiera. El juego de la especulaci?n. Buenos Aires, 2005. P. 156.

Военная хунта сместила всех руководителей федерального, провинциального и муниципального уровней, а также членов Верховного суда и директоров Центрального банка и других государственных финансовых учреждений. Была запрещена деятельность политических партий и принят так называемый Устав Аргентинской революции.

В 1970 г. членами левоэкстремистской организации перонистов «Монтонерос» был похищен и убит генерал в отставке Педро Эухенио Арамбуру – в 1955 г. один из главарей путча против Х.Д. Перона.

Проблемы руководства страной особенно обострились после смерти Х.Д. Перона в июле 1974 г. и прихода к власти его жены Исабель. При ней за неполные два года сменилось семь министров экономики.

Высшую власть в стране осуществлял триумвират в составе трех командующих родами войск: генерал Хорхе Рафаэль Видела (сухопутные силы), адмирал Эмилио Эдуардо Массера (ВМФ) и бригадир Орландо Рамон Агости (ВВС).

За время военной диктатуры объем промышленного производства снизился на 10 %, доля обрабатывающей промышленности в ВВП упала с 28 до 22 %, а количество индустриальных рабочих сократилось на // Clarin. 2006.2 апреля.

К тому времени это был самый большой заем МВФ, выделенный латиноамериканской стране.

На этих выборах ГРС потерпел серьезное поражение и лишился контроля в нижней палате Национального конгресса.

Таким образом, относительно снижались поступления от экспорта в аграрный сектор, повышались соответствующие доходы индустрии и возрастала стоимость импорта.

С критикой плана выступили также промышленники, политически тесно связанные с перонизмом, отказавшиеся голосовать за декларацию Аргентинского индустриального союза в поддержку правительственной программы.

Как отмечалось в аргентинской печати, причина многих неполадок – крайняя степень износа оборудования, значительную часть которого давно было пора «сдать в музей» //Clarin. 1989.16.01.1

Эта теория, по существу, развивает закон Сэя, устанавливающий, что предложение рождает свой собственный спрос.

Часть прироста национального дохода, которая не может быть объяснена ростом труда и капитала, а приписывается техническому прогрессу.

Эту формулу ввела в политический лексикон Аделина Д’Алессио де Виола (одна из лидеров СДЦ и близкий соратник К. Менема), которая позаимствовала ее из Декларации принципов правительственной хунты, возглавлявшейся А. Пиночетом.

АПК – совокупность основных и смежных отраслей по выращиванию сельхозпродукта, его сбору, хранению, транспортировке и переработке до уровня готового к употреблению товара, а также по сбыту на внутреннем или внешнем рынке.

Прямой сев – сберегающая, бесплужная система земледелия, позволяющая вести сев без предварительной обработки почвы от сорняков. Требует применения гербицидов сплошного действия, строгого соблюдения технологий и новых видов техники.

ГЭС «Ясирета» является крупнейшим в Аргентине энергетическим объектом, на долю которого приходится 14 % производства всей электроэнергии в стране // Pagina/12. 2005. 26.02.

Выдающийся государственный и общественный деятель Аргентины, писатель, историк, борец против авторитаризма и диктатуры, автор классического произведения «Факундо». В 1868–1874 гг. был президентом страны. При нем создана Академия наук, открыты сотни школ, библиотек.

Общее число непосредственно занятых в горно-рудной промышленности Аргентины выросло с 10 тыс. в 1990 г. до 30 тыс. в начале XXI в. // La Naci?n. 2005.03.05.

Не случайно в 1990-е гг. в стране возросло число частных университетов и увеличилось количество иностранных студентов.

По утверждению профессора социологии чикагского Northwestern University Георгия Дергульяна, впервые модное сейчас слово «глобализация» возникло в 1984 г. в редакционном комментарии газеты «Уолл-стрит джорнэл» по поводу решения кабинета Маргарет Тэтчер, открывшего иностранным банкам прямой доступ на финансовый рынок лондонского Сити. При этом до 1991 г. неологизм «глобализация» употреблялся только с прилагательным «финансовая».

Для сравнения: в ценах 2004 г. объем аргентинского экспорта в расчете на душу населения в 1913 г. составлял 1230 дол., а в 1990 г. – 384 дол.

Планы либерализации внешней торговли были поддержаны Всемирным банком, предоставившим Аргентине два займа на проведение этой реформы // Trade and Growth. New Dilemmas in Trade Policy. London, 1993. P. 187.

Подробнее о банке см.: Государственные и межгосударственные банки в экономической стабилизации в Латинской Америке. М., 2004. С. 98—101.

Администрация К. Менема начала символически выплачивать по 40 млн дол. в месяц в счет погашения просроченных платежей, сумма которых превышала 8 млрд дол. // Bruno E. A. El default у la reestructuraci n de la deuda. Buenos Aires, 2004. P. 126.

С этой целью Буэнос-Айрес эмитировал все новые и новые долговые инструменты (облигации, другие ценные бумаги), распространяя их по всему свету. Так, в Японии были размещены бонды, номинированные в иенах (так называемые «самураи»), в Испании – в песетах («матадоры»), в Италии – в лирах. Значительное количество облигаций, номинированных в долларах США, было размещено на местном аргентинском финансовом рынке.

Данный термин в дипломатический дискурс ввел тогдашний министр иностранных дел Аргентины Гильермо Ди Телья.

Внучатая племянница идеолога десаррольизма Р. Фрихерио М. Марко дель Понт в начале 2008 г. заняла пост президента Банка аргентинской нации.

Это недовольство зримо проявилось в 1997 г., когда на парламентских выборах перонисты, а следовательно, и К. Менем потерпели первую электоральную неудачу, утратив большинство в палате депутатов Национального конгресса.

Интересно отметить, что одним из претендентов на пост президента был Д. Кавалло, который набрал 10 % голосов и «пришел к финишу третьим».

Даниэль Маркс успел поработать в правительствах Р. Альфонсина и К. Менема и считался крупным специалистом в международных финансовых вопросах.

В период с марта по ноябрь 2001 г. банковские депозиты уменьшились на огромную сумму – 19,3 млрд песо/дол.: с 89,8 до 70,5 млрд // www.mecon.gov.ar

Напомним, что Россия в 1998 г. дефолтировала долговые обязательства на сумму 31,8 млрд дол. Впоследствии старые облигации были обменены на евробонды стоимостью 21 млрд дол. (дисконт – 34 %).

Вражда и соперничество двух политиков особенно усилились после того, как Э. Дуальде в 1997 г. (первым из видных деятелей официального перонизма) бросил лозунг: «Неолиберальная модель выдохлась!»

По оценкам, налог на экспорт углеводородов (в случае с нефтью он составлял 25 %) в 2002–2006 гг. принес аргентинской казне порядка 11 млрд песо // Duhalde E. El nuevo rumbo 1. Memorias del incendio. Los primeros 120 dias de mi presidencia. Buenos Aires, 2007. P. 256.

Р. Терраньо назвал экспертов МВФ «финансовыми морскими пехотинцами, которые высаживаются в стране и берут ситуацию под свой контроль» // Terragno R. La simulaci?n. Argentina у el FMI: dos decadas de mentiras у autoenganos. Buenos Aires, 2005. P. 10.

«У аргентинской коровы кончилось молоко», – заявила, характеризуя ситуацию в стране, супруга Э. Дуальде в Организации американских государств 12 апреля 2002 г.

На период до 25 мая 2003 г. (день вступления в должность нового президента) эти платежи могли составить порядка 9 млрд дол., что при валютных резервах страны в размере 9,8 млрд дол. было даже технически нереально.

Зарубежные и российские ученые в этой связи сформулировали и развили плодотворные тезисы о «втором поколении реформ» и «реформе реформ // Бобровников А.В. Макроциклы в экономике стран Латинской Америки. М., 2004. С. 385–391.

В эту группу входят: Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Египет, Алжир, Колумбия, Чили, Мексика, Перу, Индия, Индонезия, Иран, Малайзия, Кения, Ямайка.

Известный журналист Марио Вайнфельд писал: «Когда Н. Киршнера избрали президентом, он был мало известным персонажем политической массовки, теперь это самая сильная фигура национальной политики, способная наращивать свое влияние и за счет сторонников, и за счет противников» // Wainfeld М. Cr?nica de la era del ping?ino // Pagina/12. 2007.9.12.

1 квинталь = 45,94 кг.

В 2003–2008 гг. число занятых в строительной отрасли выросло со 170 до 375 тыс. человек. – Pagina/12. 2009.18.10.

В среднем в год в Аргентине регистрируется 50 тыс. новых компаний и 40 тыс. – прекращают свое существование. Таким образом, «чистый» годовой прирост числа юридических лиц составляет порядка 10 тыс. // Clarin. 2008.08.01.

По оценке аргентинских экспертов, в 2007 г. «вклад» совокупного спроса в увеличение ВВП составил 2/3 // Clarin. 2008.04.02.

Показательно, в частности, что президент Аргентинского индустриального союза Эктор Мендес публично признал: «Мы никогда не чувствовали себя столь защищенными, как сейчас» // La Naci?n. 2006.29.01.

По состоянию на 2006 г., на долю «Аэролинеас Архентинас» приходилось 90 % всех внутренних пассажирских перевозок. При этом половина ее воздушного флота не летала из-за нехватки запасных частей. В результате многие районы страны либо вообще не обслуживались воздушным транспортом, либо обслуживались в недостаточной степени // Pagina/12. 2006.25.06.

Как отмечал российский экономист С. Гуриев, «…государственное вмешательство может обойтись экономике очень дорого, поэтому необходимо точно представлять себе, насколько такое вмешательство обосновано в каждом конкретном случае» // Гуриев С. Мифы экономики: заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики. М., 2006, С. 37.

Аргентина – единственная латиноамериканская страна, давшая миру трех лауреатов Нобелевской премии в научных областях: Бернардо Усай (1947 г., физиология и медицина), Луис Федерико Лелуар (1970 г., химия), Сесар Мильстейн (1984 г., химия).

Заработная плата в сфере науки была «заморожена» в течение 14 лет, до 2003 г. // Pagina/12. 2005.13.08.

При этом количество проданных компьютеров возросло на 42,1 % и превысило 1 млн единиц // http://www.mercado.com.ar/

По мнению многих экспертов, без интервенций ЦБ соотношение песо/доллар к середине 2006 г. могло составить 2,3:1, т. е. произошло бы существенное удорожание аргентинской валюты // Clarin. 2006.03.09.

В 2006 г. кредиты частному сектору составляли лишь 10 % ВВП, тогда как в предкризисном 1999 г. они достигали 24 % ВВП. Эти данные указывали на все еще ограниченное влияние банков на воспроизводственный процесс. В рейтинге 50 развивающихся стран по степени развития банковской системы Аргентина в середине первого десятилетия нынешнего века занимала 39-е место, уступая таким государствам, как Египет, Индия, Боливия. Похожая картина наблюдалась на аргентинском рынке капиталов. Страна находилась на 38-м месте по степени капитализации экономики – порядка 30 % от объема ВВП, тогда как у Бразилии этот показатель составлял 48 %, а у Чили – более 100 % //La Naci?n. 2006.20.09.

Важно подчеркнуть, что в рамках названной линии кредиты предоставлялись из расчета 10,7 % годовых, тогда как рыночный уровень в этот период составлял 15,5—17,5 % // Clarin. 2006.03.01.

Как заметил несколько лет спустя П. Кругман, реструктуризация была «жесткой, но необходимой».// Pagina/12. 2009.28.10.

Речь идет о парламентских и провинциальных выборах 23 октября 2005 г., на которых сторонники Н. Киршнера одержали убедительную победу.

Аргентинские газеты писали, что на Н. Киршнера повлияли и внешние факторы: погашение Бразилией долга МВФ (15,5 млрд дол.) и выплата Россией задолженности Фонду и Парижскому клубу общим объемом 52,8 млрд дол. – Putin fue el que influy? primero // Clarin. 2005.16.12.

Включает 19 высокоразвитых государств. На начало 2008 г. долг Аргентины Парижскому клубу составлял порядка 5,5 млрд дол. – http://www.infobae.com/ contenidos/04/01/20078

Участниками ЮСН стали Аргентина, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гайана, Колумбия, Парагвай, Перу, Суринам, Уругвай, Чили и Эквадор.

По имеющимся экспертным оценкам, аргентинское продовольствие, направляемое на экспорт, способно «накормить» до 400 млн человек, или в 10 раз больше, чем население самой Аргентины.

Данное решение властей, вызвавшее неоднозначную реакцию как в самой Аргентине, так и за ее пределами, следует интерпретировать в русле политики, направленной на подъем жизненного уровня населения, для которого говядина – важный компонент продовольственной корзины. В стране исторически сложилось высокое потребление говяжьего мяса – 67 кг на душу населения // Mas consumo de carne, pero menos exportaciones. – www. infobae.com/contenidos/05.12.2007.

В октябре 2009 г. глава группы «Течинт» Паоло Рокка был избран президентом Всемирной ассоциации стали (World Steel Association), сменив на этом посту индийского магната Лакшми Митталя.

В американской прессе исследовательский и производственный комплекс «ИНВАП С.Э.» («Инвестигасьонес апликадас Сосьедад дель Эстадо»), в котором занято порядка 360 специалистов, назвали «маленькой Силиконовой долиной» // Nash N. С. Nuclear Roots Grow Into an Argentine Silicon Valley // The New York Times. 1994.06.02.

В частности, в СССР основные научно-технические достижения были связаны с развитием оборонной промышленности и преследовали цель добиться ракетно-ядерного паритета с США.

Как писала газета «Кларин», «во время аргентинского кризиса 2001 г. экономисты не переставали искать параллели с российским крахом 1998 г. (даже уровень девальвации песо и рубля был аналогичным!)» // Clarin. 2006.21.05.

Если в 1995–1999 гг. прямые иностранные инвестиции в Аргентине составляли в среднем 10,6 млрд дол., то в 2002 г. они упали до 1 млрд дол. // La inversion extranjera en America Latina у el Caribe. P. 32.

Во встрече, организованной Советом Америк, участвовали руководители 270 ведущих компаний и банков // Clarin. 2006.22.09.

Первоначальные претензии «Азурикс» достигали 565 млн дол. // La Naci?n. 2006.18.07.

Такая оценка вызвала протест Розового дома, представители которого заявили, что мнение американского ведомства «лишено оснований и не соответствует действительности» // darin. 2006.17.09.

Данный закон приняло правительство Х.Д. Перона в 1974 г., но в период неолиберальных реформ он был дезавуирован.

Доли участия в консорциуме распределились следующим образом: «Энарса» —35 %, «Репсоль-ЯПФ»—35, «Петробраз» —25, «Петроуругуай» —5 %. // Pagina/12. 2006.12.01.

Показательные данные. По подсчетам экспертов крупнейшего частного бразильского банка «Брадеско», за период 1961–2006 гг. аккумулированный размер инфляции в Аргентине превысил астрономическую цифру – 256 триллионов (!) процентов. По этому показателю страна заняла второе место в мире, уступив лишь Бразилии // Folha de S.Paulo. 2007.12.04.

Известный обозреватель Хорхе Овьедо сравнил данные INDEC с «советской статистикой», которая давала лишь показатели, угодные власти (Oviedo J. Estadisticas sovieticas. – La Naci?n. 2008.04.01).

Не все специалисты разделяют такую позицию. В числе критиков режима таргетирования инфляции – Дж. Стиглиц. Ученый считает, что эта политика приведет к «охлаждению» экономики и росту безработицы, но не остановит инфляцию, поскольку она провоцируется увеличением мировых цен на энергоносители и продовольствие (Stiglitz J. Е. The Failure of Inflation Targeting. – http://www.project-sindicate.org/).

Формальные правила – конституции, законы, судебные прецеденты, административные акты; неформальные нормы – традиции, обычаи, социальные условности.

В конце 2007 г. действующая налоговая система включала 29 120 правовых норм (законов, декретов, резолюций и распоряжений) национального и провинциального уровня // La Naci?n. 2007.02.09.

Еще в начале XX в. Жорж Клемансо отмечал: «Аргентина развивается благодаря тому, что ее политики и правители не воруют, когда спят» // Aguinis М. El atroz encanto de ser argentines. Buenos Aires. 2009. P. 19.

В Аргентине ТАТСА стала пионером по выпуску «экологически чистых» автобусов, работающих как на дизельном топливе, так и на электроэнергии.

В декабре 2009 г. малым и средним предприятиям была открыта новая линия «мягких» кредитов из расчета 13 % годовых и сроком на пять лет // La Naci?n. 2009.19.12.

Известный обозреватель Росендо Фрага назвал отставку (на самом деле – увольнение) М. Редрадо «самым большим институциональным кризисом киршенизма» // La Naci?n. 2010.31.01.

По имеющимся оценкам, только 8 % аргентинских промышленных компаний вкладывают средства в сферу НИР. // http://www.elargentino.com/Impresion.aspx?Id=63329.

Пётр Павлович Яковлев Перед вызовами времени (циклы модернизации и кризисы в Аргентине)

Предисловие

Загадка Аргентины (в жанре введения)

I Сто лет в мировой экономике и политике (1880—1980-е гг.)

Глава 1 От аграрной специализации к индустриальному обществу

Глава 2 Эпоха турбулентности и общественного противостояния

Глава 3 «Потерянное десятилетие» и поиск новой парадигмы развития

II Неолиберальный ответ на исторический вызов. Третья волна модернизации

Глава 1 «Дорожная карта» и практика рыночных реформ

Глава 2 Трансформация основных отраслей хозяйства

Глава 3 Лицом к глобализму: Аргентина на товарных и финансовых рынках

Глава 4 «Неолиберальная передозировка» и срыв модернизационного процесса

III Экономика современной Аргентины: навстречу императивам XXI века

Глава 1 Антикризисное управление и ревизия неолиберального курса

Глава 2 Неоиндустриальная модернизация (четвертая волна)

Глава 3 Курс на финансовый суверенитет. Выход из дефолта

Глава 4 Вызовы глобального рынка и внешнеэкономические ориентиры

Глава 5 Модернизационный проект под ударами мирового кризиса

Экономическая аритмия (вместо заключения)

Примечания

Статистическое приложение

Оглавление

Пётр Павлович Яковлев
Перед вызовами времени (циклы модернизации и кризисы в Аргентине)