Сердце Воды - "В поисках Города Богов. Том 3. В объятиях Шамбалы"

Вечером, приняв лекарства, я постарался что-нибудь покушать. Но не смог. Даже от вида еды воротило. А мне предстояло еще восстанавливаться, долго восстанавливаться. Я чувствовал это.
Ночью я так и не заснул. Вставал, выходил из палатки и курил. Много курил. Дрожал от ночного тибетского холода, но курил. А когда я залезал в палатку погреться, то в полумраке видел умиленные лица ребят и слушал переливы храпа, среди которых выделялись по-детски всхлипывающие звуки, издаваемые Селиверстовым. Жизнь продолжалась.

Боль не так сильно докучала мне. Просто не спалось, да и все. С удовольствием не спалось. А в голове было пусто-пусто. Как человек, никогда не страдавший бессонницей и, напротив, засыпающий где ни попадя (например, в президиуме или в театре), я слегка удивлялся этому состоянию ночного бодрствования, но, как ни странно, оно мне казалось приятным и легким. На душе было очень легко, ничто не свербило там. Я понял, что не сплю оттого, что всем своим нутром вкушаю давно забытую с детства душевную благость.

- Странная она, жизнь! - думал я, лежа в палатке и ощущая в груди ком от излишне большого количества выкуренных сигарет. - Дети все рождаются романтичными, мечтательными и чистыми, все до одного. И все до одного живут в состоянии прекрасной душевной благости. А потом, постепенно, благость уходит навсегда, заменяясь то ли победным гоготанием в душе, то ли тревожными нотками вперемежку с заботливым квохтанием.

Люди начинают забывать, что такое душевная благость. А потом о ней даже и не вспоминают. Забывают напрочь... вместе с детством. Забывают оттого, что на чистую детскую душу, способную жить в состоянии прекрасной благости, начинает что-то действовать, действовать помимо родителей, да действовать столь сильно, что вскоре у детей из глаз исчезает удивительный по силе своей притягательности восторг жизнью. А как важно хоть иногда видеть восторг жизнью! Почему он исчезает? Что же действует на детей? А действуют наши мысли, мысли нас - взрослых, и... наши тусклые, уставшие от жизни в мире черных мыслей глаза, из которых навсегда ушло выражение восторга тем, что мы имеем честь жить на свете.
Состояние душевной благости захватило меня. Я потрогал свой спальник, он был уютным и теплым. Я потрогал лежащего рядом и храпящего Селиверстова - он показался мне хорошим и родным. Я надел, чтобы снова выйти покурить, свои остроносые татарские галоши - они были мягкими и удобными.
А под утро ребята по очереди начали выходить из палатки, чтобы справить нужду. Я с умилением смотрел на их сосредоточенные спины и слушал журчащие звуки. Возвращаясь в палатку, все они говорили одно и то же:
- Ох, хорошо-то как стало! Всю ночь терпел! Что, шеф, ты уже?
А потом они залазили в палатку, чтобы под утро взять такие нотки, которые не посрамили бы здесь, на Тибете, великую Россию. Через эту какофонию звуков пробивалось журчание ручейка.
Утром я опять ничего не кушал. Но состояние было хорошим, хотя я и чувствовал сильную-сильную усталость, очень сильную усталость. Но это была приятная усталость, усталость без душевного угнетения. Я ощущал, что мое бренное тело так протряслось сжатым временем Долины Смерти, что оно все гудело, но гудело приятно. Даже боль в области желудка казалась приятной.
Я, пока все собирались, подошел к ручейку и опустил в него руки. Холодная вода ласкала пальцы. В ней, воде, чувствовалась жизнь.
- Вода! - с умилением проговорил я.

Гряда пирамид
А потом мы пошли вперед. От нагрузки у меня стало темнеть в глазах, но я заставлял себя идти. Вскоре я втянулся и стал внимательно смотреть по сторонам.
- О! - воскликнул я через некоторое время.

Передо мной открылась прекрасная гряда пирамид.
- О! - еще раз повторил я.
- О! - добавил шедший за мной Равиль.
- Что разокались-то? - послышался голос Рафаэля Юсупова.
- Да вот, не видишь, что ли?! - Равиль показал рукой на гряду пирамид.
- Да вообще-то. В этом случае не приходится сомневаться в искусственном происхождении данных пирамидальных конструкций.

- Скажу Вам, Рафаэль Гаязович, - вставился в разговор Селиверстов, - что здесь все искусственное, все. Вы, Рафаэль Гаязович, находитесь в Городе Богов! Здесь, понимаете ли, надо идти с высоко поднятой головой и смотреть по сторонам, а не идти, уставившись под ноги. А так можно весь Город Богов протопать и ничего, кроме камней, не увидеть.

- Извините, Сергей Анатольевич, - рассердился Рафаэль Юсупов, - во время хода Вы всегда перекрываете мне обзор своим задом.

- А не надо тыкаться в него, - парировал Селиверстов.
- Надо отступать от него, от зада-то. На расстоянии он, зад, меньшим кажется.
- Спасибо, Сергей Анатольевич, учту, - деланно произнес Рафаэль Юсупов. - Только не надо резко останавливаться на ходу, тут волей-неволей об Ваш зад, Сергей Анатольевич, и ткнешься.
- А если Вы, Рафаэль Гаязович, будете идти на расстоянии, то Вы всегда успеете заметить, когда он остановится - зад. - Чей?

- Мой, - Селиверстов отвернул голову.
А гряда пирамид и в самом деле впечатляла, четко выделяясь на фоне желтых пологих тибетских холмов. Пять огромных, одинаковой высоты, этак метров по триста, разнообразных пирамидальных конструкций стояли в ряд, а шестая - больше похожая на экзотический дворец - была расположена чуть поодаль.
Я уселся на склон горы и принялся зарисовывать гряду пирамид. Я поймал себя на мысли о том, что перестал даже задумываться о предназначении увиденных пирамидальных комплексов, -я уже признался самому себе, что все равно ничего не понимаю и... вряд ли пойму. Только восхищение разумом древних осталось в душе.

Три тибетские женщины

Когда я очередной раз оторвал голову от полевой тетради, то вдруг вблизи увидел трех тибетских женщин в национальных одеждах, которые как будто с неба свалились. Вокруг была плоская, хорошо проглядываемая корытообразная долина, и не увидеть их издалека я не мог.

Тибетские женщины заметили меня, сидящего на камнях, и, подойдя, с интересом начали разглядывать. Потом они приблизились ко мне на несколько шагов и, стараясь заглянуть в мою тетрадь, начали что-то обсуждать.
- По-по-по-по-по-по, - говорили они между собой.

Ко мне подошли Равиль с проводником Тату. Я попросил Тату разъяснить ситуацию об их невероятном появлении здесь. Тату расспросил их и сказал:
- Вон, видите, лежит огромный камень, - он показал рукой. - За ним есть плоское место, где эти женщины молились.
Они вышли из-за камня и поэтому как бы с неба свалились. Видеть Вы их не могли, потому что они молились лежа.
- А почему эти женщины молились лежа? - спросил я.
- Так положено, - ответил Тату. - Более того, им положено здесь молиться в мокрой одежде.
- А почему?
- Так положено.
- Странно.
Я посмотрел на тибетских женщин; одежда их и в самом деле показалась мне влажной, но подойти и пощупать было неудобно.
- Тату, я бы хотел...
В этот момент одна из женщин громко окликнула Тату и спросила его о чем-то, перебив меня.
- Сэр, она хочет знать, что же Вы рисуете?
- Я рисую вот эту гряду пирамид, - я махнул рукой в сторону пирамид.
- А зачем он рисует это? - спросила Тату тибетка, показав на меня.
- Ну... мне это интересно.
- А почему он рисует в сухой одежде? - тибетка опять показала на меня.
- Ну уж... так, - промямлил я.
Тибетские женщины начали что-то бурно обсуждать.
- О чем они говорят? - окликнул я Тату.
- Они удивляются тому, что белый человек обратил внимание на эти священные для тибетцев горы и даже рисует их. По их мнению, рисовать - это почти то же самое, что поклоняться этим священным горам. Но они хотели бы, чтобы Вы, сэр, рисовали в мокрой одежде, - пояснил Тату.
Тот факт, чтобы сидеть и рисовать в мокрой одежде на холодном ветру, я, конечно же, воспринял без восторга, но это показалось мне любопытным. Тату по моей просьбе расспросил тибетских женщина об этом.
- Дело в том, - сказал Тату, сделав многозначительную паузу, - что эти горы принадлежат Воде.
- Чему?
- Воде.
- Как так?
- Так говорят тибетские предания. А эти женщины каждый год приходят сюда, чтобы поклоняться этим священным горам, как повелел им когда-то тибетский монах. Они вначале идут вон к тому ручью, ложатся в него в одежде, потом мокрыми подходят к тому камню, ложатся на землю и долго читают молитву, адресованную этим священным горам, - объяснил Тату.
- М-м-м... Тату, спроси, они поклоняются именно вот этим горам? - я показал на гряду пирамид.
Когда Тату спросил их об этом, женщины радостно закивали.
- М-м-м...Тату, спроси, пожалуйста, суть этой молитвы.
- Суть молитвы отображается двумя словами... - ответил Тату после расспроса.
- Какими словами?
- Ы-ы-ы... Они поклоняются Сердцу Воды.

Сердце Воды

Что-то ёкнуло в груди, подсказывая, что это очень важно. Я набычился, посмотрел на Тату исподлобья и рубленым голосом сказал:
- Тату, спроси, как они называют эту гряду пирамид.
Тату спросил, показав рукой. Одна из женщин подошла ко мне поближе, пристально посмотрела на меня, перевела взгляд на гряду пирамид и тихим голосом ответила:
- Мы называем эти священные горы Сердцем Воды.
- Вот это и есть Сердце Воды? - я вновь показал на гряду пирамид.
- Да, - ответила тибетская женщина.

- Почему? - воскликнул я.
- Так говорят предания.
- Ну почему? - домогался я.
- Не знаю, - тибетская женщина опустила голову.
- Ну, а все-таки? - в отчаянии проговорил я.
- Не знаю, - послышался ответ.
Я встал, на прощанье помахал тибетским женщинам рукой, подошел к ручью, зашел в него по колено и долго стоял, ощущая холодную тибетскую воду.

Выйдя из воды, я присел на каменистом бережку, с непонятным волнением провел рукой по мокрым ногам и стал смотреть на гряду пирамид, называемую... Сердцем Воды. Мои мысли, несмотря на страшную усталость после посещения Долины Смерти, разогнались и стали плясать в голове, пытаясь найти хоть какую-то разгадку этого. Мысли мчались то в одну сторону, то в другую, то в третью, но каждый раз стукались об какое-то препятствие и возвращались обратно, грустно свидетельствуя о том, что решения не найдено. Но я чувствовал, что в этом экзотичном словосочетании "Сердце Воды", которым назвали... древние пирамиды, кроется что-то очень важное, очень и очень важное.
Я напрягался, напрягался и напрягался, заставляя работать свой мыслительный аппарат. И вдруг в голове вспыхнули воспоминания об Озере Демонов (Ракшас) и священном озере Мано-саровар, вокруг которых мыслительная волна закрутилась быстро и легко. Я вспомнил свои рассуждения о водных формах жизни, о том, что вода, как информационно-емкая субстанция, способна нести в себе жизнь - водную жизнь, неведомую и непонятную нам, но существующую, в том числе и в нас самих, потому что наши тела на 75-90% состоят из воды.

Мои мысли уже бешено крутились вокруг гипотезы о водных формах жизни, как бы намекая, что разгадка понятия "Сердце Воды" находится именно здесь и что... что...

Я устало опустил голову. Долина Смерти-Великая Долина Смерти - измотала меня напрочь. У меня просто-напросто не хватало сил мыслить дальше. Я просто устал, сильно устал. Усталость остановила меня на грани разгадки. И только слово "матрица", как всполох, иногда появлялось в сознании и тут же исчезало, как бы нашептывая тебе, что разгадка "Сердца Воды" связана с этим словом. Но усталость... Эта дикая усталость... после Долины Смерти...

Пройдет долгих три года... Многим-многим больным за это время я буду смотреть в глаза и буду напрягать свой мозг, желая изыскать там, в глубинах своего сознания, какой-нибудь способ спасения, какую-нибудь ниточку надежды... А мысли, эти вездесущие мысли, будут раз за разом возвращать меня к этой тибетской долине, из которой была хорошо видна гряда пирамид, называемая "Сердцем Воды", и я буду как бы слегка укорять себя за то, что у меня, с ногами, мокрыми от тибетской воды, тогда не хватило сил домыслить... всего-навсего домыслить...
Теперь все иначе. Теперь уже создан водный Аллоплант. Теперь мне легче смотреть людям в глаза. Но эти три года утекли. А вместе с ними утекли и судьбы людей, которым я мог бы помочь, если бы... у меня тогда хватило сил домыслить.

А тогда, когда я стоял напротив гряды пирамид со странным названием "Сердце Воды", я лишь потрогал свои мокрые ноги, потопал ими и, развернувшись, пошел вперед. Привычно болел желудок, привычно выплескивая из меня накопившуюся за всю жизнь негативную энергию. А ноги были ватными... мокрые ноги. Я усилием воли передвигал эти мокрые ноги, не понимая того, что они, эти ноги, как и все мое тело, состоят в основном из воды и что им, ногам, возможно, не хочется уходить отсюда - с того места, где находится Сердце всей Воды, в том числе и моей, в том числе и моих ног... мокрых ног. Ведь мокрые ноги высохнут и станут сухими... от воды, окропившей их в... самом Сердце Воды.
А ноги и в самом деле вскоре высохли. Они несли меня вперед, вперед и вперед - к тому месту, где находилась загадочная пеще-Ра Миларепы.