Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Разговоры на общие темы, Вопросы по библиотеке, Обсуждение прочитанных книг и статей,
Консультации специалистов:
Рэйки; Космоэнергетика; Учение доктора Залманова; Йога; Практическая Философия и Психология; Развитие Личности; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй, Обмен опытом и т.д.


Осипов Валерий Данилович - "Единый язык человечества"   

 

ЯЗЫК ЗВУЧАЩИЙ, НО ЕЩЕ НЕ НАСТОЯЩИЙ

Звуковой язык имеется и у животных, по крайней мере в зачаточном состоянии. Это довольно обширная система звуковых сигналов, с помощью которых они общаются друг с другом. Звуки животного мира окружают нас со всех сторон. Отовсюду слышатся лай, мяуканье, мурлыканье, скулеж, чириканье, кудахтанье, ржание, хрюканье, блеяние и т. п. Рычание животные используют для устрашения. Визг - как призыв о помощи или о снисхождении, пощаде. Имеются особые призывные звуки, которыми обмениваются самки и самцы.

Таким же зачаточным звуковым языком Природа снабдила и человека. Он продолжает им пользоваться, сделав его частью своего искусственного, логического языка слов. Не случайно мы называем одними и теми же словами естественные звуки животных и сходные с ними - людей: визг, писк, рев, гоготанье, ржание...

Ученые утверждают, что у свиньи организм по многим параметрам близок к человеческому. Добавим сюда еще одно сходство: визг. От резкой боли, испуга отдельные люди издают такой же резкий и пронзительный звук, совсем как визг поросенка или свиньи.

Всеми этими визгами, писками, фырканьем, ревом, плачем и смехом мы, люди, и некоторые животные планеты Земля похожи друг на друга как две капли воды. Эти звуки мы переняли от единого языка наших первопредков.

Протяжное "э-э-э" в случаях затруднений при выборе слов объединяет разные народы. Оно присутствует в речи, но его нет в словарях. Оно еще не стало полновесным словом, а только замещает слова, заполняет неловкую паузу, не дает собеседнику отвлечься, держит его в напряжении до того момента, когда придут на ум нужные слова. Ближайшее к этому звуку-слову - русское "э!".

Однако и здесь человек сумел выделиться среди животного царства. Среди животных только человек умеет смеяться и плакать.

Смех
Под смехом принято понимать проявление положительных эмоций, сопровождаемое характерными звуками. Не следует путать смех с хохотом. Хохот намного громче и продолжительнее. Если смех похож на прыжок с парашютом с вышки, то хохот - это затяжной с борта самолета.

Смех бывает разный: осмеяния, злобы, презрения. Им выражают веселье, радость, удовольствие и злорадство. Он бывает печальным, насмешливым (звучит как "масло масляное"). Истории известен не только смех иронический, но и сардонический. Бывает заискивающий и ледяной смех. А. Райкин смело добавил в этот список еще и "смех от щекотки". "Смех сквозь слезы" обычно ассоциируют с печалью и горем.

Языковые единицы закрепили многие ситуации, связанные со смехом: "поднять на смех" (насмеяться над кем-либо, высмеять); "кроме смеха" (серьезно); "лопнуть от смеха" (преувеличение); "схватиться за животики" (высшее проявление смеха).

Как сказал поэт: "Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно". Людям смех нравится, особенно задушевный, искренний, простодушный. Смех занимает срединное положение между улыбкой и хохотом. Антипод его - плач.

Смех присущ только человеку. Он выделяет его из всего животного царства. Только люди в минуты радости открывают рот, обнажают зубы и начинают издавать странные звуки вроде "ха-ха", "хе-хе" или "хи-хи".

Обезьяны, лошади, собаки тоже радуются, но не выражают этого состояния смехом. Собака, например, виляет хвостом и чуточку скулит. Смех прошелся водоразделом между человеком и животными. Такую же явную границу начертил разве что огонь, которого панически боятся все животные, за исключением человека. Человек - это единственное смеющееся животное.

Смех - это что-то среднее между улыбкой и хохотом, которые служат проявлением веселости, только в разной степени. Выше уже было сказано о разновидностях смеха. К этому можно добавить еще дурацкий смех, про который сложена поговорка: "Смех без причины - признак дурачины". Люди смеются до слез, сквозь слезы, до упаду, покатываются от смеха, давятся от смеха, заливаются смехом. Как говорится, "кто как хочет, так и хохочет". "Один улыбается, другой смеется, а третий в голос хохочет". У одних смех простодушный, а другие смеются от души и так увлекаются, что их смех переходит в гоготание (как у гусей) или в ржание (как у лошадей).

Крайности сходятся, и смех нередко переходит в плач ("Где смеются, тут и плачут"). Обычно плачут от боли, от горя ("Злой плачет от зависти, а добрый - от жалости"). Ребенок плачем призывает на помощь ("Дитя не плачет, мать не разумеет"). Есть немало разновидностей плача: рев, вытье, хныканье, визжание, плачь навзрыд, писк.

Эмоции
Человек мог выразить словами любые свои эмоции. Даже те, которых вовсе и не испытывал. Можно произнести "мне ужасно страшно" монотонным, бесстрастным голосом. Можно сказать: "Я вам бесконечно благодарен" таким ледяным тоном, что у слушающего мурашки начнут бегать по коже.

Язык эмоций непроизволен и универсален. Не требуется переводчик, чтобы передать африканцу гнев американца. То, что все народы понимают язык эмоций, основывается на одинаковом устройстве человеческого организма на всех континентах и островах. У испытывающего гнев голосовые связки будут напряжены, а у убитого горем, наоборот, расслаблены, что обязательно отразится на голосе. Не говоря уже о выражении лица, взгляде, жестах и позах.

М. В. Ломоносов как-то выступил ходатаем за включение одного губного звука в число официальных звуков русского языка. Однако даже авторитета такого великого ученого, как он, не хватило, и дребезжащий на губах возниц и извозчиков звук ТПРУ так и не был признан. Уж больно узка сфера его применения: всего-то в одном слове "тпру", да и то не в любой разговор вставишь. Разве только с кобылой... А проблема осталась, "воз и ныне там". И не двигается разрешение проблемы ни с места. "Ни тпру, ни ну". До сих пор все эти "тпру", "кхе-кхе", "тс", "гм" и им подобные не входят в официальный язык. И никто не знает, как правильно следует хмыкать в знак недоумения: "хм" или "гм". В учебниках об этом "ни гу-гу". Вот и хмыкает каждый как умеет, на свой страх и риск.

Русская пословица "Снявши голову по волосам не плачут" имеет свой грубоватый народный эквивалент и на арабском Востоке. В буквальном переводе (а из песни слово не выкинешь) он звучит: "Не стоит говорить кхе-кхе, если ты уже громко пукнул". В этом эквиваленте для нас важна отвлекающая функция этого самого "кхе-кхе". Оно деланное, искусственное, а потому находится на пути к тому, чтобы войти в язык.

Великий ученый древности, Эразм Роттердамский, советовал не доверять словам тех, кто покашливает во время разговора.

Звук и мелодия
Есть нечто общее в том, как разноплеменное человечество воспринимает ритмически упорядоченные звуки, спаянные воедино мелодией. Музыка африканских племен хотя и не близка европейцу, но в значительной степени понятна ему, воздействует и на него. Иначе не произошел бы сплав европейских и африканских ритмов, породивший американский джаз. Удары барабана управляют, ведут за собой ритм биения человеческого сердца, кому бы оно ни принадлежало, - белому, краснокожему, желтолицему или негру. Бравурный марш зовет на бой, а траурный навевает скорбь.

Песню я называю тройным ударом по психике. Три человека - композитор, поэт и певец - соединяют свои усилия, чтобы вызвать у слушающего то или иное состояние души. Чаще всего хватает и двух составляющих: мелодии и тембра голоса исполнителя. Очарованный одними только звуками слушатель впадает в нужное состояние и уже мало обращает внимания на слова. Когда же человек поет сам, занимаясь песенной саморегуляцией, то уж тут ему без слов не обойтись. Конечно, можно было бы и не задумываться о смысле слов полюбившейся песни. Пой себе и пой. Однако, раз задумавшись, потом возвращаешься к непонятным местам много-много раз в надежде докопаться до истинного их значения. В песне "Тишина за Рогожской заставою" мне так и остались непонятными такие строки:

Тишина за Рогожской заставою.
Спят деревья у сонной реки.
Лишь составы бегут за составами,
Да кого-то скликают гудки.


Как-то трудно представить ночную тишину в соединении с грохотом проходящих один за другим железнодорожных составов.

Я до сих пор не уверен, что в песне "Подмосковные вечера" правильно понимаю такие слова:

Что ж ты, милая, смотришь искоса,
Низко голову наклоня.
Трудно высказать и не высказать
Все, что на сердце у меня.


По-моему, взгляд у девушки недоброжелательный. Она смотрит на парня с подозрением и готова оказать ему сопротивление, дать отпор. Видимо, девушке хорошо памятны слова из русской народной песни "Шумел камыш". Особенно вот это место:

А поутру они вставали.
Кругом помятая трава,
Да не одна трава помята,
- Помята молодость моя.


В этой песне поется про ночное развитие той же ситуации, когда "одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра". Видимо, девушка из "Подмосковных вечеров" решила не доводить развитие событий до кульминации.

На фоне подобных словесных неясностей и двусмысленных поз, которые не знаешь как и понимать, приятно бывает услышать простые и ясные песенные слова, не требующие от слушателя напряжения мысли. Таким примером может служить популярная современная песня про парня, который в плохом расположении духа вышел прогуляться по городу. Ему встречается девушка (в песне: "то ли девочка, то ли виденье"). Они переглянулись, а потом "я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я". Вот такой нехитрый "разговор" без слов - и настроение улучшилось. Вот уж действительно, "взглянет - рублем подарит". Еще взгляд - еще один рубль. Стоит оборачиваться.

Проявление любви и нежности
Ласка. Если отвлечься от небольшого хищного животного из семейства куньих, то "ласка" - это проявление любви и нежности. Попробую дать свое толкование происхождения слова "ласка". Существующее "ласка" от "ласый" - "лакомка" меня не устраивает, хочется заменить это "гастрономическое" толкование менее "вкусным". Кому-то оно даже покажется безвкусным (не в смысле "не имеющий никакого вкуса", а в смысле "имеющий вполне определенный, дурной вкус"). Итак, вот это лишенное изящества толкование: "Ласка" от "лощить" - "натирать до блеска". Того же происхождения "лоск" - "глянец, блеск гладкой поверхности". Главная идея в этом корне - "гладить". Ласку когда-то понимали как поглаживание. Ласкать - значит нежить, миловать (с ударением на "а"), голубить, льнуть к телу, ластиться. "Ластить" и "ласкать" одно и то же. "Ластить" того же корня, что и "ласты" - пластинообразные конечности. Логика слова такова: ласкать - значит поглаживать открытой ладонью, плоской, словно ласт(а).

Конечно, проявлений ласки гораздо больше, чем одно только поглаживание. "Машина любит ласку и смазку". Машине поглаживание ни к чему.

"Ласкать" почти то же самое, что "клеить". В этом можно убедиться двумя путями. Первый путь лежит через молодежный жаргон. В нем "клеить" означает "ухаживать", "заигрывать", "стараться познакомиться". Ухаживание и заигрывание представляют собой формы ласки, то есть проявления нежного отношения.

Второй путь лежит через арабский язык. В нем есть слово "ласыка" - "приклеиваться". Оно легко сближается с "ласкать". Кроме того, от этого же арабского корня образовано слово "ласака" - "прижиматься друг к другу", "приставать к женщине". А это уже и есть ласка. Так значение "приклеиваться" слепилось со значением "ласкать".

Дополнительный довод. Есть в русском языке слово "липнуть", которое сводит воедино два понятия: "приклеиваться" (как тесто липнет к рукам) и "неотвязно приставать к человеку" (пытаясь приласкать, разумеется). Есть и другое похожее слово: "льнуть". Оно также соединяет в себе два смысла: "прижиматься" и "ласкаться" ("ребенок льнет к матери"). Есть в слове "льнуть" ярко выраженная идея сближения, соединения, совсем как в слове "клеить" или "склеивать". Даже еще более уточненная, детализированная: "с непременным прижиманием поверхности к поверхности". Целая инструкция по склеиванию!

Вот и получается, что слово "ласкать" подразумевает плотный плотский контакт.

 

ЯЗЫК ЗАПАХОВ

Если бы собака могла разговаривать по-человечьи, то она наверняка поведала бы нам немало интересного о языке запахов. Нос для нее едва ли не самый важный инструмент познания окружающего мира.

Известная поговорка зазвучала бы у собак несколько иначе: "Лучше один раз понюхать, чем сто раз увидеть или услышать". Когда собаки знакомятся, то не задают друг другу "глупых" вопросов, вроде "как вас зовут?", "сколько вам лет?" или "кем работает ваш хозяин?". Собаки приступают к тщательному взаимному обнюхиванию, а уж из этого "интервью" черпают все необходимые сведения о партнере, новом знакомом. Человек издавна определил собаку на должность штатного переводчика с языка запахов на язык телодвижений, понятный человеку.

Служебные псы честно и добросовестно отрабатывают свой хлеб, разыскивая преступников по их следам, находя наркотики и людей, пострадавших от землетрясения, обнаруживая мины... Их доклады о находках выражаются повизгиванием, вилянием хвоста, попытками рыть землю, то есть действиями, - понятными человеку. Попутно отмечу, что с экономической точки зрения было бы выгоднее использовать для тех же целей крысу, нос которой не хуже собачьего. Да только характер у крыс больно неуживчивый и "собачьей" преданности к человеку они не испытывают.

У наших первопредков орган обоняния был более развит. Человек вдыхал натуральные запахи окружающего его мира, трав, цветов... Со временем он окружил себя сильно пахнущими веществами, продымил свое жилище, прокоптил одежду и утварь. Чувствительность его слизистой оболочки внутри носа резко ослабла (не говоря уже о периодических насморках, поражающих изнеженный, не закаленный человеческий организм).

И все же до сих пор еще сохраняются рудименты использования носа при установлении первых контактов человека с человеком. Во время такой встречи человек не только бросает короткий приветственный взгляд (тот самый, с которого начинается порой любовь "с первого взгляда"), но и слегка раскрывает ноздри и чуточку втягивает воздух. Так поступали наши далекие предки, когда запах тела еще играл важную роль при знакомстве и нос не утратил своей природной чувствительности.

На языке запахов общаются друг с другом животные. Наиболее ярко это можно проследить на примере так называемых мускусных животных. Пахучий продукт, выделяемый особыми железами самцов таких животных, как выхухоль, кабарга, овцебык, бобр, ондатра, играет роль сигнала, знака ("слова"), которым они метят территорию, оповещают о себе особей противоположного пола.

На языке запахов насекомые общаются с растениями, особенно с цветами. Язык запахов позволяет многим насекомым организовывать жизнь в больших сообществах. Это прежде всего относится к муравьям, термитам, пчелам и шмелям. Различая запахи, насекомые отыскивают дорогу, пищу, приходят на помощь друг другу, метят территорию, самки и самцы привлекают друг друга в период размножения. Утверждают даже, что пчелиная матка обладает особым "царским веществом", запах которого позволяет ей беспрекословно управлять всей семьей. Эффективность химического языка насекомых впечатляет и даже поражает. Звучащему человеческому языку с нею не сравниться.

Представьте только, крошечное существо, самка бабочки "ночной павлиний глаз" может (если захочет) общаться с самцом на расстоянии 8 километров! И это при том, что количество выделяемого ею запаха ничтожно. Влюбленный же самец способен "учуять" подругу по одной-единственной молекуле пахучего вещества! Вот это любовь!

В последнее время ученые пользуются вместо слова "запах" или "пахучее вещество" более точным словом "феромон". Оно образовано от двух греческих слов "ферейн" - "переносить" и "хормон" - "возбуждение". Выходит: "переносчик возбуждения".

Утратив чувствительность своего обоняния, человек стал шире использовать сильнодействующие запахи, изъятые у Природы. Дав понюхать нашатыря, можно поднять на ноги упавшего в обморок. Духи, одеколоны, туалетная вода самыми различными "пахучими словами" выражают одну и ту же незатейливую мысль: "я хочу нравиться". Немного жидкости, позаимствованной у скунса, - и женская честь спасена: даже у бесчувственного маньяка-насильника пропадает всякое желание "общаться" с женщиной, применившей такой способ защиты. Газ с романтическим названием "черемуха" позволяет разогнать самую агрессивную толпу. Люди продолжают общаться с людьми на языке запахов, хотя и не совсем так, как это было задумано Природой.

 

ЯЗЫК ПРЕДМЕТОВ

Наши предки пользовались еще одним способом общения, который можно назвать "язык предметов". "Отец истории" Геродот рассказывает об ответе персидскому царю Дарию. Гонец доставил ему птицу, мышь, лягушку и пять стрел и предложил персам самим догадаться, что означают эти предметы, и тем самым доказать свою мудрость. После совещания, отклонив мнение самого Дария, персы остановились на таком тексте: "Если только вы, персы, не улетите в небо, обратившись в птиц, не укроетесь в землю, став мышами, или не прыгнете в болото, обратившись в лягушек, вы не вернетесь назад, поражаемые вот этими стрелами". История умалчивает о том, насколько точны были догадки персов относительно текста предметного послания.

Язык предметов требует от человека незаурядных умственных способностей и эрудиции. В одной байке говорится про человека, которому показали изображение Фемиды, богини правосудия. Как и положено, глаза богини были закрыты повязкой (символ беспристрастности), в руках она держала весы (символ взвешенности решений). "Кто это?" - спросили человека, не страдавшего от избытка эрудиции. И он уверенно ответил: "Продавщица перед расстрелом".

Из-за двусмысленности и сложности для понимания язык предметов сохранился в нашем обиходе лишь в виде отдельных вкраплений. Обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки оповещает о том, что человек состоит в браке. Голубая ленточка поверх пеленок младенца подсказывает, что перед нами мальчик, а розовая - что девочка. Букет лучше слов рассказывает о чувствах дарителя, причем в выборе цветов имеется своя символика.

 

ТЕХНИКА ОБЩЕНИЯ

Современный человек прозвал себя "хомо сапиенс", что означает в переводе с латыни "человек разумный". Тем самым он выделил себя из окружающего его животного мира как существо мыслящее, толковое, в отличие от других животных, ни о чем не думающих, бестолковых. "Я мыслю, значит, я существую". Эта ставшая крылатой фраза великого мыслителя отдает максимализмом, крайностью суждений.

Неужто все основное содержание человека, все наиболее стоящее в нем исчерпывается только способностями его разума? Разве человек похож на колобка, весь облик которого сводится к гипертрофированной голове? А как же быть с сердцем, с душой? Добрый, нежный, отзывчивый человек, пусть и не мыслитель, разве он не существует, а только прозябает в этом мире? Колобок страдал пороком завышенной самооценки, комплексом исключительности. Из-за этого порока он и от дедушки с бабушкой ушел, что, как известно, закончилось для него печально. Стоит ли человеку переоценивать себя и так отдаляться и отгораживаться от животного мира, от Природы?

Короче говоря, здесь, по-моему, наметился перекос. Когда природа одаривала человека набором чудеснейших способностей и снабжала его органами чувств, она вряд ли предполагала, что он с такой легкостью откажется от изрядной доли своих возможностей в пользу одной-единственной способности: производить мыслительную продукцию с помощью инструмента, называемого головным мозгом.

Взять, к примеру, обоняние. Ну чем не прекрасное орудие познания окружающего мира и общения?
Или та же телепатия, мысленное общение между людьми без использования речи или каких-либо иных технических ухищрений. Не исключено, что наши первопредки общались именно телепатически, берегли свое горло и уши для других целей, а язык использовали по своему прямому назначению: как орган вкуса.
У человеческой психики имеются огромные резервы, запас скрытых возможностей, нерасходуемых ресурсов.

Думаю, что современный человек пользуется менее чем половиной отпущенных ему Природой возможностей психики. На экстрасенсов, прорицателей, целителей и колдунов мы смотрим если не как на шарлатанов и лжецов, то как на редкое исключение из правила. Ну а кто такой, в сущности, экстрасенс? Просто человек с повышенной чувствительностью, со способностями, более ярко выраженными, чем у рядового, заурядного человека. Арабы называют поэта словом "шаир", которое буквально переводится как "чувствующий". Разве поэт не экстрасенс? Поэт чувствует то, что другие люди вокруг него просто не замечают. Поэт - это тот же экстрасенс, да вдобавок еще со способностью облекать свои чувства и мысли в волшебную одежду ритмически организованных звуков.

При желании экстрасенсом может стать каждый, да вот только охотников что-то маловато. Сущность поэта С. Есенин определил так:

Быть поэтом - это значит то же, Если правды жизни не нарушить, Лупцевать себя по нежной коже, Кровью чувств ласкать чужие уши.

Есть рассказ о воре-медвежатнике, исключительно ловко опустошавшем банковские сейфы. Секрет его успеха заключался в экстрасенсорных способностях, приобретенных самым прозаическим образом - он удалил у себя ноготь на одном из пальцев руки и этим местом "прощупывал" сложные замки сейфов.

В разговоре всегда просматривается ситуация. "Сказанное" ею порой настолько весомо, что без нее невозможно понять все остальное. Человек спрашивает: "Со всеми?" Ему отвечают: "Да!" Чтобы понять, о чем речь, представьте такую ситуацию. В вагон электрички заходит пассажир и спрашивает: "Со всеми?"

Окружающим понятно, что его интересует, со всеми ли остановками едет эта электричка. Услышав "да", он успокаивается и занимает место. Диалог, в котором приняла участие железная дорога и одна из электричек, состоялся.

Многим из нас памятны "муки творчества", связанные с написанием школьного сочинения. Как непросто бывает подобрать нужные слова! С каким уважением и завистью мы относимся к великим мастерам слова, писателям, способным передавать ясно, ярко и красиво сложнейшие мысли и чувства. Это если сравнивать "гениев пера" с "простыми смертными". Если же планку сравнения приподнять повыше, принять за точку отсчета сложнейшие чувства и страсти, обуревающие человека, то мастера психоанализа покажутся нам авторами школьных сочинений, неопытными, угловатыми и беспомощными.

Это объективно. Язык человеческий, в его звуковой форме, каким бы великим и развитым он ни был, не способен передавать все многообразие чувств и эмоций. Его "палитра" ограничена, а краски мира беспредельны. В. Ф. Одоевский по этому поводу написал так: "Все может быть сознаваемо духом человека, но не всякое сознание может быть выражено языком человеческим". Прав был и В. А. Жуковский, когда писал:

Невыразимое подвластно ль выраженью?..
И лишь молчание понятно говорит.
Об этом же писал М. Ю. Лермонтов:
Холодной буквой трудно объяснить
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных я чувствую; но слов Не нахожу...


Этой же теме посвящено стихотворение Ф. И. Тютчева с латинским названием "Silentium!" ("Молчание!"). Его стоило бы привести полностью, но я ограничусь лишь ставшей хрестоматийной строкой: "Мысль изреченная есть ложь".

В научных книгах ученые пишут о том, о чем знают наверняка. В художественной литературе писатели идут еще дальше: пишут о том, о чем они только догадываются. Человеческий взгляд выражает еще больше: и мысли, и чувства, и состояния. И не описать его полностью ни в одной книге.

 

Глава 2
СЛОВОТОЛК И КАКОЙ ОТ НЕГО ТОЛК
АРХЕОЛОГИЯ БЕЗ ЛОПАТЫ

Археология занимается изучением прошлого человека по вещественным остаткам. По найденному разбитому кувшину археолог пытается представить, как жилось на свете его бывшему владельцу, о чем он думал, мечтал. Называть археологию отдельной наукой не совсем правильно. По сути дела, это часть единой исторической науки. Не называем же мы прыжки в длину отдельным видом спорта, а всего лишь одной из дисциплин легкой атлетики.

Археология не очень-то отличается от криминалистики, которая тоже восстанавливает цепь событий по материальным следам. Найденная оперативником на месте преступления разбитая чашка рождает в его голове страшные истории о том, как она могла стать причиной жуткого преступления. Такие исто-рии-"ужастики" криминалист называет версиями.

Археологам и криминалистам приходится раскапывать могилы. Чтобы чем-то отличаться от археологов, криминалисты называют это занятие не раскопками, а эксгумацией. Вообще-то говоря, тревожить покойников - тяжкий грех. Не следовало бы этого делать ни следователям, ни исследователям. Однако у следователей имеется на то веская причина: борьба с преступностью. Археологи же, которыми движет любопытство, оправдываются тем, что, мол, узнав побольше о прошлом, можно избежать ошибок в будущем. "Да и потом, - говорят они, - мы же не раскапываем свежие могилы, а только очень старые, бесхозные, так сказать".

Чтобы хоть как-то отличать гробокопателей-криминалистов от археологов, придумали такое ухищрение. Если речь идет о предметах, относящихся к XVI или более ранним векам, то ими занимаются археологи. Ну а если поближе к современности, то криминалисты или этнографы.

В выгодную сторону от археологии и криминалистики отличается этимология, раздел языкознания, в котором изучают происхождение слов.

Во-первых, не надо рыть землю, на что обречен археолог. Предметы старины (черепки и черепа), прежде чем они попадут в руки исследователя, необходимо отыскать и откопать. Этимологу рыть землю не надо. Слова - вот они, повсюду вокруг нас: в живой речи, в книгах, на экране телевизора... И лопата ни к чему. Потому и называют этимологию археологией без лопаты, подчеркивая, с одной стороны, связь ее с археологией по "исторической линии", а с другой стороны, указывая на такое существенное отличие, как неодинаковое техническое оснащение.

Во-вторых, археология - это наука сезонная. Летом археолог копает, а зимой описывает и исследует. Этимолог же круглый год может трудиться в тиши кабинета и делать открытия, что называется, "на кончике пера".

В-третьих, этимология - наука сберегающая. Археолог, к чему ни притронется, обязательно испортит. Взять хотя бы курган. Даже если он снова его закопает, то это будет уже совсем не тот курган, что прежде. В захоронение попал свежий воздух, а каждую песчинку земли на прежнее место не вернуть. Этимолог же изучит слово - и вернет его на место целым и невредимым. И оно продолжает верой и правдой служить людям, не то что склеенный археологом горшок: ни то ни се, ни черепки, ни сосуд.

В-четвертых, не надо ни перед кем оправдываться и просить прощения или разрешения на исследования. Бери любое слово - и исследуй.

Этимологию можно считать частью языкознания, а можно и частью истории, как и археологию. Это раздел пограничный, находящийся на стыке наук.

Нельзя не упомянуть еще об одном выгодном отличии этимологии от других сфер человеческой деятельности, а именно о правдивости этой дисциплины. По степени объективности в отражении действительности язык может служить образцом для летописцев, которые, конечно же, пытаются в меру сил творить, "добру и злу внимая равнодушно", да не всегда это у них получается. Жизнь берет свое.

Пергамент и чернила дороги. Все время уходит на чтение книг и переписывание. Тут уж не до подсобного хозяйства, не до работы в поле или на ферме. А кушать хочется. Вот и приходится иногда ради куска хлеба насущного чуточку покривить душой, чуточку приукрасить деяния князя-кормильца, написать что-либо в угоду тем, кто платит деньги, а потому и "заказывает музыку". Так появляются в летописях фальшивые звуки. Да и былины народные, что греха таить, щепетильным отношением к фактам не отличаются. Коли уж полюбит народ кого, то готов приписать ему все возможные добродетели, сделать из него светлый образ. Иное дело язык, его слова. В них гораздо больше правды и объективности, ведь язык не принадлежит власть предержащим. Он - достояние народное. Родной язык - неплохой музей-хранилище, из которого не исчезает ни один экспонат по чьей-то прихоти.

Наука - не единственная копилка знаний. Наряду со знаниями, добытыми и упорядоченными усилиями жрецов науки, ученых, всегда существовала другая, массовая, стихийная наука всего сообщества людей, а не только его отдельной, особо образованной и подготовленной части. Это сокровищница всего народа, его выстраданный в веках опыт. Он накапливался и шлифовался, проверялся и перепроверялся, подвергаясь испытанию временем. Он кристаллизовался, превращаясь в слова, настоящие перлы познания, сокровища мысли и опыта.

Языковед-этимолог подобен следопыту, идущему по следу зверя. По сохранившимся в оболочке-словоформе следам он выслеживает зверя, именуемого первосмыслом, восстанавливает картину прошлого по оставшимся следам на "песке времени". Словно иголкой, он стягивает, сшивает разношерстные факты в единое смысловое полотно. Этимологию с полным основанием можно именовать словесной археологией.
Этимолога можно уподобить и нумизмату, пытающемуся прочитать и понять надпись на стершемся от времени пятаке.

По едва читаемым, едва различимым, расплывчатым очертаниям слова-знака этимолог пытается восстановить былую, исконную стоимость словесного "пятака", так много испытавшего за свою жизнь взлетов и падений, девальваций и ревальвации. И далеко не каждому словесному "пятаку" удается удержаться в обращении. Время чеканит все новые и новые денежные и словесные знаки, выводит из оборота, отправляет на переплавку старые, отслужившие свое.

Одни слова "уходят на пенсию", занимают свое место в словарях. Из материала других изготавливаются новые словесные знаки, много наследующие от старого. Старина, былое перетекает в современное, сегодняшнее постепенно, без скачков и провалов. Слова-новоделы хранят в себе память о древнейших словесных поделках.

Первосмысл слова представляет из себя содержание, которое изначально определило выбор формы для этого слова.

В первом приближении такие стройные, согласованные отношения можно изобразить в виде следующей таблицы:

 

Форма
рюмка
бокал
стакан
ведро
канистра
цистерна
тарелка
Содержание
водка
вино
чай
вода
бензин
нефть
суп

Подобно тому, как одна и та же емкость, один и тот же сосуд могут вмещать в себя, практически и теоретически, едва ли не что угодно (рюмка - вино, бокал - водку, стакан - кофе, ведро - бензин, цистерна - спирт, тарелка - кашу и т. п. ), то и одна и та же словоформа, в принципе, может служить оболочкой, тарой, емкостью для самых различных значений. За многие годы, столетия и тысячелетия исконный, самый главный, изначальный и гармонически оправданный смысл нередко уходит в небытие, стирается, вытесняется более свежими, молодыми и энергичными значениями, современным "наполнением".

И теперь уже на восстановление этого первосмысла приходится тратить немалые усилия, проявлять недюжинную наблюдательность, проницательность и гибкость ума. Для этого требуется определенная сноровка, некоторая подготовленность, чтобы по едва приметным, едва различимым признакам уловить затерявшийся в складках времени смысл, который первоначально оправдывал появление на свет той или иной словоформы. "Почему это называется так, а не иначе?" - на такой вопрос пытается прежде всего ответить языковед, избравший своей узкой специальностью этимологию.

Поняв происхождение слов родного языка, можно обрести ряд преимуществ. Вместе со словом, еще в детстве, удается получить первичные знания об окружающем мире. Поняв, что лягушка названа так за то, что лягается при передвижении в воде и на суше, ученик со временем, в школе, воспримет английское "лэг" - "нога" как родственное словам "лягаться" и "лягушка", быстрее усвоит новое для себя слово, различив в нем признаки старого, хорошо знакомого. Слово "лебеда" напомнит ему о том, что лист этого растения имеет форму лебединой лапы.

Знания, содержащиеся в слове, как правило, проверенные, надежные, указывающие на самое главное. Многие современные слова-пустышки лишь набивают карманы пустыми орехами. В них нет смыслового ядра, они бессодержательны, практически ничего не рассказывают об окружающем мире. Среди них номенклатурные названия вроде "859-я школа" или "39-я стрит". Такие названия лишь устанавливают формальный, кладбищенский порядок в названиях, внешне упорядочивают их, выхолащивая содержание. То ли дело названия улиц! Например, Беговая. На ней ипподром, где проводятся бега. Это вам не какая-то там безликая "стрит"!

Слово дает направление нашей мысли, будит ее. Оно указывает на свойство, признак предмета, действия, явления. Как указка уводит наш взгляд в нужную сторону, так и слово уводит туда же мысль. Толкование слов делает человека умнее и мудрее. Правильно истолкованное, оно превращается в остро отточенную указку, зажатую в умелой руке, в тонкий инструмент передачи мысли. Управляя мыслями, такая указка превращается в волшебную палочку.

Приступая к толкованию слов, выяснению их происхождения, неплохо было бы поклясться самому себе в соблюдении двух хорошо известных правил-принципов: 1) избегать лжи и 2) не бояться правды. Принципа №2 придерживаться несравненно труднее. Голая правда не похожа на обнаженную диву. Она стара как мир и имеет весь традиционный "старушечий" набор непривлекательностей. Впрочем, использование спасительных "фигур умолчания" ради того, чтобы (не дай бог!) не задеть чье-то самолюбие, чье-то национальное достоинство (столь болезненно ранимое), тоже можно приравнять к отходу от принципа №1.

В начале книги я уже сказал, что все слова одного языка так или иначе родственны словам другого. Это родство-сродство (а точнее, сходство) то и дело просвечивается сквозь частокол чужих звуков и букв. И все же мало кто верит, что межсловесные связи языка с языком (любым!) носят сплошной, тотальный характер. И это потому, что огромное число параллелей так и остаются непознанными, как бы "за кадром". Тому есть несколько причин.

Причина первая. Количественные и качественные границы любого национального словаря размыты и неопределенны. Сколько слов в современном развитом языке? Сотни тысяч, даже если не брать в расчет личные имена, фамилии, географические названия и прочую мелкую номенклатуру. А сколькими единицами словаря реально владеет исследователь? В лучшем случае парой десятков. Он не может вместить в своей голове всю громаду национального словаря, а потому оперирует ограниченным количеством единиц, которые относятся к так называемому основному фонду языка.

Проще говоря, сравнивает самые обычные, самые расхожие слова своего языка с их аналогами в другом языке и делает ошибочный вывод: различий больше, чем сходств. Между тем кроме словарного ядра существует и словарная периферия, кроме центра - окраины. Это слова из местных говоров, диалектов, жаргонов, специальные термины и т. д.

Существует в каждом языке и пласт слов "на пенсии", "ушедших на покой", то есть состарившихся и устаревших, ставших ненужными в повседневном обиходе. Так вот, родство, не обнаруженное между ядрами двух национальных словарей, наверняка обнаружится, если сравнивать ядро одного словаря с периферией другого. Явление смещения слова, изменения им своего статуса при переходе от языка к языку общеизвестно. Не обнаруженное прямое, "кровное" родство не исключает свойства, родства сводного, не столь уж близкого. Если хорошенько проследить всю цепочку человеческой генеалогии, то наверняка окажется, что все люди на земле родственники, близкие, дальние и очень дальние. Если восстановить все звенья межсловесных связей (а это задача непосильная), то окажется, что все слова одного языка связаны "родственными узами" со словами другого. Кто ищет, тот и находит.

Причина вторая. Исследователю не всегда хватает "зоркости глаза", иначе говоря, подготовленности к сравнительным исследованиям. Слова и корни, похожие на те, что имеются в родном языке, остаются неузнанными в другом, где они предстают в несколько ином ракурсе. Можно провести такую аналогию.

Перед вами схематический чертеж хорошо известных каждому предметов, причем данный в двух ракурсах. Попробуйте догадаться, что изображено на этих двух рисунках, что это за предметы (рис. 19)1
Небольшая подсказка: на рисунках 19а и б изображен гвоздь. На рис. 19а он дан со стороны острия, а на рис. 196 - шляпки.

Теперь, когда вы приобрели уже некоторый опыт в узнавании обычных предметов под необычным углом зрения, можно и дальше попробовать свои силы. Дам небольшую подсказку: на рисунках 19в и г изображена канцелярская (нет, не крыса!) кнопка, а на рисунках 19д и е - спичка (вид со стороны головки и со стороны основания палочки).

Примерно такой же навык узнавания неплохо было бы приобрести и в языкознании, на материале слов из разных языков. И тогда исследователь стал бы обращаться со словами без излишнего трепета, "как повар с картошкой". Он увидел бы суть и перестал придавать большое значение мелочам. Узнаем же мы знакомых, родных и близких в различной одежде. Труднее, правда, узнать приятеля под маской или под зонтом. Но это уже иная история, правда, тоже имеющая отношение к сдо-воведению.

Приведу пример. Когда белорусы хотят сказать "здесь", то говорят "тут". Не стоит так уж драматизировать расхождение наших двух языков. Мы, русские, когда не знаем, как правильно писать "здесь", пишем "тут". "Здесь" и "тут" в русском языке означают одно -и то же. И разницы между ними почти что никакой нет.

Разве что "тут" чуть ближе к народной речи, а "здесь" - к книжной. И расхождения между языками в данном случае практически нет. Чуть больше различий в том же значении у болгарского "тук" или польского "тут" - "здесь" или чешского "зде". Однако различий между русским "здесь" (или "тут") и перечисленными словами не больше, чем между русским "здесь" и русским же (из говора) "зде". Каких-то пару веков назад "зде" употреблялось в поэзии, считалось словом "высокого штиля". Где граница между этим "зде" и чешским "зде"? Мне видится единый славянский язык с его различными местными вариантами.

Причина третья. Узость рассматриваемого языкового материала. В мире около 6000 языков (цифра довольно условная, примерная). В самом обычном случае исследователь сопоставляет родной язык с другим языком, который ему удалось изучить. На основании такого сравнения он делает вывод о существовании двух различных языков (они же так не похожи друг на друга!). Вдумайтесь только: из 6000 языков в исследовании приняли участие только два. Разве этого достаточно, чтобы судить о всех языках и делать вывод о наличии различных, самостоятельных языков?

Если привлечь для сравнения материалы из нескольких десятков (не сотен и даже не тысяч) языков, то вывод о разделенности языкового массива на отдельные языки-лоскутки уже не покажется таким уж очевидным. Сходств между языками будет все больше, они будут появляться с каждым новым языком, привлеченным для исследования. Иначе говоря, тот, кто всматривается в языковую действительность сквозь узкий прищур, равный по величине знаний владению двумя языками, рискует увидеть совсем иную действительность, чем тот, прищур которого достигает ширины в десяток-другой иностранных языков. В окно видно больше, чем в замочную скважину.

Кстати, полиглоты утверждают, что трудно изучить только первые семь языков. Дальше становится проще. Изучающий научается видеть общее между языками, то, что их объединяет. Он лишь чуточку "причесывает" свои старые языковые знания, но "языковые парики" не меняет.

 

О МЕТОДЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Способ распознавания пищевых продуктов по вкусу никто не называет лженаучным только за то, что в нем нет математического аппарата, цепочки строгих логических построений и умозаключений, ссылок на письменные источники и на авторитеты, прочей научной и околонаучной атрибутики. Человек может отличить соль от сахара, обходясь без фундаментальных теорий и научных категорий, без гипотез и теорий, а лишь лизнув продукт языком. Органолептический метод познания пока еще никто не отменял.

А потому не стоит обвинять в лженаучности такой способ установления межъязыковой близости, когда исследователь исследует ее "на глазок", поддаваясь внутренним ощущениям, идя на поводу у "языкового чутья". Ведь доверяем же мы нюху собаки-ищейки, так почему же отказывать в доверии интуиции человека-исследователя? Интуитивная наука имеет такое же право на жизнь, как и наука строго формализованная. "Догадка не хуже знания". Пусть оба вида науки идут бок о бок, уточняют и дополняют друг друга. Неважно, как нас назовут, профессионалами или любителями, были бы рекорды. Неважно, как мы мыслим, дедуктивно или индуктивно, главное, чтобы мы мыслили продуктивно.

Ориентиром, путеводной звездой для этимолога служит языковой закон, который можно сформулировать так: "созвучное созначно". Близкое по звучанию обнаруживает близость по значению, смыслу. Формальное сходство влечет за собой сходство по содержанию.

Вы без труда найдете сколько угодно нарушений этого закона. Это действительно так, ведь в языке действует не один закон, а несколько. Каждое слово - это результат, полученный при воздействии разных законов языка. Это равнодействующая различных сил. А закон, о котором я сказал, все равно действует, и он наиважнейший для всех языков. Отступления от самого закона его не отменяют.

Русский писатель А. А. Бестужев (Марлинский) сравнивал этимологическое исследование с пыткой на дыбе. Берет языковед слово, помещает его на "этимологическую дыбу" и мучает до тех пор, пока оно не издаст нужного для языковеда звука. Конечно, это определение шуточное, но, как говорится, в каждой шутке есть доля истины. Без определенных манипуляций, ухищрений не заставишь слово выдать тайну своего происхождения.

"Все познается в сравнении". А в этимологии особенно. Первоначальное значение и первоначальную форму слова можно уяснить, сравнивая одно с другим того же языка, группу слов одного языка - с группой другого, слово одного языка - со словом из другого. Сравнивая, рассуждая и привлекая для проверки все имеющиеся в распоряжении знания о предмете, названном данным словом, о способах подбора к нему названия, об особенностях языков, этимолог торит дорогу к непознанному. Проще говоря, он делает открытие. Этимолог, у которого в распоряжении оказалось побольше знаний и наблюдательности, может "закрыть" открытие другого ученого и найти свое собственное. Знания каждого человека ограничены, несовершенны, а потому не стоит бояться ошибок, человеку свойственно ошибаться. На ошибках учатся. Ошибки тоже путь к познанию, поскольку показывают, каким путем идти уже не стоит.

Снобы от языкознания придумали недемократичный термин "народная этимология". Так они называют неверные толкования исконных значений и происхождения слов, не основанные на глубоких и точных знаниях. Например, народ переиначил французское слово "бульвар" в "гульвар", явно производя его от слова "гулять". На самом деле, как говорят ученые, русское "бульвар" происходит от французского "буль-вар(д)", которое, в свою очередь, берет начало от голландского слова со значением "крепостной вал". В мирное время крепостной вал был излюбленным местом для прогулок горожан: обзор хороший и воздух чище. Широкую аллею посреди улицы потому и назвали бульваром, что ее используют как место для гуляния, такое же, как крепостной вал или бастион в мирное время.

Получается, что "народная этимология" не так уж и не права. Бульвар - это род гульбища, а потому сближение его наименования со словом "гулять" оправданно. Такое сближение вносит ясность в смысл иноземного слова, делает его своим, понятным. С происхождением же первоосновы, голландского слова, еще следует разобраться. Народ проделал работу языковедов. Стихийная "народная этимология" заполняет пробелы не познанного учеными. Она, как слух, который начинает циркулировать, чтобы возместить нехватку достоверной информации. Беспричинных слухов тоже не бывает, как не бывает дыма без огня. И все же стихийную, самодеятельную этимологию следует отделять от научных попыток проникновения в тайну происхождения слова. Этимология, не основанная на глубоких знаниях, частенько уводит в сторону от истины.

Человеческое воображение, развитая фантазия подсказывают этимологу не одну, а множество версий происхождения слова. Чтобы отобрать из них одну-единственную, наиболее достоверную, приходится обуздывать полет собственной фантазии, усмирять игру воображения, направлять мысли в привычное русло. А все это потому, что в каждом отдельном языке нет и не может быть ничего такого, чего в принципе не может быть в другом языке.

Любое слово может быть заимствовано из других языков. Взятый в целом, национальный язык представляет из себя часть более обширного целого. Скажем, русский язык - это часть славянских языков, славянские языки - часть индоевропейских языков. А часть всегда зависит от целого. Каждый глоток морской воды повторяет вкус все того же моря. Вот почему полезно почаще смотреться в зеркало других языков, чтобы не забывать и лучше рассмотреть свои собственные языковые очертания.

Приведу пример.
Версия. Слово "рыцарь" происходит от "рыкать" и буквально означает "рыкающий воин". Рыцари применяли психологическое воздействие на противника, в том числе и запугивание его особым истошным криком, подобным рыку льва. Тем рыцари и запомнились.

Критика данной версии. Слова со значением "рыцарь" имеются и в других языках, где они буквально означают "всадник", например:

o во французском - ШЕВАЛЬЕ,
o в итальянском - КАВАЛЬЕР,
o в португальском - КАВАЛЕЙРО,
o в немецком - РИТТЕР.

Образование слова со значением "рыцарь" не от слова со значением "всадник" было бы отклонением от столбовой дороги европейского словообразования, исключением из правил.

Русские называют рыцарями не собственных всадников-воителей, а иностранных, чужих, обычно западноевропейских. В то же время они приберегают собственный аналог слова "рыцарь" (родной, доморощенный воин-богатырь - витязь). Такой обычай делить понятия на "свои" и "чужие" имеется у русского языка, как, впрочем и у других языков. Использование иного слова для называния, в сущности того же самого, позволяет создать дополнительный колорит, придать названию желаемый оттенок, дополнительный "привкус". Приведу следующее сопоставление:

Свое
ДОМ
КУКУРУЗА
ХАМСА
РАЗБОЙНИК
ДУМА
КОСМОНАВТ
РАЗВЕДЧИК
Чужое
САКЛЯ
МАИС
АНЧОУС
АБРЕК
КНЕССЕТ
АСТРОНАВТ
ШПИОН

Само понятие "рыцарь" появилось на западноевропейской почве, а значит, и истоки слова, воплотившего это понятие, следует искать "на стороне", в Западной Европе, откуда эти самые рыцари и произошли. Придумать название для рыцаря с опорой на собственные словообразовательные возможности было бы нетипичным, неоправданным. Готовое взять всегда проще, чем создавать что-то заново.

Подброшенная монетка обычно ложится либо орлом, либо решкой. Редко когда остается стоять на ребре. Подобным образом не стоит "ставить на ребро" русское словообразование, извлекать одно слово из "ребра" другого (лишь бы оно было родным, исконным), как Бог создавал Еву из ребра Адама. Имеются и более обычные привычные, естественные способы размножения слов.

Вывод. Слово "рыцарь" пришло к нам в язык из языка скорее всего лужицких славян. У них оно звучало как "рицер" или "рицар". Сами лужичане это слово вряд ли изобрели, а позаимствовали вместе с понятием у германоязычных соседей, среди которых действительно было сословие тяжеловооруженных конных воинов. Стало быть, "рыцарь" от немецкого "риттер". Возможно, что заимствование не прямое, а через польский язык. Этимология помогает навести порядок в словаре, а главное, в голове носителя языка, если понимать под ним не того, кто носит язык во рту, а говорящего на этом языке. Глядишь - и ошибок в ударении будет поменьше.

"Гол как сокол". Автор известного толкового словаря поместил это выражение в статью "Сокол", то есть "хищная птица". Его не смутило, что ударение в слове "сокол" (из устойчивого выражения) падает не на первый слог (как в названии птицы), а на второй. Сокол с таким ударением не имеет ничего общего с известной птицей. Взять хотя бы внешность. Где вы видели голого, ощипанного сокола? А ведь во фразеологизме отсутствие покрова является характернейшей приметой этого слова. Настолько характерной, что ею подчеркивают значение слова "голый". "Как сокол" означает "совершенно голый".

Сокол - не сокол. Он бревно, а не птица. Бревно не обычное, а гладко оструганное и заостренное с одного конца. Установленные стеной, тесно прижавшиеся друг к другу, такие бревна образовывали заграждение, мощное оборонительное сооружение, крепостную стену. Начальное "со" этого слова передает понятие совместности, как в словах собрат, соотечественник, сотрапезник. Основа "кол" подсказывает, что внешне такое бревно выглядит как кол. Обнаженность, раздетость, нагота сокола проистекает от его ошкуренности (сняли шкуру-кору) и его оструганности, без чего бревно быстро сгнило бы. Получается, что сокол дважды гол: ошкурен и оструган.

В. И. Даль приводит и другое значение слова "сокол": "таран, стенобитное орудие". Когда-то заостренное бревно подвешивали на цепях и, раскачивая, пробивали им крепостные сте-Форма такого бревна не меняется, но меняется предназначение. Оно становится не частью частокола, а основной частью стенобитного орудия. Наши предки сочли, что раз форма такого бревна в двух последних случаях одна и та же, то

 

одного слова вполне хватит, чтобы назвать и то и другое. Но называть этим же словом еще и птицу... Это уж слишком!

Между двумя вещами при желании всегда можно отыскать немало общего. Другое дело, что найденные сходства не всегда представляются нам существенными. Когда предлагают отыскать общие черты между слоном и чайником, то наиболее частым ответом бывает указание на внешнее сходство хобота с носиком чайника, тогда как существенно лишь то, что оба, и слон и чайник, не умеют лазать по деревьям. Впрочем, и это утверждение можно оспорить. Все относительно. Кажущееся нам второстепенным, несущественным, "притянутым за уши", как слон к чайнику, не всегда было таким.

Небольшой аравийский зверек даман больше всего похож на крупную мышь. Зоологи же не без оснований уверяют, что даман по происхождению ближе всего стоит к слонам. Сближая два слова, стоит убедиться, что они не подвергаются при этом насилию, не притягиваются друг к другу за волосы. И помогают в этом слова других языков. Что наблюдается в одной паре языков, можно отметить и в другой паре. Приведу пример.

Русское слово "сягать" созвучно с арабским "сак" (или "саг") - "нога". Правомерно ли сближать их как слова с единым происхождением? Думаю, что да. Подобную же пару слов можно обнаружить и между английским словом "джамп" - "прыгать" и французским "жамб" - "нога". Поясню это схемой (рис. 20).

Те связи между словами, в справедливости которых мы не были уверены, показаны на схеме пунктирной линией. После сопоставления верхней пары слов с нижней появляется уверенность, что такие связи действительно имеются, что сближение произведено корректно.

Злые языки называют этимологию разделом языкознания, в котором согласные звуки значат мало, а гласные - и того меньше. Сближение слова "тык" с английским "диг" как будто служит иллюстрацией этого язвительного утверждения. В самом деле, в русском слове "тык" нет ни одного звука из тех, из которых сложено слово "диг". И все же "тык" и "диг" с исторической точки зрения представляют два варианта произношения одного и того же слова.

Важны не сами по себе буквы, из которых состоит написанное слово. Важны не сами по себе звуки, образующие словесный сгусток. Важно то впечатление, которое эти буквы или звуки производят. Важен результат воздействия. "Тык" и "диг" понимаются одинаково русскими и англичанами, но порознь: "тык" - в России, а "диг" - в Англии. Для того чтобы считать их одним и тем же словом, необходимо подняться над делением на языки, взглянуть на два произношения как бы отстраненно, вооружившись предварительно знаниями о систематических переходах звуков в звуки при переходе слова от говорящих из одной страны к говорящим из другой. Привыкнуть к тому, что вместо "т" говорят "д", вместо "ы" произносят "и", а "к" могут превратить в "г".

Звуки не главное. Важнее ожидание звуков, прогноз, настрой на них. Вместо обычного приветствия скажите "страсти" - и слушающие все равно решат, что вы произнесли "здрасьте!", потому что они слушают не только ухом, но еще и ситуацией, внутренней готовностью к пониманию. Они ловят привычное в произнесенном, общее и типичное, а не анализируют качество каждого отдельного звука. С этой точки зрения "страсти" и "здрасьте" воспринимаются как одно и то же слово с одним и тем же звуковым рисунком.

НАЗАД
СОДЕРЖАНИЕ
ДАЛЕЕ

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Рейтинг@Mail.ru

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно