Туманова О. Т. - ВЕЛИКИЙ ЙОГ ТИБЕТА МИЛАРЕПА

ГЛАВА II
УДАРЫ СУДЬБЫ

О смерти отца и его предсмертном завещании; о незаконном захвате имушества родственниками и о страданиях, пережитых Миларепой, его матерью и сестрой

Речунг тогда обратился к Джецюну с такими словами: "О, Учитель, пожалуйста, расскажи о твоих страданиях и несчастьях, которые начались после смерти твоего отца".

Джецюн продолжал: "Когда мне было около семи лет, мой отец серьезно заболел. Врачи и ламы, лечившие его, не надеялись на выздоровление и объявили о приближении конца. Все его родственники знали, что он умирает, и даже сам больной потерял надежду на выздоровление и чувствовал приближение смерти. Мои дядя и тетя, другие родственники и друзья, все соседи собрались у нас, и в присутствии их мой отец объявил о своей последней воле и поручил дяде и тете заботу о вдове и сиротах и об их имуществе. Было также составлено письменное завещание, которое было прочитано, подписано и запечатано в присутствии всех собравшихся. Отец тогда сказал: "Я знаю, что умру. Так как мой сын еще мал, я поручаю заботиться о нем всем моим родственникам, но особенно его дяде и тете. Все мое имущество, избавлявшее меня от чувства зависти к другим, я оставляю здесь - мои стада на пастбищах высоко в горах, мои поля, в том числе Треугольник Вормы и несколько других меньших полей, моих коров, коз и ослов, которые находятся здесь, ниже дома, вещи из золота, серебра, меди и железа, мои личные украшения и одежду, мою бирюзу, шелка, мои амбары. Часть его пусть будет затрачена на мое погребение.

Заботу об остальной части я поручаю всем вам [здесь собравшимся] до того времени, когда мой сын станет совершеннолетним и сможет сам заботиться обо всем. Главными опекунами я назначаю дядю и тетю моего ребенка. Мой сын обручен с Зесай, и когда он достигнет совершеннолетия, пусть они поженятся, и когда невеста войдет в дом, пусть молодые сами будут вести хозяйство, следуя примеру родителей. Но до наступления совершеннолетия я вверяю все вам, всем моим родственникам и особенно вам двоим - тете и дяде моих детей. Смотрите, чтобы с ними ничего не случилось плохого. Зайте, что я буду следить за вами из обители мертвых". Сказав это, мой отец умер. После похорон все родственники предложили: "Пусть Белая Гирлянда сама ведет хозяйство, а мы время от времени будем ей помогать всем, чем сможем, если ей понадобится наша помощь". Но мои дядя и тетя сказали им: "Вы можете говорить все, что хотите, но мы - ближайшие родственники, и мы сами будем заботиться о том, чтобы вдова и сироты ни в чем не нуждались, и за имуществом мы сами будем смотреть". Несмотря на возражения дяди, брата моей матери, и отца Зесай, личное имущество моего отца дядя и тетя вскоре поделили между собой: дядя взял себе все мужские украшения и одежду, а тетя - все женские вещи.

Остальная часть имущества была поровну поделена между ними, а нас они заставили переселиться к ним. Мы не только были лишены права распоряжаться нашей собственностью, но мы еще должны были летом работать, как батраки, на дядю, а зимой прясть и чесать шерсть для тети. Пища, которую они нам давали, была настолько грубой, что годилась только для собак. Вместо одежды мы носили жалкие обноски, подвязанные вместо пояса веревкой. Из-за непосильной работы на руках и ногах у нас появились трещины и волдыри, а из-за плохого питания мы были доведены до истощения. Некогда украшенные золотом и бирюзой волосы у нас сделались жесткими, и в них завелись насекомые.

Добрые люди, которые знали нас в дни нашего процветания, не могли удержаться от слез, когда встречались с нами. По всей округе шептались о жестокости моих дяди и тети, но они не обращали на это никакого внимания. Моя мать, сестра и я были доведены до такого жалкого состояния, что моя мать говорила о моей тете, она не Кхьюнг-ца-Палден (Свидетельствующая о Благородстве Потомков Орла), а Думо-Такден (Демон Тигриной породы), и с тех пор ее называли Демон-Тигрица. Мать тогда часто вспоминала пословицу: "Доверь свое имущество другим, а сам превращайся в собаку, караулящую дверь", так как эта пословица точно отражала наше положение. "Ведь когда твой отец Мила-Шераб-Гьялцен был жив,- говорила она,- каждый следил за нашим выражением лица, чтобы знать, смеемся мы или сердимся. Но сейчас те, кто завладел нашим богатством, стали, как цари, и все, стремясь угодить им, следят за их выражением лица". Раньше моя мать слышала одни комплименты. Люди говорили меж собой: "Богатый муж, сноровистая жена! Мягкая шерсть, хорошее одеяло". Как верна эта пословица! И что бывает, когда умный человек утрачивает влияние. Когда был жив ее муж, Белая Гирлянда Ньянг считалась образцовой хозяйкой. За ее энергию и умелость ее обычно называли кормилицей. Но сейчас ее способности были подвергнуты испытаниям, и люди стали замечать ее недостатки. Чем больше мы страдали, тем больше плохого о нас говорили, и те, кто раньше находился в зависимости от нас, теперь не упускали случая, чтобы не позлословить о нас за нашей спиной.

Родители Зесай время от времени давали мне что-нибудь из одежды или пару обуви и обычно говорили мне: "Пока сами мужчины не станут источником богатства, богатство так же трудно сохранить, как капли росы на траве. Поэтому особенно не оплакивай его потерю. Твои родители и предки нажили состояние своим трудом. Они не всегда были богаты и только недавно разбогатели. Наступит время, и ты станешь богатым". Так они часто утешали меня.

Когда мне шел пятнадцатый год, моя мать владела небольшим полем, которое называлось Тепе-Тепчунг (Коврик Голода). Хотя название было не очень благоприятным, поле давало хороший урожай зерна. Это поле обрабатывал мой дядя со стороны матери, и урожай с него сохраняли. За часть припасенного зерна он купил мясо, из черного ячменя сварил чанг1, а белый ячмень перемолол в муку. Мне было тогда около 15 лет. Всем объявили, что Белая Гирлянда собирается устроить пир для того, чтобы возвратить свое имущество. У многих одолжили ковры, которые расстелили на полу нашего большого дома. На пир были приглашены все наши соседи, в основном те, кто присутствовал при кончине отца и знал о его завещании, а также все наши родственники во главе с дядей и тетей. Угощение дяде и тете состояло из целой овцы каждому, а остальным гостям подали по четверти овцы или ногу, или даже ребра, в зависимости от положения и степени родства с нами.

Подали чанг в переполненных чашах, и пир начался. Тогда моя мать встала посреди собрания и сказала: "Я прошу почтенных гостей, собравшихся здесь, выслушать мое объяснение, почему их пригласили сюда, поскольку, как гласит пословица - "За рождением сына следует церемония наречения именем, а чанг приглашает к беседе. Итак, я хочу сказать несколько слов о последней воле моего покойного мужа, отца моих детей, о том, что хорошо известно всем вам. Послушайте это завещание, которое я хочу вам сейчас прочитать". И ее брат, мой дядя, прочитал завещание гостям. Когда завещание было прочитано, мать сказала: "Все вы знаете об устном завещании, которое в вашем присутствии сделал мой покойный муж, и поэтому я не буду утомлять вас его повторением. А сейчас я хочу сказать о самом главном. Мы (мать и дети) глубоко благодарны дяде и тете за все то, что они сделали для нас, за их заботу о нас вплоть до настоящего времени. Но теперь мой сын может заниматься хозяйством сам, и поэтому я прошу возвратить нам наше имущество. Я также прошу вас всех содействовать тому, чтобы он сочетался браком с Зесай и она была введена в дом, как и должно быть во исполнение предсмертной воли моего покойного мужа".

Услышав эти слова, мои дядя и тетя, конфликтовавшие друг с другом по всем другим вопросам, теперь объединились против нас, так как они вдвоем захватили наше имущество. Кроме того, я был единственным сыном, а у дяди было несколько сыновей. Так, действуя совместно, с целью обмана, они в один голос заявили: "Где эта собственность, о которой вы говорите? Когда Мила-Шераб-Гьялцен был жив, он арендовал эти дома, поля, скот, лошадей, золото и серебро. Это все было наше. Он возвратил их нам, только когда был на пороге смерти. Это было просто возвращение имущества его действительным владельцам. Была ли вашей собственностью хоть какая-нибудь маленькая часть имущества, мера ячменя, катышек сливочного масла, кусок ткани или какое-нибудь животное? Мы ничего этого никогда не видали. А сейчас вы имеете нахальство говорить такие вещи! Кто написал это завещание? Вы должны быть благодарны, что мы не дали вам, несчастным тварям, погибнуть с голоду. К вам относится эта пословица: лучше измерять воду в реке, чем облагодетельствовать злых людей". И они повскакали со своих мест, затрясли своей одеждой, застучали каблуками и продолжали издеваться над нами: "Если на то пошло, этот дом тоже наш. Вон отсюда, неблагодарные, вон!" И они стали хлестать нас по лицу своими длинными рукавами.

Моя мать в тот момент только могла восклицать: "О, Мила-Шераб-Гьялцен! Посмотри, как с нами обращаются, а ты говорил: "Я буду наблюдать за вами из обители мертвых". Если ты действительно можешь наблюдать, то делай это сейчас". И в припадке истерических рыданий она упала и потеряла сознание. Я с сестрой ничем не могли ей помочь и только рыдали.

Брат моей матери побоялся драться с ними, потому что у этого дяди было много сыновей. Другие соседи, которые были доброжелательно к нам расположены, присоединились к плачу матери, приговаривая: "Бедная вдова! Бедные сироты!" Многие рыдали, и мало было таких, кто не плакал.

Мои дядя и тетя между тем продолжали: "Вы просите имущества у нас, в то время как у вас самих, по-видимому, есть достаточно средств, так как вы смогли пригласить всех ваших соседей и друзей на такой роскошный пир. Вы ничего не должны у нас просить, так как у нас нет того, что имеете вы. И даже если бы у нас было, что отдать, мы не собираемся ничего отдавать. Делайте, что хотите, жалкие твари! Если вы достаточно сильны численно, деритесь с нами. Если же вы знаете, что вас слишком мало, проклинайте нас!" Сказав это, они вышли. Те, кто был на их стороне, последовали за ними, а мать продолжала плакать. Ее брат, родные Зесай и несколько наших друзей остались, чтобы утешить ее. Допивая оставшийся чанг, они говорили: "Не плачь, это бесполезно". Они предложили собрать деньги по подписке со всех тех, кто присутствовал на обеде, и советовали попросить дядю и тетю выделить от себя какую-нибудь приличную сумму, чтобы на собранные таким образом деньги послать меня учиться. Брат моей матери сказал ей: "Да, да, давай сделаем так и пошлем мальчика учиться чему-нибудь. Что же касается тебя и твоей дочери, то вы можете перейти жить у меня, и вы сами будете обрабатывать ваше поле. А мы должны постараться устыдить дядю и тетю". Но моя мать возразила: "Так как наше имущество нам не будет возвращено, я не считаю возможным воспитывать своих детей на средства пожертво-вателей. При этом нет ни малейшей надежды, что дядя и тетя вернут хотя бы часть нашего состояния. Что же касается сына, то он, конечно, должен учиться. После того, как они отказались вернуть нам нашу собственность, они приложат все усилия, чтобы опозорить нас, если мы снова подчинимся им. Они будут еще больше издеваться над нами и сделают нас наподобие барабана на подставке или дыма, разносимого ветром1. Мы останемся здесь и будем работать на нашем поле".

Меня послали учиться у ламы Красной секты, которого звали Лу-гьят-хан (Восемь Змей). Он жил в области Ца, в местечке под названием Митхонг-гат-ха (Невидимый Холмик) и пользовался большой известностью как учитель.

Во время моей учебы наши родственники оказывали нам материальную помощь. Особенно добры были родители Зесай. Они часто посылали нам муку, сливочное масло и даже топливо и разрешали Зесай навещать меня с тем, чтобы утешить. Брат моей матери кормил мою мать и сестру, так что им не пришлось просить милостыню или прислуживать другим, и он обычно сам доставлял шерсть для прядения и тканья, и моей матери не нужно было ходить по домам, выпрашивая ее. Он очень помог нам тогда, и мы смогли обеспечить себя и заработать немного денег. Моя сестра также выполняла с большим усердием работу, которую ей поручали другие, и смогла таким образом зарабатывать себе на жизнь. (У нее появились личные деньги, и она могла их расходовать.) Но при всем этом мы ели обычно только грубую пищу и были очень плохо одеты. Переносить эти лишения было для меня очень мучительно, и я не знал в то время ни одного радостного дня".

Слушавшие этот рассказ были тронуты до слез, и
некоторое время все молчали.
Так заканчивается рассказ о том, как Джецюн на собственном опыте узнал, что такое страдания.

ГЛАВА III
АДЕПТ ЧЕРНОЙ МАГИИ

Изучение Джеиюном черной магии и убийство им с помощью магии тридцати пяти его врагов и уничтожение большого урожая ячменя.

И снова Речунг обратился к Джецюну: "О Джецюн, ты сказал, что сначала ты совершил несколько черных дел. Какие это были черные дела и как ты их совершил?"

В ответ Джецюн сказал: "Да, я накопил горы зла: я убил людей с помощью колдовства и напустил град". Речунг тогда спросил: "Что заставило тебя обратиться к черной магии? Что побудило тебя такое совершить?"

Джецюн продолжил рассказ: "Однажды мой учитель был приглашен на пир, который был устроен в нижнем поселении Ца, и он пошел туда, взяв меня с собой. На этом пиру он был самым почетным гостем и сидел на самом почетном месте. Ему много наливали, он изрядно выпил и сильно опьянел. Меня отправили домой раньше, чтобы отнести подарки, которые он получил.

Будучи немного пьян сам, я был охвачен непреодолимым желанием петь и, подражая тем гостям, которые пели на пиру, распевал всю дорогу, демонстрируя свой красивый голос, которым очень гордился. Путь к Невидимому Холмику проходил у самого нашего дома, и я все пел, даже когда оказался рядом с домом. Мать в это время обжаривала ячмень. Услышав пение, она сперва не поверила своим ушам, хотя мой голос, по причине его необычной красоты, невозможно было не узнать. "Никак нет,- подумала она.- Не может быть, чтобы он пел в такое безрадостное для нас время". Но выглянув и увидев, что это я, она сначала не знала, что делать. Затем, бросив щипцы и веничек, которые держала в руках, и оставив ячмень сгорать на сковородке, она вышла из дому, держа палку в правой руке и пригоршню золы в левой. Съехав по высоким ступеням и перепрыгнув через низкие, она предстала передо мной и бросила золу мне в лицо. И ударив меня по голове палкой, закричала: "О, Мила-Шераб-Гьялцен, посмотри, какой сын. уродился у тебя! Разве в жилах этого бродяги течет твоя кровь? О, посмотри, до чего мы дожили",- и упала наземь без чувств.

В этот момент вышла моя сестра и стала укорять меня: "Брат, о чем ты думаешь? Посмотри на нашу мать",- и напоследок разрыдалась. Это отрезвило меня и, сознавая, что она права, я тоже заплакал. Затем мы вдвоем тянули нашу мать за руки, окликали ее, и на сердце у нас было очень тяжело. Когда через некоторое время она очнулась, она посмотрела на меня внимательным, полным укоризны взглядом и сказала:

"Ты так рад, что тебе хочется петь? Я же думаю, что мы самые несчастные из всех несчастных, живущих в мире. И единственное, что я могу делать сейчас,- это плакать с горя". И мы все втроем снова громко зарыдали. Я сказал тогда матери: "Мама, ты права, но не принимай это так близко к сердцу. Я торжественно обещаю выполнять все, что ты пожелаешь. Что ты мне велишь делать, мама?"
Мать ответила: "Я бы хотела видеть тебя одетым в кольчугу, восседающим на коне, со стременами, нависающими над шеями наших врагов, но это будет трудно осуществить и сопряжено с большой опасностью. Поэтому я хочу, чтобы ты хорошо изучил черную магию и убил наших врагов, в первую очередь, дядьку и тетку, принесших нам столько горя и страдания, и подорвать корень их потомства до девятого поколения. Сможешь ли ты это сделать для меня?"

Я искренно обещал сделать все возможное, чтобы выполнить ее волю, если она достанет деньги для платы за обучение гуру черной магии1, а также деньги на дорогу и на мое содержание в период учебы.
Моя мать тогда продала часть поля, называемого Коврик Голода, в обмен на прекрасную бирюзу под названием Сверкающая Звезда и белого пони, называемого Необузданный Лев, и насобирала по два вьюка красильной марены и неочищенного сахара. Сахаром я воспользовался для покрытия моих текущих расходов и, отправившись в путь, своевременно прибыл в Гунгтханг. В этом месте находилась гостиница под названием "Самосовершенная Гостиница", и в ней я остановился на несколько дней, ожидая найти попутчиков, следующих той же дорогой. Сюда вскоре прибыли пять любимых сыновей знатных семейств Нгари-Дёла, направлявшиеся в Ю и Цанг для изучения религии и черной магии.

Я сказал им что путешествую с такой же целью, и спросил, смогу ли я присоединиться к ним. Они согласились. Тогда я повел их в нижнюю часть Гунг-тханга и там их хорошо угостил.
Моя мать между тем отвела их в сторону и просила за меня: "Молодые люди, мой сын не имеет большой склонности к учению, и у него к тому же мало прилежания. Поэтому я прошу вас опекать его во время учебы, чтобы из него получился толк. И когда вы вернетесь, я не останусь в долгу и отплачу вам за вашу заботу о нем".

Водрузив поклажу с красителем на пони и спрятав бирюзу на себе, я продолжил путь вместе с моими новыми знакомыми. Моя мать шла с нами довольно долго и на каждом привале угощала нас чангом, всякий раз прося моих попутчиков присматривать за мной. Ведь я был ее единственный сын, и ей было очень трудно расстаться со мной. Она прижалась к моей руке и долго плакала. Перед самым расставанием, отведя меня в сторону, она тихим голосом, прерываемым рыданиями, сделала мне последнее наставление: "Мой дорогой сын, пойми, в каком жалком положении мы находимся, и выполни свой долг. Ты должен показать свою силу здесь, в этом месте, и нанести сокрушительный удар. Не сравнивай себя с этими молодыми людьми. Они идут изучать магию ради престижа, а для нас это вызвано крайней необходимостью. Если ты вернешься, не приобретя этой способности, клянусь, я убью себя у тебя на глазах".

Сделав мне такое наставление, она рассталась с нами. Мне было невыносимо тяжело тогда, так как я был очень к ней привязан. Я то и дело оглядывался назад, чтобы взглянуть на нее, и не мог сдержать слез, которые так и текли по щекам. Моя мать страдала не меньше. Я был ее единственный сын, и она тяжело переживала расставание. Я видел, как она все время оборачивалась, пока мы могли видеть друг друга. Меня тогда охватило почти непреодолимое желание вернуться назад, но каким-то сверхъестественным усилием я удержал себя. Последующие события напомнили мне о том, что это было предчувствием того, что я никогда больше ее не увижу. Когда мы удалились настолько, что не могли видеть друг друга, моя мать вернулась домой в слезах. А через несколько дней распространился слух о том, что сын Белой Гирлянды Ньянг ушел изучать черную магию для того, чтобы отомстить своим врагам за причиненное ими зло.
Тем временем я и мои спутники шли по дороге, соединяющей Ю и Цанг, и дошли до места, называемого Якде в Цанг-Ронге. Здесь я продал моего пони и краску одному богатому человеку и, получив от него золото, спрятал его у себя.

Переправившись через реку Цангпо (Очищающая) мы пошли в провинцию Ю и, прибыв в место, называемое Тхён-лук-ракха (Овчарня Тхён), встретили там несколько лам из Ю. На наш вопрос, кто самый известный адепт черной магии, который может вызывать смерть и насылать град, чтобы уничтожать посевы, один из них ответил, что в селении Ярлунг-Кьёрпо живет известный колдун по имени лама Юн-пун-Трогьял (Гневный и Победоносный Учитель Зла) из Ньяка, который хорошо известен за свои способности вызывать смерть и разрушения с помощью черной магии, и что он сам был его учеником. Тогда мы все направились к ламе Юнггун-Трогьялу. Когда, прибыв в Ярлунг-Кьёрпо, мы встретились с ним, я увидел, что мои спутники преподнесли ему только часть имевшихся у них денег. Что касается меня, то я отдал ему все, что у меня было - все золото, а также бирюзу, и хотел даже отдать самого себя, свое тело и жизнь, и просил только об одном - научить меня черной магии для того, чтобы я смог показать свои достижения на деле - нанести сокрушительный удар там, кто присвоил мое фамильное наследство. Следующая моя просьба состояла в том, чтобы он обеспечил меня едой и одеждой во время моего обучения. Лама улыбнулся и сказал: "Я учту твою просьбу".

После этого мы приступили к занятиям, которые, однако, не принесли особых результатов. Нам преподавали несколько разделов черной магии, носящих звучные названия, например, о передаче способности соединять небо и землю, а также способ смертельного воздействия и несколько способов благоприятного воздействия. Когда мы проучились так почти год, мои сотоварищи решили возвратиться домой. В качестве прощального подарка наш учитель преподнес каждому из нас платье из тонкой шерстяной ткани, вытканной в провинции Ю. Но прекращение занятий не устраивало меня, так как-я знал, что эта магия, которой нас обучали, вряд ли достаточна для того, чтобы произвести нужное действие. И еще я помнил о том, что если не смогу этого сделать, моя мать убьет себя у меня на глазах. Поэтому я не мог думать о возвращении домой. Я сказал им, что еще ничему не научился. На это они ответили: "Что мы получили, вполне достаточно. Все теперь зависит от нашего усердия. Нам нужно следовать этим методам. Наш учитель говорит нам, что он не имеет ничего другого, что он мог бы передать нам, и мы знаем, что это правда. Однако, если ты желаешь остаться, останься и посмотри, сможешь ли ты научиться чему-нибудь еще".

Затем они низко поклонились учителю и, сделав ему подарки, которые считали подходящими для данного случая, отправились домой.

Надев платье, подаренное мне учителем, я вышел с товарищами и прошел расстояние, которое проходят в течение утра. Это было похоже на проводы. Затем я попрощался с ними и вернулся назад. Когда я шел, я собрал навоз, лежащий на дороге и принес его в подоле. У моего учителя был хороший садовый участок, и в этом саду я вырыл яму и закопал в ней навоз. С крыши своего дома мой учитель наблюдал за мной и сказал своим ученикам, находившимся с ним: "Из всех учеников, которые у меня были, я никогда не имел и никогда не буду иметь такого преданного и трудолюбивого, как этот мальчик. Он не пришел сегодня утром со мной проститься, потому что, как видите, вернулся назад. Я вспоминаю, что при первом его появлении здесь он говорил о каких-то соседях, которые плохо с ним обошлись, и просил меня научить его магии с тем, чтобы применить эти знания у себя на родине. И еще он предлагал мне тогда свое тело и жизнь. Какой простодушный мальчик! Если то, что он говорит,- правда, будет нехорошо, нет, просто жестоко отказать ему". Мне передал эти слова один из младших учеников, и я был вне себя от радости, надеясь получить от учителя наставления, приносящие действительный результат.

Когда я подошел к учителю, он спросил меня: "Тхёпага, почему ты не пошел домой?" Я сложил платье, которое он мне подарил, и вручил ему как подарок. Затем почтительно склонившись перед ним и коснувшись его ног головой, я сказал: "О, почтенный учитель! Я сирота с овдовевшей матерью и сестрой. Наши соседи во главе с дядей и тетей отняли у нас наше имущество и крайне жестоко обращались с нами. Так как у нас не было сил ни отстоять наши права, ни отомстить им, моя мать послала меня учиться черной магии, и если я вернусь, не научившись, как отомстить им, сделавшим нам столько зла, моя мать убьет себя у меня на глазах. Поэтому я не осмеливаюсь возвращаться домой. И я умоляю тебя научить меня такой магии, которая даст результат". Гуру тогда попросил меня рассказать ему все, что произошло после смерти отца и как с нами безжалостно поступили наши дядя и тетя. Мой рассказ прерывался рыданиями, и слезы градом текли из глаз.

Выслушав меня, мой учитель также не мог удержаться от слез, и я видел, как они текли у него по щекам. Он сказал мне тогда: "Если ты говоришь правду, то с тобой, действительно, поступили жестоко и несправедливо. Я сам мог бы покарать их с помощью магии, но не буду делать это, пока полностью не буду убежден в том, что все, что ты говоришь, правда. Многие обращались ко мне, чтобы я научил их этому несравненному искусству. В качестве вознаграждения мне предлагали несметные количества золота и бирюзы из провинции Нгари, шелков и кирпичного чая из Кама и Амдо, вьюки зерна, сливочного масла и шерстяных тканей из провинций Ю и Цанг, скот и пони тысячами голов из Дзаюла, Тагпо и Конто. Но ни один еще не говорил так, как ты, что он предлагает мне свое тело и жизнь. Поэтому мне надо узнать все досконально о твоем деле".

У моего учителя был ученик, который мог бежать быстрее лошади и был сильнее слона. Его он послал в мою деревню разузнать все обо мне. Вернувшись через несколько дней, ученик сказал, что все, что я говорил,- совершеннейшая правда и что посвятить меня в эту магию просто дело справедливости.

Тогда мой гуру сказал мне: "Я вначале сомневался в необходимости передать тебе эти знания, потому что боялся, что ты по глупости будешь использовать их не по назначению, без достаточного на то основания.
Но сейчас я убедился в правдивости твоих слов, и я передам тебе все. Только ты должен пойти учиться в другое место. Раньше у меня была самая разрушительная часть черной магии, называемая Задонг-Марнак Пурпуровый Василиск), способная парализовать и убивать. Ей я научил Кулунга-Ёнтён-Гьяцо (Океан Добродетели Кулунга), который живет в Нуб-Кулунге, что в долине Цангпо. Он врач и тантрик.

Он обладал способностью вызывать град и направлять его концами пальцев и этому он научил меня. Мы тогда поклялись в дружбе и договорились, что если кто-нибудь придет к нему учиться вызывать град, он его направит ко мне, а если придут ко мне, чтобы научиться вызывать смерть, я направлю тех людей к нему с моими рекомендациями. Тебе поэтому нужно будет пойти к нему, чтобы научиться тому, что ты желаешь знать, и я тебя сейчас туда пошлю".

И он отправил меня и своего сына по имени Дарма Вангчук (Сильный Парень) с запасом - продовольствия и тонкой шерстяной тканью для подарка, навьюченными на яка. Он также снабдил меня рекомендательным письмом, завязанным в шарф. Когда мы прибыли туда, каждый из нас преподнес Кулунг-Ёнтёну-Гьяцо по куску ткани, и мы также вручили ему письмо. Снова пересказав все подробности, я просил его научить меня магии. Кулунг-Ёнтён-Гьяцо сказал: "Мой друг верен дружбе и своим обещаниям. Конечно, я научу тебя тому, чему ты желаешь научиться. На краю уступа, вон там внизу, построй себе прочное укрытие, такое, чтобы его не легко было разрушить руками,- и он указал на выбранное место- У укрытия три этажа будут под землей, а над ними построй один этаж из плотно пригнанных прочных балок. Его наружные краеугольные камни должны быть размером с яка. Оно должно быть сооружено так, чтобы никто не смог проникнуть в него или пробить вход". И затем он дал мне необходимые инструкции (по практике магии).
Я применял инструкции в течение семи дней, и когда это время прошло, мой учитель пришел ко мне и сказал: "Обычно семь дней достаточно, чтобы получился результат, и в данном случае он должен быть достигнут". Но так как объектом действия было отдаленное отсюда место, я просил, чтобы мне было предоставлено еще семь дней, и он согласился.

Через семь дней мой учитель ночью снова пришел ко мне и объявил: "Сегодня ночью в конце твоего алтаря (или круга для приношений) ты увидишь знаки твоего успеха и исполнения твоего желания".
И действительно, в ту самую ночь появились покровительствующие божества, принеся с собой кровоточащие головы и сердца тридцати пяти человек и, сложив их в груду, сказали: "Ты этого хотел, взывая к нам непрерывно в течение последних дней?"

На следующее утро учитель, придя ко мне, сказал, что есть еще два человека, которых следовало бы принести в жертву, и спросил, хочу ли я, чтобы они были убиты. Я попросил не убивать их для того, чтобы иметь в их лице объект для злорадства и свидетельство моего могущества. Итак, два моих заклятых врага - дядя и тетя, были оставлены живыми. Я поблагодарил кармические и покровительствующие божества и вышел из укрытия. Это место до сих пор сохранилось. А сейчас я расскажу о том, как все это происходило. Я нанес удар моим врагам в день свадьбы старшего сына дяди. Все сторонники дяди были приглашены на свадебный пир. Собрались его сыновья, невеста и те, кто особенно враждебно к нам настроен. Всего их было тридцать пять человек. Некоторые из приглашенных, в большинстве своем симпатизировавшие нам, еще находились в пути и шли, беседуя Ппуг с другом. "Эти люди действуют по пословице - "доверь другим свой дом, и тебя выгонят за дверь". Паже если Тхёпага не сможет отомстить с помощью колдовства, все равно карма уже должна их настиг-нуть" Тихо говорили они между собой.

Так идя и беседуя о том-другом, они приблизились к дому, но еще не успели войти, когда дядина служанка, прежде служившая у нас, вышла из дома за водой. Проходя через огороженный двор, где находилось много пони, она не видела их, но ей казалось, что это место кишит скорпионами, пауками, змеями, лягушками и ящерицами, и один необыкновенных размеров скорпион1 вонзал свои клешни в несущий столб дома и пытался сдвинуть его. Она очень испугалась и едва успела уйти, как несколько жеребцов и кобыл, привязанных ниже дома, взбесились и начали метаться и толкать друг друга. Несколько" жеребцов сорвались с привязи и бросились на кобыл. Жеребцы ржали, кобылы лягались, и в конце концов одна из них ударилась о несущий столб с такой силой, что столб сломался, и весь дом со страшным грохотом рухнул. Погибло тридцать пять человек, в том числе невеста и все сыновья дяди. Клубы дыма и пыли застлали небо. Обломки смешались с трупами погибших мужчин, женщин, детей и животных.

Душераздирающий крик вырвался у находившихся снаружи людей и был услышан моей сестрой. Узнав, что произошло, она бросилась к матери, крича: "Мама, пойди погляди! Дядин дом обрушился, и много народу погибло". Моя мать встала и пошла посмотреть, что случилось, все еще не веря словам дочери. Но увидев вместо дома руины и стоявшие над ним клубы пыли, она была удивлена и одновременно ощутила жестокую радость. Привязав тряпку к концу длинного шеста и подняв его подобно знамени, она закричала: "Да прославятся учителя и боги! Скажите сейчас, соседи, достойного сына родил Мила-Шераб-Гьялцен или нет, отомстила я или нет. Хотя я ела грубую пищу и носила лохмотья вместо платья, наши жертвы окупились.

Скажите, ответили мы или нет на вызов дяди, который сказал: "Деритесь с нами, если вы сильны, и проклинайте, если вы слабы". А теперь проклятие от слабых и немногих сделало больше, чем могла сделать сила многих. Взгляните на людей наверху и на животных внизу. Сколько погибло богатства и сколько пищи! Какую радость доставил мне мой сын на склоне лет! Я счастлива, дожив до такой победы. Никакое другое время в моей жизни не может сравниться с этим". Произнося эти слова, она в то же время не отводила полного злорадства взора от этой страшной картины, и все соседи ее слышали. Некоторые говорили, что она права, другие, что она зашла далеко: достаточно, что она отомстила, а продолжать изливать злобу, это уже слишком.

О злорадстве моей матери стало известно родственникам погибших, и они сказали: "Она не только причина нашего несчастья, но она продолжает праздновать свою победу неподобающим образом. Давайте подвергнем ее мучениям и вырвем ее злобное сердце". Старики и более здравомыслящие люди отговаривали их: "Вы ничего не добьетесь, убив ее, так как ее сын не оставит нас живыми. Сначала нужно изловить детеныша и убить его на месте, и тогда только мы сможем расправиться с его матерью". И с ними все согласились.

Мой дядя, узнав про этот план, сказал: "Ха-ха! Мне уже нечего терять. Все мои сыновья и дочери погибли. Пусть и я умру". И он направился к моей матери с намерением убить ее. Но соседи удержали его. "Остановись,- сказали они ему.- Ведь из-за того, что мы стали на твою сторону, на нас обрушилось это несчастье. Ты его главная причина, а сейчас ты снова хочешь сделать то же самое. Если ты не согласен с нашим планом сначала расправиться с сыном, а затем взяться за мать, нам с тобой не по пути. В данном случае мы решили действовать так, как мы считаем правильным". Моему дяде ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Замыслив убить меня, они обсуждали, как наилучшим образом подослать ко мне людей для осуществления этого плана. Об этом стало известно брату моей матери, и он пришел к ней и всячески укорял ее за ее безрассудство: "Ты подвергаешь опасности не только нашу жизнь, но и жизнь твоего сына. Соседи объединились против тебя. Надо было тебе открыто выражать свою радость? Разве не достаточно того, что им уже нанесен такой удар?" Так он ей выговаривал, а моя мать, слушая его, плакала. В ответ она сказала ему: "Мой дорогой брат и дядя моих детей! Я знаю, что ты правильно говоришь, но стань на мое место и подумай о том, что я перенесла. Огромное состояние обманом было отнято у меня, а меня подвергли унижениям и издевательствам! Можно ли здесь испытывать другие чувства?" Дядя отвечал: "В чем-то ты и права, но я боюсь за тебя. Следи за дверью. Запирайся, как следует, так как они могут подослать к тебе убийцу". Как только он ушел, мать тщательно заперла дверь и принялась думать, как действовать дальше.
Избегшая гибели служанка, для которой была невыносимой сама мысль о том, что детей ее старой госпожи и покойного господина могут зверски убить, потихоньку сообщила моей матери о своих подозрениях относительно готовящегося против нас заговора и умоляла предупредить меня об угрожающей мне опасности.

Зная, что по крайней мере некоторое время ее не тронут, моя мать составила план действий. Продав остальную часть своего поля Коврик Голода, она получила за него семь слитков золота, но не могла найти человека, кому можно было доверить передать их мне, и собиралась сама отправиться ко мне, чтоб вручить мне золото и предупредить о заговоре.

Однако ей вскоре повезло. Паломник из области Ю, совершив паломничество в Непал, возвращался к себе домой и, проходя мимо нашего дома, попросил у моей матери милостыню. Мать пригласила его войти и, предусмотрительно задав ему несколько вопросов относительно его самого и его места жительства, увидела, что ему можно доверить передать мне письмо. Она пригласила его пожить у нее несколько дней и сказала ему, что ее сын живет в Ю или Цанге и она хочет передать ему письмо. Она обхаживала гостя и потчевала его самым лучшим из того, что у нее было, и гость остался очень доволен.

Заправив светильник и обратившись с молитвой к божествам, вызываемым и почитаемым мной, она попросила их сообщить ей, дойдет ли ее письмо до меня и исполнятся ли ее желания, таким образом, что если все сложится хорошо, светильник будет гореть долго, но если ее ждет неудача, он вскоре погаснет. Светильник горел целые сутки. Это ее обнадежило, и она подарила паломнику несколько кусков выделанной кожи для подбивки его кожаных сапог и сказала ему притачать их на сапоги, так как они нуждались в починке. У паломника был плащ-одеяло, и она взялась залатать его. Она пришила сзади большую заплатку и потихоньку от гостя спрятала под ней семь слитков золота. Сверху она нашила еще один черный лоскут в виде квадрата и вышила на нем звезду толстыми белыми нитками. Затем она разместила один слиток в центре2 под вышитой звездой, а шесть других - под звездами, вышитыми вокруг центральной самой крупной звезды, по одному в каждом углу, образованному ее лучами, и закрепила их в этих местах, обшив каждый стежками. Вручив паломнику запечатанное письмо и щедро одарив его, она просила его передать это письмо мне в руки.

Когда паломник ушел, моя мать, для устрашения соседей, велела моей сестре сказать им, что паломник принес от меня письмо. Это письмо, на самом деле составленное ею, было такого содержания: "Я надеюсь, что вы живете хорошо и что всем известно о результатах моего колдовства. Если кто-нибудь смеет сейчас выражать неприязнь к вам, запугивать и третировать вас, сообщите мне имя этого человека и членов его семьи, а также причину этой неприязни, и я уничтожу его. Мне это не составляет труда. Для меня проще убить человека, чем прочитать молитву перед едой. Мало того, что я убью одного, двух, трех, я вырву корень всех его поколений вплоть до девятого. Если же вам угрожают все жители, вы просто придите сюда, и я смету всю округу, так что не останется даже следа. А здесь я живу припеваючи. Вам обо мне не нужно беспокоиться. Все свое время я трачу на изучение черной магии".

Письмо было подписано и запечатано так, как если бы оно действительно было послано мной. Его дали прочитать тем, кто, как мы знали, были на нашей стороне, а затем оно было передано брату моей матери, который должен был показать его всем. Письмо произвело надлежащее действие, и все ненавидящие нас вынуждены были отказаться от своих замыслов. Они посовещались и уговорили дядю отдать моей матери наше поле Треугольник Вормы - собственность отца, мне завещанную.

Тем временем паломник шел и расспрашивал обо мне. Когда он узнал, что я живу в Нуб-Кхулунге, он пришел туда и, встретившись со мной, рассказал мне о моей матери и сестре то, что знал, и вручил мне письмо. Письмо было такого содержания: "Мой Дорогой сын Тхёпага! Надеюсь, что ты здоров. Я очень довольна тобой. Ты доказал, что достоин имени твоего отца, благородного Милы-Шераба-Гьялцена.

Мои желания исполнились. Ты нанес сокрушительный удар нашим врагам благодаря твоему знанию черной магии. Тридцать пять человек погибли под обломками рухнувшего дома. Это восстановило людей против нас. Они нас ненавидят и добра нам не желают. Сейчас я прошу тебя нанести на них сильнейший град. Я слышала, что есть девять различных видов грозы с градом. Напусти на них какую-нибудь одну. И тогда жажда мести твоей старой матери будет полностью утолена. Сейчас они сговорились убить нас. Сначала они хотят подослать людей убить тебя, а затем меня. Поэтому ради нас обоих будь очень осторожен. Если ты испытываешь материальную нужду, поищи долину, обращенную к северу, над которой нависла черная туча и которую освещает созвездие Миндук (Плеяды). Там ты найдешь семь наших родственников. Спроси о них, и ты получишь все, что тебе нужно на жизнь. Если ты не найдешь этой долины, знай, что паломник, который ее несет, живет в ней. Не спрашивай о ней никого другого".

Я ничего не мог понять из последней части письма. В то же время я страстно желал вернуться домой и повидаться с матерью. У меня кончились деньги, и я испытывал большую нужду. Однако я не знал, где живут эти родственники и где находится эта долина. От отчаяния я заплакал, и слезы градом покатились из глаз. Я спросил паломника про родственников, о которых, как сообщалось в письме, он знал, спросил, кто они и где они живут, а также где живет он сам и где побывал. Он сказал, что живет в Нгари-Гунгт-ханге и что побывал в разных местах, но не знает ничего о том, где живут мои родственники, ни о самих этих родственниках, а сам он уроженец области Ю. Тогда я попросил его немного подождать меня и пошел к моему гуру показать ему письмо и сообщить ему о том, что узнал от паломника.

Гуру, пробежав глазами письмо, сказал: "Тхёпага, у тебя: как мне кажется, очень мстительная мать.
Столько человек погибло, а она еще требует от тебя напустить град. У тебя есть родственники на севере?" "Я никогда не слышал о таких родственниках, и многое в письме мне непонятно. Я спрашивал паломника, но он ничего не знает о них",- отвечал я.

Жена моего гуру была наделена сверхъестественной проницательностью, так как была воплощением дакини. Прочитав письмо всего один раз, она велела позвать паломника. Когда я его привел, она развела большой огонь в очаге, угостила паломника чангом и заставила его снять плащ. Затем, как бы шутя, она накинула его на себя и стала прохаживаться взад-вперед по комнате, приговаривая: "Счастлив тот, кто может странствовать повсюду, не имея никакой другой одежды, кроме этого плаща!" Потанцевав еще немного, она вышла из комнаты, не снимая плаща и, поднявшись на крышу дома, отпорола лоскут, достала золото и снова пришила лоскут на то же самое место. Затем, спустившись вниз, она отдала плащ его владельцу, накормила его обедом и отвела в другую комнату.

Убедившись, что паломник не собирается оттуда выходить, она сказала мне, что учитель зовет меня к себе. Когда я пришел, она выложила передо мной семь слитков золота. Я спросил ее, где она нашла золото. Она ответила, что нашла его в плаще, и объяснила, как ей удалось это сделать. "Мать Тхёпаги - очень умная женщина,- сказала она.- Долина, обращенная к северу,- плащ паломника. Как солнце не освещает долину, обращенную к северу, так и этот плащ не пропускает солнечных лучей. Черная туча, нависшая над долиной,- это черный квадратный лоскут. Созвездие - это вышивка на лоскуте, а семь родственников - семь слитков золота. Ее предостережение не спрашивать никого об этом, кроме паломника, означает, что плащ принадлежит паломнику, и, следовательно, ты должен был его обыскать". Мой Учитель был очень обрадован и похвалил жену: "Вы, женщины, как известно, сообразительны и проницательны, и это еще раз подтверждается сейчас".

Паломнику я отдал десятую часть одного слитка, и он был очень мне благодарен. Остальную часть слитка я преподнес жене учителя. Самому учителю я отдал три слитка и умолял его научить меня насылать град, как того хотела моя мать. Тогда он отправил меня к моему прежнему гуру - ламе Юнгтунг-Трогьялу с рекомендательным письмом и шарфом. Прибыв в Ярлунг-Кьёрпо и встретившись со своим прежним учителем, я вручил ему письмо, шарф и три слитка золота, которые у меня оставались. Он спросил меня о моих успехах. Я сказал ему, что у меня все в порядке: убито тридцать пять человек, и я получил от матери письмо, в котором она просит меня послать град для уничтожения посевов, и просил его научить меня вызывать этот град. "Пожалуйста",- сказал он и тут же научил меня заклинаниям, велев мне исполнить все ритуалы в старой заброшенной келье.

Через семь дней в келье собрались тучи, засверкала молния и загремел гром. Я понял тогда, что смогу направить грозу пальцем, и учитель подтвердил, что теперь я действительно могу насылать грозу с градом. Он спросил меня о времени роста ячменя. Я ему рассказал, когда приблизительно его высевают, когда появляются всходы и когда он вырастает настолько, что голуби могут укрываться в нем, и когда проводится прополка. Выслушав меня, он заметил, что нужно еще подождать. Через некоторое время он снова расспросил меня о сроках роста ячменя. Я сказал ему, когда он начинает колоситься и когда колосья созревают. Тогда он объявил, что уже наступило время действовать. Он отправил со мной своего сильного ученика-скорохода, о котором я уже говорил.

Одевшись паломниками, мы пришли в мою деревню и увидели, что урожай в этом году выдался небывалый. Даже самые старые жители не помнили бой, что никто не будет убирать урожай раньше других,' и собирались начать жатву через несколько дней все вместе.

Тем временем я установил на возвышенности, обращенной к долине, приспособление, которое требуется для приведения в действие моей колдовской силы, и начал читать заклинания, но ни малейшего облачка не появилось, даже размером с воробья. Я начал произносить имена богов и, пересказывая историю наших злоключений и описывая жестокость соседей, ударил о землю моей сложенной одеждой и от отчаяния заплакал. Откуда ни возьмись, сразу появилась огромная, тяжелая, темная туча, и когда она опустилась над долиной, пошел сильнейший град, не оставивший на полях ни одного колоска.

Град выпадал трижды и прорыл глубокие овраги на склонах холмов. Громкий вопль безысходности и горя вырвался из уст жителей деревни. За градом последовал ливень с сильным ветром, и мы очень озябли. Найдя пещеру, обращенную к северу, мы развели в ней костер, насобирав для него ветви низкорослого кустарника, и когда грелись, сидя у костра, мы услышали голоса здешних жителей, охотившихся за дичью, которая предназначалась для соблюдаемого здесь праздника благодарения по случаю урожая. Они говорили между собой: "О, этот Тхёпага принес столько горя нам, как никто другой. Сколько людей он погубил, а сейчас уничтожил этот богатый урожай. Разрубить его на части, попадись он нам, и кусками отрывать его мясо и выцеживать его кровь было бы мало для него". Говоря так, они подошли совсем близко к пещере, где мы находились, и один из старших сказал: "Тише не говорите громко. Из пещеры выходит дым. Мы не знаем, кто там может быть". Из молодых один заметил: "Это, должно быть, Тхёпага. Но он нас не видит. Давайте поспешим в деревню, позовем людей, окружим его и убьем, пока он не обрушил на нас новое бедствие".

Когда они ушли, мой товарищ сказал: "Ты уходи первый, а я разыграю их и представлюсь, что это ты". Мы договорились встретиться на четвертый день вечером в гостинице Тингри. Зная о его силе и быстроте, я не боялся за него. В то же время я страстно желал увидеть мать, но не мог этого сделать, так как, скрываясь от врагов, я вынужден был пойти в обход, через перевал Ньянам. По дороге меня покусала собака, из-за чего я задержался и не успел добраться до гостиницы в условленное время.

Когда я ушел, мой друг попал в окружение, но сумел прорваться, бежал очень быстро, когда хотевшие убить его были совсем близко, и замедлял ход, когда они отставали, и таким путем заманивал их за собой все дальше и дальше. Когда они начали метать в него стрелы и снаряды, он запустил в них огромный камень и закричал: "Ну погодите, негодяи! Я нанесу смертельный удар с помощью магии тому из вас, кто мой самый главный враг. Сколько ваших людей я уже убил? Как же мне хорошо на сердце теперь. А еще я уничтожил весь ваш урожай и не оставил вам ни одного зернышка. Что вы на это скажете? И знайте впредь, что если вы тронете мою мать и сестру, я пошлю проклятие на ваши горы и пагубу на ваши долины, и все, что осталось от вас, будет бесплодным и проклятым до девятого поколения. Это место я превращу в безжизненную пустыню. Запомните это!" Услышав такие угрозы, они очень испугались и стали обвинять друг друга в том, что произошло, а затем повернули назад.

Получилось так, что мой друг пришел в Тингри раньше меня. Он спросил хозяина гостиницы, не видел
ли он паломника, и описал ему мой внешний вид. Хозяин сказал, что не видел и прибавил: "Вы, паломники, не прочь выпить, когда представляется возможность- Ты можешь сейчас пойти на свадебный пир, где тебе будут рады. Если у тебя нет посуды, я дам свою, и ты там хорошо проведешь время. Согласен?" "Я не откажусь",- ответил мой друг и получил от него чашу неправильной формы, неполированную и огромную, как голова Шиндже. С этой чашей он пришел на свадебный пир, где я уже сидел в одном из задних рядов. Мой друг, подойдя ко мне, сказал: "Почему ты не пришел раньше, как мы договорились?" Я отвечал: "Когда однажды утром я собирал милостыню, собака укусила меня за ногу, и потому мне пришлось задержаться". Мой друг сказал: "Пустяки!", и потом мы уже продолжали наш путь вместе.

Когда мы пришли в Ярлунг-Кьёрпо,- наш гуру, увидев нас, сказал: "Вам обоим сопутствовали успех и удача". Зная, что никто не мог сообщить ему об этом, помимо нас, мы удивились и спросили: "Кто сказал тебе? Никто не шел впереди нас, кто бы мог принести тебе эту весть до нашего прихода". Он ответил, что божества явились перед ним, и их лица сияли, как свет полной луны, и что он уже совершил благодарственные церемонии. Он был всем этим очень доволен.

Вот такие черные дела я сотворил, беспощадно мстя моим врагам".
Это первое деяние [совершенное Джецюном], которое было греховным деянием, приведшим к уничтожению его врагов.