Кураев Андрей - Пейзаж, свободный от демонов

Пейзаж, свободный от демонов

Христианство вернуло людям возможность любоваться небом, звездами, облаками и закатом.
В языческих религиях каждый природный феномен наделялся именем и биографией. А поскольку речь шла все же о природных феноменах, то персонажи этих мифов оказывались столь же вне-моральны, как и природные стихии. Они оказывались по ту сторону добра и зла.
В природно-материальных феноменах язычник видел игру богов между собой (или их любовь, или их вражду). Если некий предмет был в мифологии связан с определенным божеством, значит, при встрече с этим предметом на ум неизбежно приходили воспоминания об этом боге и его деяниях.
Мы сейчас можем просто смотреть на закат и восход. Наши неверующие современники просто любуются этим зрелищем, и поэтическое чувство, близкое к религиозному, наполняет их сердца. Люди же верующие при этом произносят хвалу Творцу этой красоты (с радостью осознавая, что позади остались годы нашей собственной немоты перед лицом Творца, - ибо одним из самых несчастных существ на свете является атеист, который, видя красоту заката, не знает, кому сказать "Спасибо!" за нее).
Мы можем просто смотреть, потому что мы не верим в египетский миф о богах восхода и захода -Шу и Тефнут. В начале времен, повествует гелио-польская версия египетской мифологии (ок. 2700 г. до Рождества Христова), бог Атум был один. В отличие от традиционных теогонии, в этом зачине у первичного божества нет супруги (что позволяет истолковать этот миф как продвижение на пути к строгому монотеизму). Но люди архаики еще с трудом представляли себе иной способ творения, кроме сексуального: зачатие-рождение. И потому мифотворец, пробующий изложить развитие мироздания из Единого источника, оказывается в затруднении; как же одинокий бог мог родить нечто без супруги? Атум разрешает его недоумение, прибегнув, по выражению американского египтолога, к способу, "противоестественному, хотя и вполне человеческому"66. Конкретнее: "Я соединился с моим кулаком, совокупился с моей рукой, упало семя в мой собственный рот, и я выплюнул Шу, я изрыгнул Тефнут" (Папирус Брем-нер-Ринд)67.
Да, я помню, что есть такие темы, которые у христиан "не должны даже именоваться" (Еф. 5,3).
Но как в области вероучения, "злоба еретиков вынуждает нас совершать вещи недозволенные, предпринимать исследования запрещенные; заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения человеческим языком тех тайн, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ" (Святитель Иларий Пик-тавийский. О Святой Троице. 2,2), так и в области нравственной порой возникает необходимость в разговоре о запретном.
Правда, это уже соприкосновение не с областью запредельной чистоты (как происходит при осмыслении догматического богословия), но взгляд, обращенный в противоположном направлении. Взгляд, необходимый потому, что язычество сегодня настойчиво рекламируют как мышление более "экологически чистое", нежели христианство. Что ж, с древнейших времен христианские апологеты в таких случаях предлагали язычникам поворошить их собственное белье...
Вот и одна из древнейших мифологических систем - угаритская - также связывает половую сферу с появлением заката и восхода.
Западные семиты, "хананеи", как явствует из найденного в 1929 году гимна (его обозначения OUT52 или СТА23 или КТШ,23), из ритуала плодородия, полагали, что некогда бог Эль приблизился к двум женщинам, которых он пожелал оплодотворить. Те именуют его "отцом" - и это мешает ему, он теряет мужскую силу. Наконец, они зовут его: "О жених, о жених, твой жезл опускается, напряжение твоего члена чахнет. Но когда птица зажарится в огне, и когда ты сожжешь ее на углях, две женщины станут супругами Эля, супругами Эля навсегда"68. После объятия и жара жены рождают Шахар и Шалим. Приносят весть Элю: "Жена, о Эль, родила". - "Кого она принесла мне как ребенка?" - "Шахар и Шалим". Шахар - это божество восхода, Шалим -божество заката.
А отчего звезды движутся по небу, то появляясь, то вновь исчезая?
С детских пор нам памятна картинка из школьного учебника истории: египетская богиня неба Нут выгнулась в "гимнастическом мостике" над землей.
Изящная картинка. Но оказывается, та же самая богиня Нут в египетской иконографии изображается еще и в виде свиньи и гиппопотама. Связь между этими образами такова: звезды "входят в уста ее в месте головы ее на западе, и она поглощает их. И вот бранился Геб с Нут, ибо он разгневался на нее из-за поедания ею своих детей. Наречено имя ей: "Свинья, пожирающая своих поросят" из-за того, что поглощает она их. И вот отец ее, Шу, возвысил ее и поднял к своей голове и сказал: "Берегись Геба, пусть он не бранится с нею из-за того, что она поглощает порождения свои. Она будет их рождать, они будут жить и будут выходить из зада ее на востоке ежедневно""69

( Впрочем, и у семитов были версии изначального самооплодотворения божества: "У финикийцев, если верить Филону, была похожая картина: кусающий себя змей понимался как космогонический символ: первоначальный дух полюбил свои собственные начала и, соединившись с самим собой, произвел некое илистое начало, из которого уже произошло все" (Ю.Циркин)70.)".

"Под гиппопотамом они разумеют бесстыдство" (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 32).
Знал бы Кант, что "звезды у него над головой" - это всего лишь извержения богини Нут, он бы смотрел на них менее восторженно...

("Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне" (И.Кант)71.)

После демифологизации (расколдовывания) мира, которую провело христианство, мы можем спокойно водить своих дочерей на купания, не опасаясь, что духи вод затянут к себе понравившуюся им невесту...

("В Египте еще в арабское время существовал обычай приносить в жертву Нилу в случае запоздалого или недостаточного его разлива девушку, называвшуюся невестой Нила. И как суданский змей в аналогичной легенде, получая невесту, дает необходимую для жизни людей воду, так и змей-Нил, получив жертву-невесту, праздновал свой брак и, возвращая жизнь природе и людям, заливал земли своей оплодотворяющей влагой" (М.Матье)72.)

После демифологизации, проведенной христианством, мы можем любоваться радугой, видя в ней или просто красоту, или знамение Завета Бога и человека

("И сказал [Господь] Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета между Мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга [Моя] в облаке; и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти. И будет радуга [Моя] в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом [и между землею] и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле. И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле" (Быт. 9,12-17).)
.
А в язычестве радуга - знак беды: "По верованиям многих народов, змеи являются виновниками исчезновения различных источников влаги, и, в частности, дождя, и прекращение дождя в ряде случаев приписывается тому, что его выпила огромная змея. Также сказания раскрывают образ выпивающей дождь змеи: это радуга, изгибающая свое пестрое тело по небу, свободному от выпитого ею дождя" (М.Матье)73.
После демифологизации, проведенной христианством, мы можем радостно смотреть на то, как лучи солнца пробиваются сквозь облака. На уроках природоведения нам рассказали, как возникают облака и почему дует ветер... Но для человека античного отношения солнца, облаков и ветра казались загадочными. Солнце разгоняет облака, но и ветер может облаками заслонить лик неба. Почему борются между собой ветер и свет?
Греческий ответ на этот вопрос содержится в мифе о Гиацинте. Гиацинт - мальчик, который стал любовником Аполлона (Аполлодор. Мифологическая библиотека. 1, 3, 3). Но в Гиацинта влюбился и другой бог - бог ветра Зефир. Не встретив взаимности, он решил отомстить Аполлону и Гиацинту. Однажды, когда Аполлон ("златокудрый Феб") играл с Гиацинтом и учил мальчика метать диск, Зефир подул, отклонил летящий диск, и тот размозжил голову мальчику, из могилы которого и выросли цветы гиацинты (см.: Овидий. Метаморфозы. 10, 175-195).
Мы смотрим на Млечный Путь. И опять видим лишь его красоту.
Но для грека Млечный Путь - след божественного скандала. Гера, очередная супруга Зевса, знала о его похождениях "на стороне". Плодом одного из таких любовных приключений Зевса стало рождение маленького Гермеса. Гермес был замечательным малышом - и Гера, "увидев однажды дивно прекрасного малютку Гермеса, не удержалась от того, чтобы не накормить его своею грудью, - и только узнав, кого она кормит, с гневом и отвращением отбросила его. Брызнуло молоко богини, разлетелись брызги по небесной тверди: оттого и произошел Млечный Путь"74.
Более печальна монгольская легенда о происхождении созвездия Большой Медведицы: "Гессер-бог-дохану посылается семь голов, отрубленных у семи черных кузнецов, а он эти семь голов варит в семи медных котлах. Делает из них чаши, оправляет эти чаши серебром. И так из семи голов вышло семь чаш, которые Гессер-богдохан наполнил крепким вином. После этого он поднялся к мудрой Манзал-Гормо, и отдал ей эти чаши, и угостил ее. Но она взяла эти семь чаш из семи голов черных кузнецов и бросила их в небо. И образовали семь чаш созвездие Долон-Обогод (Большую Медведицу)"75.
Христианство же сказало, что у звезд нет биографии. Как нет биографии у лампочки. Ни кровь, ни похоть не проступают с небес. "Огромное небо - одно на двоих": оно для Бога и для человека. Мир прекрасен, и Творцом красота его обращена к человеческому лицу, взгляду, существованию. Можно смотреть на звезды, думая не о войне богов, но о даре Бога.
А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Смотреть на звезды.
М.Цветаева

Христианская демифологизация: путь к науке

Христианство создало необходимые условия для рождения науки.
Научная астрономия возможна только при условии, если звезды перестали быть богами. Законы, описывающие падение камня на земле, должны быть приложены к движению звезд. Чтобы решиться на такое и не быть наказанным (подобно древнегреческому философу Анаксагору)'' ("Анаксагор говорил, что солнце - огнистая глыба, и оттого-то Ждала мудрого смертная казнь. Вызволил друга Перикл, но тот, по слабости духа, сам себя жизни лишил - мудрость его не спасла" (Диоген Лаэртский. Жизнеописания философов. 2,3).), нужно, чтобы общество и господствующая в нем религия согласились в звездах видеть "камни", а не души (или тела или глаза) богов. "Никто, грек он или варвар, не замедлит признать, что Солнце и Луна - боги, и не только они, но еще и пять светил, которые обычно люди называют блуждающими", - полагал Апулей (Апулей. О божестве Сократа. 2). Но нашлись люди, переступившие табуированную черту. Это были христиане.
Под возмущенные крики языческих мудрецов ("Отрицая разумность светил, они препятствуют постижению истины". - Плотин. Эннеады 2,9,5), Церковь возгласила: "Кто говорит, что небо, солнце, луна, звезды, воды, которые выше небес, суть существа одушевленные и некоторые разумно-вещественные силы, - да будет анафема" (Шестой анафема-тизм Собра 543 г.)76. Эта анафема на Востоке, равно как и осуждение аверроистов 7 марта 1277 года парижским епископом Этьеном Тампие на Западе (п.92 этого постановления возглашал анафему учащим, будто "небесные тела движутся внутренним принципом, каковой есть душа; они движутся подобно живому существу именно душой и ее устремленностью: потому как животное движется, поскольку стремится к чему-то, так движется и небо") расчистило дорогу научному миропониманию ("Осуждение парижским епископом Э. Тампье аверроистско-томистских тезисов дало импульс для выдвижения новых подходов к познанию мира"77.).
Научная астрономия появляется там, где движение звезд описывается не на языке психологии, а на языке математики, то есть на языке, не знающем страстей - зависти, ревности, любви...
Если прав Фал ее, и "все полно богов" (Аристотель. О душе. 1,5, 411а7), причем "всякий из них заботится о доверенном ему: или молнии метнуть, или облака озарить и все прочее" (Апулей. О божестве Сократа. 5), то исследование сути вещей должно быть исследованием божеств, т.е. теологией. Чтобы физика освободилась от мифологии, ссылки на интриги и желания богов - "все это делается волею, властию и благоволением небожителей" (там же) - должны быть устранены из общепринятой картины мира. Самим физикам это не под силу.
Только религия Единого Бога смогла освободить мир от чрезмерного обилия богов. Только религия Надзвездного и Надкосмического Бога могла поставить по одну линию мир звезд и мир земных камней (тем самым позволив описывать небесные движения языком земной механики). Только религия Логоса, ставшего Плотью, могла позволить на языке математики (языке идеальных чисел и форм) описывать процессы, происходящие в мире физическом (где не бывает ничего идеального).
Наконец, только поверив в то, что Бог есть Любовь, можно было перешагнуть через скептицизм и начать изучение мира в дерзкой уверенности, что книга Вселенной написана на языке человеческой математики* ("Другой вид достоверности получается тогда, когда мы думаем, что вещь не может быть иной, чем мы о ней судим. Такого рода уверенность основана на несомненном метафизическом положении, что Бог - Всеблагий Источник истины и что, раз мы созданы Им, то способность отличать истинное от ложного, которую Он нам даровал, не может вводить нас в заблуждение, если только мы правильно ею пользуемся... Такова достоверность математических доказательств" (Р.Декарт)78.).
И более, чем когда-либо, христианство нуждалось в рождении не-мифологической картины мира в эпоху Реформации, в XVI-XVII веках.
В средние века шло постепенное вытеснение привычных языческих способов описания природных феноменов более прозаичными объяснениями. Оказывается, магнит притягивает железо не в силу взаимной симпатии их душ, а теми энергиями, которые истекают из него, повинуясь закону, установленному Творцом. Но это вытеснение окончилось на Западе огромным срывом, неудачей: в эпоху Возрождения вновь магия, алхимия, астрология, оккультизм ворвались в область высокой культуры и стали считаться допустимыми способами миропонимания. Западная Церковь, пробужденная пощечиной Реформации, ответила "охотой на ведьм", инквизицией и... поддержкой механистической картины мира. Научная картина мира была поддержана Церковью, остро нуждавшейся в союзнике для борьбы с общим врагом -оккультизмом.
В общем, в истории мы обретаем неоспоримый факт огромного значения: место рождения научной картины мира хорошо известно и четко локализовано как в пространстве, так и во времени.
Научная революция произошла в Западной Европе на рубеже XVI-XVII веков.
Не в эпоху атеизма (XVIII в.), не в эпоху пренебрежения религиозными вопросами (XV в.), не в эпоху религиозной стабильности (XIII в.), а в эпоху Реформации и Контрреформации, в эпоху величайшего взлета религиозной напряженности в жизни христианской Европы родилась наука.
И не надо говорить, что, мол, творцы новой научной картины мира "опередили свой век" и поднялись над "религиозным фанатизмом толпы".
Николай Коперник был племянником епископа, управляющим хозяйством епархии, членом епархиального совета.
Кеплер три года учился на богословском факультете Тюбингенского университета, но его, помимо его воли, избрали преподавателем математики в Граце. "Для Кеплера такое решение означало крах всех его многолетних надежд. Он не мог себе представить, что дорога к карьере священника для него отныне закрыта, но тем не менее вынужден был подчиниться. Но глубокая религиозность и стремление "согласовать" науку со своим выстраданным и искренним представлением о Боге остались характерными для всей его жизни"79. "Я хотел быть служителем Бога и много трудился для того, чтобы стать им; и вот в конце концов я стал славить Бога моими работами по астрономии... Я показал людям, которые будут читать эту книгу, славу Твоих дел; во всяком случае, в той мере, в какой мой ограниченный разум смог постичь нечто от Твоего безграничного величия" (Иоганн Кеплер)80.
Галилей в 14 лет поступил послушником в орден иезуитов, "однако отец Галилея вовсе не желал видеть своего сына монахом и забрал его домой под
предлогом того, что тот нуждается в лечении глаз"01.
Лейбниц (кто забыл - это создатель системы дифференциального исчисления) свой главный труд посвятил "теодицее" - "оправданию Бога"82.
Ньютон писал толкования на библейские книги пророка Даниила и апостола Иоанна Богослова83.
Декарт (кто забыл - это создатель так называемой "декартовой системы координат") получил образование в иезуитском колледже, цитадели антиоккультизма84 и в переписке с богемской принцессой Елизаветой защищал католичество85.
Химик Бой ль (не забыли "закон Бойля-Мариот-та"?) пользу от занятий научными исследованиями видел в привлечении разума исследователя для борьбы с чувственными страстями: "Кто может заставить малейшие случаи в собственной жизни и даже цветы своего сада читать ему лекции по этике и теологии, тот, мне кажется, вряд ли будет испытывать потребность бежать в таверну"86.
Религиозные мысли Блеза Паскаля, создателя первой механической вычислительной машины, уже были цитированы выше...
В противостоянии оккультизма и христианства наука оказалась на стороне Церкви, а Церковь - на стороне науки.
Чему противостояли Церковь и наука?
Вот наисовременнейший образчик оккультно-розен-крейцерских космогонии: "Сатурн был первородным сыном Сириуса и братом-близнецом Урана. Но ярый Уран уявился Владыкой солнечным и стал соперником Сатурна. Сатурн оявился потом самым блестящим и страстно напряженным Солнцем, много обширнее Урана, в силу поглощения им многих солнц, комет и лун. Он стал самым прекрасным солнцем, но пустоцветом, из-за отсутствия в нем космического магнетизма, который необходим для правильного развития солнечной системы. И он был смещен Ураном. Люцифер имел в своем организме все особенности состава Сатурна и яро развил мощь уплотнения тонких оболочек. Тем самым он способствовал развитию интеллекта и уявился на гордыне, стал мощным соперником Урана. Но Уран обладал высшими вибрациями и приобрел высшее знание. Солнечный Иерарх Урана вместе с Люцифером оявились на Земле - и Уран стал соперником Люцифера. Он оявился на призыве нового Солнца, ставшего центром нашей солнечной системы, - и Сатурн должен был отойти" (Е.Рерих)87.
Да, по мере вытеснения христианства из общественной, культурной, университетской жизни старые тени вновь начали сгущаться. Астральные мифы, оккультизм, и, вслед за ними, гомосексуализм* ("Ледбитер лично интересовался судьбой своих подопечных, и рядом с ним, как правило, находились один-два юных мальчика, доверенных ему родителями на воспитание. Эти мальчики и стали причиной его краха. 25 января 1906 года, когда Ледбитер был на пике популярности в Теософском обществе, миссис Хелен Деннис из Чикаго, мать одного из любимцев Ледбитера - Робина Денниса, написала Анни Безант письмо, обвинив ее партнера в том, что тот учит мальчиков мастурбировать под видом оккультных упражнений, и намекнув, что эта мастурбация - только прелюдия к удовлетворению гомосексуальной похоти. Один мальчик сказал по этому поводу: "Думаю, что хуже всего в этом то, что он каким-то образом заставил поверить меня, что все это - теософия"... Когда миссис Безант спросили, почему же ее оккультные способности не предостерегли ее против Ледбитера, она неудачно сослалась на тот факт, что сама Е.Блаватская некогда пригласила Оскара Уайльда вступить в Теософское общество, не заподозрив о его увлечении юношами. Если даже Блаватскую подвели оккультные способности, спрашивала Анни Безант, то почему ее собственные силы должны быть непогрешимыми?.. В течение нескольких бесед Безант вместе с Ледбитером регулярно по ночам посещала Учителей в астральном теле. С этими визитами было связано много важных моментов, поскольку все серьезные решения в Теософском обществе должны были получить одобрение Учителей. Анни часто ссылалась на эти санкции. Но согласно теософской доктрине, Посвященными могли стать только люди, чистые сердцем и телом; а общаться с Учителями могли только Посвященные. Если Ледбитер был грешен, он не мог стать Посвященным, а если он не был Посвященным, то никаких визитов к Учителям быть не могло. Что же тогда означали красочные воспоминания Анни о совместных с Ледбитером беседах с Учителями?! Ледбитер утверждал, что разъяснением сексуальных вопросов он намеревался сохранить целомудрие своих подопечных, перенаправить их эротическую энергию на более высокий духовный план и освободить их от чувства вины. Осудив Ледбитера... Олькотт вскоре пожалел о своем поспешном решении, и Братство Учителей единодушно призвало его раскаяться. Кут Хуми, Мория и Серапис являлись к постели больного не только, когда он был один, но и в присутствии Анни, миссис Руссак и мисс Ренда. Учителя советовали Олькотту простить Ледбитера и даже продиктовали ему письмо, которое можно назвать шедевром уклончивости и туманности"88.) снова вернули себе прописку в высокой европейской культуре. Снова модно сливать все религии в одну, вовлекая христиан в языческие игры* (Случай из жизни: "православный" целитель настойчиво совету-т православному пациенту практиковать уринотерапию (лечение ючой). В ответ на робкое возражение пациента: "Мне батюшка в Церкви не разрешил пить мочу, говорит, что это грех и язычество" - целитель" уверенно отвечает: "Батюшка не совсем прав. Можно эименять урину, надо только, чтобы она протекла по кресту или иконе".).
Тревожнее же всего то, что разговоры о религиозном плюрализме и терпимости вновь начинают вестись с такими стальными интонациями в голосе, что христиане ощущают себя на пороге новых гонений.
Это еще один урок христианства: умение жить, строить, работать, даже если знаешь, что твоя святыня будет разрушена.
Это урок эсхатологической этики.
Мы знаем, что однажды мы станем совсем чужими для мира официальной и массовой культуры. Знаем, что мраком застлан горизонт человеческой истории (имя этому мраку в христианском богословии - "царство антихриста").
Но это не повод для отчаяния и капитуляции. К каждому из христиан обращен совет мудрого Остро-мысла из сказки К.Льюиса "Последняя битва": "Я был с ним в его последний час, и он дал мне поручение к Вашему Величеству - напомнить Вам, что миры приходят к концу, а благородная смерть -это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его"91.

Если Бог есть Любовь
Как сравнивать веры?

Приступая к изучению истории религии, надо быть готовым сделать одно, может быть, неприятное открытие.
Надо открыть и признать, что религии действительно и всерьез различны.
Когда все вокруг твердят, что "все религии совершенно равнозначны и пути познания вечной Истины едины"92 и разные религии суть всего лишь разные пути к одной и той же Цели, что разница между религиями лишь в некоторых обрядах, но по сути они все учат одному и тому же, - то нужна некоторая самостоятельность мысли и зоркость зрения, чтобы заметить, что мода все-таки ошибается.
Религии - различны.
В IX веке до Рождества Христова ассирийский правитель Ассурнаширпал II описывает свои деяния: "Добравшись до города, где правил Хуллайя, я послал все свои войска на штурм, в жестокое сражение, и я победил. Во время битвы погибли шестьсот солдат противника. Я бросил в костер и сжег три тысячи жителей, ставших моими заключенными, не оставляя никого в заложники, но не стал убивать самого Хуллайя. Я разложил на земле их трупы, и я принес там в жертву их юношей и девушек. С Хуллайя я заживо содрал кожу и растянул ее на крепостной стене города Дамдаммуша, который я разрушил и предал огню"93.
Такие жертвоприношения были традицией.
В VII веке до Рождества Христова другой ассирийский властитель Ашшурбанапал так описывает свою религиозную деятельность по умирению великих богов, оскорбленных тем, что народ их недостаточно почитал: "Мой дед Синаххериб был закопан, в жертвоприношение ему закопал я этих людей живыми. Их плоть скормил я псам, свиньям, воронам, орлам. Совершив эти дела и так умиротворив сердца великих богов, моих владык"94 (Справедливости ради замечу, что это время глубокого кризиса шумеро-вавилонской религиозной традиции, когда в ней усиливается влияние оккультно-магических практик и верований.).
Традиция, свидетельства которой только что приведены, - это традиция религиозная, а значит - духовная.
Можно ли сказать, что это лишь обрядовая разница с религией, которую в те века начинал исповедо вать соседний народ, народ Израиля?
Его пророкам Бог говорил: "Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся" (Ис. 58,6-7).
Так что же - путь Исайи и путь Ашшурбанапа-ла - это разные пути к одной и той же Цели?
Рёриховка заклинает: "Но мы с вами знаем, что в основе каждой религии лежит высочайшая нравственность ее основателя"95.
Полноте, честнее было бы сказать не "знаем", а " верим ".
Если же действительно знать историю религий с ее зачастую страшными страницами, то от практики и вероучений очень многих религий будет невозможно умозаключить к "величайшей нравственности" их основателей-Религии все-таки действительно различны. Эти различия надо замечать, сопоставлять, и - оценивать.
Именно последнее вызывает наибольшее недоумение у современного светского сознания.
Разве можно оценивать религии по шкале "хуже-лучше", "выше-ниже", "совершеннее-примитивнее"?
Разве все религии не одинаково ценны с духовно-нравственной точки зрения?
Не будет ли проявлением нетерпимости и шовинизма отдать предпочтение одной религии перед другими, пусть даже весьма отличными?
Как можно сравнивать религии между собой?
Каждый народ и каждая эпоха выбирают себе формы религиозной жизни, которые им по размеру и по вкусу. Корректно ли называть религию европейцев более высокой и совершенной, чем религия японцев?
Или споры между религиями о том, какая из них истиннее всего - лишь споры между поклонниками смокингов и сторонниками джинсов? Разные люди выбирают разную одежду. Это только естественно.
Кто возьмется доказывать преимущество джинсовой пары перед костюмной тройкой или же выявлять недостатки спортивного стиля по сравнению с вечерними платьями?
Разные стили и модели одежд можно было бы сравнивать и выставлять им оценки по шкале "лучше - хуже" лишь в том случае, если бы у нас было ясное представление об "идеальной одежде". Тогда можно было бы сказать: поскольку вот именно этот вид одежды по таким-то параметрам не соответствует образу идеальной одежды, мы имеем право сказать, что этот стиль несовершенен.
Так и в мире религии можно оценочно сопоставлять религии лишь в том случае, если у нас есть некоторое представление о том, какой могла бы быть идеальная религия.
Можем ли мы представить такую, идеальную, религиозную формулу?
Как ни странно - да.
Чтобы это осознать, даже не нужно становиться лично религиозным человеком. Можно считать, что Бога вообще-то нет и что религии - не более чем попытки человеческого религиозного ума мыслить об Абсолютном. И вот так, "со стороны", взглядом не богослова, а "религиоведа" можно посмотреть на многообразие религиозных учений и заметить: религии в схожих словах и образах говорят о Непостижимом и Беспредельном.
Конечно, это всё человеческие слова и проекции человеческих представлений на Непознаваемое. Любая такая попытка "проекции" человеческого на Сверхчеловеческое есть определенная дерзость.
Но разные религии решаются разные человечес-.кие свойства "узнать" в Абсолютном бытии. Некоторые решаются признать в Божестве - Разум. Некоторые - Действие. Некоторые - Закон. Некоторые - Силу.
И вот, предположим, что мы встречаем двух проповедников, один из которых говорит: "Я в Боге вижу Творца, Вечный Вселенский Разум, Владыку и Судию..." (Для Платона Бог есть прежде всего Разум: "Пусть у нас мерой всех вещей будет главным образом бог, гораздо более, чем какой-либо человек, вопреки утверждению некоторых. Поэтому кто хочет быть любезным богу, непременно должен насколько возможно ему уподобиться. В силу этого кто из нас рассудителен, тот и любезен богу, ибо подобен ему" (Платон. Законы. 716а).).
А второй дополняет: "Да, вы правы, все это можно и должно сказать о Боге. Но я бы дерзнул добавить еще одно имя к тем, что вы назвали... Еще Бог есть Любовь..."
И какую же из этих двух предложенных концепций следовало бы признать более высокой, более человечной (хотя это слово здесь звучит несколько парадоксально), более гуманной?
Даже человеку, который не отождествляет себя ни с какой из религиозных традиций, при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула "Бог есть Любовь" - высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве.
Но раз это так - значит, мы подобрали ключ к решению исходной проблемы религиоведения. Теперь мы знаем, на каком именно основании можно сравнивать религиозные учения между собой. У нас появился тот идеал, с которым можно соразмерять реальные исторические религии.
С мерилом "Бог есть Любовь" мы можем подходить к разным религиозным течениям и как лотом замерять их реальную "глубину".
По поверхности реки трудно определить, где у нее глубины, а где отмели. Но лот поможет отметить: тут мель, тут поглубже. А вот здесь судоходный фарватер...
Два запроса будут посылаться нами в исследуемую глубину, и на эти два запроса мы будем ждать ответ.
Первый из них - есть ли в данной религии понимание того, что Бог есть Любовь.
Если же эта формула отсутствует - отсутствует ли она там лишь в силу каких-то случайностей (скажем, ее просто не успели произнести авторитетные в этой традиции тексты и учителя), или же она в принципе невозможна в этой религии и логически несовместима с ее исходными посылками.
Второй - если эта формула исторически есть (или хотя бы логически допустима), то как именно понимает ее эта традиция.

Работа шамана

Начнем наш опрос с религии, которую принято считать наиболее архаичной: с шаманизма.
Можно ли сказать, что с точки зрения шаманизма Бог есть Любовь? - Нет.
Дело в том, что в шаманизме нет вообще представления о Боге. Есть духи: духи тайги, духи тундры, духи зверей, духи предков...
Шаман "работает" с этими духами, связывает их волю (или влияет на нее) своими магическими заклинаниями. Восходя или нисходя по "мировому древу", шаман получает доступ в мир духов.
Если магические знания шамана полны и сильны, то он подчиняет встреченного духа своим заклинаниям, а его энергию обращает на служение той цели, ради которой шаман и совершал свое мистическое путешествие.
Как это характерно для мира магии и колдовства, не расположение сердца и не взаимная любовь важна для успешного "контактирования", но правильное воспроизведение заклинаний и ритуалов.
Здесь не стоит вопрос о том, любит ли шаман духа или любит ли дух шамана.
Магические техники действуют сами по себе. Тот мир духов, с которым общаются шаманы (как старые, так и новейшие - "экстрасенсы") готов отозваться на любую кличку, на любой жест внимания - лишь бы человек вошел с ним в контакт.
К.Леви-Стросс приводит пример туземца из племени квакиютль (район Ванкувера в Канаде), который решил разузнать секреты шаманского искусства. Он согласился пройти все инициации, и шаманы поделились с ним своим мастерством. Наихудшие подозрения подтвердились - в центре шаманской практики стояла симуляция. Например, скептика научили "пользоваться пучком пушинок, которые шаман прячет в угол рта; в нужный момент он, надкусив язык, или вызвав кровотечение из десен, выплевывает окровавленный комочек и торжественно преподносит его больному как болезнетворное тело, извлеченное во время высасываний и прочих совершенных шаманом манипуляций". Однако вскоре скептика самого понудили практиковать эти ритуалы - и каково же было его изумление, когда при всем своем неверии в эти обряды он сам стал источником целого ряда исцелений96.
В ряде случаев исход контакта определяется просто борьбой воль, столкновением сил шамана и духов. Когда нивхи (* Нивхи - народ, живущий ъ Хабаровском крае и на острове Сахалин. - Ред.) просят шамана помочь больному, а тот по какой-то причине отказывается, то просители силой берут его бубен и колотушку, идут в дом больного и начинают шаманить сами. Духи, услышав знакомый призыв, собираются, и шаману ничего не остается, как соглашаться камлать, дабы избежать неприятных объяснений с вызванными зря духами97.
Причиной болезни всегда являются сами духи. Вопрос только в том - кто именно из них и из какой они сферы (дело в том, что по представлениям шаманов вредить могут в равной мере и духи из мира надземного, и духи подземелья) (При изложении верований шаманизма я следую книге А.Б. Зубова "История религий"98, а также обращаюсь к исследованиям М.Элиаде "Шаманизм: архаические техники экстаза"99 и "Мифы. Сновидения. Мистерии"100.).
При начале камлания шаман созывает своих духов-помощников, чтобы затем уже вместе справиться с тем духом, что вызвал болезнь пациента. Сначала "шаман выходил на улицу, чтобы впустить в себя своего главного духа-помощника. Возвращался он совершенно другим человеком: рычал, косился на людей, брыкался, пока помощники надевали на него плащ с ремнями и шапку. По объяснению собравшихся, происходило это потому, что камлавший в тот вечер шаман был еще начинающим; с годами же шаманы "овладевают" своими духами и бьются меньше",
С этими рычащими, сердитыми и капризными духами и живет шаман, то подчиняясь их воле, то подчиняя их себе.
Но о Боге здесь не вспоминают. О Боге как о Едином Источнике всего бытия шаманизм не знает. Поэтому формула "Бог есть Любовь" для шаманизма оказывается беспредметной.

Боги, заслонившие Бога

И в классическом язычестве, в греко-римской религии, мы не найдем убеждения "Бог есть Любовь". Понятие о Едином Боге здесь как будто присутствует. Но греки не случайно слово считали происходящим от глагола - бежать* ("Бог убегает от быстроты приближающегося к Нему ума, всегда предупреждает всякую мысль, чтобы мы в желаниях своих простирались непрестанно к новой высоте" (святитель Григорий Богослов)101. Об этом см. также в другом сочинении святителя Григория Богослова102, у Тертуллиана (К язычникам. 2,4), Евсевия Кесарий-ского (Евангельское приуготовление. 11,19). Эта этимология - хотя и с иным объяснением - восходит к Платону (Кратил. 397d): "Первые из людей почитали только тех богов, которых и теперь еще почитают многие варвары: Солнце, Луну, Землю, Звезды, Небо. А поскольку они видели, что все это всегда бежит, совершая круговорот, вот от этой-то природы бега им дали имя богов".). Единый Бог безымянен и недоступен. К Нему не стоит обращаться с молитвами.
Даже философы лишь теряются в своих попытках нащупать Первоначало. Вода или Огонь, Воздух или Беспредельное (Апейрон), Форма форм или Идея идей... Но все же то бытие, что может быть названо Источником всего, Единым и Подлинно-Сущим, оказывается вне олимпийской религии.
Зевс, глава олимпийского пантеона, не есть Бог в высшем смысле этого слова. Это бог, а не Бог. В "Фед-ре" (246а) Платон дает такую богословскую зарисовку: Небо ("бесцветная, без очертаний неосязаемая сущность, подлинно сущая, зримая лишь уму - то, что за пределами неба") вращается, вокруг него во главе с Зевсом идут боги, питающиеся центральным светом. "Мысль бога питается умом и чистым знанием, созерцая подлинное бытие".
Как видим, Зевс - не Бог в монотеистическом смысле. Он сам живет причастием. О Творце же и говорить бессмысленно - "творца и родителя этой Вселенной трудно отыскать, а если мы его и найдем, о нем нельзя будет всем рассказывать" (Платон. Ти-мей. 28с)* (Святитель Григорий Богослов, процитировав эти слова Платона, даже еще более ужесточает их смысл: Бога "изречь невозможно, а уразуметь еще более невозможно" (святитель Григорий Богослов. Слово о Богословии. 1). Но, впрочем, тезис о Божией непостижимости доводится святым отцом до предела затем, чтобы сказать, что Сам Бог все же "посредством излияний и передаяний Света входит в нашу жизнь"103.).
Зевс, не являющийся ни творцом мира, ни творцом людей** (Крон, а не Зевс - творец людей: "Создали прежде всего поколенье людей золотое вечно живущие боги, владельцы жилищ олимпийских. Был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба..." (Гесиод. Труды и дни. 109-111).), оказался владыкой Олимпа и мира. И, значит, нет оснований считать Зевса Богом как Неточной причиной бытия, равно как и нет оснований видеть в нем Источник той любви, что привела к появлению людей.
Если же даже в верховном божестве нельзя увидеть ту Любовь, "что движет солнце и светила", то тем менее у нас оснований прилагать формулу "Бог есть Любовь" к божествам меньшего ранга.
Зло может прийти оттуда, откуда человек ожидал помощи. И потому, по выводу А.Ф. Лосева, религиозное чувство римлян остается "очень осторожным, малодоверчивым. Римлянин не столько верит, сколько не доверяет"104*** (Ср. слова китайского мудреца Конфуция: "Отдавать все силы служению людям, почитать духов и держаться от них в отдалении - это и есть мудрость"105.) своим богам. Греки в этом отношении мало отличались от римлян: "Понятие любви к богу отсутствует в древнегреческом лексиконе"106.
Принципиальную вне-моральность богов можно отметить и в вавилонском пантеоне: "Ясно, что термин "теодицея" в строгом смысле слова применительно к вавилонской религиозной мысли едва ли уместен: прежде всего по той простой причине, что вавилонские боги не всеблаги и не всемогущи (хотя бы в силу их множественности)"107.
То, что эти боги создали людей, совсем не было даром. Не по любви к людям они создали нас. Мар-дук творит космос (из трупа своей бабушки Тиамат) не потому, что он желает, чтобы другие существа испытали радость соучастия в бытии. Он решает частную и своекорыстную задачу: дать богам такие заботы, чтобы они не подумали свергнуть с трона его самого. И когда совет богов решает создать людей, -то он решает при этом опять же свои сугубо "внутренние" проблемы.
Вавилонские боги творят людей, чтобы те работали вместо них, чтобы они буквально были их рабами. Боги, доселе работавшие на рытье каналов, просят: "Да создаст праматерь род человеков, бремя богов на него возложим... труд богов поручим человеку... корзины богов носить человеку!"108. Человек создан для того, чтобы вместо богов вести труды по благоустройству космоса.
Один из шумерских мифов вообще полагает, что человек создан в пьяном разгуле богов: "Энки устроил пир... На пиру Энки и Нинмах выпили лишнего и решили развлечься. Нинмах взяла немного глины и слепила шесть уродов, а Энки завершил ее труд: он определил им судьбы и "дал им вкусить хлеба". Что собой представляли первые четыре урода, трудно понять; пятой была бесполая женщина, шестым - существо, лишенное пола... далее следует столько пропусков, что разобрать смысл невозможно"109.
Кроме того, не будем забывать, что языческие боги суть олицетворения стихий природы. Природные же силы и процессы в принципе аморальны. В их осуществлении нет категории цели, а значит, они сами не могут придать смысла своей деятельности и не могут дать ей оценку. Они просто действуют - и все.
Можно ли сказать, что гроза есть любовь? - Нет. Но, значит, и о богах-громовержцах (славянском Перуне, греческом Зевсе, древнеарийском Варуне) нельзя сказать, что они есть любовь.
Можно ли сказать, что море любит человека? - Нет. И, значит, формула "Нептун есть Любовь" столь же неуместна.
Можно ли сказать, что солнце любит человека? Да, конечно,- солнце - источник жизни. Но солнце может и убивать. Это прекрасно знали жители Египта, чья жизнь всегда находилась под угрозой пустынь и солнца. И потому об их солнечном боге Ра также нельзя сказать, что "Ра есть Любовь".
Отсюда происходит коренное убеждение всего язычества (как древнего, так и новейшего), что пути добра и зла нераздельны.
Как природа не различает созидание и разрушение, добро и зло, жизнь и смерть, свет и тень - так и людям, постигшим тайну вещей, не следует тратить время на эти иллюзорные различения: "Путь вверх и путь вниз - один и тот же... Как вверху так и внизу" (Между прочим, оккультная и фашистская свастика, зримо демонстрирующая равенство всех направлений, имела и значение, указующее на фундаментальное оккультное убеждение в равенстве "верха" и "низа"111.)
Если о каком-либо боге или герое языческих мифов и можно сказать, что от него к людям направлена только любовь, то все же нельзя не заметить, что это отнюдь не первенствующий член пантеона.
Любовь есть частное и совсем необязательное проявление сонма бессмертных в мире людей. В язычестве можно найти бога, любящего людей, но там нет Бога, о котором можно было бы сказать, что Он (не он, но - Он) любит людей.