|
|
Шюре Эдуард - Великие посвященные: Очерк эзотеризма религий.
Посвящается памяти Маргариты Альбани Миньяти
Без тебя, великая Душа, эта книга не появилась бы в мире. Ты вызвала ее к жизни могучим пламенем своей души, ты напитала ее своим страданием, ты благословила ее божественной надеждой. Ты владела Разумом, который прозревает вечно Прекрасное и Истинное под всеми мимолетными видимостями, ты владела Верой, способной двигать горами; ты обладала Любовью, которая пробуждает души и формирует их; твой энтузиазм горел подобно лучезарному огню.
И вот ты погасла и исчезла. Темное крыло смерти вознесло тебя в великое Неизведанное... Но хотя взоры мои и не видят тебя, я знаю, что ты более жива, чем прежде! Освобожденная от земных цепей, из глубин небесного Света, которым упивается твоя душа, ты не переставала следить за моим трудом, и я чувствовал луч твоего света пребывающим над его предопределенным расцветом.
Если чему-либо моему суждено сохраниться в этом мире, где все так преходяще, я желал бы, чтобы сохранилась эта книга, свидетельница Веры, завоеванной и разделенной. Подобно Элевзинскому факелу, увитому темным кипарисом и белыми звездами нарцисса, я посвящаю ее окрыленной Душе той, которая довела меня до глубины мистерий, чтобы поведать миру священный огонь и возвестить зарю великого занимающегося Света!
Введение
Современное состояние умов. - Столкновение между религией и наукой. - Ложное понимание истины и прогресса. - Древняя теософия и современная наука. - Древность, непрерывность, единство учения мистерий. - Его главные основы. - Бессознательное движение современной науки по направлению к теософии. - Возможность и необходимость примирения между наукой и религией на почве эзотеризма. - Цель этой книги.
Эдуард Шюре ВЕЛИКИЕ ПОСВЯЩЕННЫЕ
Введение в эзотерическую доктрину
Я убежден, что придет день, когда физиолог, поэт и философ будут говорить одним языком и будут понимать друг друга.
Клод БернардСамым большим злом нашего времени следует признать то, что религия и наука представляют собой не соединенные между собою две враждебные силы. Зло это тем более пагубно, что оно идет сверху и незаметно, но непреодолимо просачивается во все умы, как тонкий яд, который вдыхается вместе с воздухом. А между тем каждый грех мысли неизбежно превращается в душевное зло, а следовательно, и в зло общественное.
До тех пор пока христианство утверждало христианскую веру в среде еще полуварварских европейских народов, какими они были в средние века, оно было величайшей из нравственных сил, оно формировало душу современного человека. До тех пор пока экспериментальная наука стремилась восстановить законные права разума и ограждала его безграничную свободу, она оставалась величайшей интеллектуальной силой; она обновила мир, освободила человека от вековых цепей и дала его разуму нерушимые основы.
Но с тех пор как церковь, не способная защитить свои основные догматы от возражений науки, заперлась в них, словно в жилище без окон, противопоставляя разуму веру как неоспоримую абсолютную заповедь; с тех пор как наука, опьяненная своими открытиями в мире физическом, превратившая мир души и ума в абстракцию, сделалась агностической в своих методах и материалистической в своих принципах и целях; с тех пор как философия, сбитая с толку и бессильно застрявшая между религией и наукой, готова отречься от своих прав в пользу скептицизма - глубокий разлад появился в душе общества и в душе отдельных людей.
Вначале конфликт этот был необходим и полезен, так как он служил восстановлению прав разума и науки, но, не остановившись вовремя, он же сделался в конце концов причиною бессилия и очерствения. Религия отвечает на запросы сердца, отсюда ее магическая сила, наука - на запросы ума, отсюда ее непреодолимая мощь. Но прошло уже много времени с тех пор, как эти две силы перестали понимать друг друга.
Религия без доказательств и наука без надежды недоверчиво и враждебно стоят друг против друга, бессильные победить одна другую.
Отсюда глубокая раздвоенность и скрытая вражда не только между государством и церковью, но и внутри самой науки, в лоне всех церквей, а также и в глубине совести всех мыслящих людей. Ибо каковы бы мы ни были, к какой бы философской, эстетической или социальной школе мы ни принадлежали, мы несем в своей душе эти два враждебных мира, с виду непримиримые, хотя оба они возникли из одинаково присущих человеку, никогда не умирающих потребностей: потребности его разума и потребности его сердца.
Нельзя не признать, что такое положение, длящееся более ста лет, способствовало развитию человеческих способностей, энергия которых не переставала напрягаться в этой взаимной борьбе. Она внушила поэзии и музыке черты неслыханного пафоса и величия. Но слишком долго длившееся и чересчур обострившееся напряжение вызвало в конце концов противоположное действие. Как за лихорадочным жаром больного следует упадок сил, так и это напряжение перешло в больное бессилие и в глубокое недовольство.
Наука занимается только одним физическим миром; нравственная философия потеряла всякое влияние над умами; религия еще владеет до некоторой степени сознанием масс, но она уже потеряла всю свою силу над интеллигентными слоями европейских обществ. Все еще великая милосердием, она уже более не светит верой. Умственные вожди нашего времени все - либо неверующие, либо скептики. И даже если они безукоризненно честны и искренни, все же они сомневаются в своем собственном деле и оттого смотрят друг на друга улыбаясь, как древние авгуры. И в общественной и в частной жизни они или предсказывают катастрофы, для которых у них нет лекарства, или же стараются замаскировать свои мрачные предвидения благоразумными смягчениями. При таких обстоятельствах литература и искусство потеряли свой божественный смысл.
Отучившаяся смотреть в вечность, большая часть молодежи предалась тому, что ее новые учителя называют натурализмом, унижая этим названием прекрасное имя природы. Ибо то, что подразумевается под этим названием, есть не более как защита низких инстинктов, тина порока или предупредительное покрывание наших общественных пошлостей. Иными словами - систематическое отрицание души и высшего разума. А бедная Психея, потерявшая свои крылья, стонет и скорбно вздыхает в глубине души тех самых людей, которые ее оскорбляют и не хотят признать ее прав.
Благодаря материализму и скептицизму конец XIX века утратил верное понимание истины и прогресса.
Наши ученые, прилагавшие экспериментальный метод Бэкона к изучению видимого мира с такими поразительными результатами, сделали из истины идею вполне внешнюю и материальную. Они думают, что можно приблизиться к ней, накопляя все большее и большее количество фактов. В области изучения форм они правы. Но печально, что наши философы и моралисты стали думать в конце концов совершенно так же.
С материалистической точки зрения причина и цель жизни останутся навсегда непроницаемыми для человеческого ума. Ибо если представить себе, что мы знаем в точности все, что происходит на всех планетах нашей Солнечной системы, что, говоря мимоходом, было бы великолепной основой для индукции; если представить себе, что нам известно даже то, какие жители обитают на спутниках Сириуса и на некоторых звездах Млечного Пути, - разве мы получили бы более ясное представление о цели мироздания?
С точки зрения нашей современной науки нельзя смотреть на развитие человечества иначе, как на вечное движение к неизвестной истине, не подлежащей определению и навеки недоступной.
Таково понимание позитивной философии Огюста Конта и Спенсера, имевшей преобладающее влияние на сознание нашего времени. Но совсем иною являлась истина для мудрецов и теософов Востока и Греции.
Они также знали, что ее нельзя установить без общего понятия о физическом мире, но в то же время они сознавали, что истина пребывает прежде всего в нас самих, в началах нашего разума и во внутренней жизни нашей души. Для них душа была единой божественной реальностью и ключом, отмыкающим вселенную. Сосредоточивая свою волю в своем собственном духовном центре, развивая свои скрытые способности, они приближались к тому великому очагу жизни, который называли Богом. Свет же, исходящий из Него, освещал их сознание, приводил их к самопознанию и помогал проникать во все живые существа. Для них то, что мы называем историческим и мировым прогрессом, было не что иное, как эволюция во времени и пространстве этой центральной Причины и этого последнего Конца.
Может возникнуть вопрос: не были ли эти теософы лишь отвлеченными созерцателями и бессильными мечтателями? Нечто вроде факиров, взобравшихся на свои столбы?
Нет, мир не знает более великих деятелей, говоря в наиболее широком и наиболее благом смысле этого слова. Они сияют как звезды первой величины на духовном небосклоне. Имена их: Кришна, Будда, Зороастр, Гермес, Моисей, Пифагор, Иисус. Это были могучие формовщики умов, энергичные будители душ, благие организаторы обществ. Они жили только для своих идей, всегда готовые на всякое испытание и сознавая, что умереть за истину есть величайший и наиболее действительный из подвигов. Они создавали науки и религии, литературу и искусство, и их живая сила до сих пор питает и живит нас.
И если поставить наряду с такой могучей деятельностью стремления позитивизма и скептицизма нашего времени, что могут они принести человечеству? Создать сухое поколение без идеала, без высшего света и без веры, не признающее ни души, ни Бога, ни вечности, не верящее в будущность человечества, без энергии и без воли, сомневающееся в самом себе и в свободе человеческой души... "По плодам узнаете их", - сказал Иисус. Это слово Учителя всех учителей приложимо как к доктринам, так и к людям.
Невольно возникает мысль: или истина навсегда недоступна человеку, или же ею владели в широкой степени великие Мудрецы и первые Посвященные земли. Если последнее верно, истина должна находиться в основе всех великих религий и в священных книгах народов. Нужно только уметь разыскать и выделить ее. Ив самом деле, если на историю религий посмотреть глазами, раскрывшимися под влиянием единой истины, которая дается только внутренним посвящением, приходишь одновременно и в изумление, и в восторг. То, что развертывается перед духовным взором, совсем не похоже на учения, которые дает церковь, ограничивающая Божественное откровение одним лишь христианством и для самого христианства допускающая только один, установленный догматами смысл. Но точно так же не похоже оно и на то, чему учит материалистическая наука, которая преподается в наших университетах, хотя последняя придерживается более широкой точки зрения, ибо она ставит все религии на одну ступень и прилагает ко всем единый метод исследования. Ее ученость глубока, ее усердие достойно удивления, но она еще не поднялась на точку зрения сравнительного эзотеризма, который раскрывает историю религий и историю человечества в совершенно новом свете.
Вот что можно увидеть с этой высоты.
Все великие религии имеют внешнюю историю и историю внутреннюю; одну - видимую, другую - скрытую.
Под внешней историей я подразумеваю догматы и мифы, преподаваемые публично в храмах и школах, вошедшие в культ и отразившиеся в народных суевериях. Под внутренней историей я понимаю глубокую науку, тайное учение, оккультную деятельность великих Посвященных, Пророков и Реформаторов, которые создали, поддерживали и распространяли живой дух религий. Первая, официальная история, которая может быть прочтена всюду, происходит при дневном свете; тем не менее она темна, запутанна и противоречива. Вторая, которую можно назвать эзотерическим преданием, или учением Мистерий, трудно распознаваема, ибо она происходила в глубине храмов, в замкнутых сообществах, и ее наиболее потрясающие драмы развертывались во всей своей целости в душе великих пророков, которые не доверяли своих высоких переживаний и божественных экстазов никаким перга-ментам и никаким ученикам. Историю эту нужно отгадывать, но когда ее познаешь, увидишь, что она является полной света и внутренних связей, она остается всегда в гармонии сама с собой. Ее можно назвать также историей единой всемирной вечной Религии.
В ней проявляется внутренняя суть вещей, истинное содержание человеческой совести, тогда как внешняя история показывает только ее земные формы. Там мы схватываем исходную точку религии и философии, которые на другом конце эллипса соединяются вновь при помощи всеобъемлющей науки. Эта точка соответствует трансцендентным истинам. В ней мы находим причину, происхождение и конец изумительной работы веков, Провидение, проявляющееся через своих земных деятелей. Это - внутренняя история, которую я буду излагать в этой книге.
Для арийской расы зачаток и зерно ее заключается в Ведах. Ее первая историческая кристаллизация появляется в триипос-тасной доктрине Кришны, которая придает браманизму его могущество, а религии Индии - ее неизгладимую печать. Будда, который, согласно хронологии браманов, явился поздние Кришны на 2400 лет, показал миру другую сторону тайной доктрины - учение о метампсихозе и цепи человеческих существований, связанных между собой законом кармы. Хотя буддизм является демократической, социальной и моральной революцией, направленной против аристократического и жреческого браманизма, его метафизическая основа остается той же самой, хотя несколько менее совершенной.
Древность священной доктрины не менее поразительна и в Египте, традиции которого относятся к цивилизации гораздо более древней, чем появление арийской расы на исторической сцене. До последнего времени еще можно было предполагать, что триипостасный монизм, изложенный в греческих книгах Гермеса Трисмегиста, был компиляцией Александрийской школы, созданной под двойным влиянием иудеохристианства и неоплатонизма. С общего согласия верующих и неверующих, историков и теологов, утверждение это дошло до наших дней. Но в наши дни вся эта теория меркнет перед открытиями египетских надписей. Основная подлинность книг Гермеса, как документов древней мудрости Египта, проступает с торжеством из разгаданных иероглифов. Не только надписи над обелисками Фив и Мемфиса подтверждают всю хронологию Манефона, но они доказывают и тот факт, что жрецы Аммона Ра исповедовали высокую метафизику, которая преподавалась под другими формами на берегах Ганга.
По этому поводу уместно сказать, вместе с еврейским пророком, что "камни говорят" и "стены вопиют". Ибо, подобно полуночному солнцу, которое сияло в мистериях Изиды и Озириса, мысль Гермеса, отразившая древнее учение о Боге-Слове, загорелась вновь в глубине Королевских гробниц и заискрилась на свитках папируса "книги Мертвых", которую в течение четырех тысяч лет охраняли безмолвные мумии.
В Греции эзотерическая идея в одно и то же время и более очевидна, и более закрыта, чем где бы то ни было. Более очевидна потому, что она ярко сквозит в очаровательной мифологии Эллады, переливается словно кровь олимпийских небожителей в жилах жизнерадостной эллинской цивилизации и отделяется от красоты ее Богов подобно благоуханию цветов и небесной росе. С другой стороны, глубокую научную мысль, которая лежит в основе всех ее мифов, особенно трудно уловить именно благодаря тому покрову очарования и красоты, который набросили на нее поэты. Но высокие принципы дорийской теофосии и дельфийской мудрости начертаны не менее ясно в орфических отрывках и в синтезе пифагорейцев, чем в обнародованной и несколько фантастической диалектике Платона.
Александрийская школа дает ко всему этому необходимые ключи. Ибо она первая во времена падения греческой религии начала отчасти раскрывать и отчасти комментировать сокровенный смысл мистерий.
Оккультная традиция Израиля, которая происходит одновременно из Египта, Халдеи и Персии, была сохранена для нас во всей ее глубине, хотя и под покровом странных и туманных форм, Каббалой, или устной традицией, начиная с Зохара и Сефера (Jezirah), приписываемого Симону Бен-Иохаю, до комментариев Маймонида. Таинственно скрытая в книге Бытия и в символике пророков, поразительным образом она выступает в прекрасном труде Фабра Д'Оливе "La Langue hebraique restituee", который стремится воссоздать истинную космогонию Моисея по египетской методе, сообразно тройному смыслу каждого стиха и почти каждого слова первых десяти глав книги Бытия.Что касается дохристианского эзотеризма, он сияет сам по себе в Евангелиях, если их осветить ессеянскими и гностическими преданиями. Он бьет ключом, как из живого родника, из слов Христа, из всех его притч и из глубины его поистине Божественной души. В то же время Евангелие от Иоанна дает нам ключ к интимному, высокодуховному учению Иисуса, раскрывая весь смысл и весь размер его обетования. У него мы снова находим ту же доктрину трех Ипостасей и Божественного Глагола, преподававшуюся в течение тысячелетий в храмах Египта и Индии, но поднятую и олицетворенную Царем Посвященных, величайшим из Сынов Божиих.
Приложение метода, называемого эзотеризмом, к истории религий приведет нас к результату величайшего значения, который можно выразить так: древность, непрерываемость и основное единство эзотерической доктрины. Необходимо признать в этом факт чрезвычайной важности. Ибо он устанавливает, что мудрецы и пророки самых различных времен пришли к одинаковым заключениям относительно основ, первых и последних истин, и притом - одним и тем же путем внутреннего посвящения и медитации. Прибавим, что именно эти мудрецы и пророки были величайшими благодетелями человечества, именно их искупительная сила вырвала человечество из бездны низшей природы и отрицания. Не следует ли из этого, что, по выражению Лейбница, есть нечто вроде вечной философии perennis quaedam philosophia, которая образует первичную связь между наукой и религией и утверждает их конечное единство?
Древняя теософия, которая исповедовалась в Индии, Египте и Греции, составляла целую энциклопедию, разделявшуюся обыкновенно на четыре категории: 1) теогония - наука об абсолютных принципах, тождественная с "наукой о числах" в их приложении к вселенной, или священная математика; 2) космогония - осуществление вечных принципов в пространстве и во времени или инволюция духа в материю; мировые периоды; 3) психология - организация человека; эволюция души на протяжении всей цепи существований; 4) физика - наука о царствах земной природы и об их свойствах.
Индуктивный и экспериментальный методы соединялись и контролировали друг друга в этих различных областях науки, и каждой из них соответствовало определенное искусство. Если начать перечисление снизу, с физических наук, то мы получим: во-первых, медицину, основанную на знании оккультных свойств минералов, растений и животных; алхимию, или превращение металлов, дезинтеграцию и восстановление материи посредством мировой деятельной силы, - искусство, практиковавшееся в Древнем Египте, по свидетельству Олимпиодора, названное им chrysopee и argyropee; во-вторых, искусства психургические, соответствующие силам души, - магию и гадание; в-третьих, астрологию, или искусство, раскрывавшее отношение между судьбами народов и индивидуумов и движениями вселенной, которое определялось движением планет, и в-четвертых, теургию - высшее искусство мага, столь же редкое, сколь опасное и трудное, - искусство приводить душу в сознательное соприкосновение с различными видами духов и умение влиять на них.
Таким образом, и науки и искусства соединялись в древней теософии и истекали из одного и того же принципа, который на современном языке можно бы назвать интеллектуальным монизмом или эволюционным спиритуализмом.
Основные принципы эзотерической доктрины можно формулировать так: дух есть единственная реальность, материя - лишь его внешнее выражение, изменчивое, мимолетное, его динамизм в пространстве и времени. Творчество вечно и непрерывно, как сама жизнь. Микрокосм-человек по своей тройственной организации (дух, душа и тело) есть подобие и отражение макрокосма-вселенной (мир божественный, мир человеческий и мир естественный), который, в свою очередь, есть тело Бога, абсолютного Разума, соединяющего в своей природе Отца, Мать и Сына (сущность, субстанцию и жизнь). Вот почему человек, образ и подобие Бога, может стать его живым Глаголом.
Гнозис, или умозрительная мистика всех времен, есть искусство находить Бога в себе, развивая тайные глубины и скрытые способности сознания. Человеческая душа, индивидуальность, бессмертна по существу.
Ее развитие происходит по линиям попеременно нисходящим и восходящим благодаря то телесным, то духовным существованиям. Перевоплощение есть закон ее эволюции. Достигнув совершенства, она освобождается и возвращается к чистому Духу, к Богу, ко всей полноте Его Сознания. Так же как душа возвышается над законом борьбы за существование, когда начинает сознавать свою человечность, так же она поднимается и над законом перевоплощения, когда начинает сознавать свою божественность.
Перспективы, открывающиеся на пороге теософии, беспредельны, в особенности если их сравнить с узким и печальным горизонтом, в круге которого человек заперт материализмом, или с неприемлемыми разумом положениями клерикальной теологии. Встречаясь с этими перспективами в первый раз, чувствуешь трепет бесконечности. Бездны бессознательного разверзаются внутри нас, открывая перед нами пучину, из которой мы происходим, и головокружительные высоты, к которым мы стремимся. Восхищенные этой беспредельностью и в то же время испытывая трепет перед необъятностью предстоящего пути, мы жаждем небытия, мы призываем Нирвану. Но вслед за тем мы сознаем, что эта слабость - не более как утомление моряка, готового упустить весло перед напором грозящего вихря.
Кто-то сказал: "Человек рожден в углублении волны и ничего не знает о широком океане, расстилающемся впереди и позади его". Это - правда, но мистическое откровение направляет нашу ладью на самый гребень волны. И оттуда, хотя и одолеваемые яростным напором стихии, мы все же успеваем схватить весь необъятный простор океана и весь его величественный ритм, а взор, измеряющий глубину небесного свода, отдыхает в тишине лазури.
Удивление наше растет, когда, исследуя современные науки, мы убеждаемся, что они проявляют невольную и тем более непреодолимую наклонность вернуться к данным древней теософии. Не покидая атомистической гипотезы, современная физика незаметно пришла к тому, что отождествила идею материи с идеей силы, что является уже приближением к духовному динамизму. Чтобы объяснить свет, магнетизм, электричество, ученые вынуждены были допустить тонкую и совершенно невесомую материю, наполняющую мировое пространство и проникающую сквозь все тела, которую они назвали эфиром, что уже является шагом по направлению к древней теософической идее о Мировой душе. Что касается чувствительности и разумной приспособляемости этой материи, она проявляется в опыте, который был сделан недавно и который доказал передачу звука посредством света.
Из всех наук наиболее противоречащими идеям спиритуализма кажутся сравнительная зоология и антропология. А между тем они могли бы послужить доказательством для спиритуалистических идей, если бы был учтен закон, по которому совершается взаимодействие между духовным миром и миром физическим.
Дарвин положил конец младенческому представлению первобытной теологии о сотворении мира. В этом отношении он только вернулся к идеям древней теософии. Уже Пифагор сказал, что человек сродни животному. Дарвин показал законы, следуя которым природа выполняет божественный план; законы эти - борьба за существование и естественный отбор. Он доказал изменчивость видов, сократил их число и установил их происхождение.
Но его ученики, теоретики абсолютного трансформизма, желавшие произвести все виды от одного первоначального типа и ставившие их появление в исключительную зависимость от влияния среды, делали большие натяжки в пользу чисто внешнего и материалистического понятия о природе.
Но среда объясняет появление видов не более, чем физические законы объясняют законы химические, не более, чем химия объясняет эволюционный принцип растения, или эволюция растения - эволюцию животного.
Что касается больших отделов животного царства, они соответствуют вечным типам жизни, обозначающим различные ступени сознания. Появление млекопитающих после пресмыкающихся и птиц имеет свою причину не в изменении земной среды; измененная среда являет собой только условия. Появление это обусловлено новой эмбриологией, следовательно, и новой разумной жизненной силой, воздействующей изнутри, из той внутренней сути природы, которую можно назвать потусторонней по отношению к нашим физическим чувствам. Без этой сознательной жизненной силы невозможно объяснить появление даже самой ничтожной органической клеточки в неорганическом мире.
Наконец, Человек, это живое подобие Мировой Души и деятельного Разума, завершающее собой эволюцию целого ряда существ, раскрывает всю полноту Божественной мысли гармонией своих органов и совершенством своей формы.
Синтезируя все законы эволюции и всю природу в своем теле, он покоряет ее и поднимается над ней, для того чтобы через сознание и через свободу вступить в беспредельное царство Духа. Экспериментальная психология, опирающаяся на физиологию и стремящаяся с начала XIX столетия снова стать наукой, привела ученых к порогу потустороннего мира, этой истинной отчизны души, в которой хотя и не прекращается аналогия, но управлять ее действиями начинают уже иные законы. Я подразумеваю исследования медиков относительно животного магнетизма, сомнамбулизма и различных небодрствующих состояний души, начиная с ясновидящего сна и двойного зрения и кончая экстазом.
Современная наука движется лишь ощупью в той области, в которой древняя эзотерическая наука действовала сознательно, обладая недостающими началами и необходимыми ключами. И тем не менее, ей удалось открыть целый ряд фактов, которые показались ей изумительными и необъяснимыми, потому что факты эти противоречат материалистическим теориям, под влиянием которых она приобретала привычку думать и делать свои выводы.
Ничто так не поучительно, как негодующее недоверие некоторых ученых-материалистов, с которым они относятся к явлениям, доказывающим существование невидимого духовного мира. В наше время, когда кто-либо стремится доказать наличие души, он настолько же задевает атеистическое правоверие, как когда-то церковное правоверие задевалось отрицанием Бога. Правда, жизнью своею при этом уже не рискуют, но зато рискуют репутацией.
Но как бы то ни было, даже из наиболее простого явления мысленного внушения на расстоянии, явления, подтвержденного тысячу раз в летописях магнетизма1, логическим выводом является признание деятельности духа и воли вне физических законов видимого мира. Таким образом, дверь в невидимый мир раскрылась. В высших явлениях сомнамбулизма этот мир раскрывается вполне.
Если мы перейдем от экспериментальной и объективной психологии к интимной и субъективной психологии нашего времени, которая выражается в поэзии, музыке и литературе, мы найдем, что сильное дуновение бессознательного эзотеризма проникает их.
Никогда стремление к духовной жизни, к невидимым мирам, изгнанным материалистическими теориями ученых и модным направлением, не было более серьезно и более искренно. Стремление это обнаруживается в тоскливых исканиях, в трагических сомнениях, в глубокой меланхолии, вплоть до богохульства наших натуралистических романистов и наших поэтов-декадентов. Никогда душа человеческая не испытывала более глубокого чувства ничтожества и нереальности земной жизни-, никогда она не стремилась более пламенно к невидимому, к потустороннему, сохраняя в то же время неспособность верить.
Иногда ее интуиции удается даже подняться до сверхчувственных истин, не имеющих санкции ее земного разума, которые противоречат ее поверхностным представлениям и являются невольным излиянием ее сверхсознания. В доказательство своих слов я приведу отрывок из книги редкого мыслителя, который страдал горечью и тоскою нравственного одиночества нашего времени.
"Каждая сфера бытия, - говорит Фредерик Амьель, - стремится к более высокой сфере, ибо до нее достигают откровения и предчувствия высшего. Идеал, в какой бы форме он ни проявлялся, есть лишь предвидение, пророческое прозрение в это высшее существование, к которому стремится каждое живое существо. Это высшее существование бывает всегда и более внутренне по своей природе, то есть более духовное. И как вулканические извержения выбрасывают на поверхность тайны земных недр, так же и энтузиазм и экстаз - только мимолетные взрывы глубин внутреннего мира души. И вся жизнь человеческая - только приготовление и преддверие к этой жизни духа. Ступени посвящения неисчислимы. Поэтому ученик жизни должен бодрствовать, неся внутри себя будущего ангела; он должен работать над ускорением расцвета своей души, ибо божественная Одиссея не более как ряд метаморфоз, где каждая форма, результат предшествовавших, является одновременно и условием для последующих форм.
Божественная жизнь есть ряд последовательных смертей, когда дух сбрасывает свои несовершенства и символы и отдается растущей силе притяжения, исходящей из неизреченного Центра всех сил - "из Солнца разума и любви".
В обычное время Амьель был только очень умный гегельянец со свойствами высшего моралиста. Но в тот день, когда он написал эти вдохновенные строки, он был глубоким теософом. Ибо трудно лучше осветить и с более захватывающей силой выразить самую суть эзотерической истины.
Даже этого краткого обозрения достаточно, чтобы показать, что разум и современная наука готовятся, сами не подозревая и не желая того, воссоздать древнюю теософию с помощью орудий более совершенных и на фундаменте более прочном.
По выражению Ламартина, человечество подобно ткачу, работающему на станке времен с изнанки. Придет день, когда, взирая на другую сторону ткани, человечество узрит дивную и величавую картину, вытканную на протяжении веков его собственными руками, причем само оно не видело ничего, кроме путаницы нитей на изнанке ткани. В этот день человечество преклонится перед Провидением, проявляющим себя в нем самом. И тогда сбудутся слова современного герметического писания, и они не покажутся слишком дерзновенными тому, кто достаточно глубоко проник в эзотерические предания: эзотерическая доктрина не только научна, не только философски обоснована, моральна и религиозна, но она сама наука, философия, мораль и сама религия, по отношению к которой все остальные - лишь подготовления, выражения частичные или ошибочные настолько, насколько приближаются они к ней или удаляются".
Я далек от мысли, что дал достаточно полное свидетельство об этой науке всех наук. Для этого нужно не менее как возвести здание всех наук, известных и неизвестных, восстановленных в их преемственном порядке и преобразованных в духе эзотеризма.
Я стремился доказать, что учение Мистерий нужно отнести к самому источнику нашей цивилизации, что учение это создало все великие религии, как арийские, так и симетические, что христианство ведет именно к нему весь человеческий род своей эзотерической стороной и что современная наука стремится роковым образом к нему же всей совокупностью своего поступательного движения, и что в конце концов религия и наука должны встретиться в этом учении, как в единящей пристани, и найти в нем свой синтез. Можно сказать наверное, что всюду, где находится какой бы то ни было отрывок эзотерической доктрины, там она существует во всей своей целостности. Ибо каждая из ее частей предваряет или вызывает остальные части.
Великие мудрецы и истинные пророки всегда владели ею, и мудрецы и пророки будущего будут также владеть ею. Свет может быть более или менее сильный, но это все тот же свет. Форма и подробности могут меняться до бесконечности, но основа, то есть принципы и цель, - никогда.
В этой книге будет дано нечто вроде постепенного развития или последовательного раскрытия эзотерической доктрины в ее различных частях. Раскрытие это будет дано так, как она последовательно осуществлялась великими Посвященными, представителями мировых религий, которые содействовали устроению человечества и последовательная смена которых намечает дугу эволюции, начавшуюся с Древнего Египта и с первых шагов арийской цивилизации и завершенную человечеством в настоящем цикле жизни.
Таким образом, эзотерическая доктрина появится в нашем изложении не как абстрактное учение, но как живая сила, проходящая через душу великих Посвященных и отражающаяся на живом действии исторической драмы развивающегося человечества. В этом ряду Посвященных Рама указывает лишь на вход в храм, Кришна и Гермес дают к нему ключ, Моисей, Орфей и Пифагор показывают внутренность храма, а Иисус Христос вводит в его святилище.
Эта книга возникла вся из пламенной жажды высшей истины, истины цельной, вечной, утоляющей, вне которой частичные истины лишь дразнят, не давая удовлетворения... Лишь те поймут меня вполне, кто сознает, так же как я, что современный момент в истории человечества со всеми своими материальными богатствами - не что иное, как грустная пустыня с точки зрения духа и его бессмертных стремлений.
Переживаемое время глубоко важно, и все крайние последствия агностицизма дают себя знать разрушением общественности. И для нашей Франции и для всей Европы вопрос стоит так - быть или не быть?
Необходимо или остановить центральные органические истины на их нерушимых основах, или же упасть окончательно в бездну материализма и анархии. Наука и религия, эти исконные охранительницы цивилизации, обе потеряли свой величайший магический дар - дар воспитывать души человеческие. Храмы Индии и Египта произвели самых великих мудрецов земли. Храмы Греции создали героев и поэтов.
Апостолы Христа были величайшими из мучеников и тем вызывали к жизни тысячи способных на самоотречение и мученичество. Церковь средних веков, несмотря на свою первобытную теологию, была в силах создавать святых и рыцарей только потому, что верила, и еще потому, что временами дух Христа еще трепетал в ней. Ныне же ни церковь, закованная в своем догмате, ни наука, пребывающая в плену у материи, не в состоянии более создавать цельных людей. Искусство формировать души человеческие утеряно в наш век, и оно будет снова найдено не ранее, чем наука и религия, переплавленные в живую силу, сообща начнут стремиться и работать для спасения и для блага человечества. Для этого науке не понадобится изменять свои методы, ей придется лишь расширить свою область, и христианству не придется отказываться от своих традиций, ему необходимо лишь понять их происхождение, их дух и истинное значение их обетовании.
Время духовного возрождения и социального преобразования придет, мы в этом глубоко уверены. Уже появляются ясные знамения. Когда наука будет знать, а к религии вернется ее нравственная мощь, тогда и человек начнет действовать с новой энергией. Искусство жизни и искусство творчества может возродиться лишь при слиянии науки, религии и общественности в одно гармоническое целое.
Но пока это возрождение еще не настало, что делать в этот век, когда все стремится по наклонной линии в пропасть, когда в сгущающихся сумерках таится угроза, несмотря на то что начало того же века1 казалось поднятием к свободным вершинам, озаренным блистающей зарей?
"Вера, - сказал один мыслитель, - есть мужество духа, который стремительно бросается вперед, уверенный, что найдет истину". Эта вера - не враг разума, а его свет; это - вера Христофора Колумба и Галилея, которая желает проверки и доказательств; это единственная вера, возможная в наши дни. Для тех, кто ее потерял безвозвратно, а таких много, ибо пример действовал сверху, - дорога легкая и торная: следовать за современным течением и подчиниться духу времени вместо того, чтобы бороться с ним; предаться сомнению отрицания, при виде человеческих бедствий утешать себя улыбкой презрения и, прикрывая глубокое ничтожество всего видимого блестящим покровом, украшенным прекрасным именем идеала, оставаться твердо убежденным, что последний не более как полезная химера.
Что касается до нас, которые верят, что идеал есть единственная реальность и единственная истина в вечно меняющемся и скоротечном мире, для нас, которые верят в утверждение и осуществление всех его обетовании, как в земной истории человечества, так и в будущей жизни, которые знают, что это утверждение необходимо, как врожденное право человеческого братства, как разум вселенной и как логика Бога, для нас, обладающих этим убеждением, остается только один выход - утверждать эту истину без страха со всей силой, на какую мы способны. Бросимся во имя нее и с нею на арену деятельности и, несмотря на всю царящую запутанность и смятение, попробуем проникнуть путем внутреннего проникновения и индивидуального посвящения в Храм вечных Идей, дабы вооружиться в его святилище необоримыми Основами.
Это именно то, что я пытался провести в предлагаемой книге, надеясь, что другие последуют за мной и будут выполнять поставленную задачу более совершенно, чем ее выполнил я.
КНИГА ПЕРВАЯ
РАМА
АРИЙСКИЙ ЦИКЛ
Зороастр спросил Ормузда, великого Творца: "Кто тот первый человек, с которым беседовал Ты?"
Ормузд отвечал: "Это - прекрасный Yima, тот, который был во главе Смелых".Я приказал ему бодрствовать над принадлежащими мне мирами, и я дал ему золотой меч, меч победы.
И Tima выступил на путь Солнца и соединил смелых людей в Airyana-Vaeja, которая была создана чистою.
Зенд-Авеста (Vendid Jade 2 Fargard)О, Агни! Священный Огонь! Огонь очищающий! Ты, который спишь в дереве и поднимаешься в блистающем пламени с алтаря, ты - сердце жертвоприношения, смелое дарение молитвы, божественная искра, скрытая во всем, и ты же - преславная душа Солнца.
Ведический гимн
КНИГА ПЕРВАЯ
РАМА
(Арийский цикл)
I Человеческие расы и происхождение религийНебо - Мой Отец, он зачал меня. Все небесное население - семья моя. Моя Мать - великая земля. Самая возвышенная часть ее поверхности - лоно ее; там отец оплодотворяет недра той, которая одновременно и супруга и дочь его.
Вот что четыре или пять тысяч лет назад пел ведический поэт перед жертвенником, на котором пылал огонь из сжигаемых сухих трав. Глубочайшей интуицией, величавым сознанием дышат эти странные слова. В них тайна двойного происхождения человечества. Предшествует земле и превосходит землю божественный тип человека; его душа - небесного происхождения. Но тело его происходит из земных элементов, оплодотворенных космической Сущностью. Объятия Урана и великой Матери означают на языке Мистерий сонм душ или духовных Монад, которые появляются, чтобы оплодотворить земные зародыши. Он - организующие начала, без которых материя оставалась бы бездейственной и распадающейся массой.
Наиболее возвышенной частью земной поверхности, которую ведический поэт называет ее лоном, являются континенты и горы, колыбель человеческих рас. Что же касается Неба, Вару-на (Уран у греков), оно являет собой невидимый сверхфизический строй, вечный и разумный, и оно обнимает собой всю бесконечность Пространства и Времени.
В этой главе мы будем рассматривать лишь земное происхождение человечества, следуя эзотерическим традициям, подтвержденным антропологической и этнологической наукой нашего времени.
Четыре расы, которые разделили между собою весь земной шар, возникли в различных странах земного шара.
Постепенно создававшиеся, медленно перерабатывавшиеся космическим творчеством континенты поднимались из глубины морей в течение огромных промежутков времени, которые древние жрецы Индии называли междудилювическими циклами.
На протяжении тысячелетий каждый континент развивал свою флору и фауну и свое человечество с определенным цветом кожи. Южный континент, поглощенный последним великим потопом, был колыбелью первобытной красной расы; индейцы Америки - лишь остатки тех троглодитов, которые поднялись на вершины гор перед тем, как обрушился их континент. Африка - мать черной расы, называемая греками эфиопской. Азия произвела желтую расу, которая удерживается в китайской народности.
Последний пришлец - белая раса - вышел из лесов Европы, простиравшихся между бурным Атлантическим океаном и улыбающимся Средиземным морем. Все разновидности человеческого рода происходят из смешения, вырождения и подбора этих четырех великих рас.
В предыдущих циклах господствовали поочередно красная и черная раса, и они обладали могучими цивилизациями, оставившими следы в циклопических постройках и в архитектуре Мексики. В храмах Индии и Египта имелись относительно этих угасших цивилизаций краткие указания в тайных письменах и иероглифах.
В настоящем историческом цикле господствует белая раса. И если измерить вероятный возраст Индии и Египта, начало ее господства следует отнести за семь или восемь тысяч лет назад.
Согласно браманическим традициям, цивилизация началась на нашей Земле пятьдесят тысяч лет тому назад на южном континенте, где обитала красная раса, когда вся Европа и часть Азии находились еще под водою. Мифологии упоминают также о предшествующей расе гигантов. В пещерах Тибета были найдены гигантские человеческие скелеты, по своему строению напоминающие более обезьяну, чем человека. Их относят к первобытному человечеству, посредствующему, еще близкому к животному состоянию, не владевшему еще ни членораздельной речью, ни общественной организацией, ни религией. Ибо эти три вещи возникают всегда одновременно. И в этом скрытый смысл триады бардов, который выражается так:
"Три вещи сосуществовали изначально - Бог, Свет и Свобода". С возникновением речи родится общественность и туманная догадка о божественном порядке. Это - дыхание Иеговы в уста Адама, глагол Гермеса, закон первого Ману, огонь Прометея, Бог, содрогающийся в человеческой животности.
Красная раса, как мы уже сказали, занимала континент, погрузившийся на дно океана, называемый Платоном по египетским традициям Атлантидой1. Великий катаклизм природы уничтожил его и раздробил на части. Несколько полинезийских рас, а также индейцы Северной Америки и ацтеки, которых Фр. Пизарро встретил в Мексике, - вот все остатки древней красной расы, которая обладала когда-то цивилизацией, имевшей некогда славу и величие. Все эти отсталые представители погибшего прошлого несут в своей душе неизлечимую меланхолию древних рас, вымирающих без надежды на будущее.После красной расы на земле господствовала черная раса2. Высший тип этой расы нужно искать не среди негров, а среди абиссинцев и нубийцев, у которых сохранился характер эпохи ее расцвета, когда она достигла наивысшей точки развития. Черные наводняли юг Европы в доисторические времена, но были в свое время вытеснены оттуда белыми, и самое воспоминание о них совершенно исчезло из народных преданий. Но два неизгладимых следа все же оставлены ими в верованиях народов: страх перед драконом, который был эмблемой их королей, и уверенность, что дьявол черного цвета. Черные отплатили белым за это оскорбление и сделали своего дьявола белым.
Во времена своего господства черные имели религиозные центры в Верхнем Египте и в Индии. Их циклопические города увенчивали зубцами горные кряжи Африки, Кавказа и Центральной Азии. Их общественный строй представлял собою абсолютную теократию. Наверху - жрецы, которых боялись, как богов, внизу - кишащие, как в муравейнике, племена, даже без признанного семейного начала, с женщинами-рабынями. Их жрецы обладали глубокими познаниями, они признавали божественное единство мироздания и владели звездным культом, который под именем сабеизма проник к белым народностям. Но между наукой черных жрецов и грубым идолопоклонством народных масс не было посредствующих звеньев, не было идеализма в искусстве, не было доступной мифологии, хотя уже существовала промышленность, в особенности строительное искусство, умение строить из колоссальных камней, и производство металлов в гигантских горнах; металлы выливались с помощью военнопленных.
У этой расы, могучей по своей физической выдержке, по страстной энергии и способности привязываться, религия являлась царством силы, которое поддерживалось страхом. Природа и Бог являлись сознанию этих младенческих народов не иначе, как под видом дракона, страшного допотопного зверя, изображение которого красовалось на королевских знаменах и вырезалось жрецами над дверями их храмов.
Если черная раса созрела под палящим солнцем Африки, расцвет белой расы совершался под ледяным дуновением Се- верного полюса. Греческая мифология называет белых гиперборейцами. Эти рыжеволосые, голубоглазые люди шли с севера через леса, освещаемые северным сиянием, в сопровождении собак и оленей, ведомые смелыми предводителями, понуждаемые даром ясновидения своих женщин. Золото волос и лазурь глаз - цвета предопределенные. Этой расе назначено было создать солнечный культ священного огня и внести в мир тоску по небесной родине. Позднее белая раса попеременно то мятежно восставала против неба, желая взять его приступом, то простиралась ниц перед его славой в безграничном обожании.
Прежде чем овладеть самопознанием, белая раса, подобно остальным расам, должна была пройти через все ступени развития. Ее отличительные признаки - потребность индивидуальной свободы, чувствительность, которая создает силу симпатии, преобладание интеллекта, придающего воображению идеальное и символическое направление. Способность страстно чувствовать вызвала у мужчины привязанность к одной определенной женщине. Отсюда наклонность этой расы к единоженству, к брачному началу и семье. Потребность в индивидуальной свободе, соединенная с общественностью, создала клан с его избирательным началом. Идеальное воображение вызвало культ предков, который у народов белой расы составляет корень и центр религии.
Социальное и политическое начало зарождается в тот день, когда толпа полудиких людей, теснимая враждебным племенем, собирается вместе и выбирает самого сильного и самого разумного из своей среды, чтобы он защищал их от врага и повелевал ими. Подобный добровольно избранный предводитель - прообраз будущего короля, его товарищи - будущее высшее сословие, старцы, отличающиеся разумом, но потерявшие физическую бодрость, образуют уже нечто типа сената или собрания старейшин.
Как же объяснить возникновение религии? По объяснению материалистической науки, религия возникла вследствие страха первобытного человека перед силами природы. Но страх не имеет ничего общего с уважением и любовью. Страх не связывает факт с идеей, видимое с невидимым, человека с Богом. Пока человек только дрожал перед природой, он еще не был человеком. Он сделался человеком тогда, когда уловил связь, которая соединяет его с прошлым и будущим и с тем высшим благим Началом, которое оставалось для него таинственным Неизведанным, но которое он все же чувствовал и, чувствуя, испытывал потребность преклоняться перед Ним. Но как началось это преклонение?
Фабр Д'Оливе дает в высшей степени удачную и убедительную гипотезу, каким образом возник культ предков у белой расы. В воинственном клане между двумя соперничающими воинами возникает ссора.
Рассвирепев, они собираются броситься друг на друга. Нападение началось, и в эту минуту женщина с распущенными волосами, из их клана, бросается между ними и разделяет их. Это - сестра одного и жена другого. Глаза ее мечут молнии, голос ее звучит властно. Она восклицает - и слова ее бьют как молотом, - что видела в лесу предка племени, победоносного воина прежних времен, явившегося перед ней глашатаем. Он не хочет, чтобы два воина-брата бились, но желает, чтобы они соединились против общего врага. "Тень великого предка, его дух говорил со мной! - восклицает женщина в порыве пламенного вдохновения. - Он говорил со мной! Я видела его!"
Она говорит и сама горячо верит в правдивость своих слов. Убежденная, она убеждает. Взволнованные, удивленные и как бы пораженные невидимой силой, примиренные противники подают друг другу руки и смотрят на вдохновенную женщину как на нечто высшее, божественное.
Такие вдохновения, сопровождавшиеся последствиями наподобие описанного, в доисторической жизни белой расы должны были происходить нередко, и причем при самых разнообразных обстоятельствах. У варварских племен женщина, одаренная большой нервной чуткостью, ранее других предчувствовала оккультное и утверждала невидимое.
Попробуем представить себе все неожиданные последствия, которые могли произойти за чудесным происшествием наподобие вышеизложенного. Внутри клана и во всем племени только и говорят что о совершившемся чуде. Дуб, под которым вдохновенная женщина видела тень предка, делается священным деревом. Ее снова приводят к нему, и там, под магнетическим влиянием луны, погружающим в состояние духовидения, она продолжает пророчествовать именем великого предка. Еще позднее эта же женщина и ей подобные, став в величественной позе на возвышении посреди лесной поляны, при шуме ветра и рокочущего вдали океана вызывает души предков перед трепещущей толпой, которая видит их или воображает, что видит, как они, привлеченные магическими заклинаниями, появляются в бледном тумане, волшебно клубящемся в призрачном сиянии луны. Так последний из великих кельтов Оссиан вызывал Фингала и его товарищей из сгустившихся облаков. Таким образом в самом начале общественной жизни культ предков укоренился у белой расы, Великий предок стал Божеством народности. Вот начало религии.
Но это не все. Вокруг пророчицы собираются старцы, которые наблюдают за ней во время ее ясновидящих снов, ее пророческих экстазов. Они изучают различные ее состояния, проверяют ее откровения, толкуют ее предсказания. Они замечают, что, когда она пророчествует в состоянии духовидения, ее лицо преображается, ее речь делается ритмической и голос ее крепнет, когда она произносит свои предсказания величественным и торжественным напевом.
Отсюда возникли и строфы, и поэзия, и музыка, происхождение которых считается божественным у всех народов арийской расы. Идея откровения могла создаться у человечества лишь на почве подобных фактов. И здесь мы видим, как из одного и того же источника вытекают и религия, и культ, и жречество, и поэзия.
В Азии, в Иране и в Индии, где народы белой расы основали первые арийские цивилизации, смешавшись с народами других цветов, мужчины взяли верх над женщинами в деле религиозного вдохновения. Здесь мы постоянно слышим о мудрецах, ри-шах, пророках. Изгнанная, подчиненная женщина остается жрицей одного только семейного очага. Но в Европе следы преобладания женщины встречаются у народов белой расы, оставшихся варварами в течение тысячелетий. Роль эта проглядывает в скандинавской волшебнице, в Волюспе Эдды, в кельти-ческой друидессе, в женщинах-вещуньях, сопровождавших германские армии и решавших день битвы, вплоть до фракийских вакханок, которые появляются в легенде Орфея. Доисторическая пророчица преобразуется в дельфийскую Пифию.
Первобытные прорицательницы белой расы образовали коллегию друидесс, действующую под наблюдением ученых старцев или друидов, "людей дуба". Вначале они были благодетельным явлением. Своей интуицией, своим пророческим даром, своим энтузиазмом они дали сильный толчок той расе, которая в это время начинала свою многовековую борьбу с черными. Но быстрая порча и ужасающие излишества этих учреждений были неизбежны. Чувствуя себя духовными распорядительницами народов, друидессы захотели во что бы то ни стало подчинить их и в земном смысле. Когда они лишились вдохновения, они попробовали господствовать посредством страха. Они потребовали человеческих жертв и сделали их необходимыми элементами своего культа. В этом им помогали героические инстинкты их расы. Белые были храбры, их воины презирали смерть, при первом зове друидессы они шли добровольно и, чтобы отличиться, бросались под ножи своих кровожадных жриц.
Целыми человеческими гекатомбами посылались живые к мертвым в качестве вестников, в надежде обрести благосклонность предков. Эта постоянная угроза, исходившая из уст пророчиц и друидов и витавшая над головами первых народных предводителей, сделалась страшным средством их владычества.
Факт этот является замечательным примером, как неизбежно подвергаются порче самые благородные инстинкты человеческой природы, когда они не подчинены авторитету, направленному сверхличным сознанием к добру. Предоставленное случайному честолюбию и личным страстям, вдохновение вырождается в суеверие, мужество в зверство, высокая идея самопожертвования в средство для тирании, в коварную и жестокую эксплуатацию.
Но белая раса была жестокой и безумной только во времена своего детства. Страстная в сфере душевной, она должна была пройти через много других еще более кровавых кризисов. Она была только что разбужена нападениями черной расы, которая начинала обступать ее с юга Европы. Борьба была неравная с самого начала. Белые, наполовину дикие, выходя из своих лесных жилищ, не имели других средств обороны, кроме топоров, пик и стрел с каменными наконечниками. Черные имели железное оружие, медное вооружение, все средства цивилизации и свои циклопические города.
Раздавленные при первом же столкновении и уведенные в плен, белые сделались рабами черных, заставлявших их обрабатывать камень и носить руду для плавления в печах. Между тем убежавшие пленные приносили в свою страну обычаи, искусство и обрывки знаний своих победителей. Они вынесли от черных два важных искусства - плавление металлов и священное письмо, то есть искусство запечатлевать идеи таинственными иероглифическими знаками на коже животных, на камнях или на коре ясеня. Отсюда - кельти-ческие руны.
Расплавленный и выкованный металл сделался оружием для войны; священные письмена дали начало науке и религиозным традициям. Борьба между белой и черной расами продолжалась в течение долгих веков, разгораясь то между Пиренеями и Кавказом, то между Кавказом и Гималаями. Спасение белых было в лесах, где они могли прятаться, как дикие звери, чтобы вновь появляться внезапно в благоприятные минуты. Осмелев, привыкнув к войне, вооруженные с каждым веком все лучше и лучше, они наконец взяли верх, разгромили города черных, прогнали их с берегов Европы и завладели в свою очередь севером Африки и Центральной Азией, которая в те времена была занята смешанными народностями.
Смешение обоих рас происходило двумя способами: или посредством колонизации, или путем воинственных завоеваний. Фабр Д'Оливе, этот удивительный провидец доисторического прошлого, бросает яркий свет на происхождение семитических народностей и народов арийской расы.
Там, где белые колонисты подчинились чернокожим народам, признав их владычество и получив от их священников религиозное посвящение, там, по мнению Фабра Д'Оливе, образовались семитические народы, такие, как египтяне (до Менеса), арабы, финикийцы, халдеи и евреи. Наоборот, другие арийские цивилизации, такие, как иранская, индусская, греческая и этрусская, возникали там, где белые покорили черных путем завоеваний. Прибавим, что к числу арийских племен мы причисляем также все белые народы, оставшиеся в древности в бродячем и варварском состоянии. Например, скифы, гэты, сарматы, кельты и поздние германцы.
Этим и объясняется основное различие религий, а также и письменности у народов семитического и арийского происхождения. У семитов, подпавших под интеллектуальное влияние черной расы, замечается поверх народного идолопоклонства склонность к единобожию, к началу единого Бога, невидимого, абсолютного и не имеющего формы, что было одним из главнейших догматов жрецов черной расы и их тайного посвящения. У белых, как смешавшихся с побежденными, так и сохранившихся в чистом виде, замечается склонность к многобожию, к мифологии, к олицетворению Божества, что вытекает из их любви к природе и их страстного почитания предков.
Главную разницу между способом письма у семитов и у арийцев Ф. Д'Оливе объясняет той же причиной.
Почему все семиты пишут справа налево, а все арийцы - слева направо? Объяснение, которое дает Ф. Д'Оливе, и любопытно, и оригинально. Он вызывает перед нашими глазами настоящие видения затерянного прошлого. Все знают, что в доисторические времена совсем не было общедоступного письма. Оно распространилось только с появлением фонетического письма или искусства изображать посредством букв звуки слов. Что же касается иероглифического письма или искусства изображать вещи посредством знаков, то оно столь же древне, как и сама человеческая цивилизация. Но в те первобытные времена, когда письмо было исключительной принадлежностью священнослужителей, на него смотрели как на нечто священное, как на религиозную деятельность, а в самом начале как на божественное вдохновение. Когда в Южном полушарии жрецы черной расы чертили на коже животных или на каменных столах свои таинственные знаки, они имели обыкновение поворачиваться лицом к Южному полюсу, рука же их направлялась к востоку, где находился источник света. Вот почему они писали справа налево.
Священники белой, или северной, расы научились писать от черных жрецов и вначале писали так же, как и последние. Но когда у них стало развиваться сознание своего происхождения, национальное чувство и расовая гордость, они изобрели свои собственные знаки, и, вместо того чтобы обращаться к югу, к стране черных, они стали оборачиваться к северу, к стране предков, продолжая во время письма направлять руку к востоку. Отсюда и направление их букв слева направо. Отсюда и способ начертания кельтских рун, зендского, санскритского, греческого, латинского письма и всех языков арийской расы. Они стремятся к солнцу, к источнику земной жизни, но смотрят они на север, в страну предков, в таинственный источник небесных зорь.
Течение семитическое и течение арийское - вот два потока, которые принесли нам все наши идеи, все предания и религии, все искусства, науки и философии. Каждое из этих течений несет в себе противоположные понятия о жизни, и только из примирения и гармонического сочетания этих противоположностей получится истина.
Семитическое течение содержит высшие абсолютные принципы, идею единства и всемирности во имя Верховного начала, осуществление которой ведет к соединению человечества в одну семью. Арийское течение заключает в себе идею восходящей эволюции во всех земных и сверхземных царствах и ведет на практике к бесконечному разнообразию, выражающему все богатство природы и всю сложность стремлений души. Семитический гений спускается от Бога к человеку, арийский гений восходит от человека к Богу.
Первый символизируется карающим Архангелом, который спускается на землю, вооруженный мечом и молнией, второй - Прометеем, держащим в руках похищенный с неба огонь и гордым взором измеряющим Олимп.
Оба эти гения мы носим внутри себя. Мы думаем и действуем поочередно под влиянием то одного, то другого. Они переплетены, но не сплавлены в нашем разуме. Они противоречат друг другу и борются в глубине наших чувств и в тончайших изгибах наших мыслей, так же как и в нашей общественной жизни и в наших учреждениях. Скрытые под сложными формами, которые можно обозначить родовым именем спиритуализма и натурализма, они господствуют над нашими разногласиями и над нашей борьбой. Оба кажутся непримиримыми и непреодолимыми, а между тем истинный прогресс человечества и его спасение зависят от примирения и слияния обоих начал в едином синтезе.
Вот почему мы стремимся в нашей книге проникнуть до источника обоих течений, до появления в мир обоих гениев. Минуя споры между историческими системами, борьбу различных культов, противоречия священных текстов, мы проникнем в самое сознание тех основателей и пророков, которые дали религиям их первоначальный толчок. Они обладали глубокой интуицией и вдохновением свыше, которые проливают потоки света и в то же время побуждают к плодотворному действию.
Да, тот синтез, в котором так нуждается современное человечество, предсуществовал в них. Божественный свет побледнел и затемнился со временем, но свет этот появляется вновь, он снова сияет каждый раз, когда на протяжении исторической драмы пророк, герой или ясновидящий поднимает сознание людей к Первоисточнику. Ибо только из точки отправления возможно увидать цель, из центрального солнца можно видеть направление бегущих планет.
Таково откровение в мировой истории, непрестанное, постепенно раскрывающееся, многообразное, как сама природа, но исходящее из одного центрального источника, единое, как сама истина, неизменное, как Бог.
Исследуя семитическое течение, через Моисея мы придем в Египет, в храмах которого (по Манефону) хранились предания, возраст которых исчисляется в тридцать тысяч лет. Поднимаясь по арийскому течению, мы проникнем в Индию, где процветала первая великая цивилизация, явившаяся результатом победы белой расы.
Индия и Египет, эти две матери религии, обладали тайнами великого Посвящения. Мы проникнем в их святилища.
Но предания их поведут нас еще глубже, в эпоху еще более отдаленную, когда оба различных гения, о которых была речь, являются перед нами соединенными в чудную гармонию. Это - первобытная арийская эпоха. Благодаря превосходным работам современной науки, благодаря филологии, мифологии и сравнительной этнологии мы в состоянии различить очертания этой эпохи. Она вырисовывается на фоне ведических гимнов, которые являясь лишь ее отражением, отличаются величавой простотой и чудной чистотою линий. Это был век зрелости, совсем не напоминающий золотой век детства, о котором мечтают поэты. И хотя страдания и борьба не отсутствуют и в нем, все же в людях того века чувствуется такая полнота веры, силы и ясности вернуть которую человечество уже не могло с тех пор.
В Индии мысль углубляется и чувства утончаются. В Греции страсти и идеи одеваются в чары искусства, в магические покровы красоты. Но никакая поэзия не в состоянии превзойти некоторые ведические гимны по нравственной возвышенности, по всеобъемлющей ширине мысли. Они проникнуты чувством божественности всей природы, объяты тем невидимым, что окружает проявленный мир, они вдохновлены тем великим единством, которое соединяет все в единую гармонию.
Каким образом возникла подобная цивилизация? Как могла развиться такая высокая интеллектуальность среди постоянных расовых войн и борьбы с природой? Здесь останавливается исследование современной науки, но религиозные предания народов, истолкованные в их эзотерическом смысле, идут гораздо дальше и позволяют нам отгадывать, что первое средоточие ядра арийской расы в Иране произошло благодаря определенному подбору, произведенному в недрах самой белой расы под руководством победителя и законодателя, который дал своему народу религию и законы, соответствующие гению белой расы.
И в самом деле, священная книга персов Зенд-Авеста упоминает об этом древнем законодателе, называя его Иима (Yima). А Зороастр, основывая новую религию, ссылается на него как на своего предшественника, как на первого человека, с которым говорил Ормузд, живой Бог, точно так же как Иисус Христос ссылается на Моисея. Персидский поэт Фирдоуси называет этого законодателя Джэм, Завоеватель черных.
В индусском эпосе Рамайяна он появляется под именем Рамы, облаченный в достоинство индусского короля, окруженный блеском великой цивилизации; но при этом он сохраняет обе свои характеристики - завоевателя, создающего новую общественность, и Посвященного. В египетских преданиях эпоха Рамы обозначается как царство Озириса, владыки света, которое предшествовало царству Изиды, царицы мистерий.
Наконец, в Греции древний герой и полубог почитался под именем Диониса, которое происходит от санскритского Deva Nahousha - Божественный Преобразователь. Орфей давал то же имя божественному Разуму, а поэт Ноннус, следуя элевзинс-ким преданиям, воспевал покорение Индии Дионисом.
Как лучи одного и того же круга, все эти предания указывают на один общий центр; следуя по направлению тех лучей, можно убедиться, что все они исходят из него. Итак, минуя Индию Вед, минуя Иран Зороастра, мы увидим при сумрачном рассвете белой расы первого Создателя арийской религии, выступающего из лесов Древней Скифии в двойной тиаре завоевателя и Посвященного, несущего в руке мистический огонь, тот священный огонь, от которого загорится духовный свет для всех арийских народов.
Фабру Д'Оливе обязаны мы указаниями на этот таинственный и величавый образ. Он проложил светлую тропу, следуя по которой попробую и я вызвать его перед читателями.
Четыре или пять тысяч лет до нашей эры непроходимые леса покрывали Древнюю Скифию, которая простиралась от Атлантического океана до полярных морей. Черные называли этот континент, на их глазах остров за островом всплывавший со дна океана, "землею, рожденной из волн". Сильно отличалась она от их земли, побелевшей под лучами жгучего солнца, своими зелеными берегами, своими влажными заливами, задумчивыми реками, глубокими озерами и вечно нависавшими на ее горных склонах туманами.
На покрытых травою равнинах, еще не тронутых культурой, необозримых, как пампасы, не раздавалось иных звуков, кроме криков хищных зверей, рева буйволов и неукротимого топота диких коней, мчавшихся большими табунами с развевающимися гривами.
Белый человек, обитавший в лесах, перестал быть пещерным человеком. Он мог уже считать себя хозяином земли. Он изобрел кремневые ножи и топоры, лук и стрелы, пращу и силок. И кроме того, он приобрел двух товарищей для борьбы, двух превосходных друзей, преданных до смерти, - собаку и лошадь. Домашняя собака, ставшая верным стражем его деревянной хижины, обеспечила безопасность его очага. Покорив своей власти лошадь, он в то же время завоевал и землю и подчинил себе других животных. Он стал царем пространства. Верхом на диких конях эти первобытные люди носились по равнинам как ветер.
Они убивали медведей, волков, бизонов и приводили в ужас пантер и львов, населявших в те времена европейские леса.
Начало цивилизации было положено - первобытная семья, клан, поселок были вызваны к существованию. Скифы, сыны гиперборейцев, всюду воздвигали своим предкам чудовищные жертвенные камни.
Когда умирал предводитель, с ним вместе погребалось его оружие и его конь, для того чтобы воин мог совершать объезд по небесным равнинам и охотиться на том свете за огненным драконом. Отсюда - обычай приносить в жертву коня, который играет такую большую роль в Ведах и у скандинавов. Таким образом, в основу религии был положен культ предков.
Семиты нашли единого Бога, мировой Дух в пустыне, на вершине гор, в необъятности звездных пространств. Скифы и кельты нашли многих богов, многочисленных духов в глубине своих лесов. Там раздавались для них голоса из невидимых миров, там являлись им видения, там они испытывали первый трепет пред Неизведанным. И навсегда остались леса с их жуткой таинственностью и очарованием дорогими для белой расы.
Привлеченные шумом деревьев и магией лунного света, белые люди испытывают неудержимую тягу к своим лесам, они возвращаются к ним снова и снова как к источнику молодости, как к храму великой матери Герты. Там спят их боги, их воспоминания, их затерянные мистерии.
С незапамятных времен ясновидящие женщины пророчествовали под сенью деревьев. Каждое племя имело свою великую пророчицу наподобие Волюспы у скандинавов с ее коллегией друидесс. Но эти женщины, действовавшие вначале под благородным вдохновением, сделались впоследствии честолюбивыми и жестокими. Вдохновенные пророчицы превратились в злых волшебниц. Они узаконили человеческие жертвоприношения, и кровь текла безостановочно на дольменах при зловещем пении жрецов, при исступленных восклицаниях диких скифов.
Среди этих жрецов находился молодой человек во цвете лет по имени Рама, который также готовился к священнослужению. Но его глубокая душа и ясный ум возмущались при виде этого кровавого культа.
Молодой друид был кроткого и серьезного нрава, он выказывал с ранних лет необычайную способность к распознаванию целебных и ядовитых свойств растений, к приготовлению их соков, а также к распознаванию звезд и их влияния на человеческую судьбу. Он был способен угадывать и видеть самые отдаленные вещи - отсюда его влияние даже на старейших друидов.
Доброжелательство и величие исходили из его речей и из всего его существа. Его мудрость составляла поразительный контраст с безумием друидесс, с мрачными проклятиями, которые изрекали их оракулы в своем исступленном бреду.
Друиды называли его "тот, который знает", народ же прозвал его "свыше вдохновенным миротворцем". Рама, стремившийся к духовным познаниям, странствовал по всей Скифии, а также и в полуденных странах. Очарованные его личными познаниями и его скромностью, жрецы черных поведали ему часть своих оккультных знаний.
Вернувшись на север, Рама был потрясен при виде культа человеческих жертв, свирепствовавших среди его расы. Он видел в этом признак ее гибели. Но как побороть этот страшный обычай, распространившийся благодаря властолюбию друидесс, корысти жрецов и суеверию народа? В это время новый бич был ниспослан на белых, и Рама увидал в этом наказание свыше за кощунственный культ.
Благодаря своим вторжениям в южные страны и благодаря соприкосновению с черными белые принесли в свою страну страшную болезнь - чуму. Она заражала человека через кровь, через самые источники жизни. Все тело покрывалось черными пятнами, дыхание становилось заражённым, распухшие и разъеденные нарывами члены искривлялись, и больной умирал в страшных мучениях. Дыхание живых и смрад от мертвых распространяли заразу. Обезумевшие белые падали тысячами в предсмертной агонии в глубине своих лесов, покинутых даже хищными птицами. Огорченный Рама тщетно искал средства к спасению.
Он имел обыкновение предаваться молитвенному размышлению под дубом, на лесной поляне. Однажды вечером он долго размышлял над страданьями своей расы и наконец заснул у подножия дерева. Во сне он услыхал, как сильный голос звал его по имени, и ему показалось, что он проснулся. Он увидел перед собой величественного человека, одетого в такие же белые одежды друида, какие были и на нем. Он держал жезл, вокруг которого обвивалась змея. Удивленный Рама намеревался спросить у незнакомца, что это значит. Но незнакомец взял его за руку, поднял его и, показав ему на том самом дереве, под которым он спал, прекрасную ветку омелы, сказал: "О Рама! средство, которое ты ищешь, здесь, перед тобой".
Затем он достал из своих одежд маленький золотой серп, отрезал ветку и подал ему. Он произнес еще несколько слов о том, как приготовляют омелу, и исчез.
Тогда Рама проснулся совсем и почувствовал сильное облегчение. Внутренний голос сказал ему, что он нашел спасение. И он приготовил омелу по совету неземного друга, и дал выпить этот напиток больному, который выздоровел. Чудесные исцеления, которые затем совершал Рама, сделали его хорошо известным во всей Скифии. Всюду призывали его для излечения заболевавших. Уважаемый друидами своего племени, он доверил им свое открытие, выражая желание, чтобы оно осталось тайной жреческой касты, дабы обеспечить ее авторитет.
Учеников Рамы, переходивших с места на место по всей Скифии с ветками омелы в руках, считали божественными вестниками, а самого Раму - полубогом.
Это событие стало основой нового культа. Омела стала с тех пор священным растением. В память об этом событии Рама учредил праздник Рождества, или нового спасения, который стали праздновать в начале года и который он назвал Ночь-Мать (нового солнца) или великое Обновление.
Что касается таинственного существа, которое указало Раме на омелу, его называли в эзотерическом европейском предании Aesc-heyl-hopa, что означает: "надежда спасения скрывается в лесу". Греки сделали из этого имени Эскулапа, гения врачебного искусства, держащего в руках магический жезл - кадуцей.
Но Рама, "свыше вдохновенный миротворец", видел перед собой более обширные цели. Он решил излечить свой народ от нравственной язвы, более печальной, чем физическая зараза. Избранный начальником жрецов своего племени, он отдал приказание всем коллегиям друидов и друидесс положить конец человеческим жертвоприношениям. Эта весть облетела все страны вплоть до океана и, вызвав великую радость у одних, возмутила других как святотатственное посягательство. Друидес-сы, которым угрожала потеря власти, подняли страшный ропот против дерзновенного, посылали ему проклятия и провозгласили его приговоренным к смерти. Многие друиды, видевшие в человеческих жертвах средство для своего господства, присоединились к ним. Рама, превозносимый одними, был проклинаем другими. Но полный решимости не отступать ни перед какой борьбой, он еще более оттенил эту борьбу, создав новый символ.
Каждое белое племя имело свой особый знак, олицетворяющий образ животного, которое характеризовало качества, наиболее ценимые племенем. Одни предводители прибивали над крышей своего деревянного дворца головы журавлей, орлов или коршунов, другие - головы дикого вепря или буйвола; отсюда произошла геральдика. Любимым символом скифов был бык, которого они называли Тор, олицетворение животной силы и жестокости. Рама дал другой символ - овна, храброго и миролюбивого предводителя стада, и он стал условным знаком, соединившим всех приверженцев Рамы. Это знамя с изображением овна, водруженное в центре Скифии, сделалось сигналом для всеобщего брожения и произвело настоящую революцию во всех умах. Белые народы разделились на два лагеря. В самой душе белой расы произошел раскол благодаря стремлению отделаться от грубой животности и подняться на первую ступень невидимого святилища, которое ведет к бого-человечеству.
"Смерть Овну!" - кричали сторонники Тора. "Война с Тором!" - кричали друзья Рамы. Ужасная война была неизбежна.
Перед такой ситуацией Рама поколебался. Допустив такую войну, не усилит ли он зло и не поведет ли свою расу к истреблению? В ответ на эту тревогу он имел новое сновидение.
Грозовое небо было покрыто мрачными тучами, которые громоздились на горах и в стремительном беге задевали качающиеся вершины деревьев. На высокой скале стояла женщина с распущенными волосами; она была уже готова нанести смертельный удар воину во цвете лет, лежавшему связанным у ее ног. "Во имя предков остановись!" - закричал Рама, бросаясь на женщину. Друидесса, угрожая противнику, бросила на него пронизывающий взгляд. В это время из низко нависших туч раздался раскат грома и, озаренный сверкнувшей молнией, появился ослепительный образ.
Весь лес осветился. Друидесса упала, словно сраженная молнией, узы пленника распались, и он со страхом посмотрел на ослепительное видение. Рама не дрожал, ибо в представшем видении он узнал божественное существо, которое уже беседовало с ним под дубом. На этот раз оно показалось ему еще прекраснее. От его облика исходил свет.
И тогда Рама увидел, что он находится на открытом храме, поддерживаемом рядами колонн. На месте жертвенного камня возвышался алтарь. Рядом с алтарем стоял воин, но глаза его все еще выражали предсмертный страх. Женщина, распростертая на плитах храма, казалась мертвой, а божественный Вестник держал в правой руке факел, в левой - чашу. Он посмотрел на Раму с благоволением и сказал: "Рама, я доволен тобою. Видишь ты этот факел? Это - священный огонь божественного Духа. Видишь ты эту чашу? Это - чаша Жизни и Любви. Дай факел мужчине, а чашу женщине". Рама исполнил повеление Вестника. Как только факел коснулся руки воина, а чаша - руки женщины, так сам собою зажегся огонь на алтаре, и оба они стояли, преображенные его светом.
В то же время храм раздвинулся, его колонны поднялись до неба, купол преобразился в звездное небо. И тогда Рама, унесенный своим сновидением, увидел себя на вершине горы. Стоявший рядом с ним божественный Вестник объяснял ему смысл созвездий и учил его читать в сияющих знаках зодиака судьбу человечества.
- Кто ты, дух мудрости? - спросил Рама. И Вестник отвечал: "Меня зовут Deva Nahousha, божественный Разум. Ты будешь распространять мои лучи по земле, и я буду всегда приходить по твоему зову. А теперь иди по предначертанной тебе дороге". И Божественный Вестник указал рукой на восток.
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
 |
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно
