ВАСИЛИЙ РОДЗЯНКО - УЧЕНИК АЛЕШИ КАРАМАЗОВА
Имя этого человека стало легендой уже в 50-е годы, когда миллионы мыслящих
людей слушали сквозь советские глушилки по Би-би-си его спокойную всепроникающую
речь со старомосковской мхатовской интонацией. Проповеди священника Василия
РОДЗЯНКО резко отличались от накатанных образцов византийского красноречия.
Он говорил о Боге с православных позиций, но нормальным русским языком XX
века. Почти все, о чем рассказывал священник, было новостью для русских людей
по обе стороны "железного занавеса". Внук знаменитого РОДЗЯНКО был
на редкость современным человеком. До него только Павел Флоренский понимал,
насколько современная физика и космология смыкаются с Библией в своих новейших
открытиях. Теория относительности Альберта Эйнштейна порадовала бы и Василия
Великого, и Иоанна Златоуста, если бы они о ней знали. Василий РОДЗЯНКО не
только просвещал. Он открывал незримые связи между религией и наукой.
Во-первых, выяснилось, что вся Вселенная возникла мгновенно, в результате
взрыва малюсенького сгусточка свети величиной с булавочную головку. "И
сказал Бог: "Да будет свет". И стал свет". Первичность света
в появлении нашего мира высмеивалась во всех советских антирелигиозных брошюрках.
Вот, мол, какая чушь. Сначала свет, а потом солнце. Но физика и космология
XX века подтвердила правоту Библии. Именно так -сначала свет, а потом уже
планеты, звезды, галактики. Даже сам время и пространство возникли в результате
Большого взрыва.
Нельзя спрашивать, а что было до этого. До этого не было пространства и времени,
а стало быть, бессмысленно говорить о каких-либо "до" и "после".
Василий РОДЗЯНКО родился в 1915-м, а уже в двадцатом году его семья эмигрировала
в Югославию. Там он получил духовное образование и стал священником. Потом
фашистская оккупация. Затем диктатура коммунистов. Тито арестовал Василия
Родзянко по странному обвинению - проповедь религии. Как может священник не
быть проповедником религии? Спросите пб этом коммунистов. Блуждать в лабиринтах
и кругах их воспаленного красного мозга не согласится никакой Данте.
После четырех лет коммунистической тюряги Василий РОДЗЯНКО смог покинуть красную
Югославию. Тогда-то и зазвучали его гениальные проповеди на Би-би-си. В 1980
году, после смерти матери, Василий РОДЗЯНКО постригся в монахи и вскоре стал
епископом Вашингтонским и Сан-Францисским. Как только рухнул "железный
занавес", епископ устремился в Россию. Восьмидесятилетний иерарх был
полон творческих сил и, подражая апостолам, неутомимо ездил по всему миру,
проповедуя и просвещая. Он стал почетным настоятелем церкви Малое Вознесение,
снова открывшейся напротив консерватории после советской диктатуры. В 1996
году он наконец-то напечатал в России главный труд своей жизни "Теория
распада и Вера Отцов". Теперь Василий РОДЗЯНКО показал не только силу,
но и слабость научной мысли. Наука может проникать во многие тайны Вселенной,
создавая все более и более совершенные модели мироустройства, но любая из
этих моделей обречена на смерть. Рано или поздно гаснут солнца, взрываются
солнца и галактики. Все, что может познать наука, обречено на гибель. Религию
же интересует только вечная жизнь.
Достоевский писал образ послушника Алеши Карамазова с будущего архиепископа
Антония Храповицкого, духовного отца и наставника Василия РОДЗЯНКО. Так что
все согласовано, или, как говорит Рената Литвинова, закрючковано.
В Лондоне, в дни осеннего равноденствия и Рождества Богородицы, состоялось
отпевание архиепископа Василия Родзянко. Восемьдесят четыре года его жизни
вполне укладывается в те каноны, по которым строятся жития святых подвижников
и просветителей.
За месяц до своей кончины РОДЗЯНКО приехал в Россию, где в Фонде культуры
зачитал свое духовное напутствие. Мне посчастливилось присутствовать на этой
встрече. Архиепискп призвал россиян не отказываться от самого главного духовного
богатства - Веры Отцов. Он напомнил, что православие - религия всемирная,
которая шире любых национальных пределов Православие совместимо только с любовью,
но никак не с враждой и ненавистью. Ученик того, кто вдохновил Достоевского
на образ Алеши Карамазова, уходит, оставляя множество своих духовных детей
в России и во всем мире. Такова непрерывная цепь времен: св. Амвросий Оптинский
(Зосима) - учитель Антония Храповицкого (Алеши Карамазова), Антоний Храповицкий
- учитель Василия Родзянко, Василий Родзянко - учитель многих учеников, чьи
имена мы еще услышим.
ТАЙНЫЙ КОД МИРОЗДАНИЯ
ОБРЕТЕНИЕ КОСМОСА
И в Упанишадах, и в Апокалипсисе, и в Голубиной книге говорится о "космическом
человеке", из которого возникает мир. Подобно фениксу, горел и не сгорал
Пуруша в индийских Упанишад.
Весна была его жертвенным маслом, лето - дровами,
а осень - самой жертвой,
Когда разделили Пурушу, на сколько частей он был
разделен?
Чем стали уста его, чем руки, чем бедра, ноги?..
Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце,
Из пупа возникло воздушное пространство, из головы
возникло небо.
Из ног - земля, страны света - из слуха.
Так распределились миры.
Насколько живучей оказалась эта метафора, можно судить по видению Аввакума
в тюремном остроге:
"Так добро и любезно на земле лежати и светом одеянну и небом покрыту
быти".
Это чрезвычайно примечательный древний образ, когда человек вмещает в себя
и небо, и звезды, и всю вселенную. Он становится не узником, заключенным внутри
бездны, а ее наиполнеишим вместилищем.
Поэта не смущает, что человек мал, а вселенная неизмеримо больше, ибо для
него есть иное, тайное зрение, где меньшее вмещает большее, а последний становится
первым. Само небо становилось кожей вселенского человека, а его телесная нагота
затмевала сияние всего мироздания: "Одеялся светом, яко ризою, наг на
суде стояще".
Если "царь небесный" предстал наг, то царь земной нд оборот, облачался
в звездные ризы - "одеялся светом". Он надевал на себя корону, усыпанную
драгоценными камнями символизировавшую звездный купол, усыпанный звездами,
и он держал в своих руках державу и скипетр - луну и солнце.
Ярчайший образ такой человекоподобной вселенной и такого вселенского тела
запечатлен в архитектуре Древнерусского храма. Здесь купол символизировал
невидимое небо, а нижняя часть - землю; вся служба в песнопениях и действии
повторяла космогоническую историю сотворения мира и человека.
Светлое здание невидимой, внутренней вселенной, казалось, содрогнулось и рухнуло,
когда Петр I привез из Европы готторпский глобус и установил его на бесплатное
обозрение, Грозный самодержец призывал этим шагом отвратить свой взор от символической
иллюзорной вселенной храма и обратить его в реальную звездную бесконечность.
Внутренний купол готтор-пского глобуса - первого русского планетария - должен
был заменить собой внутренний купол храма. Смотрите, вот она, звездная бездна,
окружающая человека.
Срывалась внешняя позолота, с храмов падали на землю колокола. Но вместе с
тем срывалась и космическая оболочка с телесного облика человека. Теперь царь
не выходил к народу, "одеянный светом, яко ризою". Ризы, символизирующие
звездное небо, были сброшены, их сменил скромный мундир бомбардира Преображенского
полка. Трудно было представить эту обыденную телесную оболочку вместилищем
всей вселенной. Недаром Петр I так любил демонстрировать хрупкость и непорочность
человеческого тела, заставляя придворных присутствовать при вскрытии трупов.
Петр словно хотел сказать голосом своей эпохи: посмотрите, здесь все чрезвычайно
просто, здесь нет никаких небес, здесь только мускулы и кости.
Отец Петра с трепетом читал письма Аввакума, где тот говорил о своих вселенских
видениях. На Петра такое письмо не могло бы произвести серьезного впечатления.
Тело перестало быть "телесным храмом". Храм превратился в здание,
демонстрирующее могущество "архитектора вселенной", блещущее парадом
и подавляющее своей мощью. Петропавловский, Исаакиеевский, Казанский - вот
соборы Петровской и послепетровской эпохи. Их не сравнишь с храмом Покрова
на Нерли, с соборами Московского Кремля, с Киевской и Новгородской Софией.
Образ человекоподобной вселенной исчез. Купол стал больше похож на потолок
планетария. Каково место человека в этой бесконечной звездной бездне?
У Державина это слепящий восторг человека, находящегося в центре звездной
бесконечности и управляющего ею: "Я мвязь миров повсюду сущих".
Однако предсмертные строки поэта пронизаны другим ощущением. Восторг сменяется
глухим разочарованием и ужасом перед черной бездной.
Зияющее "жерло вечности", пожирающее человека, - вот ито увидел
поэт в окружающем его мировом пространстве. Теперь сама Гея - природа - стала
пожирательницей своих детей. Именно так и говорится у Тютчева об этой бездне
- природе.
Все та же пылающая бездна "звезд полна", но теперь она пождает другие
образы. Пусть это не Кронос, пожирающий своих сыновей, а пушкинская "равнодушная
природа" - природа-мать но мать, равнодушная к своим детям. Это не Богородица
- Матерь Мира, о которой пелось, что чрево ее пространнее небес. Это не заступница,
спускающаяся в ад, чтобы облегчить муки грешников в "хождении по мукам".
Это равнодушная, чуждая человеку космическая природа, и храм здесь другой.
О нем писал Тургенев в своих "Стихотворениях в прозе".
Вселенная-планетарий, вселенная-обсерватория лишь на первых порах вызывала
восторг поэтов. Но все чаще восторг сменялся разочарованием и ужасом на краю
звездной бездны.
Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся;
Приемлем с жизнью смерть свою;
На то, чтоб умереть, родимся,
Без жалости все смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит.
Г. Р. Державин
У Достоевского Иван Карамазов в воображаемой беседе с чертом припоминает забавнейший
анекдот, сочиненный им еще в гимназии. Некий человек после смерти за свои
сомнения обречен шествовать по вселенной, по той самой пустой вселенной в
которую он глубоко верит. "Присудили, видишь, его, что-бы прошел во мраке
квадриллион километров". Путник прошел то расстояние за биллион лет.
Это ньютоновская бесконечная бездна, простирающаяг вглубь и вширь периодически,
однообразно и монотонно. Эт ньютоновское бесконечное время и бесконечное пространство
пожирающее миры и дела людей. Здесь царил однообразный безжизненный космос,
и порой казалось человеку XIX века - "его же царствию не будет конца".
Но конец этому царствию наступил в XX столетии.
Оказалось, что нет этой бесконечной бездны, нет абсолютного времени. Ведь
еще в 20-е годы XIX столетия в этом направлении шел Лобачевский. Но его высмеяли,
не поняли. Над воображаемой геометрией смеялись, называя ученого "воображаемым
профессором".
Лобачевский пытался проверить свою геометрию в космосе, измеряя астрономические
звездные расстояния, он пытался открыть для этого специальный семинар в университете,
ввести высшую геодезию и теорию фигуры земли, но ученые мужи отклонили это
ходатайство. На евклидову-то геометрию времени не хватает, а тут еще какая-то
воображаемая!
На могиле Лобачевского в Казани и сегодня можно прочесть чугунную эпитафию:
"Член общества Геттингенских северных антиквариев, ректор Казанского
университета, многих орденов кавалер". Чего только не перечислено! О
геометрии Лобачевского ни слова. Ни слова о том, что сделало имя этого человека
бессмертным.
Может показаться странным, но космологический смысл открытия Лобачевского
раньше ученых осознали писатели: Достоевскому принадлежит первое слово художника
о неевклидовом космосе Лобачевского. Глубину этого образа понял только Эйнштейн.
Об этом свидетельствуют воспоминания А. Мошков-ского об Эйнштейне: "Достоевский!
- Он повторил это имя несколько раз с особенным ударением. И, чтобы пресечь
в корне всякое возражение, он добавил: - Достоевский дает мне больше, чем
любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!"
Попробуем осмыслить глубину этого откровения.
Вспомним еще раз страшный холодный космос с квадриллионами километров и биллионами
лет, по которому уныло бредет в своем воображении Иван Карамазов. Или - еще
страшнее - космос Свидригайлова, когда он объясняет Раскольникову, что так
называемая вечность и будущая жизнь, может быть, всего лишь навсего темная
банька и пауки по углам. Но пытливый ум Ивана Карамазова проникает за пределы
этой вселенной.
И тогда он шепчет свой трагический монолог:
"Но вот, однако, что надо отметить: если Бог есть и если действительно
создал Землю, то, как нам совершенно известно создал Он ее по евклидовой геометрии,
а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства".
Здесь Иван Карамазов глубоко заблуждается. Оказалось, что мио создан"
не только по евклидовой геометрии. Оказалось, что и вкосмосе, и в микромире
действуют законы неевклидовой геометрии Лобачевского. Да и человеческий мозг,
кроме трех измерений пространства, сегодня оперирует понятиями об энмерных
пространствах. И мозг оказался шире, и мир сложнее. Это и возмущает Карамазова.
"Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы,
и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная
или - еще обширнее - все бытие было создано по евклидовой геометрии, осмеливаются
даже мечтать, что две параллельные линии, которые, по Евклиду, ни за что не
могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности".
Так оно и оказалось в общей теории относительности. Наглядно этого увидеть
нельзя. Здесь огромный скачок от космоса видимого, где все, даже закон всемирного
тяготения, можно продемонстрировать в школьном классе, к иному, невидимому
космосу Лобачевского и Эйнштейна. Этот переход от наглядности не в силах совершить
Иван Карамазов. Его рационалистическая душа, выношенная в чреве готторпского
глобуса-планетария, протестует и вопиет:
"Я, голубчик, решил так, что если я даже этого не могу понять, то где
ж мне Бога понять. Я смиренно сознаюсь, что у меня нет никаких способностей
разрешать такие вопросы, у меня ум евклидовский, земной, а потому где нам
решать о том, что не от мира сего. Все это вопросы совершенно несвойственные
уму, созданному с понятием лишь о трех измерениях".
Достоевский проник здесь в самую суть трагедии рациона-Истического сознания
русской интеллигенции XIX века. Дело том, что XVIII век, изгнавший из вселенной
восседавшего на лацех Саваофа, разрушив семь хрустальных сфер и погасив звездные
лампады, оказался в опустошенной вселенной, в чем-то вроде свидригайловской
баньки с пауками. Никого, кроме человека, нет в этом космосе. Поначалу этот
человек востп женно любовался сияющими звездными глубинами, как Лом носов
и позднее Державин, но мысль, что "и солнцы ею потушатся", уже подтачивала
сознание. Даже этот великолепный си яющий мир погаснет, даже Земля остынет.
Можно понять трагическую иронию Печорина при мысли что "были некогда
люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных
спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..". Эти
люди давно умерли, а звезды продолжают сиять. Небо равнодушно к человеку.
В стихотворении "Никогда" воскресший из гроба оказывается среди
мертвой земли:
Куда идти, где некого обнять,
Там, где в пространстве затерялось время?
Предполагал ли Фет, что там, "где в пространстве затерялось время",
как раз и таится четвертая, пространственно-временная координата Эйнштейна
- Минковского, положившая научный предел для ужасающе зримой смерти в стихотворении
"Никогда"?
Удивительно ли, что роман "Братья. Карамазовы" Достоевского, созданный
в 1879-1880 годы, оказался ареной космогонической борьбы двух мировоззрений.
Иван Карамазов верит в бессмертие человека, и он же отвергает его, ибо оно
противоречит наглядности, как неевклидова геометрия Лобачевского противоречит
принципу наглядности. Иван Карамазов признает невидимый неевклидов мир так
же неохотно, как древнерусский автор вынужден был признать с неохотой существование
мира видимого:
"Оговорюсь, я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся,
что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж,
как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого
евклидова ума. Пусть, пусть это все будет и явится, но я-то этого не принимаю
и не хочу принять! Пусть даже параллельные линии сойдутся и я это сам увижу:
увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму".
Вот он - бунт рационализма, вот оно - восстание XIX столетия против грядущего
XX века, века теории относительности и неевклидовой геометрии. Иван Карамазов
бунтует против вселенной Эйнштейна, не подозревая, что живет в ней. В этой
вселенной жил Достоевский, хотя теория относительности еще не была открыта.
Чем принципиально отличается эта новая вселенная от вселенной Ньютона? Звездная
угасающая и загорающаяся бездна, темная ледяная пустыня, мертвый кремнистый
путь - это все, что мог увидеть в телескоп человеческий взор. Вселенная Лобачевского
Достоевского и Эйнштейна не исчерпывается видимым В ней под видимой оболочкой
подразумевается еще то, что Невозможно увидеть глазом, ну хотя бы искривленное
пространство четвертое измерение пространства-времени.
Четырехмерный космос уже мерцал и переливался невидимыми гранями перед глазами
Достоевского, хотя и не существовало математических формул Минковского и Эйнштейна,
дающих описание этого мира. И здесь произошел один из выдающихся парадоксов
времени: новый образ космоса у Достоевского и Лобачевского оказался чрезвычайно
близок к образу вселенной Дионисия, Андрея Рублева и погибавшего в земляной
яме огнесловца Аввакума.
Эта близость заключается в том, что и для Аввакума, и для Лобачевского за
пределами видимой вселенной простирался другой мир, принципиально незримый
мир иных измерений. Аввакум духовным взором видел, как тело его, разрастаясь,
вмещает в себя всю вселенную - землю под ногами и звезды над головой.
Но ведь это - тот же самый, утраченный ранее образ вселенной, "видимой
же всем и невидимой"! Планетарный гот-горпский глобус был нагляден, как
наглядны были анатомические препараты кунсткамеры. Но, вскрывая человеческое
тело, нельзя увидеть то, что в принципе невидимо. Для художника XX столетия
звездная "всепоглощающая и миротворная бездна", всепожирающее "вечности
жерло" уже не выглядит столь устрашающе, потому что у этой бездны есть
предел, бездна зрима, а мир простирается дальше зримого. Обретение нового
"четырехмерного зрения в чем-то тождественно умению видеть "духовными
очами", которое пронизывает литературу.
В современной космологии есть так называемая "циклическая" модель
кембриджского астронома Девиса. Согласно этой модели, реликтовые излучения
из далеких- галактик показывают нам не только прошлую, давно погибшую вселенную,
как знаали раньше, но и будущий ее облик.
Не вмешиваясь в сугубо научные споры астрономов можем сказать, что по отношению
к космическому мифу такая модель удивительно верна. Космический миф в равной
мере излучает свет будущих и прошлых эпох.
Что такое космос для человека? Для большинства людей - это звездное ночное
небо над головой, это дневное небо опятг же над нами. Но всегда ли так будет:
всегда ли небо над нами всегда ли мы внутри космоса? Ведь наступил же момент,
когда дневное небо оказалось внизу, а человек воспарил над ним. Выход человека
за пределы земного неба можно уподобить его космическому рождению. Подобно
младенцу, пребывающему в материнской утробе и внезапно, в момент рождения,
воспарившему над ней, человек вышел, но и воспарил над небом. Облетая дневное
небо со стороны космоса, которое когда-то казалось ему бесконечным, человек
невольно должен поднять взор к ночному темному космическому небу и поставить
вопрос: а это небо не окажется ли когда-нибудь таким же облетаемым, как наше?
Не наступит ли момент, когда, шагнув в области черных дыр, человек как бы
вывернет наизнанку космос, во всей его беспредельности воспарит над ним, как
воспарил он сегодня над дневным небом?
Одним словом, родившись из утробы земного неба, не предстоит ли нам пережить
второе, космическое рождение из . темного чрева космоса? Не предстоит ли нам,
подобно Ионе, выход из чрева кита, на котором, по представлению древних, держалась
земля?
Космическое рождение неизбежно: сознаем мы это или нет, мы все этого хотим.
Мы хотим быть вечными, бесконечными, совершенными, как космос, создавший землю,
жизнь, нас и наш разум на земле. Мы хотим уподобиться бессмертному космосу,
не теряя своей индивидуальности, сохраняя свое "я".
И опять спросит читатель: возможно ли это?
Возможно ли для человека космический эпохи обрести совершенное двуединое тело,
одна половина - это мы в том состоянии, в котором пребываем сегодня, другое
- весь бесконечный космос? На чем основан такой оптимизм? Ведь даже выход
за пределы данного неба, за атмосферу, вовсе не озн чает обретения человеком
неба. Вот именно - не означает, надо, чтобы означал. То, что мы живем в космическую
эпоху" бесспорно, но все ли мы пользуемся плодами звездного сада или
мы уподобились ребятишкам, которые, перемахнув через ограду и не решаются
сорвать с ветки созревший плод?
Сегодня мы еще внутри вселенной, но наступит момент, поняв космос, как сейчас
внутренней оболочкой кожи обнимаем свое тело, мы сможем сказать: космос внутри
нас. Это произойдет в тот миг, когда мы сможем переменить ориентацию внутреннего
и внешнего с той же легкостью, с какой космонавты меняют верх и низ в невесомости.
Когда-то младенец пребывал в материнской утробе, подвешенный на водах, как
бы в невесомости. Потом какая-то сила влечет его сквозь тьму, и, прежде чем
он вдохнет воздух, он почувствует удушье. Это означает, что в момент рождения
человек переживает примерно то же самое, что предстоит ему в момент смерти:
удушье, темнота, узкое пространство, страшная сила тяжести, влекущая в неизвестность.
И вдруг он оказывается в бесконечном пространстве нашего мира, рождается.
Темнота оказывается светом, узкое пространство оказывается бесконечно широким.
Но ведь это же почти дословное описание того, что чувствуют некоторые люди
в состоянии клинической смерти. Оно подробнейшим образом описано в знаменитой
книге "Жизнь после смерти" доктора Р. Моуди. Да, именно так: сначала
проход сквозь узкое пространство, темнота, затем свет и выход и парение над
собой. Если так, то почему же тогда биологическая смерть переживается нами
как величайшее несчастье? Да потому, что мы при жизни не пережили это великое
состояние обретения своего космического тела, мы духовно и психологически
не приготовились к этому.
И вот совершенно ясная программа: сделать внутреннее внешним, а внешнее внутренним,
осознать относительность внутреннего и внешнего.
Удивительно, почему Циолковский не сделал этого шага описав относительность
верха и низа в состоянии невесомости не ощутил относительности внутреннего
и внешнего.
Космическая переориентация возвращает человеку его центральное местоположение
в космосе. Подобно ребенку, который сразу после рождения не осознает свое
тело как свое и еще долгое время ощупывает руки, ноги, голову, не сознавая,
что может - управлять ими, что это его тело, человек начинает мысленно ощущать
космос и осознавать его как звездное продолжение.
Когда я говорю, что человек должен переменить оболочку, переменить направление
внутреннего и внешнего, это во все не означает, что речь идет о поверхности
его тела. Вел границы между внутренним и внешним весьма неопределен ны. Важно
психологически научиться так же свободно обращаться с внутренним и внешним
на земле, как в невесомости свободно обращаться с верхом и низом. Перед выходом
в невесомость среди ученых были споры, сможет ли человек в невесомости сохранить
рассудок, ведь не будет главной шкалы отсчета верха и низа. Оказалось, ничего
страшного. Человек условно считает: там, где голова, - верх, там, где ноги,
- низ, хотя это не имеет никакого реального отношения к его местоположению.
Вот таким же образом, пребывая внутри вселенной, мы можем переориентировать
внутреннее и внешнее.
Существует древняя легенда. При изгнании Адама из рая был поставлен архангел
с обоюдоострым огненным мечом, вращающимся и отделяющим Адама от рая. Этот
обоюдоострый меч - Млечный Путь, вращающийся вместе с небом вокруг своей оси,
как бы отделяющий нас от бесконечного космоса. Наступит момент возвращения
человека, когда через области черных дыр он снова вернется в свой райский
сад. Сегодня на вечные вопросы: кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем - человек
может дать вполне исчерпывающий ответ. Мы - космос, пришли из космоса, мы
идем в космос.
Древняя астрология, китайская система иглоукалывания основана на соотнесении
точек на небесном своде с точками акупунктуры на человеческом теле. Человеческое
тело проецировалось на небосвод, небосвод проецировался на человека. Сердце
- солнце и солнце - сердце. Космос был внешней проекцией человека, человек
- внутренней проекцией космоса. Символ таких взаимопроекций - чаша, сходящаяся
к центру и расходящаяся книзу. Адам, ходящий по земле, был зеркальным отражением
звездного Адама - всего небесного свода над его головой. Человек и вселенная
- два космических двойника. Небо - зеркало, в котором человек видел прежде
всего себя. Такая антропная космология со временем была высмеяна, а затем
отвергнута как ненаучная. Но вместе с водой выплеснули и ребенка. Забыли о
том, что в ненаучной картине мира дана впол не научная, геометрически и пространственно
точная модель соотношения человека и мироздания.
В древности не было науки топологии, раздела математики, который занимается
сложными преобразованиями систем. Не было знаменитой "теоремы ежа",
которая гласит, что сфера может быть вывернута наизнанку, при этом образуется
сложная самопересекающаяся поверхность.
А теперь представьте себе, что сфера - это вся наша разбегаюшаяся вселенная,
и представьте себе, что, выворачиваясь изнанку, она образует сложную самопересекающуюся
поверхность. Это и есть строение всего живого: самопересекающееся, самопереплетающееся,
входящее воронками внутрь. Посмотрите как завихрены ушные раковины, радужка
глаза, как завихрен мозг, сравните эти вихри со спиралями космических галактик
с лабиринтами острова Валаам, и вы поймете, что мы просто не поняли древних,
не поняли их мироздания, когда отвергли стройную картину двуединого человека-космоса,
созданную древними мифологиями. Язык мифа символичен, его нельзя понимать
буквально.
Сейчас человек подобен улитке, пребывающей в солнечно-звездной раковине. Но
представим себе, как улитка выходит, выползает наружу, вбирая свой внешний
скелет - свою ракушку. Внешне она беззащитна, уязвима, но зато она открыта
самым тонким влияниям природы и космоса. Не случайно вымерли бронтозавры,
покрытые сплошной раковиной ничем не пробиваемой кожи. Высшее восхождение
по ступеням эволюции уготовано человеку, внешне гораздо менее защищенному,
чем та же черепаха, тот же динозавр, та же улитка.
Как куколка, раскрывшись, рождает бабочку, так человек, вывернувшись в космос,
обретает новое пространство, новое небо. Вспомним, когда-то куколка была червем,
ползала по двумерной поверхности, не осознавала возможности вертикального
Движения, для нее существовала только плоскость. И вот, превратившись в куколку,
умерев, она разрывает изнутри оболочку гроба и обретает новое, третье, неизвестное
ей измерение и стихию воздушного океана. Вот так и мы, вывернувшись из оболочки
своего тела, обретем новое пространство.
Чем отделен от нас космос? Тоненькой оболочкой атмосферы, наподобие скафандра,
защищающего космонавта от губительного влияния огня и холода. Для чего же
космонавту скафандр? Только для защиты от космоса или для познания чего наша
жизнь на земле в оболочке природного скафандра - только для пребывания внутри
природной защищенности? Нет, конечно же для познания всего космп всего мироздания.
Космическая переориентация должна изменить наши духовные и психологические
представления о месте человека в космосе. Это прежде всего касается переориентации
внутреннего внешнего. Мы не внутри космоса, а как бы в условном центп его
внутри-снаружи. Следовательно, понимание условности внуг реннего-внешнего
привело бы человека к более правильному восприятию своего местоположения в
мире.
На духовно-психологическом уровне это приведет к ощущению космоса как самого
себя. Двуединое тело человек-космос существует вполне реально. Наше восприятие
себя отдельно от космоса - дань обыденному зрению, видящему землю как плоскость.
Отчасти путь к переориентации лежит через осознание верха и низа как относительных
понятий для человека что вполне осуществимо в состоянии невесомости и на духовном
уровне осуществлено Циолковским на земле. Теперь предстоит второй шаг: познание
относительности внутреннего и внешнего.
Подобно ребенку, не сразу после рождения осознающему, что его тело принадлежит
ему, человечество не сразу поняло, что космос есть другая половина его звездного
тела. Осознание этого факта приводит к знакомой модели мироздания, где множество
центров вселенной (множество индивидуумов), в то же время они едины в своем
космическом теле.
Выворачивая наизнанку поверхность своего тела, человек как бы охватывает им
весь космос, вмещает его в себя. Внутреннее становится внешним, а внешнее
- внутренним. Нутро небом, а небо нутром. При всей необычности такого действа
не будем забывать, что оно зиждется на имитации вполне реального природного
процесса рождения.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на описание огромного "солярного
знака", чрезвычайно распространенного в орнаменте.
В древнеиранском искусстве есть чрезвычайно интересное изображение. В центре
солнце, месяц, звезда, как бы утопающие в воронке, а по краям снаружи шесть
сердец - шесть ле-пестков. Небо внутри, а сердце снаружи.
Если же искать не плоскостную, а объемную модель чело века-космоса, то здесь
в фольклоре на первый план выступает образ котла и чаши. Две половины единой
сферы, как бы расколотые и соединенные в точках касания. Это символические
изображения единения земли и неба, луны и солнца, человека м вселенной. Кстати,
изображение шестилепестковой розетки как раз находится в центре чаши на грани
соприкосновения полусфер неба и земли, человека и космоса. Таковы чаши Юрия
Долгорукого и Ирины Годуновой, хранящиеся в Оружейной палате. Причем на чаше
Годуновой даже видны изображения шести сердец в нижней части.
Вспомним снова античный миф о том, что когда-то человек имел "совершенное"
сферическое тело и соединял в себе мужскую и женскую природу, но Зевс рассек
его на две половины - мужскую и женскую, и с тех пор мужчина и женщина ищут
друг друга, чтобы обрести свое единое тело. Миф этот явно перекликается с
фольклорными сказаниями о луне, разрубленной на две части Перуном, о браке
солнца и земли, солнца и луны, земли и неба. Образ котла и чащи, соединяющий
две разрозненные полусферы, естественно, связан с обрядами рождения и брака.
Они всегда символизировали единение человека и, космоса. Мы находим целый
ряд указаний на то, что человек есть ни больше ни меньше как "чаша космических
обособленностей". Верхняя часть ее символизирует вселенную, нижняя -
человека. Проекция любого изображения на чашу ясно проиллюстрирует, каким
образом "человек, идущий по небесному своду, попадает головой в голову
человеку, идущему по земле" (С. Есенин). Именно так будет выглядеть человек
в двух соприкасающихся полусферах, символизирующих небо и землю.
Перед нами вечная феерия соединения двух полусфер чаши, то разъединенных,
то соединяющихся снова. Это земля и небо, две половинки луны, солнце заходящее
и восходящее. Соединение их означает мистериальный брак. Выходит, человек,
мужчина и женщина, - как бы чаша всех чаш, вмещающая небо, солнце, луну и
весь мир.
При таком взгляде на человека вся окружающая его вселенная оказывается как
бы большой матрешкой, вмещающей в себя меньшую - человеческое тело. Но это
еще не исчерпывающая картина. Сложность в том, что меньшая матрешка (человеческое
тело) содержит внутри себя большую матрешку - вселенную. Это похоже на спираль,
сходящуюся к центру и одновременно разбегающуюся от него. Это уже знакомая
нам сфера, где непостижимым образом поверхность оказывается в центре, а центр
объем-поверхность. Такова тангенциально-радиальная спираль Тейяра де Шардена,
сфера Паскаля у Борхеса, хрустальный глобус у Л. Толстого. Такова сфера Римана
- модель нашей вселенной общей теории относительности Эйнштейна. Здесь, поднимаясь
ввысь, окажешься внизу; опускаясь вниз, окажешься на вершине; погружаясь во
тьму, выйдешь к свету; проникая в узкое пространство, окажешься в бесконечности.
О таком мире писал Циолковский: "Мне представляете что основные идеи
и любовь к вечному стремлению туда - к Солнцу, к освобождению от цепей тяготения
- во мне заложены чуть ли не с рождения. По крайней мере, я отлично помню,
что моей любимой мечтой в самом раннем детстве, еще до книг, было смутное
сознание о среде без тяжести, где движения во все стороны совершенно свободны
и где лучше, чем птице в воздухе".
Человек и космос - единое неразрывное тело, а мозг и сердце человека - в середине
космического котла и чаши.
Многие фундаментальные понятия современной космогонии, будучи принципиально
новыми, в то же время в чем-то соответствуют основным значениям, выявленным
еще в фольклоре и первобытном искусстве.
Универсальная чашеобразная поверхность зеркала Искандера, Кощеева ларца, как
это ни странно, может быть хорошей моделью, наглядно популяризирующей такое
понятие, как световой конус мировых событий в специальной теории относительности
А. Эйнштейна. Здесь тоже проход через горловину чаши как сквозь узкое пространство,
ведущее к будущему, совпадает с моделью рождения, зачатия и смерти как выворачи-вания.
Во всяком случае, геометрическая модель здесь может быть та же самая - расходящаяся
и сходящаяся к центру спираль или розетка, концентрические круги, расходящиеся
от центра и сходящиеся к нему.
До сих пор эти спиральные узоры, распространенные во всех ареалах культуры,
не без основания отождествлялись с изображением солнца. Как мы уже показали
ранее, сфера солнца, так же как и сфера луны, земли и неба, при переходе в
свою противоположность как бы выворачивается наизнанку. Проекция взаимовыворачивания
двух сфер на плоскость как раз и дает рисунок такой спирали. Это земля - небо,
солнце - луна, мужчина - женщина, человек - вселенная, малая матрешка в большой
и большая в малой одновременно. Этой модели соответветствует понятие об универсальной
элементарной частице фридмон. Она же и частица, но она же и вся вселенная.
Если представить вслед за многими популяризаторами гипотетическую возможность
течения времени в черной дыре в обратную сторону, а точку встречи двух миров
обозначить через нуль, мы увидим два конуса, обращенные остриями друг к другу.
В каждом конусе время движется нормально из прошлого в буре но при взгляде
из противоположной части нам оно кажется текущим вспять - из будущего в прошлое.
Причем луч света не может выйти из черной дыры, искривляется под воздействием
сильного тяготения, то есть свет там как бы есть тьма, тесное солнце. Перейти
из одного конуса в другой - то же самое что вывернуться наизнанку, "родиться
заново". Надо пройти через узкую горловину песочных часов, перескочить
через нуль, "войти в одно ушко и выйти в другое", прошмыгнуть в
трещину хрустальной горы Кощеева царства, пройти за нитью Ариадны по узкому
лабиринту. В момент воображаемого перехода из одного мира в другой происходит
все то, что и с героями фольклорного действа: тьма становится светом, свет
тьмой, малое вместит в себя большое и большое уместится в меньшем.
Достаточно вспомнить эпизод из "Смерти Ивана Ильича" Л. Толстого,
чтобы понять неуничтожаемость этой модели на самых высоких уровнях литературы.
Современному человеку, привыкшему к принципиальному несовпадению научного
и художественного мышления, конечно, не так просто преодолеть психологический
барьер и увидеть генетическое родство модели пространства-времени в науке
и художественном мире древней и современной литературы. . Но только преодолев
этот барьер, можно понять истинное значение фольклора, где нет мира, отчужденного
от человека, и нет человека, отчужденного от мира.
Для понимания этого единства нужно опять же овладеть некоторыми методами мышления,
ставшими открытием ХХ века. Это прежде всего принцип дополнительности Нильса
Бора, поразительным образом соответствующий фольклорному взгляду на двуединство
человека-космоса. Сам принцип появился в результате раздумий над странным
поведением частицы, которая оказалась волной-частицей, что трудно, представить
в рамках обыденного здравого смысла. Если частица, то в определенной точке
пространства; если волна - то во многих. Между тем именно так: волна и частица
одновременно. Отношения человек космос в фольклоре такого же свойства. Он,
человек, в одном - определенном месте вселенной и он же - вся вселенная.
Перечислив все эти соответствия между некоторыми пор ставлениями о космологии
в сознании древнего и совремеи ного человека, хочется уяснить, в чем различие.
А различи это фундаментальное. Модель одна и та же, но действующие ней лица
другие. В древней космологии - человек-космос современной - частица фридмон.
В древней космологии вы-ворачивание как смерть-рождение, как воскресение;
в современной - квантовый скачок, расширяющаяся и сжимающаяся вселенная. Там
роды, здесь взрыв, расширение. Там мать здесь материя. В древней космологии
доминирует неживое, которое творит живое.
Так ли безусловна во всем наша правота перед древними? Откроем труды академика
В. Вернадского, в частности его книгу "Живое вещество". Вернадский
обращает внимание на то, что наука знает множество фактов превращения живого
в мертвое и не знает ни одного случая возникновения живого из мертвого. Не
являются ли живое и мертвое двумя масками единой материи и не существовали
ли они всегда?
Не затрагивая некомпетентным вмешательством вопросы о живой и неорганической
материи и о происхождении жизни, скажем только, что взгляды Вернадского во
многом гармонируют с древней космогонией. Итог такой космогонии в известной
мере отражен в трудах поздних платоников: "Притом всякое тело движется
или вовне, или внутрь. Движущееся вовне не одушевлено, движущееся внутрь -
одушевлено. Если бы душа, будучи телом, двигалась вовне, она была бы неодушевленною,
если же душа станет двигаться вовнутрь. то она одушевлена".
Как видим, выворачивание внутрь - человек живой, выворачивание вовне - его
космос, пока неодушевленный двойник. Древний человек несет в себе живое и
мертвое ка два образа единого тела. Если вспомнить, что еще Нильс Бор предлагал
распространить принцип дополнительности на понятия "живое" и "неживое",
то станет очевидным, что ко мология древних содержит в себе не только отжившие,
но чрезвычайно близкие современному человеку понятия проблемы.
Мы подходим к моменту грандиозного перелома в мышлении, который внезапно сблизил
современное научное мышление с древним космогонизмом. Этот перелом включает
в себя всю сумму знаний современной науки, где особую роль играет картина
мира, созданная на основе общей теории относительней и квантовой физики.
Время и пространство определяются там, где есть отношения между объектами.
Больше того, эти объекты взаимодействуют, то есть как-то реагируют друг на
друга: тяготением, отражением светом. Пространственно-временная бездна между
ними здвисит от многих взаимодействий. Время может растягиваться, пространство
- сужаться и расширяться, словом, есть все процессы, характерные для магического
пространства. Малая частица вмещает большую, время превращается в нуль на
пороге светового барьера.
Отвлечемся сейчас от гипотетического и вспомним о несомненном. Несомненно,
что в мировой культуре есть единый символический язык - метакод. Само существование
его не только многое проясняет в загадках древних цивилизаций, но и открывает
возможности в современном осмыслении единства человека и космоса.
Метакод - это система символов, отражающая единство человека и космоса, общая
для всех времен во всех существо-павших ареалах культуры. Основные закономерности
метакода, его язык формируются в фольклорный период и остаются неуничтожимыми
на протяжении всего развития литературы.
Его можно назвать генетическим кодом литературы, а также единым кодом живой
и неорганической материи. Метакод - это единый код бытия, пронизывающий всю
метавселенную.
Наши представления о местоположении человека во вселенной требуют пересмотра.
Ранее они строились на очевидности опыта. Постепенно отпали два-заблуждения:
плоская земля и после переворота, совершенного Коперником, - птолемеевская
вселенная.
Эйнштейн разрушил ложные представления об абсолютном пространстве и времени,
а Циолковский подверг пересмотру абсолютизацию верха и низа, дав описание
невесомости.
Обыденные представления о пространстве включают два абсолютных направления:
верх - низ и внутреннее - внешнее. Если отбросить эту абсолютизацию и рассматривать
ее как ча тный случай земных условий, мы получим модель, приближен ную к некоторым
реальностям космического пространства. Эт связано с разрушением психологических
стереотипов.
В качестве переходной модели существовала инверсия верха и низа (небо - земля,
земля - небо) - скрижаль Гермеса Трисмегиста в Египте.
Следующая стадия - выход к реальной невесомости в космос. Понятия "верх"
и "низ" становятся чисто условными, то есть это уже не объективные
свойства пространства, а субъективно и произвольно выбранные, как правое и
левое в земных условиях.
Более сложное понятие о внутреннем-внешнем не подвергалось пересмотру, потому
что в условиях земли это еще менее доступно, чем невесомость.
Опыт рокировки внутреннего и внешнего пространства, вероятно, хранится в подсознании
как воспоминание о рождении,
Переходная модель в условиях земли означала бы для человека картину мира,
где внутреннее вверху и снаружи, а вселенная и небо внизу и внутри (опыт Андрея
Белого).
Если рокировка верха и низа - физическая реальность невесомости, то рокировка
внутреннего и внешнего вполне реальна для объектов, летящих с релятивистскими
скоростями в области черных дыр.
Выворачивание пространства в этих областях сопровождается целым рядом необычных
явлений: "раздвоение" наблюдателя на внутреннего и внешнего; соответственно
время полета для внешнего длится вечно, а для внутреннего наблюдателя время
меняет направление, устремляясь из будущего в прошлое.
Такие модели есть в художественном и психологическом опыте человека: сказки,
мифы, Евангелие от Фомы, Низами, "Божественная Комедия" Данте, "Смерть
Ивана Ильича", "Одиссея XXI века" А. Кларка.
Значит, существует некий универсальный код (метакод), дающий модель вселенского
внутренне-внешнего пространств и в науке, и в искусстве, и в психологическом
опыте. Все э модели могут сводиться к начертаниям некой двойной тангециальной
спирали, равно характерной для древних узоров в наменте и для объективных
моделей ДНК и РНК, а также для автоволн и синергетики, связующих в единое
целое спипя ные структуры галактик и спирали молекул, хранящих генную информацию.
Возможно, что все эти уровни пронизаны единой волнп вой информационной стихией
- от излучений человеческог тела до излучений астрономических объектов.
В таком случае на основе структуры двойной спирали можно построить генератор
внутренне-внешних излучений, связующи" человека и вселенную в единое
целое.
Потенциально человек, скорее всего, является таким природным излучателем,
но в силу земных условий спираль излучения направлена пока только из космоса
к земле, от Омеги к Альфе. При антропной инверсии излучение будет исходить
также от Альфы к Омеге, от человека к космосу. Такое космическое выворачивание,
возможно, привело бы к возникновению нового существа - Homo cosmicus.
Обычно считают, что космический человек должен даже внешне отличаться от обитателей
земли. Это величайшее заблуждение.
Я полагаю, что на земле жило немало людей, достигших этой высшей ступени лестницы
Иакова.
Велимир Хлебников, Андрей Белый, Павел Флоренский -даже в одном XX столетии
на земле жили люди, наделенные космическим зрением. Их свидетельства о космической
жизни духа вряд ли можно считать литературой в обычном смысле этого слова.
Каждая метафора, каждый образ - некий знак, космический иероглиф, похожий
на очертания созвездий.
