Разговоры на общие темы, Вопросы по библиотеке, Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Учение доктора Залманова; Йога; Практическая Философия и Психология; Развитие Личности; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй, Обмен опытом и т.д.

Мулдашев Эрнст Рифгатович - "В поисках Города Богов. Том 3. В объятиях Шамбалы"   

 

Глава 15
В Долине Смерти

Подойдя к палатке, я стал угрюмо собирать свой рюкзак. Мой взгляд упал на спальник.
- Хороший спальник, пуховый, теплый... был, - подумал я.
Далее мой взгляд переметнулся на мои обшарпанные туристические ботинки.
- Износились совсем. Последний путь уж, наверное, идут, - промелькнула мысль.

Непонятно почему, я поднял перед собой ладони и стал рассматривать их. Мои руки, отнюдь не отличающиеся элегантностью форм рук пианиста или голубого, показались мне толстыми лопатоподобными орудиями, предназначенными для выполнения грубой, топорной работы. Я пошевелил короткими пальцами с грязными ногтями и поразился тому, что мне по жизни удавалось ловко владеть ими при выполнении тончайших глазных операций и даже удивлять американцев "фокусами русской хирургии".
- А ведь хорошо послужили, руки-то, - опять в прошедшем времени подумал я.

 

В ожидании Суда Совести

Я поднял глаза, замутненным взглядом провел по окружающим тибетским горам и сильно потряс головой, как бы стараясь избавиться от нахлынувших "мыслей в прошедшем времени". Я понимал, что сегодня вся моя жизнь будет оцениваться неведомым разумом что я, обычный земной человек, волей судьбы... а может быть и по собственной воле буду страстно... а может быть и болезненно желать, чтобы меня оценили, поставив на грань между жизнью и смертью. Я хотел этого, чтобы через свое прошлое войти... или не войти в будущее.

Я засунул в экспедиционный рюкзачок полевые тетради, карандаши, резинку, бинокль, компас и многое другое, что было необходимо здесь, в поднебесном Городе Богов. Равиль подошел и протянул мне высокогорный паек, завернутый в целлофан.
- Что здесь, в пайке-то? - спросил я.
- Шоколад, изюм, курага, печенье, колбаса и сало - то самое хохляцкое сало, которое сам Петрович солил, - ответил он.
Я взял целлофановый мешок с едой, помял его в своей огрубевшей руке и нехотя засунул в рюкзак.
- М-м-м... да, - промычал я.
Мысли снова начали витать вокруг легенды о Долине Смерти. Мне, по причине все-таки сидящей во мне приземленности, было непонятно, почему йоги приходят сюда, чтобы взглянуть в глаза Царя Смерти, которого они называют звучным именем -Яма. Мне, периферийному городскому жителю с банальным деревенским происхождением, было трудно поверить в то, что у некоторых людей нашей планеты в душе иногда возникает позыв оценить себя смертью, без страха и содрогания представ перед неведомым разумом, в существование которого они свято верят. Они, эти странные люди, не боятся земной смерти, они боятся лишь того, что когда-то по жизни они чем-то запятнали свою совесть. Они, эти люди, которые в высокогорье способны обходиться без жирных пайков с шоколадом, курагой и салом, без грусти и тревоги в душе могут смотреть в лицо Смерти, даже радуясь тому, что их тело начинает испепеляться только из-за того, что мерило Добра и Зла в душе - Совесть - оценила какой-то поступок в жизни отрицательно и решила, что во всеобщем и вечном мире, где главенствует Время, этот поступок нарушил жизнеутверждающую гармонию Сущего.

- Шеф, туалетную бумагу-то возьми. Здесь, в высокогорье, "пук" не отличить от "ср..."! - послышался грудной голос Селиверстова.
- М-м-м... да... - я протянул руку.

Потуже затянув рюкзачок, я вскинул его на плечи и искусственно-бодрым голосом сказал:
- Ну что? Пошли, что ли?!
-- Шеф, давай шоколадку сожрем перед выходом, - - предложил Селиверстов. -Сегодня ведь на высоте 6000 метров будем. А он, шоколад-то, энергию дает...

Мы медленным, размеренным шагом шли вверх по склону.
- Смотри-ка, как чувствуется разница между 5000 и 5500 метров, а?! - сделав натужный вдох, проговорил Рафаэль Юсупов во время одной из пятиминутных остановок.

Мы шли и шли вперед. А я взглядом искал зеркало Царя Смерти Ямы. Я знал, что оно должно работать как зеркало, сжимающее время, и ждал, что оно будет выглядеть как огромная каменная вогнутая поверхность. Но меня удивляло то, что великий русский ученый Николай Козырев, изучавший эффект сжатия энергии времени с помощью вогнутых конструкций, называл их зеркалами, так же как и в тибетской мифологии словом "зеркало" была названа конструкция, помогающая Царю Смерти Яме вести фатальный Суд Совести.

- Неужели Николай Козырев знал про Владыку Царства Мертвых Яму, неужели ему было известно, что в далеком Тибете, в загадочном Городе Богов существует конструкция, называемая зеркалом, с помощью которого Царь Яма вершит Суд Совести, используя сжатое время?! - думал я.

В последнее время я все больше и больше верил в силу подсознания и, несмотря на то, что не был философом или каким-либо отрешенным мыслителем, уже вполне хорошо представлял, что подсознание есть вторая "затаенная сущность" человека, что подсознательный мир живет своей жизнью, вовлекая в водоворот интуитивных страстей тебя самого и лишь иногда позволяя себе шепнуть тебе - неразумному - кое-что, передав, например, шальную мысль, которая будет наполнена непонятной внутренней энергией и которая перевернет всю твою сознательную жизнь с надоевшими заботами о приготовлении пищи и зарабатывании денег.

Я уже понимал, что Создатель с какой-то целью сотворил для человека два мира: один - сознательный, со знакомым до боли ходом мыслей страждущих власти и денег людей, второй - подсознательный, с начинающим раздражать клеймом таинственности. Бог, наверное, определил путь прогресса в постепенном процессе слияния этих двух миров одного человека, чтобы он, человек, когда-нибудь, через много-много эволюционных этапов, почувствовал, что он един в самом себе, что означает... единство с Богом. А пока подсознание только шепчет, не более того, только шепчет, поскольку оно является божественно-чистой единицей Разума и свитедельствует о божественном происхождении человека, и пока не имеет права слиться с сознанием, "заблудшим в душевной грязи". Хотя... когда-нибудь наступят такие времена, обязательно наступят, когда... люди станут чище.

- Из подсознания, наверное, пришла Николаю Козыреву мысль назвать свои вогнутые конструкции зеркалами, - подумал я. - Оно, таинственное подсознание, вероятно, знало и знает про Царя Смерти Яму, и знало и знает про его инструмент - Зеркало Смерти. Ведь подсознание охватывает одновременно и Жизнь и Смерть, считая последнюю переходом на новый этап Вечности.

Я помнил, что после долгого периода внутренних сомнений и мучительных рассуждений я все же согласился с невесть откуда появившейся шальной мыслью о том, что Время есть думающая энергетическая субстанция, способная оценивать мысли, душу и карму человека. Меня, возможно, как и другого человека, все время подмывало желание упростить все в этой жизни и уйти в блаженные дали примитивизма и, конечно же, отнестись ко Времени как к убаюкивающему тиканью часов. Но больные, тысячи безнадежных больных, постоянно подстегивали меня, взывая к действенному состраданию. А от этого мысли начинали плясать в голове, потом сами по себе находили какой-то уровень систематизации и начинали глухо клокотать на этом уровне, как бы взывая к чьей-то помощи, чтобы разрядить это мучительное клокотание. Помощь чаще всего не приходила, но иногда, особенно тогда, когда клокотание достигало своего апогея, появлялась заветная шальная мысль, которая, как правило, отличалась своей беспредельной необычностью, но вызывала чувство облегчения.

- Спасибо тебе, подсознание! - говорил я в эти моменты про себя.
И скажу Вам, дорогой читатель, что при научном анализе болезней человека эти шальные мысли, выходящие из подсознания, были связаны чаще всего со Временем. Подсознание как бы нашептывавало, что Время является главной причиной появления болезней.

Постепенно, подгоняемый шальными мыслями о Времени, я стал осознавать, что в организме человека существует загадочный фантом времени, который не только регулирует временные параметры всех процессов, происходящих в организме, но и способен думать и творить, через ход времени иногда приводя в действие такие чудесные явления, как, например, самоизлечение от рака, когда в опухолевых клетках сжимается время и они как бы быстро отживают свое, старея и погибая.

Тогда я еще не знал, что вскоре после экспедиции, взбудораженный подобными шальными мыслями, я сделаю попытку целиком собрать из Аллопланта и донорских тканей "новый" глаз в глазнице киевлянки Тамары Горбачевой, и на пятый день после операции, когда появится красное свечение "нового" глаза, я буду сидеть с трясущимися руками и глупо причитать: "Время сжалось, Время сжалось, что ли? Сосуды проросли в "новый" глаз в 150 раз быстрее ведь, а?! Время решило так помочь...!"

 

Зеркало Царя Смерти Ямы

А сейчас я шел вверх по крутому склону, тяжело переводя дыхание. Я уже почти верил, что Время способно думать и что легенда о Зеркале Царя Смерти Ямы не сказка, а пусть невероятная, пусть непонятная, но явь. Я с трепетом ждал того мига, когда воочию увижу Зеркало Царя Смерти Ямы. Я очень сильно волновался, отчего перехватывало и без того затрудненное дыхание.

Зеркало Царя Смерти Ямы выглянуло из-за очередного бугра даже как-то обыденно. Непонятно почему, но я представлял его именно таким. Мне показалось логичным, что оно начиналось от самого священного Кайласа и в виде огромной трехкилометровой чаши продолжалось на восток. Я остановился. Все ребята, шедшие за мной, тоже остановились. Я внимательно окинул взглядом эту громадную, покрытую снегом чашу. Шальные и не шальные мысли бродили в моей голове. Но одна шальная мысль, самая яркая и самая сочная, подсказывала мне, что я смотрю на Зеркало Царя Смерти Ямы.

- Сэр, здесь останавливаться нельзя, - послышался сзади голос проводника Тату.
- Почему? - спросил я.

 

- Так велят наши предания, - ответил он.
- Почему? - с оттенком нервозности переспросил я, думая о сжатом времени.
- Так велят... - смутился Тату, не понимая моего нервозного напора.
- Почему? - тихо проговорил я и сделал шаг вперед.
- Пошли, пошли, - стал торопить Тату.
- Давайте фотографировать, кстати... в сжатом времени, - прорычал я и достал фотоаппарат.
- Сэр, надо идти! - с надрывом в голосе сказал Тату.
- Почему?
- Наши предания говорят, что этот участок, - Тату показал рукой на Зеркало Царя Смерти Ямы, - надо проходить очень быстро, очень...
Я взглянул в темно-коричневые глаза Тату и увидел в них добрую тревогу человека, живущего в "стране чудес" и понимающего, что чудеса и в самом деле бывают на свете.

- Тату, я останусь здесь. Я должен зарисовать это, - я махнул рукой в сторону Зеркала Царя Смерти Ямы.
- Фотографии мы и так найдем!
- Я хочу, Тату.
- Почему? - опять с надрывом спросил он.
- Я ученый... - нелепо попытался оправдаться я, чувствуя излишний пафос в этой фразе. - Вы все идите и подождите там, наверху. Ладно?! Равиль, останься со мной, ты... молодой.
Все развернулись и быстрым шагом пошли вверх по склону. Равиль стал распаковывать видеокамеру.
А я надеялся. Я надеялся, что Время есть и в самом деле думающая субстанция и что оно, Время... поймет меня... и Равиля.

Рисунок я сделал и в самом деле быстро. Получился он плохим, но зато я тщательно измерил все углы и градусы. Было хорошо видно, что северная (черная) сторона Кайласа резкой гранью под прямым углом переходит в восточную сторону, от которой начинается Зеркало Царя Смерти Ямы, продолжающееся в виде дуги на восток. Дно этой трехкилометровой чащи занимал ледник, из которого вытекал ручеек. Сама вогнутая поверхность Зеркала была местами покрыта снегом, но чувствовалось, что она очень ровная и даже как бы отполирована. По центру вогнутой поверхности проходила горизонтальная полоса в виде ступеньки, разделяющая Зеркало на две равные части. По верхней линии Зеркала были видны дополнительные сооружения в виде пологой пирамидки и трапециевидных конструкций. Замеры показали, что Зеркало изогнуто под 90° и направлено прямо на север.

Рисуя Зеркало Царя Смерти Ямы, я ощутил, что здесь каким-то особым образом обострены чувства, что они конкретны и ясны как никогда и, что эти чувства обладают способностью вытаскивать из глубин памяти такие нюансы и детали когда-либо прочитанного или услышанного, которые бы никогда и не вспомнились.

 

Стражи Долины Смерти

В голове ясно всплыли строки из книги Ангарики Говинды: "Паломник подходит к месту (на севере Кайласа), откуда видно Зеркало Царя Смерти Ямы. Он ложится между валунами и оказывается перед судом Ямы - судом собственной Совести. Он вспоминает свое прошлое".

- Неужели сжатое за счет Зеркала время извлекает из человека главное - Совесть - и оценивает ее, решая, убить или не убить этого человека? - начал было я философствовать, но вовремя осекся- это было не место для отвлеченной философии.

Я решил, прежде всего, сделать расчеты, чтобы постараться найти те два валуна, о которых писал Ангарика Говинда. Я предполагал, что именно там находится Долина Смерти, о которой я так много слышал от йогов и лам.

Кроме того, в моей памяти всплыли некоторые подробности, на которых я не заострил внимание при чтении книги Ангарики Говинды. Я вдруг вспомнил, что этот автор писал о двух четырехглазых псах с широкими ноздрями, мимо которых надо пройти путнику, чтобы "достигнуть отцов, веселящихся на общем пиру с Ямой". Вспомнилось также, что эти псы пятнистые, рыжеватого цвета, и именно они являются похитителями... жизней.

- Так, так, - вспыхнуло в голове, - значит... значит, те два валуна, ложась между которыми, паломник подвергается суду Совести, должны быть похожи на псов - четырехглазых пятнистых.

 

Дематериализация или перенос
в другое измерение?

Еще раз посмотрев на громадную каменную плиту и вполне осознанно понимая, что для ее создания и перемещения Миларепа использовал Силу Мысли (или Силу Свободного Времени), я задумался над вопросом - какой же метод "работы" с использованием Силы Мысли применял Миларепа - дематериализацию с последующей материализацией или перенос каменной плиты в другое пространственное измерение?

Я опять грубо почесал свою злополучную лысину. Мне даже показалось, что там что-то завелось. Я продолжал думать, думать и вдруг понял, что на поставленный вопрос я не смогу ответить. Я способен только строить догадки. А догадки эти сводились к тому, что все же, наверное, Миларепа использовал Силу Мысли, переводя трехмерное вещество камня в четырехмерный мир, а не вызывал дематериализацию камня в пределах трехмерного мира (то есть, не трансформировал камень в энергию). Если бы Миларепа использовал эффект дематериализации, то этот процесс привел бы к выделению большого количества энергии, по типу взрыва, что, наверняка, нашло бы свое отражение в легендах.

Стараясь представить то, как "работал" Миларепа, я, в конце концов, пришел к следующему выводу, что он, йог Миларепа, "нарисовав" в гранитной скале объемный мыслеобраз "вырезаемой" плиты, всего-навсего переводил прилежащие к мыслеобразу слои камня в четвертое измерение; в результате чего трехмерное вещество скалы вокруг мыслеобраза плиты исчезало в безбрежных далях четвертого измерения, а каменная плита, так сказать, "вываливалась" из скалы в "готовеньком виде". При этом, Миларепа, видимо, водил руками, произнося заклинания, что нашло отражение в сказаниях о том, что он "вытачивал плиту руками".

 

Антигравитация

А как же Миларепа переносил эту плиту в нужное место "глазами"? Если это было так, то, видимо, имел место антигравитационный эффект Силы Мысли, исходящий в этом случае из глаз Миларепы. Что же такое гравитация и антигравитация? Как можно достигнуть антигравитации с помощью Силы Мысли?

Отвлекаясь, скажу Вам, дорогой читатель, что несколько выше, когда в этой главе я начал рассуждать о Силе Мысли как об Энергии Свободного Времени, я отмечал, что, по моему мнению, вещество есть искривленное пространство, внутри которого "заперта" энергия Времени. Под словом "заперта", если Вы помните, дорогой читатель, я понимаю остановку хода Времени в веществе. Однако, в скобочках я вписывал фразу "или почти остановлено Время". И вот это "почти", которое довольно долго фигурировало в моих рассуждениях, при анализе эффекта антигравитации стало играть главенствующую роль. Дело в том, что это "почти" и есть, на мой взгляд, гравитация.

Я опять-таки не могу ничего утверждать, но мне кажется, что вещество, то есть искривленное пространство, в котором полностью (еще раз повторяю - полностью!) остановлено Время, не имеет... веса. А это означает, что любая тысячетонная скала может стать легче, чем пух... если в ее веществе полностью остановить Время... без этого "почти".

 

Но в реалиях все же существует это "почти". Что такое "почти"? "Почти" - это есть небольшой, очень медленный ход Времени в веществе. А ход Времени, как мы уже говорили, есть энергия, такая, как, например, электричество или... гравитация.

Гравитация, мне кажется, есть энергия, определяемая медленным ходом Времени в веществе. Она-энергия гравитации - - конечно же слабее, чем, например, энеррыжих псов! Именно там, между двумя валунами, похожими на псов, паломник кладет на алтарь свою жизнь, отдавая ее на суд Владыке Смерти Яме. Отсюда следует...

Я на мгновение смутился из-за излишне мистического хода мыслей, но потом опять настроился на эту волну и стал рассуждать дальше. На удивление свежие и сильные чувства помогали мне, то исходящим из глубины валом негодования подсказывая, что твоя мысль неверна, то залихватским восторгом подтверждая правильность твоих умозаключений.

- Отсюда следует, - повторил я, - что... что... что вход в Долину Смерти обозначен двумя пятнисто-рыжими валунами, похожими на четырехглазых собак. А их ведь можно найти! Но как?
Мысли опять заклокотали в моей голове. Я с удивлением отметил, что мысли "пляшут" в голове с какой-то особой легкостью, напоминая натренированных улыбающихся танцоров и резко отличаясь от обычного натужного мыслительного процесса, похожего на приплясывание с подпрыгиванием зажиревшего певца.
- Фокус! Надо найти фокус Зеркала Царя Смерти Ямы! - неожиданно про себя воскликнул я. - Это Зеркало имеет вогнутую поверхность, и, наверное, по компасу нетрудно определить его фокус. Именно там, в фокусе, должны находиться те два валуна, похожие на четырехглазых собак.

Вал разноплановых сомнений поднялся в моей душе, как бы тыкая меня лицом в факт полной умозрительности моих рассуждений. Тем не менее, я еще раз поднял уже видавший виды компас и, призвав на помощь весь мой многолетний туристический опыт ориентирования на местности, стал определять фокус Зеркала Царя Смерти Ямы.
- Вот, вот... 45 градусов...
Вот еще 45 градусов... пересечение их вон там... Точнее!
Точно там... А еще точнее! Там оно... Давай-ка возьму азимут на место, где "там оно"... Взял! Сколько градусов? Ага... Еще раз возьму - ка,- пришептывал я, некрасиво шевеля губами.
Я взглянул на Равиля Мирхайдарова. Он молча смотрел на меня. Равиль понимал, что я собираюсь идти в Долину Смерти.
- Пошли обратно, вниз. Хватит под Зеркалом Смерти стоять-то! - скомандовал я.

 

В Долину Смерти ходят по одному

Мы бодро зашагали вниз по склону. Я ощущал необычную легкость в теле, хотелось прыгать или, как в детстве, издавая звук "т-р-р-р", весело носиться, изображая из себя мотоцикл.

- Что я так развеселился-то?! - ненароком подумал я, - место, вообще-то, отнюдь не для веселья!
По пути вниз, я периодически взбегал то на один, то на другой бугор, чтобы делать поправки к азимуту, который вскоре должен привести нас в точку фокуса Зеркала Царя Смерти Ямы. Вскоре мы достигли того участка, когда Зеркало полностью скрылось за склоном, и по характеру местности я понял, что большую часть пути к точке фокуса я буду идти, не видя Зеркала Царя Смерти, и только на конечном участке вынырну из-за бугра и предстану перед ним там, где должна начинаться Долина Смерти. Я и вправду собирался туда, и почему-то от этого мне было весело.

Мы остановились. Я набрал полные легкие разряженного горного воздуха, шумно выдохнул его и вкусно закурил.

- Перед смертью не надышишься, - заметил я про себя. Легкая грусть просквозила в душе, не омрачив необычайно приподнятого настроения. Но эта легкая грусть вытянула из памяти и принесла слова, сказанные некогда "старшим человеком" в наш адрес:
- Если эти русские будут проявлять слишком большой интерес, они умрут.
Я сел на камень и еще раз с наслаждением затянулся. А потом я поднял глаза на стоящего рядом Равиля и сказал:
- Я пойду один, Равиль. Так надо.
- Шеф, я пойду с тобой.
- Равиль, не спорь. Я должен идти один не только из-за того, что не хочу рисковать еще и твоей жизнью, но и потому, что туда, в Долину Смерти, ходят по - одному.
- А все-таки... в горах... дружба...
Я встал, положил руку на плечо Равиля, посмотрел в его добрые мужественные карие глаза и тихо, с напором в голосе, произнес:
- Я должен идти один, Равиль. - А потом я задумался на секунду, улыбнулся и обратился к Равилю:
- Давай-ка я тебя сфотографирую здесь!
- Зачем?
- Памятное это место... тайной покрытое. Вон там, - я махнул рукой, - начинается легендарная Долина Смерти.

Я вынул фотоаппарат. Равиль отошел на несколько шагов, снял фуражку и, пригладив рукой волосы, с деланной улыбкой уставился в объектив камеры. Наблюдая за тем, как Равиль готовится к фотографированию, я вспомнил свою деревню и деревенских мужиков, которые при виде объектива фотоаппарата автоматически снимали головной убор, проводили рукой по волосам и принимали патетическую позу, а при окрике "Улыбочку!" растягивали губы при полном сохранении испуганного выражения лица. Я ухмыльнулся.

 

- Что, шеф, не так стою, что ли? - недоуменно спросил Равиль.
- Да нет, - расхохотатался я, - просто у тебя есть деревенская привычка - при виде фотоаппарата снимать фуражку, поправлять прическу и патетически улыбаться. У меня, кстати, тоже такая привычка была, но меня раскритиковали. Да и лысина помогла... Я все-таки комплексую из-за лысины-то, поэтому легко воспринял тот факт, что не надо снимать головной убор. Ведь не обязательно полностью выявляться на фото, можно и загадочку оставить, и так узнают.
Я спрятал фотокамеру. Достал компас.
Ну я пошел... А ты, Равиль, не сиди здесь, а поднимись вон на тот бугорок - там ты не попадешь под действие Зеркала, а на обратном пути мне тебя будет легче найти. Ладно?! Контрольное время - два часа. А если...
.- Что если?
- А если я не вернусь...
- Что тогда? - Равиль поднял на меня тяжелый взгляд.
- Тогда, - я горько усмехнулся, - тогда уходи отсюда и догоняй ребят. Ко мне туда не ходи.
-Но...
- Ты все прекрасно понимаешь, Равиль.
- Да уж...

 

Туда, откуда не возвращаются...

Залихватское и накрученно-веселое настроение исчезло. Гулко колотилось сердце. Как волна, в голове пронеслась облегчающая мысль о том, что, возможно, Зеркало Царя Смерти Ямы не есть устройство для сжатия времени, а есть всего-навсего правильной формы горный цирк, красивый и безопасный. Но я тут же перебрал в голове увиденные здесь, в Городе Богов, величественные пирамидоподобные монументы и на каком-то почти подсознательном уровне понял, что они, эти разнообразные пирамиды, созданы здесь для концентрации неведомых нам тонких энергий, среди которых есть и энергия времени. Я поморщился от осознания того, что если в обычном месте какая-либо вогнутая поверхность, пусть даже и громадная, не принесет серьезного вреда человеку, то здесь, в Городе Богов, где все энергии сконцентрированы в ограниченном пространстве, вогнутое Зеркало Царя Смерти может нести в себе колоссальный заряд энергии времени - сжатого думающего времени, способного с бешеной скоростью просчитать и проанализировать всю твою прожитую жизнь, беспутно (или целенаправленно) растянутую на весь отпущенный тебе Богом срок. Более того, Зеркало Царя Смерти Ямы начиналось от самой грандиозной пирамиды Города Богов - священного Кайласа, который, бесспорно, способен накачать колоссальной энергией это Зеркало.

Как бы я ни старался найти веские доказательства того, что Зеркало Царя Смерти Ямы есть всего лишь банальный горный цирк, а Долина Смерти - лишь красивая легенда, у меня ничего не получалось. Все складывалось так, что в легендах написана правда и... что мою жизнь вскоре будет оценивать думающая сжатая субстанция времени.

- А стоит ли доказывать своей смертью, что все это правда? - просквозила тревожная мысль.
Но что-то тянуло меня туда. Тянуло сильно.
Я поднял руку с компасом, взял азимут на точку фокуса Зеркала Царя Смерти Ямы и, помахав Равилю, пошел вперед. Шаги мои

гулко отдавались в тишине, дыхание казалось грохочущим. Каждые 50-60 метров пути я корректировал направление хода по компасу, приговаривая "Вот так, вот так". Я уходил в Долину Смерти, туда, откуда не возвращаются.
Вдруг под ногами я увидел кость - настоящую болыпеберцовую кость человека.
- М-да... - проговорил я.
Вскоре встретилась еще одна кость человека-на этот раз лопатка.
- М-да... - еще раз проговорил я.
Я вспомнил выразительное лицо Рафаэля Юсупова во время одного из наших разговоров о Долине Смерти - оно выражало все, что может чувствовать человек во время душещипательной беседы о таинстве смерти и смысле жизни.

А я шел и шел по азимуту. Глаза мои рыскали по сторонам, стараясь найти те два валуна, которые должны были быть похожи на четырехглазых пятнистых псов рыжего цвета. Я с удовольствием отметил, что окружающие камни имеют белесый, серый и изредка черный цвета, поэтому надежда найти те два пятнисто-рыжих валуна была вполне реальной.

С каждым шагом вперед я все больше чувствовал, что сам с собой затеял отчаянную интригу. Разумом я хорошо понимал, что сюда, в Долину Смерти, приходят йоги и паломники, чтобы умереть или, может быть, если так решит Царь Смерти Яма, приобрести здесь, перед лицом Смерти, новые качества, позволяющие, например, присоединиться к Великому Царству Мертвых. По рас-

сказам йогов я знал, что загадочный Сверхчеловек дарит им, йогам, особые способности и ведет их по жизненной линии, называемой "чистая душа", отводя им особую роль в очищении Мира Мыслей земных людей. Но даже йоги приходят сюда, чтобы предстать перед Судом Совести Великого Царя Смерти. Куда уж мне, банальному человеку с нашлепками неурядиц в душе!

Вопрос о роли интриг смачно закрутился в моей голове. Я поймал себя на мысли, что по жизни я вечно кручу интриги и даже, вроде бы, считаю, что без интриг жить скучно. Почти все мои интриги вертятся вокруг любовных отношений между людьми и выражаются в том, что я вечно свожу кого ни попадя с кем-либо.

Страсть моя к сводничеству хорошо известна в нашем центре глазной хирургии, где я работаю генеральным директором, что, кстати говоря, не прибавляет мне авторитета как руководителю. Зато это создает особую атмосферу, когда люди, будь-то седовласые профессора с отпечатком монографической серьезности в глазах или молодые медсестры с привычкой романтически опускать веки, начинают улыбаться и исподволь поглядывать друг на друга, оценивая своего сослуживца уже не по иерархической градации подчиненности по работе, а по принципу -- "Смотри-ка, а ведь он, оказывается, классный мужик, а?!" или - "Никогда не замечал, что она такая красивая!".

А если сводничество проводить интенсивно, да еще и в широком масштабе, то во всем коллективе пробуждается инстинкт не смотреть на другого человека с точки зрения штатного расписания, а исподволь поедать друг друга глазами, кидая при встрече, где-то в больничном коридоре, смачную фразу - "Ах, это Вы?!" - с оттенком таинства любви. Знаменитая журналистка Елена Масюк после двух дней пребывания в нашем Центре, понаблюдав за нами, сказала как-то, что мы счастливые люди, поскольку живем в атмосфере любви. И в этом, я уверен, сыграли большую роль уже традиционные для нас любовные интриги и моя тяга к сводничеству.

Чаще всего я стараюсь сводить людей разных возрастов, к примеру, когда мужчина на 15 лет старше... м-м-м... матери девушки. И в этом есть большой смысл. Молодые люди, особенно девушки, как правило имеют комплекс неполноценности, вызванный, например, долго не проходящим прыщом на щеке, из-за пристального разглядывания которого в зеркале по утрам жизнь кажется тусклой и никчемной, в связи с чем роль прыща начинает приобретать вселенские масштабы, хотя дело не в прыще, а в том, что из-за зацикленное™ на нем, прыще, девушка теряет призывный блеск в глазах. Я целую девушек прямо в прыщ и тут же начинаю говорить, что тот-то, седовласый и знаменитый, смотрел однажды на нее с таким вожделением, с таким вожделением... Надоевшие мысли о прыще тут же проходят, появляется романтичный призывный блеск в глазах, которым она награждает того седовласого и знаменитого при встрече, уже забыв или почти не вспоминая о прыще. А седовласый и знаменитый, конечно же, ловит этот взгляд и под этим долгожданным взглядом, который говорит о том, что его время еще не прошло, естественно не замечает злополучный прыщ. Он, седовласый и знаменитый, тут же бросает ответный призывный взгляд на девушку, восклицая "о-о-о..."; настроение его становится хорошим, творческая активность повышается, и он начинает творить и изобретать такое, что не могло бы оставить равнодушным никого, даже ту девушку с призывным взглядом, весьма далекую от науки. А девушка, слушая исповедь о научном открытии, попивая чаек и отмечая искусственность созданной ситуации для встречи, деланно восхищается, ахая и покрываясь румянцем гордости от того, что такой человек... такой человек сам делится с ней... с ней своим великим изобретением. Она, эта девушка, в эти моменты совсем забывает про свой прыщ и даже слегка поковыривает его. А потом они начинают смущаться, боясь того, что у них возникнет любовь... неестественная любовь. Но глаза их продолжают блестеть, да и жизнь течет в розовых тонах. В конце концов прыщ полностью заживает.

Сводничество помогает также улаживать различные конфликты на работе. Например, однажды два врача и одна медсестра решили хорошо выпить. Выпили они и в самом деле хорошо, что медсестру потянуло на откровенность, да такую, чтобы в порыве чувств рассказать всё-всё о себе. ...После этого рассказа она вообще забилась в истерике. Эти два дипломированных врача, конечно же, тоже хорошо выпившие, перепутали душевную истерику с припадком какой-то болезни и не придумали ничего умнее, как вызвать скорую помощь. На скорой помощи, конечно же, приехал фельдшер и забрал медсестру в больницу, из которой она, когда кончилась истерика, к утру сбежала. Заведующий отделением, кстати, неженатый доцент, которому подчинялись выпивавшие два докто-1а медсестра, узнав об этом, решил уволить медсестру. Когда вся а история дошла до меня, директора, я решил спасти медсестру, сказав заведующему отделением, что она билась в истерике и нелепо была увезена фельдшером только из-за того, что она, медсестра, безответно любит его, заведующего. Заведующий очень удивился и перестал настаивать на увольнении. Тогда я сказал медсестре, что он, заведующий, безответно любит ее и поэтому, не видя ответных чувств, увольняет ее. Вроде бы все нормализовалось. Но для закрепления успеха я предложил медсестре поехать к нему, заведующему, домой, и выразить тем свою любовную привязанность. Медсестра, конечно же, согласилась. Я, конечно же, позвонил заведующему домой и сказал, что медсестра, испепеляемая чувствами, хочет приехать и поговорить с ним наедине. Он, заведующий, конечно же, с радостью согласился. Она, медсестра, и в самом деле поехала к нему и ночевала у него вроде как две ночи. Любви особой там не получилось, но инцидент был исчерпан. Да и сейчас они поглядывают друг на друга вожделенными глазами, а может быть, втихаря от меня, и встречаются.

Самым апогеем моего своднического порыва является то, что я иногда, конечно же, в порядке полушутки, запираю сводимых в одной комнате, приговаривая: "пока не сведетесь, не открою".. Обычно они, сводимые, оказавшись в таком неестественном положении, и в самом деле говорят о любви между собой и даже делают попытки... выполнить указание директора, что я порой вижу через замочную скважину. Но главное состоит в том, что после этой, на первый взгляд идиотской, процедуры запирания люди хоть краешком души начинают понимать, что их ведь заставляют любить и что лучше делать так, чтобы не заставлять, а самому, бросая томные взгляды на сослуживцев, среди которых и проходит их основная жизнь, искать свою любовь или хотя бы, хоть чуть-чуть, быть причастным к тому загадочному и влекущему Чувству, которое называется любовь. А это очень важно, поскольку ученный с томными и зовущими глазами есть бурно творящий ученый, а атмосфера любви, которую он сам же создает за счет своего томного взгляда, не позволяет ему, ученому, скатиться в скепсис и брюзжать всю оставшуюся жизнь.
Процедура запирания, как ни странно, нравится им - запираемым. Хотя иногда и бывают проколы. Однажды я запер двух сводимых представителей противоположных полов в лаборатории электронной микроскопии и ушел часа на три поработать. Но вскоре ко мне прибежала лаборантка, оставленная мною у замочной скважины, и сказала, что запертый представитель мужского пола громко стучит в железную дверь и даже кричит. Я немедленно прибежал и, открыв дверь, увидел, что он, "запертый", пулей выскочил из лаборатории электронной микроскопии и скрылся в коридоре, а она, "запертая", довольно хихикала. В конце концов выяснилось, что "запертый" все это время сильно хотел в туалет, но воспользоваться раковиной на виду у сводимой (и тоже запертой) не посмел, да и нельзя было исключить того, что требовался натуральный унитаз.

Тем не менее, несмотря на отдельные проколы, интриги по сводничеству вызывают всеобщее веселье, что, в принципе, является положительным моментом. Если весело, то не скучно. А само слово "весело" вбирает в себя целую гамму положительных эмоций и чувств, являясь основой столь важного для нас хорошего настроения.

Однако если у людей попросить объяснить значение слова "весело", то подавляющее большинство из них затруднится сделать это и будет уподобляться неграмотному крестьянину из книги И. С. Тургенева "Записки охотника", который страстно любит рыбалку. .. Тургенев описывает, как крестьянин на плоскодонной лодке плывет ночью по реке, горит смолье, и при его мерцающем свете крестьянин видит все таинство подводного мира с колышущимися растениями и замершими на месте рыбами. Рыбалка эта, когда рыбу колют острогой, не является особо добычливой. Тем не менее, крестьянин очень любит эту рыбалку, поскольку таинство подводного мира влечет его, неграмотного крестьянина, и вызывает у него кучу необъяснимых эмоций. Но если спросить его, крестьянина, почему он так любит рыбалку острогою, он, ввиду неразвитости своей речи и будучи неспособным словами выразить свои чувства при виде подводного мира, отвечает просто - "весело это!".

Интриги, сопряженные с понятием "весело", являются, на мой взгляд, необходимой атрибутикой человеческого поведения, поскольку если не будет веселых интриг, то на их место придут склоки. О, сколько склочных коллективов я видел на своем веку! Люди в таких коллективах ходят с мертвенно-серьезными лицами и день за днем жуют негатив. Куда уж им иметь призывный блеск в глазах! Лучше бы весело поинтриговали, чем от всей души склочничать! Позапирать бы их, парами, что ли...

Люди - странные существа. Им надо обязательно посудачить и посплетничать. Без этого им, людям, скучно.
А скука - вещь опасная, - это недостаток веселья. Тем более, что скука, особенно зеленая скука с видимостью деловитости, озлобляет человека и подталкивает его к любым развлечениям, пусть даже склочным и поганым, но развлечениям, чтобы было хоть какое-то веселье, пусть даже поганое... Не зря ведь существует поговорка - "Хлеба и зрелищ!". Мы ведь наблюдаем жизнь как в кино, а оно, кино, должно захватывать. Поэтому мне бы хотелось сказать: "Интригуйте, пожалуйста! Но по-доброму!"

Но самая душещипательная интрига, с которой сталкивается почти каждый человек, это начало любви. И эта интрига связана с вопросом - кто будет звонить первым?! Почему-то, когда возникает любовь, этот вопрос в обязательном порядке зависает над каждым "начинающим любить". Каждый, наверное, может вспомнить, что до боли знакомый телефонный аппарат все молчит и молчит, а поднять трубку и набрать самому вожделенный номер нету сил. Зато, когда этот пресловутый телефонный аппарат, подпрыгивая, начинает звонить, "начинающий" (в любви!) буквально подпрыгивает к нему и, схватив трубку, слышит голос... старого знакомого, который хочет поговорить. Хмыкая и телепатируя старому знакомому, что весь этот разговор с припадками воспоминаний явно не к месту, "начинающий" (в любви!), ожидающий звонка от "начинающей" (в любви!), начинает испускать столь тоскливые нотки в голосе, что старый знакомый, наконец, говорит, что у тебя сегодня что-то нет настроения, и поэтому он перезвонит завтра. С удовлетворением положив трубку, "начинающий" (в любви!) начинает опять со страждущими чувствами в душе ждать звонка от "начинающей" (в любви!) и, в процессе ожидания, начинает рисовать в воображении страшные сцены ее полового экстаза вон с тем, пузатым, даже утвердительно кивая по поводу ее воображаемой похотливой сущности и убеждая себя в том, что вот сейчас, когда наконец-то зазвонит телефон, он не возьмет трубку, предвкушая, что и она будет рисовать страшные ответные картины его половой связи с ее ближайшей подругой.

Но когда этот проклятый телефон опять зазвонит, он, "начинающий в любви", мухой подлетает к нему и, стараясь скрыть нотки радости в голосе, важно говорит "да", в трубке опять раздается голос... уже ненавистного старого знакомого, который забыл спросить, что...
Он, "начинающий в любви", конечно же, не понимает того, что она, "начинающая в любви", точно так же смотрит на свой телефонный аппарат, тоже говорит со своей ненавистной старой знакомой и тоже рисует унижающие ее сцены его животного полового экстаза.

Какая-то странная, сидящая в сущности людей, интрига видна в этих "телефонных играх". Но самое странное состоит в том, что самое святое - Любовь - окутано гениальной интригой, чтобы даже в ней - Святой Любви - не было покоя, и чтобы терзающие душу мучения под сенью "телефона ожидания" будоражили, будоражили и еще раз будоражили кровь. Любопытно, но Создатель сделал так, чтобы наша жизнь при взгляде со стороны казалась веселой и напоминала кино, чтобы хотя бы через него, кино, будоражить кровь. О, как важна буря в душе! О, как важно, чтобы в душе все бродило и клокотало! Ведь это брожение и клокотание и называется жизнью, а покой - лишь существование. Да и выражение неграмотного крестьянина - "весело это!"- имеет смысл.

Однако следует заметить, что "телефонная интрига для начинающих в любви" имеет еще и другой аспект. А аспект этот связан с тем, что именно в этот период, когда идут "телефонные игры", закладывается "карманная сущность" кого-то из двух "начинающих в любви"; говоря иными словами, определяется тот, кто будет "сидеть в кармане" (у любимой или у любимого). А "сидеть в кармане", как известно, никому не хочется. Вот и брыкаются "начинающие в любви", поглядывая на ненавистный телефонный аппарат. Но каждый хочет "посадить другого в свой карман". Чувство властолюбия, к сожалению, пропитало сущность современного человека и даже здесь, в самом святом - Любви - оно берет верх и выражается в косом ожидающем взгляде на этот "проклятый" телефон. Гордыня проявляется при виде этого злополучного изобретения человечества. Но не во всем виноват этот самый телефонный аппарат; ожидающий звонка "начинающий" (любить!) ведь не уверен, что его первый шаг в виде набора номера дрожащей рукой будет интерпретирован не как искренность и смелость, а будет определен как его первый шаг в злополучный "карман". Он, этот проклятый "карман", постоянно тормозит его любовный порыв, поскольку "сидеть в кармане", извините, неуютно и не престижно. Вот и идет интрига с тесной связью "телефонных" и "карманных" игр. И в этой интриге, дорогой читатель, есть большой смысл, потому что пока идет интрига, существует любовь, а как только кто-то "сядет в карман", любовь проходит, а сам процесс затухания любви, из-за снижения интереса к "карманному мужчине" (или женщине), сопровождается дикими ссорами и оскорблениями, поскольку любить, "сидя в кармане", невозможно, да и любить "покорно севшего в карман" трудновато.

И только иногда, только иногда мысли о "кармане" уходят на второй план, и мужчина и женщина находят ту грань отношений, когда каждый из них "сажает в карман" другого только периодически, например, когда женщина считает мужчину "карманным" на кухне, а мужчина женщину "карманной" в таких "крупных" делах, как вбить гвоздь или заработать деньги.

Наш мир еще пока слишком бренный, чтобы обойтись полностью "без карманов". Современное счастье состоит не в том, чтобы вообще не "сидеть в кармане", а в том, чтобы "сидеть там недолго" или, еще лучше, сидеть периодически. А вообще-то, там, "в кармане", возможно, и уютно, тепло, по крайней мере. Но, возможно, там, в других мирах, куда мы, может быть, и попадем, заслужив это своей смелой искренностью в этом мире, люди носят одежду вообще без карманов.

"Боязнь карманов" чаще всего, по моему мнению, приводит к одиночеству человека, хотя надо сказать, что "карман" - не тюрьма и сидеть там не так уж и страшно. Но так уж получается, что некоторые люди совсем не переносят "карманов" и ни за какие коврижки не хотят там сидеть, даже недолго. Они, эти люди, слишком свободны. Чувство свободы окрыляет их, а ограничение свободы, тем более в "кармане", ужасно гнетет. Они, эти свободные люди, конечно же, пробуют хоть раз или полраза "залезть в карман", но тут же обнаруживают в нем что-либо нелицеприятное, например, стиранный... три года назад... носовой платок. Высунув голову наружу и жадно глотнув свежего воздуха, они начинают сравнивать благоухающую свободу с будущей "карманной жизнью" рядом с... этим омерзительным носовым платком. Они, эти сверхсвободные люди, иногда и связывают свою жизнь с кем-либо, но только тогда, когда представитель противоположного пола с удовольствием "залазит в карман" и даже считает "пребывание в кармане" верхом своего счастья. Такие сверхсвободные люди, конечно же, не любят своего "карманного милого", но тешат свое самолюбие тем, что лучше все-таки жить с "полным карманом". Однако, чаще всего, добровольцев "лезть в карман" не находится, а свои попытки "засунуть голову в карман", как правило, сопровождаются встречей с этим самым никогда не стиранным носовым платком, который прямо-таки выталкивает тебя из "кармана". После всех этих попыток остается лишь глухое неприятие "жизни рядом с носовым платком", а благоухание свободы кажется еще более сладким и вожделенным, и наконец-то возникает осознание очень простой и только индивидуально понятной вещи, что ты создан Богом... м-м-м... не для "кармана", и что тебе дано особо ощущать и даже смаковать странное и загадочное понятие, называемое Свободой. А в этом понятии - Свобода - есть что-то мистическое, связанное с тем, что в ней, Свободе, заключен элемент очень высокого ранга Любви - любви к людям вообще. Ведь не зря гималайские йоги говорят, что любовь матери к ребенку есть одна степень любви, любовь мужчины к женщине (или наоборот) - другая, более высокая степень любви, но самой высокой градацией любви является Любовь к людям вообще, а... новый Чистый Мир может быть построен только тогда, когда люди научатся любить этой пока странной для нас Любовью - Любовью к людям вообще. Но она, эта Великая Любовь к людям вообще, уже живет среди нас и никак не укладывается в банальную "карманную психологию" людей. Эта Великая Любовь кажется нелепой и наигранной, но она есть, уже есть, и крест этой Любви Будущего несут на себе неказистые и грустно склоняющие голову одинокие люди. Они гордо несут свой крест - крест будущего.

И поэтому вряд ли стоит низкопробно хихикать, обсуждая внутри "семейного кармана" за тарелкой борща, вприкуску с зеленым луком, одинокую подругу жены. Она, эта одинокая подруга, может быть и посчастливее других, потому что ей подвластно то, что неподвластно многим и многим, а именно то, что можно назвать Сладостью Будущего.

Люди почему-то стараются осудить одиночество, а уж безнадежную любовь одинокого человека к недоступному, пусть даже рисованному идеалу обсуждают особенно рьяно, аж причмокивая губами. Они, причмокивающие люди, не понимают, что любовь одинокого человека к рисованному идеалу есть мечта, которую тоже можно любить, но любить в будущем времени; а оно, это будущее время, обязательно наступит, потому что человек не живет одной жизнью, а чередой жизней.

Любить мечту - это странно. Но кто знает, а может быть, в следующей жизни этот неказистый одинокий человек, с грустно опущенными глазами, найдет свою мечту - мечту прошлой жизни, и у них возникнет прекрасная любовь, которой будут завидовать все "сидевшие в кармане", и будут восторгаться те люди, для вторых слово "мечта" никогда не было пустым звуком. А прежде всего, будут восторгаться дети, дети будущей жизни.

Дети всегда любят одиноких людей. Дети чувствуют, что этот одинокий человек, у которого загораются глаза при виде детей, живет в мире грез и хочет, очень хочет видеть только хорошее, а самое хорошее, что можно придумать, - это мечта. И, наверное, поэтому все больше и больше становится вокруг нас матерей-одиночек, которые рожают ребенка даже не обязательно по любви и даже не обязательно от воображаемого принца, а просто так, для себя, чтобы дружить с ним - мечтательным маленьким существом и чтобы вложить в него всю свою любовь, которая имеет великую градацию - Любовь к людям вообще. И не надо это осуждать, ведь абсолютное счастье имеют только тупые люди, но не все люди имеют "счастье" родится тупыми, да и не хотят приспосабливаться под туповатые и заскорузлые установки далеко еще не совершенного современного общества, находя свое счастье в... Мечте. Ведь одиночество - это искренность перед своими чувствами, и кто виноват, что эти чувства уводят в будущее.

Бог создал великую интригу - интригу жизни, в которой все и вся неоднозначно, и трудно понять, что такое счастье, а что такое - нет. Почему-то Создатель решил сделать именно так, а не по-другому. Но главной особенностью Богом закрученной интриги, мне кажется, является то, что он апеллирует не к одной жизни человека, а как минимум к череде жизней. Бог как бы намекает, что твои неудачи или одиночество в этой жизни не есть еще фатальное горе, что мечтать очень даже благородно и что мечты имеют склонность претворятся в будущей жизни. Поэтому вряд ли стоит особенно расстраиваться, если в чем-то не повезло, - в следующей жизни будет лучше, но будет немного одиноко без тех людей, которые были благородны и чисты в прошлой жизни. Но эти люди обязательно встретятся, и Вы их обязательно почувствуете и обязательно узнаете по какой-то родной энергии, исходящей от них, хотя перед Вами будет стоять человек уже совсем другого облика.

Эти мысли проносились в моей голове с какой-то бешеной скоростью, а невероятная четкость мыслей поражала меня. А я все шел и шел вперед - в Долину Смерти. На одном из участков я споткнулся о камень и даже выронил компас, но поднял его и опять пошел вперед. До искомой точки фокуса Зеркала Царя Смерти Ямы, по моим расчетам, оставалось метров 100-150...
Я почему-то не думал о смерти, я не шел умирать. Я просто знал, что в моей жизни закрутилась новая интрига - интрига со смертью.

 

Интрига со Смертью

Под ногами я увидел очередную кость человека. Я чуть замедлил шаг, но... вновь пошел вперед. Я надеялся, что думающая субстанция времени... может быть...
В этот момент из-за бугра появилось Зеркало Царя Смерти Ямы. Я даже остановился от неожиданности. В этом ракурсе оно, освещенное лучами солнца, было особенно красивым.

Я дошел до вершины бугорка и стал озираться, стараясь увидеть те самые два валуна пятнисто-рыжего цвета, похожие на четырехглазых собак. Я снял очки и, с усилием вытащив из-за пазухи поддетую под анорак футболку, протер их. Я заметил, что мои руки мелко дрожат.

Унылый пейзаж из серых и черных камней расстилался передо мной. Смертью веяло от этих камней. А Зеркало Царя Смерти Ямы сверкало и переливалось цветами радуги, привлекая к себе все сто процентов внимания. Я поймал себя на мысли, что не могу оторвать взгляда от него: оно влекло и манило к себе.
- Неужели смерть столь красива?!- вдруг подумал я, сам испугавшись такой постановки вопроса.
Усилием воли опустив глаза и опять увидев унылые черные камни, я тихо прошептал:
- Нет, столь красива Совесть!

Мысли вновь закружились в голове, и я понял, что Суд Совести не зря проходит где-то здесь, среди унылых камней, а не там -вблизи сверкающего Зеркала Царя... Смерти. Слово "смерть" не вязалось с этим великолепным Зеркалом, оно даже оскорбляло его величие. Это было не Зеркало Царя Смерти Ямы, это было Зеркало Царя Совести Ямы. Ведь Совесть обязательно должна быть красивой, только красивой, очень красивой...

- Смерть вынесена за пределы "Зеркала... Совести" и находится далеко от него, в фокусе Зеркала. Совесть не должна чувствовать близости конвульсий Смерти, Совесть должна оставаться красивой, - подумал я.
Мне вспомнился рассказ тибетца Туктена о том, что на севере Кайласа за Долиной Смерти расположена скрытая "райская" пещера, внутри которой материализуются все мысли человека: хочешь, чтобы появилась пища, - пожалуйста, она возникает мгновенно, стоит только подумать; хочешь еще чего-то - надо только подумать... Я понимал, что верить в это, конечно же, трудно, но мне очень хотелось верить. Мне так хотелось снова окунуться в детство и жить в этом мечтательном детстве долго-долго и сильно-сильно верить в то, что ты когда-нибудь окажешься в "стране чудес". А она, эта страна чудес, была здесь, в Городе Богов.

Я еще раз взглянул на Зеркало Царя Смерти Ямы и натянул козырек фуражки на лоб так, чтобы Зеркала не было видно. Я снова стал озираться, прощупывая глазами каждый бугорок. И тут, прямо по курсу, впереди себя, я увидел рыжее пятно. Деланно ленивым и важным движением я снял рюкзачок, достал из него бинокль и посмотрел в него на это пятно - из рыжего пятна на меня смотрели четыре глаза. Я оторвал глаза от бинокля. Бешено колотилось сердце. Во рту пересохло.

Отмечая про себя, что мои движения стали от волнения неестественно-вальяжными, я поднял компас и взял азимут на рыжее пятно; этот азимут совпал с тем азимутом, по которому я шел сюда.
- Смотри-ка, расчеты в ориентировании не подвели, - прохрипел я вслух и... немного пожалел об этом.
Приглядевшись, чуть в стороне я увидел второе рыжее пятно. Я опять поднял бинокль и... опять увидел четыре глаза, смотрящих на меня.

- Это они - те два валуна в виде пятнисто-рыжих четырехглазых собак, - опять вслух прохрипел я.
Я опустил голову. Казалось, что стук моего сердца слышу не только я, но слышат и горы вокруг. А потом я задрал голову, взглянул наверх из-под низко опущенного козырька и с благоговением посмотрел на Зеркало Царя Смерти Ямы. Долгую минуту я смотрел на него и думал о нем как о Зеркале... Совести...
Я снова нашел глазами два рыжих пятна и, не сводя с них глаз, пошел к ним. Сердце продолжало бешено колотиться, дыхание было учащенным. Как молния, пронеслись слова Анчари-ки Говинды:
- Многие здесь погибают.

Мои шаги гулко раздавались в тишине гор. В этот момент я не чувствовал ничего плохого - ни угрызений совести, ни внутреннего самобичевания, ни страха. Передо мной была лишь одна цель - достигнуть этих двух пятнисто-рыжих валунов и встать между ними, чтобы энергия сжатого времени оценила меня.
С каждым шагом смертельная интрига приближалась к своей развязке. Четко, вплоть до интонаций, из памяти всплыли некогда мною же произнесенные слова:
- Самое страшное - энергия Совести, загнанная в угол. Выход ее подобен взрыву и способен испепелить тело.

До заветных валунов осталось всего несколько метров. Я замедлил шаг. Стало четко видно, что оба этих валуна и в самом деле похожи на четырехглазых собак. "Морды" этих каменных псов были направлены в мою сторону, и мне казалось, что эти "морды" не огрызаются, а ухмыляются. Каждый валун был высотой около одного метра и явно выделялся на фоне черно-серой каменистой осыпи своей пятнисто-рыжей окраской. Расстояние между валунами составляло около полутора метров.
Я совсем замедлил шаг и вгляделся в одну из "собачьих морд". Нет, я бы не сказал, чтобы эта "морда" была омерзительной. Но она усмехалась, безжалостно усмехалась. Эта морда как бы говорила, что здесь, в этом святом месте, не может быть жалости, совсем не может быть жалости, вообще не может быть жалости и никогда не может быть жалости, потому что жалость - это удел слабых людей, а слабые люди не должны приходить в Долину Смерти.

Я еще пристальнее вгляделся в одну из "собачьих морд". Хорошо видные четыре каменных глаза сверлили меня. Я понимал, что трехмерные каменные тела этих собак не есть главное, что они дополняются более значимыми фантомами, живыми фантомами их тел. И кто знает, может быть, йоги, которые приходят сюда и которые обладают тонко-энергетическим зрением, и в самом деле воочию видят этих пятнисто-рыжих четырехглазых "энергетических" псов и "вживую" ощущают ухмылку во взгляде каждого из четырех глаз.
Оба пятнисто-рыжих валуна и вправду напоминали сидячих псов. Любопытным было то, что нигде поблизости валунов такого Цвета не было видно.

Приблизившись на расстояние одного метра к этим валунам, я остановился. Мне вспомнились одичавшие собаки, которые нападали на меня еще в то время, когда я увидел первые пирамиды Города Богов.
- Это не собаки, это смерть хотела меня растерзать, - пронеслась мистическая мысль.
Я стал тянуть руку к одному из валунов, но отдернул ее. Как будто ток прошел по руке.
Я стоял прямо перед валунами. Я еще раз посмотрел на валу-ны, еще раз представил, что эти валуны в тонко-энергетическом мире есть пятнисто-рыжие собаки, и, как бы обращаясь к ним, тихо и ласково сказал:
- Да будет Вам, похитители жизней!
Я еще раз поднял голову, еще раз взглянул на сверкающее Зеркало Царя Смерти Ямы и... шагнул в пространство между пятнисто-рыжими валунами.
- Ух! - тихо проговорил я.
Мне показалось, что этот выдох "ух" разнесся по всем ущельям Древнего Тибета, все отражаясь, отражаясь и отражаясь этим коротким звуком - "ух, ух, ух, ух, ух, ух, ух"...
- Жил ли я чистой жизнью? - захотелось крикнуть мне.
Внезапно я ощутил, что моя жизнь начала мелькать передо мной как быстро пробегающие разноцветные картинки, напоминая старое алюминиевое листовое табло с расписанием поездов на железнодорожном вокзале. В то же время я почувствовал, что мои чувства не пропускают ни одну картинку и реагируют на каждую из них, то сладостным ощущением сопровождая одну картинку, то глухим ропотом недовольства потряхивая видение другой картинки. Но я боялся появления чувства негодования и возмущения самим собой... смертельно-сильного чувства негодования.

Я понял, что Царь Смерти Ямы начал свой знаменитый Суд Совести... надо мной.
А картинки моей жизни все бежали и бежали передо мной. Картинки детства мелькали, почему-то, особенно подробно, вплоть до каких-то, на первый взгляд, малозначащих эпизодов, например то, как я плакал, спрятавшись в крапиве позади нашего сарая... Ярко всплыла картинка, когда моя голубоглазая мама во время гуляний на берегу реки Белой во время национального праздника "Сабантуй" на глазах у толпы спасла меня, тонущего, когда я, маленький, хотел показать всем свою прыть в плавании.
Чувства, которые сопровождали картинки моего детского периода жизни, были практически всегда сладостными и чистыми.

Картинки моей молодости мелькали уже менее подробно, показывая только некоторые события этого периода жизни. Удивительным было то, что здесь не было таких узловых моментов, как окончание института или защита кандидатской диссертации. Зато часто выскакивали картинки, показывающие, как я мучился, прислушиваясь к своей интуиции. Некоторые из таких картинок сопровождались легким сладостным чувством, но некоторые - глухим ропотом недовольства с переходом иногда, к счастью очень редко, в свербящее чувство негодования с явным ощущением угрызений совести.
- Смотри-ка, оказывается, можно потерять совесть и перед своей интуицией, - подумал я. - О, как важно, оказывается, прислушиваться к интуиции, чтобы не запятнать свою совесть!

Картинки зрелого периода жизни также чаще всего были связаны с моментами, когда я интуитивно, мучаясь, создавал новые методы лечения больных. Чувство глухого ропота в душе при этом я ощущал редко, все казалось достаточно радужным. Я даже сделал вывод, что в зрелом периоде я больше прислушивался к своей интуиции, чем в молодости. Но наиболее сладостные чувства вызывали, как ни странно, картинки моментов "научного избиения" и картинки тяжелого возрождения после того, как маститые московские ученые разрушили всю нашу "интуитивную работу" до основания. Четко запечатлелся момент подписания Минздравом России приказа о создании нашего Всероссийского центра глазной и пластической хирургии, и это в чувствах было воспринято... как торжество интуиции, вернее, торжество науки, созданной на интуитивной основе.

Иногда картинки зрелого периода жизни касались личных отношений с разными людьми. Я как бы ждал, что глухой ропот в душе будет возникать тогда, когда появится картинка о том, как я, сорвавшись, орал на кого-либо. Нет, эти картинки сопровождались вполне благопристойными чувствами. Глухой ропот в душе возникал тогда, когда появлялась картинка о том, как я, корча из себя профессора, равнодушно относился к кому-нибудь из безнадежных пациентов, забыв сказать хотя бы несколько теплых слов и не дав надежду на будущее. Но при виде картинки с безнадежными больными чаще всего возникало, все же, сладостное чувство, и я видел вслед за этим себя, мучающегося в процессе научного поиска и прислушивающегося к интуиции.

Любопытным показалось то, что сладостное чувство сопровождало картинки тех моментов жизни, когда тебя предавали, или, воспользовавшись твоей наивностью, пользовались тобой, за спиной приговаривая - "Ну и лох!". Я очень сильно удивился этому, а потом понял, что я никогда не опускался до того, чтобы мстить. - Смотри-ка, как важно не мстить, - прозвучала мысль.

Но наиболее сладостные чувства появились тогда, когда замелькали картинки о моих трех гималайских экспедициях. Все эти сценки с йогами, сомати-пещерами, "живой и мертвой" водой и многие другие, показались мне беспредельно светлыми и чистыми, что меня начинало аж трясти от радости. Промелькнула мысль, что в этот период жизни я, наконец-то, осознал простое на первый взгляд понятие - Чистая Душа.
А потом я снова начал видеть себя в "научных муках". Но эта наука была уже другой, она была какой-то... ну, может быть... чистой и светлой, потому что я, включая в анализ сугубо научные данные, перестал бояться использовать эзотерические сведения и весьма экзотические результаты гималайских экспедиций. Но самое главное состояло в том, что я каким-то неведомым образом понял, что мои чувства начали инспектировать мои мысли без стыдливой боязни применять в этом процессе расплывчатое понятие - Чистая Душа.

Именно тогда у меня появилось какое-то глубинное осознание того, что детство есть период попытки жить на Земле по принципам Того Света, молодость есть период ошибок и адаптации к земным условиям жизни, а зрелый возраст - реализация самого себя при жизни на Земле.

Чувства, прыгающие от сладостных ощущений до глухого ропота в душе, тем не менее, как бы подсказывали мне, что угрызения Совести, оставшиеся в прошлом, могут возвращаться, или усиливаясь глухим ропотом негодования, или напрочь стираясь сладостным чувством.
- Это и есть покаяние, - подумал я, - когда добрым деянием или доброй мыслью можно смыть старое клеймо на совести.

Картинки, связанные с гималайскими экспедициями, мелькали особенно часто, порой подробно показывая, на первый взгляд, малозначащие моменты. Например, то, как я, растянувшись, упал на землю, ударившись о камень. Но что-то подсказывало мне, что именно в этот момент мой мозг "разродился" новым для меня осознанием действительности, после чего я видел картинки, посвященные этому повороту мыслей, когда я то стоял, взирая вокруг, то сидел, уставившись в пол, то что-то быстро записывал в полевую тетрадь. Но при этом я совершенно четко помнил (а вернее, осознавал) ход мыслей, который был в моей голове в то время. С точки зрения уже новых достигнутых позиций осознания действительности, эти ; прошлые мысли казались мне порой смешными и глупыми, но какое-то внутреннее сильное чувство говорило мне, что этот "глупый вариант" мыслей не являлся ошибкой, а был всего-навсего переходным этапом, чтобы на фоне своей глупости, стимулируясь признанием ее, понять то, что сквозь гордыню осознать трудно. Тобой признанная твоя же глупость помогала преодолеть твою же гордыню.

Вскоре до меня дошло, что Царь Смерти Яма не "смотрит видеофильм" прожитой мной жизни, а он пролистывает какую-то удивительную книгу твоих мыслей, которые, к тому же, имеют еще и параллельное "видеоизображение" в виде взгляда на тебя со стороны в этот момент.

- Это хроники Акаши, это удивительный небесный компьютер, в котором записываются все твои мысли по ходу твоей жизни! - про себя воскликнул я. - Яма, сжав время, ускоренно "пролистывает файл" твоей жизни в хрониках Акаши!

Мне стало даже не по себе, когда я нутром понял, что ни одну свою мысль нельзя спрятать и что ты вместе со своими мыслями представляешь собой "открытую книгу". Но мой восторг перед мощью "небесного компьютера" Акаши усилился еще и тем, что кто-то (может ангелы, а может кто-то еще) не только наблюдает за каждым твоим шагом и "снимает каждый твой шаг на видео", но и сопоставляет твои личные "видеоизображения" с ходом твоих мыслей в тот момент.

- Какая же мощь заложена в этом небесном компьютере! Чтобы записать все твои мысли и "снять на видео" всю твою жизнь, да еще и сопоставить все это... Да еще и всех людей на Земле... Да еще и всех животных и растений... Да еще и воды... Да еще и... Вот это компьютер!!! А насколько грандиозен разум Царя Ямы, чтобы он мог "работать" с этим "компьютером"! А насколько сверхграндиозен разум Бога, который видит и анализирует все живое во всей Вселенной!!! - восхищался я про себя, поражаясь малозначимости своей персоны.

Теперь я стал хорошо понимать, что главное в человеке - не его дела, а его мысли.
А картинки моей жизни все мелькали, мелькали и мелькали, вскоре появилась наша тибетская экспедиция. Появились до боли знакомые лица Равиля, Селиверстова и Рафаэля Юсупова и даже появилось мое лицо, наблюдавшее спор Селиверстова и Юсупова, -вязанный с тем, что Селиверстов хотел бы научиться парить и Допарить" до "лестницы в небо". Сладостные чувства ощущал я в то мгновение, а слово "дружба" приобретало какую-то особо высокую значимость.

Я увидел Главное Зеркало Времени и себя, дрожащего от холода. Мне даже показалось, что я дрожал не от холода, а от счастья. И эти наполненные счастьем чувства вдруг как бы плавно сконцентрировались и элегантно вылились в мысль о том, что Время - живая и думающая субстанция и что Время решает очень многое в мироздании, обладая колоссальной интеллектуальной мощью и имея возможность через механизм старения уничтожить то, что захочет уничтожить оно, Время... или через пожизненную молодость дарить возможность кому-то творить, творить и творить во имя Вечного и Сущего. А еще у меня исподволь, и тоже как-то счастливо, выкатилась мысль, что сжатое время не есть просто фатальное ускорение, а есть, прежде всего, возможность ускоренно думать и ускоренно вершить судьбы людей Ему - Великому Разуму под названием Время. Поэтому находиться в зоне сжатого времени не так уж страшно, поскольку Время еще и очень доброе, но в то же время и очень справедливое; вечный интеллект Времени не берет в расчет, как большую ценность, одну из жизней одного из людей. Время думает вселенскими масштабами и в то же время замечает каждую деталь и каждый нюанс, включая механизм ускоренного или мгновенного старения только в крайнем случае, основываясь на показаниях прежде всего энергии Совести. А Царь Смерти Яма есть тоже Время, вернее... Человек Времени.

Наша тибетская экспедиция пролистывалась очень подробно. Мелькали пирамиды и монументы, мелькали наши лица, а мысли, которые появлялись тогда, как бы возвращались заново. Особенно долго держалась картинка с "читающим человеком". И опять же светлые чувства, сопровождавшие эти тибетские видения, начали закручиваться и приобретать характер неких чувственных мыслей, которые вскоре стали очень ясными и совершенно четко дали мне понять, что прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны и что Время, по своему усмотрению, может даже повернуться вспять, и тогда после нас - арийцев - на Земле опять появятся атланты, за ними лемурийцы и так далее.

Но Время редко делает так; оно чаще всего возвращает прошлое по спирали в будущее, когда в недрах существующей на Земле человеческой расы появляются странные люди, количество которых все увеличивается и увеличивается, а их необычный облик, непонятно почему, кажется нам до боли знакомым. Подсознательная память шепчет нам, что когда-то давным-давно, много-много жизней назад, мы были сами почти такими же, и сейчас узнаем в этих странных людях самих себя в прошлом, но в несколько новом обличий. Этих странных людей все время тянет на их Главную Родину - Тибет, - туда, где находится легендарный "Вечный Материк", где в древнем Городе Богов сокрыто хранилище Прошлого, отмеченное статуей "читающего человека" и охраняемое Великой Шамбалой. Рано или поздно кто-то из этих странных людей получает доступ в хранилище Прошлого и при виде древних аппаратов и записей на "золотых пластинах" чувствует, что они кажутся ему знакомыми и родными, как будто бы когда-то, очень много жизней назад, он сам пользовался такими аппаратами и наносил записи на "золотые пластины". Странный человек начинает понимать, что никогда не бывает абсолютного Прошлого, что Прошлое относительно, и что оно возвращается в Будущем, а хранилище Прошлого есть одновременно и хранилище Будущего. И там, внутри хранилища Прошлого, странный человек осознает, что именно он жил в том, беспробудно далеком Прошлом и что серенада его жизней была, есть и будет бесконечной, хотя уровень его сознания будет в разных жизнях разным, будучи подвластным какому-то грандиозному по силе регуляторному механизму. Странный человек поймет, что только его подсознание хранит реальную память обо всех его прошлых жизнях, уводящих во времена ангелов, и начнет с большим доверием относиться к интуитивному шепоту подсознания, слегка негодуя по поводу того, что подсознанию разрешено почему-то только шептать, а не говорить прямым и твердым голосом. А также странный человек подумает о том, что в далеком Будущем, когда еще раз повернется спираль Времени, наступят времена, такие же времена, какие были у лемурийцев, когда подсознание сменит свой привычный шепот на прямой диалог с сознанием. И только тогда человек начнет видеть Прошлое и будет иметь прямой контакт с самим Создателем.

Я почувствовал, что среди этих неведомым образом навеянных мыслей мелькнула мысль о "новом человеке", и он, этот "новый человек", показался мне летающим. Чувство сладостного счастья сменилось на легкую разовую грусть. О, как много я тогда не знал! Я не знал, что новый человек существует уже в реалиях.

А потом среди мелькающих картинок тибетской экспедиции появились мои глаза, глаза Равиля, Селиверстова и Рафаэля Юсупова... Странно было смотреть в собственные глаза... уже в прошлом... на фоне далеко не блещущего красотой моего лица. И в этих глазах я вдруг прочитал странную мысль, странную и явно не мою мысль о том, что этим глазам разрешено увидеть... разрешено увидеть... разрешено... Это "разрешено увидеть" повторялось много раз и гулко звучало в голове.
- Что? Что разрешено увидеть?! - даже воскликнул я про себя.

А потом, как-то просто и легко, я понял, что нам было разрешено увидеть... Город Богов.
- Кем разрешено? - про себя спросил я.
- Время подошло... поэтому и разрешено, - прозвучал мысленный ответ.

А потом мои мысли закружились в хороводе, как бы освободившись от мистического налета, и, войдя в иерархию логики, подсказали мне, что вообще-то много, очень много паломников и йогов видели Город Богов, но, почему-то, им не дано было осознать, что они видят Его - легендарный и великий Город Богов.
Вслед за этим я снова увидел свои глаза и глаза Равиля - в них можно было прочитать счастье, и они, эти глаза на обветренных и замерших лицах, выражали нечто, когда... непонятно кому... от всей души говорится "спасибо".

И, наконец, я увидел себя, идущего в Долину Смерти. И мне, стоящему здесь, в Долине Смерти, передался страх, который я, как и любой человек, испытывал перед встречей с Неведомым, тем более с тем таинственным Неведомым, имя которому - Смерть.

А картины мелькали и мелькали, показывая, как я шел к двум заветным валунам, похожим на четырехглазых пятнисто-рыжих собак. И среди этого страха перед встречей с Неведомым, тем более с таким неведомым, как ..., я был почему-то счастлив, неведомо почему - счастлив! Я ощутил, что я не зря по компасу искал эти два валуна и шел сюда. Что-то неудержимо влекло меня сюда. Мысли, прекрасно работающие в сжатом времени, подсказали мне, что я шел сюда, чтобы понять - что же такое жизнь человека? И... вроде бы я кое-что понял... только кое-что. А это "кое-что", как подсказывали мне мысли, состоит в осознании тобой самим твоего предназначения в жизни, которое Кто-то - Бог, наверное, -тебе предначертал. Но как трудно понять это предначертание! Как трудно осознать его! Неужели для этого обязательно нужно ходить в Долину Смерти!?

О, нет! Не обязательно надо добираться до далекого Тибета и не обязательно идти в сокрытую в душевном тумане Долину Смерти! Надо просто прислушиваться к своей интуиции и к её сокровенному шепоту. А этот шёпот, как говорится, много стоит. И, эх, как редко мы прислушиваемся к нему! Мы как бы не хотим слушать шёпот, а слышим только громкие слова. Но шёпот... многого стоит.

И тут до меня дошло, что... Бог меня породил прежде всего для того, чтобы я слушал свою интуицию, а не просто махал руками или двигал ногами. Мне даже как-то обидно стало, что я должен слушать и слушать этот неясный шёпот и... мучиться от того, что я, дав волю своим ногам или рукам или каким-нибудь природным инстинктам, поступаю неправильно, потому что при "звуке" этих естественных устремлений не слышно шёпота. Я осознал, что мне кем-то вроде как предписано использовать движения рук, ног и прежде всего головы в том направлении, которое мне подсказывает этот самый шёпот. Я понял, что я чаще всего слушался этого шёпота, увлекаемый валом чувств, сопровождавших его, но иногда брыкался, да еще и сильно брыкался, очень сильно брыкался, поддаваясь желанию жить "простонародно" или, так сказать, "по-человечески", как обычно рекомендуют на банальных свадьбах с идиотским массовиком-затейником. И... из-за этого желания жить "по-человечески", под сенью крикливых напутствий массовика-затейника, я упустил столько времени, столько времени... О, как много я упустил времени, особенно в молодости!

Мне, стоящему между двух валунов пятнисто-рыжего цвета в Долине Смерти, вдруг стало страшно от того, что я в своей жизни упустил много времени, очень много времени только из-за того, что не послушался шёпота интуиции, а выражение "жить по-человечески" стало казаться мне ненавистным. Угрызения Совести подступили к горлу и... я понял, что здесь, в Долине Смерти, я получу наказание только за то, что я когда-то... упустил время... не послушав интуицию, которая диктовала мне, что тебя, как и других, создал Бог, и он же определил индивидуальное твое предназначение, о чем ты, дорогой, можешь узнать из своих чувств и... этого шёпота, который так не хочется слушать, особенно после увещеваний массовика-затейника.
Я только не знал одного - какое наказание я получу... пока... не знал.

А мысли про моё предназначение сами по себе развивались и развивались в моей голове. Стало до боли жалко, что я упускал отпущенное мне время ... особенно в молодости. Какой-то облегчающей волной в меня вошло понимание, что в зрелом возрасте я во многом компенсировал упущенное в молодости время, став по интуиции работать до двух-трех часов ночи. Но я ощутил, что всё равно не успею наверстать это злополучно упущенное время. И от этого мне было горько. Я ждал наказания Царя Смерти Ямы.

В голове промелькнула мысль о паломниках, которые приходят сюда, в Долину Смерти, чтобы именно здесь, перед лицом Смерти, осознать, наконец-то, смысл жизни. Почему же паломники, благочестивее которых вроде бы и не бывает, приходят сюда и почему же многие из них, паломников, умирают здесь, испепеляемые выходящей из них энергией Совести? На повисший вопрос тут же возник ответ - благочестивость не есть ещё искренность перед Богом, а под личиной благочестивости часто скрывается то, что надо замаскировать в себе самом, выучив какие-либо заунывные ритуалы с оттенком пренебрежения ко всему человечеству, живущему, извините, полноценной, вкусной и страстной жизнью.

Такие паломники сами не понимают того, бурча непонятные для них самих молитвы, что они под сенью благочестивости скрывают свою банальную трусость перед людьми и жизнью. И чем больше они, паломники, боятся людей, тем больше они уделяют внимание молитвам и ритуалам. Они уходят от людей подальше, погружаясь в рисованный мир непонятных ритуалов, которые... вряд ли когда-нибудь будут поняты. Рисованный мир есть мир трусливых людей, тех людей, которые боятся жизни. Символ Зайца стоило бы применить к этому миру.

Они, эти "убегающие от жизни зайцы", живут в мире глухого ропота чувств, бунтующих против падения Человека до уровня Зайца, и даже как-то привыкают к этому ропоту, как люди, живущие на железнодорожной станции, привыкают к грохоту поездов. Но что-то точит, точит и точит их изнутри. И, в конце концов, не выдержав вечного и омерзительного скрежета в душе, паломник, взяв, согласно ритуалам, котомку и посох в руки, отправляется в путь и идет туда, куда велят идти ритуалы. Он идет, идет и идет, почти не кушая и стесняясь оправиться даже перед камнем или деревом, и, наконец, находит, согласно ритуалам, Долину Смерти и... смело... со звуком "м-м-х" входит туда, где вдруг понимает, что вообще-то он зря пришел сюда, поскольку в картинках его жизни, мелькающих перед глазами, отсутствует его благочестивость и ритуальность, а возникают толпы людей, на фоне которых вырастает символичный образ Зайца. И тут паломник замечает, что руки его подёргиваются, что морщины на них углубляются, и он с ужасом видит, что тело его, истлев, с грохотом падает на землю, а он взлетает над останками, наконец-то поняв, что если в душе появляется страшный сигнал - глухой ропот, то надо искать причины его в себе самом, а не задалбливать этот глухой ропот завыванием выученных молитв и, что освобождением от этого глухого ропота чувств является действие, пусть ошибочное, но действие во имя не самого себя с признаками заячьей породы, а во имя людей с их непредсказуемыми поворотами и активностью, потому что Бог определил главную ценность человека как любовь (действенную любовь!) к человечеству вообще... а не к Зайцам вообще, хотя... и не все паломники такие.

- Ох и трудную жизнь определил Бог человеку! - подумал я! - и... почему-то он, Бог, во главу угла поставил этот самый тихий шёпот в тебе самом, ослушаться которого нельзя. А также он, Бог, определил напряженнейший ритм жизни, когда, извините, нельзя упускать время... Ведь и он сам, Бог, не упускает время, а все творит, творит и творит. А мы... дети его, Бога.
Я помотал головой и воочию увидел себя стоящим между двумя валунами пятнисто-рыжего цвета. Я приподнял козырёк фуражки и увидел зеркало Царя Смерти Ямы. Я посмотрел на свои руки - они были замерзшими и холодными. Я опустил голову и с ужасом заметил, что я стою на человеческих костях. Мелькание прекратилось.

Я развернулся, сделал шаг и пошёл назад. Что-то заунывное засвербило в душе. Мои поношенные ботинки глухо стучали по камням, а стрелка компаса привычно вела меня туда, где остался ждать Равиль.
А то самое, заунывное, все свербило и свербило душу. Я шагал, тяжело шагал. В каком-то месте я остановился и потрогал самого себя.
- Жив... ещё, - сказал я вслух.
Но что-то выло в моей душе. А потом этот вой усилился и неожиданно перерос в резкую боль в области желудка.
- А-а-а, - согнулся я от боли.
Я сел на камни и, стараясь не обращать внимание на боль, стал Разглядывать свои руки. Лицо свое я не мог разглядеть, поскольку, не будучи женщиной, не носил с собой зеркальца. Зато здесь, сзади меня, было другое зеркало - Зеркало Царя Смерти Ямы.
Я вглядывался в каждую морщинку моих рук, боясь увидеть в них признаки увядания. Я ждал появления их и даже, почему-то, ждал вожделенно. Я не хотел... но ждал. А боль, эта жуткая боль в области желудка, как бы сигналила мне.
- А может быть, это просто обострение язвы желудка? Да и легенда о Городе Богов и расположенной в нем Долине Смерти есть всего лишь выдумка? Может быть, я все это нарисовал в своём воображении? - думал я.

Но я тут же вспомнил монументы Города Богов, представил их увиденную реальность, осознал, что их на самом деле кто-то построил с помощью даже близко недоступных нам высочайших технологий, и... я понял, что легенда о Долине Смерти - это правда.
- Ведь это же правда! - хотел было в отчаянии вскричать я,но боль в области желудка не дала мне сделать этого.

Перед глазами опять промелькнули образы пирамид и монументов Города Богов, снова поражая своим величием и опять подсказывая мне, что этот легендарный Город был в реалиях когда-то построен людьми, которые не сомневались в том, что энергия пяти элементов, приводимая в действие Любовью к Богу, может быть обуздана человеком с... Чистой Душой и что Время есть думающая и... очень добрая субстанция.

Те картинки моей жизни, которые мелькали перед глазами в пространстве между двумя пятнисто-рыжими валунами, через чувства, сопровождавшие их, как бы привели меня к выводу, что я, по большому счету, вроде бы мало грешил в своей жизни, кроме того, что в период молодости плохо слушал свою интуицию и упустил много времени, отпущенного мне для творчества. Но мне казалось, что я сполна компенсировал упущенное в молодости время необузданно интенсивной работой в зрелом возрасте. Оказалось, что нет.
Груз упущенного времени тяжело завис в душе и совершенно ясно перешел в жуткую желудочную боль. Я понял, что эта боль и есть то наказание, которое вынес мне Царь Смерти Яма, - наказание за упущенное время.

- Ох и строг же ты, Яма! - проговорил я, задыхаясь от боли.
- Неужели жизнь человека оценивается столь строго?!
Неужели нельзя простить?! Ведь я же упускал время лишь в период неразумной молодости! Почему же нельзя простить... и зачем наказывать столь жуткой болью?! Почему я не был рожден тупым человеком, с которого и спрос-то невелик?! Почему моим пред
назначением явилось не то, чтобы всласть махать киркой или двигать лопатой, а слушать этот неясный шёпот интуиции?! Почему
Бог не дал мне счастья быть тупым?!
А боль все усиливалась, усиливалась и усиливалась. Я не выдержал и, схватившись за живот, упал на камни, корчась от боли.
О-о-о-ох! - стонал я, лежа на камнях рядом со выходом из Долины Смерти.
Я поднял голову и помутившимся взглядом посмотрел вокруг. Рядом со мной лежала кость, человеческая кость.
Я ещё раз взглянул на свои руки, ожидая, что в них увижу признаки увядания и испепеления. Но их не было... А я хотел смерти, я уже желал её. Я устал от боли.
- О-о-о-ох! - продолжал стонать я. - Молодость подвела!
Я приподнялся на локте и ещё раз посмотрел на свои руки. Все пальцы были в грязи; видимо, я в отчаянии скреб землю-матушку. Но руки были розовыми, даже красными, - в них текла кровь.
И тут я понял, что я не умираю, не испепеляюсь, а наказываюсь болью, всего-навсего болью, хотя и жуткой болью. Царь Смерти Яма вынес мне такой приговор. Он не забирал меня.
Я встал на колени и так, согнувшись и положив голову на землю, простоял довольно долгое время. Слезы бежали их моих глаз, окропляя землю. Я плакал и стонал, плакал и стонал, иногда вытирая слезы прямо о тибетские камни и размазывая грязь по лицу. Подняться у меня не было сил.
Со слезами пришло облегчение. Я стал по-детски всхлипывать, лишь иногда, при приступах боли, тихо завывая и плача, плача и плача.

- А-а-а... - безвольно всхлипывал я. - А-а-а... А-а-а...
Наконец я с трудом поднялся на ноги и, с непонятным недовольством ощущая, что все же стою на них, поднял компас, чтобы
взять азимут к тому месту, где должен был ждать меня Равиль. Я еле увидел стрелку - компас весь был в грязи.

- Вот он, вот он... - прошептал я перекошенными от боли губами, определяя азимут.
Я плюнул на палец и слюной стал вытирать грязь на крышке компаса. Слюна была тёплой.
- Жив, что ли? - пролепетал я. - Спасибо тебе, Царь...
Я шагнул вперед. Ноги, хотя и плохо, слушались меня. Я пошел по азимуту, туда, где ждал меня Равиль. Страшно болел желудок. Но я надеялся, что Царь Смерти Яма оставил меня здесь - на этом Свете. Я, наверное, был ещё нужен здесь.

Метров за двести до бугра, где должен был сидеть Равиль, у меня кончились силы. Я пошел на четвереньках. Так и дошёл до

 

Равиля - почти на четвереньках. Равиль подскочил ко мне. Взял меня под локти и попытался поднять. А я схватил его за ноги, уткнулся лицом в его колени и громко, не стесняясь, застонал.
- Что, шеф?
- услышал я голос Равиля.
- Я живой?
-спросил я.
- Да, - ответил он недоуменно.
- Не постарел?
- Да нет. Розовенький такой.
А потом Равиль дал мне таблетки от желудка и, откуда-то, из-под камней набрав горсть воды, дал мне запить.

Вроде бы стало легче. Я широко раскрыл глаза и посмотрел на окружающий меня мир. Силы стали вливаться в меня. Желудок, конечно, болел, но уже не столь сильно.
Я встал и медленно пошёл вперед. Что-то хрустнуло в колене; этого я испугался, - мне показалось, что мои кости начали рассыпаться, а истлевающие ноги - оседать. Я даже потрогал колени, -они были жесткими и натруженно гудели.
Это меня успокоило, я ещё шагнул вперед, ещё, ещё, ещё ... и тихонько побрел вверх по склону.
- Иду ведь, а! Живой, значит... - сказал я сам себе.

Боль
А желудок болел, сильно болел. Но эта боль стала уже привычной; я свыкся с ней и уже воспринимал её как нечто естественное. Мне даже было трудно представить такое состояние, когда нет этой сжимающей боли.

Вместе с этой болью я шёл и шёл вверх, с радостью ощущая, что не умираю. И мне казалось странным, что я не умираю. Меня даже удручало то, что я живу. Я был... готов к смерти, но... я еще жил.
Через некоторое время я стал прислушиваться к своей боли. Она была такая же, как и при обычном обострении язвы моего желудка, но намного сильнее. Однако эта боль имела одну необычную особенность - она как бы исходила не от желудка, а вытекала откуда-то из души, постепенно переливаясь в область желудка. А в душе что-то стонало и плакало, сильно плакало. От этого странного плача души и исходила боль.

Я постарался осознать причину плача своей души. Это у меня долго не получалось. А потом я как-то неожиданно понял, что плач есть выход из души негативной энергии и что после плача должно наступить облегчение. Я понял, что негативная энергия выходила из меня, выходила через эту жуткую желудочную боль.

Осознание этого дало какое-то облегчение. Я стал относиться к боли как к заслуженному наказанию за некогда запятнанную совесть перед... своей интуицией. Это наказание показалось мне слишком жестоким. Но через эту боль до меня ясно дошло, какие страдания испытал бы в Долине Смерти, например, жадный человек - испепеление его тела сопровождалось бы дикой болью, но несравненно большие страдания испытал бы его дух, выходящий из истлевающего тела. Царь Смерти оказался жестоким, но жестоким оправданно - в противном случае, без жестокого наказания, у людей рождались бы дети с жадным, завистливым или стервозным нравом.

Мне стало жалко таких людей, но я уже знал, что жалость не есть благородное чувство, а есть лишь ложное копирование благородного сострадания, поскольку не может быть сострадания к тому, что должно быть наказано, наказано или здесь, или там, на Том Свете.

Вскоре я снова увидел Зеркало Царя Смерти Ямы. У меня ёкнуло сердце. А на душе стало грустно-грустно, так грустно, как бывает, когда теряешь кого-то очень близкого... Я даже остановился на какое-то время, с непонятным вожделением посмотрев на "Зеркало" и по-доброму представив Человека с Большой Буквы по имени... Время.

- Шеф, здесь нельзя останавливаться. Тату говорил... - послышался голос Равиля.
- Да, да, я пошёл, - тихим голосом ответил я.
На полусогнутых от слабости ногах я повторно пересек зону действия Зеркала Царя Смерти Ямы.

Я почувствовал, что мне не хочется уходить отсюда, Царь Смерти был не просто жесток, а как бы... манил к себе и... не хотел отпускать.

 

- Смерть не хочет отпускать меня, промелькнула мысль, вызвав резкое усиление боли в желудке.
Я остановился, согнулся и застонал. А потом я поднял голову, обернулся и снова посмотрел на Зеркало Царя Смерти Ямы. Мне показалось, что оно смотрит на меня... добрыми глазами Смерти. Оно, это Зеркало, как бы провожало меня. А я уходил, чтобы вновь возвратиться в наш бренный мир, тот мир, где так много душевной грязи. Мне не хотелось возвращаться туда.

Я еще раз прислушался к жуткой и уже привычной боли в области желудка. Теперь я четко осознавал, что через эту боль моя душа очищается, выводя через этот "болевой канал" негативную энергию, накопившуюся во мне.

- А ведь я хочу, очень хочу ещё и ещё очиститься! - чуть ли не выкрикнул я. - Я хочу, очень хочу обрести то, о чем говорят все религии мира, я хочу обрести... Чистую Душу.
Это понятие, называемое Чистой Душой, представилось мне столь манящим и сладким, что я чуть было не повернул назад, чтобы опять вернуться к тем двум валунам, похожим на четырехглазых пятнисто-рыжих собак, встать между ними и опять предстать перед очищающим Судом Совести Царя Смерти Ямы.
Но слабые ноги несли и несли меня вперед: наверное, надо было, чтобы эти ноги донесли меня до нашего бренного мира.

Чувство грусти совсем захватило меня. Я понимал, что в том бренном мире, куда несли меня мои слабые ноги, понятие Совесть, как говорится, не в почете. Мне даже захотелось, чтобы Всевышний построил всех людей в ряд и по очереди подверг их Суду Совести Ямы, ставя их между двумя валунами, похожими на пятнисто-рыжих четырехглазых собак, чтобы они, эти люди "родного мне" бренного мира, прочувствовали наконец-то, что такое Совесть, и через жуткую боль или через жуткое созерцание испепеления своего тела наконец поняли, что Бог конечной целью прогресса человека определил достижение состояния, которое называется Чистой Душой.

Цена Совести
Шагая, я вспомнил одного жутко богатого человека, который привез ко мне своих детей -дочь и сына, безнадежно слепнущих от куриной слепоты. Этот человек, упрашивая меня придумать что либо сверхъестественное, вдруг обратил внимание на мой вполне приличный хирургический костюм и поинтересовался его ценой. Я недоуменно посмотрел на него и ответил, что этот костюм стоит 2000 рублей.

Он в ответ помахал лацканом своего пиджака и сказал, что он стоит 2000 долларов (в 30 раз больше), намекнув, что я, если придумаю что-либо сверхъестественное, тоже буду ходить в таком пиджаке, в ответ на что я пожал плечами и внимательно присмотрелся к этому пиджаку. Он не вызвал у меня никаких эмоций - так себе, серая мятая тряпочка в клеточку.

"Этюд с пиджаком", конечно же, не смог простимулировать мой мыслительный процесс, тем более что я по натуре не способен не только отличить дорогую материю от дешёвой, но и даже увидеть дыру на собственной одежде. Я просто поморщился и предложил этому жутко богатому человеку положить своих детей в нашу клинику, чтобы попытаться хирургическим путем вернуть им маломальское зрение.

Маломальское зрение не удовлетворило жутко богатого человека. Он стал намекать, что если зрение будет выше, то он раскошелится мне и на брюки по такой же цене. Я представил, что если на моей и так не очень складной фигуре будут висеть еще и такие же в клеточку брюки, в которых из-за безобразной цены нельзя позволить себе сесть на грязную скамейку с прилепленной к ней жевачкой, то я стану рабом этого сверхдорогого костюма и буду всегда помнить о той цене, за которую он куплен. Да и клеточка вызвала у меня тюремные ассоциации.

В общем, от костюма в клеточку я отказался. Тогда жутко богатый человек предложил мне костюм в полоску. Это ещё более УСИЛИЛО мои тюремные ассоциации, и я с негодованием взглянул на него, пояснив, что операция будет проходить в порядке попытки и что я не могу полностью гарантировать положительный результат операции, даже если к костюму приплюсуются ещё носки и трусы.

А жутко богатый человек все еще не понимал меня. Он, мне кажется, уже думал о новом нательном белье, которое я никогда не ношу из-за несимпатичности слова "кальсоны". Мне показалось, что этот человек вскоре предложит купить мне ещё и дорогие портянки.

В конце концов жутко богатый человек, отойдя от бесплодных попыток вырядить меня на свой бутиковый вкус, не на шутку расфилософствовался на тему об умении зарабатывать деньги и о роли денег для достижения свободы личности, что с дурости проронил неосторожную фразу о том, что они, богатые люди, хорошего врача всегда купят.

- Подобные фразы мне часто приходится слышать от богатых людей, - завелся я тогда. - Один нефтяной босс, сын которого имел подобное заболевание, говорил мне это же!

Помню, у меня побагровело лицо, а на шее выступила пульсирующая вена. Я бычьим взглядом посмотрел на жутко богатого человека и сказал, что настоящего врача купить нельзя и что настоящий врач отличается от просто хорошего врача тем, что он подходит к каждому больному с душой и состраданием. К сожалению, я так и не смог донести до него, что деньги препятствуют тому, чтобы сам Бог подсказал тебе, как разгадать болезнь и вылечить её.

Жутко богатый человек в ответ вытащил из кармана пачку долларов и сказал что-то наподобие того, что перед такой суммой я не удержусь и придумаю все, что нужно для его детей, которых он очень любит.
Я, еле сдерживая себя, чтобы грубо не выставить его за дверь, порекомендовал ему приехать через полгодика - авось что-нибудь удастся придумать. А пачку долларов я демонстративно засунул обратно во внутренний карман его шикарного клетчатого пиджака, слегка коснувшись его потной груди.

Жутко богатый человек приехал через три года, когда его дети уже совсем ослепли. На этот раз он был одет в пиджак в полоску. Я, конечно же, повозмущался тем, что они приехали столь поздно, но... что же было делать! Жутко богатый человек стал оправдываться, говоря, что его дети привыкли проводить зиму в Южной Африке, а лето - в Южной Англии и что затащить их в холодную Россию было трудно. Он даже сказал, что приезд их в Россию, тем более в провинциальную Уфу, можно интерпретировать почти как героизм и честь для нашего города. Поэтому мне, доктору Мулдашеву, надо особо постараться, чтобы его дети совершили "опасное путешествие" в "родную" Россию не зря и... уехали в Южную Африку совершенно зрячими. А за деньгами дело не станет - пачка долларов будет моя.

Надо признаться, что к тому времени мне и в самом деле удалось разработать новый метод лечения пигментного ретинита (куриной слепоты), и дети этого жутко богатого человека имели шанс прозреть, но только шанс, а не стопроцентную гарантию. Я посмотрел на беспомощно раскрытые слепые глаза детей, и мне стало их жалко - они были не виноваты, что им так и не привили сладость понятия - Родина. Они не понимали того, что Родину человека определяет Бог, посылая с Того Света дух в тело младенца, рождающегося в той или иной части земного шара, и что преступить решение Бога и назвать себя далеко не престижным словом "эмигрант" является грехом, очень большим грехом. И кто знает, может быть этот самый пигментный ретинит, порочный ген которого развивается в болезнь максимум в 50% случаев, и явился тем самым наказанием за грех, когда к святому слову Родина стали относится как к пустому звуку, уповая на лучшие климатические условия южного берега Англии или Южной Африки.

Один из детей жутко богатого человека, вроде бы мальчик, некрасиво растянув губы, заплакал, начав причитать, что ему здесь надоело сидеть и что ему хочется, чтобы служанка Лурдис напоила его свежим кокосовым молоком. Но кокосового ореха у меня не было, а посылать кого-то в магазин мне не хотелось. Полный коридор пациентов ждал меня. Да и... не кокосовая страна - Россия-то! Картошки жареной лучше бы попросил этот мальчик.

И тут я вспомнил, что три года назад этот самый жутко богатый человек с дурости произнес фразу, что хорошего врача они -богатые люди - всегда купят. Я с неприязнью посмотрел на раздутый нагрудный карман его шикарного полосатого пиджака и с удовольствием сказал, что я берусь оперировать его детей, но буду оперировать... бесплатно. Я вспомнил, что то же самое я уже говорил одному нефтяному боссу.
Как и в случае с нефтяным боссом, это предложение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Жутко богатый человек стал причитать, что любой труд, пусть даже попытка, должен быть оплачен и он готов это сделать. А я уперся рогом и настаивал на том, что буду оперировать его детей бесплатно. Я вспомнил девочку из Вологды с косичками и красным бантом и с таким же заболеванием, вспомнил её слепые глаза, вспомнил её деревенских родителей с мозолистыми руками и их взгляд на меня, полный надежды, вспомнил свои ночные бдения по разработке нового метода лечения пигментного ретинита в окружении далеко не высокооплачиваемых коллег - ученых и понял, что мы придумали этот метод для неё и ради неё - этой простой деревенской девчонки с красным бантом, которая, скорее всего, никогда не пробовала кокосовый орех, а основной её едой была жареная картошка из своего огорода с запахом земли, русской земли.

Я пристукнул кулаком по столу, тяжело посмотрел на жутко богатого человека и тихим голосом повторил, что буду оперировать его детей бесплатно. Жутко богатый человек растерялся и вспотел. Он понял, что не всегда деньги властвуют над миром. Его шикарный пиджак как-то завис на одном плече, носки его подобранных под цвет пиджака туфель задергались и сблизились, выказывая позу человека-слабака, а правая рука достала из кармана вишневый носовой платок долларов этак за двести и промокнула им лоб.
Мне стало жалко жутко богатого человека - человека без Родины. Я даже стал бояться того, что он увезет своих детей и лишит их надежды попытать счастья увидеть белый свет. Он, жутко богатый человек, уже лишил их одного счастья - Родины, а теперь уже почти лишил и другого - Божьего света.
Я опять вспомнил девочку с красным бантом из Вологды. Мне страшно захотелось жареной картошки. Я позвал секретаря и при них, при семье людей без Родины, попросил пожарить мне картошки, предложив им, кстати, тоже поесть её.

Глаза жутко богатого человека сузились. В них я увидел ненависть. У него не было выхода - он объездил весь мир со своими слепыми детьми, щедро соря долларами, некогда вывезенными из бывшей Родины - России, и вот... судьба занесла его обратно туда, куда некогда направлял его Бог, обозначив эту страну его Родиной и из которой он, воспользовавшись моментом, вывозил, вывозил и вывозил деньги, отбирая их у простых людей и обрекая их есть только жареную картошку. Но он знал, что в этой стране не только жрут картошку, но и изобретают, изобретают и изобретают, да ещё и изобретают, не думая о деньгах, а руководствуясь тем, что это будет нужно людям вообще, даже тем, которые сейчас млеют под сенью кокосовых пальм, сладостно осознавая, что денег у них хватит аж на сто жизней вперед. А на столе у этих изобретателей, которые всю свою душу вкладывают в науку для людей вообще, вкусно шкворчит жареная картошка.

Жутко богатый человек горделиво подобрал под себя подбородок, выдул из носа воздух и, резко подняв голову, посмотрел мне в глаза. В его глазах я не увидел ничего божественного, в них высвечивался другой Бог - Чужой Бог, непонятный и неприятный мне. Холодок пробежал по моей спине. Но я через очки продолжал спокойно смотреть в эти чужие глаза.

Жутко богатый человек всё же увез своих детей и не позволил мне их оперировать... бесплатно. Он их увез из страны надежд, из его бывшей Родины, для которой розовый крест надежды стал своеобразным символом - символом будущего.

А через несколько лет я узнал, что этот жутко богатый человек умер и его похоронили там, на чужой земле, и, возможно, за его гробом несли единственное, что заработал он в своей жизни, - сейф с деньгами. Про судьбу его детей я не знаю; возможно, их, слепых, надули и они где-то едят всего лишь жареные бананы, а возможно, у них все хорошо, а служанка Лурдис отучила их пить кокосовое молоко и стала подавать на обед жареную картошку.

 

Размышления о Чужом

- Чужой Бог! Чужой Бог! - стал повторять я в такт своим шагам, поднимаясь вверх по склону на высоте около 5700 метров.

Воспоминания о жутко богатом человеке отнюдь не придавали мне сил. Мне было жалко его детей. Дыхание со свистом вырывалось из моей груди, во рту всё пересохло, ноги подгибались. Но я шёл, тяжело шёл вперед. А желудок все болел, болел и болел. Но мысль о том, что с этой болью из меня выходит негативная энергия, успокаивала меня, я даже как бы радовался этой боли... жуткой боли.
Я остановился, обернулся, посмотрел на Равиля и неожиданно для самого себя сказал:
- Равиль! А ведь есть ещё и другой Бог - Чужой Бог! Но здесь, в Городе Богов, он не обладает силой. Он бессилен здесь. Долина Смерти убивает только тех, у кого в душе есть этот вездесущий Чужой Бог. Великий Яма стоит на страже Города Богов, го-Рода Настоящих Богов, не пуская сюда Чужого Бога. Зеркала сжигают Чужого Бога. Сжатое думающее Время не пускает Чужого Бога в подземную Шамбалу, не позволяет ему запоганить великий символ "читающего человека".

Равиль недоуменно посмотрел на меня. Мы оба улыбнулись и снова пошли вперед. В моей улыбке таилась гримаса боли.

Мысли о Чужом Боге не покидали меня. Я вдруг понял, что Чужой Бог горд и не труслив. Он силен, этот Чужой Бог, и, самое главное, вездесущ - он тут же проникает в душу человека, если человек даже чуть-чуть отойдет от своего Настоящего Бога. А потом он, Чужой Бог, войдя в душу, начинает планомерно и упорно обращать человека в свою веру - веру Чужого Бога. Он борется с Настоящим Богом, упрямо борется, борется не на жизнь, а на смерть. Он очень силен, этот Чужой Бог.
Тут я вдруг осознал, что безбожия не бывает, никогда не бывает. Поэтому атеизм, возвеличивающий человека как вершину развития самозародившихся органических веществ через животный и- обезьяний этапы эволюции, является не просто грехом, ставящим человека на место Бога, а является хитрой выдумкой Чужого Бога, той выдумкой, которая освобождает место в душах людей от влияния Истинного Создателя и дает возможность внедриться туда Чужому Богу.
Эта мысль пронзила столь остро, что у меня даже нарушался ритмичный ход; я засеменил, дыхание сбилось и я остановился, со свистом выдувая воздух.

- Как же я этого не понимал?! Как же не понимал?! - стал полушёпотом причитать я, стараясь ладонью вытереть тягучую слюну с губ. - Какой я дурак, а?! Сколько лет живу, сколько лет изучал атеизм, сдавая его на тройки, и не понимал! Эх! Какой дурак, а?! После Долины Смерти только понял, дурак! Только посмотрев смерти в глаза...

Я перевел дыхание и вновь пошёл вперед. С удивлением я заметил, что боль в области желудка уменьшилась и почти перестала мучить меня.

А мысли о Чужом Боге все продолжали и продолжали плясать в голове. Я искренне удивлялся тому, что раньше никак не мог понять того, что безбожия никогда не бывает, не бывает хотя бы на том основании, что Бог, создав дух, душу и тело человека, не только связал их единой веревочкой между собой; но и связал их невидимыми нитями с Богом, определив Единство Творения. Не зря люди говорят, что человек есть частичка Бога. Меня разозлил ту-пизм атеизма, этот жуткий тупизм философов и ученых, которые утверждали и утверждают, что Бога нет. Если бы эти "атеисты-ученые" хоть на минутку задумались над тем, что, например, известный научный факт клеточной нелокальности, когда каждая из миллиарда клеток человеческого организма мгновенно узнает о судьбе каждой клетки, нельзя объяснить ничем иным, как существованием некой думающей субстанции, которая не просто объединяет все клетки воедино, но и заботится о каждой клетке, как о своем дитяти, то они бы, эти "атеисты-ученые", могли бы по простой логике предположить, что над этой думающей субстанцией заботится другая, более высокоорганизованная думающая субстанция, а над ней ещё одна, ещё одна и ещё одна, вплоть до самого... Бога. Тогда бы товарищи атеисты перестали бы делать стеклянные глаза при малейшем возражении по поводу "доказываемого" ими отсутствия Бога. Тогда бы они престали третировать настоящих ученых-исследователей, которые волей-неволей, в результате своих научных поисков, приходили к выводу о существовании Бога-Создателя и превращались в глубоко верующих людей.

Я вспомнил глаза преподавателя атеизма в нашем медицинском институте, когда он на экзамене с удовольствием поставил мне тройку, хотя я, обладая хорошей памятью, выучил всю эту атеистическую дрянь. Он, видимо, увидел в моих глазах плохо скрываемую ненависть к нему - рабу Чужого Бога.
Шагая вперед и издавая в такт примитивные звуки "ух, ух, ух", я даже стал оправдывать этих "ученых-атеистов", понимая, что их язык не принадлежит им самим и что их языком говорит лукавый Чужой Бог. Он, этот Чужой Бог, даже, наверное, похохатывает над дураком-атеистом, когда тот, поправив рекомендуемо-серого цвета пиджачок, идет доказывать всем и вся то, чего и в помине не может быть в природе. Этот дурак-атеист, являясь все же хоть и неудачным, но Божьим творением, когда-нибудь влюбляется и, получив "от ворот поворот", мается по ночам, причитая, что душа болит, но тут же, выпятив слюнявую нижнюю губу, начинает переводить ход своих мыслей о своей душе на привычный (но в глубине души омерзительный) мыслительный штамп о роли органических молекул, и даже доходит до такой чуши, что её (отвергшей) органические молекулы несовместимы с его (отвергнутого) органическими молекулами, хотя, на самом деле, несовместимы их Души, отданные разным Богам - Настоящему и Чужому.

- Шеф, давай присядем. Тяжело ты идешь. Ты ведь только что вышел оттуда, из Долины... - послышался голос Равиля.
- Давай, - тяжело вздохнул я. - Боль ослабла, но слабость...
Я присел на камень.
- Чужой Бог очень силен. Он использует любой шанс, чтобы внедриться в душу человека. Он понимает, что создал человека не он, но он стремится захватить его, полностью захватить, - подумал я, сидя на камне.

В моей голове всплыли лица знакомых мне завистливых, жадных и стервозных людей, а также лица знакомых алкоголиков и наркоманов. Я, с натугой перебирая каждого из них в памяти, постарался представить выражение их глаз. Это мне удалось; глаза их были однотипными - стеклянными и чужими.

Какой-то чужой и неприятный штамп высвечивался в этих глазах. Этот штамп имел легкий плаксивый оттенок, выражающий неестественное раболепие перед... захватчиком его души. Эти чужие штампованные глаза как бы извинялись за то, что он отдал свою душу Ему - новому Чужому Властелину - и натужно, со скрежетом просили и просили о жалости к нему, рабу, как бы намекая, что любой может стать, как и он - рабом. Эти штампованные глаза умоляли дать ему через жалость хоть немного чистой энергии, той энергии, которая была для него родной и без которой ему плохо, очень плохо, потому что эта чистая энергия когда-то породила его - пусть непутёвого, но человека. Этот подобострастный штамп в глазах как бы говорил, что у него - бывшего настоящего человека - нет другого выбора, как взывать и взывать к жалости, потому что он -превратившийся в оболочку человека - не может жить без общечеловеческой божественной энергии, без общечеловеческой Любви и вынужден просить и просить дать ему хоть немного этой чистой энергии, просить через жалость к нему, рабу Чужого Бога. Он, этот раб Чужого Бога, не может обходиться без чистой энергии Настоящего Бога, породившего его.

Но иногда в этом штампованном жалостливом взгляде вспыхивают искры. Они, эти искры, мечутся в разные стороны. Они требуют схватки. Они требуют крови. Ненависть выплескивается через эти искры - ненависть Чужого Бога к Настоящему Богу. И тогда раб Чужого Бога начинает мстить, всей силой своего порока мстить, черно мстить тому, кто его... жалеет.

Раб Чужого Бога каким-то шестым чувством осознает, что у него, несчастного раба, не хватит сил отомстить человеку, живущему под Настоящим Богом, поэтому он вынужден выбрать более слабого человека - того, кто через жалость отдал часть своей Ботом данной чистой энергии во власть Чужому Богу. Несчастный раб даже не виноват в том, что он мстит и гадит близкому человеку, жалеющему его; Чужой Бог, сидящий в нем, ведёт непримиримую борьбу с Настоящим Богом, чтобы захватить "душевное пространство" людей. Он, Чужой Бог, есть тоже Бог, его мало интересует судьба отдельно взятого человека, его деяния распространяются на всех людей сразу и он хочет разрушить то, что создано Настоящим Богом, безжалостно кладя на алтарь людей со стеклянными глазами и штампованным взглядом. Чужой Бог не любит своих рабов, он даже презирает их, потому что они, все же, порождение Настоящего Бога, а не его - Чужого.
Главная цель Чужого Бога - захватить "душевное пространство" людей и встать на место Настоящего Бога, заменив Его. Ему, Чужому Богу, не хочется заниматься многотрудной созидательной работой, не хочется создавать, да ещё и воспитывать "своего человека", ему хочется лишь владеть душами уже созданных людей. И это ему иногда удается, хотя... не очень удачно. Например, все мы помним, к чему привели лукавые идеи коммунизма - они привели к репрессиям и самоистязанию людей целой страны с гордым названием Советский Союз, но самое омерзительное состояло в том, что в течении почти 80 лет люди этой страны ходили со стеклянными глазами и глядели на мир штампованным взглядом.
Однако и сейчас, когда коммунизм почти канул в Лету и в его "идеи" мало кто верит, Чужой Бог продолжает действовать, изменив свою личину и став покровителем "долларового типа мышления". Он радуется тому, что "долларовая психология" все больше и больше распространяется по миру, что через голливудские фильмы удается буквально насаждать "долларовый тип мышления" людям, воспитанным на вере в Бога, что у людей многих стран начинают стекленеть глаза при виде главного символа Чужого Бога -зеленого доллара.

Его, Чужого Бога, просто трясет от того, что в мире появилось реальное противодействие его "долларовой политике" в виде "валюты дружбы", называемой "Евро", поскольку в эту валюту вложена невероятная вещь - победа дружбы, доверия и любви в противовес историческим амбициям великих европейских стран. Поэтому и приятно держать в руках хрустящую банкноту "Евро", что от неё веет исторической победой Любви над Гордыней. Да и -, наступят, наверное, времена, когда и Великая Россия заменит свой горделивый рубль на теплую банкноту "Евро", перекинув красивый и величественный мост на Восток, где в традициях людей превалирует духовное начало, а слово Любовь не кажется пустым звуком. Вот тогда, наверное, и наступят счастливые времена, когда Чужой Бог съежится и почувствует себя мелким гаденышем, с ужасом замечая, что он уступает место новой когорте людей с Чистой Душой.
Я встал с камня, на котором сидел.

- Ну что, Равиль, пойдем?! Вскоре мы должны наших ребят догнать...
Шагая, я ощутил, что мысли о Чужом Боге и в самом деле поспособствовали тому, что желудочная боль уменьшилась.
- Неужели мыслительное противодействие Чужому Богу помогает выводить его энергию из меня? - подумал я.

И я, как бы уже с лечебной целью, начал опять думать о Чужом Боге.
Я опять вспомнил жутко богатого человека, его стеклянные глаза и, поморщившись, представил, что он ведь лишал своих детей надежды увидеть Божий свет ради него - Чужого Бога, рабом которого являлся и, будучи рабом, не мог пойти против принципа Чужого Бога, что деньги решают все, и, конечно же, возненавидел этого Мулдашева, который осмелился отодвинуть сияющую великолепием пачку долларов и сказать жуткие слова, идущие вразрез с постулатами "родного" "Чужого Бога", - я буду оперировать вас бесплатно. А разве будешь доверять глаза своих детей человеку, которого ненавидишь?!

Мне почему-то показалось, что многие, очень многие люди, которых в народе называют "дёргаными", тоже имеют отношение к Чужому Богу; кто знает, а может быть, в их душах идет бесконечная борьба Чужого Бога с Настоящим Богом, вот они и дергаются. Но уж лучше, наверное, быть "дерганым", чем рабом Чужого Бога. Раб обречен на страдания, которые "устраивает" ему Настоящий Бог, и страдания эти преследуют раба Чужого Бога везде и всюду в этом мире, но особенно непереносимыми они становятся тогда, когда "раб" встречает человека, живущего под истинно божественной звездой. Несчастный "раб" начинает ощущать глухой страдальческий ропот в душе, непонятно почему направленный против светлого и положительного человека и вдруг ощущает, что он ненавидит этого человека, ненавидит всей своей душой, отданной Чужому Богу. А ненависть приносит страдания ему самому -ненавидящему, приносит по принципу божьей кары за ненависть.

И поскольку в нашем бренном мире правят все же законы Настоящего Бога, он, подергивая ноздрей и дико страдая от своей беспомощности, начинает вспоминать 1937 год, когда эту глубинную ненависть можно было через бумажку, называемую доносом, реализовать в смерть человека, которого он стал вдруг ненавидеть. У него, раба Чужого Бога, даже перекашивается рот, когда он начинает понимать, что на дворе уже не 1937 год и что власть Чужого Бога стала слабее.

Поэтому можно сказать, что если на Вашу душу посягает Чужой Бог, то не отдавайтесь, пожалуйста, ему, памятуя, что он лукав и умеет манить к себе, а лучше дергайтесь, дергайтесь и дергайтесь на здоровье. Лучше все же дергаться, чем страдать.

До меня дошло, что дергаться, противодействуя Чужому Богу, можно бесконечно долго, но если в душу войдет грех, о котором говорят все религии мира как о самом главном грехе, а именно грех почувствовать себя Богом, то это означает, что Чужой Бог уже завладел Вашей душой. А завладел он потому, что человек, как Божье создание, не может в реалиях стать Богом (хоть и очень хочется), а может стать им только в иллюзии, которую в полной мере предоставляет ему Чужой Бог.
Все мы умеем фантазировать, но не умеем жить в фантазии. Чужой Бог толкает нас не просто к фантазии, а к самой её псевдореальной части - иллюзии, чтобы через сладостную иллюзию, причитая "Ты Бог!", ослабить влияние настоящего Бога и войти в наши души. О, как опасно хоть раз сказать - я есть Бог! О, сколько тяжких страданий принесет это!

Чужой Бог - не творец. Он никогда ничего не создавал, он только разрушал и пользовался тем, что создал Настоящий Бог. "Нарисованный мир" характерен для Чужого Бога. Богом иллюзий можно назвать Чужого Бога. И поэтому мы, обычные люди, худо ли, бедно ли, живущие под настоящим Богом, не любим шизофреников и людей со слащавой личиной отрешённости от существующего мира, потому что это люди, живущие в иллюзорном мире - мире Чужого Бога.

Так кто же он - Чужой Бог? Я не знаю, потому что я не Бог. Но, наверное, правы религии, которые говорят, что кроме Настоящего Бога на свете существует ещё и Демон, Дьявол или даже Сатана. Я даже не знаю, кто из них главнее и кто есть кто, но я чувствую, что они есть главные действующие лица параллельного нам мира - мира лукавых иллюзий.

 

В Городе Богов нет места
Чужому Богу

И тут я понял, что я, в принципе, счастливый человек, поскольку все же побывал здесь - в реальном (а не иллюзорном!!!) Городе Богов. А счастлив я оттого, что в этом Городе нет места Чужому Богу и я, наконец, увидел мир, величественный мир Настоящего Бога, состоящий из пирамид и монументов, созданных силой Чистой Мысли и Чистых Чувств. Этот Город очень значим для Земли, потому что он является кристально чистым островком на нашей планете, над которой витает красно-черный призрак Чужого Бога. Этот Город значим ещё и потому, что он, с помощью Великого Ямы, охраняет от коварного и сильного Чужого Бога прекрасные подземные Шамбалу и Царство Мертвых, где собраны и живут Лучшие из Лучших всех Человеческих Рас, когда-либо существовавших на Земле.

 

Мысленно я все еще был Там...

Я остановился и оглянулся, чтобы ещё раз взглянуть на Зеркало Царя Смерти Ямы, взглянуть... с любовью. Но оно уже скрылось за склоном, а возвращаться не было сил. У меня опять заболел желудок, заболел резко и сильно. Я скучал... по Зеркалу Смерти... я хотел ещё большей чистоты, ещё большей... ещё и ещё большей...
- Шеф, посмотри, как скала стоит! - как в тумане услышал я голос Равиля.
- Кто стоит? - прохрипел я.
- Селиверстов стоит. Нас поджидает. Беспокоится. На скалу похож. Большой.
- А-а-а...
- Отсюда видно, что живота у него не стало.
- А-а-а...
- Понимает, что в Долине Смерти были.
- Кто... понимает?
- Селиверстов.
- А-а-а...
- Смотри, дергается. Сильно, значит, беспокоится.
- А-а-а...
- Рукой машет.
-Да.
- Нам навстречу пошёл.
-Да.
- Опять дергается.
-Да.
- Ходит что-то, то вправо, то влево.
-Да.
- И что он ходит-то?
- Не знаю.
- Чует что-то?
- Может быть.
- А что чует-то?
- Не знаю.
- Смотри-ка, присел.
- Вижу.
- А чо он, присел-то?
- Не знаю.
- Может быть?
- Может.
- Сидит, ведь, а?!
- Сидит.
- Нашёл время.
- Бывает.
- Вроде бы нет.
- Вроде бы.
- Смотри-ка, прилег.
-Да.
- А что он, прилег-то?
- Не знаю.
- Отдыхает, что ли?
- Может быть.
- Нашел время отдыхать!
- Да уж.
- Думает, что мы призраки, что ли?
- Может быть.
- Крикнуть бы, но сил нет.
-Да уж.
- Призраки ведь не кричат, понять должен!
- Должен.
- Но сил нет.
- Да уж.
- Смотри-ка, встал.
-Да.
- Стоит, как столб.
-Да.
- Волнуется, наверно.
-Да.
- За нас волнуется... не превратились ли мы в призраков.
-Да.
- Опасности от нас, что ли, ждет?
- Может быть.
- Смотри-ка, за ремень взялся.
-Вижу.
- Что он хочет-то?
- Не знаю.
- Нет, отпустил ремень.
-Да.
- В карман полез.
-Да.
- Роется что-то.
-Да.
- И что он роется-то?
- Не знаю.
- Сигарету достал, что ли?
- Вроде.
- Закурил.
-Вижу.
- Волнуется, значит.
-Да.
- За нас волнуется?
- За нас.
- А что волноваться-то?
- Не знаю.
- Мы что, призраки, что ли?
-Нет.
- А он-то уверен, по-моему.
- Может быть.
- Опять задергался.
-Да.
- Сильно дергается-то.
-Да.
- А что он дергается?
- Беспокоится.
Незаметно мы подошли к Сергею Анатольевичу Селиверстову.
- Ох и издергались мы, ожидая вас, - сказал он.
- Да уж, - хором ответили мы с Равилем.
- Что у тебя, шеф, лицо перекошено, как будто челюсть выбили в драке?
- Да болит, Серёжа.
- Что болит, челюсть?
- Да нет, желудок.
- А-а-а... А похоже, что челюсть.
Сергей Анатольевич Селиверстов, бодро шагая впереди, подвел нас к Рафаэлю Гаязовичу Юсупову и проводнику Тату, сидевшим на камнях.
- Ну что, пообщались со смертью? - весело спросил Рафаэль Юсупов. - И какова она, смерть-то?
- Да так...
- Шоколадку лучше сожрите! Жирные кислоты вместе с сахаром нужны в высокогорье.
-Да...
- Кости видели, в Долине-то?
-Да.
- Чьи? Человечьи?
-Да.
- Много?
-Да.
- Умирают, значит, там.
-Да.
- А что ты, шеф, квелый какой-то?
-Да так...
Я устало опустился на землю. Страшно болел желудок. Я терпел.
- Долина Смерти сама выбирает тех людей, кого надо убивать, - всплыла из памяти фраза, некогда произнесенная провод
ником Гелу.
Рафаэль Юсупов подсел ко мне и, положив руку на плечо, спросил:
- Сколько времени в Долине Смерти-то был?
- Не знаю, не засекал.
- Ну как же так?
- Да так... там время течет по-другому... там сжатое время.
- А помнишь, лама Кетсун Зангпо говорил, что в Долине Смерти можно находиться не более пяти минут? А то Яма начнет свою
работу. Сколько времени ты был... там?
- Не знаю, там сжатое время.
- Но все-таки, мог бы...
- Не мог.
- Страшно там?
Я не ответил. Я скучал по Зеркалу Царя Смерти Ямы.
Проводник Тату позвал нас и показал на камень, на котором четко вырисовывалось вдавление на камне, напоминающее крупный след человека.
- Это след Будды! - гордо сказал он и посмотрел в мои страдающие от боли глаза.
- М-м-м... - только и смог произнести я.
А потом мы, размеренно шагая, поднялись на перевал, который паломники называли Вратами Смерти, - помню, как я лег на этом перевале на камни и стал корчиться от боли. Боль в желудке опять стала невыносимой.
- А-а-а... а-а-а... - застонал я.
Ребята стояли и с состраданием смотрели на меня.
- А-а-а... - продолжал стонать я.
- Шеф, шеф, отсюда надо уходить! Здесь повышенная радиация! Дозиметр трещит как... - послышался голос Селиверстова.
- Сейчас, сейчас...
- Ну вставай, вставай, милый, - ласково попросил Селиверстов.

Я с трудом поднялся.
- Серега! Равиль! - сказал я, превозмогая боль. - Нам надо по кромке хребта подняться на высоту 6000 метров. Оттуда, говорят хорошо виден Топор Кармы. Я хочу увидеть его.
- Шеф, ты что?!
- Пошли! Рафаэль, останься здесь! Так надо. Нам идти-то вверх совсем немного. Мы быстро! - скомандовал я, и, собрав последние силы, стал карабкаться вверх по камням. Сергей с Равилем двинулись за мной.

 

Топор Кармы

Где-то на высоте 6000 метров мы и в самом деле увидели Топор Кармы. Первым его увидел Сергей Анатольевич Селиверстов.
- А вот и он - Топор Кармы! - простодушно и уютно сказал он.

Я посмотрел на "Топор" и вдруг ощутил, что боль уменьшилась. Тяжело переводя дыхание на этой запредельной высоте, я стал всматриваться в Топор Кармы. Ослабшая боль уже позволяла мне думать, а не просто натужно выжимать из себя остатки сил, как будто каждое твое движение является последним в жизни.

Я смотрел и смотрел на Топор Кармы... Смотрел завороженно. Я прекрасно понимал, что этот 100-метровый "Топор", расположенный на высоком каменном останце рядом с цилиндрической конструкцией такого же размера, является каким-то монументом, а не причудливой "работой ветра". Я уже не задавался вопросом,

каким же невероятным образом такой монумент мог быть сотворен, да еще и установлен на столь недоступной вершине; я думал о его предназначении.
- Так, так... Так, так, - периодическим приговаривал я, размышляя.
Но мысли не шли - я совершенно не понимал предназначения Топора Кармы.
- Паломники не зря назвали этот монумент Топором Кармы, - постарался я начать мыслить логически. - А если так назвали, то, значит, он имеет какое-то отношение к карме человека. А почему он имеет форму топора? Не разрубать же что-либо?!
Мысли никак не шли в мою голову.
- Шеф! - услышал я голос Селиверстова. - Скажи, а для чего карме, то есть линии жизни, предопределенной Богом, нужен топор? Что, здесь карма разрубается, что ли? Или... обрубается?
Получается, что если человек проходит это место, то его карма обрубается. А после обрубления кармы наступает... м... бескармовая жизнь. Вот мы - ты, Равиль и я - становимся отныне бескармовыми людьми и начинаем жить бескармовой жизнью. Какова она будет, интересно, бескармовая жизнь-то?
- Увидим, - глухим голосом ответил Равиль.
- А ведь люди стремятся достичь бескармовой жизни, - продолжал рассуждать Селиверстов, - не зря они идут сюда. Не зря!
Ой, не зря! Она, бескармовая жизнь-то, наверное, чем-то хороша.
Ой, хороша! Она, эта бескармовая жизнь, дает свободу выбора - ты, человек, сам решаешь, как жить, а не Бог делает это за тебя.
Хочу - так живу, хочу - этак. Все, что хочу, то и делаю! Наказания, которые ты заработал за прошлые жизни, и те остаются за
бортом, будучи обрубленными топором. Ой, неужели мы так станем жить?
Равиль ухмыльнулся и сказал:
- Не верю я... м... м... в бескармовую жизнь. Ты же, Сергей Анатольевич, не в пещере, которая материализует мысли, находишься, где что подумал, то и свершилось...
Я продолжал пристально смотреть на Топор Кармы. Я понимал, что этот монумент создан для регуляции какого-то из многочисленных пластов тонких энергий. Но и сказания паломников о Топоре Кармы вряд ли бы родились на пустом месте!
- Ох, и тяжело дышится на этой высоте! Воздух такой жидкий-жидкий! - перебил мои мысли возглас Селиверстова.
- Да уж.

Я опустил голову, перевел дыхание и стал думать о карме как таковой. Я вспомнил наши многочисленные разговоры с Амиром Рашитовичем Шариповым, который в нашем центре работает заместителем генерального директора и возглавляет новое направление по психокоррекции зрения, то есть учит прозревающих после операции людей видеть. Будучи чрезвычайно интеллектуальным человеком, Амир Рашитович в своих исследованиях психики людей дошел до того, что начал изучать их карму. Вместе со своей молодой сотрудницей по имени Татьяна он нашел такие вещи, от которых можно было только ахнуть. Например, один из пациентов, потерявший один глаз от удара копыта коровы, рассказал, что в его роду, вот уже много поколений, мужчины страдают от коров. Выяснилось, что вся эта история началась с того, что в двадцатых годах его прадед, известный чекист, отбирал в деревнях коров и в рамках продразверстки отправлял их на бойню, обрекая крестьян на голод. Сын чекиста, скотник, спился и повесился в коровнике. Второй сын погиб, затоптанный стадом коров. Внук чекиста умер, отравившись коровьим лекарством... А правнук, которому тоже не удалось уберечься от кары этого дойного животного, потеряв один глаз, и, боясь за судьбу остав-

шегося глаза, переехал даже жить в тундру, где нет коров, и живет там по сей день, с удовольствием отмечая полное отсутствие этих мстительных животных.

Я сам оперировал пациентов, брата и сестру из Ростова-на-Дону, которые в разное время получили совершенно одинаковые травмы орбиты, вызвавшие одинаковое снижение остроты зрения до 0,2; причем подобные травмы сопровождали весь их род. И так далее.

Амир Рашитович в результате своих исследований пришел к выводу, что в нас самих сидит еще и родовая информация, от которой мы никуда не можем деться и которая, хотим мы того или не хотим, все равно влияет на нас, рано или поздно напоминая о себе то ли карой за грехи предков, то ли нежданным подарком судьбы за душевную чистоту давно уже забытых родственников. Причем эта родовая информация уходит в столь далекое прошлое, что, возможно, корнями соприкасается со временами ангелов и даже со временем создания человека, когда Создателем для каждого рода была заложена информационная линия, называемая кармой, внутри которой не только накапливается информация о бесконечной веренице жизней, но и идет постоянный анализ этой информации, соединяющий прошлое и будущее в единую линию жизни. В этой кармической линии ничего не забывается и ничто не оставляется без внимания и без анализа. Не только деяния человека подвергаются этому удивительному по совершенству анализу, но и его мысли, те самые мысли, которые постоянно тормошат нас днем и ночью. Никто из людей не может жить изолированно от предков, никто; каждый из нас несет печать своего рода, а жизнь наша складывается по неведомым нам принципам и законам общеродового единого начала, или Кармы.

Карма не является штампом, карма изменчива, потому что она есть думающая субстанция, но думающая категориями родовой жизни, объединяющей всю череду индивидуальных жизней внутри рода. Весь Ваш род, включающий ангелов, призраков, лемурийцев, атлантов и арийцев, влияет на Вас, дорогой человек, и Вы, со своей маленькой, может быть миллионной по счету жизнью, тоже влияете на весь Род и, через него, на чью-либо или на свою следующую жизнь. И когда-нибудь Вы, дорогой человек, увидите всю эту линию жизни, мгновенно уходя в прошлое или окунаясь в будущее. И тогда Вы поймете не просто величие и доброту Создателя, но и совершенно четко осознаете значимость понятия - Чистая Душа. И поверьте, дорогой человек, что этот момент не будет страшным для Вас; напротив, он будет счастливым, потому что

Вы сможете через весь свой род общаться с самим Создателем, а Ваши давным-давно канувшие в лету родственники предстанут перед Вами или со спокойными и уверенными лицами, или с лицами, выражающими глубокую непроходящую вину перед всем, Богом определенным, Родом. А также Вы увидите и себя в разных жизнях и сами оцените выражение своего лица в той или иной из многочисленных жизней.

Но самое главное, что произойдет с Вами, дорогой человек, так это то, что Вы четко осознаете главный критерий оценки Ваших жизней - общеродовой критерий, который называется Чистой Душой. О, как Вам станет грустно, если Вы увидите, что одну из своих жизней Вы отдали поганому чувству жадности, не понимая, что в общеродовой жизни денег не нужно! О, как Вам станет противно, когда Вы воочию разглядите себя завистником, несчастным завистником, созданным для того, чтобы подгонять того, кому Вы завидуете! О, как Вам будет не по себе, когда Вы будете лицезреть себя в виде красивой, но стервозной женщины, по жизни всегда дергающейся и еще раз дергающейся! О, как Вам будет не по себе, когда Вы...

Но у Вас, дорогой человек, будет вызывать глубокое умиление и радость то, что Вы себя увидите, обязательно увидите еще и благим, добрым, хорошим, милым, ласковым, одухотворенным, щедрым и, самое главное, любящим, сильно любящим, очень любящим не только маму, папу, сына и дочь, но и... всех людей вообще. Вы остановите свое внимание на той Вашей жизни, когда Вы смогли любить людей вообще, и будете любоваться ею, долго любоваться, наслаждаясь той жизнью и немного негодуя по поводу того, что не все Ваши жизни были прожиты так. Именно в той жизни, когда Вы, дорогой человек, любили всех людей вообще, Вы не только смогли выделиться ярким розовым пятном во всей родовой линии жизни, но и смогли разбросать много-много розовых пятнышек в будущем, определяя счастье в будущей жизни для кого-нибудь из Вашего рода или... для Вас же самого... в будущей жизни.
Я поднял голову и вдохнул полной грудью. Передо мной, как призрак в облаках, висел Топор Кармы.
Шеф, я одурел от холода! Пойдем, а?! - опять послышался голос Селиверстова.
Сейчас, - еле проговорил я, дрожа.

Я опять опустил голову и опять стал думать. Я представил Время, которое мчится вместе с нами вперед... а может быть, иногда и... назад. Я представил дорогу времени, уже кем-то проложенную для тебя лично среди многочисленных дорог Общего Пути всего твоего рода, и как бы заметил, что от твоей дороги жизни отходят в стороны многочисленные тропинки, уводящие к неприятным черным дырам. Я понял, что это тропинки смерти - черные фатальные тропинки времени, в которые ты в любой момент можешь свернуть с доброй столбовой дороги жизни, которая кем-то, каким-то Великим Оптимистом, была проложена в будущее с надеждой, что все твои будущие жизни будут проходить в розовых тонах и ты будешь идти по дороге твоей жизни по прекрасному розовому паркету. Но... и черные тропинки существуют для поворота... если ты...
Я засунул руки в карман анорака и всласть начал дрожать от холода.
- У - у-у-у-у-у-у; - вырвалось из моей груди.

В моей голове опять всплыл этот самый жутко богатый человек, который не дал мне возможности... дать надежду его больным детям. До меня вдруг дошло, что этот жутко богатый отец, накопив для них, слепых детей, денег на сто жизней вперед, поставил на их и так-то не очень розовой дороге жизни жирное черное пятно, которое нельзя обойти и из-за которого придется сворачивать на черную фатальную тропинку несчастий, дополнительных несчастий. О, если бы этот жутко богатый отец знал, что его несчастные дети не останутся в долгу, и отомстят ему за накопленные на сто жизней вперед деньги тем, что они, тоже проплывая по общеродовой линии жизни (где отец, породивший их и так не очень полноценные тела, является не очень уж близким человеком), тоже повлияют на его, отца, жизнь, тоже поставив на его розовой дороге жизни жирное черное пятно, обойти которое невозможно! Я вспомнил смерть их жутко богатого отца и поморщился. Мне почему-то показалось, что если бы этот отец не копил тупо деньги во имя них, детей, а просто дал бы им побольше душевной теплоты и, конечно же, душевной чистоты, то они бы вскоре увидели свет, а может быть, и начали бы различать цвета, и первым цветом, который они бы могли увидеть, конечно же, был бы розовый цвет. - Шеф, уже невмоготу! - доходчиво сказал Селиверстов. -Холодно очень!

 

Посмотри, Сергей Анатольевич - откликнулся я, показав рукой, - это не Топор Кармы, это Знак Кармы. Он, наверное, когда-то был выкрашен в розовый цвет...
Почему именно в розовый? - спросил Селиверстов.
Бог - Великий Оптимист, он нарисовал для каждого человека розовую Линию Жизни, которая называется Кармой. Люди сами виноваты... - ответил я.
Врата Смерти Громыхая камнями, мы покатились вниз по склону, туда, где нас поджидал Рафаэль Юсупов.
- Я уж подумал, что по карме мне с-суждено б-было здесь нас-смерть з-замерзнуть, - стуча зубами, с трудом выговорил он.
Мы остановились около Юсупова и молча постояли несколько минут, опустив головы. Я было уже хотел пойти вперед, как Равиль авторитетно проговорил:
- Через несколько шагов у нас начнется новая жизнь!
- С чего это?! - недоуменно вскинул брови Селиверстов.
- Это место, на котором мы стоим, паломники называют Вратами Смерти. Они считают, что человек, прошедший Врата Смерти, вступает в новую жизнь, - пояснил Равиль.
- Не понял!
- Селиверстов насупился.
- Через несколько шагов мы умрем, что ли?
-Да...
- Ничего себе.
- Вон за тем камнем, метрах в пяти от нас, мы умрем. Вот так вот! - слегка усмехнулся Равиль.
- А я что, сейчас умираю, что ли?
- Ты уже почти умер, Сергей Анатольевич!
- Ничего себе...
- Вот так вот.
- Ну, я вроде как живой. Теплый, по крайней мере.
- После смерти жизнь не кончается, - заметил Равиль.
- Не надо мрачных шуток, - подал голос посиневший Рафа
эль Юсупов. - Мы здесь, скорее, от холода помрем. А... за каким
камнем, говоришь, жизнь кончается?
- Вон за тем.
- За тем, да?
- За тем.
- В каждой шутке... - хмыкнул Селиверстов.
- Паломники, совершая парикраму или священный обход комплекса Кайласа, - начал объяснять Равиль,- убеждены в том, что именно здесь, во Вратах Смерти, они оставляют позади свою прошлую жизнь и вступают в новую, которая отличается от старой тем, что она будет более чистой. Паломники считают, что если человек совершит парикраму 108 раз, то душа его очистится настолько, что он перейдет в ранг святых.
- А не жалко так жизнями-то кидаться? Один круг - одна жизнь, еще круг - еще одна жизнь... ? - бархатным голосом спросил Селиверстов.
- В религиозной и эзотерической литературе нет сведений о том, чтобы Бог устанавливал лимит реинкарнаций, - ответил порозовевший Рафаэль Юсупов.
- Плохо только то, - разулыбался Селиверстов, - что каждый круг приходится в одном и том же теле мотаться. Вот если бы тела менялись, как перчатки!
- Тебе грех жаловаться, Сергей Анатольевич, - завистливо кинул Рафаэль Юсупов, - не каждому Бог дает такое тело, которое может за раз 100 пельменей употребить.
- Да при чем тут пельмени... Кто первым пойдет-то... в новую жизнь?
Мы двинулись вперед. Боковым зрением я заметил, что идущий сзади Рафаэль Юсупов искоса взглянул на злополучный камень.

А из моей головы не выходила Долина Смерти. Я понимал, что туда ходят редкие из паломников, совершающих парикраму... там требования другие.

Тяжело переступая меж камней, мы уходили из района Долины Смерти. Привычно болел желудок. Я еще не знал, буду ли я жить...
Вечерело. Мы, пройдя еще несколько километров, спустились к реке. Там нас поджидали яки.

Я попросил разрешения у ребят не участвовать в процедуре разбивки лагеря, отошел в сторонку, лег спиной на землю и стал смотреть в небо. Мысль о том, что с болью выходит негативная энергия, успокаивала меня.

Как хорошо, что мы все в одинаковых формах, - где-то сбоку раздался выдох Рафаэля Юсупова.
- Почему? - послышался голос Селиверстова.
- Да потому, что никто не намекает, что я в черной рубашке смотрюсь как черная дыра.
- А в белой маске... как смерть, - добавил Селиверстов.
А надо мной плыли облака - тибетские облака. Они, эти облака, в заходящих лучах солнца переливались всеми цветами радуги. Они казались живыми существами, ласковыми и величавыми существами.

- О, как многообразна жизнь! - думал я. - Мы, маленькие, при взгляде с высоты, люди, почему-то считаем, что человек является хозяином Земли, и ни на одну йоту не сомневаемся в этом. А вдруг это не так?! Может быть, облака считают по-другому... Ведь известно, что облака - это пар или газообразное состояние воды, а вода, как и человек, входит в пятерку легендарных "пяти элементов", равноправных элементов, выделенных Богом, чтобы... творить чудеса под знаменем Бога. А может быть, облака есть та самая призракоподобная жизнь, или паровая форма жизни, - никто этого не знает и не будет знать до тех пор, пока Он, Создатель, не откроет для нас, людей, возможность видеть мир во всем многообразии созданных Им жизненных форм. А пока... пока нам остается только догадываться и... мечтать, да и... слегка негодовать по поводу того, что пока еще не зародилась среди нас Общечеловеческая Чистая Душа.
Мне почему-то вспомнилась известная песенка Галича: Облака плывут, облака, В дальний край плывут, как в кино. А я цыпленка ем табака, Коньячку принял полкило. Я подковой вмерз в санный след...
Но коньячка у нас не было. Был только спирт, и пить его не хотелось.
А боль продолжала истошно вопить в области солнечного сплетения.

- Сколько же во мне негативной энергии накопилось! Не вся еще вышла! Неужели грешил только я, а может, и другие люди своими греховными душами повлияли на меня, живущего в нашем бренном мире? - морщась, думал я. А облака плыли и плыли надо мной.
И вдруг я ощутил счастье, внутреннее счастье... несмотря на боль. Я понял, что Долина Смерти отпустила меня.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно